АЛЛА ХАНАНАШВИЛИ
р. 1965, Москва
С 1990 г. живет в Израиле. По образованию – филолог, в настоящее время занимается почти исключительно переводами и сравнительным анализом оных. С 2002 г. активно участвует в толкиновском движении, где специализируется на истории русских переводов Толкина. С 2003 года Хранительница «Арды-на-Куличках». Член объединения Tolkien Text Translation, которое в 2003 году издало ее перевод книги американского исследователя русских переводов Толкина Марка Хукера «Толкин русскими глазами». Переводить стихи начала весной 2004 г. благодаря Евгению Витковскому, чьей ученицей себя и считает. Пока в основном это переводы с английского, но понемногу начинает переводить и с иврита: помещаемую ниже подборку открывает пийют Шломо ибн-Гвироля, на конкурсе перевода которого Алла Хананашвили заняла первое место.
ШЛОМО ИБН-ГВИРОЛЬ
(1021/22-после 1045)
СЕМЬ НЕБЕС
Семи небесам не вместить Тебя,
Они не в силах возносить Тебя.
Любому творенью дано чтить Тебя,
Оно пропадет, но вечен Твой лик.
Мой Бог, Господь, Ты безмерно велик!
О славе Твоей поют без конца,
Не смеют узреть Твоего лица
Силы и Власти в Храме Творца.
И кто посмеет, коль Ты так велик?
Мой Бог, Господь, Ты безмерно велик!
Любовь в слова как облечь сполна,
Если славить душа днем и ночью должна
Величье и Имя во все времена?
И в сердце моем свет знанья велик:
Мой Бог, Господь, Ты безмерно велик!
Нет меры величию славы Твоей –
Как в Скинии Ты уместишься своей?
Колеса Причин и Следствий мощней
И больше Ты, ибо могуч и велик.
Мой Бог, Господь, Ты безмерно велик!
С четырех сторон – изгнанью итог.
И Четыре Зверя – тому залог.
Лет Избавленья реки нам срок –
Агнцам, чьим горестям счет велик.
Мой Бог, Господь, Ты безмерно велик!
РОБЕРТ САУТИ
(1774-1849)
КОРОЛЬ ГЕНРИХ V И ОТШЕЛЬНИК ИЗ ДРЁ
По лагерю молча он проходил –
Не смели его задержать.
Молила, кланяясь, благословить
Внезапно притихшая рать.
В монарший шатер отшельник вступил,
С ним Божья была благодать.
В шатре том Генрих – английский король
Над картой склонился в тиши.
Сраженья новые замышлял,
Отраду грешной души.
Король на гостя, что прибыл незван,
От карт оторвавшись, смотрел.
Отшельника вид почтенье внушал:
Виски его белы, как мел.
Взор старца был кроток, как у святых,
Но все ж дерзновенен и смел.
«Покайся, Генрих! Моей ты земле
Принес разоренье и гнет.
Раскайся, король, истекает срок –
И знай – суд Божий грядет!
Где Блез течет, на крутом берегу
Я мирно прожил сорок лет,
А ныне мне камнем на сердце лег
Груз горя, страданий и бед.
Отрадно мне парус там было зреть,
Скользящий по гладкой реке.
Товаром гружёные корабли
Шли к городу невдалеке.
Но паруса ныне простыл и след.
А мукой истерзанный град
Мор, Голод и Смерть с тобой заодно
Теперь превратили в ад.
Отрадно порой было слышать мне,
Веселого путника глас.
И пение дев, бредущих домой
С полей в предзакатный час.
Но сторонится всяк путник теперь
С опаскою здешних мест.
Лишь дева на помощь тщетно зовет
И плач ее слышен окрест.
Отраден тогда был мне смех юнцов,
И лодок веселый бег.
Мелодии сладкогласых виол
Оглашали высокий брег.
А ныне я вижу, как по реке
Плывет лишь за трупом труп.
Сними же осаду и прочь уйди,
Покайся в грехах, душегуб!»
Король воскликнул: «Не отступлю!
Пребудет удача со мной.
Узри же, отшельник, как сам Господь
Дал власть мне над этой страной!»
Отшельник, сердясь, потупил свой взор
И скрыл укоризну в нем.
