Алексис Раннит. Новый Игорь Северянин

Алексис Раннит. Новый Игорь Северянин (К 35-летию литературной деятельности)

        Я не знаю, какими словами можно говорить о поэзии, но если она тревожит из года в год и изо дня в день, от нея можно постараться от хоть литературой, критическим этюдом.
        Как поэт, Игорь Северянин, конечно был влюблен в жизнь, и он караулил ее везде, за каждым углом своей мысли, на перекрестках, на эстрадах своих бурных выступлений, караулил с тоской настоящаго влюбленнаго. Но жизнь неумолима, и когда красота начнет потряхивать перед ней розовыми туниками, прятать голову в "ананасы в шампанском", - жизнь только так полоснет ножом, и уже чахнет, изнемогает красота и разсеивается, как болотный туман. Для красоты, желающей во что бы то ни стало утолить нашу любовь, нашу разодранную душу, для красоты, действительно серьезной и гордой, непременно гордой, как королева, есть только одна возможность - смирение. Но этому как раз и не хотел верить молодой Северянин. Он вздумал, что красота может быть соблазном, может быть фавориткой и любовницей, и он писал все эти стихи, повторяющиеся тысячами уст, как "Это было у моря и многие другие".
        До 1913 г. из под пера Северянина вышло 32 брошюры стихов. Но вот выходит в свет его знаменитый "Громокипящий кубок" с предисловием Феодора Сологуба. Эта книга расходится быстро в 10-ти изданиях и приносит Игорю Северянину всероссийское имя. Николай Гумилев пишет по поводу "Громокипящаго кубка": "Новый Аттила врывается на материк нашей поэзии, он силен, смел и талантлив". С небывалым бешеным успехом шли книги Северянина. Только за неполных 2 года разошлось больше 25.000 экземпляров его сборников: "Громокипящий кубок", "Златолира", "Ананасы в шампанском", "Виктория Регия", "Поэзоантракт". В 1915 году эти книги выходят снова и расходятся в 45.000 экземплярах: таких тиражей Россия не знала, это было головокружительно. О Северянине стали писать поэты - Бальмонт, Блок, Брюсов, Бунин, Гиппиус, Городецкий, Шагиньян, о нем заговорили в печати Мережковский, Лев Толстой, Амфитеатров, Луначарский, Дорошевич, Эренбург - всех не перечислишь, и тогда же вышла книга "Критика о творчестве Игоря Северянина".
        До наших дней вышло в свете 35 книг стихов Игоря Северянина с общим тиражом в 200.000 экземпляров. Этого поэта многократно перевели на французский, английский, испанский, особенно много на польский, еврейский, чешский, болгарский, румынский, сербский, хорватский, латышский, эстонский, эсперанто и грузинский языки¹ . Стихи Игоря Северянина положили на музыку Рахманинов, Архангельский, Прокофьев, Багряновский и мн. др. Известны его портреты - работы Сорина, Шухаева, а также замечательный рисунок углем работы Владимира Маяковскаго. Влияние Игоря Северянина на иностранную литературу неоспоримо, - стоит вспомнить хотя бы известнаго польскаго поэта Казимира Вежинскаго. Печатался Игорь Северянин во всех журналах, во всех газетах, во всех альманахах, слава не жалела своих щедрот, для него она была расточительнейшим мотом. Еще в 1918 году - уже в разгаре революции - Северянин собирает в зале политехническаго музея в Москве 2000 слушателей и тогда-же эти слушатели избирают его "королем поэзии".
        О, он полюбил свой успех, он изнемогал от этой любви, он совсем по детски, романтически влюбился в свою славу. Он твердит о своей любви, надоедает этой любовью, хвастается ею. -

Я - гений Игорь Северянин 
свой любовью упоен.

