Оцените этот текст:


     Судьба  поэта  всегда  драматична,  история  тому  порукой.  Но   среди
итальянских поэтов Леопарди не принадлежал к самым несчастливым. Он  не  был
изгнанником, как Данте и Фосколо, и не познал, сколь горек хлеб чужбины.  Он
не был узником, как Тассо и Пеллико, и хотя  отличался  слабым  здоровьем  и
часто  болел,  разум  всегда  сохранял  и  не  имел  приступов  безумия  или
безотчетного страха. Леопарди не  познал  любви  и  славы,  этих  величайших
ценностей в жизни  каждого  поэта.  Но  он  умел  находить  благословение  в
отвергнутой любви, а славу ему заменяло признание  немногих  избранных  умов
Италии. Не только личная судьба виной тому, что Леопарди стал самым скорбным
итальянским поэтом.
     Жизнь Леопарди (1798-1837)  пришлась  на  тяжелые  времена  итальянской
истории. Италия в  те  годы  была  отсталой  окраиной  Европы.  Страна  была
раздроблена, экономически не развита, политически  несамостоятельна.  Первые
тринадцать лет XIX века в Италии господствовали французы,  а  после  падения
Наполеона  и  крушения  его  империи  возвратились  прежние  поработители  -
австрийцы, установив жестокий режим. Но историю тех лет можно  рассматривать
и в другом свете. Это были годы растущей волны  национально-освободительного
движения, вошедшего в историю под названием Рисорджименто. Не только скорбь,
но и небывалый духовный подъем характеризуют литературу тех лет.  Фосколо  и
Мандзони стремились возродить в итальянцах чувство национального достоинства
и дух свободы. У Мандзони была нравственная опора - Бог, в которого он верил
с самозабвенностью католика. У атеиста Леопарди не было такой опоры; он  был
один на один со своим жестоким веком, которому не хотел уступать ни в чем.
     В первой половине XIX века не одна  Италия  переживала  тревожные  дни.
Недаром  тогда  в  литературе  возникло  явление,  получившее   наименование
"мировой скорби", с которым связывают творчество англичанина  Байрона  (хотя
его родина была  тогда  самой  могущественной  державой),  австрийца  Ленау.
Величайший пессимист в мировой  культуре,  философ  Шопенгауэр,  был  немец.
Причина  здесь  не   исчерпывается   национальными   бедствиями,   поскольку
настроения "мировой скорби" были близки и Мюссе, и Гейне, и Лермонтову.  Это
было типичное  явление,  порожденное  расцветом  романтизма  с  его  взлетом
идеала.  Литература  эпохи  Просвещения  конца  XVIII  века  и   Французская
революция разбудили в умах великие надежды и дух независимости, а социальная
действительность лишь казалась  обновленной,  обманывая  чаяния  романтиков.
Можно понять, почему именно итальянцу  Леопарди  суждено  было  стать  самым
последовательным выразителем этой мятежной скорби. На него  свалились  сразу
все трагедии его века -  и  национальные  бедствия,  и  личная  несчастливая
судьба.
     Джакомо Леопарди родился 29 июня 1798  года  в  провинциальном  городке
Реканати, в десяти километрах от Адриатического моря. Его отец граф Мональдо
Леопарди  происходил  из  древнего,  но  обедневшего   рода,   чему   немало
способствовала страсть главы семейства к книгам. Библиотека,  собранная  им,
считалась тогда одной из  лучших  в  Италии  -  в  этом  богатейшем  книжном
хранилище  затворником  вырастал  будущий  поэт,  с  ранних  лет  полюбивший
филологию. Леопарди  был  не  только  выдающимся  поэтом,  но  и  утонченным
филологом, профессионально работавшим в этой области. Он вполне мог бы стать
университетским профессором, и ему предлагали кафедру итальянской  филологии
университеты Бонна и Берлина.  Было  предложение  и  из  Рима,  но  Леопарди
отклонил его по ряду причин, и одной из них было неприятие  им  католицизма.
Как все образованные люди той поры,  он  больше  всего  ценил  независимость
духа.
     Творчество  Леопарди  разделяется  на  три  периода.  Первый   из   них
приходится  на  1818-1821  годы,  когда  поэт  от  классицизма  переходил  к
романтизму. Именно в те годы им написаны патриотические канцоны "К  Италии",
"К памятнику Данте", послание "К Анджело Май", а  также  лирические  идиллии
"Бесконечность", "К луне", "Вечер праздничного дня" и другие. Это был период
гражданской лирики, полной патетики, гнева и страсти.
     В те годы возникло движение карбонариев. Молодой затворник Реканати  не
примкнул  к  нему,  но  глубоко  сочувствовал   патриотическим   настроениям
восставших.  Тогда  же  появились  первые  манифесты  нового   литературного
направления - романтизма.  В  острой  полемике  "классиков"  и  "романтиков"
Леопарди принял сторону первых. В 1819 году  он  написал  свое  "Рассуждение
итальянца о романтической поэзии", которое пролежало в архиве поэта  и  было
опубликовано  лишь  в  1906  году.  Этот  трактат  был  написан  сложившимся
литератором и незаурядным полемистом. Автор страстно отстаивает то,  что  он
считал главнейшим достоянием классицизма -  гражданственность  и  следование
образцам античности. Этот период в литературе Леопарди  любил  самозабвенно.
Для каждого  итальянца  античное  наследие  частично  является  национальным
достоянием,  и  поэт  придавал  ему  большое  значение  в  деле   воспитания
подрастающего поколения. Романтизм же воспринимался им как чуждая итальянцам
"северная поэзия", как  одна  из  форм  иноземного  порабощения  в  духовной
области. В своих "Рассуждениях" Леопарди заявляет, что литература как  часть
национального дела призвана  служить  возрождению  Отечества.  Эти  идеи  во
многом  соответствовали  будущим  устремлениям  итальянского  романтизма,  а
патетический тон трактата выдавал в его авторе будущего романтика.
     Классицизм и романтизм соперничают в ранних произведениях  Леопарди.  В
канцоне "К Италии" он создает яркий образ скорбящей женщины,  олицетворяющей
поверженную, коленопреклоненную и потерявшую  надежду  Родину  -  "царица  и
раба". В этом стихотворении слышны отголоски гражданской поэзии Петрарки. Но
есть новое и в облике лирического героя  канцоны.  Наделенный  титаническими
чертами, этот герой-одиночка смело выступает против поработителей Отчизны:

