Карл Сэндберг

Карл Сэндберг (1878-1967) первым после Уолта Уитмена сумел полностью раскрыть поэтические возможности живого современного языка и верлибра. Несмотря на идеализацию простого, рабочего люда и его духовной силы, его стихи по-прежнему остаются одним из лучших образцов свободного стиха.

Оглавление

ПРИРОДА

Во мне живет волк: острые клыки оставляют рваные раны; красный язык лижет сырое мясо; и лакает горячую кровь - я кормлю этого волка, потому что дала его мне природа и природа не дает ему уйти.

Во мне живет лиса: чернобурая лиса; я разнюхиваю и разведываю; воздух и ветер подсказывают мне; я рыщу в ночной темноте, хватаю спящих, съедаю их и прячу перья; я кружу, петляю и сдваиваю следы.

Во мне живет свинья: с ее свиным рылом и круглым брюхом; хрюкающий и пожирающий пищу аппарат; довольный, спящий на солнце аппарат - его тоже дала мне природа и природа не отпускает его.

Во мне живет рыба: я помню, я пришел из голубой соленой воды шлюзов; я носился с косяками сельди; я пускал водяные фонтаны с китами; до того, как появилась земля; до того, как сошла вода; до Ноя; до первой главы Книги Бытия.

Во мне живет бабуин: с ловкими лапами; собачьей мордой; хриплым голодным голосом; волосатыми боками; вот где корни страстных мужчин с ястребиными глазами; вот где корни светловолосых голубоглазых женщин; вот где они спят свернувшись и ждут; готовые оскалиться и убить; готовые петь и давать молоко; ждут - я кормлю бабуина, потому что так приказывает мне природа.

Во мне живет орел и пересмешник: орел летает среди скалистых гор моих снов и дерется среди скалистых съерр моих желаний; а пересмешник поет ранним утром, пока не сошла роса, поет в подлеске Чатануги моих надежд, перелетая с ветки на ветку голубых подножий Озарок моих желаний - и орла, и пересмешника дала мне природа.

Целый зоопарк, целый бродячий зверинец живет у меня в ребрах, под костью моего черепа, у моего красного, бьющегося сердца - но там есть еще кое-кто; там живет сердце мужчины-ребенка, сердце женщины-ребенка; это и отец, и мать, и любовник, это приходит бог знает откуда и бог знает куда уходит - я только хранитель зоопарка, я говорю да и нет, я пою и убиваю, я работаю, я в друзьях со всем миром; я пришел из природы.

ЭЛИКС

В один прекрасный день кобыла Эликс побивает мировой рекорд в рысистых бегах. Я вижу, как ее копыта сверкают в пыли беговой дорожки в Иллинойсе ранним летним вечером. Я вижу, как судьи склоняются над секундомерами и объявляют главной трибуне, что от старого мирового рекорда отрезано еще одно мгновение и установлен новый мировой рекорд.

Я вижу, как кобылу Эликс уводят люди в майках с лицами в подтеках пота и грязи: С кобылы Эликс на упряжь и оглобли стекает белая пена, а люди без рубашек целуют ее в уши, похлопывают по морде, накрывают попонами и уводят с поля, чтобы губками стереть с нее пот.

Я вижу главную трибуну, битком набитую людьми прерий, которые орут до хрипоты. Кажется, что главная трибуна и многотысячная толпа вокруг нее - это одно существо с двумя ногами и глоткой, которое стоит и орет что есть мочи: "Ура".

Я вижу, как кучера Эликс и ее владельца захлестывает волна рукопожатий, толпа дружеских хлопков по спине. Я вижу, как жен кучера и владельца захлестывает волна белых летних платьев и зонтиков.

Спустя несколько часов, на закате, когда серая роса тихо крадется по земле и крышам сараев, я снова вижу Эликс: черную блестящую бархатом Эликс, Эликс, черную как ночь, под серой попоной, которую водят туда и сюда негры. Бархатную Эликс с глазами ночи и стройными стальными ногами.

И мне хочется потереться носом о нос кобылы Эликс.

МОХАММЕД БЕК ХАДЖЕЛЬТАШ

Мусульманский полковник с Кавказа орет и размахивает руками.

Переводчик говорит за него: "Я был другом Корнилов, он приходи ко мне и спрашивай совет. Я ему всегда говори, что делать".

Обрубок какой-то этот мусульманский полковник... Похож на снаряд... Голова приколочена крепко...

Интересно, он сам дерется или им из пушки по врагу стреляют? Ночной гуляка, трещотка, а знает всех и вся.

Я напиши сорок книг, история ислам, история Европа, истинная вера, научный земледелия, я Рузвельт Кавказа, я еду в Америку и скачу на лошадях для кино за 500 000, 50 000 тебе...

У меня 30 000 акров на Кавказе, у меня фабрика чугунных печек в Петрограде, большевик все отобрал, я старый друг царя, я старый друг семьи Клемансо...

Эти руки задушили трех соратников по борьбе за реставрацию царизма, деньги забрали, а тела отправили на дно реки в грязных мешках; Скандал с его бандой душительниц потряс весь Стокгольм.

В открытом море руки душителя вздымаются перед моими глазами, вот чего он хочет: скакать на лошадях в кино в Америке за пятьсот тысяч, а мне за это десять процентов...

Всадник беглых зорь...

МЫСЛИ В СЛУЖЕБНОМ ВАГОНЕ

Разве ты не знаешь - все будет в порядке?
Солнце, птицы, трава - они это знают.
Они живут - и мы проживем.

Иногда дни будут дождливыми, и ты будешь сидеть и ждать
Письмо, которое давно должно было прийти,
И я буду сидеть и смотреть, как на небе рвутся серые лохмотья
И ждать письмо, которое давно должно было прийти.

