ВВЕДЕНИЕ

§ 1. Предмет и источники греческих древностей

Древности греческого народа в обширном смысле заключают в себе все явления и выражения его жизни и деятельности: его историю, философию, географию, литературу и проч. В более же тесном смысле греческие древности составляют часть истории, относящуюся к государственному, общественному, частному и религиозному быту древних греков, и имеют задачею изображение указанных сторон их жизни в последовательном развитии. Древности могут быть разделены на 4 главных отдела: а) древности государственные, б) военные, в) богослужебные и г) частные Задача греческих государственных древностей состоит в изучении форм государственной жизни греков в постепенном их развитии- они рассматривают политическое, финансовое, юридическое и административное устройство греческих государств, деятельность факторов государственной власти, элементы населения, их взаимные отношения и преимущества, затем международные отношения греков вообще и в частности союзы, наконец, воспитание юношества и гражданскую дисциплину, поскольку они определялись государственной властью и стояли в связи с государственным строем. Древняя Греция, как известно, была постоянно раздроблена на множество мелких самостоятельных государств; этим раздроблением обусловливается отчасти и распределение материала греческих государственных древностей они должны рассматривать, с одной стороны, формы быта отдельных государств, с другой — их взаимные отношения. Однако не о всех странах эллинского мира мы имеем достаточные сведения, жизнь Афинского и отчасти Спартанского государства известна нам гораздо лучше, чем жизнь других государств; но зная хорошо жизнь афинян и спартанцев, мы можем делать более или менее правдоподобные заключения и о жизни других греков в ее главных чертах, тем более что Афины почти во все время своего политического могущества и своей независимости и даже долгое время после ее потери были центром общегреческой жизни

Источники греческих древностей могут быть подразделены на 2 рода: а) классические писатели и б) вещественные памятники древности (надписи, монеты, различные предметы домашней утвари, произведения искусства), сохранившиеся до наших времен.

Сочинения, в которых древние писатели излагали свои взгляды на законы и конституции своих государств, почти все погибли (за исключением скудных извлечений и цитат, сделанных позднейшими учеными и компиляторами), кроме трактата Аристотеля об афинском государственном устройстве — «Афинская политая» ('Aqhnaiwn politeia), сохранившегося почти целиком на одном папирусе, найденном в Египте, и впервые изданного в 1891 г. Но зато историки, ораторы, даже поэты и философы не только классического периода, но и позднейших эпох, сообщают нам много материала для изображения жизни древних эллинов в разные периоды, хотя часто не дают объяснений относительно различных частных вопросов. Быт героического периода известен преимущественно из «Илиады» и «Одиссеи» и частью из Гесиода. Для последующих времен источниками служат исторические труды Геродота, Фукидида, Ксенофонта, Полибия, Диодора, Плутарха и др. (к крайнему сожалению, очень много важных исторических сочинений не сохранилось), речи ораторов: Антифонта, Андокида, Лисия, Исократа, Исея, Ликурга, Демосфена, Эсхина, Гиперида и Динарха, географический труд Страбона, историко-археологическое описание Эллады Павсания (II в. по Р. X.), из философов преимущественно Платон (особенно важны диалоги: «Государство» и «Законы») и Аристотель (особенно важны: «Политика» и сочинения «Политии» (Politeiai), в которых было рассмотрено 158 форм общественного строя, существовавших в Греции и соседних странах. Упомянутая 'Aqhnaiwn politeia занимала среди них первое место. Остальные сохранились лишь в отрывках). Из поэтов важен Аристофан, комедии которого дают богатый материал для изучения жизни греков в его время. Много ценных указаний дают нам и позднейшие грамматики, схолиасты и лексикографы, как, например, Полидевк или Поллукс (его лексикон называется 'Onomastikon), Гарпократион (Lexikon twn deka rhtorwn), Гесихий, Фотий, Свида, лексикон, известный под именем «Mega etumologikon» и др., и сборники рукописей различных библиотек, издающиеся под именем «Anecdota» (Parisina, Oxoniensia, Vaticana, Bekkeri и др.).

Надписи (на металлах и камнях, преимущественно на мраморе) служат еще более важным источником, нежели авторы, так как дают весьма точные, документальные показания, притом не подвергшиеся искажению со стороны переписчиков; они заключают в себе распоряжения правительства, государственные акты, договоры, финансовые счета, постановления относительно культа, записи об освобождении рабов, посвятительные, почетные (на пьедесталах статуй и др.), эпитафии и пр. Древнейшие надписи относятся к VIII и VII вв. до Р. X., но их немного; с V в. число их значительно увеличивается, и затем они идут непрерывно до позднейших римских времен. Особенно много материала для политической истории и государственных древностей Эллады доставляют надписи V и IV вв.; с наступлением

македонского владычества выдвигаются на первый план по количеству почетные декреты, коими даруются различные награды и привилегии гражданам или иностранцам за услуги, оказанные данному государству, а в римские времена — льстивые надписи в честь римских императоров и правителей и выдающихся граждан разных государств. Число найденных надписей особенно увеличилось в нынешнем столетии, со времени освобождения Греции из-под турецкого ига, и до сих пор возрастает, можно сказать, ежедневно вследствие новых открытий, так что в настоящее время достигает нескольких десятков тысяч.

Важнейшие сборники надписей: 1) Изданный Берлинской академией наук Corpus inscriptionum Graecarum в 4-х томах, из которых два первые обработал Aug. Boeckh (1828 и 1843 г.), третий — I. Franz (1853), четвертый — Е. Curtius и Л. Kirchhoff (1856). Уже в 70-х годах, когда закончен был этот монументальный труд изданием к нему указателей (Indices — 1877 г.), первые тома его оказались совершенно устаревшими как по количеству, так и по обработке материала, и академия решила предпринять новое издание всех известных греческих надписей, но уже не в виде одного общего сборника, а в виде ряда сборников, соответствующих отдельным частям греческого мира. До сих пор появились: 2) Inscriptiones Graecae antiquissimae praeter atticas in Attica repertas, ed. Я. Roehl (1882 г.). — 3) Corpus inscriptionum Atticarum в 4-х томах: т. 1-й, содержащий древнейшие надписи до 403 г., издал Kirchhoff (1873 г.); т. 2-й, содержащий надписи от 403 г. до времени имп. Августа и изданный Koehler'oM, разделен на 4 части, из коих 1-я вышла в 1877 г., 2-я в 1883, 3-я в 1888, 4-я (Indices) в 1893; т. 3-й, обнимающий надписи римских времен, издал Dittenberger в 2-х частях (1878 и 1882 г.); т. 4-й содержит дополнения к 3-м первым, выходящие выпусками по мере накопления материала; вышли 3 выпуска дополнений к I тому (1877, 1887, 1891), обработанные Кирхгофом, и 1 выпуск ко II тому (1895) в выработке Кёлера. — 4) Corpus inscriptionum Graecarum Graeciae septentrional! s. Vol. I. Inscr. Gr. Megaridis, Oropiae, Boeotiae, — ed. W. Dittenberger (1892). — 5) Inscriptiones Graecae insularum maris Aegaei. Fasc. I. Inscr. Rhodi, Chalces, Carpathi, ed. Hitler uon Gaertringen (1895). — 6) Inscriptiones Graecae Siciliae et It alia e, ed. G. Kaibel (1890). За неимением пока томов нового Corpus'a для других областей греческого мира важны разные другие собрания надписей, которые можно подразделить так: А. Специальные сборники надписей отдельных районов. Например, для южной России Inscriptiones antiquae огае septentrionalis Ponti Euxini graecae et latinae, ed. B. Latyschev, т. I. (1885) и II (1890). - В. Публикации путешествий, предпринятых с целью собирания надписей. Важнейшее: Le Bas, Voyage archeologique en Grece et en Asie Mineure (изд. с 1843 г. После смерти Le Bas продолжали и комментировали издание Waddington и Foucart. Оно осталось неоконченным.) — С. Публикации результатов крупных раскопок, как-то: Die Inschriften von Pergamon, изд. Frankel, т. I (1890) и II (1895), Die Inschriften von Olympia, изд. W. Dittenberger и Purgold (1896). — D. Публикации коллекций музеев, из которых многочисленнейшая и важнейшая принадлежит Британскому музею в Лон-

доне: Ancient Greek Inscriptions in the British Museum, 4 части, издали С. Th. Newton, Hicks и Hirschfeld (1874-93).

Кроме того, существуют сборники надписей, составленные с разными целями (преимущественно учебными). Из таких сборников по количеству собранного материала и для историков и археологов весьма важен выходящий с 1884 г. и еще незаконченный сборник Collitz'a: Sammlung der Griechischen Dialektinschriften, хотя он прежде всего имеет в виду лингвистические цели. Выбор надписей, особенно важных для изучения истории и быта греков, дал Dittenberger: Sylloge inscriptionum Graecarum, fasc. I, II. 1883. Надписи юридические издали Dareste, Haussoullier, Th. Reinach: Recueil des inscriptions juridiques Grecques. I — III. 1891 — 94.

Вновь находимые надписи обыкновенно публикуются прежде всего в периодических изданиях, из числа которых по количеству издаваемого материала особенно важны: 1) 'EfhmeriV arcaiologikh , изд. с 1837 г. (с перерывами) афинским археологическим обществом; 2) Bulletin de correspondance Hellenique, изд. французской археол. школой в Афинах с 1877 г.; 3) Mittheilungen des Kaiserl. Deutschen archaeolog. Instituts. Athenische Abtheilung с 1876 г. Есть, конечно, много и других сборников и отдельных изданий надписей. Изучение надписей выделилось в особую отрасль филологической науки под названием эпиграфики. Для ближайшего ознакомления с ней могут служить:

1) Sal. Reinach, Traite d'epigraphie Grecque (1885); 2) W. Larfeld, Griechische Epigraphik в Handbuch der klass. Alterthumswissenschaft, herausg. von. Iwan Muller, т. I (2-e изд. 1892).

Общие сочинения по греческим государственным древностям: К. Fr, Hermann, Lehrbuch der griech. Antiquitaten (I Bd. Staatsalterthumer. 6 Aufl. bearb. v. V. Thumser. 1 Abth. 1889. 2 Abth. 1892; II Bd. Rechtsalterthiimer. 4 Aufl. bearb. v. Th. Thalheim 1895; Kriegsalterthumer, bearb. v. H. Droysen. 1889); G. F. Schoemann, Griech. Alterthumer, т. I, 3 изд. 1871; G. Gilbert, Handbuch der griech. Staatsalterthumer, 2 тома: I (2-е изд.), 1893, II-1885; G. Busolt, Griech. Staats- und Rechtsalterthumer в Handbuch Iw. Muller'a, т. IV, часть 1-я (2-е изд.) 1892. Русский перевод — 2-е изд. Харьков 1894.*

Кроме того, ввиду тесной связи греческих государственных древностей с политической историей греков, изучающему древности, приходится очень часто обращаться к общим трудам по истории, из которых здесь достаточно будет назвать: G. Grote, History of Greece, 12 т. Лонд. 1846 — 56 и поздние издания (нем. перев. Meissner'a 6 томов, 2-е изд. 1883; франц. перев. Sadous 15 тт. 1864 — 66); Е. Curtius, Griechische Geschichte 6-е изд. 1887 — 88 (русский перевод гг. Веселовского, Неведомского и г-жи Корсак. М. 1880 — 83); М. Duncker, Geschichte des Alterthums, 5-е изд., том V — IX. 1881 — 86;G. Busolt, Griechische Geschichte bis zur Schlacht bei Chaironeia 2-е изд. т. I - 1893, II - 1895; E. Meyer, Geschichte d. Alterthums, т. II, 1893; A. Holm, Griechische Geschichte, т. I-IV, 1885-94; Beloch, Griechische Geschichte, 2 тома 1893 — 97 (русск. пер. Гершензона, т. I. M. 1897); П. И. Аландский, История Греции. Киев. 1885; /. G. Droysen. Geschichte des Hellenismus, 2-е изд. 1877 — 78. (Русский перевод Шелгунова и Цим-

мермаш с франц. изд. М. 1891 — 93); G. F. Hertzberg, Geschichte Griechenlands unter der Herrschaft d. Romer. 1866 — 75 и др. Систематический обзор трудов по древней истории дает С. Wachsmuth, Einleitung in das Studiwn der alten Geschichte. Leipz. 1895. См. также: G. Busolt, Griech. Geschichte, т. Ill, ч. 1: Die Pentekontaetie. Gotha. 1897.

§ 2. Географический обзор Эллады

Под именем Эллады ('EllaV) в этнографическом смысле древние греки разумели все вообще страны, в которых обитали эллины. В географическом же смысле Элладой называлась часть Балканского полуострова к югу от Камбунских гор (пространством до 1600 кв. м) и прилегающие к ней острова. Часть Эллады, лежащая на материке Европы, резко делится на две части: полуостров Пелопоннес и материк к северу от него; материк в свою очередь может быть подразделен на северную и южную части. Северная часть горами Камбунскими и Керавнскими отделяется от Македонии и Иллирии и сама хребтом Пиндом разрезается на 2 области: Эпир — на западе и Фессалию — на востоке. Фессалия образует собой котловину, замкнутую отовсюду горами: на западе — Пиндом, на севере — Камбунскими, на востоке со стороны моря — Олимпом, Оссою и Пелием, на юге — Отрием и Этой, которая, оканчиваясь близ моря, образует знаменитое Фермопильское ущелье. Посреди Фессалии протекает река Пеней, устье которой орошает живописную Темпейскую долину (ta Temph). Из городов Фессалии важнейшие были: Ларисса, Кранон, Фарсал, Феры и др.

Южная часть материка или средняя Греция простирается от заливов Малийского и Амбракийского (нын. Арта) до Коринфского и Саронического и в древности заключала в себе 8 областей: Аттику, Беотию, Фокиду, две Локриды, Дориду, Этолию и Акарнанию. Аттика, с г. Афинами, занимающая юго-восточный угол материка, покрыта горами и холмами и имеет большей частью скалистую почву, с немногими плодородными долинами. Лежащая рядом с нею весьма плодородная область Беотия с горами Геликоном и Кифероном, озером Копаидой и изливающеюся в него рекой Кефисом, по многочисленности населения могла бы играть видную роль в истории, но этому препятствовали внутренние неурядицы и сам характер населения, которое остальные греки считали тупоумным и ленивым. В Беотии были города: Фивы, Орхомен, Платеи, Танагра, Херонея, Галиарт и др., составлявшие между собой союз. Далее лежали: Фокида с горой Парнасом и городом Дельфами, небольшая область Дорида и две Локриды — восточная или Опунтская (от имени города Опунта) и западная или Озолъская. Последняя граничила с дикой, скалистой Этолией (с городами: Фермом, Плевроном, Калидоном и др.), за которой лежала Акарнания, самая западная область средней Греции.

На Коринфском перешейке ('IsqmoV), отделяющем Пелопоннес (нын. Морею) от средней Греции, лежали области городов Мегар и Коринфа. Рядом с последней лежала область г. Сикиона и далее по берегу Коринфского залива Ахайя с 12 городами, издревле составлявшими союз. Середину полуострова занимала гористая и богатая пастбищами Аркадия с городами: Орхоменом, Мантинеей, Тегеей, Стимфалом и др. На западе с ней граничила священная Элида, орошаемая р. Алфеем; в ней на Олимпийской равнине происходили знаменитые общегреческие национальные игры. Юг Пелопоннеса занимали области Лаконика и Мессения, разделенные горным кряжем Тайгетом, а к востоку от Аркадии лежала Арголида с городами: Аргосом, Микенами, Эпидавром, Трезеном и др.

Эгейское море между Элладой и Малой Азией усеяно островами, которые весьма рано уже были заняты эллинами. Наиболее обширный из них, Эвбея, остров гористый и плодородный, тянется в юго-восточном направлении вдоль берега Эллады с городами: Халкидой, Эретрией, Каристом и др. В Сароническом заливе лежат острова Саламин и Эгина, затем в открытом море Киклады: Делос со славным в древности храмом Аполлона, Кеос, Андрос, Тенос, Парос, известный мрамором, Наксос и др. Близ берега Малой Азии разбросанно лежат Спорады: Лесбос, Хиос, Самоc, Кос, Родос и др., далее на юге Крит и на востоке Средиземного моря Кипр. С запада Грецию омывает Ионийское море, в котором лежат острова, известные ныне под общим именем Ионических: Керкира (Корфу), Левкада, Итака (Теаки), Кефалления и Закинф (Занте); к югу от Пелопоннеса лежит довольно большой остров Киферы (Чериго).

По своему географическому положению Греция представляла много весьма благоприятных условий для многостороннего развития своих обитателей. Соседство моря, необыкновенное развитие береговой линии, удобство морских сообщений, — все это способствовало быстрому росту греческой культуры и всемирно-исторической роли Эллады. Наиболее характерная особенность Греции состоит еще в чрезвычайном разнообразии устройства ее поверхности, почвы, климата, которыми обусловливается историческое разнообразие греческой жизни. Многочисленные разветвления горных кряжей служили естественными границами отдельных политических общин и способствовали широкому развитию национальных особенностей отдельных племен и тому, что здесь могли быть произведены опыты различных государственных конституций, начиная от монархии и кончая демократией. Но между горами Греции нет ни одной столь высокой и значительной по протяжению горной массы, которая бы совершенно мешала международным сношениям. Наиболее благоприятные географические условия представляет восточная сторона полуострова (многочисленность заливов и гаваней, удобство сообщений с островами и образованными государствами древнего Востока, разнообразие почвы, климата и естественных

§ 3. Население Эллады

Древние греки принадлежали к арийской или индо-европейской семье народов, так же как и индийцы, кельты, германцы и славяне, и именно к греко-италийской группе этой семьи. Общность происхождения греков с этими народами доказывается сродством их языков и основных религиозных воззрений; из этого сродства необходимо заключить, что они пришли в Европу из Азии, хотя невозможно даже приблизительно определить, когда и каким путем это произошло. Во всяком случае переселение эллинов относится еще к доисторическим временам; переселились они, можно предполагать, не через острова Эгейского моря, которые были заняты ими позднее, а через Черное море, по Дунаю и вдоль берега Адриатики.

Придя на Балканский полуостров, эллины застали здесь туземное население, казавшееся им варварским и почти не оставившее следов в их истории. Из таких древнейших обитателей Эллады чаще других упоминаются пеласги и лелеги (а также и другие племена, как: куреты, дриопы, минии, эпеи, кавконы, фракийцы, имевшие, кажется, весьма раннее влияние на религию и поэзию греков, и др.); но относительно этих племен мы не знаем ничего достоверного, хотя есть основание думать, что они обладали уже зачатками культуры. Еще до сих пор уцелели в разных местах Греции памятники цивилизации, относимые к доэллинскому периоду, именно остатки громадных каменных стен городов и замков (так называемые киклопические постройки), огромные куполообразные гробницы и пр. Эллины, народ по всей вероятности близко родственный с пеласгами, явившись в

Фессалию *, постепенно распространялись оттуда дальше по полуострову и островам и частью вытеснили другие племена, частью смешались с ними, так что их имя сделалось скоро общим названием всего населения Эллады. Происхождение главных эллинских племен поэтическое предание представляет следующим образом: Девкалион, сын могучего титана Прометея, желавшего подобно Зевсу быть творцом человека, царствовал во Фтиотиде, когда Зевс ниспослал на землю великий потоп, чтобы наказать людей за их беззакония. Только Девкалион со своей супругой Пиррой спаслись от этого потопа и, по совету богов, для заселения земли новыми людьми стали бросать через себя «кости матери-земли», т. е. камни, из которых и произошли люди. У Девкалиона и Пирры был сын Эллин, родоначальник эллинского народа, четыре племени которого произошли от его сыновей Дора и Эола и внуков Иона и Ахея (от третьего сына Key фа). Очевидно, что в этом мифическом сказании, сложившемся уже тогда, когда греческие племена пришли к сознанию своего племенного единства, сам Эллин является символом или олицетворением всего народа, а его сыновья и внуки — олицетворениями четырех главных эллинских племен. В доисторическую эпоху самыми могущественными из них были эолийцы и ахейцы; в исторические же времена, напротив, дорийцы и ионийцы.

В сознании эллинов, несмотря на их самобытное и своеобразное развитие, существовало представление о сильном влиянии на их первоначальную культуру чужеземных элементов, которое и выразилось в мифических преданиях о чужеземных вселениях в Грецию из Египта, Финикии и Фригии. По преданию (впрочем, весьма позднему) еще за XV веков до Р. X. прибыл в Аттику Кекроп из египетского города Саиса, женился на дочери туземного царя, наследовал его престол и положил начало Афинам, построив крепость Кекропию; он ввел поклонение Зевсу и Афине, установил брак и погребение умерших. По другим преданиям финикиянин Кадм основал в Беотии крепость Кадмею (Фивы) и научил жителей письменам и добыванию руды. Несколько позже прибыл Цапай из Египта в Аргос и также сообщил туземцам начатки культуры. Наконец, в половине XIV века фригиец Пелоп явился в Элиду и распространил свое владычество над большей частью полуострова, который от его имени стал называться Пелопоннесом (= PelopoV nhsoV ).

Достоверность всех этих мифических преданий весьма сомнительна, равно как и само существование Кекропа, Пелопа и др., как исторических лиц. Однако же нет оснований отвергать ранних сно-

шений Греции с Востоком и известного влияния последнего на эллинскую культуру; следы сношений с Египтом можно подметить в мифах и произведениях древнейшего греческого искусства, типы и техника которых носят отпечаток влияния египетского искусства (например, найденные Г. Шлиманом в микенских гробницах мечи с изображениями, которые и по содержанию и по исполнению весьма сходны с встречающимися на древних египетских памятниках). Еще более заметно влияние финикиян, торговые фактории которых в глубокой древности существовали в разных местах Эллады: от них греки заимствовали алфавит, некоторые ремесла, названия местностей (например, Саламин, Мелита), некоторые культы, мифические предания и пр. Но эти заимствования с Востока с течением времени были переработаны и облагорожены и приняли чисто греческий характер. К политической истории и государственному быту Эллады они не имеют непосредственного отношения, так как существовавшие в ней формы и порядки общественности не носят на себе следов заимствования или подражания и всецело выработаны самими эллинами.

§ 4. Общий взгляд на развитие греческих государств

По понятиям греческих политиков государство есть высшее человеческое общество, имеющее целью самостоятельную и счастливую, т. е. добродетельную, жизнь. Оно есть целое, состоящее из отдельных единиц — граждан, т. е. лиц, имеющих право принимать участие в управлении; оно берет на себя заботу о свободном и счастливом существовании граждан, но за то и от них требует посвящения всей жизни на служение целому. Каждое государство имеет свою форму или устройство (politeia), определенное законом (nomoV), выражающим волю всего общества или верховной государственной власти. Закон неограниченно властвует над всем обществом, не подчиняясь временным интересам и мнениям большинства. Самыми древними и священными законоположениями были те, которые основывались на обычае и жизненном сознании идеи права; письменные законодательства везде являются только следствиями злоупотреблений и столкновений, которые заставляли общества положительными нормами заменять упадок идеи права.

Правильное государство, по понятиям греков, могло существовать только в границах, которые бы допускали прямое и личное участие всякого гражданина в общественных делах; слишком большая масса народа не допускала бы настоящего благоустройства и законного порядка. С другой стороны, оно не должно было быть настолько мало, чтобы не могло сохранить своей самостоятельности и защищать ее от внешних врагов; оно должно довольствоваться самим собой, т. е. нужно такое пространство земли, которое бы производило все потребное для жителей, нужно такое количество граждан, чтобы они могли своим

трудом и деятельностью добывать все необходимое для жизни. Граждане должны знать друг друга, чтобы иметь возможность судить, избирать чиновников и в случае нужды воспрепятствовать, если бы не гражданин захотел пробраться в число граждан. Такими воззрениями вместе с естественными условиями страны обусловливается политическое обособление, которое составляет отличительную черту древнегреческого государственного быта. Греческое государство обыкновенно представляло один город с окружавшей его небольшой областью.

Каждая форма правления, по понятиям греков, могла быть правильной, так как высшая правительственная власть была представительницей идеи права. Аристотель (Пол. III, 5, 1) различает три формы организации правительственной власти: правление одного, немногих и большинства. Правление одного носило название monarcia, правление лучшей части граждан, имеющей большие права, — aristokratia, правление большинства граждан — dhmokratia. Установление той или другой формы правления зависело от исторического развития или других внешних обстоятельств. Каждая из этих правильных форм правления, однако, в общем течении развития государственной жизни эллинов нередко вырождалась в неправильную или деспотическую, в которой лица, облеченные властью, употребляли ее лишь для удовлетворения собственных интересов, забывая право и закон: монархии соответствовала turanniV, аристократии — oligarcia, умеренной демократии — абсолютная или oclokratia, в которой все граждане без различия состояний и личных достоинств одинаково участвовали в управлении. Иногда право участия в верховной власти было соразмеряемо с имущественным положением граждан; такая форма правления называлась timokratia.

При всех разнообразных изменениях и оттенках в формах правления большинство греческих государств следовало одному общему ходу развития, переходя более или менее последовательно от монархии к аристократии, олигархии и далее к тирании, умеренной демократии и, наконец, охлократии. Древнейшая форма правления в Греции — наследственная монархия, которую мы встречаем во всех греческих государствах в героические времена, — уже в ближайшие века после переселения дорийцев в Пелопоннес почти всюду исчезла, как вследствие вырождения царских родов и упадка в них древних доблестей, так и вследствие увеличения силы благороднейших граждан, которые уже в героический век имели важное значение как советники царей. В большинстве случаев переворот происходил мирным путем, без насильственных посягательств против царской власти. С падением ее власть переходила именно в руки благороднейших родов, значение которых основывалось на происхождении, больших поземельных владениях и умственном превосходстве над массою народа. Мало-помалу вырождалась и аристократия и превращалась в олигархию: с течением времени как власть, так и богатство сосредоточивались в руках немно-

гих знатнейших родов, которые роднились только между собою и, забывая об общественном благе, преследовали только свои частные интересы, угнетая народ, положение которого при господстве олигархии бывало в высшей степени бедственно. Олигархия вначале поддерживалась наследственным влиянием, материальным и умственным превосходством, владением оружием и укрепленными пунктами, исключительным обладанием всеми знаниями в области религии, права и истории, связями с другими государствами и тесною сплоченностью, между тем как народ, занятый материальными заботами, еще не мог достигнуть единодушия и сознания своей силы. Поэтому олигархия дольше удерживалась преимущественно в таких государствах, где по свойствам почвы земледелие было главным занятием и прикрепляло людей к их поземельным участкам, рассеивая по отдельным деревням; где же, напротив, бесплодие почвы или удобное положение страны развивало промышленность, торговлю и мореплавание и масса народа стекалась в один промышленный или торговый пункт, там уже рано развивался демократический дух, с которым скоро приходила в столкновение олигархия.

Исход борьбы демократического и олигархического элементов бывал различен; но часто народная партия одерживала верх и приобретала себе большие права и участие в управлении. Нередко случалось при этом, что умные и даровитые личности, выступавшие для защиты прав и интересов народа в борьбе его с притеснителями, легко присваивали себе верховную власть, отнятую у олигархов, и становились тиранами, или же, хотя в редких случаях, сам народ облекал избранное лицо, с именем эсимнета (aisumnhthV), неограниченной властью для умиротворения партий и пересоздания существующего устройства. Господство тиранов, однако, нигде почти не было продолжительно, так как обыкновенно уже дети первых тиранов становились самоуправными деспотами и угнетали народ, который вследствие этого восставал против них, причем подавал на время руку олигархам, как непримиримым врагам тирании; потом обыкновенно водворялось демократическое устройство. Пятый век до Р. X. был временем полного развития демократии и вместе самым цветущим периодом в истории Эллады. Греко-персидские войны, возвысившие народное самосознание эллинов и развившие политические сношения между государствами, много способствовали развитию демократических начал. Однако, рядом с полным развитием демократии в некоторых государствах сохранялось и господство аристократии и продолжали существовать аристократические партии.

Особенно сильное влияние на распространение и развитие демократии оказали Афины, демократическое устройство которых служило образцом для других государств. Противовесом этому влиянию служило влияние Спарты, которая везде покровительствовала олигархии. Когда вражда между этими двумя первенствующими государствами

прорвалась наружу в Пелопоннесской войне, то и в других государствах возгорелась ожесточенная борьба партий, причем государства, смотря по перевесу в них олигархической или демократической партии, становились на сторону Спарты или на сторону Афин.

В конце борьбы олигархия одержала верх, но своими вопиющими злоупотреблениями снова возбудила сильные волнения и жестокие войны, среди которых постепенно подтачивались основы государственного строя и заботы об общем благе отступали на задний план перед интересами партий. Всеобщая деморализация достигла значительной высоты, и с этих пор эллинские государства стали клониться к упадку. (Во многих городах вследствие внутренних потрясений снова возникали тирании, которые отличаются от прежних более военным характером и жестокими злоупотреблениями, которые навсегда заклеймили имя тиранов в истории.) Возвысившееся на севере Эллады грозное могущество Македонии, вследствие всеобщего политического и нравственного упадка, постоянных раздоров в среде эллинских государств и подкупности народных руководителей, проложило себе дорогу к подчинению Эллады, которая после смерти Александра Великого (323 г.) обратилась в арену частых войн его преемников. В это время лишь изредка являются проблески древнеэллинского духа, например, в попытках Агиса IV и Клеомена III свергнуть олигархию в Спарте и восстановить древнедорийские учреждения во всей их чистоте, или в борьбе усилившегося в Пелопоннесе Ахейского союза с тираниею и могуществом македонским. Во время этих смут возвысившаяся на западе сила Рима получила доступ в Грецию и взятием Коринфа в 146 г. положила конец ее свободе.

Hildenbrandt, Geschichte und System der Rechts- und Staatsphilosophie. I. Das klassische Alterthum. 1860; F. Susemihl, Die Lehre des Aristoteles vom Staat 1867; W. Oncken, Die Staatslehre des Aristoteles, v. I - 1870, II - 1875; Я. Henkel, Studien zur Gesch. d. griech. Lehre vom Staate. 1872; Б. Чичерин, История политических учений, т. I. M. 1869; Я. Г. Редкий, Из лекций по истории философии права в связи с историей философии вообще. СПб. 1888 и cл., 7 томов.

Наш обзор греческого государственного быта мы разделим на четыре главных отдела: в первом, познакомившись предварительно с главными основами государственной жизни греков, проследим исторический ход ее развития от монархии до демократии, во 2-м и 3-м познакомимся ближе с двумя важнейшими государствами — Спартанским и Афинским, наконец, в 4-м рассмотрим международные отношения греков вообще и в частности их религиозные и политические союзы.

РАЗДЕЛ I. ИСТОРИЧЕСКИЙ ОБЗОР РАЗВИТИЯ ФОРМ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ЖИЗНИ ЭЛЛИНОВ

ГЛАВА 1. Основы греческой государственной жизни

§ 1. Элементы народонаселения

В каждом греческом государстве, кроме граждан в собственном смысле, были и другие элементы населения, не входившие в состав гражданской общины, именно: а) люди несвободные, т. е. рабы или крепостные, б) жители лично свободные, но не пользовавшиеся гражданскими правами.

Рабство уже в глубокой древности существовало во всей Элладе. Еще в гомеровские времена купля и продажа военнопленных или похищенных людей была распространена повсюду. Раб уже тогда составлял часть имущества своего господина, переходил по наследству от отца к сыну, мог быть продан и даже убит господином безнаказанно, одним словом, его участь вполне зависела от воли господина, но вследствие патриархального склада всей жизни тогдашних времен обыкновенно была довольно сносною и само число рабов вообще не было велико. В более поздние времена, с постепенным развитием искусств и ремесел и с изменением строя государственной жизни греков, во времена господства знати стало распространяться воззрение, что занятие ремеслами унижает достоинство гражданина, жизнь которого должна быть посвящена на служение отечеству. Поэтому ремесла перешли преимущественно в руки рабов и иностранцев и ео ipso рабство приобрело огромное значение для социальной жизни греков; на рабов стали смотреть, как на необходимую принадлежность полного хозяйства*. В исторические времена огромное количество

рабов работало на полях крупных землевладельцев, на фабриках, в рудниках и пр. под надзором управителей и надсмотрщиков, по большей части принадлежавших также к рабскому состоянию; другие занимались мореплаванием, торговлею и другими профессиями. Чем зажиточнее был дом, тем больше было в нем рабов. Были также рабы, жившие отдельно от господ и платившие им определенный годовой оброк, а остальную часть заработка обращавшие в свою пользу и таким образом достигавшие иногда значительного благосостояния. Затем были рабы государственные, из которых набиралась полицейская стража, писцы и низшие служители должностных лиц и т. п.

В цветущее время Эллады рабы составляли самый многочисленный элемент народонаселения в большинстве государств, за исключением таких, в которых их место заступали крепостные или где существовали особые условия, ограничивавшие развитие рабства. По свидетельствам древних авторов, коринфяне в эпоху своего процветания имели 460 000, эгинеты — 470 000 рабов; в Аттике в 309 г. считалось 400 000 рабов при 21 000 граждан; у дарданцев было по 1000 и более рабов у одного господина *. Напротив, у фокейцев и локров до IV в. до Р. X. законом запрещено было иметь рабов **; но такие установления, без сомнения, составляли исключение и могли иметь место только в странах, менее затронутых цивилизациею и сохранивших простые патриархальные отношения. Большинство рабов было варварского происхождения, преимущественно из стран припонтийских и малоазиатских.

Раб признавался безусловно имуществом своего господина и, в качестве такового, не считался даже юридическою личностью, а просто телом мужским или женским (swma andreion, s. gunaikeion). Если кто обижал раба, то господин мог жаловаться на вред, причиненный его имуществу, и с другой стороны обязан был возмещать причиненные рабом убытки. Судебные показания во всех делах, кроме касавшихся убийства, брались у рабов, по крайней мере в Афинах, не иначе как под пыткою, в силу мнения, что только физическая боль может заставить раба говорить правду. Дозволение пытать рабов зависело от воли господина. Сам господин мог подвергать своих рабов какому угодно телесному наказанию, налагать на них клейма и даже убивать, не подвергаясь строгой ответственности. Однако государство иногда давало рабам защиту от жестокого обращения господ, предоставляя право искать убежища в известных святилищах: таковы были, например, в Афинах

храм Тесея и святилище Эвменид, храм Геры в Флиунте, святилище Паликов в Сицилии, храм Деметры в Андании (в Мессении) и др. В Афинах раб, убежавший в храм Тесея, мог просить о продаже его другому господину; в Андании жрец Деметры решал вопрос, имел ли раб достаточные причины искать убежища в святилище, и если таковых не оказывалось, то он должен был возвращаться к господину. Нередко, впрочем, отношение господ к рабам было вполне гуманное. Иногда господин позволял рабу приобретать собственное имущество и обзаводиться домом и семьей, так как последняя теснее привязывала раба к дому господина. Рабы, рожденные дома (oikogeneiV, endogeneiV ), вообще считались более развитыми и преданнее покупных. Рабы нередко имели доступ к общественным святилищам и праздникам.

Рабы могли получать свободу или от государства, или от господина. Государство могло освобождать рабов частных лиц за особые заслуги, например, за донос о важном государственном преступлении (вроде измены и т. п. ) или за военную службу, когда в ней оказывалась надобность. При этом государство возмещало господам убытки за освобожденных рабов. Освобождение раба господином вполне зависело от воли последнего и делалось или даром (за услуги, по завещанию и т. п.), или за известный выкуп. Но так как раб не был юридической личностью и потому не мог заключать никакого договора, то он часто вносил выкупную сумму в храм какого-либо божества, жрецы которого заключали от себя договор с господином и вручали ему деньги. Такая фиктивная продажа божеству была особенно распространена в Дельфах. Нередко также (преимущественно в городах средней Греции) господин посвящал раба божеству и тем ставил его под защиту храма, хотя и такое посвящение было чисто фиктивное, так как раб не был обязан служить при храме Наконец, встречаются случаи формального освобождения в народном собрании. Вольноотпущенники обыкновенно приписывались к классу метеков и обязывались признавать прежнего господина своим патроном, иногда же, за особые заслуги, прямо получали от государства гражданские права.

От покупных рабов следует отличать крепостных в Фессалии и некоторых дорических государствах. Это были потомки древнейшего населения этих областей, обращенного в крепостную зависимость пришлыми завоевателями. Они были прикреплены к земле, разделенной на участки между завоевателями, и обязаны были обрабатывать ее на свой счет и доставлять владельцу участка определенное количество продуктов. Владелец участка был непосредственным господином живших на нем крепостных, но не имел над ними неограниченной власти: он не мог ни продавать их без земли,

ни освобождать; право освобождения принадлежало только государству. В некоторых государствах (например, на Крите) крепостные составляли признанные законом семьи и имели право собственности. Так как крепостные не принадлежали, подобно покупным рабам, к разным племенам, а составляли однородную массу населения, иногда значительно превосходившую своею численностью господствующее племя, то последнему приходилось опасаться восстаний со стороны крепостных (которые и действительно неоднократно бывали, например, в Лаконике и Фессалии), и это опасение много способствовало ухудшению их положения. К этому классу несвободного населения принадлежали eilwteV, в Лаконике, penestai в Фессалии, gumnhsioi в Аргосе, katwnakoforoi или korunhforoi в Сикионе, mnwitai и afamiwtai или klarwtai на о. Крите. В некоторых дорических колониях туземное население, порабощенное колонистами, также было обращено в крепостных: таковы были мариандины в Гераклее Понтийской, киллирии или калликирии в Сиракузах. Положение илотов в Лаконике, известное нам лучше положения других крепостных, будет изложено в разд. II.

Жители типа афинских метеков. Кроме несвободных, во всех греческих государствах (за исключением разве таких, которые не допускали долговременного пребывания иностранцев, как, например, Спарта, или совсем не поддерживали внешних сношений) был класс населения, часто очень многочисленный, состоявший из тех иностранцев (xenoi), которые поселялись в данном государстве на продолжительное или постоянное жительство, приписывались к числу его обывателей и обязывались исполнять известные повинности. Такие обыватели назывались metoikoi (например, в Афинах) или paroikoi, enoikoi, katoikoi, epoikoi. 0 правовом положении аттических метеков будет сказано ниже, в разд. III; о положении таких жителей в других государствах мы имеем мало сведений, но, вероятно, оно всегда было более или менее сходно.

О положении рабов и крепостных, кроме общих курсов греческих древностей, см. Limbourg-Brouwer, Histoire de la civilisation des Grecs т. Ill, стр. 248 cл.; Н. Wallon, Histoire de l'esclavage dans l'antiquite, Paris 1879 (2 изд.); Buchsenschutz, Besitz und Erwerb im griech. Alterthum, Halle 1869. Об освобождении рабов: Р. Foucart, Memoire sur l'affranchissement des esclaves sous la forme d'une vente a une divinite, Paris 1867; В. В. Латышев, Новые Хэронейские надписи об освобождении рабов, Журн. М. Н. Пр. за февраль 1883. Вообще о составе и числе населения греч. государств и городов см. J. Beloch, Die Bevolkerung der griech. -rom. Welt, 1886; W. Richter, Die Sclaverei im griech. Alterthum, Breslau 1886.

Граждане. Несвободные и жители типа метеков входили в состав народонаселения государства, но не пользовались в нем политиче-

скими правами. Последние принадлежали в каждом государстве только его гражданам (politai). Главным отличительным признаком гражданина в полном смысле этого слова, по Аристотелю (Пол. III, 1, 4 и 8), было участие в государственной власти, но этот признак вполне верен только относительно государств демократических, так как в них, действительно, все граждане имели право участия в главнейших органах государственной власти: народном собрании и суде; между тем в государствах аристократических к государственному управлению и суду имели доступ только члены нескольких родов, выдававшихся благородством своего происхождения или богатством, которые, стало быть, одни подходили под аристотелевское понятие о полном гражданине; рядом с ними в аристократических государствах был значительный класс населения, который также входил в состав гражданской общины, но пользовался меньшими политическими правами, хотя право владения недвижимою собственностью, право самостоятельно выступать перед судом и прочие права гражданские принадлежали ему наравне с господствующим сословием.

Так как первоначальною основою, из которой развилась греческая государственная жизнь, была семья, то первым условием права гражданства для каждого отдельного лица во всех греческих государствах было происхождение от законного брака гражданина с гражданкою; дети от таких браков назывались gnhsioi. Дети, прижитые вне брака или происшедшие от смешанных браков (т. е. граждан с не гражданками или наоборот), признавались незаконными (noqoi) и как таковые не принадлежали к семье отца и не имели прав членов семьи, в особенности права наследовать отцу без завещания. Браки между гражданами разных государств считались законными только в таком случае, если между двумя государствами особым договором установлена была epigamia, т. е. признание законности браков принадлежащих к ним лиц. В демократических государствах иногда случалось, что при значительной убыли гражданского населения даровались гражданские права лицам, происшедшим от браков граждан с иностранками и даже рабынями (или наоборот), но затем после приращения народонаселения государство обыкновенно восстановляло нарушенные положения (Арист. Пол. III, 3, 5).

Кроме родовых граждан в государствах были еще жалованные (poihtoi, dhmopoihtoi), т. е. получившие право гражданства в силу постановления высшей государственной власти, обыкновенно за какие-либо важные заслуги, оказанные государству. Новые граждане записывались в существовавшие в государстве подразделения и получали или сразу все права наравне с родовыми гражданами, или

с некоторыми ограничениями: так, например, доступ к высшим государственным должностям, особенно к имевшим религиозный характер, нередко оставался закрытым для новых граждан до третьего поколения.

О правах аттических граждан см. ниже в разд. III, гл. 19.

§ 2. Родовые и территориальные подразделения гражданских общин

Семья. Исходною точкою государственной жизни эллинов, как и других арийских народов, был так называемый патриархально-родовой быт, в котором первоначальною клеточкою была семья, состоявшая из хозяина, его законной жены и детей; рабы также причислялись к семье, как домочадцы. Хозяином дома (kurioV) был отец семьи, ее естественный владыка, опекун и представитель пред богами и людьми; он заведовал культом домашних богов, хранил свойственные семье ритуальные обряды и учил им сына; он же представлял пред судом свою жену, несовершеннолетних детей и рабов. Женщина у греков в течение всей жизни считалась как бы несовершеннолетнею и находилась под опекой мужчины; по аттическому закону женщина самостоятельно, без посредства своего kurioV, не могла заключать никакой сделки, стоимость которой превышала цену медимна ячменя. Опекуном незамужней был ее отец, а после его смерти — старший брат или другой ближайший родственник с отцовской стороны, опекуном замужней — муж и после его смерти старший сын; если она оставляла дом мужа, то возвращалась под опеку отца или его ближайших родственников. Однако женщина даже в замужнем состоянии имела право собственности, а в некоторых государствах — даже право распоряжения имуществом, принесенным с собою при вступлении в брак (приданым и наследством). Общность имущества мужа и жены вообще не была признаваема греческим правом. Муж имел право пользования имуществом жены, но терял его в случае, если она умирала бездетною или в случае расторжения брака, так как в таких случаях имущество возвращалось родственникам жены; если же от брака происходили дети, то они после смерти матери получали все ее имущество, отец же только заведовал им до совершеннолетия детей.

Власть отца над детьми не была безграничною или деспотическою и, по крайней мере, в исторические времена, регулировалась законами. Так, например, издревле принадлежавшее отцу право продавать детей было ограничено Солоном и другими законода-

телями. Отец мог наказывать детей, мог отдавать дочь в замужество за кого ему угодно, мог предоставлять другой семье право усыновления его сына, наконец, мог формально, посредством публичного объявления (apokhruxiV), отказываться от сына; но, с другой стороны, он был обязан, по крайней мере, по аттическим законам, заботиться о приличном воспитании детей и учить их какому-нибудь ремеслу, теряя в противном случае право требовать от детей содержания и ухода в старости и болезни. Отцовская власть над сыновьями прекращалась с достижением ими совершеннолетия; государство признавало совершеннолетних даже при жизни отца самостоятельными личностями, а если они были сироты или сыновья наследниц, то с достижением совершеннолетия получали право распоряжаться своим имуществом. Время гражданского совершеннолетия определялось различно в разных государствах, но вообще оно было около 18-го года жизни. После смерти отца имущество его обыкновенно делилось поровну между сыновьями, дочери же получали из него только содержание до замужества и приданое при выходе замуж; в случае же отсутствия сыновей наследство переходило к дочери, на которой в таком случае обязан был жениться ближайший родственник отца.

Роды и племена. Следствием естественного размножения и разделения семьи, т. е. образования особых семей сыновьями и внуками главы семьи, было происхождение рода (genoV). Отец первоначальной семьи, от которой происходили все семьи рода, был его родоначальником и сообщал ему свое имя (например, Алкмеониды от Алкмеона и т. п.); поэтому в некоторых государствах род обозначался словом patra, первоначально обозначавшим семью, находящуюся под властью отца. Члены рода стояли между собою в тесной правовой и религиозной связи (в особенности родственники трех ближайших степеней, обозначавшиеся понятием agcisteiV). Они имели общий родовой культ, состоявший, главным образом, в почитании предков, имели свои особые святилища, жрецов, кладбища и пр. Они обязаны были мстить убийце одного из членов рода, погребали умерших сочленов и в случае отсутствия прямых наследников у умершего наследовали его имущество. Первоначально родичи, без сомнения, по большей части и жили друг подле друга, занимая сплошной округ. По Аристотелю первым обществом людей была деревенская община, которую он называет «колониею семьи» (Пол. I, 1, 6: h kwmh apoikia oikiaV) и стало быть, смотрит на нее как на общину родовую. И действительно, следы такого происхождения деревенских общин встречаются еще в, исторические времена. Например, многие аттические общины имели родовые названия (Филаиды, Бутады, Пэониды и пр.), очевидно потому, что

первоначально служили местом жительства членов одного рода. С постепенным развитием общинного быта связи, скреплявшие родовые общины, все более и более ослаблялись; даже кровное родство между многими членами одного рода мало-помалу сделалось столь отдаленным, что понятие о родичах (gennhtai) перестало совпадать с понятием о родственниках (suggeneiV); этим и объясняется возможность разделения всей гражданской общины на определенное, неизменяющееся количество родов (как, например, в Аттике каждая из 12 фратрий делилась на 30 родов). В исторические времена в Афинах роды представляли собой корпорации, члены которых признавали одного общего предка, имели общий родовой культ, право наследства и обязанность родовой мести; в каждом роде велся список его членов, в который заносимы были имена новорожденных законных детей. Во главе каждой корпорации стоял arcwn tou genuoV.

Посредствующим звеном между родом и племенем (или филой) была во многих местах (fratria или fatria, образовавшаяся, по всей вероятности, путем естественного размножения рода. Уже в «Илиаде» (II, 362; IX, 63) упоминается деление народа на филы и фретры. Связи, соединявшие членов фратрии (фраторов), были, главным образом, религиозные; так, в Афинах фратрии имели общий культ Зевса Фратрия и Афины Фратрии, кроме того, их религиозное единство ясно обнаруживалось в праздник Апатурий ('Apatouria = omopatoria), по словам Геродота, общий всему ионическому племени. В фратриях также велись списки, в которые отцы с согласия фраторов записывали своих законных детей; принятием во фратрию удостоверялась законность происхождения ребенка и, стало быть, его гражданские права, так что фраторы были блюстителями чистоты происхождения граждан. Затем фраторы, вслед за родичами, обязаны были мстить за убитых сочленов и имели право наследства в тех случаях, когда умерший был последним представителем своего рода.

Вследствие размножения родов или вследствие соединения нескольких родов в одну группу для совместной жизни и защиты от внешних нападений образовались более крупные общественные единицы, носящие название fulai, а затем из их соединения — племена. Так, дорическое племя делилось на три филы: 'UlleiV, Pamfuloi и DumaneV *, а ионическое — на четыре: geleonteV, oplhteV, aigikoreiV и argadeiV. Судя по тому, что по дошедшим до нас известиям

деление на филы упоминается в нескольких десятках греческих государств, можно думать, что оно было общим для всех эллинов. Так как три дорические филы упоминаются во всех почти дорических государствах Пелопоннеса и во многих колониях, то отсюда можно вывести, что эти филы соединились в одно племя еще до эпохи переселений. В некоторых малоазиатских ионических государствах кроме 4 названных фил упоминаются еще две, BwreiV, и OinwpeV, быть может, обнимавшие собою эолийцев, принимавших участие в основании городов Ионии.

Впоследствии, с развитием общинного быта, филы представляли собою внутри каждой городской общины политические корпорации, имевшие собственные культы и собственных начальников (в Аттике главы фил назывались (fulobasileiV) и игравшие более или менее значительную роль в государственной жизни. В государствах, где аристократия была сильна и родовые связи оставались еще крепкими, филы представляли собою естественные основы для устройства государственного управления, для набора войска и пр. Еще в «Илиаде» Нестор советует Агамемнону построить войско для битвы по филам и фретрам (II, 362). В Аттике со времени Солона ежегодно выбиралось в совет по 100 членов из каждой из 4 фил. Впрочем, об аттических филах подробнее будет сказано в разд. III, гл. 15.

Общины и государства. По словам Фукидида, в древнейшие времена население Эллады жило в неукрепленных деревнях (kata kwmaV ) и постоянно носило оружие, чтобы иметь возможность защищаться от вражеских нападений (Фук. I, 5). Каждая из таких деревенских общин была независима и самостоятельна в своих внутренних делах и в отношениях к соседям; они вели между собою борьбу, заключали союзы и договоры как самостоятельные государства; но их политическая жизнь, при их слабости и незначительности, конечно, не могла проявляться в важных событиях и предприятиях, которые могли бы оставить след в народных преданиях, чем и объясняется крайняя скудость сведений об их быте *. Общины, лежавшие по соседству и населенные в большинстве случаев соплеменниками, конечно, не могли оставаться совершенно обособленными друг от друга. И потребности повседневной жизни и общность религии и празднеств сближали их, а опасность от внешних нападений и общие интересы заставляли соединяться в более или менее прочные федерации или, по выражению Страбона, системы демов (susthmata

dhmwn). По словам Страбона (VIII, р. 336 — 7), в Элиде, Аркадии и других местах Пелопоннеса еще в исторические времена было много таких союзов, из которых впоследствии посредством синойкизма составлялись города; так, Мантинея составилась из 5 ком, Тегея — из 9, Эгий — из 7 или 8 и т. д.; город Элида составился только в V в. из многих демов; Спарта еще во времена Фукидида представляла не настоящий город, а совокупность пяти ком (Фук. I, 10). Причины, способствовавшие соединению нескольких демов в один город, конечно, невозможно определить с точностью; в одних случаях причинами могли быть опасности, грозившие федерации извне, в других — чрезмерное усиление и преобладание одного из ее членов над другими, в третьих, наконец, оба эти условия могли действовать вместе.

Слово poliV у греков имело двоякое значение: во-первых, оно обозначало, прежде всего, городскую крепость, построенную обыкновенно на возвышении и служившую ядром или центром, вокруг которого постепенно росло и развивалось городское поселение. В аттических документах крепость еще в V и IV вв. до Р. X. называется просто poliV; но обыкновенно с развитием городского поселения вокруг крепости, ее называли преимущественно akropoliV, а словом poliV обозначали целый город, так что оно делалось равнозначным со словом astu. Во-вторых, в государственном смысле слово poliV обозначает политически независимый город вместе с принадлежащею к нему областью, т. е. соединяет в себе признаки государства и столицы; величина, богатство, наружность поселения совершенно не брались при этом в расчет.

Мы уже заметили выше, что греческие города составлялись обыкновенно посредством синойкизма (sunoikismoV). Сущность его состояла в том, что деревенские общины известного округа или страны соединялись в одно государственное целое с одним политическим и административным средоточием в городе, причем все жители, принадлежавшие к этим общинам, становились politai нового государства независимо от того, жили ли они в городе или нет. Иногда при этом большая часть населения действительно переселялась в город, иногда же (как, например, при аттическом синойкизме) население оставалось на прежних местах жительства, не переменяя своих владений и образа жизни, и только члены благороднейших родов селились на постоянное жительство в городе, как местопребывании правительства. Но если деревенские общины и продолжали существовать по-прежнему, то они теряли свою политическую самостоятельность и удерживали самоуправление только во внутренних делах (ср. ниже, в главе 15, об аттическом синойкизме). С течением времени городская община сделалась гос-

подствующею формою государственного быта во всей Элладе, так что во времена Пелопоннесской войны только в западной Локриде, Этолии, Акарнании и других менее затронутых культурой областях продолжали еще существовать мелкие деревенские общины (Фук. I, 5).

Территориальные деления в государствах. В исторические времена в греческих государствах нередко встречаются разделения гражданской общины по месту жительства, рядом с которыми иногда продолжали существовать и деления родовые, обыкновенно сохранявшие в таком случае только религиозное и семейно-правовое значение.

Территориальное деление гражданской общины отчасти вытекало из военных и административных потребностей, отчасти являлось следствием введения демократического устройства. Так как члены одной филы или даже рода нередко жили в разных местах государства, то эти родовые деления оказывались неудобными для организации войска и государственного управления. Так, в Аттике еще до Солона было введено с военными целями деление граждан на навкрарии; точно так же и в Спарте устройство войска основано было на делении граждан по месту жительства. С другой стороны, территориальное деление, обнимая всех живших в каждом округе граждан без различия их происхождения и имущественного положения, разрывало связь благородных родов между собою и способствовало развитию демократического принципа полного равенства граждан.

Основою территориального деления были обыкновенно более или менее значительные общины, имевшие самоуправление во внутренних делах, но подчиненные центральному правительству во всем, что касалось общегосударственных интересов. В Аттике такие общины были установлены Клисфеном под названием dhmoi; каждый дем входил в состав одной из 10 установленных Клисфеном фил, которые составляли важные политические корпорации и по которым распределялись государственные повинности граждан. Такое же деление на местные филы, как теперь видно из надписей, существовало во многих греческих государствах. Назывались они то по местностям, то по именам общегреческих или местных героев. Подразделения, подобные аттическим демам, также встречаются в разных государствах. Так, в Теосе граждане делились на summoriai (вероятно, подразделения фил) и purgoi, и подобно тому, как в Аттике в состав официального имени гражданина входило его название по дему (dhmotikon), так в Теосе личность гражданина определялась именами пирга и симмории, к которым он принадлежал. Граждане родосских городов Иалиса, Линда и Камира делились

на довольно большое число округов, называвшихся ktoinai; эти округа продолжали существовать и после основания названными городами нового города Родоса, но сохранили только значение культовых союзов.

В некоторых государствах к делению граждан применяема была десятичная схема. Так, на о. Самосе, где рядом с 4 ионическими филами существовали три местные, подразделениями фил были тысячи (ciliastueV), сотни (ekatostueV) и роды. Тысячи встречаются также в Эфесе, Эрифрах, Мефимне и др., сотни — в Лампсаке, Византии, Гераклее Понтийской, пятидесятни (penthkostueV) — на о. Косе.

Fustel de Coulanges, La cite antique, 13-eme ed. Paris 1892 (есть русские переводы); Leist, Graecoitalische Rechtsgeschichte, Jena 1884; К. Fr. Hermann, Juris domestici et familiaris apud Platonem in Legibus cum vett. Graeciae inque primis Athenarum institutis comparatio, Marb. 1836; Van den Es, De iure familiarum apud Athenienses, Lugd. Bat. 1864.

Burckhardt, De civitatum Graecarum divisionibus, Basel 1873. E. Kuhn, Ueber die Entstehung der Stadte der Alten, Leipzig 1878;

W. Vischer, Ueber die Bildung von Staaten und Bunden im alten Griechenland в его Kleine Schriften herausg. von Gelzer (Leipz. 1877), стр. 308 сл.

ГЛАВА 2. Государственный и военный быт героического периода

§ 1. Государство, органы его власти и народонаселение

Героическим периодом называется время от первого появления эллинов в Фессалии до переселения дорийцев в Пелопоннес. Название это произошло от того, что древние цари и вожди, подвиги которых воспеты поэтами, назывались hrweV. «Илиада» и «Одиссея», бессмертные произведения древнегреческого творчества, приписываемые Гомеру, дают нам много драгоценных сведений об общественной и частной жизни греков в этот период. Эта жизнь во многих отношениях разнится от жизни исторических веков. Нужно заметить, что в данных эпоса трудно отделить действительность от вымысла и приурочить эти данные к определенным условиям пространства и времени; но мы должны довольствоваться картиной героических времен в том виде, как ее представляют поэмы, потому что других сведений об этих временах совершенно не имеем.

В гомеровских поэмах мы еще не встречаем общего имени Эллады и ее жителей; под именем Эллады в них разумеется только небольшая фессалийская область, подвластная Ахиллу (Ил. II, 684), а эллинами называются жители ее *; для обозначения всех греков употребляются имена: 'Acaioi, Danaioi, Argeioi. Однако, несмотря на то, что греческие племена еще не сознавали себя одним народом, их государственная и общественная жизнь была уже значительно развита, хотя понятие о государстве как во внешних его отношениях, так и во внутреннем строе было еще неопределенно и неясно. Всюду заметно переходное состояние от патриархально-родового быта к государственному. Многочисленные мелкие государства героического века носят на себе характер семьи; во главе отдельных государств стояли цари (basileiV); при них в роли советников и ближайших помощников являются старейшины (geronteV), собирающиеся по зову царя в совет (boulh), решения которого предлагаются народу (laoi) к сведению и исполнению на народном собрании (agora).

Царь (basileuV, от корня ba и laoV, след. = русскому воевода, нем. Herzog) был, прежде всего, верховным военным предводителем своего народа, затем судьею и посредником между богами и народом, исполнителем жертв и религиозных обычаев, поскольку они не были связаны с определенными храмами и жречеством. Правление не всегда было монархическим: встречается упоминание о нескольких независимых царях в одном царстве (в Аргосе были 3 царя, в Элиде 4), хотя уже высказывается мысль, что существование нескольких равноправных начальников есть политическое зло **. Цари, участвовавшие в троянском походе, хотя и были соединены союзом, но были независимы и самостоятельны как относительно друг друга, так и относительно главного предводителя Агамемнона, царя Микенского.

Царская власть считалась божественным учреждением: цари происходят от Зевса или других богов (diogeneeV), ими воспитываются (diotrefeeV), стоят под их особым покровительством, получают от Зевса скипетр и законы и передают их по наследству своим преемникам. Однако, кроме права наследства, и личные достоинства имели большое значение при занятии престола: если наследник был молод и ничем еще не успел заявить себя перед народом,

то он и не считался царем, а только удерживал за собою владение отцовским имуществом. В гомеровском обществе царь скорее представляется пожизненным вождем своего народа, нежели обладателем земли, населенной этим народом. В случае его смерти достоинство его обыкновенно переходило к сыну, но могло переходить и к другому роду. Во время отсутствия Одиссея на Итаке сын его Телемах не считался царем; престол получил бы тот из женихов, которого выбрала бы Пенелопа. Иногда получали царское достоинство даже пришельцы из других стран, своими личными качествами привлекшие к себе любовь и уважение народа (Беллерофонт). При нескольких сыновьях предпочтение отдавалось старшему (встречаются, впрочем, и случаи раздела власти между сыновьями); иногда престол переходил к зятю, если у царя была замужняя дочь (так Менелай, женившись на Елене, наследовал ее отцу Тиндарею), иногда к брату.

Власть царя была неограничена, — святость его сана и происхождения исключала ограничение; но он вовсе не походил на восточных деспотов и стоял по отношению к народу, как отец к семье. Эта самая святость сана подчиняла его вечной божественной идее права, ограничивала его произвол и налагала известные обязанности по отношению к народу, хотя последний не был ничем гарантирован от нарушения этих обязанностей. Понятие об обязанностях царя не раз выражается у Гомера в жалобах на злоупотребление властью и в похвалах мудрому управлению.

Мы сказали уже, что личные достоинства царя имели большое значение в глазах гомеровских греков. Превосходство физической силы и ловкости было главною основою авторитета и власти в примитивном обществе; постепенно к ним присоединялось превосходство ума, опытности и красноречия. И в гомеровском обществе эти качества, т. е. ум, телесная сила, ловкость, красноречие и, прежде всего, храбрость считались необходимо присущими царю*. Цари предводительствуют войсками, сами бьются в передних рядах

и своим доблестным примером возбуждают мужество воинов; нередко они выезжают на колесницах на единоборство с царем или героем враждебного лагеря. Авторитет Одиссея и Нестора основывается, главным образом, на опытности, находчивости и красноречии. Люди дряхлые и неспособные не могли рассчитывать удержать за собой престол и иногда добровольно отказывались от него (Лаэрт, отец Одиссея).

Отправление правосудия считалось важною и священнейшею обязанностью царя, которая преимущественно могла снискать ему любовь и уважение народа (в отношении к судебной власти цари называются dikaspoloi, qemistopoloi. По понятиям Одиссея, нет славы выше славы царя, чинящего справедливый суд и защищающего своих подданных от насилий и произвола; где властвует такой царь, там поля приносят богатую жатву, деревья гнутся под тяжестью плодов, стада размножаются, море изобилует рыбою, и народ благоденствует; ибо справедливый царь исполняет волю богов и тем заслуживает их милость (Од. XIX, 111 cл.). Напротив, за несправедливость гнев Зевса обрушивается на виновных (Ил. XVI, 384 cл.).

Иногда судебные дела решались царем при участии советников (см. ниже); но не было, кажется, определений относительно того, какие дела подлежали ведению одного царя и какие он должен был решать с советниками.

К обязанностям царя относилось также совершение жертвоприношений от имени всего народа, подобно тому как в семье эти обязанности принадлежали отцу *. Богослужебные обряды древних греков не требовали особых исполнителей, если не совершались в храме; жрецы, как в гомеровские времена, так и впоследствии, были только при храмах, где при совершении богослужебных обрядов соблюдался известный прочно установленный ритуал. Вообще на царях лежало много различного рода обязанностей, но зато они и пользовались большим почетом со стороны народа. На войне они получали как свою почетную долю (geraV) значительную часть добычи, на общественных обедах — почетное место, большие и лучшие порции кушанья и большее количество вина. Из общественной земли царю отрезался значительный участок земли (temenoV), который со-

ставлял не частную собственность царя, а, так сказать, коронное поместье, и в качестве такового переходил от одного царя к другому. Цари обрабатывали эти поместья сами с помощью рабов и наемников или отдавали в аренду. Далее могут быть упомянуты пошлины (qemisteV) и добровольные приношения народа (dwra, dwtinai ). Все это составляло для царей источник богатств, иногда весьма значительных .

Внешних отличий царского достоинства в одежде и украшениях не было; цари не носили ни венцов, ни диадем. Только богато украшенный посох (skhptron) считался отличительным знаком царского достоинства, почему цари часто называются скиптроносцами (skhptoucoi); впрочем, кроме царей его носили также глашатаи, жрецы и ораторы в народном собрании.

Царский совет и дружина *. Царя окружали благороднейшие граждане, его советники и состольники (hrweV, aristoi, exocoi andreV, hghtoreV hde medonteV), которым Гомер также придает иногда титул царей (basilheV) или имя старцев (geronteV, dhmogeronteV) не столько по отношению к их возрасту, сколько для выражения того, что они были почтенные, уважаемые люди. Впрочем, обыкновенно это были, действительно, люди преклонного возраста, умудренные опытом и способные подать дельный и разумный совет. Они участвовали в обсуждении всех важнейших государственных дел (по участию в совете они называются boulhforoi andreV ); совещания происходили обыкновенно на общем пиршестве в царском дворце. Геронты уважали царя, но не раболепствовали перед ним, свободно высказывали свои мнения и даже спорили с царем. Мнение старейшин не имело, безусловно, обязательного значения для царя, хотя обыкновенно придавалось большое значение тому, чтобы царь действовал согласно с ним. Гектор предпочитает смерть упрекам геронтов и народа (Ил. XXII, 100 cл.). Совещательное собрание Агамемнона состояло из прочих царей, принявших участие в походе.

На войне царя окружали etairoi, вполне соответствовавшие русской княжеской дружине и представлявшие собою лучшую часть войска; в состав их входили и упомянутые царские советники. Ближайшую свиту царя составляли qeraponteV; это были люди близкие к царю, часто его друзья и товарищи по оружию, в то же время прислуживавшие ему: так, Патрокл был qerapwn у Ахилла, Мерион у Идоменея; во время битвы такие приближенные часто были возницами царской боевой колесницы.

Народ и народное собрание. Масса народа (laoV) в героические времена не имела общего участия в государственных делах. Народные собрания (agorh) хотя бывали часто, но созывались не с целью спросить мнение народа по тому или другому делу и решить его всеобщею подачею голосов, а для того, чтобы выслушать уже состоявшееся решение царя и геронтов, или для того, чтобы народ присутствовал при обсуждении какой-либо важной государственной меры, касавшейся всего народа, как, например, вопросов о войне и мире и т. п. Народ выражал свое мнение не формальной подачей голосов, а нестройными криками, которые Гомер уподобляет бурным волнам моря или жатве, колеблемой ветром (Ил. II, 144 cл.). Созвание народного собрания (посредством глашатаев) происходило обыкновенно по инициативе царя после предварительного совещания со старейшинами. Собрание происходило вблизи царского дворца или на другом просторном месте; собравшийся народ сидел, почему собрание называется заседанием (qowkoV). Говорил в собрании сначала царь, потом благороднейшие граждане; желавший говорить вставал со своего места, становился, где ему было удобнее и откуда все могли его слышать, и брал от глашатая скипетр в знак того, что принимал на себя официальную обязанность. Если народ и приглашался высказать свое мнение, то все-таки принималось решение царя и геронтов. Так из II песни «Илиады» мы видим, что несмотря на то, что народ подал мнение в пользу возвращения на родину, мнение царей одержало верх, благодаря их убеждениям и угрозам, причем Одиссей жестоко избил палкою воина Терсита, осмелившегося открыто и дерзко высказать свое мнение. Вообще в гомеровском обществе везде на первом плане выступают цари и вожди, а масса народа отодвинута на второй план. Только в отсутствие царя или во время междуцарствия права народного собрания расширяются, оно является тогда облеченным верховной властью (например, на Итаке во время отсутствия Одиссея). Вообще народ представляется в гомеровских поэмах покорной и мало развитой в политическом отношении массой, легко поддающейся внушениям и изменяющей сообразно с ними свои воззрения. Однако уже проявлялось темное сознание силы народа, которая была уважаема царем и старейшинами, так что они при обсуждении дела обращали внимание на то, какое впечатление произведет их решение на народ. Совет и народное собрание считались учреждениями необходимыми и освященными обычаем; их отсутствие у циклопов поэт выставляет на вид как признак совершенной дикости нравов.

Весь народ, составляющий одну государственную общину, называется dhmoV равно как и занятая им область. Политическим

средоточием государства является город, poliV; в нем живут, прежде всего, царь и благородные граждане, которые, впрочем, обыкновенно имеют и загородные дома в поместьях. Городу противополагается принадлежащая к нему область (agroV), заселенная деревнями и отдельными хуторами, в которых живут (agroiwtai, — обыкновенно земледельцы и пастухи; впрочем и городские жители чаще всего занимаются земледелием: торговля и промышленность были еще мало развиты и занятых ими людей было немного, так что между городскими и деревенскими жителями не было резкого различия.

Народонаселение государства состоит из свободных людей и рабов; среди первых поэмы называют жрецов, ремесленников, прорицателей, певцов, глашатаев, обозначая их общим именем dhmioergoi. Жрецы (ierheV, arhthreV) пользовались большим уважением, так что оскорбление их, по общему верованию, сопровождалось даже народными бедствиями, как это видно из I песни «Илиады». От жрецов должны быть отличаемы прорицатели (mantieV, qeopropoi, oiwnopoloi), которые могли, по мнению массы, узнавать волю богов и сообщать ее людям. Певцы (aoidoi), прославлявшие деяния богов и героев, были желанными гостями на празднествах и пирах (Фемий на Итаке, Демодок у феаков), пользовались всеобщим уважением и считались стоящими под особым покровительством богов, так как высшие проявления человеческого духа греки относили к божественному наитию (qeioV aoidoV, ср. profrwn qeoV wpase qespin aoidhn. Од. VIII, 498). Глашатаи (khrukeV) были посредниками между царем и народом и между враждующими сторонами. Они также считались неприкосновенными, так как стояли под покровительством религии, а она в то время была единственною надежною защитою против насилия и произвола.

Низшую ступень на общественной лестнице занимали свободные земледельцы, владевшие участками земли (межи заботливо обозначались и охранялись) и скотом, который в то время считался главным имуществом, так как земледелие не было еще широко развито и значительная часть земель была под пастбищами. Кажется, много было свободных безземельных людей (qhteV), которые служили более богатым землевладельцам в качестве батраков и поденщиков; положение их было незавидное: qhteuemen (служить батраком) приводится Ахиллом как пример самого несчастного положения на земле (Од. XI, 489). Эти феты должны были составлять большинство простых ратников, следовавших за героем на войну, или наполнять многочисленные в то время шайки сухопутных и морских разбойников.

Положение свободной женщины в героическое время не было стесненным. Она не содержалась в затворничестве, как на востоке или у нас в допетровское время, и пользовалась значением в семье. Мы видим еще, правда, существование обычая покупать жену у ее родителей большими подарками (платить вено, калым), обычая общего народам, стоящим на низкой ступени развития, и естественно влекшего за собою подчинение и бесправие жены, но все-таки женщины пользовались влиянием в семье, уважением в обществе и даже большей свободой, нежели в исторические времена. Хозяйкою дома считалась только законная жена (kouridih или mnhsth alocoV, akoitiV), часто пользовавшаяся нежною любовью со стороны мужа (Андромаха, Пенелопа и др.). Женщины не были совершенно исключены из мужского общества, нередко появлялись в мужском отделении дома даже в присутствии посторонних лиц, принимали участие в беседах и приобретали даже славу мудрых советниц и народную любовь (например, Арета, см. Од. VII, 65 — 78).

Рабы (dmweV) *, приобретаемые покупкою, или военнопленные часто упоминаются в поэмах. Они обрабатывали земли своих господ, пасли стада, служили в доме. Положение их в описываемую эпоху было гораздо лучше, нежели в исторические века, когда раб не признавался даже человеком, а просто телом мужским или женским (ср. выше, разд. I, гл. 1, § 1). В героический век все классы общества стояли почти на одной ступени развития, и потому рабы немногим отличались от господ, тем более, что многие из них, взятые на войне, были знатного и даже княжеского происхождения. Гомер особенно сочувственно относится к Одиссееву свинопасу Эвмею и придает ему эпитет dioV, которым отличает он и царей. Такое сочувственное отношение доказывает, что положение рабов не было тяжело; особенное значение среди них имели пастухи, так как им вверялся главный предмет богатства господина. С другой стороны, при простом складе тогдашней жизни занятия, удовлетворявшие насущным ее потребностям, не считались постыдными **, так что не только обыкновенные смертные, но даже цари и их дети не гнушались физического труда (Одиссей сам сколачивает себе кровать, Парис пасет стада своего отца) и тем самым еще более смягчали отношения между рабами и господами, иногда доходившие даже до взаимной любви и полного равенства (Эвмей и няня Эвриклея пользуются любовью всей семьи Одиссея и платят

ей тем же. Козопас Мелантий сидит за одним столом с женихами. Од. XVII, 256). Хуже было положение невольницы (dmwai, amfipoloi , — последним именем назывались приближенные к госпоже), которых было больше и с которыми обращались строже; на них лежали самые тяжелые домашние работы: они носили воду, мололи муку на ручных мельницах, стирали платье, пряли и ткали. Впрочем, в последних работах принимали участие и сами госпожи с дочерьми: Елена и Пенелопа славились своим прилежанием и искусством в пряже и тканье; Навсикая, дочь феакийского царя Алкиноя, вместе с рабынями стирала платье.

§ 2. Военное искусство

Войны между греками в героические времена (как и в исторические) были весьма часты; причинами их чаще всего была месть за различного рода насилия и оскорбления, причиненные одним племенем другому, или желание наживы, грабеж, к которому многие обращались вследствие бедности, избытка сил и духа предприимчивости .

Троянская война также предпринята была из мести, именно за похищение Елены Парисом. Под главным предводительством Агамемнона, брата оскорбленного супруга Елены Менелая, собрались греческие цари со своими войсками и переправились под Трою (во II песне "Илиады" подробно перечислены города и племена, принявшие участие в войне, и численность выставленных ими войск и кораблей); прибыв туда, греки извлекли свои корабли на берег и стали лагерем на равнине между городом и морем. Лагерь состоял из землянок и деревянных шалашей (klisiai), укреплен был валом с башнями, брустверами (epalxeiV) и рвом, перед которым были палисады (skolopeV. Ил. VII, 327); для выхода войск и выезда колесниц были сделаны ворота. Для обеспечения себя провиантом греки делали набеги на окрестные города и селения (впрочем, провиант выменивался также у дружественных соседей, например жители Лемноса привозили грекам вино. Ил. VII, 465 cл.) и по временам делали попытки приступом взять Трою. Троянцы, в свою очередь, выступали из города для битвы в открытое поле, старались овладеть лагерем и сжечь корабли. Правильно организованной блокады города мы не видим, осадные орудия не были еще известны. Караулы вообще ставились, но не всегда правильно с обеих сторон, и состояли иногда из людей, непригодных к бою (Ил. VIII, 518; XVIII, 514). Для наблюдения за действиями неприятеля иногда высылались разведчики.

Выходя на бой, герои надевают на себя доспехи (teucea, entea, opla), именно шлем, панцирь, поножи и щит, вооружаются мечом и копьями. Главным материалом для изготовления оружия служили кожа и медь; железо употреблялось только изредка, а золото, серебро и олово — лишь для украшения оружия.

В качестве шлема очень часто упоминается шапка из собачьей или какой-либо другой кожи (kuneh); это имя употребляется, впрочем, и для обозначения металлического шлема (kuneh eucalkoV, pagcalkoV), но без козырька и султана. Обыкновенно медные шлемы (koruV, также stefanh, phlhx) делались с шишками (kumbacoV) и украшались султаном (lofoV) из конских волос (k. ippiocaithV, ippouriV, ippodaseia, ippokomoV ), иногда окрашенных в красный цвет (Ил. XV, 538). Иногда шлемы имели металлические нащечники (k. calkoparhoV ) и козырьки для защиты лица и затылка (k. tetrafalhroV, tetrafaloV); передний козырек мог закрывать все лицо вроде забрала, и тогда для глаз проделывались в нем отверстия (aulwpiV trufaleia ). Шлем поддерживался под подбородком кожаным ремнем (oceuV).

Панцирь (qwrhx, с эпитетами: panaioloV, asteroeiV, poikiloV, poldaidaloV) состоял из двух выпуклых металлических частей (guala) для груди и спины, доходивших до бедер и застегивавшихся на плечах и с боков; он был настолько приноровлен к туловищу, что панцирь одного воина не всегда был годен для другого. На бедрах панцирь охватывался кожаным с металлическими бляхами или металлическим поясом (zwsthr), к которому для защиты нижней части туловища прикреплялся передник (zwma) из металлических пластинок, прикрепленных к гибкой кожаной подкладке (подобного же рода была и mitrh). Эант, сын Оилея, и Амфий носили панцири полотняные (linoqwrhx). Упоминается citwn streptoV, вероятно род кольчуги. Некоторые герои для защиты и украшения носили звериные шкуры (Агамемнон — львиную, Менелай и Парис — барсовую).

Для защиты ног служили поножи (knumideV), медные на кожаной подкладке, закрывавшие ногу до колен и скреплявшиеся на лодыжках особого рода пряжками (episfurion), которые поэт обыкновенно называет серебряными.

Щит (aspiV), служивший главным оборонительным доспехом, был 2-х родов: или небольшой круглый (aspiV eukukloV, pantos' eish) или большой, закрывавший всего воина до ног (aspiV amfibroth, podhnekhV) и по преимуществу называвшийся sakoV. Щит состоял из нескольких слоев воловьих кож (у Эанта из семи, sakoV eptaboeion ), покрытых металлическим листом, иногда богато укра-

шенным различными фигурами (см. описание щита Ахилла в Ил. XVIII, 481 cл.).

Окружность щита скреплялась металлическим ободом (antux), в середине наружной стороны его делалась выпуклость (omfaloV) для отражения стрел и копий, а внутренняя сторона снабжалась двумя кожаными скобами (kanoneV), в которые продевалась левая рука воина, так что одна скоба охватывала руку у локтя, другая держалась пальцами, и таким образом воин легко мог двигать щитом. Кроме того, была кожаная перевязь (telamwn), на которой носили щит. Упоминаются еще очень легкие, маленькие щиты (laishia pteroenta. Ил. V, 423).

Наступательным оружием чаще всего служили метательные копья и мечи. Копье (egcoV, doru, egceih) состояло из древка, чаще всего ясеневого, и медного острия (aicmh, akwkh), насаженного на древко трубчатым концом (auloV) и прикрепленного кольцом (porkhV). С противоположной стороны делался заостренный наконечник для втыкания копья в землю (saurwthr, ouriacoV). Обыкновенно герои носили по два копья на случай, если одно неудачно будет брошено или сломается. Упоминаются также дротики (akonteV).

