ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА -- Военная проза -- Землянский Д. Полет сквозь годы

Землянский Дмитрий
Полет сквозь годы

«Военная литература»: militera.lib.ru
Издание: Ради жизни на земле. — М.: ДОСААФ, 1988.
Книга на сайте: militera.lib.ru/prose/russian/zemlyansky_d/index.html
Иллюстрации: нет
OCR, правка: Андрей Мятишкин (amyatishkin@mail.ru)
Дополнительная обработка: Hoaxer (hoaxer@mail.ru)

{1}Так помечены ссылки на примечания. Примечания в конце текста

Ради жизни на земле: Сборник / Сост. Олийник В. Г. — М.: ДОСААФ, 1988. — 446 с. Тираж 100000 экз. ISBN 5–7030–0029–7.

И. Н. Кожедуб: Я с особым интересом прочитал эту повесть. А закрыв последнюю страницу, долго не мог унять волнения. Словно заново встретился со своими однополчанами: летчиками и техниками, механиками и оружейниками... В центре повествования — замечательный летчик, мой фронтовой побратим Борис Жигуленков. Мне не раз доводилось летать с ним на боевые задания. И с каждым полетом я все больше убеждался, какой это бесстрашный воздушный боец, чуткий и внимательный товарищ, в любую минуту готовый прийти на помощь. Недаром с первых дней пребывания в полку Борис стал любимцем всего личного состава. Его любили не только за отвагу и боевое мастерство, но и за душевность, обаяние, доброту. Берусь утверждать, что автору удалось создать полнокровный характер героя, показать Бориса таким, каким знали его родные и друзья. Высвечено главное в характере Жигуленкова: патриотизм, глубокое чувство долга и ответственность за дело, которому он служил.

Содержание

Крещение огнем
Дорога в небо
В боевом полку
Над Курской дугой
Первая награда
Ой, Днипро, Днипро...
За Александра Колесникова
Доверием окрыленный
Гвардейское звание
Домой дорога короче
Последние атаки
Память
Таким мы его знали. И. Н. Кожедуб
Примечания

Все тексты, находящиеся на сайте, предназначены для бесплатного прочтения всеми, кто того пожелает. Используйте в учёбе и в работе, цитируйте, заучивайте... в общем, наслаждайтесь. Захотите, размещайте эти тексты на своих страницах, только выполните в этом случае одну просьбу: сопроводите текст служебной информацией - откуда взят, кто обрабатывал. Не преумножайте хаоса в многострадальном интернете. Информацию по архивам см. в разделе Militera: архивы и другия полезныя диски (militera.lib.ru/cd).

Крещение огнем

Солнце клонилось к закату. Еще один боевой день остался позади. Летчики, только что вернувшиеся с очередного задания, собрались у КП.

Едва командир полка майор Подорожный закончил разбор работы за день, как дежурный передал ему только что поступившую в полк телефонограмму. «Курсом на ваш аэродром идет самолет-разведчик, надлежит его уничтожить», — говорилось в ней.

— Ну вот, поторопились мы с подведением итогов боевого дня, — сказал командир полка. Быстро прикинув все варианты и возможности летчиков, принял решение послать на перехват самолета противника младшего лейтенанта Жигуленкова. Борис не так давно прибыл в полк и еще не имел боевых вылетов. Подорожный приободрил его: — Ваш самолет готов к бою. Верю в вас, надеюсь на успех. Желаю победы!

С трудом скрывая волнение, Борис Жигуленков четко повторил полученную боевую задачу и побежал к своему самолету.

В считанные секунды летчик надел парашют, запустил мотор и со стоянки пошел на взлет. «Лавочкин» стремительно набирал высоту.

Внимательно оглядывая небо, Жигуленков увидел силуэт «Мессершмитта-109», летевшего курсом на их аэродром.

— Вот ты где, фашист! — не сдержался Борис и, продолжая набирать высоту, довернул машину в сторону противника.

Однополчане Бориса, наблюдавшие за его действиями с земли, отчетливо видели чужой самолет, приближавшийся к аэродрому.

— Уйдет, — проговорил кто-то из-за плеча командира второй эскадрильи.

— От Жигуленкова уйти непросто, — отозвался комэск-два Кирилл Евстигнеев. — На днях этот новичок проводил учебный бой с заместителем командира полка и, представьте, показал отличную технику пилотирования и на равных дрался с ним.

— Да, чувствуется, что бывший инструктор соскучился по настоящему воздушному бою, — отозвался летчик Алексей Амелин. — С начала войны он «бомбил» начальство рапортами с просьбой направить на фронт.

— Двадцать первый, Двадцать первый, идете правильно, с превышением. Цель впереди над нашей точкой, — доносился из динамика, установленного на КП, голос командира полка.

— Вас понял, цель вижу, иду в атаку, — спокойно отвечал Жигуленков.

Летчики, собравшиеся у КП, задрав головы, с затаенным дыханием продолжали наблюдать за происходящим. Фашистский разведчик, увидев приближающегося «Лавочкина», хотел было уклониться от боя, но понял, что так просто не уйдет, и вступил в воздушный бой.

— Чувствуется, достался моему земляку крепкий орешек, — произнес молодой летчик-москвич, младший лейтенант Мудрецов.

— А слабых орешков на нашем участке фронта нет, — сказал майор Подорожный. — На днях командарм генерал Красовский говорил, что на ближайших к нам аэродромах Геринг собрал семнадцать своих лучших авиационных эскадр. Так что на легкую победу рассчитывать не приходится.

— Смотрите, смотрите, — снова торопливо заговорил Валентин Мудрецов, — кажется, началось!..

Натужно завывая моторами, дрались два самолета-истребителя: наш и немецкий. Жигуленков выискивал у противника слабые стороны. Но гитлеровец быстро разгадывал замыслы советского летчика, навязывал свой маневр.

На глазах однополчан Жигуленков демонстрировал волю и боевое мастерство. Он стремился зайти в хвост истребителя противника. Это ему долго не удавалось, «мессер» ловко ускользал от удара. И все же, во время одного из боевых разворотов, вражеский летчик допустил ошибку в пилотировании — потерял скорость, его самолет на мгновение завис. Этого оказалось достаточно Борису. Одна прицельная очередь — и вражеский самолет, разваливаясь на части, понесся к земле.

— Ура! — кричали однополчане, провожая взглядами обломки вражеского самолета, падающие за черту аэродрома. Было видно, как фашистский летчик пытался выброситься с парашютом, как он, обгоняя горящий «мессер», падал до самой земли. Позже по знакам различия и многоцветью орденских планок определили, что Жигуленков расстрелял аса.

Борис ловко притер машину к земле, проворно зарулил на стоянку, выключил мотор и отстегнул ремни парашюта. Выбрался из кабины. К машине уже подходил командир полка. Жигуленков спрыгнул на землю и поспешил доложить о выполнении задания.

Майор Подорожный скомандовал «Вольно» и, улыбаясь, произнес:

— Что боевое задание выполнено и выполнено отлично, видел весь полк. Рад поздравить вас, товарищ Жигуленков, с крещением огнем и с первой боевой победой. Так и дальше держать!

Пока у стоянки толпились однополчане, наперебой поздравляя Бориса, моторист Александр Хапличук аккуратно выводил на фюзеляже машины красную звездочку, означающую первый сбитый вражеский самолет в небе войны.

Рассматривая художество моториста, оружейница младший сержант Круглова заметила:

— Что же это вы, товарищ сержант, такую маленькую звездочку-то нарисовали? Неужели краски пожалели?

— Да нет, Нина, краски у меня хватит. А вот место на фюзеляже действительно пожалел. Не зря ведь в народе говорят: лиха беда начало.

* * *

В эту ночь Борис Жигуленков долго не мог уснуть, думал о прожитом и пережитом. Хоть и двадцати еще не исполнилось, а зарубок в памяти уже немало...

Дорога в небо

Домой в тот день Борис вернулся позже обычного. Василий Сергеевич не торопился расспрашивать сына о причине задержки, ожидал, что сам расскажет о случившемся. Но Борис, хитровато улыбаясь, молчал. И только когда Анна Андреевна позвала ужинать, Борис быстро занял свое место за столом и на одном дыхании выпалил:

— Можете поздравить. Я — токарь третьего разряда! — И, подняв над головой серенькую книжечку с вытиснутым на ней гербом, добавил: — Вот эту трудовую книжку мне вручил директор завода!

— Ну что ж, — не скрывая радости, заговорил Василий Сергеевич, — поздравляю. Теперь в нашей семье трое квалифицированных рабочих, а это уже небольшая бригада.

— Почему трое? — не понял Борис. — По-моему, настоящий рабочий здесь один я. Ты, папа, давно ходишь в начальниках мастерской, Василий в свое время был рабочим — когда токарил, — а теперь, окончив техникум, стал техником-технологом.

— Нет, Боря, — возразил Василий Сергеевич, — как бы там меня ни называли, в душе я был рабочим и останусь им навсегда.

Борису очень хотелось подробно рассказать о том, как чествовали их, вчерашних фэзэушников: каждого напутствовали ветераны завода, молодой лейтенант призвал парней во всем брать пример с воинов, а если на Родину обрушится беда, дать отпор любому врагу.

— Все это интересно, сынок, и мы с удовольствием дослушаем, а сейчас спать, — ласково сказала мама. — Завтра вам снова рано утром идти на работу. Так что допивай свой чай — и отбой...

Летели день за днем, неделя за неделей... Так, незаметно, прошло несколько месяцев.

Однажды, вернувшись с работы, Борис горячо заговорил об авиации, авиаторах. Он вспоминал первых летчиков — Героев Советского Союза, спасавших челюскинцев. Торопливо перечислял имена участников последнего воздушного парада в Тушине — Ивана Лакеева, Николая Захарова, Владимира Степанчонка и других, которые демонстрировали в небе Москвы мастерство и отвагу. А затем, как бы между прочим, заключил:

— Сегодня на завод приходили представители аэроклуба нашего района, отбирали кандидатов на учебу. В комитете комсомола завода им назвали и мою фамилию.

— Ну и как ты на это отреагировал? — настороженно спросил Василий Сергеевич.

— Написал заявление с просьбой принять, — сказал Борис, стараясь не глядеть на переменившуюся в лице мать.

— Да ты что, Боря?! — всплеснула руками Анна Андреевна. — Опасное это занятие — летать в небе. Вон Чкалов какой был летчик, и то...

— Не в этом дело, Анна, — вступил в разговор Василий Сергеевич. — Разбивается даже извозчик, падая со своей брички. О другом хочу спросить Бориса. Как же поступишь со своей рабочей профессией? Выходит, прощай, завод и токарный станок?

— Почему «прощай»? В аэроклубах занимаются без отрыва от производства. Вон и брательник Василий после смены учился: техникум окончил, а токарное дело не бросил.

— Разве ты железный, Боря? — не унималась мать. — Одна работа вон как тебя изматывает, а тут еще учеба да, небось, и летать придется.

— Не волнуйся, мама, — подал голос молчавший до того Василий. — От работы и учебы еще никто не умирал. Знаете, недавно в газете «Московский рабочий» писали об итогах очередного призыва в Красную Армию. Оказывается, более семи процентов столичных призывников имеют специальность летчика. Все они аэроклубовцы, учились и работали. Не сомневаюсь, сил у Бориса хватит, главное, чтоб запал не исчез.

— Уж не кажется ли тебе, Вася, что эта задумка родилась у меня только вчера, при виде инструкторов аэроклуба? Об авиации я мечтаю давно. Так что будь спокоен: выбору своему не изменю.

* * *

Совмещать работу на заводе с учебой в аэроклубе оказалось действительно нелегко. С восьми утра до четырех часов дня Борис трудился за токарным станком. Закончив смену, отправлялся в аэроклуб, где занимался до позднего вечера. И так — почти каждый день.

Однажды Борис вернулся из аэроклуба позже обычного и, едва прикрыв за собой дверь, звонко произнес:

— Разрешите доложить! Учлет Жигуленков теоретический курс и полеты с инструктором закончил. Завтра готов лететь самостоятельно.

— Сам полетишь? — заволновалась Анна Андреевна. И, услышав утвердительный ответ, продолжала: — Ты уж, Боря, летай пониже и потише, так-то безопасней.

Василий Сергеевич, улыбнувшись на слова жены, сказал прочувствованно:

— Ну, что ж, Борис, поздравляю. Только, взлетая в небо, не забывай: там с тобой рядом не будет ни мастера, ни бригадира, посоветоваться не с кем.

— Спасибо, отец, за добрые слова. Говорят, хороший совет — это половина успеха...

* * *

В то утро мастер цеха дядя Сережа, как уважительно называли его вчерашние фэзэушники, встретил Жигуленкова теплой улыбкой:

— Ну, Борис, разрешаю тебе сегодня особенно не нажимать на план. Побереги силы для своего первого полета. Ведь старая бурятская пословица гласит, что уставшему коню и узда тяжела.

— Но есть и другая пословица, — шутливо отозвался Борис. — Лошадь принадлежит тому, кто на ней сидит, сабля тому, кто ею опоясан, а дело — тому, кто его сделал. А ведь вы, дядя Сережа, сами на нашем комсомольском собрании говорили, что, думая о небе, нельзя забывать матушку-землю, которая нас поит и кормит...

— Что ж, приятные речи приятно и слушать, — польщенно проговорил мастер.

На аэродром Жигуленков приехал в хорошем настроении. Да и было отчего: дневное задание выполнил наравне с товарищами.

Приняв доклад командира отделения о прибытии учлетов, летчик-инструктор лейтенант Володин еще раз зачитал вслух плановую таблицу и объявил:

— Учлет Жигуленков, вы летите первым... Полет по кругу.

Запустив мотор, Борис снова бросил взгляд на приборную доску и вырулил к месту старта. Осмотрелся. Убедившись, что препятствий для взлета нет, поднял руку.

Стартер взмахнул флажком: взлет разрешен. Борис послал сектор газа вперед. Разбежавшись, самолет набрал нужную скорость. Толчок, еще один. И вот уже машина плавно оторвалась от земли.

— Лечу! — торжествуя, крикнул Жигуленков.

На высоте сто метров он сделал первый разворот на девяносто градусов. Набрав триста метров, перевел машину в горизонтальный полет и совершил второй разворот. Самолет следовал недалеко от границы аэродрома.

Под крылом проплыл массив Измайловского парка. А вот и 2-я Парковая улица. Среди приземистых строений барачного типа Жигуленков узнал свой дом.

«Может, мама глядит в окошко, ищет в небе мой самолет?» — подумал Борис. Но тут же переключился на работу, кинул взор на показатель скорости и высоты. Все в норме.

Наступило время третьего разворота, после которого Жигуленков перевел самолет в планирование и все внимание сосредоточил на посадке. Посадить машину надо около посадочного знака «Т», полотнища которого, разложенные на летном поле, хорошо видны во время всего полета по кругу. Произведен последний, четвертый разворот, началось снижение. Перед самой землей Жигуленков плавно вывел самолет из планирования, он понесся над землей и через несколько секунд мягко сел на три точки.

Итак, первый самостоятельный полет завершен. По лицам подбежавших товарищей Борис понял: все в порядке.

Приняв доклад, инструктор крепко пожал руку учлету и неспешно, словно прислушиваясь к каждому своему слову, сказал:

— Подробный разбор полетов будем проводить позже, а сейчас могу сказать одно: со своей задачей, товарищ Жигуленков, вы справились.

В тот день Борис совершил еще два полета по кругу, закрепляя навыки самостоятельного пилотирования, и только когда раскаленный диск заходящего солнца лениво повис над горизонтом, он покинул машину.

