ArmenianHouse.org - Armenian Literature, History, Religion
Аветик Исаакян

УСТА КАРО НАВЕЩАЕТ КУМУШЕК


Другие рассказы Аветика Исаакяна


Гюмрийские купцы переночевали в доме Уста Каро.

Когда он утром проснулся, то не успел еще глаза открыть, как подумал о гюмрийцах.

Мысль эта была ему неприятна, и с горьким чувством он крепко закрыл глаза, чтобы не видеть их. Тяжело стало на сердце Уста: обычно он просыпался веселым, не в пример многим прочим, что покидают царство сна с кислым лицом и нехорошими предчувствиями.

Прислушался - никаких звуков, сделал усилие, выглянул из-под одеяла - гюмрийцев нет, постели убраны.

Он мигом сел, протер глаза и пристально, по порядку осмотрел все кругом - ни души, словно весь мир ему подарили. Он встал, быстро надел будничное платье и подошел к окну; голубое небо сверкало над покрытой росою зеленью полей, и солнце, как старый, добрый друг, ласково улыбалось, благословляя все живое в мире.

Уста замурлыкал песню, перекинул через плечо полотенце и пошел умыться.

Осеп запрягал телегу и то пихал быка к упряжке, то тянул его за ухо, а батрак Сето смазывал растительным маслом буйволицу, чтобы избавить измученную скотину от блох.

- Здравствуйте, братцы джан, - сказал Уста.

- С добрым утром, - ответили хозяин и работник. И так как руки у батрака были в масле, Осеп крикнул в открытую дверь своего дома:

- Арташ, иди полей Уста на руки.

- Куда это ты, Осеп? - спросил Уста.

- В поле, надо выкинуть всякие камни да мусор.

Пока Арташ ходил за водой, Уста оглянулся: собаки вырывали друг у друга из пасти какую-то шкурку... Наседка гордо прогуливалась со своими золотистыми цыплятами и кудахтала... У соседей Гленцев Коротышка Ато, пыхтя, толок в ступе соль, а его мать и жена купали маленького ребенка...

Мастер умылся и, утираясь, вернулся к себе в горницу. Повернулся лицом к востоку и, не переставая креститься и вполголоса напевая “Отче наш”, сотворил свою каждодневную утреннюю молитву.

Затем достал из шкафа зеркальце и начал медленно причесываться в ожидании Чавуша, который что-то запаздывал.

Уста рассматривал себя в зеркальце: что за радостное, веселое, здоровое у него лицо! Опять посмотрел, еще пристальнее, прямо-таки впившись взглядом себе в глаза. “Уста Каро, - мысленно прошептал он, - Уста Каро, я - Уста Каро”, и еще более ясная и счастливая улыбка озарила его лицо. Он был безмерно счастлив, что он - Уста Каро. Поглядел он ненароком на портрет Андраника* и опять поглядел, хотя и смотрел на него сотню раз. Глаза Уста зажглись завистью к его славе.

______________________
* Андраник - армянский национальный герой.
______________________

Прославленный полководец стоял богатырь-богатырем, одной ногой в поле, другой - на вершине горы; в руках ружье, за поясом сабля и пистолеты, грудь крест-накрест перевязана патронташами. Из-под большой папахи с кисточками искрятся гневом глаза, мечут огонь. Густые усы, похожие на огромные сабли, тянутся к ушам.

“Андраник - герой, что и говорить, но только почему он не убил султана, чтобы мир успокоился?..” Уста опустил голову, стал грустен и подавлен... “Видать, это и впрямь трудно, дело нешуточное, все-таки - султан, его двери тысячи всяких там собак да волков стерегут”.

Найдя оправдание Андранику, он почувствовал некоторое облегчение, отвел глаза от портрета полководца и остановил взгляд на картинке, изображающей лестницу жизни, и особенно на ступени сорокалетия.

Этот возраст был олицетворен в образе мужественного человека, который с женой и детьми, серьезный и уверенный в себе, стоял на самой вершине. Далее шел спуск: пятьдесят лет, потом шестьдесят, а там старость и смерть - Уста сосредоточенно смотрел, на миг солнце для него потемнело, и суетной, бренной предстала в его глазах жизнь. Потом он махнул рукой и с опечаленным взором отошел от картинки. Погруженный в мрачные мысли, он шагал взад-вперед между тахтами, пока Чавуш с самоваром в руках не отворил с шумом дверь.

Уста пришел в себя.

- Доброе утро, Уста, как спалось-почивалось? - спросил Чавуш. - Поздненько ты нынче проснулся! - и пытливо глядя на Уста добавил: - Уста джан, ты что-то бледный, с чего бы это?

В сердце Уста запала тревога, но он сдержался, потер глаза и лицо и обратился к Чавушу:

- Вправду бледный? Не может быть, ну-ка, посмотри еще, да хорошенько!

Чавуш подошел и посмотрел повнимательнее:

- Нет, Уста джан, все хорошо, мне просто померещилось.

Уста подбодрился.

Чавуш накрывал на стол.

Чтобы завести речь о другом, Уста спросил:

- А что, уехали эти нечестивцы гюмрийские?

- Убрались, Уста джан, чтоб ноги их больше здесь не было!