Меч (xifoV, aor, fasganon) был короткий (около 18 дюймов), обоюдоострый с богато украшенным эфесом (kwph); носили его у левого бедра в ножнах (koleon), висевших на перекинутой через плечо перевязи (aorthr, telamwn ). Кроме меча сбоку висел нож (macaira), употреблявшийся при жертвоприношениях и в других случаях (Ил. III, 271; XI, 844).

Хотя искусством стрелять из лука отличались, по словам Гомера, сами боги (Аполлон argurotoxoV, klutotoxoV , Артемида ioceaira) и герои (Геракл, Тевкр, Мерион, Парис), однако в открытом бою лук не считался почетным оружием и самое название "лучник" было иногда бранным (Ил. XI, 385 о Парисе). Лук (toxa) состоял из 2 гибких дуг, сделанных обыкновенно из рогов и соединенных перекладиной; так как он натягивался против направления изгибов рогов, то назывался palintona toxa . Тетива (neurh) делалась из высушенных кишок, а стрелы (ioV, oistoV, beloV) — из тростника, около 2 футов длиною, с вырезкою (glufiV) на конце, прилегающем к тетиве, с перьями для урегулирования полета и зазубринами на острие. Стрелы носились в колчане (faretrh), обыкновенно с крышкою (pwma), а лук — в особом футляре (gwrutoV), или в колчане, или привязывался к последнему.

Пращи (sfendonh) и секиры (axinh, pelekuV) очень редко употреблялись гомеровскими героями, а палицы (korunh) совсем уже

не употреблялись, хотя и упоминаются (Ил. VII, 138). Камни иногда употреблялись в разгаре боя.

Герои часто выезжали на битву на легких двухколесных колесницах (arma, ocea, difroV — собственно кузов), запряженных парою лошадей, к которым иногда присоединялась третья, пристяжная (parhoroV). Лошадьми правил особый возница (hniocoV; сражающийся герой назывался paraibathV), которым обыкновенно служил близкий друг героя (Патрокл у Ахилла, Сфенел у Диомеда). Колеса колесницы, деревянные с металлическими шинами (episswtoron), надевались на ось, к которой было прикреплено дышло (rumoV); к концу последнего прикреплялось ремнями ярмо (zugon — из 2 дуг с перекладиной), накладывавшееся на шеи коней, которые припрягались к нему посредством крепких ремней (lepadna), обхватывавших их груди. Кузов колесницы состоял из дощатого дна и перил (epidifriaV), которые были приделаны ко дну с боков и полукругом спереди, оставляя открытою заднюю часть кузова. Перила состояли из вертикальных столбиков (иногда переплетенных прутьями, на что указывает эпитет euplektoV), соединявшихся вверху изогнутым ободом (antux), к передней части которого в случае нужды привязывались вожжи (hnia); иногда, впрочем, для этого делалась особая скоба. Как возница, так и сражающийся герой стояли на колеснице, так как сиденья в ней не было.

Устройство войска в героические времена находилось уже не в первобытном состоянии, о чем свидетельствует даже описание вооружения. Однако не было еще обдуманной тактики; в сражении дело решалось преимущественно личною храбростью героев. Боевой строй уже существовал; есть упоминание о спокойном и стройном шествии густых колонн ахейцев в противоположность шумному нападению троян (Ил. III, 2 cл.). Перед битвою обыкновенно совершали жертвоприношения, затем, подкрепившись пищей, войска (laoi) становились в тесно сомкнутые ряды (pukinai falaggeV, sticeV) и выступали за вождями; последние обходили ряды, воодушевляя их мужество ласковыми словами или угрозами. Превосходя простых ратников и телесною силой и вооружением, вожди охотно выступали на поединки, которые иногда имели решающее значение для споров (такое значение должно было иметь единоборство Менелая с Парисом. Ил. песнь III). В изображениях битв обыкновенно описываются личные подвиги героев или вождей. Они выезжали на колесницах из толпы своих воинов (почему они называются promacoi) и, выбрав противника среди неприятелей, начинали бой с колесницы или, чаще, соскакивали на землю и с неимоверною силою бросали копья, потом рубились мечами или

старались поразить противника тяжелыми камнями. Иногда герои дерзкими речами вызывали противников на бой, причем хвалились своей силою, храбростью, знатностью рода, славою предков. Удару копья или камня противопоставлялся щит, который, впрочем, не всегда выдерживал удар; или же герои старались уклониться в сторону от удара. К побежденному и победителю спешили на помощь их друзья, и таким образом начинался кровопролитный рукопашный (agcemacoi) бой целых рядов, во время которого вожди криком или краткими речами воодушевляли воинов. Тут отдельные толпы бились, где и как им было удобнее, и употребляли все средства, всякие уловки, чтобы сломить неприятеля. Раненых или убитых друзья старались унести с поля битвы, причем колесницы оказывали им большие услуги. С убитого неприятеля снимались тотчас доспехи (enara brotoenta ), которые служили трофеем; старались овладеть даже телом убитого, чтобы предать его поруганию или получить выкуп; друзья убитого не допускали этого, так что вокруг тела убитого возгорались жестокие схватки. Для погребения убитых воюющие стороны заключали перемирие. Телам храбрых героев воздавались при погребении большие почести. Добыча и пленные передавались вождю для дележа, причем он получал лучшую часть (geraV) и мог награждать храбрейших отборной добычей или лучшими пленными. Последние обращались в рабство или продавались, если не бывали выкуплены родственниками.

При заключении мира совершались жертвоприношения и клятвы царями или полководцами от лица воюющих сторон.

§ 3. Нравственное и умственное состояние

Греки в героические времена вообще стояли еще на низкой ступени развития. Они не управлялись еще прочно установленными законами, международное право существовало лишь в слабых зачатках (неприкосновенность глашатаев). Война и разбой были повсеместны, всевозможные насилия, убийства, похищения собственности проходили безнаказанно для сильных. Разбой вовсе не считался позорным, напротив, был прибыльным и славным занятием. Герои проявляют жестокость к побежденным, которых они убивают даже безоружных (Неаптолем, сын Ахилла, убил Приама при самом алтаре богов), могут надругаться над мертвыми (Ахилл над Гектором), уводят в плен женщин и детей. Встречаются не раз упоминания о человеческих жертвоприношениях. Договоры, даже подтвержденные клятвою, легко нарушались, вообще очень мало развиты были понятия об обязанностях человека относительно других. Лишь религиозные сооб-

ражения умеряли разгул дикого произвола. По верованию гомеровских греков боги управляют всею жизнью человека; все зависит от них: ум, способности, мысли и решения, удачи и неудачи; поэтому напрасно и безумно противиться воле богов и решению судьбы. Следствием такого убеждения является готовность подчиняться тому, что считается общепринятым, повиноваться обычаю (dikh), который считался божественным установлением. Обычай управляет поведением людей и, таким образом, занимает место закона, понятие о котором, как об обязательном предписании общественной власти, было неизвестно тогдашнему обществу (самое слово nomoV не встречается в гомеровских поэмах). Однако внушения обычая представляются довольно узкими и неопределенными, и сила его ограничивается пределами той общественной группы (рода, семьи и т. п.), среди которой он возник и поддерживается: по отношению к чужим, особенно к врагам, допускается то, что запрещается обычаем по отношению к своим; притом лучшему, сильнейшему позволяется многое такое, что не прощается худшему.

Сознание того, что каждое преступление нарушает интересы не только пострадавшего от него лица, но и целого общества, было еще чуждо гомеровскому обществу. Оно не вступалось ни за жизнь, ни за свободу, ни за имущество своих членов, предоставляя обиженному или его близким восстанавливать свои права путем личной мести. За убитого обязаны были мстить члены его семьи или рода; обычай родовой мести, коренившийся в верованиях первобытной религии (пролитие крови убийцы или его близких, по верованию, доставляло удовольствие убитому), был широко распространен и поддерживался общественным мнением: отмщение за смерть близкого лица доставляло славу мстителю, тогда как оставить смерть без отмщения считалось бесчестным (Од. XXIV, 433) и погибнуть без отмщения — величайшим несчастьем (Од. I, 380; II, 145). Впрочем, обычай брать выкуп (пеню, poinh) с убийцы, значительно смягчающий суровость мести, уже существовал и даже пользовался уважением (Ил. IX, 632). В случаях несправедливости или насилия общественная власть вмешивалась в дело только по призыву враждующих сторон и принимала на себя как бы роль посредника между ними (ср. описание сцены суда, изображенной на щите Ахилла. Ил. XVIII, 498 — 508). В силу религиозных верований было также развито (как вообще в патриархальные времена) гостеприимство. Чужестранцы и нищие считались под особым покровительством Зевса *; были даже предания, что сами боги странствуют по земле под видом людей. Поэтому прибывшего гостя радушно встречали,

подавали воду для омовения рук и ног, угощали и потом только спрашивали, кто он, откуда и зачем приехал; при отъезде давали ему хорошие подарки. Отношение к гостям лучше всего видно из приема, сделанного Одиссею в стране феаков (Од. VII, 133 — 181). Иногда, впрочем, чужестранцы, чтобы вернее заручиться покровительством и защитой, прибегали под сень домашнего алтаря в качестве умоляющих. Нищим также оказывали сострадание, давали милостыню, приют, участие в пиршествах, иногда одежду и обувь. Отношения гостеприимства, заключенные предками, переходили и на потомков и свято соблюдались ими. Вообще религия во многих отношениях имела благотворное, смягчающее влияние на нравы. В гомеровском обществе часто встречаются примеры умеренности, любви к родине (Одиссей), уважения к старшим, искренней дружбы (Ахилл и Патрокл), родительской и супружеской любви, хороших отношений к старым и преданным служителям (Эвмей, Эвриклея ~ слуги Одиссея).

Внешний мир был еще мало известен, многие явления природы, даже обыкновенные, считались чудесами и вызывали суеверный страх. Международные отношения были мало развиты, географические познания ограничивались ближайшими странами, о более же отдаленных носились баснословные слухи, которые принимались на веру. Мореплавание и кораблестроение стояли на низкой ступени развития; на небольших кораблях своих, приводимых в движение большею частью веслами, а не парусами, греки не рисковали пускаться в открытое море, старались держаться берега и потому смело плавали только в Эгейском море, усеянном множеством островов, хотя иногда ветром бывали заносимы и в более отдаленные страны. Торговля (меновая) была в то время в руках почти одних финикиян, которые привозили грекам различные украшения и драгоценности: ткани, золото, электр (сплав из 4 частей золота и 1 части серебра), слоновую кость и пр., а взамен получали кожи, шерсть, рабов. Часто они из купцов делались разбойниками и грабили берега стран, к которым приставали.

Грамотность в героические времена если и была известна, то не была еще широко распространена *. Однако эпическая поэзия достигла уже высокой степени совершенства, чему доказательством

служат самые произведения, приписываемые Гомеру, и упоминаемые в «Одиссее» с высоким уважением певцы Фемий и Демодок. Музыка и поэзия играли важную роль в жизни греков и услаждали их сердца на пирах и празднествах. Архитектура и скульптура уже достигли некоторой степени развития: поэт говорит о городах, окруженных стенами с башнями и воротами, о храмах и царских дворцах, двухэтажных со многими комнатами (например, у Одиссея); но эти постройки отличались скорее массивностью размеров, нежели изяществом. Царские дворцы украшались искусно исполненными, по словам поэта, художественными произведениями: перед дворцом Алкиноя стояли золотая и серебряная собаки, в самом дворце золотые юноши держали факелы (Од. VII, 91 cл.). Щит Ахилла, подробно описанный в XVIII песне «Илиады», поражает искусством и тонкостью работы.

В последние десятилетия XIX в. (с 1871 г.) известный исследователь доисторических древностей Эллады Генрих Шлиман произвел весьма удачные раскопки в деревне Гиссарлыке, на предполагаемом месте древней Трои, затем в Микенах, Тиринфе и беотийском Орхомене. При этих раскопках найдены остатки дворцов доисторической эпохи, фундаменты и части стен которых достаточно хорошо сохранились для того, чтобы составить ясное понятие об их внутреннем расположении. Дворцы эти обыкновенно расположены на холмах и окружены так называемыми циклопическими стенами, сложенными из громадных камней. У подножия холмов раскопками обнаружены слабые следы самих городов. Найдены также усыпальницы трех различных типов, соответствующих, по-видимому, разным эпохам. Древнейшая царская усыпальница Микен, находящаяся у подошвы акрополя и обведенная общею с ним стеной, состоит из ряда обычных выкопанных в земле (так называемых шахтовых) могил, в каждой из которых найдено по нескольку скелетов со множеством золотых и серебряных вещей: диадем, прикреплявшихся к одежде бляшек, сосудов и т. п. Найденное в могилах оружие, как и у Гомера, медное (железа не оказалось). Над могилами стояли плиты с весьма грубыми изображениями воинов на колесницах. Более поздней эпохе принадлежат усыпальницы нижнего города, между которыми различаются два типа: купольные гробницы, принадлежавшие знатным родам, и пещерные, вырубленные в скалах. Последние расположены в Микенах группами, теснящимися вокруг одной или нескольких купольных гробниц, и принадлежат, очевидно, простым гражданам. Таких групп несколько, и они обозначают, вероятно, границы ком, из которых, подобно Спарте, состояли Микены. В этих гробницах найдены кольца и тому подобные мелкие предметы из железа,

которое было еще драгоценным металлом (как и в Од. I, 184). Кроме Микен, купольные гробницы встречаются и в других местах Греции (Аттике, Беотии, Лаконике, Фессалии). Их истинное назначение в исторические времена было забыто, и они считались «сокровищницами» легендарных царей. По материалу, форме и украшениям предметов, найденных при раскопках этих дворцов и могил, можно судить о степени материального благосостояния, об уровне технических познаний, о религиозных верованиях и обрядах общества, которому они принадлежали. Различные признаки, как, например, находка в этих могилах египетских предметов с именами известных царей, заставляют относить эпоху этой «микенской» культуры к XIV — XII вв. до Р. X. С другой стороны, эти же предметы являются наглядными иллюстрациями описаний дворцов и утвари в гораздо более поздних гомеровских поэмах и имеют огромное значение для ознакомления с бытом описываемого в них общества. Это видимое противоречие ученые объясняют тем, что основные песни, из которых сложились гомеровские поэмы, по происхождению своему современны микенской культуре и долго передавались, подобно нашим былинам, устно, почти не изменяясь, прежде чем войти в эти поэмы.

Важнейшие труды о гомеровской эпохе: по государственному устройству W. H. Gladstone, Studies on Homer and the homeric age, 3 т. London 1858; A. Fanta, Der Staat in der Ilias und Odyssee. Innsbruck 1882; статьи F. Moreau: Les assemblees politiques d'apres l'Iliade et I'Odyssee; Les festins royaux chez Homere; Les finances de la royaute homerique — в Revue des etudes Grecques 1893 — 95. Вообще по так называемым реалиям основное сочинение Е. Buchholtz, Die Homerischen Realien, 3 тома, Leipz. 1871-85; J. В. Friedreich, Die Realien in der Iliade und Odyssee, 3 Hefte 1855-66; W. Helbig, Das homer. Epos aus den Denkmalern erlautert. Leipz. 1887 (2-е изд.); Ф. Г. Мищенко, Рационализм Фукидида в истории Пелопоннесской войны (Киев 1881), стр. 41-95.

Об открытиях Шлимана и вообще микенской эпохе: H. Schliemann, Ilios, Mycenae, Orchomenos, Tiryns (издавались на нем., франц. и англ. яз.). Труды Шлимана многословны и обнаруживают недостаток научной критики. Для ознакомления с результатами его открытий вполне достаточен хороший труд Schuchardt'a Schliemanns Ausgrabungen in Troja, Tiryns, Mykena, Orchomenos, Ithaka im Lichte der heutigen Wissenschaft, 2-е изд. Leipz. 1891; В. П. Бузескул, Раскопки Шлимана в Трое, Микенах и Тиринфе в Филол. Обозрении т. I стр. 19 — 45. После Шлимана его раскопки в Трое продолжает Дёрпфельд (его соч. Troja 1893), в Микенах — греческое археологическое Общество под руководством г. Цунды. См. его отчеты в 'EfhmeriV Arcaiologikh за восьмидесятые годы XIX в. и книгу: C. TsountaV, Mukhnai kai mukhnaioV politismoV. Aq. 1893.

ГЛАВА 3. Передвижения племен

Вскоре после Троянской войны (которую показания некоторых древних писателей относят к 1194 — 1184 гг. до Р. X.) Греция подверглась переворотам, вследствие которых существенно изменилось распределение ее населения и основаны были многие новые города и государства, которые за немногими исключениями продолжали существовать до конца греческой истории. Сведения наши об этих временах очень скудны и неясны, за отсутствием достоверных источников.

Ранее других племен, именно через 50 лет после Троянской войны, пришло в движение племя фессалийцев, жившее до тех пор в Феспротии (в Эпире), и переселилось в страну, названную по его имени Фессалией. Новые переселенцы частью вытеснили, частью покорили и обратили в своих крепостных (penestai) туземное, преимущественно эолийское, население. Вытесненные из Фессалии беотийцы и дорийцы поселились в средней Греции Но передвижение племен не остановилось на этом. Значительная часть дорийцев, к которым присоединились частью и этолийцы, двинулась в Пелопоннес, населенный ахейцами, и мало-помалу завоевала большую часть его, вытеснив ахейцев на север полуострова или покорив его. В предании покорение Пелопоннеса дорийцами представляется делом одного похода (1104 г.), предпринятого под начальством потомков героя Геракла, желавших возвратить себе наследие знаменитого предка (они были изгнаны из Арголиды Эврисфеем, двоюродным братом Геракла, и нашли себе убежище в Дориде). Вследствие нашествия ахейцев на север Пелопоннеса, жившие там ионийцы переселились в Аттику. Вскоре затем части племен из различных стран Эллады выселились и основали колонии в Малой Азии и на островах Эгейского моря. Во время этих неурядиц и переворотов в период от 1100 до 800 г в большинстве эллинских государств царская власть была уничтожена и заменена республиканским образом правления.

О быте этих времен мы находим у Гесиода (в «Трудах и днях») довольно много сведений, но они по полноте никак не могут идти в сравнение с картинами быта героического периода, какие рисует Гомер в «Илиаде» и «Одиссее».

Около IX века перевороты и передвижения племен прекратились и с тех пор все области не переменяли уже своих жителей во все историческое время Греции. В Фессалии жили фессалийцы и в соседстве с ними мелкие племена перребов, долопов, энианов, малийцев и др. В средней Греции и на близлежащих островах

распространились племена эолийское и ионийское; именно эолийцы жили в Беотии, на части Эвбеи, на некоторых островах (Лесбос и др.) и по берегу Мисии; ионийцы занимали Аттику, большую часть Эвбеи, Киклады, берега Лидии и близкие к ним острова. Большая часть Пелопоннеса, Дорида, Мегарида, берег Карии, о. Крит и несколько других островов были заселены дорийцами. Северный берег Пелопоннеса занимали ахейцы; в Элиде, Аркадии, Этолии и Акарнании население составилось из остатков эолийцев и ахейцев, смешавшихся с пеласгами и другими доэллинскими племенами.

Вновь образовавшиеся вследствие переворотов и передвижений мелкие независимые государства и города по причине различия естественных условий, в которых им приходилось жить, развивались весьма различно и никогда не соединялись в одно большое государственное тело. Вследствие врожденного эллинам стремления к обособленности и самой природы страны каждая, даже самая незначительная, община стремилась организоваться в самостоятельное целое, и грек называл своим отечеством (patriV) только свое маленькое государство и хотел оставаться гражданином лишь своего родного города. Однако, несмотря на эту раздробленность, на разнообразие местных устройств и расселение на большом пространстве по колониям, греки уже стали сознавать свое национальное единство и называли себя EllhneV в противоположность всем иноязычным народам, которых они называли barbaroi. Это сознание основывалось на единстве религии и языка, на сходстве основных черт характера *, на общности исторических воспоминаний, и с особенною силою поддерживалось общими религиозными учреждениями, к числу которых принадлежат оракулы (в особенности дельфийский) и общественные игры, а также амфиктионии, сближавшие соседние племена посредством общности религиозных интересов.

Дорийцы и ионийцы. После переселений господствующая роль в Пелопоннесе перешла к дорийцам, тогда как в остальных странах преобладающее значение получили ионийцы. У обоих племен уже в это время сложился определенный племенной характер, выражавшийся во всех проявлениях их духовной жизни. У дорийцев замечается жесткость нравов, господство аристократии и консерватизм, тогда как ионийцы обнаруживают более мягкий характер, стремление к новизне, в разносторонней деятельности и свободному развитию при господстве народного правления, которое в ионийских государ-

ствах обыкновенно скоро вытесняло аристократию. Самое наречие, на котором говорили ионийцы, отличается от дорического большею мягкостью и гибкостью, полнотою и разнообразием форм. Дорийский архитектурный стиль характеризуется прочностью, благородной простотой и гармоническим сочетанием частей, а ионийский — светлою грациозностью и большим разнообразием украшений. Дорийской музыке приписывается серьезность, достоинство и способность успокаивать страсти и внушать мужество, в противоположность мягкости и легкости ионийской музыки. В дорийской поэзии преобладает некоторое практическое направление, между тем как ионийское племя воплощало в поэтических образах высшие общие идеи. Одним словом, во всех проявлениях жизни замечается различие между этими двумя племенами, главными представителями которых были лакедемоняне и афиняне.

Об эпохе переселений см общие труды по истории Греции Грота, Курциуса, Дункера, Бузолъта и др.

ГЛАВА 4. Аристократические и олигархические правления

Уже в гомеровской «Одиссее» можно заметить некоторые признаки упадка монархической формы правления и постепенного возвышения значения благородных людей (aristheV, aristoi), окружавших царя в качестве его советников *. С течением времени царская власть подверглась со стороны знати существенным ограничениям и затем, в IX и VIII вв. до Р. X., в огромном большинстве греческих государств окончательно уступила свое место правлению благородных (aristokratia). Причины упадка царской власти коренились отчасти в разноплеменности населения государств, явившейся следствием вышеуказанных переворотов и переселений и способствовавшей упадку авторитета тех понятий, на которых был основан строй общества в предшествовавшую эпоху, отчасти в от-

сутствии надобности в сильной единоличной власти с наступлением сравнительно мирного времени, наконец, в вырождении самих царских династий, раздорах между их членами и т. п. В большинстве случаев переход правления в руки благородных происходил мирным путем, без насильственных посягательств против царской власти, посредством постепенных, более или менее существенных, ее ограничений, как, например, требование, чтобы царь все важнейшие государственные дела предлагал на обсуждение состоявшего при нем совета благородных, далее отмена наследственности царской власти и замена ее свободным выбором из среды членов царского рода или из всех благородных, ограничение царской власти определенным сроком (так в Афинах после отмены пожизненности царской власти стали избираться архонты, называвшиеся также и царями, по одному на 10 лет), наконец, отнятие у царей всех важнейших функций их власти и низведение их до степени обыкновенных должностных лиц, причем иногда назначалось даже по нескольку «царей» одновременно и они составляли простые должностные коллегии (например, в Элиде).

Результатом постепенного ослабления и окончательного устранения царской власти был переход высшей государственной власти в руки благородного сословия (eupatridai, eugeneiV). Нередко при этом власть сосредоточивалась, прежде всего, в руках аристократии, происходившей от разветвления царского рода. Так, Бакхиады в Коринфе около 747 г. отменили царскую власть, бывшую до тех пор наследственною в главной линии их рода, и стали избирать из среды всех членов рода одного ежегодно сменявшегося притана (prutaniV). Они образовали строго замкнутую олигархию и заключали браки только в своей среде. Из других аристократов царского происхождения известны Кодриды в Афинах, Пенфилиды в Митилене, Басилиды в Эфесе и Эрифрах, Алевады в Лариссе.

Главною основою богатства родовой знати первоначально были крупные поместья и многочисленные стада (поэтому в некоторых государствах, как, например, в Сиракузах и на о. Самосе, привилегированные роды, стоявшие во главе правления, назывались gewmoroi или gamoroi, т. е. землевладельцами). На войне благородные сражались первоначально на колесницах, а затем, когда последние вышли из употребления, выступали в поход верхом на конях. В древние времена лошади в Греции были редки и дороги, и держать их могли только богатые люди, да и то лишь в тех странах, где физические условия допускали существование коневодства. Поэтому конница, составленная из богатых и знатных людей, являлась лучшею частью войска, и в некоторых государствах, как например, в Фессалии, Халкиде, Эретрии и некоторых мало-

азийских колониях всадники (ippeiV, ippobotai ) составляли привилегированное сословие, державшее в своих руках все государственное управление. Между тем развитие мореплавания и колонизации и связанный с ним прогресс торговли и промышленности повлекли за собой значительное изменение общественных отношений. Явилось значительное число граждан, которые, не отличаясь благородством происхождения, обладали большими богатствами, приобретенными торговлею и промышленностью, и примыкали к господствующему сословию путем брачных союзов и пр. Постепенно сглаживалось различие между богатыми и знатными людьми, так что господствующее сословие стало называться просто «богачами» (plousioi), «зажиточными» (oi taV ousiaV, ta crhmata econteV ) или «жирными» (paceiV). Таким образом, вместо правления родовой знати явилось устройство, в котором большинство беднейших и простых граждан было отстранено от участия в управлении и вся государственная власть была сосредоточена в руках привилегированного меньшинства знатных и богатых людей. Это было «господство немногих», oligarcia.

Аристотель * различает четыре ступени олигархии от самой умеренной до самой крайней. Самая умеренная форма ставила участие в государственном управлении в зависимости только от имущественного ценза и таким образом, отстраняя от этого участия беднейших граждан, в то же время позволяла всякому, кто приобретал имущество определенной стоимости, делаться членом правящего сословия. Такой вид представляло, например, по Аристотелю (Аф. пол., IV) Драконтовское устройство, равно как устройство, введенное в Афинах в 411 г. после низвержения 400, предоставлявшие участие в государственной власти всем гражданам, которые могли на свой счет доставлять себе полное вооружение. — Следующая форма олигархии предоставляла государственное управление в руки определенного числа богатых граждан, причем на место каждого выбывшего члена корпорации выбирался новый из числа лиц, владевших соответственным имуществом. Из среды этой же корпорации избирались должностные лица, правившие государством по существующим законам. Таковы были, например, правления тысячи, встречающиеся в Киме, Колофоне, Опунте, Кротоне, Локрах и Регии. — Третьей формой олигархии Аристотель называет такую, при которой только главы известного числа знатнейших родов при-

нимали пожизненное участие в государственном управлении и после смерти замещались старшими сыновьями. Таким образом, только одна часть лиц, принадлежавших к господствующему сословию, имела в руках государственную власть и, стало быть, являлась как бы олигархией в олигархии. Так было, например, в Элиде, где лишь немногие из членов господствующего сословия попадали в правительствующий совет, состоявший из 90 пожизненных членов. — Наконец, крайнею формой олигархии была так называемая dunasteia, являвшаяся тогда, когда очень немногие лица, обладавшие большими богатствами и тесно связанные между собой общностью интересов, достигали такого могущества в государстве, что могли править не по законам, а по своему произволу. Такая форма правления существовала, например, в Фивах во времена Греко-персидских войн (Фук. III, 62), в Фессалии во время Пелопоннесской войны (Фук. IV, 78).

Из вышеизложенного ясно, что яркой приметой аристократического и олигархического строя было деление гражданской общины на два слоя, господствующий и подчиненный. Принадлежавшие к первому обладали не только гражданскими, но и политическими правами, т. е. прямо или косвенно участвовали в управлении, тогда как принадлежавшие ко второму имели только гражданские права, но в управлении не участвовали. Принадлежность каждого лица к тому или другому слою определялась его происхождением и не зависела от его воли. Но в тесной среде самих аристократов существовало полное равенство (omoioi), они тщательно и строго следили за тем, чтобы одна или несколько отдельных личностей не приобретали влияния, вследствие которого могла бы возникнуть тирания или господство немногих ко вреду всех. Вообще согласие в среде аристократов было необходимым условием существования их правления. Личные доблести, в древние времена скорее наследственные, нежели усвоенные, и потому принадлежавшие, скорее всего, благородным родам, служили также надежной опорой аристократии. В те времена еще не различались военные и гражданские доблести, и то, что называлось высшим образованием (paideia), состояло лишь во владении оружием и практической мудрости; это образование могло быть присуще только богатым и знатным родам, которым имения (отдаваемые в аренду или обрабатываемые крепостными) доставляли средства для безбедного и досужего существования, между тем как масса народа, занятая физическим трудом, мало имела времени для военных и государственных дел (Арист. Пол. III, 3, 3).

Положение низшего класса народа при господстве аристократии и олигархии обыкновенно бывало очень тяжело. Олигархи, сильные

своим материальным и умственным превосходством, владением оружием и тесною солидарностью, державшие в своих руках все управление государством, свысока смотрели на массу, держали ее в политической и экономической зависимости и сильно притесняли *. Себя величали они отборными именами (aristoi, beltistoi, kaloi, kagaqoi, eugeneiV, gennaioi, gnwrimoi, epieikeiV, carienteV, crhstoi, esqloi), а презрение к народу (dhmotikoi, dhmotai, penhteV) выражали в разных бранных эпитетах (kakoi, deiloi, ponhroi).

Особенно сильна и тяжела для народа была аристократия в тех странах, где пришлые завоеватели и их потомки занимали место туземных владетелей страны. Если они даже и принимали иногда в свою среду туземные благородные роды, то масса народа все-таки становилась в безусловную зависимость от них, которая должна была тем сильнее чувствоваться, что иногда покоренные сохраняли имя свободы (хотя лишаемы были гражданских прав и обязываемы платить подати) и вместе с нею возбуждающие воспоминания о прежних лучших временах. Разность происхождения делила весь народ в завоеванных странах на две части, господствующую и угнетенную, которые нередко имели даже разные законы и учреждения. Победители по праву завоевания делались владетелями земли, туземные же жители по отношению к ним становились или наследственными свободными арендаторами, или крепостными, которые обязаны были обрабатывать земли своих господ и доставлять им известную долю продуктов (например, в Спарте eilwteV, в Фессалии penestai).

Об устройстве и управлении в аристократических и олигархических государствах нам известно вообще очень мало, особенно относительно древнейших времен; лишь относительно V и следующих веков сохранились несколько более полные сведения у авторов и в надписях.

Аристотель (Пол. IV, 11 — 13) различает во всяком государственном строе три стороны или части (moria), устройством которых определя-

ется его сущность и отличие от других государств, именно: а) власть совещательную (to bouleomenon), б) власть исполнительную, представляемую должностными лицами (to peri taV arcaV), в) власть судебную (to dikazon). Совещательная власть есть вместе с тем и решающая и в качестве таковой стоит во главе государства (kurioV thV politeiaV): ей принадлежит законодательство, решение вопросов о войне и мире, союзах и договорах, о жизни и смерти граждан, наконец, выбор должностных лиц и принятие от них отчетности. В олигархических государствах эта верховная власть принадлежала одной только части гражданской общины. В крайних олигархиях правительствующая корпорация соединяла в своих руках все три стороны власти, но в умеренных, где господствующее сословие было велико и потому не могло непосредственно заведовать всеми государственными делами, необходимо было большее или меньшее ее разделение.

В некоторых олигархиях верховная власть была предоставлена собранию всех полноправных граждан. Так, например, в Локрах собрание тысячи имело законодательную власть (Полиб. XII, 16), в Опунте — решало вопросы о договорах (Inscr. Gr. ant. 321). В других власть совещательная и решающая была предоставлена совету, а одно его отделение ведало текущими делами. Большой совет состоял обыкновенно из довольно значительного числа полноправных граждан; от совета в демократических государствах он отличался тем, что члены его избирались обыкновенно (из граждан старшего возраста, почему в некоторых государствах совет назывался gerousia) не на один год, а пожизненно, и потому, в сущности, были безответственны. Так, например, из пожизненных членов состояли герусии в Спарте, Элиде и критских городах, также афинский ареопаг. В Книде был совет из 60 членов, носивших название amnhmoneV и облеченных неограниченною и бесконтрольною властью; членами его могли быть только старшие в роде (Плут. Греч. вопр. 4). Замечательное олигархическое правление было в фокейской колонии Маcсалии: совет из 600 пожизненных членов (timoucoi или oi exakosioi ), избранных из числа граждан, имевших детей и происходивших не менее чем в 3-м поколении от граждан, имел в своих руках правительственную власть; 15 членов этого совета занимались текущими делами; из них трое были председателями и из этих 3-х один был представителем всего государства. Это благоразумное и умеренное (eunomwtaton по отзыву Страбона) устройство долгое время существовало в Массалии без всяких изменений *. В Эпидавре принимали участие в управлении только 180 человек (вероятно, представители

дорических фамилий по 60 из каждой филы), из числа которых выбирались «советники» с титулом artunoi. Простой народ жил по деревням и носил насмешливое название konipodeV, т. е. люди с запыленными ногами, босоногие (Плут. Греч. Вопр. 1). В Коринфе после свержения тирании Кипселидов во главе правления поставлены были probouloi в числе 8 человек, а совещательную власть имел совет (boulh или gerousia), вероятно, из 80 членов (Николай Дам. 609; Диод. XVI, 65).

Исполнительная власть находилась в руках различных магистратов, круг деятельности которых трудно определить по имеющимся указаниям. Можно заметить, однако, что сроки их службы в олигархиях обыкновенно были продолжительнее и сфера деятельности шире, нежели в демократиях. В виде примера можно указать на спартанских эфоров, критских космов, милетских пританов и др. В древнейших олигархиях все отрасли государственного управления находились в заведовании немногих высших чиновников; но с течением времени, с развитием государственной жизни и осложнением задач управления количество должностных лиц все более и более увеличивалось, и занятия их специализировались как в демократиях, так и в олигархиях. Они были избираемы различным образом в различных государствах: или особым классом избирателей, или всеми аристократами; а иногда и народ принимал участие в избрании. Встречается и избрание по жребию, которое собственно служит признаком демократического устройства, но существовало и в государствах с аристократическим образом правления, потому что, как уже замечено выше, в тесной среде аристократов существовало полное равенство.

Во многих государствах и после уничтожения царской власти было удержано имя царя, преимущественно из видов религиозных, так как царь в древние времена был представителем народа по отношению к богам (ср. Арист. Пол. III, 9, 8). На о. Самофракия царь сменялся ежегодно, был эпонимом года и, по словам Тита Ливия (XLV, 5), еще в 168 г. до Р. X. был там summus magistratus. В Мегарах и их колониях, как видно из надписей, цари были также ежегодно сменявшимися чиновниками и имели эпонимию. В Афинах, как известно, царем назывался второй из 9 ежегодно сменявшихся архонтов. Упоминаются такие цари-чиновники в Хиосе, Милете, на островах Аморге, Самосе и др. В некоторых государствах, как, например, в Элиде, Киме и Митилене были целые коллегии таких «царей». Плутарх рассказывает (Греч. вопр. 2), что в Киме по окончании срока службы царей их деятельность подвергалась обсуждению в ночном заседании совета, причем тюремный пристав (fulakthV) выводил царей за руку из заседания

и держал под арестом до тех пор, пока совет тайным голосованием не решал, виновны ли они в чем-нибудь или нет.

В некоторых государствах высшею исполнительною властью были облечены prutaneiV, например, в Коринфе, где после свержения царской власти пританом был старший из Бакхиадов. Название пританов встречается преимущественно в городах ионийских, в дорийских же (именно в городах Пелопоннеса и их колониях) высшие магистраты чаще всего назывались damiourgoi *. Встречается много и других названий магистратов.

Об аристократии и олигархии ср. Goettling, De aristocratia veterum. Act. acad. Jen., 1821, стр. 455 cл.; Dondorff, Adel- und Burgerthum im alten Hellas. Zeitschrift fur d. Gymnasialwesen т. 32, 1878 и Histor. Zeitschr., т. 47, 1891.

ГЛАВА 5. Начало борьбы народа с олигархией. Первые законодательства

Заняв господствующее положение в государстве, знатные и богатые роды стремились навсегда удержать его за собою. Низший класс народа был совершенно исключен из участия в государственном управлении, и положение его было несравненно тяжелее, чем во времена монархического правления. Правда, на первых порах аристократия, по-видимому, не отделяла своих сословных интересов от интересов всей общины; она была впереди на поле битвы и считала за честь жертвовать своею жизнью для блага родины (отголоски такого рыцарского духа донеслись до нас в стихотворениях Тиртея и Каллина). Но последующие поколения аристократов, предавшись роскоши и изнеженности, стали смотреть на управление государством как на средство к своему обогащению; они надменно обращались с бесправным народом, держали его в тяжелой экономической зависимости и позволяли себе против него жестокие и насильственные поступки.

Следствием такого положения дел было то, что в сердце народа стало мало-помалу развиваться недовольство против знати. Ее господство держалось крепче и дольше там, где народ занимался пре-

имущественно земледелием; живя разбросанно по деревням, занимаясь тяжелым трудом и редко посещая город, где жила знать, народ не имел возможности сплотиться и действовать сообща с целью сбросить с себя тяжелое иго олигархов. Кроме того, консервативное настроение и политическое равнодушие вообще являются отличительными чертами земледельческого населения. Иначе было в приморских городах, преимущественно в колониях, где вследствие новых условий быта и часто вследствие разнородных элементов населения, быстрее, нежели в собственной Греции, развивались демократические принципы и аристократия теряла свое значение. Здесь с постепенным развитием торговли и промышленности мало-помалу составился новый класс зажиточных людей, вышедший из простого народа, обязанный своим богатством личной энергии и труду и чуждый привилегиям знати. Городское население, благодаря торговым и морским сношениям, легко могло развивать свой ум, приобретать знания и опыт, знакомиться с формами жизни в чужих землях и сравнивать их между собою, вследствие чего в народе развивалось стремление к свободе и желание выйти из того подчиненного и пассивного положения, на которое обрекало его существующее государственное устройство. Живя совместно, более или менее значительными массами в городах, народ легко мог соединяться в сильную партию и обращаться к господствующему сословию с требованием об облегчении своего положения. Люди зажиточные требовали себе равных прав и участия в государственном управлении, а бедные — защиты от притеснений и произвола господствующего сословия; а так как этой защиты трудно было добиться, пока должностные лица, которые сами принадлежали к этому сословию, решали по своему усмотрению споры между полноправными и бесправными гражданами, то главным требованием низшего класса было издание писаных законов. Иногда народ шел далее и его требования принимали радикальный характер, как, например, требование передела земли (ghV anadasmoV) и уничтожения долговых обязательств (crewn apokopai ).

Иногда господствующее сословие оказывалось достаточно благоразумным для того, чтобы не доводить до крайности недовольство народа и удовлетворить его требования, так что столкновение улаживалось мирно. В таких случаях обыкновенно по общему согласию избиралось влиятельное и уважаемое лицо и получало неограниченные полномочия для того, чтобы устранить причины несогласий путем издания писаных законов или новой организации государственного устройства. Такое лицо обыкновенно называлось aisumnhthV и избиралось или на определенное время, или для исполнения опре-

деленного дела, но иногда удерживало власть на всю жизнь *. Известнейшими эсимнетами были Эпимен Милетский, устранивший олигархию Нелидов, и Питтак Митиленский, которому сограждане сообща вручили власть (около 590 г.), чтобы избавиться от смут, происшедших после смерти тирана Мирсила. По роду своей деятельности могут быть названы эсимнетами и древнейшие греческие законодатели: Залевк Локрийский, Харонд Катанский, Драконт и Солон Афинские.

О деятельности этих законодателей, кроме Драконта и Солона, к сожалению, известно очень мало и в существующих известиях трудно отделить достоверное от легендарного. Их дело состояло, по-видимому, не столько в сочинении новых уставов для жизни, сколько в выборе и письменном закреплении тех положений обычного права, которые казались им наиболее разумными и справедливыми.

Древнейшим письменным законодательством в Элладе и ее колониях считалось (Страб. VI р. 259) законодательство Залевка, принятое в Локрах Эпизефирских около половины VII в. до Р. X. По словам Аристотеля (схол. Пинд. Олимп. XI, 17), Залевк был простой пастух, даже раб. Однажды локрийцы, обуреваемые внутренними раздорами, обратились за советом к оракулу, который и повелел им составить письменные законы и управляться ими. Все жители города были приглашены к участию в законодательстве; в числе прочих и Залевк предложил свои проекты, которые показались столь хорошими, что государство выкупило его из рабства и ввело его законы. По словам Эфора (у Страб. VI р. 260), они были составлены из законоположений критских, лаконских и афинского ареопага. Важнейшим нововведением Залевка Эфор считает установление определенных наказаний за каждое преступление, что прежде было предоставлено на усмотрение судей. Из гражданских его законов Эфор хвалит положения о контрактах, отличавшиеся про-

стотою. Диодор (XII, 20) приводит несколько его законоположений, клонившихся к искоренению роскоши (введение к законам, приводимое Диодором, новые ученые признают подложным). Вообще гражданские законы были, по-видимому, мало развиты в законодательстве Залевка, и важнейшую часть его составляли законы уголовные, которые отличались особенной строгостью, обратившейся в пословицу и подавшей повод к различным анекдотическим рассказам; например, говорят, что положена была смертная казнь больному, без позволения врача пившему несмешанное с водою вино (Элиан, Пестр. ист. II, 37). Впрочем, нужно заметить, что строгость вообще свойственна древним законодательствам. Законодательство Залевка отличалось чрезвычайной прочностью, которая была следствием того, что законодатель весьма строгими постановлениями оградил свой устав от легкомысленных нововведений: по словам Полибия (XII, 16), Залевк постановил, чтобы всякий, кто желал предложить новый закон или отменить старый, являлся в правительственное место с веревкой на шее и в случае непринятия его предложения подвергался задушению; в противном случае этой позорной казни подвергался, говорят, чиновник kosmopoliV, от лица государства защищавший старые законы. При такой строгости неудивительно, что, по словам Демосфена (Против Тим., 139), в течение 200 лет в Локрах был изменен один только закон.

Было ли изменено или вновь организовано Залевком государственное устройство в Локрах, наверное решить нельзя. Облеченный верховной властью совет тысячи, учреждение которого приписывается Залевку, может быть, был заимствован локрийцами из их метрополии — Локриды (где существование его доказывается надписью I. Gr. ant., 321) и, таким образом, существовал еще до Залевка. Его законодательство пользовалось у греков высоким уважением и было принято в некоторых других городах, например, в Сибарисе.

Катанский законодатель Харонд жил несколько позже Залевка, но точных сведений об обстоятельствах его жизни мы не имеем. По словам Аристотеля (Пол. IV, 9, 10), он принадлежал к числу граждан средней руки, из среды которых вышло большинство лучших законодателей. Об его законодательстве имеется мало достоверных сведений, тем более, что позднейшие писатели часто смешивали его с Залевком. Диодор (XII, 11) говорит, что Харонд, рассмотрев разные законодательства, выбрал из них наилучшее, но много внес и своего, тогда как, по словам Аристотеля (Пол. II, 9, 8), его законы не имели в себе ничего нового, кроме постановлений против лжесвидетелей, но зато по точности изложения были лучше даже современных Аристотелю. Диодор (XII, 12 — 18) приводит несколько

приписываемых Харонду законов, относящихся преимущественно к семейному праву (членов семьи Харонд называл omosipuoi, т е. питающимися из одной корзины. Арист. Пол. I, 1, 6). Интересен, между прочим, закон об обязательном обучении грамоте детей граждан, причем учителя получали жалованье от государства. Однако его законодательство касалось и государственного права, хотя и неизвестно, определяло ли оно форму государственного устройства. Оно было принято многими другими городами Великой Греции и Сицилии и пользовалось там такой же славой, как у восточных эллинов законодательство Солона (Плат. Гос. X, 599 е). Законы Харонда, по-видимому, были изложены в стихотворной форме, так что их можно было петь (Ермипп у Афин. XIV, 619 b).

F. D. Gerlach, Zaieucus, Charondas, Pythagoras Basel 1858.

ГЛАВА 6. Тирании

Если господствующее сословие не соглашалось добровольно исполнить требования низшего класса народа, то дело обыкновенно доходило до открытой борьбы, причем умные и честолюбивые личности, пользуясь неудовольствием народа против знати и его политическою неопытностью, выступали в роли его предводителей для борьбы с нею и затем, свергнув ее господство, часто захватывали в свои руки верховную власть. Обыкновенно народ, освободившись от ига своих притеснителей, обращался опять к своим частным делам, от которых зависело его существование, и легко допускал, чтобы его предводители принимали на себя все труды управления. В роли предводителей народа нередко выступали лица, которые сами принадлежали к господствующему сословию, но были чем-нибудь обижены и, желая отомстить за обиду, становились во главе оппозиции (таковы, например, были Писистрат Афинский, Лигдамид Наксосский), или же, принадлежа к числу знатных людей, не имели, одинаковых с ними прав (Кипсел, уничтоживший в Коринфе аристократическое правление Бакхиадов, приходился им родственником по матери); иногда, наконец, предводитель отыскивался и среди низшего класса (Орфагор Сикионский был, говорят, поваром). Лица, захватывавшие себе таким образом верховную власть, назывались turannoi. Слово это первоначально не имело того дурного оттенка, с которым оно является впоследствии, и обозначало такого верховного властителя, который достигал власти незаконным образом и правил народом не по определенным законам, а по собственному произволу.

Причинами, изложенными в начале предыдущей главы, легко объясняется тот факт, что тираны являлись преимущественно в тех государствах, где не весь народ участвовал в правлении и где он, притом, был более развит в умственном отношении вследствие зажиточности, что встречается преимущественно в государствах приморских, как, например, в Коринфе, Сикионе, Эпидавре, Мегарах, Афинах, также в Сицилии (в Сиракузах, Леонтинах, Геле, Акраганте и др.).

Тираны основывали и укрепляли свою власть при помощи тех самых полномочий и средств, которыми народ вооружал их для борьбы с олигархией: с помощью вооруженных приверженцев или преданных телохранителей (doruforoi), которыми народ позволял им окружать себя для защиты от олигархов, они овладевали городскими крепостями и государственными сокровищами и таким образом становились неограниченными повелителями народа. Вообще о способах захвата власти тиранами авторы рассказывают в приблизительно сходных чертах. Кипсел, говорят, был сначала полемархом и в этой должности показал себя другом народа; например, он| выпускал на поруки содержавшихся под арестом должников, а еслиI не являлись поручители, то сам ручался и отказывался от следовавшей в его пользу доли штрафа. Этим он расположил к себе народ и с помощью его захватил власть. Писистрат Афинский также явился защитником прав беднейшей партии народа и этим воспользовался для приобретения власти. По рассказу Геродота (I, 59), он однажды сам изранил себя и, явившись на площадь, объявил, что раны нанесли ему политические враги его и народа. Парод поверил хитрой уловке и дал ему позволение окружить себя 50 телохранителями (korunhforoi), с помощью которых Писистрат и захватил Акрополь. Подобным же образом рассказывают и о Дионисии Старшем, тиране сиракузском.

Таким образом, тирания имеет тесное соотношение со всем ходом развития греческой государственной жизни, чем и объясняется общность и приблизительная одновременность этого явления в греческой истории, в которой VII и VI века могут быть названы периодом тиранов. Тираны этого периода большей частью были хорошими правителями, содействовали уравнению прав различных сословий и тем пролагали дорогу демократии. Этим они отличались от тиранов позднейших веков (IV и III), которые были жестокими и ненавистными властителями народу и служили признаками начинающегося упадка эллинских государственных общин (наиболее могущественными властелинами в этот период были Дионисий и Агафокл в Сиракузах).

Правление тиранов первого периода характеризуется некоторыми общими чертами, которые сами собою вытекали из их положения в государствах. Власть, происшедшая из народного предводительства, не могла, по крайней мере на первых порах, действовать против желаний и обычаев народа, но не была ничем стеснена по отношению к своим политическим противникам — олигархам. Этим объясняется тот факт, что гнет тирании направлялся, прежде всего, на богатые и благородные роды. Про Периандра Коринфского рассказывают, что на вопрос милетского тирана Фрасибула, что нужно делать для упрочения своей власти, он вместо ответа стал сбивать палкой самые высокие колосья на ниве, давая этим понять, что для упрочения тирании необходимо подавление аристократии *. Кипсел Коринфский, по словам Геродота (V, 90), лишил имущества и жизни многих коринфян, конечно, преимущественно из знатных. Клисфен Сикионский, унижая дорическую аристократию, дал оскорбительные названия трем дорическим филам (uatai, oneatai и coireatai — от uV, onoV; и coiroV), уничтожил культ дорического героя Адраста и запретил состязания рапсодов, воспевавших доблести предков знатных родов (Герод. V, 67). Подати, которые нужны были тиранам для содержания отрядов телохранителей, возведения построек, поддержания блеска и пышности, также главной своей тяжестью падали на людей более зажиточных. Аристократы, будучи не в силах открыто бороться против тирании, обыкновенно избавлялись от ее гнета добровольным удалением в изгнание. Но тираны со своей стороны принимали более или менее суровые меры для предупреждения опасностей, могущих грозить им со стороны народа. Писистрат Афинский установил закон, чтобы люди, не имевшие определенных занятий в городе, удалялись из него и занимались земледелием. Периандр Коринфский действовал в этом направлении еще энергичнее: он запретил всякого рода общественные собрания, общие столы, совместное воспитание юношества, принял меры против скопления богатств в одних руках, установил maximum количества рабов, которое можно было иметь одному господину, преследовал роскошь и расточительность.

Одинаковая потребность внешними средствами упрочить свою власть тесно соединяла тиранов вместе посредством браков, взаимных союзов и связей гостеприимства. Иногда они даже вступали в тесную дружбу с иноземными царями (Поликрат Самосский с Амасисом Египетским) и склонны были к введению у себя восточных придворных обычаев. Они любили блеск и пышность,

покровительствовали наукам и искусствам, приобретали художественные произведения, заботились о процветании торговли и промышленности, предпринимали морские экспедиции, основывали колонии, чтобы содействовать расширению торговых сношений, воздвигали громадные постройки, чем достигали важной для себя двойной цели: зажиточных людей ослабляли посредством налогов и вымогательств, а голодную и досужую народную массу занимали и кормили посредством работы, привлекали к себе и отвлекали ее внимание от государственных дел. Таким образом, их любовь к пышности, соединенная с вынужденным спокойствием парода под их скипетром, вообще благоприятствовала развитию наук и искусств, и потому неслучайным представляется тот факт, что период тиранов в Элладе был и периодом пробуждения в ней философии и пластических искусств. Ученые, поэты и художники были украшением придворного штата тиранов и пользовались их покровительством и даже дружбою.

Тираны старались также посредством даров и разных других средств заручиться благорасположением влиятельных святилищ, особенно Дельфийского и Олимпийского, и приобрести от них предсказания, утверждавшие их власть. На место культов и праздников знати они выдвигали народные культы и учреждали праздники, которые бы удовлетворяли религиозному чувству народа и страсти его к зрелищам. Для этой цели был особенно пригоден культ Диониса, вообще отличавшийся демократическим характером и соединенный с разного рода увеселениями.

Однако господство основанных тиранами династий нигде не было продолжительно, кроме Сикнона, где Орфагориды господствовали около 100 лет, и Коринфа, где владычество Кипселидов продолжалось 73 года (655 — 582). Аристотель (Пол. V, 9, 8) говорит, что тираны в своих мероприятиях преследовали три главные цели:воспитать у подданных рабский дух, посеять между ними недоверие и не допускать возвышения выдающихся личностей. Естественным следствием таких целей являлось строгое наблюдение за подданными, которое даже при господстве лучших тиранов не могло не поселять в подданных неудовольствия. Преемники же первых тиранов, воспитанные в роскоши, привыкали смотреть на власть, как на законное наследие отцов и, не понимая жизни народа и не сочувствуя ему, все более и более от него отдалялись и своими злоупотреблениями возбуждали его недовольство, которое нередко старались подавлять строгими преследованиями, не разбирая правых и виноватых, чем, конечно, только раздували ненависть к себе. Народ видел, что из-под гнета аристократии и олигархии он попал под иго тирании, что положение его нисколько не улуч-

шилось, и потому легко восставал против тиранов и свергал их, причем соединялся иногда на время с непримиримыми врагами тирании — олигархами. Самое слово turannoV, произносившееся с уважением при первых тиранах, сделалось потом ненавистным для греков, как и самый вид власти, которую оно означает. Еврипид и другие авторы с презрением отзываются о тирании, говорят, что для государства пет ничего хуже тирана *. Лица, которые убивали или свергали тиранов, удостаивались величайших почестей, как спасители государства: Гармодию и Аристогитону, убийцам Гиппарха, в Афинах были поставлены статуи, что было там величайшей редкостью в то время (даже впоследствии, когда афиняне стали щедрой рукой расточать награды и часто воздвигали статуи заслуженным людям, было в силе запрещение ставить их рядом со статуями Гармодия и Аристогитона). Но низвержении тирании иногда восстановлялась олигархия, хотя в более умеренной форме, но чаще водворялось демократическое устройство.

О тиранах, кроме общих трудов по греческой истории и древностям, ср. Drumann, De tyrannis Graecorum, Halle 1812; H. G. Plass, Die Tyrannis in ihren beiden Perioden bei den alten Griechen, Bremen 1859; В. В. Бауер. Эпоха древней тирании в Греции, СПб. 1863.

ГЛАВА 7. Демократия

Понятие dhmoV в широком смысле обнимает собою весь народ, составляющий одну государственную общину, и стало быть dhmokratia есть такое устройство, которое предоставляло всем членам общины (а не одной только части их, как в олигархии) одинаковое участие во всех атрибутах верховной власти; в более же узком смысле dhmoV обозначает массу простых, бедных граждан в противоположность выдающимся и богатым и, таким образом, является синонимом к oi polloi или to plhqoV. Соответственно этому более узкому понятию Аристотель называет демократией такое устройство, при котором составляющие большинство граждан — люди свободные и бедные имеют в своих руках власть, тогда как при олигархии ее имеют составляющие меньшинство богатые и знатные (Пол. IV, 3, 8; ср. Фук. II, 37). Правда, демократия прямо не исключала последних от участия в государственной власти, но вследствие основного ее принципа — поголовного равенства всех граждан, de facto вер-

ховная власть действительно находилась в руках простых и бедных граждан, составлявших большинство.

Из указанного основного принципа вытекало полное равенство всех перед законом (isonomia) и равное право всех свободно высказывать свое мнение (ishgoria). Чем неразрывнее считал грек свое частное существование соединенным с политическим, тем более эта форма правления должна была, с одной стороны, обеспечивать ему индивидуальную свободу, с другой — казаться наиболее соответствующей требованиям справедливости. В руках совета, составленного из значительного числа граждан, и собрания всех граждан находилась верховная власть, а избранные ими должностные лица, ежегодно сменявшиеся и ответственные за свою деятельность, заведовали отдельными отраслями управления, так что народ всецело управлялся сам собою.

Аристотель (Пол. IV, 4, 2 — 5) различает четыре главные формы демократии от умереннейшей до самой крайней. Наиболее умеренная, управляясь установленными законами, обусловливала участие граждан в государственной власти определенным имущественным цензом, хотя и небольшим, так что всякий гражданин, приобретавший соответствующее цензу имущество, получал доступ к власти, а терявший имущество терял вместе с ним и право на участие во власти. При такой форме правления народное собрание созывалось нечасто и имело только необходимейшие права совещательной и решающей власти, именно решало вопросы о войне, мире и договорах с другими государствами, избирало должностных лиц и принимало от них отчеты, наконец, судило государственные процессы. Должностные лица обладали довольно широкими полномочиями и не получали жалованья за исполнение своих обязанностей. Такая демократия удобнее всего прививалась там, где население было по преимуществу земледельческое, умеренно зажиточное, жившее своим трудом и потому не имевшее большого досуга для частого посещения народных собраний и исполнения должностей. Вторая форма демократии предоставляла право занятия должностей всем гражданам, происхождение которых соответствовало известным условиям, а третья — всем вообще гражданам. Государственное управление при обеих этих формах определялось законами и на деле в нем принимали участие те граждане, которые имели досуг, т. е. более или менее зажиточные. Наконец, крайняя форма демократии (или охлократия) была та, при которой все граждане не только имели право участия в управлении, но даже привлекались к пользованию этим правом посредством денежного вознаграждения за службу государству; здесь господствовал уже не закон, а постановления (yhfismata) народного собрания, подсказанные вре-

менными интересами или честолюбивыми и своекорыстными демагогами. Дела государственного управления были поставлены в непосредственную зависимость от народного собрания, а совету и должностным лицам предоставлялось только подготовление их к окончательному заключению народа или приведение в исполнение его решений; поэтому большинство должностей замещалось по жребию, за исключением немногих, для исполнения которых требовались какие-либо специальные познания или политическая опытность и которые поэтому замещались с помощью выборов. Посещение частых народных собраний и судебных заседаний обеспечивалось для бедных граждан жалованьем, которое удовлетворяло их скромным жизненным потребностям, тогда как людей богатых их важные хозяйственные дела, упущения в которых не могли вознаграждаться в достаточной степени жалованьем, нередко удерживали от посещения собраний. Поэтому на народном собрании и в судах господствовал низший класс городского населения, состоявший из ремесленников, торговцев, поденщиков, моряков и пр. Аристотель относится с порицанием к этой форме правления и ставит ее на одну доску с тиранией: народ является здесь верховным владыкой, его постановления имеют то же значение, как указы тирана, и подобно тому, как последние подсказываются льстивыми придворными, так первые — демагогами; поэтому демагоги в такой демократии имеют такую же силу, как льстецы при дворе тиранов.

Нельзя не заметить, что классификация Аристотеля — чисто теоретическая, представляющая ряд обобщений из фактов. В Элладе было немало демократических конституций, которые нельзя было вполне подвести ни под одну из категорий Аристотеля. Например, в Афинах при Перикле избранные по жребию народные судьи получали жалованье, а должностные лица и граждане, участвовавшие в народных собраниях, не получали его; закон стоял выше народных постановлений и жалоба на противозаконность предложений считалась надежнейшей опорой демократической конституции.

Органами государственного управления в демократиях были: совет (boulh), народное собрание (ekklhsia) и должностные лица (oi arconteV, ai arcai). Совет был необходимой инстанцией для подготовки важнейших дел к обсуждению народа и самостоятельного решения менее важных, так как даже при крайней демократии народное собрание не могло собираться ежедневно и само решать все дела. Члены совета в умереннейших демократиях обыкновенно были избираемы народом из среды пожилых граждан, обладавших определенным цензом, а в крайних — обыкновенно по жребию из всех

граждан и за свою службу получали жалованье. Так как совет подвергал предварительному обсуждению все дела, шедшие на рассмотрение и решение народного собрания, то постановления последнего обыкновенно имели заголовок: Edoxe th boulh kai tw dhmw. Компетенция совета простиралась на все отрасли государственного управления.

Демократический совет обыкновенно представлял собою довольно многочисленную корпорацию (например, в Афинах 500 человек). Ввиду того, что он, именно по своей многочисленности, не мог оставаться в сборе по целым дням в течение всего должностного срока и не был пригоден для разрешения всех текущих дел, из его среды образовывались особые деловые комиссии, которые поочередно исполняли свою должность в течение известного времени (например, помесячно, а в Афинах — в течение 10-й части года) и должны были, кроме заведования обыкновенными текущими делами, подготовлять предложения для внесения в совет, созывать полные собрания совета и народные собрания, председательствовать в них, приводить в исполнение решения совета и народа и т. д. Члены таких комиссий чаще всего назывались prutaneiV или prostatai, иногда aisimnatai (в Мегарах с колониями), epimhnioi thV boulhV и пр. Во главе их стоял председатель (epistathV, proaisimnwn ), а для заведования письмоводством избирался особый секретарь.

Значение и деятельность народного собрания в демократических республиках в общих чертах видны из предыдущего изложения. Подробности об афинском народном собрании см. ниже в разд. III, гл. 21.

Для заведования отдельными отраслями государственного управления были избираемы должностные лица, которые в развитых демократиях обыкновенно составляли коллегии с более или менее значительным числом членов, совершенно независимые одна от другой и находившиеся в прямых сношениях с советом и через него с народным собранием. В древнейшие времена, вслед за падением царской власти, при простоте экономических и политических отношений, совет и один высший магистрат (встречающийся с названиями: arcwn, prutaniV, dhmiourgoV и пр.) или одна должностная коллегия могли ведать всеми отраслями государственного управления; но впоследствии, с развитием государственной жизни, а также торговли и промышленности, задачи государственного управления сделались сложнее и разнообразнее и потребовали для своего исполнения большего количества органов, тем более, что демократия вообще стремилась к ограничению крута деятельности отдельных властей и к возможно строгому контролю над ними. В разд. III, говоря о развитии афинского государственного устройства, мы будем иметь возможность

проследить постепенное уменьшение полномочий, принадлежавших высшим магистратам, и раздробление их по отдельным должностным коллегиям со специальным кругом деятельности.

Несмотря на то, что в конце концов демократическая республика получила решительное преобладание над другими видами государственного устройства у греков, аристократические и олигархические партии продолжали существовать почти повсюду и реакция против демократии встречается нередко, особенно в случае ее вырождения в охлократию. Иногда аристократы, удалившиеся в изгнание добровольно или по принуждению, соединялись воедино и оказывались достаточно сильными для того, чтобы с оружием в руках низвергнуть демократию в родном городе (так было, например, в Мегарах и Киме). Если же демократия приобретала твердую почву и не могла быть низвергнута открытою силою, то олигархи составляли тайные общества или кружки (etairiai), члены которых, прежде всего, взаимно поддерживали друг друга в судах и при выборах в должности, а затем всякого рода средствами (доносами, тайными убийствами, запугиванием народа и пр.) доводили народ до состояния всеобщего страха и недоверчивости, колебали основы демократии и постепенно подготовляли государственный переворот. Особенно благоприятны были для таких козней тяжелые военные времена (как, например, в Афинах в 411 г. до Р. X.).

Kortum, Zur Geschichte hellen. Staatsverfassungen, Heidelb 1821; К. D. Hullmann, Staatsrecht des Alterthums, Koln 1870; I. Schwarcz, Die Demokratie, I, 1879; II. 1 Abth. 1891.

ГЛАВА 8. Греческие колонии

§ 1. Общие замечания о колонизации

Значение колонизации. Перевороты, изменившие вид всей Греции после Троянской войны, подали повод к возникновению целого ряда греческих колоний, и в последующие века число их, по разным причинам, все увеличивалось. Едва ли какой-нибудь другой народ в древности, за исключением финикиян, основал такое множество колоний почти во всех частях известного древним мира, как эллины. Колонии способствовали распространению греческой культуры на весь древний мир, и некоторые из них достигли такого величия и могущества, что далеко оставили за собою свои метрополии. Их цветущее состояние являлось плодом того свободного и самостоя-

тельного развития, которое отличает греческие колонии от римских, служивших большей частью лишь средством утверждения римского владычества в завоеванных землях. Предприимчивость и энергия колонистов в связи с богатством превосходных местностей, избиравшихся обыкновенно для поселения, способствовали быстрому развитию их материального благосостояния, вследствие которого развивалось и умственное образование, занятие искусствами и науками. Особенно расцвели эолийские и ионийские колонии в Малой Азии, которым Эллада обязана началом развития поэзии, пластических искусств и философии. В политическом отношении колонии способствовали распространению демократических начал, так как здесь легче сглаживались сословные различия и потомки древних родов не могли сохранять того значения и авторитета, которыми пользовались в метрополиях. Вообще в колониях легче устранялись все предания, нравы и обычаи, не соответствовавшие новым условиям быта.

Причины колонизации заключались вообще в стремлении греческих племен к улучшению своего быта: или побежденные, не желавшие подчиняться победителям, отправлялись искать счастья в чужих землях, или партия недовольных существующими порядками оставляла отечество, чтобы избавиться от притеснений (например, спартанские парфении), или само государство выселяло излишек народа для предотвращения бедности или внутренних раздоров и партий, или старалось путем колонизации доставить верные убежища торговым кораблям в отдаленных и негостеприимных морях, познакомиться с богатствами других стран с целью их эксплуатации или, наконец, открыть новый рынок для сбыта своих произведений. Поэтому-то все колонии основывались на берегах и нередко имели упорных врагов в жителях внутренней части страны, так что некоторые из них сильно страдали в войнах и даже делались их жертвой; однако в большинстве случаев колонисты побеждали туземцев, скоро и прочно вкоренялись на новой родине и быстрыми шагами шли к высокому культурному развитию. В великом деле колонизации участвовали все греческие племена, но наибольшее участие в нем принимали ионийцы, это по преимуществу подвижное племя, обладавшее способностью быстро осваиваться всюду, куда бы оно ни являлось.

Основание колонии. Соответственно различию поводов к выселению и самые способы основания колоний (apoikia) бывали различны. Прежде всего для этого, как и для всякого важного предприятия, считался необходимым совет оракула, без которого желавшие переселиться не смели оставить навсегда родную землю, святыни и кости предков. Чаще всего обращались к Додонскому

и Дельфийскому прорицалищам, которые иногда вместе с одобрением намерения давали полезные советы и указания, так как жрецы, имея частые сношения и с греками и с другими народами, обладали большими географическими сведениями. Контингент переселенцев составлялся или из тех лиц, которые были вынуждаемы к переселению политическими обстоятельствами, или, если колония основывалась от лица государства, из тех, которые заявляли властям о желании переселиться (С. I. А. I, 31 = Ditt. Syll. 12; I. Gr. ant. 321; Фук. I, 27). В последнем случае иногда были приглашаемы к участию дружественные государства (Фук. III, 92; Диод. XII, 10). Предприятием руководил oikisthV, который или был указываем самими обстоятельствами, или назначался государством и получал неограниченные полномочия. Колонисты, отправляемые по распоряжению правительства, получали грамоту, в которой изложены были указания относительно устройства колонии и отношения ее к метрополии *. Отыскание удобной местности для поселения, если она не была указана в самой грамоте, предоставлялось предводителю. Овладев этой местностью, колонисты строили город и при помощи комиссии землемеров (gewmoroi, С.I.А. I, 31) делили землю на равные участки, выделив предварительно священные участки для богов (Диод. XII, 10). Некоторые колонии (как, например, ахейские в южной Италии, затем Сиракузы, Кирена, Византии, Гераклея Понтийская и критские города) захватывали себе значительные области и обращали их туземное население в периеков. Иногда же дружественные туземцы были принимаемы в гражданские общины колонистов, и таким образом получались колонии со смешанным населением (например, в Сицилии, Фук. VI, 17). Политическое и религиозное устройство новой государственной общине давал oikisthV. Обыкновенно колонисты удерживали у себя племенное деление гражданства, существовавшее в метрополиях (mhtropoliV), и их государственное устройство, конечно, в тех случаях, когда поводом к выселению не было недовольство существующими на родине порядками. Переселенцы переносили на новую почву родные божества и их культы, брали священный огонь из очага в пританее своего родного города и от него возжигали огонь на своем государственном очаге. Во многих колониях, основание которых последовало по совету Дельфийского оракула, пользовался особым уважением Аполлон, как archgethV колоний. Иногда колонисты принимали и некоторые из туземных

культов, конечно, связывая их со своими собственными представлениями о богах. OikisthV после смерти получал геройский культ и считался невидимым покровителем поселенцев.

Переселенцы не всегда основывали новый город, часто они были принимаемы как epoikoi в существовавшие уже города, но обыкновенно получали меньшие права, чем первоначальные основатели колонии. Нередко впоследствии происходили столкновения между старыми и новыми поселенцами, приводившие даже к удалению из города тех или других.

Отношения колоний к метрополиям обыкновенно характеризовались не подчинением первых верховной власти или гегемонии последних, но были как бы отношениями детей к родителям *. В политическом отношении колонии за немногими исключениями образовали независимые государства **, но было совершенно естественно, что в случае внешней опасности или внутренних раздоров они искали помощи или третейского суда у метрополий и сами в случае нужды помогали последним. Если между метрополией и колонией происходили несогласия и раздоры, то старались прекратить их мирным путем и только в крайних случаях прибегали к силе оружия; враждебные отношения между ними считались столь же неприличными, как между отцами и детьми (Герод. VII, 51 и VIII, 22; Фук. I, 38). Если колония, с течением времени достигнув благосостояния, сама хотела основать поселение, то обык-

новенно oikisthV был испрашиваем из метрополии; так керкиряне при основании Эпидамна получили предводителя Фалия из Коринфа (Фук. I, 24).

Родственная связь колонии с метрополией далее выражалась в общности их религии и обрядов культа; переселенцы отправляли посольства (qewriai) и дары на торжественные праздники и игры своего родного города, а на своих празднествах, играх и театральных представлениях предоставляли почетные места (proedria) его послам и гражданам. Есть известие (схол. Фук. I, 25), что жреческие места в колониях были замещаемы из метрополий. Конечно, эти отношения оставались тогда, когда колонисты не разрывали всех связей с отечеством (например, будучи изгнаны или удалившись из отечества вследствие недовольства существующими порядками).

Что касается устройства колоний, то вообще они переносили на новую почву обычаи и конституции своих метрополий, а так как основание большинства колоний совпадает с периодом аристократического и олигархического правления в собственно Греции, то и в них сначала была аристократия и олигархия. Но вследствие того, что демократические принципы в колониях могли развиваться быстрее, чем в Греции, в них раньше проявлялись раздоры между народом и знатью. Неизбежным их следствием во многих колониях были тирании, которые нередко весьма продолжительное время тяготели над городами. Во многих колониях, особенно в Великой Греции, следствием внутренних неурядиц являлась тимократия, которая основывала права и обязанности граждан на их имущественном цензе; особенно успешно прививалась она там, где вследствие смешанного населения не могли господствовать старые, перенесенные из метрополий, обычаи и конституции, и затем постепенно переходила в демократию.

Клерухии. Особый вид колоний составляли клерухии (klhrouciai от klhroV и ecw), отношения которых к метрополиям были гораздо теснее. Так назывались владения граждан известного государства вне его пределов. Нам ближе известны только клерухии афинян, но их имели и другие государства. Древнейшая клерухия была выслана афинянами приблизительно в 570 — 560 гг. на о. Саламин. Сохранившийся отрывок декрета (С. I. А. IV, 2, 1 а), изданного по этому поводу, определяет правовое положение клерухов. Они должны были вместе с афинянами платить подати и отбывать воинскую повинность, но обязывались жить на Саламине и не отдавать в аренду участков под опасением штрафа. Как живущие вблизи Афин, они, вероятно, сохраняли и все прочие гражданские права. Афиняне посылали на Саламин ежегодно особого архонта (Арист.

Аф. пол. 54, 62). В V в. до Р. X. главною целью высылки клерухов было закрепление афинского господства над союзниками (почему союзники относились к ним с ненавистью и при заключении второго союза в 377 г. афиняне официально обязались не высылать клерухий в земли союзников), но, кроме того, имелось в виду облегчение положения беднейших граждан, уменьшение пролетариата и т. п. Земли для основания клерухий приобретались, главным образом, путем завоеваний, причем покоренные жители или были изгоняемы из своей земли, или обязывались уступать победителям известную часть ее; иногда, впрочем, афиняне приобретали земли у союзников и мирным путем, например, взамен сбавки соответствующей суммы дани. Приобретенные таким образом земли были разделяемы на участки и раздавались гражданам беднейших классов, изъявившим желание переселиться, но не в полную собственность, а только в пользование, так что земли продолжали считаться собственностью государства. Переселенцы удерживали при этом права афинского гражданства, должны были исполнять военные и финансовые обязанности наравне с остававшимися в Афинах согражданами и оставались в филах и демах, к которым принадлежали во время переселения. Разумеется, клерухи, жившие вдали от родины, фактически не могли принимать участие в ее делах; на войне они составляли особые отряды, но подразделявшиеся по аттическим филам. Политическое устройство клерухий представляло собою копию с афинского: клерухи имели общинное самоуправление, советы, народные собрания и должностных лиц, но право собственного суда было ограничено известными категориями дел. Для верховного надзора за клерухиями афиняне посылали в них, по крайней мере в IV в., своих попечителей (epimelhtai) с широкими полномочиями. Известнейшие афинские клерухии были на островах Саламине, Эвбее, Лесбосе, Имбросе, Скиросе, Лемносе, Самосе, Делосе, Паросе, в г. Потидее, на Фракийском Херсонесе и пр.

О колониях, кроме общих трудов по греческой истории и древностям, ср. Raoul Rochette, Histoire critique de I'etablissement des colonies grecques, Paris 1815; Frohlich, Ueber die Kolonien der Griechen, Neisse 1834; Pfefferkorn, Die Kolonien der Altgriechen, Konigsb. 1838; Diesterweg, De iure coloniarum Graecarum, Berl. 1865; Sp. Lampros, De conditorum coloniarum Gr. indole praenuisque et honoribus, Leipz. 1873; E. Curtius, Die Griechen in der Diaspora, S.-Ber. Berl. Akad. 1882; ср. его же: Die Griechen als Meister der Kolonisation, Berl. 1883; G, Hirschfeld, Zur Typologie gr. Ansiedelungen. Aufsatze fur E. Curtius, Berl. 1884. — О клерухиях: Л. Kirchhoff в Abhandl d. Berl. Ak. 1873; P. Foucart, Memoire sur les colonies atheniennes, Paris 1878; статьи U. Kohler'a в Mittheil. d. Deutschen Inst. in Athen, тт. I, V. Специально о Саламинской клерухий: U. Kohler, Mittheil. IX (1884), стр. 117

слл.; Foiicart, Bull. de согг. Hell. XII (1888), стр. 1 слл,; H. Lipsius, Leipz. Stud. XII (1890), стр. 221 сл.

§ 2. Обзор важнейших колоний

Начало греческой колонизации восходит, как мы уже видели (стр. 47), к эпохе великого передвижения племен. Сначала заняты были эллинами острова Эгейского моря, затем движение распространилось на западный берег Малой Азии, от Троады до Родоса, и на острова Крит и Кипр. Колонизация эолийцев, исходным пунктом которой был, вероятно, Пагасейский залив, направлялась преимущественно на северную часть западного берега Малой Азии и на близлежащие острова. Ионийцы из Саронического залива распространились по Кикладам и средней части малоазийского берега; наконец, дорийцы заселили острова Крит, Мелос, Феру, Астипалею, юго-западную часть Малой Азии и прилегающие к ней острова.

Когда волнения, вызванные переселением племен, и внутренние смуты, сопровождавшие переход от монархии к аристократии, понемногу улеглись и в то же время колонии на островах и западном берегу Малой Азии достигли цветущего состояния вследствие развития торговли и промышленности, тогда началась новая эпоха в истории эллинской колонизации. Она обусловливалась теперь, с одной стороны, чисто торговыми интересами, с другой — новыми политическими и экономическими отношениями, наконец, иногда просто духом предприимчивости или желанием ближе познакомиться с отдаленными странами, о богатстве и плодородии которых ходили разные баснословные рассказы. В VIII в. на западе были включены в район греческой колонизации и морских сношений берега южной Италии и Сицилии, а на востоке — Пропонтиды и Понта Эвксинского. Путь на западе показали торговые и промышленные города Халкида и Коринф, за которыми последовали и другие эллины (главным образом, ахейцы); на востоке же главными деятелями колонизации явились жители Милета, покрывшие берега Понта целой сетью своих торговых факторий, из которых потом развились цветущие города. На берега Пропонтиды, Боспора и Понта преимущественно направлялась также колонизация Мегар. В VII и VI вв. дальнейшему развитию колонизации на западе способствовали преимущественно Мессенские войны и давление на малоазийские колонии со стороны лидийцев и персов. Около половины VI в. колонизационная деятельность эллинов, можно сказать, закончила свое развитие; в более поздние времена основание колоний было сравнительно редким явлением.

а. Колонии по островам и берегам Эгейского моря, Пропонтиды и Понта Эвксинского

Эолийские колонии, по словам писателей, были основаны из Беотии Пенфилом и другими потомками Ореста, сына Агамемнона, после потери ими власти в Пелопоннесе, ранее прочих малоазийских колоний; они находились частью на островах Лесбосе, Тенедосе и маленьких близлежащих ('Ekatonnhsoi), частью на берегу Мисии, и имели близ Кимы общие праздничные собрания (панэолии).

На гористом и плодородном (с отличными виноградниками) острове Лесбосе, заселенном эолийцами, как говорят (Псевдо-Геродот Жизнь Гомера, 38), через 130 лет после Троянской войны было 6 городов: Митилена, Антисса, Пирра, Эрес, Арисба и Мефимна *, они составляли со своими областями маленькие независимые государства, скоро достигшие процветания, но потом подпавшие под власть персов; однако во время Пелопоннесской войны и позже остров опять был в цветущем состоянии. Главными городами были Митилена и Мефимна.

На берегу Малой Азии эолийские города лежали преимущественно на Элейском заливе и к югу от него, на близком расстоянии друг от друга. В собственной Эолиде было 12 городов: Кима, Лериссы, Неон-тихое, Темн, Килла, Нотий, Эгироесса **, Питана, Эги, Мирина, Гринея и Смирна (Герод. I, 149). Последний, впрочем, рано присоединился к ионийским колониям; прочие города все были незначительны, кроме Кимы, главного города Эолиды, впрочем, мало замечательного в истории. Из Лесбоса и Кимы впоследствии были основаны новые колонии по берегу Троады (Антандр, Гаргары, Асс) и Фракии (Сест, Эн, Алопеконнес).