Смолк гул моторов. Но не затих аэродром. Громко, раскатисто звучала над полем песня:

Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,
Преодолеть пространство и простор...

Это, довольные своей первой дорогой, проложенной в безоблачном небе, возвращались с аэродрома учлеты. А завтра, отработав трудовую смену, они снова придут сюда, чтобы закрепить навыки полета, а заодно и полюбоваться с высоты красотой родной столицы.

Стремителен бег времени. Не успел Борис оглянуться — наступила пора экзаменов в аэроклубе. Жигуленков успешно выдержал испытания, показав отличные знания по всем предметам. В числе лучших учлетов он был рекомендован для поступления в военную школу летчиков.

Родители Бориса, кажется, уже свыклись с мыслью, что их сын — летчик. И все же его решение учиться на военного летчика было неожиданным. Они гордились сыном и в то же время страшились: как-то сложится его судьба? Больно уж опасную выбрал он дорогу в жизни.

* * *

Июль 1940 года был жарким. Но, несмотря на палящий зной, на заводском дворе собралось много народа, чтобы проводить своих товарищей на службу ратную. Играл оркестр, сквозь звуки музыки пробивался разноголосый говор. Окруженные плотным кольцом, стояли призывники, будущие курсанты военных училищ, прощались с родными и друзьями.

— Ты, Боря, береги себя, — в который уже раз напоминала Анна Андреевна. — Будь осторожен. А главное, пиши нам почаще.

— Мы за твой токарный станок решили поставить Серафима Чернова. Парень он шустрый. Дал слово трудиться за двоих, — торопливо говорил Борису вожак заводской комсомолии Николай Козлов. — Только вот не знаю, кого вместо тебя поставить нападающим в нашу футбольную команду. Мы ведь ко Дню Воздушного Флота СССР будем выступать на первенстве Сталинского района Москвы. Ну а ты, главное, не забывай нас, время будет — черкни пару строк.

— Сам знаешь, обстановка в мире сложная, — напутствовал Василий Сергеевич, — так что, в случае чего, не подведи рабочую династию Жигуленковых.

* * *

Не ведал не гадал отец, как быстро сбудутся его слова. Пройдет меньше года, и обрушится на нашу Родину фашистское нашествие.

Война круто изменила жизнь советских людей, перечеркнула их мирные планы.

Новые задачи встали и перед Борисом Жигуленковым, его товарищами по военной школе летчиков. Из классов шли на аэродром, с аэродрома — в классы...

Каждый день в школе начинался теперь с прослушивания сообщения Советского Информбюро. И каждое сообщение болью пронзало сердца курсантов, свято веривших, что не место им, молодым парням, в тылу. С первых дней войны курсант Жигуленков забрасывал командование просьбами об отправке на фронт. Восхищаясь подвигом младшего лейтенанта Виктора Талалихина, Борис писал в рапорте на имя начальника училища: «Хочу защищать Москву, которая, для меня не только столица Родины, но и город моей юности». Ответ был один: «Главная задача для вас сейчас — учиться.»

Но и по окончании училища не довелось Жигуленкову попасть на фронт: в числе лучших выпускников он был оставлен в школе летчиком-инструктором. Появилась другая причина для отказа: «Готовить летные кадры для фронта — тоже очень ответственная задача».

Только в конце второго года великой Отечественной младший лейтенант Борис Жигуленков попал на фронт. Ему предстояло воевать в 240-м истребительном авиационном полку.

В боевом полку

На беседу к командиру полка новички приглашались по одному, в ожидании своего вызова сидели молча.

— Перед самым трудным экзаменом в училище так не волновался, — тихо сказал сидевший рядом с Жигуленковым младший лейтенант Валентин Мудрецов. — А тут вроде бы пришел не на экзамен, а боязно: о чем спросят? Я перед тем, как прийти сюда, приказ Верховного Главнокомандующего номер девяносто пять перечитал. А ту часть, где говорится о заветах Ленина, — несколько раз, могу повторить слово в слово: «Первое дело — не увлекаться победой и не кичиться, второе дело — закрепить за собой победу, третье — добить противника...»

Не успел Борис отреагировать на рассуждения товарища, как открылась дверь и молодцеватый адъютант зычно произнес:

— Младший лейтенант Жигуленков, вас приглашает командир полка...

Майор Подорожный встретил Бориса радушно. Рапорт выслушивать не стал. Поздоровался за руку, предложил сесть и, не отводя взгляда в сторону, заговорил:

— С вашим личным делом, товарищ Жигуленков, я уже ознакомился. Хотя привык ценить людей по делам, а не по анкетам. Знаю, что давно рветесь на фронт. Что ж, это похвально. — Майор выдержал небольшую паузу, улыбнулся. — Не робейте, вы же москвич! «Ребята столичные, — как любит говорить наш инженер, — во всех делах отличные». У нас в полку немало москвичей. Но есть и украинцы, белорусы, грузины. Первой эскадрильей командует Александр Гомолко. Окончил Борисоглебскую школу летчиков. Не один год, как и вы, был летчиком-инструктором. Дело и службу свою знает. Так что есть у кого поучиться. Для детального знакомства с людьми время у вас будет. А сейчас, если нет вопросов, устраивайтесь — и за работу, ее хватит на всех...

Прошло несколько дней, и Жигуленков уже знал многие страницы боевой летописи полка.

Парторг капитан Беляев рассказал, что их 240-й истребительный авиаполк формировался перед самой войной. Ко времени нападения фашистской Германии на нашу страну в части было всего тринадцать самолетов И-15 «бис», а летчиков и вовсе только семь. Лишь к августу сорок первого полк закончил формирование и был направлен на Ленинградский фронт, где сразу же включился в боевую работу. Но повоевать пришлось недолго. Спустя три месяца полк направили в тыл для переучивания на новые самолеты ЛаГГ-3. Чуть более года дрались летчики на этих машинах, а в декабре сорок второго пересели на Ла-5 — современный самолет-истребитель.

Закончив переучивание, полк перелетел на один из аэродромов в район Курской дуги.

Без раскачки и выжидания Жигуленков приступил к летной работе. Сначала отрабатывал полеты по кругу и в зону, потом подключился к несению боевого дежурства.

В марте 1943 года полк перебазировался на аэродром Уразово, поближе к местам намечающихся боев.

И началась напряженная наземная подготовка: техники и механики проводили регламентные работы. Летчики основательно взялись за подзабытую уже теорию. Но и «практики» хватало с лихвой: десятки раз по сигналу с КП вылетали они на перехват самолетов противника.

В первых числах июня сорок третьего года в полку состоялось открытое партийное собрание. С докладом «О передовой роли коммунистов и комсомольцев в предстоящих боях» выступил начальник штаба полка Яков Евсеевич Белобородов. Он подвел итоги, рассказал об ответственных задачах, поставленных перед 240-м истребительным. Слушая начальника штаба, Жигуленков все более сознавал, в какой слаженный боевой коллектив он попал. Сражаясь в небе Ленинграда и Сталинграда, на Северо-Западном и Юго-Западном фронтах, полк произвел сотни боевых вылетов. На счету летчиков было уже свыше шестидесяти воздушных боев, в которых они сбили более тридцати вражеских самолетов. Имена Игнатия Солдатенко, Виктора Гришина и других были известны далеко за пределами их части.

— Молодое пополнение, прибывшее в начале года в полк, особенно лейтенанты Иван Кожедуб, Кирилл Евстигнеев, оттачивают боевое мастерство, — говорил Белобородов. — Под стать им и другие наши новички — Игорь Середа, Павел Брызгалов, Валентин Мудрецов, Борис Жигуленков, Василий Мухин. Надо и остальным брать с них пример.

Решение собрания было лаконичным: в предстоящих боях приложить все силы и знания для победы над врагом.

— Что ж, Боря, пора в поход, труба зовет... — негромко сказал Мудрецов, с которым Жигуленков успел подружиться.

До армии Валентин окончил художественное училище, работал на одном из московских предприятий художником-оформителем. Но потянуло в небо. Пошел в аэроклуб. Затем — Борисоглебская военная авиационная школа имени В. П. Чкалова. Ну а потом — фронт, 240-й истребительный.

— Труба-то давно зовет, Валентин, только вот до нас с тобой ее сигнал никак не доходит.

— Ничего, Борис, слышал, что сказал начальник штаба полка? «Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать...» Вот и давай наберемся терпения.

В один из июньских дней после полетов Жигуленков решил, как выражался, пообщаться с экипажем.

— Экипаж у тебя боевой, — еще при первой встрече сказал ему командир эскадрильи. — Механик, старшина Пашинин, опытный, любит и знает свое дело. Под стать ему и моторист Александр Хапличук. Москвич, воспитанник завода «Серп и молот», с первого дня на фронте. Окончил Бобруйскую школу младших авиаспециалистов. Отлично трудится и оружейница младший сержант Круглова. Дочь старого большевика, организатора первых колхозов на земле владимирской, она в неполные девятнадцать лет добровольно пошла на фронт. Окончила ШМАС и вот уже второй год в полку.

Конечно, Борис и сам успел познакомиться с небольшим, но дружным коллективом. Не только знал биографию каждого, но и видел, как работают люди. Наблюдая на стоянке за мотористом Хапличуком, он по-хорошему завидовал Саше: до чего же трудолюбив, сноровист! Глядя на действия Нины Кругловой, ловил себя на мысли, что эта голубоглазая, хрупкая девушка, созданная, казалось бы, не для работы с тяжеленными бомбами и снарядными ящиками, а для тихой безмятежной жизни, в деле не уступит и дюжему мужчине.

Однако на этот раз причина для «общения» была особой. В соседней эскадрилье произошло ЧП, приказано рассказать о случившемся всему личному составу полка.

А произошло вот что. Много дней подряд шли сильные дожди. Не предполагая, что в такую погоду самолет может подняться на задание, младшие специалисты спрятали в боевой машине винтовки. Рассудили так: нечего им мокнуть, пусть полежат в фюзеляже. Но летчик Евстигнеев вылетел в тот ненастный день на очередное задание. И, пожалуй, только самообладание и мастерство позволили ему справиться с боевой задачей, несмотря на необычный груз в хвостовой части фюзеляжа.

Разговор с экипажем младший лейтенант Жигуленков начал издалека. Напомнил о недавнем открытом партийном собрании, а затем, словно речь шла о событии, происшедшем не в их коллективе, сказал с безразличием:

— Оказывается, в авиации бывают чудеса, которые и представить трудно, — кое-кто может использовать самолет-истребитель для хранения винтовок. Это ли не грубейший проступок и нарушение элементарного порядка?

— А мне думается, здесь уместней другое слово — «преступление», — в гневе выпалил моторист Александр Хапличук. — Еще неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не выдержка Кирилла.

— И все же этих ребят не следует называть преступниками, — не согласился Жигуленков. — Разгильдяи они порядочные, а от разгильдяев всего можно ожидать. За боеготовность самолета отвечает каждый член экипажа. Вот хотя бы наша оружейница Нина Круглова. — Заметив, как смутилась девушка, покраснела до кончиков ушей, быстро поправился: — Младший сержант Круглова. На ней тоже ответственность за успех боевого вылета. Ведь если я зайду на цель, а бомбы зависнут на бомбодержателях, или если сам подойду к противнику, попытаюсь сделать выстрел, а пушки заклинит, то не только не выполню задание, но и жизнью поплачусь. Верно я говорю? — посмотрел Борис на товарищей и, не дожидаясь ответа, продолжал: — Уверен, так думает каждый из вас. Все мы скрепляли подписью военную присягу. Значит, и служить должны честно, по закону и совести.

* * *

Еще немного посидели, поговорили о разном, и младший лейтенант оставил подчиненных: время было позднее.

Едва Жигуленков скрылся за стоянками самолетов, Александр Хапличук, довольно улыбаясь, заговорил:

— Все больше убеждаюсь, что наш командир, кроме всего прочего, еще философ и психолог. Не глядите, что молод.

— Особенно, когда читает на расстоянии мысли нашей Нины, — некстати выпалил механик старшина Пашинин. Поймав колючий взгляд девушки, пояснил: — Я имею в виду обстоятельность, с которой он говорил о бомбах, взрывателях и боеприпасах, заботливо подготовленных руками младшего сержанта Кругловой...

— Не вижу в рассуждениях командира ничего предосудительного, — поспешил уточнить Хапличук. — Он внимателен к работе каждого члена экипажа. А если к Нине Кругловой проявляет внимание несколько большее, значит, она того заслуживает не только безупречным трудом, но и добротой своей. Сколько сил она отдает тому, чтобы вовремя почистить и смазать пушки, подготовить и подвесить под самолет увесистые бомбы. А кто не знает, как мастерски она проводит предварительный и предполетный осмотр самолета? И делает свою работу с душой, не ограничиваясь вооружением. Все это не может ускользнуть от взгляда командира. Если, конечно, он настоящий командир...

* * *

Уединившись, Борис Жигуленков перечитывал письма, пришедшие от родных. Бежал глазами по неровным строчкам и, казалось, разговаривал с дорогими сердцу людьми. «Вот уж какой месяц, как я вместе с заводом нахожусь в Челябинске, куда мы эвакуировались из Москвы, — писал брат. — Город хороший, а люди еще лучше. Броня крепка, и танки наши быстры», — этой строчкой из популярной песни Василий давал понять, какую продукцию выпускает их завод.

— О чем задумался, детина? — шутливо пробасил незаметно подошедший летчик Александр Колесников.

— Да вот, перетряхиваю свои архивы, — уклончиво ответил Жигуленков. — Слышал, братьев Колесниковых опять можно поздравить? Еще одного «мессера» в землю вогнали?

— Да, было такое дело, только я здесь ни при чем. Младший, Иван, расправляет крылья. Так искусно подловил фашиста на развороте, что всадил в брюхо пирату целую дюжину снарядов; «мессер» развалился на куски...

Иван и Александр Колесниковы, с которыми подружился Жигуленков, тоже москвичи. До призыва работали на железной дороге. Окончили аэроклуб, военную школу летчиков и вот недавно прибыли в боевой полк. «Нет, что ни говори, повезло тебе, Борька, с товарищами. С такими никакой враг не страшен!» — подумал Жигуленков.

Над Курской дугой

Еще только начинало светать, а летчики полка уже собрались на митинг, замерли в одношеренговом строю. Ветер колыхал Боевое Знамя части, рядом стояли командир, комиссар, начальник штаба...

Майор Подорожный сделал шаг вперед, расправил под ремнем и без того ладно сидевшую на нем гимнастерку и, обведя взглядом притихший строй, заговорил:

— Товарищи летчики, техники, механики, младшие авиаспециалисты! Настал решающий час. Враг на нашем участке фронта готовится к наступательным действиям. Поставлена задача оказывать помощь наземным войскам, надежно прикрывать их с воздуха. Так поклянемся же с честью выполнить свой долг.

— Клянемся! — прозвучало в ответ.

Один за другим подходили к столу воины, заверяли командование, что без устали будут громить врага на земле и в воздухе.

Слушая товарищей, Жигуленков чувствовал, сколь велика их ненависть к фашистам. Значит, драться будут геройски.

С митинга расходились по самолетам: каждый знал свою задачу, время вылета, состав групп.

— Ну что ж, товарищ Жигуленков, пойдете моим ведомым, — тронул Бориса за плечо комэск старший лейтенант Гомолко. — Будьте предельно внимательны. Над целью можем встретиться с «мессерами» и «фокке-вульфами». Взлетаем по зеленой ракете, вслед за второй эскадрильей.

