Катенин Павел Александрович
(О переводе)

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Отрывки из статей:
    Письмо к издателю
    Ответ г. Сомову
    Письма к Н. И. Бахтину
    Размышления и разборы
    Ответ г-ну Полевому

  

Павел Александрович Катенин

<О переводе>

  
   Русские писатели о переводе: XVIII-XX вв. Под ред. Ю. Д. Левина и А. Ф. Федорова.
   Л., "Советский писатель", 1960.
   OCR Бычков М. Н.
  
   Письмо к издателю
   Ответ г. Сомову
   Письма к Н. И. Бахтину
   Размышления и разборы
   Ответ г-ну Полевому
  
   П. А. Катенин -- поэт, драматург и критик, один из видных деятелей тайного революционного общества Союз спасения (1816--1818), объединявшего дворянских революционеров, будущих декабристов.
   Литературная и переводческая деятельность Катенина 1810--1820-х годов в основном связана с его театральными интересами. Он переводил с французского для постановки в театре трагедии: "Ариана" Т. Корнеля (1811), четвертое действие "Горациев" (1817) и "Сид" (1822) П. Корнеля, "Эсфирь" (1816) и "Баязет" (1824--1825) Расина; комедии: "Злой" Грессе (под названием "Сплетни" -- 1820), "Нечаянный заклад, или Без ключа дверь не отопрешь" Седена (1819), "Обман в пользу любви", "Говорить правду -- потерять дружбу" и "Игра любви и случая" Мариво (1826). Катенин перевел также "Романсы о Сиде" (1823, с немецкого перевода Гердера) и I--III песни "Ада" Данте.
   Его вольный перевод баллады Бюргера "Ленора" (под названием "Ольга" -- 1816) вызвал острую полемику между Гнедичем и Грибоедовым.
   Выбор произведений для перевода и самая переводческая практика Катенина, особенно до 1825 года, были подчинены задачам политической агитации в духе декабристских идей.
   В его "Размышлениях и разборах" ("Литературная газета", 1830), журнальных полемических статьях, в письмах к другу и единомышленнику Н. И. Бахтину содержится много высказываний по вопросам теории и практики перевода.
  

Источники текстов:

  
   Письма П. А. Катенина к Н. И. Бахтину (Материалы для истории русской литературы 20-х и 30-х годов XIX века). С вступительною статьею и примечаниями А. А. Чебышева. СПб., 1911.
  

Журнальные статьи:

  
   Письмо к издателю.-- "Сын отечества", 1822, ч. LXXVI, No 14.
   Ответ г. Сомову.-- "Сын отечества", 1822, ч. LXXVII, No 17.
   Размышления и разборы.-- "Литературная газета", 1830, NoNo 5, 9, 40.
   Ответ г-ну Полевому на критику, помещенную в "Московском телеграфе" 1833-го года, апрель, No 8-й.-- "Московский телеграф", 1833, ч. LI, No 11.
  
  