Дышало смиреньем старца лицо,
Но взгляд полыхал огнем.
«Ужели мнишь, что за кровь и разбой
Ты сможешь избегнуть суда?
За тяжкий свой грех, за зло, что творишь
Ты душу погубишь тогда.
Покайся нынче же, грешный король,
Иль участь твоя горька.
Угрозу ты слышал мою и знай,
Что Божья кара близка».
Но усмехнулся небрежно король,
Отшельнику глядя вослед –
И вскоре вспомнил на смертном одре,
Что молвил анахорет.
СОВЕТ СТАРИКА КРИСТОБАЛЯ И ПРИЧИНА,
ПО КОТОРОЙ ОН ЕГО ДАЛ
Однажды изрек старик Кристобаль:
«Не требуй ты долг с бедняка.
Ибо хранящая от нищеты,
И грех отведет рука».
Однажды изрек старик Кристобаль:
«Не будь ты к грешнику строг –
Лишь Божьей милостью он, а не ты
Греха преступил порог.
Надежда на Божью милость меня
Поддерживает до сих пор.
Презрев ее рок, я в юности мог
Навлечь на себя позор».
«Я землю в аренду тебе отдам, –
Мне помещик Энрике сказал, –
Но я не шучу, гаранта хочу,
Чтоб надежным был, как металл».
Я беден был, друзей не имел.
На паперти шел разговор,
У церкви Святого Андрея в день,
Что освятил Исидор.
«Пускай Святой Исидор за меня
Вам даст свое слово в залог.
Святой в вышине другом будет мне,
Ибо я на земле одинок».
Мы в церковь вошли и пред алтарем
Колени я преклонил.
«Я здесь одинок, святой Исидор,
Молю из последних сил:
Молю поручителем стать моим,
Я правому делу служу.
Но ты сурово меня покарай,
Коль слово я не сдержу».
Увы! Я работал, спустя рукава,
И в срок заплатить не смог.
Страшился я гнева Святого, но все ж
Помещик был более строг.
Из дома тогда улизнул я прочь,
Украдкой в ночи – как вор.
Нелегкая, видно, меня привела
К Святому Андрею на двор.
О клятве, что принял святой Исидор
Я вспомнил и задрожал.
Близость его подогрела мой страх –
Как заяц я побежал.
Всю ночь напролет я летел наугад
Подальше стремясь уйти.
Но длань карающая – меня
Грозила настичь в пути.
Устал я, но верил, что ныне спасен,
Мне казалось, что мчусь я прочь.
С рассветом увидел же, что без конца
Вкруг церкви бегал всю ночь.
Раскаявшись, я на колени упал,
Бил за поклоном поклон.
И тут помещик пришел: «Кристобаль,
Ты вовремя здесь!» – молвил он.
«Хозяин, – грешен! – покаялся я, –
Работал, спустя рукава,
Но в епитимье всю ночь я бежал
Вкруг церкви и жив едва.
«Коль ты ленился, – Энрике сказал, –
Исправь же ошибку впредь!
Не накажу тебя, но Святой
Пусть хлебу поможет зреть.
В раскаянье я возвратился домой,
Работал как вол, что ни день,
Святой Исидор трудам помогал,
Покарав мою прежнюю лень.
Однажды изрек старик Кристобаль:
«Я не требовал долг с бедняка.
Хозяина помнил и как его
Была доброта велика».
Однажды изрек старик Кристобаль:
«Я с грешником строг не бывал –
О ночи у церкви думал всегда
И помнил, чем рисковал».
* Церковь Св.Апостола Андрея Первозванного (Iglesia de San Andres) расположена на тихой улочке Мадрида, близ Plaza de Puerta des Moros. Ей предшествовал старинный храм, воздвигнутый над местом погребения Св. Исидора, Небесного покровителя Мадрида. Во времена Эспинеля, как он сам упоминает в романе, эти места были небезопасны. Путник в тёмное время, по его словам: «подвергал себя риску встречи с разбойниками, в особенности, когда придётся проходить через проход у Св.Андрея, где обычно укрывается столько разбойников». Т.е. здесь высокое соседствовало с низким. Учёные, исповедующие традиционную историю, считают, что узкие тёмные улицы в испанских городах той эпохи таили множество опасностей. (прим.автора)
АЛЬФРЕД ХАУСМЕН
(1859-1936)
* * *
Каштан роняет факелы, развеян
Цветов боярышника аромат.