* * *

Не успела ракета упасть на землю, как аэродром наполнился гулом моторов: краснозвездные «Лавочкины» один за другим поднимались в небо.

Жигуленков и комэск взлетали первыми. За ними, соблюдая дистанцию, поднимались другие летчики подразделения и, как условились на земле, уже при отходе от аэродрома построились в боевой порядок.

«У летчика, особенно истребителя, голова должна вращаться на триста шестьдесят градусов», — вспомнил Жигуленков слова начальника летной школы полковника Попова Федора Тимофеевича. Словно выполняя добрый совет бывалого «авиационного волка», Борис бросал взгляд из стороны в сторону, стараясь охватить все воздушное пространство. И, как оказалось, недаром: при подходе к заданному району он первым увидел приближающуюся к переднему краю группу фашистских бомбардировщиков.

— Командир, впереди, с превышением, «юнкерсы», — стараясь быть спокойным, доложил младший лейтенант.

— Вижу, — отозвался Гомолко и, решив атаковать ведущий бомбовоз, приказал: — Прикрой!

Увидев советский самолет, гитлеровские стрелки открыли по нему огонь из бортового оружия. Гомолко стремительно сближался с флагманской машиной. Подойдя на дистанцию прицельного огня, плавно нажал гашетку, и пушечная очередь прошила «юнкерс». Он скользнул на крыло и, выпустив клуб огня и дыма, факелом пошел к земле.

Лишившись ведущего, строй «юнкерсов» дрогнул. Пользуясь замешательством гитлеровцев, комэск пристроился к очередной их машине. Фашист предпринимал маневр за маневром. Однако Александр разгадывал его замыслы. Не успел Гомолко выйти из атаки, как «мессер» коршуном свалился на него. Жигуленков словно ждал этого. Небольшой доворот — и пушечная очередь преградила путь врагу.

Бой продолжался... «Юнкерсы» встали в оборонительный круг, который прикрывался сверху «мессерами», но истребители врага сами оказались под ударом нависших над ними «Лавочкиных».

Потеряв три машины, гитлеровцы поспешили уйти восвояси.

А группа Александра Гомолко, успешно выполнив задание, взяла курс на свой аэродром. Вернулись без единой потери.

Командир полка не стал слушать доклад старшего лейтенанта. Скомандовав «Вольно» и с одобрением поглядев на комэска и его заместителя, зычно произнес:

— Молодцы! Поработали отменно. Командующий второй воздушной армией генерал Красовский прислал телеграмму. Объявляет вам благодарность, всю группу ставит в пример летному составу. Однако для торжества времени нет. Получено новое задание. По шоссейной дороге Харьков — Белгород движется танковая колонна и мотопехота противника. Приказано прикрыть штурмовики, которые выйдут на эту цель. — Командир полка помолчал с минуту и снова обратился к старшему лейтенанту Гомолко: — Я решил поручить выполнение этого задания вашей эскадрилье. Группу подберете по своему усмотрению.

Подорожный указал место и время встречи с «илами», их состав и боевой порядок, сообщил другие данные, необходимые для выполнения задачи. Закончил он словами:

— Особо учтите, что мотоколонну прикрывают «мессеры» и «фокке-вульфы». Если нет вопросов, действуйте.

— Задача ясна, товарищ командир, — ответил Гомолко и вместе с Жигуленковым зашагал к самолетам...

Зарулив на стоянку, Борис проворно снял парашют, бросил в кабину шлем и легко спрыгнул на землю. На вопрос подбежавшего к нему авиамеханика о работе машины выпалил:

— Замечаний нет. Мотор работал как зверь. Быстрей готовьте к повторному взлету. А вас, товарищ Круглова, — подчеркнуто официально обратился к оружейнице, — прошу пополнить боекомплект.

— Ясно, товарищ младший лейтенант, — скрывая смущение, ответила Нина.

Почувствовав неловкость и помолчав, Борис сказал мягче:

— Пока у меня есть несколько свободных минут, давайте-ка, Нина, вместе осмотрим снарядные ящики, а заодно и пополним их.

— Да что вы, товарищ командир, с этим я и одна управлюсь, — смущенно ответила Крутова. — У вас своих дел хватает.

Борис с благодарностью посмотрел на девушку и ничего не ответил.

В считанные минуты самолет был подготовлен к повторному боевому вылету. И по сигналу с КП Жигуленков снова поднял свой «ястребок» в небо.

Проводив командира в очередной полет, Нина как-то по-особому задумалась об этом простом, веселом и душевном парне. Вспомнила встречи, разговоры с ним. Она чувствовала: с каждым днем он становится для нее ближе, родней. Нине казалось, что Борис отвечает ей взаимностью. При одной мысли об этом гулко билось сердце: если бы, если бы так...

* * *

В начале мая 1943 года 240-й истребительный авиаполк перебазировался на аэродром Чернянка, недалеко от Курска. Преграждая путь фашистам на этом участке фронта, летчики полка каждый день вступали в воздушные бои, наращивая победный счет. О подвигах этих воздушных бойцов знали далеко за пределами полка. О них писала не только армейская газета «Крылья победы», но и фронтовая «За честь Родины», и центральный орган ВВС «Сталинский сокол».

В середине мая 1943 года с заданием редакции я прибыл в этот полк. Майор Подорожный только что вернулся с боевого задания и обговаривал с начальником штаба очередные задачи.

Поздоровавшись, узнав о цели моей командировки, он оживился:

— Ну что ж, я не против того, чтобы армейская газета писала о наших воинах — людей достойных в полку много. А если подметите какие-то изъяны, воспримем критику как должное. Только учтите, что у нас уже работают два корреспондента — старший лейтенант Анатолий Хорунжий из фронтовой газеты и капитан Николай Макеев из центральной авиационной. И каждый ищет своего героя.

Разрывы зенитных снарядов прервали его рассказ. Не успел я присмотреться к самолету, летевшему вдали от аэродрома, как майор Подорожный подбежал к стоявшему вблизи самолету. Без шлема и очков, надев только парашют, он прямо со стоянки дал полный газ и пошел на взлет.

Замерев, наблюдали мы за происходящим. Вот гитлеровец заметил приближающегося истребителя и сделал резкий разворот, пытаясь уйти, но было уже поздно: «Лавочкин» завис над «юнкерсом». Первая атака, вторая... Длинная пушечная очередь — и бомбовоз пошел к земле.

Около недели я проработал в этом полку. Командировка оказалась удачной. По итогам ее удалось написать несколько заметок, очерков. Первая моя корреспонденция «Боевой командир» была опубликована в «Крылышках», как любовно называли авиаторы свою армейскую газету, 23 мая 1943 года. В этой заметке я попытался рассказать о бое, свидетелем которого стал.

Забегая вперед, скажу, что вскоре я снова прибыл в 240-й истребительный. Майор Подорожный встретил меня с укором:

— Негоже получается, товарищ лейтенант. Я рассказывал вам о наших отважных летчиках, техниках и механиках, а вы свое выступление в газете начали с рассказа о «боевом командире»...

— Ну, это будем считать запевом, как бы началом разговора, — улыбаясь, вступил в разговор начальник штаба подполковник Белобородов. — Тем более, что корреспондент не забыл и о рядовых воинах. Помните его заметки — «Техник звена Опрышко», «Повар-инструктор сержант Косынков»...

— И все же побольше пишите о летчиках — Кожедубе, Евстигнееве, Амелине, братьях Колесниковых. Это замечательные люди!..

* * *

В один из июльских дней сорок третьего в полк поступила телеграмма. Надлежало выделить группу истребителей для сопровождения «Ильюшиных-2», которым предстояло нанести удар по войскам противника на марше.

Посоветовавшись с заместителями, командир полка решил возложить эту задачу на летчиков первой эскадрильи.

Изучив боевое задание, обговорив действия в особых случаях полета, истребители, возглавляемые старшим лейтенантом Александром Гомолко, поднялись в небо и взяли курс к месту встречи со штурмовиками.

Жигуленков был доволен, что комэск не только включил его в состав группы, но и снова взял своим ведомым.

Внимательно наблюдая за воздухом, Борис изредка бросал взгляд на землю. Воронки, искореженные телеграфные столбы, мелькавшие под крылом, свидетельствовали о недавнем налете врага.

Под крылом самолета появилась широкая лента шоссейной дороги. Оставляя за собой сизый след, шли к линии фронта гитлеровские танки, мотопехота.

— В атаку! — послышался голос ведущего «Ильюшиных». И нагруженные бомбами, эрэсами штурмовики спикировали на немецкую технику.

Взметнулись к небу огонь и дым — удар штурмовиков был точен.

Строго выдерживая свое место в боевом порядке, Жигуленков внимательно следил за пространством, откуда могли появиться истребители противника.

В это время на «Ильюшиных» бросилась четверка Me-109. Но Жигуленков был начеку. Доложив ведущему группы о появлении противника, тут же выпустил пушечную очередь. Не удалось пробиться к штурмовикам и второй четверке «сто девятых»

Старший лейтенант Гомолко приказал своему заместителю Виктору Гришину обеспечить непосредственное прикрытие Ил-2, а сам во главе четверки Ла-5 связал боем «сто девятых».

В одной из атак Гомолко близко подошел к вражескому самолету. «Мессершмитт» закрыл почти весь прицел — так мало было расстояние. Но в последнее мгновение немец заметил Гомолко и, выйдя из-под удара энергичным переворотом через крыло, оказался впереди. Жигуленков не упустил удобного момента, срезал доворот — и двадцатимиллиметровые пушечные снаряды рассекли вражескую машину, «сто девятый» дрогнул, перевернулся и камнем понесся к земле.

А бой продолжался. В какой-то момент вражеским летчикам удалось прорваться к «Ильюшиным».

— Командир, под нами «мессеры»! — по возможности спокойно доложил Жигуленков.

Посмотрев вниз, Гомолко увидел, что Гришин ведет неравный бой с группой «мессершмиттов».

— Боря, прикрой! — приказал комэск и бросился на выручку Виктору.

Стремительным разворотом он пошел на чуть отставшую пару «мессеров». Однако гитлеровцы своевременно разгадали замысел советского летчика и отвернули в сторону.

В это время на Жигуленкова обрушилась пара Ме-109. Длинная очередь, выпущенная с одного из вражеских самолетов, пронеслась над кабиной Ла-5. Фашист разогнался на пикировании и оказался впереди Жигуленкова.

— Попался, стервец, — обрадовался Борис и небольшим доворотом поймал «мессер» в прицел. Нажал на гашетки — и вражеский истребитель, вспыхнув, пошел к земле.

— Молодец, Боря! — бросил в эфир Гомолко. — Но смотри не увлекайся, бдительности не теряй.

Жигуленков хотел было ответить на похвалу командира, но в это время на его машину свалилась новая пара стервятников. Только умелый и своевременный маневр в воздухе спас Бориса от гибели. А машине досталось-таки: в центроплане и левом крыле зияли дыры.

Несравнимо больше досталось фашистам. Жигуленков бросил взгляд на землю и довольно улыбнулся: от метких ударов штурмовиков на шоссе образовалось несколько костров. Горели танки, бронемашины, взрывались бензоцистерны.

* * *

Еще более жаркие бои завязались 12 июля 1943 года. В тот день летчики полка трижды вылетали в район Прохоровки, близ Белгорода, где происходило ожесточенное танковое сражение. Командир первой эскадрильи в третий раз повел десятку «Лавочкиных» на прикрытие танкистов. В составе десятки был и Борис Жигуленков.

За сорок минут, под зенитным огнем противника, в схватках с вражескими истребителями, наши летчики сбили шесть немецких самолетов. Им удалось отвратить от наземных войск удар пяти групп вражеских бомбардировщиков.

В этом вылете, в неравном бою с врагом, смертью храбрых погиб комэск Александр Гомолко...

Тяжело переживали гибель командира летчики. Прощаясь с боевым товарищем, поклялись еще яростнее сражаться с врагом.

* * *

...В то утро замкомэска Гришин получил задание во главе шестерки «Лавочкиных» вылететь на прикрытие наших наземных войск, действующих на обояньском направлении. Он рассказал о задании, поставил задачу каждому летчику, обратив внимание на необходимость взаимовыручки в бою, важность умелого маневрирования в зоне зенитного огня противника. Своим ведомым он назначил Жигуленкова.

По сигналу с КП шестерка «Лавочкиных» поднялась в небо. Ей было приказано не подпустить бомбардировщики к переднему краю наших войск. Гришин и Жигуленков летели выше — прикрывать четверку от истребителей противника, а в случае чего связать гитлеровцев боем.

Вскоре наши летчики убедились, что такое построение боевого порядка вполне оправданно. Патрулируя над передним краем, они увидели большую группу Ю-87, шедших в сопровождении Me-109. Гитлеровцы держали строй, как на параде. Следом за первой группой бомбардировщиков шла вторая. Над обеими группами, словно осы, кружились истребители сопровождения.

Преимущество в силах было на стороне противника. Однако мужество и мастерство наших летчиков, помноженное на взаимодействие внутри шестерки, и удачно выбранный боевой порядок привели к тому, что бомбардировщики не смогли сбросить груз на советские войска. В завязавшемся воздушном бою было сбито три вражеских самолета, в том числе один — Жигуленковым. Шестерка вернулась на свой аэродром без потерь.

* * *

...Размахивая свежим, пахнувшим типографской краской номером армейской газеты, моторист Александр Хапличук подбежал к товарищам, находившимся на стоянке:

— Кто хочет послушать о подвигах летчиков-смельчаков, прошу ко мне!

С тех пор, как сержант Хапличук стал агитатором, он частенько знакомил воинов эскадрильи с интересными материалами, опубликованными в газетах и журналах.

— Опять о Покрышкине, братьях Глинках будешь рассказывать? — решила уточнить оружейница Круглова.

— Нет, Нина, в нашем полку растут свои асы. Недавно мы читали о боевых делах Ивана Кожедуба и Кирилла Евстигнеева, а теперь вот пишут и о более молодых. — И с нарочитой официальностью продолжил: — Товарищи офицеры, сержанты и красноармейцы! Сегодня вместе с другими материалами армейская газета публикует статью под названием «Атаки смельчаков», а ниже подзаголовок — «Победа младшего лейтенанта Жигуленкова». В частности, описывается, как удалось сбить четыре Ме-109.

— Да ты не рассказывай, а читай подряд, мы сами разберемся, что к чему, — попросил техник звена Александр Андреев.

— Пожалуйста, я готов озвучить то, что здесь написано, — согласился Хапличук и, откашлявшись, стал читать:

— «Зеленая ракета, точно стрела, взвилась ввысь, оставляя позади себя след седого дыма. Истребители попарно взлетели в воздух.

Вскоре летчики увидели под собой сплошное море дыма и черные пятна воронок. Игрушечными кажутся с высоты советские тяжелые танки. Они ползут вперед, как вестники успешных летних боев, которые ведет Советская Армия.

Навстречу группе наших истребителей идут двенадцать Ме-109. Продолжая выполнять свою основную задачу, командир группы коммунист лейтенант Гришин с двумя комсомольцами решил отвлечь внимание «мессершмиттов» на себя. Пучки трассирующих пуль, точно огневые нити, с огромной скоростью тянулись к самолетам смельчаков, но они не отступали.

— Руби их, гадов! — крикнул по радио лейтенант Гришин, и, как бы в ответ на приказание ведущего, младший лейтенант Жигуленков меткой очередью пронзил одного стервятника; тот вздрогнул, и, резко накренившись на крыло, беспорядочно полетел вниз.

