| Уважаемые
посетители!
Подписаться на бумажную версию журнала "ПРОСТОР"
можно с любого следующего месяца по каталогам: "Казпочта" и "Евразияпресс"
Подписной индекс 75796
|
Вот уже третий год подряд Алматы посещает Жорж Стассинакис, Президент Координационного
комитета Международного общества друзей Никоса Казандзакиса, которое
в декабре 2003 года отмечало 15-летие со дня своего основания в
Швейцарии.
Никос Казандзакис (1883–1957) – признанный классик мировой литературы,
известный греческий писатель, поэт, переводчик, путешественник.
Человек, влюбленный в Восток и в Центральную Азию. Доктор юриспруденции,
изучавший философию в Париже под руководством Генри Бергсона, доброволец
Греческой армии во время Балканской войны, лауреат Международной
премии мира, корреспондент газеты “Катимерини” в период гражданской
войны в Испании, министр и общественный деятель, сотрудник ЮНЕСКО…
Вот далеко не полный перечень основных вех его жизни.
Летом 2003 года Посольство Греции в Казахстане совместно с ассоциацией
Греческих Обществ Казахстана и Кыргызстана “Филия” провели интересную
презентацию творчества всемирно известного писателя, автора широко
известного романа “Христа распинают вновь”. Вечер открыл вступительным
словом президент “Филии” академик РАН, доктор технологических наук,
профессор Георгий Иванович Ксандопуло. Перед началом просмотра видеофильма
о жизни и творчестве Н. Казандзакиса выступил посол Греции в Республике
Казахстан господин Николас Хатупис. Жорж Стассинакис прочитал содержательную
лекцию “Никос Казандзакис: греческий писатель на Востоке и в Центральной
Азии”. В те же дни Стассинакис прочитал лекцию по творчеству Казандзакиса
во Французском центре при Посольстве Франции в Казахстане, на которой
собрались франкоязычные жители южной столицы, преподаватели и учащиеся
КазУМОиМЯ им.Абылайхана.
Никос Казандзакис сам всегда считал себя поэтом. Его перу принадлежат
три большие поэмы: “Одиссея”, состоящая из 33 333 стихов, “Тертцины”
(21 стихотворение, посвященное, по словам самого автора, “душам,
которые питали мою душу”), “Сонета”. Великий сын Крита является
автором одиннадцати романов; двадцати пьес на исторические, религиозные,
философские и политические темы; семи философских эссе; путевых
заметок в пяти томах; девяти сценариев (“Ленин”, “Будда”, “Магомед”
и др., но ни по одному из них не снят фильм); двух книг для юношества
“Александр Великий” и “Во дворце Миноса” и книг для школьников.
Большинство его произведений (“Алексис Зорба”, “Христа распинают
вновь”, “Капитан Михалис”, театральные пьесы) переведены на 70 языков
мира. Самые известные из его романов “Алексис Зорба”, “Христа распинают
вновь” и “Последнее искушение” переведены на русский язык.
Но Никос Казандзакис был не менее великим путешественником. Он объехал
почти всю Европу, Средний и Дальний Восток, Центральную Азию (Казахстан,
Узбекистан, Туркменистан), Россию, Украину и Кавказ, Китай, Японию,
ряд стран Африки. Результатом этих поездок стали путевые заметки:
“Испания”, “Египет–Синай”, “Китай–Япония”, “Что я видел в России,
Англии” и др.. Путешествия и мечты служили для него своеобразными
проводниками в жизни. Писатель был уверен в том, что каждый из живущих
на земле должен искать ту путеводную нить, которая поможет ему идти
дальше, не останавливаясь и преодолевая себя. И он искал на протяжении
всей своей жизни гармонию и абсолютную свободу. Казандзакис являлся
универсальной личностью, и, подобно тому, как Гете – в немецкой,
Пушкин – в русской, а Абай – в казахской литературах, он стремился
достичь в своем творчестве синтеза Востока и Запада.
Исповедуя христианство, он испытал огромное влияние буддизма и ислама.
В своих книгах он пытается синтезировать лучшие стороны этих мировых
религий, глубоко изучая духовность, философский смысл человеческого
бытия и этические нормы, заложенные в них. Как известно, подобные
попытки в истории мировой литературы и культуры уже предпринимали
Рабиндранат Тагор, Лев Толстой, Ромен Роллан, в современной литературе
– Чингиз Айтматов и другие писатели.