     О если б сделать так судьба могла,
     Чтоб кровь моя грудь итальянцев жгла!

     Любовь к Родине предстает здесь не как гражданский долг, но как  личное
чувство, святыня души. Патриотические канцоны Леопарди полны печали и гнева,
протеста против порабощения и ограбления народа иноземными захватчиками.
     Одна из характерных черт итальянского патриотизма  -  это  гордость  за
национальную культуру. Об этом говорится  в  канцоне  "К  памятнику  Данте".
Творец  "Божественной  комедии"  для  Леопарди  велик   прежде   всего   как
поэт-гражданин.  В  стихах  о  Данте  есть   яркая   историческая   картина,
воскрешающая недавнее прошлое - гибель итальянских солдат в  России  в  1812
году. Леопарди ненавидел эту войну во имя  чуждых  интересов  наполеоновской
Франции, и глубоко  было  его  сострадание  итальянским  юношам,  обреченным
погибнуть на чужбине.
     Затворник Реканати  умел  воспринимать  мировые  бедствия  как  события
личной жизни. К тому же  он  обладал  гениальной  способностью  -  "чувством
бесконечного". Это романтическое, даже по его понятию, ощущение поэт раскрыл
в идиллии "Бесконечность". Стихотворение начинается с описания холма рядом с
домом поэта  в  Реканати.  Одинокий  холм  как  двойник  лирического  героя,
любящего в одиночестве созерцать природу и размышлять о ней. Купы  деревьев,
растущих  у  его  подножия,  закрывают  часть  горизонта.  Но  эта  преграда
открывает беспредельную даль мирового пространства внутреннему зрению поэта.
В этой идиллии непостижимо сочетаются шум и тишина, шелест листвы поблизости
и "бесконечное  молчание"  бескрайнего  пространства,  каким  представляется
поэту Вселенная, в  которой  для  него  не  было  Бога.  Зато  было  чувство
молитвенного состояния души перед сознанием вечности.

