![]() |
ФРАГМЕНТЫ | ![]() |
Я наблюдал за творческой работой одного из самых блестящих мастеров кино, непревзойденного по результатам работы и, увы, вконец беспомощного в методике ее. Студия Чарли Чаплина. Картина «Огни большого города». Съемки сцены бокса. Мы в священном трепете на съемке. Как никак Чарли Чаплин. Режиссер может заливать. Режиссер может дурманить вам голову. Режиссер может заговаривать вам зубы высокопарными теориями. Но постановщик беспомощен и всесторонне раскрыт для обозрения почтеннейшей публики, когда он застигнут в творческий момент акта постановки. Двадцать минут наблюдения работы постановщика открывают больше по методу его работы, чем многие философские труды о личности его и принципах творчества. Это был фейерверк нагромождения блестящих выходок и находок, комических движений и положений, беспрестанно наворачивавшихся вокруг основной ситуации о забитом «униженном и оскорбленном» Чаплине, заменяющем выбывшего из строя профессионального боксера, чтобы, заменяя его, подработать денег на операцию глаз любимой им слепой девушке, дабы вернуть ей зрение. Как всегда, у Чаплина сентиментально жалостливая мотивировка. В предринговой
Снималась сцена на ринге. Я слышал, что она снималась уже немало недель; я знал, что и после нашего посещения немало недель и километров пленки наматывалось вокруг этого ринг?.. За эти двадцать минут, однако, открылась тайна этого пожирания съемочного времени и фильмового пространства. Методика, проникающая экономическую структуру производства сверху донизу, действительно снизу доверху ее проникает: ортодоксальная режиссура занята тем, чтобы, напав на блистательную находку, забрать ее в клещи сознательной обработки и довести ее до степени того, что Гоголь обозначивал неуклюжим термином возведения в «перл создания». Это требует четкого осознания своей целевой установки. Это требует обладания режиссерским «предвидением», которое, в отличие от операторского простого «видения», является основной предпосылкой в деле режиссерского мастерства. Не так работает Чаплин. Вместо качественного углубления раз избранной вариантной схемы вглубь он разрабатывает ее вширь, наворотом побочных трюкований, разбегается в бесконечных параллельных, незавершенных вариантах, не дорабатывая ни единого из них до окончания, бесчисленное количество раз снимает их и переснимает в надежде, что один из них покажется на съемках решающе блестящим. При неограниченности съемочных рамок и при гениальной одаренности автора это безошибочно в конце концов «конечно» и случается. Затем это все выплескивается на экран просмотровой залы, и Чаплин, свернувшись калачиком на знаменитом черном кожаном кресле, выбирает из ста случайных вариантов наиболее Съемка продолжается. Но Чаплин, видимо, сам не выдерживает невольного неодобрения наших глаз к методике его работы, работы, перед которой как таковой мы в самом большом восхищении. Через двадцать минут он прекращает съемку. И мы идем вместе завтракать, погружаясь в нескончаемые беседы и погружая многолюдный ковчег ателье в тихие часы простоя. Что ж, Чарлз Чаплин сам себе хозяин. И в часах простоя есть свой особый барский шик перед посетителями. 1932, № |
Предыдущие 5 материалов:
История должна быть рассказана интересно
Милош Форман
|
Следующие 5 материалов:
Человек и его картина (из статьи «Три режиссера»)
Сергей Эйзенштейн
|
Оглавление номера | Главная страница |
Copyright © 19992002 Искусство Кино E-mail: kino@kinoart.ru |