И. В. Синохина, Т. А. Гайдамак
	Н. И. КОЛОКОЛОВ В ВОСПОМИНАНИЯХ РОДСТВЕННИКОВ


	Наш интерес к литераторам 20-х г. г., долгое время подспудный, 
вырвался на поверхность. Имена писателей, казалось, забытые навсегда, 
получают второе рождение. Н. И. Колоколов вошел в литературу как поэт 
осенью 1912 г. Он начал печатать свои стихи в газетах "Владимирский листок" 
(псевд. "Зрячий"), "Старый владимирец", "Ярославские новости". Будучи 
студентом университета им. А. Л. Шанявского, в 1914-1916 г. г. печатался в 
московских журналах, а после мобилизации в действующую армию – в 
петроградской прессе. На страницах столичных журналов "Млечный путь", 
"Живое слово", "Красный пахарь", "Путь", "Рабочая жизнь" появляются его 
рассказы, критические статьи, рецензии. Из пяти написанных им пьес две были 
приняты к постановке московским театром драмы Б. С. Борисова. Рукописный 
журнал "Пустослов", редактируемый Н. И. Колоколовым в 1926-1928 г. г. в 
редакции газеты "Рабочий край", был арестован и сорок лет пролежал в 
спецхране КГБ.
	Известность пришла к Н. И. Колоколову со сборником стихов "Земля и 
тело" (1923), сборниками рассказов "Радужный поясок", "Лицо ребенка", 
"Дегтярный дух" и др. Но особое внимание привлек роман "Мед и кровь" 
(1928), в центре которого стояла проблема революционного террора. Как 
многих его современников, Н. И. Колоколова волновала судьба культуры в 
изменившихся социальных условиях. Об этом повести "Полчаса холода и 
тьмы" и "Иосиф Прекрасный" (1929). 
	Переехав из Иваново-Вознесенска в Москву для работы в ж. "Наши 
достижения", Н. И. Колоколов постоянно полемизирует со своим редактором – 
А. М. Горьким, все более убеждаясь, что они – люди разных верований и 
эстетических ориентаций. После ухода в 1931 г. из горьковского журнала  
Н. И. Колоколова его произведения нигде не печатают. 
	Как всякий русский интеллигент, он мог бы о себе сказать, что 
искусством вскормлен с колыбели. Его в равной мере интересовали 
классическая литература и фольклор. Он помогал М. Смирнову собирать 
свадебные обряды, песни и частушки Переславль-Залесского уезда для 
этнографических сборников. 
	Вероятно, и дружба с С. Есениным в 1914-1925 г. г. была основана не 
только на биографических точках соприкосновения (оба учились в семинариях: 
учительской и духовной, однокурсники по университету им. А. Л. Шанявского, 
в один год призваны на фронт, по рекомендации Есенина Колоколова 
принимали во "Дворец искусств" в 1920 г.). Их сближало общее чувство 
тайного эпического знания о жизни, звучавшее в фольклорном слове. В лирике 
Колоколова воспеваются идеальные взаимоотношения человека и природы. В 
прозе он исследует причины и последствия дисгармонии, вносимой 
человеческим сознанием в послереволюционную реальность. 
	Нарастающее в начале 30-х г. г. ощущение страха, что задавят, замучают 
нищетой, заставят уйти из литературы, было равносильно творческой смерти. В 
36 лет Н. И. Колоколова не стало. Второй и последний раз его роман "Мед и 
кровь" издан посмертно в 1933 г. Больше книги писателя не переиздавались.
	Однако память об этом ярком, талантливом человеке осталась в 
воспоминаниях его современников. Д. Н. Семеновский подробно рассказал о 
своей дружбе с С. Есениным и Н. И. Колоколовым в кн. ''Теплый ветер"1 и 
М. Шошин в кн. "Фабрика за овином"2, в музее ИвГУ есть магнитофонная 
запись комментариев С. Селянина к эпиграммам Вольного Задиры в 
"Пустослове". Особенно много страниц посвящено Колоколову в "Дневниках" 
А. Ноздрина (1997), поскольку Николай Иванович стал зятем родной сестры 
автора, Анны Евстигнеевны Латышевой (сценич. псевд. Озерова) и его 
коллегой в "Рабочем крае". Внучка А. Е. Ноздрина И. К. Гаффнер помнит свои 
детские впечатления о встречах и рассказы родственников о писателе.