Ионийские колонии находились на западном берегу Лидии и Карии, на прилежащих островах Хиосе и Самосе и на Кикладах. Ионийцы, изгнанные ахейцами с северного берега Пелопоннеса, удалились в Аттику, откуда через 60 лет после похода Гераклидов (1044 г. до Р. X. по свидетельству древних авторов, не основанному, однако, на достоверных данных) отправились искать новых мест для поселения под предводительством Нелея, Андрокла и других сыновей аттического царя Кодра. К ним присоединились абанты с Эвбеи, минийцы, фиванцы, дриопы, фокейцы и др. племена.

Тогда получили свое ионийское население Андрос, Кеос, Наксос, Парос, Делос и др. окрестные острова Эгейского моря. На берегу Малой Азии были основаны города: Милет, Миунт и Приена в

Карии, Эфес, Колофон, Лебед, Теос, Эрифры, Клазомены и Фокея в Лидии, затем Самос и Хиос на островах того же имени. Впоследствии (ок. 688 г.) к ионийскому союзу присоединилась Смирна, одна из славнейших и самых цветущих эолийских колоний, впрочем скоро разрушенная лидийским царем Алиаттом и остававшаяся в запустении до Антигона. На празднике в честь Посейдона Геликонского в храме его на мысе Микале близ Приены происходили общие собрания ионийцев (яауквукх), главная цель которых была религиозная, именно совместное поклонение главному покровителю ионийцев, занимавшихся преимущественно мореплаванием; но на собраниях бывали также совещания и на общественные темы. Однако вообще отдельные города не только были независимы друг от друга, но даже почти постоянно враждовали между собой.

Севернее всех ионийских городов, уже между эолийскими колониями, лежала Фокея, основанная афинянами под предводительством Филогена и Дамона *. Жители ее известны были как неустрашимые и искусные мореплаватели, уже рано познакомившиеся с отдаленными берегами Италии, Галлии и Испании.

Теос, имевший смешанное, не чисто ионийское население, процветал торговлею и богатством особенно до нашествия персов на Малую Азию, но и потом оставался значительным городом и славился своим храмом Диониса с убежищем.

Колофон (со знаменитым прорицалищем Аполлона Кларийского вблизи), колонизованный, по преданию, из Пилоса под предводительством Андремона, был сильным городом до покорения его лидийским царем Гигесом в VII столетии.

Ефес, основанный Андроклом на весьма выгодном месте, при устье р. Каистра, всегда был одним из важнейших городов Малой Азии и во времена римлян даже столицею малоазийской провинции.

Милет — весьма богатый и сильный торговый город к югу от устья реки Меандра, по преданию существовал еще до переселения ионийцев, которые возобновили его под предводительством Нелея. Торговое влияние Милета простиралось на все страны известного древним мира. В VIII и VII столетиях главным рынком милетских купцов были берега Черного моря, где милетяне основали до 80 колоний. Но могущество Милета продолжалось только до V века: он принимал живое участие в восстании малоазийских греков против персидского владычества и был разорен Дарием I. Впоследствии та же участь постигла его при Александре Великом.

Самос — богатый город на острове того же имени, против мыса Микале, был населен ионийцами под предводительством Прокла, из рода которого происходили потом самосские цари. По свержении их власти правление перешло в руки аристократов, потом к народу, наконец, во второй половине VI века к знаменитому тирану Поликрату, время царствования которого было самой блистательной эпохой Самоса; при нем Самос своим многочисленным флотом (более 100 судов) господствовал на Эгейском море и был грозою соседних государств. После Поликрата правил брат его Силосонт и другие тираны, пока в 476 г. не утвердилось демократическое правление. Во время Пелопоннесской войны Самос оставался верен союзу с Афинами и в конце ее взят был Лисандром, который учредил в нем аристократическое правление. Впоследствии остров переходил из рук в руки и не раз был опустошаем.

Хиос — на плодоносном острове, славившемся вином, по значению и богатству мало уступал Самосу.

Эвбейские города Халкида и Эретрия рано сделались весьма значительными морскими державами и выслали множество колоний. Преимущественно полуостров Халкидика (получивший от Халкиды и название) был занят халкидскими поселениями, из которых наиболее важное значение имел Олинф, могущественнейшая из колоний на северном побережье Эгейского моря; он находился в весьма выгодной местности и одно время, именно в половине IV в., был главою союза из 32 халкидикских городов; однако возвышение Македонии и ревнивая привязанность греков к автономии не дали возможности еще более усилиться Олинфу, и он был покорен Филиппом Македонским. Рядом с халкидскими поселениями лежали на Халкидике и колонии других метрополий; так, Стагира и Аканф были основаны выходцами с о. Андроса, Потидея — коринфянами. Близлежащие острова Эгейского моря (Икос, Пепареф, Скиаф) также были заняты халкидянами, а на о. Скиросе рядом с ними жили долопы, после изгнания которых остров был занят афинскими клерухами.

Дорийские колонии в Малой Азии лежали на юге от ионийских, по берегам Карии и на соседних островах, и составляли союз шести городов, из которых Галикарнасс и Книд находились в Карии, Кос — на острове того же имени, Иалис, Линд и Камир — на о. Родосе; местом союзных собраний служил храм Аполлона Триопийского близ Книда. Остальные поселения дорийцев на островах (Анафе, Астипалее, Калимне, Нисире, Карпафе, Касосе и др.) и берегах Малой Азии были или подвластны союзу, или во враждебных к нему отношениях.

Галик арнасс, на северном берегу Керамийского залива, был основан ионийцами из Трезена, сначала на островке Зефирии против карийского городка Сальмакиды, с которым впоследствии соединился. Присоединившись к дорийскому союзу, Галикарнасс все-таки остался ионийским городом по языку и симпатиям и, может быть, поэтому уже рано исключен был из союза (Герод. VII, 144). Во времена персидского владычества здесь утвердилась карийская династия тиранов, которые мало-помалу достигли владычества над всею Кариею. Знаменитейшим из них был (в IV в. до Р. X.) Мавсол, называвшийся царем Карии. (Мавсолей — памятник, воздвигнутый ему супругою Артемисией, — причислялся к 7 чудесам света.) После осады и разрушения Александром Великим Галикарнасс не мог уже подняться до прежнего значения.

Книд — к югу от предыдущего, основанный лакедемонянами, был значительным торговым городом.

Кос вместе с окружающими островами был заселен из Эпидавра; славился фруктами, вином и тонкими тканями.

Родос — весьма богатый и плодородный остров, славившийся особенно вином, смоквами, мрамором и глиняными товарами, занят был дорийцами из Аргоса под предводительством Алфемена, заселившими упомянутые выше три родосские города. В 408 г. эти города соединились и построили новый город, названный Родосом по имени острова; он лежал на восточной стороне острова и устройством гаваней и стен, правильностью улиц и красотою зданий превосходил все другие города (Страб. XIV р. 652). Скоро он достиг такого процветания, что богатство его вошло в пословицу; науки и искусства также достигли в нем высокого развития, и еще во времена римлян туда приезжали иностранцы, желавшие познакомиться с эллинскою образованностью. Правление в Родосе было умеренно-демократическое; верховная власть принадлежала народному собранию, а исполнительная находилась в руках двух пританов, правивших по шесть месяцев.

Лакедемонянами еще в доисторические времена были заняты кикладские острова Мелос и Фера. Около 630 г. эмигранты с о. Феры под предводительством Батта основали на берегу Африки колонию Кирену, которая скоро достигла цветущего состояния в отношении торговли, промышленности и образованности. Сначала она была основана на острове Платее близ материка, потом, по указанию туземцев, колонисты поселились на самом материке в 14 верстах от моря (Герод. IV, 150 сл.). Потомки Батта царствовали здесь до 2-й половины V в. (из них особенно выдавался Батт II, при котором Кирена обогатилась новыми переселенцами из Эллады и с островов), потом Кирена сделалась республикою и нередко страдала от внут-

ренних раздоров. Египетский царь Птолемей сын Лага подчинил ее своей власти.

Колонизация Мегар направлялась, главным образом, на северо-восток, по берегам Фракии и Вифинии (кроме одноименного города в Сицилии). Еще к концу VIII в. относится основание Астака в Вифинии, разрушенного впоследствии Лисимахом и восстановленного вифинским царем Никомедом под именем Никомедии (140 г. до Р. X.). В 675 г. основан был Халкедон на азиатском берегу Боспора и через 17 лет после него (в 658 г.) Византий напротив, на европейском берегу, на весьма выгодном для торгового города месте *. Он славился как красотою и удобством местоположения, так и богатством, и в короткое время стал весьма важным городом. После различных превратностей судьбы, в 330 г. до Р. X. император Константин сделал Византий столицей римской империи и дал ему имя Константинополя. Из других мегарских колоний известны Гераклея Понтийская на Черном море в земле мариандинов (основанная около середины VI века с участием беотийцев), Месамбрия на западном берегу Понта и Селимбрия на Пропонтиде. Из Гераклеи Понтийской были основаны: Каллатия на западном берегу Понта и Херсонес Таврический в Крыму, около нынешнего Севастополя.

б. Остров Крит

Остров Крит был очень рано занят дорийцами, которые по преданию явились сюда из Фессалии под предводительством Тектама, сына Дора, но на самом деле, по всей вероятности, из Арголиды и Лаконики. Уже Гомер называет «разделенных на 3 колена» дорийцев в числе народов, населявших Крит, и считает на нем 100 (Ил. II, 649) или 90 (Од. XIX, 174) городов. Заняв Крит, дорийцы стали на нем господствующим народом и одни пользовались полными гражданскими правами, а коренные жители острова попали к ним в большую или меньшую зависимость.

Значительнейшие города на Крите были: Кнос на северном берегу, Гортина в южной части и Кидония на северном берегу (значительно западнее Кноса), затем на том же берегу: Аптеры, Элевферны, Олунт и Лато, на восточном Итан, на южном: Иерапитна, Прианс, Фест, Аполлония и Лисс, внутри острова: Лаппа, Акс, Ликаст, Литт и др.

Древние законы и государственное устройство острова предание приписывает мифическим героям Миносу и Радаманфу. Авторы передают множество сказаний о законодателе Миносе; особенной известностью пользуется показание Фукидида (I, 4), что Минос господствовал на море, имел большой флот, истреблял морских разбойников, изгнал с островов карийцев и пр. Но эти слова о Миносе, само собою разумеется, не основаны ни на каких достоверных данных.

Государственные и общественные учреждения о. Крита, по свидетельству многих авторов, послужили образцом для Спарты. По преданию Ликург, которому приписывается спартанское законодательство, посетил Крит во время своих путешествий для изучения государственных устройств и заимствовал там многое для спартанского устройства. Но на самом деле сходство спартанского устройства с критским, заключавшееся гораздо более в бытовых учреждениях (воспитании, дисциплине), нежели в политических, объясняется просто одноплеменностью населения Спарты и Крита и тем фактом, что и здесь и там дорийские завоеватели господствовали над покоренным туземным населением. Они держались постоянно как военный лагерь в покоренной стране.

Цари были на Крите только в очень раннее время. Потом их заменило строго аристократическое устройство, при котором во главе каждого государства стояли kosmoi или kosmioi (урядники, устроители), ежегодно избиравшиеся из определенных родов; они имели высшую военную власть, председательство в совете и народном собрании и высшее заведование всеми отраслями управления. Один из них назывался xenioV kosmoV и имел, подобно афинскому архонту-полемарху, юрисдикцию по делам иностранцев. Аристотель (Пол. II, 7, 3) и Эфор (у Страб. Х р. 482) сравнивают космов со спартанскими эфорами.

Совет (bwla, соответствовавший спартанской герусии), облеченный высшею правительственною и судебною властью, состоял из 30 членов, которые избирались пожизненно из бывших космов, безукоризненно прошедших свою должность; члены совета никому не отдавали отчета в своих действиях и не были ограничены письменными законами, а решили дела по своему усмотрению (Арист. Пол. II, 7, 3). Народное собрание (agora) имело весьма мало значения: оно могло только утверждать или отвергать решения совета и космов, не подвергая их обсуждению, и не имело права инициативы.

Пользуясь неограниченною властью, космы могли злоупотреблять ею, и потому в истории Крита были нередки насильственные смены их до срока, вследствие чего происходила анархия или akosmia (Арист. Пол. II, 7, 7). Знатные люди, пользовавшиеся влиянием, собирали вокруг себя приверженцев из народа, образовывали партии

и производили беспорядки и революции, которые легко могли бы привести критян к потере свободы, если бы их не спасало обособленное положение от других народов- Вследствие той же обособленности и замкнутой жизни народ на Крите был весьма прост и политически неразвит, отчего мы и не встречаем там жалоб простого народа на произвол и насилия властей и аристократов, тогда как в Спарте такие жалобы были нередки, несмотря на сравнительно меньшую власть эфоров. Следствием частых смут и неурядиц было то, что аристократический образ правления должен был уступить место демократическому, который развился на Крите в III в. до Р. X. Верховная власть перешла тогда в руки народного собрания, члены совета стали ежегодно сменяться, а за космами осталась только исполнительная власть.

Устройство общественной жизни на Крите стояло еще ближе к спартанским учреждениям, нежели устройство государственное. Дорийцы-граждане критских городов делились на три дорийские филы Гиллеев, Диманов и Памфилов, но в некоторых городах со смешанным населением были (как видно из надписей) и другие филы, подобно тому как в некоторых малоазийских городах были особые филы наряду с ионийскими. Кроме фил, граждане делились на etairiai, соответствовавшие фратриям. Воспитание детей было общественное и имело воинственный характер, которому вообще обязано дорийское племя своей силой и процветанием и поддержание которого на Крите было так же необходимо, как в Спарте, потому что подвластное население далеко превосходило численностью своих победителей. Дети на Крите воспитывались дома до 17-летнего возраста (а не только до 7-летнего, как в Спарте), занимаясь, главным образом, гимнастическими и военными упражнениями под надзором педономов. Потом юноши воспитывались все вместе, разделенные на классы (agelai — стада), которые составлялись знатнейшими юношами и находились под управлением их отцов. Главным предметом обучения была гимнастика: молодые люди упражнялись в беге, борьбе, стрельбе из лука (критяне славились как отличные стрелки), военных маневрах и плясках в полном вооружении; часто предпринимались юношами экскурсии в горы и леса на охоту, с целью приучения к труду и лишениям. Музыка и пение были в большом употреблении; особенно пелись гимны в честь богов, песни хвалебного и нравственного содержания. Напевы были строго определены раз навсегда и не могли быть изменяемы.

Молодые люди оставались в агелах долгое время (вероятно, 10 лет), но и по выходе из них оставались под надзором государства и должны были подчиняться общественной дисциплине при обязательных для всех мужчин общественных обедах, которые на Крите

назывались andria (как, по словам Аристотеля, назывались они в древнее время и в Лакедемоне) и стояли в связи с делением на etairiai. Само государство заботилось здесь о прокормлении граждан и для этого ассигновало часть государственных доходов, тогда как в Спарте каждый участвующий в сисситиях обязан был доставлять для них известное количество припасов и денег; так что критские общественные столы, по мнению Аристотеля, были устроены лучше, чем спартанские (Пол. II, 7, 4).

Кроме полноправных граждан дорийского племени, на Крите жили еще коренные жители острова, из которых одни сохраняли личную свободу, но не пользовались гражданскими правами и назывались подвластными (uphkooi = спартанские perioikoi), другие находились в крепостной зависимости под именами mnwitai или mnwtai (крепостные, жившие на государственных землях) и klarwtai или afamiwtai (крепостные частных лиц); этот последний класс, подобно спартанским илотам, обрабатывал земли своих господ и обязан был доставлять им часть продуктов. Для домашних услуг в городах упоминаются еще покупные рабы (cruswnhtoi).

Крит редко вступал в общее течение греческой жизни, и власти, возвышавшиеся в Элладе, не распространялись на критские города; они не были подчинены ни спартанской, ни афинской гегемонии. Даже македонское владычество не утвердилось на Крите и коснулось его только стороной; он не был подчинен и диад охам и долго отстаивал свою свободу даже против римлян, которыми, однако, наконец был покорен в 68 году до Р. X.

Долгое время критяне высоко стояли во мнении прочих греков и славились своей храбростью и хорошим образом жизни; но впоследствии и они не избегли всеобщей деморализации. В них развилось промышленное и меркантильное направление, так что прежнее сходство с лакедемонянами уже трудно было заметить. Позднейшие авторы отзываются о критянах неодобрительно, как о грабителях, разбойниках, ставивших денежные выгоды выше всего на свете и готовых из-за них на всякий бесчестный поступок. Особенно в последнем веке до Р. X. весьма многие из них занимались морским разбоем и наводили страх на прибрежные страны Средиземного моря.

Neumann, Rerum Creticarum specimen, Gott. 1820; К. Hock, Kreta, 3 т. Gott. 1828 — 29. Для ознакомления с юридической и социальной жизнью критских городов имеют огромное значение открытые в 1884 г. (вырезанные на стене круглого каменного здания) Гортинские законы, относящиеся к частному праву. Их издания (важнейшие) и обработка: Е. Fabricius, Mittheil. d. К. D. Arch. Inst. in Athen т. IX, стр. 363 сл.: Bucheler und Zitelmann, Das Recht von Gortyn, Suppl.-Band z. Rhein. Museum 1885; Joh. und

Th. Baunack, Die Inschrift von Gortyn, Leipz. 1885; Gemoll, Das Recht von Gortyn, Striegau (Progr.) 1889; R. Dareste, B. Haussoullier, Th. Reinach, Recueil des inscr. juridiques, 3-ieme fascicule (1894). Русский перев. С. В. Мирошникова в Зап. Имп. Русск. Арх. Общ. т. III (нов. серии), стр. 317 — 340.

в. Колонии малоазийских греков

Достигши процветания, города Малой Азии и островов в свою очередь посылали колонии, больше всего на берега Пропонтиды и Черного моря, которое с тех пор, как развилась на нем торговля и колонизация, вместо «негостеприимного» (axenoV) стало называться «гостеприимным» (PontoV euxeinoV ).

Главная заслуга в деле колонизации принадлежит Милету, который основал до 80 колоний; исключая города Навкратиса основанного (около половины VI в.) в Египте на одном из рукавов Нила, почти все остальные милетские колонии лежали по берегам Черного моря и Пропонтиды. Древнейшие из них: Кизик (на Южном берегу Пропонтиды), Синопа (на южном берегу Черного моря), Абид (на азиатском берегу Геллеспонта) и Проконнес (на острове того же имени в Пропонтиде) относятся еще к VIII веку. Кизик, основанный милетянами около 750 г. и подкрепленный мегарцами в 675 г., в древние времена не пользовался ни могуществом, ни славою, впоследствии же все более и более возвышался. Уже в половине IV в. жители его изгнали персидский гарнизон и сделались независимыми, что еще более способствовало развитию высокого торгового значения города, которое продолжалось и во времена римских императоров; особенно широкую торговлю вел он хлебом, вином, фруктами и рыбой.

Синопа — один из важнейших греческих городов на Черном море, с прекрасными садами и двумя гаванями, основан был, по преданию, аргонавтами и в 1-й половине VIII в. занят милетянами, от которых получил еще подкрепление в 629 г. Он вел обширную торговлю, особенно рыбой, и скоро достиг такой степени процветания, что сам основал несколько колоний (Трапезунт, Котиоры, Керасунт и др.).

Позднее, в VII и VI вв., были основаны милетянами многие колонии на северном (в Скифии) и западном берегах Черного моря, именно на западном берегу: Истр или Истрополь к югу от устьев р. Истра (Дуная), Томы, Одесс и Аполлония, а на северном: Тирас недалеко от устья р. Тираса (Днестра) на месте нынешнего Аккермана, Ольвия или Борисфен на Гипанисе (южном Буге), близ соединения его с Борисфен ом (Днепром), где ныне село Парутино, Пантпикапей и Феодосия в Крыму (первый на месте нынешней

Керчи, вторая — на месте нынешней Феодосии) и Танаис при устье р. Танаиса (Дона), где ныне станица Недвиговка.

Переселенцы из Фокеи основали Лампсак на азиатском берегу Пропонтиды (в половине VII в.) и в Галлии Массалию (лат. Massilia, теперь Marseille, основана около 600 г.), которая благодаря счастливому местоположению и предприимчивому духу населения скоро достигла весьма блестящего состояния, завела богатый флот и фабрики, обширную торговлю на востоке и западе и сама основала много колоний по берегам Галлии и Испании (Агафа, Тавроент, Антиполь, Эмпорий и др.) Массалийцы славились благоразумием, умеренностью и простотою жизни и имели благодетельное влияние на смягчение нравов своих полудиких соседей и распространение греческой культуры (о правлении в Массалии см. разд. I, гл. 4). При нападении на Фокею полководца Кира Гарпага жители ее, не желая подчиняться персам, решились выселиться и, торжественно поклявшись не возвращаться более на родину, переселились на Хиос; но хиосцы не дали им у себя места, и тогда половина фокейцев, несмотря на клятву, возвратилась в родной город, а остальные отправились на о. Корсику и основали там город Алалию. Своими морскими разбоями новые поселенцы так вооружили против себя соседей — карфагенян и этрусков, — что те соединились и напали на дерзких пришельцев; хотя в происшедшей жаркой битве фокейцы остались победителями, однако, потеряв почти весь свой флот, не осмелились долее оставаться среди врагов и переселились в южную Италию, где основали г. Элею (лат. Velia).

Город Теос основал колонии: Элеунт на Геллеспонте и Фанагорию на азиатском берегу Боспора Киммерийского (Керченского пролива). При нападении Гарпага теосцы, подобно фокейцам, оставили свой город и переселились во Фракию, где восстановили г. Абдеры, первоначально основанный клазоменянами, но вскоре разрушенный фракийцами. Однако и Теос вскоре снова был заселен.

Колонисты с о. Пароса заняли о. Фасос (в VIII в.), с о. Самоса — о. Самофракию еще за 1000 лет до Р. X. и г. Перинф на Пропонтиде в самом начале VI века.

г. Колонии к западу от Эллады

Западный берег Балканского полуострова (в Акарнании, Эпире и Иллирии) и некоторые из прилежащих к нему островов были заняты коринфскими колониями: Левкада, Ализия, Анакторий, Амбракия, Аполлония, Эпидамн (потом Диррахий) и др. образовали целую кайму коринфских городов. Но самым значительным из них была Керкира на острове того же имени, основанная в 735 году под предводительством Херсикрата; она скоро достигла такого про-

цветания на море, что оспаривала первенство у своей метрополии и нередко приходила в столкновения с нею.

Острова Кефалления и Закинф были заняты эолийцами; выходцы с Закинфа основали в VI в. в Испании колонию Сагунт.

Со странами и островами, лежащими далее на западе от Эллады, греки познакомились уже весьма рано, хотя позднее, нежели с восточными, и постепенно основали там многие колонии, которые имели для греческой торговли и культуры не менее важное значение, чем колонии малоазийские. Южная Италия и Сицилия были покрыты такой густой сетью греческих колоний, что туземное население усвоило себе их язык и нравы и сама страна (Южная Италия) получила название Великой Греции. Благодаря энергии и трудолюбию колонистов, греческие поселения здесь достигли обширного торгового могущества и процветания, несмотря на многие неблагоприятные условия занятой ими местности, особенно в Италии: берега ее не представляли удобных и безопасных гаваней, климат был нездоров, воинственные туземцы и пираты постоянно тревожили поселенцев нападениями, могущественные карфагеняне соперничали в торговле и нередко являлись открытыми врагами для сицилийских колоний.

Италийские колонии. Древнейшею из греческих колоний в Италии (и вообще в западных странах) была Кима (или Кумы) в земле опиков или осков (в Кампании), основанная выходцами из Халкиды и малоазийской Кимы, по некоторым известиям еще за 1050 лет до Р. X. Первоначально город был построен на о. Пифекусе (Ischia) при выходе в Неаполитанский залив, а впоследствии перенесен на берег материка к северу от Мизенского мыса. История этого города вообще очень мало известна, хотя он имел значительное влияние на культуру Лация и Рима, быв посредником в сношениях между греками и латинами. Достигши процветания, Кима высылала по берегам Италии свои поселения, из которых знаменитейшим сделался Неаполь в прелестной местности вблизи Кимы (на месте разрушенной кимейцами родосской колонии Парфенопы). В 421 г. самниты завоевали Киму и положили конец ее независимости.

В 746 г. халкидяне основали при Мессинском проливе колонию Регий (н. Реджо), которая потом несколько раз была заселяема мессенцами, бежавшими туда после порабощения их отечества лакедемонянами и получившими в Регии такую силу, что даже правление долгое время находилось в их руках.

Кроме этих колоний в Великой Греции было много городов ахейских, находившихся под покровительством и защитою Лакедемона, и чисто дорийских. Город Tарант (TaraV, лат. Tarenfcum) в глубине Тарентского залива, по преданию, основан был в 705 г. до Р. X. так называемыми парфениями, незаконными детьми спартанских вдов

и девиц, и до подчинения римлянам был сильным и цветущим торговым городом, известным роскошью жителей. В конце VIII в. на луканском берегу были основаны ахейские колонии Сибарис (в 720 г.) и Кротон (в 710 г.). Сибарис вскоре сделался важным торговым пунктом, достиг значительного могущества и подчинил себе 4 окрестные народа и 25 городов (Страб. VI р. 263). Вследствие обширной торговли и громадных богатств жители его предались такой роскоши и изнеженности, что их имя вошло в поговорку для обозначения изнеженных людей. Кротон был выстроен, говорят, по указанию самого Аполлона в весьма здоровой местности, так что из него выходили лучшие атлеты (Милон). Город славился также нравственностью жителей и политическим развитием, чему немало способствовал философ Пифагор, основавший здесь свою школу. Кротонцами были основаны колонии: Кавлония, Пандосия и Терша. В 510 г. кротонцы, вступив в войну с сибаритами, разрушили до основания их город, так что сибариты принуждены были удалиться в свои колонии Лай и Скидр. Впоследствии (443 г.) на месте разрушенного Сибариса афиняне с участием других греков построили колонию Фурии (в числе колонистов был историк Геродот, который здесь окончил свое сочинение и умер), позднее называвшуюся Копией.

Локры Эпизефирские были основаны около 680 г. на восточном берегу полуострова Калабрии локрийцами озольскими (опунтскими по показанию Эфора, которое Страбон (VI р. 259) считает неверным) и управлялись мудрыми законами Залевка. На западном берегу Калабрии лежала локрийская колония Гиппоний.

Метапонтий при Тарентском заливе (ахейская колония) был основан в неизвестное время, но не позднее 600 г. Невдалеке от него лежала Гераклея, колония фурийцев и тарентинцев (осн. 433г.).

На западном берегу южной Италии находилась сибаритская колония Посидония; во 2-й половине V в. она была покорена луканами, названа Пестумом и мало-помалу потеряла свой греческий характер.

В Сицилии первыми греческими поселенцами также были халкидяне, основавшие в 736 г., под предводительством Феокла, у подошвы Этны г. Наксос, который вскоре сам выслал колонии в Леонтины, Катану и Каллиполъ (ок. 730 г.) на восточном берегу острова. Занкла при Мессинском проливе, по некоторым известиям, (Страб. VI р. 268) была основана наксосцами, а по другим (Фук. VI, 4) — кимейскими разбойниками, которые потом получили подкрепление из Халкиды и других городов Эвбеи; впоследствии городом овладели самосцы и милетяне, спасавшиеся от оружия персов, но регийский тиран Анаксилай вскоре отнял у них город и сделал своею столицею под именем Мессены (494 г.). Позже Мессена не-

сколько раз подвергалась нападениям врагов, но сохранила свое могущество до времен римского господства. В 403 г. Наксос был разрушен Дионисием Сиракузским; остаток жителей его в 358 г. поселился в г. Тавромении, который был основан незадолго до этого времени сикулами вблизи прежнего Наксоса и впоследствии сделался цветущим и весьма многолюдным.

В 648 г. выходцы из Занклы основали на северном берегу острова город Гимеру, который достиг значительного могущества и славы, но в 409 г. был разрушен до основания карфагенянами.

Из дорийских колоний в Сицилии наиболее замечательны были:

Сиракузы, Гела, Акрагант и Селинунт. Сиракузы были основаны в 735 г. коринфянами под предводительством Архия на восточном берегу Сицилии, первоначально на о. Ортигии, который впоследствии был соединен плотиною с твердой землей. Скоро город широко разросся и сделался одним из многолюднейших и великолепнейших в древности; он состоял из 5 частей (Ортигия, Ахрадина, Тиха, Неаполь и Эпиполы), из которых каждая окружена была стенами, имел 2 гавани и в цветущую эпоху до 500 000 жителей, которые стекались отовсюду, привлекаемые важностью торгового положения города. В разнородности населения и привилегированном положении гаморов (потомков первых дорийских основателей), имевших в своих руках власть, заключалась причина частых внутренних смут, волновавших Сиракузы. В начале V в. гаморы были изгнаны из города простым классом народа и киллирийцами (простой народ составляли позднейшие переселенцы, а киллирийцами назывались туземцы, находившиеся в зависимости у гаморов), но вскоре возвратились при помощи Гелона, тирана г. Гелы, который при этом захватил в свои руки власть в Сиракузах. С тех пор Сиракузы большею частью находились под владычеством тиранов, политика которых была направлена к увеличению города и его области. В 212 г. Сиракузы были взяты римлянами, несмотря на храбрую их защиту при помощи отличных машин знаменитого математика и механика Архимеда, который лишился жизни при взятии города. Из колоний сиракузских отметим Камарину (осн. около 600 г.), которая не раз была опустошаема своей метрополией.

Мегары Гиблейские были основаны в 729 г. (на восточном берегу острова, севернее Сиракуз) выходцами из греческого города Мегар и в 483 г. разрушены сиракузским тираном Гелоном.

Гела на южной стороне Сицилии основана была в 688 г. родосцами и критянами. Правление в ней сначала было демократическое, потом перешло в тиранию. При тиранах Клеандре и Гиппократе она достигла цветущего состояния, но вскоре потом подпала под власть сиракузских тиранов (Гелона и Гиерона), от которых осво-

бодилась в 467 г., впрочем ненадолго: в 405 г., когда она была осаждена карфагенянами, Дионисий Сиракузский вывел ее жителей в Сиракузы, и с тех пор пало могущество Гелы.

Селинунт был основан мегарянами в 629 г. и имел в цветущее время до 30 000 жителей. В 409 г. он был разорен карфагенянами, но вскоре опять восстановлен; в 249 г. был окончательно разрушен ими же и жители его переселены в карфагенскую колонию Лилибей.

Акрагапт ('AkragaV, лат. Agrigentum), основанный жителями Гелы около 580 г., во время цветущего состояния был одним из великолепнейших городов древнего мира и имел до 200 000 жителей. В 406 г. он разделил несчастную участь Гимеры и Селинунта — был жестоко опустошен карфагенянами, но впоследствии был восстановлен Тимолеонтом и поднялся до такого могущества, что в конце IV в. сделал попытку овладеть гегемонией в Сицилии. В 262 г. Акрагант подпал власти римлян.

Указания на иностранную литературу о колониях можно найти в Griechische Geschichte Бузольта (2 изд. Глава 2, §§ 8 — 10 и 13). Из русских трудов (не указанных, конечно, Бузольтом), кроме диссертации Ф. Ф. Соколова: Критические исследования, относящиеся к древнейшему периоду истории Сицилии (СПб. 1865) и книги С. А. Селиванова: Очерки древней топографии острова Родоса (Казань 1892), можно отметить лишь несколько сочинений, относящихся к колониям на северном побережье Черного моря. Об Олъвии: Гр. Л. С. Уваров, Исследования о древностях южной России и берегов Черного моря, вып. 1, Спб. 1851; В. В. Латышев, Исследования об истории и государственном строе города Ольвии, СПб. 1887. О Херсонесе Таврическом: Б. В. Кёне, Исследования об истории и древностях Херсонеса Таврического, СПб. 1848; В. В. Латышев, Эпиграфические данные о государственном устройстве Херсониса Таврического. Журн. М. Н. Просв., июнь 1884. О Пантикапее и Боспорском царстве: А. Б. Ашик, Боспорское царство, 3 части. Од. 1848 (истор. часть очень слаба); В. В. Григорьев, Цари Боспора Киммерийского, СПб. 1851; Л. В. Орешников, Боспор Киммерийский в эпоху Спартокидов, Москва 1884; Latyschev, Inscriptiones orae sept. Ponti Euxini vol. II (введение. Оно имеется и в русском переводе: Краткий очерк истории Боспорского царства. Симферополь. 1893 = № 17 «Известий Таврической ученой архивной комиссии».) Есть также много статей в повременных изданиях, преимущественно в Записках Имп. Одесского Общества истории и древностей.

РАЗДЕЛ II. СПАРТАНСКОЕ ГОСУДАРСТВО

ГЛАВА 9. Исторический очерк образования Спартанского государства

Спартанская область (Lakwnikh, Lakedaimwn), пространством до 87 кв. миль, ограничивалась с севера Арголидой и Аркадией, с запада Мессенией, с юга заливами Мессенским и Лаконским, с востока Миртойским морем и Аргосским заливом. Два горные хребта — Тайгет на западе и менее высокий Парнон на востоке — тянутся по ней с севера на юг и оканчиваются мысами Тенаром и Малеей. Горы Лаконики частью были покрыты лесами, изобиловавшими дичью, частью — отличными пастбищами. Между горными хребтами лежит обширная долина, по которой извивается главная река страны — Эврот. В большей части страны почва была суха и камениста и требовала больших усилий при обработке; только долина Эврота была плодородна, особенно в южной части. Климат в Лаконике суровее, нежели в других областях Греции, и разница между температурою лета и зимы резче. Городов в Лаконике было мало: обитатели селились больше по мелким местечкам. Главный город Спарта лежал на западном берегу Эврота.

Древнейшими жителями Лаконики были пеласги и лелеги; затем, еще в героическом периоде, преобладающим племенем были ахейцы, и династия Атридов владела частью Арголиды и всем Лакедемоном. За 1100 лет до Р. X., по преданию, дорийское племя под начальством братьев Гераклидов (Темена, Кресфонта и Аристодема) в союзе с этолийцами вторглось в Пелопоннес и постепенно завладело большей частью его. По жребию Темен получил Арголиду, Кресфонт с по-

мощью хитрости завладел Мессениею, а сыновьям умершего Аристодема, близнецам Проклу и Эврисфену, достался худший удел; Лаконика; этолиец Оксил получил Элиду. Из Аргоса потом были основаны самостоятельные государства Деифонтом в Эпидавре, Агеем в Трезене, Фалком в Сикионе, Алетом в Коринфе; Мегары, сначала (до половины VIII в.) в зависимости от Коринфа, потом самостоятельно, также вступили в круг дорийских государств. В предании завоевание Пелопоннеса дорийцами представляется делом одного похода, но на самом деле оно, кажется, шло медленно и не везде одинаково; самым сильным государством сначала был Аргос, Спарта же была гораздо слабее его. Долгое время спартанское государство состояло из одного города Спарты с окрестностями, остальная Лаконика оставалась во власти ахейцев; восточный берег долго принадлежал Аргосу и окончательно перешел во власть Спарты, кажется, не раньше половины VI в. В VIII в. царь спартанский Телекл покорил ахейские города Амиклы, Фарис и Геронфры, а его сын Алкамен овладел Гелосом.

В Лаконике дорийское племя развило свои характерные особенности при полной независимости и отсутствии чуждых влияний. Но вообще мы очень мало знаем о государстве лакедемонском в древнейшие времена. В нем издревле были две царские династии, Агидов и Эврипонтидов, которые по преданию вели свое происхождение от двух сыновей Аристодема. Между царями и народом, кажется, происходили часто смуты и раздоры. Древние авторы говорят, что восстановителем порядка явился Ликург, дядя и опекун царя Лабота или Харилая, давший Спарте прочное государственное устройство, которое долгое время было для нее источником силы и могущества. Но относительно личности и времени жизни Ликурга у авторов замечается большое разногласие, так что самое существование такого законодателя нельзя считать достоверным историческим фактом *. Спартанское устройство, вероятно, не было делом одного лица, а постепенно развилось из установлении и обычаев, издревле существовавших у дорийцев; эту эпоху развития государственной и общественной жизни дорийского племени в Спарте предание объединило в лице Ликурга. Особенности спартанского устройства обусловли-

вались положением дорийских завоевателей в стране, где они составляли меньшинство населения и потому должны были постоянно напрягать все свои силы для того, чтобы удерживать господство над покоренными туземцами.

Ликурговские законы (не письменные, а передававшиеся изустно) назывались rhtrai, т. е. договоры *. У Плутарха сохранилась {Лик. 6) в полной форме одна ретра, определяющая верховную власть и ее права; он же сообщает (ibid. 13) содержание других 3 ретр: одна запрещает издавать письменные законы, другая предписывает простоту домашней жизни (запрещает употребление других инструментов, кроме топора и пилы, при постройке домов), третья запрещает часто воевать с одними и теми же врагами, чтобы они не научились у спартиатов военному искусству.

Плутарх и другие авторы приписывают Ликургу такие постановления, которые никак не могли относиться к столь отдаленному времени. Так, не могло быть тогда запрещено спартиатам употребление золотых и серебряных денег, потому что в те времена вся Греция была бедна, драгоценные металлы были очень редки и чеканки монет совсем еще не было. Но впоследствии, действительно, в Спарте были в ходу железные деньги, и только после Александра Великого началась чеканка серебряных, хотя иностранные деньги ходили в Спарте гораздо раньше. Точно так же и разделение земли на 39 000 или даже 19 500 участков не может относиться к такому древнему времени, потому что тогда территория Спарты была настолько мала, что исключала возможность этого числа участков **.

По законам, приписываемым Ликургу, граждане спартанские, будучи освобождены от забот о материальной жизни, должны были всецело посвящать себя служению отечеству. В них развилась в высокой степени военная доблесть, благодаря которой они покорили всю Лаконику, затем завоевали Мессению и, все более и более возвышаясь и усиливаясь, в начале Греко-персидских войн Спарта была в апогее своего могущества и славы.

О лаконском государстве вообще, кроме общих трудов по греч. истории и древностям, см. J. С. F. Manso, Sparta. Ein Versuch zur Aufklarung der Geschichte und Verfassung dieses Staates, Leipz. 1800, 3 ч. (сочинение очень богатое материалами, но устаревшее); К. О. Muller, Die Dorier, Bresl. 1824, 2-е изд. 1844; К. Н. Lachmann, Die spart. Staatsverfassung, Bresl. 1836; С. F. Hermann, Antiquitatum Laconicarum libelli quattuor, Marb. 1841; A. Kopstadt, De rerum Lacon. origine et indole, Greifswald 1849; С. Trieber, Forschungen zur spart. Verfassungsgeschichte, Berl. 1871; G. Gilbert, Studien zur altspartan. Geschichte, Gottingen 1872; Claudio Jannet, Les institutions sociales et le droit civil a Sparte, 2-е изд. Paris 1876. О Ликурге: Kopstadt, Lycurgea, Greifswald, 1846; Gilbert ук. соч.; Я. К. Stein, Kritik der Ueberlieferung uber den spart. Gesetzgeber Lycurg, Glatz 1882; Winicker, Ueber den Stand der Lycurgosfrage, Graudenz 1884; H. Bazin, De Lycurgo, Paris 1884; E. Meyer, Forschungen zur alten Geschichte. I. Halle 1892.

ГЛАВА 10. Государственное устройство Спарты

§ 1. Народонаселение

1. Спартиаты, потомки дорийских завоевателей, составляли господствующее племя, которое одно пользовалось всеми гражданскими правами, было обеспечено поземельною собственностью, по законам не имело права заниматься земледелием, ремеслами и промыслами, получало общественное воспитание и участвовало в общественных обедах. Составляя лишь незначительную часть всего населения государства, спартиаты жили в городе Спарте как бы в постоянном лагере, из которого и господствовали над страною. Поэтому город Спарта был не только средоточием государства и резиденцией властей, но и настоящим государством в тесном смысле, так как только обитавшие в нем спартиаты были полноправными гражданами. Они называли себя Spartiatai (от имени города) в отличие от остального населения Лаконики, тогда как название oi Lakedaimonioi обозначало всех свободных жителей Лаконики (т. е. спартиатов и периеков) в отличие от граждан других государств. Спартиаты, без сомнения, подобно другим грекам дорийского племени, делились на 3 филы или колена: 'UlleiV, Pamfuloi и DumaneV (хотя прямых указаний на существование этих фил в Спарте пока нет). Эти филы подразделялись, вероятно, на 27 фратрий (Деметрий Скепсийский у Афин. IV р. 141). Кроме этого племенного разделения граждан было еще местное или территориальное: город Спарта делился на 5 округов (kwmai), из которых известны названия 4-х:Pitana, Limnai, Mesoa

и Kunooura (или Kunosoura); 5-й округ составляла, вероятно, Dumh. Еще во времена Фукидида Спарта не была городом в собственном смысле, и ее обитатели жили kata kwmaV; по древнему обычаю (Фук. I, 10). Упоминаемые в 1-й Ликурговской ретре wbai были, по всей вероятности, подразделениями местных округов.

Первоначально все граждане спартанские имели одинаковые политические права (т. е. на участие в общественных делах и должностях), почему и назывались равными (omoioi, pares); необходимым условием равноправности, даже более важным, нежели дорийское происхождение, было подчинение установленной законами дисциплине, участие в общественных столах и доставка для них известного количества съестных припасов и денег. Те граждане, которые не удовлетворяли этим условиям или одному из них (например, по бедности не могли доставлять припасов для сисситий), теряли некоторые права и получали название upomeioneV (встречающееся, впрочем, только однажды у Ксенофонта, Греч. ист. III, 3, 6). Спартиаты до времен Агиса IV весьма редко и неохотно давали не гражданам права гражданства. Некоторые позднейшие авторы (например, Плут. Др. обычаи спарт. р. 238 е и др.) говорят, что всякий, даже иностранец, мог сделаться omoioV, стоило ему только получить спартанское воспитание. Но это едва ли верно. Эту возможность исключала известная спартанская xenhlasia, вследствие которой чужестранцы не могли даже жить долго в Спарте, не говоря уже о возможности приобрести там земельное владение. Право земельной собственности во всех греческих государствах давалось чужеземцам только за особо важные заслуги *.

2. Периеки. Потомки прежних жителей Лаконики, большей частью ахейского племени, назывались perioikoi. За ними сохранена была личная свобода, владение земельной собственностью и общинное самоуправление (в каких размерах, неизвестно); но политическими правами они не пользовались, не могли вступать в брачные союзы с спартиатами и обязаны были платить им денежную подать. Все периеки несли воинскую повинность в качестве гоплитов, легковооруженных или мастеровых и иногда достигали даже начальнических должностей в войске. В военном строю они становились отдельно от спартиатов; скириты, жившие в дикой горной области по верхнему течению Эврота, всегда занимали почетное место на левом фланге (Фук. V, 67), откуда можно заключить, что они пользовались большими правами, нежели остальные. Уже в Платейской битве число

периеков-гоплитов было одинаково с числом спартиатов (по 5000, Герод. IX, 28); впоследствии же, с уменьшением числа граждан, периеки обыкновенно составляли более значительный контингент в войске, нежели сами спартиаты, и воинская повинность для них становилась все тяжелее. Это была одна из причин постепенно возраставшего недовольства периеков. Вообще они особенным патриотизмом не отличались и иногда принимали сторону врагов Спарты.

Периеки жили в многочисленных мелких городах Лаконики, кроме самой Спарты, где они не могли жить. (После завоевания Мессении ее жители также обращены были в положение периеков.) Они занимались земледелием, торговлею, мореплаванием, ремеслами и нередко достигали значительного благосостояния *. Надзор за периеками возлагался на особых чиновников — гармостов (см. ниже, разд. II, гл. 10, § 2).

3. Илоты ** были потомки древнейших жителей Лаконики, обращенных в рабство вследствие особенно сильного сопротивления при вторжении дорийцев или вследствие позднейших восстаний. Усмиренные силою оружия, они лишены были своей земельной собственности, которую победители разделили между собою, и обращены в государственных крепостных.

Они считались собственностью государства, и потому частные лица, на участках коих они жили, не могли распоряжаться ими совершенно произвольно: не имели права продавать их за пределы страны, лишать жизни и отпускать на волю. Илоты собственными средствами обрабатывали поля своих господ и обязаны были ежегодно доставлять им определенное количество зернового хлеба (82 медимна с участка), масла и вина (сколько именно, неизвестно), остальное же обращали в свою пользу. Они составляли также домашнюю прислугу своих господ и оруженосцев на войне, где к тому же служили легковооруженными и матросами во флоте, а иногда и гоплитами.

Число илотов было очень велико, хотя и не может быть определено с точностью; можно думать, что в цветущее время Спарты их было до 200000, а вместе с периеками за 370 000 *. Такое громадное количество илотов было обременительно для государства, тем более, что они, естественно, смотрели на своих господ, как на врагов и притеснителей, и всегда готовы были восставать против них. Спартиаты, понимая это, относились к ним подозрительно и старались предупредить всякие попытки к восстанию; с этой целью была организована тайная полиция (krupteia) из молодых спартиатов, которые с оружием в руках рассылались по всей стране для наблюдения за илотами и имели право безнаказанно убивать на месте тех из них, которые казались почему-либо подозрительными; при этом, конечно, могли страдать и невинные, что и дало повод некоторым авторам видеть в криптии тайную войну против илотов, во время которой все встречные илоты без разбора были предаваемы смерти (Плут. Лик. 28). Криптия преследовала и другую цель, — приучение молодых спартиатов к трудам и лишениям военной жизни, к выносливости, хитрости и ловкости, необходимым на войне, и ознакомление с местностью и нравами жителей (Плат. Зак. р. 633). В более поздние времена жестокость криптии усилилась. Вообще спартиаты, видя в каждом илоте врага, не задумывались употреблять против них всякие средства, так что положение их было очень тяжело.

Доступ к свободе не был совершенно закрыт для илотов: они могли получать ее от государства в награду за военную службу или другие услуги, а также иногда за известную сумму денег (так, при Клеомене III 6000 илотов выкупились на волю за деньги). Освобожденные илоты носили название neodamwdeiV и составляли особый класс населения; их правовое положение нам неизвестно, кроме того, что они обязаны были воинской повинностью и часто служили гоплитами.

Граждане имели право выбирать лучших мальчиков из периеков и илотов в товарищи для своих сыновей и воспитывать вместе с ними. Пройдя таким образом спартанскую дисциплину, эти молодые люди (moqwneV, moqakeV) получали свободу, а лучшие из них, отличившиеся храбростью или заслугами, даже все гражданские права. Вероятно, мофоны были по большей части незаконные сыновья граждан и илоток.

§ 2. Государственное управление

Спартанская конституция отличалась строго определенными неподвижными нормами и пробуждала к себе уважение среди прочих греков. По законам, приписываемым Ликургу, государственная власть в Спарте была разделена между царями, герусией и народным собранием; впоследствии политическое значение царей в значительной степени было уменьшено учреждением эфората. (Власть, образуемая царями, эфорами и герусией, у писателей носит название ta telh) В сущности, спартанская конституция представляет собою военную аристократию граждан, впоследствии перешедшую в олигархию; демократической она не может быть названа потому, что полноправные граждане составляли незначительное меньшинство в сравнении с бесправными периеками и илотами.

Цари (basileiV, в ретрах arcagetai) в Спарте издревле стояли во главе гражданской общины. В Спарте были две царские династии Агидов и Эврипонтидов, названные так, говорят, от имени Эврисфенова сына Агиса и Проклова внука Эврипонта. Но на самом деле, кажется, первая династия была ахейского происхождения. Предание о праве дорийских вождей на престол в Пелопоннесе и о близнецах Прокле и Эврисфене, сыновьях Аристодема, не имеет исторической достоверности. А между тем у Геродота (V, 72) есть рассказ, из которого можно вывести, что еще за 500 лет до Р. X. старшая из спартанских династий сохраняла воспоминание о своем ахейском происхождении: именно, однажды спартанский царь Клеомен I, желавший войти в храм Афины на афинском акрополе и удержанный жрицею храма, которая сказала, что дорийцу нет места в святилище Афины, ответил ей, что он не дориец, а ахеец. Кроме того, у Полиэна, автора II в. по Р. X., есть упоминание (Страт. I, 10), что Прокл с своим дядею Теменом, царем аргосским, воевал против Эврисфидов спартанских и осаждал Спарту. Эти Эврисфиды, вероятно, были потомки Эврисфея (двоюродного брата Геракла), следовательно, ахейского происхождения. Следует заключить, что при завоевании Спарты дорийцами был заключен договор между ними и туземными ахейцами, по которому ахейская династия удержала за собою престол наравне с дорийской и даже считалась старшей. Различие происхождения спартанских династий доказывается еще тем, что они не заключали между собой брачных союзов и имели разные святилища и места погребения. Обе династии почти постоянно враждовали между собою и то одна, то другая приобретала преобладающее влияние. Нередко видим мы перевес на стороне младшей династии; например, в начале IV в. Агесилай пользовался гораздо

большим значением, нежели его соправители из старшей династии. Вражда династий много способствовала уменьшению значения царской власти и усилению эфората.

Царская власть в Спарте была наследственна и по своему значению и прерогативам весьма близко подходила к царской власти героического периода *. Цари спартанские были истинными начальниками и судьями народа в мирное время, предводителями его на войне и представителями перед лицом богов. Они имели жречество DioV Ouraniou и DioV LakedaimonoV ; в каждое новолуние и каждый 7 день ** месяца они совершали от лица государства жертвоприношения Аполлону, для которых получали по 2 отборных животных и известное количество муки и вина; в военное время они могли приносить сколько было им угодно овец в жертву за спасение войска, причем шкуры и хребтовые части их получали в собственность. Они же заведовали сношениями государства с Дельфийским оракулом (который пользовался в Спарте весьма высоким уважением), для которых избирали каждый по два должностных лица, носивших название puqioi. Жреческим характером царской власти объясняется, между прочим, тот факт, что телесные недостатки считались препятствием к достижению царского сана, так как жрецы должны были иметь чистое, без всяких пороков, тело.

На войне цари первоначально пользовались неограниченной властью. В древние времена они обладали правом выводить войско в поход куда угодно, и закон запрещал препятствовать им в этом (Герод. VI, 56). Позже, с конца VI века, вследствие того, что иногда цари, враждуя между собой, старались вредить друг другу в походе и это вредно влияло на успех дела, был установлен более целесообразный закон поручать начальство над военною силою одному только из них (Герод. V, 75). Вообще с развитием и усилением эфората военная власть царей все более и более ограничивалась. Уже во времена греко-персидских войн царей по закону сопровождали в походах два эфора, которые, правда, не имели официального положения в войске и не могли вмешиваться в распоряжения царя, но наблюдали за всей его деятельностью (Герод. IX, 76; Ксен. Греч. ист. II, 4, 36; Лак. гос. XIII, 5). В IV в. цари уже не имели права собственной властью выводить войско в походы, — для этого необходимо было решение эфоров и народного собрания. Во время похода все военные действия зависели от их реше-

ния, и каждый обязан был безусловно повиноваться их приказаниям *; но по окончании похода они обязаны были отдавать отчет и нередко были привлекаемы к суду и подвергались осуждению. Если война велась в разных местах одновременно, то кроме царя назначаемы были другие полководцы; флотом цари почти никогда не командовали. Во время похода царь и его свита содержались за государственный счет; царь имел право на значительную часть военной добычи.

Юридическая власть царей уже во времена Геродота (VI, 57) ограничивалась решением дел о выдаче замуж девиц, бывших единственными наследницами отцовского участка, если по этому поводу возникали споры между родственниками, затем делами о казенных дорогах и разбором споров, возникавших по дорожному делу между государством и частными лицами. Перед царями совершались также усыновления.

Кроме тех доходов, которые принадлежали царям как верховным жрецам и военачальникам, они пользовались значительными доходами со своих земельных участков в землях периеков (basilikoV foroV . Плат. Алк. р. 123а, ср. Ксен. Лак. гос. XV, 3) За общественными столами и в гостях цари получали двойные порции кушаний и вина; впрочем, они могли не участвовать в сисситиях вместе с гражданами и приказывать приносить себе обед на дом. Царские помещения в Спарте содержались за государственный счет. Уважение к царской власти внешним образом выражалось в том, что перед царями все, кроме эфоров, должны были вставать с мест (Ксен. Лак. гос. XV, 6). Поднять руку на царя считалось тяжким преступлением (Плут. Аг. 19).

С усилением значения эфоров царская власть подвергалась с их стороны существенным ограничениям. Кроме указанного надзора во время войны, эфоры постоянно наблюдали за царями и даже царицами в мирное время. Цари ежемесячно присягали перед эфорами в том, что будут царствовать по законам, причем эфоры со своей стороны клялись от имени народа охранять царскую власть (Ксен. Лак. гос. XV, 7). Затем цари подвергались особого рода религиозным испытаниям. В каждый 9-й год эфоры выбирали звездную, безлунную ночь и в молчании наблюдали небо; если при этом в очерченных мысленно пределах на небесном своде проносилась падающая звезда, то это считалось знамением, что цари в чем-либо провинились перед

богами. Власть их была отменяема на все время, пока обращались к оракулу в Дельфы или в Олимпию. Обыкновенно ответы оракула были благоприятны для царей, так что это испытание было только формальностью; однако в 242 г. царь Леонид II, противник реформы Агиса IV, был лишен престола именно этим способом (Плут. Аг. 11). За противозаконные действия цари могли быть сменяемы, судимы под председательством другого царя герусией и эфорами и даже казнимы. Совет эфоров и сам собою, без участия герусии, мог привлекать царей к ответу и последние обязаны были по третьему приглашению являться перед эфорами (Плут. Клеом. 10). Таким образом, мы видим, что ограничения царской власти со стороны эфоров были весьма значительны.

Похороны царей отличались пышностью и высокими почестями, которыми, по словам Ксенофонта (Лак. гос. XV, 9), Ликурговские законы желали показать, что царей нужно чтить не как людей, а как героев. После смерти царя герольды верхом развозили по всей стране печальное известие, а по городу разносили его женщины, ударявшие в медные тазы. В каждом доме один свободный мужчина и одна свободная женщина обязаны были облечься в траур (katamiainesqai) под опасением строгого наказания. Кроме спартиатов, периеки и илоты из всей страны в огромном количестве должны были являться в город на погребение, бить себя в грудь и с воплями восхвалять заслуги покойного, называя его лучшим из всех царей. Если царь умирал на войне и его труп не был привезен в Спарту (что делалось обыкновенно), то здесь с обычными церемониями хоронили его изображение. После погребения 10 дней продолжался траур, во время которого все течение государственных дел приостанавливалось; даже наследник умершего вступал на престол только по окончании траура (Герод. VI, 58).

Престол переходил к тому из царских сыновей, который родился первым после восшествия его отца на престол (Герод. VII, 3) от законного брака его со спартанкою (так как брак царя не с гражданкою не признавался законным) и притом не имел важных телесных недостатков. Если царь не оставлял сыновей или они не могли наследовать ему по одной из указанных причин, то престол переходил к ближайшему родственнику по мужской линии. Такой же родственник назначался регентом и опекуном (epitropoV, prodikoV) в случае несовершеннолетия наследника. Знаменитейшим из таких опекунов был Павсаний, командовавший греками в битве при Платеях. Если законность происхождения наследника была заподозрена или являлось несколько претендентов на престол, то решение дела принадлежало народному собранию.

Совет старейшин (gerousia, gerontia, gerwcia) разделял с царями верховную власть. Он состоял из 28 пожизненных членов (geronteV), избиравшихся из граждан не моложе 60 лет от роду, под председательством царей, которые, по словам Фукидида (I, 20), имели в совете по 1 голосу наравне с прочими членами (позже председательство перешло к эфорам). Геронты были избираемы народом из числа лучших граждан, принадлежавших к благороднейшим родам (Полиб. VI, 10). Способ избрания был прост и мог допускать злоупотребления: кандидаты в определенном по жребию порядке молча проходили перед народом, который приветствовал каждого из них более или менее громкими криками, смотря по степени его популярности. В то же время несколько избранных граждан находились в близстоявшем здании, откуда могли только слышать крики, но кандидатов не видели и не знали очереди их появления к народу. Они отмечали, если при появлении очередного кандидата слышались наиболее громкие приветственные восклицания, того и признавали членом герусии (Плут. Лик. 26). Нельзя не согласиться с Аристотелем, который называет этот способ избрания детским (Пол. II, 6, 18).

Герусия заведовала всеми текущими государственными делами и постановляла предварительное решение по тем из них, которые поступали на окончательное решение народного собрания; последнее имело право только принять или отвергнуть решение геронтов, но не изменять его. Впрочем, даже и это право было ограничено при царе Феопомпе (см. ниже). Кроме того, герусии принадлежал суд по уголовным и государственным преступлениям, а также вместе с эфорами, как мы уже видели выше, по преступлениям царей. Так как письменного кодекса законов не было, то герусия решала дела по своему усмотрению, руководясь обычаями и сознанием идеи права. В своей деятельности геронты никому не отдавали отчета. Из всего этого ясно видна важность спартанской герусии и неудивительно, что звание геронта считалось там в высшей степени почетным (Плут. Лик. 26).

Народное собрание (apella) существовало в Спарте, как и в других греческих государствах, с древнейших времен и приписываемыми Ликургу законами было только подчинено известному порядку. По 1-й ретре (Плут. Лик. 6) оно должно было происходить в известное время на определенном месте, именно внутри города между мостом на Эвроте — Бабикою и впадающим в него ручьем Кнакионом (metaxu BabukaV kai KnakiwnoV), и представляло собой верховную власть в государстве (damw tan kurian hmen kai kratoV: оно избирало геронтов и эфоров, разрешало споры о престолонаследии, вопросы законодательные (которые, впрочем, представлялись очень редко вследствие известного консервативного духа спартиатов) и вопросы внешней по-

литики, т. е. постановления о войне и мире и о заключении договоров с другими государствами. Таково было значение его de iure, но de facto права его были в значительной степени ограничены герусией: народ мог только принимать или отвергать ее предварительные постановления, но не имел права изменять их или сам делать предложения, так что не могло быть и речи о свободном обсуждении дела на собрании. Если оно выходило из пределов своей власти и делало изменения в сообщенных ему решениях герусии, то, на основании прибавления к ретре, сделанного при царях Феопомпе и Полидоре (в половине VIII в.), цари и геронты могли распустить собрание без всякого результата (Плут. ibid.). Правительство, кажется, могло даже по своему усмотрению предлагать или не предлагать дело на решение народа и созывало его только для сообщения ему своих распоряжений или, в случае разногласия между правительственными властями, для того, чтобы узнавать мнение народа и его авторитетом утверждать или отвергать известное решение. Свое мнение народ выражал не отдельными голосами, а криком или, если по крику нельзя было узнать результата, разделением на две стороны (последнее, впрочем, встречалось редко). Право участия в народном собрании имел каждый спартиат, не лишенный гражданских прав и имевший не менее 30 лет от роду; председательствовали в собрании первоначально цари, а впоследствии (уже в V в.) эфоры.

Эфоры (eforoi), по свидетельству некоторых древних авторов (Геродота, Ксенофонта), были установлены еще Ликургом, но гораздо вернее относить их учреждение, вместе с Аристотелем (Пол. V, 9, 1), ко времени царя Феопомпа (хронографы указывают даже год их учреждения, именно 757). Относительно первоначального значения их власти и круга деятельности древние авторы не сообщают достоверных данных, и потому новые ученые высказывают весьма различные предположения. Едва ли круг их деятельности был строго определен с самого начала: скорее всего можно думать, что с усложнением задач государственного управления цари, не будучи в состоянии сами справляться со всеми делами, особенно во время войн, требовавших их отсутствия из города, стали избирать доверенных лиц, которые бы помогали им в деле суда, смотрели за рынком и вообще наблюдали за соблюдением законного порядка в государстве *. Первое усиление власти эфоров приписывается эфору Астеропу, жив-

шему много поколений спустя после их учреждения (Плут. Клеом. 10); но в чем состояло это усиление, неизвестно. Некоторые новые ученые предполагают, что по предложению Астеропа право избрания эфоров, принадлежавшее прежде царям (Плут ibid.), было передано народу и таким образом эфоры сделались независимы от царей. Затем постепенно эфоры достигли такого могущества и популярности, что стали во главе государства и забрали в свои руки его управление помимо царей и герусии. Главной причиной их усиления была, без сомнения, вражда царей разных династий, способствовавшая ослаблению их власти и обаяния в народе, а отчасти, вероятно, и то, что эфоры являлись представителями демократического элемента, выборными от народа для контроля над царями и герусией. Их политическое значение, постепенно возвышаясь, распространилось на все государство, которое, при отсутствии всякого законного ограничения их произвола, было вполне ему предоставлено. Апогея своего могущества эфорат достиг во время Пелопоннесской войны. В IV веке писатели прямо называют всемогущую власть эфоров тиранической (Плат. Зак. IV р. 712. Арист. Пол. II, 6, 14).

Эфоры представляли собой коллегию из 5 лиц (может быть соответственно числу ком), сменявшихся ежегодно. Они были избираемы народом из среды всех полноправных граждан без различия происхождения и достатка (на это есть много указаний в "Политике" Аристотеля). О способе избрания известно только то, что он был «детский» (Арист. Пол. II, 6, 16). В должность они вступали с нового года, начинавшегося в Спарте с первого новолуния после осеннего равноденствия; они ежедневно заседали и обедали в особом здании на площади. Один из них был председателем коллегии и эпонимом года (т. е. именем его означался год, как в Афинах именем 1-го архонта). Эфоры вместе с герусией представляли высшую государственную власть: первым принадлежала в ней, главным образом, исполнительная сторона, вторым — совещательная В эпоху развития своего могущества эфоры имели высший надзор за всеми чинами государства, наблюдали за царями, ежемесячно приводили их к присяге, имели право позвать их к суду, подвергнуть их власть временному прекращению (посредством наблюдения небесных знамений через каждые 9 лет, см. выше, § 2). В более поздние времена двое из них всегда сопровождали царя в походе для совета и наблюдения за его действиями. Цари поднимались перед ними со своих мест, тогда как они не делали этого при появлении царей; одним словом, власть царей находилась в полном подчинении у эфоров. Еще сильнее был их надзор за прочими должностными лицами: каждое из них они могли уволить от должности, предать суду и подвергнуть тю-

ремному заключению; по истечении срока службы все магистраты сдавали отчет эфорам. В качестве высшей правящей власти эфоры созывали герусию и народное собрание, председательствовали в них, управляли их действиями и приводили в исполнение их решения, заведовали государственной казной и сношениями с иностранными государствами *, назначали число войск для похода, распоряжались мобилизацией, назначением и сменой полководцев (даже царей). Как председатели герусии эфоры руководили судопроизводством при государственных процессах, а по гражданским делам сами были безапелляционными судьями.

Эфоры имели надзор за общественным воспитанием и нравственностью граждан, который простирался даже на частную их жизнь; они могли устранять всякого рода нововведения, которые могли клониться к нарушению древней дисциплины и простоты жизни. Для предотвращения неблагоприятного влияния иностранцев, эфоры могли высылать за пределы страны тех из них, которые казались им вредно действующими на граждан. С другой стороны, и спартанские граждане не могли уезжать за границу без разрешения начальства. Периеков и илотов эфоры могли казнить без суда; в их распоряжении находилось снаряжение криптии. Итак, мы видим, что власть эфоров, действительно, была почти тиранической; однако она не могла сделаться вполне неограниченной вследствие того, что продолжалась один только год, по окончании которого эфоры должны были сдавать отчет своим преемникам (в течение же года службы они никому не отчитывались за свою деятельность).

Прочие чиновники в Спарте, исполнявшие поручения правительства или заведовавшие известной отраслью государственного управления, были избираемы народным собранием или назначаемы царями и эфорами. Последние имели над ними верховный надзор и принимали отчет по окончании срока их службы. Все должностные лица могут быть разделены на гражданских и военных. К числу первых принадлежали 4 puqioi, назначавшиеся царями (каждым по 2) для того, чтобы ездить в Дельфы за предсказаниями, и вообще для заведования делами, относящимися к оракулу; они принадлежали к ближайшей свите царей и обедали вместе с

ними за государственный счет (Герод. VI, 57). Царями же были назначаемы proxenoi, заботившиеся о приеме и содержании в Спарте чужестранных послов и других иностранцев, приезжавших туда с какими-нибудь официальными делами. PaidonomoV наблюдал за поведением мальчиков и молодых людей; ему были подчинены 5 biduoi (bideoi, bidiaioi), наблюдавшие за гимнастическими упражнениями молодежи *. 'Armosunoi смотрели за поведением женщин (в других государствах им соответствовали gunaikonomoi), empelwroi — за порядком на рынке и товарами, привозимыми для продажи (в римские времена (agoranomoi). 'Armostai управляли периеками и посылаемы были для начальствования в города, вступившие в спартанский союз с конца Пелопоннесской войны; так как постоянных гармостов было 20, то некоторые новые ученые предполагают, что вся спартанская земля была разделена на 20 округов, находившихся под их управлением, но прямых указаний на это мы не имеем. Для управления островом Киферами был посылаем KuqhrodikhV (Фук. IV, 53).

Из военных магистратов самым важным был nauarcoV, избиравшийся для командования флотом на один год и притом без права вторичного избрания; в год службы он пользовался громадною властью, которую Аристотель сравнивает с царскою (Пол. II, 6, 22). Смена навархов имела весьма важное значение в военное время (например, под конец Пелопоннесской войны Лисандр в самом разгаре военных действий был сменен Калликратидом в должности наварха). Ближайшим помощником наварха был epistoleuV. Иногда лакедемоняне, желая оставить фактическую власть в руках способного наварха по истечении срока его службы, назначали в навархи незначительную личность, а бывшего наварха оставляли при нем в качестве epistoleuV'а. Другим помощником наварха (может быть, вроде адъютанта) был, по-видимому, epibathV (Фук. VIII, 61. Ксен. Греч. ист. I, 3, 17). В командовании сухопутными войсками царям помогали 6 polemarcoi: они находились в ближайшей свите царей, передавали их приказания и командовали морами; в мирное время они наблюдали за порядком при сисситиях. Начальниками царских телохранителей были 3 ippagretai, избиравшиеся эфорами из лучших молодых людей 30-летнего возраста; каждый из них выбирал себе по 100 товарищей из лучших юношей

моложе 30 лет, которые и составляли отряд телохранителей под названием ippeiV, хотя они были пешие (гоплиты). Из числа выходивших из «всадников» ежегодно выбираемы были эфорами 5 agaqoergoi, которые в качестве агентов правительства исполняли различные поручения его заграницею. Теми молодыми людьми, которые были ежегодно снаряжаемы для криптии, командовал o epi thV krupteiaV tetagmenoV. О командирах отдельных отрядов сухопутного войска см. ниже в гл. 12.

Судопроизводство в Спарте было основано на обычном праве и вообще, по-видимому, весьма просто, хотя мы мало о нем знаем. Судебная власть находилась в руках царей, герусии и эфоров; в народном собрании решались только споры о престолонаследии между различными претендентами; другой судебной власти оно не имело. Решению царей, как мы видели, подлежали дела о наследстве, о выдаче замуж девиц-наследниц и о путях сообщения; в качестве военачальников цари председательствовали в военных судах во время похода. Герусия решала уголовные дела и вместе с эфорами под председательством царя судила другого царя, в чем-либо обвиненного. Важнейшие преступления, за которые наказанием полагалась смертная казнь, обсуждались геронтами в течение нескольких дней во избежание скорых и опрометчивых решений (Плут. Apophth. Lac. Anaxandrid. 6). Дела гражданские, особенно имущественные, подлежали ведению эфоров; прочие чиновники также имели известную власть по своим ведомствам. Наказаниями служили денежные штрафы, весьма различные по количеству, изгнание, лишение прав (atimia) и смертная казнь. Атимия в особенности постигала трусов, бежавших с поля сражения (oi tresanteV) или сдавшихся в плен неприятелю, и была, как мы увидим ниже, весьма тяжелым наказанием. Смертная казнь состояла в задушении, которое совершаемо было ночью в особом отделении (DecaV) тюрьмы, или в низвержении в пропасть (KaiadaV), находившуюся близ города, куда также бросаемы были тела казненных. Тюремное заключение не вменялось в наказание.

Финансы. Государственная казна спартанская, находившаяся в заведовании эфоров, была небогата. Источниками доходов служили подати с периеков и налагавшиеся иногда чрезвычайные взносы; в военное время к ним присоединялись доходы с добычи и подвластных городов, а также субсидии иностранных государств, особенно Персии. Сказка о запрещении Ликургом употреблять золотые и серебряные деньги, как мы уже заметили выше, без сомнения, вымышлена позднейшими авторами, так как в древнее время вообще Греция была бедна и серебряная монета появилась в ней лишь

с половины VIII в. (первый стал чеканить ее Фидон, царь аргосский); но в исторические времена в Спарте, действительно, были в ходу железные деньги до конца IV в., когда началась там чеканка серебряной монеты. Железные монеты по своей форме носили название pelanor (жертвенная лепешка) и имели весьма низкую ценность, относившуюся к ценности серебра как 1200 : 1. При такой ценности тяжелые железные монеты, конечно, не могли употребляться в больших количествах и потому торговля (мало, впрочем, развитая в Спарте) была преимущественно меновая. В городах периеков для потребностей заграничной торговли, без сомнения, употреблялось иностранное золото и серебро.

Само государство во всех случаях, когда принимало непосредственное участие в общеэллинских политических событиях (например, в Пелопоннесскую войну), должно было по необходимости допускать в свою казну драгоценные металлы, его цари и предводители также копили себе большие денежные средства. После Пелопоннесской войны, когда Гилипп, посланный Лисандром в Спарту со значительным количеством золота, которое он должен был передать эфорам, украл часть его, строгие консерваторы сделали попытку ввести запрещение иметь золото и серебро в государственной казне; но это предложение, принятие которого было бы равносильно отказу Спарты от приобретенного господства в Элладе, было отклонено, и только частным лицам запрещено было иметь у себя серебро и золото (Плут. Лис. 17). Однако и это запрещение не могло долго существовать во всей строгости и мало-помалу, с падением древней дисциплины, в руках частных лиц сосредоточились весьма значительные богатства.

Rieger, De ordinum homoeorum et hypomeionum origine, Giessen. 1853; Schoemann, Recognitio quaestionis de Spartanis homoeis. Opusc. acad. I. 108 cл.; A. Drachmann, De mothacibus lacedaemoniis. Nordisk Tidskrift for Filologie, т. VII; L. Cantarelli, I mothaci Spartani. Rivista di filologia XVIII (1890), стр. 455 cл.; Auerbach, De Lacedaemoniorum regibus, Berl. 1863; G. F. Schoemann, De ecclesiis Lacedaemoniorum. Opusc. acad. т. 1. стр. 87 cл. (напис. в 1836 г.); Spakler, De ephoris apud Lacedaemonios, Amsterd. 1842; Л. Schafer, De ephoris Lacedaemoniorum, Leipz. 1863; Я. Stein, Das spart. Ephorat bis auf Cheilon, Konitz, 1870; Frick, De ephoris Spartanis, Getting. 1872; G. Dum, Die Entstehung und Entwickelung des spart. Ephorats, Innsbruck. 1878; P. Gachon, De ephoris Spartanis, Par. 1888; E. Stem, Zur Entstehung und ursprunghchen Bedeuting des Ephorats in Sparta, Berl. 1893; H. Gabriel, De magistratibus Lacedaemoniorum,. Berl. 1845; J. Be loch. Die Nauarchie in Sparta, Rhein. Mus. 34.

ГЛАВА 11. Общественное воспитание и жизнь граждан в Спарте

Мы уже видели выше, что господствующие спартиаты в Лаконике составляли незначительное меньшинство в сравнении с подчиненными периеками и илотами, лишь по принуждению и с неудовольствием переносившими иго своих завоевателей и пользовавшимися всяким удобным случаем для того, чтобы сбросить его с себя. Поэтому спартиатам нужно было постоянно стоять на страже и внушать страх подчиненному населению, а для этого необходимым условием явилось развитие в гражданах воинской доблести и постоянной готовности с оружием в руках подавлять всякие попытки к восстанию. Спарта представляла собою постоянный военный лагерь; при воспитании граждан имелись в виду односторонние военные цели и полное подчинение личности интересам государства. При этом, конечно, пришлось пожертвовать другими целями воспитания, но зато главная цель была достигнута вполне: лакедемоняне сделались господствующим народом в Пелопоннесе, и их непобедимость в открытом бою до битвы при Левктрах была аксиомою для всех эллинов.

Спартанская конституция, преследуя указанную идею, во многих случаях вмешивалась в то, что в других греческих государствах предоставлялось свободной воле отдельных лиц. Она заботилась о браке, о воспитании юношества, требовала от граждан строго определенного образа жизни и безусловного подчинения их воли целям общего блага. Дисциплина спартанская, первоначально основанная на национальном характере и старинных обычаях, впоследствии развитая и усовершенствованная по известному плану, обратилась в приноровленную к потребностям государства систему положений, обнимавших собою всю жизнь гражданина и позволяющих ему идти лишь по тому направлению и получать то воспитание, которые считались необходимыми для общественного блага.

Брак в Спарте имел целью доставление государству крепких, здоровых детей, которые с помощью целесообразного воспитания сделались бы впоследствии сильными душою и телом гражданами, надежною опорою государства. Сообразно с этим государство требовало от всех граждан вступления в брак, назначая наказания как за безбрачие (dikh agamiou), так и за вступление в слишком поздний (d. oyigamiou) или неравный (d. kakogamiou) брак. Граждане, имевшие известное количество детей, пользовались некоторыми преимуществами (гражданин, имевший трех сыновей, освобождался от военной службы, а имевший четырех — от всех гражданских повинностей),

бездетный же брак мог быть расторгнут без всяких затруднений. Для гражданского полноправия требовалось, кроме дорийского происхождения, законное общественное воспитание и точное выполнение требований закона во всем образе жизни. Только наследники спартанского престола были освобождены от суровой дисциплины.

Общественное воспитание (agwgh) имело своею целью вырастить здоровых душою и телом граждан, которые могли бы удовлетворять всем требованиям государства. С самого рождения ребенок поступал в собственность последнего: новорожденный младенец был осматриваем старейшинами отцовской филы и только если был здоров и хорошо сложен, то получал право жить; хилые же или уродливые дети были выбрасываемы в пропасть Тайгета, называвшуюся 'Apoqetai *. Мальчики до 7-летнего возраста воспитывались дома под надзором матери и няньки, которые купали их в вине для укрепления сил, не употребляли пеленок для Того, чтобы предоставить свободное развитие всем членам тела, приучали быть умеренными в пище, не бояться темноты и уединения и т. п. С 7 лет мальчики поступали в ведение государства и для более удобного надзора и обучения были разделяемы на стада, agelai или bouai, подразделявшиеся еще на ilai. Каждою буею начальствовал bouagor, илою — ilarcoV; эти непосредственные начальники детей, имевшие над ними значительную власть, но сами обязанные во всем отчетом пед оному, были избираемы из лучших 20-летних юношей. Вся молодежь, получавшая воспитание в агелах, разделялась по возрасту на три отделения: а) paideV от 7 до 18-летнего возраста, б) melleireneV (т. е. будущие eireneV), 18 — 20-летние юноши, в) eireneV (от eira — собрание граждан) — юноши от 20 до 30 лет; старшие из них назывались еще sfaireiV от распространенной между ними игры в мяч (sfaira). Все воспитание молодежи было направлено, главным образом, к развитию и закалению физических сил. Живя в агеле, мальчики с 12-летнего возраста зимой и летом носили один короткий плащ (tribwn) без хитона, ходили босиком, спали на тростнике, наломанном ими самими на берегах Эврота (почему назывались также sideunai), и ничем не прикрывались. Их пища была крайне проста и так скудна, что они постоянно ходили впроголодь и принуждены были прибегать к воровству съестного у старших; если при этом

кто-нибудь бывал пойман, то его жестоко наказывали за неловкость (ловкое воровство допускалось, как способствовавшее развитию качеств, необходимых для воина). Кроме частых и сильных телесных наказаний, закалению молодых людей против физической боли способствовал еще обычай ежегодного сечения их (diamastigwsiV) в праздник Артемиды Орфии перед алтарем богини, причем считалось постыдным обнаруживать признаки боли или просить пощады, и тот, кто дольше и терпеливее всех переносил истязание, признавался победителем (bwmonikhV) и получал награду и славу; бывали случаи, что молодые люди без стона умирали под ударами. По всей вероятности, это сечение имело религиозное значение, именно служило заменою человеческих жертв, приносившихся Артемиде в древнейшее время. Из слов Ксенофонта (Лак. гос. I, 9) можно вывести, впрочем, что в лучшее время Спарты не все юноши подвергались сечению, а только желавшие отличиться. Такой суровый образ жизни мальчиков уже с ранних лет закалял их тело и приучал презирать всевозможные лишения, труды и опасности.