     ...И среди этой
     Безмерности все мысли исчезают,
     И сладостно тонуть мне в этом море.

     В этом стихотворении поражает чувство единения человека и  бесконечного
во времени и пространстве мироздания. Выражаясь терминами  Карла  Юнга,  это
удивительная  "архетипичность  поэтического  сознания",   модус   сопряжения
прошлого и настоящего, неопределенного и  конкретного,  музыки  и  молчания.
Созвучность  этого  стихотворения   современному   мировосприятию   не   раз
отмечалась в работах последних лет. "Бесконечность" - самое известное из по-
этических творений Леопарди, переведенное на многие языки  мира.  Среди  его
переводчиков - француз Сент-Бєв, создавший в 1844 году литературный  портрет
Леопарди, американец  Лоуэлл,  чех  Врхлицкий,  испанец  Альберти,  австриец
Рильке, поэты Серебряного века русской литературы А. Ахматова,  Н.  Гумилев,
Вяч. Иванов и др.
     Второй период творчества Леопарди (1822-1833) - самый продолжительный и
плодотворный. Это были годы политического кризиса, переживаемого  покоренной
австрийцами  Италией.  К  тому  времени  сложилась   философско-эстетическая
позиция Леопарди, отраженная в его "Дневнике размышлений" и  в  прозаических
диалогах  "Нравственные  очерки".  Но  ярче  всего  она   выражена   в   его
интеллектуальных одах и идиллиях "Брут младший", "Последняя песнь Сафо",  "К
Сильвии", "Ночная песня пастуха, кочующего в Азии", "Любовь и Смерть" и др.
     Для понимания философских  и  эстетических  взглядов  поэта  важен  его
"Дневник размышлений" (Zibaldone), который  он  вел  с  1819  по  1834  год.
Большая  часть  записей  относится  к  середине  20-х  годов.  В  это  время
формировался философский пессимизм Леопарди  и  назревал  его  романтический
бунт.  "Дневник  размышлений"  представляет  собой  записи  на   древних   и
современных языках,  цитаты  из  прочитанного,  суждения  о  судьбах  языка,
литературы, музыки и театра,  заметки  об  истории,  философии  и  политике.
Сказывается личное пристрастие автора к античной  философии  и  словесности.
Античная философия помогла Леопарди перейти  от  своеобразного  язычества  к
философскому  материализму,  в  чем   немалую   роль   сыграла   французская
просветительская мысль. Современную немецкую философию Леопарди  знал  хуже,
но "философию тождества" Шеллинга он принял как нечто  созвучное  эллинскому
пантеизму.  Леопарди  верил,  что  поэт  может  силой   своего   воображения
одухотворить мир. Постепенно от неприятия романтизма он приходит к выработке
эстетической  системы,  близкой  романтикам.  Именно  в  духе  романтической
эстетики на страницах  "Дневника"  Леопарди  трактует  любимого  им  Гомера.
Говоря об "Илиаде", он рассматривает ее композицию как единство  контрастов:
победа - поражение, радость - горе. Истинным героем "Илиады" он  считает  не
победителя Ахилла, а побежденного Гектора, настолько велико  в  его  глазах,
глазах  итальянца,  нравственное  торжество  пусть   побежденного,   но   не
сломленного духом защитника родной земли. Как подчеркивается в "Дневнике", в
этом и заключена правда жизни, ибо в реальности  достоинство  и  трагическая
участь неразделимы.
     Философско-эстетическая  проза  Леопарди  интересна   не   только   как
комментарий к его лирике. Поэт  был  оригинальным  мыслителем,  следующим  в
русле европейской мысли и порой идущим самостоятельно. Как поэта и мыслителя
его ценил Шопенгауэр. Леопарди почти не был знаком с философией  Гегеля,  но
гегелевское диалектическое понимание мира было ему близко,  и,  быть  может,
это было типологическое схождение. Созвучны также их взгляды на природу.
     В своей "Бесконечности" Леопарди еще считал  возможной  гармонию  между
человеком и мирозданием, но позднее он отрешился от этой веры. В его  лирике
и дневниковых записях возникает зловещий образ "мачехи-природы",  в  котором
прослеживается некая диалектическая  двойственность.  Будучи  матерью  всего
сущего, природа стала злой мачехой, обрекая людей на страдания,- причина, по
которой  мировое  зло  неисповедимо  и  неискоренимо.  Леопарди  никогда  не
принимал всерьез эсхатологических мифов, и его пессимизм не знает панических
настроений, страха перед  судьбой.  Дело  здесь  не  только  в  человеческой
гордости, но и в растяжимости самого понятия скорби. "Нет  такого  отчаяния,
которое не содержало бы в себе надежду",- пишет Леопарди в своем "Дневнике".
     Скорбь для Леопарди - это понятие  экзистенциальное,  ибо  в  ней  сама
сущность мира, а все люди - братья во скорби,  будь  то  богачи  или  нищие,
молодые или старые, красавцы или уроды, потому что никто не избежит  смерти.
Скорбь - это сущностный философский смысл бытия, а в плане художественном  -
структурообразующее начало поэтического  образа.  В  то  же  время  она  для
Леопарди  вполне  реальное  лирическое  чувство,  все  оттенки  которого  он
воплотил во всем их многообразии. Скорбь в его поэзии выступает как  чувство
нравственное, рождающее благородные порывы души. Она могла быть  героической
("К Италии", "Брут младший"), стоической ("Последняя  песнь  Сафо",  "Ночная
песнь  пастуха,  кочующего  в  Азии");  скорбь  у  него   могла   обернуться
элегическим раздумьем ("К себе самому"), горькой иронией  ("Палинодия")  или
тем, что он сам называл  "своей  сладчайшей  мукой"  -  любовью  ("Любовь  и
Смерть", "К Сильвии", "Неотвязная мысль").
     "Ночная песнь  пастуха"  -  одно  из  самых  значительных  произведений
второго периода творчества. Образ ночного странника  воплощает  собой  вечно
ищущую человеческую душу. И рядом - образ пустыни,  земной  и  небесной,  по
которой совершает свой путь луна,  олицетворяющая  извечность,  божественное
начало в природе. Между луной и человеком та же отчужденность, что  и  между
природой и человеком. Пастух вопрошает безответную луну:

     Ужели не гнетет
     Жизнь эта - пастуха,
     А жизнь твоя - тебя? Куда стремится
     Путь краткий мой и твой извечный ход?

     Контраст и тождество здесь слиты воедино, поскольку луна и пастух - оба
"угнетены". Стихотворение пронизано идеей вечного движения, но движение  это
в лучшем случае - круговорот, не дающий выхода. По  замкнутому  кругу  ходит
бессмертная луна и  смертный  пастух,  за  которым  бездумно  бредет  стадо,
олицетворяющее  собой  бессмысленное  "довольство  своей  праздностью".   Их
дополняет образ старика с котомкой на плечах, спешащего в  безумном  беге  к
собственному  концу.  Романтический  контраст  этой  идиллии  в   соединении
беспредельности пространства с заданностью движения. Разрыв замкнутого круга
возможен, хотя это лишь из области желаемого. "Если мы не можем обладать, то
никто не лишил нас права желать",- пишет Леопарди в  "Дневнике  размышлений"
.
     В итальянской критике "Ночную песнь  пастуха"  часто  называют  "Лунной
сонатой" Леопарди. Как и в известной бетховенской сонате, природа у Леопарди
полна таинственности и напряженного молчания. Ночь смешала мрак и свет, и  в
этом смешении как бы сокрыта тайна грядущего дня.
     В лирике второго периода проявляются и богоборческие начала. Они есть в
"Бруте младшем", герой которого причисляет себя к  "роду  Прометея";  слышны
они также в  последних  строках  "Любви  и  Смерти",  где  лирический  герой
выступает "с челом открытым, рвущимся к борьбе, с  бичующей  рукой,  залитой
кровью". Лирике итальянского поэта присуща трагедийность, и многие его стихи
напоминают финальные монологи в пятом акте трагедии.
     В   отличие   от   классицистов,   Леопарди   не   любит   традиционных
мифологических персонажей, но  иногда  сам  сотворяет  мифы.  Именно  так  и
начинается его повествование в стихотворении "Любовь и Смерть";

