Известному белорусскому писателю и драматургу Георгию Марчуку, чьи произведения читают не только в родной Беларуси, но и в Индии и Литве, на Украине и в Румынии, в Македонии и России, Китае и Венгрии, 1 января исполнилось 55 лет.
Нашей газете приятно поздравить с юбилеем писателя, который никогда на глумился над прошлым Родины и не опошлял социалистические идеалы, и пожелать ему личного счастья и новых творческих удач.
— Георгий Васильевич, с чего начинался ваш творческий путь, где истоки вдохновения?
— Мне уже доводилось говорить о моральной и духовной стороне своих произведений, неоднократно выступать с философскими эссе, призывая к добру, умению отстаивать нравственные принципы. Я — дитя социализма и считаю, что в советские времена простые люди Е не люблю слова "низы" — жили по совести, по принципам,
тянулись к высокой духовности. Верхи жили сложной и скрытой от народа жизнью и, как правило, злоупотребляли и богатством, и властью. Но, повторяю, простые люди жили надеждой на то, что их мечты осуществятся, что есть справедливость. Так сбылась и моя мечта.
В жизни я многое претерпел — был сиротой, воспитывался у бабушки и дедушки. Но просто в силу того, что моя малая родина Давид-Городок — удивительный город творческих людей — от иконописца и ремесленника до продавца цветов, — тяга к этому самому творчеству проявилась очень рано. Я учился жонглировать, ходил в
танцевальный и драматический кружки, занимался хоровым пением, рисовал, самостоятельно учился фигурному катанию. Моими кумирами были актеры Л.Быков, Л.Харитонов, композиторы В.Соловьев-Седой, А.Лепин, Г.Миллер, Н.Рота. Тогда творчеством дышало все: веселые, находчивые люди привозили интересные рассказы и анекдоты со всего Советского Союза, делились впечатлениями, демонстрировали свою наблюдательность. И вот это умение наблюдать
послужило, очевидно, первым толчком.
— Ваш роман "Крик на хуторе" предваряется чудесным посвящением: "Марии за то, что родила, Анастасии за то, что воспитала, Наталье за то, что полюбила, дочери за то, что вдохновила на создание лучших моих произведений". Какое место занимают женские образы в вашем творчестве?
— Говорят, что мужчина не может до конца выписать женский характер. Безусловно, это спорный вопрос, хотя в нем есть доля правды. Но я стараюсь быть верным жизни, потому что люблю реализм во всех его проявлениях и считаю, что литература, как правильно говорили древние, — отражение жизни. С некоторыми обобщениями,
с некоторыми философскими домыслами и обязательно с хорошей моральной основой. Вот эту моральную основу я получил, конечно же, от женщин, поскольку, оставшись сиротой, был как бы вынужден общаться с бабушкой, теткой, женой дяди, которая тоже принимала участие в моем воспитании, когда ушла из жизни мать.
Если глубоко задуматься, то центр семьи, все же, должна составлять мать, женщина. На ней зиждется и основа фольклора, и моральные принципы, и духовные начала, она — основа основ. Она больше времени проводит с ребенком, а отец, напротив, образец какого-то внешнего мужества, силы, можно сказать, уверенности
человека. Женщина несет эмоцию — любовь, нежность, мужчина Е оптимизм, уверенность. Знакомые истины.
— В книге новелл "Хаос" перед читателем проходят разнообразные женские характеры и судьбы. Причем, подаете вы их или с большой любовью и теплотой, или, напротив, относитесь к ним резко отрицательно. Чем это вызвано?
— Ни в коем случае не моим отношением к женщине. Просто я очень люблю новеллу, экспрессивную, короткую, потому что считаю, что рассказ Е это повествовательная форма, а новелла Е форма показа, своего рода телеграмма читателю. Поэтому, возможно, в силу того, что не хватает просто площади, женские образы порой, да
и не только женские, грешат некоторой односторонностью. Но это, повторяю, в рамках заданности жанра. Если бы я писал повесть, я бы женщину показал и с другой стороны и, может быть, доказал бы, что она оступилась временно, случайно, под давлением обстоятельств, тяжестью потери интереса к жизни, перехода от любви к нелюбви, нашел бы какое-то оправдание.