ПРИНЦИПЫ СТИХОТВОРНОГО ПЕРЕВОДА. ПРОБЛЕМА ПЕРЕВОДИМОСТИ. РАЗМЕР, ЯЗЫК И СТИЛЬ

  
   В "Опыте краткой истории русской литературы" извещаете вы публику об окончании и, вероятно, скором появлении перевода в стихах "Освобожденного Иерусалима", трудов известного А. Ф. Мерзлякова. Новость сия весьма любопытна, ибо хотя уже есть у нас перевод Тасса А. С. Шишковым, но прозою никогда стихи не заменяются. Многие отрывки, в "Вестнике Европы" напечатанные, познакомили меня отчасти с переводом г. Мерзлякова; я читал также некоторые места из Тасса, переложенные г. Батюшковым; те и другие родили во мне несколько мыслей, которые сообщаю вам, полагая, что они не без основания и могут когда-нибудь пригодиться.
   Оба переводили Тасса александрийскими стихами с рифмами по две в ряд: это должно непременно вредить достоинству перевода, ибо отдаляет его совершенно от формы подлинника. Стих александрийский имеет свое достоинство: он отменно способен к выражению страстей и всех удобнее для декламации, почему он и принят почти исключительно на нашем театре; но в нем есть также неизбежный порок: однообразие, и потому вряд ли он годится для такого длинного сочинения, какова эпопея. Сверх того он имеет в себе какую-то важность и всегда кажется тяжел в выражении чего-нибудь простодушного, сельского, живописного; а в поэме все это встречается гораздо чаще, нежели разговор и порывы страстей. Вообще я сомневаюсь, чтобы могла существовать приятная для чтения эпопея в александрийских стихах, по крайней мере я такой не знаю; известнее всех Вольтерова "Генриада", но и та давно подверглась укоризне справедливой, что ее нельзя без скуки прочесть от доски до доски.
   В переводе неудобство сего размера еще разительнее. У великих авторов форма не есть вещь произвольная, которую можно переменить, не вредя духу сочинения; связь их неразрывна, и искажение одного необходимо ведет за собою утрату другого. Древние эпики писали экзаметром; вопрос: как их переводить, кажется, решен. Искусные критики доказали обязанность сохранить в переводе сей классический размер; Фосс на деле подтвердил их доводы, и, наконец, у нас г. Гнедич принялся за то же, обнадеживая нас в том, что со временем и мы будем иметь верный перевод Гомера. Знаменитейшие из эпиков новых, Ариост, Камоэнс, Тасс, писали октавами; сей размер находили они приличнейшим содержанию их поэм, понятиям времени, слуху читателей; их мысли, описания, картины, чувства обделывались, округлялись в однажды принятую форму; они, можно сказать, размеряли рисунок по раме и потом уже клали на него блестящие краски; лучшие их октавы составляют сами по себе нечто целое, имеют определенное начало и конец. Язык наш гибок и богат: почему бы не испытать его в новом роде, в котором он может добыть новые красоты?
   Правда, что правило сочетания рифм женских с мужскими не позволяет нам присвоить себе без перемены италиянскую октаву. Например: если первый стих получит женское окончание, третий и пятый должны ему уподобиться; второй, четвертый и шестой сделаются мужскими, а последние, седьмой и осьмой, опять женскими, так что другую октаву придется начать стихом мужским и продолжать в совершенно противном порядке, отчего каждая будет разнствовать с предыдущею и последующею. Не менее того затруднительно приискивать беспрестанно по три рифмы: в сем отношении язык русский слишком беден, и никакой размер не стоит того, чтобы ему жертвовать в поэзии смыслом. Но все сии неудобства исчезнут, если мы захотим употребить октаву, похожую на италианскую в том, что составляет ее сущность, и вкупе приноровленную к правилам нашего стихосложения. Она, по моему мнению, должна состоять из осьми пятистопных ямбов, ибо александрийский стих и тем уже не годится для переложения италиянских стихов, что он двумя слогами длиннее и поневоле заставляет растягивать мысль; цезуру на четвертом слоге полагаю я в сем размере необходимою: без нее стих делается вялым и сбивается на прозу; сочетание же рифм будет следующее: первая и третия -- женские, вторая и четвертая -- мужские, пятая и шестая -- женские, седьмая и осьмая -- мужские. Чтобы сделать для всех мысль мою ясною и понятною, решился я перевести некоторые из известнейших октав Тассова "Освобожденного Иерусалима", которые здесь и прилагаю.
  

1

  

Canto l'armi pietose e'l capitano.

С. I. Ott. 1.

  
   Святую брань и подвиг воеводы
   Пою, кем гроб освобожден Христа.
   Вотще ему противились народы
   И адовы подвигнулись врата.
   Велик его сей подвиг был священный,
   Велик и труд, героем понесенный;
   Но бог ему покровом был и сам
   Вновь собрал рать к Готфреда знаменам.
  

2

  

Cost di naviganil audace stuolo

С. III. Ott. 4.

   Там на море пловцы, отваги полны,
   В безвестный им заброшенные свет:
   Их носит ветр, играют ими волны,
   И на небе звезды знакомой нет;
   Завидев брег, в веселии великом
   Зовут к нему вдали приветным кликом,
   Друг другу: "брег" твердят, и навсегда
   Забыт и труд, и горе, и беда...
  