Особым источником вдохновения для него служила природа, которую
писатель боготворил, причем природа для него – это пейзаж и земля,
вода и море, ветер и горы, растения, фрукты, животные, небо и солнце.
Все в природе несет в себе частичку разума и потому божественно.
Даже обычный листик дерева хранит в себе тайну сотворения мира в
той же степени, что и вся Вселенная.
Земля, язык, критские традиции и мотивы постоянно присутствуют в
его произведениях. Он ощущает себя критянином, он уверен, что человек
должен иметь свои корни, но в то же время интересоваться и другими
народами и цивилизациями, общечеловеческими ценностями. Принадлежность
к определенной национальной культуре и универсальность, принадлежность
к общечеловеческому миру – вот что волновало Н. Казандзакиса, и
именно это было главным в его творчестве. Эти положения, по мнению
Дж. Стассинакиса, по-прежнему актуальны и сохранят свою актуальность
и в будущем.
Его неизбывная тяга к Востоку в какой-то степени объясняется уверенностью
самого писателя в том, что среди его предков были арабы и африканцы,
о чем он неоднократно упоминает в своих произведениях. Во многих
произведениях Н.Казандзакиса и в десятках его писем верной подруге
Элени и друзьям мы находим многочисленные ссылки на Восток. Будда,
Чингисхан, Магомед – герои его поэм, пьес и сценариев. Он часто
ссылается на восточных ученых и мыслителей, мусульман и индусов:
Аверроэса, Мизру Абдул Бидера, Ганди, Тагора, Будду.
“Я не создан для Европы… Восток! Прогулка в долине Тигра и Евфрата,
восхождение на Тибет, экскурсия по Центральной Африке. Именно там
находятся несметные богатства, именно там сосредоточены тысячи поэтических
строк, соединившихся в связки, подобно бананам”, – пишет Н.Казандзакис.
Он был увлечен историей, культурой, пейзажами и памятниками восточного
мира. Первой страной Востока, куда отправился в путешествие Казандзакис,
был Кавказ, где он пробыл с июля по август 1919 года. Поездка была
осуществлена по поручению премьер-министра Греции в целях возвращения
на родину греков, преследуемых большевиками и курдами. С октября
1925 по январь 1926 года он находился в Советском Союзе в качестве
специального корреспондента афинской газеты. Всего СССР он посетил
шесть раз, объехав Россию, Украину, Кавказ и Центральную Азию, посетив
Москву, Владивосток, Баку, Тбилиси, Батуми, Сибирь. В 1957 году,
за несколько месяцев до смерти, он вновь возвращается в Россию.
22 марта 1929 года Казандзакис поездом из Москвы отправляется в
Центральную Азию: “Мы въехали в Казахстан. Повсюду снега, но я видел
всадника на черной лошади, скачущего галопом, как по песчаной пустыне.
Внезапно, в одном из селений, справа от меня я заметил зеленый купол
мечети. Мое сердце наполнилось радостью – мы находились в мусульманской
стране”. В Ташкенте он был очарован восхитительными яблоками: “Великолепные
яблоки, громадные, ароматные, и когда я умру, не забывайте, что
одной из самых больших радостей в моей жизни были фрукты”. В облике
Бухары он разглядел “что-то классически восточное: очертания, цвет,
сдержанность. Ее очарование утраивается для души, любящей пустыню”.
31 марта он прибывает в Туркменистан, где посещает Мерв и Ашхабад:
“Я пересек Мерв. Когда восточный город разрушается, останки не имеют
значения. Дома: глинобитные стены, растянувшиеся по пустыне, едва
заметны с земли. Только мечеть еще хранит следы красоты.
Я продвигаюсь к Ашхабаду. Страшная пустыня Каракум, невыносимая
жара, я задыхаюсь в вагоне. В него проникает пыль, я вдыхаю частицы
земли. Представляю, что здесь делается летом, когда жара доходит
до 80 градусов.
Слева от меня, на некотором расстоянии, сверкают персидские горы.
Несколько часов ходьбы, и я мог бы быть у их подножия. Если бы я
мог подняться на гору и взглянуть сверху на равнину! Облака, давящая
жара, несколько деревьев, вокзалы, полные цветов…”
4 апреля 1929 года он побывал на побережье Аральского моря. Только
Индию и Тибет не смог посетить Н.Казандзакис по состоянию здоровья,
хотя имел приглашение от Дж. Неру.