— А кто вам как писателю больше импонирует в шолоховском "Тихом Доне": Аксинья или Наталья?
— Я отношусь к ним с глубоким уважением, верю поведению каждой. Все, в том числе и я, скажут, что да, семейная Наталья, верная, преданная, любящая, но неумеющая постоять за свою любовь, может, выглядит симпатичнее Аксиньи, смелой, рисковой, в чем-то может быть даже наглой. Но опять же — М.Шолохов,
художник-реалист, показал все во взаимосвязи. И его можно понять: если нет настоящей любви, то тип семейной, женственной, хорошей Натальи не может удержать мужчину, а если чувство любви и страсти влечет к другой женщине, то он закрывает глаза даже на то, что она уже была замужем, и все знали, что собственный отец изнасиловал ее на покосе.
— Другими словами, вы признаете всепоглощающую силу любви и страсти?
— На определенном этапе она главенствует. Но все подвластно движению. В жизни день на день не похож, и вместе с этой непохожестью подвластно изменению все, кроме сострадания и любви к ближнему, ко всему живому, а само чувство любви может быть как океан — с приливом и отливом, а может быть вообще как пустыня:
океан высох и все. Очень многое зависит от самого человека, от любящих, от их умения прощать, видеть друг в друге что-то особенное, открывать новое, стараться нравиться каждый день, стремиться принести добро своим вниманием лаской, заботой.
— Как создавался роман "Глаза и сон"?
— В его основу я положил эпизод, рассказанный поэтом Г.Дмитриевым. Получив от него канву, я затем внимательно изучал то время, атмосферу, анализировал, что могло происходить и что присходило вокруг этого случая, и таким образом выписал характер Александры Батуры.
— У героини были прототипы?
— Прототип у нее был, но все относительно. Может быть, в жизни она была просто женщиной шляхетского происхождения, не столь обаятельной и привлекательной, как в романе. Но мне очень хотелось сделать ее именно мудрой, именно сильной, очень независимой от чужих суждений, показать то, что я всегда ценю в человеке:
самостоятельность мышления при очень учтивом отношении к другим людям, умение не быть рабом чужой воли. Александра Батура, может быть, наиболее удалась по сравнению с другими женскими характерами, поскольку женские персонажи в "Цветах провинции", например, еще не настолько запоминаются: ну что взять с девушки в 18, 19, 20 лет, когда она сама еще на стадии развития и открытия мира. Она еще просто объект любви, объект поцелуя, поэтому
остальные героини, может быть, не так удались, но движение души каждого человека я стараюсь соблюсти.
Этому я научился у кинематографа. Все мои романы очень экранны, наполнены сюжетом и интригой, яркими характерами, деталями, быстрой сменой мест и времени действия. Все это дал мне мировой кинематограф, который главенствовал во второй половине XX века. Правда, сейчас он уступает пальму первенства телевидению и
Интернету.
— Давайте вернемся к Александре Батуре, у вас не встречается образа более притягательного, чем она. Считаете ли вы, что женщина с твердыми моральными принципами, силой духа осталась в невозвратном прошлом, что она Е характерная особенность ушедших времен?
— Я ни в коей мере не хочу сказать, что сейчас время не героев, а антигероев, что женщина в этих условиях выживания, эгоизма, рационализма, уничижения собственного "я" превратилась только в магдалену или только в уличную потребительницу марихуаны. Каждое время рождает своих героев, цементирует, выбирает что-то,
а что-то отбрасывает. Но основа всегда остается неизменной. Поэтому я не сторонник мнения, что сейчас женщина стала мельче, неинтереснее или хуже. Во все времена были светлые головы, достойные личности.
— В романе "Год демонов" главная героиня, наша современница, Алеся Якунина, персонаж положительный, представлена почему-то несколько схематично. Вы считаете, что современная женщина поставлена в такие условия, что ей трудно стремиться к высоким идеалам?
— Здесь я могу согласиться: героиня выписана несколько поспешно, может быть, от того, что я не совсем уловил внутреннее настроение и состояние души, находящейся на переходе к новой формации. Мне хотелось показать, как женщина неожиданно останавливается в этой растерянности, не зная, что же делать дальше, когда в
семье долгие годы нет гармонии, взаимопонимания, когда они слишком разные люди с мужем.
