Виль Галиев

Писатели-народники в Казахстане

В общественной жизни Казахстана 80 - 90-х годов XIX века заметное место занимает деятельность народников, отбывавших здесь политическую ссылку. Среди сосланных или находившихся здесь по долгу службы свыше восьмисот человек состояли в самых значительных кружках и подпольных центрах Земли и воли 60-х годов, организации Ишутина-Худякова, Большого общества пропаганды, кружков москвичей, Черного передела, партии Народной воли. Это были выразители идеи крестьянской демократии, участники сходок, демонстраций, революционных выступлений в Петербурге, Москве, Казани, Киеве, Кишиневе, Саратове, Ярославле и других российских городах.
В число своих задач кружковцы ставили глубокое познание народной жизни, сочувственное отношение к угнетенным, осуждение внутренней и внешней политики государства, основ российского самодержавия, в котором они не видели никакого рационального начала. Позже народничество стали делить на революционное и либеральное, на шестидесятников, семидесятников и восьмидесятников, на лавровцев и народовольцев, на ткачевцев, и так до бесконечности. Между тем народничество было единой теорией и практикой поисков путей переустройства России революционными и реформаторскими путями.
Противопоставление одних народнических организаций или различных деятелей другим беспочвенно, хотя вклад каждого в общее дело борьбы и был различным, тем более что подобных деятелей насчитывались десятки тысяч. Среди политических ссыльных в Казахстане оказались широко известные в революционной среде Герман Лопатин, Михаил Ашербреннер, Нифонт Долгополов, Евгений Михаэлис, Михаил Ромась, Сергей Швецов и многие другие.
Основными городами, куда ссылали политических, были Семипалатинск, Омск, Атбасар, Петропавловск, Оренбург, Акмолинск, Уральск, Каркаралинск, Верный, Кокчетав и другие места.
Первые нелегальные и полулегальные кружки ссыльных создавались в Акмолинске, Семипалатинске, Петропавловске; народники приняли участие в организации первых научных обществ, библиотек, работали учителями и медиками по городам и весям нашего края. Наиболее заметную роль играли медики, учителя, сподвижники выдающихся казахских просветителей, писатели-народники и журналисты. Среди литераторов, связанных с Казахстаном или писавшим на казахскую тематику, были яркие личности, оставившие след в истории, но были и такие, чьи имена забыло время.
Летом 1888 года Г.И.Успенский совершил поездку по Уфимской и Оренбургской губерниям, результатом которой стали опубликованные в газете "Русские ведомости" очерки "Письма с дороги", "От Оренбурга до Уфы", "Простор и безлюдье", а также напечатанный в журнале "Русская мысль" очерк "Письма переселенцев". Свои публикации сам автор охарактеризовал как "прискорбные страницы о переселенцах". В очерке "Кочевники и русские переселенцы" он рассматривал не только положение переселенцев, но и касался положения коренного населения, затронув проблемы водопользования в отдельных аулах Акмолинской области, аренды казахами казачьих земель. Автор подчеркивает и исключительную способность кочевников извлекать значительную пользу из бесплодных степных пространств.
В Казахстане работали и менее известные писатели и журналисты из народников, например Николай Николаевич Каразин. Он родился в 1842 году, в семье известного реформатора Александровской эпохи, окончил 2-й Московский кадетский корпус. Затем учился в Петербургской академии художеств.
Каразин принимал участие в "Протесте четырнадцати" выпускников академии, отказавшихся писать на религиозные сюжеты без "выражения какого-либо чувства". Среди них Крамской, Дмитриев-Оренбургский и другие. В 1862 году Н.Каразин был отдан рядовым в армию. В солдатских маршах пешком прошел от Оренбурга до Ташкента, побывал в форте Перовском, в Туркестане, Чимкенте, Ташкенте, Самарканде. В армии прослужил около девяти лет и с 1871 года из-за плохого состояния здоровья вышел в отставку. О начале литературного творчества Н.Н.Каразина известный литературовед В.Чешихан-Ветринский писал: "Его первые литературные дебюты относятся к началу 70-х годов. До этого он в течение девяти лет служил на военной службе в войсках Туркестанского военного округа, участвовал в среднеазиатских походах и в ученых экспедициях по Туркестану. Это обстоятельство дало ему возможность хорошо познакомиться с условиями жизни и туркестанских туземцев, русских и ташкентцев".
В 1872 году в народническом журнале "Дело", 9, 10 номерах, был опубликован роман Н.Каразина "На далеких окраинах".
Роман был замечен И.С.Тургеневым, который в 1875 году писал П.Анненкову: "В "Деле" появился интересный роман некоего Каразина под заглавием "На далеких окраинах". Представляется русское хозяйничание в Ташкенте. Восточный колорит силен - и, сколько можно судить, правдив".
Один из идеологов народничества П.Н.Ткачев писал о Каразине: "Сущность его таланта в том именно и состоит, что он умеет схватывать и запоминать внешние черты предмета и создавать из них картину. Все его очерки и рассказы суть не что иное, как словесное объяснение сложившихся в его уме картин: это, если можно так выразиться, catalogue vaissone (систематический каталог) некоторой художественной галереи, помещающейся в его голове".
Каразин был очевидцем событий в Казахстане и Средней Азии тех лет, что и делало интересным творчество писателя: "В этой-то свалке разъярившихся врагов автору "Очерков и рассказов" пришлось принимать деятельное участие, стоя в рядах победителей. Мог ли он относиться вполне беспристрастно к побежденным? Но в чем же выразилось его пристрастие? Единственно только в том, что, наблюдая постоянно туземца с наименее благоприятных для него сторон, он преимущественно на них-то и сосредоточил все свое внимание. Стороны же его характера, более светлые, прошли для автора почти незаметными. Если он и уделяет некоторую, весьма скупо отмеренную часть своих рассказов, то все-таки нельзя не сознаться, что большинство-то туземцев, не только кочевников, но и оседлых, изображено им в образе хищников. Но таких же хищников видит он и в тех из своих героев, которые составляют почти неизбежное явление при всяком завоевании новой страны, в тех непризванных цивилизаторах, в тех русских ташкентцах, которые, подобно стае голодных воронов, слетающихся на запах гниющего трупа, со всех концов потянулись в хвосте армии к этому громадному, разлагающемуся трупу восточного варварства. И этим цивилизованным хищникам он не отдает никакого предпочтения перед хищниками нецивилизованными. И тех и других он рисует нам одинаково яркими красками, нимало не заботясь о том, как их зовут: Кудлоярами, Сары-Тауками, Кызылами или Хмуровыми, Перловичами, Лопатиными, Катушкиными и т.п. В его картинах, как мы уже сказали, нельзя искать ни тонкой психологической отделки, ни целостных, выдержанных характеров; колорит их однообразен, все-таки это живые, не праздным воображением измышленные картины. Они списаны с натуры, потому-то они для нас и драгоценны. По ним мы можем составить себе понятие не только о некоторых чертах жизни "на далеких окраинах", но и о некоторых чертах непосредственно окружающей нас действительности - той действительности, в которой мы сами барахтаемся и которая нашла достойных себе представителей в ташкентских рыцарях".