- Эх, Чавуш джан, видел я во сне матушку-покойницу, руку ей поцеловал. Ах, матушка джан! Любопытно, к чему бы такой сон?

- К добру, Уста джан, видеть мать во сне - всегда к добру. А я видел тебя и Орте Арута, он и говорит: давненько я вас не видал, соскучился. Верно сказал, вот уж три недели, как я не видел его дурацкой рожи. На днях поедем, ведь он во сне приходил, звал нас.

Они всегда, как было у них заведено, рассказывали друг другу по утрам увиденные сны, вместе их толковали, и никто не предсказывал другому чего-то дурного.

- А теперь, Чавуш джан, доставай водку.

Но Чавуш и сам направлялся к поставцу. Достал бутылку водки, две стопочки, немного кишмиша на заедку и поставил на стол.

Везде и всегда они приветствовали утро водкой, выражая добрые пожелания всему миру и самим себе - почти одними и теми же неизменными словами на протяжении многих лет.

- Налей-ка, Чавуш джан, по одной.

Чавуш налил.

- Господи боже, да будет воля твоя, береги созданий твоих, - молитвенно произнес Уста, возводя глаза вверх.

- Аминь. Славен буди, господи... Что же еще сказать? - также возводя глаза, вторил Чавуш. С благоговением выпили.

- Чавуш джан, налей-ка еще по одной.

Чавуш снова налил.

— Чавуш джан, давай выпьем за жизнь нашу. Пусть бог пошлет нам по широте нашего сердца. Хорош этот день, да в сравнении с другими пусть плохим покажется. Выпьем же за каждого хорошего человека, да еще за Воскана с семьей. Земле - мир, смерти - дороговизну, хлебу - дешевизну, а армянскому народу - свободу. Аминь! - истово и чинно сказал Уста и поднес стопку к губам.

- Аминь. Бог да услышит и исполнит, - сказал Чавуш, выпил и перевернул стопку.

- Чавуш-джан, налей-ка еще по одной.

- Нет, Уста джан, мне не надо, не хочу, ты ведь знаешь, - говорил Чавуш, наливая только одну стопку.

- А сегодня налей, Чавуш джан, это ведь наперсток, выпей, - настаивал Уста.

- Нет, родной мой, не хочу тебе перечить, нет, Уста джан, - умолял Чавуш.

И почти каждый день происходил этот спор: Уста настаивал, Чавуш отнекивался. Хотя Уста после долгой борьбы успел с этим примириться, он все же повторял этот обычный разговор, как по уставу.

И так продолжалось годами - третью Уста пил в одиночку. Пил молча, без слов, лишь в глубине души выражая пожелания. Какие?

То пил он в память родителей, то за какого-либо хорошего друга, часто просил отпущения грехов Орте Аруту, или же пил за удачу какого-либо дела или за здоровье какого-нибудь больного родственника. И если при первых двух стопках здравица почти всегда была одна и та же, то при третьей постоянно менялась.

Пока Уста, молча выпив водку, жевал кишмиш, Чавуш со словами “на здоровье”, “на здоровье” разливал в стаканы чай. Как и во всякий день, они ели, пили, вели дружескую беседу... Но сегодня ее прервал собачий лай.

Какой-то сгорбленный старик с вытянутым костлявым подбородком, с мешком на плече волочил палку по земле и медленно приближался к дому, одним глазом глядя на собак, а другим - на дверь...

Чавуш унял собак. Старик подошел к двери.

- Подайте милостыньку убогому, помогите, чем можете. Внуки мои голы, босы, пусть бог всего пошлет вам с семи престолов своих. Будьте душою веселы, Христос да сохранит жизнь детям вашим...

Уста послал с Чавушем хлеба и сыру, да еще добавил двугривенный.

- Спасибо вам, сынки мои, будьте живы-здоровы, чего у вас на столе не хватает, пусть вам господь пошлет со своего стола сторицею.

И удалился вихляющей походкой, рассыпая бесчисленные благословения:

- Пусть милосердный бог возвеселит сердца ваши, пусть трезвон церковный за вас перед господом предстательствует...

Собаки проводили нищего, уселись в ряд перед дверью и, положив лапы на порог, а головы - на лапы, ждали обычной подачки. Сегодня из-за шкурки, которую они делили, опоздали к завтраку.

Маленькая собачка Загхар, любимица Уста, завиляла хвостом и ласково потерлась о его ноги. Уста раздал собакам еду, окликая каждую по имени. Вдруг раздались чьи-то шаги, и все собаки побежали прочь.

- Чавуш джан, сегодня я работать не буду, ты уж не взыщи, - возобновил Уста прерванную беседу. - Надо мне сегодня принарядиться, пойти на площадь, да показаться моим кумушкам. - И, смеясь, добавил: - А о себе ты уж сам позаботься.

- Уста джан, а я пойду тесать камни, ведь завтра надо заложить амбар. Помнишь, мы ведь обещали Булику это сделать до того, как поедем в Багран.

- Да, хорошо, что напомнил, очень хорошо. Но не сегодня. Сегодня мне что-то неохота. Чавуш джан, ты же мне что брат родной... Так вот, сегодня меня что-то тоска берет, так, без причины, попусту. Чавуш джан, ты ведь знаешь, я человек веселый, горю не поддаюсь: сколько пло