У нас будут ка-та-стро-фы
Я знаю нас ждут ка-та-стро-фы.
Столкновения, сломанные семафоры, размытые насыпи,
Прогнившие опоры мостов -
Красные и желтые ка-та-стро-фы.

Но как-нибудь и где-нибудь, в конце пути,
Паровоз снова поставят на рельсы, соберут вагоны,
И огонек служебного вагона, и зеленый хвостовой фонарь
Новой, белой надеждой растают на просторе свободного пути.

Я никогда не слышал, как в Кентукки
По утрам изливает сердце пересмешник.

Я никогда не видел снегов на Чимборазо.
Говорят, это высокая, белая мексиканская шляпа.

Я никогда не ужинал с Авраамом Линкольном
И не обедал с Джимом Хиллом
Но я повидал свет.
Я знавал ребят, которые могли постоять за себя.
Я знавал девочек, с которыми всегда можно было здорово поразвлечься.

Я слышал Уильямса и Уокера
До того, как Уокер умер в дурдоме.
Я знавал парня, который играл на мандолине.
Он работал в парикмахерской в городке штата Индиана,
А вел себя так, будто у него в кармане - миллион.

В Дес-Моинсе я встретил девушку из гостиницы.
Что у нее были за глаза. Я увидел ее и сказал себе:
Солнце встает и садится в ее глазах.
Я стал ее дружком - как у нее билось сердце.
На балу братства мы получили приз за лучший вальс.
Что за глаза у нее были: а надежда - как мост через
Миссисипи в Берлингтоне. Я женился на ней.

Прошлым летом мы увязали подушки и отправились на запад.
Пик Пайка - просто большой старый камень, честное слово.

Разве ты не знаешь - все будет в порядке.
Солнце, птицы, трава, - они это знают
Они живут - и мы проживем.

ТРАВА

Выше груды трупов в Аустерлице и Ватерлоо.
Заройте их и дайте поработать мне:
               Я трава, я скрываю все.

Выше груды в Геттисберге,
Выше груды в Ипре и в Вердене.
Заройте их и дайте поработать мне.
Пройдет два года, десять лет и пассажиры спросят:
                - Где это мы?
                - Что мы презжаем?

                Я трава.
                Дайте поработать мне.

ТУМАН

Туман приходит
кошачьим шагом.

Садится на корточки
и смотрит тихо
на город и гавань.
И вдруг наползает.

ТОСКА ПО ДОМУ

Морские скалы покрыты зеленым мхом.
Скалы в сосновом лесу покрыты алыми ягодами.
Меня окутывает память о тебе.

:::::::::::::::::::::

Поговори со мной о том, как тебе не хватает меня.
Расскажи, как медленно уходят долгие часы.

Поговори со мной о тяжести на сердце,
О чугунной тяжести долгих дней.

Я знаю часы,  пустые, как жестяная кружка нищего в
Дождливый день, как рукав солдата, потерявшего руку.

Поговори со мной:

ПЕСНЯ ДОЛИНЫ

Закат промчался
На запад по долине, помнишь?

Был мороз.
Сияла синяя звезда.
Нам было тепло, помнишь?
Мы считали кольца вокруг луны.

Закат промчался
По долине на запад
И пропал за большой и темной звездной дверью.

СТРУЧКИ

Стручки гороха лепятся к стеблю.
Деревушка Непонсет
Прилепилась к Берлингтонской железной дороге.
Ночные экспрессы яростно грохочут,
Унося спальные вагоны к Скалистым Горам и разным Сьеррам.
Землю потряхивает,
И Непонсет подрагивает во сне.

НОЧНОЕ ДВИЖЕНИЕ - НЬЮ-ЙОРК

Ночью, когда морские ветра обнимают город
И прохлада наполняет гремящие улицы, пылившие весь день и весь вечер;
Ночью, когда морские птицы окликают огни города,
Огни, врезающие в линию горизонта им одним известное название города;
Ночью, когда поезда и повозки издалека отправляются
В город, где люди просят хлеба и ждут писем;
Жизнь города - это не только день, - ночь тоже.
И ночью танцуют танцоры и поют певцы,
А моряки и солдаты ищут знакомые двери.
Ночью морские ветра обнимают город.

ЛЮДИ С ГОРДЫМИ НОСАМИ

Я рассказываю им, откуда берется ветер
И куда девается музыка, когда скрипку убирают в футляр.

Дети: Я видел спящую головку одной из них, с гордо задранным носом,
Полоска лунного света пробралась, белая, к ней на подушку.
        Я видел их головы среди звезд,
        Задрав носы, они шагали в звездной дымке.

Только им я никогда не лгу.
        Я честно отвечаю им
Словами пронзительными, как белые круги на темном каштане.

БИЗОНЬИ СУМЕРКИ

Бизонов больше нет.

И тех, кто видел бизонов, тоже нет;

Тех, кто видел, как тысячи бизонов бьют копытами, опустив огромные головы, и разбивают в пыль землю прерий в великой мистерии сумерек.

Тех, кто видел бизонов, больше нет.

И бизонов тоже нет.

ЗАДУМЧИВОСТЬ

Легкокрылых желаний
На губах твоих след.
Горечь парит в глазах.

ДЕТСКИЕ НОЖКИ

Есть синяя звезда, Дженет,
До нее пятнадцать лет пути,
Если ехать со скоростью сто миль в час.

Есть белая звезда, Дженет,
До нее сорок лет пути,
Если ехать со скоростью сто миль в час.

К какой же звезде мы поедем?
К синей звезде,
Или к белой звезде?