     Сестер Любви и Смерти первый крик В один раздался миг.
     Прекрасней их на нашей нет планете
     И на иных, и нет нигде на сеете.

     Но как дисгармоничны, неравносложны эти  начальные  строки!  И  в  этой
дисгармонии изначальность трагического.
     Тема любви и смерти - одна из древнейших в поэзии,  и  само  библейское
изречение "сильна, как смерть, любовь" сохраняет свой смысл в  произведениях
Леопарди. В этом союзе прекрасного и трагического  отражается  романтическая
диалектичность.  У  Леопарди   любовь   и   смерть   -   это   тождество   и
противоположность одновременно, порождение злой судьбы, но зато - лучшее  из
ее порождений.

     Над смертной жизнью вместе пролетая,
     Они - для сердца мудрого оплот.

     В понятии поэта трагический удел предпочтительней прозябания  и  жизни,
лишенной счастья. Так, в "Бруте младшем" и в "Последней  песне  Сафо"  герои
предпочитают смерть безрадостному и унизительному  существованию,  и  смерть
для них оказывается единственно возможным проявлением свободы воли. Смерть и
любовь, считает Леопарди, даны немногим, лишь  обладателям  мудрого  сердца,
или свободным духом.  Лирическим  и  одновременно  трагичным  можно  назвать
стихотворение "Консальво", в  котором  умирающий  юноша  просит  любимую  им
Эльвиру поцеловать его на прощанье. Девушка дарит ему поцелуй, но не  любви,
а скорее жалости и сострадания.  Но  для  умирающего  это  единственный  миг
счастья.  Представление  Леопарди  о  счастье  соответствует   романтическим
воззрениям, согласно которым счастье не долговечно,  а  всего  лишь  миг,  и
ценность  жизни  определяется  наличием  этого   "наполненного   мгновения".
"Вершинные"  моменты  в  жизни  человека  противостоят  годам   тусклого   и
безрадостного существования.
     Как и многих романтиков,  Леопарди  привлекала  поэзия  малых  форм,  и
морально-философская лирика занимает значительное место в его  наследии.  Он
был   оригинален   в   осмыслении   поэтических   жанров,   отказавшись   от
классицистского разделения их на низкие и высокие, а также от  традиционного
для итальянской поэзии сонета, к которому прибегал лишь изредка.
     Интимная лирика Леопарди может быть камерной, раскрывающей  элегические
настроения героя. Таково короткое стихотворение "К себе  самому",  где  поэт
умоляет свое сердце успокоиться и забыть  о  недавно  пережитых  "прекрасных
обманах":

     Умолкни навеки. Довольно
     Ты билось. Порывы твои
     Напрасны. Земля недостойна
     И вздоха. Вся жизнь -
     Лишь горечь и скука. Трясина - весь мир.