Мое детство, юность прошли во время формирования определенного подхода к жизни, ее ценностям. Приветствовалась открытость сердец, романтизм не ради денег, а ради романтизма. Знаки того времени Е двери без замков, прозрачность экономики, утверждение справедливости, неприятие лжи, зла, эксплуатации, рабства.
Сейчас главенствуют противоположные принципы Е в моде эгоцентризм, неприязнь, нелюбовь, зависть, решетки на окнах, двери с сейфовыми замками. Вот вам и изначальная драма: образ мыслей, душа героини не соответствуют навязанному капиталом образу жизни.
— Вам не кажется, что женщину все-таки очень затягивает мещанство, и яркий пример тому — Варвара Яковлевна из романа "Глаза и сон"?
— Я с такой мыслью вполне согласен. Я бы только не называл это словом "мещанство", потому что мещанство тоже разное. Вот иногда мы говорим "обыватель, обыватель" и уже привнесли в это слово отрицательный рисунок и заряд, но "обыватель" по-польски — это гражданин, то есть женщина обречена на такую драматическую,
тяжелую жизнь, потому что и цементирует, и держит, и наблюдает, и воспитывает детей, ссорится с мужем, который не может понять ее или простить и наоборот.
Когда мы говорим о романе "Глаза и сон", то следует иметь ввиду, что персонажи этого произведения — плод авторской фантазии. Это просто мои наблюдения и стремление написать так, чтобы читатель поверил в достоверность происходящего, в сущность поступков и поведения, в атмосферу этого городка. У нас очень сильная
"деревенская" литература, неплохая городская поэзия и некоторая проза, а вот провинцию, местечко писатели наши почему-то обошли. Поэтому я поставил себе целью изобразить жизнь местечка, а сквозь эту призму и белоруса.
— Поскольку мы заговорили о жизни местечка, каким вам видится будущее белорусского языка, белорусской литературы и вообще будущее белорусского народа?
— Гарант сохранности белорусского языка Е это, конечно, сам народ. Поэтому, если народ ощутил, что он самодостаточен, что он представляет интерес в мире, что им накоплен колоссальный опыт в литературе, в языке, в целом в культуре, то все это обязательно сохранится. Не мы приводим на землю народы, и не мы их
уничтожаем. Но своим равнодушием мы можем способствовать этому уничтожению. Город стал чуждаться национальной культуры, и мы вынуждены все время эту культуру в него искусственно привносить Е проводить праздники, фестивали, смотры народного творчества, открывать музеи фольклора, этнографии. Вместе с тем элита, интеллектуальное общество не должны позволить превратиться человеку в "абыякавую iстоту", живущую без рода, без племени, без
родины.
— Давайте в этой связи вспомним главного героя романа "Год демона" Любомира Горича. Он, человек честный, в какой-то момент попытался построить карьеру и жизнь на неправде. Почему так случилось и каким вы видите его дальнейший путь?
— Я считаю, что он не во всем, может быть, удался, но я уловил настроение определенной части нашей интеллигенции. Может, как никто, она склонна к компромиссу. Но когда компромисс становится ежедневным, он уже перерастает в конформизм, в приспособленчество, и вся жизнь моего героя — это попытка избежать
конформизма, остаться верным себе. Он на пороге, он в предчувствии, что если не он скажет правду, если не он будет добиваться справедливости, тогда кто же? Для меня важен путь к душе, путь к человечности. Чем больше будет людей духовных, справедливых, совестливых, трудолюбивых, тем богаче будет наше государство.
— А вам не кажется, что сама история, обстоятельства заставляют белоруса быть конформистом?
— Я в корне с этим не согласен, потому что не вычленяю белоруса на фоне всего человечества, не считаю его страдальцем или, наоборот, народом избранным. Возьмите, к примеру, любой народ. Разве не переживал за свою мову и не был угнетен чех? Разве не были угнетены народы Востока? Разве все мирно до сих пор между
Индией и Пакистаном? Каждому народу на земле очень трудно отвоевывать и сохранять собственное "я".
