Электронная библиотека Портала «Археология России»

Максимов Е. В., Миграции в жизни древних славян, Киев, 1990, // Славяне и Русь (В зарубежной историографии)
© Максимов Е. В., "Наукова Думка", 1990; www.janaberestova.narod.ru, 2001; Портал "Археология России", 2004
Нумерация страниц соответствует печатному оригиналу

Настоящая работа воспроизводится на правах электронной публикации. Напоминаем Вам, что в соответствии с действующим Федеральным Законом "ОБ АВТОРСКОМ ПРАВЕ И СМЕЖНЫХ ПРАВАХ" (1993), Вы можете свободно пользоваться, копировать, распечатывать эту публикацию лишь для собственных нужд. В случае, если Вы используете настоящую работу для электронной, бумажной или какой-либо иной републикации, Вы обязаны полностью указать авторские права и источник, из которого Вами получена работа. В равной мере Вы должны указать источник, из которого Вами получена публикация, если Вы ссылаетесь на нее в любой – электронной или печатной – форме. Для этого используйте следующий текст:

© Максимов Е. В., "Наукова Думка", 1990; www.janaberestova.narod.ru, 2001; Портал "Археология России", 2004
http://www.archeologia.ru/Library/book/229b99d1dfbe

Для указания в ссылке конкретной страницы добавьте к http://www.archeologia.ru/Library/book/229b99d1dfbe выражение /pageXXX, где ХХХ - это номер страницы, например: http://www.archeologia.ru/Library/book/229b99d1dfbe/page12 .


стр.5
Славяне — исконное древнее население лесостепной зоны Восточной Европы. В статье рассматривается влияние миграций центральноевропейских племен конца I тыс. до н. э.— первых веков н. э. на культуру славян, которая в своей основе сохранила присущие ей этнографические черты. Новые элемент» культуры, появившиеся здесь в результате миграций, отражали особенности эпохи и трансформировались с ее окончанием.

Миграции (переселения) известны с глубокой древности, они сыграли важную роль в формировании новых этнических образований, в развитии экономических и культурных связей.

Марксистская историческая наука объясняет миграции причинами социально-экономического характера, наличием относительного перенаселения. Избыток населения, который образовывался в результате прогресса экономики, оказывал давление на производительные силы общества, находившиеся на низком уровне развития. «Рост численности у этих [варварских.— Е. М.] племен приводил к тому, что они взаимно лишали друг друга территории, необходимой для производства. Поэтому избыточное население было вынуждено совершать те полные приключений великие переселения, которые положили начало образованию народов древней и современной Европы» 1.

Иначе объясняет миграции большая часть западных ученых. В основе их суждений лежит концепция, согласно которой миграции свойственны не всем, а лишь индогерманским племенам-завоевателям, покоряющим и поглощающим в процессе своих миграций все другие племена 2.

Несмотря на обстоятельную критику со стороны европейских исследователей, а также советских ученых довоенного времени (Э. Вале, В. И. Равдоникас, Е. Ю. Кричевский), развернувшуюся особенно широко после 1945 г. (М. Ян, Г.Й. Эггерс, К.Г. Отто, Р. Хахманн, Г. Коссак, Г. Кюн и др.), идея Коссинны оказала сильное влияние на европейскую археологию. Именно благодаря ей появились теории «культурных кругов» и «диффузии». Сторонники первой (Ф. Гребнер, О. Менгин и др.) полагали, что каждый из отдельных элементов культуры принадлежит определенному «культурному кругу» и распространяется вместе с ним, а вся древняя история определяется путем перемещения (миграций) «культурных кругов» и их соединений друг с другом. Такие взгляды порождали расизм, поскольку «культурные круги» ассоциировались с изначальными свойствами, присущими определенным расам и народам, причем исторический процесс рассматривался как результат распространения этих свойств посредством миграций или диффузии — простых пространственных перемещений. Из этого следовал вывод, что сходные элементы в культурах разных стран и народов не могли возникнуть самостояельно, они — прерогатива лишь «избранных» народов, творцов истории, в то время как все другие представляют собой отсталую и инертную массу, «навоз» истории [З].