   Тех, кому перевод сей не нравится, прошу в сем случае судить не дарование, а предложение мое о составлении русской октавы, что может со временем открыть новый путь для поэтов, у коих будет более способностей и досуга, чтоб предпринять долгий и тяжкий труд перевести эпопею.

1822. Письмо к издателю.-- "Сын отечества", No 14, стр. 303--309.

  
   Советую ему <О. Сомову> также не доказывать против себя разнообразие русского языка и способность его к принятию всех форм: тогда у него спросят, почему одна октава осуждена им на изгнание?1 Он скажет, что в ней нет необходимости. что и без того можно соблюсти дух и отличительные свойства подлинника; но это все возможно и в прозе, по крайней мере до некоторой степени, а совершенно передать стихотворение можно только в стихах, совершенно сходных с подлинником; оно трудно: тем лучше, не всякий возьмется не за свое дело. Г-н Сомов говорит, что человек с меньшим дарованием, нежели я, напишет хуже моего: бесспорно; зато человек с большим дарованием напишет лучше: ему и честь и слава!..
   ...Не в шутку ли г. критик уверяет, что переводить эпопею все равно как ни попало, хотя бы размером русских песен; если же вправду он думает, что под искусным пером все размеры хороши, отчего в нем такая ненависть к октаве? Опять, если она именно ему противна, к чему приводить октаву г. Жуковского?2 Слова нет, что она ближе моей к итальянской, но я предлагал написать не одну, и так надлежало бы критику выставить в пример не одну, а хоть начало другой, и доказать, буде можно, что слух не оскорбится, когда после двух женских стихов встретит третий, женский же, на другую рифму. Не имея стихов г. Жуковского перед глазами, я в доказательство противного приведу три стиха из оды Ломоносова:
  
   Но если хочешь видеть ясно,
   Сколь росско воинство ужасно,
   Взойди на брег крутой высоко...
  
   Всякий человек, одаренный ухом чувствительным, заметит, сколько такое несочетание рифм неприятно и сколько мысли г. Сомова не доказаны, чтоб не сказать, как он, недоказательны.

1822. Ответ г. Сомову.-- "Сын отечества", No 17, стр. 122, 124--125.

  
   На днях, перечитывая Расина, вздумалось мне испытать своих сил над всем известным рассказом Ферамена,3 и злой дух помог мне его откачать довольно скоро; хорошо ли, другой вопрос, далеко не разрешенный; посылаю его к вам, каков он ни есть. Во всяком случае это дело недурное: род задачи, урока, une etude d'apres Raphael. {<этюд по Рафаэлю (франц.).>} Я дивлюсь, как в музеях, университетах и т. п. не задают молодым людям с некоторою способностью к стихотворству задач в этом роде; трудясь над превосходным образцом, вникая в него прилежно, задорясь не везде по крайней мере уступить ему, они бы и поэзию и фактуру стихов хороших узнали сами собою в сто раз более и лучше, чем из всех педантических теорий и по пошлым предрассудкам выбранных примеров.

1828. Письмо к Н. И. Бахтину, 17 июля.-- Письма Катенина к Бахтину, стр. 123--124.

  
   Не знающему еврейского языка, кажется, нет приличнее библейским понятиям, чувствам и картинам нашего церковного. Лучшие стихотворцы едва, и то не везде, достигают его высоты и силы, краткости и смелости, мягкости и роскоши. Должно ли, можно ли у нас отставать от него в переводах или подражаниях священному писанию? Язык общества, сказочек и романов, песенок и посланий достоин ли высоких предметов библейских? Обезображенные им, они теряют и наружную важность, и внутреннее достоинство: это пастырь холмов Ливанских во фраке.

1830. Размышления и разборы.-- "Лит. газета", No 5, стр. 37.