Мне говорят: "Великое княжество Литовское Е вот золотой век, вот где была основа". Может быть, какие-то начальные точки и существовали, но я не вижу ни одного известного художника или композитора, философа или градостроителя, который остался бы в истории со времен княжества. Где же эта элита интеллектуальная в
Великом княжестве Литовском, которой я мог бы гордиться?
Каждый народ некоторое время находится на определенном этапе накопления сил, потом неожиданно происходит взрыв. XIX век, русская литература, русские художники-передвижники — все гениально. XX век — взрыв, мощнейшая белорусская литература, живопись на достаточно высоком уровне, композиторы появились, песенники.
Поэтому я считаю, что по своей природе каждый народ очень талантлив. Так же, как согласно еврейской пословице, каждый народ имеет и своего дурака.
— Как складывались ваши отношения с критикой?
— Не могу сказать, что я следил за критикой, хотя писателю положено это делать. Я был настолько увлечен работой, что в какой-то степени критику упустил из виду. Могу сказать, что когда мои книги появились в библиотеках, были включены в школьные программы, читатели широко познакомились с моим творчеством, я как
бы обрел второе дыхание.
Я очень требовательный к себе человек, доверяю кругу друзей, которые могут прочесть и сказать мне всю правду, и поэтому имею возможность еще что-то исправить, подтянуть. У нас не было традиции поддерживать молодой талант. Единственный, кто меня поддержал в самом начале жизненного и творческого пути, — это радио.
Сейчас же все бьются в одиночку, самостоятельно, и от этого мы многое теряем. У некоторых молодых авторов может возникнуть сомнение, а стоит ли вообще писать.
— Георгий Васильевич, читатели мало знают о вашей драматургии. Недавно в Бобруйске в театре драмы и комедии прошел трогательный, тонкий, умный спектакль для молодежи по вашей пьесе "Любовь моя несчастливая" ("Осенний блюз").
— Талантливый режиссер Р.Талипов проникся моими идеями, сохранил авторский текст и добился успеха. Режиссеры, ранее ставившие мои драмы и комедии, позволяли себе произвол в отношении текста. Я был недоволен. Драматургия хотя и особый жанр, но все же жанр литературный. Игнорировать слова драматурга в угоду
режиссуре, заведомо искажать идею пьесы — фантасмагория.
Столичные режиссеры меня не баловали. Н.Трухан ставил комедию в Молодечно, И.Козлова — сказки в театре кукол, В.Котовицкий — оперетту в музыкальном театре. Мои пьесы идут во многих народных театрах. Совсем недавно после 27-летнего перерыва на сцену народного театра города Мосты вернулась пьеса "Цветочки-лютики".
— Ваши комедии — успешное продолжение белорусской народной комедии, лучших традиций В.Голубка, В.Дунина-Марцинкевича, Я.Купалы. Вы больше тяготеете к комедии положений или характеров?
— В идеале должно быть единство ситуации и характера. Больше внимания уделяю характеру, потому что частенько неординарный характер создает и неординарную ситуацию. Душа — мать характера.
— Это, конечно, один из ваших афоризмов?
— Да, но на характер влияет и земля, место, где человек живет, и быт, и уклад семьи, деревни, народа. Бедуин не будет слагать оду березке, он поет о верблюде. Славянин не сочинит сказок о тигре, удаве, крокодиле. Я вырос на фольклоре и остался верен ему.
— Ваши герои — типы очень узнаваемые, яркие, самобытные, с мощной национальной закваской. Вы их придумываете или они приходят из жизни?
— Иначе и не представляю. Во всех характерах присутствует фольклорная изюминка. Есть она и в моих сказках. Однако во многих сказках появились реалии сегодняшнего дня: самолет, телевизор, телефон, компьютер, ракета. Я попытался соединить народные мотивы, сказочные сюжеты с современностью, очень осторожно, чтобы
не нарушить правды фольклора. Моя душа постоянно терзается непостоянством человека, мира. Зло и несправедливость в сказках всегда тяжело победить. А для детей это наука — не робей, добро победит, помоги слабому, не будь жадным, набирайся ума.
— Георгий Васильевич, если бы вы не стали писателем, кем бы стали?
— Только писателем.
Беседовала Ирина КОЧЕТКОВА |