Греческий писатель верил в Восток и считал, что именно там будут
решаться судьбы мира. В 1931 году, завершив перевод на греческий
язык романа Жюля Верна “Записки репортера или Клаудиус Бомбарнак”,
он дает ему заглавие “От Кавказа до Пекина” и отмечает в письмах
к друзьям то удовольствие, которое доставила ему эта переводческая
работа, воскресившая в памяти чудесные мгновения.
Большую ценность представляют статьи и очерки Н.Казандзакиса о выдающихся
исторических личностях, великих ученых и деятелях литературы, опубликованные
в литературных журналах и Большой греческой энциклопедии и свидетельствующие
о высочайшем уровне его культуры. Благодаря знанию французского,
английского, немецкого, итальянского и испанского языков, Н.Казандзакис
перевел на греческий значительную часть творений всемирно известных
писателей, поэтов и ученых.
Практически не исследованы его эссе, среди которых Дж. Стассинакис
выделил особо “Историю русской литературы” и фундаментальное, по
его мнению, философское произведение “Аскеза”. О мастерстве его
литературоведческого анализа свидетельствует примечательный пример,
приведенный в своей лекции Дж. Стассинакисом. В своем выступлении
по Французскому радио в 1957 году Н. Казандзакис подразделяет произведения
романного жанра на три вида:
а) роман в стиле “большого магазина”, созданный по международным
рецептам, избегает конкретизации места и времени, потому что плавает
в пространстве, не имея корней;
б) роман региональный или национальный, имеющий корни в своей родной
стране, подобен памятнику, и в то же время ценен тем, что обогащает
разум и чувства читателей;
в) самый возвышенный роман выходит за рамки национальных границ
и затрагивает мысли и душу читателей любой национальности.
Поэтому высшая задача романиста, по глубокому убеждению Н.Казандзакиса,
и состоит в раскрытии таких глубин человеческой души своего соотечественника,
которые позволяют затрагивать мысли и чувства читателя любой национальности,
будь он французом, греком или китайцем. Очень важен и следующий
момент: универсальность художественного образа достигается путем
его раскрытия через судьбу соотечественника. Интеллектуал должен
стремиться к постижению общности между национальными корнями, традициями
и внешним миром, сегодняшним и завтрашним, между своей страной и
миром в целом.
Сотни писем, адресованных своим родным, близким, друзьям, ученым,
политикам, писателям и поэтам, служителям церкви, позволяют лучше
узнать самого автора и представить в полном объеме диапазон его
творчества.
Постоянное изучение и популяризация обширного творческого наследия
великого критянина являются целью Международного Общества друзей
Никоса Казандзакиса, которое было создано в 1988 году усилиями друзей
и близких писателя, среди которых особое место принадлежит его супруге
– Элени Казандзакис.
Благодаря подлинно интернациональной и универсальной сущности творчества
Казандзакиса, его искреннему интересу к представителям разных стран
и континентов, открытости разным культурам, стремлению к духовному
синтезу Востока и Запада, Общество друзей Никоса Казандзакиса за
короткий период стремительно разрослось и объединило представителей
около 80 стран Европы, Азии, Африки, Австралии и Америки. Основная
деятельность этой международной культурной ассоциации проходит в
форме конференций, круглых столов и т.д. Все эти культурно-просветительские
и научно-популярные мероприятия призваны шире популяризировать творческую
биографию “гражданина мира” из Греции и через его творчество способствовать
укреплению и развитию культурного, духовного и литературного сотрудничества
в современном мире.
Никос Казандзакис
Грек Зорба
Фрагмент из романа. Перевел
с английского Е. Мирошниченко
Всякий раз, когда мы остаемся победителями внутри себя, хотя внешне
кажется, что мы наголову разбиты, мы, люди, испытываем неописуемую
гордость и радость. То, что внешне выглядит как бедствие, превращается
в высшее непоколебимое блаженство.
Мне вспоминается один из рассказов Зорбы:
«Однажды я ночевал среди укрытых снегом гор Македонии. Внезапно
поднялся ужасный ветер. Он сотрясал маленькую хижину, в которой
я укрылся, пытаясь разнести ее на части. Но я поставил пару подпорок,
вбил несколько гвоздей и укрепил свой домик. В одиночестве я сидел
у огня и посмеивался над ветром: «Ты не войдешь в мою маленькую
хижину, брат, я не открою тебе дверь. Ты не погасишь мой огонь,
не разрушишь мой домик!»