  
   Если можно местами назвать Виргилия переводчиком Гомера, то он, конечно, лучший изо всех. На многие из европейских языков, по неизменному уже их свойству, нельзя перевести древних поэм как должно: экзаметр, коим они написаны, существует только у немцев и, по счастью, у нас, русских; стихи другого размера с формою вместе изменяют и сущность рассказа. Ни у Рошфора, ни у Попе, ни у Чезаротти, ни у самого Монти Гомер не Гомер. Даже двое из них, Чезаротти и Попе, следуя ложным правилам своего века, не переводили, а на новый лад наряжали или искажали священный памятник древности. Вольтер советует всем переводчикам поправлять подлинник по понятиям XVIII-го столетия, и для образчика сам делает опыт, не многим удачнее предтечи своего Ламотта, им же осмеянного. Я полагаю: где нет экзаметров, надо поневоле держаться прозы, но и прозой истинно хорошего перевода не знаю. Фосс в стихах лучше всего доныне существующего, хотя тяжел и несвободен. Костров, вероятно испуганный лишним осмеянием "Тилемахиды", не смел взяться за экзаметр, и в александринах с рифмами явил много дарования, но хорошего перевода сделать не мог; он же не окончил и девятой песни "Илиады". Г-н Гнедич, знавший их только шесть, хотел продолжать труд Кострова и, переложив сряду еще четыре, весьма близко подошел к своему предшественнику; после он переменил мысль и начал новый перевод, как должно, размером подлинника: дай бог ему скорее кончить с успехом; {Писано задолго до издания перевода "Илиады". Примеч. изд. "Литературной газеты".} но, увы! на перевод "Одиссеи" и надежды нет.4

1830. Размышления и разборы.-- "Лит. газета", No 9, стр. 70--71.

  
   К сожалению, трудно не знающему италиянского языка познакомиться с сими изящными красотами <"Божественной комедии">: так они обезображены в переводах. Прозою перелагать Данте жалко; а стихами, тем паче соблюдая размер и мудреное сплетение рифм подлинника, такая работа, за которую вряд ли примется терпеливо хоть один из нынешних стихотворцев. Теперь понаслышке и древним назло много хвалят Данте, но мало читают; а переводить, я уже сказал, не под силу.

1830. Размышления и разборы.-- "Лит. газета", No 40, стр. 31.

  
  

КАТЕНИН-ПЕРЕВОДЧИК

  
   ...Обращаюсь к замечаниям Вашим на перевод второй и третьей песни "Ада":
  
   Я ни Эней, ни Павел, и в себе
   Не зрю один достоинства чрез меру.
  
   Легко мне ошибаться, но я тут не вижу меньшей скромности, чем в подлиннике, разве большую: я не думаю про себя один, что я чудо, заключает в себе уже ту мысль, что прочие и подавно этого не думают, а я не так глуп, чтобы один мечтал о себе невесть что. Переменить зрю на чту легко; но лучше ли будет? оба глагола равно к разговорному языку не принадлежат, и им одним переводить Данте нельзя и не должно; надо его искусно только смешивать с книжным и высоким, избегая скачков; не зрю мне кажется здесь живее, нежели не чту или не мню. Можно сделать еще так: Я ни Эней, ни Павел, и в себе не вижу сам достоинства чрез меру; но пропадет один, право, весьма скромный и дельный. Я не упорствую, а рассуждаю, ищу, прошу совета, объяснения, убеждения и тогда с удовольствием поправлю. Если не вижу сам покажется Вам, по сличению, лучше, нежели не зрю один, пожалуй: не вижу сам, je le veuxbien. {<пусть так (франц.).>}
  
   Так после дум в ущельи мрачном том и пр.
   В глухой степи преткнут в пути своем и пр.
  
