Дядя Вяча
(В. Я. Шишков в воспоминаниях современников -- М. Щеглов)

Опубликовано "Воспоминания о В. Шишкове". М., 1979

Жили мы оба с дядей Вячей в Томске на Большой Кирпичной улице, напротив друг друга. Собственно говоря, почему эта улица называлась Большой Кирпичной, никто не знал. Разве, может, потому, что на ней, кривой и загогулистой, не было ни одного каменного дома.

В небольшом деревянном домике, внизу в квартире из двух комнаток, и поселился Вячеслав Яковлевич Шишков, тогда топограф Управления водного округа.

"Сибирские Афины" были в то время центром передовой мысли Сибири. В. Я. Шишкову много приходилось ездить и ходить по просторам Сибири, Алтая, по многим рекам, глухим бездорожьям. В начале нашего столетия в Томске дядя Вяча, как звали его тогда близко знающие люди, только начинал писать. Он, так же как и я, работал в газете "Сибирская жизнь". Недостатка в интересных и острых впечатлениях у него не было. Каждая поездка давала большой и "шутейный" и далеко не шутейный материал. Мы сблизились с дядей Вячей и потому, что работали вместе в газете, и потому, что жили близко, и потому, что оба любили смеяться. Смешно рисовал он иногда самый маленький эпизод, и частенько этот маленький мотивчик служил мне темой для карикатуры.

Как у всех тогда близких к печати томичей, так и у В. Я. Шишкова собирались на пельмени. Эти традиционные пельмени были, конечно, только предлогом для дружной и всегда обоснованной встречи друзей. Вспоминаю одну из таких вечеринок у Шишкова.

Маленькая квартира наполнилась до отказа. Стук в ставню или в дверь, и под приветливый, но довольно густой голос дяди Вячи: "Вались! Вались!" -- вваливается запоздавший, снимает доху, отряхивает пимы или снимает так называемые "мокроступы" -- глубокие галоши, Облачко морозного пара исчезает, посетитель под общий шум втискивается за стол. В сизоватом куреве над столом лампа -- "молния". На столе уже все готово для очередных действий и по пельменной части, и еще кое-что в виде тетради-рукописи. Со свойственным ему юмором -- не смеясь, а только пуская лукавые лучики около глаз, хозяин рассказывает о случае в тайге на работе. И как-то так всегда выходило у него в разговоре: очень метко и выразительно вырисовывались живоглоты-торгаши или подрядчики, пьяница-урядник, особа духовная... Но это все у дяди Вячи было только присказкой, а сам сказ шел впереди. Читал он очень хорошо, не громко, но весьма выразительно. Прочитанное, конечно, вызывало оживленный обмен мнений. Тема рассказа обрастала попутно рядом наболевших вопросов.

Но вот слышится и песня. Песни все больше сибирские. Дядя Вяча дирижирует... Да и нужны были эти "вставные номера", так как полиция интересовалась, и даже очень, такими "пельменями". Ведь шутка ли сказать, какая крамольная братия собиралась-газетчики!.. Был и сам "дедушка Сибири" Г. Н. Потанин, а ведь он своим присутствием как бы утверждал направление вечеринки. Так вот, песня, говоря современным языком, звуковое оформление, была далеко не лишней.

И тут, помню, вдруг стук в дверь, потянулась на шум, на огонек чья-то мохнатая лапа, какой-то непрошеный гость все же заглянул. И дядя Вяча, отпирая дверь, ведет примерно такой разговор: "В чем дело?" В ответ: "А я так думаю, народ выпимши, как бы чего не вышло... Пожару там или еще чего..." -- "Нет, не извольте беспокоиться, у нас все благополучно, пельмени по случаю моего возвращения из служебной поездки... А пожару пока тоже нет". Дядя Вяча особенно нажимает на слово "пожар", своей широкой фигурой загораживает он от непрошеного посетителя всех нас и выпроваживает усатую физиономию за дверь.

Стоит смех. Всем все понятно. Долго-долго не расходятся гости. А когда расходились далеко за полночь, все были довольны и сыты любимыми пельменями. В морозном воздухе, слышно, кто-то кричит: "Так не забудьте же: на этой неделе у меня пельмени!"

Как-то Вячеслав Яковлевич был у меня на вечере, на котором и разговоры крутились главным образом вокруг изобразительного искусства. И мы тогда здорово сразились с ним в споре о формах искусства. Я как бывший ученик Строгановского училища очень любил в те времена искусство прикладного характера, а дядя Вяча доказывал мне, что не стоит увлекаться мелочами. Мечтал я в то время о создании "сибирского стиля" в оформительском искусстве. Давал рисунки, проекты разных вещей на конкурсы в Москву, в Петербург, для кустарного комитета Сибири. В то время у меня, правда, была уже иллюстрирована "Анна Каренина" Л. Н. Толстого. Вот на этот более серьезный путь и тянул меня Вячеслав Яковлевич Шишков. Каждый из нас был тогда по-своему прав. И частенько, идучи в редакцию вдвоем, мы возвращались к этой же теме. Сам же он в то время только расправлял свои могучие плечи и писал пока небольшие рассказики.

Помню его в Томске: по зимам ходил в большой коричневой дохе, в пимах, в шапке-ушанке и казался весь каким-то особенно мягким; летом же обычно уезжал куда-то на работу в тайгу, в горы. Иногда приходили от него коротенькие письма и фотографии с надписью: "Сижу на зимовке". И когда он появлялся в Томске глубокой осенью, то имел такой таежный вид, что трудно было в этой фигуре, по загорелому лицу, по какому-то особенному таежному одеянию узнать писателя. Крепко он срастался с окружающей его природой и людьми. Он сам вспоминал свое пребывание где-нибудь на Алтае у кержаков: "Про меня говорят - землемер... Все мерит да мерит, да в книжку пишет". Да, много тогда дядя Вяча писал в "книжку", и маленькие листочки и записи вырастали потом в рассказы.

Мы все очень любили Вячеслава Яковлевича. Покорял он своей внутренней силой, своим богатством, своей большой любовью к человеку, к забитому в те времена "инородцу"...

Там, где когда-то по Сибири ездил, плавал и ходил дядя Вяча, там, где по таежным глухоманям протекала Угрюм-река, светлее и шире стала жизнь. Он, работая по изысканию новых дорог и путей, только мечтал о них, а теперь эти новые пути-дороги пошли повсюду.

1954


М. Щеглов

Назад к Шишкову



Русская литература Алтая | Алтайские страницы | Издательская деятельность АГУ