В числе других публикаций на среднеазиатскую и казахстанскую тематику были "Ак-Тамак. Очерк нравов Центральной Азии" (1875), книга "В камышах", книга очерков и иллюстраций "От Оренбурга до Ташкента" (1886), в которой масса бытовых деталей, ощущение привязанности писателя к казахской степи, к казахскому укладу жизни. Через десять лет вышла новая его книга "С севера на юг". Долгие годы Каразин был одним из авторов популярного журнала "Нива".
Но многие критики, и в числе их П.Н.Ткачев, отмечали, что "требованиям беллетристического творчества г. Каразин не удовлетворяет. Его Ак-Томаки, Кудлай и вообще большинство действующих лиц его романов и повестей производят впечатление, аналогичное с тем, которое мы испытываем, смотря на недействующие фигуры, изображенные на полотне. Оттого-то в них мало психологической правды, оттого-то автор, может и действительно игнорирует психологический анализ".
"Пусть они переберут в своей памяти главных действующих лиц - насадителей ташкентской цивилизации, они согласятся с нами, что у всех этих господ душа отличается поразительною простотою и односложностью: страсть к наживе да некоторая доза грубо животного полового чувства - вот единственные и постоянные стимулы их психической деятельности, ими исчерпывается весь их внутренний мир. У других действующих лиц душевная простота достигает еще большего совершенства: у них вся нравственно-духовная жизнь воплощается не в двух, а в одном каком-нибудь мотиве: в бесшабашном удальстве, в зверстве, в самоотверженной преданности или чувственной раздражительности".
В истории русской культуры Н.Н.Каразин известен и как талантливый рисовальщик. Он первым иллюстрировал многие произведения Л.Толстого, Н.Гоголя, Н.Лескова. Известный советский художник Н.В.Кузьмин особо отмечает удачные его работы к рассказу Н.Лескова "Левша". Обращался Н.Каразин и к героическим темам русской истории. Однако особый интерес представляет его творчество, связанное с Казахстаном. В сделанных им зарисовках очень живо переданы бытовые сцены, обстановка юрт, интересны портреты казахских умельцев и певцов. В одних случаях Каразин передает орнамент с домбры, делает наброски с каменных надмогильных памятников. Но лучше всего художнику удавались зарисовки с натуры, пейзажные работы, отразившие природу сухих степей и полупустынь, сухих гор Мангышлака, течения Иргиза и Сырдарьи, пригородов Омска и Семипалатинска, других городов и кочевий. В разные периоды Каразин работал с Верещагиным и Хлудовым, в некоторой степени повлияв на их творчество. Его работа "Зиндон" была широко известна в 70-х годах прошлого столетия. Содержание ее просто: на дне зиндона лежит юноша атлетического телосложения. Над ним старик в лохмотьях, обросший и одичавший в этой яме. Фигуры людей освещает пучок солнечных лучей, который не рассеивает тьмы вокруг. Легко заметить, что в известной картине В.Верещагина "Зиндон" многое навеяно работой Каразина.
Чаще всего Н.Каразин выступал как иллюстратор своих же литературных произведений. В 1896 году он издавал "Тургайскую иллюстрированную газету" с постоянной, блестяще выполненной виньеткой в заголовке: берег реки, юрта, камыш. В газете было опубликовано множество черно-белых репродукций с различных картин и большое количество лирических зарисовок из жизни казахских степей. Среди его репродукций наиболее интересные: "Смерть коня - смерть всаднику", "На берегах Арала", "Караван мертвых, идущих в Багдад", "Зима", "Певец", "Борьба", "У степного колодца", "Караван в степи".
С общественным движением 60-х годов был связан и геолог-очеркист Д.Л.Иванов, 70-х - А.Л.Блек, С.П.Швецов, очеркисты, писавшие о Казахстане. А.Л.Блек отбывал ссылку в Семипалатинске, а С.П.Швецов был корреспондентом газеты "Степной край", выходившей в Омске. И хотя жил в Барнауле, высылал материалы о Змеиногорске, Риддере в свою омскую газету. Был очеркистом и К.А.Вернер, уже в девяностых годах.
Дмитрий Львович Иванов родился в 1846 году. Образование получил в Пензенской и Нижегородской гимназиях. В 1864 году поступил на филологический факультет Московского университета, но за принадлежность к организации Ишутина-Худякова был посажен в Петропавловскую крепость, затем отдан рядовым в войска, прошел путь от Оренбурга до Ташкента. Участвовал в различных экспедициях по краю, затем закончил горный институт. Вскоре Иванов получил офицерское звание и в 1879 - 1882 годах служил чиновником особых поручений, горным инженером при туркестанском генерал-губернаторе. В те годы в различных ташкентских изданиях стали появляться очерки Д.Л.Иванова с описанием хозяйства казахов, особенностей быта, взаимоотношений народов.
За труды по геологии он был удостоен медали Географического общества. Был Иванов тесно связан и с туркестанскими общественными деятелями - исследователями А.П.Федченко, Н.Н. Краузе, Н.В.Мушкетовым, П.И.Хомутовым.
