В. Я. Шишков. Шутейные рассказы

Шерлок Холмс -- Иван Пузиков

I. Сенцо (окончание)

Пузиков очень внимательно перебирал вещи в двух сундуках кузнеца. Кузнец трясся так, что дрожала вся изба.

-- Эка у тебя добра-то сколько, -- спокойно говорил Пузиков. -- А? Вот буржуй... Ну, это, между прочим, ничего. Похвально. Нищий завсегда нищим будет. Грош ему и цена. А ты, видать, человек хозяйственный.

Жирная баба стояла у скамейки, как огромное изваяние; она обхватила ручищами жирную грудь и охала басом.

-- Чего ты охаешь? Грыжа, что ли, у тебя? -- сказал Пузиков.

-- Да как же мне не охать-то... Ох?..

-- "Ох, ох...." Экая ты трупёрда, деревенщина... А еще такая полная мадам. Стыдись! "Ох, ох..." Вот тебе и ох... Вот видишь, какая рукавица-то? Знатная рукавичка. При царе три целковых стоила. Кожа-то -- прямо бархат... а ты -- "ох...".

-- Никаких болтов у меня, товарищ, господин сыщик, нету. Сами изволили усмотреть... -- словно по камням, впереверт, вперекувыр сказал своим голосом кузнец.

-- Что? -- фукнул Пузиков из трубки в самый нос ему. -- И болтов нету, и рукавички другой нету. Болты -- черт с ними, не в болтах факт, болтов у тебя и быть не может никаких. А вот рукавичку мне подай.

-- Потерявши рукавичка. Выпивши, из города вез... По... потерявши.

-- Ты потерял, а я нашел... Сколько даешь?

-- Шу... шутить изволите.

-- А это что? Она? -- И Пузиков вынул из портфеля другую рукавицу. -- А нашел я ее у мельника в избе. Баба охнула и шлепнулась задом на скамейку.

-- И знаешь, товарищ Чесноков, когда? На другой день, как вы его ограбили. А ежели не веришь, дак в обеих рукавицах в середке Мельникова мета есть. Тебе и невдомек. Ну-ка, понятые, рассмотрите.

Кузнец упал на колени.

-- Наш грех, наш грех... Не губи, ради Христа. Бодро вошел Степан, взглянул -- и руки у него сразу опустились.

-- Что, револьверчик притащил? Молодчина, Степа. Давай сюда. Вот и все, кажись -- Иван Пузиков обвел компанию торжествующим, улыбчивым, но все же крепким взглядом. -- Ну, вот, ребята, мы тихо, смирно, не торопясь, разыграли, как в кинематографе, не хуже, чем в "Собаке Баскервилей". Товарищи милицейские, этих трех гусей арестовать! А придет Фомка Чесноков, и его, злодея, в ту же дыру.

Все стояли бледные и тряслась. Больше всех -- и неизвестно почему -- волновался Анисим Федотыч.

Пузиков, заложив руки в карманы, произносил поучительную речь.

-- Есть такой заграничной сыщик, Шерлок Холмс. Он хотя и спец считается, но, будучи по службе у буржуазной власти, хватает без разбору всех мазуриков. Я же, Иван Пузиков, сыщик российский и, кроме того, -- сын своего народа. Поэтому передайте мужикам, что ваша деревня наполовину воры. Этого ни в каком специальном случае я не потерплю! Далее, по порядку, участь Чесноковых -- тюрьма! Хотя они, допустим, и обокрали мельника, который богатей, однако за них, товарищи, безвинно арестован мужик из бедноты. Второй пункт предложенья: Степан Рябинин, как возвративший револьвер по своему инициативу, освобождается из-под ареста. Можешь идти, Степан! Что же коснувшись Михаила Кутькина, то я ничего, товарищи, сделать не могу. Ты, Миша, сам посуди: украл ты государственный механизм от молотилки, то есть достояние республики. Это называется -- позор! Укради ты не только механизм, а, скажем, всю молотилку у какого-нибудь кулака контрреволюционера -- совсем десятая статья. И я, может статься, во время обыска все рыло бы себе своротил об эту самую молотилку, а сделал бы вид, что не нашел. Потому что уравнение имущества социализм не возбраняет. Азбука коммунизма гласит прямо. Ты же, как сказано, украл достояние республики, да еще перед самой страдной порой, а ведь эта самая молотилка предназначалась обслужить целых три деревни. И нет тебе даже оправдания, что ты несознательный элемент, что-что, а это ты, как хозяин и мужик-самосильный, должен был сообразить. До свиданья, Миша!

"Угроза" надувалась у Анисима Федотыча заслуженным чаем и ела пироги.

Анисим Федотыч волновался. От пылающих ушей загорелись щеки, и воловья шея налилась кровью, а глаза -- как у попавшей в капкан лисы.