	В 1988 г. сын забытого писателя Борис Николаевич Колоколов был 
удивлен и обрадован, увидев в "Книжном обозрении" 18 марта этюды отца и 
послесловие о нем Ю. Нагибина, ведущего рубрику "Антология русского 
советского рассказа". Он немедленно откликнулся письмом со словами 
благодарности. 
	Воспоминания Б. Н. Колоколова и И. К. Гаффнер, записанные в октябре 
1998 г., конкретизируют наши представления о человеке и художнике, дают 
толчок новым размышлениям, расширяя круг информации о нем 66 лет спустя 
после ухода из литературы.


				*     *     *

	Борис Николаевич Колоколов из рассказов матери знал, что отец был из 
семьи потомственных священников, а по материнской линии предок Николая 
Ивановича был духовником Ивана Грозного. Приход у Ивана Григорьевича 
Колоколова был в Выползовой Слободе Переславль-Залесского уезда. Все семь 
детей и родители имели отличные голоса, любили и умели петь хором. 
Особенно сильным басом обладал дед, на спор мог скинуть голосом стакан со 
стола. Николай Иванович любил петь под гитару, знал наизусть партии из 
"Фауста", бывая в Москве, непременно посещал оперный театр Зимина.
	Воспитанием детей особенно никто не занимался, но соблюдались 
духовные традиции, связанные с христианской культурой, и церковные 
обряды.
	Переславль-Залесское духовное училище отец закончил "на круглых 
пяти", а во Владимирской духовной семинарии прилежанием не отличался: 
увлекся театром, книгами и творчеством. Поскольку характер у него был 
прямой, "нрав вредный", то после случившейся в 1912 г. студенческой 
забастовки его исключили как одного из пяти организаторов. На самом деле он 
им не был.
	В гражданской войне он не участвовал, так как после службы в 
1916-1917 г. г. на фронте 1-ой мировой войны был освобожден по состоянию 
здоровья. Ни в каких политических партиях не состоял и ни в какие 
литературные группировки не входил: ни в ВАПП, ни в "Перевал". В 
1918-1922 г. г. в ожидании демобилизации писал и ставил пьесы на сцене 
Гарнизонного театра в Переславль-Залесске. Здесь и женился в первый раз, 
очень довольный, что процедура советского бракосочетания заняла всего 
полтора часа. 
	Но без родительского и божьего благословения семья скоро распалась, и 
Николай Иванович говорил, что никогда больше не свяжет себя брачными 
узами. В Иваново-Вознесенске отец женился на Елене Михайловне Латышевой 
скоро после переезда для работы в газ. "Рабочий край". Все говорили, что они 
любили друг друга. В Выползову Слободу отец возил мать дважды: 
знакомиться с родителями при вступлении в брак и в 1929 г., когда бывший 
священник овдовел. Елена Михайловна была потрясена нищетой, в которой 
жил свекор, несмотря на регулярно посылаемые сыном деньги. 
	Елена Михайловна очень уважала мужа за ум и эрудицию, хотя и сама 
была с детства начитана. Она сохранила благодарную память о нем и 
предполагала такое же отношение всех, знавших его. Мать много рассказывала 
сыну об иваново-вознесенских друзьях отца, до 1938 г. продолжая переписку с 
ними. В Иванове Борис Николаевич был дважды: до ареста А. Е. Ноздрина в 
1937 г. и в конце 50-х г. г., полюбил этот город. 
	Многого о самых тяжелых годах московской жизни в 1928-33 г. г. Елена 
Михайловна сыну не говорила. Устав от хронической нужды, угрюмой 
депрессии и начавшихся запоев мужа, она решилась на развод, которому 
помешала внезапная смерть писателя. 