Точки зрения народников на происходящее в Казахстане придерживался и писатель Владимир Людвигович Кинг (псевдоним Дедлов). Выходец из разночинцев, Дедлов был участником народнических кружков, отбывал политическую ссылку. С 1888 года работал в Тургайско-Уральском переселенческом управлении в Оренбурге. В 1893 - 1894 годах сотрудничал в газете "Оренбургский край". По-видимому, принимал участие и в работе "Тургайской газеты". Однако для определения авторства некоторых его материалов требуются дополнительные разыскания. Внимание российских читателей привлекли очерки В.Л.Дедлова "По русскому востоку", опубликованные в народническом журнале "Книжки недели" за 1891 год. В следующем году в этом же журнале появились новые очерки "В переселенческой конторе". Они - о тяжелой судьбе крестьян-переселенцев, их невзгодах и лишениях, так же как и новые его очерки в журнале "Вестник Европы" за 1894 год - "Переселенцы и новые места". В том же году вышла в свет книга его очерков под тем же названием. В них - рассказ о неурожае и голоде 1891 - 1892 годов, повествование о переселенцах - немцах, украинцах, русских. Подробно описаны голод и холера в Кустанайском уезде. Потом были его книги "Вокруг России" (1895), "Панорама Сибири" (1900), "Лирические рассказы" (1902), очерки из Семиреченской, Сырдарьинской областей.
Сохранилось множество свидетельств того, что А.П.Чехов тепло относился к В.Дедлову. В частности, известный уже тогда писатель в 1892 году подарил ему свой только что вышедший сборник "Рассказы". Дедлов в то время работал в Тургайско-Уральском переселенческом управлении. В том же году он написал статью о творчестве А.Чехова и просил писателя разрешить перепечатку одного из его рассказов в газете "Оренбургский край". Газету издавал приятель Кинга адвокат Н.А.Баратынский. Чехов ответил: "Попрыгунью" отдам в полное Ваше распоряжение".
Спустя два года А.П.Чехов в письме Дедлову спрашивает: "Ваш знакомый Н.А.Баратынский высылает мне "Оренбургский край". Он как-то просил у меня разрешения перепечатать моего "Черного монаха", я дал сие разрешение, но вот уже прошло много месяцев, а "Монах" не появляется на страницах "Края". Уж не цензура ли?" На это Дедлов отвечал: "Сейчас получил от издателя "Оренбургского края" Баратынского письмо. Он пишет, что Вашего разрешения перепечатать "Черного монаха" не получил, так что Ваше предположение, что тут не без цензуры, может быть некоторым образом и основательно".
В 1894 году Чехов в письме очень тепло отозвался об "Игрушечной Италии" Дедлова, а в 1894 году хлопотал за него перед книгоиздателем Сувориным: "Я получил от литератора Дедлова письмо. Он любит путешествовать; весною собирается на Волгу. "Я взглянул, пишет он, на нее только в щелочку из Нижнего и в высшей степени заинтересовался ею. Там есть культура, русская культура! Кто бы ожидал этого!" Собирается он ехать с художником, на свой счет; хочет по 150 р. за лист по напечатании... Свою поездку он называет экспедицией. Будьте добры, ответьте мне, а я напишу ему. Корреспонденции его интересны".
Через десять лет опять хлопотал, но только перед книгоиздателем А.Марксом: "Известный писатель Дедлов (В.Л.Кинг) прислал мне из Довска письмо, в котором поручил мне обратиться к Вам с предложением: не пожелаете ли Вы приобрести или издать его сочинения? У него 150 листов".
В.Л.Дедлов был связан и с другими писателями-современниками: И.Тургенев писал ему: "Сожалею, что не прочел Вашей статьи в "Неделе". Впрочем, такие люди, как Скабичевский и Г.Успенский, не станут говорить вздор. Вы им можете верить. Но Вы задали мне трудную задачу: как это в коротком письме рассказать Вам, как я работаю, и как надо работать вообще, и что за штука объективное писание, которое Вы даже величаете эпическим! Фигуральный язык Вашего бальзаковского цитата не так темен, как Вы полагаете: он просто хотел сказать, что придумать сюжет иногда забавно бывает, потому тут происходит некоторая игра фантазии, а привести его в исполнение - изложить на бумаге - трудно и хлопотно. Что касается до вопроса, есть ли в Вашем таланте объективность, то я на это вот что скажу: если Вас изучение человеческой физиономии, чужой жизни интересует больше, чем изложение собственных чувств и мыслей, если, например, Вам приятнее верно и точно передать наружный вид не только человека, но простой вещи, чем красиво и горячо высказать то, что Вы ощущаете при виде этой вещи или этого человека, - значит, Вы объективный писатель и можете взяться за повесть или за роман. Что же до труда - то без него, без упорной работы всякий писатель или художник непременно остается дилетантом, нечего тут ждать так называемых благодатных минут, вдохновения; придет оно - тем лучше, а ты все-таки работай. Да не только над своей вещью работать надо, над тем, чтобы она выражала именно то, что Вы хотели выразить, в той мере и в том виде, как Вы этого хотели; нужно еще читать, учиться беспрестанно, вникать во все окружающее, стараться не только улавливать жизнь во всех ее направлениях, но и понимать ее, понимать те законы, по которым она движется и которые не всегда выступают наружу; нужно сквозь игру случайностей добиваться до типов - и со всем тем всегда оставаться верным правде, не довольствоваться поверхностным изучением, чуждаться эффектов и фальши. Объективный писатель берет на себя большую ношу: нужно, чтоб его мышцы были крепки. Прежде я так работал - и то не всегда; теперь я обленился - да и устарел.
Вот сколько я наговорил, а в результате выходит одно: есть у Вас объективный талант - так есть, а нет его - Вы себе его не добудете. Но, чтобы узнать, имеется ли он, надо попробовать на деле, а там видно будет".
Имя другого писателя Ивана Ивановича Сведенцова (псевдоним - Иванович) современному читателю ничего не говорит. Выпал он и из академических трудов. Разве что в библиографических указателях да в комментариях к сочинениям крупных писателей можно встретить его фамилию. А в период движения народничества, в 70 - 80 годах, он был одним из характернейших беллетристов. Вслед за Г.Успенским, А.Левитовым, Н.Карониным, Н.Златовратским, Н.Наумовым и другими И.Сведенцов изображал народный быт, показывал его многочисленные грани, словно через призму преломлял все, что составляло окружающую жизнь. Иногда впадал в идеализацию, но художественное чутье спасало от извращения действительности. Неподдельный юмор, любовь к людям, обиженным судьбой, горячее стремление к чистым идеалам были отличительными чертами произведений И.Сведенцова.
Свои литературные идеалы он не менял. С годами расширился круг его интересов, но своеобразие писательского видения, в котором нравственная интуиция играла ведущую роль, осталось. Герой рассказа "В потемках" студент Арнаутский отказывается от помощи отца и хочет жить частными уроками, но рядом оказывается человек, который в еще большей степени нуждается в этих уроках. Приходится выручать товарища из беды. Но рядом с такими героями в произведениях И.Сведенцова живут самодовольные бюрократы, бесполезные болтуны и т.д.
