III. ТавроКупец Неправедный, рода крестьянского, в молодости пастухом был, из Монголии гонял хозяину овец.-- Я умный, -- хвастался он, -- богатым буду обязательно. И верно. Разбогател -- распыхался вскорости. Народ говорил про него: -- У этого рука не дрогнет. Он крест сбросил, а совесть-то пяткой притоптал. И задумал он в Кобдо ехать, там орудовать. Приехал, лавочку открыл, руки загребущие расставил, хайло свое, рот щучий открыл широко. Но рыба ловилась все мелкая, осетры к другим торговцам плыли, и ему стало завидно. -- Это что за дела, -- как-то сказал он в Иркутске, в клубе, сидя в компании купцов,-вот кого ежели б по башке шкворнем съездить да капиталом завладеть. Купцы возмутились: -- Негодяй!! -- И немедленно спустили его с крыльца. Почти в одно время с купцом Неправедным поселился в Монголии, в городе Кобдо, тихий монгол Раптан, торговый человек. Он старик, ему восьмой десяток идет. У него три сына, два внука. Все вместе торгуют, одним живут домом. Раптан старик хороший, норовит по правде торговать. Подружился он с Неправедным, в гости ходит, к себе принимает. Неправедный тихоней прикинулся, ласково обращается с монголом и со всей его семьей. Дружба завязалась тесная. Говорит как-то Раптан другу: -- У меня душа не на месте. Я из Китая удрал, кредиторам много должен. Как Большой Кулак бушевал в Китае, у меня три магазина разграбили. Я и удрал сюда. Вот расторговался. Год за годом протекли, десять лет прошло. В дугу согнуло время старого монгола, плохо видеть стал, плохо слышать стал, и день и ночь богу молится, готовит себя к смерти. А друга своего первого, русского купца Неправедного, не забывает: и у него гостит, и к себе часто зовет, угощает его, подарки делает -- то коров пригонит, то бегунца саврасого подарит, то пришлет купеческой жене куска два китайской чесучи. Живет старик спокойно, прежние кредиторы потеряли его след, все пути к нему поросли бурьяном. И вдруг напасть... Из Китая беда идет, нищету тащит за собой на веревочке. Пришел к старому Раптану монгол и говорит: -- Ой, Раптан, берегись. Тебя ищут, тебя завтра схватят, все возьмут: чиновник в очках из Китая едет долг с тебя получать. Раптан не сразу понял: и раз и другой переспросил гонца. А как понял, -- зашатался, на пол сел, в глазах темный песок, в груди льды плывут. -- Я никому не должен. Я им был должен, трем купцам. Но у меня все разграбил Большой Кулак. Пусть с грабителей ищут, пусть с правительства требуют. Я не должен. И мрачный, опираясь на костыль, побрел к своему другу купцу Неправедному. Пришел и тихим, старческим голосом говорит ему; -- Вот ты умный, все законы знаешь, все порядки знаешь... Ты добрый, ты друг. Научи, что делать. Защити. Еще что-то сказать хотел, но запрыгали губы, пропали все слова, слезы полились. Лицо застыло, потеряло жизнь. Слезы льются из запавших черных глаз, а лицо спокойно. Голова низко опущена. Страшно сделалось купцу, жалость большая родилась в сердце. Говорит купец: -- А очень просто... И ни черта не получат... Поднял старик голову: -- А-как, друг? Купец по комнате похаживал, красную бороду утюжил, что-то обдумывал. -- У тебя сколько голов скота? Верблюдов сто, быков две тысячи, лошадей с лишним тысяча, овцам счету нет... Забыл... Сел купец, цепочкой играет на толстом животе, на лбу пот выступил: жарко! -- А очень просто! -- крикнул он, хлопнув монгола по плечу. -- Слушай! -- глаза пошли искрами. Монгол рот разинул, благоговейно руки сложил, вот мудрость божия польется из уст купца. Сейчас же клади на весь свой скот мое тавро, мою мету. А на подмогу я приказчиков пошлю, к утру все оборудуют. -- Так-так... -- кивает головой монгол. -- И скажешь, что скот не твой, а мой... -- Так-так... -- А сколько у тебя товару? -- Тысяч на двести серебром. -- Скажи, что и товар не твой, а мой... Я завтра для отвода глаз и в лавку твою сяду. А ты мне вексель выдай на двести тысяч серебром. Понял?.. Так чиновник и уедет несолоно хлебавши, -- поговорка у нас, русских, такая есть... А я тебе все потом верну. Не сомневайся... Старик встал, опираясь на костыль, низко-низко купцу поклонился: -- Мы тебе верим... Мы тебе верим, друг, Ван Ваныч... Прошло два дня, томительных и длинных. У стариков время быстро летит: день за днем, неделя за неделей, -- глядь, и год прокатил. Но эти два дня старому монголу показались вечностью Душа начеку была, вся преображенная, насторожившаяся до предела: словно старик переходил по тонкой жердочке чрез пропасть, а жердочка гнется -- вот-вот слетишь... Ему и по земле-то ходить горе, а тут приказано идти по тропинке зыбкой. Жутко старику. И началась у него новая жизнь: вышел в поле, с пастухами своими живет, свой скот, меченный новым тавром купца, караулит. А купец в его лавке сидит, торговлю ведет, ждет китайского, в очках, чиновника. Три хозяйских Раптановых сына -- вроде приказчиков, тут же в лавке, робкие, прихлопнутые горем, как капканом зайцы. В полтретьем дне -- хвать! -- обломилась жердочка. Охнул старый монгол, затрясся весь: как волк перед