Дверь хлопает, свет ливнями рассеян.
Май на исходе; дай мне кружку, брат.
Весна судьбы нам новой не предложит,
Разрушил май златые алтари.
Утешит ли грядущий год? – быть может,
Но нам уже не будет двадцать три.
Мы далеко не первые, наверно,
От бурь житейских прячемся в трактир,
Хороним планы и клянем всю скверну
И подлеца, что сотворил наш мир.
Несправедливость высшая – обманом
Лишать всего, что жаждем обрести.
Для душ веселье стало лишь дурманом
К могиле на бессмысленном пути.
Несправедливость; но налей мне снова.
Не принцами мы родились на свет.
В наследии людей судьбы основа:
Хотим Луну – к ней сил добраться нет.
Сегодня собрались над нами тучи,
А завтра прочь умчатся все дожди.
Чужая плоть сожмется в боли жгучей,
Скорбеть душа начнет в другой груди.
Не знает гордый прах иной юдоли –
Не вырваться из гибельных цепей.
Но, друг мой, нам ли покоряться боли?
Взвали на плечи небо, эль допей.
ОРАКУЛЫ
В молчанье, слову чтоб внимать, взошли на гору Додоны.
Когда застыл великий камень, уняв источника дрожь,
В дубовой роще ветер стих, в сосудах медных звоны.
Там вторит эхо тишине, где реклась богами ложь.
Вопрос святыне задал я, чья речь не прекратится,
Мне сердце подсказало правду, прозрачней, чем вода.
Из тьмы пророческой пещеры мне возвестила жрица:
Погибнуть суждено нам, чтоб не воскресать никогда.
О, жрица, твой мне ясен крик, но разума он не тронет.
И пена с губ слетит пускай, и эху смолкнуть пора.
Вино вкусней, чем соль морей, но пьет ее, кто тонет.
И милая, я знаю новость, что вовсе не стара.
«Король, полмира покоривший, войска ведет с Востока.
Они пускают тучи стрел, сметают все на пути.
Тот не вернется никогда, кто гибнуть рад без прока».
Спартанцы сели на скалу у моря, чтоб косы заплести.
РЕКРУТ
Свой дом оставь навеки,
В солдаты ты забрит.
Надейся на удачу -
Шпиль Ладлоу стоит!
Вернешься в день воскресный,
Сном Ладлоу объят.
По улицам в округе
Колокола звонят.
Иль будет понедельник,
Когда придешь домой.
Звон Ладлоу разбудит:
«Сюда идет герой!»
Отважным стань героем,
Иль смерть пусть труса ждёт.
Коль подвиг твой забудут -
Шпиль Ладлоу падёт.
Ты на заре услышишь,
Как горны будут петь.
Врагов страны заставишь,
Что родились - жалеть.
Ты будешь в чистом поле
Лежать до Дня Суда.
Сердца друзей от боли
Сожмутся навсегда.
Оставь свой дом, приятель:
Твой воинский запал
Запомнят все, покуда
Шпиль Ладлоу не пал.
* * *
На ярмарку в Ладлоу сотнями сходятся парни,
Из кузниц и с мельниц, оставив овин и стада.
Милы им девицы, милы им попойки и псарни,
Но части состариться не суждено никогда.
Из сел, городов и с полей повалили гурьбою,
Немало надежных и храбрых меж ними там есть,
И много пригожих и статных, и добрых душою,
И мало, кто в гроб унесет свою юность и честь.
Хотел бы их я опознать по невидимым знакам –
Счастливых ребят, что уже не узрит этот град.
Удач пожелать незадачливым юным воякам –
В путь парни уходят и не возвратятся назад.
Но сколь ни гляди, их узнать и окликнуть не вправе.
Вернут незатёртой людскую монету туда,
Где ждет их создатель – парней, что погибнут во славе,
Которым состариться не суждено никогда.
* * *
Когда в Раю гулял Адам,
Не ведая забот,
С познанья древа, зревший там,
Еще не съели плод.