Эти несколько слов Зорбы помогли мне понять, как должен вести себя
человек и каким тоном говорить, столкнувшись лицом к лицу с могучей,
но слепой необходимостью.
Я быстро шел вдоль берега, беседуя с незримым врагом. Я кричал ему:
«Ты не войдешь в мою душу! Я не открою тебе дверь! Ты не погасишь
мой огонь, не свалишь меня с ног!»
Солнце еще не выглянуло из-за горы. В небе и на воде играли цвета
– синий, зеленый, розовый и перламутровый. На земле среди олив просыпались
пичуги и начинали чирикать, опьяненные утренним светом.
Я шел у самой кромки воды и прощался с этим пустынным берегом, стараясь
запечатлеть его в своей памяти, чтобы унести с собой.
Здесь я испытал много радости и удовольствия. Жизнь с Зорбой расширила
мое сердце, его слова дали покой моей душе. Этот человек, с его
непогрешимым инстинктом и первобытным орлиным взглядом, всегда уверенно
шел напрямик, поднимался, даже не запыхавшись, на вершины человеческих
сил, а затем шел дальше.
* * *
Я заснул, а когда проснулся, Зорба уже ушел. Было холодно, и я не
испытывал ни малейшего желания вставать. Протянул руку к висящей
у меня над головой книжной полке, снял одну из своих любимейших
книг – стихи Малларме. Начал неспешно, наугад, читать. Закрывал
книгу, снова открывал и в конце концов отшвырнул прочь. Впервые
в жизни она показалась мне бескровной, пресной, далекой от всего
человеческого. Бледно-голубые слова-пустышки, колеблющиеся в вакууме.
Безупречно чистая, дистиллированная вода, без единой бактерии и
питательных веществ. Без жизни.
В религиях, утративших искру творчества, боги неизбежно становятся
всего-навсего поэтическими мотивами или орнаментами, которыми люди
украшают свое одиночество и расписывают стены. Иногда нечто подобное
происходит и с поэзией. Жаркие устремления сердца, в котором есть
земля и семя, превращаются в строгую и безупречную интеллектуальную
игру; в тонкие, воздушные и сложные архитектурные сооружения.
Я опять открыл книгу и начал читать. Почему эти стихи так захватывали
меня много лет? Чистая поэзия! Жизнь превращается в светлую, прозрачную
игру, без единой капли живой крови. Человеческий материал груб,
несуразен, нечист – он состоит из любви, плоти и горестного вопля.
Так очистим же его до состояния абстрактной идеи, поместим в тигель
души, подвергнем алхимическим преобразованиям, растворим, выпарим
и получим нечто новое...
Все эти некогда восхищавшие меня мысли показались теперь не более
чем акробатикой ума и изысканным шарлатанством! Так всегда происходит,
когда цивилизация движется к своему упадку. Этим заканчивается людская
боль – мастерскими фокусами: чистой поэзией, чистой музыкой, чистой
мыслью. Последний человек – тот, кто освободился от всех верований,
от всех иллюзий, кому больше нечего ждать или бояться, – видит,
как глина, из которой он вылеплен, превращается в дух. Для этого
духа нет почвы, в которую он мог бы пустить свои корни, из которой
мог бы тянуть сок. Последний человек опустошил себя, в нем нет больше
семени, нет экскрементов, нет крови. Все обратилось в слова, а все
слова – в музыкальные арабески. Но последний человек идет еще дальше:
в полном уединении он раскладывает музыку на математические уравнения.
Я вздрогнул. «Этот последний человек – Будда!» – воскликнул я. В
этом и заключается его непостижимая тайна. Будда – опустошившая
себя «чистая» душа. В нем – пустота; он – Пустота. «Пусто твое тело,
пуст твой дух, пусто твое сердце!» – восклицает он. Там, где он
ступает, уже не течет вода, не растет трава, не рождаются дети.
Я должен мобилизовать слова, соединить вместе всю их колдовскую
силу, – подумал я, – сложить волшебные ритмы, окружить Будду, наложить
на него заклятие и изгнать из своих пределов! Нужно накинуть на
Будду сеть образов, уловить его и освободиться самому!