     Поэт нередко противопоставляет слово и ритм. Так  и  в  рассматриваемом
стихотворении слова успокаивают, а  ритм  стиха  с  постоянными  переносами,
обрывистостью фраз, перебоями и незавершенностью строки воспроизводит биение
чувства. Это, пожалуй, самое "чеховское" стихотворение  у  Леопарди,  и  оно
чаще других переводилось на русский язык. О  русской  леопардиане  появилось
очень интересное исследование итальянской славистки Донаты Муредду "Леопарди
в России", в котором дается история восприятия поэта в России и  анализ  его
переводов .
     Позднее  в  творчестве  Леопарди  заметно  возрастает  роль  сатиры   и
намечается преодоление скорби. Тридцатые годы в Европе отмечены  зарождением
новых надежд. В 1831 году создается организация "Молодая  Италия",  а  затем
появляется союз "Молодая Европа". Именно тогда возникла "европейская  идея",
которой суждено было  осуществиться  через  полтора  столетия.  Ее  активным
проводником в Италии стал флорентийский  журнал  "Новая  антология",  вокруг
которого сплотились видные экономисты, историки, писатели, активные  деятели
движения Рисорджименто. Леопарди не мог не примкнуть к этому кругу передовой
интеллигенции. Он давно уже не был затворником Реканати,  успев  побывать  в
Риме, Болонье, Пизе.  Да  и  во  Флоренции  поэт  стал  частым  гостем,  где
познакомился со светской красавицей Фанни Тарджони Тодзетти, которую  считал
единственной большой любовью, хотя и безответной, как и все другие.
     Закат жизни Леопарди провел в Неаполе, у  подножия  Везувия.  Благодаря
помощи друзей жизнь поэта стала более сносной, и он вынашивал  новые  планы.
Однако силы были на исходе, и  14  июня  1837  года  Леопарди  скончался  от
сердечного приступа, приняв смерть спокойно, в полном сознании.

     В последние годы жизни из-под пера Леопарди вышли поэма "Паралипомены к
Батрахомиомахии", а также две большие идиллии -  "Палинодия"  и  "Дрок,  или
Цветок пустыни". Это был закономерный  итог  его  поэтической  деятельности.
Сатирическая  поэма  была   своеобразным   дополнением   к   древнегреческой
"Батрахомиомахии" ("Войне мышей и лягушек"), которую Леопарди переводил  еще
в отроческие годы и автором которой считал Гомера. Да и сам жанр идиллии был
воспринят им в древнегреческой лирике. Но  идиллия  итальянского  поэта  XIX
века стала иной, а ее лиричность носит более утонченный  и  интеллектуальный
характер. Особой же оригинальностью отличается разработанный  Леопарди  жанр
большой  идиллии,  построенной  по  музыкальному  принципу.  В   основе   ее
композиции лежит система противоборствующих и многовариантных лейтмотивов, с
беспредельным  пространством  и  открытым  временем.  Мир  больших   идиллий
разомкнут, и присутствующая  в  нем  личность  всегда  соотносится  с  целым
мирозданием без опосредующих  звеньев.  Эта  личность  гуманна  и  готова  к
состраданию, и, что  самое  главное,  она  духовно  независима.  А  духовная
независимость  воспринималась  как  одно   из   проявлений   столь   ценимой
романтиками свободы. Большие идиллии  Леопарди,  скорбные  в  своей  основе,
могут совмещать лирику и сатиру, печальное и смешное.
     Такова сатирическая идиллия "Палинодия", что в  переводе  с  греческого
означает - двойное отречение. В ней автор высмеивает идеологию  современного
ему оптимизма. Основной  мотив  "Палинодии"  связан  с  образом  счастливого
будущего, "которое сулят все газеты".  И  в  этом  грядущем  "золотом  веке"
всеобщего благоденствия выделяется тема технического прогресса,  машинизации
и засилья прессы. Сам стиль стихотворения, приближенный к публицистическому,
необычен для поэзии Леопарди из-за обилия политической и социальной термино-
логии,  географических  названий,  глаголов  в  будущем  времени.  Увлекшись
иронией, автор смешивает воедино блага и бедствия. Здесь впервые у  Леопарди
появляется тема социального контраста:

     Голодный нищий будет у богатых
     Слугою и работником, в любой
     Общественной формации...