Для выяснения влияния теории миграционизма на изучение проблемы происхождения и доевней истории славян необходимо представить состояние


стр.6
этой проблемы. К числу немногих общепризнанных ее положений относится мнение языковедов о том, что праславянский (общеславянский) язык уже в I тыс. до н. э. существовал как самостоятельная единица, выделившись из индоевропейских диалектов, и в начальном — раннем этапе своего развития находился до конца I тыс. до н. э. 4.

Однако о территории обитания древних славян единой точки зрения не существует. По мнению одних исследователей (Л. Нидерле, Б. А. Рыбаков и др.), славянские земли, начиная со второй половины II тыс. до н. э. и вплоть до VI—VII вв. н. э. занимали пространство от Одры (Одера) до Среднего Поднепровья 5, что противоречит многим данным археологии и лингвистики. К их числу можно отнести отсутствие памятников тшинецкой культуры среднего периода эпохи бронзы на территориях, расположенных между Западным Бугом и Одрой 6, неславянскую интерпретацию лужицкой культуры эпохи бронзы и раннего железного века 7, неславянскую принадлежность значительной части носителей пшеворской культуры 8; отсутствие древнеславянских гидронимов в районах распространения этих культур.

Сторонники висло-одерской гипотезы, в основном, польские археологи и лингвисты (И. Костшевскпй, Л. Козловский, Т. Лер-Сплавинский и др.) определяют славянскую прародину в пределах междуречья Вислы-Одры, где до середины I тыс. до н. э. существовала богатая и выразительная лужицкая культура, которая в период своего расцвета распространилась далеко на юго-восток, в сторону Среднего Поднепровья, в результате чего здесь и появились славяне.

Висло-одерская теория славянской прародины и интерпретация ее сторонников ранних периодов славянской истории подверглась серьезной критике со стороны археологов и языковедов. Не подтвердилось мнение И. Костшевского об экспансии лужицкой культуры на юго-восток, в Среднее Поднепровье 9. Что касается этнической принадлежности лужицкой культуры, то было установлено, что носители этой культуры говорили на различных индоевропейских диалектах, из которых лишь впоследствии образовались древние славянский, кельтский, германский, иллирдйский и другие языки. Эта точка зрения сейчас находит все больше подтверждений в работах как археологов, так и лингвистов 10.

В IV в. до н. э. лужицкая культура исчезла, и на ее территории появилась поморская, истоки которой далеко не ясны. И полагать, что последняя возникла на основе окраинной (Кашубской) группы лужицкой культуры,— как это делают сторонники висло-одерской гипотезы происхождения славян,— сейчас нет достаточных оснований. Нельзя считать также поморскую культуру древнеславянской. Наиболее достоверна гипотеза о ее балтской принадлежности, поскольку она имеет некоторое лингвистическое обоснование — в ареале распространения ранних памятников поморской культуры обнаружены балтские гидронимы 11.

Сейчас большое внимание уделяется подклошевой культуре. Памятники ее обнаружены в бассейне среднего течения Вислы и Варты — правого притока Одры. Подклошевая культура возникла в V—IV вв. до н. э. в результате интеграции населения южных групп лужицкой культуры с пришлым поморским населением.

Идентификация подклошевой культуры как древнеславянской обосновывается путем установления ретроспективных связей между нею и последующими археологическими культурами — пшеворской и, затем, культурами исторических славян — пражской (корчакской), пеньковской и северо-западными славянскими древностями VI— VII вв. 12. Здесь определенные сомнения вызывает сроднее звено — пшеворская культура.

