Контекст 9            

Александр Введенский

ГДЕ. КОГДА


            "...В стихах Введенского в каждой фразе - главное направление мысли и погрешность - ее тень; погрешность в слове, нарушающем смысл главного направления. Эта погрешность или тень мысли и есть главное направление, а главное направление - ее тень. Его стихи двумерны, а часто и многомерны. Это и есть духовность, то есть освобождение от душевности, или беспредметность, или косвенная речь, как говорил Кьеркегор...
            ...У Введенского искусство и жизнь - две параллельные линии. И они тоже пересекаются, но в бесконечности. Практически он достиг этой бесконечной точки в «Элегии» (предположительно - 1940 год) и в «Где. Когда» (1941) - в его прощании с жизнью. В этих двух вещах Введенский показал, что и его искусство связано с жизнью..."1

Яков Друскин


ГДЕ

            Где он стоял опершись на статую. С лицом переполненным думами. Он стоял. Он сам обращался в статую. Он крови не имел. Зрите он вот что сказал:

прощайте темные деревья
прощайте черные леса
небесных звезд круговращенье
и птиц беспечных голоса.

            Он должно быть вздумал куда-нибудь, когда-нибудь уезжать.

Прощайте скалы полевые
я вас часами наблюдал
прощайте бабочки живые
я с вами вместе голодал
прощайте камни прощайте тучи
я вас любил и я вас мучил.

            Он с тоской и запоздалым раскаяньем начал рассматривать концы трав.

Прощайте славные концы
рощай цветок. Прощай вода.
Бегут почтовые гонцы
бежит судьба бежит беда.
Я в поле пленником ходил,
я обнимал в лесу тропу
я рыбу по утрам будил
дубов распугивал толпу
дубов грабовый видел дом
коней и песню
              вел вокруг с трудом.

            Он изображает и вспоминает как он бывало или небывало выходил на реку.

Я приходил к тебе река.
Прощай река, дрожит рука.
Ты вся блестела вся текла.
и я стоял перед тобой
в кафтан одетой из стекла
и слушал твой
речной прибой.
Как сладко было мне входить
в тебя, и снова выходить
Как сладко было мне входить
в себя и снова выходить.
Где как чижи дубы шумели.
Дубы безумные умели
дубы шуметь лишь еле-еле.

            Но здесь он прикидывает в уме, что было бы если бы он увидал и море.

Море прощай. Прощай песок
о горный край как ты высок
пусть волны бьют.
               Пусть брызжет пена,
на камне я сижу,
все с дудкой.
А море плещет постепенно
и все на море далеко.
И все от моря далеко.
Бежит забота скучной уткой
расстаться с морем нелегко.
Море прощай, прощай рай
о как ты высок горный край.

            О последнем что есть в природе он тоже вспомнил. Он вспомнил о пустыне.

Прощайте и вы пустыни и львы.

            И так попрощавшись со всеми он аккуратно сложил оружие и вынув из кармана висок выстрелил себе в голову.
            И тут состоялась часть вторая - прощание всех с одним.
            Деревья как крыльями, взмахнули своими руками. Они обдумали, что могли, и ответили:

ты нас посещал. Зрите,
он умер и все умрите.
Он нас принимал за минуты 
потертый, помятый, погнутый.
Скитающийся без ума
как ледяная зима.

            Что же он сообщает теперь деревьям. - Ничего - он цепенеет.
            Скалы или камни не сдвинулись с места. Они молчанием и умолчанием и отсутствием звука внушали и нам и вам и ему.

Спи. Прощай. Пришел конец
за тобой пришел гонец.
Он пришел последний час
Господи помилуй нас.
Господи помилуй нас.
Господи помилуй нас.

            Что же он возражает теперь камням. - Ничего - он леденеет.
            Рыбы и дубы подарили ему виноградную кисть и небольшое количество последней радости.

Дубы сказали: - мы растем.
Рыбы сказали: - мы плывем.
Дубы спросили: - который час.
Рыбы сказали: - помилуй нас.

            Что же он скажет рыбе и дубам: - Он не сумеет сказать спасибо.
            Река властно бежавшая по земле. Река властно текущая. Река властно несущая свои волны. Река как царь. Она прощалась так, что, вот так. А он лежал как тетрадка на самом ее берегу.

Прощай тетрадь 
Неприятно и нелегко 
              умирать.
Прощай мир. Прощай рай
Ты очень далек
           человеческий край.

            Что сделает он реке? - Ничего - он каменеет.
            И море ослабевшее от своих долгих бурь с сожалением созерцало смерть. Имело ли это море слабый вид орла. - Нет оно его не имело.
            Взглянет ли он на море?
            - Нет, он не может.
            Но - чу! вдруг затрубили где-то - не то дикари не то нет. Он взглянул на людей.

 

КОГДА

            Когда он приотворил распухшие свои глаза, он глаза свои приоткрыл. Он припомнил все как есть наизусть. Я забыл попрощаться с прочим, то есть он забыл попрощаться с прочим. Тут он вспомнил, он припомнил весь миг своей смерти. Все эти шестерки, пятерки. Всю ту - суету. Всю рифму. Которая была ему верная подруга, как сказал до него Пушкин. Ах Пушкин, Пушкин, тот самый Пушкин, который жил до него. Тут тень всеобщего отвращения лежала на всем. Тут тень всеобщего лежала на всем. Тут тень лежала на всем. Он ничего не понял, но он воздержался. И дикари, а может и не дикари с плачем похожим на шелест дубов, на жужжание пчел, на плеск волн, на молчанье камней, и на вид пустыни, держа тарелки над головами, вышли и неторопливо спустились с вершин на немногочисленную землю. Ах Пушкин, Пушкин.

Всё

1941


1 См. Яков Друскин. "Чинари" // "Контекст-9", # 1, 1997

"Аврора", 6, 1989


Главная страница       Персоналии      Библиотека      #1      #2      #3