Вообще правильное развитие физических сил молодежи, как наиболее соответствовавшее практическим целям спартанского воспитания, стояло в нем на первом плане. Всевозможные физические упражнения (беганье, плаванье, борьба, метание диска и копья, различные гимнастические игры, военные пляски, для более старших — охота) были главными занятиями молодежи, поглощавшими большую часть ее времени. Любимою игрою юношей было примерное сражение на platanistaV — площади, обсаженной платанами и окруженной канавами, наполненными водой. Цель боя, совершавшегося без оружия, заключалась в том, чтобы овладеть площадью и столкнуть в воду противников (Павc. III, 14, 8). Упражнения, требовавшие особого атлетического искусства, в Спарте были запрещены (например, pagkration — соединение борьбы с кулачным боем), так как целью воспитания было приготовление хороших воинов, а не атлетов.

Для развития ловкости движений у детей и юношей были в большом употреблении пляски, из которых самой излюбленной была военная пляска purrich в полном вооружении, под духовую музыку и пение; она мимически представляла различные виды битвы и исполнялась двумя партиями, но также, вероятно, и в одиночку.

Относительно умственного образования спартиаты держались того взгляда, что его можно приобрести практически в жизни, без особого преподавания. Мальчики присутствовали при общественных обедах и на сходках, где слышали то серьезные рассуждения об общественных делах, то рассказы о славных подвигах в военное и мирное время, то веселые шутки и остроумные, меткие насмешки, к которым были склон-

ны спартиаты. Тут же приучались дети быстро, ясно и кратко выражать свои мысли и высказывать многое в немногих словах; такой способ выражения, отличавший спартиантов от прочих греков, вообще словоохотливых, носил название lakwnismoV. Обучение чтению и письму в Спарте ограничивалось лишь самым необходимым *.

Поэзия имела большое значение в спартанском воспитании как могущественное средство нравственного развития. Гимны в честь богов, лирические песни, прославлявшие отечество или знаменитых людей, поощрявшие к доблести или порицавшие трусов, пелись во время гимнастических упражнений, за общественными столами, на праздниках и в походах (было много маршевых песен — embathria, enoplia). Во время праздников составлялись хоры старцев, взрослых мужей и мальчиков и пели антистрофические песни. Характерный отрывок одной из таких песен сохранен для нас Плутархом (Лик. 21). Хор старцев пел: «некогда мы были сильными юношами». Ему отвечал хор мужей: «а мы теперь таковы, — если хочешь, испытай». Хор мальчиков заключал: «а мы будем еще лучше».

Поэзия была неразлучна с музыкой, значение которой для гармонического духовного развития человека было хорошо известно спартиатам. Все песни были положены на музыку поэтами Тиртеем, Терпандром, Алкманом, причем напевы были ограничены тесными рамками простой дорийской гармонии, отличительными чертами которой были: строгая торжественность, энергия и сила. В музыке, как и в других отношениях, спартиаты держались строго консервативного направления и запрещали изменение музыкальных напевов из боязни, что с изменением древнедорийской простоты в музыке может измениться и простота жизни и нравов. Употребительнейшими музыкальными инструментами были флейта (auloV) и четырехструнная кифара (formigx).

В Спарте, как и в Крите, была очень распространена тесная дружба между взрослыми молодыми людьми и мальчиками, которая много способствовала умственному и нравственному преуспеянию последних. Старший из друзей (eispnhlaV) должен был служить младшему (aitaV) примером и учить его всему хорошему, младший со своей стороны обязан был безусловным повиновением и преданностью старшему, так что последний был ответственен за своего младшего друга.

Вообще от детей и юношей в Спарте требовалась величайшая скромность и беспрекословное повиновение начальникам и всем старшим гражданам, из которых каждый мог делать им замечания и даже наказывать палкой. По улицам молодые люди должны были ходить молча, не оглядываясь и держа руки под плащом.

Из этого краткого обзора видно, что спартанцы при воспитании молодежи направляли односторонним образом все внимание на развитие телесных сил и, конечно, не достигали того умственного и телесного совершенства (kalokagqia), которое в Аттике считалось целью человеческого существования и состояло в гармоническом развитии телесных и духовных сил.

С наступлением 30-летнего возраста молодые люди, становясь уже andreV, освобождались от надзора педономов и общежития в агелах, от которого до тех пор не избавлял их даже брак. Но и andreV в своем образе жизни обязаны были следовать определенным законам, имевшим целью сохранение единодушия и строгости нравов. Законодательство спартанское, кроме наблюдения за внешней простотой в устройстве домов (которая была узаконена особенной ретрой, запрещавшей употребление всяких инструментов, кроме топора и пилы, при постройке домов), мало обращало внимания на домашнюю жизнь граждан и предоставляло женскому полу значительную свободу; но зато мужчины всю жизнь были подчинены общественному надзору и, будучи избавлены от материальных забот и по закону не имея даже права заниматься ремеслами, большую часть своего времени проводили на охоте, в гимнасиях, за общественными столами и на собраниях. В особенности способствовали государственным целям обязательные для всех граждан общественные столы (andreia, позднее fiditia *; другие греки называли их sussitia), носившие военный характер. В них обязаны были участвовать все мужчины с 20-летнего возраста (женщины обедали дома, мальчики и юноши — в агелах), и уважительными причинами отсутствия считались только жертвоприношение, охота и болезнь; отсутствовавшие по другим причинам подвергались наказанию. Каждый гражданин обязан был ежемесячно делать для стола известный взнос

припасами и деньгами (1 медимн ячменной муки, 8 хусов вина, 5 мин сыра, 2 1/2 мины смокв и 10 оболов * деньгами), и кто не мог их поставлять, тот лишался политических прав и становился upomeiwn. Только издержки для стола царей государство брало на свой счет. Граждане размещались обыкновенно по 15 человек за каждым столом, составляя тесно соединенные дружбою корпорации, члены которых, называвшиеся suskhnoi, и во время войны жили и сражались вместе; новые члены за каждый стол принимаемы были не иначе, как с согласия всей корпорации, выраженного при баллотировке **. Главной пищей был ячменный хлеб и черный суп из свинины, сваренной в крови с уксусом и солью (bafa или aimatia); хлеба, супа и вина с водою каждый мог брать сколько угодно, свинина же разделялась на определенные порции. К концу обеда подавали сыр, оливки и смоквы; кроме того, члены каждого стола угощали иногда сотрапезников лишним блюдом, например, дичью, рыбой или мясом жертвенных животных. Для обедов было отведено особое место в городе (Павc. VII, 1, 8), где, по всей вероятности, стояли особые палатки для каждой корпорации twn suskhnwn . За порядком во время обеда наблюдали полемархи.

Повиновение начальникам и старшим вменялось в безусловную обязанность всем гражданам и в значительной степени стесняло личную свободу их; уже 20-летние юноши были непосредственными начальниками младших отделений, хотя со своей стороны были ответственны всякому старшему возрастом гражданину; старцам же все были обязаны оказывать беспрекословное послушание и почтение, хотя бы они и не были членами герусии.

Женщины в Спарте пользовались большею свободой и большим уважением, нежели у других греков; они отличались еще большею преданностью отечеству, нежели мужчины, на которых они часто имели значительное влияние, и мало им уступали в храбрости и силе. Известны рассказы о спартанских женах и матерях, гордившихся своими храбрыми мужьями и сыновьями и с презрением отказывавшихся от трусов. Спартанки мало занимались домашним хозяйством, которое впрочем и не могло быть у них сложно вследствие условий быта, и принимали живое участие в политических

делах; это казалось странным прочим грекам, которые на уважение, оказываемое спартиатами своим женщинам, смотрели как на подчиненность женской власти (gunaikokratia).

Выше мы сказали, что брак в Спарте имел целью доставление государству цветущих, здоровых детей. Сообразно с этим при воспитании девиц имелось в виду гармоническое развитие их физических сил, чтобы они потом могли становиться матерями прекрасного потомства; девицы, подобно юношам, имели свои гимнасии, где занимались разнообразными телесными упражнениями, плясками, также музыкой и пением. В некоторых случаях они присутствовали при состязаниях юношей, для которых их похвалы или насмешки служили лучшим побуждением к доблести. Благодаря такому воспитанию спартанки отличались красотой, цветущим здоровьем и пользовались уважением во всей Греции.

L. Grasberger, Erziehung und Unterricht im kl. Altertum (Wurzburg 1864 слл.), т. II. Bielschowsky, De Spartanorum syssitiis, Breslau 1869.

ГЛАВА 12. Военное дело в Спарте

Мы видели, что всё воспитание спартанское и узаконение относительно жизни граждан были направлены к тому, чтобы последние могли быть доблестными защитниками своего отечества и мстителями за нанесенные ему обиды; таким образом, правильная организация войска составляла существеннейшую задачу государственного устройства Спарты.

Войско спартанское (froura; первоначально это название принадлежало всему войску, впоследствии только действующей армии) состояло из спартиатов, периеков, неодамодов и илотов. Спарта очень щадила своих граждан, так как они были немногочисленны и их потеря всегда была тяжела для государства; поэтому главный контингент войска часто составляли периеки и илоты с небольшим лишь количеством спартиатов. Периеки и неодамоды служили или гоплитами, или легковооруженными (yiloi, gumnoi). Илоты служили обыкновенно легковооруженными и оруженосцами, по нескольку человек при каждом спартиате, но начиная с Пелопоннесской войны часто были привлекаемы и на службу в тяжелой пехоте. Кроме того, периеки и илоты служили мастеровыми (ceirotecnai) и при обозе.

Каждый спартиат с 20 до 60-летнего возраста был emfrouroV, т. е. обязан был по первому призыву являться на военную службу; но само

собою разумеется, что численность боевой силы зависела от обстоятельств и что не всегда все emfrouroi призывались на действительную службу, а обыкновенно только младший и средний возрасты (до 40 лет), старшие же лишь в случае крайности. При наборе войска эфоры всякий раз объявляли, какие возрасты призываются (frouran fainein ). Различным числом граждан, призывавшихся на действительную службу в каждом отдельном случае, объясняется, между прочим, разногласие авторов относительно численности отдельных тактических единиц спартанского войска. Кроме царей и их свиты (oi peri damosian), получавших содержание от государства, все прочие должны были сами заботиться о своем вооружении и Продовольствии.

Главную силу спартанского войска составляла тяжелая пехотa (oplitai). Показания авторов относительно ее состава и разделения не вполне согласны между собою; это объясняется тем, что хотя спартиаты вообще были консерваторами, но в военном деле, особенно в отношении устройства и разделения войск, они производили время от времени различные изменения, между прочим и для того, чтобы неприятели нелегко могли узнавать состав их сил, который они вообще тщательно скрывали.

Ликургу приписывается разделение спартанского войска на enwmotiai, triakadeV и sussitia (Герод. I, 65; ср. Полиен, Стрвт. II, 3, 11); но относительно численности этих отделений и их взаимных отношений у нас нет никаких сведений. Во времена Греко-персидских войн спартиаты и периеки составляли в войске отдельные отряды с особой организацией (Герод. IX, 10, 11, 28). Спартиаты делились, вероятно, на 5 locoi, из которых каждый имел особое название (схол. Аристоф. Лисистр. 454); каждым лохом командовал locagoV, но кроме того упоминаются и полемархи как командиры частей (Герод. VII, 173). В 425 г. спартиаты и периеки служили уже вместе, в одних и тех же лохах, число которых вследствие этого, конечно, должно было увеличиться (Фук. IV, 8 и 38).

В 418 г. в Мантинейской битве (Фук. V, 68) спартанское войско, кроме 600 скиритов, состояло из 7 лохов, из которых в каждом было по 4 penthkostueV, а в пентекостии по 4 enwmotiai. Лохи были построены в 8 шеренг по 448 человек в каждой *, так что в битве участвовали 3584 спартиата, составлявшие, по словам Фукидида, 5/6 всех тогдашних граждан. Полемархи не командовали

здесь отдельными частями, а находились в свите царя-главнокомандующего и передавали его приказания начальникам отрядов. Каждым лохом начальствовал locagoV, начальниками пентекостий и еномотий были penthkonthreV и enwmotarcai, так что войско почти наполовину состояло из начальников различных рангов *, благодаря чему приказания главнокомандующего были исполняемы с величайшею точностью и быстротой.

В конце V и начале IV в. спартанская пехота, по показаниям Ксенофонта (Лак. гос. XI, 4 и в Греч. ист. в разных местах), делилась на 6 morai, из которых каждая состояла под командою полемарха и разделялась на 4 лоха, в лохе было по 2 пентекостии и в пентекостиях по 2 еномотии. Спартиаты и периеки и тогда служили в одних и тех же отрядах. Основания для распределения воинов по отрядам нам не известны; видно только, что родственники и сограждане не служили в одном и том же отряде, а были рассеяны по всему войску (например, амиклейцы, Ксен. Греч. ист. IV, 5, 10 и 11).

Вооружение спартанских гоплитов состояло из медного панциря, шлема, большого обитого медью щита с буквой L, длинного копья и короткого кривого меча (xuhlh).

Конница спартанская была незначительна и находилась в очень плохом состоянии. Гористая местность Лаконики мало благоприятствовала разведению лошадей и развитию кавалерийского искусства, да и сами спартиаты не любили кавалерийской службы, так что она проводилась обыкновенно такими людьми, которые не годились для службы в тяжелой пехоте (большею частью периеками); лошади доставлялись богатыми гражданами. Конница служила больше для караулов и рекогносцировок, в сражении же мало принимала участия. Первое упоминание о спартанской коннице относится к 424 г., когда было набрано 400 всадников para to eiqwV (Фук. IV, 55), так что раньше конницы, может быть, вовсе не было. В 394 г. общее число всадников достигало 600 человек. Тогда при каждой море пехоты находилась мора кавалерии, состоявшая, может быть, из 2-х взводов по 50 человек (oulamoV) и находившаяся под главною командою полемарха; ближайшим же начальником каждой моры был ipparmosthV **.

При войске были еще некоторые особые отряды. Отборный отряд из 300 юношей, называвшихся ippeiV, под начальством 3 иппагретов, служил в качестве телохранителей царей; несмотря на свое название, этот отряд был пеший и становился в центре боевого строя; в мирное время он употреблялся для охранной службы и для почетного конвоя *. Скиритский лох (locoV skirithV) в сражении занимал почетное место и употреблялся для исполнения особенно трудных и опасных поручений: во время похода он шел впереди, обыкновенно начинал битву, подавал помощь теснимым и часто решал победу; обыкновенно он состоял из 600 воинов. Кроме того, при войске были вспомогательные отряды союзников; со времен Агесилая в спартанских войсках часто служили наемники.

При описании некоторых сражений авторы подробно перечисляют боевую силу Спарты. Так, в Платейской битве участвовали 5000 спартиатов, при каждом из которых было по 7 легковооруженных илотов, кроме того, 5000 тяжеловооруженных периеков со столькими же легковооруженными, так что все войско их простиралось до 50000 (гоплитов 10 000 и легковооруженных 40 000. Герод. IX, 28, 29). В сражении при Коринфе (394 г.) участвовало до 6000 спартанских гоплитов, 600 всадников, до 7500 союзников, 300 критских стрелков и 400 злейских пращников (Ксен. Греч. ист. IV, 2, 16).

При выступлении в поход царь совершал жертвоприношение Зевсу-Предводителю (aghtwr); на границах государства приносили снова жертву Зевсу и Афине (diabathria). При совершении обоих жертвоприношений жрецы совершали гадания по внутренностям жертвенных животных, и только в случае благоприятных знамений войско выступало в поход или шло далее. Особый «огненосец» (purforoV) при втором жертвоприношении зажигал с жертвенника священный огонь, который и поддерживался в течение всего похода (Ксен. Лак. гос. XIII, 2 — 5). Вообще спартиаты строго соблюдали предписания религии и считали грехом выступление на войну без соблюдения религиозных обрядов или во время праздников, особенно Карнейского.

Для лагеря старались выбирать место, укрепленное природою, или же окружали его рвом и окопами; помещались в лагере только спартиаты и периеки, илоты же, вследствие известной недоверчивости

к ним, располагались вне лагеря; конница помещалась на некотором расстоянии впереди лагеря и несла форпостную службу. Забота об устройстве лагеря лежала на начальнике обоза (arcwn twn skeuoforwn). Обыкновенные военные и гимнастические упражнения не прекращались в лагере и вообще лагерная жизнь почти не отличалась от городской; суровые требования дисциплины даже ослаблялись в лагере.

С детства ведомые к тому, чтобы быть доблестными воинами, спартиаты смотрели на битву как на праздник и готовились к ней как бы к пиру: все одевались однообразно в красные плащи, расчесывали и умащали свои длинные волосы и украшали венками шлемы. Утром в день битвы приносима была жертва Эроту и Музам, «первому потому, что победа основана была на единодушном действии друзей, соединенных узами любви, Музам для того, чтобы припомнить воинам те мысли о преданности отечеству, храбрости, самопожертвовании, которые им с детства были внушаемы песнями поэтов» *. В сражении царь стоял в центре боевого строя, окруженный свитою, которую составляли 2 эфора, полемархи, гадатели, врачи, музыканты, волонтеры (eqelousioi) и др. Пред самым началом сражения царь приносил еще козу в жертву Артемиде-Агротере и затем под звуки музыки, игравшей так называемый Касторов марш (to kastoreion), с пением боевой песни (embathrion), фаланга густо сомкнутыми рядами медленно, под такт марша и песни, выступала на неприятеля и старалась расстроить его ряды, иногда употребляя при этом различные ловкие эволюции и контрмарши (exeligmoi kai paragwgai). Редко выдерживали враги нападение спартанской пехоты, и до времен Эпаминонда она считалась непобедимой в открытом поле. Но осадного искусства спартанцы не знали, так что от них можно было долго отбиваться, запершись в городе. Не умели они и сами защищаться за стенами, которых, впрочем, и не имела Спарта, так как личная храбрость граждан должна была служить порукою в ее безопасности. Бегущего неприятеля спартиаты не преследовали далеко, чтобы не расстроить правильных рядов фаланги и чтобы неприятель скорее оставлял поле битвы, уверенный, что в бою со спартиатами это есть лучшее средство избежать смерти.

Если сражение оканчивалось победой спартиатов, то они собирали неприятельское оружие и из части его сооружали трофей (tropaion, от trepein) в знак того, что враги обращены в бегство, и вместе с

тем в жертву богам, почему он считался священным. Добычей, поступавшей в собственность государства, распоряжался царь вместе с военным советом; часть ее всегда была посвящаема богам и употребляема обыкновенно на постройку или украшение храмов, — отечественных или дельфийского. Наградой отличившимся в битве служили венки, первые места на собрании и другие почести; павшие в бою были погребены с особенной торжественностью и почестями, тогда как трусы, бежавшие с поля битвы или пережившие поражение, подвергались атимии и всеобщему презрению: они теряли право занимать общественные должности и даже располагать своим имуществом, на праздниках должны были занимать особое презренное место; никто не хотел с ними обедать, заниматься гимнастикой или делиться огнем; на улице они должны были всем уступать дорогу, в собраниях даже перед младшими подниматься с места, носить особое платье, и всякий мог безнаказанно поносить и даже бить их. Никто не смел жениться на дочери труса или выдать за него замуж свою дочь. «Я нисколько не удивлюсь, — говорит Ксенофонт (Лак. гос. IX, 6), — что в Спарте предпочитается смерть столь бесчестной и презренной жизни».

Флот спартанский был незначителен и находился в жалком состоянии, хотя местность Лаконики и благоприятствовала развитию морских сил. В битве при Артемисии (480 г.) участвовало всего 10 спартанских судов, при Саламине 16, и если потом Спарта получила на время гегемонию на море, то только благодаря своему значению на суше. Несколько большим флотом владела Спарта во время Пелопоннесской войны, но и тогда он был сравнительно невелик: в 413 г. спартиаты могли выставить 25 судов, но больше этого количества, кажется, никогда не снаряжали на собственные средства. Экипаж состоял, главным образом, из илотов, десантное войско — из периеков. Морскую битву лакедемоняне старались обыкновенно превратить в сухопутную тем, что брали неприятельский корабль на абордаж и потом сражались врукопашную на палубе. Флот состоял под главным начальством наварха, при котором находился секретарь (epistoleuV), имевший иногда весьма большое влияние. Гавань для стоянки флота была в Гифии (Guqeion).

W. Rustow und H. Kochly, Geschichte d. Griech. Kriegswesens v. d. altesten Zeit bis auf Pyrrhos, Aarau 1852; H. Stein, Das Kriegswesen der Spartaner, Konitz 1863; H. Stehfen, De Spartanorum re mihtari, Greifsw. 1881; Ringalda, De exercitu Lacedaemoniorum. Diss. Groningen. 1893; Weber, De Gytheo et Lacedaemoniorum rebus navalibus, Heidelb. 1833.

ГЛАВА 13. Вырождение и упадок Спарты

§ 1. Причины упадка

Мало-помалу распространив силою оружия свои владения и утвердив свое владычество в Пелопоннесе, Спарта в половине VI в. стала во главе союза дорийских государств, основанного в целях внешней защиты. Значение ее гегемонии было весьма велико во время Греко-персидских войн, когда на Спарту смотрели как на естественную защитницу и представительницу интересов всей Эллады, и она имела честь предводительства не только сухопутными, но и морскими силами ее *. Но вскоре высокомерие и притеснения Спарты возбудили неудовольствие союзников, и гегемония на море перешла к Афинам. Спарта, по-видимому легко допустив этот переход, тем не менее стала относиться с постоянною завистью к возрастанию афинского могущества. Чрез 50 лет после похода Ксеркса между Афинами и Спартою произошел явный разрыв, и началась жестокая 27-летняя борьба за преобладание в Греции (Пелопоннесская война, 431 — 404). Она окончилась полным разгромом Афин и торжеством Спарты; однако это торжество было непродолжительно, и с этих именно пор Спарта начинает заметно клониться к падению. Жизнь спартиатов, лишенная древними установлениями всякого внутреннего движения, односторонне направленная на развитие лишь военных доблестей, естественным образом нашла себе цель в завоевательных стремлениях, которые слишком напрягали силы государства и в то же время вредно действовали на граждан, знакомя их с роскошной и привольной жизнью других греков. Вследствие побед Лисандра в Спарту проникло большое количество золота и серебра, которое возбудило к себе тем большую жадность, что до тех пор благородные металлы не были там в обращении. Жажда богатства овладела всеми; даже смертная казнь, которою государство грозило лицам, владеющим благородными металлами, не была страшна для корыстолюбцев; даже лучшие люди Спарты не в силах были устоять против соблазна и не стеснялись в средствах для своего обогащения, сами цари и геронты сделались подкупными. Теперь перестало казаться невероятным древнее предсказание оракула, гласившее, что корыстолюбие

Спарты доведет ее до гибели *. Весьма вредное влияние имели на спартиатов походы в чужие страны, которые знакомили их со свободой и прелестями заграничной жизни и открывали новый источник к удовлетворению эгоистических интересов. Государство по необходимости должно было назначать, кроме царей, особых полководцев и навархов для отдаленных походов и отправлять граждан в качестве гармостов в подчиненные заграничные города, где даже бескорыстным людям нужна была бы особенная сила воли, чтобы удержаться от искушений, а тогдашние спартиаты прямо смотрели на эти должности как на средство к обогащению **. В самом образе жизни спартиатов вследствие увеличения материального благосостояния должна была произойти перемена: являлись новые потребности, стремление к комфорту, и строгие предписания древней дисциплины становились тяжелы для людей, познакомившихся со свободой жизни в других странах.

Во внутренней жизни самой Спарты вследствие неравноправности населения было много таких элементов, которые вредно влияли на крепость государственного строя. На илотов спартиаты всегда смотрели как на покоренных врагов, чуждых государственному организму, и не стеснялись в средствах для того, чтобы держать их постоянно в угнетенном положении. Но целый ряд тяжких войн и несчастий, которые имели вредное влияние на дух граждан и способствовали уменьшению их количества, ставил государство в тяжелую необходимость и бояться илотов, как врагов, и привлекать их к участию в походах. Страх, возбуждаемый илотами, доводил до открытого преследования их посредством криптии, которая с течением времени становилась все более жестокой ***. С другой стороны, нужда в людях

для военных целей нередко заставляла спартиатов прибегать к освобождению илотов и создала новый класс людей (неодамодов), на которых вместе с периеками и возлагала, главным образом, Спарта все тяжести войн, приберегая своих граждан для небольших походов или для должностей в штабе царей и полководцев. Этими причинами объясняется убийственная ненависть подчиненных классов народа к господствующему племени, которая ярко показалась в заговоре Кинадона в начале IV века (см. о нем Ксен. Греч. ист. III, 3, 4 сл.).

Сама аристократия спартанская вследствие замкнутости своей жизни и отсутствия всякого освежающего элемента мало-помалу выродилась в немногочисленную и стеснительную олигархию. Со времени персидских войн она была подвержена постоянному и правильному процессу вымирания, который можно проследить по нескольким довольно определенным цифрам. В древности в Спарте было, говорят (Арист. Пол. II, 6, 12), 10 000 граждан; Ликург, по преданию, разделил спартанскую территорию на 9000 участков для граждан. Во время Ксерксова похода на Элладу в Спарте было более 8000 взрослых граждан (Герод. VII, 234); в сражении при Платеях участвовали 5000 спартиатов, но это были не все способные носить оружие, а только neothV, по словам Геродота (IX, 12). В сражении при Мантинее в 418 г. стояли в строю 3584 спартиата, составлявшие 5/6 поголовного ополчения (Фук. V, 64), так что всех способных тогда носить оружие было до 4300 человек. Во времена Аристотеля, во 2-й половине IV в., уже едва можно было насчитать 1000 граждан, а через сто лет, при Агисе IV, их было не более 700 (Плут. Агис, 5). Причинами такого быстрого уменьшения числа граждан были, с одной стороны, беспрерывные войны, во время которых иногда было истребляемо зараз значительное количество граждан (при Фермопилах в 480 г. легли костьми 300 спартиатов, при Левктрах был истреблен отряд в 400 человек), различные несчастья (в 464 г. землетрясение стоило жизни многим гражданам), с другой — сами условия жизни и особенно землевладения в Спарте. Вследствие установленной древним законоположением нераздельности и неотчуждаемости поземельных участков (klaroi) в каждом роде, вся земля переходила обыкновенно к старшим сыновьям семейств, которые таким образом одни оказывались материально обеспеченными, тогда как младшие оставались безземельными и потому не могли исполнять законных обязанностей граждан и переходили в число upomeioneV. Вместе с сокращением числа полноправных граждан, само собою разумеется, уменьшалось и число поземельных собственников, земли сосредоточивались в руках немногих владельцев, и, таким образом,

постепенно произошла замкнутая олигархия. Потеря Мессении, освобожденной Эпаминондом из-под власти Спарты в 370 г., нанесла непоправимый удар тем спартиатам, которые владели участками в этой стране. Весьма вредное влияние в экономическом отношении имел также закон эфора Эпитадея (в 1-й половине IV в.), предоставлявший всякому спартиату право дарить свой дом и участок кому угодно при жизни и свободно распоряжаться ими по завещанию (Плут. Агис, 5). В силу этих причин неравенство в распределении поземельных владений между гражданами с течением времени сделалось так велико, что в половине III в. все земли скопились в руках лишь 100 родов, тогда как все остальные граждане (числом около 600) составляли бедную безземельную массу, находившуюся в полной зависимости от богатой олигархии, сосредоточившей в своих руках всю власть.

Эти обстоятельства объясняют нам, почему Спарта не могла уже оправиться от удара, нанесенного ее могуществу Эпаминондом Фиванским. Древняя крепость государственного строя была подточена, ликурговские учреждения сделались лишь пустыми формами, которыми господствующий класс прикрывал свои эгоистические стремления. Вся власть сосредоточилась в руках эфоров и богатейших фамилий, тогда как цари, не имея никакой силы в государстве, предпочитали во главе наемников служить за деньги иностранным интересам или утопать в роскоши при иностранных дворах (Архидам III, Леонид II). Под именем фидитий спартанские богачи устраивали теперь роскошные пиры, на которых соперничали в изнеженности с восточными сатрапами и удивляли иностранцев блеском и пышностью обстановки и изысканностью блюд. А рядом с ними в городе гнездилась чернь, лишенная средств к существованию и доступа к должностям, лениво и неохотно защищавшая его от внешних врагов и подстерегавшая удобную минуту для переворота и восстания (Плут. Агис, 5).

§ 2. Реформы Агиса IV и Клеомена III

При таком положении дел царь Агис IV из династии Эврипонтидов, вступивший на престол (ок. 245 г.) пылким 20-летним юношей, сделал попытку путем коренного преобразования общественного и экономического строя Спарты восстановить в выродившихся гражданах ее древнюю энергию, доблесть и простоту жизни. Главным средством для восстановления равенства состояний и вместе древнего величия и могущества Спарты Агис и его при-

верженцы считали перенадел земли, которая должна была быть отнята у тогдашних 100 владельцев и разделена на 19 500 участков, как, по существовавшему тогда преданию, разделил ее некогда Ликург; из них 4500 участков предназначались спартиатам, число которых должно было пополниться принятием новых граждан из периеков и иностранцев, а 15 000 — периекам. Сверх того должны были быть уничтожены долговые обязательства. При этом Агис не только отдал свое огромное состояние, но по поручению своей матери, бабки и некоторых родственников и друзей предложил и их имущество в жертву для общего блага; воспитанный в роскоши, он отказался от своих привычек и во всем образе жизни стал подражать древним спартанцам. Однако, несмотря на искренность намерений Агиса и внушенное им некоторой части граждан сочувствие к реформам, ему не удалось осуществить своих планов, так как он был постыдно обманут своим дядею Агесилаем, при помощи которого надеялся скорее всего привести их в исполнение. Агесилай хотел воспользоваться стремлением племянника только для того, чтобы освободить от долгов свои огромные поместья, и, в качестве эфора, затягивал решение о перенаделе земли до тех пор, пока Агис не отправился в поход против врагов Спарты — этолийцев. Народ, обманутый в своих ожиданиях, охладел к Агису, и противники его искусно воспользовались этим для своих целей. По возвращении Агиса вспыхнула контрреволюция, Агис был свергнут с престола и казнен своим заклятым врагом, царем Леонидом II (241 г.).

Через некоторое время продолжателем планов Агиса явился сын его врага Леонида, царь Клеомен III (из фамилии Агиадов, вступил на престол в 235 г.), которого не остановила трагическая развязка намерений Агиса. Клеомен был чрезвычайно даровитый правитель и полководец, бесспорно превосходивший Агиса и умом, и силою характера и внушавший к себе во всех глубокое уважение. Он понял, что реформы могут быть осуществлены только энергическими и суровыми мерами, для проведения которых предварительно нужно создать прочную опору в войске. Счастливая война против Ахейского союза, первенствующее значение в котором Клеомен хотел доставить Спарте, была для него благоприятным обстоятельством. Со своим преданным войском он быстро явился из Аркадии в Спарту, умертвил эфоров, от которых опасался противодействия своим планам, изгнал 80 человек из знатнейших олигархических фамилий и объявил народу, что должность эфоров уничтожается, так как при Ликурге ее не было, древние учреждения, восстанавливаются в полную силу, все долги признаются уплаченными и земли должны быть вновь

разделены между гражданами. Объявленная реформа немедленно была приведена в исполнение, причем Клеомен подобно Агису отказался в пользу государства от своего состояния. При этом и в войске была введена новая организация по образцу македонской (226 г.). Преобразованная Спарта на время ожила, в ней проявилась отчасти древнедорийская военная доблесть и надежда на возвращение прежнего господства в Пелопоннесе. Одержав в следующем году новую победу над войсками Ахейского союза, Клеомен потребовал признания себя главою его и соединения всего Пелопоннеса в конфедерацию независимых государств под главенством Спарты. Но ахейский предводитель Арат призвал на помощь против него македонского царя Антигона Досона и поставил союз под его защиту. В битве при Селласии (222 г.) Клеомен потерпел решительное поражение от македонской фаланги. С немногими приверженцами он бежал с поля битвы сначала в Спарту, а оттуда в Египет, где искал у царя Птолемея III Эвергета помощи для освобождения родины от подчинения Македонии. Но, к его несчастью, Птолемей Эвергет скоро умер, а его преемник Птолемей IV Филопатор отказал ему в помощи. Клеомен сделал безуспешную попытку поднять революцию в Александрии и после неудачи ее кончил жизнь самоубийством. С падением его прекратилось владычество Гераклидов в Лакедемоне, и значение его с тех пор исчезло навсегда.

Schorn, Geschichte Griechenlands von der Entstehung des Aetol. und Achaeischen Bundes bis zur Zerstorung Korinths, Bonn 1833; Fesenmair, Sparta von der Schlacht bei Leuktra bis zum Verschwinden seines Namens, Munchen 1865; В. Г. Василъевский, Политическая реформа и социальное движение в древней Греции в период ее упадка, СПб. 1869; Neumeyer, Agis und Kleomenes, Amberg 1881 (Progr.); Gehlert, De Cleomene III Lacedaemoniorum rege, Leipz. 1883 (Progr.); Klatt, Die Regierungszeit des Konigs Kleomenes III, Rhein. Mus. XLV (1890).

РАЗДЕЛ III. АФИНСКОЕ ГОСУДАРСТВО

ГЛАВА 14. Географический очерк Аттики и топография Афин

Аттика представляет собою гористый полуостров (с Саламином и мелкими островками прибл. 2650 кв. км), ограниченный Беотией, Мегаридой, Сароническим заливом и Эгейским морем с Эвбейским проливом. От Беотии отделяют Аттику горы Киферон и Парнет, отроги которых тянутся по всей Аттике. Из отрогов Парнета особенно замечательны Пентеликон или Брилетт, известный своим мрамором, и Гиметт, славившийся медом и также мрамором, уступавшим, впрочем, пентеликонскому. Эта гористая северо-восточная часть Аттики называлась h diakria. По южной оконечности Аттики проходит гора Лаврий со знаменитыми в древности серебряными рудниками, оканчивающаяся мысом Сунием. Прорезывающие Аттику горы оставляют мало места для равнин и из них только одна Элевсинская или Фриасийская представляет почти совершенно ровную плоскость, ограниченную с севера Кифероном и Парнетом, с запада (от Мегариды) — горами, называвшимися Керостос, а с востока — отрогами Парнета Эгалеем и Коридаллом, отделяющими ее от Афинской равнины (h pedioV, to pedion), по величине значительно превосходящей Элевсинскую, но не столь ровной. Афинская равнина простирается к северу до подошвы Парнета, к северо-востоку — до Пентеликона, а с юго-востока ограничена каменной стеной Гиметта. Из отдельных возвышенностей, поднимающихся на этой равнине, известны: Анхесм, Ликабетт и несколько холмов в городской черте Афин (см. ниже). По этой равнине протекает от Парнета в юго-восточном направлении до Фалерской бухты единственная не пересыхающая река Аттики — Кефис, а южнее ее — ручей Илисс, безводный в течение большей части года. Третья равнина (Mesogaia), впрочем перерезанная многочисленными возвышенностями, находится между Гиметтом, восточным берегом и южной подошвой Пентеликона. Приморская полоса, открывающаяся к морю довольно многочисленны-

ми маленькими долинами, но в значительной части покрытая горными отрогами, носила название h paralia .

Гористая почва Аттики не была особенно плодородна, но весьма старательно возделывалась, так что Аттика в древности считалась благословенной страной. Преимущественно разводимы были в ней маслины, смоковницы и виноград, также огородные овощи; хлебные растения также выращивались, но в количестве недостаточном для всего населения, так что хлеб составлял важнейший предмет ввоза. С древних времен славился мед с горы Гиметта. По горным скатам, покрытым тонким слоем плодородной земли (felleiV), было много пастбищ, удобных для скотоводства, преимущественно для разведения овец и коз. Климат Аттики был приятен и здоров. Близкое соседство моря, врезывающегося в берега многочисленными бухтами, представлявшими удобные естественные гавани, уже в древности сделало из жителей Аттики отличных мореплавателей и предприимчивых торговцев; рыболовство было также весьма развито, и рыба составляла один из важнейших питательных продуктов. Со времен Клисфена (см. ниже, гл. 17) Аттика делилась в топографическом отношении на демы, число которых в IV в. до Р. X. доходило до 150, а во времена Страбона (IX р. 396) — до 174. Количество народонаселения в самое цветущее время насчитывалось до полумиллиона. К Аттике принадлежал остров Саламин и несколько меньших островов.

Город Афины расположен в равнинной части Аттики на нескольких невысоких холмах и в долинах между ними. Начало Афин относится к весьма отдаленным мифическим временам; построение крепости приписывается Кекропу, который дал ей свое имя (Kekropia); впоследствии название 'Aqhnai для города и 'AkropoliV для крепости вошло во всеобщее употребление. Афины состояли из 2 главных частей — собственно города и гаваней, — которые были соединены в V в. так называемыми Длинными стенами (makra skelh). Длина всех стен, по словам Фукидида (II, 13), составляла 178 стадий, из которых 60 приходилось на гавани, 75 на Длинные стены и 43 на город. В городских стенах находились 12 ворот (Дипилонские или Фриасийские, Ахарнейские, Диомийские, Диохаровы, Итонские, Мелитские, Пирейские и др.), но положение некоторых из них не вполне известно. В цветущее время город заключал в себе до 10 000 домов и до 190 000 жителей кроме рабов. За исключением общественных построек даже в лучшее время в Афинах мало было красивых зданий и улицы были узки и кривы. Акрополь построен был на скалистой массе, почти отвесно (кроме западной стороны) возвышающейся приблизительно на 150 метров над уровнем моря и представляющей вверху небольшую продолговатую (с запада на восток) площадь, укрепленную стенами. В историческое время в крепости не было жилых зданий, только богато

украшенные храмы и статуи, так что она была главным святилищем страны. При входе на Акрополь с запада были построены Периклом знаменитые Пропилеи, заменившие, как теперь доказано раскопками, более древнее здание такого же назначения. Наиболее замечательным зданием на Акрополе был заложенный при Фемистокле или Кимоне, но выстроенный при Перикле же храм девственной Афины (Parqenwn) с величественным произведением знаменитого Фидия — статуею богини, вышиною около 40 футов, из золота и слоновой кости, в золотом платье, которое можно было снимать. В задней части храма (opisqodomoV) хранилась государственная казна. К северу от Парфенона стоял Эрехтейон со святилищами Эрехтея, Афины Полиады и Пандросы. Между этими храмами и Пропилеями стояла медная колоссальная статуя Афины Защитницы (PromacoV), изваянная Фидием, настолько высокая, что гребень шлема и конец копья богини были видны, по словам Павсания (I, 28, 2), с моря, как только показывался Акрополь плывущим от мыса Суния. Из других святилищ на Акрополе могут быть упомянуты храмы Артемиды Бравронской у южной стены, Афины Эрганы между Пропилеями и Парфеноном и прелестный храмик Афины Ники или Бескрылой Победы (Nikh apteroV) на выступе пред южным флигелем Пропилеи.

Расположенный вокруг Акрополя город со времен Клисфена состоял из соединения нескольких демов: Коллит на севере, внутренний Керамик на северо-западе, Мелита на западе, Койла на юго-западе, Кидатены на юге и Диомея на востоке. К западу от Акрополя лежит скалистый Ареев холм (AreioV pagoV ), на восточной оконечности которого находилось место собрания членов ареопага. Южнее Ареева холма лежит обширный холм Мусей, который был укреплен во времена македонского владычества. К северо-западу от Мусея и к западу от Ареева холма находится возвышенность Пникс (Pnux, p. PuknoV), служившая в древности местом народных собраний. К северу от Акрополя и Ареева холма находилась украшенная статуями площадь (agora); из окружавших ее зданий особенно замечательны: stoa poikilh (галерея картин Полигнота, служившая местом преподавания философу Зенону, последователи которого получили название стоиков), Царский портик (место заседаний архонта-царя), храмы Аполлона Отеческого и Матери богов, здание совета и место заседания пританов (qoloV). На южном склоне Акрополя находились храм Асклепия и театр Диониса, начатый постройкою около 500 г., но в роскошном виде, с мраморными седалищами для зрителей и особым зданием для сцены отстроенный лишь в правление оратора Ликурга (IV в.). По восточному склону Акрополя шла в направлении с юга на север улица треножников, на которой до сих пор сохранился памятник хорега Лисикрата (335 г.). У северной подошвы Акрополя находились святилище Аглавры и храм

Диоскуров ('Avdicelov), обширная ограда которого служила иногда местом для сбора войска. В нижнем городе находилось много других храмов и общественных зданий, как-то: Леней, в котором праздновался Ленейский праздник Диониса, Одеон Перикла, роскошное подражание палатке Ксеркса, храм Деметры Элевсинской и пр., местоположение которых спорно. В восточной части города (позднее названной Адрианополем, так как она разрослась, главным образом, при императоре Адриане), при р. Илиссе, вблизи источника Каллирои или Девятиключевого, находился громадный храм Зевса Олимпийского ('Olumpieion), начатый при Писистрате и оконченный императором Адрианом, затем святилище Аполлона Пифийского и храм Афродиты в Садах. За Илиссом, в предместье Аграх находился огромный и великолепный Панафинейский стадий, предназначенный для состязаний в Панафинейские праздники; он лежал в долине между возвышенностями, на которых находились храмы Тихи и Артемиды Агротеры.

Вне городских стен, во внешнем Керамике, лучшем предместье Афин, находилось кладбище, на котором торжественно погребали кости граждан, павших на поле битвы (Фук. II, 34). В конце Керамика, на расстоянии 6 стадий от стен, лежала в прекрасной местности Академия, гимнасий, где учил Платон. Немного севернее ее лежал Колон Гиппиос, родина Софокла. К востоку от города находился Киносарг, посвященный Гераклу гимнасий, где учил Антисфен, основатель кинической школы, а южнее его — Ликей, гимнасий с садом при храме Аполлона Ликейского, где преподавал философию Аристотель.

Древнейшая гавань Афин была в Фалере, а со времен Фемистокла — в Пирее, Мунихии и Зее. Из других городков и местечек (демов) Аттики мы упомянем только важнейшие. 1) В равнинной части Аттики лежали: значительнейший из демов — Ахарны в 60 ст. к северу от Афин, затем Кефисия, Афмон с культом Артемиды, Алопека, родина Сократа, в 12 ст. от города на восточной стороне Ликабетта, Галимунт на мысе Колиаде, родина Фукидида, Элевсин на морском берегу против Саламина, известный великолепным храмом Деметры, в котором праздновались мистерии; он был соединен с Афинами священной дорогой, вдоль которой находилось множество святилищ. 2) В Диакрии: укрепление Декелея в 120 ст. от Афин, Ороп на границах с Беотией, не раз переходивший от нее к Афинам и обратно, Афидна, Марафон, прославленный битвой с персами в 490 г., и др. 3) В Паралии: Паллена с храмом Афины, Браврон, известный празднествами в честь Артемиды, Прасии и Форик с хорошими гаванями, Суний — укрепление на мысе того же имени с храмом Афины, Анафлист с укрепленною гаванью, Пэания — родина Демосфена, и др.

Об Афинах см. J. Stuart and N. Revett, Antiquities of Athens, 4 т. последн. изд. Lond. 1825 — 33, fol. (нем. перев. Вагнера и Озанна, Дармшт. 1829 cл.); W. М. Leake, The topography of А. 2-е изд. 1841 (нем. пер. Байтера и Зауппе. Zurich 1844); G. Wachsmuth, Die Stadt Athen im Alterthum, т. I. 1874, т. II, ч. 1-я 1890 (Leipz.); Л. Milchhofer, ст. Athen в Denkmaler des klass. Altertums A. Baumeister'а т. I. (1885); E. Curtius, Sieben Karten zur Topographic von Athen, Gоеtting. 1868 (с текстом); E. Curtius, Die Stadtgeschichte von Atheil (с сопоставлением всех текстов авторов и надписей, касающихся Афин, сделанным Мильхгефером), Вег1. 1891. Вновь сопоставлена вся специальная литература по топографии и археологии Афин и Аттики в комментированном издании Павсания: Pausaniae Graeciae descriptio edd. H. Hitzig et H. Blumner. Vol. I, pars 1. Liber primus. Attica. Berl. 1897. — Об Аттических демах: W. М. Leake, On the Demi of Attica (Transact. of the royal society of Uterat. Vol. I, pars 2, Lond. 1829, стр. 114 слл.; немецкая обработка Вестерманна — Braunschw. 1840); сочинение это устарело, как и другие прежние работы Росса, Зауппе, Анрио и т. д. Основанием работ по топографии Аттики и ее демов служит топографическая съемка всей Аттики офицерами прусского генерального штаба, результатом которой явилось издание Karten von Attika (в масштабе 1 : 25 000); вышло 7 тетрадей (21 табл.) и 4 тетради текста (1881 — 93). Текст принадлежит главным образом Мильхгёферу. Ср. его же статью Attika у Pauly-Wissow'a с подробными библиографическими указаниями. — Р. X. Лепер. К вопросу о димах Аттики. Ж. М. Н. Пр. 1893; его же, Die Trittyen und Demen Attika's. Ath. Mitth. XVII (1892).

А. ИСТОРИЧЕСКИЙ ОБЗОР РАЗВИТИЯ АФИНСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УСТРОЙСТВА

ГЛАВА 15. Развитие Афинского государственного устройства с древнейших времен до Солона

§ 1. Древнейшая история страны

Философ Платон в одном из своих диалогов (Менексен, 237 b) с гордостью упоминает о том, что жители Аттики были не пришельцы, а автохтоны, что почва Аттики родная мать им, а не мачеха. По словам Фукидида (I, 2; ср. II, 36), Аттика вследствие скудости своей почвы в древности не привлекала жадности завоевателей, так что население ее не переменялось; жители других областей Эллады, принужденные вследствие войн или восстаний выселяться из отечества, стекались в Аттику, как в мирный и безопасный утолок, умножали ее население и способствовали раз-

витию в нем гражданственности. Геродот называет афинян древнейшим народом и единственными из эллинов, не менявшими места своего поселения (VII, 161); в другом месте (VIII, 44) он же говорит, что древнейшими жителями Аттики были пеласги, называвшиеся первоначально Kranaoi, потом Kekropidai от имени царя Кекропа *, потом 'Aqhnaioi при царе Эрехтее. Со времени же перехода предводительства к Иону, сыну Ксуфа (поселившемуся в Аттике при Эрехтее и женившемуся на дочери его Креусе), жители стали называться IwneV. Из этих преданий видно, что жители Аттики принадлежали к ионическому племени, но не сохраняли никаких воспоминаний о своем первоначальном поселении в этой стране. Это ионическое население смешалось, однако, с другими элементами, в числе которых были и негреческие; между последними новые ученые указывают особенно финикиян и карийцев. Этой смешанностью населения легко объясняется тот факт, что в исторические времена жители Аттики уже не называли себя ионийцами и даже отличались от них по языку.

Народ в Аттике с древнейших времен был разделен на 4 fulai: geleonteV, oplhteV, aigikoreiV и argadeiV (по свидетельству древних авторов, эти названия были приданы филам со времени Иона и произошли от имен его сыновей). По объяснению Плутарха (Сол 23), первые были земледельцы, вторые — воины (oplon), третьи — пастухи (aix), последние — ремесленники (ergon) **. Но это объяснение, основанное на простом созвучии слов, сомнительно. На самом деле происхождение фил не выяснено еще окончательно. Ввиду того, что филы подразделялись на фратрии и роды, связанные единством происхождения и религии, скорее всего можно считать их продуктом естественного размножения родов. Во всяком случае несомненно, что во всех филах были и знатные и простые граждане. Так как в Аттике филы уже не различались резко по месту жительства (хотя некоторые ученые и пытались приурочить их к определенным округам аттической территории), следует думать, что деление ионийцев на филы произошло еще раньше переселения их в Аттику; это подтверждается и существованием этих же самых фил у других ионийцев.

Каждая фила делилась на 3 fratriai или trittueV; каждая фратрия подразделялась в свою очередь на 30 родов (genh или

triakadeV), в которых заключалось по 30 семей, так что всех семей было 10 800 (Поллукс III, 52; VIII, 111). Эти корпорации были организованы по образцу семейного быта, и их взаимные отношения имели родственный характер, хотя уже древние говорят (Поллукс VIII, 111), что роды не означали людей, происшедших от одного родоначальника, а тем не менее, конечно, можно сказать это про фратрии. Строго определенные числовые отношения родов к фратриям и фратрий к филам также указывают на искусственность этих делений (число родов, по мнению Аристотеля, было установлено по числу дней в году). Однако же по обычаю и по закону члены одной фратрии (fratoreV) и рода (gennhtai) считались между собой родственниками. Геннеты, действительно связанные узами родства, назывались omogalakteV, (питающиеся одним и тем же молоком), все же члены родов как участники родовых культов носили название orgewneV от слова orgia — священнодействия (Поллукс III, 52 и др.).

В древнейшие времена в Аттике, как говорит предание, было 12 отдельных независимых общин, имевших собственных царей и нередко находившихся даже во вражде одна с другой *. Мифическому царю афинскому Тесею, жившему за 50 лет до Троянской войны, предание приписывает соединение (sunoikismoV) этих общин в одно афинское государство, в котором главным городом стали Афины, а прежние независимые общины сделались зависимыми от него округами; уничтожив органы государственной власти каждой общины, Тесей установил для всех одинаковые власти, один совет и один пританей в Афинах. Соединение это, кажется, обошлось не без борьбы, отголоски которой сохранились в мифических рассказах о Тесее. Насколько был важен сделанный им

шаг к объединению, видно уже из того, что память о соединении поддерживалась во все историческое время праздником sunoikia *.

Далее предание говорит, что Тесей, не нарушая существовавшего деления на филы, разделил объединенный народ на 3 сословия, названные eupatridai, gewmoroi и dhmiourgoi. По объяснению Плутарха (Тес. 25), первые были люди благородного происхождения, объяснявшие законы, заведовавшие священными делами и избиравшиеся в должности; к ним причислялись преимущественно роды туземного, аттического происхождения, родственные с царским домом и жившие преимущественно в городе, почему они назывались также astoi. Геоморы (иначе называвшиеся gewrgoi, agroikoi) были мелкие землевладельцы, демиурги — ремесленники. Это деление на сословия знаменует уже новую эпоху — политического единства государства — и тем существенно отличается от деления на филы, в котором выражалось стремление к обособлению отдельных колен. Граждане всех трех сословий находились в каждой филе; из числа эвпатридов стали избираться особые предводители или цари фил (fulobasileiV) имевшие жречество и судебную власть, пределы которой, однако, нельзя определить с точностью. Хотя личность и деяния Тесея принадлежат еще всецело мифическому времени, но с его именем можно связывать начало и первую ступень политически-исторического развития Афин.

Монархическое правление в Афинах продолжалось, по преданию, до смерти царя Кодра, который пожертвовал жизнью для спасения отечества при нападении на Аттику дорийцев (1068 г. до Р. X.). Не считая никого достойным наследовать столь великодушному царю, говорит предание, афиняне решили отменить царскую власть. Действительно, у поздних авторов-хронологов ** преемник Кодра Медонт начинает собою список так называемых «пожизненных архонтов». Но Пла-

тон и Аристотель ничего не говорят об отмене царской власти по смерти Кодра, а в Aqhnaiwn politeia (гл. III) имеется ценное известие о том, как царская власть постепенно превращалась в простую магистратуру. Первым ограничением «унаследованной от предков» (patrioV) царской власти было, по Аристотелю, введение наряду с нею особой должности военного предводителя полемарха, к которому перешли соответственные обязанности царя. Причиной этого была неспособность некоторых царей к военному делу. Одним из древнейших полемархов был Ион (ср. Герод. VIII, 44). Вторым ограничением было учреждение еще нового магистрата архонта, состоявшееся, по преданию, либо при Медонте, либо при его преемнике Акасте. По свидетельству Аристотеля, архонты и в его время при вступлении в должность клялись «держаться присяги, данной при Акаете». Чем собственно должны были поступиться цари в пользу архонта, не совсем ясно. Аристотель говорит, что архонт не заведует никакими «отеческими» учреждениями, но что все вновь возникавшие с развитием государственной жизни полномочия поручались архонту. А так как в последующие столетия строй афинского государства значительно усложнился и, можно сказать, совсем изменился, то понятно, что с течением времени авторитет архонта все более и более возвышался и, наконец, архонт стал и официально считаться главным должностным лицом, царь — вторым и полемарх — третьим, хотя время такой перемены остается неизвестным с точностью. Возвышение власти архонта в ущерб царской власти представляется аналогичным с возвышением значения эфоров в Спарте. Архонт, подобно эфорам, был представителем аристократической общины, фактически державшей в своих руках власть и ревниво оберегавшей свое первенствующее значение *. Но афиняне, менее консервативные чем спартанцы, не только возвысили наряду с царями полемархов и архонтов, но и самую власть царскую низвели на степень простой магистратуры. Если Медонт и Акает, непосредственные (по преданию) преемники Кодра, были не пожизненными архонтами, а царями, как явствует из Аристотеля, то конечно надо признать, что при них царская власть в Афинах не была еще отменена, как и при прочих «пожизненных архонтах», список которых, в количестве 12 имен, продолжается до 753 г. до Р. X. За ними следуют так называемые «десятилетние архонты», в числе семи (753 — 683 до Р. X.). Первые четыре из этих архонтов по-прежнему происходили из Медонтидов, потомков Кодра, следующие — из других знатных родов. Распространение права избрания в десятилетние архонты на другие роды (в 713 г.) у авторов приводится

в связи с недостойным поведением последнего Медонтида — Гиппомена. С 683/2 г. начинается список ежегодно сменяющихся архонтов. Таким образом, вследствие разноречия в предании, мы не знаем с точностью, с какого времени верховным магистратом афинским стал архонт вместо царя. Всего вероятнее — со времени введения годичного архонтства. Во всяком случае предание хронографических источников дает нам картину постепенного падения царской власти и низведения ее на степень простой магистратуры, так как пожизненных и десятилетних архонтов этого предания следует, очевидно, отождествлять с царями. Введение годичных магистратур было крупным внутренним переворотом, нанесшим последний удар старому, унаследованному от предков порядку. С этого момента афинское государство может называться республикой. С водворением нового порядка, подобно тому как и в Риме, явилась потребность в писаных законах. Для их написания, уже при годичных архонтах, следовательно, в VII веке, избрана была коллегия из шести лиц с именем qesmoqetai, задачей которой было, по словам Аристотеля, «записать законы и хранить их для суда над преступниками» *. Коллегия фесмофетов также менялась ежегодно, но дело написания законов затянулось, как и в Риме при децемвирах и, вероятно, вследствие подобных же причин. Они были записаны лишь около 620 г. при фесмофете Драконте, бывшем, вероятно, главой коллегии, после того как настоятельная необходимость иметь писаные законы почувствовалась сильнее прежнего благодаря попытке Килона и ее последствиям (см. § 2).

Все главные магистраты и фесмофеты имели в это древнее время свои особые места заседаний и самостоятельную юрисдикцию **. Царь заседал в так называемом boukoleion, близ пританея, архонт — в пританее, полемарх — в здании, называвшемся 'Epilukeion и находившемся, вероятно, вне города, фесмофеты — в qesmoqeteion. Кроме этих магистратов Аристотель упоминает уже в древнейшее время совет Ареопага (h en Areiw pagw boulh ), пополнявшийся бывшими архонтами, следивший за исполнением законов гражданами, назначавший по своему выбору годичных магистратов, бывший верховной инстанцией для большинства дел и потому пользовавшийся, конечно, громадным значением. Он произошел, вероятно, из бывшего царского совета. Члены его во все время афинской истории были пожизненными. Ареопаг пользовался высоким уважением во всей Элладе (по поэтическому преданию сами боги прибегали к его суду).

С постепенным развитием морской торговли и промышленности и с увеличением военного могущества в Афинах явилась потребность в постоянном военном флоте и в правильной организации его снаряжения и содержания. Для этой цели Аттика была разделена на 48 округов (по 12 в каждой филе), получивших название naukrariai *. Время их учреждения с точностью неизвестно и некоторые приписывают его Солону, но упоминание их в «Афинской Политии» Аристотеля (8) как существовавших до Солона, равно и Геродотово (V, 71) упоминание о пританах навкраров в рассказе о заговоре Килона заставляют думать, что навкрарии существовали уже в древнейшую эпоху **. Наши сведения о навкрариях очень недостаточны. Из свидетельства Геродота видно, что каждая навкрария составляла корпорацию, члены которой носили название naukraroi, а во главе стоял prutaniV twn naukrarwn, а так как Аристотель сравнивает навкрарии с позднейшими демами и говорит, что Клисфен вместо навкраров учредил демархов, имевших тот же самый круг дел (Аф. пол. 21), то можно думать, что деление на навкрарии было топографическое, т. е. каждая из них занимала определенную часть аттической территории (на это же указывает сохранившееся название одной навкрарии — KoliaV). Каждая навкрария обязана была снаряжать один корабль для флота, без сомнения, вместе с экипажем, и выставлять на войну по два всадника. Пританы навкраров имели, по-видимому, значительную власть, но выражение Геродота, что они «управляли государством» во время восстания Килона, без сомнения, преувеличено. Фукидид справедливо замечает, что большая часть государственных дел находилась тогда в ведении архонтов. Древнейшие из известных нам афинских финансовых чиновников колакреты (kwlakretai от kwlon и keirw) также существовали уже в интересующую нас эпоху и находились в тесной связи с пританами навкраров и их кассой. Их имя указывает, по-видимому, на то, что они первоначально пользовались от жертв, приносившихся от лица общины, получая части жертвенных животных. Колакреты ведут свое происхождение, вероятно, еще из царской эпохи.

Таким образом, мы видим в Аттике в начале VII века строго аристократическое правление. Эвпатриды были полновластными распорядителями в государстве: они были жрецами, имели преимущественное право на занятие государственных должностей, толковали божественные и человеческие законы и решали судебные дела по своему произволу, так как письменного законодательства не было; в их же

руках сосредоточена была большая часть поземельных владений и капиталов. Пользуясь своим превосходством, они сильно угнетали народ, которому теперь негде было найти покровительство и защиту, так как архонты и члены совета, сами принадлежа преимущественно к высшему сословию, действовали, конечно, в его интересах. Зависимость бедных граждан от богатых была тем более сильна, что они часто принуждены были, вследствие неурожаев или других неблагоприятных обстоятельств, занимать у богачей деньги за большие проценты и отдавали в залог свои земли, а потом и сами, в силу существовавших в Афинах жестоких законоположений о долговых обязательствах, часто вместе с детьми попадали в кабалу к эвпатридам и служили им или были продаваемы за границу. Многие бедные землевладельцы принуждены были продавать свои участки эвпатридам и затем обрабатывать их в качестве арендаторов, отдавая владельцам 5/6 получаемых продуктов *. Так явился в Аттике целый класс так называемых «шестидольников», ekthmorioi (они же назывались qhteV и pelatai).

§ 2. Заговор Килона и законодательство Драконта

При таких ненормальных отношениях между народом и эвпатридами и постоянных смутах, сменявших одна другую, Афины едва не подпали тирании честолюбивого аристократа Килона (между 636 и 624 годами) *. Жестокость, которую после неудачного исхода попытки Килона допустили эвпатриды, под предводительством архонта Мегакла из рода Алкмеонидов, по отношению к несчастным приверженцам Килона, и совершенное при этом оскорбление святыни (некоторые из килонов-

цев были перебиты при алтарях богов, к которым они прибегли, умоляя о защите) возбудили негодование народа, который, однако, остался верен существующему устройству и собрался отовсюду на помощь правительству. С одной стороны, едва не удавшаяся попытка тирании, с другой — жестокий произвол сделали необходимость писаных, известных всем законов теперь более очевидной, чем когда-либо, и аристократическое правительство не могло уже далее оставлять без удовлетворения общее и естественное желание иметь такие законы. Написание их поручено было фесмофету Драконту (вероятно, вместе с прочими членами коллегии) в архонтство Аристэхма (621 или 620 г. до Р. X.).

О законодательстве Драконта нам известно очень мало *, без сомнения потому, что сами древние в те времена, от которых до нас

сохранились письменные памятники, знали из него только то, что было удержано в законах Солона, т. е. постановления об убийствах и увечьях. Законы Драконта не касались политического устройства государства и представляли собою, вероятно, только письменное изложение установлений существовавшего тогда обычного права, на что указывает и название их qesmoi, т. е. обычаи. Аристотель прямо говорит, что в них не было ничего принадлежащего собственно Драконту, что заслуживало бы внимания, кроме суровости, являющейся следствием величины наказаний. И по свидетельству других авторов *, они отличались чрезмерною строгостью и за все преступления карали смертью. Но на самом деле законы Драконта не были до такой степени жестоки и представляли собою даже известного рода прогресс, по крайней мере сравнительно с законами Залевка. Кроме смертной казни Драконтом были назначены и другие наказания, как например, штраф ценою в 20 быков (eikosaboion, Поллукс IX, 61), лишение прав (atimia, там же VIII, 42), изгнание и пр.** Вообще строгость древнейших законов нужно приписывать не личной суровости законодателей, а господствующим принципам эпохи, в которой они жили. Если эти законы казались позднейшим грекам чересчур уж суровыми, то это вполне объявляется постепенным смягчением нравов и большей гуманностью к преступникам, бывшею естественным следствием этого смягчения. Имя Драконта, несмотря на строгость его законов, в древности пользовалось высоким уважением и ставилось рядом с именами лучших законодателей. Особенно славились его уголовные законы. Из отрывков их, сохранив-

шихся в различных речах Демосфена (против Навсимаха, Мидия, Аристократа, Еверга и Мнесибула), и восстановляемой на основании этих отрывков надписи С. I. А. I, 61 (= Ditt. Syll. 45), заключавшей вновь переписанный в конце V в. текст постановлений Драконта об убийствах, видно, что он узаконил освященное религиозными требованиями и обычаями в Афинах право родовой мести, но при этом провел целый ряд мер, облегчавших участь убийцы: ограждение его от истязаний, возможность спастись добровольным изгнанием или уплатой штрафа и т. д. Эта мягкость отношений к преступникам объясняется тем, что при неразвитости общества в древние времена убийства совершались чаще и не считались таким тяжким преступлением, как ныне.

Суд по делам об убийствах находился под верховным ведением архонта царя. Различалось три рода убийств: предумышленное, непредумышленное и дозволенное (см. гл. 23, § 5). Убийства первого рода подлежали суду Ареопага, для суда же по остальным родам убийств Драконт учредил коллегию эфетов (oi efetai; название объясняется различным образом) из 51 члена, которые были избираемы из лучших граждан не моложе 50 лет, испытанной нравственности (Поллукс VIII, 125). Решению эфетов подлежали дела об убийствах непредумышленных и дозволенных или не преследуемых законом, о смертных случаях, причиненных предметами неодушевленными, и пр. Им принадлежали 4 судебные палаты, из которых в каждой разбирались дела только известного содержания, так что эфеты заседали то в одной, то в другой, смотря по роду дела, подлежавшего суду. Царь председательствовал при всех разбирательствах подобных дел как ареопагитами, так и эфетами. Впоследствии, с развитием демократии, деятельность коллегии эфетов была в значительной степени ограничена: ее юридическое значение перешло к гелиастам, а за нею осталось только значение религиозное.

Законы Драконта нисколько не изменили к лучшему угнетенное положение бедных классов народа, представляя собой только изложение обычного права, действовавшего уже раньше (хотя их издание все-таки было значительным шагом вперед в развитии гражданственности, так как произвол властей был ограничен определенным судебным уставом). Внутренняя борьба аристократических родов и партий также не прекращалась. Оставшиеся в живых килоновцы получили большое значение в государстве и жестоко враждовали с Алкмеонидами, на которых и в глазах суеверного народа тяготело пятно оскорбления святыни. Вероятно не без давления со стороны врагов Алкмеонидов, народ находился в сильном волнении, считая себя под проклятием богов. В различных бедствиях, посетивших в конце VII в. Афины (моровая язва, неурожай), народ видел кару

богов и был одержим каким-то суеверным ужасом; говорили о различных видениях и предзнаменованиях, которые были объясняемы в том смысле, что оскорбленные боги требуют умилостивления. К бедствиям естественным присоединились неудачи политические. В войне с Мегарами, предпринятой из-за Саламина, афиняне потерпели неудачу. Участие афинского отряда под предводительством Алкмеона в Священной войне, ведшейся в первое десятилетие VI века против Крисы дельфийско-фермопильской амфиктионией (см. разд. IV, гл. 27, § 1), быть может, представляло со стороны Алкмеонидов попытку к успокоению религиозной совести афинян и вместе к увеличению собственной популярности. Но это не подействовало. Наконец Алкмеониды, по совету Солона, решились добровольно подчиниться суду 300 лучших граждан, которые признали их виновными в оскорблении святыни и присудили к изгнанию, которое было распространено даже на умерших членов виновного рода (после Килоновского дела прошло уже целое поколение — лет 40): их кости были вырыты и вынесены за пределы Аттики. Предание говорит, что по совету оракула был приглашен с острова Крита жрец-прорицатель Эпименид, который примирительными жертвами и различными религиозными обрядами очистил город от тяготевшего над ним гнева оскорбленных богов (Плут. Сол. 11, 12 и начало 'Aq. pol .).

Но этим не были улажены политические смуты и борьба между тремя враждебными партиями, на которые распадались жители Аттики; одна из них, состоявшая из бедных жителей гористой части страны (diakrioi или uperakrioi), требовала демократического образа правления, богатые жители равнины (pedieiV) стояли на стороне олигархии, а жители побережья (paralioi) со средним экономическим положением желали смешанной формы правления. Необходимо было коренное преобразование государственного и экономического строя Афин, чтобы положить конец неурядицам. Для этого в 594 г. был избран в архонты Солон, сын Ексекестида из рода Кодридов, с полномочием быть водворителем мира между знатью и народом и составить законодательство.

О делениях народа в Аттике: С. Wachsmuth, De tribuum quattuor atticarum triplici partitione, Kiliae 1825; Schomann, De phratriis atticis в Opusc. acad. I, 170 сл. (напис. в 1825 г.); ср. его же Antiquitates juris publici Graecorum и Verfassungsgeschichte Athens; M. Koutorga, De antiquissimis tribubus atticis, Dorp. 1832; его же, Колена и сословия аттические, СПб. 1838; M. Н. Е. Meier. De gentilitate Attica, Halle 1834; Besse, Eupatridea, Konitz 1858; Л. Philippi, Beitrage zur Geschichte d. attischen Burgerrechts, Berl. 1870; G. Gilbert, Die altattische Komenverfassung, Berl. 1875; H. Sauppe, De phratriis atticis, Gщetting. I. 1887, II. 1890; Joh. Topffer, Attische Genealogie, Berl. 1889; Schoell, Die Kleisthenischen Phratrien в Ber. d. bayer. Akad. 1889, II (Munch. 1890); J. H. Lipsius, Die Phratrie der

Demotionidai в Leipz. Stud. XVI, p. 159-171 (Leipz. 1894); В. А. Шеффер, Афинское гражданство и народное собрание. Ч. 1-я: Основы государства и деления граждан в Аттике. М. 1891.

Об образовании Афинского государства. Кроме указанных в предыдущих примечаниях сочинений Ваксмута, Филиппи, Гильберта: Е. Kuhn, Die Entstehung der Stadte der Alten, Leipz. 1878; Th. Klausel, De Thesei synoecismo, Dillenburg 1882; G. Hagemann, De Graecorum prytaneis capita tria, Bresl. 1881.

Древнейшая история Афинского государства: К. Я. Люгебилъ, Историко-филологические исследования, СПб. 1868 (I: Афинский царь Кодр и отмена царской власти в Афинах. Нем. пер. в Jahrbucher f. kl. Philol., Supplbd. V 1871); Sw. Hammarstrand, Attikas Verfassung zur Zeit des Konigthums, deutsch von Schomann, Jahrb. f. kl. Phil. Supplbd. VI (1873); Philippi, Der Areopag und die Epheten, Berl. 1874; L. Lange, Die Epheten und der Areopag vor Solon, Abhandl. d. Sachs. Gesellsch. d. Wissensch. 1874; Schomann, Die Epheten und der Areopag, Jahrb. d. kl. Philol. 1875; С. Lecoutere, L'archontat Athenien d'apres la Politeia Aq. Paris 1894; J. Topffer, Die Liste der athenischen Konige. Hermes 1896; В. А. Шеффер, статья Archontes у Pauly — Wissowa.

'Aqhnaiwn politeia Аристотеля. Издания Kenyon'a. (3-е), Sandys'a, Kaibel'я, Blass'a (2-е) и др. Русские переводы Н. Я. Шубина в Ж. М. Н. Пр. 1891 (и отдельно) и А. М. Ловягина (с гр. текстом) СПб. 1895. Специальная литература подробно рассмотрена у В. П. Бузескула, "Афинская полития" Аристотеля, как источник для истории государственного строя Афин до конца V в. (Харьков, 1895) и в Jahresbericht ub. die Fortschritte der class. Alterthumswissenschaft (отчеты В. А. Шеффера) за 1893 и 1895 годы. См. также: В. Bursy, De Aristotelis PoliteiaV 'Aqhnaiwn partis alterius fonte et auctoritate. Юрьев 1897.

Попытка Килона и Драконтовское законодательство: J. Н. Wright, The Date of Cylon, Boston 1892; А. Н. Щукарев, Kulwneion agoV и 'Aqhnaiwn Politeia, в сборнике StefanoV в честь Ф. Ф. Соколова (СПб. 1895); К. F. Hermann, De Dracone legumlatore Attico, Gott. 1849/50; Fr. Cauer, Ueber Drakons Gesetzgebung. Verhandl. d. 40 Philologenversamml. zu Gorlitz (1890); Blass, Die sogenannte Drakontische Verfassung. Jahrbucher f. Philol. 1895. Об Эпимениде: Car. Schullthess, De Epimenide Crete. Bonn 1877 (diss.); Diels, Ueber Epimenides von Kreta. Sitzungsber. Berl. Akad. 1891.

ГЛАВА 16. Законодательство Солона и тирания Писистратидов

Солон в юности получил отличное по тому времени образование и отличался любознательностью и живым, пытливым умом. С молодых лет он должен был заняться торговлей для поправления своего состояния, расстроенного, как говорят, излишней благотворительностью его отца. «Торговые путешествия по Греции, в Египет

и другие страны, дали ему возможность расширить круг своих познаний и приобрести большой запас жизненного опыта. Глубокий и светлый ум, соединенный с поэтическим талантом, высокое благородство души, непоколебимая честность и горячая любовь к народу, выделявшая Солона из среды эвпатридов, доставили ему всеобщее уважение и почетное место в ряду семи мудрецов Греции.

В отечестве Солон приобрел значительное влияние во время предшествовавших смут, как более всех настаивавший на необходимости суда над Алкмеонидами и покаяния перед оскорбленными богами. Он сблизился с Эпименидом, который посредством религиозного и нравственного очищения Афин, по словам Плутарха, проложил дорогу к его законодательству. Отнятие острова Саламина у Мегар, последовавшее по побуждению и при участии Солона, еще более возвысило его значение и доставило ему всеобщее уважение.

Этому-то человеку, уже помогшему нравственному успокоению Афин и восстановлению их внешнего могущества, суждено было коренными реформами призвать к новой жизни потрясенное государство и положить прочное основание его организации, которая, с некоторыми позднейшими изменениями в демократическом духе, держалась во все время его независимого существования.

Законодательство Солона простиралось на все отрасли государственной и частной жизни Афинян.

Экономические реформы Солона. Приступая к реформам, Солон прежде всего обратил внимание на тяжкое экономическое положение беднейших классов народа и постарался облегчить его. С этой целью он провел ряд благодетельных для бедняков экономических мер, которые все вместе определялись в древности собирательным словом seisacqeia. (снятие бремени). Относительно сущности сисахфии у древних писателей встречается разногласие: большинство авторов, в том числе Филохор и Аристотель ('Aq. pol . 6), разумели под нею полную отмену всех существовавших долговых обязательств (crewn apokoph), тогда как Андротион и некоторые другие говорили, что сисахфия состояла в облегчении должников посредством уменьшения процентов и понижения ценности денег (Плут. Сол. 15). Современные ученые признают верным первое объяснение сисахфии. Предшествующее положение вещей было настолько ненормально, что без такой решительной меры невозможно было его исправить. Немногие богатые землевладельцы, раньше пользовавшиеся разорением и несчастием своей меньшей братии, конечно, должны были разориться при проведении этой меры, но зато громадное большинство вздохнуло свободно. При этом Солон освободил всех лиц, уже находившихся в кабале у своих кредиторов в Аттике, выкупил про-

данных за пределы ее, уничтожил закладные на поля и снял закладные столбы (oroi), означавшие, что известный участок земли находится в залоге за долги. На будущее время было воспрещено давать деньги «под залог тела», т. е. закабалять и продавать в рабство за долги (epi toiV swmasi daneizein). Для предупреждения скопления больших поземельных владений в одних руках был определен законом наибольший размер поземельной собственности частных лиц. В интересах неземледельческих классов был воспрещен вывоз естественных продуктов, кроме оливкового масла, благодаря чему цены на эти продукты на рынках должны были понизиться. Далее Солон изменил вес монеты, введя вместо пелопоннесско-эгинской (Фидоновской) системы эвбейскую, с более легкой основной единицей — драхмой (100 новых драхм = 73 старым). Целью этой меры было стремление освободиться от экономического влияния Мегар и Эгины, где существовала прежняя система, и примкнуть к обширной торговле Халкиды и Коринфа с их колониями.

Всеми этими мерами было в значительной степени облегчено положение должников и вообще бедного класса народа, и Солон мог со справедливою гордостью сказать в одном из своих стихотворений, что он освободил из рабства мать-землю, величайшую из богинь Олимпа *. Однако на первых порах ни бедные, ни богатые не были довольны его мерами: первые мечтали о полном уничтожении долгов, переделе земли и всеобщем равенстве, а вторым был нанесен значительный ущерб в настоящем и на будущее время отнята была возможность свободно жить за счет бедняков. «Тогда, говорит Солон в одном отрывке стихотворения, они мечтали о несбыточном, а теперь, разгневавшись на меня, все смотрят косо, как на врага» (Плут. Сол. 16). Нельзя не видеть, однако, что Солон своими мерами доставил большое облегчение тогдашним затруднениям народа и положил основание прочному экономическому порядку, основанному на уважении к правам собственности и труда.

Политические реформы Солона. В преобразовании государственного устройства Солон руководился убеждением, что участие в государственном управлении должно принадлежать не одним только аристократам, а всем гражданам, и притом сообразно с количеством недвижимого имущества и личными достоинствами каждого из них. Чем богаче был гражданин, тем больше имел он прав, но за то и тем больше должен был нести обязанностей. Таким образом, введенное Солоном тимократическое устройство было значительным шагом к демократии, так как предоставляло всем гражданам право участия в суде и народном собрании, выбора должностных

лиц и контроля их действий *, но только более богатые получили право на занятие государственных должностей и участие в совете, который стал теперь во главе правления. Для более точного определения прав и обязанностей граждан, Солон разделил их, независимо от существовавшего деления на филы и фратрии, на классы (telh, timhmata) по имуществу или, вернее, по ежегодному доходу с поземельной собственности, без различия знатности или незнатности происхождения **. Всего было установлено 4 класса: к 1-му (pentakosiomedimnoi) принадлежали те, которые получали ежегодного дохода с своих земель не менее 500 медимнов хлеба или столько же метретов жидких продуктов (вина или масла), или не менее 500 драхм деньгами (средняя ценность медимна = 1 драхме); ко 2-му — получавшие minimum 300 медимнов, каковое количество признавалось достаточным для того, чтобы содержать лошадь и служить в коннице, почему этот класс и назван был ippeiV; к 3-му (zeugitai) — получавшие minimum 200 или (по другим источникам) 150 медимнов; наконец, 4 класс, названный по большинству qhteV; (наемные рабочие), заключал в себе всех граждан, получавших менее 150 медимнов, или вовсе не имевших земли и занимавшихся торговлею и ремеслами. Таким образом, кто был богаче землею, тот и принадлежал к высшему классу ***; всякому было предоставлено право увеличивать свою поземельную собственность (до известного предела) покупкой или иным законным путем и, с увеличением собственности и доходов, переходить в высший класс. Количество движимого имущества и наличный денежный капитал не принимались в расчет, так что как бы ни был богат купец, хозяин корабля или ремесленник, он все-таки принадлежал к классу фетов, если не имел земли. Такое предпочтение, оказанное поземельной собственности в государстве, которое, так сказать, самой природой было предназначено для торгового и промышленного развития, может нам показаться несправедливым; но нужно помнить, что при Солоне торговля и промышленность Аттики еще только начинали развиваться; кроме того, признав за движимой собственностью или капиталами равноправность с недвижимой, Солон предоставил бы преобладающее влияние в государстве

купцам, банкирам и ростовщикам, тогда как он хотел сохранить его за тем классом населения, которому оно принадлежало и раньше, т. е. за богатыми землевладельцами.