В рассказах "Никеша проснулся", "Исправницкая дочка", "Сердце велело", "Будильник", "Классная дама (Из сибирской жизни)", "Кошмар", "По тюрьмам", "Очерки из недавнего прошлого" и других показана жизнь провинциального российского города, каким являлся Омск во времена писателя. В свое время вышел трехтомник его сочинений, высоко оцененный в писательских кругах.
Имя И.Сведенцова выдвинулось в литературной и революционной среде в 1878 году в связи с полемикой против профессора Новороссийского университета П.Цитовича, который выпустил несколько брошюр, оскорблявших передовую молодежь шестидесятых годов и осмеивавших ее идеи.
Глумился он и над революционно-демократической идеологией. По этому поводу издал книжонку "Что делали в романе "Что делать". Цитович правительством был приглашен в Петербург, его выступление встретили негодованием многие журналисты и учащаяся молодежь.
В это время и появилась статья И.И.Сведенцова "Профессор Цитович в ярости сам себя побивающий". Она была напечатана в газете "Обзор", редактором-издателем которой являлся известный грузинский публицист Н.Я.Николадзе. Надо сказать, что Сведенцов нередко помещал свои фельетоны и корреспонденции из Одессы на страницах "Обзора". За фельетон против новороссийского профессора редактора газеты Н.Я.Николадзе судили, но ему удалось оправдаться и издать материалы процесса.
Профессор Цитович стал героем и другой статьи Сведенцова "Одесский профессор, сделавшийся шулером". Автор выслал ее Н.Николадзе вместе с письмом: "Процесс" получил; речь Ваша очень хороша. Если бы она явилась в одной из здешних газет, то и цензор, и автор были бы высланы в Восточную Сибирь. В Одессе совершаются баснословные дела: никто, ложась спать, не может сказать, что завтра он не будет в остроге. Такую брошюру, как процесс "Обзора", и боязно распространять".
После Воронежского и Липецкого съездов И.Сведенцов примкнул к народовольцам. Революционную работу вел на юге, в Киеве, Одессе, Кишиневе. В связи с предательством В.А.Меркулова началось дело 95-ти, следствие по которому вел небезызвестный прокурор Киевского военно-окружного суда генерал-майор Стрельников, впоследствии убитый С.Халтуриным и Н.Желваковым. В одном из заявлений И.Сведенцов обратился к председателю суда "с просьбой принять уверение в искреннем неуважении". Но вина его тем не менее не была доказана, хотя власти и посчитали необходимым сослать бунтаря. Позже полиция установила связи И.Сведенцова с А.Желябовым, С.Перовской, В.Фигнер и другими.
Еще до ссылки судьба побросала писателя по России. Родился он в 1842 году. Окончил Нижегородский дворянский институт. В 1865 году был принят в Академию генерального штаба, где незадолго перед этим обучались С.Сераковский, А.И.Макшеев и другие представители освободительного движения. После окончания Академии служил в Восточно-Сибирском, Варшавском, Одесском округах. Но служба в армии не прельщала писателя. Вышел в отставку - пошел работать земским статистиком в различных казенных учреждениях. В перерывах сменил профессию учителя, конторского работника на железной дороге. Это был типичный путь разночинной интеллигенции в революцию.
В политическую ссылку писатель попал не в молодости, не со студенческой скамьи, как это чаще всего случалось в восьмидесятых годах прошлого столетия, а вполне сложившимся человеком. Ему было за сорок.
Местом ссылки ему назначили городок в Западной Сибири - Ишим. В письме к Лейвину в Омск писатель сообщал: "В Ишиме вообще скверно, обыватели занимаются доносами, за прогулки в роще нас отдают под суд; один из нас, Броневский, просидел по доносу в остроге два месяца и выпущен по телеграмме из Питера. Хорошо только то, что ссыльных много. Следовательно, можно выбрать подходящую компанию".
И.Сведенцов попытался получить разрешение на перевод в Омск. Но случилось непредвиденное: при обыске у Лейвина обнаружили его письмо, в котором говорилось, что в Омске для деятельности народовольцев "элементов кажется достаточно" и что поэтому в "Омск все-таки стоит переехать". Однако, несмотря на все трудности, осенью 1882 года разрешение на переезд было получено, но осуществить его удалось только в июне следующего года.
Омск поразил своей захудалостью. При въезде - эмблема города. Рядом с двуглавым орлом на красном поле был изображен золотой всадник на серебряном коне. Всадник в казахской национальной одежде, в руках у него натянутый лук, за плечами колчан со стрелами. Это олицетворяло роль Омска в управлении казахами. Герб был тот же, что и видели ссыльные декабристы.
На центральной площади, как принято, собор, всего по городу разбросано больше десятка православных церквей, но есть и мусульманская мечеть, еврейская синагога и лютеранский костел, а еще - часовня. На один город приходилось два губернатора. Вообще в России даже большие города обходились одним губернатором, но Омску повезло - здесь находился степной генерал-губернатор и акмолинский губернатор.
В Омске за И.Сведенцовым велась тщательная слежка. Он должен был трижды в неделю являться для отметки в управление. В одном из ежегодных ответов в Петербург о политических ссыльных о писателе говорилось: "Имеет тайные и явные сношения со всеми лицами, пересланными в течение всего года за политические дела в местности данного генерал-губернаторства". Акмолинский губернатор доносил: "По ночам квартиру его посещали какие-то люди, неизвестные полиции, затем Сведенцов старался повидаться со всеми провозимыми через Омск политическими ссыльными и с возвращающимися из сибирских губерний окончившими срок поднадзорными. Кроме того, я имел причины подозревать, что большая часть корреспонденций, помещенных в газетах "Сибирской" и "Восточное обозрение" и заключающих в себе ложные оговоры служащих чиновников, составляются Сведенцовым".
Все тяготы ссылки с И.Сведенцовым добровольно разделяла его жена - Федосия Крицкая. Когда понадобилось принять в Омске двух приемных дочерей писателя в гимназию, власти отказали. Только через официальное обращение к губернатору удалось получить разрешение на посещение девочками гимназии.