	Они жили в двухэтажном доме № 13 на Волоколамскои шоссе, где 
сейчас Строгановское училище. 
	Придя вечером с работы, она увидела мужа спящим в кабинете, прямо за 
письменным столом. На столе лежали телеграмма: "Н. И. Колоколова из Союза 
писателей исключить. Горький." и много оберток, в которых продавались 
аптечные порошки. Рядом стояли полторы бутылки водки. Уложив мужа в 
постель, она тоже заснула. Утром, не заметив беды, снова ушла на работу. Ее 
сестра Глафира Михайловна, жившая с ними, пришла будить Николая 
Ивановича завтракать и увидела, что он мертв. 
	Тогда уже входило в моду кремирование без отпевания, так как в этом 
случае похороны оплачивались госуд. учреждением. Так и было сделано.
	Если стоять лицом к памятнику С. Есенину на Ваганьковском кладбище, 
то урну с прахом Н. И. Колоколова поместили в левом углу. Но во время 
эвакуации семьи могила исчезла, табличка с данными тоже, и на этом месте 
совершено новое захоронение.
	Елена Михайловна три дня сидела в состоянии транса, качалась и 
стонала. Придя в себя, сожгла переписку мужа с С. Есениным. Одному из 
братьев, приехавшему делить наследство после писателя, она предложила 
оставшиеся долги. Жизнь после смерти отца Борису Николаевичу запомнилась 
скудной: пенсия бабушки – бывшей актрисы Ив.-Вознесенского театра, да 
зарплата матери, работавшей библиотекарем в Доме литератора, а в эвакуации 
– санитаркой в чкаловском госпитале. Правда, друзья отца в 1935 г. обратились 
к Горькому с просьбой посодействовать назначению пенсии семье литератора, 
который имел немалые заслуги. Алексей Максимович сделал это. Он и раньше 
давал в долг 300 и 1800 руб., чтобы Н. И. Колоколов имел возможность 
работать. У отца никогда не было денег, даже когда роман перевели на 
итальянский язык, он не получил ни копейки. Горький высоко ценил талант и 
работоспособность отца, но мог и обругать на правах литературного диктатора. 
О том, что Н. И. Колоколов – писатель с большими возможностями, Борис 
Николаевич слышал от всех, кто его знал, видимо, факт его жизни в литературе 
был значим для современников. Но слушая, он помнил и то, что отзывы 
родственников не могут быть беспристрастны, а борьба разных объединений в 
литературе 20-х г. г. мешала объективному восприятию произведений 
писателя. 
	Всю свою сознательную жизнь Борис Николаевич пытался узнать, 
каким был человек, о котором говорили, что он сплетен из ярких противоречий 
в диалектическихй узел, каждый авторитет пропускал через себя, не доверяя 
мифам, творимым вокруг личностей. 
	В детстве он видел черновики, дневники отца, читал рассказы. Особенно 
сильное впечатление осталось от "Чудо-рыбы". Более серьезные вещи в зрелом 
возрасте уже не имел возможности прочитать, так как они перестали 
существовать.
	Н. И. Колоколов очень стыдился своего сборника рассказов и повестей 
"Повелитель" (1931). Если сборник "Шкура ласковая" (1929) был написан по 
вдохновению, то этот – по нужде, ради денег для семьи, когда появился 
ребенок. Друзьям говорил, что больше таких "плохих книжек" не будет. Но 
свою художническую совесть успокаивал тем, что эта вещь не хуже других, 
выпущенных издательством "Земля и фабрика". Часть своих материалов отец 
сжег сам, в чем потом раскаивался, обещая Горькому, что больше 
"самосожжения" не будет. В военные годы квартира была вскрыта и бумаги 
исчезли. Остались только несколько фотографий, автограф стихотворения, 
посвященного маме, да 4 тома энциклопедического словаря Брокгауза и 
Эфрона с многочисленными пометками отца на полях.