Только граждане 1-го класса имели доступ к высшим государственным должностям, именно к архонтату (и, следовательно, в Ареопаг) и к должности казначеев богини (Афины). Граждане первых 3-х классов имели право участия в государственном совете (boulh) и были допущены к должностям полетов, колакретов и в коллегию одиннадцати *; граждане всех 4-х классов участвовали в народном собрании и суде. В военной службе пентакосиомедимны и всадники служили в кавалерии и тяжелой пехоте, зевгиты — исключительно в тяжелой пехоте, а феты, только в необходимых случаях призываемые к исполнению воинской повинности, — в легкой пехоте и в военном флоте. Обязанности навкрарий также были урегулированы соответственно новому делению на классы.

Организация государственного управления подверглась существенным изменениям. Высшим правительственным учреждением стал совет (boulh) из 400 граждан первых 3-х классов, ежегодно избиравшихся по 100 из каждой филы. О должностной деятельности совета в первые времена его существования мы не имеем вполне достоверных сведений. Впоследствии деятельность его была, главным образом, пробулевтическая, т. е. на его обязанности лежало предварительное обсуждение всех государственных дел, прежде чем они доходили до народного собрания; кроме того, ему принадлежало управление финансами, надзор за действиями чиновников, имевших в распоряжении денежные суммы, и политическое представительство в сношениях с другими народами.

Чтобы не дать слишком усилиться ни народному собранию, которое могло быть склонно к нововведениям, ни совету, который мог подчиняться желаниям народа, Солон сохранил рядом с новым советом и существовавший уже совет Ареопага. Он по-прежнему был чисто аристократическим учреждением и имел строго консервативный характер. Солон оставил в его руках суд по делам о предумышленных убийствах и увечьях, поджогах и отравлениях ** и сделал его блюстителем неприкосновенности законов. Ареопаг имел право налагать штраф на должностных лиц, преступивших в чем-либо закон, и на всех вообще граждан за деяния, представлявшие нарушение общественного строя или общественной нравственности. Штрафные деньги он передавал казначеям богини на Акрополь, не сообщая им с кого

и за что они взысканы. Кроме того, по крайней мере в более поздние времена, Ареопаг наблюдал за тем, чтобы не вводились новшества в религию, нравы и обычаи, преследовал граждан за праздность, роскошь и безнравственность, за оскорбление родителей и пр., наблюдал за воспитанием юношества, за общественными зданиями и училищами и за целостность священных оливковых деревьев (moriai), масло которых раздавалось как приз на панафинейских состязаниях. Таким образом, его судебная власть имела чрезвычайно широкие пределы.

Совет и Ареопаг были высшими государственными учреждениями, на которых, по словам Плутарха (Сол. 19), Солон как на двух якорях утвердил государство.

Граждане всех классов, достигшие 20-летнего возраста и не лишенные прав, участвовали в народном собрании (ekklhsia), которое избирало должностных лиц (по жребию из кандидатов, намеченных филами) *, контролировало их действия, определяло бюджет и налоги и решало вопросы о войне и мире, государственных союзах и договорах, после предварительного обсуждения их в совете. Таким образом, народное собрание было последней инстанцией для решения важнейших государственных вопросов и, следовательно, имело весьма значительную власть.

Солон предоставил гражданам всех классов известную судебную власть. Народный суд (hliaia) был высшею инстанцией для апелляции на приговоры должностных лиц (Плут. Сол. 18); но условия и обстоятельства этой апелляции неизвестны, равно как и самое число членов народного суда. Впоследствии, с развитием демократии, судебная власть народа все более расширялась, и в V веке получил уже окончательную организацию суд присяжных, которому стали подлежать почти все судебные дела.

Солону приписывается также как временная мера отмена состоявшихся до него определений о лишении гражданских прав и возвращение на родину изгнанников, за исключением приговоренных к изгнанию судом эфетов за убийство или стремление к тирании, а также принятие в число граждан изгнанников из других государств и переселенцев с целью упрочения нового законодательства и приобретения ему защитников против возможных уклонений от него со стороны аристократов, которые реформами Солона были лишены некоторых прав и преимуществ.

Кроме новой организации государственного устройства, несомненно принадлежащей Солону, приписывается ему целый свод законов

религиозных и гражданских, относящихся к воспитанию, частной жизни и занятиям граждан (законы Драконта были им отменены, кроме относившихся к делам об убийствах); но в целом его законодательство до нас не дошло, так что определенно мы не можем сказать, принадлежат ли ему все законы, которые ему приписываются. Сверх того с развитием государственной жизни многие из его законов подверглись различным изменениям и пополнениям, так что дошли до нас не в первоначальной, солоновской форме.

Законы Солона были написаны (употребительным в то время способом письма boustrofhdon, в котором строки, шедшие слева направо и справа налево, чередовались между собою) на отдельных деревянных трехгранных призмах, вращавшихся на оси (axonteV; kurbeiV назывались, вероятно, их копии, вырезанные на камне), и поставлены на Акрополе, откуда впоследствии Эфиальт перенес их на площадь в здание совета, а еще позднее они были перенесены в пританей. При бывших потом переписках законов Солона сохранялось деление на аксоны как на главы: первый axwn заключал в себе законы Драконта об убийствах (С. I. А. I, 61), 16-й — постановления о жертвах (Плут. Сол. 23).

Из нашего краткого обзора Солоновского устройства можно видеть, что оно представляло собою сочетание демократических и аристократических элементов, взаимно ограничивавших и уравновешивавших друг друга *. В последующее время демократические начала все более и более усиливались, в ущерб аристократическим, и в половине V в. достигли полного своего развития.

В некоторых поэтических произведениях своих, сохранившихся до наших времен, Солон высказывает свои политические взгляды, объяснения реформ и отношения к ним современников. О своем политическом устройстве он отзывается в следующих словах (Плут. Сол. 18): «Я дал народу столько силы, сколько нужно, не отняв у него достоинства, но и не прибавив его. Я подумал и о людях влиятельных и богатых, чтобы и они не испытали ничего неприличного. Я стал, заслонив могучим щитом тех и других, не давая ни одним неправедной победы». В другом стихотворении (Плут. Сол. 14) Солон влагает на уста одного из своих порицателей следующие слова, показывающие отношение к нему современников, не понимавших его высоких нравственных принципов: «Солон не был глубокомысленным человеком и мужем совета и сам не принял пред-

ложенного ему богом прекрасного дара *. Поймав много рыбы, он испугался и не вытащил сети, — у него не хватило ума и бодрости духа». Еще в одном отрывке Солон отвечает на такие порицания следующими словами: «Я нисколько не смущаюсь тем, что пощадил родную землю и не захватил тирании, которой запятнал бы и опозорил бы свою славу: я думаю, что моим настоящим образом действий более привлеку к себе сердца людей».

Тирания Писистратидов. Окончив дело законодательства, Солон убедился, что не мог всех удовлетворить своими преобразованиями; многие требовали изменений. Бедным казалось, что Солон оставил много прав аристократам, а последним — что он слишком усилил демос, а их собственные права ограничил и даже их самих подверг материальным лишениям, отняв заложенную землю и рабов-должников. Когда законы были утверждены, Солон взял с афинян слово ничего не изменять в них в течение 10 лет, чтобы дать им время прочнее утвердиться, а сам, под предлогом торговли, отправился путешествовать, чтобы издали следить за развитием общественной жизни в родном городе и избежать необходимости самому что-либо изменять в созданном.

После удаления Солона из Афин недолгое время сохранялось спокойствие. Борьба партий вскоре снова возгорелась с удвоенной силой, причем яблоком раздора теперь были высшие должности и в особенности влиятельный пост архонта. На пятый год после архонтства Солона (589/8) была первая в афинской истории анархия, т. е. выборы архонтов совсем не состоялись. То же самое повторилось еще через пять лет (584/3). Затем избранный в 583/2 г. архонт Дамасий противозаконно удерживал за собою власть в течение двух лет и двух месяцев, пока не был силою низвергнут (581 г.). После этой попытки Дамасия силой удержать за собою власть, попытки несомненно угрожавшей тиранией, сделана была уступка в пользу менее знатных и достаточных классов и на следующий год было избрано 12 архонтов: 5 из эвпатридов, 3 из агройков и 2 из демиургов. Долго ли продолжалось такое положение вещей, неизвестно. В это время в Аттике ясно обозначались три партии, интересы которых были различны. Это были педиеи, богатые жители равнинной части Аттики, представители родовой и землевладельческой аристократии, стремившиеся к восстановлению олигархии, паралии, приморские жители, к которым примкнули, вероятно, и мелкие землевладельцы, облагодетельствованные реформою Солона, и диакрии, жители горной части, самые бедные и потому наиболее склонные ко всяким пере-

воротам. Во главе их стал энергичный Писистрат, сын Гиппократа из рода Филаидов, прославившийся талантами полководца и отнявший у мегарцев гавань Нисею. При помощи диакриев Писистрату удалось захватить тиранию в 561 г. до Р. X. Достигнув верховной власти, он оставил в полной силе постановления Солона, но устраивал так, чтобы в совете и в коллегии архонтов большинство состояло из людей ему преданных и чтобы кто-нибудь из его семьи ежегодно занимал одну из высших должностей. Впрочем, ему не сразу удалось укрепить свою власть: известно, что он дважды был изгоняем из Афин и только после третьего захвата власти сумел удержать ее за собою до своей смерти (527 г.) и передать сыновьям. По словам Фукидида (VI, 54), Писистрат и его сыновья собирали 20-ю часть доходов с граждан, а по Аристотелю одну 10-ю, и эти деньги употребляли на содержание войска, возведение построек и устройство празднеств. Они старались различными мероприятиями возвысить земледелие и торговлю, заботились о порядке и благоустройстве в городе и во всей Аттике (Аристотель приписывает Писистрату учреждение судей по демам, oi kata dhmouV dikastai, покровительствовали наукам и искусствам, а чтобы обеспечить работой бедный класс, предпринимали различные постройки: так, Писистрат положил основание великолепному колоссальному храму Зевса Олимпийского (оконченному только римским императором Адрианом), построил на Акрополе храм Афины, впоследствии разрушенный персами, святилище Аполлона Пифийского и гимнасий в Ликее, отделал источник Каллиррою и пр.; так что Афины, до тех пор состоявшие из отдельных, беспорядочно лепившихся один подле другого кварталов, приняли вид правильно устроенного города и сделались центром греческой образованности. (При Писистрате были записаны в тщательно исправленном виде произведения Гомера.)

Писистрату наследовал старший сын его Гиппий, который продолжал править в духе своего отца с помощью брата Гиппарха, но уже с первых лет правления успел восстановить против себя граждан некоторыми проявлениями личного произвола. Когда же Гиппарх был убит Гармодием и Аристогитоном из мести за частное оскорбление (514 г.), характер правления Гиппия совершенно изменился: он казнил и подверг пыткам многих граждан, увеличил число своих телохранителей и возбудил к себе такую ненависть, что в 510 г. был низвергнут.

Правление Писистрата и его сыновей на полстолетие задержало развитие афинской конституции в демократическом духе. После изгнания Гиппия возобновилась борьба демократической и аристократической партий. Предводитель последней Исагор стремился к ниспровержению постановлений Солона и восстановлению существовав-

шего до него устройства, столь невыгодного для народа. Во главе демократов стал Алкмеонид Клисфен, человек пылкий от природы, ловкий и хорошо знавший свет; он поставил себе задачей спасти и упрочить Солонову конституцию и дать народу силу для борьбы с аристократами, для чего он считал необходимым предоставить ему больше свободы и устранить те средства, которыми знать поддерживала свое влияние на народ. Заручившись поддержкой народа и Дельфийского оракула, он в 508/7 г., в архонтство своего соперника Исагора, занимая, вероятно, должность фесмофета, успешно провел задуманные им государственные реформы, придавшие конституции Солона чисто демократический характер.

Кроме общих сочинений по греческой истории и древностям о Солоне можно указать: Schelling, De Solonis legibus apud oratores atticos, 1842; Dondorff, Aphorismen zur Beurteilung der Solonischen Verfassung. Berl. 1880; F. Cauer, Parteien und Politiker in Megara und Athen. Stuttg. 1890; В. Keil, Die solonische Verfassung in Aristoteles Verfassungsgeschichte Athens. Berl. 1892. — Э. Р. фон-Штерн, Солон и деление аттического гражданского населения на имущественные классы (в сборнике Caristhria в честь Ф. Е. Корша, М. 1896).

О Писистрате: В. Haenisch, De Pisistrati et Hippiae tyrannide. Halle 1862; С. Bethe, Athen unter der Herrschaft des Pisistratus und Hippias. Merseb. 1864; J. Toepffer, Quaestiones Pisistrateae. Dorp. 1886 (diss.); его же. Die Sohne des Peisistratos в журн. Hermes 1894.

ГЛАВА 17. Развитие демократии от Клисфена до Перикла

§ 1. Реформы Клисфена

Самым важным из всех преобразований Клисфена было новое политическое деление государства. Солоновская реформа не коснулась древнего, освященного религией деления на 4 филы, члены которых связаны были в своих отношениях к государству древними преданиями фил, которые заставляли население тяготеть к знатным и богатым фамилиям, стоявшим во главе родов, постоянно находиться под их влиянием, и таким образом во многих отношениях тормозили развитие гражданской жизни, тем более, что афинскими гражданами могли быть только лица, принадлежавшие к филам по праву рождения или усыновления, и этим был закрыт доступ новых членов в гражданскую общину. Поэтому Клисфен ввел новое топографическое деление Аттики на демы, общее число которых в эпоху

Клисфена с точностью неизвестно (см. гл. 14). Название dhmoi и прежде принадлежало местечкам или околоткам Аттики, но со времени Клисфена они получили значение отдельных политических единиц. Соседство по месту жительства, вследствие сходства в образе жизни и занятий, общности интересов и частых сношений, естественным образом сплачивает население страны в отдельные группы, члены которых сочувствуют друг другу гораздо более, чем жителям другого околотка. Такою группою в Аттике и был dhmoV, состоявший из одного или нескольких местечек и деревень с принадлежавшими к ним землями и с населением, имевшим в них оседлость (таким образом дем приблизительно соответствовал нашей волости). Город Афины также был подразделен на демы и, таким образом, не имел одного общего городского хозяйства и управления. К каждому дему были приписаны те граждане, которые при введении нового деления имели в нем оседлость (без различия происхождения и сословия), и при этом приписаны раз навсегда и потомственно, так что если впоследствии какой-нибудь гражданин менял место жительства, то он все-таки продолжал числиться в том деме, к которому был приписан первоначально. Это прикрепление к дему видно, между прочим, в официальном обозначении гражданина, которое со времени Клисфена состояло из имени и отчества данного лица и названия (в форме прилагательного или наречия) дема, в списках которого оно числилось, например, QoukudidhV Olorou AlimousioV, DhmosqenhV DhmosqenouV PaianieuV, SwkrathV Swfroniskou Alwpekhqen. Граждане, приписанные к каждому дему, были все равны между собой и имели в деме некоторые особые права, не принадлежавшие гражданам других демов. Демы управлялись самостоятельно (посредством собраний и должностных лиц) во всем, что касалось их местных интересов и нужд, но были подчинены центральному правительству в тех случаях, где дело касалось общегосударственных интересов. Они заменили собой прежние навкрарии, которые, вероятно, были совсем уничтожены. Каждый дем был поставлен под покровительство особого божества или героя и назывался обыкновенно по имени поселения, служившего его центром. В нескольких случаях названия демов совпадали с названиями родов (Лакиады, Скамбониды и пр.); это объясняется тем, что некоторые из аттических местечек первоначально были населены членами одного рода. Но новое деление на демы было произведено совершенно независимо от родовых отношений граждан, так что члены одного рода могли принадлежать и к разным демам.

Таким образом, демы стали основными административными единицами в Аттике. Но их значительное число делало неудобными непосредственные сношения с ними центрального правительства и

распределение между ними государственных повинностей, а с другой стороны, отдельные демы или группы нескольких соседних демов могли быть склонны судить о государственных делах с точки зрения своих местных интересов и нужд, и таким образом явилась бы возможность существования местных партий, подобных прежним педиеям, паралиям и диакриям, то для устранения этих неудобств Клисфен установил более сложные политические единицы в числе 10, для которых удержал существовавшее уже название fulai. Но эти новые филы не имели ничего общего с прежними родовыми и были основаны на территориальном принципе. Каждая из них состояла из трех триттий (trittuV), представлявших собою группы демов, по всей вероятности, с приблизительно равным населением. Распределение триттий по филам было устроено так, что одна триттия каждой филы лежала в ближайшем соседстве Афин и отчасти в самом городе, другая — в приморской области, обнимавшей побережную полосу от границ Мегариды до пограничной с Беотией Оропии (за исключением части берега от Эгалея до Гиметта, причисленной к пригородной территории), и третья — в северной, гористой части Аттики. Таким образом была устранена на будущее время возможность возникновения местных партий, так как ни в одной филе не могло быть местных интересов, и были уравновешены все вообще жизненные условия новых фил: каждая из них обладала и частью городской и пригородной территории, и частью побережья, и частью более бедной северной полосы Аттики. Новые филы были поставлены под покровительство древних аттических героев и названы их именами: ErecqhiV, AighiV, PandioniV, LeontiV, AkamantiV, OinhiV, KekropiV, IppoqowntiV, AiantiV и AntiociV. (Статуи героев-эпонимов фил были поставлены в Афинах на площади около пританея; подле них выставлялись все объявления, относящиеся к государственным делам.) Граждане соединялись по филам для участия в государственной власти и вообще в политической жизни: так, по филам распределялись государственные должности, военная служба и пр. Прежние четыре филы, как учреждение исконное, освященное религией и прочно укоренившееся в народе, как кажется, не были формально отменены *, но, будучи лишены всякого политического значения, не имели уже никакого влияния в государстве; только фратрии и роды сохранили значение для права гражданства и семейного права. Устранив таким образом препятствия к допущению новых членов в гражданскую общину,

Клисфен принял в число граждан многих метеков, т. е. живших в Аттике иностранцев, не имевших прав гражданства, и даже отпущенных на волю рабов (Арист. Пол. III, 1, 10); введение этого нового элемента, чуждого старинным преданиям и воззрениям родовых граждан и жившего преимущественно торговлей и ремеслами, значительно укрепило демократическую партию и ослабило силы приверженцев аристократии.

Остальные реформы Клисфена стоят в связи с учреждением 10 фил. Так, в члены совета стали избираться ежегодно по 50 человек из каждой новой филы, вместо прежнего порядка избрания по 100 человек из 4 фил, так что число членов совета увеличилось на 100 человек и, стало быть, демократический элемент в нем усилился, и большее число граждан стало принимать участие в управлении. Совет был разделен по отдельным филам на комиссии, из которых каждая в составе 50 человек в течение известного периода времени (от 34 до 39 дней), по определенной жребием очереди, имела представительство и занималась текущими делами; члены комиссии носили имя prutaneiV, административный период времени — prutaneia. Из среды пританов ежедневно избираем был один эпистат (epistathV), который председательствовал в совете и народном собрании, а следовательно был как бы президентом всей республики. Председательство в совете и народном собрании, а также ключи от храмов Акрополя, в которых хранились государственная казна и архив, и государственная печать перешли к эпистату от архонта-эпонима, власть которого, так же как и прочих архонтов, подверглась ограничению. Впоследствии почти все военные, финансовые и полицейские должности исполнялись в Афинах коллегиями, состоявшими из 10 членов; это постоянно повторяющееся число, без сомнения, стоит в связи с числом учрежденных Клисфеном фил; но время учреждения большинства коллегий неизвестно с достоверностью. Самому Клисфену можно с уверенностью приписать только учреждение коллегии 10 приемщиков (apodektai) для заведования государственной казной; с его же времени, по всей вероятности, ведет свое начало коллегия 10 стратегов *, к которой перешло от полемарха заведование военными делами и предводительство войсками; сначала, впрочем, за полемархом оставлено было председательство в совете стратегов

и командование войсками наравне с ними, но после Марафонской битвы полемарх уже не был командующим.

Было увеличено Клисфеном и значение народного собрания, которое стало собираться гораздо чаще, чем прежде, и получило значительно большее влияние на государственные дела.

Что касается способа замещения должностей, то "Афинская полития" Аристотеля (гл. 22) сообщает, что в 487 г. впервые после тирании * снова были выбраны жребием 9 архонтов из выбранных филами 500 кандидатов. Из этого обыкновенно выводят, что Писистратиды уничтожили Солоновский способ жеребьевки заранее избранных кандидатов и ввели простые выборы (что, конечно, гораздо более соответствовало общему духу их правления) и что этот способ не был затронут Клисфеном. Это весьма вероятно, если вспомним, что и сам Клисфен и его политический соперник Исагор возвысились благодаря поддержке партий. Но по словам Геродота (VII, 109), в год Марафонской битвы архонты были уже избраны по жребию. Последние, однако, по-прежнему были выбираемы только из класса пентакосиомедимнов, следовательно из людей зажиточных и более образованных.

Своими реформами Клисфен сделал народ совершенно независимым от аристократов; но демократии могла грозить опасность от сильных еще в то время приверженцев Писистратидов, которые разными происками могли добиться тирании. Для обеспечения народа от опасности со стороны предприимчивых честолюбцев Клисфен учредил суд черепков (ostrakismoV), посредством которого народное собрание могло приговаривать к изгнанию всякого гражданина, который приобретал слишком большое влияние и мог угрожать опасностью существующему государственному порядку **. Но первое применение закона об остракизме произошло, по Аристотелю, в 488 г., когда был изгнан родственник Писистратидов Гиппарх, сын Харма. В ближайшие годы изгоняли других их приверженцев. Вскоре, однако, стали применять остракизм при борьбе политических партий как средство придания решительного перевеса той из них, которая в данную минуту пользовалась сочувствием большинства, и ослабления другой посредством временного устранения ее предводителя; если два или несколько влиятельнейших

лиц являлись представителями различных партий и своими несогласиями задерживали правильное течение государственных дел, то народ удалял посредством остракизма того из них, политика которого казалась непригодною при данных обстоятельствах. Так, например, перед походом Ксеркса на Грецию Аристид и Фемистокл были в Афинах представителями противных политических партий. Зная эгоистические замыслы своего противника, Аристид восставал иногда и против таких его предложений, которые действительно клонились к благу народа. Ввиду предстоящей войны с персами Фемистокл убеждал афинян усилить флот, в котором он видел лучшее средство спасения от грозных врагов, а Аристид настаивал на увеличении сухопутного войска. Народ принял политику Фемистокла — и Аристид был изгнан остракизмом, не потому, чтобы он стремился к тирании (и не за справедливость свою, как рассказывается в анекдотах), а потому, что его политические убеждения шли в разрез с воззрениями сильнейшей партии, предводимой Фемистоклом, и что Аристид, оставаясь в городе, мог мешать осуществлению его планов. Битва при Саламине доказала справедливость выбора народа между этими двумя лицами. Но после отражения страшного врага, когда обстоятельства изменились, Фемистокл в свою очередь подвергся остракизму *.

Голосование при остракизме производилось тайно, и каждый гражданин мог писать на своем черепке чье угодно имя. Присутствуя на народном собрании и слыша споры предводителей партии, каждый легко мог видеть, кто из них вреден для государственного порядка, и написать на черепке имя того деятеля, политике которого он не сочувствовал. О процедуре и последствиях остракизма см. ниже в разд. III, гл. 21, § 2.

Аристократическая партия с Исагором во главе всеми мерами противилась реформам Клисфена и призвала на помощь царя спартанского Клеомена, известного противника демократии. Клеомен с войском явился к Афинам, требуя изгнания Алкмеонидов (следовательно и Клисфена), как несших на себе бремя проклятия богов. Клисфен, не имея достаточно сил для борьбы, должен был удалиться из Афин. Но вскоре, когда Исагор и Клеомен, упразднив совет 500 и осудив на изгнание 700 наиболее влиятельных демократов с семействами, задумали установить олигархическое правление из 300 членов с Исагором во главе, народ под предводительством членов упраздненного совета восстал, осадил Акрополь, в котором заперлись спартанцы и олигархи, и принудил их сдаться

на капитуляцию, даровав спартанцам свободный выход из Аттики. Исагору удалось спастись, а его приверженцы подверглись казни. Клисфен и изгнанные демократы возвратились в Афины. Клеомен после того снова предпринял было поход в Аттику, но пелопоннесские союзники Спарты отказались поддерживать его, и таким образом, его замыслы не осуществились. Для Афин, освобожденных и от власти тиранов, и от неприятельских вторжений, наступила пора мирного внутреннего развития, которое вскоре было, однако, прервано на время тяжкой борьбой за свободу с грозными полчищами персов.

Л. Dietrich, Commentatio de Clisthene Athen. deque iis quae ille in republica instituit, Halle 1840; К. Lugebil, Ueber das Wesen und die historische Bedeutung des Ostrakismos in Athen (Jahrb. f. kl. Phil., Supplbd. 4, 1860); его же Историко-филолог. исследования, СПб. 1868 (отд. 2: Архонтство и стратегия в Афинах во время Персидских войн); Л. Hug, Studien aus dem klass. Alterthum, I, Freib. 1881; /. M. J. Valeton, De ostracismo в журн. Mnemosyne т. XV (1887); E. Szanto, Die kleisthemsche Trittyen. Hermes XXVII (.1892); H. Francotte, L'orgamsation de la cite Athenienne et la reforme de Clisthenes, Bruxelles 1893. Исследование М. С. Куторги, Критические разыскания о законодательстве Алкмеонида Клисфена (Пропилеи, т. III, ст. 161 сл.), устарело.

§ 2. Реформы Аристида, Эфиальта и Перикла

Дальнейшее развитие демократии в Афинах последовало за персидскими войнами, которые показали, как быстро расцвели юные силы афинского народа, не стесняемые больше насильственными ограничениями личной свободы. Непосредственно после войн, по словам Аристотеля (Афин. пол. 23), опять получил руководящее значение в государстве совет Ареопага, потому что в минуты опасности он оказался на высоте своего положения и оказал гражданам и нравственную, и материальную поддержку. Из отдельных же лиц выдающимся значением в государстве стали пользоваться Фемистокл и Аристид.

Еще до Ксерксова похода Фемистокл, видя необходимость усилить афинский флот для предстоящей борьбы, убедил сограждан употребить на сооружение военных кораблей доходы, получавшиеся с Лаврийских серебряных рудников и до тех пор делившиеся между гражданами. Снаряжение кораблей возложено было, в качестве натуральной повинности (литургии), на всех зажиточнейших граждан, причем уже не делалось различия между землевладельцами и предпринимателями (и таким образом положено было начало уравнению

недвижимой собственности с движимою в отношении к правам и обязанностям граждан). Военной и торговой гаванью Афин вместо Фалерской была сделана более удобная Пирейская, которая была защищена стенами и мало-помалу снабжена всем необходимым для постройки и снаряжения кораблей. Таким образом Афины из державы по преимуществу земледельческой, стесненной узкими пределами территории, превратились в морскую, и для их торговых сношений и политического влияния открылся широкий простор. Матросы и гребцы для флота набирались, главным образом, из многочисленного класса фетов, который таким образом наравне с прочими принял участие в защите отечества и за это имел право рассчитывать на увеличение своих политических прав. С другой стороны во время войн жители Аттики, при двукратном разорении ее персами (480 и 479 г.), понесли значительные потери, многие лишились всего своего состояния и должны были перейти в низшие классы. Но так как было бы вопиющей несправедливостью уменьшать права граждан за то, что они были разорены врагами, то естественно ценз для занятия некоторых почетных должностей должен был понизиться. Плутарх * приписывает Аристиду закон о допущении к должности архонтов всех граждан (причем, однако, под словом arconteV у него могут пониматься и все вообще чиновники). По Аристотелю (Аф. пол. 26) лишь в 457/6 г. впервые стал архонтом зевгит. Из этого обоснованно заключают, что на класс всадников право избираться в архонты было распространено ранее и, может быть, именно при Аристиде. Что касается фетов, то, собственно говоря, достоверно неизвестно, имели ли они не только при Аристиде, но и позже право занимать должности, а одно место Аристотеля (Аф. пол. 7), по-видимому, даже заставляет думать об этом отрицательно. Аристиду же принадлежит организация финансовых средств Первого Афинского морского союза, о котором мы скажем ниже, в отд. IV.

По смерти Аристида (около 467 г.) большим политическим влиянием стал пользоваться знаменитый Перикл, сначала, впрочем, разделявший это влияние с Эфиальтом и многими умными и способными соперниками (Кимоном, Толмидом, Фукидидом (не историком), Миронидом, Леократом). Для окончательного учреждения демократической свободы, Перикл и Эфиальт считали необходимым устранить последнюю помеху ей, представляемую Ареопагом, который продолжал пользоваться высоким значением как блюститель законов и нравственности граждан и иногда в значительной степени стеснял

свободу решений народного собрания, тем более, что сам он был учреждением строго аристократического и консервативного характера. Эфиальт предложил изъять из ведения Ареопага большинство важнейших дел, оставив ему только немногие. С тех пор деятельность Ареопага была значительно ограничена, хотя неизвестно с точностью, до какой степени, так как авторы говорят весьма кратко о реформе Эфиальта *. Все показания их сводятся к тому, что он отнял у Ареопага политическое значение и в значительной степени судебное, оставив в его ведении только дела о предумышленных убийствах, поджогах и отравлениях. Вся судебная власть передана была в руки народного суда присяжных (гелиастов), который получил правильную организацию. За архонтами и другими сановниками, имевшими судебную власть, осталось председательство в судах присяжных, производство предварительного следствия и в некоторых делах суммарное судопроизводство. Вновь учрежденная коллегия стражей закона (nomofulakeV) из 7 членов должна была наблюдать за тем, чтобы в решениях совета и народного собрания и в деятельности должностных лиц не было ничего противозаконного **.

Для того, чтобы доставить возможность участия в народном суде и беднейшим гражданам, поглощенным заботами о насущном хлебе, а также дать государству основание привлекать их к более долговременному участию в походах, Перикл ввел раздачу жалованья гражданам за судебную и военную службу (потом установлено было жалованье и совету). Многие древние и новые авторы порицают Перикла за установление жалованья, но сделанное Периклом нововведение естественным образом вытекало из того принципа, что государственные доходы составляют собственность господствующего народа, который обязательно должен быть вознаграждаем из них за свои труды для общественного блага, сопряженные с потерею времени и материальных средств, так как иначе деятельное участие в правительственной власти могли бы принимать только зажиточнейшие граждане и таким образом в демократии

совершился бы поворот назад. Самые раздачи при Перикле далеко не достигали тех широких размеров, до которых они дошли впоследствии, в IV веке.

В последние 15 лет своей жизни (444 — 429) Перикл, одолев всех своих противников, неограниченно управлял афинянами. Его власть над народом основывалась на гениальном уме и высоких нравственных качествах, которые производили такое чарующее влияние на свободный демос, что он во всем повиновался голосу правителя, уверенный, что его мысли всегда направлены ко благу отечества. Занимая ежегодно лишь должность стратега, Перикл управлял народом по своей воле, подобно монарху, так что народное правление было только кажущимся *. Он умел поддержать свое достоинство и обаяние, никогда, однако, не унижая себя до лести толпе, сдерживая в разумных границах ее страсти и капризы, а иногда даже силою заставляя строптивых поступать так, как ему казалось лучшим. Он держал себя величественно, отказывался от приглашений на пиры и только в редких случаях сам вступал на ораторскую кафедру; но тогда его речь была до такой степени увлекательна, что его прозвали Зевсом Олимпийским и говорили, что «само Убеждение восседает на его устах»; все слова его казались слушателям вполне согласными с их собственными воззрениями даже тогда, когда он настойчиво проводил что-либо противное желаниям народа.

Меры Перикла были плодом строго обдуманной политики и составляли одно стройное, гармоническое целое, так что отдельные мероприятия взаимно дополняли и поясняли друг друга. Он желал видеть свое отечество первым государством в Греции и с этой целью старался всеми средствами увеличить и упрочить его внешнее могущество; однако он удерживал афинян от излишнего стремления расширить свою власть, если видел, что обеспечить ее не хватило бы сил. Он старался по возможности поддерживать мир со Спартою, нисколько, однако, ей не уступая и не допуская ее вмеша-

тельства в афинские дела; впоследствии же, видя, что мир непрочен и борьба рано или поздно неминуема, он принял все меры для деятельного приготовления к ней. Заключенный в 449 г. мир с Персией также был поддерживаем благодаря его стараниям. Приобретенную уже афинянами власть в различных местностях вне собственно Греции Перикл старался упрочить посредством постройки крепостей, колоний (Амфиполь во Фракии, Фурии в Италии) и устройства клерухий.

Увеличение и обеспечение афинского господства на море было целью постоянных стремлений Перикла; в противоположность своим соперникам, он не желал господства на материке и готов был жертвовать им, если видел, что его трудно удержать, лишь бы только иметь гегемонию на море, которую он, однако, старался укрепить по возможности кроткими мерами, не прибегая к насильственным. Относительно союзнических взносов, превратившихся в обязательную дань (foroV), он держался того принципа, что афиняне имеют право распоряжаться ею безотчетно, как своею собственностью, пока исполняют свои обязанности относительно союзников и защищают их от внешних врагов. А так как афинское государство было достаточно снабжено средствами для внешней обороны и наступательных действий, то он считал вполне целесообразным употреблять накопившиеся богатства на укрепление благосостояния, блеска и прочной славы Афин. Великолепные здания и статуи (Парфенон со статуею Афины, Пропилеи, Одеон, храм Деметры в Элевсине, пирейские постройки), воздвигнутые при нем, главным образом, на сбереженные в государственной казне деньги союзников, заставляли греков и иностранцев восхищаться Афинами, а постройка и украшение их давали занятия и средства к существованию тысячам людей и служили могучими двигателями развития изящных искусств.

Одним словом, в век Перикла Афины находились в апогее своего могущества и процветания, и их демократическая конституция достигла полного развития, а с тех пор, как смерть унесла в лице Перикла нового Атланта, державшего на своих плечах все государственное здание афинское, оно стало постепенно расшатываться и клониться к падению.

Forchhammer, De Areopago поп privato per Ephialtem homicidii iuoiciis, 1828; Schomann, Die Solonische Heliaia und der Staatsstreich des Ephialtes, в Jahrb. f. kl. Phil. 1866; С. Pflug, Die Einfuhrung des Soldes in Athen und ihre politischen Folgen, Waldenb. 1876; П. И. Люперсолъский, Очерк государственной деятельности и частной жизни Перикла в Известиях Нежинского Ист.-филол. Института, т. I; В. П. Бузескул, Перикл. Харьков 1889; Busolt, Griech. Geschichte, т. Ill, ч. 1: Die Pentekontaetie. Gotha 1897.

ГЛАВА 18. Обзор истории Афин с Пелопоннесской войны до возвышения Македонии

§ 1. Состояние Афин во время войны

Первые попытки противодействия демократии встречаются уже в первое время государственной деятельности Перикла, но тогда они были единичными; главы консервативной партии Кимон, Фукидид и другие держались постоянно в границах законной оппозиции, и демократия не употребляла против них других средств кроме остракизма. После же смерти Перикла начинается быстрое развитие демагогии и новая борьба партий, которая принимала все более и более широкие размеры и следствием которой было несколько государственных переворотов. Наиболее влиятельным политическим деятелем в первые годы Пелопоннесской войны был Клеон, который в большинстве случаев следовал тем же принципам, которых держался и Перикл, но был несравненно менее даровит и в то же время самоуверен и хвастлив *. Его взгляды на отношения к союзникам были иные, нежели взгляды Перикла, — он требовал более сурового с ними обращения и строгих наказаний за всякую измену или попытку к отпадению. По отношению к государственному устройству следует отметить, что Клеон, между прочим, возвысил плату судьям до 3 оболов в день. Смерть Клеона в 422 г. доставила на некоторое время решительное преобладание Никию, аристократу по рождению, с весьма умеренными консервативными взглядами. Но в то же время являются и другие предводители партий, как Алкивиад и Феак, которые на время приобретали влияние и своей взаимной борьбой, в которой личное самолюбие являлось самым важным двигателем, мало-помалу расшатывали государственный строй и ставили меньшинство, в особенности молодое поколение аристократов, во враждебное отношение к существующему порядку. Алкивиад, которого знатное происхождение и блестящие таланты более чем кого-либо другого призывали на место Перикла, представляет собой лучший пример этого самолюбия и тщеславия; он приобретал себе все более и более популярности, но вместе с тем и врагов, которые опасались чарующей силы его личности и его дерзкой решительности. Посредством временного

примирения с партиями Никия и Феака он обратил грозившее ему изгнание остракизмом на демагога Гипербола, ничтожного крикуна, и этим навсегда отнял у народа это важное орудие, так как изумленные и оскорбленные результатом голосования афиняне решили отменить остракизм (417 г).

Предводители партий только посредством войны считали возможным достигнуть своих эгоистических целей и утвердить свое значение, почему настойчиво стремились замедлить ее окончание и запутать государство в новые войны. Им легко было привлечь на свою сторону народ посредством содержания, которое они ему доставляли из государственной казны, и возбуждения страстей его лестью и обещаниями. Алкивиад был наиболее влиятельным представителем демократической партии, во главе которой он стоял не потому, что был убежден в превосходстве демократии, а потому, что она одна обещала удовлетворение его необычайному честолюбию. Явные или тайные приверженцы аристократии были его злейшими врагами и ненавидели его тем более, что видели в нем отщепенца и грозного своим могуществом противника, которого считали необходимым устранить с арены политической деятельности. Не считая возможным добиться желаемых результатов путем законной оппозиции, они составляли тайные политические кружки (etaireiai), члены которых клятвою обязывались взаимно поддерживать друг друга на судах и при выборах в должности. Эти кружки действовали уже не во имя любви к родине и народного блага, а исключительно из личных видов, чувство общности исчезало все более и более, и деморализация граждан широкими шагами шла вперед. Учение софистов оказало в это смутное время свое гибельное влияние: воспитанное под влиянием их идей, молодое поколение не признавало ни религии, ни нравственности, и видело в законе лишь выгоду сильнейшего; не находя исхода своему честолюбию в демократическом устройстве, они, естественно, ненавидели его и постепенно подготовляли переворот. Красноречивым свидетельством такого возбужденного состояния общества является процесс гермокопидов (415 г.), вследствие которого Алкивиад сделался врагом отечества и причинил ему много зла.

Печальный исход сицилийской экспедиции в 413 г. хотя довел государство до отчаянного положения, однако отрезвил на время умы народа и возвратил ему долю спокойствия и рассудительности, так что в оборонительной войне следующих двух лет афиняне выказали осмотрительность и энергию, которые, однако, не могли уже предотвратить угрожавших государству несчастий. Между тем люди олигархической партии не дремали и добились (в том же 413 г.) учреждения особой предварительной комиссии (из 10 лиц

под именем Tipopou^oi), которая обсуждала текущие дела и рассматривала вносимые предложения прежде представления их в совет и народное собрание (Фук. VIII, 1). Учреждение пробулов должно было служить гарантией того, что решения совета будут более обдуманны, но зато вводило явно олигархический институт в демократический совет пятисот. Многие союзники отпали от Афин после сицилийской катастрофы и лишили государство значительной части доходов, а занятие крепости Декелеи лакедемонянами привело, можно сказать, сами Афины в осадное положение. Малодушие и отчаяние овладели массой и увеличили отвагу олигархов, тайные козни которых довели государство до этого печального состояния (главным деятелем олигархической партии был в это время Писандр). Вскоре в городе стали совершаться тайные убийства; боязнь народа перед невидимою силою и тайными обществами заставила его добровольно отказаться от своего господства и доставила олигархам действительную власть. Сначала в народном собрании по предложению некоего Пифодора было постановлено избрать вдобавок к существующим десяти пробулам еще двадцать человек не моложе 40 лет от роду с целью выработки положения о наилучшем государственном устройстве *. По предложению этих лиц народное собрание постановило, что пританы обязаны подвергать голосованию все предложения, клонящиеся к благу народа. Все препятствия на пути конституционных изменений, как-то grafh paranomwn, eisaggelia prosklhsiV , были уничтожены. Все должностные лица под страхом суда обязаны были давать ход всяким предложениям. Все должности во все время продолжения войны должны были исправляться безвозмездно, за исключением 9 архонтов и пританов, получавших по 3 обола в день. Было постановлено избрать из каждой филы по 10 человек (katalogeiV), которым поручено было составить список не менее 5000 обеспеченных граждан, каковым впредь и должно быть вверено правление. Избранные пять тысяч выделили из своей среды комиссию в 100 человек, которой было поручено составить проекты временного правительства и новой конституции. В качестве временного правительства был учрежден совет из 400 членов старше тридцатилетнего возраста (по 40 из филы), выбираемых жребием из кандидатов, выставленных филами, конечно, из числа 5000. Совету 400 предоставлено право назначать должностных лиц, приводить их к присяге и наблюдать за исполнением законов. Сами члены временного совета не имели права ни изменять старых законов, ни издавать новых. На будущее время

в качестве основного органа новой конституции проектирован совет, состоящий из 4-х смен, поочередно заведующих делами в течение года. Собразно четырем сменам совета все граждане должны были быть разделены (упомянутой комиссиею из 100 человек) на 4 группы, причем каждая группа выбирала из своей среды одну из смен. Совету этому, подобно временному, предоставлялось право избирать голосованием из числа намеченных кандидатов всех вообще должностных лиц, и притом большую и важнейшую часть их из своей среды. Менее же важные должности предполагалось замещать по жребию не из среды совета. Олигархи, видимо, стремились уничтожить клисфеновскую десятичность фил и всех прочих коллегий и приблизить государственное устройство к доклисфеновской patrioV politeia. Посещение заседаний совета было обязательно для его членов и за всякую не мотивированную заранее манкировку отсутствующий платил драхму штрафа. Никакая должность, кроме должности стратега и члена совета, не должна быть занимаема дважды одним и тем же лицом. Для руководства ходом прений, счета голосов и т. д. должна быть избрана из среды совета комиссия из пяти проедров *, один из которых, избираемый каждый день жребием, был председателем.

Временный совет 400 вступил в управление в начале лета 411 г. Существовавший раньше совет 500 был распущен, причем получил жалованье за все остальное время года. Совет 400 энергично принялся за осуществление своих целей; все подозрительные для него граждане были удалены от общественных должностей, более опасные заключены под стражу, изгнаны или казнены, народные суды упразднены. Собрание 5000 так и не собиралось. Их мнения не спросили даже тогда, когда начаты были переговоры о мире со спартанцами. Но вскоре же между олигархами начались несогласия, порожденные несходством их эгоистических намерений. Между тем народ далеко им не сочувствовал и был напутан проявлениями их террора; войско, стоявшее в то время на Самосе, объявило олигархов врагами отчизны, провозгласило себя афинским народом и грозило походом на Афины; с трудом лишь удалось Алкивиаду, в то время возвратившемуся из

изгнания и ставшему во главе войска, удержать его от похода. Олигархи, видя угрожающую отовсюду опасность, вступили в переговоры с лакедемонянами, решив властвовать на родине даже под охраной врагов ее, если нельзя было иначе. В это время двое из олигархов, Ферамен (человек весьма изворотливый и двуличный) и Аристократ, перешли на сторону народа и явно стали действовать против своих прежних товарищей. Убиение Фриниха, самого яростного из них, послужило сигналом к восстанию; народ, возбужденный в высшей степени происшедшей в это время при Эретрии несчастной битвой с пелопоннесцами, за которой последовала потеря Эвбеи, свергнул власть 400, продолжавшуюся, таким образом, только 4 месяца. Многие олигархи с трудом спаслись от преследования народа, а два наиболее влиятельные, оратор Антифонт и Архептолем, были приговорены к смерти народным судом, пред которым Ферамен выступил обвинителем.

Полная демократия, однако, не сразу была восстановлена; сначала власть была вручена собранию из 5000 граждан, в число которых входили все могущие выйти на войну со своим полным вооружением (так что собрание могло состоять и из большего числа небедных граждан), причем решено было под угрозой проклятия не выдавать жалованья ни за какую государственную должность. Фукидид (VIII, 97) относится с большой похвалой к вновь установленному образу правления, называя его умеренным смешением олигархии и народного правления, и ему приписывает улучшение положения Афин и доставление возможности продолжать войну. Однако уже в следующем 410 году правление 5000 изменилось в полную демократию. Опять появились демагоги, желавшие путем разных поблажек и раздач снискать себе расположение толпы и таким образом сделать карьеру. Одним из них, по имени Клеофонт, около этого времени введены были праздничные раздачи денег народу (diwbelia). На посещение театральных представлений и вообще на праздничные расходы выдавалось каждому гражданину сначала по два, а затем по три обола в день *.

После 411 г. афинский народ успел оправиться от внешних поражений и внутренних неурядиц и одержать несколько счастливых побед, особенно благодаря Алкивиаду. В 408 г. последний с торжеством возвратился в Афины и получил от благодарного народа неограниченную власть главнокомандующего (strsthgoV

autokratwr) Чтобы сразу поправить финансовое положение Афин и заменить дань отпавших союзных городов, он установил новую пошлину в размере 10% (dekath) со всех товаров, провозимых через Боспор, и в Хрисополе устроил станцию для флота, наблюдавшего за провозом, овладев предварительно ключами к проливу — Византием и Халкедоном. Однако так сильно еще было в Афинах недоверие к Алкивиаду, что достаточно было одной неудачи, в которой он даже не был виноват (его кормчий Антиох, вступивший вопреки его приказанию в бой со спартанским адмиралом Лисандром при Эфесе, потерпел решительное поражение), чтобы народ забыл о его блестящих заслугах и снова сделал изгнанником.

В 406 г. случилось известное печальное событие — осуждение и казнь шести стратегов, одержавших блестящую победу при Аргинусах, за то, что они не приняли всех мер для спасения воинов афинских, погибавших на обломках разбитых судов. В этом деле афинский народ нарушил свою собственную конституцию, именно осудил всех вождей вместе в народном собрании, тогда как по самым строгим законам, например, по постановлению Каннона, он мог судить лишь каждого обвиняемого поодиночке. Известный Ферамен, бывший в числе стратегов, и здесь остался верен своему характеру, явившись обвинителем своих товарищей. Однако народ вскоре же глубоко раскаялся в своем жестоком решении и убедился, что был обманут демагогами (Ксен. Греч. ист. I, 7).

Решительный удар, который был нанесен Афинам уничтожением (при Эгоспотамах в 405 г.) их последней поддержки, флота, был бесспорно плодом измены олигархов, интриги которых все более и более развивались со времени восстановления демократии. Вскоре после битвы была образована в их среде коллегия из 5 лиц под именем eforoi, которые, хотя не имели никакого официального значения и были только тайной администрацией олигархов (Лисий Пр. Эратосф. 43), однако действовали весьма смело и постепенно подготовляли новый переворот. Во время осады Афин Лисандром самый совет 500 стоял на стороне олигархии и не предпринимал спасительных для города мер. Однако, несмотря на эту неурядицу, лучшие из граждан были еще вполне преданы конституции и имели твердую решимость защищать независимость города от внешних и внутренних врагов.

Во время осады Ферамен был послан для переговоров в спартанский лагерь и там умышленно медлил, чтобы ужасами продолжительной осады заставить народ согласиться на все условия. Посланный вторично в Лакедемон, он привез от эфоров весьма тяжкие и унизительные условия мира (срытие Длинных и пирейских стен, ограничение господства Афин одной только Аттикой, возвращение

всех изгнанников, заключение с лакедемонянами оборонительного и наступательного союза и выдача военного флота), на которые, однако, афиняне, доведенные до крайности голодом, принуждены были согласиться, и таким образом 27-летняя Пелопоннесская война окончилась полным разгромом Афин в апреле 404 года.

§ 2. Правление 30-ти и восстановление демократии

Летом того же года вследствие интриг олигархов, которых поддерживал Лисандр, демократия вновь была уничтожена и правление перешло в руки 30 лиц, избранных по предложению некоего Драконтида с неограниченными полномочиями из числа прежних 400 якобы с целью составления новой конституции; в число их вошли 10 лиц, избранных Фераменом, 10 — эфорами и 10 — самим народом из числа присутствовавших на собрании. Некоторые из граждан воспротивились было уничтожению народного правления, но под влиянием угроз Лисандра принуждены были согласиться. Новые правители, заклейменные именем тиранов, сначала действовали хотя сурово, но справедливо, и преследованием сикофантов оказали услугу государству; они оставили архонтов и совет 500, в состав которого вошли преданные им люди, избранные из 1000 намеченных кандидатов, народное же собрание и суд гелиастов уничтожили, отдав судопроизводство совету, который стал решать дела открытой подачей голосов на глазах тиранов и, следовательно, вполне зависел от них; право участия в государственном управлении и ношения оружия они ограничили 3000-ми избранных лиц, которые не могли быть казнены иначе как по суду совета, относительно же остальных граждан предоставили себе право казнить их по своему произволу и стали производить вопиющие жестокости и насилия, упоминаниями о которых наполнены речи современных ораторов *. Самыми влиятельными из 30-ти были Ферамен и Критий, сначала действовавшие заодно; но вскоре между ними произошли несогласия из-за того, что Ферамен, человек более умеренного характера, не сочувствовал жестокостям Крития, и следствием раздора была гибель Ферамена. Между тем 70 изгнанных демократов с Фрасибулом во главе стали действовать для освобождения отечества от тиранов; внезапно двинувшись из Фив, они овладели крепостью Филою, которая послужила им операционным базисом; они были подкреплены значительным числом изгнанников и недовольных и вскоре сумели занять Пирей. Критий,

самый яростный из тиранов, был убит в первой же стычке, а остальные, лишившись своего главы, удалились в Элевсин, укрепили его и хотели там продолжать сопротивление. В Афинах 10 других олигархов, поддерживаемые Лисандром, заняли место 30-ти, но царь спартанский Павсаний из недоброжелательства к Лисандру устроил примирение патриотов с остававшимися в городе приверженцами олигархии.

Объявлена была всеобщая амнистия, простиравшаяся на все политические преступления во время предшествовавших смут до архонтата Эвклида (403 — 2 г.). Из нее были исключены только 30 тиранов, 11 исполнителей их воли, 10 олигархов, бывших на стороне Лисандра, и 10 бывших начальников в Пирее. Вскоре затем засевшие в Элевсине олигархи были осаждены Фрасибулом с гражданами, но дело не дошло до открытой войны, так как предводители олигархов, вызванные для переговоров, были изменнически захвачены и перебиты, а остальные примирились с народом (Ксен. Греч. ист. II, 4).

Демократия была восстановлена в прежнем виде и обставлена новыми гарантиями. Ее упрочению, между прочим, способствовало то обстоятельство, что в промежуток времени с 411 по 403 г. афиняне дважды пересмотрели свою конституцию и дали силу закона многому такому, что до тех пор было только действующим обычаем. Временная комиссия из 20 лучших граждан должна была заведовать правлением до окончательного восстановления государственного устройства (Анд. О мист. 81. Поллукс, VIII, 112). По предложению Тисамена были восстановлены постановления Драконта и законы Солона во всей их чистоте, причем было постановлено, чтобы все действующие законы были написаны, и запрещено ссылаться на законы неписаные (Анд. О мист. 83 ел.). Пересмотр и редакция законов с теми изменениями, какие могли потребоваться обстоятельствами времени, были вверены комиссии номофетов. Предложением Диокла определено было время восстановления силы законов (именно с архонтата Эвклида) и установлено, чтобы впредь при введении всякого нового закона было указываемо, с какого времени входит он в силу (Дем. Пр. Тимокр. 42). Ареопагу вновь предоставлено было наблюдение за исполнением законов, отнятое у него Эфиальтом (Анд. О мист. 84); с этого времени он вообще пользовался значительно большим уважением и влиянием, нежели в V в., хотя нельзя точно определить круг его деятельности и степень влияния *. В IV в. демократия утвердилась окончательно, так что не видно уже никаких движений

против нее со стороны олигархической партии, подобных тем, какие встречались в V веке *.

Со времени Эвклида введено в употребление новое ионическое письмо вместо прежнего аттического **. Вообще архонтат Эвклида служит резкой гранью между двумя периодами жизни афинского народа, как бы новой эрой ее; впоследствии выражение ta pro Eukleidou обратилось даже в поговорку для обозначения всего старинного, давно минувшего.

G. Gilbert, Beitrage zur inneren Geschichte Athens im Zeitalter des Pelop. Krieges, Leipz. 1877; J. Beloch, Die Attische Politik seit Perikles, Leipz. 1884; В. М. Ведров, Жизнь афинского олигарха Критии, СПб. 1848; Н. Droysen, De Demophanti, Patroclidis, Tisameni populiscitis, Berl. 1873; Muller-Strubing, Studien zur Verfassung von Athen wahrend des peloponnesischen Kriegs. I. Ueber die Civilbeamten. Neue Jahrbucher, 1893; H. Micheli, La revolution oligarchique des quatre-cents a Athenes, Geneve 1893; Я. Я. Розов, О зрелищных деньгах в Афинах, Ж. М. Н. П. 1893; Ф. Г, Мищенко, Политая Аристотеля гл. 40 (о восстановлении демократии в 403 г.), Ж. М. Н. Пр. 1894, апрель; его же, Аристотель. Афинская полития. 22 (об избрании 9 архонтов в 487 г. жребием), Ж. М. Н. Пр. 1895, янв.; U. Kohler, Die athenische Oligarchic d. J. 411 v. Chr. Sitzungsber. Berl. Ak. 1895; P. X. Лепер, 30 тиранов. Ж. М. Н. Пр. 1896, май; Ф. Ф. Соколов, Дань лакедемонских союзников; Четыре совета. Ж. М. Н. Пр. 1897, март.

§ 3. Восстановление внешнего могущества и внутренний упадок

Внешнее положение Афин после Пелопоннесской войны было весьма печально: с лишением власти над союзниками они потеряли свои внешние доходы, их укрепления и флот были уничтожены, и они стали на время в полную зависимость от Лакедемона, пока раздор между последним и Фивами не помог им снова оправиться.

В 394 г. они уже открыто воевали со спартанцами и сражались при Коринфе и Коронее. В следующем году Конон победоносно возвратился в отечество после битвы при Книде и с помощью полученной от сатрапа Фарнабаза субсидии восстановил уничтоженные укрепления Пирея и Длинные стены, кроме Фалерской. Афинские полководцы Фрасибул и Ификрат успешными походами восстановили славу афинского оружия; последний усовершенствовал военную тактику и вооружение и из ненадежной толпы наемников создал хорошее войско, в котором главную роль отвел пелтастам, составлявшим середину между тяжелой и легкой пехотой (до тех пор пелтасты упоминались редко и имели мало значения). Хотя афиняне по Анталкидову или Царскому миру (387 г.) сохранили за собой только острова Лемнос, Имброс и Скирос, но их вновь возродившееся могущество было уже прочно, и в 378 г. они заключили новый союз с Византием, Митиленой, Мефимной, Хиосом, Родосом и другими городами *, правда, уже на менее выгодных для них условиях (см. ниже разд. IV).

Благодаря победам афинских полководцев Хабрия и Тимофея союз распространился; афиняне стали твердою ногою на македонском и фракийском берегах, на большей части островов Эгейского моря, в Акарнании, Керкире и Кефаллении, и уже по миру 374 г. Спарта признала морскую гегемонию Афин

Между тем восстановленное народное правление мало-помалу начинает склоняться к упадку; начинает возрастать, с одной стороны, значение ораторов, умевших льстить народу, с другой — стратегов и других должностных лиц, которые иногда даже народные определения стали подчинять своим эгоистическим целям, тем более, что под влиянием примеров прошлого времени и софистических идей прежний горячий патриотизм упал и личные интересы отодвинули на задний план пользу государственную. Возобновилось обременение богатых граждан литургиями еще в большей степени, чем в V в., между тем как преобладающее влияние на народное собрание перешло к бедной городской толпе. Значительная часть государственных доходов снова стала поступать в руки частных лиц в виде праздничных раздач и жалованья, выдача которого была восстановлена по предложению Агиррия около 395 года. Агиррием была установлена плата и за посещение народных собраний вначале в размере одного обола за заседание; некий Гераклид (родом клазоменец, но, конечно, афинский гражданин) потом возвысил эту плату до двух оболов и, наконец, тот же Агир-

рий — до трех *. (Этот же Агиррий ограничил размер платы комическим поэтам и, кажется, самую свободу комедии, которая до того времени беспощадно бичевала ошибки и слабости политических деятелей.) Жалованье за посещение народного собрания и за судебные заседания и праздничные раздачи давали жившим в городе беднякам возможность не только без труда добывать себе дневное пропитание, но даже и пользоваться удовольствиями в праздники, между тем как для земледельческого населения, особенно жившего в отдаленных от Афин демах, оно не могло быть достаточной побудительной причиной для того, чтобы оставлять свои поля и часто являться в город. Поэтому на собраниях и в судах оно составляло весьма незначительную часть. Еще Сократ (Ксен. Мемор. III, 7, 6) говорил, что народное собрание в Афинах состоит из валяльщиков, кожевников, плотников, кузнецов, крестьян, купцов и перекупщиков. Люди богатые и образованные, естественно, стали относиться с презрением к демократии и держаться вдали от политической деятельности. Невежество народных судей и толпы, собиравшейся на народные собрания, давало ловким людям легкую возможность перетолковывать по-своему и даже подделывать законы; подкупность, презрение к труду и ябедничество стали возрастать в угрожающих размерах. Внешнее могущество Афин теперь уже не могло быть вполне прочно вследствие финансовых затруднений, происходивших от уменьшения внешних доходов и оттого, что граждане стали предпочитать спокойную и изнеженную городскую жизнь трудам и опасностям боевой службы и предоставлять последнюю наемным войскам, предводители которых (часто люди неопытные и не отличавшиеся военными дарованиями), нередко не получая из Афин денег на жалованье солдатам, стали прибегать к займам или контрибуциям с союзников, или нанимались на службу к другим государствам, на что афиняне поневоле должны были смотреть сквозь пальцы (Дем. Фил. I, 24).

Вообще вопросы финансового управления вследствие указанных причин (увеличение жалованья и раздач, содержание наемников и пр.) приобрели особенную важность и дали жизнь ряду новых учреждений. Важнейшим шагом к улучшению финансового состояния Афин, бесспорно, было введение новой раскладки прямой подати и симморий для ее взноса, совпавшее по времени с заключением нового морского союза (378/7 г. Подробности см. ниже в главе о финансах Афин).

Сделаны были также облегчения относительно исполнения триерархии, так как в IV в. граждане вследствие обеднения уже не

были в состоянии нести те тяжелые повинности, какие несли их деды и отцы в V в Поэтому само государство приняло участие в снаряжении военных судов, именно стало доставлять все снасти; потом стали назначаться по 2 триерарха на одну триеру, а в 357 г. и на триерархию были распространены симмории. Вскоре, однако, и при новых порядках возникли злоупотребления, симмориархи стали отдавать с подряда снаряжение судов за возможно дешевую цену, которую и раскладывали между беднейшими членами симмории, себя же избавляли от всяких издержек, а между тем в качестве литургов они были освобождаемы от других повинностей и получали почет и влияние (Дем. Пр. Мид. 155). Злоупотребление это было замечено Демосфеном и уничтожено посредством введенного им нового порядка снаряжения флота (340 г.).

ГЛАВА 19. Состояние Афин в период Македонского владычества

§ 1. Афины при Филиппе Македонском

Вследствие легкомыслия и недальновидности своих руководителей Афины вскоре после возрождения их внешнего могущества впали в новые затруднения, не замедлившие вредно отразиться на их отношениях к другим государствам. Обезопасив себя со стороны Спарты, афиняне стали действовать бесцеремоннее в отношении своих союзников, возобновили высылку клерухий и своими притеснениями до того восстановили против себя союзников, что в 357 г. Хиос, Родос, Кос и Византий отпали от них и вовлекли Афины во вредную и истощительную для них войну, кончившуюся признанием автономии восставших союзников и открывшую слабые стороны Афин их новому противнику, царю македонскому Филиппу, с которым им пришлось вступить в войну в том же 357 году. В Афинах в это время существовала сильная партия мира, считавшая необходимым отказаться от несчастной завоевательной политики. Оратор Исократ в речи «О мире» (355 г.) проводит мысль о том, что несчастная гегемония Афин возбуждает к ним ненависть в Греции, что афиняне гораздо естественнее могли бы стать предводителями ее, если бы были только посредниками между другими греками, но что для этого следует обращаться с союзниками как с равными и не вымогать с них дань; афинский народ будет счастлив только когда, когда оставит наступательную поли-

тику. Так же судит Ксенофонт в сочинении «О доходах», написанном около того же времени; действуя на слабую струну афинян, он говорит, что во время мира они могут все кормиться на счет государства. Эти новые стремления афинских граждан — кормиться на казенный счет — нашли себе ревностного поборника в лице одного из видных политических деятелей этого времени — Эвбула. Он принадлежал к партии мира и старался привести в исполнение ее принципы, к которым так естественно было обратиться после неудачных стремлений к гегемонии. Деятельность его была направлена, главным образом, на изыскание денежных средств для удовлетворения страсти народа к празднествам и зрелищам; благодаря ей Эвбул сделался очень популярным человеком, но в то же время значительно ослабил свое отечество. В 354 г. он установил особую зрелищную кассу, в которую поступали в качестве qewrika crhmata, т. е. для раздачи народу на праздники и зрелища, все остатки от ординарных расходов, и передал в руки ее распорядителей большую часть управления финансами (круг деятельности секретаря государственного казначея, дорожных строителей, аподектов и др.). Эвбул состоял несколько лет в должности управителя зрелищной кассы, занимаясь ее организацией. Вследствие сделанного одним гражданином предложения отдать деньги зрелищной кассы на военные нужды, он провел закон, запрещавший под страхом смертной казни предлагать отдачу этих денег на какие бы то ни было потребности кроме тех, на которые они были предназначены. Закон этот действовал до 339 года *.

Политика хитрого македонского завоевателя Филиппа, стремившегося стать властелином Эллады, состояла в том, чтобы блестящими обещаниями и подкупами влиятельных лиц удерживать в бездействии отдельные государства и даже привлекать их на свою сторону, пока он не мог с безопасностью для себя обратить против них свое оружие. Так действовал он и относительно афинян: он притворялся их другом и обещал завоевать для них Амфиполь (который афиняне потеряли во время Пелопоннесской войны и давно желали снова подчинить себе), пока не утвердил своего владычества в Македонии. В 357 г. он овладел Амфиполем, но и не подумал исполнить свое обещание и передать его афинянам, а присоединил к своей монархии, следствием чего была 10-летняя война его с афинянами. Сначала занятые войною с союзниками, а потом вследствие финансовых затруднений и собственной беспечности, афиняне не могли энергично действовать против врага, который между тем увеличивал свои владения покорением халкидикских городов и потом обратил свое оружие против могущественного Олинфа, стоявшего во главе их союза; долго скрывая свои замыслы против этого города под личиною дружбы, Филипп в 349 г. быстро напал на него и осадил; афиняне, к которым олинфяне обратились за помощью, действовали очень вяло, несмотря на энергичные настояния Демосфена, и Олинф был взят Филиппом при помощи обычного его средства — подкупа. Не смогли афиняне спасти и фокейцев, у которых уже несколько лет тянулась Священная война с фиванцами и их союзником Филиппом, и в 346 г. сами были вынуждены заключить с последним невыгодный мир.

Во время деятельности Эвбула выступил на политическую арену новый боец — великий Демосфен. Его политическая теория состояла в охранении афинской гегемонии и в поддержании равновесия между государствами Эллады и в общем сходилась с принципами Исократа и Ксенофонта: он советовал афинянам соблюдать мир, пока дозволяет честь, не добиваться власти и подчинения себе прочих греков, а напротив, стать деятельными посредниками мира и свободы всех греческих государств, потому что только этим путем могут афиняне избавиться от врагов и приобрести друзей (такие мысли проводит Демосфен, например, в речах «О симмориях» и «За мегалополитов»). Начавшееся возрастание македонского владычества нашло себе деятельного противника в Демосфене, который своим светлым умом уже рано прозрел всю опасность, грозившую со стороны Македонии; в своих «Филиппиках» и «Олинфских речах» он с беспощадной резкостью раскрывал афинянам истинные намерения Филиппа и указывал на средства к предупреждению

его замыслов. Но если ему и удавалось иногда своим красноречием убеждать афинян в необходимости энергических мер против грозного врага, то все-таки трудна была его борьба со всеобщим упадком патриотизма в Афинах, с истощением их нравственных и материальных сил и с сильной партией подкупленных македонским золотом сторонников Филиппа, во главе которых стоял непримиримый враг Демосфена — оратор Эсхин, своим пламенным красноречием иногда увлекавший сограждан сильнее, чем увлекал его противник своим могучим, но более спокойным словом; кроме того, к македонской партии примыкали по своим воззрениям и многие благонамеренные граждане, считавшие необходимым объединение Греции под властью Македонии.

Затруднительное финансовое положение Афин не могло не останавливать на себе внимание Демосфена, особенно потому, что он видел необходимость упорной борьбы с Филиппом и старался подготовить к ней государство. Чтобы устранить множество злоупотреблений, порожденных симмориями для триерархии и вредивших государству не менее, чем частным лицам, Демосфен провел в 340 г. закон о новом порядке отбывания триерархии (см. ниже, разд. III, гл. 25), который, как он сам говорит со справедливою гордостью (О венке. 107), был полезен как отдельным гражданам, так и государству. Около этого же времени удалось Демосфену добиться отмены Эвбулова закона о смертной казни за предложение употребить деньги зрелищной кассы на другие надобности и таким образом возвратить эти суммы их прежнему назначению.

Заключенный в 346 г. мир не мог быть прочен при постоянном стремлении Филиппа к расширению своего могущества, так как препятствовал успехам его оружия на фракийском берегу, где у афинян оставались еще крепкие позиции в Херсонесе, и приобретенному им уже раньше влиянию в Пелопоннесе. Красноречие Демосфена и военные успехи Фокиона расстраивали планы Филиппа и снова приобрели Афинам значительный круг союзников. В 340 г. между Филиппом и Афинами вновь возгорелась явная война, в которой счастливо были отбиты нападения Филиппа на Перинф и Византий. Но в самих Афинах македонская партия с Эсхином во главе открыто действовала в пользу врага и замедляла борьбу с ним, пока занятие крепости Элатеи, доставившее Филиппу свободный доступ в Грецию, не раскрыло всем глаза на его истинные намерения. Афины и Фивы, забыв свою старинную вражду, соединили теперь свои силы против общего врага, но было уже поздно, и в битве при Херонее в 338 г. нанесен был последний удар свободе и независимости Греции.

§ 2. Афины при Александре Великом

Афины сохранили независимость во внутренних делах как при Филиппе (от которого даже получили город Ороп после битвы при Херонее), так и при великом сыне его Александре, и их благосостояние снова поднялось до значительной степени во время умной финансовой деятельности оратора Ликурга. Он управлял афинскими финансами в течение 3-х четырехлетий (338 — 326), сначала сам в звании tou epi th dioikhsei, а потом от лица своих сына и зятя, избиравшихся в эту должность потому, что он сам по закону не мог занимать ее более одного раза. Деятельность Ликурга была обращена на все части финансового управления, но главным образом на восстановление когда-то славного афинского флота. Его заслуги перечисляются в предложении Стратокла, сделанном в честь его в 307 г., через 18 лет после его смерти: «Ликург во время своей государственной деятельности установил много прекрасных законов отечеству и, быв казначеем государственных доходов в течение 3-х четырехлетий, распределил из государственных доходов 18 900 талантов..., собрал на Акрополе большое количество денег, приготовил украшение богине [Афине], статуи Победы из цельного золота, золотые и серебряные сосуды и золотые украшения 100 канефорам *; будучи избран для заведования военными приготовлениями, собрал на Акрополе множество оружия и 50 000 стрел, приготовил 400 годных к плаванию триер, одни починив, другие вновь выстроив; кроме того, окончил постройку доков и морского арсенала [начатых при Эвбуле], достроил театр Диониса, окончил панафинейский стадий, выстроил гимнасий в Ликее и многими другими сооружениями украсил город... Часто отдавая отчет в своей деятельности в свободном демократическом городе, он всегда был неизобличенным и неподкупным. Итак, чтобы все знали, что народ и при жизни высоко ценит людей, поставивших себе целью верно служить демократии и свободе, и после смерти воздает им приснопамятную благодарность, — в добрый час да постановит народ: воздать хвалу Ликургу, сыну Ликофрона, Бутаду за его доблесть и честность, воздвигнуть ему от имени народа медную статую на площади, кроме тех мест, где закон запрещает их ставить, дать содержание в пританее старейшему в потомстве Ликурга на

вечные времена, вырезать на каменных плитах все его постановления и поставить на Акрополе» *.

Из современных Ликургу надписей, относящихся к морскому делу **, видно, что в 330 г. афинский флот состоял из 392 триер и 19 тетрер, в 326 — 324 гг. (в конце Ликурговского времени) — из 360 триер, 50 тетрер и 3 пентер. В следующие 2 года упоминается уже только до 365 разного рода судов.

Итак, при Ликурге афиняне всегда были в состоянии выслать в море до 400 судов ***. Они не отказались еще от мысли восстановить свою власть и избавить Элладу от македонского ига и держались наготове, чтобы при удобном случае поднять знамя войны. Это видели Филипп и Александр и, понимая, что в случае открытого восстания будет очень трудно взять Афины без помощи флота, относились к ним благосклонно и с готовностью исполняли их просьбы. Однако и македонская партия в Афинах, к которой принадлежали преимущественно состоятельные граждане, была сильна, и ее влиянием объясняется то, что афиняне не приняли в 330 г. участия в восстании, поднятом против Македонии спартанским царем Агисом II, а потом не воспользовались случаем, который предоставил им Гарпал, бывший казначей Александра, бежавший от него с громадной суммой денег. Гарпаловское дело может служить яркой характеристикой тогдашнего нравственного состояния афинского народа и его руководителей, хотя по окружающему его таинственному мраку имеет сходство с процессом гермокопидов. Бежав от Александра из боязни наказания за воровство, Гарпал явился в Афины, где раньше получил право гражданства за оказанную помощь во время голода, и начал сорить деньгами, побуждая афинян к восстанию против Александра. Многие афиняне, подкупленные им, или просто из ненависти к

Македонии, приняли его сторону, но Демосфену удалось отклонить их от намерения поднять восстание. Между тем Олимпиада, мать Александра, и правитель Македонии и Греции Антипатр потребовали выдачи Гарпала, а потом и от самого Александра явился посланец с тем же требованием. Афиняне решили, наконец, арестовать Гарпала и поручили Ареопагу произвести следствие и предать суду лиц, которые окажутся виновными в подкупе их Гарпалом. Следствие в Ареопаге затянулось на продолжительное время (между тем Гарпал успел бежать на о. Крит, где и был потом убит), наконец в конце 324 г. был объявлен список виновных, в числе которых был назван и Демосфен, По решению народа обвиняемые были преданы суду гелиастов, причем назначены были от лица государства десять обвинителей (sunhgoroi). Демосфен, несмотря на все усилия спасти себя, был признан виновным, присужден к штрафу в 50 талантов и, так как не мог заплатить его, был заключен в тюрьму, из которой ему удалось бежать *. Для удовлетворения Александра афиняне решили признать его богом (летом того же года, на Олимпийских играх, когда Александр через послов потребовал этого признания, а также возвращения греческих изгнанников в их родные города и уничтожения Ахейского и Аркадского союзов, афиняне не хотели согласиться на эти требования) и послали посольство с извинениями, которые Александр благосклонно принял.

§ 3. Судьба Афин при преемниках Александра

После смерти Александра (323 г.) неудовольствие против македонского владычества еще раз соединило силы многих греческих государств в так называемой Ламийской войне. Тотчас по получении известия о кончине Александра афиняне с торжеством призвали Демосфена в отечество, косвенным образом сложили с него штраф и пользовались советами его и Гиперида во все время войны. Предводитель греков Леосфен сначала действовал успешно против Антипатра, но вскоре был убит, а его преемник Антифил встретился при Кранноне (в Фессалии, 322 г.) с соединенными силами Антипатра и Кратера и в последовавшей битве проиграл дело освобождения Эллады. После битвы Антипатр объявил, что желает заключить мир не с союзом греческих

городов, а с отдельными городами, и греки кроме этолийцев тотчас исполнили это желание. Из Афин для заключения мира отправлено было посольство с Фоки он ом и Демадом во главе. Первый был уже старый и опытный полководец (служивший еще под начальством Хабрия), отличавшийся прямотою, неподкупностью и душевным благородством, за которые Плутарх (Демосф. 14) ставит его наравне с Эфиальтом, Аристидом и Кимоном; он не менее других патриотов дорожил интересами отечества, но отчаивался в спасении его и всей Эллады и потому был сторонником Македонии. Демад был ловкий и красноречивый оратор, но по нравственным качествам стоял далеко ниже Фокиона: продажный эгоист, нелюбимый народом и еще незадолго перед тем лишенный чести, он открыто получал деньги от властителей Македонии и был предан их интересам. Мир с Антипатром заключен был на условиях помещения македонского гарнизона в Мунихии, возвращения г. Оропа Беотии и признания полноправными афинскими гражданами только лиц с имущественным цензом не ниже 2000 драхм; из 21 000 граждан только 9000 оказались удовлетворяющими этому условию, остальные же 12 000 беднейших были лишены политических прав и частью выселены (как воинственные и склонные к восстаниям) из Афин во Фракию (Диод. XVIII, 18; Плут. Фок. 28). Ораторы Демосфен и Гиперид вместе с другими влиятельнейшими сторонниками противомакедонской партии должны были быть выданы Антипатру, но спаслись бегством из Афин. По предложению Демада они были объявлены вне закона и подверглись преследованию, во время которого Демосфен принял яд в храме Посейдона на о. Калаврии, а остальные были схвачены и преданы мучительной казни (в октябре 322 г.).

Фокион и Демад сделались de facto полновластными распорядителями в Афинах. Последний, верный своему характеру, смело интриговал против Антипатра и вступил в сношения с правителем Фригии Антигоном, которого приглашал в Грецию; наконец, одно письмо его попало в руки сына Антипатра Кассандра, и Демад с сыном был осужден на смерть. После смерти Антипатра (319 г.) между Кассандром и Полисперхонтом, которого Антипатр назначил своим преемником в управлении Македонией, произошли раздоры, в которых афиняне приняли сторону Полисперхонта, так как он, с целью приобретения достаточных сил для борьбы с противником, провозгласил свободу всех греческих городов. Восьмидесятилетний Фокион, стоявший на стороне Кассандра, был осужден народом вместе со своими друзьями и принужден выпить яд цикуты. В Афинах восстановлена была полная демократия, все выселенные в 322 г. граждане возвратились в отечество.

Недолго, однако, наслаждались афиняне дарованной свободой: вскоре Кассандр явился с сильным флотом в Пирей, отрезал Афины

от моря и заставил их признать свою власть. По условиям мира участие в государственных делах получили граждане, обладавшие имуществом не менее чем на 1000 драхм, Мунихия осталась за Кассандром до окончания войны с царями, и для заведования делами должен быть избран «попечитель» (epimelhthV thV polewV) из числа афинян по выбору Кассандра. Избран был Деметрий Фалерский, философ и писатель, отличавшийся умом и изящным красноречием, но расточительный и безнравственный. Его 10-летнее кроткое правление (317 — 307) могло хотя отчасти вознаградить афинян за потерю самостоятельности, но в то же время еще более растлило дух и нравственность народа. Демократические учреждения продолжали существовать, но были только мертвыми формами, так как Деметрий, пользуясь своей властью, мог распоряжаться подобно монарху (Плут. Дем. 10). Он произвел несколько полезных перемен, возвысил материальное благосостояние города и приобрел себе такую благосклонность нравственно упавших афинян, что они в один год воздвигли ему 360 статуй (вообще с потерею самостоятельности и свободы они сделались очень льстивы и неумеренны в раздаче почестей).