   Ваше топографическое исследование важно, и я постараюсь Вас удовлетворить. Вначале заблуждался Данте in una selva oscura, selvaggia ed aspra e forte, в переводе: в лесу густом, диком, где дорога cosa dura, по-русски: трудна и опасна. Выбрался он оттоле к холму, un colle, где si terrainava quella valle, где сей юдоли конец; он начал всходить, ed ecco quasi al cominciar dell'erta, и вот почти в начале под горою встретились ему звери; испуганный волком и, отступая с испуга без оглядки, он уже rovinava падал in basso loco, в тесную стремнину dove'l soltace, где солнца луч не светит. Но появился Виргилий, и, увидев его nel gran diserto, в степи пустой от век, Данте ободрился. NB. Тут уже не лес, лес остался позади, а пустое место, степь, при подъеме от юдоли, la valle, а на холм, il colle. В этом опасном месте, до прихода Виргилиева, усмотрела его небесная жена и называет его diserta piaggia, в переводе: глухая степь; Виргилий и берется вывесть его d'esto luogo selvaggio, из сей пустыни дикой. Пошли они уже не на холм, а другим путем, per altro viaggio, ко дверям ада; сей путь ведет чрез una costa oscura, чрез мрачное ущелье. NB. Это совсем уже другое место; Ахерон течет в третьем месте, не только за дверьми ада, но даже за всем пространным полем, где казнены бездушные, ужаленные осами; а стих:
  
   Non vedi tu la morte, che'l combaffe.
   Su la fiumana, onde'l mar non ha vanto? {*}
   {* <Разве ты не видишь смерти, сражающейся с ними на берегах реки, перед которою бессильно море (итал.).>}
  
   не означает ни Ахерона (ибо Данте далеко до него не дошел и покуда не туда идет), никакой реки физической, но аллегорическую реку жизни, обуреваемой страстьми, где тонут столько, что перед нею самое море non ha vanto, должно уступить в похвальбе.
  
   Входящие! надежды нет для злого.
  
   Лучше этого сделать не умею. Двусмыслия насчет добрых не может быть, те отправляются иным путем, иными волнами, как говорит после Харон; сей надписи некому и читать, кроме входящих злых, для них только и написана сия страшная угроза в виде сентенции; сам же Данте, по воле небесной, исключение из общего правила, и даже по-русски оно к нему не относится, что еще сходнее с понятием о премудрости вечной, которая ни в слове не ошибется.
  
   Здесь всяких благ от вечныя разлуки и пр.
  
   Грамматическая задача, о которой надо подумать. Я осмелился поставить разлуку вместо потери, утраты, лишения; если разлука не сочетается с родительным падежом отнюдь, если это не смелость поэтическая, а просто неправильность и ошибка, надо переменить. На скорую руку положим так:
  
   Здесь с благом их от вечныя разлуки,
  
   что, кажется, по всему лучше.

1829. Письмо к Н. И. Бахтину, 12 августа.-- Письма Катенина к Бахтину, стр. 148--150.

  
   Голицын прислал мне недавно чей-то перевод все той же "Леноры" Бюргера и под названием немецким; перевод дрянь, и разве одно в нем достоинство, что размер подлинника сохранен в точности;5 но он заставил меня пересмотреть мое подражанье и кое-что исправить: сообщаю вам сии переделки для помещения на места. Конец 3-го и начало 4-го куплета так:
  
   Все навстречу, на дорогу,
   Кличут: "Здравствуй! слава богу!" --
   Ах! на Ольгин лишь привет
   Ниотколь ответа нет.
  
   Ищет, спрашивает; худо:
   Слух пропал о нем давно;
   Жив ли, мертв, не знают; чудо!
   Словно канул он на дно.
  
   Конец 17-го куплета так:
  
   Встань, ступай, садись за мной;
   Гости ждут меня с женой.
  
   Конец 21-го так:
  
   Что ж вы, певчие! Не стойте,
   Песнь на свадьбу мне пропойте;
   Службу, поп!.. и ты яви,
   Нас ко сну благослови.6
  
   Покуда больше нет, потрудитесь выскоблить старое и новым заменить.

1831. Письмо к Н. И. Бахтину, 29 августа.-- Письма Катенина к Бахтину, стр. 195--196.

  
  

РАЗНОЕ

  
   ...На "Ольгу" ратует.. человек умный <Н. И. Гнедич> и в ином чем сведущий, но на беду свою равно чуждый и языку и поэзии немецкой. Безо всякого внутреннего убеждения превозносит он "Людмилу" г. Жуковского не только выше "Ольги", выше самой "Леноры" Бюргера, и ошибается во всех своих расчетах; г. Грибоедов почти шутя побеждает сего атлета, блуждающего на незнакомом поприще;7 г. Жуковский, увидя свою ошибку, не словом, а делом признается в ней и вторично переводит ту же балладу.8 Вам, любителю немецких авторов, и спор сей, и последствия оного должны бы, кажется, быть приятными; напротив, вы сокрушаетесь, вероятно потому, что слово и дело меня вполне оправдали.