Был счастлив он бессчетный век.
Но ложны ли слова:
Веселье в сердце человек
День сохранит едва.
Устали ноги отдыхать,
Их ждет далекий путь.
И жар души, и бед печать
Покинут скоро грудь.
ЗАПАД
За пустошью и гор грядой
– На запад не смотри, брат мой –
Заходит солнце, пьет вдали
До дна от неба и земли.
И туча, и большая ель –
Страж пограничных тех земель.
За ней – прозрачна и тускла
Заката бухта пролегла.
На запад повернув свой стан
От сорока восточных стран,
Край неба видит человек,
Его мечты стары как век.
Поездки, отдых – мир велик,
Далеких стран изменчив лик,
Приветлив дом, веселья хмель,
Бой, передышка, мясо, эль.
Но обративши к небу взгляд,
Безмолвьем запад зрю объят,
Мой брат, шагни же в тишине
Безмолвной поступью ко мне,
Мой брат, на запад не гляди:
Лишь сердце ты рванешь в груди,
Как лани, мысли полетят
На лиги обогнав закат.
Боюсь я, парень, море там,
В нем рыб удили прежде нам,
И вытащили нас из вод,
Что вновь сомкнут над нами свод.
Нырнув с обманных берегов,
Ты душу не лишай оков,
Пловцу в песке забыть не дай
Свою одежду невзначай.
Мы слишком быстро доплывем
К другому берегу вдвоем,
Чтоб отыскать за далью вод
Предел, где нас никто не ждет.
Поездки, отдых – мир велик,
И не настал возврата миг.
Стой прочно, как в земле гора,
Нам родину забыть пора.
Распавшись в небе по частям,
Мы чужаками будем там.
Мне друг милее всех – живой.
На запад не смотри, брат мой.
ГРЕНАДЕР
Искать для королевы рать
Сержанту вновь не лень:
«Солдатом, парень, хочешь стать
За тринадцать пенсов в день?»
За тринадцать пенсов в день свою
Я форму решил надеть.
Пошел туда, где пал в бою.
И не шагать мне впредь.
В крови рубашка, рот умолк,
На душу пала тень.
Но я умру, покрыв свой долг –
Тринадцать пенсов в день.
Сержант, ты завтра мне поверь,
Парней отправив в бой,
Все счеты кончены теперь
Меж королевой и мной.
Не получу своей цены:
Коль ждет могилы сень,
Ни знанья мне там не нужны,
Ни тринадцать пенсов в день.
* * *
Когда я был в тебя влюблён,
Отважен был и чист.
Был каждый встречный удивлён,
Какой я альтруист.
Но сердце больше не горит
Любовью неземной.
И каждый встречный говорит –
Я стал самим собой.
* * *
Остынь, душа, остынь. Твои доспехи хрупки,
Земля и твердь прочны на вековых корнях.
Душа моя, тоске не делай ты уступки,
И не забудь о тех беспечных долгих днях.
Во мраке рудников брат брата ненавидел.
Я спал и не скорбел по льющимся слезам.
Сочились кровь и пот, но в снах я их не видел:
Не знал забот, пока был не рожден я сам.
А ныне тщетно я найти хочу причину,
Шагаю и дышу, смотрю на солнца лик.
Остынь, душа, остынь. Нам видеть лишь годину:
Пусть произвол царит, давай потерпим миг.
Взгляни: земля и твердь больны с времен созданья.
Вот думы тщетные, что сердца рвут струну:
Презрение и зло, страх, ненависть, страданья –
Зачем проснулся я? И вновь когда усну?
РИЧАРД ЛЕ ГАЛЬЕНН
(1866-1947)
БАЛЛАДА О ЛОНДОНЕ
О, Лондон! Лондон! Мой восторг
Цветку, что путы дня расторг.
Сосуд полночного огня,
Чей день рожден исходом дня.
За рядом ряд фонарный круг
Как глаз тут вспыхивает вдруг -
Стальные лилии, что в ряд
По Стрэнда сторонам стоят.
Как стрекоза мой кэб парит,
Брильянтом глаз его горит.
Влюбленных толпы, все в огнях,
Шуршанье платьев, крыльев взмах.