В 307 г. произошел новый переворот. Сын Антигона Деметрий Полиоркет (по поручению отца, который боролся с Кассандром) изгнал Деметрия Фалерского и объявил Афины свободными. Обрадованный народ, руководимый корыстолюбивыми ораторами, стал преследовать своего прежнего любимца и расточать унизительную лесть Деметрию Полиоркету за возвращение имени свободы: ему и отцу его воздавались божеские почести (им были воздвигнуты статуи и алтари как богам-спасителям и для служения назначены особые жрецы), в честь их были прибавлены к десяти существовавшим филам две новые — AntigoniV и DhmhtriaV, вследствие чего совет 500 увеличился на 100 членов и 10 пританий года — на две, так что каждая стала продолжаться по месяцу *. В восстановленной демократии снова приобрели влияние лица, составлявшие остатки

либеральной партии, в особенности оратор Стратокл и племянник Демосфена Демохар, который, впрочем, один поддерживал честь родного города (Стратокл был человек корыстолюбивый и развратный) и заботился о восстановлении памяти своего великого дяди (Полиб. XII, 13). В 301 г. Антигон и Деметрий потерпели поражение при Ипсе; афиняне не впустили в город Деметрия, явившегося к ним после битвы, и снова подчинились Кассандру, под эгидою которого в Афинах захватил тираническую власть жестокий Лахар. Однако 6 лет спустя (294 г.) Деметрий Полиоркет снова овладел городом и поставил гарнизоны в Пирее, Мунихии и на холме Мусее, причем великодушно простил афинянам их недавнюю измену. Но когда он в 287 г. потерял македонский престол, афиняне снова объявили его врагом, изгнали (под предводительством Олимпиодора) македонские гарнизоны и возвратили себе свободу, продолжавшуюся до подчинения царю Антигону Гонату, сыну Деметрия Полиоркета. В этот период времени они, несмотря на крайнее ослабление, еще раз стали во главе общегреческих сил для отражения вторгнувшихся в Элладу галлов и отбили их при Фермопилах (278 г.). Около 268 г. афиняне напрягли все силы для противодействия Антигону Гонату в войне, называемой Хремонидовой по имени демагога Хремонида, который был в то время главным политическим деятелем в Афинах. Несмотря на помощь, поданную Афинам египетским царем Птолемеем II, который проникнут был благоговением к культурному величию Афин, и Пелопоннесским союзом (в котором участвовала Спарта, элейцы, ахейцы, разные аркадские города и некоторые из критян) под начальством спартанского царя Арея I, Антигон обложил Афины, голодом принудил их к сдаче и снова занял своими гарнизонами Пирей, Мунихию и Мусей, а также Саламин и мыс Суний (около 265 г.). Потом он, правда, возвратил афинянам внутреннюю самостоятельность, но гарнизоны оставил везде, кроме Мусея. Такое положение дел продолжалось и при сыне Антигона Деметрии II, и только после его смерти начальник гарнизонов Диоген сдал афинянам занятые укрепления (229 г.) за значительную сумму денег (150 талантов), в которую 20 талантов внес глава Ахейского союза Арат в надежде приобрести Афины в союз. Афиняне осыпали величайшими почестями Диогена, чрезвычайно угодившего им своим поступком: дали ему гражданские права, почетное место в театре с надписью «благодетелю» и даже учредили в честь его праздник (Diogeneia). Несмотря на содействие Арата к их освобождению, афиняне потом держались в стороне от греческих интересов и не помогли Ахейскому союзу в борьбе, его с царем спартанским Клеоменом III. Наиболее влиятельными деятелями в это время были

братья Эвриклид и Микион, расточавшие унизительную лесть египетским и пергамским царям и державшиеся нейтральной политики в общегреческих делах.

В 200 г. последовала война Афин с Филиппом V, царем македонским, ближайшей причиной к которой послужило убиение в Афинах двух акарнанцев, которые присутствовали на мистериях, не будучи в них посвящены. Афиняне обратились за помощью к римлянам и Атталу I Пергамскому. Отношения с Римом у афинян были завязаны уже в 228 году, когда мы видим в Афинах римское посольство (Полиб. II, 12, 8). В 205 году в договор, заключенный римлянами с Филиппом, афиняне уже вписаны как союзники Рима. Дружбе с римлянами афиняне обязаны приобретением островов Па- роса, Имброса, Скироса, потом (с 166 г.) Лемноса и Делоса. Эта дружба, при слабости Афин, скоро перешла в зависимость их от Рима, которая ясно выразилась в Оропском деле (ок. 155 г.). Пограничный город Ороп давно уже терпел от афинян значительные притеснения и, наконец, был ими разграблен; оропцы пожаловались римлянам, которые поручили городу Сикиону разобрать дело афинян с оропцами; признав афинян виновными, сикионцы присудили их к уплате штрафа в 500 талантов. Тогда афиняне отправили в Рим посольство из философов Карнеада, Критолая и Диогена, которые возбудили к себе величайшее удивление и уважение в римлянах и успели добиться сбавки части штрафа. Афиняне и после обращения Греции в римскую провинцию (146 г.) остались в союзе с Римом, хотя в такой тяжелой зависимости от его правителей, что в 88 г. до Р. X. обещанием независимости были легко уговорены к союзу с врагом Рима, понтийским царем Митридатом VI. Однако этот союз вместо ожидаемой свободы принес им ужасы осады и завоевания Суллой (86 г.). С этих пор Афины совершенно подчинились Риму, хотя сохранили имя свободы и прежние формы государственного устройства, которое только вследствие уменьшения прав народного собрания и увеличения значения Ареопага и стратегов приняло более аристократический характер.

Л. Schaefer, Demosthenes und seine Zeit. 2 изд. Leipz. 1885; Bockh, Staatshaushaltung der Athener. 3 изд. (обраб. Frankel) Berl. 1886; И. Бабст, Государственные мужи Греции в эпоху ее распадения, М. 1851; М. М. Стасюлевич, Ликург Афинский. СПб. 1851; Я. А. Астафьев, Македонская гегемония и ее приверженцы, СПб. 1856; А. Г. Фесенко-Навроцкий, Борьба Демосфена с Эсхином по поводу посольства к царю Филиппу II в 346 г. до Р. X. (Ж. М. Н. Пр. 1874); С. Droege, De Lycurgo Atheniensi pecunianun publ. administratore, Bonn 1880; Rabe, De causa Harpalia, Oels 1863; H. Swoboda, Der hellenische Bund des Jahres 371 v. Chr. Rhein. Mus. 49

(1894); Zingerle, Zur Geschichte d. zweit. athenischen Bundes. Eranos Vindobonensis (1893), стр. 359 — 71; В. Weise, Der athenische Bundesgenossenkrieg, Berl. 1895 (Progr.); B. Niese, Geschichte der Griechischen und Makedonischen Staaten seit der Schlacht bei Chaeronea. I. Gotha 1893; Ostermann, De Demetrii Phal. vita, Herstfeld 1847; Fr. Blass, Die Griechische Beredsamkeit in dem Zeitraum von Alexander bis auf Augustus, Berl. 1865; Spangenberg, De Atheniensium publicis institutis aetate Macedonum conunutatis, Halle 1884; Ф. Ф. Соколов, Афинское постановление в честь Аристомаха Аргосского. Ж. М. Н. Пр. ноябрь 1879; его же. Третье столетие до Р. X. Ж. М. Н. Пр. июль 1887; его же, Александр, сын Кратера. Ж. М. Н. Пр. март 1897; В. В. Латышев, К истории города Оропа, Ж. М. Н. Пр. 1885 (ноябрь); G. De-Sanctis, Contributi alla storia Ateniese dalla guerra Lamiaca alla guerra Cremonidea, Studi di storia antica (издав. Белохом), fasc. II. (R. 1893); J. Kirchner, Zwei athenische Familien (EurukleidhV und Mikiwn, MnhsiqeoV), Hermes XXVIII; С. А. Жебелев, Первый год второй македонской войны. Ж. М. Н. Пр. 1894 (дек.); F. Н. L. Ahrens, De statu Athenarum politico et litterario inde ab Achaici foederis interitu usque ad Antoninorum tempora, G6tt. 1829; Л. F. Theobald, Historia Athenarum inde ab interitu foederis Achaici, Marb. 1829; Neubauer, Atheniensium reipublicae quaenam Romanorum temporibus fuerit condicio. Halle 1882.

Б. СИСТЕМАТИЧЕСКИЙ ОБЗОР ДЕМОКРАТИЧЕСКОГО УСТРОЙСТВА АФИН

ГЛАВА 20. Народонаселение Аттики

В состав народонаселения Аттики входили: а) граждане (politai), б) лично свободные, но не пользовавшиеся гражданскими правами жители (metoikoi) рабы (douloi).

§ 1. Рабы

Рабы в Афинах все были иностранцы, военнопленные или (в большинстве случаев) приобретенные покупкою *, или потомки их, рожденные в доме господина (oikogeneiV). Афиняне охотно позволяли

своим рабам заключать браки, с целью увеличения числа своих слуг, так как дети рабов делались рабами того же господина; дети свободного и рабыни также следовали званию матери. Местных жителей, закрепощенных с землею подобно спартанским илотам или критским мноитам, в Аттике не было со времен Солона, освободившего гектеморов и запретившего обращение в рабство свободных людей за долги

Число рабов частных лиц в Афинах в исторические времена было весьма велико; не было почти ни одного семейства, даже самого бедного, которое не имело бы хоть одного раба; у богатых же были целые сотни *, составлявшие домашнюю прислугу или занимавшиеся различными ремеслами в городе или в деревне (земледелием, скотоводством, виноделием, работами на фабриках, в рудниках, мелочной торговлей и пр.). Многие рабы жили отдельно от своих господ, занимаясь ремеслами и платя господам условленный оброк (apofora). Часто рабы служили во флоте гребцами и матросами, иногда в исключительном случае набирались и на военную службу и за храбрость могли быть отпускаемы на волю, причем их владельцы получали вознаграждение из казны.

Кроме рабов частных лиц, были рабы государственные (dhmosioi), которые не зависели непосредственно ни от какого лица и находились в гораздо лучшем положении, нежели господские: они могли иметь свою собственность и хозяйство и иногда достигали значительного благосостояния. Из них составлена была городская полицейская стража, называвшаяся по большинству Skuqai, по оружию — toxotai, по имени учредителя — Speusinioi и состоявшая сначала из 300 человек, впоследствии из 1200. Жили они в палатках на рынке (потом на Ареевом холме) и занимались охраной порядка в народном собрании, в судах, общественных местах и при общественных работах. Тюремные служители, исполнители судебных приговоров, писцы и низшие служители чиновников часто принадлежали также к этому сословию.

Мы уже знаем, что по понятиям древних раб считался вещью и не имел никаких юридических прав, даже права собственности,

так что de jure все его имущество принадлежало господину. Однако de facto отношения афинян к рабам отличались гуманностью и делали их положение гораздо более сносным, чем в других государствах, что и неудивительно, так как свободная демократическая конституция Афин не могла не влиять на смягчение участи рабов. По словам Демосфена (Фил. III, 3), рабы и иностранцы пользовались в Афинах гораздо большею свободою речи, нежели в других государствах граждане. В приписываемом Ксенофонту сочинении «Об афинском государственном устройстве», написанном в антидемократическом духе, упоминается (I, 10) о чрезвычайной дерзости (pleisth akolasia) афинских рабов; они не уступали дороги гражданам и их нельзя было бить из боязни нанести обиду вместо раба гражданину, так как граждане в Афинах не отличались от рабов ни одеждою, ни лицом. Автор этого сочинения находит совершенно естественными гуманные отношения к рабам и метекам в морской державе, каковою были Афины, вследствие постоянной нужды в гребцах и ремесленниках. Поэтому в Афинах метеки и рабы получали льготы и некоторые из них жили так богато, что перед ними заискивали даже граждане.

Законодательство афинское заботилось об облегчении участи рабов и ограждении их от слишком сурового обращения господ: виновный в оскорблении или убиении чужого раба предавался суду и платил штраф (grafh ubrewV, Дем. Пр. Мид. 47; Афин. VI р. 266 f — 227 а); собственного раба господин мог наказывать по собственному усмотрению за проступки (наказания были исключительно телесные), но не имел права убивать. Сама религия брала на себя защиту рабов от жестокосердия владельцев: раб мог бежать от жестокого господина в храм Тесея или в святилище Эвменид (Semnai) и просить о продаже его другому господину (prasin aitesqai ). Бежавшего раба владелец имел право ловить везде, за исключением священных мест, при этом он через глашатая объявлял об его бегстве.

Уровень умственного и нравственного развития рабов вообще был очень низок, так как умственное образование и гимнастика были им запрещены; поэтому в Афинах не было ученых рабов, какие встречались в Риме. Вообще афиняне относились к ним весьма недоверчиво; на суде показания с рабов снимаемы были не иначе как под пыткой, за исключением дел об убийствах, в которых они могли выступать свидетелями наравне со свободными (Антиф. Об уб. Гер. 48). Рабы, рожденные в доме господина, считались вообще гораздо развитее и благонадежнее покупных.

Рабы могли получать свободу или от государства (по народному постановлению), или от господина. Государство могло даровать свободу рабам частных лиц за исполнение военной службы или за особо важные заслуги, например, за донос (mhnusiV) о государственном преступлении; в последнем случае господин получал из казны стоимость освобождаемого раба (Плат. Зак. XI, 914).

От своих господ трудолюбивые и зажиточные рабы могли выкупиться на волю деньгами, причем, конечно, принятие или непринятие выкупа вполне зависело от воли господина. Но так как юридически рабы не имели собственности и потому не могли выкупиться, то существовали особые юридические фикции, посредством которых рабы могли получать свободу (см. о них выше, разд. I, гл. 1, § 1 ). Иногда рабы, заслужившие расположение своих господ, отпускаемы были на волю даром и притом, кажется, без особых формальностей, какие были в Риме; делалось только публичное объяснение об освобождении в театре или перед судом; особенно часто были отпускаемы таким образом рабы по завещанию господина после его смерти.

Вольноотпущенные (apeleuqeroi или exeleuqeroi) при жизни прежнего господина не были вполне от него независимы, но, вступив в класс метеков, должны были признавать его своим покровителем (prostathV) и исполнять по отношению к нему определенные законом обязанности, нам, впрочем, неизвестные. За неисполнение этих обязанностей они могли быть привлекаемы господином на скамью подсудимых (dikh apostasiou) и снова обращены в рабство, если суд признавал их виновными, в случае же оправдания освобождались от всех обязанностей к господину. Имущество вольноотпущенника, умершего бездетным, поступало во владение его прежнего господина.

§ 2. Метеки

Метеки в Аттике составляли класс людей лично свободных, но не пользовавшихся правами гражданства. Широкое развитие торговли, ремесел и искусств привлекало сюда на жительство из других стран греческих и даже варварских (Ксен. О дох. II, 3) множество людей, которым афиняне оказывали радушный прием и покровительство законов. При замкнутости и обособленности отдельных греческих племен и государств, которая проявлялась во всех отношениях их друг к другу, это покровительство иностранцам в Афинах составляет факт тем более замечательный, что указывает на более

свободные и развитые политические взгляды афинского народа, который в предоставлении прав иностранцам видел одно из средств процветания торговли и промышленности и, следовательно, увеличения благосостояния государства. Число метеков в конце IV в. достигало 10 000 (см. выше, § 1), а в V в. было, вероятно, еще значительнее.

Лица, приезжавшие в Аттику на короткое время, назывались parepidhmoi и не были стесняемы никакими обязательствами до истечения установленного срока. Но кто оставался на более продолжительное время или на постоянное жительство, тот должен был вступить в класс метеков, выбрать себе из среды граждан покровителя (prostathV), платить установленную подать и исполнять налагаемые повинности. Покровители служили для метеков, по крайней мере формально, посредниками во всех отношениях между ними и государственными властями или перед судом, так как сами метеки не имели юридических прав. Подать метеков (to metoikion) была невелика, именно 12 драхм в год с мужчины и половина этой суммы с одинокой женщины, например, вдовы, не имевшей взрослых сыновей (женщины, жившие при муже, сыне или другом родственнике, вносившем подать, не платили ее). Метеки, не имевшие покровителя или обращавшиеся к государству без его посредства, были привлекаемы к суду (dikh aprostasiou) и в случае обвинения наказывались, вероятно, конфискацией имущества, а в случае неуплаты подати были отводимы к продавцам государственных имуществ (pwlhtai) и продаваемы в рабство.

Кроме подати метеки платили небольшую сумму за право заниматься торговлей на рынке, а также наравне с гражданами вносили прямую подать и (более богатые) отправляли литургии (см. гл. 25). Во время войн они были призываемы на действительную службу в пехоте и матросами во флоте, но в коннице не служили. При торжественных процессиях (особенно в Панафинейский праздник) они имели некоторые формальные обязанности, указывавшие на их отличие от граждан и сравнительно низкое положение: они носили священные сосуды (skafhforia) и за знатными гражданками стулья (difroforia), а их жены и дочери носили зонтики за женами и дочерьми граждан (skiadhforia). Метеки не имели права приобретать недвижимую собственность в Аттике, т. е. могли жить только на квартирах и землю брать только в аренду. Суд по делам метеков принадлежал полемарху.

Не пользуясь гражданскими правами, метеки, однако, жили в значительной свободе, занимаясь торговлей (особенно хлебная торговля

вся была в их руках), ремеслами * и искусствами, а иногда были весьма зажиточными людьми.

За особые услуги, оказанные государству, отдельные метеки и иностранцы (даже не жившие в Аттике) могли по народному постановлению получать особые привилегии, как, например, освобождение от подати и обязанности исполнять литургии или вообще от всех повинностей (ateleia), право приобретать дома и поземельную собственность в Аттике (egkthsiV ghV kai oikiaV, commercium), действовать самостоятельно в сношениях с государственными властями (prosodoV proV thn boulhn kai ton dhmon), далее право законного брака с афинскими гражданами (epigamia, connubium), личную и имущественную безопасность во время войны и мира, на воде и на суше и пр. Те метеки, которые обязаны были нести только одинаковые с гражданами повинности и избавлены от прочих, носили название равнообязанных (isoteleiV).

§ 3. Граждане

Число афинских граждан (Aqhnaioi) в V и IV вв. колебалось между 20 000 и 40 000 взрослых мужчин *, так что все гражданское население, с женщинами и детьми, можно принимать от 100 000 до

140 000. Между гражданами различались коренные и вновь пожалованные (poihtoi, dhmopoihtoi).

Пожалование права гражданства. Право афинского гражданства считалось драгоценным даром (dwrea) и получение его обставлено было значительными затруднениями и формальностями. По Солоновскому закону в афинскую гражданскую общину могли быть принимаемы только те из иностранцев, которые были навсегда изгнаны из родного города или со всем домом переселялись в Аттику для занятия ремеслом (Плут. Сол. 24). Но впоследствии главным условием для дарования гражданских прав ставились заслуги перед афинским государством (Дем. Пр. Неэры, 89). Новые граждане были принимаемы только по решению двух следовавших одно за другим народных собраний, причем во втором должны были участвовать minimum 6000 граждан, как при всяком другом постановлении относительно отдельного лица (nomoV ep ' andri, см. ниже). Даже окончательное решение народа могло быть отменено в течение года посредством grafh paranomwn *. С конца IV или начала III в. гарантия против приема в гражданскую общину недостойных лиц была усилена законом, чтобы за дарованием права гражданства в народном собрании следовало испытание (dokimasia thV dwreaV) перед судебной палатой, состоявшей из 501 члена, причем фесмофеты докладывали об испытании (eisagein thn dokimasian) и всякий гражданин мог представлять доводы против состоявшегося постановления, которые и разбирались судебным порядком (С. I. А. II, 223, 309 и др.).

Вновь пожалованный гражданин был вносим в списки филы, дема и фратрии (но не рода), которые он мог выбрать по собственному желанию, за исключением некоторых фратрий, доступ в которые, как кажется, по закону был закрыт для новых граждан (С. I. А. II, 115 b).

Права вновь пожалованных граждан были несколько ограничены в сравнении с правами граждан природных: сами они и их сыновья, рожденные до получения отцом права гражданства, не имели доступа к жречеству и должности архонтов, который предоставлялся только их сыновьям или внукам, рожденным от законного брака с афинскою гражданкою.

В древние времена афиняне неохотно принимали новых граждан, считая увеличение их числа вредным для государства, и только в необходимых случаях, как, например, для усиления демократии при

Клисфене, ряды граждан были пополняемы сразу многими новыми лицами; в более же поздние времена пожалование гражданских прав встречалось гораздо чаще.

Иногда целые государства за оказанные афинскому народу услуги получали такие же права, какие были предоставляемы отдельным лицам. Так, эвбейцы имели право законного брака с афинянами. Жители г. Платей после его разрушения лакедемонянами получили в 426 г., по предложению Гиппократа, полные права афинского гражданства за исключением участия в родовом жречестве и доступа к архонтату. Эти права распространялись только на тех платейцев, которые были тогда налицо, остальные же могли получить гражданство только обыкновенным путем за особые заслуги (Дем. Пр. Неэры, 104).

Коренные граждане. Гражданами по рождению были законные дети (gnhsioi paideV) граждан, т. е. происходившие от законного брака афинского гражданина с гражданкой Афин или такого города, которому была предоставлена epigamia. Дети отца гражданина и матери не-гражданки считались юридически незаконными (noqoi), не были членами семьи отца, могли быть вводимы в его фратрию только посредством особого юридического акта, равного усыновлению, и имели права более ограниченные, чем законные дети, особенно относительно наследства *; однако на практике эти ограничения совершенно сглаживались, так что уже в доперикловские времена между gnhsioi и noqoi не существовало различия. Перикл, с тою целью, чтобы праздничными раздачами денег пользовалось по возможности меньшее количество людей, провел постановление (451 г.) или, вернее сказать, возобновил старый Солоновский закон, с течением времени вышедший из употребления, — чтобы гражданином афинским считался только происходивший ek duoin Aqhnaiwn (Плут. Пер. 37; Арист. Аф. пол. 26); но этот закон скоро снова перестал соблюдаться, так что сам Перикл потом доставил гражданские права своему незаконному сыну. В 403 г. закон был восстановлен по предложению Аристофонта, но без обратного действия, т. е. касался только лиц, которые родились после вступления его в силу (Афин. XIII р. 577 b; Cx. Эсх. Пр. Тим. 39).

Афинское законодательство постоянно считало семью самым твердым основанием гражданской общины и очень заботилось об ее поддержании и продолжении в непрерывной последовательности, к чему обязывала и религия в целях предупреждения гибели домашнего культа; старалось также государство поддерживать по возможности чистоту крови и сохранение имущества в отдельных родах. По этим

причинам брак в Афинах был запрещаем только между родителями и детьми и между братьями и сестрами от одного отца и одной матери, во всех же других близких степенях родства не только не был запрещен, но даже предпочитался бракам не с родственниками и для девиц-наследниц отцовского имущества (epiklhroV) был предусмотрен в законах.

Для полной законности брака необходимо было обручение (egguhsiV), т. е. согласие kurioV'a (отца, ближайшего родственника или опекуна) невесты; в случае, если девица была наследницею отцовского имущества и из-за ее руки происходили споры между родственниками, то решение принадлежало суду, приговор которого (epidikasia) имел ту же силу, как egguhsiV. Торжественное введение молодой во фратрию мужа окончательно придавало браку его юридическое значение. Брак, заключенный без этих формальностей, считался недействительным. Конкубинат не был запрещен законом, но происходившие от него дети считались noqoi и только вследствие усыновления (при неимении у отца других законных детей) могли получать права законнорожденных.

Так как продолжение рода было предметом тщательной заботы афинян (и вообще греков), то в случае отсутствия потомства мужского пола гражданин мог усыновить себе чужого сына, который получал все имущественные и гражданские права от своего нового отца, но с прежнею его семьею он разрывал все связи и уже не мог возвратиться в нее, за исключением того случая, когда его дети оставались в семье, которою он был усыновлен, так как продолжение рода тогда считалось обеспеченным. Усыновление (eispoihsiV) совершалось посредством священного обряда, сходного с тем, которым новорожденное дитя было вводимо в семью *; в силу этого обряда приемыш получал доступ к домашнему культу своей новой семьи и становился ее членом. В случае если у гражданина, не имевшего сыновей и потому усыновлявшего себе чужого, были дочери, то одна из них обязана была сделаться женою приемыша.

Законное право наследства имели только дети, происходившие от законного брака, незаконнорожденные же, как не принадлежавшие к семье, были отстраняемы от него и после смерти отца получали только денежную сумму до 1000 драхм (noqeia), если отцом не

было сделано законного завещания в их пользу. Солонов закон, приводимый Аристофаном (Пт. 1660), позволял в случае отсутствия законных детей наследовать, помимо незаконнорожденных, ближайшим родственникам (agcisteiV).

Внесение граждан в списки. Все афинские граждане делились, как известно, на филы и демы, фратрии и роды и были записываемы в особые списки, которые велись отдельно по филам, демам, фратриям и родам. Главное значение фратрий и родов состояло в наблюдении за чистотою происхождения граждан; поэтому в списки фратрий были вносимы только законнорожденные дети (обоего пола) граждан, noqoi же могли быть записываемы только в случае усыновления их отцом и притом с известными ограничениями (epi rhtoiV), особенно относительно прав на наследство. Девушки-гражданки, вышедшие замуж, были исключаемы из фратрии отца и записываемы в фратрию мужа.

Первое внесение в списки фратрий (fraterikon grammateion) совершалось в детстве (вскоре по рождении или через 3 года) и законным временем для него был осенний праздник Apatouria, именно 3-й день его, носивший название KourewtiV. В этот день, после торжественного жертвоприношения Зевсу *, каждый отец, желавший записать дитя (eisagein eiV touV frateraV), давал клятву, что оно рождено от законной его жены, и затем члены фратрии брали камешки с алтаря Зевса и производили закрытую баллотировку, следует ли внести дитя в список фратрии; это голосование, конечно, имело значение только тогда, когда законное происхождение дитяти было сомнительно, в большинстве же случаев было только формальностью. После голосования fratriarcoV вносил дитя в список, и потом угощение, которое отцы делали членам фратрии, заканчивало торжественный обряд. В случае несогласия фратеров на внесение в список нового члена можно было аппелировать к родичам и, без сомнения, также к народному суду.

Кроме списков фратриии дети записывались в родовые списки и представлялись родичам (eisagein eiV touV gennhtaV), но эта запись не имела политического значения.

Через два года после наступления возмужалости, т. е. по достижении 18-летнего возраста, молодой гражданин признавался граждански и политически совершеннолетним и вносился как самостоятельный член гражданской общины в общинную книгу (lhxiarcikon

grammateion * того дема, к которому принадлежал его отец, причем демоты подавали голоса о гражданских правах вносимого, так что акт принятия в дем считался своего рода испытанием (dokimasia) молодого гражданина. Вновь записанные давали в святилище Аглавры близ Акрополя гражданскую присягу следующего содержания: «Я не посрамлю священного оружия и не оставлю товарища в битве, буду защищать и один и со многими все священное и заветное, не уменьшу силы и славы отечества, но увеличу их, буду разумно повиноваться существующему правительству и законам, установленным и имеющим быть принятыми, а если кто будет стараться уничтожить законы или не повиноваться им, я не допущу и буду бороться против него и один и со всеми; буду также чтить отечественные святыни. В этом да будут мне свидетелями боги» **.

Со вступлением в дем молодой афинянин получал свое полное гражданское имя (состоящее из его собственного имени, имени отца в родительном падеже и названия по дему) и становился политическою личностью: он выходил из-под опеки (отца или опекунов), становился под непосредственный надзор законов, начинал пользоваться гражданскими правами за исключением таких, для которых существовали ограничения по возрасту, и обязан был исполнять гражданские повинности: он мог самостоятельно вести процессы, обязан был служить на военной службе и принимать на себя литургии. Сироты и сыновья наследниц получали право свободно распоряжаться своим наследством. Посещение народного собрания немедленно по достижении совершеннолетия было дозволено законом, но не было в обычае *** и часто было невозможно вследствие того, что молодые люди с 19 до 20-летнего возраста несли военную службу на границе Аттики в качестве peripoloi. По достижении 20 лет молодые люди вносились в особый список (pinax ekklhsiastikoV) и начинали пользоваться всеми гражданскими правами за исключением доступа к должностям и в совете, остававшегося для них закрытым еще 10 лет.

Проверка списков. Так как внесение имени известного лица в общинную книгу дема служило доказательством его принадлежности

к гражданской общине, то было вполне естественно, что члены каждого дема имели право общим голосованием при проверке списков (diayhfisiV) очищать общину от лиц, незаконно вступивших в число граждан. Эта проверка производилась или во всех демах по распоряжению правительства, или в отдельных по каким-нибудь особым причинам, например, если lhxiarcikon grammateion или часть его была затеряна. При этом граждане каждого дема, дав предварительно клятву голосовать беспристрастно, тайно подавали (посредством листьев — (fulloforia) голоса друг о друге, правильно ли каждое лицо внесено в общинную книгу *. Всеобщая проверка была произведена в 445 г. при Перикле, причем неправильно записанные (pareggraptoi) в числе более 4000 были исключены из списков и лишены прав гражданства. Потом была произведена всеобщая проверка в 345 г. при архонте Архии. Подобная же проверка (diadikasia) делалась и во фратриях (С. I. А. II, 841 b).

Права и обязанности граждан. Права афинских граждан были чрезвычайно обширны и разнообразны в сравнении с правами не граждан; со времен Аристида вся государственная власть находилась в руках народа и всякому совершеннолетнему гражданину, не лишенному прав, был открыт доступ ко всем родам государственной деятельности: он мог участвовать в народном и законодательном собрании, быть членом совета, судьей или чиновником. Существовавшие ограничения касались только возраста и, для некоторых должностей, имущественного положения. Гражданские права, а также черты жизни и нравственности претендентов на должности были разбираемы при испытании (dokimasia, см. ниже), которое производилось после выборов с целью удостоверения, мог ли кандидат занять искомую должность. Не только граждане, но отчасти метеки и рабы пользовались в Афинах такою широкою свободою речи, как нигде в Элладе **, а равенство всех перед законом обеспечивало свободное существование и скорую и справедливую защиту от обид и притеснений.

С другой стороны, граждане должны были подчиняться многим обязанностям, которые с одинаковою необходимостью вытекали из их гражданского положения и иногда лежали тяжелым гнетом, в особенности на людях богатых. Государство не принуждало своих граждан к пользованию их политическими правами, и даже по жребию в должности были избираемы только те лица, которые добровольно выступали кандидатами; но военная служба была безусловно обязательна для всех граждан с 18 до 60-летнего возраста за весьма немногими исключениями, и отказ от нее влек за собой лишение прав; льгот при отбывании воинской повинности, какие существуют у нас, в Афинах не было, и военная служба была очень тяжела, особенно в V в. вследствие множества войн; для государственной карьеры гражданина военная служба имела важное значение: при докимасии кандидата на должность спрашивали, участвовал ли он в походах и служил ли там, где должен был служить. Зажиточные граждане обязаны были отправлять общественные службы (литургии), иногда весьма обременительные, и кроме того, если государство нуждалось в деньгах, граждане были облагаемы прямою податью или делали добровольные приношения.

Совокупность гражданских прав составляла честь (timh) гражданина, который и назывался epitimoV, если пользовался ими всецело. Не все, однако, граждане были epitimoi, — за различные преступления и проступки они могли подвергаться бесчестию (atimia, состоявшему в лишении всех или некоторых прав (см. разд. III, гл. 23, § 8).

С другой стороны, за особые заслуги перед государством граждане по решению народного собрания получали особые льготы и почетные права, как, например, освобождение от литургий (ateleia), почетное место на праздниках и в общественных собраниях (proedria), публичное увенчание, однократное или пожизненное угощение в пританее на государственный счет (sithsiV en prutaneiw) * и пр.

§ 4. Подразделения гражданской общины

В политическом и религиозном отношении афинская гражданская община подразделялась, как известно, на значительное число отдельных общественных групп (филы, демы, триттии, фратрии и роды) с самостоятельным управлением В этих подразделениях видна общая всем грекам характерная черта — стремление народа к обособленности, к отдельному политическому существованию В особенности демы в политическом и административном отношении занимали наиболее выдающееся положение между всеми другими подразделениями

Демы, филы и триттии. Демы и филы со времен Клисфена были основами политической организации афинского государства Цели, которые преследовались реформатором при их учреждении, и их политическое значение были указаны выше (разд III, гл 17, § 1), так что здесь остается отметить основные черты их внутреннего устройства, известные преимущественно из надписей

Мы уже видели, что каждый дем представлял собою маленькую общину, самостоятельную во всем, что относилось к ее внутреннему управлению и местным нуждам, но подчиненную центральному правительству во всех общегосударственных делах *. К каждому дему раз навсегда и наследственно приписаны были граждане, имевшие в нем постоянное жительство при его учреждении Поэтому уже вскоре после реформы, вследствие перемены отдельными гражданами мест жительства, в составе населения каждого дема стали различаться а) dhmotai, т е граждане, приписанные к данному дему, б) oi egkekthmenoi, т е такие граждане, которые были приписаны к другому дему, но проживали в данном, платя за право владения в нем недвижимою собственностью особую подать (to egkthtikon) Живя в деме, они все-таки оставались ему чужды и не имели прав, принадлежавших только демотам, именно а) права участвовать в мирской сходке (agora) дема, б) быть избираемым в должности по дему, в) участвовать в культах и праздниках, принадлежавших исключительно данному дему, г) беспошлинно владеть недвижимою собственностью Каждый гражданин пользовался этими правами только в том деме, к которому был приписан, хотя бы и не проживал в нем В каждом деме велась общинная книга (lhxiarcikon grammateion), в которую были записываемы все его члены по достижении ими 18-летнего возраста (см выше, разд III, гл 20, § 3)

Однако демы не только преследовали свои местные интересы, но также, в качестве местных округов, из которых были составлены филы, служили и государственным целям. Так, по демам набирались гоплиты и экипаж для флота; в число 50 членов совета из каждой филы входило большее или меньшее число представителей каждого дема, смотря по его величине, избиравшихся по жребию самими демотами (Арист. Аф. пол. 62); по демам же делились зрелищные деньги (to qewrikon).

Как самостоятельные местные общины, демы имели общинные земли, собрания, должностых лиц, доходы и расходы, святыни и праздники. Во главе каждого дема стоял ежегодно сменявшийся старшина (dhmarcoV), который был его представителем по отношению к государству и распорядителем во всех делах, относившихся к внутренней жизни дема. Он собирал с демотов деньги в уплату штрафов и взносов, налагаемых на них государством, описывал имущества неисправных государственных должников, а также содействовал и при взыскании частных долгов, признанных судом. Он же собирал с демотов начатки ежегодной жатвы, посвящавшиеся Элевсинским богиням, и отвозил их в Элевсин (Ditt. Syll. 13), наконец, имел полицейскую власть в пределах дема (так, например, на его обязанности лежало распоряжение о погребении трупа, найденного на земле дема. Дем. — Пр. Мак. 58). Как руководитель дел, относившихся к внутренней жизни дема, демарх вел общинную книгу дема, заведовал его имуществом (взыскивал деньги за отданные в аренду общинные участки и др. статьи дохода, заведовал вместе с казначеями общинной казной и пр.), был его представителем при процессах, собирал сходки демотов, председательствовал в них и заботился об исполнении их определений, при общинных праздниках совершал жертвоприношения от имени общины, помогал жрецам в поддержании порядка в храмах и пр. За неисполнение своих законных требований демарх, подобно государственным чиновникам, имел право налагать на виновного штраф (epibolhn epiballein).

Кроме демарха в каждом деме были 2 казначея (tamiai) и другие должностные лица, а также жрецы для местных культов. Все они должны были пред вступлением в должность подвергаться докимасии и давать клятву, а по окончании срока должности — сдавать отчет.

Сходка демотов (agora) имела решающую власть во всех общинных делах. Она тайным голосованием решала вопрос о внесении или невнесении в общинную книгу каждого из молодых граждан, достигших 18-летнего возраста, а также о правах каждого демота при diayhfisiV, производила выборы или жеребьевку должностных лиц общины и их докимасию, постановляла приговоры при апелляции против наложенного демархом штрафа или против решений властей,

которым должностные лица дема сдавали отчеты, делала постановления о даровании почестей и привилегий заслуженным лицам (увенчание, проэдрия, ателия, освобождение от взноса tou egkthtikou и пр.), наконец, имела верховное заведование общинным хозяйством. Доходы дема состояли, главным образом из tou egkthtikou, арендных денег за участки общинной земли, натуральных повинностей (литургий) зажиточнейших демотов и пр. Одной из важнейших статей расхода были издержки на жертвоприношения и праздники.

Филы, подобно демам, представляли собой территориальные единицы с собственным управлением и имуществом. Во главе каждой из них стояло несколько (может быть трое, соответственно числу триттий) epimelhtai thV fulhV, ежегодно избиравшихся филетами Эти «попечители» заведовали администрациею филы, имели надзор за ее поземельной собственностью, заведовали вместе с казначеем общественной казной филы, собирали сходки (agorai) филетов и заботились об исполнении их постановлений. Так как в филах не было особых правительственных центров, то сходки их собирались в самих Афинах (иногда на Акрополе). Дела на сходках решались тайным голосованием Они делали постановления об общинных делах, избирали должностных лиц и членов комиссий, которые должны были заботиться об исполнении приходившейся на долю каждой филы 10-й части разных общественных работ (таковы были teicopoioi, tafropoioi, trihropoioi и пр.)

Филы представляли собою по отношению к государству округа, по которым распределялись политические должности и отбывание военной службы. По филам были выбираемы члены совета (по 50 из каждой) и распределялись граждане в военной службе (каждая фила ставила полк тяжелой пехоты и кавалерии), составлялись списки убитых на войне и совершалось торжественное их погребение. По филам же велся порядок литургий (кроме драматических хорегий); граждане, обязанные исполнять их, вступали в состязания между собой, и в случае победы гражданина известной филы победительницей считалась сама фила. Филетов, отличившихся при исполнении литургии или оказавших филе какие-либо другие услуги, собрание филы награждало венком или какими-нибудь привилегиями, например, освобождением от литургий.

Три триттии, из которых состояла каждая клисфеновская фила (см. разд. III, гл. 17, § 1), также имели своих старшин (trittuarcoi), доходы и расходы и делали постановления. Упоминания о триттиях немногочисленны и значение их как политических и административных единиц не вполне ясно. По-видимому, они служили, главным образом, военным целям и в особенности заботились о снаряжении флота. В Пирее найдено несколько надписей V в. до Р. X., слу-

живших пограничными столбами, отделявшими одну триттию от другой *; отсюда видно, что гавань была разделена на участки между триттиями, вероятно, для исправного ее содержания. Известные нам названия триттий за исключением одного (EpakreiV) взяты от названий демов; очевидно, каждая триттия обыкновенно получала название по наибольшему из демов, в нее входивших.

Роды и фратрии. Четыре древние филы после Клисфена сохранили только тень своего прежнего существования (см. разд. III, гл. 17, § 1), но роды и фратрии удержали важное значение для семейного и гражданского права. Связь их членов поддерживалась, главным образом, общностью религиозного культа. Каждый род представлял собою корпорацию, члены которой (gennhtai) не все были родственниками между собой, но признавали одного общего родоначальника и имели общий родовой культ (patrwa iera); все роды участвовали в культе ApollwnoV patrwou и DioV erkeiou. В каждом роде велся список его членов, в который были вносимы только законные дети членов; впрочем, это внесение в родовые списки не имело значения для гражданского права. Во главе каждого рода стоял arcwn tou genouV.

Относительно числа фратрий нельзя, наверное, решить, было ли оставлено Клисфеном прежнее их число (12) или увеличено, хотя последнее гораздо вероятнее. Во главе каждой фратрии стоял избранный ее членами fratriarcoV, заведовавший ее делами и хранивший fraterikon grammateion, в который вносились законные дети членов фратрии (см. выше, разд. III, гл. 20, § 3). Каждая из них состояла под покровительством особого божества. Так как из документов заметна территориальная связь фратрий и то, что названия их обыкновенно были родовые **, то можно думать, что в состав каждой фратрии входили жители околотка, окружающего местопребывание какого-нибудь древнего и знатного рода, который стоял во главе фратрии и обыкновенно давал ей свое имя. На основании документа фратрии Демотионидов, где упоминаются qiaswtai, новейшие исследователи заключают, что состав клисфеновских фрат-

рий был сложный. Вокруг главного ядра, состоявшего из членов древних родов (gennhtai), в них группировались люди неродовитые (qiaswtai или orgewneV), связанные с геннетами лишь узами общего культа DioV Fratriou и AqhnaV FratriaV. Имели ли фратеры второго рода участие в родовых культах, с точностью неизвестно. Члены фратрии обязаны были помогать в родовой мести родственникам убитого и сами мстить, если убитый не имел родственников.

О метеках см. статьи К. Schenkl'я в Wiener Studien, II (1880) и V. Thumser'a там же, т. VII; Wilamowitz-Mollendorff, Die Demotika der Metoken, Hermes XXII (1887); M. Clerc, Les meteques atheniens, Par. 1893.

О гражданах: A. Philippi, Beitrage zu einer Geschichte des attischen Burgerrechts, Berl. 1870; статьи Buermann'a. в Jahrb. f. kl. Philol., Supplbd. IX и X; E. Szanto, Untersuchungen uber das att. Burgerrecht, Wien 1881; К. Schenki, Zur Gesch. d. att. Burgerrechts в Wiener Studien т. V (1883) и VII; R. Zimmermann, De nothorum Athenis condicione, Berl. 1886; H. Lewy, De civili condicione mulierum graecarum, Vratisl. 1885; V. Thumser, De civium Atheniensium muneribus eorumque immunitate, Vindob. 1880; его же, EgguhsiV, gamhlia, epidikasia. в сборнике Serta Harteliana, Wien 1896; /. M. J. Valeton, De suffragio senum milium Atheniensi в Mnemosyne т. XV (1887).

О подразделениях граждан: A. Hug, Studien aus dem klass. Altertum. I: Bezirke, Gemeinden und Burgerrecht in Attika, Freib. 1881; В. Haussoullier, La vie municipale en Attique, Paris 1884 (исследование об устройстве и внутренней жизни демов; ср. мою рецензию в Журн. M. H. Пр. за январь 1885); С. Schafer в Athen. Mittheil. V, стр. 85 ел. (о триттиях); Szanto, Zur att. Phratrien- und Geschlechterverfassung в Rhein. Mus. т. XL (1885); Sauppe, De phratriis atticis, Gotting. 1886; Scholl, Ueber die kleisthenischen Phratrien в Berichte d. bayer. Akad. 1889, II, стр. 1 сл.; В. А. Шеффер, Афинское гражданство, стр. 310 сл. (M. 1891); Szanto, Die kleisthenische Trittyen, Hermes XXVII (1892), стр. 312-15; его же, Zur att. Phratrien und Geschlechtsverfassung в Rhein. Mus. 40; Lipsius, Die Phratrie der Demotionidai, Leipz. Stud. XVI (1894), стр. 157-171.

ГЛАВА 21. Органы верховной власти народа

§ 1. Совет

Общие замечания. Совет (boulh) представлял собой постоянную комиссию народного собрания, которое в Афинах имело верховную власть. Со времен Клисфена совет состял из 500 членов (bouleutai, oi bouleuonteV), избиравшихся жребием по 50 из каждой филы из числа полноправных граждан, имевших не менее 30 лет от роду и заявивших о желании баллотироваться. После избрания кандидаты

подвергались в совете испытанию (dokimasia) относительно поведения, образа мыслей и прав на избрание, и в случае открытия обстоятельств, препятствовавших тому или другому кандидату быть булевтом, отвергнутый (apodokimasqeiV) заменялся запасным кандидатом (o epilacwn). При вступлении в должность члены совета давали клятву (orkoV bouleutikoV) в исправном и сообразном с законами отправлении должности. Совет представлял собою самостоятельную государственную власть и члены его были в своем роде ap^ovreq, хотя отличались от настоящих чиновников тем, что получали жалованье. Именно, за каждый присутственный день они получали каждый по 5 оболов; когда было установлено жалованье неизвестно, но во всяком случае раньше 411 года *. В течение года службы члены совета были свободны от воинской повинности и имели особые почетные места в театре. Подобно прочим должностным лицам, члены совета в заседаниях имели на головах миртовые венки как знак их достоинства. Начало (14 числа месяца Скирофориона) и окончание деятельности совета ежегодно сопровождалось жертвоприношениями (eisithria и exithria).

По окончании срока службы каждый член совета отдельно сдавал отчет о своей должностной деятельности. Во время службы весь совет в совокупности имел дисциплинарную власть по отношению к отдельным членам: обвиненного в каком-либо преступлении булевта товарищи исключали из своей среды посредством баллотировки оливковыми листьями (ekfulloforein) и могли арестовать; потом он подвергался суду в обыкновенном порядке. По окончании года службы народ обыкновенно награждал всю коллегию золотым венком (который был посвящаем какому-нибудь божеству), но иногда выражал совету неодобрение и лишал его этой награды (dwrea) **.

Круг деятельности совета ***. В деятельности афинского совета можно различать две стороны, впрочем тесно связанные между собой: с одной стороны, он представлял собою постоянную деловую комиссию народного собрания, с другой — вполне самостоятельное, высшее правительственное учреждение. Его деятельность простиралась на все отрасли государственного управления. В качестве постоянной комиссии народного собрания совет занимался пред-

варительным рассмотрением (probouleusiV) дел, предлагавшихся на решение народа. Без предварительного обсуждения в совете ни одно предложение не могло быть сделано в народном собрании, за исключением личных просьб отдельных граждан, которые могли быть обращены помимо совета прямо к народу. Предварительные определения (probouleumata) совета представлялись на утверждение народного собрания до изменения личного состава совета, т. е. до конца года. Он же заботился о приведении в исполнение постановлений народа, причем иногда, в важнейших случаях, получал неограниченные полномочия (boulh autokratwr). На нем лежала также забота о военной обороне государства и потому он имел под своим верховным надзором флот, верфи, конницу (вероятно и пехоту) и в позднейшие времена эфебов. Далее совет заведовал дипломатическими сношениями с другими государствами: выслушивал доклады афинских послов, принимал иностранных послов, вводил их в народное собрание, подтверждал клятвой договоры и пр. В V в. его же ведению подлежали союзные дела, между прочим, и предварительные расчеты по раскладке дани. Он производил также докимасию кандидатов в архонты и в члены совета, наблюдал за действиями чиновников и мог привлекать их к ответственности. Одной из важнейших сторон самостоятельной деятельности совета было заведование государственными финансами: он заботился об изыскании источников доходов, заведовал отдачей их на откуп, взысканием государственных долгов, приемом добровольных пожертвований на государственные нужды, распределением пособий, выдаваемых гражданам от государства, принимал дань союзников и отдавал народу отчет в государственных доходах и расходах. Со времен Фемистокла совет заведовал ежегодно постройкой известного числа (20) военных кораблей, для чего заключал контракты с подрядчиками. Наконец, он заботился о государственных святилищах, благолепии (eukosmia) праздников и имел надзор за общественными постройками.

Совету предоставлено было участие в законодательстве и отчасти судебная власть: он принимал доносы (eisaggeliai) о государственных преступлениях, но только менее важные дела решал самостоятельно (тайным голосованием), так как имел право присуждать лишь к штрафу до 500 драхм, более же важные предлагал на решение народного собрания или гелиастов, если ему не предоставлялась народным определением чрезвычайная судебная власть. В делах, касающихся важных политических преступлений или злоупотреблений по откупам, совет имел право самостоятельно арестовать преступника, в остальных же случаях он не мог арестовать гражданина, если тот представлял трех поручителей из своего имущественного класса (Дем.

Пр. Тимокр. 144). Как самостоятельное политическое учреждение совет мог издавать обязательные определения (yhfismata) в пределах своей власти.

Порядок заседаний. Притании. Совет собирался ежедневно, кроме праздников и тяжелых дней *, обыкновенно в здании Совета (to bouleuthrion), стоявшем на площади, но иногда также в храме Деметры Элевсинской, на Акрополе, в театре и даже в Пирее. Заседания были открыты для публики за исключением случаев важных политических совещаний, которые совет мог сделать закрытыми. Места для публики были отделены решеткой. Советники с 410 г. рассаживались «по буквам», т. е. вероятно так, что каждая фила по жребию занимала особое место, отмеченное буквой. Пританы и позднее проэдры имели, само собою разумеется, особые места. Заседания ежедневно начинались и оканчивались молитвами.

Весь совет в полном составе не мог постоянно находиться в сборе и по своей многочисленности не всегда был пригоден для быстрого решения текущих дел. Поэтому со времен Клисфена для занятия текущими делами были устроены постоянные комиссии, из которых каждая состояла из 50 советников из одной филы и заведовала делами в течение 10-й части года по очереди, определенной в начале каждого года жребием; время дежурства (prutaneia) каждой филы продолжалось в обыкновенные годы 35 — 36 дней, а в годы со вставным месяцем — 38 — 39 дней **. Местом заседаний дежурных советников (prutaneiV) было круглое здание qoloV или skiaV (на площади, недалеко от булевтерия), в котором они проводили почти весь день и обедали вместе со своими секретарями, получая на стол добавочный обол, так что их ежедневное жалованье равнялось драхме. Обо всяком происшествии в городе немедленно извещались пританы, которые и проявляли авторитет власти там, где это оказывалось необходимым. Они заведовали

текущими делами, подготовляли предложения для внесения в совет, созывали собрания совета и народные собрания и руководили ими. С начала IV века вошло в обычай награждать почетным декретом по истечении года пританов одной какой-нибудь филы, которая наилучше исполнила свою обязанность. Позже стали награждать пританов всех фил.

Из среды пританов избирался по жребию на сутки (без права вторичного избрания в течение той же притании) epistathV, который может быть назван президентом афинской республики. Он председательствовал в совете и народном собрании и хранил у себя государственную печать и ключи от храмов Акрополя, где помещались государственная казна и архив. С одной третью пританов по его выбору он безвыходно дежурил (вероятно, круглые сутки) в толосе. Таким образом, деятельность совета в лице его представителей была в полном смысле слова непрерывной (ср Андок О мист. 45). В первой четверти IV в порядок председательства был изменен перед каждым заседанием совета или народного собрания посредством жеребьевки, производившейся эпистатом, избирались из числа членов совета, принадлежавших к остальным девяти филам, 9 proedroi, по одному из каждой *, один из них по жребию делался председателем (epistathV twn proedrwn), а остальные 8 по отношению к нему назывались sumproedroi. Эпистатом проэдров можно было быть только единожды в год, проэдром — один раз в пританию. Эти девять проэдров сделались председателями совета народного собрания, тогда как за пританами осталось только право созывать заседания, а за эпистатом их — председательство в собрании пританов, хранение ключей и печати и жеребьевка проэдров.

Секретари и другие должностные лица совета. Для занятия письмоводством в совете и народном собрании было несколько секретарей (grammateiV), различить круг их деятельности и время установления, впрочем, довольно еще трудно ** «Афинская политая»

Аристотеля, от которой мы вправе были бы ожидать разъяснения этого вопроса, еще более запутала его. Она (гл. 54) различает 3-х секретарей: 1) gr. o kata prutaneian, 2) gr. epi touV nomouV (нигде раньше не упоминавшегося) и 3) секретаря, выбираемого народом и обязанного читать и в народном собрании, и в совете все дела, подлежащие докладу. Быть может, этот последний секретарь тождествен с упоминаемым у Фукидида (VII, 10) gr. thV polewV, который тоже читал в народном собрании письменные документы. В V в. секретарь (gr. o kata prutaneian или thV boulhV, избиравшийся по жребию из всех 500 советников сроком на одну пританию, имел на сохранении yhfismata kai grammata (т. е. народные определения и государственные акты) или, иначе говоря, заведовал государственным архивом, а также вел в совете протоколы заседаний и излагал письменно его распоряжения. Его имя упоминается в народных определениях вместе с именами архонта-эпонима, эпистата пританов (потом проэдров) и гражданина, сделавшего предложение *. В промежутке времени между 368 и 363 гг. его должность была сделана годичной, хотя название kata prutaneian сохранилось. В 322 — 319 гг. упоминается в документах ежегодно сменявшийся anagrafeuV, бывший в то время главным секретарем; учреждение этой должности, может быть, стоит в связи с произведенной после Ламийской войны реформой государственного устройства Афин (см. выше, разд. III, гл. 19, § 3). С конца IV в. является в надписях особый «секретарь совета и народа» (gr. thV boulhV kai tou dhmou или gr. tou dhmou), к которому перешла часть обязанностей секретаря притании; в IV же веке был особый «хранитель народных определений» (o epi ta yhfismata). У секретаря притании был еще особый наемный письмоводитель (upogrammateuV). Кассой совета заведовали два tamiai, избиравшиеся советниками из своей среды.

§ 2. Народное собрание

Число собраний, их устройство и внешние порядки. Высшая государственная власть в Афинах была в руках народного собрания (ekklhsia). В нем мог присутствовать, рассуждать о предложенном предмете и подавать мнение всякий полноправный (epitimoV) гражданин. Но на самом деле, конечно, далеко не все граждане посещали его, так что даже для самых важных постановлений требовалось только 6000 голосов. Первоначально было по одному регулярному собранию (e. nomimai, kuriai) в каждую пританию, впоследствии по четыре, следовательно, 40 в году. Кроме того, бывали чрезвычайные собрания (e. sugklhtoi или, если народ был созываем из деревни, kataklhtai), на которых обсуждаемые вопросы зависели от обстоятельств. Из очередных собраний притании каждое было назначено для особого рода дел. Именно, в первом собрании (e. kuria) происходила epiceirotonia arcwn, т. е. утверждение чиновников в должностях на время текущей притании: народу предлагаем был вопрос, хорошо ли правят чиновники; обыкновенно следовал утвердительный ответ, но бывали (хотя редко) случаи, что действия чиновников подвергались осуждению народа, и тогда они были сменяемы (apoceirotonia) и отдаваемы под суд. Кроме того, в этом собрании подавались доносы о государственных преступлениях (eisaggelia, см. разд. III, гл. 21, § 2), выслушивались доклады чиновников о конфискации имущества по приговорам, о разделе наследства и пр. и обсуждались меры для безопасности страны, ее продовольствия и т. п. Второе собрание было назначено специально для принятия просьб; всякий мог положить на алтарь в народном собрании ветвь умоляющего и просить о государственных или своих частных делах; обыкновенно это были просьбы об adeia (см. разд. III, гл. 21, § 2) для внесения предложений о возвращении прав toiV atimoiV или о снятии долгов с государственных должников. Третье и четвертое собрания были посвящены прочим делам, причем было установлено, что на каждом из них должно разбираться не более трех дел, касающихся культа, трех, относящихся к внешней политике (прием вестников и послов) и трех дел по всем прочим предметам.

Народ был приглашаем в собрание глашатаями; перед очередными собраниями пританы за пять дней объявляли программу подлежащих решению вопросов. Местом собраний в V и IV вв. был холм Pnux, позднее обыкновенно театр (тогда на Пниксе народ собирался только для выборов чиновников); для остракизма, а также, вероятно, и в других случаях, когда дело шло о каком-нибудь nomoV ep ' andri (см. ниже), народ собирался всегда на площади. Иногда собрания происходили и в других местах, например, в Пирее. Начинались они рано утром. Начало возвещалось особым сигналом

(shmeion); однако многие опаздывали, занимаясь делами или беседуя на площади, так что приходилось запирать лавки и улицы или оцеплять толпу при помощи стрелков красными канатами (scoinion memiltwmenon), чтобы принудить граждан спешить на Пникс. Сами пританы, председательствовавшие в собрании, иногда опаздывали и потом толкали друг друга, желая каждый занять первое место (Аристоф. Ахарн. 19 — 26). Особые чиновники lhxiarcoi, числом 6 с 30 помощниками, наблюдали за порядком: смотрели, чтобы народ не теснился и не оставлял собрания до конца, не пускали лиц, не имевших права на посещение собрания (для контроля у них были в руках ekklhsiastikoi pinakeV , составленные по отдельным демам), и отмечали опоздавших, которые за это, вероятно, не получали жалованья. В распоряжении председателей собрания были еще полицейские стрелки (toxotai), которые в случае надобности арестовывали нарушителей порядка; со 2-й половины IV в. для поддержания порядка в собрании выбиралась по жребию одна фила совета (fulh proedreuousa), а еще позднее это дело было возложено на эфебов. Собравшийся народ сидел вперемешку, без различия фил.

Жалованье за присутствие в народном собрании было введено около 395 г. по предложению Агиррия (см. разд. III, гл. 18, § 3) сначала в размере одного обола, но вскоре было увеличено до 3 оболов *. В эпоху же Аристотеля граждане получали за обыкновенное народное собрание по драхме, а за ekklhsian kurian по 9 оболов. Граждане, явившиеся вовремя в собрание, получали от пританов марки (sumbola), по предъявлении которых фесмофеты выдавали жалованье.

Перед открытием собрания происходило очищение **: особый жрец (peristiarcoV) приносил в жертву поросят и обносил их вокруг народа; потом глашатай произносил молитву и заклятие против тех, которые стали бы намеренно говорить во вред народу. По открытии собрания председатели сообщали подлежащий решению вопрос (crhmatizein), т. е. приказывали читать предварительное определение (probouleuma) совета и спрашивали, согласен ли с ним народ, или желает сам обсудить вопрос. Ответом служило понятие рук (proceirotonia); в случае согласия народа с решением совета предложение тотчас было утверждаемо и становилось народным постановлением (yhfisma); если же народ

желал прений, то председатель через вестника обращался к собранию с вопросом, кто желает говорить по данному делу. Право говорить на народном собрании имел всякий epitimoV. В древнейшие времена приглашались говорить сначала старшие граждане, имевшие не менее 50 лет, но потом это предпочтение по возрасту было оставлено *. Особых ораторов, назначенных правительством, не было; но некоторые граждане специально занимались государственными вопросами, постоянно были au courant текущих событий и потому особенно часто выступали на кафедру и умели извлекать из этого вещественную пользу (rhtoreV). Чаще всего, конечно, гражданин, внесший предложение в совет, выступал и на народном собрании с речью, в которой подробнее разъяснял свое предложение, приводил в пользу его разные доводы и т. п. Выступая на кафедру, оратор надевал венок в знак того, что исполнял в этом случае общественную должность. Он мог говорить, не боясь ответственности за свою речь (adewV), но не должен был рассуждать о предметах, не относящихся к делу, повторять дважды одно и то же, позволять себе брань или неприличные действия против собрания и пр. Его также не должны были прерывать или обижать другие. За подобные нарушения порядка председатели могли удалить оратора с кафедры или оштрафовать, но не более как 50 драхмами. За исключением этого ничтожного штрафа свобода речи в Афинах ничем не была ограничена.

Когда не находилось уже ораторов по предложенному вопросу, составлялось определение или самим оратором, или, так как не все граждане могли придать своим предложениям законную форму, председателями и тут же записывалось; часто оратор приносил его уже готовым в собрание. Определение могло изменять или дополнять предварительное решение совета, иногда даже опровергать его. Готовое определение вручалось председателям, которые пускали его на голосование (epiyhfizein), если находили законным, в противном же случае не допускали голосования, но за это брали на себя ответственность **. Законом запрещено было двойное голосование об одном и том же предмете.

Со времен Эфиальта, ограничившего значение Ареопага, установлены были семь nomofulakeV, которые вместе с председателями наблюдали за тем, чтобы народные определения не противоречили законам. И частные лица могли остановить определение, даже принятое, посредством grafh paranomwn (см. ниже, § 2).

Голоса на народном собрании подавались обыкновенно посредством поднятия рук (ceirotonia); реже, именно в случае вотирования постановления об отдельном лице (nomoV ep ' andri, см. ниже, § 2), употреблялась закрытая баллотировка посредством камешков (yhfoi), бобов (kuamoi) или черепков (ostraka). По окончании подачи голосов председатели объявляли ее результат, и вновь принятое постановление сдавалось для хранения в архив или, в важных случаях, вырезалось на камне и выставлялось во всеобщее сведение в каком-либо публичном месте, чаще всего на Акрополе.

По окончании всех дел, стоявших на очереди, председатели распускали собрание (luein, dialuein). Если в один день нельзя было окончить всех дел или если являлись дурные знамения (dioshmiai: гром, молния, буря, солнечное затмение или землетрясение), то собрание отлагалось до следующего дня.

Деятельность народного собрания. Верховной властью народа решались все важнейшие дела государства, которые не могли решать самостоятельно совет и должностные лица. Вопросы внешней политики, как объявление войны, заключение мира, союзов и договоров, отправление посольств и прочее, рассматривались и решались в народном собрании. При объявлении войны собрание делало постановления о приготовлениях к ней, о количестве войска и флота, о сумме расходов и способах их покрытия. Оно же избирало послов к иностранным правительствам, давало им инструкции и назначало жалованье. По исполнении порученного дела, послы читали свои доклады и отчеты сначала совету, потом народу. Иностранные послы также являлись сначала в совет, потом в народное собрание, которое и определяло ответ на их поручения; содержание послов во время пребывания в Афинах и оказывавшиеся им почести определялись также народом. Затем к занятиям народного собрания относились: распределение государственных доходов по отдельным отраслям управления, введение налогов и освобождение от них, дарование гражданства метекам и иноземцам, назначение общественных наград (венков, статуй и пр.), священные дела (установление новых культов, праздников, их устройство и т. п.), выборы должностных лиц и в некоторых случаях суд по государственным преступлениям.

Выборы должностных лиц. По закону Солона все государственные должности были замещаемы по выбору гражданами 3 высших клас-

сов; но впоследствии, при развитии народной власти и принципа равенства граждан, большинство должностных лиц стали выбирать по жребию, так что выборы остались в силе лишь для должностей стратегов и немногих других властей. Выборы (arcairesiai) производились после предварительного постановления (probouleuma) совета в народном собрании на Пниксе в одну из последних четырех пританий года (Арист. Аф. пол. 44), для того чтобы права избранных в должности могли быть доказаны до вступления в них (см. ниже dokimasia).

Архонты, председательствовавшие в этом собрании, читали народу списки кандидатов, заявивших о своем желании занимать известную должность, потом спрашивали мнение о каждом из них. Избиратели поднимали вверх руки; глашатаи считали число голосов, и большинство их решало выбор. Употребление происков, обманов и подкупов при соискании должностей строго воспрещалось законами; виновный мог подвергнуться даже смертной казни, как за уголовное преступление, но, несмотря на это, подобные средства были в ходу, особенно в позднейшие времена. Избранных хиротонией или жребием чиновников народ мог за преступления удалить от службы при эпихиротонии, производившейся в первом собрании каждой притании (см. разд. III, гл. 21, § 2); при ней всякий мог приносить жалобу на чиновника, который вследствие этого был отстраняем от должности на время или совсем и предаваем суду.

Собственно судебная власть была предоставлена народному собранию в ограниченных пределах. Именно оно могло судить в случае получения исангелии (eisaggelia); так назывался донос, сделанный в собрании гражданином по особо важному государственному делу *, которое не могло терпеть отлагательства и на которое не было законов у архонтов; по словам оратора Гиперида (За Евксен. 22, 23), законом были определены следующие случаи, в которых можно было подавать исангелию: если кто стремился к ниспровержению афинской демократии, составлял с этой целью заговор или преступное сообщество, выдавал врагам какой-либо город, флот или войско, наконец, если оратор, будучи подкуплен, говорил во вред народу. Однако, уже во времена Гиперида подавались исангелии по делам, не заслуживавшим особого внимания и предусмотренным законами.

Доносчик мог обращаться сперва к совету, который имел право своей властью решать лишь неважные дела (если наказание не превышало штрафа в 500 драхм), более важные представлял на

решение народа. Как в этом случае, так и тогда, когда исангелия подавалась прямо в собрание, народ прежде всего решал, следует ли принимать донос или нет. Если решение оказывалось утвердительным, то собрание поручало совету представить заключение (probouleuma) о том, следует ли судить обвиняемого на народном собрании, или предать суду гелиастов. По предложению некоего Каннона собрание могло само судить обвиняемого в государственном преступлении, который при этом был приводим в собрание скованным и в случае обвинительного вердикта приговаривался к смерти и конфискации имущества *. Однако, обыкновенно дело передавалось на суд присяжных, где шло обычным порядком, с той особенностью, что при суде по делам исангелии присутствовали на заседании две, а впоследствии три судебные палаты (т. е. 1000 или 1500 гелиастов) и отсрочек не допускалось. При этом сам народ являлся истцом и назначал обвинителей (sunhgoroi, kathgoroi), которые вели в суде дело от его имени. Лица, подававшие донос в форме исангелии, имели то важное преимущество, что не подвергались риску **, тогда как в других государственных процессах обвинитель, не получивший на свою сторону даже пятой части голосов судей, платил штраф в 1000 драхм и даже подвергался атимии. В форме исангелии подавались также жалобы на обиды (kakwsiV), к которым относились, например, нарушение обязанностей детей по отношению к родителям, мужей к женам, получившим отцовское наследство, опекунов к питомцам, или неправильное решение дела третейским судьей (диэтетом).

Второй случай применения судебной власти народного собрания был при так называемой probolh; этим именем обозначалось заявление перед народом о преступлении, совершенном частным лицом. Получив такое заявление, народ выслушивал обвиняемого и затем хиротонией решал, виновен ли он, или нет. Такое постановление имело важное значение, потому что в случае признания виновности всеми гражданами в собрании жалующийся получал нравственное удовлетворение и в случае передачи дела на суд имел много шансов, что последний решит дело в его пользу (хотя суд не был связан народным определением и мог решать дело несогласно с ним). Поэтому probolh была применяема только против особенно могущественных лиц, к которым, как можно было пред-

полагать, судьи отнеслись бы снисходительнее, чем к другим, и по особо важным делам, вроде оскорбления святыни (при Дионисиях, мистериях и других праздниках), оскорбления государства в лице чиновника, затем против сикофантов, злоупотреблений должностной властью и т. п.*

Nomoi ep ' andri. В обыкновенных случаях решение большинства граждан, присутствовавших в данном собрании, признавалось выражением воли народа. Но, кроме того, в государственной жизни встречались случаи, когда нужно было действовать с особенной осмотрительностью и поэтому желательно было знать о данном деле мнение всех граждан; а так как это было невозможно по вполне естественным и понятным причинам, то была создана фикция, что 6000 граждан представляют собой весь афинский народ. Присутствие такого количества граждан в собрании признавалось необходимым в тех случаях, когда нужно было сделать какое-либо постановление относительно отдельного лица (nomoV ep ' andri). По афинскому государственному праву это были: а) постановления об adeia, б) о даровании права гражданства и в) остракизм. Adeia называлось право говорить в народном собрании, не опасаясь какой-либо ответственности. Оно давалось в случае надобности метекам или рабам, которые иначе не имели права выступать на кафедре; были, однако, случаи, когда и гражданам необходима была adeia, именно, если кто хотел внести предложение о возвращении прав гражданину, подвергнувшемуся атимии, о прощении государственному должнику всей суммы долга или части ее, о распоряжении священными сокровищами и об употреблении на какую-нибудь надобность сумм, отделенных в запасную казну. Гражданин, желавший обратиться к народу с одним из указанных предложений, во втором регулярном собрании каждой притании мог положить на алтаре ветвь умоляющего и затем просить о назначении полного собрания для дарования ему adeia. Если народ соглашался на его просьбу и затем в полном собрании давал ему adeia, то после этого в обыкновенном собрании он мог внести свое предложение, принятие или непринятие которого, конечно, вполне зависело от воли народа, присутствовавшего в этом последнем собрании О даровании права гражданства см. выше, разд. III, гл. 20, § 3.

Третьим и важнейшим из nomoi ep ' andri был остракизм, о политическом значении которого уже говорилось выше в рассказе

о реформах Клисфена (см. разд. III, гл. 17, § 1). Здесь мы скажем о внешней его процедуре, которая, по всей вероятности, была одинакова с другими случаями применения nomoi ep ' andri *. Ежегодно в первом собрании 6-й притании председатели предлагали народу вопрос, считает ли он необходимым применение остракизма (ei dokei ta ostraka eisferein). В случае утвердительного ответа (хиротонией) назначаемо было в 8-ю пританию полное собрание для подачи голосов. В этот день народ собирался на площадь в огороженном барьерами круглом пространстве с отдельным входом для каждой из 10 фил. Каждый гражданин писал на черепке имя лица, которое он желал удалить из Афин, и клал черепок в урну. Имя лица, предположенного к изгнанию, не было объявляемо и сама подача голосов производилась тайно. Архонты и члены совета председательствовали в собрании и наблюдали за порядком подачи голосов. По окончании ее они сосчитывали черепки и, если их оказывалось менее 6000, то собрание признавалось несостоявшимся; если же их было 6000 или больше, то гражданин, имя которого было написано на большинстве черепков, должен был удалиться на 10 лет за пределы Аттики, причем ему давался только 10-дневный срок для приведения в порядок дел. Позднее срок изгнания был сокращен наполовину, но и прежний 10-летний срок был иногда сокращаем особыми постановлениями для любимых народом изгнанников (например, Аристида, Кимона). Изгнание не сопровождалось лишением ни имущественных, ни гражданских прав и не имело характера бесчестия, а напротив, даже возвышало изгнанника в общественном мнении, так как показывало, что он был человек выдающийся, влиятельный; пустого, неважного человека не за что было изгонять такой чрезвычайной мерой. Остракизм существовал до 417 года.

Grafh paranomwn. Верховная власть афинского народа, выражавшаяся в постановлениях народного собрания, была ограничена законами. Хотя и высказывался иногда взгляд, что народ волен делать все, что захочет, но по общему принципу постановления народного собрания (yhfismata) не должны были стоять выше закона (nomoV). Это господство закона ясно высказывается в применении так называемого обвинения в противозаконности (grafh paranomwn), которое вместе с тем считалось главной опорой демократии, так как посредством его могло быть остановлено всякое предложение, клонившееся во вред народу. Когда появлялось какое-либо новое предложение, всякий гражданин имел право объ-

явить под клятвою (upwmosia), что оно содержит в себе что-либо противное существующим законам. Это обвинение в противозаконности могло быть подаваемо фесмофетам как до утверждения предложения в народном собрании, так и после утверждения немедленно или в течение одного года. Тотчас после подачи обвинения дело о предложении приостанавливалось и обвинение рассматривалось судом присяжных под председательством фесмофетов. Таким образом суд контролировал деятельность народного собрания Если он не признавал предложения противозаконным, то оно шло на утверждение собрания или вступало в действие, если уже было утверждено, в противном же случае было отменяемо и автор его подвергался взысканию, которое не было предусмотрено в существующих законах и потому каждый раз было определяемо судом (agwn timhtoV, см. ниже, разд. III, гл. 23, § 4); обыкновенно оно состояло в большем или меньшем денежном штрафе, но иногда, в важнейших случаях, даже в смертной казни. Если три предложения одного и того же гражданина были отменены вследствие обвинения в противозаконности, то он подвергался частичной атимии, состоявшей в лишении права впредь делать предложения. Таким образом, автору предложения могла грозить серьезная опасность, которая заставляла граждан быть очень осторожными при подаче предложений, тем более, что было много ябедников, которые подавали обвинения просто ради личных выгод (например, вследствие подкупа партией, стоявшей против внесенного проекта) Однако в случае признания обвинения несправедливым обвинитель сам рисковал подвергнуться штрафу в 1000 драхм, если не получал в свою пользу даже пятой части голосов судей, а если три раза подавал обвинения, которые суд признавал несправедливыми, то лишался права впредь подавать их. По истечении года со дня утверждения какого-либо предложения хотя и можно было возбуждать против него обвинение в противозаконности, но автор его уже не подвергался ответственности и для защиты постановления назначались народным собранием sunhgoroi.

Grafh paranomwn была могущественным орудием в руках демократии и установлена была, очевидно, для лучшего обсуждения предложений, чтобы они не заключали в себе чего-нибудь противного благу народа; но употреблялась она обыкновенно для проволочки или задержания предложения, которое почему-либо не нравилось той или другой партии, иногда же бывала просто придиркой вследствие личной недоброжелательности к автору предложения, так что служила эгоистическим целям предводителей партий и сикофантов.

§ 3. Законодательство и законодательное собрание

Так как решение народного собрания (yhfisma) и закон (nomoV), как мы видели уже выше, были не одно и то же и последний стоял выше первого, то отсюда является естественное последствие, что народное собрание принимало участие только в подготовительных работах при законодательстве, но не в нем самом. Изменение существующих законов и установление новых принадлежало особо избранной законодательной комиссии из числа членов суда присяжных (hliastai) с участием совета. Присяга, которую гелиасты давали при вступлении в должность, считалась важной гарантией того, что они будут действовать во благо народу. Демосфен считал несправедливым, чтобы неприсягавшие (т. е. участники народного собрания) могли отменять постановления присяжных (Пр. Тимокр. 78). В другом месте он говорит, что судебные палаты стоят выше совета и народа (Пр. Евбул. 56).

Важных перемен в основных законоположениях не было, большинство действующих законов принадлежало Драконту и Солону; но так как с развитием народной жизни тот или другой из действующих законов мог оказаться неудовлетворительным или могла явиться необходимость в каких-либо новых законах, то было установлено, чтобы ежегодно в первом народном собрании 1-й притании (11-го числа месяца Гекатомбеона), кроме утверждения чиновников в должностях, происходил пересмотр законов (epiceirotonia nomwn ); при этом сначала рассматривались законы, касавшиеся деятельности совета, потом общие (т. е., по-видимому, относившиеся к деятельности народного собрания), наконец, служившие руководством для 9 архонтов и прочих чиновников. Если в этом собрании народ хиротонией постановлял что-либо изменить в законах, то гражданин, предложивший проект нового закона, должен был представить его на рассмотрение совета, заключение которого (probouleuma) представлялось народу в третьем собрании после того, в котором происходила эпихиротония. В промежуток между этими собраниями проекты новых законов, предлагать которые имел право всякий гражданин, а также и старые законы, которые предполагалось отменить, были помещены на белой доске подле статуй 10 героев-эпонимов фил и читались секретарем в собраниях, которые происходили в этом промежутке. По постановлению Тисамена (403 г., Андок. О мистп. 83 сл.) совет назначал для выработки проектов законов особую комиссию из 10 членов; но и тогда не возбранялось всякому желающему предлагать свои проекты.

В третьем собрании после эпихиротонии, тотчас после жертвоприношений, председатели предлагали на обсуждение народу заключение

совета, следует ли отвергнуть новые проекты или передать на окончательное решение законодательной комиссии. Если народ решал второе, то в последнем собрании притании он делал постановление об учреждении комиссии законодателей (nomoqetai) из числа гелиастов, определял, каким образом им заседать, назначал жалованье и указывал источники, из которых оно должно было уплачиваться, наконец, назначал пять человек под именем sunhgoroi или sundikoi для защиты прежних законов и критики новых при рассмотрении их в законодательной комиссии *. Число членов последней не всегда было одно и то же: Демосфен (Пр. Тим. 27) упоминает о 1001 номофете, Поллукс (VIII, 101) — о 1000, Андокид (О мист. 84) — о 500.

В общем заседании совета и номофетов под председательством проэдров с эпистатом во главе прежние законы были обвиняемы представившими новые проекты и защищаемы синдиками; номофеты решали дело большинством голосов, как в суде. Против закона, принятого номофетами, однако можно было подавать grafhn paranomwn в случае нарушения каких-либо формальностей при законодательстве. Для избежания противоречий в законах было постановлено, чтобы принятие новых законов всегда была соединяемо с отменой прежних, относящихся к тому же предмету.

Кроме того, фесмофеты обязаны были ежегодно проверять законы, чтобы убедиться, не было ли между ними противоречащих, не было ли отмененных законов в числе действующих, или более одного закона на один и тот же случай. Замеченные неправильности они выставляли к всеобщему сведению на белой доске подле статуй эпонимов, и затем дело решалось обыкновенным порядком номофетами (Эсх. Пр. Ктесиф. 38 — 39).

О совете: Heydemann, De senatu Atheniensium в Diss. philol. Argentor. v. IV.

О народном собрании: Schomann, De comitiis Atheniensium. Greifsw. 1879; Hartel, Studien ub. attische Staatsrecht und Urkundenwesen, Wien 1878; 0. Miller, De decretis Atticis quaestiones epigraphicae, Bresl. 1885; A. Reusch, De diebus contionum ordin. ap. Athenienses в Diss. Philol. Argentoratenses III; В. А. Шеффер, Афинское гражданство и народное собрание, М. 1891; Hoffler, De nomothesia Attica, Kiel 1877; R. Scholl, Ueber attische Gesetzgebung в Sitzungsber. Bayer. Akad. 1886; Goldstaub, De adeiaV notione et usu in jure publico Attico, Breslau 1889; Lipsius, J. H., Procheirotonie u. Epicheirotonie, Leipz. Studien XVII (1896).

ГЛАВА 22. Должностные лица

§ 1. Общие замечания

Классы должностных лиц. Исполнителями воли верховной власти были: 1) arconteV, регулярные магистраты, которые были избираемы хиротонией или жребием, сроком обыкновенно на один год, для заведования различными отраслями государственного управления с известной властью и юрисдикцией в кругу своей деятельности; 2) epimelhtai, попечители или экстраординарные магистраты, исполнявшие специальные поручения или дела в более или менее продолжительный срок, как например, надзиратели за постройками, послы, защитники и др.; если они выбирались более чем на 30 дней, то подвергались докимасии и имели право юрисдикции в делах, относившихся к их ведомству, так что тогда уже не отличались от чиновников; да и вообще понятия о чиновниках и попечителях нередко были смешиваемы. Некоторые магистраты имели право выбирать себе «товарищей» (paredroi). Кроме того, при магистратах состояли служители (uphretai), исполнявшие различные их поручения и получавшие жалованье.