"Все, дьявол, знает. Пожалуй, знает и про сено".

-- Товарищ Пузиков, -- начал он, ероша курчавые черные, с синью, волосы. -- За такое ваше самоотверженное старание я своею властью обязан вас вознаградить, не щадя средств. Что бы вы с товарищем пожелали?

-- Что бы пожелали? -- Пузиков откромсал долю пирога. -- Я бы пожелал вас, папаша, арестовать.

-- Ха-ха-ха, -- обомлев, захохотал, словно залаял, Анисим Федотыч. -- За что?

-- За сенцо, папаша, за сенцо.

Завхоз вдруг перестал смеяться, глаза его округлились, и густые брови сразу насели на нос. Он резко стукнул в стол.

-- -- Мальчишки! (Алехин вздрогнул.) Сопляки! Я вам не Мишка Кутькин! Я вам...

И, закусив удила, понесся, не в силах удержаться. Пузиков набивал трубку, сторожко посматривая, как бы управляющий не смазал его в ухо.

-- Постойте, папаша... Да вы не петушитесь... Ведь свидетели есть, -- спокойно сказал он.

-- Свидетели?.. Я те покажу свидетели!

-- Алехин, покличь-ка мужичонку-то... Как его... Тимоху...

-- Какого Тимоху? -- с сердцем спросил юнец, искренне сердясь и на товарища и на завхоза.

-- Фу ты, боже мой!.. Какого, какого! Ну, я сам схожу. -- Пузиков схватил портфель и вышел.

Завхоз все время взад-вперед ходил по комнате, поправлял ворот -- шее было тесно. Шагнул к шкафу, выпил большой стакан вина.

-- Сыщики... Тоже считаются сыщики. Оскорблять порядочных людей... Ответственных работников... Слетите, голубчики!.. Оба слетите, сопляки паршивые... Я вас!

Но вот в дверях показался дядя, -- ну конечно, тот самый: лапти, синяя рубаха, скула подвязана, и рыжая бороденка кривулем. У завхоза лицо стало длинным и открылся рот. Мужик снял с головы грешневик, перекрестился и прямо в пояс:

-- Здорово, Анисим Федотыч... Здорово, милячок. А я опять за сенцом к тебе... До-обрецкое сенцо.

-- Что ты мелешь! Кто ты такой? -- злобно прохрипел совхоз, а в голове, как молния: "Вот скандал! Турну, пока Пузикова нет". Пошел вон! Здесь казна... Ступай, ступай. -- И кулаки совхоза крепко сжались.

-- Это само хорошо, что казна... Ты не гайкам -- чуть попятился мужик. -- Бесстыжие твои глаза. Жулик ты казенный!.. Вор!..

-- Убирайся вон, рыжий черт! -- И завхоз остервенело сгреб его за шиворот. -- Вон!

Мужик захрипел, треснула рубаха.

-- Караул, караул!.. Эй, Пузиков!..

-- Вон! В тюрьму, подлец!!

Вдруг словно бомба ахнула:

-- Ах, ты так, папаша? А ну! -- Мужик рванул, и завхоз, взлягнув ногами, грохнулся спиною в пол.

Мужик, тяжко сопя, стал снимать с себя бороденку и парик.

-- Пузиков! -- простонал управляющий. -- Это ты?

-- Я самый, -- сказал тот и протянул управляющему руку. -- Ну, папаша, подымайся.

Алехин во все горло хохотал.

На этот раз все обошлось благополучно. Пузиков так и сказал, прощаясь;

-- На этот раз, папаша, ничего... Больно пироги хороши. Только помни!

Вечером, собрав всех рабочих, Анисим Федотыч угостил их самогоном и держал речь:

-- Вот, товарищи, жулик сразу и влопался. Мишка Кутькин... А вы как были честные труженики, так и оставайтесь. Да здравствует советская власть!

Анисим Федотыч сена больше ни-ни-ни. А вот когда обмолотили рожь, -- урожай в "Красной звезде" нынче отменный, -- хлебцем стал помаленьку поторговывать. И то с великой опаской, по мешочку, самым знакомым мужикам.

Первым приехал поздним вечером Антон Седов.

-- Ради Христа, ржицы продай... Весь хлеб градом порешило.

Антону Седову как не уступить -- закадычный, можно сказать, друг.

Но завхоз был так напуган тем проклятым из "угрозы", что долго и подозрительно всматривался в мужика, как индюк в чужого гуся. Потом подвел его вплотную к лампе.

-- А что это у тебя, дядя Антон, в бороде как, будто что-то ползет, -- и сильно рванул его за густые клочья бороды. Борода оказалась природной, собственной.

Предыдущая | Начало

Титульная страница

Назад к домашней странице В. Я. Шишкова


Русская литература Алтая | Алтайские страницы | Издательская деятельность АГУ