Власти не разрешили больному писателю выехать для лечения в Томск. Акмолинский губернатор писал, что омский городской врач "по рассмотрении актов освидетельствования Сведенцова донес мне, что болезнь поднадзорного Сведенцова вполне точно определена и лечение ее возможно в Омском военном госпитале, куда больной Сведенцов может обращаться за помощью амбулаторно. Относительно же врача Манкевича я получил точные сведения, что он не настолько знаменит, чтобы ради его советов следовало предпринимать такое дальнее путешествие, как поездка в Томск".
Связи писателя в среде учителей и студентов города выступали все более явственно. Он был человек приметный в провинциальном городе: окладистая русая борода, высокий рост. Работал в областном правлении. Правда, поначалу только писцом при акмолинском статистическом комитете. Но он быстро выдвинулся благодаря знаниям и способностям и уже скоро занимался не только переписыванием бумаг, но и составлением и редактированием годовых отчетов за 1883 - 1886 гг. Во многом благодаря ему появилась "Памятная книжка Акмолинской области на 1887 год" (существовала практика, по которой такие издания выходили в канун начала года).
Сведенцов был также одним из авторов журнала "Отечественные записки". Все это настораживало власти.
Губернатор решил перевести И.Сведенцова в Каркаралинск. Об этом свидетельствует отношение из Петербурга от управляющего Департаментом полиции Оржеховского: "Вследствие болезненного состояния находившегося в г.Ишиме под надзором полиции Ивана Сведенцова, ему разрешено было перейти на жительство в г.Омск, куда он и прибыл 15 июня 1883 года; в декабре месяце того же года полковник Ливенцов обратился с ходатайством об удалении Сведенцова из г.Омска вследствие его политической неблагонадежности, а также ввиду нахождения в городе учебных заведений, вследствие чего 14 января 1884 года я сообщил, согласно выраженному Вами мнению, о переводе Сведенцова в г.Каркаралинск. Между тем из отношения Вашего от 16 февраля того же года видно, что и.д. акмолинского губернатора обратился к Вам с ходатайством об оставлении Сведенцова ввиду его безукоризненного поведения в г.Омске".
Только 19 июня 1886 года И.Сведенцов с семьей выехал из Омска - закончился срок ссылки. Вместо трех лет она длилась четыре года: еще будучи в Ишиме, он отказался принести присягу Александру III. Власти накинули ему еще один год. Умер писатель в 1901 году в Тифлисе, где он жил после ссылки.
В том же году А.М.Скабичевский писал: "...Но у этого маленького писателя была крупная душа, а в груди его билось горячее сердце, и как то, так и другое столь ярко и тепло отражаются в каждой строке писателя, что произведения его, несмотря на все свои эстетические недостатки, читаются с тем живым удовлетворением и пользою, с какими вы слушаете умного, бывалого и в высшей степени симпатичного человека; они невольно влекут вас к себе, будят в вас лучшие инстинкты, - и этим одним уже Сведенцов заслуживает доброй о себе памяти".
Смерть Сведенцова с болью встретили передовые представители литературы. Горький в письме к И.А.Груздеву писал: "Существовали странствующие рыцари народничества, люди типа Якубовича: беллетрист из офицеров гвардии, б. народоволец Ив. Ив. Сведенцов - "Иванович", Старостин-Маненков, Александр Вас. Панов - романтики и фанатики народничества. Эти трое были особенно активными деятелями провинциальной печати, корреспондировали, воспитывали корреспондентов, редактируя их рукописи и вообще "хранили заветы"...
Тема крестьянской общины, крестьянского переселения в Сибирь стала предметом описания в очерках другого писателя - А.А.Карелина. Аполлон Андреевич Карелин (1863 -1925) был уроженцем Петербурга. Часто печатался под псевдонимом А.Макаренко. Его отец известен как один из первых фотографов России.
В детстве мальчик с родителями жил в Нижнем Новгороде, учился в нижегородской гимназии. В 1879 году познакомился с журналами "Вперед", "Набат", читал П.Лаврова, Лассаля, Чернышевского, Герцена. Стал приверженцем учения А.Бакунина. В марте 1881 года его арестовали в связи с делом первомартовцев. Стала известна его противоправительственная деятельность среди рабочих.
Позже А.Карелин принимал участие в нижегородской организации "Народной воли". В связи с неудавшимся покушением на царя, случившемся 1 марта 1881 года, народовольческий кружок А.Карелина готовил свою прокламацию для крестьянства: "Граждане! Требуйте конституции!" М.Горький назвал это воззвание самой короткой прокламацией.
Однако А.Карелину удалось избежать суда и ссылки. Весной 1882 года он заканчивает гимназию и поступает на работу в одну из сундучных мастерских Казани. В сентябре его арестовывают и ссылают в город Цивильск Казанской губернии. Из ссылки он бежит и переходит на нелегальное положение. Весной 1883 года новый арест и ссылка в Усть-Каменогорск.
Сохранилось отношение департамента полиции к губернатору от 24 января 1884 года. "Имею честь покорнейше просить сделать распоряжение о подчинении Карелина по прибытии его гласному надзору полиции в течение трех лет, считая срок такового надзора с 17 минувшего декабря". Однако Карелину сразу же удалось перевестись в Семипалатинск. Как раз в эти годы здесь было создано общество политических ссыльных, которые организовали общественную библиотеку и музей, подняли деятельность статистического комитета. Отсюда посыпались информации и статьи в "Сибирскую газету", "Восточное обозрение". А Карелин работал в камере семипалатинского уездного судьи. Его пытались призвать в армию, но опять оставили в ссылке. Об этом свидетельствует архивная запись: "Карелин был подвергнут установленному освидетельствованию и оказался по слабости зрения и болезни легких неспособным к службе ни в пограничных войсках, ни в ополчении, доказательство чего представил журнал Усть-Каменогорского уездного по воинской повинности присутствия".
А.А.Солонович пишет о Карелине: "Отсюда он посылает свои статьи в "Восточное обозрение" Ядринцева - "Об Ульбинской общине" и другие в "Юридический вестник". Среди них "Отхожие и кабальные рабочие". Последняя появилась там в 1887 году под псевдонимом Макаренко".