Способы избрания. Должностные лица были назначаемы или по выборам (arcai ceirotonhtai, airetai) на народном собрании посредством открытой подачи голосов поднятием рук или по жребию (a. klhrwtai, kuameutai). При господстве демократии замещаемы по выборам были лишь немногие должности, требовавшие политической или военной опытности или каких-либо специальных познаний; именно, по выборам служили: epimelhtai для исполнения отдельных дел и поручений, военные начальники (strathgoi, taxiarcoi, ipparcoi, katalogeiV, составлявшие призывные списки всадников), высшие финансовые магистраты (o epi th dioikhsei со своим секретарем и управитель зрелищной кассы), надзиратели эфебов (swfronistai), наконец, чиновники фил и демов. О производстве выборов см. выше, разд. III, гл. 21, § 2. Жеребьевка производилась, вероятно, одновременно с выборами, в храме Тесея фесмофетами; ставили два сосуда, из которых в одном были таблички с именами кандидатов на должности, в другом — соответственное количество белых и черных бобов; в одно время вынимались табличка и боб; белый боб был избирательный, черный — неизбирательный. Для каждой должности избираемы были по 2 кандидата на случай, если один будет отвергнут при испытании, которому должны были под-

вергаться до вступления в должность все ординарные магистраты, члены совета и попечители, избиравшиеся на срок более 30 дней.

Испытание (dokimasia) производилось для членов совета перед советом предыдущего года, для 9 архонтов перед советом и судом, для всех остальных должностных лиц — только перед судом; причем обращалось внимание не на способности кандидата, знание им законов и обязанностей службы, а на поведение, гражданские права и соответствие условиям, требовавшимся для данной должности. Со времен Аристида доступ к должностям был открыт для всякого гражданина и составлял часть его политических прав. Однако, для занятия некоторых должностей существовали особые условия и ограничения: кандидаты на должности архонтов и жрецов должны были быть гражданами, по крайней мере в 3-м колене, и не должны были иметь телесных недостатков; должность архонта-царя мог занимать только тот, кто был женат на девице-гражданке, а не на вдове; в стратеги были избираемы только лица, жившие в законном браке и владевшие недвижимой собственностью в Аттике, для некоторых финансовых должностей существовал имущественный ценз. Вообще все кандидаты не должны были быть моложе 30 лет, а кандидаты на должности эфетов, диэтетов и послов — не моложе 50 лет. Государственные должники под страхом казни не могли являться соискателями на должности, равно как чиновники, не сдавшие еще отчета по прежней должности или занимавшие в то время другую. Закон запрещал два раза занимать одну и ту же должность, за исключением права быть дважды членом совета и должности стратега, которой одно и то же лицо могло быть облечено несколько раз сряду. При обсуждении поведения каждого кандидата рассматривались вопросы: чтит ли он родителей и отеческие святыни, исполнял ли военную службу во всех случаях, когда от него требовалось, и все финансовые обязанности по отношению к государству (Поллукс, VIII, 82). Впрочем, испытание не ограничивалось только этими пунктами. Оратор Лисий (За Мант. 9) считает справедливым, чтобы при докимасии кандидат отдавал отчет во всей своей жизни. Всякий гражданин мог высказывать при этом обвинения перед судом, и кандидаты, отстраненные вследствие их от должности (apodokimasqenteV), подвергались атимии. Это, впрочем, бывало редко; народ полагался на добросовестность кандидатов, да при том же утверждение должностных лиц народом на каждую пританию, годовой отчет, постоянный надзор, опасность со стороны сикофантов — все это представляло достаточные ручательства за добросовестное исполнение магистратами их обязанностей и устрашало неспособных.

Непосредственно перед вступлением в должность новоизбранные магистраты были приводимы к присяге, содержание которой, конечно, было различно, смотря по должности. Вступление в должность происходило 1-го числа Гекатомбеона, первого месяца афинского гражданского года; только члены совета вступали в должность 14-го Скирофориона предшествовавшего года и казначеи священных сокровищ Афины и других богов в V в. начинали свою деятельность с праздника Панафиней (28-го числа Гекатомбеона). В IV в. с этого же числа вступали в должность tamiaV stratiwtikwn, заведующий зрелищной кассой и заведующий источниками.

Ответственность. Все должностные лица подвергались строгому контролю и обязаны были по сложении должности в течение известного срока отдавать отчет во всех своих действиях по должности и особенно в употреблении казенных денег, у кого таковые находились на руках; последнее относилось не только к магистратам в собственном смысле, но и к триерархам, посланникам, жрецам и т. п., и в случае растраты каждый отвечал за нее своим имуществом. Финансовые отчеты принимали 10 logistai, помощниками которых были еще 10 sunhgoroi, отчеты во всех других делах — вероятно, euqunoi, которые также представляли коллегию из 10 лиц. Тут всякий гражданин мог подавать обвинения против магистратов; но даже и в случае отсутствия таких обвинений логисты всегда представляли дело на окончательное решение суду гелиастов. До сдачи отчета чиновник не мог рассчитывать на награду (обыкновенно венок) за свою службу, не мог быть выбран в другую должность, ехать за границу, свободно располагать своим имуществом (на которое налагалось запрещение на случай взыскания за растрату), — вообще подвергался временной атимии. Однако, несмотря на все эти меры, случалось, особенно в позднейшее время, множество злоупотреблений.

Значение должностной власти. Огромное большинство должностей в Афинах было исполняемо не отдельными лицами, а коллегиями, чаще всего из 10 человек; каждая из них для занятий имела особую палату, где члены коллегии занимались делами все вместе; один из членов имел председательство или постоянное (как, например, первый архонт был постоянным председателем коллегии архонтов), или временное; были, впрочем, и такие коллегии, в которых все или некоторые члены имели свой особый круг деятельности и в нем каждый из них действовал совершенно самостоятельно (например, три первые архонта и в позднейшие времена — стратеги). Отдельные коллегии не были зависимы одна от другой и находились в прямых сношениях с советом и через него — с народным собранием, так что каждая власть в кругу своей деятельности отвечала сама за себя и не была стесняема действиями другой власти; произвол и притеснения, воз-

можные при такой самостоятельности, предупреждались коллегиальностью властей и постоянной ответственностью перед народом. Главными правами магистратов, по Аристотелю, были: право постановлять решения, право судить и в особенности право приказывать, как наиболее свойственное власти. За неисполнение своих приказаний или неповиновение законам, относящимся к кругу их деятельности, магистраты имели право подвергать виновного денежному штрафу (epibolh) не свыше определенного maximum'a. Избрание на какую-либо должность считалось почетом для каждого члена государства, и потому за исполнение большинства должностей жалованье не назначалось *. При исполнении служебных обязанностей магистраты надевали миртовый венок, вне же присутственных мест ничем не отличались от прочих граждан. За оскорбление словом или действием должностного лица при исполнении служебных обязанностей виновный подвергался атимии. Авторитет магистратов при господстве демократии вообще был незначителен, за исключением лишь некоторых должностей; дух равенства и независимости, распространенный между гражданами, ежегодная смена магистратов, возможность устранения от должности в каждую пританию, строгая отчетность и тому подобные обстоятельства представляли серьезные препятствия к значительному возвышению авторитета должностных лиц.

§ 2. Отдельные магистраты

Девять архонтов были высшими чиновниками в Афинах и в древности (до Клисфена) имели весьма большое значение, которое впоследствии, с развитием демократии, было в значительной степени ограничено, хотя звание архонта оставалось всегда высоким и священным *. При избрании они были подвергаемы двойной докимасии (в совете и в суде) и давали каждый отдельно клятву строго соблюдать законы и действовать неподкупно, обязываясь в

случае нарушения ее поставить в Дельфах золотую статую (Плут. Сол. 25; Поллукс, VIII, 86). Архонты, безукоризненно прослужившие год и сдавшие отчет, поступали в число членов Ареопага. Все вместе архонты, в виде одной коллегии, действовали редко; именно, они вместе приговаривали к смерти изгнанников, возвратившихся самовольно в отечество, председательствовали при остракизме и эпихиротонии чиновников, производили жеребьевку присяжных судей и афлофетов (судей при состязаниях) и выборы военных магистратов (стратегов и других). В остальных случаях действовали отдельно эпоним, царь, полемарх и вместе 6 фесмофетов. В период господства демократии деятельность архонтов заключалась, главным образом, в председательстве в судах присяжных и в исполнении некоторых обязанностей, относившихся к государственному культу. — Первый архонт (arcwn, в позднейшие времена arcwn epwnumoV) делал распоряжения в праздники Дионисий и Фаргелий (в первом с помощью особых эпимелетов), заведовал поставкой хоров и отправлением священных посольств (на Делос и в другие места). Он заботился о сиротах и вдовах, о девицах, наследницах (о выдаче их замуж и назначении опекунов) и вообще о семейных делах граждан. На суде он председательствовал по делам, касавшимся семейного и личного права граждан и возникавшим из нравственных обязательств: при dikh agamiou (обвинение в безбрачии), dikh kakwsewV (обвинение в оскорблении родственников), по делам о дележе наследства, о сумасшествии (если, например, кто-нибудь жаловался, что его родители безумны и не могут управлять имением) и пр. Как эпоним года он имел надзор за исправностью календаря. Присутственное место его находилось на площади близ статуй эпонимов фил. — Второй архонт, basileuV, наследовавший имя и религиозные обязанности древних афинских царей, имел верховный надзор за государственным культом. В специальном его заведовании находились мистерии (в устройстве которых ему помогали 4 epimelhtai twn musthriwn), Ленейский праздник, устройство бега с факелами и гимнастических состязаний. Жена его (basilissa или basilinna) имела особые религиозные обязанности в праздник Анфестерий в честь Диониса. На суде «царь» председательствовал по делам культа и религии, как, например, о нечестии (так, Сократ был судим под председательством «царя»), споры о жречестве и пр.; он же производил следствия по делам об убийствах вследствие религиозного характера таких дел. Мелкие дела он решал своей властью, а более важные представлял Ареопагу или эфетам и присутствовал при разбирательстве дела без венка; если же дело было подсудно гелиастам, то он был председателем. Местом заседаний его был «царский

портик» (stoa basileioV, basilikh) на площади. — PolemarcoV с V в. до Р. X. удержал лишь некоторые следы своего прежнего значения верховного полководца; он приносил жертвы Артемиде Охотнице (Agrotera) и Эниалию как божествам войны, распоряжался надгробными состязаниями в честь павших на войне (epitafia) и приносил от лица государства геройские жертвы Гармодию и Аристогитону. Его юрисдикция простиралась на дела метеков во всех случаях, которые относились к их политическому положению в государстве или к имущественным тяжбам, а также на дела по dikh apostasiou и aprostasiou и такие частные процессы, в которых ответчиком являлся иностранец. Место его заседаний находилось за городом подле Ликея.

Эти три архонта имели равную власть и избирали себе каждый по два товарища (paredroi), которые подвергались докимасии и по окончании года службы отдавали отчет. Остальные 6 членов коллегии, носившие общее название qesmoqetai (иногда обозначавшее, впрочем, и всю коллегию) и не имевшие права выбирать себе парэдров, ежегодно производили пересмотр действующих законов и председательствовали по делам, не подлежавшим ведению первых трех архонтов или других должностных лиц (нужно помнить, что почти все чиновники имели юрисдикцию по делам, относившимся к кругу их обязанностей). В частности их юрисдикции подлежали: grafh paranomwn, eisaggelia, probolh, dokimasia, dikai apo sumbolwn, dikai metallikai, eranikai, emporikai и пр. Место заседания их называлось qesmoqesion *.

Чиновники по делам культа и нравственности. Исполнение обязанностей, относящихся к общественному культу, вверялось многим должностным лицам. Некоторые из них (как, например, ieropoioi kat eniauton) назначались на год, другие — на определенный праздник. В числе их были также десятичные коллегии. Первому и второму архонтам при заведовании празднествами помогали особые «попечители» (epimhletai twn Dionusiwn и ep. musthriwn). Устройством гимнастических и музыкальных состязаний на Панафинейском празднике заведовали aqloqetai, избиравшиеся жребием по одному из филы на 4 года (Арист. Аф. пол. 60; Поллукс, VIII, 93). Bownai, служившие по выборам, заботились о покупке жертвенных животных; их должность считалась очень почетной и, по словам лексикографов, служила ступенью к стратегии. Ieropoioi, избиравшиеся по жребию в числе 10, приготовляли все необходимое для жертвоприношений, наблюдали, чтобы жертвенные животные не имели телесных недо-

статков и чтобы гадатели не употребляли обманов, вообще наблюдали за материальной стороной и порядком жертвоприношений и заведовали устройством пентетерид (т. е. празднеств, совершавшихся раз в 4 года), кроме великих Панафиней. Кроме того, при отдельных храмах для надзора за их чистотою и порядком, для заведования их сокровищницами, священными суммами и вообще экономической частью состояли особые должностные лица, называвшиеся ieropoioi, epistatai, newkoroi, tamiai и пр. Посланники по религиозным делам назывались qewroi, а отправляемые на собрания амфиктионов в Дельфы — ieromnhmoneV и pulagorai.

Некоторым чиновникам был вверен надзор за нравственностью. Так, попечители эфебов (epimelhtai twn efhbwn, также swfronistai), избиравшиеся хиротонией по одному из филы и получавшие жалованье, наблюдали за поведением молодых людей, упражнявшихся в гимнасиях. В более поздние времена (с конца IV в.) эфебами начальствовал ежегодно сменявшийся kosmhthV. Gunaikonomoi, учрежденные, вероятно, со времен Деметрия Фалерского, наблюдали за умеренностью и скромностью в образе жизни женщин, а также вообще за собраниями в частных домах по случаю свадеб и других семейных торжеств (Афин. VI р. 245 с).

Полицейские чиновники. Исполнение судебных приговоров и наблюдение за порядком и благочинием, за правильным производством торговли и промыслов, за мерами и весами, принадлежали следующим коллегиям:

1) Oi endeka (коллегия одиннадцати, состоявшая из 10 членов, избиравшихся жребием по одному из филы, и 11-го секретаря) заботились, главным образом, о тюрьмах и исполнении смертных приговоров над уголовными преступниками (почему они называются также epimelhtai twn kakourgwn, proistamenoi tou desmwthriou, desmofulakeV; paradidonai toiV endeka = передать на казнь); для исполнения этих приговоров в их распоряжении находились тюремные стражи и палачи. Они же заведовали конфискацией имуществ по решению суда (но не продажей их) и председательствовали в суде в спорных делах по конфискациям. Им самим принадлежало суммарное судопроизводство в таких случаях, где преступление было очевидно или преступник сознавался (при apagwgh, efhghsiV и endeixiV, см. ниже). Местом заседаний коллегии было судебное здание parabuston.

2) Astunomoi, городские надзиратели (по 1 из филы, 5 для Афин и 5 для Пирея), смотрели за чистотою города, порядком и приличием на улицах; поэтому им принадлежал надзор за ходячими артистами, фокусниками и тому подобными лицами, занимавшимися

увеселением народа, они могли арестовать и наказать их за проступки, явно нарушающие правила нравственности.

3) Agoranomoi, рыночные надзиратели (в том же числе и так же распределенные между городом и Пиреем, как и предыдущие), смотрели за мелочной (розничной) торговлей на рынках, кроме хлебной, испорченные товары изымали и уничтожали, вообще наблюдали за чистотою и порядком на рынках и за тем, чтобы при продаже не было обмана, а также принимали от иностранцев пошлину, которую они должны были платить за право торговли на рынке. Они собственной властью решали маловажные споры между покупателями и продавцами и могли на месте подвергать телесному наказанию (плетью) иностранцев и рабов, а граждан приговаривать к небольшому денежному штрафу или отдавать под арест.

4) SitofulakeV (в V в. и в начале IV — 5 в городе и 5 в Пирее, в эпоху же Аристотеля — 20 в городе и 15 в Пирее) наблюдали за производством хлебной торговли (для чего вели точные списки о количестве ввозимого хлеба), в особенности же за тем, чтобы цены на хлеб не превышали установленной таксы вследствие злоупотреблений хлебопромышленников.

5) Metronomoi в числе 10 человек (по 5 в городе и в Пирее) наблюдали за правильностью мер и весов, употребляемых продавцами.

6) За морской торговлей, привозом и вывозом товаров наблюдали 10 epimelhtai emporiou (попечители торговой гавани), между прочим, они должны были смотреть за тем, чтобы купцы согласно с законом доставляли в Афины 2/3 всего ввезенного в аттические торговые гавани хлеба *.

Служители. Для исполнения низших служебных обязанностей у магистратов были различного рода подчиненные, выбиравшиеся обыкновенно из свободных людей беднейшего класса, но иногда также из метеков, вольноотпущенников и даже рабов, за исполнение своих обязанностей они получали от казны или начальников жалованье Сюда относятся: письмоводители (upogrammateiV), которые служили чиновнику в течение года, а потом переходили к другому

на ту же должность и потому знали иногда больше своих начальников и пользовались вследствие этого большим значением *; кассиры (tamiai) чиновников, глашатаи (khrukeV), люди с громкими голосами (их eufwnia испытывалась перед вступлением в должность), которые были необходимы во многих случаях по причине большого количества членов, участвовавших в государственных и частных делах; они служили при Ареопаге, совете, в народном собрании (см. выше гл. 21, § 2), при судьях, на рынке и т. д.; prometrhtai, которые мерили на рынке хлеб и прочие товары официальными мерами за плату от покупателей (вероятно, они были служителями при метрономах); часовые надзиратели в судах и многие другие низшие служители при чиновниках, по большей части выбиравшиеся из государственных рабов.

О военных и финансовых магистратах будет сказано ниже в разд. III, гл. 24 и 25-й.

Об афинских магистратах вообще: К. Fr. Hermann, De iure et auctoritate magistratuum Atheniensium, Heidelb. 1829; Headlam, Election by lot at Athens, Cambr. 1891; В. Keil, Athens Amtsjahre und Kalenderjahre im V Jahrh. Hermes 1894. О докимасии: М. Frdnkel, Att. Geschworenen-gerichte, Berl. 1878 и статья в журн. Hermes т. XIII; Thalheim, статьи в Hermes т. XIII и Jahrb. f. kl. Philol. 1879; Meier und Schoemann, Att. Process bearb. von Lipsius, Leipz. 1886. Об epibolh: Siegfried, De multa quae epibolh dicitur, Berl. 1876

Об отдельных чиновниках: Н. Sauppe, De creatione archontum Attic., Goetting. 1864; Л. Hauvette-Busnault, De archonte rege, Par. 1884; Crome, De undecimviris Atheniensium, Dusseld. 1828; R. Haderii, Die Hellenischen Astynomen und Agoranomen, vomehmlich im alten Athen, Jahrb. f. kl. Philol. Supplbd. 15 (1886).

ГЛАВА 23. Судоустройство и судопроизводство

Развитие форм судопроизводства в Аттике до Клисфена мы уже проследили выше, в историческом обзоре. Вследствие того, что любовь к спорам и тяжбам была одним из видных недостатков афинского народа, уже с древнейших времен были в Аттике разного рода

судилища, а впоследствии, с развитием народной жизни, все более и более развивались путем практики (теория мало способствовала этому, в древнегреческой литературе мы не находим юридических писателей) и формы судоустройства и судопроизводства. Неясность и недостаточность законов во многих отношениях, известная filodikia афинян и то, что в период своего могущества Афины были местом суда для союзников, — все это доставляло афинским судам обширное поле деятельности. В рассматриваемый нами период господства демократии судебная власть принадлежала, главным образом, народному суду присяжных, затем Ареопагу, диэтетам и другим судьям.

§ 1. Право ведения судебных дел и их роды

Заводить всякое судебное дело (dikh в общем смысле) или быть истцом (o diwkwn), как от своего имени, так и от имени лиц, не имевших на то права, мог только совершеннолетний и не лишенный прав афинский гражданин; так, за раба вчинял иск его господин, за метека — его простат, за женщину и несовершеннолетнего — kurioV (отец, муж) или epitropoV (опекун), за иностранца — его xenoV. Ответчиками же (o feugwn) могли быть и мужчины и женщины всех званий.

Формы обвинения, председательство на суде и порядки судопроизводства были разнообразны, смотря по роду дел. Все судебные дела по форме процесса разделялись вообще на 2 рода: grafai и dikai, между которыми могут быть проведены следующие различия: 1) grafh (или dikh dhmosia) назывался такой процесс, в котором затронуто было государство или непосредственно или посредственно в лице отдельного члена его, пострадавшего от нарушения государственных законов; dikh idia, или просто dikh) (в тесном смысле) называлось судебное дело, возникавшее вследствие нарушения чьих-либо личных интересов. В начале grafhV письменно объявлялось во всеобщее сведение, что такое-то лицо начинает процесс; поэтому сначала и записывались только grafai (откуда и название их), но впоследствии стали записываться и частные процессы, только без публикации. 2) Начинать государственный процесс имел право всякий полноправный гражданин, хотя бы дело лично его и не касалось (за исключением dikai fonikai), а частное дело мог заводить только тот, кого оно касалось непосредственно, или его kurioV или prostathV. 3) В государственном процессе обвинитель не получал никакой материальной выгоды, так как дело относилось не к лицу, а к государству, которое и получало штраф в случае, если обвиненный был к нему приговариваем; частное же дело было сопряжено с материальной выгодой для истца, так как он в случае выигрыша процесса получал предмет спора или штраф. Были, впрочем, некоторые формы государственных процессов (fasiV, apografh), в которых обвинитель

получал вознаграждение. 4) При государственном процессе обвинитель подвергался штрафу в 1000 драхм, если, по рассмотрении дела, на его стороне оказывалось менее 5-й части голосов судей, а в случае троекратного повторения неудачных обвинений был лишаем права впредь подавать их (следовательно, становился уже atimoV); в частных тяжбах вместо этого истец, не получивший на свою сторону 5-й части голосов, платил ответчику epwbelian, т. е. шестую долю (обол с драхмы) суммы иска. 5) Частное дело истец мог прекратить, не дожидаясь решения, за что не подвергался никакой ответственности, а государственный процесс он должен был довести до конца, под опасением штрафа в 1000 драхм. 6) В начале частного процесса истец вносил судебную пошлину, а при государственном не вносил (за исключением некоторых отдельных случаев, см. ниже).

Кроме того, в афинском судопроизводстве различались dikai kata tinoV и dikai proV tina. Первым именем назывались такие дела, которые были направлены лично против обвиняемого и имели следствием его наказание за содеянное им преступление; второе название означало тяжбы о каком-либо спорном предмете, имевшие следствием присуждение его одной из спорящих сторон, но не личное наказание ответчика.

Лексикограф Поллукс перечисляет (VIII, 40 и 31) различные роды государственных и частных процессов, именно grafai: fonou, traumatoV ek pronoiaV, purkaiaV, farmakwn, moiceiaV, ubrewV, ierosuliaV, asebeiaV, prodosiaV, dwrwn, dekasmou, lipostratiou (уклонение от военной службы), lipotaxiou (дезертирство), astrateiaV, liponautiou, anaumaciou, tou riyai thn aspida, agamiou, argiaV, yeudoklhteiaV, xeniaV, paranomwn, parapresbeiaV и пр. Dikai: aikiaV, kakhgoriaV, blabhV, kakwsewV, klophV, sumbolaiwn, sunqhkwn parabasewV, misqwsewV oikou, epitrophV, acaristiaV, sitou, karpou, enoikiou, adikiou, foraV, afanouV, meqhmerinhV и пр.

Понятия о процессе государственном и частном не были строго разграничены и во многих случаях от истца зависело начать тот или, другой род процесса. Демосфен наглядно рисует нам эту свободу действий для истца в следующих словах (Пр. Андрот. 26): «Законодатель Солон считал необходимым, чтобы никто не был лишен возможности добиться правосудия, как каждому можно. Как же это сделать? Если дать много способов законного преследования обидчиков. Возьмем для примера воровство. Ты силен и уверен в себе? Отведи (т. е. вора к чиновнику), — опасность в тысяче (драхм штрафа). Ты слишком слаб? Приведи чиновников и они это сделают. Ты боишься и этого? Начни государственный процесс. Ты не уверен в себе и, будучи беден, не можешь заплатить 1000 драхм? Судись у диэтета и не подвергнешься риску. Все эти роды процессов различны.

Точно также и при нечестии можно отвести, начать государственный процесс, судиться у Эвмолпидов *, подать жалобу царю».

В афинском судопроизводстве были некоторые особые формы процессов, отличавшиеся от других по способу начинания дела. Из них были уже упомянуты eisaggelia и probolh (см. разд III, гл. 21, § 2), а затем должны быть отмечены: fasiV, apografh, apagwgh, efhghsiV и endeixiV.

FasiV (fainw) назывался донос частного лица о нарушении финансовых интересов государства, именно о неуплате податей, пошлин или арендных денег, контрабанде (т. е. ввозе или вывозе запрещенных продуктов), нарушении правил в разработке рудников, злоупотреблениях в хлебной торговле, затем также нерадивой или недобросовестной опеке (например, если опекун не отдавал в аренду имения опекаемых или отдавал по низкой цене, получив взятку от арендатора). В случае, если суд признавал донос справедливым, доносчик получал в вознаграждение 1/2 конфискованного имущества подсудимого или наложенного на него денежного штрафа **.

Apografh называлась жалоба на частное лицо, которое несправедливо владело каким-либо имуществом, принадлежавшим государству; свое название такая жалоба получила оттого, что при ней подавалась опись имущества, подлежавшего конфискации в пользу государства. В случае признания справедливости жалобы подавший ее получал часть конфискуемого имущества, но какую именно, мы не знаем наверное. Демосфен (Пр. Никостр. 2) говорит, что доносчику выдаваемы были три части, но какие именно, неизвестно; может быть 3/8.

Остальные три формы из числа вышеупомянутых близко сходны между собой и применялись только при очевидных преступлениях. При них не было предварительного призыва к суду и преступник до решения дела заключался в тюрьму, если не мог представить трех поручителей из одного с собою имущественного класса. Разница между этими формами состояла только в способе привлечения преступника к суду.

Apagwgh называлось отведение к подлежащему начальству преступника, взятого на месте преступления (ep autofwrw); оно применялось преимущественно при преступлениях, направленных против жизни или имущества: убийстве, воровстве, грабеже, похищении людей и пр.

EfhghsiV называлось приглашение начальства на место, где находился преступник, для ареста его. Оно применялось, главным образом, к укрывателям изгнанников, самовольно вернувшихся в Афины, а также к похитителям государственного имущества (например, документов).

EndeixiV называлось письменное донесение на человека, совершившего что-либо запрещенное, например, на государственного должника, занимавшего общественную должность, на проклятого или лишенного прав, появлявшегося в таких местах, куда ему воспрещен был доступ (в храме, на площади), также на председателя народного собрания, незаконно противившегося голосованию (Плат. Апол. 20), на клеветника, изменника и т. п. Донос делали фесмофетам и toiV endeka , ведению которых подлежали подобного рода дела.

Материальные выгоды, сопряженные с некоторыми видами процессов для обвинителей, создали целый класс доносчиков, известных под именем сикофантов, которые злоупотребляли правом всякого гражданина с помощью суда поддерживать государственное и частное благосостояние. Название sukofantai (= suka fainonteV) первоначально принадлежало тем, которые доносили о вывозе из Аттики смокв и других продуктов, запрещенном Солоном; впоследствии же этим именем были заклеймлены продажные доносчики, публичные клеветники, которые сутяжничали и заводили процессы ради личных материальных выгод, чтобы, запугав кого-либо судом, вынудить отступную плату или получить часть имущества обвиненного, и часто служили орудием честолюбию или злобе. Собственно говоря, каждый гражданин обязан был заботиться о государственных интересах, что, при любви афинян к тяжбам, выражалось, главным образом, в обвинениях (в речах ораторов встречаются упреки, что такой-то гражданин «никогда никого не обвинил»). Но гнусное ремесло сикофантов, преследовавших своекорыстные цели, а не интересы государства, находилось во всеобщем презрении, так как они причиняли зло и частным лицам, и государству. Вследствие развития сикофантства явился даже новый вид обвинений — fasiV eiV sukofantaV, т. е. донос на сикофантов, вымогавших деньги злостными доносами.

§ 2. Председательство на суде

Понятие hgemonia dikasthriou в афинском судопроизводстве было шире нашего понятия о председательстве на суде, а именно в круг обязанностей hgemonoV dikasthriou входили: принятие жалобы, производство предварительного следствия, председательство при разборе дела на суде и забота об исполнении судебного приговора.

Эта hgemonia принадлежала вообще государственным чиновникам, смотря по свойству дела, а именно, главным образом, архонтам (отдельно эпониму, царю, полемарху и вместе фесмофетам; об юрисдикции каждого из них см. выше, разд. III, гл. 22, § 2) как остаток принадлежавшего им когда-то права суда по всем делам, затем коллегии одиннадцати и другим магистратам, каждому по делам, относящимся к кругу его деятельности. Для некоторых дел существовали особые eisagwgeiV, деятельность которых ограничивалась исключительно юрисдикцией.

Архонтам, коллегии одиннадцати и пританам принадлежало также во многих случаях суммарное судопроизводство: они могли собственной властью, без суда, определять наказания в делах незначительных или таких, где улики преступления были очевидны или преступник сознавался *. Впрочем в важных делах, например, когда преступнику грозила смертная казнь, и при явности улик архонты могли постановлять окончательное решение только тогда, когда преступление и наказание были предусмотрены в законах, в Противном же случае дело переносилось в Ареопаг или в дикастерий. Суду подвергались чаще всего обвиняемые посредством endeixiV, потому что донос в этой форме мог быть сделан и неосновательно, тогда как при apagwgh и efhghsiV преступники наказывались обыкновенно суммарным порядком; эти формы открытия преступления относились, главным образом, к поддержанию порядка в городе и к охранению общественной безопасности и были применяемы к лицам, носившим общее название kakourgoi: убийцам, пойманным на месте преступления, ворам из общественных мест (бани, палестры и т. п.), святотатцам, ночным грабителям (lwpodutai), похитителям людей для продажи в рабство (avdrapodistai) и т. п.

§ 3. Суд присяжных

Главным судебным учреждением в Афинах в период господства демократии была hliaia (= дорич. alia, народное собрание) или народный суд присяжных (dikastai или hliastai). В V в., в эпоху наибольшего расцвета политического значения Афин, когда приходилось разбирать массу не только домашних, но также и союзнических процессов (см. гл. 28, § 2), в состав гелиэи входили 6000 лиц, ежегодно избиравшихся по жребию архонтами из числа граждан не моложе 30 лет, по 600 из филы, в том числе 5000 действительных

и 1000 запасных *. В эпоху Аристотеля гелиастов было, вероятно, меньше сообразно уменьшившемуся числу как граждан, так и процессов. Описывая судопроизводство своего времени, он не называет числа судей, а просто говорит, что судьей мог быть всякий, кому более 30 лет, кто не состоит должником казны и не подвергнут атимии (.Аф. пол. 63). Избрание производили 9 архонтов и секретарь фесмофетов, причем каждый выбирал гелиастов своей филы. Избранные распределялись также по жребию, без различия фил, на 10 судебных палат (dikasthria); таким образом, судебная палата состояла de jure из 500 лиц, но упоминаются палаты и из меньшего числа судей (например, 200 и 400), а в важных делах соединялись вместе две, три и даже четыре палаты; обыкновенно прибавляли еще одно лицо, чтобы вышло нечетное число (например, 501). Перед вступлением в должность вновь избранные гелиасты на возвышенности ArdhttoV близ панафинейского стадия давали клятву (orkoV hliastikoV) судить по законам и постановлениям народа и совета, а в тех случаях, на которые не было законов, по нелицеприятному убеждению решать обо всем, что содержится в жалобе, и выслушивать одинаково речи обвинителя и обвиняемого **. После присяги каждый гелиаст получал деревянную дощечку (pinakion puxinon) с вырезанным официальным именем его и номером отделения, в которое он был назначен, обозначенным одною из первых 10 букв (от А до К); дощечка эта служила в течение всего года знаком должности гелиаста ***.

Заседания суда могли происходить ежедневно, кроме праздников, тяжелых дней и дней народного собрания; в военное время прекращалось судопроизводство по частным делам, если в самой Аттике находился неприятель. Утром в день заседания фесмофеты жребием определяли, в каком судебном здании должно было заседать то или другое отделение, так как в каждом здании решались дела определенного содержания; если отделение, которому приходилось заседать

в данный день, оказывалось неполным (за смертью или болезнью кого-либо из его членов и пр.), то фесмофеты должны были дополнить его (plhroun to dikasthrion) посредством жеребьевки из числа запасных судей. Таким образом, никто из присяжных не мог знать заранее, какие дела придется ему решать в данный день. Судебные здания, большинство которых находилось вблизи рынка, различались номерами и окраской дверей; упоминаются: hliaia, foinikioun (красное здание), batracioun (зеленое), kainon, meson, meizon, trigwnon, parabuston (место заседаний twn endeka ), to Kalleion, to Mhticou и to proV toiV teicioiV. После жребия, определявшего место заседания известного отделения, все гелиасты этого отделения получали жезлы (bakthria), окрашенные соответственно цвету здания (например, если 1-е отделение назначалось жребием в foinikioun, то каждый гелиаст, на pinakion которого стояло А, получал красный жезл), и должны были отправиться туда *. При входе гелиасты получали деревянные марки (sumbolon) по предъявлении которых после заседания получали от колакретов (см. ниже, гл. 25, § 5) свое жалованье. Оно было установлено Периклом и сначала, по словам схолиастов Аристофана (Осы, 300; Пт. 1541 и др.), состояло из 1 или 2 оболов, потом было возвышено Клеоном в 425 г. до трех оболов (triwbolon hliastikon). Этот размер сохранялся и в IV в. (Арист. Аф. пол. 62).

Хотя гелиэя была по преимуществу судебным учреждением и каждое дело, подлежавшее ее решению, разбиралось в ней с соблюдением всех форм судебного процесса, но круг ее власти был гораздо шире власти обыкновенного суда, даже в самых высших его инстанциях. Гелиэя была высшим органом верховной власти афинского народа, обладавшим такими полномочиями, которые стояли выше полномочий совета и народного собрания и могли простираться на все стороны государственной жизни. Мы знаем, что кандидаты на должности, как избранные народом, так и те, на которых выпадал жребий, подвергались докимасии в гелиэе, и если ее решение было не в пользу кандидатов, то и выбор народа, и указание жребия бесповоротно кассировались. Народное собрание в начале каждого года решало вопрос о пересмотре законов, выслушивало новые законопроекты, высказывалось за или против них,

но затем отвергаемый старый и предлагаемый взамен его новый закон, первый в лице синегоров, второй в лице своего автора, являлись, как две спорящие стороны, на суде законодательной комиссии, избранной из гелиастов, и от ее решения зависело оставить в силе старый закон или заменить его новым. Всякое постановление народного собрания могло быть обжаловано, как противозаконное, перед гелиэею и по ее решению отменено, причем автор его подвергался ответственности. Этот орган власти афинского народа «был в высшей степени чувствителен ко всем возбуждениям, шедшим из общества, ибо и здесь власть принадлежала не выборным или уполномоченным, а самому народу в лице его старшего поколения. Приговор гелиэи был выражением воли, разума и совести народа и потому имел безусловную обязательность и непререкаемый авторитет» *.

§ 4. Ход судебного процесса

Правильный ход процесса, как государственного, так и частного, начинался с призыва (prosklhsiV) обвиняемого или ответчика явиться в известный день к тому начальству, которому дело было подсудно по его свойству. Призыв происходил на улице или на площади (но не потому, что в доме нельзя было его делать, а потому, что афиняне большую часть времени проводили вне дома) в присутствии понятых (klhthreV), которые в случае неявки призванного в назначенный срок служили свидетелями того, что приглашение было сделано, и тогда суд происходил заочно, разумеется, ко вреду подсудимого Денежное поручительство (egguhsiV) встречается только в отдельных случаях (например, при исангелии, отведении и пр.), и тогда при отсутствии поручителей обвиняемый подвергался предварительному аресту. Начальству, которое имело юрисдикцию в делах данного свойства, подавалась письменная жалоба (lhxiV dikhV, lagcanein dikhn). При подаче ее представлялись в некоторых случаях судебные пошлины. В частных тяжебных делах стоимостью выше 100 драхм обе стороны вносили prutaneion в размере 3 драхм за иски от 100 до 1000 драхм и 30 драхм за иски от 1000 драхм, причем сторона, проигравшая процесс, возвращала эту пошлину выигравшей. В государственных процессах обвиняемый, понятно, не вносил никакой пошлины, обвинитель же в некоторых случаях вносил незначительную сумму, вероятно, 1 драхму, под именем parastasiV, а prutaneia только тогда, когда по закону в его пользу поступала часть штрафа,

взимавшегося с осужденного, или часть его конфискованного имущества. Залог (parakatabolh) вносился при требовании кредиторами уплаты долга частного лица, имущество которого было конфисковано государством, и в спорных делах о наследстве (именно, если истец требовал себе наследства, уже поступившего во владение другого лица). Истец вносил в 1-м случае пятую, во 2-м — десятую часть спорной суммы, которую в случае проигрыша дела терял в пользу противника или казны, в случае выигрыша получал обратно.

По получении жалобы должностное лицо в назначенный день производило инструкцию процесса или предварительное следствие (anakrisiV, causae cognitio), причем обвинитель или истец заявлял, желает ли он передать дело на решение диэтета или прямо на суд гелиастов; в последнем случае обе стороны подтверждали свои показания присягой (diwmosia, antwmosia). Обе стороны представляли все нужные доказательства правоты своего дела: законы, разного рода документы, свидетельские показания, свидетельства врачей, показания рабов под пыткой, клятвы и пр.* Свидетелями могли быть только свободные люди, граждане или иностранцы; женщины, несовершеннолетние и близкие родственники сторон не допускались к даче показаний. Свидетели или давали свои показания председателю, который приказывал немедленно вносить их в протокол, или в случае отсутствия по уважительным причинам присылали через доверенных лиц письменные показания, подлинность которых должна была удостоверяться другими свидетелями (личные показания назывались marturiai, показания отсутствующих — ekmarturioi ** Рабы были допрашиваемы непременно под пыткой, на которую даже лучшие люди древности смотрели как на лучшее средство добиться истины ***. Одна сторона могла требовать от другой рабов на пытку или предлагать своих (proklhsiV eiV basanon), и отказ при этом был невыгоден, так как противная сторона могла ссылаться на него как на доказательство боязни и неуверенности в правоте. Пытка производилась в присутствии сторон; показания пытаемых были записываемы в протокол и приобщаемы к документам. Пытать граждан

запрещено было особым постановлением (yhfisma Skamandriou); метеков, может быть, и пытали, но редко.

По окончании предварительного следствия все документы, свидетельские показания и другие доказательства, представленные обеими сторонами, были запираемы чиновником, производившим следствие, в медные или глиняные сосуды (ecinoi, особые для каждой стороны), которые тут же запечатывались, так что впоследствии уже нельзя было представлять новых документов или при судоговорении ссылаться на документы, не находящиеся в ехине. Поэтому у ораторов встречаются выражения типа: «я представил бы и свидетелей, если бы ящик не был уже запечатан».

Если обвиняемый или ответчик при предварительном следствии прямо признавал жалобу правильною или неправильною, не представляя дальнейших возражений, то процесс шел «прямым путем» (euqudikia). Но ему предоставлялось право подать письменный протест (paragrafh) о неправильности жалобы; этот протест разбирался судом раньше (причем обвиняемый являлся уже обвинителем и потому имел первое слово), и если истец не мог доказать неосновательности его, то все дело прекращалось. В протесте ответчик мог заявить, что жалоба неосновательна, или что суд уже разбирал его дело и оправдал его, или что прошла уже юридическая давность (proqesmia — 5 лет), что дело начато не тем порядком, которым следовало бы начать (например, если было начато посредством исангелии вместо grafhV paranomwn , или как dikh dhmosia вместо dikh idia), или не у того магистрата, которому оно подсудно (Поллукс, VIII, 57). После разбора протеста ответчик в случае проигрыша его подвергался обыкновенным порядком дальнейшему преследованию.

Далее, при предварительном следствии та или другая сторона могла посредством свидетельских показаний доказывать, что дело не подлежит суду (diamarturia). Однако против такого возражения противная сторона могла подавать протест (episkhyiV), вследствие которого возникало новое дело, именно dikh yeudomarturiwn против лжесвидетелей, и лишь по окончании его в пользу жалующегося возобновлялось первоначальное дело.

Если подобные проволочки и препятствия прямому ходу процесса ставились со стороны ответчика и оканчивались не в его пользу, то обыкновенно бывали вредны для него, потому что служили доказательством его неправоты.

Итак, мы видим, что сторонам предоставлялось много способов затягивать дело, начиная новые тяжбы, кроме того, подарки и просьбы часто склоняли чиновников ускорять или замедлять дело, так что предварительное следствие могло тянуться долго. Однако были роды дел, которые должны были решаться в течение одного месяца

со дня подачи жалобы (dikai emmhnoi), именно дела о приданом (d. proikoV), о нарушении обязанностей члена общества * или неуплате взноса (d. eranikai), торговые (d. emporikai ), касающиеся рудников (d. metallikai), наконец, дела о неуплате дани или неправильности раскладки ее. Дела эти велись в судах особыми лицами, а именно пятью eisagwgeiV избиравшимися жребием по одному для двух фил.

По окончании следствия назначался день заседания суда (h kuria ), который был объявляем за несколько дней вперед. Заседание открывалось молитвой и жертвоприношением, затем вызывались стороны, секретарь читал жалобу и оправдание, потом стороны произносили речи. Первым говорил, конечно, обвинитель. Обвинять могли несколько лиц по одному делу (тогда первое слово предоставлялось старшему из обвинителей), возражать же им всем обвиняемый или его адвокат должен был в одной речи. В частных делах обе стороны произносили по две речи, в государственных — по одной. В большинстве процессов для речей назначалось определенное время, которое контролировалось посредством водяных часов (kleyudra), находившихся в заведовании особого надзирателя (o ef udwr); обеим сторонам давалось поровну времени, но количество его изменялось сообразно величине и важности дела; на время чтения законов, свидетельских показаний и других документов клепсидру останавливали (epilambanein to udwr). Чтобы показать свою уверенность в правоте дела, ораторы иногда предлагали противнику говорить еще в срок, назначенный для их собственной речи (lege en tw emw udati), но конечно, это был только риторический прием.

Хотя закон требовал, чтобы каждый сам вел свое дело, но на практике обе стороны часто приглашали адвокатов (sunhgoroi), если не надеялись на свои силы и красноречие; при этом сам обвинитель или обвиняемый говорил только краткое введение **. Часто также обвинитель или обвиняемый произносили речи, сочиненные заранее опытными ораторами за деньги или по дружбе и заученные наизусть.

Во время речи ораторы имели под рукой все представленные при предварительном следствии документы и свидетельства, которые в случае надобности приказывали читать секретарю, чем часто прерывали свою речь; обращались также к свидетелям, которые должны

были присутствовать на суде и подтверждать показания, данные на предварительном следствии.

Обе стороны в своих речах прибегали ко всем средствам, чтобы привлечь на свою сторону сочувствие судей, и не щадили друг друга; подсудимые обращались к судьям с трогательными просьбами, приводили даже стариков-родителей, жен и детей, которые мольбами и рыданиями старались подействовать на судей (хотя закон запрещал это). Сократ заплатил жизнью за то, что не хотел прибегнуть к этим средствам, а говорил твердо и с достоинством (Плат. Апол,).

По окончании судоговорения происходила закрытая подача голосов судьями, без предварительного совещания их между собой, посредством камешков белых или цельных (yhfoV leukh, plhrhV, atrhtoV) и черных или просверленных (yhfoV melaina, diatetruphmenh), из которых первые служили для оправдания, вторые — для обвинения *. В более древние времена каждый судья, как кажется, получал только один камешек и клал его, смотря по убеждению, в обвинительный илиюправдательный сосуд, впоследствии же каждый получал по одному камешку того и другого цвета и клал тот из них, которым хотел выразить свое мнение, в медный сосуд (kadiskoV kurioV), другой — в деревянный (k. akuroV ); потом считалось число белых и черных камешков только в первом сосуде, и по ним объявлялся приговор. В случае сомнения справлялись, одинаково ли число камешков в обоих сосудах, так что второй служил только для контроля первого. В частных делах, например, в спорах о наследстве, сосудов было столько, сколько тяжущихся. Результат голосования объявлял председатель.

При равенстве голосов подсудимый был оправдываем **; в государственных процессах обвинитель, не получивший на свою сторону даже 5-й части голосов, платил штраф в 1000 драхм и терял на будущее время право подавать подобные жалобы, а в частных делах истец платил в таком случае ответчику epwbelian.

По отношению к следствиям обвинительного приговора все процессы разделялись на «ценимые» (agwneV timhtoi) и «неценимые» (a. atimhtoi). Последним именем означаемы были такие, в которых наказание (timhma) было предусмотрено в действующих законах или постановлениях, а в частных делах относительно результата приговора существовало предварительное соглашение между сторонами,

а первым — те, в которых наказание назначал суд или потому, что оно не было предусмотрено законами, или потому, что судьям был предоставлен выбор из двух наказаний или определение количества штрафа. В таком случае после первой подачи голосов, если вердикт был обвинительный, следовало голосование относительно меры наказания (o ti crh paqein h apotisai), причем судьи совещались между собой. Наказание предлагал как обвинитель (epigrafesqai timhma), обычно в своей письменной жалобе, так и подсудимый (antitimasqai, timan eautw), причем последнему невыгодно было назначать себе слишком малое наказание, потому что тогда судьи могли склониться на сторону наказания, предложенного обвинителем. Знаменитый пример этого мы имеем в процессе Сократа: он гордо говорил, что за свои заслуги государству заслуживает не наказания, а содержания в пританее на государственный счет, и потом уже сказал, что сам он может заплатить только одну мину штрафа, а с помощью друзей внести полталанта (Плат. Апол. 36 — 38); тогда судьи подали голоса за смертную казнь, предложенную обвинителем Мелетом.

§ 5. Суд ареопагитов и эфетов

Ареопагу и эфетам в рассматриваемый нами период времени принадлежал суд по делам об убийствах, но не исключительно, так как суд гелиастов также ведал такими делами, и значение древних судилищ, в особенности же эфетов, в V и IV вв. постепенно уменьшалось. Религиозные верования греков возлагали на ближайших родственников убитого обязанность преследовать убийцу. Он считался оскверненным, потому что на нем тяготел гнев богов за пролитие крови; думали, что душа убитого требовала мщения, без которого она не могла успокоиться в подземном царстве. Те, которые не преследовали убийцу и оставляли его жить в своем обществе, и сами подвергались гневу богов и души убитого. Впрочем, право преследования убийцы по афинским законам принадлежало только ближайшим родственникам убитого, до двоюродных братьев, а помогать им обязаны были двоюродные племянники, ближайшие свойственники (тесть и зятья) и фратеры (Дем. Пр. Макарт. 57); за покушение на убийство преследовал тот, против кого оно было направлено, за убийство раба — его господин, за метека — простат. Желавший преследовать убийцу судебным порядком обращался к трем «истолкователям священного права» (exhghtai), которые обязаны были объяснить ему, каким путем вести дело (Плат. Евтифр. 4; Дем. Пр. Эв. и Мнесиб. 68), так как в афинском уголовном праве убийство предумышленное, непредумышленное и дозволенное

законом различались как по производству суда над преступником, так и по следствиям обвинительного приговора.

Суду Ареопага подлежали дела о предумышленных убийствах, нанесении ран или увечий с целью лишения жизни, поджогах и отравлениях, окончившихся смертью (Арист. Аф. пол. 57; Дем. Пр. Аристокр. 22; Поллукс, VIII, 117). Ход судебного преследования преступника в Ареопаге был, в кратких чертах, следующий. После похорон убитого, при которых в знак того, что он погиб насильственной смертью, несли копье и затем втыкали его на могиле, ближайший родственник убитого подавал жалобу архонту-царю, ведению которого подлежали такие дела вследствие их религиозного значения. Царь начинал с объявления (prorrhsiV), чтобы убийца не являлся в храмы и на площадь, затем производил предварительное следствие (prodikasia) три раза в три следующие один за другим месяца, причем определял, какому суду подлежит дело (Ареопагу, эфетам или гелиастам), и только на 4-й месяц предлагал дело на суд. Закон требовал, чтобы один и тот же архонт довел процесс до конца; поэтому в три последние месяца в году нельзя было начинать процессов об убийстве.

Суд ареопагитов происходил только в три последние дня каждого месяца *, под открытым небом (чтобы присутствующие не осквернились, находясь под одной крышей с преступником). Стороны были приводимы к особой, весьма торжественной присяге: стоя на частях борова, быка и барана, принесенных в жертву, присягавшие обрекали себя на гибель, свою семью и род, если скажут неправду (Дем. Пр. Аристокр. 68). Обвинитель и подсудимый произносили (лично) по две речи, причем должны были говорить только относящееся к делу, без риторических прикрас и не действуя на судей просьбами или слезами. Они стояли при этом на двух необработанных камнях (argoi liqoi), — обвинитель на камне непрощения (liqoV anaideiaV), подсудимый на камне обиды (l. ubrewV). После первой речи всякий обвиняемый, кроме убийцы родителей, мог добровольным изгнанием избавиться от осуждения. На 3-й день ареопагиты постановляли приговор, руководствуясь, главным образом, своим внутренним убеждением, а не речами или свидетельскими показаниями. Признанный виновным в умышленном убийстве был приговариваем к смертной казни с конфискацией имущества, в умышленном нанесении ран — к изгнанию и конфискации имущества; при равенстве голосов подсудимый был оправдываем.

Коллегии эфетов принадлежали 4 судебные палаты, из которых в каждой были решаемы дела только известного содержания, так что эфеты заседали то в одной, то в другой палате, смотря по роду подлежащего суду дела. Формальности судопроизводства нам мало известны, но, по всей вероятности, были близко сходны с судом Ареопага. В судебном здании при храме Паллады (epi Palladiw) эфеты решали дела по убийствам непредумышленным, подстрекательствам (bouleusiV) к убийству или увечью и по убийствам метека или раба. Наказанием за такое убийство служило удаление (по определенной дороге) в изгнание, продолжавшееся до тех пор, пока убийца не получал прощения от родственников убитого; подстрекатели наказывались так же, как настоящие виновники. — В палате при храме Аполлона Дельфиния (epi Delfiniw) рассматривались дела, в которых обвиняемый утверждал, что он совершил убийство дозволенное или не преследуемое законом (таковы были: убийство при самозащите, убиение нарушителя брака или вора, пойманного на месте преступления, нечаянное убиение противника при состязании или товарища на войне). — En Freattoi, подле гавани Зеи, судимы были те, которые, будучи изгнаны из отечества за непредумышленное убийство, совершали новое Судьи садились на самом берегу моря; подсудимый как лишенный права вступать на почву Аттики подплывал на лодке к берегу и, стоя в ней, говорил речь в свою защиту и выслушивал приговор. Он подвергался смертной казни в случае обвинительного вердикта, а будучи оправдан возвращался в изгнание. — Суд в палате подле пританея (en prutaneiw) имел только церемониальное значение: он происходил здесь в тех случаях, когда виновник преступления был неизвестен или когда смерть причинили неодушевленные предметы (камень, бревно и т. п.). Эти предметы как оскверненные кровью были осуждаемы и удаляемы «царями фил» из Аттики; животные, убившие человека, также подвергаемы были осуждению и смерти и тела их были вывозимы за пределы Аттики. Такая строгость по отношению к животным и неодушевленным предметам объясняется религиозными воззрениями древних. (О судебных палатах эфетов ср. Поллукс, VIII, 118 — 120).

§ 6. Диэтеты и другие судьи

Решением частных дел, относящихся к нарушению прав и обязательств, занимались так называемые diaithtai, (вроде наших мировых судей), которые были государственные и частные.

Государственные диэтеты были избираемы ежегодно по жребию (d. klhrwtoi) из граждан, которым щел 60-й год, т. е. принадлежавших к старшему из призывных возрастов (Арист. Аф. пол.

53) *. От обязанности диэтета нельзя было отказываться под страхом атимии. Исключение допускалось для лиц, облеченных какой-нибудь другой должностью, и для находящихся вне пределов страны (Арист. Аф. пол. 53). Диэтеты представляли собой корпорацию, которая, по-видимому, распадалась на 10 отделений для 10 фил. Каждое отделение имело особое место для заседаний в судебных зданиях или храмах. Суд диэтетов отличался от суда присяжных меньшей опасностью, меньшими издержками и большей скоростью. Истец сначала обращался к начальству, к которому относилось дело по своему характеру, причем заявлял о желании судиться судом диэтетов и вносил одну драхму судебной пошлины (parastasiV), тогда по жребию назначался один или несколько диэтетов из отделения для филы истца, которые производили следствие и решали дело в продолжении 30 дней; но решение их получало силу только после утверждения его начальством. Сторона, не явившаяся в срок без уважительной причины, проигрывала дело. Недовольные решением диэтетов могли аппелировать к суду присяжных, иные же прямо представляли дело последним помимо диэтетов, если это почему-либо казалось им выгоднее. Во времена Демосфена не было обязательно судиться у диэтетов, но считалось приличным не беспокоить сразу народный суд (Дем. 77р. Фэн. 12). По окончании срока службы диэтеты, подобно другим государственным чиновникам, должны были отдавать отчет в своей деятельности; в случае злоупотреблений по должности на них можно было подавать жалобы в форме исангелии перед всей корпорацией диэтетов. Виновному угрожала атимия. Но диэтет, осужденный своими товарищами, мог апеллировать в народный суд (Арист. Аф. пол. 53).

Частные диэтеты или полюбовные судьи (d. areitoi ) были избираемы из добросовестнейших и умнейших граждан для решения частных тяжб, по добровольному соглашению тяжущихся, обыкновенно в числе трех человек. Они обыкновенно старались примирить тяжущихся и окончить дело полюбовно без всякого приговора, но если это не удавалось, то, выслушав жалобы и оправдания обеих сторон, решали дело по совести, и стороны должны были безапел-

ляционно подчиняться их приговору. Местом такого суда служили обыкновенно храмы, портики и пр.

Кроме гелиэи, Ареопага, эфетов и диэтетов в Афинах существовали еще особые суды для отдельных случаев. Так, были частные суды по делам о рудниках (dikai metallikai), составлявших для Афин важную статью дохода; дела, касавшиеся военной службы, судили только товарищи обвиняемого по службе, дела о нарушении мистерий — только посвященные в них. Наконец, в Аристотелево время была еще коллегия судей, называвшихся по числу членов oi tessarakonta. Коллегия эта вела свое происхождение от писистратовских oi kata dhmouV dikastai (см. гл. 16). По свержении тиранов эта коллегия была уничтожена, но в 453/2 г. восстановлена в количестве 30 человек (Арист Аф. пол. 26) После Эвклида число членов этой коллегии увеличено до сорока. Oi tessarakonta, решали споры о суммах, не превышавших 10 драхм, и о неважных личных обидах, заседая не целой коллегией, а по филам, т. е. по четыре человека (Арист. Аф. пол. 53). По более важным делам они производили лишь предварительное следствие и затем передавали их на суд диэтетов или гелиастов. Дела по жалобам метеков, передававшиеся их трибуналу полемархом, они распределяли между своими отделениями жребием, так как метеки не входили в состав фил (Арист. Аф. пол. 58). Nautodikai, также избиравшиеся по жребию, имели гегемонию по делам о морской торговле (dikai emporikai) и по обвинениям неграждан в незаконном присвоении прав гражданства (grafai xeniaV). Их должность, как кажется, была уничтожена в начале IV в. и дела, подлежавшие их ведению, переданы фесмофетам.

§ 7. Отсрочки. Судебные сроки. Апелляции

Признавая суд выше совета и народного собрания, афинское государство требовало от всех своих членов полного уважения к нему и готовности подчиняться его решениям. Поэтому отсрочка от суда давалась вообще редко и ненадолго; ее получали, например, те, которые выставляли какое-нибудь торговое предприятие причиною невозможности явиться к суду в назначенный срок. Взявший отсрочку должен был обязаться клятвой, что возвратится к сроку, и в случае неявки суд происходил заочно (dikh erhmoV). Но неявившийся имел право протестовать в течение 2 месяцев и требовать нового суда, представив под клятвой уважительные причины неявки (это обозначалось выражением thn erhmon (dikhn) antilacein).

В случае присуждения обвиненного к денежному штрафу для уплаты его был назначен срок, по истечении, которого неуплативший получал название uperhmeroV и в государственных делах подвергался

атимии до тех пор, пока не уплачивал, и личному задержанию, если не представлял 3 поручителей из того же класса, к которому сам принадлежал; в 9-ю пританию после приговора штраф удваивался, и государство могло прибегнуть к конфискации имущества должника. В частных делах не получивший присужденной суммы в назначенный срок мог забирать имущество должника (enecura labein), а при сопротивлении в этом случае начать дело о взыскании (dikh exoulhV), в случае проигрыша которого ответчик был приговариваем к уплате еще в казну такой же суммы, какую должен был истцу, а следовательно, становился уже государственным должником и подвергался атимии.

Решения суда присяжных, как представлявшего собою высшую юридическую инстанцию, были безапелляционны (anupeuqunoi), за исключением редких случаев процессов с чужестранцами, предусмотренных особыми международными договорами, когда можно было апеллировать от суда гелиастов к международному суду (xenikon dikasthrion). Внутри государства апелляции (efesiV) допускались от диэтетов или архонтов к гелиэе, от совета к народному собранию, от народного собрания к гелиэе; дела, по которым можно было подавать апелляции, назывались dikai efesimoi или ekklhtoi; при апелляции платилась особая пошлина parabolon (Поллукс, VIII, 62 сл.). В очень редких случаях решения присяжных кассировались и дело рассматривалось снова (dikh antidikoV, palindikia), например, когда обвиненный посредством целого ряда процессов yeudomarturiwn доказывал, что более половины свидетелей дали ложные показания (за что свидетели были приговариваемы к штрафу), или доказывал, что не был призван к суду, или не явился в срок по уважительной причине. Неправильно осужденный мог также начать иск против противника, обвинив его в злом ухищрении или обмане судей (dikh kakotecniaV). В таком случае решение суда оставалось в силе, но осужденный в случае выигрыша нового процесса мог получить в свою пользу штраф. Таким образом из одного процесса рождался другой, и охотники до тяжб могли судиться всю жизнь.

§ 8. Наказания

Преступления по законам или приговору суда были наказываемы смертью, изгнанием, продажей в рабство, лишением прав, конфискацией имущества и денежным штрафом. При государственных процессах приговор приводило в исполнение государство посредством своих органов, а в частных делах об этом должен был заботиться сам истец-

Смертная казнь полагалась за государственную измену, стремление к уничтожению демократии, предательство, отрицание государственной религии, нечестие, умышленное убийство и проч. Приговоренных к смерти передавали toiV endeka , которые приводили приговор в исполнение через посредство служителей или палача (dhmioV, dhmokoinoV, o epi tou orugmatoV) в тюрьме или в доме палача, который жил за городом и в городе не мог бывать Употребительнейшим родом казни было отравление ядом цикуты (kwneion). Такой казни подвергся, между прочим, Сократ, о смерти которого ученик его Платон рассказывает подробно в диалоге «ФосЮсйУ» Кроме того, осужденному были предлагаемы на выбор меч и веревка и назначаем трехдневный срок, в течение которого он должен был убить себя. Во время господства 30 тиранов был в ходу весьма тяжкий род казни — забивание до смерти дубинами (apotumpanizein. Лис. Пр. Агор. 56). Казни иногда предшествовали истязания (Дем. О венке. 133), а после совершения ее труп казненного бросался в пропасть (orugma, baraqron), имущество же его подвергалось конфискации (dhmeusiV).

При изгнании на время или навсегда (fugh, aeifugia ) осужденному назначался срок, по истечении которого он, если не удалился за границу, мог быть безнаказанно умерщвлен. С изгнанием обыкновенно, за исключением остракизма, соединялась конфискация имущества.

В рабство продаваемы были лица, несправедливо присвоившие себе гражданские права, и метеки, не платившие подати и не имевшие простата. Тюремное заключение употреблялось в качестве принудительной меры против государственных должников, не представивших поручительства, или для задержания обвиняемых и осужденных в важных преступлениях. В большинстве случаев наказанием служил денежный штраф, весьма различный по величине.

Лишение гражданских прав (atimia), которое являлось непременным следствием большинства преступлений, было различных степеней. Сущность полного лишения прав состояла в том, что atimoV не мог занимать никакой общественной должности в пределах афинского государства или вне их, не мог участвовать в народном собрании, входить на площадь далее известного пункта, вступать в храмы и участвовать в празднествах, жаловаться в суд, одним словом, был лишен покровительства законов и чести быть членом государства. Полное лишение прав служило наказанием за следующие преступления: нечестие, лжесвидетельство, подкуп, лихоимство, ограбление опекуном опекаемого, оскорбление родителей, трусость, уклонение от военной службы и тому подобные деяния,-которые и по нынешним понятиям имеют бесчестный характер. Иногда полное лишение прав

соединялось с вечным изгнанием, которое прерывало даже физическую связь преступника с родным городом и потому, подобно смертной казни, влекло за собой конфискацию имущества. В редких случаях изгнанник продолжал пользоваться имуществом в Аттике (exelhluqoteV wn ta crhmata epitima).

Низшею степенью атимии было лишение некоторых отдельных гражданских прав (atimia kata prostaxeiV), например, права жречества, права подавать жалобы в суд, говорить в народном собрании, быть членом совета и т. п. (Подробности о разных видах атимии дает Андокид в речи «О мистериях», 73 сл.)

Атимия была неизбежным следствием самого факта преступления и часто налагалась даже без судебного приговора; так, например, оскорбление должностного лица во время отправления им служебных обязанностей само собой делало виновного бесчестным. Поэтому атимия служила гарантией неприкосновенности должностных лиц, а также средством против злоупотребления доверием (поэтому ей подвергались диэтеты за нарушение своих обязанностей) или всякого покушения против общественного блага и в этих случаях преимущественно была наследственной, т. е- переходила и на детей подвергшегося ей лица. Временной атимии подвергались государственные должники, не уплатившие долга в срок, впредь до его уплаты, так что в этом случае она служила побудительным средством и также могла переходить наследственно на детей должника; ей же подвергались и поручители за должника. Должностные лица подвергались временной атимии до сдачи отчета в порученных им денежных суммах. По словам Демосфена (Пр. Аристог. I, 30), дети казненных лиц считались atimoi. После свержения правления 400 в 411 г. потомки некоторых участников этого правления (Антифонта и Архептолема) навсегда были лишены прав, их имущество конфисковано и дома разрушены.

Пользование потерянными вследствие атимии правами считалось важным преступлением, за которое виновный мог быть приговорен к смертной казни. Восстановление же прав лишенному их гражданину было делом весьма трудным; для этого другой гражданин предварительно должен был испросить в народном собрании разрешение безопасно говорить за лишенного прав (adeia, см. выше, гл. 21, § 2) и потом уже предложить снять атимию, причем в народном собрании должно было участвовать не менее 6000 граждан. Только в период упадка Афин и то в критические минуты для государства были делаемы общие постановления «touV men doulouV eleuqerouV einai, touV de xenouV AqhnaiouV, touV d atimouV epitimouV». Такое постановление состоялось, например, после Херонейской битвы, когда

самой независимости Афин грозила опасность от Филиппа, и было отменено по миновании опасности (Лик. Пр. Леокр. 41).

Общие сочинения по юридическим древностям Афин: М. Н. Е. Meier und G. F. Schomann, Der attische Process, neu bearbeitet von J. H. Lipsius, Berl. 1882-86 (1 изд. Berl. 1824); E. Platner, Der Process und die Klagen bei den Attikern, Darmst. 1824; E. Caillemer, Etudes sur les antiquites juridiques d'Athenes, Paris 1865; G. Perrot, Essais sur le droit public et prive de la republique Athenienne, Par. 1867; Telfy, Corpus iuris attici, Pesth 1868; A. Philippi, Der Areopag und die Epheten, Berl. 1874; M. Frankel, Die attischen Geschworenengerichte, Berl. 1877; Thalheim, Die Griech. Rechtsalterthumer, Freib. 1884 (1-е отделение 2-го тома новой обработки древностей Германа).

По специальным вопросам: S. Bruck, Ueber die Organisation der athenischen Heliastengerichte im 4 Jahrh. Philologus LII — LIV (1893-95); Th. Teusch, De sortitione judicum ap. Athenienses, Gott. 1894; Ф. Г. Мищенко, О суде присяжных в Афинах (в сборнике в пользу общ. вспомощ. студ. унив. св. Владимира), 1896; Н. Gleue, De homicidarum in Areopago Atheniensi judicio. Diss. Gott. 1894; M. H. E. Meier, Die Privatschiedsrichter und offentlichen Diateten Athens, Halle 1846; В. Hubert, De arbitris Atticis et privatis et publicis, Lips. 1885; Pischinger, De arbitris Atheniensium publicis. Progr. Munchen 1893; Van Leiyveld; De infamia jure Attico, Amstelod. 1835.

ГЛАВА 24. Войско и флот

§ 1. Военное образование афинских граждан (эфебия)

Мы уже видели (см. гл. 20, § 3), что молодые афиняне по достижении 18-летнего возраста признавались совершеннолетними, вносились в общинные книги демов и давали гражданскую и военную присягу. После этого они поступали в число эфебов (efhboi) и в течение двух лет получали военное образование, конечно, по преимуществу практическое. В течение первого года они учились владеть оружием и изучали тактику; в конце этого года они выступали перед народом в театре на торжественном смотре, после которого им вручали копье и щит на защиту отечества (Гарпократион п. cл. peripoloV). Сыновья граждан, убитых на войне, еще при достижении совершеннолетия получали от государства полное вооружение (panoplia). Одежда эфебов состояла из шляпы (petasoV) и широкого плаща (clamuV). Во втором году эфебы изучали крепостную и полевую службу: они составляли гарнизоны аттических крепостей, обходили границы с целью их охраны (отсюда их название peripoloi),

выступали в походы для ознакомления с полевой службой, упражнялись также в производстве саперных и крепостных работ (Плат. Зак. VI, 778). Верховное начальство над ними принадлежало стратегам, которым были подчинены их ближайшие начальники — peripolarcoi. Надзор за нравственностью эфебов принадлежал коллегии софронистов (swfronistai), состоявшей из 10 лиц, избранных народом по филам из числа 30 человек, намеченных отцами будущих эфебов и имевших более 40 лет от роду. Кроме софронистов, в качестве начальника всех эфебов Аристотелем упоминается kosmhthV. Чтобы эфебы не отвлекались от своих занятий, им было воспрещено законом вести судебные процессы, равно как их самих нельзя было подвергать суду до окончания срока эфебии. Исключение составляли процессы о наследствах, девицах-наследницах и наследственном жречестве. С конца IV в. институт эфебии подвергся существенным изменениям. С позднейшим его устройством нас близко знакомят надписи эфебов, сохранившиеся в значительном количестве *. Новый характер института высказывался преимущественно в том, что вступление в число эфебов перестало быть обязательным для каждого молодого гражданина, не связывалось с определенным возрастом, пребывание в числе эфебов продолжалось только один год (начиная с Боедромиона, 3-го месяца гражданского года) и занятия их почти совершенно утратили практико-военный характер. Институт эфебии теперь представлял собою стоявшее под надзором и руководством государства образовательное заведение для богатой и знатной молодежи. Во главе института стоял kosmhthV, бывший его единственным начальником **; он считался государственным чиновником и избирался народом на один год, по истечении которого должен был отдавать отчет в своей деятельности. Он сам избирал для эфебов учителей, в качестве которых упоминаются в надписях: paidotribhV (руководивший собственно гимнастическими упражнениями), oplomacoV, akontisthV, toxothV и katapeltafethV или просто afethV (учивший управлять метательными машинами); кроме того, при институте состояли grammateuV и uphrethV. Умственное образование эфебов получило теперь высокое значение. В цветущее время республики эфебы занимались лишь военными упражнениями и главной

их школой была палестра; но с III в. философские школы сделались насущною потребностью и стали рассматриваться как государственные учреждения; после падения политической самостоятельности Афины сохранили значение умственного центра, средоточия образованности для всей Эллады; естественно, что теперь и эфебы обязательно должны были посещать философские школы; в нескольких надписях есть упоминание об обычае эфебов жертвовать по сотне книг для пополнения общественной библиотеки. Кроме того, эфебы как цвет гражданского населения обязательно участвовали в полном вооружении при религиозных процессиях (например, при процессии, сопровождавшей во время элевсинского праздника мистические святыни из Элевсина в Афины и обратно, при перенесении статуи Афины из города в Фалер и обратно в праздник Плинтерий и пр.) и при встрече римских послов, участвовали в общественных праздниках и пр. Они присутствовали также в полном вооружении в народных собраниях, исполняя полицейские обязанности.

G. Dittenberger, De ephebis Atticis, Goetting. 1865; Л. Dumont, Essai sur l'ephebie attique, Par. 1872; Grasberger, Erziehung und Unterricht im kl. Alterth, тт. II и III; P. Foucart, Decrets en l'honneur des ephebes de l'annee 333, Bull. de corr. Hellen. XIII (1889).

§ 2. Устройство и разделение войска

Хотя афиняне и не обладали столь воинственным характером, как спартанцы, и их государственное устройство не преследовало главным образом военных целей, однако в военном искусстве и они достигли высокой степени развития, так что успешно отстояли свою независимость от персов и потом приобрели весьма значительное внешнее могущество.

Указания о военном деле в Аттике до Персидских войн редки, так что подробности его нам неизвестны; можно сказать только, что до Солона оно было тесно связано с филами и их подразделениями политического характера (триттиями и навкрариями), а после Солона — с имущественными классами. Именно граждане первых 2-х классов были обязаны службой в коннице и тяжелой пехоте, зевгиты — исключительно в последней, феты — в легкой пехоте и матросами во флоте; метеки и рабы были призываемы на службу лишь в редких случаях в качестве легковооруженных и особенно матросов.

Главную силу сухопутного войска составляла пехота, численностью и устройством далеко превосходившая кавалерию. Она делилась на тяжелую (oplitai, к оборонительному вооружению которых принадлежали: шлем, панцирь, наколенники, большой щит, а к наступательному — длинное копье и меч) и легкую (yiloi, gumnoi, без

доспехов с легкими копьями); средину между той и другой занимали peltastai с короткими копьями, длинными мечами и легкими круглыми щитами (peltai, от которых получил и название этот род войска). Устройством и усовершенствованием этого рода пехоты афиняне обязаны полководцу Ификрату (нач. IV в.).

Конница афинская до Персидских войн вовсе не упоминается в сражениях, хотя известно, что до Клисфена каждая из 48 навкрарий обязана была поставлять по два всадника Со времен Фемистокла конница была постоянной, и число ее возросло до 300, а впоследствии (со времени Пелопоннесской войны) до 1000; кроме того, было до 200 скифских конных стрелков, которые составляли легкую кавалерию. Все граждане, принадлежавшие к классу всадников, обязаны были содержать годных к военной службе лошадей (эта ippotrofia считалась литургией) и по достижении возмужалости записываться в общий список всадников. Список этот ежегодно составляли десять katalogeiV и передавали ближайшим начальникам всадников — гиппархам и филархам, которые препровождали его в совет. Совет имел право вычеркивать из списка тех лиц, которые клятвенно подтверждали, что они не могут быть всадниками по физической слабости или по бедности. На обязанности гиппархов лежало обучение всадников приемам кавалерийской службы, а также осмотр и испытание лошадей. В конце каждого года совет производил инспекторский смотр (dokimasia) всадников и только те из них, которые выдерживали его удовлетворительно, заносились на следующий год в список всадников, состоявших на действительной службе, тогда как остальные должны были служить гоплитами. При поступлении на службу всадники получали на обзаведение денежное пособие (katastasiV), которое, впрочем, иногда возвращали при увольнении (Лис. За Мант. 6); кроме того, они получали кормовые деньги (sitoV) в размере одной драхмы в день. В мирное время конница участвовала в праздничных процессиях (особенно в Панафинейской) для придания им большого блеска и пышности. Всадники составляли политическую корпорацию и в качестве таковой иногда подтверждали своей клятвой договоры с иностранными государствами.

Со времен Клисфена и к войску применено было новое деление на 10 фил, соответственно которым пехота делилась на 10 полков (taxeiV или fulai) и конница на столько же эскадронов *. Каждый полк делился на locoi, которые еще подразделялись на десятки и

полудесятки; число людей в полку и лохе не всегда было одинаково. При начале Пелопоннесской войны афиняне имели такое количество боевой силы, какого у них не было ни прежде, ни после, именно 19 000 гоплитов, из которых 13 000 были вполне годны для боевой службы в поле, и 1000 конницы. Со времен Перикла войска стали получать жалованье (о количестве его см. гл. 25, § 3) и тогда само собою должно было исчезнуть различие родов службы граждан различных классов, удерживавшееся со времен Солона.

Воинская повинность в Афинах была безусловно обязательна для всех граждан с 18 до 60-летнего возраста, за исключением лиц с телесными недостатками, препятствующими ее отбыванию, членов совета, чиновников, судохозяев и откупщиков (ateleia ek twn nomwn). Ежегодно стратеги вместе с членами совета и демархами составляли по филам список (katalogoV) граждан, достигших 18-летнего возраста, в него вносились только граждане 3-х классов (ek katalogou strateuomenoi), феты же не включались (oi exw katalogou) Старики, которым исполнилось 60 лет, были исключаемы из воинских списков. Полный каталог граждан, подлежащих воинской повинности, состоял таким образом из 42 годовых списков. Когда предстояла война, народное собрание определяло, какого возраста граждане должны быть призваны на действительную службу, причем, вероятно, соблюдалась известная очередь (diadoch); а так как в заголовке каждого годового списка ставилось имя архонта-эпонима этого года и потом призываемые возрасты были означаемы именами архонтов, то такая мобилизация называлась strateia en toiV epwnumoiV. Если же для похода не требовалось значительного количества войска, то мобилизация производилась посредством выбора нужного числа воинов из обязанных повинностью граждан разных возрастов (strateia en toiV meresi). Набор производили стратеги сообразно с постановлением народа. Списки призываемых выставлялись ко всеобщему сведению подле статуй эпонимов фил. Юноши от 18 до 20 лет и граждане старше 50-ти обыкновенно служили для обороны страны и редко были вызываемы в поле; лишь в крайних случаях призывались на службу граждане всех возрастов, числившиеся в призывных списках (pandhmei strateuein).

§ 3. Военное начальство

Предводителями войска в древнейшие времена были, конечно, цари, потом (еще в царскую эпоху) polemarcoV (см гл. 15, § 1). После Клисфена главными военными начальниками были 10 strathgoi, ежегодно назначавшиеся по выборам из числа граждан,

женатых законным браком и владевших недвижимою собственностью в Аттике. Сначала они выбирались по филам, а впоследствии без различия фил, так что могло быть по нескольку стратегов из одной филы; в противоположность другим чиновникам, в стратеги могло быть выбираемо одно и то же лицо несколько раз сряду. Все вместе они составляли коллегиальное начальство, имевшее особую палату (to strathgion), и все имели равную власть, так что каждому из них могло быть поручено начальство над пехотою, конницею или флотом. В более древние времена стратеги выступали в походы или все вместе, или в числе нескольких, причем был один главнокомандующим *, или все начальствовали поочередно, как, например, в Марафонской битве. Иногда, особенно в тяжкие военные времена, народ ставил одного из стратегов во главе коллегии и поручал ему главное начальство в данной войне; бывали и такие случаи, что одному или нескольким стратегам давались неограниченные полномочия для одной какой-либо экспедиции или для целой войны, т. е. предоставлялось право действовать по собственному усмотрению, независимо от совета и народа, равно как и от товарищей по должности. Стратеги, облеченные такими полномочиями, назывались strathgoi autokratoreV. Впоследствии, с увеличением политического влияния и с расширением круга деятельности стратегов внутри государства, они обыкновенно оставались в Афинах, в походы выступали лишь один или двое, начальник конницы и пехоты, и тогда стали часто избираться для походов и другие полководцы, даже из иностранцев, известных военными дарованиями (например, Аполлодор Кизикский, Гераклид Клазоменский, Фаносфен Андросский и др.). Еще позднее, начиная приблизительно с 325-го года, весь круг деятельности стратегов был постепенно разделен на отдельные отрасли и каждый стратег стал получать в свое заведование на целый год ту или иную из них. Первое место в коллегии стал занимать o strathgoV o epi touV oplitaV; затем упоминаются: o str. o epi thn Mounucian kai ta newria (вероятно, этот же самый стратег встречается с именем str. epi ton Peiraia), o epi thn cwran, o epi thn cwran thn paralian, o epi EleusinoV, o epi taV summoriaV, o epi thn paraskeuhn, o epi touV xenouV, o epi to nautikon.