Через несколько минут один за другим были сбиты еще три самолета противника. В этом бою младший лейтенант Жигуленков сбил два Ме-109, лейтенант Гришин и младший лейтенант Трясак — по одному «мессеру».

Не выдержав дерзкого, тактически умелого маневра наших летчиков, «мессершмитты» поспешно вышли из боя и скрылись из виду».

— Ну вот, теперь хорошо видны атаки смельчаков, — подытожил Андреев.

Он хотел еще что-то сказать, но в это время над аэродромом пронеслось звено «Лавочкиных», вернувшихся с боевого задания. И всех, кто пришел послушать читчика, как ветром сдуло. Они заторопились встречать свои машины.

...По тому, как Борис Жигуленков рулил на стоянку, как проворно, выключив мотор, покидал кабину самолета, можно было безошибочно сказать: командир вернулся с очередной победой.

Быстро отстегнув парашют, сняв шлем, Жигуленков сказал громко, чтоб слышали все:

— Замечаний по работе мотора и вооружения нет. Готовьте машину к очередному вылету. А тебя, Саша, — обратился к мотористу, — прошу подрисовать еще пару звездочек.

— Будет сделано, товарищ командир! — с готовностью ответил Хапличук, провожая взглядом Жигуленкова, заторопившегося на КП, чтоб доложить о выполнении боевого задания...

* * *

Действия воинов — членов ВЛКСМ в битве на Курской дуге решено было обсудить на комсомольском собрании.

К собранию готовились тщательно. Выпустили специальный номер стенгазеты, посвященный лучшим летчикам.

С докладом на собрании выступил командир полка. Майор Подорожный рассказал, как мастерски сражались летчики, самоотверженно трудился технический состав. Особо командир отметил недостатки, обратил внимание на то, что предстоит еще сделать.

— В небе над Белгородом, — говорил он, — не только победы сопутствовали нам. Были и промахи, невосполнимые потери. Ушел из жизни командир первой эскадрильи Александр Гомолко. Не стало и его заместителя Виктора Гришина, других наших товарищей. Никто не застрахован от ошибок, но многое мы обязаны предвидеть.

Выступили и комсомольцы: Игорь Середа, Иван Кожедуб, Александр Колесников. Внимательно слушали собравшиеся командира первой эскадрильи Амелина, недавно вступившего в эту должность. Он говорил о незыблемых законах фронтового братства: дружбе, взаимовыручке. Без всего этого, подчеркивал Алексей, не добиться победы.

В решении собрания комсомольцы записали: делами своими приумножать боевую славу полка, добиваться безотказной работы боевой техники и оружия, стремиться, чтобы каждый снаряд, каждая бомба были пущены точно в цель.

От имени бюро ВЛКСМ комсорг полка старшина Коротков предложил обсудить проекты благодарственных писем родителям отличившихся в боях воинов.

— Эти тексты согласованы с командованием. — сказал Коротков, — но мы решили вынести их и на ваш суд. Вот послушайте, например, что мы написали родителям Бориса Жигуленкова.

— «Дорогие Василий Сергеевич и Анна Андреевна! Примите боевой, сердечный привет и самые лучшие пожелания от командования, всех воинов истребительной авиационной части, в которой служит ваш сын Борис, — читал комсорг. — Нам приятно сообщить, что за время службы младший лейтенант Жигуленков проявил себя смелым и умелым воздушным бойцом, хорошим товарищем, активным комсомольцем... Командование, комсомольская организация части благодарят вас за воспитание сына, бесстрашного воина, достойного защитника Родины. Желаем вам крепкого здоровья, большого семейного счастья и всего самого лучшего».

— Письмо хорошее, — подал голос с места техник звена Даниил Кочагин, — но считаю, что нужно его дополнить. На днях Борис в одном лишь бою сбил два вражеских самолета.

С предложением Кочагина согласились: ничего не скажешь, дельное замечание.

Единодушно были приняты тексты писем родителям летчиков-комсомольцев Кирилла Евстигнеева, Валентина Мудрецова, Александра и Ивана Колесниковых, других авиаторов.

— Подготовили мы письмо и родителям Ивана Кожедуба, — снова заговорил старшина Коротков, — а с отправкой придется подождать. Дело в том, что село, откуда родом Кожедуб, находится пока под оккупантами. Но войска Центрального фронта уже приближаются к тем местам, так что письмо у нас долго не залежится, — шутливо сказал комсорг под одобрительные возгласы присутствующих. — К тому же кроме благодарственного письма мы думаем послать родителям Кожедуба и газетную вырезку с заметкой об Иване.

— Правильно! — раздалось из зала сразу несколько голосов.

— Решено, — заключил Коротков. — На этом и закончим наше собрание. У каждого из нас немало дел, так не будем откладывать их на завтра.

* * *

Освободив Белгород, советские войска продолжали развивать наступление.

Перед летчиками 240-го истребительного авиаполка в те дни стояла задача обеспечить надежное прикрытие штурмовиков и бомбардировщиков.

15 августа полк выполнял задание по прикрытию «Петляковых», которые наносили бомбовые удары по скоплению гитлеровских войск юго-западнее Харькова. Борис Жигуленков был ведомым в группе командира эскадрильи Амелина.

Соблюдая минимальные дистанции в боевом порядке, тяжело груженные бомбардировщики под прикрытием истребителей держали курс на цель.

При подходе к району, где намечалось произвести бомбометание, Жигуленков первым увидел самолеты противника: они шли навстречу «Петляковым».

— Командир, приближаются «фоккеры», — доложил Жигуленков.

Но не успел Амелин ответить, как от второй группы «Лавочкиных» отвалило звено Кожедуба и устремилось наперерез гитлеровцам.

Жигуленков хорошо видел, как четверка Кожедуба сошлась с врагом, стремительно и дерзко атаковала его. «Лавочкины» шли с превышением. ФВ-190 попытались увернуться, но было поздно. Кожедуб выпустил две пушечные очереди, и один из «фокке-вульфов», оставляя полосу огня и дыма, врезался в землю.

Немцы набросились на «Петляковых», шедших ниже группы Амелина. Но Жигуленков был начеку. Он устремился на истребитель противника и выпустил заградительную очередь. Наткнувшись на огненную трассу, гитлеровец отвалил в сторону. Наши бомбардировщики без помех прицельно обрушили фугаски на вражеские войска.

* * *

В один из сентябрьских дней сорок третьего летчики 240-го истребительного авиаполка собрались на очередное занятие, чтобы обсудить особенности воздушного боя с многомоторными самолетами противника.

Руководитель занятия не раскрыл основные вопросы темы, как поступило боевое распоряжение: курсом на аэродром идет одиночный самолет-бомбардировщик «Хейнкель-111», необходимо уничтожить врага.

Выполнить задание поручили младшим лейтенантам Жигуленкову и Колесникову.

Повторив приказ, офицеры заспешили к самолетам.

— Ну вот, у них будет возможность на практике изучить тему, — заметил Валентин Мудрецов. — Ведь «Хейнкель-111» двухмоторный самолет. Думаю, Борис без конспекта ответит на все вопросы. Да и Саша Колесников не опростоволосится, недаром летает под счастливым номером.

— А что, по-моему, Мудрецов прав, — отозвался один из летчиков. — Только не пойму, при чем здесь счастливый номер?

— А тут и понимать нечего, — снова заговорил Мудрецов. — У братьев Колесниковых бортовые номера на машинах со значением. Дело в том, что оба они родились двенадцатого числа, хотя и в разные месяцы. Прибыв на фронт, попросили, чтобы их самолетам дали двенадцатый номер. Но так как в полку не может быть двух машин под одним номером, старший, Александр, согласился на счастливый, как сам сказал, номер — тринадцатый, он и теперь красуется на машине...

«Лавочкины» поднялись в небо, когда «хейнкель» подходил уже к аэродрому.

Наши самолеты обеспечили себе преимущество в высоте и стали приближаться к цели, выжидая момент для прицельного удара. Огонь бортового оружия «хейнкеля» свидетельствовал о том, что экипаж бомбардировщика видит истребителей.

Жигуленков и Колесников начали имитировать атаки. Тем самым надеялись уточнить зоны, не простреливаемые противником.

— Ну бейте! Чего тянете! — нетерпеливо кричали с земли однополчане, наблюдавшие за этим поединком.

И словно услыхав голоса с земли, Жигуленков, успевший разобраться в слабых и сильных оборонительных возможностях бомбардировщика, уверенно подошел к нему и открыл огонь. «Хейнкель» закачался из стороны в сторону, вспыхнул и отвесно пошел к земле...

— Вот это образец наглядно проведенного занятия, — шутливо бросил парторг полка Беляев.

...Нина Круглова первой подбежала к Жигуленкову, как только он выбрался из кабины самолета.

— Поздравляю, товарищ командир, — смущенно проговорила девушка. По привычке хотела спросить, как работало вооружение, но, почувствовав, что такой вопрос сейчас некстати, замолчала.

Видя ее смущение, Борис улыбнулся:

— Спасибо, Нина, вооружение работало безотказно. — И, повернувшись к механику, подытожил: — К работе мотора претензий тоже нет, все в норме. Ну, я побежал на доклад к командиру...

Пожав руку Жигуленкову, а затем Колесникову, комэск Алексей Амелин сказал:

— Боевое задание выполнили успешно! Молодцы! О «танце» вокруг «хейнкеля» командир полка приказал поподробнее рассказать летному составу.

Войдя в класс, окинув взглядом товарищей (все сидели на прежних местах, словно и не расходились), Жигуленков неторопливо, обстоятельно начал вспоминать перипетии недавнего боя.

— Вопросы есть? — негромко спросил руководитель занятий, когда Жигуленков закончил свой рассказ.

— На все вопросы он ответил мастерской атакой, — подал голос Кирилл Евстигнеев. — И неплохо бы почаще проводить такие занятия с использованием столь доходчивых наглядных пособий.

* * *

А к вечеру в столовой летного состава уже висел красочный плакат. В верхней части листа была изображена выходящая из стремительной атаки пара «Лавочкиных». Внизу — догорающий самолет со свастикой, а под ним подпись:

И этот «хейнкель» отлетался:
От самолета хвост остался.
У Бори крепкая рука.
Уж если бьет — наверняка!

Первая награда

Хмурые тучи нависли над аэродромом. Зарядивший с раннего утра дождь не прекращался весь день. Томившиеся в вынужденном безделье летчики совсем приуныли: когда-то еще удастся взлететь?

И вдруг — шум мотора. На посадку шел «Лавочкин».

Авиаторы с нескрываемой завистью смотрели на приземлившийся самолет.

— Люди летают, а мы всё у моря погоды ждем, — бросил кто-то с упреком, не отрывая взгляда от приземлившегося Ла-5.

— Судя по всему, начальство пожаловало, — сказал Жигуленков, всматриваясь в машину.

— Хвостовой Ноль-первый. Это наш комкор генерал Подгорный прилетел, — поддержал разговор стоявший рядом с Жигуленковым капитан Воронцов. — Всем нам впору у него поучиться.

Биография у генерала и впрямь завидная. А начинал, как и большинство из них. Родился он в семье рабочего. Окончив ФЗУ, стал работать на заводе токарем. В двадцать лет с отличием окончил военную школу летчиков. В неполные двадцать шесть за его плечами была уже академия, на груди — боевой орден за подвиги в небе Халхин-Гола. В двадцать девять Подгорный стал командиром корпуса.

* * *

Приняв рапорт командира полка, генерал Подгорный заговорил:

— На этот раз моя миссия особенно приятна. Я прилетел, чтобы еще раз поздравить вас с успешным выполнением боевых заданий, вручить награды отличившимся, а заодно сообщить, что теперь мы находимся в подчинении командующего пятой воздушной армией генерала Горюнова. Прошу собрать личный состав...

Митинг открыл заместитель командира полка по политической части майор Башкирцев.

— У нас сегодня радостное событие, — сказал он. — За образцовое выполнение заданий командования на фронтах борьбы с немецко-фашистскими захватчиками и проявленные при этом доблесть и мужество ряд наших воинов удостоены высоких наград Родины. Башкирцев предоставил слово начальнику штаба полка.

— Младший лейтенант Жигуленков Борис Васильевич награждается орденом Красного Знамени, — произнес тот.

— Служу Советскому Союзу! — по-уставному четко ответил Жигуленков, приняв из рук генерала коробочку с орденом, и, чеканя шаг, вернулся в строй.

Следом за ним к столу приглашались Кожедуб и Колесников, другие воины.

Потом состоялся концерт полковой художественной самодеятельности. А в завершение были танцы. Среди танцующих выделялась одна пара — Нина Круглова и Борис Жигуленков. Красивы были их движения, одухотворенны лица...

В этот вечер Нина впервые обратилась к нему на «ты», назвала по имени.

— Знаешь, Боря, — волнуясь, сказала она, — все как-то не решалась перешагнуть этот невидимый барьер, а вот назвала тебя просто по имени — и так хорошо стало, легко. Но смотри не загордись. Ты ведь у нас теперь кавалер ордена Красного Знамени. Что я для тебя, командира экипажа, боевого офицера? Обыкновенная оружейница.

— Я для тебя, Нина, навсегда Борис, такой же, как и ты, рядовой авиации. И никакие звания, награды не затмят моего отношения к тебе, — волнуясь, проговорил он.

— Все это так, Боря, но вот завтра подойду к самолету — и снова буду переживать: как бы не ошибиться, не назвать тебя по имени, не показать виду, что ты для меня самый-самый...

* * *

Придя поздно вечером в землянку и пристроившись к коптящей гильзе, заменявшей лампу, Борис стал перечитывать письмо родителям: казалось, что получилось оно нескромным, хвастливым, не очень убедительным. Да и желание поделиться своими чувствами к Нине показалось преждевременным. Пусть это пока останется тайной, известной лишь им двоим.

Посидев немного в задумчивости, Борис взял новый листок и размашисто написал: «Дорогие папа и мама, здравствуйте! Получил ваше письмо. Рад, что живы, здоровы и по-прежнему трудитесь на своих местах. У меня без перемен. Воюю. Бью фашистов и гоню их с родной земли. Можете поздравить меня. Получил первый боевой орден. На днях мой друг Саша Хапличук по заданию командования полетит в Москву. Он при возможности зайдет к вам и подробней расскажет обо всем: как мы живем и как фашистов бьем. Вот и все. Целую, ваш Бориска».

Закончив письмо, решил просмотреть свежие газеты. Начал с новой для них армейской «Советский пилот». Внимание привлек материал под громким заголовком «Богатырь Днепра Иван Кожедуб». В ней рассказывалось об отваге боевого комэска, который только в небе Украины уничтожил двадцать один вражеский самолет. В этом же номере был материал о мастере стремительных атак Кирилле Евстигнееве, расстрелявшем за два дня боев пять фашистских машин. Мельком упоминалось и о славных делах Жигуленкова.

«Не робей, Борька, придет время, и о тебе будут писать в газете, по радио рассказывать, — вспомнил он давнишние отцовские слова. — Работай не за страх, а за совесть и добьешься победы».

* * *

Борис молча достал из бокового кармана сложенную вчетверо, пожелтевшую от времени заводскую газету «Электролампа» от 12 ноября 1940 года. Аккуратно развернул ее, расправил складки и стал читать. «Василий Сергеевич Жигуленков» — красовался заголовок на всю полосу, а над ним рубрика: «Люди нашего завода». В середине газетной полосы заверстана фотография и подпись: «Начальник алмазной мастерской В. С. Жигуленков и молодая стахановка сверловщица алмазов А. М. Лобазова».