После ссылки Карелин в 1888 году экстерном сдает экзамен на юридическом факультете Казанского университета, и ему присваивают звание кандидата юридических наук. В 1892 году власти опять ссылают его в Яренск, затем в Вологду. В 1900 году Карелин переезжает в Иркутск. С 1906 года живет в Париже и возвращается только осенью 1917 года. Все эти годы он сотрудничает в журналах "Северный вестник", "Экономический журнал", "Русская мысль", в газетах "День" (ред. Скворцов), "Волжский вестник", "Смоленский вестник", "Орловский вестник", "Парижский вестник", "Современник" (Амфитеатрова). Издает свои книги: "Общинное владение в России", Спб, 1893, и "Краткое изложение политической экономии", 1894. В период гражданской войны участвует в борьбе с Калединым. А.А.Солонович писал о последних годах жизни А.Карелина: "Неизменно и настойчиво выступает везде как первоклассный оратор и лектор, ведет неуклонную борьбу против смертной казни, печатает ряд своих работ, полных колоссальной эрудиции и пламенной любви к свободе".
В некрологе 1925 года писалось: "Карелин такая же мощная индивидуальность в нашем движении и нашем мироощущении, как Прудон, Бакунин, Толстой и Кропоткин... Он был решительным противником замыкания и самоограничения в самосовершенствовании и работе только над личностью, он звал и сам рвался постоянно к социальной борьбе на широком общечеловеческом фронте".
Менее известным очеркистом был одесский журналист - Адам Бяловсский. Еще в 70-х годах он принимал участие в революционном движении. В 1883 году, после возвращения из ссылки, возглавил революционный кружок. Он был математиком, имел степень кандидата, а по призванию - писателем, одним из ведущих сотрудников газеты "Одесский листок". Члены революционного кружка А.Бяловсского пропагандировали во многих городах России. Политические удары не достигли цели. Более действенными оказались экономические методы борьбы, направленные против кредита. Если заготовить и распространить тщательно подделанные кредитные билеты, приобрести на них большое количество земли, драгоценных металлов, то государство не выдержит. К этому Бяловcский предлагал присоединить широкую революционную пропаганду делом и словом, устно и печатно. Этот план широко распространялся среди революционной молодежи.
В 1883 году полиция вторично арестовала А.Бяловсского и сослала в Усть-Каменогорск. При этом было послано отношение: "В 1883 году в г.Одессе было обнаружено существование революционного кружка, во главе которого стоял возвращенный в 1881 году из административной ссылки дворянин Адам Бяловсский". Результаты обыска, произведенного у Бяловсского, "вполне подтвердили преступную деятельность его, направленную к ниспровержению существующего государственного порядка".
В июле 1884 года он прибыл к месту ссылки, откуда каждое лето уезжал в Алтайскую станицу. Эти поездки возможны были только с разрешения полиции. Характерна его просьба в мае 1886 года: "По мнению врачей, тамошний горный воздух мог бы хорошо повлиять на мое не совсем крепкое здоровье, и сверх того я желал бы провести некоторые наблюдения к интересующим меня вопросам естественной истории". 14 марта 1887 года военный губернатор Семипалатинской области доносил: "Окончивший поднадзорное пребывание в ссылке Адам Бяловсский остался на жительство в городе Семипалатинске". На следующий год он уехал оттуда.
Другой одессит тоже был очеркистом - Павел Семенович Анненков. Родился в Петербурге, учился в Московском, Харьковском, Новороссийском университетах. В начале 80-х годов встал во главе одного из народнических кружков в Одессе. После провалов и арестов был привлечен к следствию. Однако суда удалось избежать, но он был выслан на три года в Петропавловск. (1884 - 1887). Там он тесно сотрудничал в газетах "Сибирская жизнь", "Восточное обозрение", в которых в основном работали ссыльные народники.
По прибытии в ссылку Анненкову вскоре удалось устроиться на работу в камеру уездного судьи. Здесь он ознакомился с различными материалами об обычном праве казахов, с положением крестьян-переселенцев, чиновничьей администрации казахских степей. Через газеты иногда эти вопросы удавалось вынести на суд читающей публики. По долгу службы он был знаком со многими казахами. Сохранилось характерное отношение на имя начальника Петропавловского уезда с просьбой П.С.Анненкова о поездке в аул. "Господин Главный начальник края, принимая во внимание обстоятельства, изложенные в представлении... не изволил найти возможным разрешить административно-ссыльному Павлу Анненкову поездку в аул киргиза Алебека Джайнакова".
В 1888 году срок политической ссылки был продлен на год. В марте 1889 года, получив освобождение, П.С.Анненков выехал в Семипалатинск. Здесь он пробыл со 2 марта по 12 мая 1889 года, затем выехал в Одессу.
Другой колоритной фигурой среди политических ссыльных был Владимир Павлович Кранихфельд (1865 - 1918), известный литературный критик, принимавший участие в движении революционного народничества, впоследствии автор трехтомной работы "В мире идей и образов".
Впервые он был арестован в Пинске в 1884 году. Характеризуя участие В.П.Кранихфельда в народовольческой пропаганде, Министерство внутренних дел писало: "Кранихфельд привлекался уже к дознаниям в 1884 году, продолжает обращать на себя постоянное внимание полиции сношением исключительно с политически неблагонадежными и привлекавшимися к дознаниям лицами, посему представлялось бы желательным подвергнуть его более строгому наказанию". Следующее заключение относится к 1888 году: "В.П.Кранихфельд сын коллежского асессора. Учился в реальном училище г.Вильно, но курс не окончил, был исключен за революционную работу. 18-летним юношей привлекался по делу молодых народовольцев, а с 22 января 1886 г. содержался под стражей. В 1888 году вновь был арестован и привлекался к дознанию по делу распространения газеты "Самоуправление" и за сношение с членами революционного кружка. Полтора года просидел в предварительном заключении, а два отбывал наказание в одиночной камере Петербургской тюрьмы".
В Москве В.Кранихфельд был арестован вторично по делу Виктора Гольцева. У него было обнаружено много нелегальной литературы, статьи Герцена, номера "Колокола", фотографии П.Лаврова, письма из Сибири от политических ссыльных. Полиции удалось установить связи В.Кранихфельда с партией "Пролетариат". Одновременно были арестованы А.Бодаев, А.Х.Хворостанский, А.П.Леонтьев. Два года полиция продержала Кранихфельда в тюрьме. Из заключения он писал: "Четыре месяца работы над Щедриным, в условиях однообразной притупляющей обстановки, окончательно обессилили меня. Вот уже неделя, как я стараюсь пустить в движение свой рабочий механизм, вдруг почему-то остановившийся, но все мои усилия остаются без малейшего успеха. В архиве Пушкинского дома сохранились черновики его работ о М.Е.Салтыкове-Щедрине, об "Отечественных записках".