	Писатель А. К. Югов пытался переиздать произведения 
Н. И. Колоколова в 60-е годы, но безуспешно. Мать отдала ему рукописи, и они 
исчезли в недрах издательства "Советский писатель" или "Худ. литература". 
	Сомнений в том, что С. Есенин сам ушел из жизни, у отца не было. Он 
говорил матери, что все поведение поэта в последний день перед отъездом в 
Ленинград убеждало в этом, в том числе посещение всех своих бывших жен 
было похоже на прощание. Весь последний день в Москве Н. И. Колоколов 
провел с С. Есениным, он всегда тяжело переживал перемены, происходящие в 
друге и созвучные его душе.
	Елена Михайловна говорила, что московская жизнь очень изменила 
супругов. Она в 26 лет чувствовала себя мелочной, сварливой старухой, 
которой уже не до кокетства. Николай Иванович стал худ, бледен, очень 
нервно реагировал на все; писать начал тяжело и подолгу; замкнулся, избегая 
общения с литературной средой.
	Все это усугубилось унаследованными от отца Ивана Григорьевича 
Колоколова, недугами: болезнью сердца и склонностью к возлияниям. Сам 
Борис Николаевич тоже в 19 лет перенес инфаркт, но Елена Михайловна его 
выходила. Он ей очень многим обязан: и воспитанием, и образованием. Время 
таких интеллигентных людей, как поколение его родителей, ушло вместе с 
ними. Ее похоронили в 1985 г. на Ваганьковском кладбище. Сам Борис 
Николаевич после Московского химико-технологического ин-та всю жизнь 
работал в НИИ, где 35 лет заведовал лабораторией красителей, сейчас ведущий 
научный сотрудник, член редколлегии ж. "Аналитическая химия", свободно 
владеет иностранными языками, так как по долгу службы приходилось 
работать за границей еще в брежневские времена. Стихи Борис Николаевич 
пишет для себя и узкого круга родных.


			*     *     *

	Ирина Карловна Гаффнер преподавала немецкий язык в ивановской 
школе № 22 и играла на сцене. Кроме рассказов дедушки о Н. И. Колоколове, 
ей запомнились и ее детские впечатления от встреч с ним. В доме на 
Покровской улице во время свадьбы Колоколовых жених посадил ее к себе на 
колени. Ей было тогда 5 лет. Почувствовав, что это добрый, веселый человек, 
она спросила его: "А чем у вас галстук к рубашке пришпандорен?". В 10 лет 
она гостила у Колоколовых в Москве. Запомнился дом частного строения, 
окруженный кленовыми листьями и золотыми шарами. Большая комната на 
первом этаже и рабочий кабинет в мансарде. Она прочитала Николаю 
Ивановичу свои стихи "Осень – царица по городу ходит", он сказал: "Стихи 
хорошие, но идеологически не выдержаны". 
	Запомнились трубки и кисет на письменном столе и еще эпизод, 
услышанный в детстве. Однажды супруги Колоколовы поднимались по 
лестнице Дома литераторов, им навстречу спускался Маяковский. Увидев 
Елену Михайловну, он взял ее за подбородок со словами: "Какая 
хорошенькая". Будучи среднего роста, стоя на ступеньках ниже, да еще с 
врожденной хромотой, Колоколов дотянулся и ударил знаменитость. Началась 
драка, пока их не разняли.
	И. К. Гаффнер читала стихи и рассказы Николая Ивановича когда-то, но 
очень бы хотелось познакомиться и с более крупными вещами, если их 
переиздадут при ее жизни, как это сделали с "Дневниками А. Ноздрина".


	Примечания
	1. Семеновский Д.Н. Есенин / Воспомиания. – В кн.: Телый ветер:Лит.-
худ. сб. – Иваново, 1958,с. 184-209.
	2. Шошин М. Д.  Ивановские друзья. – В его кн.: Фабрика за овином. / 
Автобиогр. Повести и рассказы. – М.: Сов. писат., 1977.
Содержание
Литературоведение | Home