Кажется, наизусть выучил Борис все, что написано об отце в этом очерке. Но перечитывая его, каждый раз находил для себя новое, поучительное, интересное.

Борису хотелось представить и тот далекий день 1916 года, когда отец, тогда пятнадцатилетний парнишка, вышагивал по Москве, по пыльной Таганке, на золотоканительную фабрику, куда устроился учеником сверловщика... Здесь Василия застала Октябрьская революция. А в 1932 году его как одного из лучших начальников цехов послали за границу, в Берлин, чтобы получить материалы для нового электролампового завода...

«И добьешься победы», — снова вспомнил Жигуленков слова отца. Непросто добиться ее. Но она придет, обязательно придет! Это Борис знал твердо.

Ой, Днипро, Днипро...

Советские войска вели бои уже на правобережной Украине. Перед летчиками 240-го истребительного авиаполка стояла задача надежно прикрывать их с воздуха.

...Утро 15 октября было хмурым, пасмурным. Несмотря на непогоду, истребители небольшими группами вылетали на выполнение боевого задания. Подошла очередь взлета четверки Ивана Кожедуба, в составе которой был и Борис Жигуленков. Ведущий группы предупредил летчиков, что сложные погодные условия требуют особой бдительности: из-за низко нависших над землей облаков могут появиться вражеские истребители, надо глядеть в оба.

Младший лейтенант Жигуленков шел в паре с Александром Колесниковым. Многослойные облака закрывали небо, и лишь при пересечении Днепра внезапно проглянуло солнце, под лучами которого засверкала гладь большой реки.

Ой, Днипро, Днипро, ты широк, могуч,
Над тобой летят журавли,

— запел Жигуленков. Но тут же прервал песню, сосредоточился на наблюдении за воздухом. Вдруг из-за ближайшего облачного яруса вывернулась пара «мессеров» и стремительно пошла атакой на краснозвездные машины. Трассы пуль и снарядов, посланные «мессершмиттами», потянулись к «Лавочкиным».

Борис успел заметить, как одна очередь, посланная немцем, зацепила самолет младшего лейтенанта Колесникова. Второй Me-109 повредил самолет Василия Мухина.

Иван Кожедуб приказал Колесникову и Мухину покинуть группу и возвращаться на аэродром.

— Борис, остаемся вдвоем, — спокойно сказал Кожедуб. — Будь более внимателен, набираем высоту до нижней кромки облачности.

Гитлеровцы вознамерились добить машины Колесникова и Мухина. Но Иван Кожедуб бросился к ним на помощь. Жигуленков неотступно следовал за ним. Немцы, вынужденные прекратить преследование двух наших поврежденных самолетов, решили перенести удар на Жигуленкова. Один «сто девятый» заложил глубокий вираж, стремясь зайти в хвост Борису. Увидев это, Кожедуб начал разворачиваться с предельно допустимым креном в сторону этого «мессершмитта», быстро нагнал его на вираже и отсек ведомого огнем. Получив отпор, гитлеровцы ушли.

Кожедуб и Жигуленков благополучно прибыли в район патрулирования. Когда закончилось указанное им время для прикрытия наземных войск, оба без происшествий вернулись на аэродром.

...А вскоре — новое задание. В полк поступило боевое распоряжение выделить наиболее подготовленных летчиков для прикрытия ряда объектов фронта.

Борису Жигуленкову снова предстояло идти в группе лейтенанта Кожедуба.

Для изучения задания времени было мало, но Кожедуб успел обратить внимание на особенности его выполнения. А в заключение сказал:

— Недавно в районе Пятихатки гитлеровцы вывели из строя сразу двух наших летчиков — Колесникова и Мухина. Это не должно повториться. Надо быть предельно внимательными. Даже против солнца летчик обязан отчетливо видеть самолет противника.

Один за другим взлетали Ла-5. Небо было ясным, безоблачным. Летчики сразу же набирали высоту и, не делая круга над аэродромом, ложились на курс.

Подлетая к Кривому Рогу, Жигуленков первым увидел группу «Петляковых» и тут же доложил об этом ведущему.

— Вас понял, — отозвался Кожедуб, но вдруг заметил, что боевой порядок — клин пятерки — необычен для Пе-2. — Это же «Дорнье-215»! — с тревогой в голосе воскликнул ведущий.

Как раз об этих бомбардировщиках и шла речь на последнем подведении итогов боевой работы за день. Командир полка предупреждал, что самолеты противника могут попытаться бомбардировать в Пятихатке объекты фронтового значения.

— Встретил группу «Дорнье-215» с курсом на Пятихатку, — немедленно доложил Кожедуб на КП.

— Атаковать! — последовала команда.

— Жигуленков, Колесников, обеспечьте прикрытие. Атакую! — распорядился Кожедуб и бросился на врага.

«Лавочкин» резко пикирует, а затем с кабрирования открывает огонь по ведущему бомбардировщику. Гитлеровцы смыкают строй и открывают ответный огонь по Ла-5.

Следуя примеру ведущего, атакует противника и Жигуленков.

Фашисты не выдерживают натиска, поспешно освобождаются от бомбового груза и разворачиваются на обратный курс. Наши летчики продолжают атаковать. Сблизившись с крайним левым бомбовозом, Жигуленков открывает огонь по врагу. «Дорнье» дымит, но продолжает держаться в боевом порядке.

— Нет, не уйдешь! — в азарте кричит Кожедуб.

Пушечная очередь, выпущенная им, оказалась последней для фашиста. Объятый пламенем, бомбардировщик рухнул на землю...

Возвратясь на свой аэродром, Жигуленков не скрывал гордости, рассказывая, что первым всадил прицельную очередь в «Дорнье», но сожалел, что не удалось его добить. А вот ведущий группы Иван Кожедуб с первой очереди расстрелял немецкий бомбардировщик.

Внимательно слушавший Жигуленкова лейтенант Амелин сказал:

— Ты, Борис, зря огорчаешься. Ну разве можно в каждом вылете уничтожать самолеты противника? Хорошо бы, конечно, но нереально. А что Иван Кожедуб добил подраненного тобой пирата, так этому только радоваться надо. Главное — враг не прошел.

— Я летчик-истребитель и должен уничтожать противника, а не наблюдать за его полетами, — никак не мог успокоиться Жигуленков. — К тому же на последнем собрании мы приняли решение встретить двадцать шестую годовщину Октября новыми победами над врагом.

— Это уж вы зря, товарищ младший лейтенант, — перешел на официальный тон комэск Амелин. — Вам на судьбу жаловаться грех. Вон как растет число звездочек на фюзеляже вашей машины; почти десяток вражеских самолетов уничтожили, а это удалось не каждому летчику. Да и слава не обходит стороной: вас ставят в пример на подведении итогов, расхваливают на комсомольском собрании, о вас пишет армейская газета... Чего же вам еще?

Поняв, как справедливы слова командира, Жигуленков устыдился своей горячности и поспешил перевести разговор на другое.

* * *

Что ни день, то новые известия о победах над врагом. 6 ноября в полк пришла еще одна радостная весть: освобождена столица Украины Киев.

Утром авиаторы собрались на митинг в столовой летного состава, служившей и полковым клубом. Открыл его командир полка.

— Товарищи летчики, техники, младшие авиационные специалисты, — негромко начал свою речь майор Подорожный. — У нас сегодня двойной праздник. Во-первых, исполнилось двадцать шесть лет Великому Октябрю, а во-вторых, очищен от гитлеровцев стольный град Киев. Многострадальный Киев снова свободен! Поздравляю вас, дорогие товарищи!

Командир полка призвал крепче бить врага, приближая нашу окончательную победу.

Затем выступили летчики, техники, механики и оружейники. И все они говорили о готовности сражаться с фашистскими захватчиками до полного их уничтожения.

Здесь же начальник штаба полка зачитал приказ командующего 5-й воздушной армией о присвоении офицерскому составу очередных воинских званий. Когда он сообщил, что звание «лейтенант» присваивается Жигуленкову, сидевший рядом с Борисом инженер эскадрильи Алексей Симонов пробасил:

— Поздравляю с продвижением и преодолением черты «младших».

— Бориса Васильевича и с другим можно поздравить, — отозвался на реплику начальник штаба. — Он награжден орденом Отечественной войны первой степени.

В зале снова зааплодировали.

— Уж не подшутить ли решили надо мной? — негромко произнес Борис, не решаясь сделать шаг к столу, за которым стоял командир полка с орденом в руках, отсвечивавшим позолотой.

— Для шуток не время, — подал голос комэск Амелин.

— Поздравляю, товарищ лейтенант, и желаю новых побед в небе войны, — сказал майор Подорожный, пожимая руку летчику.

— Служу Советскому Союзу! — ответил лейтенант.

* * *

Борис вернулся на свое место и больше уже, казалось, не слышал ничего: так он разволновался. Перед глазами замелькали картины недавних воздушных боев над Харьковом и Полтавой, Кривым Рогом и Кировоградом, над Северским Донцом и Днепром.

За Александра Колесникова

В самом конце 1943 года полк получил задачу перебазироваться на новый аэродром, ближе к Днепру. Условия были нелетные. Как только облачность немного уменьшилась и видимость стала получше, командир полка майор Подорожный и штурман капитан Яманов вылетели на разведку погоды в район нового места базирования.

Однако близ Александрии они попали в сплошной туман. Оценив обстановку, Яманов стал запрашивать командира. Ответа не было. Яманов решил, что майор вернулся домой. Горючее в баках кончалось, и штурман лег курсом на свой аэродром.

Командира на базе не оказалось. А на другой день стало известно, что Сергей Иванович Подорожный погиб: снижаясь, пытаясь пройти под облаками, он врезался в землю.

Командование полком принял майор Николай Иванович Ольховский — летчик опытный, немало повоевавший, окончивший военную академию.

Не прошло и двух недель — в полк пришла новая беда. Не вернулись с боевого задания сразу два летчика — Александр Колесников и Александр Кальянов.

Тяжело переживал потерю друзей Борис Жигуленков. С мыслью о гибели Саши Колесникова и вовсе не мог примириться — так много связывало их в жизни. Борис поклялся мстить за смерть друга. У него даже появилась идея: сделать так, чтобы Александр оставался в строю...

Своими мыслями Борис поделился с командиром полка и его заместителем. Выслушав, те дали добро: действуй!

Жигуленков сразу же пошел на стоянку своего самолета. Приняв рапорт механика и поздоровавшись со всеми, он обратился к мотористу:

— Знаю, Саша, ты не меньше других переживаешь гибель нашего земляка Александра Колесникова.

— А что, неужели лейтенант вернулся? — обрадовался старший сержант Хапличук.

— Да нет, с того света не возвращаются. Но мне хотелось, чтобы он вместе с нами продолжал бить врага. И командир согласился с этим. А к тебе просьба: напиши-ка яркими буквами на борту самолета: «За Александра Колесникова!» Звездочки рисовать ты научился, думаю, справишься и с этой задачей.

— Будет сделано, товарищ командир!

— Ну вот и хорошо, Саша! Будем мстить за боевых друзей!

* * *

В конце января 1944 года войска 1-го и 2-го Украинского фронтов начали активные боевые действия по окружению гитлеровских войск, упорно оборонявшихся в районе Корсунь-Шевченковского. Однако авиаторам пришлось нелегко. Из-за наступившей оттепели, обильных дождей грунтовые аэродромы раскисли и вышли из строя. Взлетная полоса аэродрома Станиславчик, на который только что приземлились самолеты 240-го истребительного, оказалась под водой. Командир полка майор Ольховский все меры принимал для восстановления взлетной полосы. За ходом подготовки аэродрома к полетам следило не только командование дивизии, но и командир корпуса: он регулярно связывался с Ольховским по телефону, справлялся о ходе восстановительных работ.

— Николай Иванович, может, какая дополнительная помощь нужна? — спрашивал по телефону комкор Иван Дмитриевич Подгорный.

— Спасибо, товарищ генерал. У нас достаточно людей и техники. Командир БАО бросил все силы на подготовку аэродрома, горячо откликнулось на нашу просьбу о помощи местное население. Думаю, что часика через два-три доложу о готовности к полетам, — ответил майор Ольховский.

— Задание вам уже направлено. Подберите достойных товарищей для его выполнения.

— Вас понял, товарищ генерал. Все сделаем, как надо.

...Каждый из вызванных к командиру мечтал выполнить это задание. Однако своего последнего слова Ольховский пока не сказал. Майор еще раз прочитал боевое распоряжение, в котором говорилось, что в район Первомайска противник подтягивает танки и другую боевую технику. Воздушной разведкой требуется установить примерное количество танков и маршрут их движения. Подчеркивалось, что район разведки прикрыт барражирующими истребителями и огнем зенитной артиллерии.

Прежде чем принять окончательное решение, командир полка обратился с вопросом к комэскам:

— Как считаете, кому доверить выполнение этого задания?

С места поднялся комэск-три старший лейтенант Кожедуб.

— Мне думается, — неторопливо заговорил он, — задачу надо возложить на летчиков первой эскадрильи. Они уже работали в этом районе и хорошо знают местность. К тому же у Амелина есть отменные «воздушные следопыты», о которых в шутку говорят, будто они могут сквозь броню увидеть, что за ней скрывается. В шутке есть доля истины, я в этом не раз убеждался.

— Иван дело предлагает, — тут же отозвался Кирилл Евстигнеев.

— А как на это смотрит комэск? — хитровато улыбаясь, спросил Ольховский.

— Положительно, товарищ командир, и благодарю за доверие. Обещаю, задание, выполним.

— Что же, если нет вопросов, действуйте по своим планам.

Посоветовавшись с замом и командирами звеньев, Амелин возложил выполнение задания на Жигуленкова и Колесникова.

— Учтите, — предупредил Амелин, — по курсу облачность, местами возможен дождь или снег. Однако в районе разведки ожидается хорошая погода. Не исключена встреча с «мессерами» и «фокке-вульфами». Все ясно?

* * *

Подбежал механик, четко доложил:

— Товарищ лейтенант! Самолет к боевому вылету готов. Горючим и боеприпасами заправлен полностью.

— Ну вот что, братцы, — сказал Жигуленков, оставшись со своим экипажем, — листок с боевым заданием в планшете, ждем сигнала к вылету. Давайте еще раз осмотрим конягу — и в путь-дорогу.

Необычная возбужденность Бориса насторожила Нину. Нет, он и раньше уходил на задание, как сам говорил, с гордо поднятой головой и уверенностью в победе. Но сейчас точно стих на него нашел: смеется не переставая, сыплет шуточками.

И снова думами своими Нина вернулась к тому памятному вечеру.

«Да о чем ты говоришь? — сказал Борис тогда. — Теперь мы вдвоем не только на земле, но и в воздухе. Я буду чувствовать твое дыхание, твою помощь, и сам черт нам не брат». Потом почему-то вспомнила стихи, которые часто повторял Борис, утверждая, что они — и о его боевых друзьях-однополчанах, бесстрашных истребителях:

Смелого пуля боится,
Смелого штык не берет,
Смелыми каждый гордится,
Смелого любит народ.

Стараясь не обнаружить своей тревоги, Нина принялась за работу: проверила расположение в приемнике ленты со снарядами, вытерла ветошью масляные пятна и доложила командиру экипажа, что бомбовое и стрелковое вооружение к боевому вылету подготовлено...

Зеленая ракета еще не упала на землю, когда пара «Лавочкиных» пошла на взлет. В первые минуты полета небо было почти сплошь затянуто облаками. За линией фронта облачность стала редеть, видимость улучшилась.

— Подходим к району разведки, — напомнил Жигуленков ведомому, — смотри больше за воздухом, а я займусь землей.