Двухлетнее пребывание в тюрьме надломило здоровье. Кранихфельд подает прошение: "Постепенное притупление памяти, апатия, прогрессивно возрастающее ослабление умственных и физических сил грозят мне в будущем при условии одиночного тюремного заключения последствиями, равносильными для меня смертной казни". И далее просьба: "Я готов потому примириться с самым суровым приговором, если это будет ссылка, нежели с одиночным тюремным заключением, даже с самым кратковременным, которое - повторяю - после продолжительного предварительного заключения было бы для меня равносильно смертной казни". В 1890 году его перевели в Уральск.
В этот период там создавалась газета, как указывал Н.Бородин, "не ради каких-либо выгод или специальных задач, а исключительно ради удовлетворения насущной потребности края в порядочной газете, ради возможности хоть отчасти освещать темные стороны захолустной местной жизни и желания разрабатывать мелкие вопросы экономической и общественной жизни". "Как бы то ни было, - вспоминали современники, - к великой радости нашей, дело с обеспечением подходящего редактора уладилось, и газета сразу была направлена на должную высоту серьезного органа печати...
Почти с первого же пробного номера, в котором перу Вл. П. принадлежит передовая статья о задачах "Уральца", - это опасение отошло на задний план, мы убедились, что В.П. сразу понял истинное положение местных дел и отношений и правильно уловил задачи нового издания. Правда, в вопросах общего характера, особенно в оценке общинных порядков, В.П. не всегда сходился с "казакоманами"... Можно смело сказать, В.П.Кранихфельд, занимая эти три года место фактического редактора газеты, ознакомился с местными порядками и условиями жизни гораздо более, чем иной чиновник за всю свою жизнь".
Другой, не менее важной стороной деятельности Уральского статистического комитета было редактирование "Памятных книжек" этого научного общества. В.П.Кранихфельд поместил в них несколько статей по результатам исследования аграрного вопроса в Западном Казахстане.
В 80-х - начале 90-х годов он близко сошелся с П.Якубовичем, А.Серафимовичем, В.Г.Короленко. Дружба эта сохранилась на долгие годы. В начале 90-х годов В.Кранихфельд редактировал "Русское богатство". Его работы получили высокую оценку в большевистской печати, в частности в газете "Новая жизнь". Умер он в 1918 году.
А.Л.Блек свои материалы публиковал в "Сибирской газете", в "Восточном обозрении". Он задавался вопросами последствий присоединения Казахстана к России как для казахского крестьянства, так и для самой России. И еще одно важное обстоятельство - А.Л.Блек был одним из тех деятелей, кто состоял в окружении выдающегося казахского просветителя Абая Кунанбаева.
Главными темами, интересовавшими писателей-народников, были вопросы переселения крестьян, землепользования, судьбы казахской общины. В книге очерков "Переселенцы и новые места" В.Дедлов писал о Кустанае: "В последнее десятилетие многие тысячи мужицких голов бредили Кустанаем. Земля - киргизская; тридцать копеек за десятину в год; десятина в 4.000 кв. сажен. Возьмешь в аренду у киргизцев 10 десятин, а паши тридцать; ничего не понимают, вовсе простаки. Строиться надо - в двадцати верстах лес Ары; хочешь, покупай, - хочешь, тихим манером бери. Скотину где угодно паси даром. Тобольней травы на Тоболе - три дня покосил, на всю зиму хватит. Пшеница родит по триста пудов, и закружилась мужицкая голова, и потянулась переселенческая кибитка, и сколько неодолимых препятствий было преодолено: со стороны не пускают за недоимки, - берут месячные паспорты, точно идут в соседни уезды на заработки; старшину умасливают и задабривают, а то так попросту убегают по ночам, бросая дворы и старую землю. По дороге скотина падает - становятся в работники и зарабатывают на новую. Все деньги вышли, - питаются Христовым именем и воруют траву на чужих лугах, деготь в чужих дворах, кизяк и зерно по киргизским зимовкам. Не раз мужика избивают в кровь и с членовредительством казак, башкиры, киргизы. Не раз его задерживают за просроченный вид, за воровство, за потравы. Задержат, вздуют и отпустят: не кормить же его на свой счет, не вводить же казну в убытки отправкой по этапу. Месяцы проходят в пути и в мытарствах, - но, наконец, вот он и Тобол, вот она, безграничная нетронутая степь, тобольная темно-зеленая трава и бор Ары".
Ту же картину, но в стихах, описывает неизвестный поэт под псевдонимом М.С.Кларин:

Я вырос в Сибири, средь бурь и метелей,
Под звуки цепей и напевов страданья.
В стране, что зовется "страною изгнанья",
Страною одних преступлений...
Я видел там слезы и горе немое
Отцов, матерей молчаливых, забитых.
О, сколько страдает невинно убитых
В стране той за зло вековое!..
Я слышал там песни труда и терпенья,
Унылы мотивы их всех до единой:
О жизни прошедшей, о муках сомненья,
Полны они скорбью о воле счастливой.
Но родины милой, - рабыни великой,
Я образ лелею, как призрак, виденье.
О, скоро, уж скоро заря пробужденья
Из тучек проглянет на край позабытый.

"Степной край", 1895, № 42, 1 июня.

В народнических очерках можно найти и развернутые описания городов Казахстана, аулов, труда земледельцев и скотоводов. Рассказывая о быстром росте Кустаная, В.Дедлов отмечает тяжелое положение крестьян-переселенцев: "Итак, вот он мужицкий рай, новый город, "Вольный город" Кустанай! На плоской, как стол, пыльной степи; на берегу пересыхающего Тобола, текущего в Кустанай, двадцатитысячный город. Широчайшая улица перекрещивается под прямыми углами. В центре площадь, равная целому государству. И улицы, и площадь обстроены землянками, мазанками, домишками и домами, в четыре, в пять окон. В землянках и мазанках живут мужики. В сколоченных на живую нитку домишках разместились кабаки, постоялые дворы, пьяные мастеровые и плуты-торгаши. В центре города два-три каменных дома, подобных крепости, - толстая стена, громадные каменные заборы, слепые амбары и склады. Это засели крупные купцы. В амбарах - хлеб. В огромных лавках - красные товары, чай, сахар. Лавки внушительны; это огромные сараи, саженей пятнадцать в длину, десять в ширину и аршин десять высотою. Стены сверху донизу унизаны полками, а на них товары; кумачи, ситцы, платки, головы сахара, фунты, цибики и кирпичины чая. Человек двадцать приказчиков, в поддевках и сапогах бутылками стоят около прилавков. Посреди магазина сидит европейский господин - управляющий и кассир. В урожайные годы в магазине ярмарка; мужики, бабы, киргизы, киргизки. У железных дверей магазина волы и лошади мужиков, кони и верблюды киргизов настаивают в день на четверть навозу. В нынешнем году тихо: у мужиков голод, у киргизов бескормица. В магазинах пусто, приказчиков распустили, барышей нет".