Но… я хочу Вам теперь рассказать о новом Игоре Северянине, о котором Вы знаете меньше всего, но который является самым полноценным. Это есть Северянин последних 15 лет. Обладатель неизсякаемой певучей силы (и в этом отношении сравним и с Блоком и с Бальмонтом), носитель духа веселаго и легкокрылаго, охотно дерзающаго и не задумывающагося о своих поражениях, словом, кудрявый русский певец, он, наконец, нашел путь для определения своих верных возможностей, известные нормы, дающия право строгаго таланта. Правда, благодаря этому потерялся прежний образ Игоря Северянина, образ перебирателя гитарных струн, но он добился в своих произведениях прочности и красоты, достижимых только при соединении трех условий: глубокаго безсознательнаго порыва, строгаго его осознания и могучей воли при его воплощении.
Это новыя книги Игоря Северянина, вышедшия в зарубежьи - "Классическия розы" (Belgrad, 31), "Адриатика" (Narva, 32) и "Медальоны" (Belgrad, 34), на которыя я хочу обратить внимание литовскаго читателя, чтобы он мог корригировать свое прежнее понятие о Игоре Северянине. В этих книгах - законы и предметы реальнаго мира вдруг становятся на место прежних, насквозь пронизанных мечтою, в исполнение которой он прежде верил. Но сила жизни и любовь в нем так сильна, что он начинает любить свое сиротство, постигает красоту боли и смерти. И о грусти пишутся им теперь такия прекрасныя строки:

необходим душе моей, как слава, 
изгиб ея осенняго плеча.

Людям, которым суждено дойти до такого превращения, или людям, обладающим кошачьей памятью, привязывающейся ко всем пройденным этапам духа, новыя книги Игоря Северянина покажутся волнующими и дорогими. Северянин, наконец, заговорил своим подлинным и, в то же время, художественно-убедительным языком:

        Слёзы мертвых ночей. 

Однажды осенью, совсем монастырскою осенью, 
когда в грустнеющей и шопотной просини вод 
успокоение, плыла она в лодке по озеру, 
был день Успения, и нежное в нем торжество. 

О, слёзы женския! Всё озеро вами наструено, 
из глаз монашеских накаплено до берегов. 
Оно наслёзено, - в нем просто воды нет ни дюйма. 
Оно наплакано монахинями глубоко. 

И этой девушкой, что плавала грустно по озеру, 
весло опущено не в воду, а в слёзы всех тех, 
кто жизнь оплакивал всю жизнь - и весною и осенью, - 
кто в ночи мертвыя о грешной вздыхал суете…²

Я хочу закончить этот очерк словами Петра Пильскаго, - самым проникновенным и верным, что за последние годы написано о Северянине: "Он - поэт в лучшем и полном смысле этого слова, поэт в своих книгах, в своих чувствованиях мира, в своих днях и всей жизни. Он ее приемлет только преображенной, отдав себя ея существующим и несуществующим прельщениям. Игорь Северянин - личность и самостоятельность. Если иногда он может казаться даже босым, то за плечами у него плащ. Носить эту эффектную ненужность умеет не всякий. Сейчас он, - волею судеб, - спешенный воин. Но это - воин".

Tallinn.

__________________________________________________

1. После этой фразы в журнальной публикации следует в скобках редакционное замечание: "Имеются стихотворения Игоря Северянина, переведенные на литовский язык (Ред.)". В следующем номере журнала 14 апреля был опубликован перевод Эугениюса Матузявичюса (1917 - 1994) стихотворения "Шарлотта Корде": Igoris Severianinas. Charlotte Cordė ("Ji buvo pasmerkta numirti…") / Vertė Eug. Matuzevičius // Naujoji Romuva. 1940. Nr. 15 (483), balandžio 14 d. P. 294.
2. В журнальной публикации на литовском языке это стихотворение выпущено.

Рукописный отдел Литовской национальной библиотеки им. М. Мажвидаса (РО ЛНБ), ф. 31 - 482.

Автограф хранится в фонде писателя и журналиста Юозаса Кялюотиса (1902 - 1983) в Рукописном отделе Литовской национальной библиотеки им. М. Мажвидаса (РО ЛНБ). В переводе на литовский язык статья 24 марта 1940 г. в редактируемом Ю. Кялюотисом журнале "Науйойи Ромува": Aleksis Rannit. Naujas Igoris Severianinas (minint 35 metų jo literatūrinio darbo sukaktį) // Naujoji Romuva. 1940. Nr. 12 - 13 (480 - 481), kovo 24 d. P. 264 - 265.

Алексис Раннит Игорь Северянин
Балтийский Архив