овцой, вырос перед ним в желтой кофте чиновник. - Я знаю, ты -- Раптан, из-под Калгана, ты торговый человек, большой должник. Ты богатый. Суд постановил взыскать с тебя долг. Вдруг душа монгола выпрямилась, взмахнула крыльями. Твердым голосом сказал монгол: -- Да, я Раптан, честный монгол, старик. Я был богат. Теперь я беден, как после стрижки овца. -- Что-о-о? -- грозно протянул чиновник, - а это чье стадо? -- Это стадо хозяйское, русского купца. Поди, справься. Вот тавро его, иди, смотри. Весь скот его. Я служу в пастухах. Удивился чиновник, сухие губы зло кусает, очки сорвал, опять надел, кашлянул и сердито повернулся так быстро, что шелковая коса его больно хватила старого монгола по лицу. Потом чиновник бегал в лавку, бегал в дом к купцу Неправедному. И ничего не получил. Купец на славу угостил его тремя щами, тремя кашами -- рисовой с маслом, рисовой кашей с миндальным молоком, рисовой кашей с черной ягодкой. Тремя наливками поил самодельными, пахучими, прямо с погреба принесла сама хозяйка. Холодные наливки, а огоньком веселым окатили-обожгли китайское сердце. Китаец то плачет, то смеется. Ему жалко с русским купцом расстаться, уж очень хороший человек, жаль, жаль... Плачет китаец, разливается, очки уронил, поды -мать стал -- упал, лопнули очки... Купец с ним по-монгольски прекрасно говорит. Раптана ругает: "Мошенник!" -- его, купца русского, тоже нагрел, старый плут. Раптан выдал вексель на двести тысяч серебром, а в лавке его и на сто тысяч товару нет. Говорит так, вексель китайцу в нос сует, а сам смешливо кричит по-русски жене: -- Ожарь-ка, Мавра, этой образине собачью ногу... Слопает... Так ни с чем китаец и уехал. Даже собственных очков лишился... Месяц прошел, другой прошел, прокатился год. Купец все время твердит Раптану: -- Ты ему не верь: он караулит. Они, китайцы, хитрые. Подкараулит, да все и отберет... Еще надо помедлить. Пока паси мое стадо, а я буду торговать... -- Это, друг, мое стадо... -- Ну, ладно, там видно будет. Но сыновья и внуки роптать начали: -- Иди, проси купца. Теперь ничего, опасности нет, Поблагодари нашего друга, успокой, пусть о нас не заботится... Надел старик свой новый синий шелковый халат, большие круглые очки надел, взял две ценных вазы, еще ларчик взял из слоновой кости, золотом и серебром его наполнил. Сына своего старшего захватил с собой. Пошли. И опять почудилось старому монголу, что он идет через пропасть по тонкой скользкой жердочке, а все небо закрыла желтая туча, и будто гром рокочет: "Как дойдет Раптан до пропасти, гряну молнией и поражу". Говорит монгол сыну: -- Ох, что-то мне неможется. Возьми меня под руку -- упаду. Кой-как пришли. Старик отдышался и торжественно сказал купцу: -- Вот мы хотим благодарить нашего друга. Мы принесли тебе дары. Прими от нас дары, и да сохранит тебя бог со всем твоим домом. И старик упал вместе с сыном купцу в ноги. Принял купец дары, сказал: -- Спасибо... Хозяйка унесла дары и заперла в кованый большущий сундук с тремя замками. -- Теперь, друг, позволь тебе напомнить о моем векселе. Ты забыл... Но это ничего, у тебя дел много, забыть легко. Вот мы просим тебя, верни... Взвилась-вздыбилась купеческая мохнатая душа... Вылупил купец глаза, вобрал в грудь воздуху побольше и, ткнув в дверь пальцем, гаркнул: -- Вон!! Вон!! Все мое -- и скот и лавка! Вексель я протестовал... Все мое!! Вон!! Часто-часто замигал старый монгол, торопливо попятился от своего друга, что-то хотел крикнуть, но, видно, пришел конец, взмахнул руками и грохнулся. Умер старик. Осиротели дети и внуки Раптана. То тот, то другой из них заходил к купцу Неправедному. Он их в дом уже не пускал, разговоры вел на крыльце. -- Мы, друг, думаем, что ты пошутил... Мы, друг, разорились. Нам нечего есть... У нас жены, дети, у нас старая мать... Пожалей. Но купец и не думал жалеть: сердце его твердое. Искали они правды -- нет правды нигде. В суд подали -- нет в судах правды, консулу чело били -- правды не нашли. Последний край пришел: целой гурьбой, все до единого, ввалилось во двор семейство старика Раптана и подняло гам, как на отлете птицы: бабы воют, плачут ребята, мужчины стоят суровые и молча ждут. Вышел купец. Все зараз закричали: -- У тебя камень, а не сердце. У тебя змея в груди. Ограбил. Ограбил. Ограбил... Не уйдем отсюда... Убивай!.. Купеческое сердце растаяло: -- Ну вот что, ребятушки. Мне вас жалко. Я вам работу дам... Кто помоложе, пусть мои стада пасет, жалованье положу хорошее... А вы трое будете у меня вроде возчиков: мой товар в Русь повезете. Долго монголы плакали. А купец в благоденствии до седых волос дожил. Денег невпроворот у него. Дела идут хорошо. Он иногда любил похвастывать: -- У меня есть тридцать верблюдов. И ежели я все свои дела прикончу, все обменяю на серебро -- дык мне на своих верблюдах этого серебра не вывезти в Русь, не упоместить... Вот как бог помог мне, царь небесный, батюшка. |
Назад к домашней странице В. Я. Шишкова
Русская литература Алтая | Алтайские страницы | Издательская деятельность АГУ