Он вглядывался в шоссе и прилегающие к нему проселочные дороги. Но ни танков, ни автомашин не видел.

«Возможно, противник движется по другим дорогам», — подумал Жигуленков и, решив проверить свое предположение, отвернул от шоссе. Пролетев не более трех минут, увидел стоявшие на обочине проселочной дороги аккуратно приглаженные стога соломы. Решил снизиться, с малой высоты взглянуть на них. И первое, что он увидел, были следы, оставленные танками, свернувшими с проселочной дороги.

— Борис, под нами танки! — услышал Жигуленков возбужденный голос ведомого.

— Вижу, Ваня, и не только танки, но и кое-что другое.

Как и было обговорено на земле, Жигуленков тут же передал на командный пункт первые разведданные. Получив подтверждение с КП, «Лавочкины», не теряя ни минуты, сбросили фугаски на вражеские танки. Прогремел взрыв, языки пламени взметнулись к небу — бомбы попали точно в цель.

Но не успели Жигуленков и его ведомый развернуться в сторону линии фронта, как их атаковала сверху пара «мессершмиттов». Светящаяся огненная струйка, посланная фашистом, молнией пронеслась над кабиной Жигуленкова. Немец промахнулся, а Борис мгновенно бросил машину в сторону. Имея большую скорость, оба «мессера» при выходе из атаки пошли на боевой разворот, стремясь сохранить за собой преимущество в высоте.

Теперь все внимание Жигуленкова было обращено к вражеским самолетам, которые, видимо, получили задачу уничтожить наших воздушных разведчиков.

Для начала Жигуленков решил развернуться, чтобы не позволить противнику атаковать себя сзади, сойтись с ним на встречных курсах, в лобовую.

Самолеты стремительно сближались, казалось, столкновение неизбежно. Однако нервы врага не выдержали, и он отвернул вправо. Этого как раз и ждал Жигуленков. На развороте «мессер» настигла прицельная пушечная очередь.

Выпустив густую струю дыма, «сто девятый» пошел со снижением.

— Еще один отлетался! — бросил по радио Иван Колесников.

— Рано торжествуешь, Ваня, — ответил Жигуленков. — Полет еще не закончен.

И в это время, словно по команде, гитлеровцы открыли с земли ураганный огонь.

Жигуленков понял: второй «мессер» прекратил воздушный бой, чтоб уступить место зенитчикам. Не мешкая, он энергично развернулся и, маневрируя, взял с напарником курс на свой аэродром.

* * *

Нина, усевшись на самолетный чехол, привычно набивала снарядную ленту, а мыслями была в воздухе, вместе с Борисом. Снова и снова вглядывалась она в небо: а вдруг да появится там долгожданный Ла-5, послышится гул его мотора? Но небо молчало, не видно в нем силуэта самолета. Время тянулось мучительно медленно. И чем дольше Борис находился в полете, тем тревожнее было у нее на душе.

Нина настороженно прислушивалась к разговору техников и механиков: кажется, и они встревожены тем, что долго нет Бориса. Хотела было спросить, не знают ли чего, но не решилась, лучше уж подождать еще немного. Чтобы отвлечься, решила еще раз перечитать старые, давно полученные письма: их всегда носила в полевой сумке как самое дорогое. Среди писем оказался и черновик заявления Бориса, которое он отправил в загс Сталинского района Москвы. В заявлении он писал: «Прошу зарегистрировать брак с Ниной Алексеевной Кругловой с октября 1943 года и считать нашей общей фамилией — Жигуленковы».

— С законным браком на фронте поздравляют не часто, — сказал в тот вечер командир полка майор Ольховский, — но коль уж так все случилось, перечить не будем. Совет вам да любовь. Только давайте условимся: настоящую свадьбу, с музыкой и бубенцами, сыграем сразу же после войны...

Нина бросила взгляд еще на какой-то листок — и тут уловила шум мотора. К аэродрому на малой высоте приближались наши истребители. Нина безошибочно определила: это возвращается»Борис со своим боевым другом Иваном Колесниковым.

Командир полка не стал слушать доклад Жигуленкова о выполнении боевого задания, заговорил первым:

— Нам уже известно, как вы поработали. По результатам вашей разведки вылетает группа бомбардировщиков. А комкор генерал Подгорный объявил обоим вам благодарность и поставил вашу пару в пример всем летчикам корпуса.

— Служим Советскому Союзу! — негромко ответили летчики.

Видя, что командир полка в хорошем настроении, Борис добавил:

— Только летали мы, товарищ майор, не парой. Нас было трое. — И кивком указал на свой самолет, на борту которого красовалась надпись: «За Александра Колесникова».

Доверием окрыленный

Кончался первый месяц весны 1944 года. Советские войска продвигались на запад, преследуя отступающего противника. Все чаще меняли свои аэродромы летчики 240-го истребительного авиаполка, прокладывая путь пехоте, очищая небо от вражеской авиации. 22 марта полк получил приказ перебазироваться в район Умани. В считанные часы личный состав покинул обжитую точку. И в тот же день, уже с нового аэродрома, Ла-5 вылетели на боевое задание, сопровождая «Ильюшиных», наносящих удар по отступающему врагу.

26 марта войска 2-го Украинского фронта вышли на границу с Румынией — реку Прут.

...Аэродром в районе города Бельцы. Здесь после жарких боев для летчиков 240-го авиаполка выпала небольшая передышка. Используя представившуюся возможность, проводили занятия, подводили итоги, обобщали опыт боев. Технический состав готовил технику к предстоящим воздушным схваткам.

В один из тех дней стало известно, что Указом Президиума Верховного Совета СССР Ивану Кожедубу, Николаю Ольховскому и Федору Семенову присвоено высокое звание Героя Советского Союза. Первые Герои полка! Их чествование вылилось в торжественную клятву однополчан — держать равнение на кавалеров Золотых Звезд.

Однако вскоре эту радость омрачило горе. 8 апреля при выполнении боевого задания командования погиб смертью храбрых Иван Колесников.

Борис Жигуленков тяжело переживал утрату друга. Но на войне друзей не оплакивают, за них мстят врагу. И летчики мстили фашистам, уничтожали их на земле и в воздухе...

С каждым днем крепло боевое мастерство Жигуленкова. Рос его авторитет, а вместе с авторитетом и слава. Его все чаще называли в числе лучших воздушных бойцов. Ему присвоили очередное воинское звание — старший лейтенант, а вскоре доверили звено.

— Звено — не экипаж, — говорил Борису майор Ольховский, — эта боевая единица способна самостоятельно решать более важные тактические задачи. Да и личного состава побольше, а значит, и спрос с командира выше.

Выслушав майора, Жигуленков пообещал оправдать доверие.

А дела у Бориса и впрямь шли неплохо. Его питомцы смело вступали в бой с гитлеровцами и нередко побеждали. На подведении итогов за прошедший месяц звено Жигуленкова называлось в числе лучших в полку. И это радовало молодого командира, вселяло в него уверенность...

На личные дела времени оставалось совсем немного, но одно не терпело отлагательств. Нина ждала ребенка, и Борис должен был отправить ее в Москву, к своим родителям.

Улучив момент, он обратился к командиру полка с просьбой разрешить проводить жену до железнодорожной станции. Выслушав старшего лейтенанта, Ольховский улыбнулся:

— Выходит, после Победы нам предстоит не только погулять на вашей свадьбе, но и отметить день рождения ребенка. Неплохой повод для встречи однополчан. Ну, а что касается проводов... Берите мою машину и поезжайте. Кого еще взять с собой до станции, решайте сами.

Проститься с подругой пришли оружейницы Аня Сухова, Зоя Солодкова, Мэри Исакова. Каждая давала совет: получше питаться, беречь себя. И протягивала небольшой гостинец: одна — шоколад, другая — печеную картошку, а третья — горячие лепешки.

— Вы столько всего принесли ей, словно провожаете не в Москву, а на край света, — говорил Александр Хапличук.

— Не ей, а им, — отвечала Элла Варшавская. — Ведь Нина теперь не одна...

Борис слушал дружеское щебетание подруг, но сам молчал. Только приехав на станцию и усадив жену, сказал:

— Ну, Нина, до свидания. Привет Москве и родителям. Будь здорова. Береги себя и его или ее, все равно, но береги... — Он хотел еще что-то сказать, но проводница попросила провожающих покинуть вагон, и Борис заспешил к выходу...

* * *

Не прошло и двух недель после небольшого затишья, наступившего на их фронте, как снова разгорелись бои.

Как-то, изрядно устав после двух боевых вылетов, Жигуленков решил отдохнуть, а заодно поговорить с экипажем: рассказать об особенностях полета, о выполнении боевой задачи. Но не успел закончить беседу, как увидел приближающегося к стоянке парторга полка. Жигуленков быстро встал, расправил под ремнем гимнастерку и шагнул навстречу капитану Беляеву.

— Сидите, сидите, — тепло сказал тот. — Захотелось поговорить с вами. А то с утра до вечера ношусь по аэродрому, работы вроде не видно, а ноги гудят.

Борис всегда завидовал умению парторга разговаривать с людьми, находить с ними общий язык.

Вот и сейчас капитан сразу включился в беседу о погоде, которая приковала самолеты к земле, расспросил о весточках из дома. Затем, словно вспомнив о главном, достал из планшетки пахнущую типографской краской армейскую газету: — Знаю, не читали. Почта только что поступила. Вот послушайте, что пишет «Советский пилот»...

В статье, озаглавленной «Патруль сбил три «стервятника», рассказывалось о том, как, бросая в бой все новые свои резервы, в том числе авиацию, гитлеровцы надеялись остановить наступление советских войск. «На днях, — читал капитан Беляев, — противник попытался смешанной группой самолетов нанести удар по боевым порядкам наших войск. Наши истребители вовремя обнаружили вражескую группу из девяти «Хеншелей-129», шести Me-109 и шести самолетов «Арадо». Патрулировавшая четверка истребителей под командованием старшего лейтенанта Алексея Тернюка, несмотря на численное превосходство врага, вступила в бой и нанесла удар по гитлеровцам. В ожесточенной схватке Тернюк сбил «Хеншель-129», а старший лейтенант Жигуленков со своим ведомым расстреляли по одному «Мессершмитту-109».

— Ну как? — обратился парторг с вопросом к Борису, неторопливо сворачивая газету. И, не дожидаясь ответа, сказал: — Поздравляю, товарищ Жигуленков!

— Спасибо, товарищ капитан, только не вижу в нашем полете ни особого мужества, ни геройства.

— Ну, не станем уточнять, — дружески перебил его Беляев. — Главное, вышли победителями из неравного боя. Однако завернул я к вам не только для того, чтобы поздравить с очередной победой. Хочу продолжить наш прежний разговор, Борис Васильевич. Думаю, догадываетесь, какой.

— Да, догадываюсь, — с готовностью ответил Жигуленков. — Я даже вот заявление подготовил. Только не знаю, так ли все написал.

Беляев взял листок, пробежал текст глазами.

— По-моему, написано хорошо. Особенно вот это место: «Буду честно и добросовестно выполнять все обязанности, которые возлагают на меня Устав и Программа ленинской партии, не пожалею сил для полного разгрома гитлеровских захватчиков...» Так что готовьтесь, Борис Васильевич, думаю, коммунисты полка не откажут вам в доверии.

А вскоре, в перерыве между боевыми вылетами, на одной из самолетных стоянок состоялось партийное собрание, посвященное приему в партию.

Зачитали заявления, анкетные данные, и началось обсуждение. Первым взял слово командир 2-й эскадрильи Кирилл Евстигнеев.

— Сегодня мы принимаем в партию сразу двух командиров звена — Мухина и Жигуленкова. Я особо хочу сказать о Борисе. На его счету больше сотни боевых вылетов, немало воздушных боев, в которых он сбил одиннадцать вражеских самолетов. Но он не только отличный воздушный боец, но и прекрасный товарищ, умелый командир-воспитатель. Считаю, что Борис Жигуленков достоин быть в рядах ленинской партии.

Тепло говорили о старшем лейтенанте Жигуленкове и другие товарищи. А когда приступили к голосованию, все единодушно подняли руки.

...В ту ночь Борис долго не мог заснуть. Снова и снова размышляя о собрании, понимал, как непросто оправдать доверие, завоевать право называться коммунистом. Он вспомнил слова, которые часто слышал от отца. «Коммунисты, — говорил Василий Сергеевич, — люди удивительные, они скроены из особого материала... И не сломить их никому». Как теперь порадуется отец, узнав, что и младший его сын тоже связал свою судьбу с ленинской партией. Недавно Борис получил письмо от брата, Василий писал о коммунистах своего завода, призвавших достойно выполнить план первого полугодия сорок четвертого года; рассказал о героических починах тружеников других предприятий. Коммунисты Московского автомобильного завода обязались выпустить более тридцати тысяч автомобилей, а станкостроители — дать стране свыше восьми тысяч станков... Да и не только члены ВКП(б), — многие труженики тыла выступили с патриотическими начинаниями. Борису вспомнился почин тамбовских колхозников: они передали фронту танковую колонну, построенную на личные средства, — об этом он узнал из центральных газет. А недавно в их полку происходили торжества по поводу передачи самолета командиру третьей эскадрильи Ивану Кожедубу. Пчеловод из колхоза «Большевик» Ленинградской области Василий Викторович Конев внес трудовые сбережения в фонд Советской Армии и попросил построить самолет имени своего односельчанина Героя Советского Союза подполковника Конева, павшего смертью храбрых. Просьба колхозника была удовлетворена. На днях капитан Кожедуб совершил вылет на подаренном самолете, двухсотый по счету, расстрелял в небе войны тридцать пятую машину врага...

Борис вынул из кармана гимнастерки письмо, недавно полученное от Нины. Сколько раз он перечитывал эти сердцем написанные строки, а все кажется — мало. И снова поднес листок к глазам, стал читать уже хорошо знакомый текст.

«Вот я и доехала, — писала Нина. — Обживаю твою московскую квартиру. Привыкаю. Встретили меня как родную. Мама бросилась с объятиями, даже разрыдалась, все повторяя: «Радость-то какая, дочка приехала». А вечером вернулся с работы отец и тоже тепло и сердечно обласкал меня. Мне даже показалось, что я выросла в этой семье. Только за тебя теперь еще больше переживаю. Но верю, что все будет хорошо. Вернешься с победой, а я с сыном или дочкой встречу тебя с самым большим букетом цветов...» «Обживаю твою московскую квартиру», — улыбаясь в усы, повторил Борис. Натянул на себя одеяло и наконец-то уснул с мыслями о жене, о такой желанной встрече с ней...

* * *

А вскоре в жизни Бориса Жигуленкова произошло еще одно событие: его назначили заместителем командира эскадрильи.

Поздравляя Жигуленкова с вступлением в новую должность, майор Ольховский сказал:

— Говорят, что от заместителя до командира — один шаг. Я надеюсь, что этот шаг у вас будет не только коротким, но и твердым, уверенным...

Гвардейское звание

4 июля 1944 года приказом наркома обороны 240-й истребительный авиаполк был преобразован в 178-й гвардейский. Командир полка Н. И. Ольховский получил очередное воинское звание — гвардии подполковник. Многие воины части были удостоены наград за успешное выполнение боевых приказов командования. На груди гвардии старшего лейтенанта Жигуленкова засиял второй орден Красного Знамени.

20 августа 1944 года началась Ясско-Кишиневская операция. Тысячи наших орудий и минометов, сотни боевых самолетов обрушили сокрушительные удары по врагу. Участвовал в ней и 178-й гвардейский истребительный.