Переселенческая деревня бедствовала, как и казачья станица, и казахский аул. Нередко переселенцы срывались с новых мест и пытались искать лучшей доли на родине. Дедлов: "Обратный [путь], в полном смысле слова ужасен. И он, и его дети, один другого меньше, и его баба, к удивлению почти всегда беременная, и тележонка с кибиткой, и даже его лошаденка представляют собою кучи лохмотьев. Одежда - лохмотья, в телеге - рваные лоскутья; кибитка - изорванная рогожа; лошадь - лохмотья дрянной лошадиной шкуры и лошадиных волос. Телега стоит под окнами: лошадь дремлет в изнеможении и шевелит губой; в телеге сидят беловолосые ребятишки с тонкими, худыми шеями, руками и ногами".
На этом фоне формировалось купечество, единственный преуспевающий, по мнению народовольцев, класс.
Писатели-народники были свидетелями голода и холеры 1892 года в Казахстане. Рассказы об этом можно найти у многих авторов, хотя в условиях тяжелой цензуры не представлялось возможным дать стройную и полную картину виденного. В.Дедлов писал: "Пашут, сеют, строятся; работа кипит. Надежды, одна радужней другой, кружат головы, в землю зарывают труд и деньги... И тут-то полуазия и выпустит свои когти, нашлет зимою морозы, летом бездождие, жары, град, - и начнет высасывать кровь из доверчивых жертв, покуда не высосет ее всю. Уже в конце мая над краем стал подниматься призрак отныне знаменитого голода зимы 1891-92 годов".
В 80-х годах в Ишиме отбывал ссылку писатель-народник Н.Е.Каронин-Петропавловский. Он публиковал свои очерки и рассказы в "Русских ведомостях", "Сибирских сборниках", "Восточном обозрении", "Северном вестнике", "Записках Западно-Сибирского отдела Русского географического общества". В "Схеме истории сибирской общины" он указывал на отсутствие частной собственности на землю в Сибири и Казахстане, описывал право владения ею. Рассказывал о значении переделов земли и подъема кулачества. Большой резонанс вызвала серия его очерков "По Ишиму и Тоболу". За нее автор был удостоен серебряной медали Географического общества. Именно в этом сочинении он писал, что переселение ничего не принесет простому крестьянину. Не улучшает оно и жизнь казахов: "Железная дорога, вероятно, нанесет последний удар этой стране. Так как кроме сырья ей нечего будет брать здесь, то она сырье и вывезет, в несколько лет она вывезет весь хлеб, кожу, масло, сало, сожжет леса, вырвет с корнем из земли все, что можно вырвать, и совсем опустошит страну, не приготовленную встретить этого огненного вестника цивилизации. А взамен того она пустит на беззащитный в культурном отношении край хищника, которому нечего делать на Родине и который довершит опустошение. Тяжел будет этот кризис крестьянам".
Н.Коншин в одном из своих документальных очерков дает описание Экибастуза, Ново-Владимирской шахты, Воскресенского медеплавильного завода. На Каряковском соляном прииске работали артели казахов, объединявших в сезон около тысячи человек: "Работа на озере крайне нездоровая, так как при ломке соли приходится стоять по колено в соленой воде, благодаря чему на ногах образуются раны, от которых не спасают и особого рода тканые штаны. День на промыслах начинался с восходом и кончался с заходом солнца".
На страницах газеты "Степной край" поэт, скрываясь за инициалами Е.Д., писал:

Черною тучей невзгоды
Солнце закрылось у нас,
Долгие тяжкие годы
Свет не порадует глаз.
Сердце ничем не согрето,
Ум истомился в цепях...
Больше бы воздуха, света!
Жутко нам, страшно впотьмах.

Одним из последних писателей народнического духа в Казахстане был М.А.Степной (отец известного драматурга А.Афиногенова). Он начал работать в 90-х годах. Застал переселенческую волну конца прошлого столетия. Его книги "Сибирь" и "Сказки степи" переиздавались несколько раз.
В отношении загрузки материалом, в художественном отношении очерки народников имели общие, свойственные только им черты. Отдельная деталь в них - сцена, случай из быта, встречи и узнавания, изложенные без внутренней сюжетной связи с предыдущим и последующим материалом, как это принято в художественном повествовании, несут, как правило, главным образом идейную нагрузку. Не всегда достигается художественная правда, потому что и цель ставится иная - подчинять факт, событие, поведенческие мотивы авторской идее, политическому смыслу. Конкретность видения, именно бытовая конкретность, здесь выступает на первый план. Статистические цифры тоже становятся средством проникновения в суть реальности. И всегда в народнических очерках, корреспонденциях, материалах присутствовал публицистический принцип постановки проблемы, обобщений, делалась не всегда удачная попытка научного осмысления материала.
Очеркам этим часто недостает внутренней стройности, точности изображения, но тематика их всегда выступает определенно и недвусмысленно. Глубокий интерес к судьбе крестьян-переселенцев, к судьбе казахского аула и бедного казачества оказывается на первом плане. Во имя этого написаны все произведения писателей-народников о Казахстане. Собранные вместе, они могли бы составить сотни названий, заполнить несколько томов собраний сочинений.
Писатели-народники публиковали свои произведения в местной и центральной прессе, в таких журналах, как "Нива", "Сибирский сборник", "Русская мысль", "Русское богатство", "Северный вестник", "Дело", "Книжки недели", "Восточное обозрение", "Туркестанские ведомости", "Оренбургский листок", "Сибирский вестник", "Сибирская газета", "Тургайская газета", в "Памятных книжках" различных статистических комитетов и других периодических и серийных изданиях.