На свет людские мотыльки
Летят, от радости легки.
Кто весел - знает, что почем:
Жизнь лондонская бьет ключом!
Здесь бабочки на лепестках,
Но мир иной в твоих корнях.
Там плач, там поступь тяжелей,
Нет глаз и крыльев у червей.
Из горя мрачных их могил
Взошел цветок, что нас пленил.
Умрет, кто в нем не узнан брёл,
Чтоб он и дальше ярко цвёл.
Париж и Лондон - два цветка
На Древе Мира - для венка.
С тех пор как сгинул Вавилон
И Рим взят Временем в полон.
Сидон и Тир, тебе сродни,
Сияли так в былые дни.
Но искрошился их фронтон.
Покинут всеми Вавилон.
ЭДГАР АЛЬБЕРТ ГЕСТ
(1881-1959)
Тропы памяти
На тропах памяти всегда растут цветы минувших дней.
Прекрасны прежние года: мы роз не видели красней.
Побеги юной резеды нам улыбаются вослед,
Фиалок сладкие ряды не увядают столько лет!
Там мама нежною рукой ласкает у дверей сирень,
Плывя вдоль памяти людской, вдыхаем ароматов тень,
И вновь переживаем все былые радости не раз,
Дань отдавая той красе, что детям ведома подчас.
Старенье, смерть - живых удел. Хранит лишь память мертвых след,
Кто пышной юностью владел, освобожден от мук и бед.
Малыш, что Богом призван был так много, много лет назад,
Младенцем в памяти застыл - я встрече с ним безмерно рад.
Восторг не канул в бездну лет. Не уничтожат дождь и снег
Ушедшей розы дивный цвет, что знала ласку росных нег.
И в памяти свежа, как в миг, когда лишь сорвана была,
Ее прекрасней ныне лик, чем в день, когда она цвела.
На тропах памяти всегда цветет блаженство прежних дней,
Бог дал нам власть, чтоб вновь сюда призвать их из страны теней
Ночами, будто наяву, мы входим в мир былых чудес
И грезим, глядя в синеву давно поблекнувших небес.
ФИЛЛИС МАКГИНЛИ
(1905–1978)
РАЗМЫШЛЕНИЯ НА РАССВЕТЕ
Ах, если б в платьях «от кутюр»
Любому нравиться повесе,
Есть шоколад и конфитюр,
Забыв о весе.
С латыни текст переводить
И заниматься римским правом.
Семь дочек хочется родить
С веселым нравом.
Ходить в брильянтах и шелках…
Но есть заветное желанье:
Мне б на балах и пикниках
Хранить молчанье.
Ах, если бы молчать мне на фуршетах.
Досадно слышать каждый раз,
Как, заглушая даже джаз,
Слов трачу месячный запас,
За фразой сыплю фразу.
Но с детства - нет уж больше сил -
Лишь колокольчик прозвонил,
Так, словно черт меня подбил,
Болтать кидаюсь сразу.
Прием, девичник иль банкет -
Зачем перечить мне соседу,
Спешить, как бабочке на свет,
Встревать в беседу?
Подруги, что меня умней,
Не рвутся обсуждать все скопом.
Я ж в спор влетаю, как жокей,
Лихим галопом.
Кино, спектакли, сплетни дня
Сужу, ряжу о моде властной,
И что ж? Готов убить меня
Сосед несчастный.
Ах, если бы молчать мне на фуршетах.
Когда кипит котел страстей,
Зачем же мучить мне гостей
Сентенциями всех мастей,
Теряя всякий разум?
Я спор веду как дирижер,
Но тут выходит форс-мажор -
Последний стойкий ухажер
Сбегает раз за разом.
Фортуна, жду твоих даров!
Мне б спать полдня и петь кантаты,
На скрипке - лучше мастеров -
Играть сонаты.
Порхать изящнее пера -
Гран-па исполнить без изъяна.
Но только вспомню, как вчера
Вещала рьяно…
Взамен богатства без труда,
Хвалебных отзывов в газетах,
Ах, если бы молчать всегда,
Ох, если бы молчать всегда,
Эх, если бы молчать всегда
Мне на фуршетах.