Открывая митинг, посвященный задачам полка в начавшейся операции, гвардии подполковник Ольховский подчеркнул, что задача перед авиаторами сложная — содействовать продвижению наземных войск, прочно удерживать господство в воздухе. Парторг полка гвардии капитан Беляев зачитал обращение политуправления 2-го Украинского фронта с призывом ко всем воинам, вступившим на территорию Румынии: высоко нести знамя советского солдата — гуманиста, освободителя.

Выступили многие: летчики и техники, механики и младшие специалисты. Взял слово и гвардии старший лейтенант Жигуленков. Его выступление было кратким. Он сказал, что летчики их эскадрильи сделают все, чтобы помочь наземным войскам продолжать свой победный марш по фронтовым дорогам стран Европы.

* * *

И снова перебазирование — теперь в Северную Трансильванию.

С раннего утра и до позднего вечера не замолкал на аэродроме гул авиационных моторов.

...В тот день боевое распоряжение было получено еще до восхода солнца. Требовалось выделить группу истребителей для сопровождения «Ильюшиных», получивших задание нанести удар по аэродрому противника. Однако вылет осложнялся из-за погодных условий. Тучи повисли над самой землей. Но приказ получен, а значит, должен быть выполнен.

Посоветовавшись со своими заместителями, командир полка решил послать на сопровождение штурмовиков шестерку «Лавочкиных» во главе с гвардии старшим лейтенантом Жигуленковым.

— То, что эту задачу мы ставим не комэску, а его заместителю, — сказал подполковник, — объяснимо. Все знают, что капитан Амелин в последнее время почти не вылезает из кабины самолета: возвращается с задания — и снова в полет. К тому же он сам идет навстречу своему заместителю Борису Жигуленкову, помогая ему скорее утвердиться в новой должности.

— Что же, такое стремление можно только приветствовать, — поддержал командира полка начальник штаба гвардии майор Шахмистов.

Однако новое боевое задание не вызвало у Бориса особого восторга. Нет, самого его трудности не пугали, хотя он знал: лететь придется над горами, а это требовало высокой техники пилотирования, умелой ориентировки. Борис волновался за неопытных своих подчиненных: конечно, им хотелось бы испытать себя, но по силам ли новичкам такая задача?

И только узнав, что группу можно пополнить летчиками из других подразделений, Жигуленков облегченно вздохнул. Включение в нее Валентина Мудрецова и Василия Мухина придало уверенности, ободрило.

При изучении боевой задачи Жигуленков старался меньше говорить сам, обращался к летчикам группы, чтобы узнать их мнение по тому или иному вопросу. Особенно ему хотелось послушать таких асов, как Валентин Мудрецов и Василий Мухин. Слушая их, Борис снова и снова убеждался, какие это умные, смекалистые парни.

Точно в назначенное время «Лавочкины» один за другим поднялись с аэродрома. Взлетали парами. Пристроившись к ведущему, истребители шли в район встречи со штурмовиками. Как условились на земле, Валентин Мудрецов со своей ударной группой летел с превышением.

Группу непосредственного прикрытия штурмовиков вел Жигуленков. Он шел ниже, недалеко от «Ильюшиных».

До цели оставалось совсем немного, самолеты противника могли появиться в любую минуту. Значит, внимание и еще раз внимание.

Вот и аэродром противника. Однако «илы», не перестраиваясь, шли прежним курсом.

— В чем дело? — вслух сказал Жигуленков, обшаривая глазами широкое поле аэродрома.

— Я Орел-восемь, — услышал он по радио голос ведущего группы «Ильюшиных», — под нами цель — аэродром, но он пуст.

— Орел-восемь, вас поняли, — тут же ответили с командного пункта. — Посмотрите внимательно, ошибка исключена.

— Вас понял, — донеслось в ответ. И тут же: — Вижу, иду в атаку!

В стороне от аэродрома, вдоль опушки леса, стояли в укрытиях «юнкерсы», «мессеры», «фокке-вульфы».

В это время снизу слева вынырнула четверка «сто девятых» и пошла на «Ильюшиных». Но летчики группы непосредственного прикрытия не дали им возможности нанести удар по штурмовикам.

Успешно закончив штурмовку вражеского аэродрома, ведущий «Ильюшиных» подал сигнал прекратить работу и следовать домой.

* * *

...Командир полка Николай Иванович Ольховский еще раз прочитал наградной лист на заместителя командира эскадрильи гвардии старшего лейтенанта Жигуленкова. В нем отмечалось, когда и какие боевые задания выполнял Жигуленков, сколько вылетов он совершил на прикрытие наземных войск, сопровождение штурмовиков и бомбардировщиков, на разведку и свободную охоту. Говорилось и о том, в какие сложные ситуации попадал летчик, причем из каждой благодаря мужеству и боевому мастерству выходил победителем.

И все же командиру полка хотелось дополнить наградной лист еще каким-то боевым эпизодом, ярким примером, характеризующим доблесть и героизм этого замечательного летчика.

— Вот послушай-ка, чем я хочу закончить этот наградной лист, — обратился гвардии подполковник к начальнику штаба и начал читать: — «За совершенные 184 боевых вылета, проведенные 46 воздушных боев, в которых лично сбил 18 самолетов противника, за проявленные мужество, отвагу и героизм достоин звания Героя Советского Союза...»

— Ну что ж, — отозвался гвардии майор Шахмистов, — по-моему, аттестация отличная, доводы убедительные.

— Так и порешим. Только надо побыстрее отправить наградной лист, а то число сбитых самолетов меняется с каждым днем, а точнее, с каждым вылетом; промедлим — придется исправлять документ, — пошутил Ольховский, скрепляя наградной лист подписью.

Домой дорога короче

На аэродроме Сегхалом, куда только что перебазировались гвардейцы, было оживленно. Стало известно о том, что всему личному составу 178-го гвардейского полка Верховный Главнокомандующий объявил благодарность за отличные боевые действия при освобождении города Сегед.

Проводя в тот день политинформацию в своей эскадрилье, старший лейтенант Жигуленков говорил не столько о проделанной работе, сколько о том, что еще надлежит сделать.

— Перед войсками нашего фронта крупный промышленный центр Венгрии город Дебрецен — важный узел коммуникаций и мощный опорный пункт обороны противника, — подчеркивал старший лейтенант. — Овладеть им нелегко. Наземные войска ждут поддержки с воздуха. И мы обязаны помочь им.

После этих слов установилась тишина. Преодолев затянувшуюся паузу, кто-то бросил с места:

— И все-таки для взлета с болотистого места наши «Лавочкины» не приспособлены. Имея к тому же под крыльями по две «соточки».

— Так-то оно так, — согласился Жигуленков. — Только помните, у Льва Толстого: «В минуту нерешительности действуй быстро и старайся сделать первый шаг, хотя бы лишний».

— Толстому можно было делать лишние шаги, он трудился в Ясной Поляне, а мы на полевом аэродроме, затопленном водой, — не унимался спорщик.

Беседуя со своими однополчанами, Жигуленков вряд ли мог предположить, что через два дня один из питомцев и хороших друзей Женя Гукалин, невзирая на нелетную погоду, отправится на очередное задание. И, выполняя его, погибнет.

* * *

...В составе шестерки «Лавочкиных» они вылетели на прикрытие наших наземных войск, действовавших на подступах к Дебрецену. Гукалин был ведомым.

Подлетая к району барражирования, Жигуленков предупредил:

— Будьте внимательны, здесь действуют истребители противника.

И, словно услышав эти слова, восьмерка «фокке-вульфов» свалилась на них. Но, умело маневрируя, наши летчики не только отбивали атаки врага, но и навязывали им бой. В одной из атак Жигуленков крутым переворотом через крыло зашел в хвост «фокке-вульфу» и открыл огонь. Прицельная пушечная очередь пришлась по вражеской машине. Выбросив клуб огня и дыма, самолет врага свалился в отвесное пике и пошел к земле.

Гвардейцы усилили натиск, ловили малейшую неточность в действиях противника. Одной из ошибок противника умело воспользовался Евгений Гукалин. Заметив на развороте отставшую от группы вражескую машину, Женя сделал стремительный переворот через крыло и зашел в хвост «фокке-вульфу». Поймав его в прицел, нажал на гашетки, и второй немецкий самолет врезался в землю.

Гитлеровцы повернули назад.

Поспешность врага насторожила Жигуленкова.

— Не прекращать наблюдения за воздухом, — передал он по СПУ. — Смотреть в оба.

И в это время услышал тревожный голос ведомого:

— Командир, справа «мессеры»!

Пришедшие на смену «фокке-вульфам» «мессершмитты» заходили для удара.

— В атаку! — приказал Жигуленков.

Гитлеровцы пытались во что бы то ни стало добиться победы над «Лавочкиными». Ловко маневрируя, не раз подходили на дистанцию выстрела для ведения прицельного огня, но все безрезультатно.

Выполнив задачу, наши летчики взяли курс на свой аэродром. Вдруг из небольшого облачка вывалился одиночный «фокке-вульф» и пошел на Гукалина. Жигуленков понял, что товарищу грозит беда, и бросился наперерез врагу.

Гитлеровец успел открыть огонь, но, увидев самолет Жигуленкова, тут же набрал высоту и скрылся в облаках.

— Как чувствуешь себя, Женя? — спросил Жигуленков.

— Да вроде ничего, но, кажется, фашист успел малость царапнуть и самолет.

Как ни бодрился Евгений, но по его голосу — хрипловатому, глухому, да и по характеру полета машины Жигуленков понял, что друг ранен. Однако для расспросов и утешений времени не было.

— Держись, домой дорога короче, — крикнул Жигуленков.

Ответа не последовало.

Шестерка «Лавочкиных» подходила к аэродрому чуть ли не на бреющем. Наблюдавшие с аэродрома однополчане радовались благополучному возвращению товарищей, выполнивших задание. В это время машина Евгения Гукалина неожиданно взмыла вверх, потом свалилась на крыло и на глазах у потрясенных зрителей, беспорядочно вращаясь, врезалась в землю.

При расследовании этого трагического происшествия удалось установить, что Гукалин был тяжело ранен. Собрав последние силы, истекая кровью, он повел машину на свой аэродром. Но оказался раненым не только летчик, но и его самолет. Была перебита тяга, при подходе к аэродрому она отказала полностью. Воспользоваться парашютом летчик не смог...

* * *

9 октября 1944 года, изрядно устав за день, Жигуленков не покинул самолетную стоянку. Приладив листок бумаги к крылу «Лавочкина», решил написать жене Нине. Он старался давать о себе знать каждую неделю: не хотел, чтобы близкие волновались в ожидании письма, поводов для тревог и без того доставало.

«Здравствуйте, Нина, папа, мама и брат Василий! — писал Борис. — Нина, что-то от вас долго нет письма, это меня крайне беспокоит. Уж не случилось ли что? Напиши, Нина, как твои дела, все ли благополучно. Пишу тебе это письмо прямо у самолета. Сейчас у нас напряженная работа. Вчера мы сбили 7 самолетов, где я одержал свою 19-ю победу. А на счету Кирюши{1} — пятьдесят вражеских машин.

Впервые видел удивительное зрелище: ударил по «Фокке-Вульфу-190», и он тут же взорвался в воздухе.

Так что сама должна понимать, как мы заняты. Сейчас ведем бои далеко от Родины, над венгерской землей, доколачиваем гитлеровских и мадьярских фашистов. Правда, бывают не только победы. Много летаем, здорово устаем. Но все это пройдет, как только кончится война, и мы заживем все вместе.

У нас все в порядке. Все ребята и девчата передают тебе привет и желают, чтобы был мальчик.

Нина! Ты не можешь представить, как я соскучился по всем вам, по моей родной Москве. Но надеюсь скоро увидеться.

Целую Вас всех. Ваш Бориска. Жду ответа...»

* * *

Бои и впрямь шли жаркие. Предстояло взять крупный венгерский город Дебрецен. Наземные войска нуждались в прикрытии с воздуха. Перед 178-м гвардейским авиационным полком стояла сложная задача — не допустить вражескую авиацию к переднему краю нашей обороны.

19 октября командир полка решил выслать в район прикрытия наиболее опытных летчиков во главе с комэском Героем Советского Союза Кириллом Евстигнеевым. Старший лейтенант Жигуленков стал ведущим ударной четверки. Федор Семенов возглавил сковывающую группу.

— Учтите, — напоминал перед вылетом комполка Ольховский, — погода не из лучших. В такую слякоть гитлеровские истребители обычно действуют малыми группами: парами или одиночно и нападают, что называется из-за угла.

Четверка Жигуленкова шла с превышением, чтобы при необходимости отсечь вражеские истребители.

В район прикрытия вышли точно в назначенное время. Как только Евстигнеев со своими орлами прошел над передним краем нашей обороны, из облака вывалилась четверка ФВ-190 и ринулась на «Лавочкиных». Однако группа Жигуленкова была начеку. Бросившись наперерез врагу, Борис умелым маневром атаковал «фокке-вульфа» и послал в него пушечную очередь. Не упустил подобной возможности и Валентин Мудрецов, подкараулил на развороте вторую вражескую машину.

Другая пара «фокке-вульфов» нырнула в облака и скрылась из глаз.

Успешно выполнив поставленную задачу, гвардейцы без потерь вернулись на свой аэродром.

Едва Жигуленков зарулил на стоянку, как Александр Хапличук проворно, с трафаретом, краской и кистью в руке, подбежал к машине, готовый к пополнению «созвездия».

— Сколько разрешите подрисовать, товарищ командир? — обратился он к Жигуленкову и, услышав ответ, с напускной озабоченностью заговорил: — Краски-то пока хватает, а вот с площадью на фюзеляже беда. Хорошо, что в свое время определили калибр звезд, а сделали б покрупней — и не поместилось бы даже десятка отметин, — заключил Хапличук, нанося двадцатую звездочку.

...А на другой день Москва салютовала доблестным войскам 2-го Украинского фронта, овладевшим городом Дебреценом. В числе отличившихся Верховный Главнокомандующий назвал и летчиков дивизии полковника А. П. Юдакова, в состав которой входил 178-й гвардейский истребительный авиаполк.

В тот же день в полку состоялся митинг.

Зачитав приказ Верховного Главнокомандующего, начальник штаба сказал:

— Эта благодарность обязывает каждого из нас трудиться лучше, бить врага крепче, достигать новых побед. Бои за Дебрецен были напряженными. Около двухсот пятидесяти вылетов совершили наши летчики. Провели десятки воздушных боев, сбили двадцать четыре гитлеровских самолета. Особенно отличились Игорь Середа и Борис Жигуленков. Каждый из них расстрелял в небе по три вражеские машины. Призываю всех следовать примеру героев, не щадить противника.

Воины горячо откликнулись на этот призыв, поклялись отдать все силы ради победы.

И снова потекли дни, полные риска, напряженной боевой работы.

26 октября 1944 года армейская газета «Советский пилот» на первой полосе поместила рисунок К. Чебакова. Художник изобразил старшего лейтенанта Бориса Жигуленкова с тремя орденами на груди и гвардейским знаком. А внизу подпись: «Совершил 218 боевых вылетов, произвел 57 воздушных боев, в которых лично сбил 20 самолетов противника».

Сразу признав своего друга и земляка, командир звена Валентин Мудрецов, улыбаясь, сказал:

— Вот, кажется, все художник запечатлел — и залихватский чуб, и острый орлиный взгляд, и ордена на широкой груди. Одно подрисовать поленился — Золотую Звезду Героя.