Вопрос об этнической принадлежности пшеворской культуры, возникшей во II в. до н. э. на территории, принадлежавшей в предшествующее


стр.7
время населению подклошевой культуры, исследователи решали по-разному. Представляются недостаточно обоснованными попытки связать всю пшеворскую культуру с определенными германскими племенами; нельзя ее также рассматривать в качестве славянской, сопоставляя с повисленскими венедами, упоминаемыми античными авторами I—II вв. В настоящее время такие альтернативные точки зрения не укладываются в рамки известных науке материалов, которые указывают на наличие разноэтнических элементов в пределах одной археологической культуры. Очевидно, пшеворские древности надо рассматривать дифференцированно, отделяя Вислинский (восточный) от Одерского (западного) региона, занятых соответственно славянскими и германскими племенами 13.

Однако и эта аргументация еще недостаточно ясна. Здесь отсутствуют четкие ретропективные связи между важнейшими элементами культур и в хронологии. Так, после IV в. пшеворские памятники в Польше неизвестны, а раннеславянские памятники пражского типа появляются там не ранее VI в., причем, в облике пришлых (поднестровских) древностей. Недаром исследователи проблемы происхождения пражской культуры подчеркивают, что наиболее ранние памятники пражского типа известны не в Польше, а на территории Правобережной Украины. Они здесь исконно местные, и особенностями погребального обряда, жилищного строительства, керамики, украшений генетически связаны с днепроднестровскими памятниками черняховской и киевской культур, а не с пшеворскими древностями Висло-Одерского междуречья 14.

Еще одну гипотезу о славянской прародине можно назвать среднеднепровско-западнобужской (М. Фасмер, К. Мошинский, Г. Улашин, Ф. П. Филин, А. И. Тереножкин, В. П. Петров, Е. В. Максимов и др.). В этом регионе наблюдается наибольшая концентрация древних славянских гидронимов (Турия, Стоход, Горынь, Уборть, Ирпень, Стугна, Трубеж, Тетерев, Десна, Уж, Случь, Припять и др.). Данные палеоботаники также свидетельствуют, что славяне обитали на землях, находившихся за восточной границей произрастания бука, то есть восточнее линии Калининград — Кременец — Одесса; им был неизвестен явор, растущий в западных и южных областях современного славянства; лиственница, свойственная Карпатам и Моравии; черешня, пихта и некоторые другие деревья более западной зоны. Следовательно, носители общеславянского языка в I тыс. до н. э. жили в областях, расположенных восточнее Повислинья и Поднестровья 15.

В общеславянском языке представлены названия, характеризующие смешанный лес умеренного пояса (дуб, липа, клен, ясень, береза, осина, ель, сосна и др.), но нет в нем названий степного ландшафта, растений и животных степи, как нет морской и горной лексики.

Важное значение для определения славянской прародины имеет анализ слов-заимствований, попавших в древнеславянский из других соседних языков.

Известно, что из всех индоевропейских языков славянскому наиболее близки балтийские, что объясняется длительным соседством этих народов в I тыс. до н. э. 16. Судя также по словам-заимствованиям, контакт славян с носителями древнегерманских диалектов установился значительно позже, лишь в первые века н. э. Что касается древних славяно-иранских отношений, то (по данным языка и лексики) они начали развиваться с середины I тыс. до н. э., когда скифы проникли в Лесостепь. Появление скифов на севере, в Среднем Поднепровье зафиксировано также многочисленными археологическими данными 17. Эти и другие наблюдения дали основания языковедам высказать мнение, что общеславянские племена во второй половине I тыс. до н. э. занимали лесную равнинную территорию от верховьев Западного Буга до среднего течения Днепра. В этот славянский регион входила на западе Припять с ее прито-


стр.8
нами, а вот восточная часть земли славян остается (по данным языкознания) неясной, хотя вполне возможно, что они издревле проживали и на Левобережье Днепра, между нижним течением Десны и Сожа. Южные и юго-восточные земли славян граничили со степными и лесостепными районами, занятыми иранскими (скифскими, затем сарматскими) племенами, на юго-западе, возможно, соседствовали с даками 18.

Такое очертание территории славянской прародины, сделанное языковедами, полностью совпадает с данными тех археологов, которые считают зарубинецкуюкультуру единственной древнеславянской, генетически связанной с местными праславянскими и последующими — раннеславянскими культурами Среднего Поднепровья 19. В настоящее время мнения языковедов и археологов по этому вопросу совпадали, «зарубинецкую культуру, как нам подсказывают лингвистические данные, надо считать славянской» 20. Однако такое мнение разделяется далеко не всеми исследователями. Часть из них считает зарубинецкую культуру пришлой, возникшей на Поднепровьи в результате миграций различных неславянских племен.

Еще в 1906 г. немецкий археолог П. Рейнеке, подобно многим его коллегам-соотечественникам разделявший теоретические взгляды Г. Коссинны, отнес ранее открытые зарубинецкие памятники Среднего Поднепровья к одному из германских племен, переселившемуся в конце I тыс. до н. э. сюда с Прибалтики 21. Другой немецкий археолог К. Такенберг тогда же объявил зарубинецкую культуру принадлежавшей западногерманскому племени скиров, опятьтаки мигрировавшему с Нижнего Одера на Среднее Подпепровье 22. По мнению польского археолога И. Костшевского, зарубинецкую культуру создали древние славяне междуречья Вислы и Одры в результате экспансии на восток в I в. н. э. 23; румынский археолог М. Бабеш отводил бастарнам-германцам решающую роль в образовании зарубинецкой, а также родственной ей поенешти-лукашевской культуры 24.

Идею о миграции различных среднеевропейских неславянских племен I тыс. до н. э. на Поднепровье и их ведущей роли в образовании зарубинецкой культуры разделяли и некоторые советские исследователи — М. И. Артамонов, Д. А. Мачинский, К. В. Каспарова, Ю. В. Кухаренко и В. В. Седов.

По мнению Ю. В. Кухаренко, зарубинецкую культуру нельзя считать местной, среднеднепровской, поскольку здесь у нее нет генетических предшественников; в южной части Среднего Поднепровья обитали скифские племена, на севере — балтские, а их культуры (погребальный обряд, домостроительство, инвентарь) резко отличны от зарубинецкой. Зато у нее много общего с лужицкой и поморской культурами, носители которых мигрировали в районы Припятского Полесья и Волыни, а оттуда, уже в виде зарубинецкой культуры — на территорию Поднепровья 25.

Точка зрения В. В. Седова несколько иная: он не исключает частичного участия зарубинецкой культуры в славянском этногенезе, так как в ее сложении приняли участие древнеславянские племена подклошевой культуры. Однако этнической основой зарубипецкой культуры, сложившейся в милоградском ареале, были все же балты. Важное место занимало и скифское (иранское) население среднеднепровской области, поэтому зарубинецкие племена следует считать промежуточным звеном между славянами и балтами.

В последних работах Ю. В. Кухаренко 26, исследованиях М. Бабеша 27 и К. В. Каспаровой 28 говорится о значительном, решающем вкладе бастарнов в сложение зарубинецкой культуры. Бастарны — племена германского происхождения, обитавшие в районах верхнего течения Одры, переселились затем в Среднее Подунавье, а оттуда — в Молдову, Поднепровье и Полесье. В ходе этих передвижений бастарны, смешавшись с кельтами и фракийцами, усвоили элементы кельт-


стр.9
ской культуры (пояса, фибулы), которые вместе с характерной бастарнской посудой проявились затем в поенешти-лукашевской и зарубинецкой культурах.

В свете известных сейчас археологических материалов все эти гипотезы не имеют под собой реальных оснований.

Мы не утверждаем, что в области, занятые зарубинецкой культурой, не было переселений инородных племен. Однако они не объясняют возникновения этой культуры, которая сформировалась не в результате миграций, а вследствие интеграции местного населения, представлявшего субстрат культуры с пришлыми элементами, обладавшими сходными или различными особенностями этнокультурного плана. В этой связи заслуживает внимания освещение субстратных элементов, которыми для зарубинецкой культуры Среднего Поднепровья являлись лесостепные племена скифского времени, а для Верхнего Поднепровья и большей части Припятского Полесья — милоградские племена.

В современной скифологии установилось мнение, что распространенная в VII—III вв. до н. э. на Днепровском Лесостепном Правобережье культура может быть соотнесена со скифами-пахарями Геродота 29. Культура эта — местная, возникшая на основе белогрудовской (эпоха поздней бронзы), с определенным влиянием чернолесской (ранний железный век) и степной, собственно скифской культуры VII— IV вв. до н. э. 30, причем эти влияния в различных районах Среднего Поднепровья проявлялись с различной интенсивностью и менее всего — на севере и северо-востоке, где известна зона самой большой концентрации древних славянских гидронимов. Эти обстоятельства позволили ряду исследователей утверждать, что культура скифов-пахарей Лесостепного Среднего Поднепровья в этническом плане ничего общего со степными скифами-иранами не имеет 31, а именуется «скифами» лишь по аналогии с другими племенами, входившими в Скифию.

Подтверждением этого являются данные письменных источников об отсутствии миграции скифов на северо-запад в середине I тыс. до н. э.» а также данные гидронимии, указывающие, что иранские названия рек не проникали с юга в Среднее Поднепровье 32. Следовательно, можно говорить лишь о скифском культурном влиянии на население Лесостепного Днепровского Правобережья, защищенного от набегов скифов, системой многочисленных мощных крепостей-городищ.

Принимая во внимание эти данные и учитывая принадлежность носителей белогрудовской культуры к праславянскому этносу 33, мы определяем (вслед за другими исследователями) лесостепную культуру Днепровского Правобережья как древнеславянскую. Это позволяет отнести население зарубинецкой среднеднепровской области к славянскому этносу.

Влияние на местное население среднеевропейских элементов, оказавшихся в Поднепровье в результате миграции, зависело от местных исторических условий, что и определило конкретную культурную специфику зарубинецкого среднеднепровского региона.

Таким образом, не отрицая наличия миграций и определенного участия пришлого населения в древней истории славян, мы не отводпм им в этом процессе первостепенную роль. Главной силой в сложении древнеславянского этноса являлись местные племена Среднего Поднепровья.

На территории Верхнего Поднепровья и Припятского Полесья в середине I тыс. до н. э. существовала иная этнокультурная ситуация. Здесь в VI—III вв. до н. э. проживали милоградскпе племена, особенно многочисленные в районах Верхнего Поднепровья 34. Этническое определение носителей милоградской культуры окончательно еще не установлено и некоторые исследователи относят их к балтскому миру (А. И. Тереножкин, В. В. Седов). Однако более аргументированными являются факты в пользу славянской принадлежности милоградцев 35. Об этом свидетельствует и


стр.10
преемственная связь наиболее ранних милоградских памятников, обнаруженных на Волыни, с древностями лебедовского типа, восходящими к праславянской восточно-тшинецкой культуре 36.

Устанавливается также историческое имя племен, оставивших милоградские памятники. Ими были невры Геродота, жившие к северу от скифов-пахарей и к западу от Борисфена; многие историки и археологи (Л. Нидерле и др.) считают невров древними славянами. Топонимы и гидронимы, содержащие корень «нор — нур», в наибольшем количестве встречены именно в пределах милоградской территории. Большое значение имеет также совпадение территории поздних этапов существования милоградских племен в Южной Белоруссии (конец VI—II вв. до н. э.) с территорией зарубинецких памятников Верхнеднепровского региона. Принимая во внимание значительную близость многих элементов милоградской и зарубинецкой культур (в частности, наличие погребального обряда трупосожжения), исследователи справедливо делают вывод о наличии между ними родственных генетических связей 37.

Что касается элементов пришлых культур, встречаемых в зарубинецких памятниках северных регионов, то их соотношение с среднеевропейскими культурами — поморской, подклошевой, ясторфской и др., иногда не может быть установлено, особенно по отношению к верхнеднепровским памятникам. Так, если пришлые элементы в зарубинепкой керамике Припятского Полесья выступают достаточно отчетливо, то на материалах верхнеднепровского могильника Чаплин элементы этих среднеевропейских культур не фиксирует, хотя отрицать их влияние нет оснований.

Таким образом, северные районы зарубипецкой культуры сформировались на основе праславянского этноса, носителями которого являлись племена милоградской культуры, происходящие из того же восточно-тшинецкого корня, что и белогрудовские племена — генетическая основа среднеднепровских «скифов-пахарей». Миграция западных племен привела здесь, как и на Среднем Поднепровье, к появлению некоторых специфических особенностей местной зарубинецкой культуры — украшений и предметов личного убора (фибулы, пояса, браслеты); чернолощеной столовой керамики, некоторых деталей погребального обряда трупосожжения, который, однако, имеет местное, милоградское происхождение.

Следовательно, можно утверждать, что в I тыс. до н. э. миграции различных западных и восточных племен в область славянской прародины, находившейся в лесостепной и полесской частях Поднепровья, не привели к кардинальным изменениям этнической обстановки.

Значительного по масштабам переселения ираноязычного степного скифкого населения на территорию Среднего Поднепровья в это время не происходило. Однако нахождение Скифии у южных окраин древнеславянских земель способствовало проникновению ее культуры в славянскую, о чем говорит, например, наличие иранских культовых терминов в общеславянском языке (бог, свят, славо и др.); распространение в Среднем Поднепровье скифского оружия (лук-стрелы), украшений (булавки), керамики кухонного типа, некоторых деталей погребального обряда (срубы, трупоположения погребенных).

В результате миграции западного населения произошла его интеграция с местными праславянскими племенами, приведшая к образованию новой этнокультурной общности — зарубинецкой культуры, в которой сохранились главные местные праславянские элементы: 1) идущий от милоградской, а отчасти и среднеднепровской культуры, обряд трупосожжения на стороне с последующим захоронением чистых кальцинированных костей в неглубоких прямоугольных ямах; 2) домостроительство в виде небольших квадратных или прямоугольных полуземлянок с открытым очагом, идущее от среднеднепровских и милоградских жилищ; 3) кухонная керамика;4) украшения — булавки, кольца,


стр.11
бусы; 5) и самое основное — язык, о чем свидетельствуют гидронимы древнеславянской территории.

Картина взаимоотношений древних славян с пришлыми элементами кардинальным образом изменилась позже, в I тыс. н. э. В это время под давлением северо-западных племен древние славяне Припятского Полесья оставляют свои земли и отходят на юг, в Подолье и Волынь. Со Среднего Поднепровья часть древнеславянского населения в результате сарматских набегов переселяется на северо-восток, в Верхнее Подесенье.

Эти миграции, приведшие к образованию новых этнокультурных общностей, представленных Черняховскими и киевскими древностями, открывают новую раннеславянскую эпоху.


Сноски
1. Маркс R. Вынужденная миграция // Маркс К. Энгельс Ф. Соч.— 2-е изд.— Т. 8.— С. 568.
2. Kossinna G. Ursprung und Verbreitung der Germanen in vor — und fruhgeschichtigen Zeit—Leipzig, 1926.
3. Daniel G. The idea of prehistory.—Cleveland; N. Y., 1963.— P. 104—127.
4. Филин Ф. П. Образование языка восточных славян.— М.; Л., 1962.— С. 101.
5. Рыбаков Б. А. Геродотова Скифия.— М., 1979.— С. 195—209.
6. Березанская С. С. Средний период бронзового века в Северной Украине.— Киев, 1972.
7. Монгайт А. А. Археология Западной Европы. Бронзовый и железный века.— М., 1974.— С. 346.
8. Седов В. В. Происхождение и ранняя история славян.— М., 1979.— С. 62—74.
9. Тереножкин А. И. Лужицкая культура и культуры Среднего Поднепровья// КСИИМК.—1957.—Вып. 67.—С. 3 и ел.
10. Седов В. В. Указ. соч.— С. 45.
11. Монгайт А. А. Археология Западной Европы.— С. 351.
12. Седов В. В. Указ. соч.— С. 49 и ел.
13. Там же.— С. 53—74.
14. Баран В. Д. Черняховская культура // Этнокультурная карта территории Украинской ССР.— Киев. 1985.— С. 84.
15. Moczynski K. Pierwotny zasiag jezyka praslowianskiego.— Wroclaw; Krak6w, 1947.— S. 59.
16. Филин Ф. П. Указ. соч.— С. 130.
17. Ильинская В. А., Тереножкин А. И. Скифия VII—IV вв. до н. э.—Киев, 1983.^ С. 365.
18. Филин Ф. П. Указ. соч.—С. 147—149.
19. Максимов Е. В. Зарубинепкая культура на территории УССР.— Киев, 1982.— С. 182.
20. Филин Ф. П. Происхождение русского, украинского и белорусского языков.— Л., 1972.— С. 26.
21. Reinecke P. Aus der russischen archaeo-logischen Literatur // Mainzer Zeitschrift.— Mainz, 1906.— 1.— S. 42—51.
22. Tackenberg К. Zu dem Wanderungen der Ostgermanen // Mannus.— Leipzig, 1930.— 22.— S. 283.
23. Kostrzewski J. Zagadniene ciaglosci zaludnienia ziem polskich w Pradziejach.— Poznan, 1961.—S. 103.
24. Babes М. Moldova centrala side nord in secolele II—1 i. e. n.— Bucuresti, 1978.— P. 23—25.
25. Кухаренко Ю. В. К вопросу о проис-хождении зарубинецкой культуры // СА.— I960.— №. 1.— С. 289-300.
26. Кухаренко Ю. В. О так называемых зарубинецких памятниках в Подолии// Проблемы советской археологии.— М. 1978.— С. 142-146.
27. Babes М. Ор. cit— P. 23—25.
28. Каспарова К. В. Роль юго-западных связей в процессе формирования зарубинец-кой культуры // СА.—1981.—№ 2.—С. 57—59.
29. Ильинская В. А., Тереножкин А. 0. Указ. соч.— С. 364.
30. Максимов Е. В. Про шдоснову зарубинецько! культури Середнього Подншров'я / / Археолопя,— 1988.— Вип. 62.— С. 4.
31. Ильинская В. А., Тереножкин А. И. Указ. соч.— С. 365.
32. Трубачев О. Д. Названия рек Правобережной Украины.—М., 1968.—С. 274—277.
33. Березанская С. С. Белогрудовская культура // Археология Украинской ССР.— Киев, 1980.— Т. 1.— С. 499—512.
34. Мельниковская О. Н. Племена Южной Белоруссии в раннем железном веке.— М., 1967.—С. 189—193.
35. Там же.— С. 169—188.
36. Березанская С. С. Лебедовская культура эпохи бронзы в лесостепной Украине // Энеолит и бронзовый век Украины.— Киев, 1976.— С. 215.
37. Поболь Л. Д. Зарубинецкая культура // Очерки по археологии Белоруссии,— Минск, 1970.-С. 167.

© Максимов Е. В., "Наукова Думка", 1990; www.janaberestova.narod.ru, 2001; Портал "Археология России", 2004