Работа над «Буддой» уже, фактически, перестала быть литературным
творчеством. Она превратилась в смертельную битву с таящейся во
мне колоссальной силой разрушения, поединок с всеобъемлющим НЕТ,
которое пожирало мое сердце. От исхода этого поединка зависело спасение
моей души.
Я решительно схватил рукопись. Мне открылась моя цель, теперь я
знал, куда нанести удар! Будда – последний человек. А мы находимся
в самом начале, мы еще не наелись, не напились, не отлюбили. Мы
еще не жили. Этот болезненный, задыхающийся старик пришел к нам
слишком рано. Нам нужно как можно скорее прогнать его!
Сказав себе это, я начал писать. Но нет, я не просто писал. Я вовлекся
в настоящую войну, беспощадную охоту, осаду. Я творил заклинание,
призванное выманить чудище из его убежища. Искусство – это на самом
деле магическое заклинание. Внутри нас таятся смутные, смертоносные
силы, неодолимая тяга убивать, разрушать, ненавидеть, бесчестить.
Но вот является искусство со своей сладкоголосой флейтой и освобождает
нас.
Целый день я писал, гнался, сражался. К вечеру у меня уже не было
сил. Но я чувствовал, что изрядно продвинулся вперед и захватил
несколько вражеских аванпостов. Теперь я нетерпеливо ждал возвращения
Зорбы, чтобы поесть, поспать и восстановить силы для новой битвы
на рассвете.
* * *
Прошло три, четыре, пять дней, а Зорба все не являлся. На шестой
день я получил из Ираклиона письмо – несколько страниц сплошного
бреда. Оно было написано на надушенной розовой бумаге с изображением
– в уголке каждого листка – сердца, пронзенного стрелой. Письмо
это я сохранил и привожу его здесь в точности, сохраняя все тяжеловесные
обороты, которые то и дело встречаются в оригинале. Я только поправил
совершенно очаровательную орфографию моего товарища. Возникает впечатление,
что Зорба сжимал в руках кирку вместо ручки. Он яростно набрасывался
со своим инструментом на бумагу, оставляя неисчислимые дыры и кляксы.
«Дорогой хозяин! Господин капиталист!
Я берусь за перо для того, чтобы спросить, в добром ли ты здравии.
Мы тоже, слава Богу, чувствуем себя вполне хорошо!
Некогда я осознал, что пришел в этот мир не для того, чтобы быть
конем или же волом. Только животные живут, чтобы есть. Чтобы отвести
от себя вышеприведенное обвинение, я день и ночь изобретаю для себя
все новые занятия. Ради идеи я рискую своим хлебом насущным, я переворачиваю
поговорку с ног на голову и говорю: «Лучше быть тощей куропаткой
в лесу, чем жирным жаворонком в клетке».
Многие люди становятся патриотами, если это им ничего не стоит.
Я – не патриот, чего бы мне это ни стоило. Многие люди верят в рай
и следят, чтобы их осел был привязан где-нибудь неподалеку от его
садов. У меня нет осла, я свободен! Я не боюсь ада, где может сгореть
мой осел. Не стремлюсь я и в рай, где он сможет набить себе брюхо
клевером. Я невежественный тупица и не умею говорить складно, но
ты меня понимаешь, хозяин.
Многие люди боятся мирской суеты! Я преодолел и это. Многие с головой
погружаются в размышления, мне нет нужды размышлять. Я не очень
радуюсь удачам и не отчаиваюсь по поводу несчастий. Если бы греки
взяли Константинополь, я ликовал бы не больше, чем если бы турки
взяли Афины.
Если, читая весь этот вздор, ты заподозришь, что я немного тронулся,
напиши мне. Я хожу по магазинам Ираклиона в поисках троса и хохочу.
«Над чем ты смеешься, брат?» – спрашивают меня. Но что я им скажу?
Я смеюсь оттого, что стоит мне протянуть руку, чтобы пощупать, хорош
ли трос, и в голову мне лезут вопросы о том, что такое человечество,
зачем оно пришло на землю и какая от него польза... На мой взгляд,
абсолютно никакой. Совершенно безразлично, есть у меня женщина или
нет, честен я или бесчестен, паша я или грузчик. Единственное, что
имеет значение, – жив я или мертв. Призовет ли меня дьявол или Бог
(а ведь знаешь, хозяин, я думаю, что дьявол и Бог – одно и то же),
я умру, обращусь в смердящий труп, и люди станут воротить от меня
носы...
|