— Что вы, братцы, какие там звезды? — смущенно проговорил Жигуленков. — Те награды, что уже получены, впору оправдать. А двадцать сбитых гитлеровцев — не так и много. Вон у наших комэсков Кожедуба и Евстигнеева боевой счет шагнул за полсотню, а все равно говорят: это не предел.

— А что это ты так упорно открещиваешься от наград, Борис Васильевич? — вступил в разговор парторг. — Так маскируешь свои достоинства, словно они мешают тебе жить.

— О чем спорим, гвардейцы? — пробасил незаметно подошедший командир полка.

Жигуленков вскочил для доклада, но подполковник Ольховский скомандовал «Вольно».

— Да так, армейскую газету рассматриваем, — уклончиво ответил Беляев.

— Видел, видел рисунок, запечатлели нашего Бориса почти на всю полосу. После такого портрета, товарищ Жигуленков, жди потока писем от девушек воздушной армии. Ведь не все знают, что ты успел ожениться, — улыбнулся Ольховский. И продолжил серьезно: — Вижу, здесь вся эскадрилья в сборе. Так вот, готовьтесь к перебазированию. Когда и куда, узнаете позже, но двинемся ближе к столице Венгрии. Перелет будем осуществлять одновременно с выполнением боевого задания. Надо помочь нашим сухопутным войскам, ведущим бои на будапештском направлении. Объявляю готовность, ну а что касается остального, здесь есть кому распорядиться.

— Всё поняли? — заговорил комэск Амелин, как только командир полка скрылся за стоянками самолетов второй эскадрильи. — В соответствии с поставленной задачей подготовить самолеты. Техническому составу убрать все стоянки, произвести погрузку на выделенный для этого автотранспорт.

* * *

Утро 26 октября началось как обычно. После завтрака техники и механики занимались предполетным осмотром самолетов, а летчики, обложившись полетными картами, изучали район предстоящих полетов.

Выбрав подходящее время, Жигуленков собрал командиров и техников звеньев, чтобы обговорить с ними вопросы перебазирования. И тут по стоянкам пронеслась команда дежурного по полку:

— Всему летно-техническому составу к командному пункту, на митинг!

— Зачастили с митингами, — заворчали механики, только что расчехлившие самолеты и приступившие к работе.

— Вчера войска Карельского фронта овладели Киркенесом, возможно, поэтому, — предположил старшина Скворцов.

— Но мы-то на другом конце земли, — попытался кто-то возразить, однако, подумав, умолк.

Собрались быстро. Командир полка подошел к покрытому сукном столу и торжественно произнес:

— Товарищи! Указом Президиума Верховного Совета СССР за успешное выполнение боевых заданий командования в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками и проявленное при этом мужество и героизм командиру первой эскадрильи Амелину Алексею Степановичу и его заместителю Жигуленкову Борису Васильевичу присвоено звание Героя Советского Союза. Митинг, посвященный Героям, объявляю открытым.

Последние слова командира потонули в аплодисментах и криках «ура».

— Качать Героев! — крикнул кто-то, и сильные, крепкие руки подхватили Алексея и Бориса, подбросили вверх.

— Спасибо, братцы, но пощадите, спустите с небес! — взмолился Борис смеясь.

Когда шум стих, слово взял капитан Беляев. Парторг напомнил о подвигах Амелина и Жигуленкова, сказал о том, что они не жалеют сил для выполнения боевых заданий командования и по праву заслужили высокое звание.

Много теплых слов прозвучало на митинге в адрес Героев. Алексей и Борис поблагодарили командование, боевых побратимов, заверили, что так же самоотверженно будут сражаться с фашистами до полного их поражения.

* * *

А жизнь в полку шла своим чередом. С особым волнением отметили воины-гвардейцы двадцать седьмую годовщину Великого Октября. Четвертый раз праздновали они эту дату на войне, но на чужбине, вдали от Родины — впервые.

Из рук в руки переходила газета с приказом Верховного Главнокомандующего от 7 ноября 1944 года.

Политинформацию, посвященную годовщине Октября, проводил Жигуленков.

Борис волновался и не скрывал этого. От говорил о людях, которыми гордился полк, — о летчиках и техниках, механиках и оружейниках, — и для каждого находил дружеские, сердечные слова. Чувствовалось: дорожил он своими однополчанами.

* * *

Спустя неделю — новая радость: Указом Президиума Верховного Совета Союза ССР 178-й гвардейский истребительный авиационный полк был награжден орденом Богдана Хмельницкого II степени.

Командир дивизии полковник А. П. Юдаков вручил гвардейцам орден, поздравил с боевой наградой. Вечером после полетов авиаторы, в том числе из соседних полков, собрались в столовую на праздничный ужин. Ну а в завершение состоялся концерт. Не самодеятельные полковые плясуны и певцы выступали на нем — московские артисты подарили в тот день свое искусство воинам.

Последние атаки

16 ноября Жигуленков встал раньше обычного. Пользуясь предутренней тишиной, решил написать жене и отослать весточку с попутным связным самолетом.

«Здравствуй, дорогой Нинок, — писал Борис. — Спешу сообщить, что все, что посылала с Сашей Хапличуком, я получил. Спасибо вам всем за внимание ко мне.

Нинок, я живу хорошо и этого тебе желаю, моя дорогая. Я очень беспокоюсь. Ведь скоро будет срок, а это для меня долгожданнвте дни. Нинок, я тебя прошу, ничего сейчас не делай, ибо это может отразиться на нашем ребенке.

Нинок, вчера смотрели концерт московских артистов. Выступление понравилось всем однополчанам. Побывал на концерте, и даже как-то на душе легче стало.

Ниночка, я тебя очень прошу, береги себя, не волнуйся, не расстраивайся. Ведь мне тоже бывает нелегко. Но я не теряю надежды побывать в родной Москве...

Вот все, что я тебе хотел написать. Тороплюсь, а то на самолете уже запускают моторы, боюсь, не успею передать это письмо.

Целую вас всех крепко. Ваш Бориска».

* * *

В полк поступило боевое распоряжение. В нем говорилось, что наши войска, перешедшие в наступление в районе Ясладань, встретили сильное сопротивление противника. 178-му гвардейскому приказано выслать группу наиболее подготовленных летчиков для прикрытия наступающих.

Оценив обстановку, командир полка решил послать в тот район комэска-два гвардии капитана Евстигнеева, в группу включить командиров звеньев и замкомэсков. В числе первых была названа фамилия Жигуленкова.

— Учтите, гитлеровцы сосредоточили там большое количество артиллерии, — говорил подполковник Ольховский улетающим на задание. — В районе цели непрерывно барражируют «мессеры» и «фокке-вульфы»...

По сигналу с КП «Лавочкины» один за другим взлетели и встали на заданный курс. Но Жигуленков еще оставался на земле: на машине ведомого обнаружилась неисправность. Однако вскоре Борис тоже поднялся в воздух, так и не дождавшись ведомого. Жигуленкову удалось быстро догнать группу и пристроиться к ней.

Точно в расчетное время девятка Ла-5 появилась в районе действия наших войск. Самолетов противника в воздухе видно не было.

Но прошло несколько минут, и Евстигнеев услышал в наушниках доклад ведомого:

— Командир, справа «мессеры»!

Шестерка вражеских истребителей пронеслась над «Лавочкиными». Однако выпущенные гитлеровцами огненные трассы цели не достигли.

Успешно действовали наши летчики: Евстигнеев и Тернюк сбили по одному самолету. Фашисты, потеряв двух пилотов, вышли из боя. Оставшееся время, отведенное «Лавочкиным» для прикрытия наземных войск, прошло спокойно. Евстигнеев подал команду следовать на свой аэродром. Но вдруг, заметив, что Жигуленков отстает, передал по радио:

— Борис, подтянись, что плетешься в хвосте!

Жигуленков не среагировал на команду, не увеличил скорость.

«Наверное, передатчик отказал, — досадливо поморщился Евстигнеев. — Но почему все-таки отстает?»

А впереди уже показались очертания родного аэродрома.

Внезапно из небольшого облачка вывалился вражеский истребитель и крутым пикированием пошел на машину Жигуленкова. Увидев фашиста, Евстигнеев крикнул:

— Борис, сзади «мессер»!

И в это время огненная струя, посланная немцем, пронзила «Лавочкина». Самолет Жигуленкова вздрогнул и, выпустив шлейф черного дыма, в крутом пикировании пошел вниз.

Валентин Мудрецов со своим ведомым тут же бросились в погоню за врагом, но опоздали — «мессер» успел уйти.

...Струйка крови выбилась из-под шлема и медленно сползала по лицу Бориса. Превозмогая боль, он пытался подчинить своей воле ставшую непослушной машину. Самолет, словно норовистый конь, вышел из повиновения и безостановочно мчался к земле...

...А через три часа в полк пришло письмо — из Москвы, от Нины Жигуленковой. В нем она сообщала, что у Бориса родилась дочь.

* * *

Что остается после гибели человека? Только ли горечь, боль утраты? Или — великая память, не дающая успокоиться сердцам, зовущая к борьбе?..

«Дорогие Нина Алексеевна, Василий Сергеевич и Анна Андреевна! — писали по поручению авиаторов 178-го гвардейского истребительного авиаполка Н. И. Ольховский, К. А. Евстигнеев, В. Ф. Мудрецов, И. Е. Середа родственникам погибшего товарища. — С глубокой скорбью и великим соболезнованием извещаем вас о героической смерти вашего мужа и сына Бориса Васильевича Жигуленкова, погибшего в бою 16 ноября 1944 года в районе города Сольнок (Венгрия), на подступах к венгерской столице — Будапешту.

Фашистская черная свора вырвала из нашей семьи лучшего, храброго, беззаветно преданного сына Родины и дорогого, всеми любимого, близкого друга и товарища.

Борис погиб, но он всегда был и будет в сердцах однополчан, его близких друзей и товарищей.

Дорого обойдется гитлеровским псам молодая жизнь нашего товарища. С глубокой скорбью мы будем мстить врагу за Бориса. Клянемся, что десятки фашистских стервятников найдут себе смерть от наших гвардейских атак и метких ударов.

Вечная слава Герою, павшему за честь, свободу и независимость нашей Родины!»

Вечная слава Герою!..

Память

...Майским днем восемьдесят второго в Москве, в 109-й спецшколе-интернате, собрались на свою очередную встречу ветераны крылатой гвардии.

Всматриваюсь в знакомые лица и думаю: постарели, изменились, берут годы свое. Одно осталось прежним — дружба фронтовая, характер бойцовский.

Встреча ветеранов в этой школе не случайна: вот уже несколько лет здесь работает музей боевой славы 178-го гвардейского истребительного авиационного полка. Особое место в экспозиции занимают материалы, посвященные Герою Советского Союза Борису Васильевичу Жигуленкову. Недаром музей чаще называют его именем.

Посетители видят паспорт, выданный Борису 51-м отделением милиции города Москвы; трудовую книжку, которую получил, начав работать токарем на заводе; страховое удостоверение, полученное Борисом Жигуленковым 27 ноября 1938 года.

Привлекает внимание групповая фотография аэроклубовцев, на которой запечатлен Борис.

Выставлен в музее и макет самолета-истребителя Ла-5, на котором Жигуленков громил фашистских захватчиков.

Среди самых дорогих реликвий — Грамота Президиума Верховного Совета СССР о присвоении гвардии старшему лейтенанту Борису Васильевичу Жигуленкову звания Героя Советского Союза.

Немалое место отведено в экспозиции письмам, пришедшим в музей со всех концов страны: из Ульяновска и Киева, Кузнецка и Шадринска, Красноярска и Петропавловска-Камчатского... Их авторы — ветераны войны и труда, пионеры и школьники. Среди писем — немало откликов на очерк Ольги Кучкиной «Самый медленный поезд», опубликованный в 1967 году в газете «Комсомольская правда». Страстно, талантливо рассказала журналистка тысячам и тысячам читателей о том, как, верный фронтовой дружбе, перевозил из Венгрии в Москву демобилизованный воин Александр Хапличук тело Бориса Васильевича Жигуленкова, а потом организовал похороны боевого командира... Этот номер «Комсомолки» — также среди экспонатов музея.

И как итог раздумий о славной жизни героя — строки из письма его товарищей — Н. И. Ольховского, К. А. Евстигнеева, И. Н. Кожедуба: «Любовь при жизни и после смерти он заслужил своей душевной, присущей русским парням простотой, человечностью и преданностью Родине».

* * *

Простившись со школьниками — гостеприимными хозяевами и хранителями музея, ветераны прошли по улице Жигуленкова и направились на Новодевичье кладбище, где похоронен Борис Васильевич.

Невысокий холмик под ветвистыми каштанами... На гранитном надгробии бесхитростные, но берущие за сердце строки:

Он был Герой и на других похожий,
Он много сделал, очень мало жил.
Склонись же ты над ним, прохожий,
За твое счастье он голову сложил.

Речей не было. Положив цветы, ветераны застыли в молчании. Только мать Бориса, остановив взгляд на фотографии, разговаривала с сыном:

— Ну вот, Боря, и снова слетелись к тебе соколы, твои друзья-однополчане... Если бы ты мог услышать, увидеть всех нас...

— Не печальтесь, дорогая Анна Андреевна, — ласково коснулся ее плеча Иван Никитович Кожедуб. — Вы можете гордиться сыном. Он и сегодня с нами, продолжает свой бессмертный полет — полет сквозь годы...

Таким мы его знали

Я с особым интересом прочитал эту повесть. А закрыв последнюю страницу, долго не мог унять волнения. Словно заново встретился со своими однополчанами: летчиками и техниками, механиками и оружейниками...

В центре повествования — замечательный летчик, мой фронтовой побратим Борис Жигуленков. Мне не раз доводилось летать с ним на боевые задания. И с каждым полетом я все больше убеждался, какой это бесстрашный воздушный боец, чуткий и внимательный товарищ, в любую минуту готовый прийти на помощь. Недаром с первых дней пребывания в полку Борис стал любимцем всего личного состава. Его любили не только за отвагу и боевое мастерство, но и за душевность, обаяние, доброту.

Берусь утверждать, что автору удалось создать полнокровный характер героя, показать Бориса таким, каким знали его родные и друзья. Высвечено главное в характере Жигуленкова: патриотизм, глубокое чувство долга и ответственность за дело, которому он служил.

Убедительно рассказано в повести и о других авиаторах — однополчанах Жигуленкова — тех, с кем он дружил, ходил на боевые задания, делил радости и горести: о летчиках Иване и Александре Колесниковых, Кирилле Евстигнееве, Алексее Амелине, Валентине Мудрецове, мотористе Александре Хапличуке, оружейнице Нине Кругловой...

Повесть невелика по объему и, конечно, не может охватить всех событий, происходивших в 240-м — 178-м гвардейском истребительном авиаполку. Сила ее не в эпичности, а в лаконизме, умелом отборе деталей и фактов, точном их воссоздании. Все это не случайно: страстный пропагандист авиации, Дмитрий Землянский знает ее не понаслышке. Будучи авиационным механиком, он обеспечил более двухсот боевых вылетов, неоднократно летал на боевые задания за воздушного стрелка. В качестве корреспондента армейской газеты «Крылья Победы» много раз встречался с героями повести на фронтовых аэродромах, а с некоторыми из них поддерживает связь до сих пор.

Я уверен, что эта повесть откроет читателям многие неизвестные дотоле страницы войны, напомнит, каким непростым был путь к Великой Победе.

Трижды Герой Советского Союза маршал авиации И. Н. Кожедуб

Примечания

{1} Кирилл Евстигнеев.