     Последняя идиллия  Леопарди  "Дрок,  или  Цветок  пустыни"  тематически
продолжает философскую тему "Ночной песни  пастуха".  Здесь  вновь  знакомый
мотив ночи-бесконечности и та же тема пустыни мира. Но вместо условной  Азии
появляется картина Юга Италии: Неаполь, Везувий, Помпея. В годы работы поэта
над этим произведением близ Везувия производились археологические  раскопки,
и древняя Помпея впервые предстала взорам ошеломленных жителей XIX века.
     Пространство в "Дроке"  обретает  большую  материальность,  а  время  -
исторический отсчет. Поэт напоминает о том, что восемнадцать веков  отделяют
его  от  трагического  последнего  дня  Помпеи.  Бесконечность   заполняется
звездами, и в них поэт видит материальные астрономические тела. У него  даже
мелькает мысль: а что, если бы оттуда, из  космической  дали,  взглянуть  на
нашу землю? Эту мысль поэта позднее подхватит  и  разовьет  Рильке  в  своих
"Фонтанах" (1900).
     Образ  жесткой  мачехи-природы,  враждебной  человеку,   воплотился   в
символическом образе Везувия и в исторически конкретном  облике  разрушенной
Помпеи. В стихотворении  многократно  возникает  тема  круговорота  времени.
Везувий не раз обрушивал потоки смертоносной лавы на селения людей. И сейчас
крестьянин, живущий в этих местах, с  тревогой  поглядывает  на  огнедышащую
гору в ожидании новых бедствий. Но на этот раз круговорот  истории  осмыслен
по-новому, и в нем возможны повторения  светлых  периодов.  Лава  продолжает
угрожать человеку, но на склонах Везувия вырос нежный и пахучий дрок.
     Образ душистого дрока - емкий, многозначный символ  лживого  порождения
природы. Беззащитный и хрупкий, он живет на склоне  огнедышащего  Везувия  и
дарит пустыне свежий аромат. Какой урок человеку!
     Понятие о круговороте истории у Леопарди как будто  и  не  противоречит
его  вере  в  поступательное  движение  человеческой  мысли.  Верный   своим
просветительским убеждениям, поэт и здесь прославляет человеческую мысль:

     Ту мысль, благодаря которой мы
     Из варварства едва лишь
     Восстали...

     В "Дроке" появляется образ "содружества  людей",  сплоченных  в  "одном
союзе"  общим  стоическим  сопротивлением   жестокой   "мачехе-природе",   и
приобщившийся к  этому  "союзу"  лирический  герой  уже  не  чувствует  себя
обреченным. Его надежда на будущее еще очень хрупка.  Она  выстрадана  и  со
всех сторон теснима мотивами  скорби,  сомнения,  иронии  и  самоиронии.  Но
значительно и сцепление добрых  мотивов:  "содружество  людей",  бесстрашный
цветок пустыни, одухотворенная мысль и  раскрывающаяся  картина  бесконечной
красоты мира.
     Поэтический образ в лирике Леопарди строится на сочетании конкретного и
неопределенного, привычного слова и необычной интонации стиха. Лексика поэта
отличается  строгой  простотой,  хотя  и  встречаются  архаические  слова  и
обороты,  но  все   это   в   меру.   Риторические   вопросы,   восклицания,
афористичность  еще  связаны  с   традициями   классицистов,   но   выглядят
обновленными в сочетании с новыми ритмическими фигурами.
     Поэтическая система Леопарди оригинальна. Его стихи ни  в  коем  случае
нельзя назвать верлибром. Но изменения, которые  он  вносит  в  классическое
итальянское стихосложение, ведут к свободному стиху. Поэма  "Паралипомены  к
Батрахомиомахии" написана полностью традиционной октавой.  Мастерски  владея
принятой в итальянской версификации строфикой, поэт строит  терцину,  сонет;
часто пишет стихи в строгой форме с  рифмой  через  две  строки  и  чередует
одиннадцатисложник  с  семисложной  строкой.  Его  "Бесконечность"  написана
одиннадцатисложным белым стихом.
     Новация заключается в том, что Леопарди вносит определенную  свободу  в
чередование разносложных строк.  Он  может  свободно  менять  порядок  рифм,
сочетать белый стих с рифмованным и  изменять  сам  характер  рифм.  У  него
иногда вторгается приблизительная рифма, рифма по смыслу, и  это  не  считая
множества внутренних рифм, консонансов. Соотношение слова и ритма может быть
самым неожиданным - слова, звукопись, ритм могут  соответствовать  семантике
слова или контрастировать с ней. Все это  придает  неповторимое  своеобразие
каждой строке поэта. Интеллектуальность и  внутренняя  музыкальность  поэзии
Леопарди родственна лирическому складу человека XX века.