1833. Ответ г-ну Полевому.-- "Московский телеграф", No 11, стр. 450--451.

  
   Фраза о слове и деле естественно слилась с пера по случаю сокрушения критика; вероятно, Вы в ней видите род лишнего хвастовства, как бы я говорил, что Жуковский (NB он здесь, и я его на днях как-нибудь встречу) перевел хуже моего; но она заключает в себе и другой смысл, в котором только надлежит признаваться перед недоброжелателями, то есть: слово Грибоедова в споре с Гнедичем и дело Жуковского, вторым переводом признавшегося, что первый недостаточен, равно оправдали меня в предприятии "Ольги", несмотря уже на существование "Людмилы".9

1833. Письмо к Н. И. Бахтину, 23 сентября.-- Письма Катенина к Бахтину, стр. 204--205.

ПРИМЕЧАНИЯ

  
   1 В ответ на "Письмо к издателю" П. А. Катенина (см. стр. 120--122 наст. изд.) О. М. Сомов написал статью ("Сын отечества", 1822, ч. LXXVII, No 16), в которой выступил против предложения Катенина пользоваться октавой при переводе "Освобожденного Иерусалима" Тассо.
   2 Сомов в своей статье ссылался на написанное октавами стихотворение Жуковского "На смерть королевы Виртембергской", в котором после женского окончания в последнем стихе предыдущей октавы новая октава начиналась стихом, также имеющим женское окончание.
   3 Рассказ Ферамена -- отрывок из "Федры" Расина. Перевод Катенина был напечатан в его "Сочинениях" (ч. 2. СПб., 1832, стр. 69--71).
   4 Попытки перевести "Одиссею" на русский язык делались неоднократно, начиная с прозаического перевода, изданного анонимно в Москве в 1788 г. Однако подлинно художественный перевод "Одиссеи" был сделан только В, А. Жуковским в 1842--1849 гг.
   5 Катенин пишет о втором переводе Жуковского, который дважды переводил "Ленору" (см. ниже примеч. 8). Очевидно, Голицын прислал Катенину в Шаево список перевода.
   6 В первоначальном тексте перевода (1816) приведенные стихи читаются так. Конец 3-й и начало 4-й строфы:
  
   Жены, дети им в дорогу
   Кличут: "здравствуй! слава богу!"
   Ах! знать, Ольге жить одной,
   Быть на век свой сиротой.
  
   Тщетно ищет, вопрошает,
   Слух пропал о нем давно;
   Жив ли, нет, никто не знает,
   Будто канул он на дно.
  
   Конец 17-й строфы:
  
   Встань, ступай, садись за мной,
   Гости ждут, готов покой.
  
   Конец 21-й строфы:
  
   Что ж вы, певчие! не стойте,
   Песнь на свадьбу мне пропойте;
   Поп! и ты беги сейчас,
   Обвенчай навеки нас!
   ("Сын отечества", 1816, ч. 30, No 24, стр. 186, 189, 190).
  
   7 Катенин напоминает о полемике между Гнедичем и Грибоедовым по поводу катенинского перевода баллады Бюргера "Ленора" (см. стр. 99--107 и 109--118 наст. изд.).
   8 Жуковский дважды переводил "Ленору" Бюргера. Первый раз -- в 1808 г. ("Людмила, русская баллада. Подражание Биргеровой Леноре".-- "Вестник Европы", No 9); второй раз -- в 1831 г. ("Ленора".-- В кн.: "Баллады и повести В. А. Жуковского". 1831).
   9 Катенин пишет о своем "Ответе г-ну Полевому на критику, помещенную в "Московском телеграфе"" (см. предшествующую цитату).
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.
Рейтинг@Mail.ru