Деятельность стратегов была обращена на все, что непосредственно относилось к военному делу или находилось в какой-либо связи с ним; они были не только главными начальниками военных сил страны, но стояли во главе всего военного и флотского управления. Они заботились о безопасности страны, ее границ и гаваней,

о продовольствии города, набирали и распределяли как сухопутные, так и морские войска, наблюдали за снаряжением флота, за прямыми налогами и литургиями, насколько они имели отношение к военным целям (eisfora, trihrarcia, ippotrofia), председательствовали в суде по делам о военных преступлениях, например, об уклонении от военной службы, о трусости, дезертирстве, о передавшихся неприятелю (astrateiaV, anaumaciou, deiliaV, lipotaxiou, automoliaV) и т п и разбирали все споры между гражданами, имевшие отношение к военной службе и военным повинностям Если государству угрожала опасность, они имели право созвать народное собрание для обсуждения мер к предотвращению ее; во время праздников они производили парады при процессиях и совершали некоторые жертвоприношения. Наконец, им приходилось много заниматься делами внешней политики в качестве представителей Афин в сношениях с иностранными государствами они заключали с ними перемирия и договоры, давали вместе с другими военными начальниками, всадниками или советом клятву в исполнении условий договоров и заботились о принятых под покровительство афинян государствах и отдельных лицах, в особенности о тех иностранцах, которым за услуги были дарованы афинянами разные почетные права (proxenoi kai euergetai). Должность стратега была очень важна и пользовалась большим почетом, так что ее искали знатнейшие граждане, хотя могли получать и люди простого происхождения, отличавшиеся военными дарованиями (Ификрат).

Отдельными полками тяжелой пехоты командовали подчиненные стратегам 10 taxiarcoi, избиравшиеся также хиротонией, они заведовали экономической частью в войсках, составляли вместе со стратегами военный совет и были вообще ближайшими их помощниками не только в делах чисто военного характера, но и в юридических. Кроме того, были и другие военные чины, как locagoi, сотники, полусотники, десятники, ouragoi (в арьергарде); эти низшие должности стратеги, кажется, замещали по своему усмотрению. Конницею начальствовали 2 ipparcoi и подчиненные им 10 fularcoi, служившие также по выборам. Хотя гиппархи и были подчинены стратегам как главному военному начальству, но они имели важное политическое значение, действовали во многих делах совершенно самостоятельно и имели юрисдикцию в сфере своей деятельности, они смотрели за вооружением и обучением конницы и заботились о пополнении ее наличного состава из числа граждан, обязанных в ней служить. Филархи командовали отдельными эскадронами (филами) конницы. Упоминаются также dekadarcoi, которые были назначаемы гиппархами.

§ 4. Военное искусство

Со времени Греко-персидских войн постепенно были вводимы различные улучшения и усовершенствования в военном искусстве, как в полевых действиях, так и в осадных. Походы и сражения всегда начинались жертвоприношениями и гаданиями (iera kai sfagia), для чего при войсках были жрецы и гадатели; при дурных предзнаменованиях были приносимы новые жертвы или предприятие откладывалось на следующий день. Обыкновенный боевой строй пехоты составлял тесно сомкнутую прямую колонну (falagx) различной длины и ширины, в которой полки становились в порядке фил, определенном на данный год жребием для пританий. Во фронте становились лохаги, в заднем ряду — ураги; правое крыло считалось почетным в бою. При начале сражения, после сигнала трубой, воины пели военную песню (paianizein) и потом с громким криком (alalazein, elelizein ) быстрым маршем выступали на врагов. Со времен Эпаминонда вошел в употребление изобретенный им косой строй (embolon), представлявший колонну, в которой с каждым рядом, начиная с фронта, увеличивалось число людей. Известны были и разные другие строи.

Осадные машины употреблял уже Мильтиад при осаде Пароса (489 г.); впоследствии осадное искусство все более развивалось, особенно со времен Пелопоннесской войны, и высшего развития достигло в эпоху македонского владычества. Деметрий, сын Антигона, особенно прославился своим искусством брать города при помощи разных усовершенствованных машин, за что получил почетное звание PoliorkhthV. Употребляемы были земляные насыпи (cwma) с башнями (purgoi) для покрытия воинов от действия неприятельских метательных орудий и для установки осадных машин. Для прикрытия стенобитных орудий и людей строили деревянные навесы (черепаха — celwnh) на колесах или катках. Главной стенобитной машиной служил таран (krioV elepoliV), т. е. окованное спереди железом бревно, которое висело на цепях между двумя другими бревнами или под навесом; его придвигали к стенам и, раскачав, ударяли в них, причем для сильнейшего действия к заднему концу бревна привешивались тяжелые камни или гири; редкая стена могла устоять под ударами тарана. Минерные работы также были известны. Были в употреблении и разного рода метательные машины, как, например, катапульты (katapeltai), бросавшие в прямом направлении большие стрелы или целые пуки их, и баллисты (liqoboloi), метавшие тяжелые камни, которые при полете описывали дугообразную линию.

§ 5. Флот

В силу естественных условий, окруженные отовсюду морем, жители Аттики уже с древних времен должны были сделаться искусными мореплавателями и обращать большое внимание на флот (to nautikon). Фемистокл справедливо видел во флоте главную силу для борьбы с персами и особенно заботился об его увеличении; по его предложению, доходы с Лаврийских серебряных рудников были обращены на увеличение флота; совет обязан был заботиться о постройке ежегодно 20 триер, оснастка и содержание которых составляли литургию богатых граждан (trihrarcia, см. ниже, гл. 25, § 3). Эта мера так быстро подвинула вперед развитие афинского флота, что уже в битве при Саламине участвовали 200 афинских судов. Затем флот все более и более увеличивался, так что в начале Пелопоннесской войны состоял из 300 вполне годных кораблей (Фук II, 13), а общее их количество доходило до 400, так как ежегодно назначалось 400 триерархов. (Пс.-Ксен. Об аф. гос. устр. III, 4). Фукидид подробно описывает (VI, 43 cл. ) блестящее отправление в Сицилию (415 г.) афинского флота, состоявшего из 60 скороходных судов, 40 афинских и 34 союзных десантных (stratiwtideV) и, кроме того, 130 провиантных и транспортных (olkadeV, ploia); потом на подкрепление к нему было послано еще 75 судов. Весь этот флот жалким образом погиб в Сицилии; но афиняне скоро оправились от поражения, так что при Эгоспотамах (405 г.) имели уже снова 180 судов. В IV веке особенно много заботился об увеличении флота Ликург, управлявший афинскими финансами с 338 по 326 г.; при нем в афинских гаванях и верфях стояло более 400 судов. Затем уже морская сила Афин стала склоняться к упадку, а с уничтожением их политического могущества и флот их потерял всякое значение.

Первоначально военные суда были одногребные (monokrota), т. е. с одним только рядом весел числом от 20 до 100, из которых одна половина была с одной, а другая с другой стороны; по числу весел одногребные суда назывались двадцативесельными (eikosoroi), тридцативесельными (triakontoroi), пятидесятивесельными (penthkontoroi) и т. д. После Саламинской битвы стали строить и многогребные суда, т. е. с несколькими рядами весел, один ряд над другим. В афинском военном флоте главным родом судов были трехгребные галеры (trihreiV), по словам Фукидида (I, 13), изобретенные коринфянами приблизительно за три века до конца Пелопоннесской войны, а со времен Ликурга стали строиться и 4-х и 5-гребные корабли (tetrhreiV, penthreiV). В многогребных судах отверстия для весел различных рядов помещались

не одно над другим, а наискось, чтобы весла не задевали одно за другое; чем выше был ряд, тем тяжелее и длиннее были весла и тем труднее было ими действовать (однако каждый гребец мог легко нести свое весло по сухому пути. Фук. II, 93), почему гребцы верхних рядов получали и большее жалованье. Полное число гребцов (nautai) на триере было обыкновенно 170: в верхнем ряду 62 и в двух других по 54; гребцы верхнего ряда назывались qranitai, среднего — zeugitai, нижнего — qalamitai; они действовали веслами в такт по команде особого начальника keleusthV. Поворотами корабля управлял рулевой (kubernhthV). Кроме гребцов, на кораблях были еще матросы, управлявшие снастями (uphretai). Десантные солдаты (epibatai) в тяжелом вооружении, числом до 10 на каждом корабле, вместе с гребцами и матросами составляли экипаж корабля (plhrwma), доходивший средним числом до 200 человек *. В V в. гребцы набирались преимущественно из наемных иностранцев, метеков и рабов, тогда как в IV в. бедные граждане составляли значительную часть в общем количестве гребцов. В качестве рулевых и uphretai обыкновенно служили граждане (Фук. I, 143). Жалованье и кормовые деньги (отслрёсп.оу), которые экипаж корабля получал от триерарха, колебались от 3 оболов до драхмы в день.

Суда частью были скороходные (taceiai), употреблявшиеся для морских сражений и по своей форме обыкновенно называвшиеся nheV makrai, частью транспортные для перевозки пехотных и кавалерийских войск (oplitagwgoi, ippagwgoi) или провианта и других запасов (olkadeV). На судах для перевозки войск число матросов было по возможности меньшее, и их обязанности отчасти исполняли солдаты.

Морская тактика афинян была еще очень проста; главные маневры состояли в том, чтобы обогнуть с флангов неприятельскую линию (periplouV) или прорезать ее (diekplouV). Незначительная величина кораблей, их быстрота и поворотливость много способствовали успешному исходу сражения (например, при Саламине). При попадании старались ударом металлического клина (embolon), находившегося на носу корабля, пробить и потопить неприятельское судно или испортить весла, или брали на абордаж железными крючьями и сражались врукопашную на палубе.

Начальство над флотом. Главнокомандующими над флотом были стратеги (лишь в позднейшие времена встречаются отдельные

nauarcoi); они набирали морские войска и имели главный надзор за снаряжением флота, в чем им помогали особые должностные лица apostoleiV. Отдельными триерами командовали граждане, на обязанности которых лежала оснастка корабля и содержание его в течение года (триерархи). Только два государственных корабля «Парал» и «Саламиния» оснащались и содержались на государственный счет. Народ избирал для каждого из них особого казначея (Арист. Аф. пол, 61). Верфями (newria), доками (newsoikoi) и морскими арсеналами (skeuoqhkai) заведовали особые попечители верфей (epimelhtai twn newriwn), избиравшиеся жребием по одному из филы; они смотрели за сохранностью судов и всех принадлежностей флота, вели списки и счеты, отмечали состояние судов, указывали, какие необходимы исправления и кому из граждан приходится в данный год принять на себя триерархию. По этому предмету, весьма чувствительно затрагивавшему финансовые интересы граждан, часто происходили споры, судебное ведение которых входило в круг обязанностей попечителей. При попечителях находились помощники и казначеи. Неизвестно, были ли особыми чиновниками или только помощниками попечителей tamiai twn trihropoiikiwn, t. eiV ta newria, t. kremastwn; первые имели в своем распоряжении суммы на постройку кораблей, последние были учреждены для заведования корабельными снастями (kremasta — канаты, паруса и прочие снасти, кроме деревянных) с тех пор, как государство, в целях облегчения триерархии, взяло на себя поставку снастей.

Общие сочинения о военном деле: Rustow und Kochly, Geschichte d. griech. Kriegswesens, Aarau 1852; E. Hardy, Etudes mihtaires historiques. L'art de la guerre chez les anciens, Paris 1879; M. Fickelscherer, Das Kriegswesen der Alten, Leipz. 1888; H. Droysen, Die griech. Kriegsaltertumer (в новом издании К. F. Hermann's Lehrbuch d. griech. Antiquitaten, т. II), Freiburg 1889; Л. Bauer, Griech. Kriegsaltertumer (Handbuch Iw. Muller'a т. IV2, 1893).

Об афинском военном деле: Heinrichs, Der Kriegsdienst bei den Athenern. Berl. 1864; Schwartz, Ad Atheniensium rem militarem studia Thucydidea, Kiel 1877; Domeier, De re militari Atheniensium capita tria, Detm. 1885. О конниие: Lejenne Dirichlet, De equitibus Atticis, Konigsb. 1882; Л. Martin, Les cavaliers Atheniens, Paris 1886. О военном начальстве: К. Fischer, Quaestionum de praetoribus Atticis saec. V et IV specimen, Konigsb. 1881; Am. Hauuette-Besnault, Les strateges Atheniens, Paris 1885; Swoboda, Die politische Stellung der attischen Strategen, Rhein. Mus. XLV (1890). О флоте: A. Boeckh, Urkunden uber das Seewesen des att. Staates, Berl. 1840; новое издание этих документов с дополнениями в С. I. А. II, 789 — 811; Л, Cartault, La triere Athenienne, Paris 1881.

ГЛАВА 25. Финансы

§ 1. Экономическое состояние Афинского государства

Основы государственного хозяйства в Афинах, вообще говоря, были непрочны; можно смело сказать, что своими собственными средствами оно не могло бы приобрести и сохранить то блестящее положение, в котором мы видим его в V в., если бы его экономическое состояние не обеспечивалось политическим положением, которое доставили ему счастливые обстоятельства и патриотическая деятельность граждан. Причина этого неблагоприятного экономического положения заключалась в том, что Аттика потребляла гораздо больше, чем производила, т. е. что ввоз товаров был больше вывоза и, таким образом, часть народного имущества ежегодно уходила заграницу. Еще во времена Солона собственного хлеба в Аттике едва хватало на прокормление земледельческого населения (Плут. Сол. 22), впоследствии же, когда народонаселение значительно увеличилось, а крестьянское хозяйство неоднократно разорялось во время войн, особенно Пелопоннесской, страна производила средним числом немного более половины количества хлеба, требовавшегося для народонаселения. Ежегодно ввозилось в Аттику до 800 000 медимнов хлеба на сумму до 140 талантов *; сюда присоединялся, далее, ввоз кораблестроительного материала (дерево, железо, медь, смола и пр.), соленой рыбы, предметов роскоши, рабов и сырых материалов для аттической обрабатывающей промышленности.

Вывоз, напротив, ограничивался лишь некоторыми естественными продуктами (оливковое масло, смоквы, медь, шерсть, мрамор и пр.),

не представлявшими значительной ценности, и произведениями аттической промышленности, в числе которых на первом плане стояла изящная глиняная посуда. Если, несмотря на этот неблагоприятный торговый баланс, аттические финансы в V в., особенно при начале Пелопоннесской войны, находились в блестящем положении, то главная причина этого лежала в том, что значительные суммы денег ежегодно стекались в Афины в виде дани союзников, затем в том, что сама Аттика была богата серебром (Лаврийские рудники), наконец, в прибылях от морской торговли в Пирее. Когда вследствие Пелопоннесской войны уничтожилось первое и третье из указанных условий народного благосостояния, то экономическое положение Афин стало довольно печальным и в IV в. лишь время от времени несколько поправлялось.

Благоприятному материальному положению граждан в цветущее время государства способствовала также значительная доходность капиталов: денежные капиталы приносили от 12 до 18% ежегодного дохода, земли и дом (посредством аренды или найма) — от 8 до 12%; еще значительнее был доход от отдачи внаймы рабов (30 — 38%) и от коммерческих предприятий, соединенных с риском. Цены на физический труд вследствие значительного количества рабов и метеков-ремесленников были очень умеренны: во 2-й половине V в. при возведении общественных построек ремесленники получали не более драхмы в день. Для небогатых граждан небольшое вознаграждение за исполнение государственных должностей и обязанностей, при умеренности их жизненных потребностей, доставляло возможность безбедного существования, а беднейший класс кроме того находил обеспечение в клерухиях. Все эти обстоятельства способствовали тому, что в цветущее время в Афинах почти не было пролетариата, но зато впоследствии, во времена упадка, экономическое положение народа все более и более ухудшалось.

Со времени основания первого морского союза явилась необходимость иметь особую военную казну, из которой можно было бы брать деньги на продолжение войны с персами. Для этой цели союзники были обложены определенными взносами, которые поступали в союзную казну, хранившуюся на о. Делосе. Когда война с персами прекратилась и союзники постепенно стали к Афинам в отношения подданства, то делосская союзная казна в 454 г. была перенесена в Афины и, соответственно новому положению Афин в союзе, сделалась афинской государственной казной, в которую ежегодно вносились остатки государственных доходов, в особенности дань союзников. Эта казна хранилась в опистодоме Парфенона под ведением казначеев богини Афины, но не считалась собственностью богини, а только вкладом (depositum), который государство поручало

ей на хранение и которым могло распоряжаться по своему усмотрению посредством народных постановлений. Богине отделялись только «начатки» (aparcai) дани союзников в размере 1/60 общей суммы дани.

Рядом с этой государственной казной существовала в Парфеноне особая священная казна богини Афины. Около 435 г. по сохранившемуся до нас народному постановлению (С. I. А. I, 32) были переведены в опистодом Парфенона сокровища, находившиеся в храмах других богов, и таким образом положено основание центральной священной казне других богов. Доходы храмов, поступавшие в эту казну, получались, главным образом, от отдачи в аренду принадлежавших храмам участков земли, от даров и пр.; в казну богини Афины отделялись, кроме того, вышеупомянутая aparcai дани и 1/10 конфискованных имуществ. Из этой казны прежде всего, конечно, покрывались издержки культа и храмовых построек, но кроме того, она служила резервным фондом, из которого народ мог делать займы для государственных целей. Эти займы считались настоящими долгами, которые государство обязано было погашать, а до погашения платило проценты, вычислявшиеся логистами. Предложения о заимствовании денег из священной казны можно было делать только после испрошения adeia. В более древние времена, до Пелопоннесской войны, займы делались редко, но в годы войны было множество экстраординарных расходов, которые не могли быть покрыты из государственной казны и заставляли народ по необходимости прибегать к займам.

В 435 г. собранные на Акрополе сокровища достигли такого размера, какого никогда не было ни прежде, ни после, именно 9700 талантов. К весне 431 г. вследствие расходов на постройку Пропилей и других зданий и на начатую осенью 432 г. осаду Потидеи это количество уменьшилось до 6000 талантов, из коих 1000 была отложена в виде запасного фонда на случай крайней необходимости, а 5000 оставались в распоряжении народа для займов Пелопоннесская война поглотила не только все ежегодно получавшиеся доходы (для увеличения которых афиняне прибегали и к наложению прямой подати на граждан, и к увеличению дани союзников, и к введению новых пошлин), но и все запасные капиталы, так что в конце войны Афины были окончательно разорены не только в политическом, но и в финансовом отношении. Остатки государственных доходов со времен Фемистокла, прежде всего, употреблялись на усиление флота, затем на постройку укреплений и прочие военные надобности. Однако уже во времена Перикла вошел в силу принцип, что в случае, если военные потребности были обеспечены, то остатки дани, вносившейся союзниками на предмет войны с персами, могли упот-

ребляться на общественные постройки, которые, содействуя блеску и славе города, в то же время занимали и кормили народ, а также на праздничные раздачи, которые обеспечивали бедному классу народа участие в государственном культе и в эстетических наслаждениях, доставляемых драматическими представлениями (это — так называемые «зрелищные деньги», qewrika crhmata). В IV в., несмотря на то, что дани союзников уже не было, праздничные раздачи приняли еще более широкие размеры. В правление Эвбула была основана особая «зрелищная касса», в которую по закону стали поступать все остатки от расходов по государственному управлению. Внесенное в 350 г. гражданином Аполлодором предложение возвратить ta qewrika, их первоначальному военному назначению было отменено посредством grafhV paranomwn ; была даже установлена законом смертная казнь за предложение употребить деньги зрелищной кассы на другие надобности. Только в 339 г. удалось Демосфену добиться возвращения остатков государственных доходов в военную казну. Вслед за тем при Ликурге и Деметрии Фалерском афинские финансы снова пришли в лучшее состояние.

Афинское финансовое управление не составляло ежегодного бюджета, т. е. предварительной росписи государственных приходов и расходов; однако с течением времени собрано было практическим путем достаточно сведений для определения отношения отдельных статей дохода к статьям расхода и таким образом явился обычай назначать определенные статьи регулярных доходов на определенные расходы, приблизительно им соответствовавшие; так, например, доходы от пошлин предназначались на расходы по государственному управлению (Дем. Пр. Тимокр. 97), судебные пошлины и штрафы с обвиненных по суду — на жалованье судьям и другие судебные расходы (Поллукс VIII, 38 и др.). Кроме того, было в обычае отделять в специальные кассы отдельных казначеев суммы на те расходы, которые входили в область их ведения; таковы были, например, «деньги на расходы по постановлениям народа» (ta kata yhfismata analiskomena tw dhmw) и пр. В надписях, содержащих в себе декреты, требовавшие каких-либо расходов на свое исполнение, нередко указывается, из каких сумм или какими казначеями должна быть произведена выдача.

§ 2. Государственные доходы

Относительно общей суммы доходов, которые получало афинское государство, мы имеем несколько показаний, относящихся к V и IV вв. до Р. X. При начале Пелопоннесской войны афиняне, по

словам Ксенофонта (Анаб. VII, 1, 27), получали ежегодно не менее 1000 талантов. Аристофан в 422 г. определяет сумму годового дохода в 2000 талантов (Осы, 660); такое значительное увеличение доходов объясняется тем, что в 425/4 г. дань союзников была возвышена более чем вдвое. Из приведенного в гл. 19, § 2 свидетельства о том, что Ликург в 12 лет (338 — 326) выдал на расходы 18 900 талантов, следует, что в его время ежегодный доход достигал, средним числом, до 1575 талантов; при Деметрии Фалерском ежегодный бюджет доходил еще до 1200 талантов (Афин. XII, р. 542 с). При этом само собою разумеется, что в тяжелые военные времена суммы доходов значительно сокращались.

Государственные доходы афинян (prosodoi) могут быть разделены на 4 разряда: I) telh: а) доходы с государственных имуществ и б) косвенные налоги; II) timhmata — штрафы и конфискации имуществ; III) eisfora — прямая подать и foroV — дань союзников; IV) leitourgiaii. Делят их также на внутренние и внешние (к последним принадлежит (foroV), постоянные и чрезвычайные (eisfora, epidoseiV, военные контрибуции, из литургий — триерархия), прямые и косвенные (литургии).

I. а). Доходы с государственных имуществ были обширны и разнообразны. Главной доходной статьей были Лаврийские серебряные рудники, простиравшиеся по южному берегу Аттики от Форика до Анафлиста. Они разделены были на участки, продававшиеся частным лицам, гражданам и метекам, которые вносили в казну единовременно условленную сумму и потом ежегодно 24 часть полученного дохода, причем имели право продавать и завещать свои участки. Управление рудниками было правильно организовано, существовали особые законы (metallikoi nomoi) отдачи и разработки участков. Со времен Фемистокла доходы с рудников определены были на постройку флота. Во времена Ксенофонта рудники были еще довольно богаты, но потом мало-помалу стали истощаться, так что уже в конце IV в. доходы с них были весьма сомнительны. Были в Аттике также каменоломни (известный Пентеликонский мрамор), но условия и способы их разработки неизвестны. Земли, принадлежавшие непосредственно государству (поля, леса, плантации маслины и пр.), рыбные и соляные промыслы в море, казенные дома, театры и пр. были отдаваемы в аренду на время или навсегда.

б). Косвенные налоги (пошлины) были различного рода. Имущество афинских граждан было свободно от постоянных налогов, за исключением рабов, из которых за каждого, по-видимому, платили ежегодно по 3 обола. Метеки обязаны были платить metoikion в небольшом размере, именно по 12 драхм в год каждый мужчина

и по 6 драхм женщина, живущая отдельно (ср. выше, гл. 20, § 2). Если принять, что в Аттике жило средним числом 10 000 метеков, то общая сумма их подати должна была достигать 20 талантов.

Торговые пошлины взимаемы были со всех предметов ввоза и вывоза как с моря, так и со стороны суши. Обыкновенно в Афинах брали 50-ю часть (h penthkosth) или 2% стоимости ввозимых и вывозимых товаров *; общая ежегодная сумма этой пошлины по одному показанию (Андок. О мист. 133) достигала 36 талантов. Кроме торговых пошлин были взимаемы еще портовые (ellimenion) и рыночные (telh agoraV), величина которых зависела от рода и ценности товаров; устав об этих пошлинах был разработан с большой тщательностью (например, пошлины с рыб определялись по их роду и величине). Особые пошлины брались еще за ввоз в городские ворота (diapulion). При всех покупках от казны покупатели платили пошлину epwnion, сумма которой зависела от ценности покупаемого: именно с ценности от 1 до 4 драхм платили 1 обол, от 5 до 50 драхм — 4 обола, от 50 до 100 драхм — 1 драхму и затем со всяких 100 драхм по 1 драхме, т. е. по 1%, почему эта же самая пошлина, как кажется, называлась ekatosth.

II. Судебные пошлины, штрафы и конфискации имуществ составляли весьма важную статью афинских доходов, потому что страсть к спорам и тяжбам, как известно, была одной из отличительных черт национального характера афинян и их суды были завалены делами. Особенно значительны были этого рода доходы во 2-й половине V в. вследствие того, что тогда Афины были местом суда для союзников (виды судебных пошлин см. гл. 23, § 4). Штрафы (timhmata), как мы уже видели выше, служили наказанием за многие преступления; величина штрафа во многих случаях была определяема судьями (agwneV timhtoi). Штраф в 1000 драхм служил наказанием за обвинение в государственном преступлении, показавшееся ложным более чем 4/5 общего числа судей. Совет и должностные лица имели право налагать штраф (epibolaV epiballein ) за неповиновение. Конфискованные имущества (dhmioprata) поступали в собственность государства и были продаваемы с аукциона.

Во избежание издержек и трудностей при взимании налогов и пошлин, государство отдавало их, за исключением дани союзников, на откуп отдельным лицам или целым обществам откупщиков (telwnai), во главе которых стояли telwnarcai или arcwnai, за-

ключавшие контракты с советом, в ведении которого находились откупа. Откупщиками могли быть не только граждане, но и метеки, и вольноотпущенники; государство всячески поддерживало их и даже освобождало на время откупа от отбывания воинской повинности, для того чтобы они могли беспрепятственно заниматься своими делами, но зато строго взыскивало за непредставление в срок откупной суммы и вообще за неисправность, применяя к ним со всей суровостью законы относительно государственных должников, т. е. подвергая неисправных откупщиков атимии и даже личному задержанию, если совет признавал это нужным; если же сумма откупа не была уплачиваема до истечения 9 притании того года, в который уплата должна быть произведена, то она удваивалась и имущество откупщика подвергалось конфискации. В случае контрабанды откупщики конфисковали неоплаченные пошлиною товары и подавали на виновных жалобы в форме (pcwic;. Самые сборы производили особые лица, которые носили различные названия по роду собираемых ими налогов или пошлин (penthkostologoi, eikostologoi, ellimenistai).

III. Внешний доход — дань союзников (foroV) во время существования первого морского союза был важнее и значительнее внутренних. Пособия, которые добровольно доставляли на ведение войны с персами города, вошедшие в состав союза, мало-помалу обратились в обязательную дань, на которую афиняне стали смот- реть как на свою собственность. Сначала, по раскладке, сделанной Аристидом, сумма дани, которая должна была получаться ежегодно, достигала 460 талантов, потом, с 437 года, — 600, а в 425 г. сразу была возвышена до 1300 талантов *; но на деле, как видно из сохранившихся обломков списков дани, такие суммы никогда не получались; в начале Пелопоннесской войны в действительности получалось только до 400 талантов. Против городов, не плативших дани, афиняне принимали принудительные меры в виде отправления сборщиков или иногда военной экзекуции. В 413 г. афиняне, весьма нуждавшиеся тогда в средствах на ведение войны, в целях увеличения доходов с союзников заменили их дань сбором пяти-

процентной пошлины (eikosth) с предметов ввоза и вывоза в союзных государствах (Фук. VII, 28), но вскоре же отменили это учреждение как сложное и неудобное (оказалось необходимым посылать во все союзные города особых чиновников для наблюдения за ввозом и вывозом и для сбора пошлины) и восстановили прежнюю дань, сумма которой, однако, значительно уменьшилась вследствие отпадения многих союзников от Афин. Поэтому Алкивиад устроил потом (в 411 г.) в Хрисополе на Боспоре военную станцию для взимания пошлины в 10% (dekath) со всех товаров, провозимых через пролив как в Черное море, так и из него (Ксен. Греч. ист. I, 1, 22); этот сбор существовал до тех пор, пока пролив оставался во власти афинян. После несчастного исхода Пелопоннесской войны они лишились всех своих внешних доходов, но когда снова возродилось их могущество, боспорская пошлина была восстановлена Фрасибулом около 390 г. в размере 5% (eikosth) *, а по возобновлении союза в 377 г. снова взимались и денежные сборы с союзников (см. ниже, гл. 28, § 3).

Между экстраординарными доходами первое место занимала прямая подать (eisfora), которая взимаема была на военные надобности при затруднительном положении государства, всякий раз по особому народному определению, с граждан и метеков с таким расчетом, что более богатые люди платили не только в количественном, но и в процентном отношении более, чем беднейшие (Поллукс, VIII, 129). Раскладка производилась по Солоновским имущественным классам, но степень зажиточности уже во время Пелопоннесской войны определялась не по ежегодному доходу с поземельной собственности, а по всему недвижимому и движимому имуществу, причем в состав последнего, как кажется, включались и рабы (Исокр. Трапез. 49). Граждане сами оценивали свое имущество, но эта оценка подлежала ревизии особой должностной коллегии, носившей название oi epigrafeiV. Для внесения предложения о прямой подати необходима была adeia; от взноса ее никто не был освобождаем, не исключая сирот. Первое из сохранившихся упоминаний о сборе прямой подати (в количестве 200 талантов) относится к 428 г., когда афиняне нуждались в деньгах на осаду Митилены (Фук. III, 19).

В 377 г. при архонте Навсинике (одновременно с заключением нового морского союза) была произведена реформа в раскладке прямой подати с целью более правильного ее взимания. К сожалению, подробности новой раскладки неизвестны, так что о многом можно

только догадываться. Была произведена всеобщая оценка движимого и недвижимого имущества частных лиц, на основании которой они разделены были на классы с прежними (Солоновскими) названиями, хотя новые классы не соответствовали прежним, так как minimum капиталов взят был иной. Из действительного состояния каждого лица известная часть отчисляема была в податной капитал (timhma), с которого и взимаема была в виде прямой подати известная доля (например, 1/12, 1/50), каждый раз по особому расчету, сделанному счетчиками (diagrafeiV, epigrafeiV) сообразно с общей суммой подати, которую желало получить государство.

В 1-м классе, состоявшем из 300 богатейших лиц, timhma составляло 5-ю часть действительного состояния, в других, вероятно, меньшую; метеки, по-видимому, не были разделены на классы, и податной капитал как богатых, так и бедных составлял 6 часть действительного (Дем. Пр. Андрот. 61). Обложение податью начиналось, кажется, с имущества в 25 мин. Общая сумма податных капиталов по новой раскладке достигла 5750 талантов *.

Одновременно с этой реформой для удобнейшего сбора подати были устроены общества (summoriai) с таким расчетом, чтобы податные капиталы отдельных обществ были равны между собой. Во главе симморий стояли предводители (hgemoneV summoriwn, summoriarcai), которые являлись ответственными лицами перед государством и делали раскладку причитающейся суммы подати между членами симмории по особому списку (diagramma), соответственно податному капиталу каждого. Стратегам принадлежал верховный надзор над симмориями, разбор относящихся к ним тяжебных дел и председательство на суде по этим делам. О взимании подати заботилось само государство через особых сборщиков (eklogeiV) и невнесение подати влекло за собой штраф или даже конфискацию имущества. Однако, вследствие затруднений, с которыми был сопряжен этот способ взимания, он был изменен так, что в каждом деме один из богатейших граждан должен был вносить сразу всю сумму подати, причитавшуюся с его демотов, и затем взыскивал с каждого следуемую сумму. Такой предварительный взнос (proeisfora) считался литургией. Около 360 г. обязанность вносить предварительно всю сумму подати была возложена раз навсегда на 300 богатейших граждан, принадлежавших к высшему имущественному классу (Дем. Пр. Фэн. 25).

Кроме прямой подати к чрезвычайным доходам принадлежали добровольные пожертвования (epidoseiV), к которым по народному постановлению были приглашаемы граждане и метеки, если государство нуждалось в средствах (на войну, защиту страны, жертвоприношения и пр.).

§ 3. Натуральные повинности (литургии)

Вместо постоянного подоходного налога в Афинах существовали натуральные повинности или общественные службы (lhtourgiai или leitourgiai от leiton = to dhmosion и ergon), в которых государство вместо денег получало непосредственно то, в чем имело надобность. Они лежали тяжелым гнетом на зажиточных гражданах (и метеках, которые были обязаны нести их наравне с гражданами) и в древнейшие времена были естественным последствием больших политических прав богатых людей, в более же поздние — следствием принципа равенства в демократической республике, который не допускал скопления значительных богатств в одних руках *. Имущество в 3 таланта уже подвергало владельца литургиям, и чем богаче был гражданин, тем обременительнее были его литургии; по свидетельству авторов, иногда они доводили зажиточных людей даже до разорения и нищеты **. Последнее, однако, предусмотрено было некоторыми постановлениями, ограничивавшими тягость литургии: нельзя было назначать одному лицу по 2 литургии в один год и даже по одной в 2 года сряду; триерархия освобождала гражданина от всех прочих литургий (Дем. Пр. Лепт. 8 и 19). Всякий гражданин, которому казалась слишком обременительной или неправильно наложенной та или другая литургия, мог предложить ее более богатому и в случае отказа последнего имел право потребовать от него поменяться имуществом (antidosiV); обыкновенно вызванный отказывался и от этого обмена и тогда дело переходило, в форме diadikasia, на суд гелиастов, который и решал,

кто из спорящих должен принять на себя данную литургию. Раньше суда обе стороны производили осмотр имущества друг друга, налагали на него запрещение и обязаны были представить друг другу в течение трех дней точную, засвидетельствованную клятвой опись (apofasiV) своего имущества, на которую и ссылались на суде в доказательство справедливости своего требования и отказа. Архонты, незамужние наследницы, сироты (до истечения одного года после возмужалости) и лица, пользовавшиеся особыми привилегиями за услуги государству, были освобождаемы от литургий. Между гражданами каждой филы соблюдалась в исполнении литургий очередь, за правильностью которой наблюдали два первые архонта, афлофеты и попечители фил. Однако настаивать на правильной очереди и законном числе литургий считалось неприличным, так как свидетельствовало об отсутствии патриотизма и религиозного чувства (большая часть литургий относилась к религии и культу); поэтому часто одно и то же лицо исполняло несколько литургий в год или несколько лет сряду *. Богатые граждане иногда даже добровольно вызывались исполнять литургии из патриотизма или желания блеснуть своим богатством. Ежегодно исполняли литургии, средним числом, 60 граждан (Дем. Пр. Лепт. 21).

Литургии разделялись на периодические или круговые (egkuklioi) и чрезвычайные; к 1 роду относятся corhgia, gumnasiarcia, estiasiV; и другие меньшие, ко 2 — trihrarcia, proeisfora и arciqewria **.

1. Наиболее обременительною из литургий была corhgia, т. е. покрытие издержек на музыкальные и орхестические состязания и поставка хоров для драматических представлений во время общественных празднеств (Дионисий, Фаргелий, Панафиней, Прометей, Гефестий). Поставка трагического хора считалась дороже поставки комического, наибольших же издержек требовало устройство состязания на флейте, так как при драматических представлениях некоторую долю издержек брали на себя театральные откупщики (содержание театра, декорации и пр.), а при музыкальном состязании хорег должен был брать все издержки на себя и нередко с затруднениями набирать хороших певцов и музыкантов. Вообще издержки

на хорегию были весьма различны и простирались от 300 до 5000 драхм *. Гражданин, на долю которого пришлось устройство драматического представления, имел попечение, главным образом, о хоре. По требованию автора драматической пьесы архонт назначал ему хорега **, который и должен был набрать необходимое количество людей для хора, пригласить учителя или регента (corodidaskaloV, — в древнейшие времена обыкновенно сами поэты обучали хор), вознаградить его и хористов, дать им содержание и помещение, устраивать частые репетиции и пр. (все это называлось coron didonai). На время представления хореги одевали певцов в прекрасные одежды, украшали венками, сами также пышно одевались и старались отличиться друг перед другом красотою, богатством убранства и искусством хора, не жалея издержек, так как все это делалось в честь богов. При музыкальных состязаниях были хоры взрослых (corhgein andrasi) и мальчиков (corhgein paisi).

За победу в состязании хорег получал награду, как правило треножник, который с надписью своего имени и своей филы ставил в храме или на специально для этого построенном здании ***. В IV в.

хорегия, вследствие множества сопряженных с нею издержек, стала выходить из употребления, а некоторые хоры (например, комический) перестали существовать еще раньше.

2. Gumnasiarcia состояла в устройстве гимнастических игр во время некоторых праздников, т. е. в наборе гимнастов и в доставлении им всего необходимого. Мы имеем сведения только о гимнасиархии для устройства ночного бега с факелами (lampadodromia), совершавшегося в праздники таких божеств, культ которых имел какое-нибудь отношение к огню, именно в праздники Прометея, Гефеста и Афины, позднее также Пана и фракийской богини Бендиды. Участвующие в состязании по данному сигналу (которым служило опущение факела с башни в предместье Керамике) быстро бежали с факелами в руках, заботясь о том, чтобы не погасить факела, который был восковой, а не смоляной, так что мог очень легко погаснуть. Со времен Сократа устраивались и конные ристания с факелами. Издержки на эту литургию также были значительны: по словам Лисия она обошлась одному литургу в 1200 драхм *.

3. EstiasiV называлось угощение литургом всех граждан его филы в некоторые праздники (Дионисии и Панафинеи). Богатые литурги из тщеславия или из политических видов не жалели средств и хлопот для щедрого угощения филетов, число которых могло доходить до 2000 человек. В праздник Фесмофорий богатые гражданки также поочередно, в виде литургии, угощали женщин своей филы.

4. Между менее важными литургиями можно отметить покрытие расходов на arrhforian, т. е. обязанность девочек гражданок носить корзины во время процессии в честь Афины Полиады.

5. К числу литургий в более широком смысле принадлежала также ippotrofia, т. е. обязанность граждан из класса всадников содержать лошадей для военных целей; от других литургий она отличалась тем, что была не очередной, а постоянной.

6. Из чрезвычайных литургий наиболее обременительна была trihrarcia — снаряжение корабля. В древние времена каждая из 48 навкрарий обязана была ежегодно ставить по одному кораблю; но после реформы Фемистокла (см. гл. 17, § 2), когда флот значительно увеличился, оснастка судов стала литургией, которую несли зажиточные граждане. Совет обязан был ежегодно заботиться о постройке 20 судов, на которую по предложению Фемистокла ассигнованы были доходы с Лаврийских рудников. Готовые остовы судов с мачтами передаваемы были триерархам, которые обязаны были оснащать их, снабжать всем необходимым и набирать экипаж, получавший жалованье от государства. Триерархия продолжалась целый год, в течение которого триерарх командовал кораблем, заботился о том, чтобы он был постоянно годен к плаванию, и обязан был сдать его в исправном виде своему преемнику и вместе с тем отдать логистам отчет в находившихся на руках его казенных деньгах (жалованье экипажу и пр.). Назначение триерархов и ведение процессов, возникавших из споров граждан об исполнении литургии, входило в круг обязанностей стратегов. Эту повинность несли только зажиточнейшие граждане (Дем. Пр. Лепт. 19) и притом с промежутками в два года. В V в. на каждый корабль был назначаем один триерарх, издержки которого в продолжении года достигали значительной суммы. Так как после Пелопоннесской войны граждане вследствие обеднения уже не в состоянии были нести те тяжелые обязанности, какие несли их отцы и деды, то само государство приняло участие в снаряжении судов, именно стало давать от себя снасти, и допускало с конца V в., чтобы по 2 триерарха заведовали одним кораблем (suntrihrarcia); но и эти меры оказались недостаточными вследствие упадка благосостояния граждан и охлаждения их патриотизма, которое дошло до того, что триерархи стали отдавать с подряда оснастку судов, отчего, конечно, терпело государство, так как подрядчики лично не отвечали за корабли и мало о них заботились *. В 357 г. на триерархию были распространены учрежденные в 377 г. симмории (см. гл. 25, § 2) таким образом, что 1200 состоятельнейших граждан были разделены на 20 симморий по 60 членов в каждой, так чтобы капиталы отдельных симморий были приблизительно равны между собой; 300 богатейших граждан были распределены по 15 человек в каждую симморию и из них выбирались

hgemoneV, стоявшие во главе симморий; кроме этих hgemoneV упоминаются еще epimelhtai, которые, по-видимому, вместе со стратегами распределяли между членами симмории триерархические обязанности. Каждая симмория обязана была снаряжать большее или меньшее число судов, смотря по тому, сколько их требовало государство в данном году, и распределяла их между сочленами, так что о снаряжении каждого корабля заботилось общество (sunteleia) от 3 до 16 человек, хотя иногда приходилось и по-прежнему снаряжать корабль двум лицам. Один из членов синтелии в качестве триерарха в собственном смысле принимал на себя командование кораблем. Вскоре, однако, и при этом порядке возникли злоупотребления: богачи, распоряжавшиеся в симмориях, стали отдавать с подряда снаряжение судов за возможно дешевую цену, которую и распределяли между беднейшими членами симмории, принимая на свою долю лишь незначительные издержки или совершенно избавляя себя от них и в то же время в качестве литургов освобождаясь от других повинностей (Дем. Пр. Мид. 155). Заметив эти злоупотребления, вредившие государству не менее, чем частным лицам, Демосфен еще в 354 г. в своей речи «О симмориях» предложил вниманию сограждан проект их реформы, а в 340 г. провел закон о новом порядке отбывания триерархии. Он увеличил число обязанных повинностью граждан до 2000, разделил их на 100 отделений с капиталами до 60 талантов в каждом и возложил на отделения обязательство снаряжать потребное количество кораблей, причем это снаряжение распределено было по преимуществу: состоятельнейшие граждане, имевшие не менее 10 талантов, обязаны были в случае надобности снаряжать корабль на собственные средства (но ставить более 2 судов не были обязаны даже богатейшие), а менее богатые соединялись в синтелии так, чтобы совокупность их капиталов составляла 10 талантов, и каждый нес свою долю издержек соразмерно имуществу (Дем. О венке. 102 — 107). Эсхин вскоре произвел в этом законе какое-то изменение, сущность которого нам неизвестна; но главные основания Демосфенова закона продолжали существовать и впоследствии.

7. Proeisfora как литургия упомянута выше (см. гл. 25, § 2).

8. Arciqewria означала начальство над священными торжественными посольствами, которые государство отправляло на праздники и игры в различные священные места, особенно на Делос. Часть издержек принимало на себя государство, но богатые люди, становившиеся во главе посольств, не щадили и своих средств, чтобы содействовать их блеску и пышности и не уронить отечества, представителями которого они были на празднике. Никий и Алкивиад, по словам Плутарха, особенно отличались и щеголяли друг перед

другом в отправлении этой литургии. Первый однажды, для более торжественного вступления посольства на Делос, построил к нему плавучий мост от близлежащего острова Рении, к которому он пристал с кораблями (Плут. Ник. 3).

§ 4. Государственные расходы

Ежегодно афинское государство расходовало значительные суммы (в эпоху процветания приблизительно до 1000 талантов в мирное время) на религиозные нужды, на войско и флот, различного рода постройки и ремонт их, вознаграждение за отправление различных государственных должностей, наконец, на пособия и раздачи народу. Эти расходы, подобно доходам, могут быть подразделены на ординарные и экстраординарные.

1. Ординарные расходы. Сюда, прежде всего, можно отнести религиозные расходы, состоявшие в устройстве общественных жертвоприношений и праздников, в приготовлении священной утвари, наград победителям на состязаниях и пр. Значительнейшая доля издержек на устройство сценических и гимнастических состязаний в праздники падала, правда, на отдельных граждан — литургов (хорегов и гимнасиархов), но и государство принимало на себя часть расходов. При отправлении священных посольств (qewriai) на праздники и игры в других государствах (особенно на общегреческие национальные праздники) государство отпускало пособия, иногда значительные, литургам-архифеорам. Для этих посольств и для других государственных надобностей были содержимы на государственный счет корабли (Salaminia, ParaloV), матросы которых получали по 4 обола в день жалованья; ежегодный расход на содержание каждого корабля вместе с жалованьем доходил до 7 талантов.

Расходы на войско и флот были значительны и в мирное время. Так, на содержание конницы (см. гл. 24, § 2) государство, по словам Ксенофонта (Гиппарх, 1, 19), расходовало до 40 талантов в год. Покупка и содержание полицейских стрелков (toxotai), число которых от 300 возвысилось до 1200 человек, ежегодная постройка триер, заготовление военных материалов и прочее также требовали значительных расходов.

Различные общественные сооружения, как то: городские и Длинные стены (из Афин в Пирей), укрепления, верфи, арсеналы, храмы, театры, дороги, водопроводы, художественные произведения ежегодно поглощали на ремонт известные суммы денег, которые, однако, не могут быть ближе определены.

Далее, государство очень много тратило на содержание должностных лиц. Чиновники первоначально и по принципу не получали жалованья за исполнение своих обязанностей, но в эпоху процветания афинского государства в V и IV вв. за исполнение многих отдельных должностей полагалось или жалованье, или столовые деньги (см. выше, гл. 22, § 2). Получали жалованье члены совета (misqoV bouleutikoV, ежедневно по пяти оболов, а пританы по драхме (см. гл. 22, § 1), что составляло около 30 талантов в год), номофеты, судьи (triwbolon hliastikon или misqoV dikastikoV, см. выше, гл. 23, § 3.) и все граждане за присутствие в народном собрании (misqoV ekklhsiastikoV , см. гл. 21, § 2). Архонты получали столовые деньги (по 4 обола каждый день). Эфебы получали также по 4 обола, софронисты по драхме. Кроме того получали содержание все власти, отправляемые в клерухии; послы и феоры, посылавшиеся в чужие земли, получали деньги на путевые издержки (efodia, 2 — 3 драхмы в день). Во избежание злоупотреблений закон запрещал получать жалованье одновременно за две должности (Дем. Пр. Тимокр. 123). Множество общественных служителей (письмоводители, глашатаи и другие у совета, чиновники в народном собрании, стражи верфей, скифы) за исполнение своих обязанностей получали большее или меньшее вознаграждение.

Далее следует упомянуть о плате за вырезку на камне народных постановлений и других государственных документов, которая видоизменялась от 10 до 60 драхм смотря по величине документа.

За усердную службу или особые заслуги государство давало отдельным лицам или целым коллегиям различного рода награды, которые также требовали расходов. Обыкновенно заслуженные лица получали венок масличный или золотой (последним награждаем был совет за усердную службу; из частных лиц первый получил его Перикл), освобождение от всех или некоторых повинностей (например, от литургий), содержание в пританее, иногда в честь них были воздвигаемы статуи, наконец, давались и денежные подарки. Наградой победителям на состязаниях служили венки, а одержавшим победу литургам (хорегам, гимнасиархам) — почетные треножники. В более древние времена афиняне были скупы на награды; известно, что единственной наградой Мильтиаду, знаменитому марафонскому победителю, служило то, что его изображение было помещено на первом плане картины битвы в stoa poikilh. Позднее же награды, иногда очень значительные и стоившие больших расходов, давались часто и за маловажные услуги.

Со времен Перикла из государственной казны производились значительные раздачи денег народу на зрелища (to qewrikon). Перикл установил их для того, чтобы и беднейшие граждане не были лишены возможности в праздничные дни быть зрителями драматических представлений в театре, за посещение которого театральные откупщики брали деньги (по 2 обола за место). Поэтому сначала и получали деньги только беднейшие граждане по 2 обола в день (diwbelia) во время праздников Диониса, в которые происходили театральные представления; но впоследствии, в IV в., раздача приняла такие широкие размеры, что ею стали пользоваться и богатые граждане наравне с бедными и притом во все большие праздники (в течение 3 дней по 2 обола ежедневно) *, хотя бы представления и не были даваемы. Была образована Эвбулом (см. гл. 19, § 1) особая касса tou qewrikou, в которую стали поступать все остатки государственных доходов, и под страхом смертной казни запрещено было употреблять деньги этой кассы на другие надобности. Раздача денег была организована по демам. В 410 г. в четыре притании было роздано народу около 16 талантов (С. I. А. I, 188).

Кроме раздачи денег на зрелища, государство расходовало значительные суммы на пособия. Еще Солону приписывается постановление, чтобы граждане, изувеченные на войне, содержались за государственный счет **. Позднее это постановление было распространено на всех неимущих и неспособных к труду (adunatoi). Назначение пособия (от 1 до 2 оболов в день) зависело от народного собрания, а права на него просителей были определяемы советом;

получившие пособие должны были в каждую пританию являться в совет для освидетельствования, под опасением лишения пенсии ***. Сыновья граждан, убитых на войне, воспитывались за государственный счет до совершеннолетия и затем получали от государства полное вооружение (panoplia). Иногда в неурожайные годы и всему народу оказывалось вспомоществование в виде даровой раздачи или дешевой продажи хлеба, закупленного за государственный счет (впрочем, даровая раздача происходила, вероятно, только в случае по-

лучения хлеба в подарок от дружественных Афинам иностранных государств).

2. В числе экстраординарных расходов на первый план следует поставить весьма значительные издержки на ведение войн. Дороже всего обходилась государству введенная со времен Перикла уплата жалованья войскам в различном количестве: рядовые гоплиты получали от 2 оболов до драхмы в день, лохаги вдвое больше, стратеги вчетверо, всадники обыкновенно по драхме на содержание себя и лошади (это называлось sitoV). Одевались и вооружались воины на свой счет, за исключением граждан беднейшего класса, метеков и рабов, которым давалось оружие от государства. Содержание экипажа одной триеры стоило государству от 30 мин до 1 таланта в месяц. В виде примеров, по которым можно составить себе приблизительное понятие о величине военных издержек, упомянем, что девятимесячная осада Периклом Самоса стоила более 1000 талантов (Исокр. Об обмене имущ. 111), осада Потидеи в начале Пелопоннесской войны обошлась в 2000 талантов (Фук. II, 70), а первые три года той же войны поглотили по крайней мере 7400 талантов.

При Перикле и потом при Ликурге было израсходовано очень много денег на различные дорогие постройки; например, постройка одних Пропилей обошлась в 2000 с лишним талантов.

§ 5. Управление финансами

Верховный надзор за финансами принадлежал совету; для заведования же отдельными частями государственного хозяйства были избираемы различные должностные лица, деятельность которых не всегда доступна точному определению по имеющимся данным.

На первом месте между финансовыми магистратами по старшинству своего учреждения могут быть поставлены kwlakretai (от kwlon и keirw), которые существовали издревле и до Клисфена заведовали всем государственным хозяйством. Со времени Клисфена круг их деятельности был значительно ограничен: большая часть их обязанностей перешла к вновь учрежденной коллегии аподектов, и в V в. в их руках было только распоряжение суммами, назначенными на священные нужды, на содержание в пританее, на жалованье гелиастам и на вырезку народных определений.

Главными казначеями со времен Клисфена сделались 10 apodektai, выбиравшиеся жребием по одному из филы и заведовавшие государственным казначейством: они в присутствии совета

принимали дань, прямые подати и пошлины (кроме судебных, которые поступали в кассу колакретов) и судили неважные споры по их взносу, а более важные передавали на суд присяжных (Поллукс, VIII, 97); они же вели списки долгов государству, проверяли их в присутствии совета, принимали и исключали из списков уплачиваемые долги; из государственной казны они выдавали (merizein) суммы на ординарные расходы по управлению, предусмотренные законом (С. I. А. II, 38), например, на выдачу чиновникам, совету и народному собранию, на вырезку государственных документов и пр. В этих суммах они отдавали отчет совету на другой же день после состоявшейся выдачи (Арист. Аф. пол. 48).

Со времен Фемистокла и Аристида, положивших основание правильному государственному хозяйству, для заведования им был избираем на 4 года (без права вторичного избрания) epimelhthV thV koinhV prosodou, впоследствии получивший название o epi th dioikhsei (министр финансов, государственный казначей). Он имел верховный надзор за всем государственным хозяйством, заботился о взыскании доходов и о правильном распределении их на расходы. Первым министром финансов был Аристид (Плут. Арист. 4); из позднейших его преемников особенно знаменит оратор Ликург, который во 2 половине IV в. три четырехлетия с честью управлял финансами (сначала сам, потом от лица сына и зятя) и при котором эта должность приобрела особенно высокое значение *. Так как apodektai не упоминаются после 20-х годов IV века, то можно думать, что их должность была уничтожена около этого времени и заведование государственной казной с выдачей из нее сумм на ординарные расходы получил o epi th dioikhsei. В 1-й четверти III века, как видно из надписей, эта должность в течение некоторого времени принадлежала целой коллегии (oi epi th dioikhsei), но потом опять была соединена в одном лице. При o epi th dioikhsei состоял особый финансовый секретарь (antigrafeuV thV dioikhsewV), который вел счет доходам, посту-

павшим в государственную казну, и в каждую пританию представлял о них отчет народу.

В 354 г., как мы уже видели (гл. 19, § 1), была образована Эвбулом особая зрелищная касса, в которую стали поступать остатки от расходов по государственному управлению, прежде употреблявшиеся на военные издержки. Для заведования этой кассой ежегодно стал избираться народом особый казначей с титулом o epi to qewrikon, который стал распоряжаться почти всем государственным хозяйством. Демосфену удалось в 339 г. возвратить остатки их прежнему назначению. Тогда была вновь основана военная касса, которою стал заведовать tamiaV twn stratiwtikwn; он по постановлению совета и народа выдавал из кассы деньги, прежде всего, на военные издержки, а затем, в случае возможности, и на другие экстраординарные расходы. Значение этой должности постепенно увеличивалось, так что в III и II вв. казначей военных сумм был главным финансовым магистратом и продолжал существовать даже в римские времена.

В IV в. упоминается еще tamiaV tou dhmou , который между прочим распоряжался суммами, назначенными на вырезку народных постановлений, и выдавал деньги на приготовление почетных наград (венков) и на путевые издержки послам.

Для заведования священной казной и сокровищами Афины (см. гл. 25, § 1) были избираемы жребием по одному из филы из числа пентакосиомедимнов 10 tamiai twn ierwn crhmatwn thV AqhnaiaV или, короче, tamiai twn thV qeou, которые существовали уже в 480 г. (Герод. VIII, 59). Священная казна Афины, как мы уже знаем, не была тождественна с государственной; в случае необходимости государство прибегало к займам (doseiV) из этой казны, на которые платило проценты, вычислявшиеся логистами, и по мере возможности платило и самые долги; для каждого займа требовалось особое народное постановление. Надзору казначеев богини была вверена и государственная казна, хранившаяся в опистодоме Парфенона в качестве депозита. Ежегодно в малый Панафинейский праздник они отдавали логистам отчет о наличных суммах и сокровищах, о новых поступлениях (epeteia) и об издержках этого года, а через каждые 4 года в великие Панафинеи представляли общий финансовый отчет или итог за четырехлетие, который вырезался на камне *.

Tamiai twn allwn qewn учреждены были (вероятно также в числе 10) незадолго до начала Пелопоннесской войны * для заведования священными суммами, принадлежавшими различным божествам (их казна, разумеется, была гораздо беднее казны Афины); они выдавали деньги в долг на государственные потребности, принимали проценты и уплачиваемые долги, причем обязаны были в своей деятельности следовать тем же правилам, которых подчинялись казначеи Афины. При архонте Эвклиде (в 403/2 до Р. X.) казна Афины была соединена с казною других богов (без сомнения, вследствие истощения во время Пелопоннесской войны) и заведование ею вверено одной коллегии казначеев, носившей название tamiai twn ierwn crhmatwn thV AqhnaiaV kai twn allwn qewn, но вскоре (между 390 и 385 г.) обе коллегии опять были разделены и существовали отдельно, как кажется, до 20-х годов IV века, когда снова были соединены (см. С. I. А. II, 719). Казначеи Афины упоминаются еще в 300 году (С. I. А. II, 612).

Ellhnotamiai учреждены были в числе 10 ** с основанием Первого морского союза для получения взносов с союзников и первоначально заведовали только находившейся на Делосе союзной казной. Когда же она была перенесена в 454 г. в Афины, они сделались здесь важными финансовыми чиновниками с широким кругом деятельности: они принимали дань союзников, вели ее списки, передавали казначеям Афины на хранение в опистодом Парфенона, на основании народных определений выдавали из нее деньги стратегам на ведение войны

и кормовые для конницы, а также производили раздачи денег народу на праздники (diwbelia).

Pwlhtai, ежегодно избиравшиеся жребием по одному из филы, отдавали на откуп государственные имущества и доходы и продавали конфискованные имения (преступников и неисправных государственных должников) и осужденных на рабство людей, например, не плативших подати метеков; они же в V в. заказывали резчикам вырезать на камне государственные документы и отдавали на откуп производство общественных работ. Они должны были наблюдать за поступлением доходов в срок, для чего вели особые списки доходных статей и сроков ожидаемого их поступления. Список поступивших доходов они передавали совету, а полученные с откупщиков и покупателей деньги — в государственную казну. Присутственное место их называлось pwlhthrion (Арист. Аф. пол. 47 ).

PraktoreV взыскивали денежные штрафы с лиц, приговоренных к ним судом, для чего председатели суда вручали им списки таких лиц с означением суммы штрафа (eggrafein toiV praktorsin).

Logistai и euqunoi, о которых уже было упомянуто выше (см. гл. 22, § 1), также были финансовыми чиновниками. В надписях доэвклидовой эпохи встречается коллегия 30 логистов (oi logistai oi triakonta С. I. А. I, 32, или просто oi трихкоуто, в I, 226, 228). Наряду с ними упоминаются и эвтины с их парэдрами и синегоры (например, С. I. А. I, 34). В IV веке те и другие были избираемы жребием по одному из филы. Логисты принимали финансовые отчеты чиновников, отчисляли 60-ю долю дани в казну Афины, вели счеты долгов богам и рассчитывали на них проценты, — одним словом, были финансовыми контролерами. В случае открытия злоупотреблений в деятельности чиновников, они передавали дело в дикастерии. Логисты имели при себе, в качестве помощников, 10 sunhgoroi, а эвтины — каждый по два парэдра. Им можно было подавать жалобу на магистратов, уже сдавших свой отчет, в течение 3-х (или 30, как читают некоторые в Арист. Аф. пол. 48) дней после сдачи. Дело они направляли в соответствующее своей филе отделение 40 судей (см. гл. 23, § 6), если же это было государственное преступление, то через фесмофетов направляли дело в гелиэю.

A. Boeckh, Die Staatshaushaltung der Athener, 3-е изд. обраб. М. Frankel. Berl. 1886 (1-е изд. 1817, 2-е изд. 1850); A. Kirchhoff, Zur Geschichte des athen. Staatsschatzes im V-ten Jahrhundert в Abhandl. d. Berl. Akad. 1876; Th. Fellner, Zur Geschichte d. ath. Finanzverwaltung в Ber. d. Wiener Ak. 1879; J. Christ, De publicis populi Atheniensis rationibus, Greifsw. 1879; H. Swoboda, Ueber Gr. Schatzverwaltung в Wiener Studien X (1888); W, Bannier, De titulis aliquot Atticis rationes pecuniarum Minervae

exhibentibus, Berl. 1891; Lehner, Die Athen. Schatzverzeichnisse, Strassburg 1890.

О литургиях и обмене имуществами: V. Thumser, De civium Athen. muneribus eorumque immunitate, Wien 1880; Blaschke, De antidosi apud Athenienses, Berl. 1876; Illing, De antidosi, Berl. 1885; H. Francotte, L'antidosis en droit Athenien, Paris 1895, и статьи Фрэнкеля и Талъгейма в журн. Hermes, тт. XVIII (1883) и XIX (1884).

О финансовых чиновниках: A. Koch, De Atheniensium logistis, euthynis, synegoris, Zittau 1894.

РАЗДЕЛ IV. МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ И СОЮЗЫ ГРЕКОВ

ГЛАВА 26. Международные отношения

Фукидид (I, 5 — 6) следующими словами характеризует взаимные отношения эллинских племен в древнейшие времена: «В древности эллины и из варваров те, которые жили у моря на берегах материка и которые владели островами, стали заниматься морским разбоем с тех пор, как начали чаще общаться друг с другом на кораблях; во главе их становились наиболее могущественные личности ради собственной прибыли и для добывания пропитания слабейшим; нападая на города, не защищенные стенами и состоявшие из отдельных поселков, они грабили их и этим путем добывали себе значительнейшую часть средств к жизни, причем это занятие не считалось постыдным, а напротив, скорее приносило некоторую славу... Впрочем, и на суше жители грабили друг друга. Еще до сих пор во многих частях Эллады живут по старому, именно локры озольские, этолийцы, акарнанцы и жители соседних областей материка. Самый обычай постоянного ношения оружия остался у этих материковых народов от древнего занятия разбоем. Дело в том, что некогда все эллины носили оружие вследствие беззащитности жилищ и небезопасных сношений друг с другом и ввели в обычай жизнь с оружием, как у варваров». Таким образом, постоянная вражда отдельных племен может считаться нормальным явлением для древнейших времен, хотя она не исключает, конечно, возможности дружественных отношений между соседями, подкреплявшихся постепенно развивавшимся сознанием национального единства, общностью религии, нра-

вов и обычаев и пр.; для большей прочности этих отношений заключались между соседями дружественные договоры и союзы, и таким образом мало-помалу мирные отношения между народами сделались нормальными, хотя и нарушались очень часто, так как при политической раздробленности Эллады постоянно оставалось много поводов к спорам между соседями. Постепенно развились известные принципы международного права, которые, не будучи формулированы письменно (nomoi agrafoi), тем не менее признавались всеми как общие, освященные религией и обычаем установления.

На этих принципах основывалось военное право, которое обыкновенно действовало при враждебных отношениях в исторические времена. Обыкновенно государство, по тем или другим причинам решившееся воевать с другим, формально объявляло ему войну через вестника (khrux), который стоял под защитой божества и потому считался неприкосновенным *. Поэтому вестников употребляли и во время войны для того, чтобы завязать переговоры, так как Простые послы не считались неприкосновенными и потому могли быть обижены врагами.

В более древние времена иногда враждующие стороны соглашались решить войну не общим сражением, а известным числом избранных бойцов; но обыкновенно дело решалось генеральной битвой, в которой главную роль играли гоплиты. Победа признавалась за той стороной, которая удерживала за собою поле битвы и воздвигала на нем победный памятник (tropaion), посвящавшийся богам. Он состоял обычно из деревянного столба, увешанного взятыми в добычу доспехами и оружием врагов. Формальным признанием поражения считалась просьба побежденных о перемирии для погребения павших в битве. Погребение убитых считалось священной обязанностью, так что победители не смели отвергать этой просьбы побежденных, и в случае, если побежденным почему-либо было невозможно исполнить эту обязанность, победители должны были принять ее на себя. Только тогда, когда побежденные раньше запятнали себя святотатством или осквернением святилища, победители могли считать себя по отношению к ним не связанными обычаем (Фук. IV, 97 — 101 и др.).

Военнопленные делались полною собственностью победителя, который поэтому мог поступать с ними, как ему было угодно, и даже убивать; обычай требовал только щадить тех, которые во время битвы бросали оружие и просили пощады. Впрочем, в исторические времена пленным часто оставляли жизнь отчасти вследствие постепенного развития гуманности, отчасти в надежде милосердным об-

ращением с пленными смягчить участь своих, попавшихся также в плен, или же для того, чтобы потом обменять пленных или возвратить им свободу за выкуп; те пленники, которые после войны не были обменены или выкуплены и оставались на руках у победителей, продавались в рабство. Общественное и частное имущество побежденных также поступало во власть победителей за исключением имущества храмов, которое обыкновенно оставалось неприкосновенным. Из полученной таким образом добычи выделяли десятину для богов, затем давали почетную часть (aristeion) предводителям и наиболее отличившимся бойцам, а остальное делили между воинами.

Если какой-нибудь город должен был сдаться врагам, то его участь зависела от условий капитуляции (omologia), которые могли быть весьма различны, смотря по обстоятельствам. Города, которые принуждены были сдаться безусловно или были взяты штурмом (dorualwtoi), поступали в полную власть победителя и обыкновенно подвергались весьма тяжелой участи: нередко случалось, например, что все взрослые мужчины в них были избиваемы, женщины и дети продавались в рабство и все здания за исключением святилищ разрушались.

По окончании войны враждовавшие стороны возвращались к мирным отношениям посредством заключения мира (eirhnh), условия которого излагались письменно и подтверждались клятвой представителей государства, каковыми были обыкновенно советы и важнейшие должностные лица. Мирный договор обычно вырезали на меди или на камне и помещали в обоих государствах в тех местах, которые были предназначены для хранения государственных документов, а нередко также и в важнейших национальных святилищах, например, в Олимпии.

Гостеприимство. Дружественные сношения между членами разных племен или государств в древнейшие времена, без сомнения, были очень ограничены и затруднялись тем, что каждый грек вне пределов своего родного государства везде был иностранцем (xenoV) и в качестве такового не пользовался никакими правами. Только гуманность и издревле освященный религией обычай гостеприимства мог защищать его от насильственных посягательств на его жизнь и свободу. Все чужестранцы, в том числе и изгнанники, стояли под покровительством Зевса Гостеприимца (XenioV) и нанесение им какой-либо обиды считалось тяжким преступлением. Кроме религиозных мотивов, основанием для гостеприимного отношения к чужестранцу служила надежда встретить и от него радушный прием, если со временем придется побывать в его родном городе, так как тот, кто был радушно принят кем-либо на. чужбине, считал себя обязанным ответить тем же принявшему его. Раз завязанные отношения гос-

теприимства делались постоянными и даже переходили по наследству к потомкам *. Странник, не имевший в чужом городе ни одного знакомого, в древнейшие времена обращался к царю, который принимал его под свою защиту, угощал и в случае надобности отправлял на родину (Одиссей у Алкиноя).

Институт проксении. С постоянным расширением политических и коммерческих сношений между разными государствами, из вышеупомянутых отношений гостеприимства, существовавших еще в гомеровские времена, развилась постепенно proxenia или государственное гостеприимство. Если гражданин одного государства неоднократно оказывал гостеприимство и услуги гражданам другого государства, приезжавшим в его родной город по своим частным или по общественным делам (например, послам), и лица, получившие такие услуги или гостеприимство, доводили о них до сведения правительства своего государства, то последнее выражало свою признательность к данному лицу посредством назначения его своим proxenoV. Таким образом, это было почетное звание, которое налагало, однако, на получившего его нравственную обязанность продолжать и на будущее время те хлопоты, которым он был обязан этой честью, т. е. по мере сил и возможности принимать к себе и оказывать услуги всем гражданам того государства, проксеном которого он был во время их пребывания в его родном городе. В особенности оказывал он услуги послам этого государства, был посредником в их сношениях с властями своего государства, заботился о поддержании добрых сношений между обоими государствами и пр В случае политического разрыва между ними или в случае, если действия государства, даровавшего проксению, не соответствовали убеждениям проксена, он мог отказаться от своей почетной обязанности (Фук. V, 43 и VI, 89). Обыкновенно же проксения даровалась наследственно (так как интересы даровавшего ее государства требовали, чтобы обязанности проксенов не прерывались) и нередко проходила через длинный ряд поколений одного и того же рода. Так как проксения даровалась обыкновенно за ранее оказанные услуги, то со званием проксена весьма часто соединялся почетный титул euergethV и, кроме того, проксену давались вместе с его почетной обязанностью и как бы в вознаграждение за нее разные привилегии, как, например, право в случае надобности обращаться непосредственно к совету и народному собранию государства, даровавшего проксению (prosodoV proV thn boulhn kai ton dhmon), право приобретения в нем недвижимой собственности (egkthsiV ghV kai oikiaV), освобождение от податей и повин-

ностей (ateleia), личная и имущественная безопасность во время войны и мира (asfaleia kai asulia), право решения судебных дел проксена не в очередь (prodikia), почетное место в театрах и собраниях (proedria) и пр. Государственным властям иногда прямо вменялось в обязанность заботиться о проксене, если он в чем-либо будет нуждаться (epimeleisqai ean tou dehtai). Институт проксении развился в довольно ранние времена * и существовал еще во времена римских императоров, но особенно широко был развит в эпоху македонского владычества. Главнейшим источником для ознакомления с ним служат сохранившиеся во множестве надписи, содержащие в себе постановления о даровании проксении, списки проксенов и пр.

Мирные договоры. Существовавшая в древнейшую эпоху непрочность мирных отношений между государствами мало-помалу, с развитием политических и торговых сношений, уступила место более обеспеченному и спокойному состоянию. Упрочению мирных сношений способствовали мирные договоры, заключавшиеся между государствами с различными целями, но обыкновенно на более или менее длинный ряд лет. Мы обратим внимание сначала на торговые договоры, заключавшиеся для облегчения и обеспечения коммерческих сношений между гражданами разных государств.

Одним из принципов международного права греков была полная свобода торговли, ограничивавшаяся только условием, чтобы торговцы платили установленные в каждом государстве торговые пошлины. От этого принципа отступали лишь в редких, исключительных случаях; так, например, известное «Мегарское постановление» афинян (Megarikon yhfisma), запрещавшее мегарянам доступ на афинские рынки и в гавани, по словам мегарян, было противно общеэллинским правам (para ta koina dikaia. Плут. Пер. 29). Иногда, по требованию обстоятельств, включали в политические договоры нужные определения относительно торговых сношений. Договоры же исключительно или преимущественно коммерческого характера вследствие указанной свободы торговли встречаются довольно редко. Известен, например, договор афинян с кеосскими городами, по которому сурик (miltoV) с о. Кеоса мог вывозиться только в Афины (С. I. А. II, 546, около половины IV в. до Р. X.). Преимущественно торговых интересов касались также договоры, относившиеся к судопроизводству по делам, возни-

кавшим вследствие нарушения различных сделок и контрактов между членами разных государств. Такого рода договоры (sumbola) заключались между государствами, которые поддерживали особенно живые сношения друг с другом, и условия их были, конечно, весьма различны смотря по обстоятельствам. В Афинах условия договора определялись гелиастами и государство, заключавшее договор, могло только принимать или отвергать их, но не изменять (Дем. Об. Алонн. 9; Поллукс, VIII, 88). Основной принцип при ведении дел на основании таких договоров (dikai apo sumbolwn) состоял, по-видимому, в том, что жалоба подавалась суду в родном городе обвиняемого или ответчика и апелляция на решение этого суда дозволялась только истцу; при процессах, которые велись на основании таких договоров, истцу не дозволялось овладевать личностью или имуществом ответчика. В случае же, если между двумя городами не было правового договора, гражданин одного города часто не имел возможности законным путем добиться справедливости при нарушении его прав гражданином другого города; поэтому в таких случаях иногда прибегали к самопомощи, овладевая личносттью или имуществом виновного (что называлось sulan).

Для обеспечения торговых сношений иногда заключались между государствами особые монетные договоры * или устанавливалось единство мер, монет и весов (например, в Ахейском союзе).

При возникновении более тесных дружественных связей между двумя государствами заключались договоры, по которым все граждане одного государства получали в другом различные льготы, относящиеся к государственному и частному праву, как, например, право приобретения недвижимой собственности (egkthsiV ghV kai oikiaV), право законного брака (epigamia) и пр. Бывали даже случаи заключения таких договоров, по которым гражданам одного государства предоставлялись все гражданские права в другом, оба принимали одинаковые законы и учреждали общее государственное устройство; это была так называемая sumpoliteia **.

Третейские суды. Поддержанию мирных отношений между разными государствами способствовали также международные третейские суды, возникновение которых восходит к довольно древним

временам *. Если между двумя государствами возникали споры (преимущественно пограничные), которые не могли быть улажены полюбовно, то спорящие стороны, во избежание войны, по добровольному соглашению представляли разрешение спора Дельфийскому оракулу, или какому-нибудь частному лицу, пользовавшемуся особым уважением, или, наконец, не заинтересованному в деле третьему государству (poliV ekklhtoV), которое в таком случае передавало дело или одному из существовавших в нем судов, или особо избранной комиссии. Спорящие стороны обычно заранее обещали безапелляционно принять решение суда, иногда даже в виде гарантии клали в залог известную сумму денег, которую потом и теряла сторона, не признававшая решения; но вообще это признание вполне зависело от доброй воли заинтересованных государств. Если спорящие стороны оставались довольны решением, то обыкновенно высказывали официально благодарность приглашенному для разрешения спора государству, а лиц, участвовавших в комиссии судей, награждали разными привилегиями. До нашего времени дошло довольно значительное количество эпиграфических документов, относящихся к такому суду.

Союзы. При том стремлении греков к обособленности, к отдельному, политически независимому существованию, которое проходит через всю греческую историю и составляет ее характеристическую черту, особенного внимания заслуживает проявлявшееся у них противоположное стремление — к объединению под видом союзов, которые заключались двумя или несколькими государствами, преследовавшими в своей внешней политике общие интересы. Заключались они частью на определенный ряд лет, частью на неопределенное время для достижения какой-нибудь определенной цели, а иногда и на вечные времена. Некоторые союзы, и притом наиболее древние по своему происхождению, имели в виду религиозные цели, именно общее почитание какого-нибудь божества и защиту его храма (это — так называемые амфиктионии), другие носили чисто политический характер. Между последними различаются такие союзы, в которых все члены были равноправны между собой, и такие, в которых одно из союзных государств, владевшее наибольшим политическим могуществом, стояло во главе всего союза, или имело над ним ге-

гемонию; по целям, преследовавшимся союзниками, можно различать союзы чисто военные, которые совершенно не вмешивались во внутренние дела отдельных членов союза, сохранявших свое устройство и управление, и союзные государства с одинаковым, хотя и независимым, внутренним устройством общин, входивших в состав союза, иногда даже с одинаковой системой мер, весов и монет, так что каждый такой союз являлся как бы одним государственным целым с одним именем для всех народов, входивших в его состав.

Между военными союзами различались в свою очередь epimaciai, т. е. союзы оборонительные, и summaciai — союзы наступательные, хотя на практике последний термин употреблялся для обозначения всякого военного союза. Заключающие epimacian обязывались с полной готовностью подавать друг другу посильную помощь в случае нападений внешних врагов, и иногда сверх того обязывались после отражения врага сообща нападать на его страну и опустошать ее (например, Фук. V, 23 и 47); в некоторых случаях ставилось условие подавать друг другу помощь и против внутренних врагов, например, против партий, стремившихся к ниспровержению существующего государственного устройства. Заключающие summacian обыкновенно обязывались иметь одних и тех же друзей и врагов. Такие союзы предполагали общие совещания и постановления о военных делах, причем более слабые или подвластные союзники часто поневоле должны были отказываться от самостоятельной внешней политики. Условия, на которых заключались союзы, конечно, бывали различны, смотря по обстоятельствам, но все-таки можно указать несколько общих положений, встречавшихся чаще других. Так, отдельные договоры того или другого из союзных государств с общим врагом постоянно запрещались; при наступательных действиях, начатых самостоятельно одним из членов союза, другие не были обязаны подавать ему помощь. Государство, приславшее другому на помощь свои войска, в начале совместных военных действий в течение более или менее продолжительного времени обязано было содержать свои войска за свой счет, а по истечении этого срока содержание войскам давало государство, получившее помощь. Государство, в области которого происходили военные действия, имело предводительство войсками и почетное место в строю, а если театр военных действий находился не на территории союзных государств, то в равноправных союзах все члены имели одинаковое право предводительства. Несоблюдение условий союза в более древние времена влекло за собой взыскание денежного штрафа с виновного в пользу какого-нибудь уважаемого храма, а в позднейшие — обыкновенно распадение союза или исключение из него виновного союзника. Споры, возникавшие

между союзными государствами, как правило, представлялись на решение третейского суда. Союзный договор подтверждался клятвою, которую от лица каждого государства давали важнейшие государственные власти; иногда предписывалось возобновлять клятвы в определенные сроки; в некоторых случаях вносилась в текст договора и сама формула клятвы. Договоры вырезались на бронзовых досках или каменных плитах и ставились в местах хранения государственных документов в каждом из союзных государств, а иногда сверх того в каком-либо наиболее почитаемом святилище (например, в Олимпии, Дельфах, на Истме, на Делосе и т. п.).

W. Wachsmuth, Jus gentium quale obtinuerit apud Graecos ante bellorum cum Persis gestorum initium, Kiel 1822; Limbourg-Brouwer, Histoire de la civilisation relig. et sociale chez les Grecs, Groning. 1833 sq.; Schomann, Antiquitates iuris publici Graecorum, Greifsw. 1838; Д. Никольский, Юридич. положение иностранцев в древней Греции, Ж. М. Н. Пр. июль 1890. О проксении: Meier, Commentatio de proxenia sive de publico Graecorum hospitio, Halle 1843; Ch. Tissot, Des proxenies grecques, Dijon 1863; P. Monceaux, Les proxenies grecques, Paris 1886; Schubert, De proxenia attica, Ups. 1881. О третейском суде: Meier, Die Privatschiedsrichter und die off. Diateten Athens, Halle 1846; M. Sonne, De arbitris externis, quos Graeci adhibuerunt ad lites et intestinas et peregrinas componendas, Gott. 1888 (Diss.); V. Berard, De arbitrio inter liberas Graecorum civitates, Paris 1894. О союзных договорах: A. Martin, Quomodo Graeci... foedera publica iureiurando sanxerint, Par. 1886; Klett, Das megarische Psephisma, Tubingen 1891. О посольствах: M. Heyse, De legationibus Atticis, Gott. 1882; Fr. Poland, De legationibus Graecorum publicis, Leipz. 1885.