                                   * * *

     Переводы патриотических канцон Леопарди стали  появляться  в  России  в
60-е годы XIX столетия. Это был период  гарибальдийской  эпопеи,  и  русские
шестидесятники горячо сочувствовали итальянским борцам  за  свободу.  Отсвет
побед гарибальдийцев падал и на автора канцоны "К Италии". Конец XIX века  в
России ознаменовался бурным развитием философской науки  и  новым  расцветом
поэзии. Возрос интерес к Леопарди как поэту, мыслителю, и к  его  столетнему
юбилею вышло несколько работ. В начале нашего столетия  Леопарди  привлек  к
себе  внимание  поэтов  Серебряного   века:   Вячеслава   Иванова,   Дмитрия
Мережковского, Николая Гумилева,  Константина  Бальмонта.  Теперь  в  авторе
"Бесконечности"  видели  прежде  всего  философа,   теоретика   европейского
пессимизма и страдающего человека, едва ли не  самого  несчастного  из  всех
живущих. Появились издания его философской прозы и сборники стихов.
     К середине нашего столетия певец любви  и  скорби  отступил  на  второй
план, но не был  полностью  забыт.  О  нем  писали  в  историко-литературных
исследованиях, а его переводы появлялись в хрестоматиях.
     Воскрешение Леопарди в русском литературном сознании пришлось на  конец
60-х годов, когда  уже  наши  шестидесятники  возвратили  Леопарди  русскому
читателю. В 1967 году выходит  его  сборник  с  интересным  предисловием  Н.
Томашевского и с новыми переводами А. Ахматовой и А. Наймана.
     Новые  исследования  о  Леопарди  приобретали   объективный   характер,
анализировалась художественная природа его творчества и позиция в  контексте
европейской литературы. Весомый вклад в развитие  русской  леопардианы  внес
собравшийся  в  Москве  в  июне  1982  года  русско-итальянский   симпозиум,
посвященный автору "Бесконечности".
     Так  кто  же  Леопарди  -  классицист  или  романтик?  На  этот  вопрос
убедительно ответил И. Голенищев-Кутузов, отметивший  у  итальянского  поэта
"слияние классицистских и романтических устремлений", столь плодотворных для
формирования реализма. Таковым,  по  мнению  ученого,  был  путь  Пушкина  и
Лермонтова, современников Леопарди.  И  это  сопоставление,  данное  русским
литературоведом, звучит как высшая оценка творчеству итальянского поэта.
     В преддверии  двухсотлетия  поэта  остается  вопрос:  каково  же  место
Леопарди в мировой литературе, кто  он  -  философ  или  поэт,  "поэтический
философ" или поэт мысли? Оставим Богу богово, а кесарю -  кесарево.  Джакомо
Леопарди был мастером интеллектуальной лирики, запечатлевшим в своей  поэзии
скорбную мысль человеческую. В этом его призвание как  поэта.  И  пока  "жив
будет хоть один пиит", Леопарди будут  помнить  и  почитать  как  одного  из
выдающихся лириков последних двух столетий.


Обращений с начала месяца: 14, Last-modified: Fri, 18 Feb 2000 15:34:51 GMT

Оцените этот текст: