ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА -- Военная история -- Революция защищается

Группа авторов*
Революция защищается. Взгляд сквозь годы

«Военная литература»: militera.lib.ru
Издание: Революция защищается. — Свердловск: Сред.-Урал. кн. изд-во, 1989.
Книга на сайте: militera.lib.ru/h/revolutsiya_zaschischaetsya/index.html
Иллюстрации: нет
OCR, правка: Андрей Мятишкин (amyatishkin@mail.ru)
Дополнительная обработка: Hoaxer (hoaxer@mail.ru)

* Васьковский Олег Андреевич, Ефремов Борис Алексеевич, Ниренбург Яков Леонидович, Плотников Иван Федорович, Пожидаева Галина Владимировна, Тертышный Анатолий Тихонович

[1] Так обозначены страницы. Номер страницы предшествует странице.

Революция защищается. — Свердловск: Сред.-Урал. кн. изд-во, 1989. — 256 с.: ил. Тираж 15000 экз. ISBN 5–7529–0101–4.

Аннотация издательства: Эта книга об одном из самых драматичных периодов в истории нашей страны — о гражданской войне, о борьбе против интервентов и белогвардейцев на Восточном фронте. В книге подтверждается ленинская мысль о том, что всякая революция лишь тогда чего-нибудь стоит, если она умеет защищаться. На страницах книги читатель встретится с выдающимися полководцами Фрунзе, Блюхером, Тухачевским, с деятелями Коммунистической партии Раскольниковым, Малышевым, Хохряковым. Познакомится с биографиями Колчака, других идейных противников социалистической революции. Интересны новые детали расстрела Романовых, неизвестные ранее факты о борьбе подполья в белогвардейском тылу. Особое место занимают документы и письма, принадлежащие перу В. И. Ленина, его телеграммы и оценки, свидетельствующие о непрестанном внимании к нуждам уральцев. Книга приводит к мысли: как и в те пламенные годы, революция продолжается, революцию надет защищать. Выходит к 70-летию освобождения Урала от Колчаке.

Содержание

Живая связь времен. Разговор с читателем [3]
Интервенция [11]
Отрядная война [44]
Главный фронт республики [66]
На военный лад [90]
Отпор [113]
«Демократия» контрреволюции [134]
Черносотенная диктатура [160]
В тылу врага [190]
Разгром Колчака [213]
Слово к читателю [252]
Использованная литература [253]

Все тексты, находящиеся на сайте, предназначены для бесплатного прочтения всеми, кто того пожелает. Используйте в учёбе и в работе, цитируйте, заучивайте... в общем, наслаждайтесь. Захотите, размещайте эти тексты на своих страницах, только выполните в этом случае одну просьбу: сопроводите текст служебной информацией - откуда взят, кто обрабатывал. Не преумножайте хаоса в многострадальном интернете. Информацию по архивам см. в разделе Militera: архивы и другия полезныя диски (militera.lib.ru/cd).

70-летию освобождения Урала от белогвардейцев и интервентов

Запомни это, красноармеец!

За что сражаются враги народа?

За то, чтобы власть осталась в руках царей, помещиков и банкиров, земля в руках помещиков, фабрики, заводы, рудники, шахты, жел дороги в руках капиталистов, а рабочие и крестьяне продолжали бы жить попрежнему в нищете, рабстве и невежестве, работали бы на богачей, воевали бы за интересы царей и капиталистов так, как они воевали четыре с половиной года.

За что сражаешься ты, товарищ красноармеец?

За то, чтобы трудящиеся массы, рабочие и крестьяне сами управляли своим трудовым государством, чтобы заводы, фабрики и железные дороги обслуживали всех трудящихся, а не были бы собственностью капиталистов; чтобы земля принадлежала трудящимся, чтобы не проливали рабочие и крестьяне свою кровь, за корыстные и хищные интересы капиталистов, чтобы не было войн и чтобы всему трудовому человечеству легко, свободно и радостно жилось на земле.

Живая связь времен. Разговор с читателем

Чем вызван огромный интерес к истории, особенно к истории Советской власти? Тем, что эта наука, испытавшая сначала вредное влияние культа личности, а затем, в период застоя, оказавшаяся в плену конъюнктурщины, догматизма, субъективистских канонов, не удовлетворяла нашего естественного желания познать самих себя. Требование официальных кругов рассматривать недавнее прошлое советского народа как триумфальное шествие, движение от победы к победе привело к утрате реализма, к однобокости, упрощенчеству, то есть к искажению исторической правды. История как наука перестала быть объективной. Она потеряла силу политического, нравственного воздействия на читателя, потеряла его доверие.

Перестройка и присущие ей демократия и гласность коренным образом изменили наше отношение к духовным ценностям. В условиях открытого выражения мнений встал вопрос о пересмотре догм, искажающих истину. Назрела потребность ликвидировать белые пятна, сказать правду об ошибках, просчетах и преступлениях, которые вели к деформации социализма, реабилитировать многих и многих людей, павших жертвой произвола и беззакония.

Однако в критической оценке негативных явлений прошлого подчас замечаешь крайности. Иные исследователи как бы игнорируют позитивную сторону нашей истории. Как будто не существовало Великого Октября и тех исторических преобразований, которые ныне вывели нашу страну в ранг развитых держав мира.

Так как же сейчас надо писать книгу на историческую тему? Об этом очень точно сказал М. С. Горбачев на XX съезде комсомола: «Это должна быть честная, мужественная, увлекательная книга, раскрывающая героический путь страны и партии во всем его величии — путь первопроходцев. Книга, не обходящая драматизм событий и человеческих судеб, в которой не было бы белых страниц, субъективистских предпочтений и антипатий и ценность которой не зависела бы от конъюнктурных поветрий».

Мы предлагаем читателю книгу о гражданской войне. Что примечательного в ее событиях?

Гражданская война — один из драматичнейших этапов нашей истории. Борьба с интервентами и белогвардейцами протекала в обстановке острейшей хозяйственной разрухи, голода, эпидемий. Красная Армия создавалась уже в ходе военных действий. Она далеко не сразу стала массовой, социально однородной, кадровой. Это было время, когда ожесточенная борьба шла везде — и на многочисленных фронтах, огненным кольцам опоясывавших республику, и в тылу Советской власти, где полыхали кулацко-белогвардейские мятежи, усиленные колебаниями мелкой буржуазии города и деревни. В критические моменты войны революционные силы удерживались только в центральных губерниях. Громадная территория страны, включая важнейшие промышленные, продовольственные, сырьевые районы, была оккупирована врагом.

Каковы глубинные истоки нашей всемирно-исторической победы? Они указаны в крылатом изречении В. И. Ленина: «Никогда не победят того народа, в котором рабочие и крестьяне в большинстве своем узнали, почувствовали и увидели, что они «отстаивают свою, Советскую власть — власть трудящихся, что отстаивают то дело, победа которого им и их детям обеспечит возможность пользоваться всеми благами культуры, всеми созданиями человеческого труда» (Ленин В. И. Полн. собр. соч. — Т. 39. — С. 232). [4] Вот что вызывало массовый героизм на фронте и в тылу, побуждало трудящихся стойко переносить неимоверные тяготы, жертвовать всем, отдавать свою жизнь ради сохранения Советской власти. Великий подвиг советских людей старшего поколения не может не восхищать, не вызывать чувства гордости и патриотизма у современников. И в этом прежде всего состоит важный политический, нравственный смысл, казалось бы, далеких событий, их неувядаемая актуальность.

Кроме того, история всегда поучительна, содержит в себе множество полезных уроков для последующих поколений. Она дает возможность лучше понять многое из того, что происходит на наших глазах, уяснить происхождение негативных явлений и подсказать путь для их преодоления. Поясним это на примерах.

Известно, каким тормозом на пути нашего дальнейшего развития являются командно-административные методы управления, несовместимые с социалистической демократией. Особенно нетерпимы они в экономике, А ведь эти методы сложились в годы гражданской войны, получив свое законченное выражение в политике военного коммунизма. Тогда государство осуществляло жесткое регулирование не только обобществленной промышленности и транспорта, но и мелкотоварного кустарного и сельскохозяйственного производства вплоть до принудительной обработки полей. В обстановке искусственно свернутых рыночных отношений экономические законы почти не действовали. Они подменялись административными распоряжениями. В силу этого мелкие товаропроизводители, а их было подавляющее большинство в стране, не были заинтересованы материально, не стремились поддерживать и развивать свое хозяйство.

Такое же положение сложилось и в промышленности. Предприятия были полностью лишены самостоятельности, выведены из-под юрисдикции местных властей и подчинены непосредственно центральным ведомствам — так называемым «главкам» и «центрам». Заработная плата рабочих и служащих приобрела натуральную форму в виде государственного пайка. Она не зависела от количества и качества труда, то есть носила уравнительный характер.

Почему же это стало возможным? Государственное регулирование экономических отношений в годы гражданской войны было вызвано глобальной хозяйственной разрухой, которая усугублялась тем, что страна долгое время была отрезана от источников промышленных и продовольственных ресурсов, находилась в тисках блокады, организованной империалистами Антанты. Только централизовав производство и распределение продуктов, можно было обойтись теми крайне скудными материальными средствами, которыми располагала Советская республика, и в конечном счете победить несравненно более могущественного врага. Вместе с тем, признавая важность политики военного коммунизма, Ленин подчеркивал ее вынужденность и временный характер. Он предупреждал партию, что эта политика не соответствует многоукладности советской экономики, не стимулирует материальный интерес мелкого собственника и потому не годится для построения социализма в мирных условиях. И не случайно, лишь только закончилась гражданская война, Республика Советов осуществила переход к новой экономической политике. Осуществила по настоятельному требованию Владимира Ильича, который вел непримиримую борьбу со сторонниками командно-административных методов управления (вспомним так называемую профсоюзную дискуссию). К сожалению, последователи администрирования взяли верх во время правления Сталина. Лишь в наши дни партия объявила этой позиции принципиальную, решительную войну. Перевод экономики на рельсы материальной заинтересованности стал одной из главных задач перестройки.

Не сходил с повестки дня в годы гражданской войны и не потерял своей актуальности [5] до сих пор вопрос о крестьянстве. От правильного его решения тогда зависело соотношение сил революции и контрреволюции. Взаимоотношения Советской власти с крестьянством строились на простой основе: крестьяне посылали людей в армию по обязательным мобилизациям и фактически бесплатно сдавали хлеб по продразверстке, а взамен получали от рабочего государства землю и защиту от помещика и кулака. На этой основе держался военно-политический союз трудящихся классов, без которого Советская власть не справилась бы со своими многочисленными врагами. Правда, город в то время не мог обеспечить деревню в достаточном количестве нужными товарами, так как промышленные предприятия либо бездействовали из-за разрухи, либо работали на оборону. И все-таки часть своих чрезвычайно ограниченных материальных ресурсов государство расходовало на оказание хозяйственной помощи крестьянам, особенно беднякам и семьям красноармейцев. Самое главное заключалось в том, что забота о тружениках сельского хозяйства была возведена в ранг большой государственной политики и касалась она всех сторон жизни деревни. Ленин требовал внимательно относиться к нуждам крестьян, не вмешиваться в их хозяйственные дела, не допускать по отношению к ним голого администрирования. Это звучит сейчас весьма злободневно.

И наконец, проблема соотношения централизма и демократии в государственном управлении. Она тоже вполне современна. Предельной централизации управленческого аппарата требовала сама обстановка осажденного империалистами военного лагеря, в которой находилась страна с лета 1918 года. Война лишала возможности регулярно созывать на местах съезды Советов, и всю полноту власти фактически осуществляли их исполнительные органы. Одно время действовал порядок вертикального подчинения во взаимоотношениях низших и высших звеньев государственного аппарата. Он означал, что отделы исполкомов, связанные с выполнением оборонных задач, фактически изымались из компетенции Советов и непосредственно подчинялись вышестоящим одноименным ведомствам. Существовала система чрезвычайных внеконституционных органов власти, которые создавались путем назначения. Этот чрезмерный централизм, хотя и вызывался крайней необходимостью, не мог не приводить к бюрократическим извращениям.

Но партия настойчиво искала и находила действенные средства борьбы с негативными явлениями. Даже в самые тяжелые моменты войны не прекращалась работа по вовлечению широких народных масс — рабочих и крестьян, женщин, красноармейцев — в государственное управление. Это делалось через общественные организации, ячейки рабоче-крестьянской инспекции, бюро жалоб, делегатские собрания, беспартийные конференции и т. д. Именно тогда получили распространение поездки на места в составе агитпоездов и агитпароходов высших представителей Советской власти вплоть до председателя ВЦИК для проверки работы советско-партийного аппарата и непосредственного ознакомления с нуждами трудящихся. Как живо это перекликается с сегодняшним днем перестройки!

Книга знакомит читателя с событиями гражданской войны и военной интервенции на примере родного края. Правда, эти события хронологически завершаются описанием разгрома колчаковщины и изгнания белогвардейских оккупантов летом 1919 года. Так что не все проблемы можно проиллюстрировать на местном материале, поскольку наиболее характерные особенности войны, в частности политика военного коммунизма, проявлялись на ее заключительном этапе. Но и без того Урал играл очень важную роль в военных событиях начиная с конца весны 1918 года, когда произошел мятеж чехословацкого корпуса, когда фактически соединились силы внешней и внутренней контрреволюции в масштабах страны. [6]

Этот обширнейший регион с его мощным экономическим потенциалом, крупными промышленными центрами, заводами по производству металла и вооружения, многочисленным пролетариатом, к тому же занимавший исключительно важное стратегическое положение на стыке Европейской России с Сибирью и Средней Азией, сразу же стал ареной ожесточенных сражений между противоборствующими сторонами. Не случайно на востоке страны дважды, в связи с выступлением чехословаков, а затем в период борьбы с Колчаком, решалась судьба социалистической революции.

Здесь возник первый крупный и хорошо организованный рубеж обороны Советской власти — Восточный фронт. Он стал своеобразной школой нашего военного строительства. Именно в боях с чехословаками выявились недостатки добровольческих отрядов трудящихся, которые на первых порах противостояли контрреволюции. На Восточном фронте впервые начался переход к армии регулярного типа, комплектовавшейся на основе всеобщей воинской повинности рабочих и крестьян и способной на равных померяться силой с регулярными войсками врага. Отрабатывались принципы построения, обучения и снабжения армии, преодолевались пережитки партизанщины, опробовались наиболее эффективные методы политического просвещения красноармейцев и командиров.

Волга, Урал и Сибирь дали партии ценнейший опыт для выработки правильной социальной стратегии, направленной на упрочение союза рабочего класса с крестьянством. Чехословацкий мятеж и особенно колчаковщина ясно показали, в каком направлении следует вести последовательную борьбу за крестьянские массы, чтобы помочь им преодолеть свои колебания и окончательно перейти на сторону Советской власти. Исторические решения VIII съезда РКП(б) о союзе с середняком, нацеленные на создание в стране новой расстановки классовых сил для достижения окончательной победы над врагом, несомненно, учитывали этот опыт.

В решающих сражениях с контрреволюцией на Восточном фронте рождалось советское военное искусство. Действия Южной группы красных войск под командованием М. В. Фрунзе весной и летом 1919 года — это пример зрелого воинского мастерства. Правильный выбор направления главного удара, сосредоточение здесь основных сил, внезапность нападения, широкое применение фланговых маневров, использование для поддержки ударных группировок больших масс конницы, бронепоездов, пулеметов, авиации, умелое взаимодействие регулярных частей с партизанскими соединениями — все это позволило Стране Советов наголову разгромить самую сильную у Колчака Западную армию генерала Ханжина, а также стратегический резерв белых — добровольческий корпус Каппеля и в короткий срок освободить важнейшие экономические районы Урала.

Отныне главным видом боевых действий Красной Армии становится стратегическое наступление, рассчитанное на достижение решающего превосходства над противником. Это означало, что наши Вооруженные Силы окончательно приобрели кадровую организацию, научились бить врага не числом, а умением. В то время из среды защитников революции выдвинулись талантливые военачальники М. Н. Тухачевский, В. К. Блюхер, В. И. Шорин, братья И. Д. и Н. Д. Каширины, Н. Д. Томин, В. М. Азин, А И. Чеверев, В. И. Чапаев и другие, чьи имена составили славу Красной Армии.

В предлагаемой книге в доступной форме рассказывается, как в начале войны на Волге и Урале был создан Восточный фронт, в чем выражались усилил Коммунистической партии, Советского правительства, лично В. И. Ленина по его укреплению, какое участие приняли рабочие и крестьяне нашего края, других районов страны в [7] строительстве Красной Армии, мобилизации на борьбу с врагом всех сил и материальных ресурсов. Многие страницы посвящены положению на фронте, описанию боевых подвигов защитников революции. Интересный фактический материал содержится в разделах, относящихся к истории подпольных большевистских организаций, их героической деятельности по разложению белогвардейского режима. Крах колчаковщины представляется в книге как следствие мощного контрнаступления Красной Армии, поддержанного революционным движением трудящихся масс в тылу оккупантов.

Современный читатель, если он по-настоящему интересуется историей, если он обращается к ней как к учителю жизни, должен не только знать, но и понимать факты. Разве можно, следя за перипетиями событий, не задуматься над тем, какие классовые и политические силы в гражданской войне противоборствовали, чем были вызваны первоначальные неудачи Красной Армии, какие объективные и субъективные факторы предопределили в конечном счете неизбежность сокрушительного поражения контрреволюции? Но это уже теория, без которой не может обойтись ни одно историческое сочинение. Теоретическую основу исторического содержания книги составляет ленинская концепция гражданской войны.

К эпохе гражданской войны относится богатое идейное наследие Ленина: статьи, выступления на различных съездах, конференциях, собраниях, митингах, а также письма, директивы, распоряжения, телеграммы и другие материалы. В них содержится не только богатейший фактический материал, касающийся буквально всех сторон жизни страны в тот период, но и, что особенно важно, принципиальные политические оценки.

Ленин много внимания уделял военным вопросам, прекрасно понимал, что от них зависит существование Советской власти. Когда в городах Поволжья, Урала и Сибири, расположенных вдоль Транссибирской железной дороги, начались выступления чехословаков, многие из местных руководящих работников восприняли это как рядовой эпизод. Но лидер пролетарского государства увидел здесь величайшую опасность для трудового народа России. Он назвал чехословацкий мятеж одним из звеньев систематической политики англо-французских империалистов, рассчитанной на удушение Советской власти. Он подчеркивал, что чехословаки выступают как ударная сила Антанты, призванная объединить внешнюю и внутреннюю контрреволюцию Цель заключалась в том, чтобы превратить чехословацкую авантюру в широкое белогвардейское движение. Не случайно этот момент совпал с массовыми кулацко-белогвардейскими восстаниями. Как образно выразился Владимир Ильич, белочехи разбудили кулаков.

Когда на смену деморализованным под ударами Красной Армии чехословацким частям пришел царский адмирал Колчак, Ленин расценил это как еще более грозную опасность для Советской власти. Колчак рассматривался прежде всего как ставленник буржуазии, помещиков и других крайне реакционных сил внутри страны. Установление колчаковской диктатуры способствовало консолидации этих сил, усилению их военной мощи. В то же время внимание рабочих и крестьян еще и еще раз обращалось на то, что белогвардейцы не смогли бы вести серьезную войну без военной, технической, финансовой помощи иностранных империалистов. Только благодаря им черносотенный диктатор сумел сколотить многотысячную армию, превратив ее в ударную силу контрреволюции.

Ход гражданской войны Ленин самым тесным образом связывал с поведением мелкобуржуазных масс, крестьянства. Своими собственными силами даже при поддержке могущественной Антанты бывшие эксплуататорские классы были бы не в состоянии [8] долго сопротивляться. Это достаточно убедительно показал опыт первых месяцев социалистической революции, когда Советская власть прошла триумфальным шествием по всей России. И если в начале войны белогвардейцы добились серьезных военных успехов, то лишь потому, что изменилось соотношение классовых сил, обозначились колебания мелкой буржуазии. Правда, чехословацкий мятеж уже многому научил крестьянские массы. Владимир Ильич приводит пример Поволжья и Приуралья, оказавшихся в зоне мятежа. Там крестьяне вначале встречали чехословаков невраждебно, но через несколько недель господства оккупантов, видя, что они несут власть помещиков и буржуазии, стали поворачивать на сторону Советской власти.

Иначе обстояло дело на Урале и в Сибири. Здесь пролетариату пришлось выдержать весьма длительную и напряженную борьбу за упрочение своей власти. Дело в том, указывал Ленин, что уральский и сибирский крестьянин не испытал помещичьей эксплуатации и был лучше обеспечен по сравнению с деревенским населением Европейской России. Этот крестьянин, владевший большими излишками хлеба, привыкший свободно торговать им на вольном рынке, склонен был поддерживать политику эсеров и меньшевиков. В ходе революции и гражданской войны позиция крестьянства Урала и Сибири существенно менялась. Сначала крестьянство выступает за Советскую власть, когда та дала землю и вывела Россию из войны, потом, когда эта власть стала добиваться передачи государству по твердым ценам излишков хлеба, которых здесь было больше всего, оно поворачивается к Колчаку. Уральский и сибирский середняк не извлек нужных уроков из чехословацкого мятежа и помог Колчаку, который тоже выступал под лозунгом свободной торговли. Колчак, указывал Ленин, привлек на свою сторону массу добровольцев. Его армия на первых порах была едина в классовом отношении и потому сильна.

Вождь советского народа придавал очень большое значение политическим последствиям колчаковщины. Он подчеркивал неразрывную связь между свободной торговлей, которая вела к восстановлению капитализма, и насилиями над трудящимися. Чтобы утвердить господство крупного капитала, Колчак неизбежно должен был встать на путь самых жестоких репрессий не только против рабочего класса, но и против мелкобуржуазных масс, главным представителем которых являлось крестьянство. Сибирские и уральские крестьяне на собственном опыте распознали истинный смысл колчаковщины, практически сделали выбор в пользу Советской власти.

Важным уроком колчаковщины Владимир Ильич считал полный крах политики соглашательства с буржуазией, которую проводили меньшевики и эсеры. Соглашательские партии, говорил он, прямо содействовали победе белогвардейцев. Они заключили военный союз с Антантой, чехословаками и кулаками, помогли им свергнуть Советскую власть в Поволжье, на Урале и в Сибири. Разогнав с помощью чехословаков Советы, меньшевики и эсеры попытались создать новую власть и докатились с этой новой властью до диктатуры Колчака. На поверку они оказались жалкими болтунами, безвольными марионетками в руках буржуазии и реакционной военщины. Почувствовав свою силу, буржуазия бесцеремонно прогнала соглашателей и поставила у власти Колчака. Опыт чехословацкого мятежа и колчаковщины полностью разоблачил соглашательские фразы об Учредительном собрании, о всеобщей свободе и всеобщем равенстве. Жизнь подтвердила абсолютную правоту большевиков, которые всегда говорили: может быть только две власти — либо диктатура пролетариата, либо диктатура капиталистов и помещиков, третьего не дано.

Ленинская концепция — очень важный ориентир для отыскания исторической правды, без которой читатель сегодня не станет принимать сочинения историков. [9]

А ведь совсем недавно некоторые книги о гражданской войне предпочитали обходить острые социальные и политические проблемы, упрощать события. Например, признавались колебания среднего крестьянства в сторону контрреволюции летом и осенью 1918 года, но с колчаковским переворотом эти колебания уже не связывались. Сами колебания рассматривались как следствие закономерного развития социалистической революции, а субъективные причины, связанные, скажем, с извращениями политики Советской власти в деревне, незавершенностью аграрных преобразований, мало брались в расчет. Упрощенно описан в литературе процесс военного строительства. Он не связан в достаточной мере с социальными отношениями. Читатель не всегда найдет ответ на вопрос, почему не удавались первые обязательные мобилизации, что мешало на первом этапе войны созданию массовой регулярной Красной Армии...

История гражданской войны на Урале освещена была в ряде изданий. В 1959 году Свердловское книжное издательство выпустило коллективный труд «Коммунисты Урала в годы гражданской войны». В теоретическом плане сейчас он во многом устарел, хотя и содержит богатейший фактический материал и до сих пор читается с интересом. В связи с 50-летием разгрома колчаковщины в том же издательстве (тогда оно было преобразовано в Средне-Уральское) вышла коллективная монография «Гражданская война и иностранная интервенция на Урале». Это была работа более высокого класса, написанная не только с привлечением новых источников, но и на основе более научной теоретической концепции.

Теперь авторы поставили перед собой задачу создать работу, отвечающую в определенной мере динамизму нашего времени, способную удовлетворить запросы более широкого круга читателей. Основу нашей книги, естественно, составляет историческое повествование о событиях гражданской войны, выполненное в строго научном плане, то есть с использованием произведений В. И. Ленина, материалов периодической печати, воспоминаний, архивных документов и других источников. Вместе с тем, чтобы ввести читателя в лабораторию исследования, в текст книги включены сами источники в виде выдержек и извлечений. Во многом обогащают содержание имеющиеся здесь исторические экскурсы, биографические справки, хроника. Наряду с историческими материалами в книге присутствуют документально-художественные очерки. Они написаны на основе изучения документов и воспоминаний, максимально приближены к тогдашней действительности, изображают реальных действующих лиц, хорошо передают дух времени. Это своеобразная модель маленьких сколков реального мира, который жил будничной жизнью и одновременно кипел революционными страстями. Можно надеяться, что такое новшество не помешает правильному восприятию подлинных событий, а наоборот, поднимет интерес к ним.

Думается, весь строй книги, подбор материалов и фактов помогут читателю выявить важную закономерность. Революцию в годы гражданской войны помогли отстоять идейная убежденность, вера в торжество идей Маркса, Энгельса, Ленина. Этих замечательных качеств не всегда хватает сегодняшним строителям социализма. А ведь без них с перестройкой нам не справиться, ленинских норм жизни не восстановить, завоеваний революции не отстоять, не защитить. Вот еще чему учат уроки гражданской войны.

В написании данной книги принимал участие авторский коллектив в составе: О. А. Васьковского и А. Т. Тертышного (вводный раздел, борьба с контрреволюцией на первом этапе войны, оборона Урала зимой 1918–1919 гг., политика белогвардейских оккупантов), И. Ф. Плотникова (большевистское подполье, партизанское движение в тылу врага), Я. Л. Ниренбурга и Г. В. Пожидаевой (разгром колчаковщины), [10] Б. А. Ефремова (литературно-художественные очерки, исторические экскурсы, биографические справки, хроника событий). В подборе материалов участвовали также О. А. Васьковский и Я. Л. Ниренбург. Научное редактирование книги выполнил О. А. Васьковский. Литературная обработка — Б. А. Ефремова. Подбором иллюстраций занимался В. Н. Шаталов.

Авторы книги понимают, что тема гражданской войны на Урале освещена ими далеко не полно. Понадобится более свободный доступ к новым источникам, длительное и кропотливое их изучение, глубокий анализ всей совокупности фактов и явлений тех лет. Только тогда удастся закрыть все белые пятна истории гражданской войны. Но здесь дело за временем. [11]

Интервенция

Велик был год и страшен год по рождестве Христовом 1918, от начала же революции второй. Был он обилен летом солнцем, а зимою снегом, и особенно высоко в небе стояли две звезды: звезда пастушеская — вечерняя Венера и красный, дрожащий Марс.

Михаил Булгаков. Белая гвардия

Как, поди, нет церкви в Липягах? Деревня, по карте, большая: не один десяток дворов, железнодорожная станция с несколькими путями. Но Валентине так не хотелось, чтобы была там церковь, что одна спасительная мысль спешила подменить другую. Отчего бы липягинцам не оказаться безбожниками и не снести храм? Вон сколько церквей после революции поразрушили... Или, может, снаряд какой разнес церковь по кирпичику? Мятежников нынче прорва: то там банда, то здесь.

Валентина покачивалась в седле. Дорога шла лесом, вдоль полотна. Свежие ярко-зеленые листья облепили ветки деревьев, и птицы горланили вовсю, как будто боевых стычек в помине не было.

Кавалеристы не спешили; следом за ними, чуть поотстав, шла пехота; нельзя было отрываться от нее; и Валя Циммерман, опустив поводья, дала своему скакуну волю трусить мелкой рысью в неторопливой колонне, заполнившей лесную дорогу.

Солнце высоко уже поднялось над округой и поубавило свой веселый гомон пернатое семейство, когда головной всадник выехал из леса и, забыв о предосторожности, крикнул:

— Вот вам и Липяги! Красотища!

На жизнерадостного кавалериста зашикали, заругались:

— Ишь горло-то луженое. А если чехи там? Они те всадят заряд в заднее место.

— Заднее-то седлом прикрыто.

— Ничего, доберутся...

Настала Валина очередь выбираться из ажурной тени молодых листьев; всхолмленная равнина кругом, раздвоенная высокой железнодорожной насыпью; вдалеке на взгорке деревянные домишки с матово-черными, уже вспаханными и засаженными огородами; и вот тебе раз! — на самом высоком месте белокаменная церквушка.

Валентина хотела было завернуть в подлесок, переждать, когда командир пошлет кого-нибудь из разведчиков в Липяги, да замешкалась, и — как это бывает — Михаил Кадомцев на своем гнедом сам на разведчицу наткнулся.

— Циммерман! Берите трех красногвардейцев — и в деревню. Если контры там нет — наблюдательный пункт на колокольню. Наблюдение возглавить лично.

Валентина пришпорила коня, и он, вздрогнув мускулами, припустил было, но, осаженный жесткой уздой, присел на круп и заперебирал ногами. [12]

— Товарищ командир! Наблюдение я возглавлю. Но до подхода первого раненого. А потом — в цепь.

Возражение разведчицы командиру не понравилось. Но так ходил под Валентиной лоснящийся, ухоженный конь, так по-мальчишески отчаянно сидела она в седле и таким гневным блеском светились ее большие глаза, что Кадомцев помолчал и сдался:

— Но в цепи — чтоб ниже травы!

— Есть! — рассмеялась разведчица и вскоре с тремя красногвардейцами уже неслась, пригнувшись к скакуну, по равнине, возвышающейся к деревне.

Цепь Кадомцев развернул за деревней, на скате, откуда хорошо просматривались подступы. Циммеран рыла саперной лопатой парную, теплую землю, вытирая лицо влажным рукавом гимнастерки. Сосед-красногвардеец, улыбаясь, воткнул перед собой лопату, взглянул на Валю:

— Не усердствуй, землячка. Себе укрытие сварганю, за твое возьмусь... Я тебя вроде в Верхнеуральске видел. Или память изменяет?

— Изменяет, — отрезала Валя: нашел время точить лясы! Зло смерила взглядом ополченца и больше в его сторону не глядела, добавила только: — Рой давай, не то отстанешь.

Красногвардеец вроде действительно отстал — укрытие у соседки оказалось глубже, и он увлекся копкой, оставив разговор до другого раза.

А Валя точно припомнила Верхнеуральск, шумный, густо забитый пришлым людом, Пролетел по округе слух, что в городе записывают добровольцев в отряд. Никто бы, конечно, Валю из дому не отпустил (только шестнадцать исполнилось), но никому она ничего и не сказала, сослалась на собрание, которое на вечер назначили, украдкой сунула в котомку краюху хлеба — и в Верхнеуральск.

Товарищ Михаил, тот самый Михаил Кадомцев, ординарец которого ходил сейчас по взгорку и объяснял что-то командиру разведотряда, брал у добровольцев документы, внимательно просматривал, задавал вопросы, писал фамилии длинным столбцом на сером листе бумаги. На Валимых метриках Кадомцев споткнулся:

— Циммерман... А тут не ошибка? Валентин, может?

— Валентина.

Тут только Кадомцев вгляделся в шустрого «паренька».

— Ну, знаете, — с холодком начал командир ополчения, однако быстро прикинул, что красным отрядам понадобятся не только штыки и сабли, но и руки санитарок, кашеваров, портних.

— ...знаете, — повторил он более мягким тоном, подумал и еще раз произнес то же слово, присоединив к нему изворотистую добавку: — Знаете ли вы, товарищ... товарищ Циммерман... хотя бы санитарное дело?

Валя ничуточки не запнулась:

— Окончила курсы медсестер. Работала в лазарете губернского штаба дружин народного вооружения.

Товарищ Михаил посмотрел на Валины руки, еще не отмытые от ядовитой желтизны йода; вписал ее фамилию в столбец. Подумал и приписал: «Валентина Михайловна». [13]

Ординарец Кадомцева стоял между тем поблизости, говорил с командиром кавалеристов, делая рукой полукруг:

— Держите оборону до того леска. А там, за лесом, — Кадомцев с пехотой. Связь — через посыльных. Ну — всего! Я к соседям...

Ординарец, коренастый, крепкий, в ладно подогнанной форме, резко повернулся, вскочил на коня и скрылся за изгибом холма. Скрежетали о камни лопаты. Валентина ежилась: с детства не терпела противный этот звук. Ожил говорливый сосед:

— Ну, пр-рынцесса? Подмогнуть? — он все же умудрился отрыть свою позицию раньше и, лежа в укрытии, приподнявшись над бруствером, подглядывал за Валентиной.

К цепи подбежал наблюдатель:

— Где командир? Беляки поперли! — и, придерживая забинтованную руку, заспешил вдоль позиций.

Впрочем, атаку белочехи не начали. Стало медленно, по-летнему темнеть; сначала только даль подернулась мглистым туманом, потускнели разбросанные полосы лесов; потом легкой тенью оделись ближние холмы; призрачный полусвет долго еще играл окрест; полыхало золотистой синевой просторное небо, все не поддаваясь ночи, хотя давно уже диск солнца потонул за краем земли. Но вот и небо стало меркнуть, тускнеть, терять краски, и тут же выплыла из глубины одинокая звезда. Сосед зашевелился, слышно было, как он высыпает в газетный лоскуток крупные, звучные махоринки. Чиркнул, осветив небритое лицо, зажигалкой. Поперхнулся, затягиваясь дымом.

— Слышь-ка, соседка, — позвал он задумчивым голосом. — Сказывал мне ученый один человек. Вот эта самая звезда Венера — так ежели она горит, к примеру, как нынче, год будет, девка, оч-чень любвеобильный. А ведь и Марс к полуночи тоже ярко светит. А это к войне, девка! Любовь-то, выходит, нынче на горе...

Ночь была ясной; атаковать белочехи опять не рискнули — в степи как на ладони. Но с рассветом, когда Валентина, сама не заметив когда, уткнулась лицом в согретый рукав гимнастерки, мятежники — цепь за цепью — двинулись к Липягам. Бежали, торопились. Ладно, наблюдателя на колокольне словно кто в руку раненую ткнул; открыл глаза, а вдали, по равнине, точки мельтешат...

Близко подпустили белочехов. Лица их сосредоточенные видны стали. Как новогодние хлопушки, вразнобой, сухо загремели выстрелы. Эхом отозвался ближний лес. Другое эхо прокатилось вдоль высокого полотна. Первая волна белочехов залегла. За ней — вторая, третья. Только поднялись — новый хлопающий разнобой выстрелов, с пригорка «максим» прошелся раскатистым треском. Белочехи отступили.

— Мать их так, вояки! — рассмеялся в своем убежище сосед, но спохватился, — Уж извиняйте, барышня.

Снова чиркнула, брызнув желтым светом, зажигалка. Тихо в цепи.

Кажется, на этот раз Валентина не дала ни одной промашки. Стреляла в троих, и трое остались лежать у подошвы холма. Последнего видно. Лежит на спине, раскинув руки...

Больше всего она боялась, что надо будет в кого-то стрелять.

Она, наверно, не вынесла бы этого постоянного гнетущего напряжения, [14] если бы не заглушали его то и дело добровольческие невзгоды. Оказалось, не так просто приноровиться к седлу (поначалу ее назначили санитаркой в кавалерийский отряд). Кое-как ездой овладела. Но тут переход от Верхнеуральска до Троицка. Без привалов, в седле. Недели полторы Валентина еле садилась. Ладно, догадались мужики, отыскали знахарку, и та вылечила девчонку какими-то бальзамами.

И нагрянул новый переход. В районе Самары восстали анархисты. Срочно собрали отряд под командованием Ивана Торошина. Валентину зачислили в него разведчицей.

Только выгрузились в Самаре, походный шум разорвали крики: «Анархисты!» Вот тут и вылетел на нее анархист на сытой лошади, с блескучей, как весенний ручей, шашкой. Циммерман машинально вскинула карабин, однако никак не могла нащупать курка, словно это не карабин, а гладкая палка. Анархиста снял Торошин; потом подбежал и со всей силы встряхнул: «Чего ж ты? Жить надоело? В укрытие! И стреляй, стреляй!» Она легла за плетень. Холодом налилось тело. Нажимала спусковой крючок... Ночью у нее был жар. Санитарки отводились...

Звучно загудел паровоз. По рельсам двигался бронепоезд. На нескольких добровольцев, окопавшихся у полотна, ему удалось нагнать страха: бойцы побросали окопчики, побежали от насыпи. «Куда ж вы, черти?» — «Они же нас сверху...» — «Да чего они — дурные? От пехоты своей оторвутся, им крышка!» Успокоились бегуны, вернулись на позиции, залегли. А бронепоезд с двумя пустыми платформами впереди действительно остановился и, поджидая пехоту, стал осыпать красных тучей свинца.

Свистящие змейки взрыли землю около укрытий Циммерман и ее соседа.

— Ого, мать твою! — опять забылся сосед.

Валентина обожгла взглядом ополченца:

— Надо было меньше о любви болтать, больше окапываться.

Ополченец не ответил, зло щелкнул затвором винтовки; видимо, выбрал цель: белочехи приближались. Правда, на этот раз они залегли почти на прежнем месте, попытались подняться и сделать бросок, но потери отрезвили, и мелкими перебежками мятежники откатились к низинке. Шипел парами бронепоезд. Солнце красило розовым светом его пупырчатую броню. Пули так и плясали перед цепью красногвардейцев.

Низко пригибаясь к лошади, прискакал ординарец, передал приказ пробиваться к лесу, к основным силам. С позиций снимались группами, бежали в деревню — за лошадьми.

Пока белочехи гадали о перемещениях противника, конные разведчики с гиканьем и свистом вырвались за изгиб холма, пронеслись над своими окопами, смяли правый фланг белочехов. Почти никакого сопротивления оказать они не успели, лишь пулеметчики бронепоезда вдогонку навесили над конниками веера пуль.

— Красногвардейцы! — перед многолюдным строем, сдерживая жеребца, надсаживал голос Кадомцев. — Пришло сообщение: белочехи окружили нас, затягивают узел. Будем прорываться через станцию, отправим поездом раненых. План такой: кавалеристы выводят за собой пехоту... [15]

Пехотинцы высыпали из кустарника, побежали по низине. Теперь белочехи не сплоховали, открыли дружный огонь из винтовок, пулеметов и пушек, которые успели поставить за низиной, на высотке.

И снова ринулись в атаку конники. Валентина видела, как, неестественно запрокинув серое небритое лицо, неловко падал вбок ее говорливый сосед, как со всего маху грохнулся в пыль жеребец Кадомцева и скакавший за ним красногвардеец отдал командиру взмывшего на дыбы коня, как стрелял в нее из маузера чешский офицер-крепыш, как, прикрываясь от сабель руками и винтовками, бежали и падали мятежники, как прыгал на месте и ржал раненный в ногу жеребец командира второго кавалерийского отряда.

Прорыв был стремительным. С вершины холма, перед деревней, Валентина оглянулась: ближе к середине поля бежала пехота, ряды ее поредели, но ясно было, и она прорвется к станции.

По взгорку — туда и обратно — пронесся всадник из окружения Кадомцева:

— Где командир? Кто видел командира?

— Убит он, — сказал подскакавший конник. — Думал, ранен... Нет, совсем...

Кавалеристы стянули матерчатые шлемы, фуражки, папахи.

— Товарищи! Живо на станцию! Нужен состав для раненых.

— Надо организовать оборону станции!

— Кто примет командование?..

За эти двадцать-тридцать минут Валя успела побывать всюду: искала на вокзале машиниста, помогала цеплять вагоны, таскала носилки, подсаживала забинтованных повстанцев на ступеньки, носила от напорной вышки ведра с водой, отстреливалась от белочехов, перевязывала раненых.

Когда вырвавшиеся из окружения кавалеристы скакали по темнеющему лесу вдоль насыпи, Валентина заметила: приклад ее карабина раздроблен в щепки, а рукав гимнастерки пробит свинцом. Каждая из этих пуль могла сразить наповал, но почему-то пощадила. «Значит, еще повоюем, — подумала Валя. — Хорошо вот — раненых отправили.»

Устало покачиваясь в потертом кавалерийском седле, не знала Валентина, что белочехи остановили поезд, изрубили шашками машиниста, ходили по вагонам и в упор расстреливали раненых.

Блестела в небе вечерняя звезда.

* * *

Из воспоминаний С. В. Емелина: «Когда дутовское казачество отступило в оренбургские степи, части Красной гвардии вернулись в Челябинск. Андржейковича назначили начальником охраны городской железнодорожной станции, Мельченко — его заместителем. Меня тоже включили в охрану.

Во время дежурства 17 мая взбунтовавшиеся чехи окружили нашу роту. Арестовали Андржейковича и меня. Заявили, что мы — заложники, если хоть один чех будет убит, нас тут же расстреляют. К счастью, инцидент удалось быстро решить, и нас освободили.

27 мая в Челябинске вспыхнуло второе восстание белочехов. Ночью они перешли через речку Миасс, разоружили красногвардейцев, заняли [16] стратегически важные пункты — почту, телеграф, банк. Воспользовавшись мятежом, буржуазия и реакционное казачество установили свою власть.

Начались аресты. Был схвачен и казнен руководитель Челябинской большевистской организации Е. Васенко. Попали в белочешские застенки начальник штаба охраны Болейко, его помощник Могильников, секретарь Совета Гозиосский, большевики Колющенко и Тряскин.

В ночь на 3 июня в подвал номеров Дядина, куда бросили арестованных, ворвались пьяные казаки и под предлогом отправки в тюрьму вывели заключенных на улицу. Недалеко от цирка, у моста через ручей, всех зверски изрубили саблями.

Арестам подверглись большевики-железнодорожники и беспартийные рабочие, сочувствующие Советской власти, — Исаченко, Касьянов, Мельченко, Зайковский, Брагин, Миценгендлер, Гуськов, Орешкин и другие. Часть товарищей отправили в Тобольскую, часть в Иркутскую тюрьму.

Я сидел сначала в чешском арестантском вагоне. Через три дня меня отправили в городской суд. Председательствовал эсер Шулов, работавший в нашем паровозном депо. Приговор вынесли такой: до восстановления в Челябинске полного порядка водворить в тюрьму.

После трех месяцев заключения нас перевели в концентрационный лагерь. Содержали в казармах, а потом — в бывшей Петровской мельнице. Лагерь был обнесен колючей проволокой. Избивали арестантов жестоко.

Челябинцы, особенно железнодорожники, сочувствовали заключенным, приносили еду, одежду. Иногда охранники разрешали принять приношения, но чаще устраивали себе потеху: подпустят к проволочным заграждениям и ну хлестать нагайками.

Лишь в марте 1919 года мы были освобождены...»

* * *

В дни, предшествовавшие мятежу, вряд ли кого-нибудь из уральцев всерьез насторожило слово «белочехи». На базарах, в торговых лавках, на улицах поговаривали о чешском корпусе, который чем-то недоволен, хочет выехать из России, претензии какие-то властям предъявляет. Впрочем, до его ли сейчас претензий. Вон Дутова отогнали, эсеры с меньшевиками воду мутят, анархисты восстают то и дело.

Но по таежным увалам, как туман в сырую погоду, поползли слухи, заставлявшие настороженно поглядывать на вестников. Что? Почему? Как это удалось чехам Мариинск захватить? А про Челябинск вообще нелепица: якобы за одну ночь власть перевернули. В Челябе же вооруженные рабочие! Они Дутова расчихвостили, всей контре дали прикурить... Но из Челябы приезжали надежные люди, подтверждали слухи.

А тут и еще известия: объединившись с эсерами и белогвардейцами, что ни день, чехи занимали важные города — Новониколаевск, Пензу, Сызрань, Томск, Омск, Самару, Красноярск, Уфу, Симбирск... Думается, следует подробнее рассказать о событиях, предшествовавших белочешскому мятежу.

Чехословацкие части были сформированы в России еще во время [17] первой мировой воины. Вошли в них военнопленные австро-венгерской армии и русские подданные чешской национальности. В июне 1917 года две вновь созданные стрелковые дивизии были сведены в Чехословацкий корпус и размещены на Украине.

После Октябрьской революции Антанта обратила на это соединение особое внимание. Заручилась поддержкой его командования. Среди солдат началась целенаправленная пропаганда: дескать, корпус — часть, французской армии и Советское правительство обязано в самые сжатые сроки отправить его в Западную Европу.

Во второй половине марта 1918 года солдаты Чехословацкого корпуса, за исключением интернационалистов, сражавшихся в рядах Красной Армии против австро-германских захватчиков, покинули Украину. В экстренном порядке 26 марта Советское правительство приняло решение об эвакуации чехословацких войск через Владивосток. Ставилось принципиальное условие: чтобы чехи сдали основную часть вооружения местным Советам.

Но разоружение командование корпуса не устраивало. 14 мая чехословацкие офицеры, представители правых эсеров и Антанты собрались в Челябинске на совещание. После долгих дебатов решили поднять мятеж. Разъехавшись по частям, офицеры объявили солдатам, что Советское правительство якобы дало команду остановить эшелоны, разоружить солдат и заключить их в лагеря военнопленных.

Уловка подействовала.

К концу мая, перед началом восстания, эшелоны с чехословацкими войсками, общей сложностью около 45 тысяч человек, растянулись по всей Сибирской железнодорожной магистрали — от станции Ртищево (около Пензы) до Владивостока. Хорошо вооруженные, настроенные против революции силы оказались рассредоточенными почти по всей России — на 7000 километрах. Вот почему сделали на них ставку меньшевики и эсеры, буржуазия и кулачество, анархисты и верхушка казачества. С приближением чехов контрреволюция активизировалась, соединялась с ними.

25 июля 1918 года белочехи захватили Екатеринбург.

7 августа пала Казань.

С захватом Казани в руках мятежников оказалась заметная часть золотого запаса революционной Республики.

Сейчас, спустя семь десятков лет, отчетливо видишь, что мятеж белочехов положил начало гражданской войне и военной интервенции. Восстание сопровождалось массовыми арестами и казнями советских и партийных работников, революционно настроенных рабочих и крестьян. На захваченной территории чехи ликвидировали Советы, помогали создавать контрреволюционные правительства.

После объединения советских войск в Восточный фронт, которое состоялось 13 июня 1918 года, продвижение чехов и белогвардейцев было остановлено, а в сентябре революционные части перешли в наступление. В ноябре-декабре белочехи отказались воевать на стороне Антанты и были отведены с фронта в колчаковский тыл для охраны железнодорожных узлов. Солдаты покидали корпус. Около 12 тысяч чехов и словаков перешло в Красную Армию. [18]

Со второй половины 1919 года вместе с соединениями Колчака чехословацкие части отступали на восток. 7 февраля 1920 года на станции Куйтун командование Красной Армии и руководство корпуса подписали соглашение о перемирии, гарантирующее отход чехов на Дальний Восток и эвакуацию оттуда. Весной 1920 года эвакуация была завершена.

Но в дни, о которых мы ведем рассказ, белочехи набирали силу, и далеко не каждый понимал глубину и трагичность случившегося...

* * *

Из речи В. И. Ленина на объединенном заседании ВЦИК, Московского Совета, фабрично-заводских комитетов и профессиональных союзов Москвы 29 июля 1918 года: «Прежде всего надо сказать, что в военном отношении только теперь положение Советской республики окончательно определилось. На чехословацкое восстание многие сначала смотрели, как на один из эпизодов контрреволюционных бунтов. Мы недостаточно оценивали сведения из газет об участии англо-французского капитала, об участии англо-французских империалистов в этом восстании. Теперь следует припомнить, как развернулись события на Мурмане, в сибирских войсках, на Кубани, как англо-французы в союзе с чехословаками, при ближайшем участии английской буржуазии, стремились свергнуть Советы. Все эти факты показывают теперь, что чехословацкое движение было одним из звеньев, давно рассчитанных на удушение Советской России систематической политикой англо-французских империалистов, с целью втягивания России снова в кольцо империалистических войн. Теперь этот кризис должен быть разрешен широкими массами Советской России, так как он встал перед нами теперь как борьба за сохранение Советской Социалистической Республики не только от чехословаков, как от контрреволюционного покушения, не только от контрреволюционных покушений вообще, но как борьба против натиска всего империалистического мира.

...Мы снова попали в войну, мы находимся в войне, и эта война не только гражданская, с кулаками, помещиками, капиталистами, которые теперь объединились против нас, — теперь уже стоит против нас англофранцузский империализм; он еще не в состоянии двинуть на Россию полчища, ему мешают географические условия, но он все, что может, все свои миллионы, все свои дипломатические связи и силы дает на помощь нашим врагам. Мы находимся в состоянии войны, и эту войну мы можем решить победоносно; но тут приходится бороться с одним из самых труднопреодолеваемых противников: нужно бороться с состоянием усталости в войне, ненависти и отвращения к войне; это состояние мы должны преодолеть, потому что иначе мы не решим вопроса, который не зависит от нашей воли, — вопроса военного. Наша страна попала опять в войну, и исход революции зависит теперь всецело от того, кто победит в этой войне, главными представителями которой являются чехословаки, а на самом деле руководителями, двигателями, толкателями в этой войне являются англо-французские империалисты. Весь вопрос о существовании Российской Социалистической Федеративной Советской Республики, весь вопрос российской социалистичесской революции свелся к вопросу военному» (Ленин В. И. Полн. собр. соч. — Т.37. — С. 1–2, 14 15). [19]

...Антанта продолжала плести заговор. Но как ни запутаны былин «узоры», а нити хитросплетений начинались в одной точке — в октябре 17-го года.

Сразу после победы восстания в Петрограде глава свергнутого Временного правительства и верховный главнокомандующий А. Ф. Керенский вместе с начальником штаба генералом Н. Н. Духониным отдал приказ командующим фронтами и военными округами и атаманам казачьих войск незамедлительно начать военные действия против Советов и выделить надежные части для похода на Петроград и Москву. Третий конный корпус П. Н. Краснова начал подтягивать силы к Питеру. Заявили о непризнании Советской власти казачьи правительства Дона, Кубани, Оренбуржья. Заручившись помощью командования Юго-Западного и Румынского фронтов, установила свою власть на большей части Украины Центральная рада. Вела переговоры с генералом польского корпуса Ю. Довбор-Мусницким рада Белоруссии. В Тбилиси появилось коалиционное правительство — Закавказский комиссариат, объединивший грузинских, армянских и азербайджанских националистов. Ряд антисоветских правительств образовался в Туркестане и Сибири.

Уже в ноябре 1917 года в Яссах на совещании военных представителей Англии и командования Юго-Западного и Румынского фронтов был выработан план боевых действий с привлечением румынских войск в Бессарабии и подразделений Чехословацкого корпуса и Центральной рады на Украине.

Совещание глав правительств Великобритании, Франции и Италии, состоявшееся 14 ноября, приняло решение о поддержке закавказских контрреволюционеров. Чуть позже конференция Антанты в Париже признала необходимым поддерживать тесную связь с антисоветскими правительствами Украины, казачьих областей, Сибири, Урала, Кавказа, Финляндии. И понятно — открыть им кредиты.

В декабре 1917 года — не прошло и двух месяцев после революции — империалисты Англии и Франции подписали соглашение о разделении сфер предполагаемых военных действий в России: Великобритании отходили Кавказ и все казачьи области, Франции — Бессарабия, Украина и Крым. В этом соглашении «партнеры» уже тогда учли возможные претензии своих «конкурентов»: Сибирь и Дальний Восток рассматривались как области влияния США и Японии.

Отметим такой момент. Поначалу Антанта не верила в прочность Советской власти, считала, что ее можно свергнуть силами внутренней контрреволюции, сужала помощь мятежникам до политической поддержки и денежных субсидий. В этом был один из первых просчетов. Революционная Россия молниеносно подавила восстания юнкеров в Петрограде и Москве, разбила части Краснова и войска Дутова, ликвидировала очаги многочисленных кулацких и белогвардейских бунтов.

К марту 1918 года Советская власть установилась почти на всей территории России. Исключение составили западные области, занятые австро-германскими войсками, часть Закавказья и некоторые районы Дона, Северного Кавказа, Урала и Казахстана, где закрепились остатки контрреволюции.

Жизнь потребовала от империалистов новой тактики. И руководители [20] Антанты срочно принялись за разработку новых планов, предусматривающих военную помощь, интервенцию...

* * *

Словарь революции. Антанта — империалистический блок Англии, Франции царской России (иначе именуемый «Тройственным согласием»), оформившийся в 1904–1907 годах.

Образованию Антанты предшествовало заключение в 1891–1893 годах русско-французской коалиции в ответ на создание Тройственного союза (1882), возглавляемого Германией. В 1904 году было подписано англо-французское соглашение, а через три года — русско-английское.

Образование Антанты смягчило разногласия между ее участниками, однако не устранило их. Например, были конфликты между Англией и Россией в Иране, между всеми участниками союза на Балканах и в Турции.

В ходе первой мировой войны к Антанте присоединились новые государства: Бельгия, Боливия, Бразилия, Гаити, Гватемала, Гондурас, Греция, Италия, Китай, Куба, Либерия, Никарагуа, Панама, Перу, Португалия, Румыния, Сан-Доминго, Сербия, Сиам, США, Уругвай, Черногория, Хиджаз, Эквадор, Япония.

Подобно Германии и ее союзникам, Англия, Франция и Россия с первых дней войны вступили в секретные переговоры о захвате чужих территорий. Так, англо-франко-русское соглашение 1915 года предусматривало переход к царской России Черноморских проливов.

Взаимные обязательства, а также скрытые личные интересы по превращению России в колонию побудили империалистические круги Антанты организовать вооруженную интервенцию против Советского государства.

Провал интервенции повлек за собой обострение противоречий между участниками Антанты, что привело к ее распаду.

* * *

...18 февраля 1918 года, после того как глава советской делегации на переговорах в Брест-Литовске Л. Д. Троцкий от своего имени заявил, что Советская Россия невыгодного мира не подпишет, но войну прекратит и воинские части распустит, свыше 50 австро-германских дивизий перешли в наступление от Балтики до Черного моря. В Закавказье началось наступление турецких войск.

Пытаясь спровоцировать Советы на продолжение войны с Германией, руководители Антанты предложили революционной России «помощь». 6 марта Мурманск был занят английским десантом (именно это имел в виду В. И. Ленин, говоря о «событиях на Мурмане»). Открытая военная интервенция началась.

Советское правительство вынуждено было заключить Брестский мир. Однако 15 марта страны «Тройственного согласия» заявили, что Брестский мирный договор признан ими не будет. В начале апреля японцы высадили десант во Владивостоке, а к середине месяца, вероломно нарушив мирное соглашение, германские войска заняли Крым и оккупировали Финляндию, оказав помощь местной буржуазии в подавлении революции.

Крайне тяжелая обстановка создалась в России. Голод, начавшийся [21] в центральной полосе, осложнил ее еще больше. Надо было идти на крайний шаг — вводить хлебную монополию и продразверстку, когда крестьяне должны были сдавать государству излишки хлеба по твердым закупочным ценам.

И снова подняла голову контрреволюция. Как лесной пожар, полыхнули по стране спровоцированные местными кулаками мятежи.

Антанта активизировалась: разжигала гражданские распри, усиливала свои войска на Севере и Дальнем Востоке, готовила оккупацию Закавказья и Средней Азии.

На деньги Антанты создаются военно-заговорщицкие организации — правоэсеровский «Союз защиты родины и свободы», который возглавил Б. В. Савинков, правокадетский монархический «Национальный центр» и коалиционный «Союз возрождения России», объединивший левых кадетов, правых эсеров, меньшевиков и народных социалистов.

И вот Антанта спровоцировала мятеж Чехословацкого корпуса.

4 июня руководители «Тройственного согласия» объявили восставшие части белочехов неотъемлемой частью своих войск, заявив, что будут рассматривать их разоружение как недружелюбный акт по отношению к Антанте.

* * *

Из письма В. И. Ленина в Высший военный совет от 10 августа 1918 года: «Считаю необходимым всячески усилить Восточный фронт. Предлагаю Высшему военному совету разработать план снятия с Западного фронта наибольшего числа частей. План этот надлежит провести в кратчайший срок. Должны пойти все боеспособные части. Железные дороги получат предписание немедленно пропустить уже идущие части на фронт и будут всемерно готовиться к принятию и перевозке новых.

Предлагаю Высшему военному совету следить за правильностью и быстротой выполнения нарядов железными дорогами. О промедлениях председателю Высшего военного совета докладывать мне.

Ответственность за скорейшее исполнение плана возлагаю на Высший военный совет.

Председатель Совета Народных Комиссаров

В. Ульянов (Ленин)»

(Ленин В. И. — Т. 50. — С. 146).

С тех пор как организаторам заговора стало ясно, что вблизи Питера и Москвы не создать плацдарма, с которого можно вести наступление, внимание их привлек Урал.

Он соединяет центральную часть страны с Сибирью и Казахстаном. По его речным дорогам можно добраться до Арктики и Каспия, а если вверх по Волге — до самой Москвы. Займи Урал, и в руках у тебя важнейший узел Транссибирской магистрали — единственного сквозного пути России.

Но Урал — еще и надежный тыл. С конца прошлого века промышленность горнозаводского Урала пошла на убыль, в упадке оказались старые металлургические заводы. Но остается крупным промышленным районом: добывались металлы, золото, редкие камни, выплавлялись чугун и сталь, делались клинки и винтовки. [22]

Из 55 видов ископаемых, добывавшихся в России, в недрах Каменного Пояса хранились 48. Руки приложи — доходы потекут рекой. Впрочем, они уже текли. Наиболее изворотливым иностранным предпринимателям удалось «сродниться» с хозяевами важнейших отраслей уральской промышленности. Скажем, накануне первой мировой войны английский капитал полностью контролировал предприятия Кыштымского, Южноуральского и Сысертского акционерных обществ. Французские заводчики скупили акции Камских заводов, а также Авзяно-Петровского, Катавского и некоторых других промышленных предприятий Южного Урала. Один из крупных американских магнатов колонист Гувер на паях с английским промышленником Урквартом эксплуатировал уральские месторождения цветных металлов и каменного угля. Общая стоимость концессий, которыми владел Гувер, составляла один миллиард долларов.

Были у Антанты и другие соображения.

Она рассчитывала на поддержку мелкой буржуазии, главным образом зажиточных крестьян: они открыто возмущались запрещением на свободную торговлю хлебом. Кстати, до революции уральский и сибирский крестьянин почти не знал помещичьих притеснений. Это был, по словам Ленина, наиболее сытый крестьянин, хорошо обеспеченный землей и скотом, имевший значительные хлебные излишки.

Многое проясняет социальный срез дореволюционной уральской деревни. Если в целом по стране насчитывалось 65 процентов бедняков, 20 — середняков, 15 — кулаков, то на Урале на долю бедного крестьянства приходилось 52 процента деревенского населения, середняков — 30 и кулаков — 18 процентов.

В Пермской губернии и в Зауралье помещичье землевладение действительно серьезной роли не играло. Но в Уфимской 45,5 процента земли принадлежало помещикам, казне, удельному ведомству, банкам. Причем помещичьи имения находились в предуральских, более плодородных уездах. Крестьянство этих уездов было весьма заинтересовано в разделе помещичьих угодий, горой стояло за народную власть.

Несколько другая раскладка в юго-восточной части Уфимской губернии, где сильны были патриархально-феодальные формы землепользования, а командные позиции в деревне занимало весьма многочисленное кулачество, которое пользовалось влиянием у крестьян. Здесь особенно активно действовала контрреволюция.

Позиции деревенской буржуазии были чрезвычайно сильны в казачьих районах Оренбуржья. Казачество находилось в особо привилегированном положении, лучше было обеспечено землей, чем крестьянство. Оренбургские казаки, составляя треть населения, владели 70 процентами пашни. Понятно, большая часть угодий сосредоточилась в руках верхушки: в 1917 году в 958 семьях местных генералов, офицеров и чиновников в среднем на одну мужскую душу приходилось по 381 десятине. Именно станичные богатеи составили впоследствии ту силу, которая выступила против революции, поддержала мятежных белочехов и Колчака. К кулакам примыкали средние слои казачества, ориентировавшиеся на зажиточных землевладельцев.

Вятская губерния отличалась самой большой степенью социального расслоения. Мощная прослойка бедноты отдавала предпочтение пролетарским [23] идеям, однако была подвержена и влиянию деревенской буржуазии. Объяснялось это сильными патриархальными и националистическими предрассудками.

Свои особенности у деревни Среднего Урала. Скажем, для Красноуфимского уезда Пермской губернии были характерны крупные хуторские хозяйства: на долю каждого приходилось более 25 десятин земли. Не случайно на первом этапе гражданской войны здесь перекидным огнем полыхали кулацко-белогвардейские бунты.

Следует добавить, что влияние мелкобуржуазных элементов чувствовалось не только в деревне, но и среди заводского населения. До революции оно распадалось в основном на три группы — на чистых пролетариев, не имевших других средств к существованию, кроме собственных рук (на этом положении находились рабочие таких заводов, как Мотовилихинский, Надеждинский, Лысьвенский, Чусовской, Алапаевский, Нижнесалдинский); на мастеровых и вспомогательных рабочих, которые имели основным источником существования труд на заводе, однако сохранили и связь с землей, получая от заводовладельцев усадьбы, огороды, покосы и пашни (рабочие мелких, полузаброшенных заводов — Артинского, Бисертского, Михайловского, Нейво-Рудянского), и на полурабочих-полукрестьян, которые, проживая около заводов, вели личные хозяйства и занимались вспомогательным промышленным трудом.

Таким образом, поземельные отношения играли немаловажную роль в жизни значительной части уральского пролетариата, причем связь с землей не стимулировала рост революционной сознательности, а наоборот, порождала мелкособственническую соглашательскую психологию.

Вот почему на Урале, как нигде, сильны были организации эсеров и меньшевиков. Представители «соглашательских партий» настраивали собственников против диктатуры пролетариата, призывали к свержению Советской власти, обещали «подлинное народовластие» в лице Учредительного собрания и свободу частного предпринимательства.

Мелкобуржуазные партии являлись серьезными политическими противниками большевиков. Хотя они и потерпели сокрушительное поражение в борьбе за власть в Октябре, однако продолжали сохранять влияние среди крестьянства и определенной части рабочего класса.

* * *

Словарь революции. Большевики — члены марксистского направления в российском и международном рабочем движении, возникшего в начале XX века в России и получившего воплощение в пролетарской партии нового типа, созданной В. И. Лениным.

Большевистская партия соединила в один революционный поток борьбу рабочего класса за социализм, общенародное движение за мирг крестьянскую борьбу за землю, национально-освободительную борьбу угнетенных народов России и направила эти силы на свержение капиталистического строя.

Вот какую характеристику большевикам дал Джон Рид в книге «Десять дней, которые потрясли мир»: «Большевики. Сейчас они называют себя коммунистической партией, чтобы подчеркнуть свой полный разрыв [24] с традициями «умеренного», или «парламентарного», социализма, за который выступают меньшевики и так называемые «социалисты большинства» во всех странах. Большевики призывали к немедленному восстанию пролетариата и захвату государственной власти, с тем чтобы ускорить победу социализма путем насильственного обобществления промышленности, земли, природных богатств и финансовых учреждений. Эта партия выражает стремления главным образом промышленных рабочих, а также и значительной части беднейшего крестьянства...»

Меньшевики — последователи реформистского мелкобуржуазного течения в российской социал-демократии. Меньшевизм оформился на. II съезде РСДРП, объединив противников ленинского принципа построения партии. Считая буржуазию главной двигающей силой буржуазно-демократической революции, а крестьянство — реакционным классом, меньшевики выступали против гегемонии пролетариата в революции, за подчинение рабочего класса либеральной буржуазии.

Джон Рид: «Меньшевики. Эта партия включает социалистов всех оттенков, которые считают, что общество должно прийти к социализму путем естественной эволюции, а рабочий класс должен сначала завоевать политическую власть. Кроме того, это националистическая партия. Фактически это была партия социалистов-интеллигентов, а поскольку все средства просвещения находились в руках имущих классов, интеллигенция, естественно, придерживалась их образа мысли и становилась на сторону этих классов...»

Эсеры (социалисты-революционеры) — представители мелкобуржуазной партии в России, которая была создана в 1901–1902 годах. Воскрешая теории народников в социалистическом характере крестьянского движения, они отрицали ведущую роль пролетариата в революции. Считали одним из основных средств борьбы индивидуальный террор. Стали на путь соглашательства с буржуазией, поддержали контрреволюционное правительство, потеряли влияние в народе.

Левые эсеры пытались привлечь на свою сторону те слои крестьянства, которые разочаровались в политике эсеров. «Левые» признали Советскую власть, входили в Советское правительство, но со временем стали выразителями интересов кулачества.

Джон Рид: «Партия социалистов-революционеров... Первоначально революционная партия крестьян, партия «боевых организаций» — террористов. После мартовской (февральской. — Авт.) революции в нее вступило много людей, которые прежде никогда не были социалистами. В то время эсеры стояли за отмену собственности только на землю, причем ее владельцы должны были получить определенную компенсацию. В конце концов рост революционных настроений среди крестьян заставил эсеров отказаться от пункта «о компенсации». Осенью 1917 года молодые и наиболее решительные из представителей интеллигенции откололись от основной партии и создали новую партию — партию левых социалистов-революционеров. Эсеры, которых радикальные группы впоследствии всегда называли «правыми социалистами-революционерами», перешли на политические позиции меньшевиков и действовали вместе с ними. В конечном счете они представляли интересы кулаков, интеллигентов и политически отсталых слоев населения. [25]

Однако среди них было значительно больше группировок с разными точками зрения на политические и экономические вопросы, чем среди меньшевиков. Из их лидеров... Авксентьев, Гоц, Керенский...»

* * *

В 1930 году в Белграде вышла книга С. Мельгунова «Трагедия адмирала Колчака». Автор ее писал: «Каково было местами настроение, показывает знаменитое в летописи гражданской войны августовское восстание в Сарапульском уезде во главе с рабочими Воткинского и Ижевского заводов. Это движение, проникнутое, как нигде, идеалистическими побуждениями, показывает, каких результатов можно было бы достигнуть среди населения при подходящих условиях... Народное движение в Сарапульском уезде при всем трагизме своего исхода — отрадное явление народной жизни. Русский народ не такое уж быдло, как готовы изображать иностранные участники гражданской войны в России.

Сознательное меньшинство среди повстанцев стойко выдержало испытание, до конца выполнив клятву — не положить оружия в борьбе с большевистской деспотией до тех пор, пока в России не взойдет солнце свободы. Мы встретимся с ними в Сибири — это были лучшие части колчаковского войска...»

Еще одно свидетельство, взятое из книги Д. Леховича «Белое против красного», выпущенной в Нью-Йорке: «Крестьяне этого района работали на заводах, но в свободное время занимались сельским хозяйством и ручным ремеслом. Когда эти трудолюбивые и преуспевающие люди взялись за оружие, они оказались самыми стойкими отрядами борцов против коммунизма. Эти подразделения были единственными во всех белых армиях, которые полностью состояли из заводских рабочих».

И наконец, цитата из книги Мельгунова: «Все движение отнюдь не было связано с агитацией эсеров и возникло в значительной степени наперекор официальной позиции социал-демократов. Движение носило совершенно самобытный характер. Возникло оно в союзе фронтовиков, где существовала нелегальная «офицерская» организация во главе с капитаном Юрьевым. Получилось красивое содружество. К дню восстания 8 августа 200 офицеров, работавших на заводах (в большинстве, по-видимому, принадлежавших к местному рабочему и крестьянскому населению), организовали армию. Крестьяне дали хлеб и обмундирование, рабочие были то у станка, то временно уходили на фронт. Примкнули к организации и эсеры с меньшевиками. Непосредственного отношения к деятельности каких-либо партийных организаций движение не имело».

Обратите внимание на общую в приведенных отрывках мысль — движение никем не готовилось, возникло стихийно, явилось выражением протеста уральских рабочих против большевиков. Не будем голословно обвинять авторов в умышленной подтасовке фактов. Возможно, они и не знали о скрытых пружинах Ижевско-Воткинского мятежа. Скажем только, что внешне история эта действительно выглядит почти так, как ее показали писатели-эмигранты.

К лету 1917 года позиции большевиков в Ижевске усилились. Однако в Совете власть оставалась за представителями соглашательских партий. [26] Большевистская организация начала агитацию за отзыв из Советов депутатов-соглашателей. Эту позицию поддержали и эсеры-максималисты, вступившие в союз с большевиками. Вскоре в Совете абсолютное большинство заняли большевики и максималисты.

В сентябре по решению исполкома была организована боевая дружина, которую после революции переименовали в Красную гвардию. Вооруженный отряд использовался для защиты интересов рабочих, наведения порядка в городе и его окрестностях, подавления кулацких мятежей и саботажа заводовладельцев.

Чтобы оперативно решать важные задачи, Совет выделил из числа гвардейцев летучий отряд и подчинил его комитету по охране революции. За короткое время максималистам (их позиции мало чем отличались от мировоззрения левых эсеров) удалось усилить влияние в штабе летучего отряда, который стал проводить политику, все более расходившуюся с линией Ижевского Совета. Было решено провести чистку рядов Красной гвардии. Штабу отряда большевики предложили сдать оружие. Последовал отказ.

В конце марта 1918 года большевистская организация Ижевска приняла экстренные меры — вооружила своих дружинников, создала революционный военно-полевой штаб. Вторичное требование сдать оружие максималисты снова отклонили.

Для наведения порядка из Казани в Ижевск был переброшен отряд моряков и красногвардейцев с двумя орудиями, броневиками и пулеметами. Мятежники сдались, были осуждены и заключены в тюрьму.

Казалось бы, жизнь дала большевикам Ижевска хороший урок, но, к сожалению, выводов они не сделали, мер по предотвращению последствий инцидента не приняли. Разъяснительная работа по поводу мятежа в рабочей среде не велась. А максималисты не дремали. В ход пошло все: подтасовка фактов, наговоры, обвинения в терроризме и узурпаторстве. Итогом этого стали перевыборы Совета, на которых победу одержали меньшевики.

Новый Совет — новая политика: исполком стремился передать власть городскому самоуправлению, а точнее — местным фабрикантам и заводовладельцам. При поддержке рабочих большевики арестовали руководителей исполкома, но, повторяя прежнюю ошибку, вновь не объяснили ижевцам, чем эта мера была вызвана. Противники не замедлили воспользоваться очередной ошибкой большевиков.

Далее события разворачивались молниеносно. Атаман Дутов вторично поднял мятеж на Южном Урале. Многие коммунисты Ижевска, Воткинска и Сарапула записались в добровольческий отряд, ушли на фронт. Многочисленную группу коммунистов-добровольцев Сарапульский уезд направил навстречу надвигавшимся белочехам. 2 августа из членов РКП(б) и максималистов было сформировано еще одно подразделение. И в это же время Вятский губернский комитет партии потребовал от Ижевского комитета откомандировать в его распоряжение опытных партийных и советских работников.

Находившийся на Урале по заданию ЦК РКП(б) Е. М. Ярославский писал в те дни: «Но хорошо ли это, что все коммунисты, все революционеры отправились на чехословацкий фронт? Нет, надо обеспечить, укрепить [27] каждый пункт, сегодня с виду спокойный, а завтра — место гражданской войны...»

6 августа 1918 года под натиском белочехов пала Казань. Спустя два дня союз фронтовиков возглавил восстание рабочих Ижевского и Воткинского заводов...

Вот внешний слой событий, за которыми действительно почти не проглядываются нити тайного заговора, а отсюда и душеспасительные, милые сердцу писателей-эмигрантов фразы: «самые стойкие отряды борцов против коммунизма», «народное движение в Сарапульском уезде», «отрадное явление народной жизни», «движение носило совершенно самобытный характер». Однако настолько ли уж Ижевско-Воткинский мятеж «самобытен»?

Летом 1918 года с пристани Нижнего Новгорода сел на старенький пароход член ЦК партии меньшевиков И. Уповалов. На берег он вышел в Сарапуле, побывал в Воткинске, Ижевске, вернулся в Воткинск, поступил на завод литейщиком. Литейщик как литейщик. Впрочем, стоило заводчанам собраться на митинг по поводу восстания в Ижевске и кому-то бросить клич записываться в добровольческий красногвардейский отряд, как Уповалов взял слово:

— Товарищи! Будем бдительными! Готовится безумное братоубийство. Нас хотят сделать палачами наших отцов, братьев, жен, детей. Ижевцы точно такие же рабочие, как и мы с вами. Неужели же пойдем мы на них с оружием в руках?..

Тем же летом между Воткинском и Ижевском без устали курсировал монархист, входивший в савинковский «Союз защиты родины и свободы», бывший редактор петербургской газеты «Биржевой курьер» и московского издания «Коммерческий телеграф», председатель правления общества «Свободная печать» А. Гутман (Анатолий Ган). Страсть к путешествиям на время вытеснила в нем журналистские привязанности, но только вспыхнул мятеж, как его статьи замелькали на страницах газет «Голос Прикамья» и «Ижевский защитник».

Не раньше и не позже, а именно летом 1918 года в Ижевск прибыли кандидат в члены ЦК партии эсеров И. Тетеркин и член ЦК этой же партии Н. Иванов. Под их руководством местные максималисты прибрали к рукам боевую дружину и тайно, в лесу, обучались стрельбе.

При клубе социалистов-революционеров «цекисты» организовали оружейную мастерскую по сборке винтовок, запчасти к которым эсеры выносили с завода. Оружие раздавалось всем, кто сочувствовал меньшевикам и максималистам.

Позднее в своих воспоминаниях Б. В. Савинков писал: «В течение всего мая и июня штаб «Союза защиты родины и свободы» постепенно эвакуировал часть своих членов из Москвы в Казань. По моим расчетам, на Волге уже должны были быть сосредоточены достаточные силы для восстания против большевиков...»

* * *

Строки биографии. Борис Викторович Савинков (литературный псевдоним В. Ропшин) родился 19 января 1879 года в Харькове, умер 7 мая 1925 года в Москве. Русский политический деятель, один из лидеров партии эсеров, писатель. В 1903–1906 годах в числе других руководит [28] «Боевой организацией». Участвовал в убийствах министра внутренних дел В. К. Плеве, московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича. В 1906-м арестован, приговорен к смертной казни, бежал. В 1907 году из-за разногласий с руководством выходит из партии эсеров. Публикует повесть «Конь бледный», в которой выразил разочарование в террористической борьбе. В 1911-м эмигрировал. Издал роман «То, чего не было» (1914), посвященный событиям первой русской революции и показывающий распад партии эсеров. В годы первой мировой войны добровольцем служил во французской армии. После февральской революции вернулся в Россию. Был комиссаром Временного правительства при Ставке верховного командования, затем комиссаром Юго-Западного фронта, товарищем военного министра.

Савинков поддерживал связи с Л. Г. Корниловым, был членом реакционного «Совета Союза казачьих войск». После Октября участвовал в мятеже Керенского-Краснова, входил в антисоветский «Гражданский совет», образованный на Дону генералом Алексеевым. В феврале-марте 1918 года создал в Москве подпольный контрреволюционный «Союз защиты родины и свободы». В 1919-м за границей вел переговоры с правительствами Антанты о помощи белогвардейским войскам. В 1920–1923 годах руководил шпионско-диверсионной деятельностью против СССР. В Париже вышла его повесть «Конь вороной» (1923) о бесперспективности белого движения.

16 августа 1924 года Савинков был арестован после нелегального перехода советской границы. На суде раскаялся в своих преступлениях. Приговорен к расстрелу, замененному лишением свободы на 10 лет. В тюрьме занимался литературным трудом. Покончил жизнь самоубийством.

* * *

...В планах Савинкова, согласованных с военными специалистами Антанты, особое место уделялось шести русским городам. Заняв их, можно было рассчитывать на победу. Ярославль станет воротами, через которые пройдут на Москву войска генерала Миллера. Царицын и Нижний Новгород — опорные пункты для Деникина. В Рыбинске хранилось огромное количество артиллерийских припасов. В Казани — золотой запас Советской России. А Ижевск, как мы уже говорили, был кузницей стрелкового оружия. Ежедневно здесь выпускалось до 1200 трехлинейных, лучших по тем временам, винтовок. И не случайно именно с захвата Ижевска начал осуществлять свои планы Савинков.

В 1917 году во многих волостях Удмуртии были созданы организации Союза фронтовиков. Его создатели — солдаты, унтер-офицеры и офицеры — преследовали гуманные цели: вели среди демобилизованных культурно-просветительную работу, заботились о материальном положении инвалидов, занимались трудоустройством людей. Такую деятельность, понятно, Советская власть разрешала. Вот эти-то организации и стали использовать в своих целях савинковцы: в них вошли более 200 контрреволюционно настроенных офицеров, которые со временем завоевали в Союзе командное положение, стали пользоваться у рядовых членов авторитетом.

После падения Казани Ижевск, Сарапул и Воткинск были объявлены [29] на военном положении. Формировались боевые отряды, отправлялись на фронт. Никто из оставшихся в Ижевске большевиков в суете и спешке не придал значения тому, что штаб Союза фронтовиков с Нагорной части города перебрался в Заречную — поближе к оружейному заводу. 8 августа в помещение Ижевского Совета пришла делегация фронтовиков и потребовала выдать членам Союза оружие. Делегацию арестовали. И снова этим воспользовались заговорщики. На митинге, организованном во дворе завода, одни ораторы сменяли других:

— Мы хотим идти на чехов, защищать революцию! А большевики, предавшие интересы рабочих, не дают оружие. И товарищей наших в каталажку посадили. Позор предателям!

В самый разгар митинга появился конный отряд милиции, попытался навести порядок. Фронтовики спровоцировали стычку, и милиционеры были избиты рабочими. Для усмирения назревавшего бунта Совет послал на завод вооруженный отряд. После непродолжительной перестрелки заводчане предложили провести переговоры, избрали делегатов. Совет предложение принял.

Однако пока делегация вела переговоры, руководители Союза фронтовиков дали распоряжение своим боевикам, возглавляемым бывшими царскими офицерами, незаметными перебежками продвигаться к зданию Совета, взять его в кольцо. Результаты переговоров (а они были продолжительными) организаторы мятежа от рабочих скрыли, пустили слух, дескать, члены Совета и слушать не хотят о мирном решении конфликта.

Началась перестрелка. Совет оказался отрезанным от города. Мятежники захватили все важные пункты, в том числе телефонную станцию.

Когда на ружейном заводе закончилась смена и рабочие направились по домам, проходные оказались оцепленными.

— Товарищи! Никакой паники. Большевики начали против нас репрессии. Просим всем быть вместе — до выяснения обстоятельств.

А ночью, активизировав действия, мятежники решили судьбу Ижевска. Малочисленный отряд Советов — около 200 человек — не выдержал натиска, отступил, неся потери, к деревне Удмуртская Карлутка.

Весть о восстании разнеслась по губернии мгновенно. Первыми попытались ликвидировать его коммунисты Воткинска. Они сформировали отряд из 180 человек. На подступах к Ижевску он попал в засаду и был разбит. И вот восставшие двинулись к Воткинску — знали, сил там нет, только что на фронт ушли крупные формирования. При поддержке местной контрреволюции Воткинск был взят. В разные концы уезда штаб мятежников рассылал карательные экспедиции. Советская власть в округе на долгие месяцы была свергнута. Но ни на час не утихала борьба с бунтовщиками. Порядки, установленные ими, подавляющее большинство трудящихся считало чужеродными, враждебными, неприемлемыми. Их пытались сбросить, как тягостные путы.

* * *

Хроника гражданской войны. 11 августа 1918 года к мятежному Ижевску направляется подкрепленный свежими силами отряд Александра Бабушкина, два дня назад вышедший из окружения восставших. [30]

14 августа. В бой с ижевцами вступают жители Удмуртской Карлутки и Чемашуры.

Упорное сопротивление мятежникам оказывают коммунисты Малмыжского, Уржумского и Нолинского уездов.

22 августа специальный отряд Третьей армии освобождает от восставших село Сегыч Оханского уезда.

В середине августа красногвардейский отряд С. П. Барышникова разбивает повстанцев в Святогорской волости.

До конца августа силами уездных военкоматов от контрреволюционеров очищены Юсовская и Васильевская волости.

На северном и северо-восточном направлениях от Ижевска и Воткинска действуют партизанские отряды Я М. Широбокова и И. Р. Журавлева.

Командующий Третьей армией Р. И. Берзин предпринимает попытки объединить силы сопротивления мятежникам.

* * *

Вагон настолько был набит людьми, что не проходило и полчаса, чтобы кто-нибудь из лежавших, сидевших либо стоявших не обращался к Константинову:

— Эй, солдатик! А ну-ка окошко-то приоткрой. Прям-таки дышать нечем.

Василий смирился уже со своей участью: угораздило занять место у самого окошка. Думал, вот красота, сиди да смотри, как в кинематографе: поля плывут с перелесками, домики путевых смотрителей под насыпью пробегают, железные мосты, грохоча, мелькают каркасными перекрестьями. Поначалу все так и было, да вот наперекосяк пошло... Василий Константинов подымался с лавки, приспускал оконную раму, и морозный воздух белесыми клубами врывался в вагонную духоту. Пассажиры оживали: некоторые даже самокрутки умудрялись курнуть разок-другой, но народ ругался, и самокрутки гасились о подошвы сапог. Воздух быстро свежел, светлел, остывал. И радостные пассажиры начинали поеживаться, воротники пальто и шинелей поднимать, сапогами и валенками постукивать:

— Эй, солдатик! Захлопни створку-то! Чо ты ее, как двери летом, расшеперил?

Все им неладно: то жарко, то холодно.

Поезд загудел, задергался, остановился. Станция какая-то, народищу — невиданное количество. Тут опять публику разжарило; Василий опустил раму, боком высунул в проем голову, увидел, как какой-то солдат-здоровяк, метра под два, с винтовкой за спиной, с пузатым вещмешком в одной руке и медным чайником в другой, настырно прокладывал дорогу к вагону. «Ничего у тебя, братишка, не выйдет!» — подумал Константинов и снова уместился на уголочке скамейки. Но скоро в вагоне невероятный шум поднялся, заковыристый мужичий мат посыпался, и в проходе показался тот самый двухметровый солдат, то и дело басивший: «Поберегись, ошпарю!». Это ж надо: пробился сквозь стену...

Поравнявшись с Васильевым окошком, пассажир покрутил головой, оценил обстановку и потряс чуть ли не под потолком вещмешком и медным чайником: [31]

— Жратва есть, ребяты, чаек! Где местечком поделитесь?

Вот шельма. Народ неевший, непивший, едет какие сутки — знает, чем взять. Сделали невозможное, потеснились, присел солдат бочком на пол между облепленными лавками, трехлинейку возле пристроил, из вещевого мешка, точно, громадный шмат сала вынул, каравай — и ну полосовать на аккуратные дольки. Народ, подобрев, загудел, зачавкал салом и хлебом.

— У тебя, поди, еще и круженция есть — к чаю?

— У солдата все есть. Задарма я, што ли, три года хитрил с ею, с косоглазой...

Вкуснейшее сало — само во рту истаивало — и хоть черствоватый, но все же настоящий хлеб развязали пассажирам языки; скоро новичка за своего посчитали; подшучивали, расспрашивали:

— Выходит, ты с самого начала на фронте?

— С начала. С похода в Восточную Пруссию. Главнокомандующий наш, генерал-то Жилинский, сам повел на германца. Ну и дали мы ему, этому германцу, спервоначалу. Только цветочки это были. Ягодки-то больно красные вышли. У меня что ни год — ранение, а хлопцев укокошили, счету нет... Потом-то, как засели в окопы, сиднем сидим, и просвету не видно. Патронов нет, жратвы нет, ни хрена нет. Одна вша длинноногая... Хватили лиху, чего там... А эти, с кокардами, слюной брызжут: «Война-а-а до полной победы!». Шиш, думаем, вам на постном масле. Комитет сколотили, поскидывали офицерье — и по домам. А тут при новом-то управлении вроде по-нашенски и вышло. К миру поворотили...

Солдат резал сало с хлебом, раздавал, сворачивать разговор не думал, словно в одиночке насиделся:

— Я тут одну газетчонку с Питера везу, — солдат порылся в своем вещмешке, достал свернутую в несколько раз газету «Рабочий и солдат» и замолк на минуту, отыскивая нужные строки. — Вот! Ишь что тут, в воззвании, пропечатано, — водя пальцем по газетному листу, прочитал вслух:

— Советская власть предложит немедленный демо... демокра... демократический мир... видите!.. всем народам и немедленное перемирие на всех фронтах... А?.. Она обеспечит, власть то есть, безвоз... безвозмездную передачу помещичьих, удельных и монастырских земель в распоряжение... вот тут и кумекай!.. в распоряжение крестьянских комитетов, отстоит права солдата, мои то есть, проведя демокра... демократизацию армии... и вот тут еще здорово: установит рабочий контроль над производством.

Солдат свернул растрепанную газету, сунул ее в пузатый мешок и снова принялся за сало, не прерывая рассказа:

— Если бы все так было... Я бы, хлопцы, хоть и не верующий, а, вот те крест, пошел бы в нашу церквушку, што на пригорке, и свечищу бы поставил самую толстую и дорогую!

Говорил, а сам все резал и резал уменьшающийся на глазах шмат; вот сала и совсем почти не осталось. Кто-то сказал с набитым ртом:

— Себе-то о-оставь, служивый. Заб-был, небось?

— Э-э, дорогуша! — усмехнулся говорливый солдат. — Чо там сало.... Буду у себя в деревне, считай, к вечеру — жинка, небось, накормит.... [32]

Солдат рассмеялся, потер сальными пальцами губы, облизнул их машинально и уставился на Василия невидящими глазами. Василий понял это по-своему, открыл окошко и сказал солдату, все так же отсутствующе глядевшему на него:

— Вот домой, говоришь, а винтовку зачем? Землю пахать ею будешь?

Солдат отошел от мечтаний, на землю вернулся:

— Зачем пахать? Чем пахать, братишка, найдем! А винтовочка трехлинейная, да патрончики к ней, — и он бросил взгляд на крутой бок вещевого мешка, — они нам завсегда пригодятся. Мало ли там чего...

* * *

Из Декрета о мире: «Рабочее и крестьянское правительство, созданное революцией 24–25 октября и опирающееся на Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, предлагает всем воюющим народам и их правительствам начать немедленно переговоры о справедливом, демократическом мире.

Справедливым, или демократическим, миром, которого жаждет подавляющее большинство истощенных, измученных и истерзанных войной рабочих и трудящихся классов всех воюющих стран, — миром, которого самым определенным и настойчивым образом требовали русские рабочие и крестьяне после свержения царской монархии, — таким миром правительство считает немедленный мир без аннексий (т. е. без захвата чужих земель, без насильственного присоединения чужих народностей) и без контрибуций.

Такой мир предлагает правительство России заключить всем воюющим народам немедленно, выражая готовность сделать без малейшей оттяжки тотчас же все решительные шаги, впредь до окончательного утверждения всех условий такого мира полномочными собраниями народных представителей всех стран и всех наций...

Вместе с тем правительство заявляет, что оно отнюдь не считает вышеуказанных условий мира ультимативными, т. е. соглашается рассмотреть и всякие другие условия мира, настаивая лишь на возможно более быстром предложении их какой бы то ни было воюющей страной и на полнейшей ясности, на безусловном исключении всякой двусмысленности и всякой тайны при предложении условий мира.

Тайную дипломатию правительство отменяет, со своей стороны выражая твердое намерение вести все переговоры совершенно открыто перед всем народом, приступая немедленно к полному опубликованию тайных договоров, подтвержденных или заключенных правительством помещиков и капиталистов с февраля по 25 октября 1917 года. (Начиная с 10 ноября 1917 года документы тайной дипломатии и договоры России, Англии, Франции, Японии и других империалистических государств публиковались Советским правительством в газетах, а затем были изданы в «Сборниках секретных документов из архива бывшего министерства иностранных дел». — Авт.) Все содержание этих тайных договоров, поскольку оно направлено, как это в большинстве случаев бывало, к доставлению выгод и привилегий русским помещикам и капиталистам, к удержанию или увеличению аннексий великороссов, правительство объявляет безусловно и немедленно отмененным... [33]

Обращаясь с этим предложением мира к правительствам и народам всех воюющих стран, временное рабочее и крестьянское правительство России обращается также в особенности к сознательным рабочим трех самых передовых наций человечества и самых крупных участвующих в настоящей войне государств: Англии, Франции и Германии. Рабочие этих стран оказали наибольшие услуги делу прогресса и социализма... Все эти образцы пролетарского героизма и исторического творчества служат нам порукой за то, что рабочие названных стран поймут лежащие на них теперь задачи освобождения человечества от ужасов войны и ее последствий, что эти рабочие всесторонней, решительной и беззаветно энергичной деятельностью своей помогут нам успешно довести до конца дело мира и вместе с тем дело освобождения трудящихся и эксплуатируемых масс населения от всякого рабства и всякой эксплуатации» (Ленин В. И. — Т. 35. — С. 13–16).

* * *

...К слову сказать, про винтовку спросил Василий просто так: сам вез с фронта трехлинейку, наган и шестьдесят винтовочных патронов. Служивый ответил туманно, хотя, наверно, не хуже Константинова знал, зачем ему оружие.

Последнее письмо из дома Василий перечитал раза три кряду, вздохнул: вот тебе и революция. В Верхнеуральске все никак не могли создать Совет. Рабочие пытались ввести на заводах контроль, тоже не выходило. Сильны были в городе буржуи. А на силу нужна сила. И тут без винтовочки фронтовой делать нечего.

Поздно ночью, вытащив из-под скамейки вещмешок и пристроив за спину трехлинейку, вышел Василий из поезда, с большим трудом, на перекладных, добрался до Верхнеуральска и первым делом спросил у матери:

— Ну как тут у вас? Советы не окрепли?

Смахивая с глаз слезинки, мать ответила:

— Да окрепнуть-то окрепли, тока вот атаман Дутов объявился. Порядок наводит.

— Какой Дутов?

— А шут его знат. Бают, казак.

— Ну, а братуха, Колька?

— Вот и нету Кольки-то, сбежал от атамана — на Белорецкий завод. Он ведь у них активист теперича, упаси господи.

— А из моих знакомых в городе кто есть?

— Женьку Сомова вроде видела. Идет туз тузом. Урист.

«Урист» на материнском языке обозначало «юрист», и вот к этому «уристу» и двинул Василий следующим вечером. Дружок по училищу, разбирается во всем. Самовара два чаю выпили.

— Обязательно должен взять власть Совет, — горячился раскрасневшийся Евгений Сомов. — Тут полная ясность, правда без оговорок: бери власть, народ, в свои руки и управляй, строй жизнь.

— А вот что-то не могут верхнеуральцы взять...

— Ишь ты! Дай ему все на блюдечке. Пятак тебе даром не дадут, а здесь — власть! Ее отбирать, милый мой, надо...

Словом, допоздна досидели, вдосталь наговорились, еще по чашке [34] чаю выпили. Дорога Василия шла мимо здания городской управы. Глядь-поглядь, а там свету целое море и людей океан. Столкнулся у входа с армейским дружком Гришкой Кузнецовым.

— Пошли?

— Так не пускают.

— Ничего, пустят.

Константинов был в отутюженной солдатской форме, и их действительно пропустили. В зале шумно. Какой-то военный, с золотыми генеральскими погонами, вежливо раскланивался со сцены, ему бурно хлопали, кричали «браво!». «Вот это Дутов и есть», — шепнул Василию Кузнецов. Один выступающий сменял другого, все говорили как по-писаному: солдаты продали родину, покинули фронт, дали ход германцу. «Вам бы, сволочам, на фронте пожариться, вшей покормить», — разозленно подумал Константинов — и поднял руку, попросил слова. «Стой, куда ты?!» — зашептал Кузнецов, но Василий уже шел по проходу к сцене. В президиуме добродушно кивали головами: среди выступающих не было ни одного фронтовика; и вот появился человек от винтовки, от самой житейской гущи. Впрочем, говорить он начал явно не то:

— Это что же вы тут, господа ораторы, глаголете? Крови народной вам очень захотелось? Ведь там, на войне, не словечками перебрасываются. Там, на войне, пули с бомбами летают, бьют людей и калечат. Ну давайте изведем весь наш народ, а кто работать на заводах будет, кто хлеб выращивать будет?

В зале засвистели, заулюлюкали, закричали: «Да это же большевик, провокатор!» Вот когда озноб прошел по телу; да и что им, вот этим, докажешь? — сматывать удочки надобно! Василий спрыгнул со сцены, в несколько прыжков одолел путь до дверей, приготовился к стычке с казаками, толпившимися у входа. Краем глаза уловил: по проходу кинулись за ним три казачьих офицера, хватаясь за наганы. «Все, влип», — холодно сверкнула мысль. Но казаки молча расступились, прикрыли его своими спинами, направили офицеров по пустому коридору, а Василия по плечу похлопали:

— Жми, приятель, в другую сторону, там двери.

Хотел было домой пробираться Константинов, да вовремя сообразил: могут нагрянуть казаки, если в зале кто-нибудь узнал его. И снова, второй раз за вечер, оказался Василий у своего «уриста».

— Дурак ты, дурак! — ругался Сомов. — Две жизни у тебя разве? Зачем так глупо рисковать?.. Ну ладно. Здесь тебе оставаться нельзя. Сцапают. Мы тебя вот что, к брату переправим. Сиди здесь, никому не открывай. Я мигом.

... — Это ты, што ль, переполох в городе поднял, а, служивый? — усмехаясь в клочковатую бороду, спрашивал возница, когда крытые сани вынеслись на загородный простор. — Да ты не бойсь, не выдам. Так им, шкурам, и надо... Верховодители... Пущай поищут ветра в поле...

Всю дорогу возница говорил. Прямо везло Василию на говорливых. Зато многое узнал. О том, что на Белорецком заводе «рабочее самоуправство» («Самоуправление, батя». — «Ну пусть так»), что всем у них «заправляют старый каторжник Точисский и малолеток Колька Константинов», что завод-де отобрали, а сами «под приглядом робить заставили [35] «, что пока не шибко ладно с делами получается: «больно мудреная она штука — завод...» Василий слушал, а сам о матери думал: «Надо с извозчиком записку домой отправить или на словах чтоб передал...»

А на заводе спешили с формированием красногвардейских отрядов. Колька встрече обрадовался, однако первым делом про ополченье намекнул:

— Вот у нас и еще штык! Ну, здорово, что ли, братишка!

Красногвардейские отряды росли не по дням, а по часам: с германского фронта все прибывали и прибывали демобилизованные; белорецкие встречали их на вокзале, ближе к Уфе и Златоусту, объясняли положение, зазывали в красное ополчение — все равно Дутов, пока его не вытуришь, жизни не даст. За несколько дней в Белорецке набралось штыков пятьсот, да каких штыков! Армейских, в боях закаленных, воинским хитростям обученных.

26 марта, зябким утренним заморозком, двинулись заводские сотни на Верхнеуральск, а битвы не состоялось — рабочих и солдат встретила толпа вооруженных горожан; обнялись по-русски: в обхват и целуясь.

— А куда ж вы Дутова дели? — заливался смехом Николай Константинов.

— Да сбежал, сукин кот! — с хитрецой отвечали верхнеуральцы.

Однако в городе еще висела пороховая дымка, тут и там валялись патронные гильзы, запеклась кровь на улицах: драчка все-таки была...

* * *

Из проекта Положения о рабочем контроле: «1. Во всех промышленных, торговых, банковых, сельскохозяйственных и прочих предприятиях, с числом рабочих и служащих (вместе) не менее 5 лиц или с оборотом не менее 10000 рублей в год, вводится рабочий контроль за производством, хранением и куплей-продажей всех продуктов и сырых материалов.

2. Рабочий контроль осуществляют все рабочие и служащие предприятия либо непосредственно, если предприятие так мало, что это возможно, либо через своих выборных представителей, которые должны быть выбраны немедленно на общих собраниях с протоколом выборов и сообщением имен выбранных в правительство и в местные Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.

3. Без разрешения выборных представителей от рабочих и служащих безусловно воспрещается приостановка предприятия или производства, имеющего общегосударственное значение...

4. Для этих выборных представителей должны быть открыты все, без изъятия, книги и документы, а равно все склады и запасы материалов, орудий и продуктов...

5. Решения выборных представителей рабочих и служащих обязательны для владельцев предприятий и могут быть отменяемы лишь профессиональными союзами и съездами.

6. Во всех предприятиях, имеющих общегосударственное значение, все владельцы и все выборные представители рабочих и служащих, выбранные для осуществления рабочего контроля, объявляются ответственными перед государством за строжайший порядок, дисциплину [36] и охрану имущества. Виновные в нерадивости, сокрытии запасов, отчетов и пр. караются конфискацией всего имущества и тюрьмою до 5 лет.

7. Предприятиями, имеющими общегосударственное значение, признаются все предприятия, работающие на оборону, а равно связанные так или иначе с производством продуктов, не обходимых для существования массы населения.

8. Более подробные правила рабочего контроля устанавливаются местными Советами рабочих депутатов и конференциями фабрично-заводских комитетов, а равно комитетов служащих на общих собраниях их представителей» (Ленин В. И. — Т. 35. — С. 30–31). (Окончательная выработка проекта была поручена комиссии, созданной на заседании ВЦИК 8 ноября 1917 года. 14 ноября ВЦИК рассмотрел представленный комиссией проект и утвердил декрет, получивший название «Положение о рабочем контроле». В нем были отражены положения ленинского проекта. Декрет опубликован 16 ноября 1917 года в газете «Известия ЦИК». — Авт.).

* * *

...Перед рассветом на дымящемся коне прискакал вестовой: с силами собрался Дутов, пошел в наступление от поселка Краснинского. Где он так быстро штыками обзавелся — приходилось только догадываться. Срочно будили ополченцев, занимали за городом оборону, готовились к встрече «гостей».

Только когда высыпали из перелесков наступающие, догадался Василий, что поставил Дутов под ружье окрестных крестьян — они шли впереди, а за ними казаки, подпирая неопробованное войско. Легче от этого, конечно, не было: крестьяне одеты хоть и в разномастные шинели, но все же шинели; значит, в боях бывали, порох нюхали.

Догадка Константинова подтвердилась. Ловко сражались дутовские новобранцы; пуль не боялись; припадая за бугры и кочки, приближались к окопам. Хорошо бы их теперь пулеметом достать, да пулемета у защитников не было. Перестреливались. Все меньше разрыв оставался. Штыкового боя не миновать. И Василий подумал: хорошо хоть, заменил чужую винтовку своей, сбегал, достал с чердака. Своя — она всегда лучше служит.

Вот уж и в полный рост наступавшие встали; видно, как искрится на лицах щетина. И в это самое время что-то произошло, пронеслось по рядам какое-то волнение, беспокойство, наступающие дрогнули, остановились, куда-то в сторону головами закрутили. И тут только заметил Константинов, что с саблями наголо и пиками наперевес из-за лесистого пригорка вынырнули всадники и рассыпались в подкову по пригородному полю. Трудно было предположить, кто эти конники, откуда и и по какой причине появились.

Удивленный Точисский навел на скачущих свой германский бинокль, и по цепи облегченно и многоголосо покатилось:

— Михаил Кадомцев... Из Уфы...

Вновь отступили дутовцы. Впрочем, еще долгих три дня в окрестностях Верхнеуральска шли изматывающие бои: то дутовцы били красных, то красные дутовцев... [37]

* * *

Словарь революции. Мятеж Дутова. Казачий атаман и глава войскового правительства полковник А. И. Дутов возглавлял контрреволюционный мятеж, поднятый на Южном Урале в ноябре 1917 — апреле 1918 годов. 1 ноября он издал приказ, в котором объявил войну Советской власти. В ночь на 15 ноября белоказаки арестовали членов Оренбургского Совета, разгромили военно-революционный комитет, объявили мобилизацию казачества. К январю 1918 года мятежники (около 7 тысяч человек), поддержанные башкирскими и казахскими националистами, захватили Оренбург, Троицк, Верхнеуральск.

Руководство боевыми действиями против дутовцев было поручено чрезвычайному комиссару Оренбургской губернии и Тургайской области П. А. Кобозеву. Из Петрограда на Южный Урал был переброшен сводный Северный летучий отряд революционных солдат и балтийских моряков под командованием мичмана С. Д. Павлова. На борьбу с мятежниками прибыли красногвардейские отряды из крупных городов Урала. Против дутовцев поднялась казачья беднота. 16 января восставшим было нанесено серьезное поражение под Каргалой, а 18-го революционные отряды с помощью рабочих освободили Оренбург. Мятежники бежали в Среднеуральск, где Дутов начал новую мобилизацию казачества. В феврале белоказаки вновь создали угрозу Оренбургу. В марте-апреле 1918 года советские отряды под командованием Блюхера разгромили дутовцев, которые бежали в Тургайские степи. Начавшийся в конце мая мятеж Чехословацкого корпуса активизировал силы контрреволюции; 3 июля Дутов вторично захватил Оренбург. В ноябре его войска вошли в состав армии адмирала А. В. Колчака. После разгрома колчаковцев в конце 1919 года остатки войск Дутова бежали в Семиречье, а оттуда в Китай.

* * *

Строки биографии. Александр Ильич Дутов родился 5 августа 1879 года в станице Оренбургская. Из дворян Оренбургского казачьего войска. Окончил Николаевское кавалерийское училище и Академию Генштаба (1908). Участник первой мировой войны, помощник командира казачьего войска. После февральской революции избран председателем Всероссийского союза казачьих войск. В сентябре 1917 года становится председателем войскового правительства и войсковым атаманом Оренбургского казачьего войска. Организатор борьбы контрреволюции на Южном Урале. В 1918–1919 годах командовал Отдельной Оренбургской армией в войсках Колчака. Убит в Китае (г. Сайдун) 7 марта 1921 года.

* * *

...Откатились волны дутовских полчищ в казахские степи. И осталась после них окрестность как после наводнения: все порушено, побито, покалечено.

От Совдепа направили Константинова по ближним станицам: помочь налаживать мирную жизнь. А в помощи крестьяне нуждались. Прежних комитетчиков Дутов вырубил, крепких мужиков силком с собой увел; правда, через неделю-другую возвращаться стали казаки — сбегали от атамана. Никак нельзя было не сбежать от потертого седла да едучей пальбы, когда заголубело небо, задышала благодатным паром пашня, [38] солнечные пригорки и прилесья новой зеленью затуманились. Натура пахарская в казацких жилах перетягивать стала.

Одного из таких беглецов Василий предложил выбрать в Совет в первой же станице.

— Так дутовец же! — возразил бородатый дед, но осекся; народ выказал недовольство:

— Ладно, тебя, старого пенька, под ружье не взяли. А годков бы двадцать с тебя снять, тоже небось в сотню поставили бы. Чем тут Митрий виноват?

Ничем не был виноват Митрий, и потому выбрали его председателем станичного Совета, других казаков выдвинули, и Василий до утра просидел с новыми управленцами, вникая в дела. В станице — ни одного большевика, в казне — ни одного рубля, во дворах — ни одной захудалой лошаденки. Семена, ладно, нашлись, но пахать-то на чем? На коровах? Так и их за дутовское нашествие изрядно поубавилось.

— Особо не тужите, — сказал Василий. — Сейчас я в город. Будем помогать. Лошадей на сев пошлем. А там что-нибудь придумаем...

Всю весну провел Константинов в разъездах, с головой окунулся в земельные заботы. Однако караулила его еще одна неожиданность...

Вышел в полночь на крыльцо, сел на ступеньки. Прямо перед ним высоко в небе красновато и ярко лучилась звезда. Но Василий ее не приметил.

Тихонько подошла мать, рядом присела.

— Чо ты, Вась? Случилось чо?

— Да вот, — вздохнул Василий, но почему-то рассмеялся и крепко мать за плечи обнял. — В Москву, мам, меня посылают. К Ленину.

Мать не поверила.

— К энтому самому?

Василий только головой мотнул да к матери прижался сильнее. Потом разнял руки, положил на колени, признался тихо:

— Боюсь я... Ох, боюсь... Ни от пуль, ни от штыка не бегал, а тут боюсь... Я ему и слова-то никакого не скажу. А дело очень важное. В казне — вошь на аркане. Кругом — разруха... Денег меня, мам, посылают просить у Ленина...

Мать и вправду перепугалась: денег?! а если посадят в каталажку? скажут: ишь ушлый, денег захотел... Но скрепилась, собралась с духом, погладила сына по всклокоченным волосам:

— Ну а чо, сынок? Поди, и Ленин тоже человек. Поймет, поди. Вон чо у нас тут содеялось...

И вот Москва. Идет Константинов с совдеповским бухгалтером Пашкой Федосеевым по булыжной мостовой. Трамваи скрежещут, пролетки цокают. Домищи такие, что один на верхнеуральском квартале не уместится. Фонари кругом чугунные. Смотри — любуйся. Жаль, Василию с Павлом не до любований: Кремль найти надо, к Ленину поскорее попасть. Там, наверное, часовых — не пробраться.

Но у коменданта встретили уральцев по-простому: присесть пригласили; человек в фуражке покрутил ручку телефона и, прикрывая ладошкой рожок трубки, глухо сказал:

— Владимир Ильич? Вот тут с Урала. Да, с Урала. К вам лично. [39]

Двое. Да, — человек в фуражке посмотрел на Константинова и, отстранив трубку, спросил: «Откуда вы, товарищи? Из какого города?» и продолжил разговор с невидимым собеседником: — Из Верхнеуральска, Владимир Ильич. Да. Хорошо. На утро выпишу.

Положив звякнувшую трубку на металлические рожки, комендант наклонился к сидевшим около стола:

— Завтра вот с этим пропуском к восьми ноль-ноль. К Ленину. И без опозданий.

Какие там опоздания! Чуть не за час пришли в приемную Константинов с Федосеевым. Думали, лучше обождать, чем задержаться. А Ленин был уже в кабинете, и с ходу, даже не переведя дух после крутой лестницы, ходоки попали к нему. Вошли и — растерялись. За столом сидел лысый, совсем маленького роста человек, быстро писавший что-то на листе бумаги. Некстати, видимо, войти угораздило. Приятели взад-пятки, хотели развернуться и потихоньку в двери, но Владимир Ильич энергично выпрямился, положил ручку на убористо исписанный лист, легко поднялся, и не успели вошедшие опомниться, как он уже был рядом с ними и двумя руками, как старый знакомый, пожал руки Василию и Павлу.

— Проходите, товарищи, располагайтесь. Вот сюда, в кресла; нет, нет, непременно в кресла, — Ленин кивнул головой на мягкие кресла возле стола, в которых герои наши сразу потонули, погрузились куда-то. А Ленин машинально откинул полы поношенного пиджака, сел на стуле напротив и, упершись руками в колени, посмотрел на гостей прищуренным, мягким взглядом. — Что с Урала, знаю. И что просить приехали, догадываюсь. А вот что просить?

— Деньги, деньги, — заспешили уральцы. — Нам без них хоть матушку-репку пой, Владимир Ильич.

Улыбка сбежала с подвижного, впечатлительного его лица, он уже серьезно посмотрел на гостей, слушал и коротенько поддакивал:

— Да, да, жить-то надо... Да, разруха... Да, трудно, очень трудно...

Долго, перебивая друг дружку, рассказывали уральцы о нуждах земляков, а Ленин все сидел, лишь положение рук менял нетерпеливо: то скрещивал на груди, то под мышками прятал, то упирался ими в колени.

— Хорошо, деньги постараемся найти, — сказал Ленин и прошелся быстрым шагом по кабинету. — А вы мне вот скажите. Как относятся к Советской власти рабочие, крестьяне Урала? Есть ли уверенность, что контрреволюцию мы пересилим?

Он так и сказал: «Мы пересилим», и от этого «мы» волнение Константинова спало. Из пухового кресла, следя за бесшумным хождением Владимира Ильича, он начал рассказывать, что увидел дома, вернувшись с фронта. Слушал Ленин, пощипывал рыжеватую бородку.

— Значит, рабочему контролю буржуазия упорно сопротивляется?

— Упорно, Владимир Ильич.

— Ну а крестьяне? Как они с господской землей поступают? Делят или не решаются?

— Делят. Правда, с кулачьем стычки. Много кулацких мятежей. А тут Дутов масла в огонь подлил. Словом, воюем, Владимир Ильич. [40]

Ленин прищурился и вплотную подошел к гостям, наклонился над Василием:

— А на главный мой вопрос вы, уважаемый товарищ, не ответили. Удержат уральцы Советскую власть или контрреволюции поддадутся?

Константинов растерялся от прямого вопроса, замешкался; спас Федосеев:

— Никак не могут поддаться, товарищ Ленин.

— Это почему же?

— Тут как бы, значит, такое дело: дали бездомному добрую избу, стал он в ней обживаться, а насильники на порог, отнимать пришли. Да он с ухватом либо с топором навстречу им встанет...

Владимир Ильич энергично тряхнул головой, словно получил важный для себя ответ:

— Вот здесь, пожалуй, и главное. В нашей политике — никакого вранья, только правда, пусть даже и горькая. А за правдой народ пойдет. Пока мы с правдой будем дружить — враг нас не одолеет.

Ленин взглянул на часы; гости заметили это, засобирались, но какое-то время Ильич еще говорил с ними:

— С правдой мы безусловно победим. Но надо нам ни на мгновенье не забывать о земледельце, о крестьянине. Если мы его убедим, что друзья ему, если он поверит в нашу поддержку, поддержку не на словах, а на деле, — крестьянин будет с нами, возникнет то содружество, которое окажется не по зубам никаким Красновым и Дутовым...

Ленин довел гостей до дверей, опять же обеими руками пожал им руки.

— Впрочем, я с вами не прощаюсь. Обязательно загляните ко мне, как решится ваш вопрос...

* * *

Из Декрета о земле: «1) Помещичья собственность на землю отменяется немедленно без всякого выкупа.

2) Помещичьи имения, равно как все земли удельные, монастырские, церковные, со всем их живым и мертвым инвентарем, усадебными постройками и всеми принадлежностями переходят в распоряжение волостных земельных комитетов и уездных Советов крестьянских депутатов, впредь до Учредительного собрания.

3) Какая бы то ни было порча конфискуемого имущества, принадлежащего отныне всему народу, объявляется тяжким преступлением, караемым революционным судом...

4) Для руководства по осуществлению великих земельных преобразований, впредь до окончательного их решения Учредительным собранием, должен повсюду служить следующий крестьянский наказ, составленный на основании 242 местных крестьянских наказов...

Крестьянский наказ о земле

«...Самое справедливое разрешение земельного вопроса должно быть таково:

1) Право частной собственности на землю отменяется навсегда...

Вся земля... отчуждается безвозмездно, обращается в всенародное [41] достояние и переходит в пользование всех трудящихся на ней.

За пострадавшими от имущественного переворота признается лишь, право на общественную поддержку на время, необходимое для приспособления к новым условиям существования.

2) Все недра земли... переходят в исключительное пользование государства. Все мелкие реки, озера, леса и проч. переходят в пользование общин, при условии заведования ими местными органами самоуправления...

6) Право пользования землею получают все граждане (без различия пола) Российского государства, желающие обрабатывать ее своим трудом, при помощи своей семьи, или в товариществе... Наемный труд не допускается...

7) Землепользование должно быть уравнительным, т. е. земля распределяется между трудящимися, смотря по местным условиям, по трудовой или потребительской норме...» (Ленин В. И. — Т. 35 — С. 24–26).

(В докладе о земле, сделанном на Втором Всероссийском съезде Советов, В. И. Ленин сказал: «Здесь раздаются голоса, что сам декрет и наказ составлен социалистами-революционерами. Пусть так. Не все ли равно, кем он составлен, но, как демократическое правительство, мы не можем обойти постановление народных низов, хотя бы мы с ним были несогласны. В огне жизни, применяя его на практике, проводя его на местах, крестьяне сами поймут, где правда. И если даже крестьяне пойдут и дальше за социалистами-революционерами и если они даже этой партии дадут на Учредительном собрании большинство, то и тут мы скажем: пусть так. Жизнь — лучший учитель, а она укажет, кто прав, и пусть крестьяне с одного конца, а мы с другого конца будем разрешать этот вопрос. Жизнь заставит нас сблизиться в общем потоке революционного творчества, в выработке новых государственных форм. Мы должны следовать за жизнью, мы должны предоставлять полную свободу творчества народным массам» (Ленин В. И. — Т. 35. — С. 27).

* * *

...С запиской Ильича направились уральцы к народному комиссару финансов. Федосеев чуть не на крыльях летел, говорил без умолку, пока искали приемную наркомфина: «Ну вот, Вася-Василек, полдела обстряпали. Можно сказать, все дело. Пройти еще один кабинет — и на вокзал!»

Однако настроение Федосеева вмиг улетучилось, когда они попали в приемную. По обеим сторонам громадной комнаты стояли стулья, и ни одно место не было свободным. Дородные мужчины, гладко выбритые и удушливо наодеколоненные, с округлыми или вовсе круглыми брюшками и пухлыми портфелями на коленях либо возле ног, молча, со спокойными, полными достоинства лицами сидели в приемной. Секретарша, с накрашенными губами, за столиком в углу отвечала по беспрерывно трезвонившему телефону.

— Вам кого? — спросила она вошедших, окинув с головы до ног; сконфузились уральцы — одежкой и обувкой они подкачали, заметно уступали другим посетителям.

— Мы... от Ленина, — объяснил Федосеев, протягивая секретарше записку. [42]

Та взяла ее, покрутила так и сяк, скользнула за тяжелую обитую дверь и вскоре так же легко выскользнула из нее:

— Товарищ комиссар вас примет. Ждите.

Они ждали день, ждали два, на третий Федосеев не выдержал: предложил к Ленину идти. Константинов отговорил: мало ли важных дел у Ильича. К концу третьего дня обитая дверь приоткрылась, вышел изящно одетый человек, тоже с очень важным видом:

— Кто с Урала?

— Мы! — в голос ответили Павел и Василий.

— Вот что, дорогие уральцы. Придется вам съездить в Петроград — по этому адресу, — и человек протянул вдвое свернутый листок. — У нас денег ни копейки, а там вам помогут.

— Товарищ комиссар...

— Я — помощник комиссара... Ну, успехов вам!

Переглянулись приятели, вышли из приемной, на вокзал на извозчике поехали.

Дня через два, все-таки решив дело и получив документы об отправке в Верхнеуральский Совдеп пяти миллионов рублей, Константинов и Федосеев снова были в Совнаркоме, у Ленина.

— Куда ж вы запропастились, батеньки мои? — совсем как знакомых, встретил их Владимир Ильич. — Я уж было людей к вашему розыску подключил...

Пришлось рассказывать все подробности.

— Напрасно не пришли, не позвонили, — Ленин изменился в лице, постарел на минуту, морщины заметными стали. — М-да, напрасно.

Ленин все не мог успокоиться, нет-нет да переводил разговор на чиновничью тему, распалялся, возмущенно крутил головой:

— Вот ведь штука какая! Наш доморощенный бюрократ — пострашнее, пожалуй, всех Дутовых, вместе взятых. Те на виду, а бюрократ под маской советского служащего. И урону от него не меньше, а больше, во много раз больше. Бюрократическая чинуша веру в людях подрывает, — Ленин сдерживал себя, переходил на более спокойный тон. — Ничего. Возьмемся мы и за обнаглевшего царька-чиновника...

И снова быстрым шагом ходил Ленин по кабинету.

* * *

Из воспоминаний В. А. Константинова: «Когда мы возвратились из Москвы в Верхнеуральск, шла вторая половина мая. Как раз собрался уездный съезд Советов. Я был делегатом, избрали меня в президиум. Заседали в помещении бывшего Гогинского магазина. На второй день председательствовал Иван Каширин, брат командира красногвардейских отрядов Верхнеуральска Николая Каширина. В президиум передали записку: из каширинского отряда привезли двух погибших бойцов для похорон в братской могиле на площади. Выступить у могилы поручили мне.

Когда закончил речь, ко мне подошла рассыльная с телеграфа и сообщила, что срочно вызывают кого-нибудь из Совдепа. Прибежал на телеграф. По прямому проводу председатель Троицкого ревкома Аппельбаум спрашивал, как у нас дела, потом добавил: «Ставлю вас в [43] известность — Челябинск и Златоуст захвачены вооруженными частями белочехов. Срочно принимайте меры».

Я вернулся на съезд и передал новость И. Каширину. Тут вспомнили, что около трех часов назад в Екатеринбург через Челябу для обмена на бумажные деньги отправили в крытой почтовой повозке 12 пудов золота. Выходит, в подарок белочехам послали!

Мне дали отряд конников и поручили вернуть «гостинец». К вечеру, проскакав 66 верст, прибыли в поселок Фомино. Узнаем, что отряд с повозкой остановился на ночлег в поселке Агыр, верстах в 14 от нас. Отправляю туда М. Тяжельникова в сопровождении конника — как можно скорее доставить повозку в Фомино. Но, как потом выяснилось, охранники уговорили Тяжельникова переночевать в Агыре. Ночевка оказалась роковой. С темнотой подошел отряд белочехов. Завязалась перестрелка, Тяжельникова убили.

Охранники пулеметными очередями стали обстреливать улицу. Чехи попрятались. Тем временем вестовой вырвался на коне из ограды и помчался в Фомино.

Я принял решение выступать на выручку. Не доезжая до Агыра, свернули с тракта в лес. Здесь оставили Хорохорина с несколькими бойцами: по первому сигналу они должны были открыть огонь по улице поселка. Остальные бойцы окружили Агыр и перерезали тракт на Миасс. Когда мы открыли огонь и пошли в атаку, белочехи стали отступать по тракту. Попали в засаду и были уничтожены.

Я подумал, что противник примет меры, чтобы взять за поражение реванш, поэтому оставил кавалеристов во главе с Василием Хорохориным в поселке, а уже из Ахунова послал на подкрепление человек сорок пехотинцев. Получилось нечто вроде вооруженной заставы.

А повозку с золотом и погибшим товарищем мы доставили в Верхнеуральск...» [44]

Отрядная война

Завтра, еле свет,
Нужно снова в бой.
Спи, корявый мой!
Спи, хороший мой!
Пусть вас золотом
Свет зари кропит.
В куртке кожаной
Коммунар не спит.

Сергей Есенин. Песнь о великом походе

Из циркуляра Уральского областного комитета РКП(б) (сентябрь 1918 года): «Товарищи! В деле вооруженной защиты социалистического отечества мы, коммунисты, должны идти в первых рядах борющегося пролетариата, как и всегда, какую бы революционную борьбу, в каких бы формах ни вел рабочий класс, мы должны быть первыми, мы должны подавать пример революционного героизма и революционной дисциплины в наших рядах. Все коммунисты должны владеть оружием — в дни всеобщего обучения военному делу трудящихся.

Нет места в партии тем, кто не умеет в руках держать винтовку. Вся страна превращена в вооруженный лагерь, всюду фронт. Потому мы, отдавая большую и лучшую часть своих сил передней линии огня, не должны оголять наш классовый фронт на заводах, в городах и деревнях. Иначе его тотчас прорвут наши враги, угрожая с тыла нашей армии.

Каждая партийная организация должна сделать учет своим членам, чтобы как можно более экономно распределять свои силы. Здесь нет места личным желаниям, вкусам, привычкам.

Железная дисциплина в рядах гвардии революционеров.

При этом нельзя допускать, чтобы члены нашей партии оставались дома, когда их возраст, подлежащий призыву, отправляется на фронт.

В случаях острой необходимости в отсрочках следует каждый раз обращаться с ходатайством в Уральский областной комитет партии, который один имеет право решить его в смысле оставления для ответственной партийной работы членов РКП(б) с согласия военных властей.

Другой вопрос, который часто ошибочно решается партийными организациями на местах, это вопрос о порядке отправления на фронт коммунистических отрядов и дружинников. Признавая безусловно целесообразной формой организации обороны революционного тыла создание местных партийных дружин, областной комитет считает необходимым указать товарищам, что при мобилизации рабочих коммунисты-дружинники мобилизуются на общих основаниях. Иначе партийные дружины являются оригинальной формой укрывательства от исполнения революционного долга на фронте. Уральский областной комитет партии создал 1-й батальон партии, уже не раз показавший примеры [45] революционного героизма, отмеченного присвоением батальону имени первого солдата революции Урала И. М. Малышева.

Областной комитет партии предлагает тов. уральским коммунистам, добровольно поступающим в ряды Красной Армии, пополнить поредевшие за долгие бои ряды нашего батальона. Для записи в батальон следует обращаться в областной комитет партии.

Итак, товарищи, спаяв себя суровой дисциплиной, отдадим себя делу защиты социалистического отечества.

С товарищеским приветом Уральский областной комитет РКП(б)».

* * *

Из воспоминаний Г. А. Шестакова: «Июнь 1918 года. Жаркий солнечный день. Мерным, отчетливым шагом идет по улице Екатеринбурга к станции отряд человек в триста. Это добровольцы екатеринбургских предприятий отправляются на борьбу с врагом молодой Советской республики.

Во главе отряда — начальник штаба Красной гвардии Екатеринбурга матрос с крейсера «Заря свободы» П. Д. Хохряков. В отряде много бывших фронтовиков, но в большинстве молодежь, впервые взявшая винтовку в руки. У всех одно желание, одна цель — как можно скорее рассчитаться с контрреволюционной бандой, поднявшей грязную руку на первое в мире социалистическое государство рабочих и крестьян.

Вот и станция. Бойцы отряда, разбившись на группы, отдыхают. Слышна украинская песня «Ой, у поли витер вие», лихо отплясывают «русского». Но вот трубач играет сбор. Все, как по мановению волшебной палочки, остановилось. Под звуки «Варшавянки» открывается митинг. Перед отрядом выступают члены Уральского областного Совета, представители заводов и фабрик, выступает начальник Красной гвардии Железнодорожного района тов. Самохвалов. Все желают отъезжающим скорой победы и благополучного возвращения.

С ответным словом от имени отряда выступает тов. Хохряков. Он заверяет трудящихся, что бойцы отряда не посрамят былую честь и славу дедов и отцов, боровшихся с самодержавием и в большинстве своем погибших в царских тюрьмах, ссылках, на каторге и на баррикадах. «Вернемся в Екатеринбург с победой и только с победой!» — сказал в заключение Хохряков.

Последние слова его утонули в аплодисментах и криках «ура!».

Но вот митинг окончен. Начинается посадка в вагоны. Духовой оркестр играет марши и революционные песни. У одного из вагонов — разговор:

— Побереги себя, Ваня. Не лезь куда не надо.

— Сам знаю, куда мне лезть, куда нет. Не первый раз. Немца бил и этих прихвостней бить буду... А ты не хнычь! Не на смерть провожаешь...

Это говорил с женой доброволец, слесарь депо станции Екатеринбург-I Иван Чердынцев.

У второго вагона смеются. Здесь провожают своих товарищей железнодоржники. В числе отъезжающих и я, Григорий Шестаков, деповский слесарь. [46]

Звучит труба, предупреждающая о скором отъезде. Прекратились, песни и пляски, каждый бежит к своему вагону. Командир отряда Хохряков встает на подножку и машет бескозыркой...»

* * *

Строки биографии. Павел Данилович Хохряков родился в крестьянской семье 17 июня 1893 года в деревне Хохряковской Вятской губернии (ныне Кировская область). Участник борьбы за Советскую власть на Урале. Член Коммунистической партии с 1916 года. Матрос Балтийского флота. После февральской революции — председатель судового комитета РСДРП(б) линкора «Заря свободы», агитатор Кронштадтского Совета. В августе 1917-го с группой моряков направлен на Урал; член исполкома Екатеринбургского Совета; с октября — начальник штаба Красной гвардии. В начале 1918 года был послан в Тобольск для ликвидации белогвардейского заговора. Отряд красногвардейцев под командованием Хохрякова конвоировал царскую семью из Тобольска в Екатеринбург. Погиб 17 августа 1918 года в бою за станцию Крутиха (ныне Свердловская область). Похоронен в Перми.

* * *

Неширока Тура, да напориста. Столько долгих верст по низине бежит, а все разбег горный сохраняет — закручивает на стремнине серые, каждый миг меняющие очертания водовороты; журча, поднимает светло-зеленые кусты тальника, усыпавшего низкий берег; сталью сверкает на летнем вечернем солнце. Еще не отцвела черемуха, то там то сям полыхают последним белым огнем ее приземисто-раскидистые заросли; и нет-нет да пробьется к корме тонкий и сильный горьковато-терпкий запах.

— Эх ты, мать честная! — вздыхает красногвардеец, свесивший за борт обутые в поношенные солдатские ботинки длинные и тонкие, как жерди, ноги. Он жадно смотрит на ярко-зеленое заречье, поблескивающее заливной, еще не высохшей водой. — Щас бы уж время полоть, а мы воюем.

— Так чего ж теперь, — отозвался вразвалку притулившийся рядом сосед. — Война и война... А ты сам-то из деревенских или как?

— От земли... В депо-то я на зиму устраиваюсь. А как теплом пахнет — к своим. Правда, ноне по-другому вышло... Вот из этих мест, слышь, родом-то я. Из голышмановских.

К добровольцам подходит Хохряков, волевой, собранный мужчина лет двадцати пяти, в бескозырке, голубой тельняшке и изрядно потертом бушлате, наброшенном на плечи.

— Не прогоните?

— Ну, к-хе, почему ж, — улыбается свесивший за борт ноги и, подтянув одну, поворачивается к командиру. Он знает, что Хохряков строг только в деле, а так говори с ним о чем душе угодно. — Я уж, товарищ командир, грешным делом подумал, что вы нас до пристани тюменской доставите и снова в Екатеринбург, за новым отрядом...

Боец говорит как бы шутя, а сам привязчиво следит глазами из глубоких, затененных впадин: что будет сказано и сделано командиром. Павел Хохряков передергивает литыми плечами, удобнее примеряясь к бушлату, и присаживается на разгоряченный пол небольшой палубы — [47] пароходишко мелкий, как и все остальные, на которых отряд плывет до Тобольска, древней сибирской столицы. Да оно и впрямь — столица; сам император российский располагался, правда, под стражей...

Хохряков щурит глаза то ли от солнечного блеска, которого еще в достатке на вечерней воде, то ли от неприметного взгляду воспоминания. Потом, очнувшись, обращается к солдату:

— Ты что, братишка, за тыловую крысу меня принимаешь?

— Да ну, к-хе, что вы! — извинительно говорит долговязый. — Я так, к примеру.

Но чувствует Хохряков — далеко не к примеру; видимо, сомнение какое-то в бойцовской душе. Говорит Павел:

— У настоящих большевиков, братишка, тайных мыслей нету. Я не говорю о тех, кто к коммуне нашей подмазывается. Есть и такие... Но я о настоящих. Так вот, у них одна мысль — чтоб свободно людям жилось. Все остальные мысли, как паруса, за эту мысль-мечту цепляются и держатся...

Лежавший красногвардеец тоже к разговору пристраивается:

— Говорят, вы агитатором в Кронштадте были. Поди, хлебнуть-то довелось?

Хохряков при слове «Кронштадт» взбадривается, глаза светлее становятся; он поводит плечами в бушлате.

— Вот тут ты в точку, братишка. Довелось.

Продолживший разговор посматривает на командира, уверен, что Хохряков начнет рассказывать что-нибудь из своей моряцкой жизни. Когда отряд формировался, поговаривали, как Павел Хохряков под дулами револьверов переубедил матросов-анархистов на сторону Советов встать. Продолживший разговор думает, что именно об этом расскажет командир. Однако Хохряков молчит; смотрит на шипящую за бортом воду, сплошь окрашенную багровым светом долгого летнего заката, на тальник вдоль берега, на редкие кусты облетающей черемухи. Потом говорит, твердо и громко:

— А настоящих большевиков, братишки, нынче много. Перед отъездом смотрел сводку в Совете. До сотни отрядов вроде нашего по губернии насчитал...

* * *

Из резолюции партийного собрания: «10 июля 1918 года. Общее собрание коммунистов Нижнего Тагила ввиду контрреволюции, которая слилась как с нашим, так и с иностранным капиталом, а также с предателями революции меньшевиками и право-эсерами и которая угрожает падением рабочих и крестьянских завоеваний, постановило:

1. Немедленно приступить к созданию боевой дружины, в которую должны войти все члены партии начиная с 11-го июля... С 16-го все записавшиеся должны в свободное от работы время явиться на обучение и по первому сигналу — в Совет.

2. Дисциплину поднять до максимума, то есть каждый член партии должен беспрекословно исполнять все постановления и поручения партии, хотя бы это стоило ему жизни как в открытой борьбе, так и при агитации за Советскую власть. [48]

3. Создать агитационный отдел, задачей которого будет организация населения и подготовка истинных защитников революции.

4. Средства на нужды боевой дружины и агитационного отдела... (испорчена часть текста. — Авт.) должен давать Исполнительный комитет.

Да здравствует власть трудового народа!

К старому возврата быть не может. Лучше погибнуть в борьбе за освобождение человечества, чем стать рабом контрреволюции и эксплуатации капиталистов».

После захвата Челябинска контрреволюция повела наступление а трех направлениях: на север — по линии Кыштым — Екатеринбург, на запад — к Златоусту и на восток — в сторону Кургана и Омска. Замысел состоял в том, чтобы сомкнуть челябинскую группу белочехов с сибирской в районе Кургана и с поволжской в районе Златоуста, а затем объединить подразделения чехословаков с армиями северной и южной контрреволюции.

29 мая 1918 года в Екатеринбурге был образован Революционный штаб Уральской области, куда вошли ответственные работники областного Совета, военного комиссариата, Екатеринбургского Совета, штаба резерва Красной Армии. Объявили мобилизацию во всех округах Уральской области.

Первыми записывались в отряды коммунисты. В Перми к концу мая были образованы боевые коммунистические дружины, которые поступили в распоряжение областного военного комиссариата.

В Уфимской губернии члены партии по распоряжению Военной коллегии при губкоме РКП(б) были поставлены под ружье и переведены на казарменное положение. Продолжительность обязательных военных занятий для коммунистов устанавливалась не менее 4–5 часов в день, Не подчинявшихся распоряжению исключали из партии. Такой порядок установили во всех парторганизациях прифронтовой полосы.

Началось массовое вооружение трудящихся. Когда интервенты и белогвардейцы, захватив Челябинск, повели наступление на Екатеринбург, Пермский комитет РКП(б) опубликовал обращение к рабочим и крестьянам: «Товарищи рабочие и беднейшие крестьяне Урала! Контрреволюция нападает непосредственно на вас. Революционный Красный Урал в смертельной опасности! В этот трудный момент все должны быть на местах. Вооруженному нападению должен быть дан вооруженный отпор... К оружию, рабочие и крестьяне! Поднимайтесь на борьбу, труженики фабрик, заводов и деревень! Сменяйте станки и сохи на мечи...»

В организацию отпора активно включились профсоюзы, объявившие массовую мобилизацию своих членов. Так, 31 мая на общем собрании рабочие города Шадринска приняли резолюцию, обязавшую всех считать себя бойцами революции. Те, кто отказался записываться добровольцами, были названы изменниками рабочего класса, а имена их напечатаны в местной газете.

Поднялись на защиту Советской власти рабочие Миньярского завода в Златоустовском уезде. По тревожному гудку собрались они на заводской площади и, выслушав сообщение о захвате белочехами Челябинска, [49] начали записываться в боевой отряд. Набралось более 300 добровольцев. Ввиду близости фронта Миньярский Совет постановил временно закрыть завод, приступил к военному обучению мужчин и женщин. Занятия начали сразу после собрания. Ходили боевым строем, стреляли из винтовок и ружей, метали гранаты. Завод превратился в военный лагерь. Когда белочехи осадили Златоуст, отряд миньярских добровольцев отбыл на фронт.

Мобилизация добровольцев на Южном Урале, сразу же оказавшемся в зоне боевых действий, была результативной. По сообщению командования Урало-Оренбургского фронта, только из рабочих предприятий Симского горного округа был сформирован и отправлен на борьбу с мятежниками хорошо вооруженный отряд добровольцев в 4200 человек.

Почин отцов подхватила молодежь. В Екатеринбурге организовали боевой отряд члены Уральского областного комитета Социалистического союза молодежи. В него записались многие из тех, кто принимал участие в боях с дутовскими бандами в составе красногвардейской сотни: члены Екатеринбургского и областного комитетов союза молодежи Савва Белых, Василий Еремин, рабочие Верх-Исетского завода Павел Завьялов, Петр Типикин-Плясунов и многие другие. В отряд записались и девушки — председатель обкома союза молодежи Римма Юровская, ее подруги Екатерина Кочкина, Мария Жеребцова, Софья Гребнева, Елена Королева. Все они получили закалку на дутовском фронте. По сути, отряд был интернациональным — состоял из русских и татар, венгров и немцев. Вскоре отряд выехал на Златоустовский фронт.

В сложной обстановке очень важно было привлечь на сторону революции крестьян. Большевики не жалели ни сил, ни времени. Лучшие агитаторы разъехались по селам и деревням, разъясняли крестьянам создавшуюся обстановку.

В Екатеринбургском, Камышловском, Шадринском, Красноуфимском, Ишимском уездах началась организация добровольческих отрядов. Мобилизация революционных сил деревни шла в обстановке ожесточенной классовой борьбы с кулачеством.

По воспоминаниям старого коммуниста А. П. Гордеева, в июне 1918 года во многих южных волостях кулацкие восстания вспыхивали одно за другим. На подавление их были брошены добровольцы из Артей и Сараны. Прибыл отряд из Мотовилихи под командованием А. Л. Борчанинова, вожака пермских рабочих.

Появление городских и поселковых отрядов и разгром мятежников вызвали прилив в Красную гвардию крестьянской бедноты, середняков. Особую активность проявили крестьяне Ногушинской волости Златоустовского уезда. Здесь еще до прихода отрядов Борчанинова была сформирована партийная дружина из 280 человек. После освобождения волости от белогвардейцев за два дня записалось еще 1800 добровольцев. Пришлось создавать при волостном Совете специальную отборочную комиссию для зачисления крестьян в дружину, так как для всех не хватало оружия. Так организовался Ногушинский партизанский отряд, вскоре принявший участие в боевых действиях на Красноуфимском направлении. [50]

Отряды крестьянской бедноты были созданы на территории Шадринского и Камышловского уездов. По предложению большевиков в ряды красногвардейцев записались все делегаты открывшегося 28 мая 1918 года Шадринского уездного съезда рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Они обратились к уральцам с призывом немедленно взяться за оружие и после съезда разъехались по селам, чтобы начать вербовку добровольцев.

Контрреволюция пускала в ход все, чтобы вовлечь в мятежи казаков, пытаясь сыграть на их кастовых предрассудках, противопоставить интересы казачьего сословия интересам народа. Организацию красных казачьих частей возглавили большевистски настроенные фронтовики, вернувшиеся с империалистической войны после роспуска старой армии. В станицах Оренбургской губернии вербовка добровольцев развернулась в феврале — марте. Посланные туда агитаторы-большевики Д. Ф. Рудников, А. Л. Панкеев, И. А. Этманов, В. В. Яценко возглавили борьбу против богатеев, против дутовских эмиссаров, пытавшихся проводить набор в белую армию.

После восстания чехословаков мобилизационная работа местных коммунистов приняла еще больший размах. 3 июня 1918 года Оренбургский губисполком принял постановление «О проведении в жизнь мобилизации трудовых крестьян и казаков для скорейшей ликвидации дутовских банд». Был создан штаб для формирования красноказачьих отрядов. На базе этих отрядов комплектовался 1-й Оренбургский советский кавалерийский полк.

Мобилизация добровольцев охватила национальные районы Урала. Большую роль здесь сыграло опубликованное в июне 1918 года воззвание Советского правительства «Ко всем трудящимся мусульманам». Партийные и советские органы Уфимской губернии оперативно отреагировали на обращение. Началась запись добровольцев в Бирском и Мензелинском уездах, а также в соседних уездах Пермской, Вятской и Казанской губерний. В состав советских войск Восточного фронта вошли татарские и башкирские дружины, батальоны и полки.

Заканчивая короткий обзор формирований народного ополчения, еще раз подчеркнем, что, несмотря на невероятные трудности, мобилизация добровольцев была проведена успешно. Сказался опыт уральских коммунистов, накопленный в решении оперативных задач, которые не раз вставали на всем протяжении послеоктябрьского пути.

К началу революции большевистские организации Урала стали массовыми. В октябре — декабре 1917 года насчитывалось 7 организаций численностью до 3000 человек, 9 — до 1000 человек, более 25 — до 500 и десятки организаций, в состав которых входило менее 100 коммунистов.

В партийных рядах были видные большевики А. А. Андреев, И. А. Акулов, В. К. Блюхер, А. Л. Борчанинов, Л. И. Вайнер, А. А. Жданов, М. С. и Э. С. Кадомцевы, И. М. Малышев, Н. Г. Толмачев, П. В. Точисский, П. Д. Хохряков, С. М. Цвиллинг, А. Д. Цюрупа и другие...

* * *

Строки биографии. Самуил Моисеевич Цвиллинг — один из руководителей [51] борьбы за Советскую власть на Южном Урале. Родился в 1891 году. Член Коммунистической партии с 1905 года. В 1907-м приговорен к смертной казни, замененной каторгой. С 1916 года в армии. В 1917 году избирается председателем Челябинского Совета, комитета РСДРП(б), с июля член Уральского областного партийного комитета. Делегат VI съезда РСДРП(б), II Всероссийского съезда Советов, участник Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде. С ноября 1917-го комиссар СНК Российской советской республики в Оренбурге, председатель ВРК, организатор отрядов Красной гвардии для борьбы против дутовщины. После захвата Оренбурга белоказаками (ноябрь 1917) арестован, бежал. Участвовал в освобождении Оренбурга (январь 1918). С марта 1918-го С. М. Цвиллинг председатель губисполкома. 2 апреля 1918 года погиб в бою с белоказаками в станице Изобильной (ныне Соль-Илецкого района Оренбургской области).

* * *

...Обладая большим опытом революционной борьбы, большевистские организации вели за собой подавляющую часть пролетарских и полупролетарских масс Урала. Руководствовались положениями марксизма-ленинизма.

ЦК партии оказывал уральцам помощь кадрами, вел переписку с местными организациями, рядовыми коммунистами. Только с 25 октября по 25 ноября 1917 года из Петрограда на Урал было направлено 29 квалифицированных агитаторов.

Первые итоги Октябрьской революции подвела третья Уральская областная партийная конференция, открывшаяся в Екатеринбурге 2 января 1918 года. Рассматривались вопросы об организации власти на местах, о работе в деревне, об экономических задачах партии, о создании Вооруженных Сил.

Одобрив деятельность областного комитета партии по проведению социалистических преобразований в регионе, конференция обратила внимание коммунистов на слабость работы в деревне, на необходимость сплотить беднейшее крестьянство вокруг пролетариата, на создание сельских партийных ячеек.

Делегаты конференции приняли решение о создании Вооруженных Сил Советов, выделяя из рядов действующей армии особые батальоны или организуя отряды Красной гвардии. Особое внимание обращалось на необходимость формирования Красной гвардии на селе.

Создавать новую государственность приходилось в упорной борьбе против контрреволюционных сил и мелкобуржуазных партий, которые делали ставку на Учредительное собрание. В период борьбы с царизмом его созыв мог способствовать разрешению отдельных задач буржуазно-демократической революции. После Октября «учредилка» становилась опасной помехой на пути социалистических завоеваний...

* * *

Словарь революции. Учредительное собрание — парламент России, единственное заседание которого состоялось 5 января 1918 года в Петрограде. Впервые требование созыва русского Учредительного собрания (Великого собора) выдвинули декабристы. Его идеи (Земский собор) пропагандировались членами «Земли и воли», вошли в программные [52] документы общества «Народная воля». Лозунг созыва Учредительного собрания был включен в 1903 году в программу РСДРП.

Широкое распространение идея парламентского учреждения получила в период первой русской революции 1905–1907 годов. После февральской революции она была популярна среди мелкобуржуазных масс. Мелкобуржуазные и буржуазные партии использовали эту идею для отвлечения народа от революционной борьбы, утверждая, что Учредительное собрание законодательно может решить все экономические и политические проблемы.

После Октября партия большевиков стремилась помочь мелкобуржуазным массам на собственном опыте, путем сравнения Учредительного собрания с Советами, избавиться от конституционных иллюзий. Совет Народных Комиссаров назначил выборы на конец 1917 — начало 1918 годов. Итоги выборов: 23,9 процента избирателей голосовали за большевиков, 40 — за эсеров, 2,3 процента — за меньшевиков и т. д. В крупных промышленных центрах подавляющее большинство населения шло за коммунистами.

На заседании 5 января преобладали эсеры-центристы. Контрреволюционное большинство собрания отказалось обсуждать предложенную от имени ВЦИК «Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа», не признало декретов Советской власти. В ночь с 6 на 7 января ВЦИК по докладу Ленина принял декрет о роспуске Учредительного собрания, который был одобрен делегатами Третьего съезда Советов и широкими массами трудящихся России.

* * *

...В трех уральских губерниях — Пермской, Уфимской и Вятской — большевики на выборах в Учредительное собрание в среднем получили 14 процентов голосов, эсеры — 49. В таких центрах, как Екатеринбург, Челябинск, Нижний Тагил, за коммунистов проголосовало от 50 до 93 процентов населения.

Вскоре подавляющая часть уральцев разочаровалась в «учредиловке», поддержала решение правительства о ее закрытии.

Дальнейшему укреплению Советской власти на Урале способствовал третий областной съезд Советов, открывшийся 24 января 1918 года. По его решению Пермская, Вятская и Оренбургская губернии объединились в Уральскую область. Высшим органом стал областной съезд Советов. Текущей работой должен был заниматься облисполком. На Советы возлагались задачи управления административной, хозяйственной, судебной и культурной жизнью района. Упразднялись городские и земские самоуправления.

В конце января на областном чрезвычайном съезде Советов крестьянских депутатов было принято решение об объединении с Советами рабочих и солдатских депутатов. Это был ощутимый сдвиг классовых сил в пользу революции.

К весне 1918 года большевики в Советах стали ведущей партией.

Шла ломка старой судебной системы, создавался народный суд. Советы посылали в суды своих комиссаров. Учреждались революционные трибуналы и чрезвычайные комиссии по борьбе с контрреволюцией (ЧК). [53]

В строительство новой жизни втягивались рабочие, крестьяне, интеллигенция. Только в Екатеринбурге с октября 1917 по июль 1918 года состоялось 11 съездов общественных организаций, в том числе профсоюзных и молодежных. Митинговый демократизм, по мнению Владимира Ильича, был первым необходимым шагом в переходе масс от исторической спячки к новому историческому творчеству. Профсоюзы насчитывали в те дни 153 тысячи человек, Социалистический союз рабочей молодежи — 2500 членов.

Важнейшей мерой при переходе к социализму уральские большевики считали введение на производстве рабочего контроля, который в корне подрывал основы частной собственности на средства производства, обеспечивал охрану материальных ценностей и вовлекал рабочих в управление предприятиями. Уже в первые месяцы революции контроль ввели рабочие Алапаевского, Невьянского, Нязепетровского и Билимбаевского заводов, предприятий уральских городов. Одновременно национализировалась крупная капиталистическая собственность. На 1 июля 1918 года 25 (из 34) горнозаводских округов, 180 заводов, фабрик, рудников, весь железнодорожный и речной транспорт, леса и частные банки перешли в собственность Республики.

Большевики помогали создавать на селе Советы, ячейки и организации РСДРП(б), проводили в жизнь Декрет о земле. Крестьянство Урала получило значительное количество земли, отобранной у помещиков, горнозаводчиков, удельных ведомств и церкви. Так, земельный надел на каждого едока увеличился в Пермской губернии с 1,88 до 2,11, в Уфимской — с 1,99 до 2,15, в Челябинской — с 5,43 до 6 десятин.

Немало забот появилось в период кратковременной мирной передышки. Заводы находились в запущенном состоянии, не хватало топлива, сырья, продовольствия. Фракционную борьбу развернули «левые коммунисты». Их лидеры — Преображенский, Сафаров, Тунтул, Воробьев — пропагандировали идею неподчинения центральной власти, отмены в стране государственного капитализма и денег.

Второй областной съезд по управлению национализированными заводами показал, что коммунисты отстояли в схватке с «левыми» ленинский план строительства социалистической экономики.

Вскоре удалось добиться определенного подъема производства горнозаводских округов. Скажем, рабочие Симского округа изыскали деньги, улучшили продовольственное положение, отремонтировали жилища, ввели строгий учет и контроль, начали наращивать выпуск продукции.

Интервенция и гражданская война поставили перед большевиками новые задачи. 14 июня 1918 года областной комитет партии объявил всех членов РКП(б) мобилизованными на борьбу с контрреволюцией. Во всех городах и селах Урала началось формирование добровольческих отрядов.

* * *

Из сообщений газеты «Уральский рабочий» от 18 сентября 1918 года: «После занятия белочехами Верх-Нейвинска Совет соседнего Рудянского завода быстро мобилизовался, создав из беспартийных и коммунистов вооруженную группу. Эта небольшая, но сплоченная группа [54] оказала неоценимую услугу делу нашей борьбы с буржуазными наймитами.

Хорошо зная каждый кустик, каждую тропу, рудянские товарищи были незаменимы в разведке. Смелые, решительные, они не давали спуску разведывательным отрядам противника.

Когда наши войска отошли к Невьянску и в Рудянский завод въехал казачий эскадрон — рудянцы встретили его ружейными залпами. Казаки повернули назад. И только с подоспевшей пехотой они заставили ополченцев отступить».

* * *

У села Покровское флотилия Хохрякова бросила якоря. Закачались на поднятых волнах пароходишки. Народ высыпал на галечный берег. Но прежде чем спустить трап, командир вызвал в свою крохотную — стол да топчан — каюту Григория Шестакова и, зашнуровывая почти новые матросские ботинки, сказал:

— Вот что, братишка. Бери с десяток человек, Чердынцева с пулеметом, грузитесь на «Оку» и — вниз верст на двадцать. Да чтоб ни одна собака от взгляда не ускользнула. Все осмотри.

Минут через десять крутобокая, неповоротливая «Ока» заскрежетала мокрыми цепями и зазубренным якорем.

До самого Тобола Григорий ничего интересного с капитанского мостика не приметил: однообразно морщилась серой рябью вода, заросли тальника вдоль низких берегов сменялись голыми, заросшими яркой, как масляная краска, травой приречными низинками, блестели раздольные заливные луга. «Никакого тут тебе ни пса, ни беляка», — подумал Шестаков и в эту минуту на мыске, где Тура впадала в Тобол, где водная дорога делилась на два разноцветных потока — серый и голубовато-зеленый, увидел низко стлавшийся по берегу костровой дымок.

— Держи-ка туда, — приказал он капитану и заторопился на палубу.

Вчетвером вышли на берег, приблизились к огню; у костра — тоже четверо; лежат как ни в чем не бывало, меж собой спорят:

— Да ты, едрена вошь, тащил бы его за жабры!

— Сам бы и тащил... Разве такого вытянешь... Утопит как пить дать...

Шестакова такое невнимание разозлило: и в ус не дуют перед солдатами революции.

— Вы чего ж, мужики, не видите нас, что ли?

Один взглянул исподлобья, нехотя ответил:

— Отчего ж не видеть? Не слепые. Плаваете тут... Все сетки винтами соберете...

«Рыбаки, — смекнул Шестаков. — Тогда они обстановку здешнюю знают», — и спросил еще строже:

— А беляков тут не слышно?

— Бе-ля-ков! — засмеялся тот, что смотрел исподлобья. — Тут рыбы-то никакой нет, не то что беляков. — Он приподнялся на колени и уже тихим, мягким голосом продолжил: — Ехали бы вы, дяденьки, своей дорогой. А то тарахтите тут моторами.

Ладно. Поплыли дальше. Час плывут, другой. Видят, из-за поворота — два парохода, да близко так, что названия заметны: «Товарищество» и «Мария». Вроде наши — по названиям. Но тут грянул в рупор [55] густой басище: «Стой! Стрелять будем!», и сомнений не осталось: на белогвардейцев наткнулись. Те сразу огонь из пушек открыли. Всплески воды окатили палубу «Оки».

— Обратный ход! — закричал что было силы Шестаков.

«Ока» кое-как развернулась (место здесь узкое; знали беляки, где засаду делать), застряла было на береговой мели, снялась с горем пополам, все свои силенки напрягла до крайности, затряслась старым металлическим кожухом, однако скорости все же прибавила. Правда, и беляки отставать не думали. Посыпалась на «Оку» шрапнель, зацокала по обшивке палубы.

— Черт! Задело, — растерянно сказал Иван Чердынцев; он щупал ногу, штанина на глазах пропитывалась кровью. — Вот чертова баба — наскулила! Говорил же: не вой...

Пулеметчик перехватил рану полотенцем прямо по штанине, зло бросил взгляд на красногвардейцев, жавшихся к капитанской будке:

— Вы что же, эй! А ну дрова таскать на палубу, делайте укрытие!

Когда укрытие соорудили, Чердынцев подволок к нему пулемет; морщась, примостился за пахучими, нагретыми солнцем поленьями, полоснул длинной прицельной очередью по вырвавшейся вперед «Марии». Болевые точки острее запульсировали под намокшим полотенцем.

— От чертова баба, — скрежетал зубами Иван и снова крикнул ополченцам: — Таскайте воду, лейте на ногу.

Долговязый красногвардеец, беседовавший накануне с Хохряковым, привязал к дужке ведра веревку, черпал за бортом воду, выливал ее на ногу пулеметчику, и вода, став розовой, растекалась струями по палубе. Строчил пулемет. Пароходы беляков поотстали, но шли все же за «Окой».

Возле мыска разведчиков окатили свинцом «рыбаки». Тут только понял Шестаков свой промах: «Ни снастей, ни лодки ведь у них не было!» Пулемет, однако, не пушка. Проскочили, ответив несколькими очередями...

По гулким выстрелам, долетавшим по речной глади до села, Хохряков догадался, в чем дело, встретил преследователей чем надо. Причем Вася-артиллерист отличился особо. Первым выстрелом подбил орудие на «Марии», вторым — разнес в щепки лоцманскую рубку. И ничего не оставалось белым, как цеплять спешно на буксир искореженное судно и уплывать восвояси.

Построил Хохряков ополченцев на берегу, хотел речь сказать по случаю хоть и не ахти какой, но все-таки первой победы, прошелся перед строем да ненароком взглянул на сапоги молодого красногвардейца: пальцы торчали, как зубы из пасти щуки. Покачал командир головой, велел не расходиться, а сам на лодке на пароходишко поплыл. Потом снова объявился перед строем, держа ботинки.

— Были у меня запасные... Ладно уж! Держи, братишка. В честь нашего крещения.

Молодой красногвардеец принял командирский подарок, но улыбка тут же сбежала с губ: Хохряков стоял перед ним в поношенных тапочках. [56]

— Э-э... — сказал ополченец; впрочем, командир опередил его возражение:

— Ты что, думаешь, я тебе свои, матросские, отдаю? Шутишь, братишка! Балтийцы со своей обувкой не расстаются.

Ополченец, кажется, верить командиру не собирался. Хохряков засмеялся и как-то по-домашнему пояснил:

— Мозоль натер... Пришлось нарушить форму одежды.

Красногвардеец нерешительно, на весу держал ботинки, и командира это рассердило:

— Тебе что — привезти мои, что ли? Изволь, — и он снова направился к лодке.

В этот миг с ближайшего от берега парохода сбежал по трапу телеграфист, в руке — скрученная лента.

Хохряков взял ее, стал читать: «Срочно вернуться Тюмень тчк Белогвардейцы наступают тчк Создалась угроза окружения...»

Первые сражения завязались под Златоустом. 27 мая сюда прибыл эшелон чехословаков и белогвардейских офицеров. Местный штаб Красной гвардии предложил им сдать оружие. Белочехи открыли огонь. Плохо обученные, слабо вооруженные рабочие вступили в неравный бой. Под напором противника красногвардейцы вынуждены были оставить город. Однако подошло подкрепление — отряд рабочих депо и Златоустовского завода. В ожесточенной схватке мятежники потерпели поражение и были отброшены к Миассу.

На следующий день сражение разгорелось с новой силой. Мятежники наступали на Златоуст с двух сторон — от Челябинска и от станции Тундуш. Они стремились овладеть важным стратегическим пунктом, который разъединял чехословацкие войска, расположенные в Поволжье и на Урале. Действенную помощь защитникам Златоуста оказали красногвардейские части, сосредоточенные под станцией Бердяуш. Они нанесли контрудар по восставшим, разгромили их группировку, укрепившуюся на Кувашинской сопке. Отряды соединились, образовав Златоустовский участок фронта.

Революционный штаб Уральской области принял срочные меры для укрепления этого района. Сюда прибыли отряды из Усть-Катава, Кусы, Юрюзани, Екатеринбурга, Перми и других городов. Особой организованностью выделялся отряд миньярских рабочих.

Ощутимое подкрепление прислали под Златоуст трудящиеся Уфимской губернии — 13 отрядов численностью 1105 человек. Прибыл Эстонский коммунистический батальон под командованием Я. К. Пальвадре.

Возглавила оборону Урала Высшая военная инспекция (орган Народного комиссариата по военным делам). Руководил ею Н. И. Подвойский. 30 мая 1918 года, по прибытии на станцию Златоуст, он провел смотр частей, расположенных на станции, принял на себя руководство ими. В отрядах были введены ежедневные полевые занятия, упорядочено размещение бойцов, снабжение продовольствием и боеприпасами.

Члены военной инспекции лично приняли участие в наступлении на Миасс. Но из-за слабой подготовки оно не увенчалось успехом. В отчете [57] отмечалось: «Нами был бы захвачен крупнейший завод в Миассе, если бы не существовала система мелких отрядов, ничтожных по своему количеству и никуда не годных по своему качеству».

После отъезда Н. И. Подвойского руководство войсками было поручено И. М. Малышеву. Его назначили военным комиссаром Златоустовского фронта...

* * *

Строки биографии. Иван Михайлович Малышев родился 28 августа 1889 года в городе Верхотурье Свердловской области в семье рабочего; погиб 22 июня 1918 года на станции Тундуш, близ Златоуста. Участник революционного движения и гражданской войны на Урале. Член Коммунистической партии с 1905 года. По образованию — учитель. С 1915-го член Екатеринбургского комитета РСДРП. В марте 1917 года избран председателем временного комитета РСДРП(б) и заместителем председателя Совета в Екатеринбурге. Один из первых организаторов уральских профсоюзов. Делегат VI съезда партии. Участник установления Советской власти в Екатеринбурге. В 1918 году областной комиссар труда, председатель Уральского обкома партии и член облисполкома Советов Урала. Комиссар верх-исетской рабочей дружины. Комиссар по борьбе с белоказаками. Военком, затем командующий Златоустовской группой советских отрядов, действовавших против белочехов.

...Опираясь на коммунистов, членов союза молодежи, передовых рабочих-добровольцев, Малышев оперативно перестроил организацию обороны Златоуста. Отряды, различные по численности, вооружению и боевому опыту, сплачивались, дисциплинировались, повышали боеспособность. Уже в начале июня противнику были нанесены чувствительные контрудары.

Однако в целом обстановка складывалась не в нашу пользу. За чехословаками и белогвардейцами было численное превосходство. Войска их пополнялись прибывшими из Челябинска подразделениями. К тому же в красном тылу вспыхнуло крупное кулацко-эсеровское восстание (район Красноуфимск — Нязепетровск — Куса — Месягутово). 27 июня 1918 года красногвардейцы вынуждены были оставить Златоуст.

Именно в те дни и погиб И. М. Малышев. В ночь на 23 июня он с группой бойцов возвращался по железной дороге. Накануне комиссар во главе отряда златоустовских рабочих и эстонских стрелков участвовал в подавлении контрреволюционного мятежа на Кусинском заводе. Возле станции Тундуш поезд атаковали белогвардейцы. В неравном бою пали смертью храбрых Малышев и 11 сопровождавших его бойцов, в том числе член Уральского обкома Социалистического союза молодежи Урала Савва Белых.

После боев под Златоустом, который оборонялся в течение месяца, советские войска отошли к Нязепетровску, где были реорганизованы в кавалерийский полк имени В. В. Володарского.

В это время южнее Челябинска белочехи натолкнулись на упорное сопротивление. Под Троицком плечом к плечу сражались бойцы 17-го Уральского стрелкового полка, 1-го Оренбургского революционного казачьего полка имени Степана Разина, коммунистической дружины и [58] нескольких небольших отрядов, сформированных в окрестных станицах. Командиром сводного отряда назначили беспартийного казака Н. Д. Томина...

* * *

Строки биографии (из книги В. В. Блюхера «По военным дорогам отца»): «Достопримечательностью сегодняшнего Троицка стал городской парк, у центральной арки которого недавно поднялся памятник. Волевое, мужественное лицо. Сильные руки на эфесе казацкой шашки. Клинок ее ушел в каменную твердь... Таким предстал давний боевой друг Блюхера народный герой гражданской войны Николай Дмитриевич Томин. Он первым в Троицком уезде поднял казачью бедноту на борьбу за власть Советов. В июньские дни 1918 года Томин, стоявший во главе кавалерийской сотни, сплотил вокруг себя все преданные делу революции силы гарнизона и спас их от неминуемого разгрома превосходящим по численности и вооружению противником.

Тогда и родился Троицкий советский отряд под командованием Н. Д. Томина, который считался одним из лучших в прославленном партизанском рейде.

Минул год. В канун освобождения Екатеринбурга от колчаковцев командование Третьей армии создало оперативную конную группу в две тысячи сабель. Командиром ее был назначен комбриг 30-й стрелковой дивизии красный казак Николай Томин. Кавалеристам ставилась задача прервать железнодорожное сообщение между Екатеринбургом и Нижним Тагилом.

14 июля 1919 года томинцы совершили прорыв линии фронта. За трое суток они прошли около 150 километров, освободили Верхнетагильский, Невьянский, Висимо-Шайтанский и другие уральские заводы. Северная группа войск генерала Пепеляева оказалась отрезанной от остальных частей колчаковской Сибирской армии.

Конники Томина немедля ринулись в тылы группировки белых, отступавшей из горнозаводских районов Урала. 19 июля они разгромили колчаковцев у станции Егоршино. В последующие дни были освобождены Ирбит, Камышлов, Далматово... Управление Сибирской армией было дезорганизовано, ее разбитые части откатывались к Тоболу. Томинцы преследовали их по пятам. Они первыми из красных подразделений вступили на улицы Шадринска и Кургана.

В 1920 году Н. Д. Томин участвовал в походе на Варшаву, сражался и на Дальнем Востоке, под Волочаевкой. В 1924 году громил басмачей в горах Таджикистана, где и пал смертью храбрых.»

* * *

...Почти неделю — с 13 по 18 июня — шли ожесточенные бои за Троицк. Красногвардейцы переходили в контратаки и отбрасывали противника на десятки километров. Однако белочехи, используя численное превосходство, сумели добиться перелома и 18 июня захватили город. Отряд Томина отступил к Верхнеуральску.

Чехословаки и белогвардейцы рвались к Екатеринбургу, правда, продвинулись лишь до станции Аргаяш. Дальше железнодорожный путь оказался разобранным. Местные отряды вступили в бой. На помощь им спешили добровольческие формирования со всех концов [59] Урала: дружины из Екатеринбурга, Перми, Кыштыма, Ирбита, Верещагино...

* * *

Из оперативной сводки: «Екатеринбург 9 июля 16 часов точка Западно-Уральское направление без перемен точка Екатеринбург — Челябинское направление двоеточие около 7 часов 7 июля цепи противника повели наступление на село Куяш запятая полчаса обозначилось наступление обходной колонны противника по северному берегу озера Куяш запятая артиллерия противника открыла огонь со стороны Малого Куяша что на северо-восточном берегу озера Куяш запятая наступление противника было отбито пулеметным ружейным артиллерийским огнем и удачными действиями бронированного автомобиля точка запятой около 9 часов 30 минут на левом участке нами была проведена конная атака в которой захвачено три пулемета пленные оружие запятая к 13 часам противник отошел оставив до 300 трупов запятая наши потери 7 убитых 23 раненых точка Шадринское и Омское направления без перемен точка Помощник главнокомандующего».

...Жаркие бои разгорелись вдоль шоссе Челябинск — Екатеринбург, неподалеку от деревни Куяш. Здесь оборонялась группа добровольцев с Сысертского, Полевского и Северского заводов, командовал которой член Уральского областного Совета коммунист Ф. Кикур. Силой в 900 штыков противник пытался захватить деревню, но был отбит. Через несколько дней атака повторилась. Белым удалось окружить отряд. Добровольцы защищались отчаянно. Пулеметчики Иван Гребнев и Флегонт Уфимцев вели огонь до последнего патрона, а когда кончилась лента, взорвали себя гранатой.

Ф. Кикур с горсткой добровольцев прикрыл отход товарищей. Бойцы и командир погибли, а остатки отряда смогли отойти к Куяшу, где оборонялись сысертские рабочие. Добровольцы закрепились, не отступая ни на шаг. Атаки следовали одна за другой. 2 июля против немногочисленных защитников Куяша были брошены офицерская рота, 600 белоказаков, отряд башкирских националистов с пулеметами и тремя орудиями. Но и в этом бою враг потерпел поражение.

Под Куяшем советские отряды выдержали девять боев, которые, по свидетельству самих белогвардейцев, стоили им 600 убитых и 400 раненых. Только 16 июля, когда наши войска оставили Каслинский завод и начали отходить на север, противник вошел в село Куяш.

На восточном склоне Уральских гор упорные сражения развернулись на Камышловско-Шадринском направлении. Захватив Омск и Курган, белые способствовали объединению Челябинской группы с Сибирской. Это дало возможность ускорить оккупацию Урала и организовать наступление на Екатеринбург с востока через Шадринск, Далматово, Каменский завод...

* * *

Из оперативной сводки: «Екатеринбург 10 июля 16 часов точка Западно-Уральское и Екатеринбург-Челябинское направления без перемен точка Шадринское направление двоеточие с рассветом 9 июля чехи при 2 пулеметах повели наступление на село Кировское что на [60] Камышловском тракте двадцати верстах северо-восточнее Далматово запятая часть противника зашла со стороны Далматовского тракта и Камышлова запятая наш отряд при 2 пулеметах был окружен со всех сторон, но, несмотря на это вступил бой целью пробиться запятая на помощь окруженному отряду выслана поддержка точка Омское направление без перемен точка Помощник главнокомандующего».

* * *

...После неудач под Шадринском советские отряды стали готовиться к обороне Далматова. На станции сосредоточилось около 600 бойцов, считая отряд далматовских рабочих и вновь прибывшие дружины крестьянской бедноты из Меховской и Ольховской волостей. С помощью местных железнодорожников был оборудован бронепоезд, командиром которого назначили бывшего прапорщика крестьянина А. С. Устинова.

11 июля чехословаки и белогвардейцы начали наступление. Противник сбил с занимаемой позиции роту интернационалистов, начал теснить Верхтеченский отряд. Бой шел напряженно. Белые уже захватили пакгауз и рвались к зданию вокзала. Положение спасли коммунисты. Председатель Шадринского укома партии Арыкин, председатель ЧК Щеткин и член партии с 1905 года Григорьев бросились вперед, увлекая бойцов. Контратаку поддержал бронепоезд, обрушивший на белых огонь всех пушек и пулеметов. Враг не выдержал, отступил, долго не отваживаясь возобновить наступление.

Но в Зауралье положение создалось тяжелое. Бои шли на подступах к Тюмени. Партийные и советские организации города направили на фронт свыше 1500 человек.

В середине июля фронт продвинулся вплотную к Тюмени.

20 июля Тюмень пришлось сдать.

* * *

...К пристани подошли рано. Над темной водой еще делился на вихристые волокна парной туман; берег и город были затянуты серой предрассветной дымкой. У причалов темнели силуэты пароходов и катеров.

Хохряков взял с собой пятерку ополченцев, направился в штаб фронта: работа там день и ночь, кто-нибудь из начальства подвернется. Непривычно гулко раскатывались шаги по сонным улицам. Прямо мертвое царство какое-то. Тут беляки наседают, а тюменцам хоть бы хны.

Но, подходя к штабу, Хохряков почувствовал холодок меж лопатками. Вошел в здание. Ни часовых, ни штабников. Перевернутые стулья, бумаги, незапертые двери кабинетов.

На улице увидел дворника; тот раза два шарканул метлой по каменному тротуару, почесал в затылке, сплюнул и поковылял к арочному подъезду. Хохряков окликнул его:

— Батя, мести-то почему не стал?

— Э-э, холера его в душу! Запамятовал. Беляк же ноне объявится. И чо это я буду для него лоски-глянцы наводить...

Хохряков посмотрел на Шестакова: видал, мол, что делается, и, не обронив больше ни слова, быстро зашагал по мостовой. Красногвардейцы поспешили за ним. [61]

Слоистый туман над рекой почти рассеялся, лишь вдоль противоположного берега еще голубела призрачная полоска. Хохряков насчитал у причалов семнадцать пароходов — вместе со своими. Ни один нельзя было оставлять, и командир велел спутникам обежать команды пароходов и от его имени сказать, чтобы без промедления разводили пары и двигались до Туринска.

Ожила пристань — заклубился дымок над пароходными трубами; команды послышались, усиленные рупорами; колесники плицами зашлепали по зарябившей, разгулявшейся волнами воде.

В Туринске к хохряковскому пароходу подплыл на шлюпке один из примкнувших капитанов, козырнул, сказал, что на его борту мануфактура, а на других судах — шерсть, пакля, гвозди и что они, капитаны, лично ответственны за товар и теперь ума не приложат, что с ним делать. Действительно — загвоздка. Может, сдать под расписку туринским властям, так ведь это все равно что белогвардейцам подарить — вот-вот они объявиться могут. А если загрузить все в вагоны и в — Екатеринбург? На том и порешили.

Отряд воспринял команду о разгрузке-погрузке без радости. Проходя мимо группы красногвардейцев, таскавших мешки с паклей, Хохряков расслышал голос Черемных:

— Кому ж этакое надо? Давно бы пора удочки сматывать, пока белые не накрыли.

Больно отозвалась в Хохрякове эта фраза. Подошел к бойцам. Те замолчали.

— Что ж не продолжаете? Поучите балтийца, как драпать от беляка полагается.

Хохряков замолчал: закипевшая злоба заглушила мысли. Бойцы потупились, не глядя на командира. Наконец Павел сказал сухим ломким голосом:

— Если мы нынче отступаем, то это, братишки, не значит, что Советская власть долго жить приказала. Она всех своих врагов переживет. А если так, то этой нашей власти и мануфактура, и гвозди, и пакля вот так пригодятся. Да и нам с вами еще пригодятся. Я, к примеру, собираюсь лет до ста жить, не меньше. Мне посмотреть на коммунизм охота. А среди вас таких охотников нет?

— Охотники-то есть, — повеселели ополченцы. — Да ведь даст ли беляк?

— А мы его не спросим. И все, что погрузим, наше будет, — сказал Павел и прищурил глаза.

Улыбались красногвардейцы, улыбался Черемных. И не мог знать Хохряков, какая история приключится с ними в Ирбите, куда их бросит судьба вскоре после погрузки...

Ирбит, Ирбит! — -славный, прогремевший на всю Русь ярмарочный город! Конечно, для ярмарок времена нынче не те, да ведь надо же хоть одним глазком на ирбитские улицы-площади взглянуть, когда еще доведется... Отпустил Хохряков ополченцев, строго-настрого предупредив о соблюдении порядка. И вот прибегают бледные, перепуганные вестники:

— Черемных убили! [62]

— Как убили? Кто?

— Да шпик какой-то! Беляк переодетый... Ребята сюда его ведут. Заарестовали.

«Переодетый беляк» оказался военным комиссаром Ирбита. Сверкая глазами, потирая развязанные, ободранные острой бечевкой руки, он без страха, в глаза разъяренным бойцам бросил:

— Мародер ваш Черемных... Винный склад грабил.

Ирбитского комиссара до конца расследования пришлось задержать, но своими силами проведенное следствие ничего утешительного для отрядных не принесло: Черемных вместе с толпой городских хулиганов ломал двери склада, бросился с кулаками на комиссара, пробившегося на крыльцо склада, и был убит выстрелом в упор. Освободил Хохряков задержанного, вместе с ним отрядное собрание провел. Речь так закончил:

— Лично сам расстреляю любого, кто будет мародерствовать. Даю право каждому из вас расстрелять меня, если я совершу хоть малейший проступок против воинской дисциплины. Революции требуется железный порядок, братишки. Без него нам муштрованные белые полчища не разбить, новой жизни не построить...

До Режевского завода двигались пешим ходом. Только глухая дробь шагов да редкое позвякивание винтовок, фляжек да саперных лопат. Молчали красногвардейцы, говорить не хотелось. Да и какие при таком случае разговоры...

Хохряков шагал в строю. И тоже думал о Черемных. Пожалуй, никакой в том проступке не было хохряковской вины, но ведь он не просто матрос Пашка Хохряков, он командир, командир красногвардейского, революционного отряда; ел с бойцом из одного отрядного котла, в атаки вместе ходил, о житье-бытье толковал, грустил бок о бок у вечернего костра — а не распознал бойца, не разглядел в нем червоточинки, не помог справиться, в нужную минуту рядом не оказался.

Хохрякову почудилось, что и Григорий Шестаков, шагавший слева, о том же думает...

Не отдохнув ни минутки, попали добровольцы на передовую. Слева, объяснили, рота режевских рабочих, справа рота китайцев-интернационалистов. Приказ короткий, как лёт пули: «По выстрелу бронепоезда — в атаку!». Все. Лежали в кем-то отрытых окопах, ждали, когда бабахнет бронепоезд. А тот не заставил ждать. Содрогнулась земля, потом ахнувший гул над головами прокатился, и метнулось по цепи разноголосое «ура!». Бежали. Падали. Выбили белогвардейцев со станции Крутиха.

На другой день, перегруппировавшись, противник ударил по роте рабочих, смял ее, пошел в обход хохряковских позиций. Приказ от бойца к бойцу: «Отходить. Перебежками».

Потери были небольшими, но одна стоила многих. Отряд остался без командира. Он лежал на выцветшей палатке, со скрещенными на груди руками, в тельняшке, во всегдашнем своем бушлате. На ногах были те самые тапочки, в которых объявился он перед строем на тобольском берегу.

Солдат в хохряковских ботинках отошел к пригорку; сев на траву, [63] снял обувку, дочиста протер сухим пучком травы, понес к палатке, перед которой собрались красногвардейцы. Протянул ботинки Матвееву, заместителю командира:

— Не докумекал я тогда...

Матвеев тряхнул головой, вздохнул:

— Кто ж дареное-то возвращает... Носи уж. До победы.

Солдат стоял в заштопанных носках на пожухлой траве, в руках — по ботинку. Хотел стряхнуть слезу — нечем. На палатке, притихший, лежал командир. Плыли по небу ослепительно белые облака. Синева была глубокой и ясной...

* * *

Анализируя ход событий первых дней гражданской войны, нетрудно заметить, что, несмотря на громадные усилия уральских большевиков по организации всенародного сопротивления, несмотря на массовый героизм красногвардейцев, на отдельные, талантливо проведенные сражения, в целом военная удача была на стороне чехословаков и белогвардейцев. В чем же причины этого? Давайте обратимся к фактам, взвесим положительные и отрицательные моменты, попытаемся в крепко запутанном клубке противоречивых событий выявить объективные закономерности.

В условиях развязанной империалистами гражданской войны, когда Советская власть еще только создавала свою постоянную военную организацию, добровольчество сыграло важную роль. Оно дало возможность организовать немедленный вооруженный отпор. Красная Армия пополнилась абсолютно надежными в классовом отношении бойцами. К 1 июня 1918 года в уральских добровольческих отрядах насчитывалось 19209 человек. Приток добровольцев позволял систематически наращивать численность советских войск. Если в начале чехословацкого мятежа в боях участвовало немногим более 8 тысяч красногвардейцев, то к 5 июля их стало 17174. А ведь потери были значительны.

Оперативное руководство частями Красной Армии на чехословацком фронте осуществлял в ту пору революционный штаб Уральской области. Были созданы полевые штабы в Кыштыме и Тургояке. В качестве военных специалистов использовались слушатели эвакуированной из Петрограда в Екатеринбург Академии генерального штаба. Из их среды выдвинулось немало опытных и преданных Советской власти работников, таких, как А. Л. Симонов, Р. П. Ваньян, П. М. Майгур и другие.

В тыловых районах Урала задача по мобилизации революционных сил и руководству боевыми действиями против кулацко-белогвардейских банд возлагалась на военные комиссариаты. Задача эта осуществлялась при непосредственном участии и под контролем центральных органов, представители которых работали в подразделениях местной власти. Так, при Пермском губвоенкомате оперативный штаб возглавил член коллегии Народного комиссариата по военным делам В. А. Трифонов. В штаб вошли члены ЦК РКП(б) И. Т. Смилга, военные комиссары Пермской губернии М. Н. Лукоянов и С. А. Окулов, а также член коллегии отдела формирования и обучения при Всероссийской коллегии Красной Армии Ф. И. Никонов.

Но скажем прямо: организационная структура советских войск, оборонявших [64] Урал, была весьма и весьма пестрой. Имелись части (правда, в небольшом количестве), организованные по образцу регулярной армии. В распоряжении Уральского военного округа находились пять до конца не сформированных стрелковых полков, которые спешно перебрасывались на фронт. В начале июня в боевых действиях участвовали на Екатеринбург-Челябинском направлении 2-й, 3-й, 7-й и на Камышловско-Шадринском — 4-й Уральские стрелковые полки. Некоторые регулярные соединения прибыли из центральных районов страны, например, 4-й Костромской полк. И все же преобладали нерегулярные формирования — партийные дружины, заводские роты, отдельные команды, несколько крупных и множество мелких добровольческих отрядов. Они-то и составили фундамент обороны. На долю регулярных соединений Красной Армии в первые дни войны приходилось менее 30 процентов всей численности войск.

Уже первые бои со всей очевидностью показали, что отрядная система изжила себя. Отрицательно сказывались невероятный разнобой в численности, организации и вооружении советских подразделений, отсутствие единого командования, единого аппарата управления, связи и снабжения, твердой воинской дисциплины, слабая подготовка рядового и командного состава. Уральский военный комиссариат, например, не имел определенного плана действий. Войска отдельных направлений из-за отсутствия связи действовали обособленно. Даже между частями и отрядами одного направления подчас не было согласованности. Отряды занимали или оставляли позиции по собственному усмотрению, не подчинялись приказам военачальников.

Рассмотрим, как развивались события на Екатеринбург-Челябинском направлении с 27 мая по 12 июня 1918 года. По сведениям начальника штаба Кыштымской группы войск А. Л. Симонова, к началу решающих боев в распоряжении штаба имелось до 2200 бойцов. Строевыми могли считаться части Костромского и не полностью укомплектованного 2-го и 7-го Уральских и 3-го Екатеринбургского полков. Остальные подразделения представляли собой наспех сколоченные отряды. Лишь немногие добровольцы знали военную службу по царской армии, остальные наскоро прошли строевые занятия. Словом, масса бойцов, хотя и была вооружена, не имела о войне ни малейшего представления. Отряды прибывали на фронт со своими выборными командирами и стремились действовать автономно. Разведка велась плохо. Сведения о противнике добывались главным образом у беженцев, переходивших линию фронта. Не хватало военных специалистов, да и относились к ним в отрядах с предубеждением. Потому-то начальником артиллерии здесь был назначен бывший рядовой старой армии, который, как оказалось, не умел обращаться с приборами и даже не мог вести стрельбу прямой наводкой. Боевая стойкость некоторых отрядов была низкой.

Аналогичное положение было и под Златоустом. Комиссар И. М. Малышев в письме Уральскому областному комитету партии, комиссарам военного округа С. А. Анучину и Ф. И. Голощекину сообщал: «Моя задача, как военного комиссара, больше всего в настоящее время должна сводиться к политической работе среди бедноты заводов и деревень, находящихся в зоне военных действий. На самом же деле отсутствие [65] военного руководителя возлагает на меня и другую, чисто оперативную работу. Кроме того, я получил в свое распоряжение недисциплинированные, необученные мелкие отряды в 15–20–50–100 человек, так называемые боевые дружины, которые были посланы с заводов без всякой фильтровки на местах».

Как воздух нужны были организационные и политические мероприятия, направленные на сплочение революционных сил на Урале, надо было ликвидировать партизанщину в военном строительстве, создать в короткий срок регулярную армию, которая комплектовалась бы на основе обязательной мобилизации. Иными словами, современной армии противника требовалось противопоставить армию еще более современную.

Без этого нельзя было коренным образом изменить положение на Восточном фронте. [66]

Главный фронт республики

В России революция — по всей-то Расеюшке грозы гремят, ливни шумят.

Артем Веселый. Россия, кровью умытая

Это походило на демонстрацию мод. С одной, правда, оговоркой: если бы одежда была гражданская. Но одежда была военная и в таком разнообразии, что рябило в глазах. Статные офицерские кители без погон, побелевшие солдатские гимнастерки, задубелые матросские бушлаты, потертые комиссарские кожаны. И обувка была на загляденье: на ком красовались блестящие хромовые сапоги, а кто разбитые в пух и прах ботинки от любопытного взгляда прятал. Причем, как и положено, один вид одежды не путался с другим: если уж китель, так придерживался кителей, а гимнастерка, ясное дело, — гимнастерок.

Чеверев долго присматривался к приглушенно гудевшим группам, размышляя, к какой подойти: неловко было перстом торчать посреди коридора. Но в это время открылась дверь, и человек завидной офицерской выправки громко и разборчиво произнес:

— Чеверев Александр Михайлович! Прошу...

«Что-то быстро», — подумал Чеверев, однако, отбросив возникшую неловкость, шагнул за порог вслед за изящным человеком.

— Товарищи! Минуточку внимания. Оч-чень любопытная аттестация. Шорина, — обратился к присутствующим кто-то из сидевших за центральным столом.

— Это командующего Второй армией?

— Именно, именно. Позвольте, я вам зачитаю.

И, поправив пенсне, он стал вслух читать бумагу, которую писал недавно Чевереву Василий Иванович Шорин. Александр знал ее содержание, хотя с такого рода документами обычно подчиненных не знакомят. Шорин же правилом пренебрег, дал почитать и минуту спустя добавил: «У нас от тебя, Александр Михайлович, секретов нет. Давай кончай Академию. Возвращайся». Чеверев тогда иронично улыбнулся; «Куда возвращаться-то? К тому времени вы всю контру порасколотите». — «Хватит еще и на твою долю, — ответил командующий, отобрал бумагу и запечатал ее. — Так что учись. Овладевай командирскими премудростями...»

А человек за центральным столом читал между тем заверенный печатью документ...

* * *

Боевая аттестация командира 4-го Сводного полка Второй армии тов. Чеверева Александра Михайловича: «Лично сам — храбр и мужественен. Обладает железной волей и ведет тех, кто ему вверен, твердо к намеченной цели.

Несмотря на полученные в бою и до сих пор не залеченные раны, любя свой полк (и как горячо!), до фанатизма преданный делу, не покидал полка.

Полк под его управлением участвовал во многих боевых операциях и выполнял всегда задачи успешно, чему я сам был свидетелем. [67]

Последняя ответственная задача при штурме Ижевска была им разработана и выполнена с блестящим успехом. За свои боевые подвиги представлен к награждению орденом Красного Знамени, а полк за свои боевые действия — к награждению Красным знаменем...»

* * *

Сосед человека за центральным столом, тоже изящный, но уже без пенсне, недоверчиво взглянул на Чеверева:

— Что, в самом деле? Это вы разработали операцию по взятию Ижевска?

— Так точно, — казенно-сухо ответил Александр: сильно не понравился ему недоверчивый, похожий на штабного службиста военный. А тот, не заметив иронии в ответе, бесцеремонно продолжал расспросы:

— И грамотой владеете? Пишете, читаете?

— Так точно! — с еще большим усердием произнес Чеверев...

Уж что-что, а грамота свою роль в его житье-бытье сыграла. Отец Чеверева, уральский большевик, учил сына читать по заляпанным машинным маслом листовкам, в которых чаще всего встречались слова «пролетарий», «самодержавие», «революция». Потом, когда отдали Сашку в гимназию, не раз эти слова приводили в ужас педагогов. Наверно, не без их помощи оказался вскоре Александр в числе «пролетариев», а потом и «безработных». Потолкался по окрестным заводам — не берут. Простился с домом, по Руси пошел.

Приглянулась ему одна бурлацкая артель. Семь потов приходилось днем проливать, зато вечером — костер у шалаша, похлебка в котле, небылицы всякие — за ночь не переслушаешь. Но бывало и так — попросит кто-нибудь из бурлаков: «Почитай-ко, Сашок, книженцию». И Сашка читал. Только приходят как-то к огню двое полицейских. «Читаешь?» — «Читаю». — «Тогда забирай манатки, пойдешь с нами». Выслали Чеверева этапом до Оренбурга, до самого дома.

Правда, и потом путешествия и чтения были — Чита, Кавказ, Южный Урал... Тюрьмы. Побеги. Вплоть до самой революции...

— Ну, так, — продолжал любопытствовать член приемной комиссии. — А вы нам расшифруйте: как разрабатывали план. Ижевск действительно блестяще был взят...

«Блестяще, не блестяще, — подумал Чеверев, — а взяли мы тогда город». Но припомнился Чевереву не Ижевск, а небольшая по-зимнему хмурая деревушка, возле которой дутовцы наголову разбили его отряд. Самого его ранило. С большими потерями прорвались добровольцы и в лесу скрылись.

Лежал Чеверев, прислонясь спиной к занесенному снегом пню. Болела рана. А пожилой ополченец, которого Чеверев первым в свой отряд записал, крутил самокрутку и пытался подбодрить командира: «Ничего, голуба. Вишь, пеньки пошли — знать, селение близко. А иначе кто бы их тут понаоставлял? Вот и выберемся к своим. Обрастем силой. Шею-то Дутову еще намылим».

Улыбнулся Чеверев, встать хотел, да не смог: боль отдалась по телу... [68]

* * *

Из сообщений газеты «Известия Уральского областного совета» от 11 июня 1918 года: «Заседание Екатеринбургского совета. 8 июня на закрытом заседании Совета по вопросу об организации обороны в связи с выступлением чехословаков и контрреволюционных банд вынесена следующая резолюция, предложенная большевиками:

Екатеринбургский совет рабочих и армейских депутатов, сознавая всю недостаточность для борьбы с контрреволюцией и мировым капиталом вооруженных сил добровольческой Красной Армии и необученных, случайно собранных рабочих дружин, в частности убедившись на опыте борьбы с дутовцами и чехословаками в преимуществе регулярных войсковых частей, приветствует решение ЦИК партии о всеобщей обязательной мобилизации трудовых масс и предлагает областному совету объявить всеобщую мобилизацию в области двух годов молодежи призывного возраста, с назначением призванных из рядов буржуазии на принудительные общественные работы».

Для борьбы с белочехами и белогвардейцами Советское правительство двинуло на Урал значительные силы Красной Армии из внутренних районов республики. 13 июня 1918 года был создан Восточный фронт под командованием левого эсера М. А. Муравьева. Для борьбы с кулацким саботажем в деревню направлялись продотряды. Организовывались комитеты бедноты, которые становились опорными пунктами диктатуры пролетариата в сельской местности. В целях укрепления обороноспособности 28 июня была национализирована вся крупная промышленность и все виды транспорта.

10 июля V Всероссийский съезд Советов законодательно оформил декрет ВЦИК от 29 мая, объявив военную службу обязательной для всех трудящихся в возрасте от 18 до 40 лет. Нетрудовые элементы зачислялись в тыловые подразделения. Принудительно призывались в армию все офицеры и военные специалисты старой армии. Во всех войсковых частях создавался институт военных комиссаров.

Летом 1918 года обстановка в стране ухудшилась. Произошли мятежи эсеров в Москве, Ярославле, Муроме, Рыбинске, Коврове.

10 июля поднял мятеж командующий Восточным фронтом Муравьев...

* * *

Строки биографии. Михаил Артемьевич Муравьев родился 13 сентября 1880 года в деревне Бурдуково теперешней Горьковской области. Из крестьян Костромской губернии. Левый эсер, подполковник. Окончил духовную семинарию и Казанское пехотное юнкерское училище. Участник русско-японской и первой мировой войн. После февральской революции возглавлял работу по формированию революционной армии из добровольцев тыла для продолжения войны с Германией.

Перед Октябрем примкнул к левым эсерам. После революции предложил свои услуги Советскому правительству. 28 октября 1917 года был назначен начальником обороны Петрограда, 30 октября — главнокомандующим войсками, действовавшими против подразделений Керенского — Краснова. Во время борьбы с калединщиной Муравьев — [69] начальник штаба у В. А. Антонова-Овсеенко. В начале 1918-го командовал красногвардейскими отрядами, направленными против украинской Центральной рады. С 13 июня — главнокомандующий войсками Восточного фронта. После левоэсеровского мятежа в Москве Муравьев стал изменником революции, попытался совершить переворот в Симбирске. Убит 11 июля 1918 года при вооруженном сопротивлении аресту.

* * *

...Вслед за мятежом Муравьева контрреволюционные восстания охватили Поволжье, Южный Урал, Северный Кавказ, Дон. Пали Архангельск, Уфа, Симбирск, Казань, Иркутск, Чита, Хабаровск, Благовещенск.

23 сентября в Уфе в качестве органа верховой власти контрреволюция создала Директорию кадетско-эсеровского состава, при которой было учреждено Главное командование русских и чехословацких армий во главе с генералом В. Г. Болдыревым.

Советскому правительству удалось объединить крестьян центральных районов вокруг пролетариата. Центр страны стал военно-стратегической базой революционной республики. Оперативно ликвидируются контрреволюционные выступления.

После подавления мятежа Муравьева командующим Восточным фронтом с 18 июля назначен И. И. Вацетис...

* * *

Строки биографии. Иоаким Иоакимович Вацетис родился 11 сентября 1873 года в Лутринской волости, ныне Салдусский район, в семье батрака-латыша. Советский военный деятель, командарм 2-го ранга. В 1891 году добровольно вступил в армию, окончил Виленское пехотное юнкерское училище и Академию генштаба. Участвовал в первой мировой войне в чине полковника. Командуя пятым латышским стрелковым полком, перешел во время Октябрьской революции на сторону Советской власти. Был начальником оперативного отдела Революционного полевого штаба при Ставке в декабре 1917 года. Командовал Латышской стрелковой дивизией. Один из руководителей подавления левоэсеровского мятежа в Москве. С 18 июля по 28 сентября 1918 года командовал Восточным фронтом, который вместе с членами Реввоенсовета создал из разрозненных отрядов. С 6 сентября Вацетис — главнокомандующий Вооруженными Силами республики. Преподавал в Военной академии РККА, профессор, старший руководитель по истории войн. Награжден орденами Красного Знамени и Красной Звезды. Умер 28 июля 1938 года, став жертвой сталинских репрессий.

* * *

...29 июля 1918 года ЦК партии признал, что судьба революции решается на Волге и Урале. Проведены партийные мобилизации. На Восточный фронт направлены пополнения, в результате чего здесь был достигнут перевес сил Красной Армии. Войска Восточного фронта объединились в Первую, Вторую, Третью, Четвертую и Пятую армии. 6 августа был образован Северо-Восточный участок завесы для обороны северного направления, а двумя днями раньше — Южный участок завесы из отрядов, действовавших на воронежском направлении...

* * *

Строки биографии. Рейнголд Иосифович Берзин (Берзиньш) родился [70] в 1988 году. Видный партийный и военный работник, активный участник Октябрьской революции и гражданской войны. В Коммунистической партии с 1905 года. Воспитывался в батрацкой семье, по профессии — учитель. Военное образование получил в империалистическую войну, закончил школу прапорщиков.

В период установления Советской власти выступает во главе революционных солдатских масс, участвует в ликвидации заговора генералов в ставке Верховного главнокомандования в Могилеве, занимает ответственные командные должности.

Гражданскую войну Р. И. Берзин встречает в Сибири в качестве представителя Высшей военной инспекции. После отступления советских войск на Урал продолжает энергично заниматься вопросами военного строительства, реорганизации добровольческих отрядов в регулярную армию. Назначен командующим Северо-Урало-Сибирским фронтом. В июле-ноябре 1918 года командует Третьей армией Восточного фронта, многое делает для ее организационного укрепления и политического просвещения.

На последующих этапах гражданской войны Р. И. Берзин входит в состав Реввоенсоветов фронтов, принимает участие в борьбе с контрреволюцией в Туркестане и Средней Азии. За боевые заслуги награжден орденом Красного Знамени. Умер в 1939 году, став жертвой сталинских репрессий.

* * *

Из воспоминаний Р. И. Берзина: «Подавить, разрушить старое — задача тяжелая, но еще труднее на обломках старого, разрушенного создать новое, жизнеспособное.

В военном деле мы к этому созиданию были призваны декретом об организации на местах военных комиссариатов. Но «места», как это часто случалось, не учитывая всей спешности и важности быстрого создания вооруженных сил пролетариата, не торопились. Поэтому ВЦИК вынужден был обратиться с призывом ко всем губернским, уездным и волостным Советам рабочих, крестьянских и казачьих депутатов.

В призыве говорилось, что создание вооруженных сил требует в качестве первого условия наличия хорошо налаженного аппарата военного управления на местах. Декретом от 8 апреля приказывалось создать комиссариаты по военным делам в составе трех членов при непременном участии одного военного специалиста, но между тем большинство Советов еще не приступало к проведению в жизнь этого декрета.

Предписание давало недельный срок для создания комиссариатов под личную ответственность председателей Советов: мы уже имели дело с восставшим Чехословацким корпусом.

Таким образом, Восточный фронт становился первым нашим фронтом, где военная организация поднималась на должную высоту. Мы отказались от не оправдавшего себя добровольчества и перешли к принудительной системе комплектования армии — мобилизации. В полный рост перед нами встала задача создания вооруженных военных комиссариатов и формирования Красной Армии — уже по единой системе.

В сравнительно лучших условиях находились части Уральского военного [71] округа, действовавшие против чехословаков в районе Екатеринбург — Челябинск. Они уже имели полковые объединения, хотя и несовершенные. Здесь и управление войсками было поставлено лучше. Общими операциями руководил Уральский окружной комиссариат во главе с военкомами Ф. И. Голощекиным, С. А. Анучиным и военруком, бывшим генералом Д. Н. Надежным.

В других местах управление войсками практически отсутствовало. Скажем, под Омском.

Еще 26 мая 1918 года Омский областной исполком создал военно-революционный штаб, которому передал всю власть. Однако в то же время существовал и Западно-Сибирский военно-оперативный штаб. К тому же 8 июня был образован штаб пароходной флотилии.

Товарищи, побывавшие в Сибири, в самых мрачных красках рисовали военное положение. Снабжение продовольствием организовать было некому. Точных данных о силах противника и даже своих — никто дать не мог. Отряды отступали хаотично и никакому учету не поддавались...

Требовались решительные меры.

Первая мобилизация была объявлена декретом ВЦИК 12 июня 1918 года. Были призваны рабочие и не эксплуатирующие чужой труд крестьяне Уральского, Приволжского и Западно-Сибирского военных округов. В Питере и Москве мобилизовали рабочих.

13 июня Уральский обком РКП(б) созвал совещание, в котором участвовали представители обкома партии, областного комитета левых эсеров, облсовета, военные комиссары, члены военной инспекции и Средне-Сибирского военного округа. Совещание пришло к заключению, что необходимо создать единый орган оперативного управления на Урале и в Сибири. Было принято решение объединить все отдельные участки фронта в Северо-Урало-Сибирский фронт и во главе поставить коллегию из командующего и двух членов. Должность командующего была предложена мне, а членами коллегии назначили Надежного и Анучина.

Штабу прежде всего необходимо было связаться с центром, чтобы информировать его о положении и получить необходимые директивы. В это время высшим руководящим оперативным органом Советской республики был Высший Военный Совет, но начал уже работу и другой орган — оперативный отдел Московского окружного комиссариата по военным делам, переданный в ведение Народного комиссариата.

Отовсюду в центр сыпались запросы, просили помощи и указаний. Для руководства всеми действиями требовался авторитет, а так как на очереди дня стоял вопрос о борьбе с белочехами, то прежде всего и был создан Революционный Военный Совет Восточного фронта. Главнокомандующим всем фронтом назначили Муравьева.

Назначение это для многих было непонятным и странным, но важно было одно: создан высший, объединяющий и связующий, орган. Вскоре, 22 июня, в разговоре по прямому проводу Муравьев сообщил мне, что Совет решил все действующие на Восточном фронте войска свести в несколько армий. Одной из них, Третьей, предстояло командовать мне...» [72]

Сразу же после назначения командующим Р. И. Берзин выехал в штаб фронта, а затем в Москву с докладом о положении армии. И тут же последовал приказ Л. Д. Троцкого, в то время председателя Реввоенсовета республики, о назначении командующим Третьей армией Д. Н. Надежного. Против приказа Троцкого выступил Уральский обком РКП(б), потребовавший оставить Берзина на посту командарма.

Тогда Троцкий назначает на эту должность Богословского, который через три дня, захватив важные сводки, перешел к белым. Вместе с ним сбежали начальник штаба армии Симонов и начальник Екатеринбургского гарнизона бывший полковник Осипов. Это Троцкого ничуть не смутило. Он отдает распоряжение о назначении временно исполняющим обязанности командарма И. Т. Смилгу, а затем А. Я. Угрюмова. Чехарда с назначениями кончилась с приездом Берзина из Москвы. По предписанию Ленина РВС утвердил его командующим Третьей армией.

Авантюризм Троцкого отвлекал внимание и силы уральского руководства на урегулирование уже решенных вопросов, мешал централизации управления войсками, подрывал авторитет Уралобкома РКП(б). И не случайно он получил отпор уральцев.

* * *

Строки биографии. Лев Давидович Троцкий (Бронштейн) — видный политический деятель. В Коммунистической партии — с 1917-го по 1927 год. Родился в 1879 году в Херсонской губернии в семье крупного земельного арендатора. В социал-демократическом движении с 1897 года. В 1898-м по делу «Южно-русского рабочего союза» был сослан в Сибирь, откуда в 1902 году бежал за границу. Участвовал в издании газеты «Искра». На II съезде РСДРП (1903) примыкал к меньшевикам. Марксистско-ленинской концепции революции противопоставлял полуменьшевистскую теорию «перманентной революции». В. И. Ленин писал, что эта теория «берет у большевиков призыв к решительной революционной борьбе пролетариата и к завоеванию им политической власти, а у меньшевиков «отрицание» роли крестьянства» (Ленин В. И. — Т. 27. — С. 80).

Участник революции 1905–1907 годов, председатель Петербургского Совета рабочих депутатов. В декабре 1905 года был арестован, осужден и выслан в Сибирь. Бежал за границу. В годы реакции ликвидатор, организатор различных антиленинских группировок. В 1-ю мировую войну занимал центристскую позицию, выступал против большевиков по вопросам войны, мира и революции.

В мае 1917-го вернулся из эмиграции в Петроград, примкнул к «межрайонцам», в числе которых на VI съезде РСДРП(б) был принят в большевистскую партию и избран членом ЦК. После июльских событий арестован буржуазным Временным правительством. В сентябре — ноябре председатель Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. В вопросе о вооруженном восстании отстаивал тактику ожидания созыва II Всероссийского съезда Советов, которую В. И. Ленин подверг резкой критике, так как она представляла серьезную опасность для дела восстания.

После Октябрьской революции Л. Д. Троцкий — нарком иностранных [73] дел в первом Советском правительстве. Разошелся с В. И. Лениным по вопросу о Брестском мире. Вопреки постановлению ЦК и директиве Владимира Ильича отказался подписать мирный договор с Германией после предъявления ею ультиматума. Начавшееся новое германское наступление поставило страну в опасное положение. Л. Д. Троцкий был вынужден сложить с себя обязанности наркома иностранных дел.

В 1918–1924 годах Л. Д. Троцкий народный комиссар по военным и морским делам и председатель Реввоенсовета республики. В 1920–1921 годах выступал против В. И. Ленина во время дискуссии о профсоюзах, отстаивал их «огосударствление». С 1923 года возглавлял троцкистскую оппозицию против генеральной линии партии, отстаивал левацкий лозунг «сверхиндустриализации», предлагал политику административного и финансового нажима на крестьянство, отрицал возможность построения в СССР социалистического общества до победы международной пролетарской революции.

В «Письме к съезду» В. И. Ленин писал: «...тов. Троцкий, как доказала уже его борьба против ЦК в связи с вопросом о НКПС, отличается не только выдающимися способностями. Лично он, пожалуй, самый способный человек в настоящем ЦК, но и чрезмерно хватающий самоуверенностью и чрезмерным увлечением чисто административной стороной дела» (Ленин В. И. — Т. 45. — С. 345). Характеризуя его политические убеждения, В. И. Ленин указывал на «небольшевизм», то есть на склонности к мелкобуржуазной идеологии. Рецидивы этой мелкобуржуазности в сочетании с его честолюбием и властолюбием приводили Л. Д. Троцкого к авантюризму в политике.

Л. Д. Троцкий состоял членом ЦК партии в 1917–1927 годах, являлся членом Политбюро ЦК в 1919–1926 годах. В 1929 году за антисоветскую деятельность выслан из СССР. За рубежом активно боролся против СССР и Коминтерна.

Умер в Мексике в 1940 году при невыясненных обстоятельствах.

* * *

«...Создание первого фронтового органа управления сразу дало о себе знать. Новый Северо-Урало-Сибирский фронт развил энергичную деятельность по упорядочению положения в армиях. Были сняты с фронта легкие отряды, обследован каждый военный район, назначены подходящие командующие.

И вдруг 2 июля я (Р. И. Берзин. — Авт.) получаю две телеграммы об измене главнокомандующего Муравьева. В одной из них говорилось: «Всем, всем, всем. Главнокомандующий армией против чехословаков Муравьев прибыл в Симбирск, оцепил Совет, заявил о своем личном объявлении войны Германии и потребовал поддержки от Совдепа. Совдеп, ознакомившись с действиями Муравьева, распорядившегося снять войска и двинуть их на Вятку, Саратов и даже Москву, единодушно отказал ему в поддержке... Все его войска по приказанию командарма Тухачевского возвращены на прежние места для продолжения наступления на прежних позициях против чехословацких банд...»

2 сентября 1918 года ВЦИК опубликовал постановление о том, что во главе всех фронтов и всех военных учреждений республики становится Революционный Военный Совет. [74]

30 ноября последовало постановление ВЦИК об учреждении верховного органа военного управления — Совета Рабоче-Крестьянской Обсроны под председательством В. И. Ленина. С его возникновением закончилась основная работа по организации управления вооруженными силами».

* * *

Хроника гражданской войны. После подписания В. И. Лениным декрета СНК о призыве на военную службу в Уральском военном округе были призваны в ряды Красной Армии трудящиеся 6 уездов Уфимской губерний, 5 уездов Оренбургской и 4 уездов Екатеринбургского округа Пермской губернии.

В июле 1918 года категорически отказались создавать военные комиссариаты кулацкие Советы Ледянской и Бабинской волостей Вятского уезда и Морозовский волостной исполком Котельнического уезда Вятской губернии.

На работу в военкоматы были посланы коммунисты, наиболее подготовленные в военном деле, — П. В. Точисский, Ф. И. Голощекин, Э. С. Кадомцев, В. К. Блюхер, С. А. Анучин.

30 июня 1918 года в газете: «Уральский рабочий» опубликовано обращение областного комитета РКП(б), в котором подчеркивалась необходимость быстрейшей организационной перестройки войск.

C 8 мая по 15 июня в районы Урала и Поволжья республика направила 35587 стрелков, 970 кавалеристов, 325 пулемётов, 165 орудий, 7 бронемашин, 4 бронепоезда.

На помощь трудящимся Поволжья и Урала пришел рабочий класс западных районов страны. В короткий срок Москва, Иваново-Вознесенск, Тверь, Кострома и другие города сформировали для борьбы с чехословаками красноармейские и добровольческие отряды.

Особенно важна была помощь революционного Петрограда. 31 мая 1918 года отсюда выехал на фронт отряд пехотинцев численностью в 1000 человек.

Помощь петроградских рабочих была бы еще более значительной, если бы этому не препятствовали руководители местного Совета. Ссылаясь на нужды города, они тормозили отправку рабочих на Урал.

Предписание В. И. Ленина Г. Е. Зиновьеву: «11. VI. 1918 г. Петроград. Смольный. Зиновьеву.

Настоятельно советую использовать момент для самой усиленной и ускоренной отправки наибольшего числа отрядов на Урал через Вятку. Цюрупа согласен. Оружие есть в Вологде.

Ленин.

Передать тотчас в Питер и известить меня, когда принял Питер» (Ленин В. И — Т. 50. — С. 97).

В. И. Ленин — Г. Е. Зиновьеву: «Петроград. Смольный. Зиновьеву.

Надеюсь, получили мою просьбу посылать больше отрядов на Урал. Добавлю еще, что крайне важно послать туда побольше рабочих для агитации и руководства отсталыми. Отвечайте немедленно.

Ленин» (Ленин В. И. — Т. 50. — С. 99).

Вмешательство В. И. Ленина ускорило мобилизацию передовых рабочих Петрограда на чехословацкий фронт. К началу июля 1918 года [75] на Урал выехали Василеостровский, Выборгский, Волынский стрелковые батальоны, отряды моряков и железнодорожников.

В рядах Красной Армии на Восточном фронте сражались тысячи немцев, сербов, венгров, чехов, словаков, китайцев, австрийцев, корейцев, представителей других национальностей.

Активное участие в создании интернациональных частей принимали председатель венгерской группы при ЦК РКП(б) Бела Кун, видный деятель венгерского пролетариата Ференц Мюнних, чешский писатель-коммунист Ярослав Гашек, уполномоченный по делам китайских рабочих на Урале Жен Фучен.

На Урале была организована чехословацкая секция Коммунистической партии, призывавшая чехов и словаков к переходу на сторону Красной Армии.

В ряды Красной Армии влился батальон имени И. М. Малышева, костяком которого стала дружина екатеринбургских коммунистов, созданная для борьбы с Дутовым.

В июне — июле 1918 года происходит объединение в регулярные части добровольческих отрядов, сражавшихся на Екатеринбург-Челябинском направлении.

Регулярными подразделениями Красной Армии становятся полк Красных орлов и Камышловский полк.

В Николо-Березовке, на левом берегу Камы, началось формирование Второй армии, командармом которой был назначен В. Блохин.

* * *

...Элегантный человек в тонком пенсне читал лекции об артиллерийских премудростях, и чтение начал с таких архаических глубин, что новички Военной академии с первых же минут приуныли. Молчаливый сосед слева, в голубоватом френче, гладко выбритый, подтянутый, вытащил из-под стола книжку и, подперев рукой красивый крутой лоб, склонился над страницей. Искоса, через плечо, заглянул Александр в книгу и прочитал заголовок: «Иуда Искариот». «Ого, за Библию принялся», — усмехнулся Чеверев и посмотрел на соседа справа. Тот, в вытцветшей гимнастерке, старательно записывал что-то в тетрадку. И Александр решил написать письмо другу.

«Артиллерию тут начинают читать с греческой катапульты, — размашисто писал он. — А на черта мне катапульта, ежели война разгорается с каждым днем. Дьявол их забери, — при этих словах Чеверев покосился на богомольного соседа, — вместе с их катапультой!»

А элегантный человек, тыча длинной указкой в нарисованный плакат, продолжал рассказывать о греческих метательных снарядах и был так же далек от настоящей артиллерии, как и чеверевский отряд, получивший как-то задание выбить восставших из хорошо укрепленного села Топорнино.

— Пушку бы нам, — попросил командир в губкоме.

— С пушкой мы бы сами Топорнино взяли, — ответили Чевереву, и пришлось ему всю ночь напролет мороковать над картой. Уж больно местность была для атаки неподходящая: все открыто как на ладони, лупи по бегущим из пулемета, а у кулаков, говорят, еще и пушки есть. Однако Чеверев выход нашел. Побежал к пристани, походил по берегу [76] возле парохода «Зюйд», потом по трапу на борт взобрался и оглядел каждый уголок. Не стоило большого труда выпросить это нехитрое сооружение и погрузить на него отряд. Когда бойцы разместились на корме, один спросил:

— Задание нам, что ли, поменяли?

Чеверев нахмурился:

— А ну-ка по всей форме, товарищ боец! Как положено в армейском отряде.

Солдат удивился:

— Так бумаги-то у нас пока нету, чтоб армейским называться...

Но он встал, застегнул пуговицы на гимнастерке и под улыбки отрядных вытянул руки по швам:

— Разрешите задать вопрос, товарищ командир!

— Вот так. Разрешаю.

— А что, товарищ командир, нам и вправду задание сменили? Вроде бы не должны мы на этом корыте... То есть пароходе, плыть, раз Топорнино брать надо.

Чеверев мгновенно поменял командирскую строгость на мальчишескую улыбку и обратился ко всем:

— Нет, приказ наш в силе. Но вопрос: где находится село Топорнино? Ответ: на берегу Белой. Вопрос: а зачем же тогда атаковать его с поля, если можно с реки? И еще. Когда будем ночью подходить к селу, чтоб ни одна лошадь не заржала...

К селу подплывали аккурат в полночь. Небо было звездное, но безлунное. Темень пронизала окрестность, и село распознавалось только по звонкому собачьему лаю, далеко разливавшемуся по черной воде. Но вот за проплывающим холмом видны стали силуэты деревенских изб и деревьев около них. «Зюйд» плыл с выключенным двигателем; пустили его только у замаячившего причала. Заржали все-таки кони, пулеметные ленты загремели о кожуха коробок. Длился этот шум, правда, недолго, никого не успел встревожить, и отряд — кто конным, кто пешим — ворвался в спящее село. Захлопали раскатистые по ночной тиши выстрелы, кое-где лезвия сабель полоснули друг о дружку, да пулемет застрекотал и смолк.

С поднятыми руками, заспанное, злое, шло по улицам кулацкое войско, собираясь возле штабной избы. Штабники уже стояли связанными посреди двора, посверкивали глазами, отплевывались, сквозь зубы переговаривались меж собой.

Бойцы отряда на впряженных лошадях ввезли во двор короткоствольную пушку, ни разу нынче не пальнувшую. «Подарю губкому», — усмехнулся Чеверев. Впрочем, сделать это не случилось. Утром из Уфы пришло сообщение, которое крепко Александра расстроило: Уфу только начавшая формирование Вторая армия сдала белочехам, штаб разместился в крупном населенном пункте Николо-Березовке, а Чевереву приказано занять оборону в деревне Дюртюли. Защищать Бельско-Камский бассейн, предельно важный для отступивших.

Но попробуй защити обширный район, когда в отряде несколько сот бойцов, пока еще только готовящихся стать регулярным воинским подразделением... [77]

Только успели занять оборону, разведка доложила: белые двинули на чеверевский отряд крупные силы. Противник наступал походным порядком, намереваясь с ходу сломить сопротивление и занять деревню. — Ишь ты! — сказал Чеверев, следя за белочехами. — Даже перестроиться не соизволили.

Бой был затяжным. Беляки рвались к центру деревни, к церкви. Видимо, крепко настроились на победу. На какое-то время они прорвались в Дюртюли, заняли оборону на подступах к церкви. Тогда Чеверев велел снять с «Зюйда» пушку и прямой наводкой уничтожить вклинившийся отряд.

Вторично идти на приступ противник не отважился. К чеверевцам стали подходить отряды башкирских крестьян, вооруженных трехлинейками, а то и косами да вилами...

После атаки приблизился к красному командиру пожилой морщинистый башкир, поклонился несколько раз:

— Разреши, бачка, слово говорить.

— Говори, будь любезен.

— Ты, бачка, призыву давай-ка объявляй-ка. На призыву народ сама пойдет к тебе, бачка. Без призыву народ больно трусливый, бачка. Офицер узнает, лютый бывает, секир башка делает. А общая призыва — очень хорошо будет. Народ пойдет к тебе, бачка.

Послушался Чеверев старого башкира, написал приказ о мобилизации в ряды Красной Армии, бойцы, у кого исправный почерк, размножили его, а конники по ближайшим селам на видных местах вывесили. «Прямо по-пугачевски», — подумал Александр, не очень, правда, веря затее. А потом вовсе забыл об этом: надо было строевые занятия проводить, позиции за деревней укреплять. Забыл и забыл Чеверев, только подбегает к нему солдат, докладывает:

— Там пришли к вам, товарищ командир!

Думал, вестовой из штаба армии: ожидал его командир. А у крылечка штабной избы стояли трое татар, один старый, двое молодых. Поклонились Чевереву, старший речь сказал:

— Читал, бачка, приказ твоя. Хороший, правильный бумага. Думала моя, думала и вот что придумала. Белый офицер — очень плохой человек. Злой как собака. Прогонять его надо. Вот и пришли мы, бачка, к тебе. Бери нас, винтовка давай, пуля давай, стрелять офицера станем...

Слушал Чеверев старика, изо всех сил скрывая улыбку.

— А вы что, из одного села?

— Пошто из села? Из одного семья мы, бачка.

— Это как?

— Один, два — сыны это моя.

Пожал командир руки татарам, отцу и сыновьям, распорядился обмундировать «мобилизованных». А троица, между прочим, удачливой оказалась. Пошел окрестный крестьянин в отряд. Уже больше тысячи бойцов набралось, когда прибыл из штаба вестовой. Прочитал Чеверев бумагу, попросил посыльного передать на словах Блохину: пусть грузит баржу оружия, в Дюртюли направляет, а он, Чеверев, обещает вернуть Уфу. [78]

Кто знает, возможно, Чеверев и сдержал бы слово, да груженная оружием баржа до отряда не добралась — по дороге перехватили ее белые...

* * *

Отряды Второй армии сосредоточились в Николо-Березовке, на левом берегу Камы. Организационное оформление частей вследствие тяжелых непрерывных боев велось медленно. Отряды, действовавшие под Казанью, а затем на территории Елабужского и Мензелинскрго уездов, все еще были подчинены командованию Правой группы войск Второй армии. 29 июля в состав Второй включили формирования Оренбургсого района. Но общая численность войск к тому времени не превышала трех тысяч человек. Практически армия, основу которой составляли боевые части, вплоть до осени 1918 года не представляла собой единого целого. Характеризуя ее состояние, представитель Всероссийского бюро военных комиссаров В. Л. Павлов писал в Москву: «Армия состоит из семи отдельных воинских частей. Существует выборный Совет боевых дружин, состоящий из 5 лиц». Чаще всего отряды сражались с врагом, неделями не имея связи со штабом.

Добрая слава шла о Сводном отряде под руководством опытного большевика, члена партии с 1908 года Александра Михайловича Чеверева. Красноармейцы и рабочие называли его «орлом Урала». Боевая деятельность Чеверева началась в январе 1918-го, когда он во главе красногвардейского отряда выступил на борьбу с дутовцами. С начала контрреволюционного мятежа Чехословацкого корпуса Чеверев по поручению Уфимского губернского комитета партии создает новый красноармейский отряд, активно участвует в подавлении кулацких восстаний. В июле чеверевский отряд передается штабу Второй армии.

Чрезвычайная обстановка в районе боевых действий Второй армии продолжала препятствовать сведению отрядов в регулярные части. И все-таки в августе — сентябре организационная перестройка коснулась объединения. Части и отряды были реорганизованы в 1-ю и 2-ю Сводные дивизии. Позднее, когда двухтысячный отряд Чеверева прибыл в расположение соединения, был развернут 4-й Сводный полк, а Александр Михайлович назначен его командиром.

Наряду со строевыми частями формировались и отделы армейского штаба. Для подготовки младших командиров была создана специальная школа, при которой имелись отделения артиллеристов, разведчиков, пулеметчиков.

Командующим Второй армией в сентябре 1918 года был назначен Василий Иванович Шорин, бывший полковник царской армии, добровольно перешедший на сторону Советской власти. Кадровый военный, всю жизнь посвятивший армии, он отдавал свое умение борьбе с врагами революции. Командующий был прост в обращении. Небольшого роста, крепко сложенныи, он внешне не выделялся из красноармейцев. Но его соратники, находившиеся рядом в боевой обстановке, отмечали, что командарм обладал крупным полководческим даром, умел подчинить людей своей воле, поддерживал в частях дисциплину. С его прибытием реорганизация добровольческих отрядов в регулярную армию была завершена... [79]

* * *

Из сообщений газеты «Известия Пермского губисполкома» от 19 сентября 1918 года: «В середине августов Ачитской волости проходила мобилизация. Со всех деревень мобилизованные стекались в село Ачит к волостному исполкому. В здании Совета был устроен митинг, КОТОрым кулаки воспользовались в провокационных целях. Смутив мобилизованных антисоветскими выступлениями, деморализовав их клеветой на рабоче-крестьянскую власть, кулаки начали бунт..

Тут же, на митинге, они зверски растерзали инструктора уездного исполкома коммуниста тов. Кусакина, энергично участвовавшего в организации комитетов бедноты и потому особенно ненавистного кулакам. Затем погромное движение разлилось по всей волости и перекинулось в соседнюю, Афанасьевскую.

Советских работников подвергали жестоким пыткам, а затем убивали. Орудиями пытки деревенским инквизиторам служили ломы, железные прутья, вилы, лопаты. Трупы убитых производят потрясающее впечатление. После подавления восстания выяснилось, что многие деревни наполовину обезлюдели: часть крестьян разбежалась по окрестным лесам, а другая часть — кулаки — ушла к белогвардейцам».

* * *

Из сообщений газеты «Уральский рабочий» от 10 сентября 1918 года: «Военным контролем Третьей армии раскрыт контрреволюционный заговор. Правыми социал-революционерами готовилось покушение на командующего Третьей армией т. Берзина, члена военного совета т. Смилгу и военного комиссара Уральского военного округа, главного политического комиссара, Третьей армии т. Голощекина как главных участников создания на Урале боевой Красной Армии со строгой дисциплиной и четкой организацией, без которых наша армия контрреволюционерам не страшна.

«Уничтожим вождей Красной Армии, и ее боевая мощь, а вместе с тем и Советская власть сами падут» — вот главные мотивы заговорщиков.

Военный контроль принял решительные меры и 4 сентября арестовал главных вожаков заговора. Найдены склады с оружием, подрывными средствами и другими материалами.

Арестовано 73 человека. Следствие продолжается».

* * *

Обязательство вступающего в ряды Красной Армии (Красноуфимск, 22 июля 1918 года): «Вступая в семью Рабоче-Крестьянской Красной Армии добровольно и сознательно принимая на себя долю тяжкой и святой борьбы угнетенного и обездоленного народа, даю обещание перед братьями по оружию, перед всем трудящимся народом и перед революционной совестью своей достойно, без измены, без страха и колебаний бороться за великое дело, которому отдали свою жизнь лучшие сыны рабочей и крестьянской семьи, за дело победы Советской власти и торжества социализма.

Обязуюсь точно, без отступления, исполнять обязанности красноармейца.

Ясно сознаю, что получающий оружие из рук народной власти берет на себя великие обязанности и несет огромную ответственность. [80]

Сознаю и твердо понимаю, что не исполнивший своих обязанностей член Рабоче-Крестьянской Красной Армии карается суровым судом революционной власти и навсегда изгоняется из среды вооруженных защитников Революции.

Сие обязательство собственноручно подписываю...»

* * *

...Одной из труднейших задач в создании Вооруженных Сил республики можно по праву назвать обеспечение подразделений командным составим. Эта работа шла прежде всего по линии подготовки советских командиров. Только красные офицеры, говорил Ленин, будут иметь среди солдат авторитет и сумеют упрочить в нашей армии социализм. Для подготовки командиров из трудящихся была создана сеть военных учебных заведений. Широкое распространение получили курсы, давшие армии около 97 процентов всех военных руководителей. Курсы создавались военкоматами и военными отделами Советов. Местные органы власти выделяли помещения для занятий, снабжали мебелью, топливом, следили за классовым отбором курсантов. Численность курсантов росла за счет коммунистов и рабочих. Во второй половине 1918 года только в Уфе действовали стрелковая, кавалерийская, артиллерийская, пулемётная школы, а также школы связистов и разведчиков.

На Урале для подготовки командно-штабных кадров приспособили одно из крупнейших военно-учебных заведений старой армии — Николаевскую военную академию (Академию Генерального штаба), эвакуированную в Екатеринбург.

Конечно, в короткий срок в условиях войны невозможно было подготовить нужное количество офицеров. Потому-то Владимир Ильич и предлагал смелее выдвигать на командные должности унтер-офицеров и солдат старой армии. Он вел борьбу против нигилистического, а зачастую и враждебного отношения к спецам, доказывал, что без их помощи построить Красную Армию невозможно. Понятно, были среди них и предатели, но не они определяли положение на фронте. Выдающуюся роль в создании вооруженных сил на Урале сыграли, скажем, такие бывшие офицеры, как С. A. Анучин, И. С. Павлищев, И. Д. Каширин, Н. Д. Каширин, Д. М. Майгур, К. П. Артемьев, Н. Г. Осипов. Всего, по сведениям мобилизационного управления Всероссийского Главного штаба, в Уральском военном округе было призвано в армию до 15 февраля 1919 года 1012 офицеров и 6113 унтер-офицеров бывшей армии.

* * *

...Преподаватель-артиллерист прошелся вдоль первого ряда столов, поправил пенсне, повернулся к плакату и, как саблю, вытянул указку:

— Итак господа... м-м-м, товарищи... повторим пройденный материал.

«Вот те раз, — вздохнул Чеверев; он только что закончил писать письмо и уловил смысл преподавательских слов. — Я-то думал, профессор до трехдюймовки добрался, а он все вокруг катапульты топчется».

— Так вот... Катапульта — это метательная машина, приводимая в действие силами упругости скрученных волокон — сухожилий, волос и [81] так далее. Применялись катапульты в Древней Греции и Риме до конца, пятого века, главным образом при осаде крепостей...

«При осаде крепостей, — повторил про себя Чеверев. — Не знаю, как там у древних греков, а нас осаждали без катапульт...»

Дюртюли действительно напоминали крепость, хотя не было вокруг деревни ни глубоких рвов с водой, ни высоких каменных стен. Оборонительная система состояла из двух рядов — основного и запасного да, главное, из бойцов, несколько дней не покидавших укрытий. Окопы осыпались от беспрестанных артобстрелов: двенадцать атак отбили чеверевцы.

В окуляры бинокля Александр видел белогвардейского офицера на белом коне, в белых перчатках, в парадном золоченом мундире. Храбрый беляк — пулям не кланяется, и его тактическую хватку Чеверев давно почувствовал: то несколькими цепями белогвардейцы атаковали, то наступали под навесом артиллерийского прикрытия, то ночные штурмы устраивали. Ухо с этим офицером следовало держать востро.

Тринадцатая атака началась с массированного удара по роте Хохрина. «Ничего, этот не новичок», — подумал командир, и верно: ружейным и пулеметным огнем прижали хохринцы беляков перед самыми окопами. «Теперь им ничего не остается, только в атаку идти». Но наступавшие вдруг драпанули, спины темные, потные показали. Не хитрость ли?

Догадка Чеверева подтвердилась. Атаковавшие бросились бежать аж к деревне Иванаево, увлекая за собой хохринцев. Участок обороны оголился. Надо было срочно укреплять его. Командир послал связного к запасникам, но заметил, как белогвардейцы — силами до роты — снялись с дальних позиций и бросились к пустым окопам. Что-то предпринимать уже поздно. К тому же противник пошел в атаку по всей передовой.

С большими потерями прорвался тогда отряд к Сарапулу, к штабу Второй армии...

Снова вслушался Александр в монотонный голос: все те же катапульты слетали с преподавательского языка. Посмотрел на часы — еще порядочно до конца лекции. Вот наказание! Чеверев решил за слушателями наблюдать. Сосед слева продолжал читать Библию, быстро перелистывая страницы. Сосед справа по-прежнему писал. Впереди трое в гимнастерках тихонько перешептывались меж собой. Левее их, у окна, сидел, оперши о руку подбородок... Ну, такого быть не может! У этого шрам через щеку... А так — большое сходство с Азиным: тонкие полоски усов наискось к уголкам губ, прямых и припухших, слегка вздернутый нос, красивые, девичьи, волосок к волоску, брови. Все это разглядел Александр за ту долю секунды, когда слушатель обернулся, почувствовав на себе взгляд Чеверева...

Тогда, после многочисленных переходов, они стояли в Сюгинске. Командир ждал встречи с Азиным, который вел дивизию на соединение с ними. Думалось: предстанет перед ним заросший бородач в потрепанной, пропыленной одежде. Азинцы делали такие головокружительные броски и марши, что даже Чеверев, известный неожиданными, смелыми переходами, не раз им дивился. Когда уж тут бриться, гладиться, [82] прихорашиваться. Но командир ошибся. Четким шагом подошел к нему чисто выбритый, с ухоженными усиками, безупречно одетый человек — прямо штабист какой-то! Впрочем, отдав честь и по-военному представившись, Владимир Михайлович совсем по-штатски обнял (силой тоже бог его не обидел) и расцеловал Александра Михайловича...

* * *

Строки биографии. Владимир Михайлович Азин родился в деревне Марьяново Полоцкого уезда Витебской губернии в семье портного 26 сентября 1885 года. Латыш по национальности. Герой гражданской войны. Член партии с 1918 года. В этом же году назначен командиром Латышского коммунистического отряда. Формировал в Вятке отряды Красной гвардии. С августа 1918-го командовал Арской группой Второй армии Восточного фронта, сыгравшей большую роль при освобождении Казани. Чуть позднее, командуя 2-й сводной дивизией, руководил взятием Сарапула, Ижевска, Воткинска, Командовал 28-й стрелковой дивизией, героически сражался против Колчака, а с сентября 1919 года — против армии Деникина. Отличался исключительной храбростью. Во время боя в районе станции Целина на реке Маныч был захвачен белыми и 18 февраля 1920 года зверски убит.

* * *

— ...Вот и встретились, — сказал Азин, разглаживая легкими касательными движениями пальцев свои усы. — Ага, вот ты какой, ну, ну, — и без перерыва перешел к главному:

— Как, ты не против побрататься со мной? У меня предписание — создать сводную дивизию. Но предписание — одно, другое — как ты сам на это посмотришь. Может, мое начало тебя не устроит? Говори прямо.

— Устроит, Владимир Михайлович, — улыбнулся Чеверев. — Под началом такого орла еще не так воевать будем.

— Ну, ну, — повторил Азии, потом рассмеялся и вновь обнял Чеверева.

Вечером, развернув на полу карту и опустившись перед ней на колени, командиры объединившихся отрядов ломали голову, как взять Ижевск. Накануне в штабе армии, куда вызвал Азина новый командарм Шорин, была получена телеграмма от Ленина острого содержания: почему до сих пор не взят Ижевск? Сводной дивизии во что бы то ни стало и нужно было отбить оружейный город.

— Фланговым ударом выбрасываем белых из Агрыза, занимаем железнодорожный узел, — говорил меж тем Александр. — Два своих батальона я бросаю на Сарапул и отбиваю его.

— Отбиваешь? — с улыбкой переспросил Азин: горячность и уверенность нового комполка нравились ему.

— Отбиваю. Какие сомнения? Дальше: окружаем Ижевск. Укрепления там мощные. В несколько рядов окопы, проволочные заграждения. Окопались, словом. Но одного не учли. Мои разведчики кое-что разнюхали. Вот смотри...

Против чеверевского плана у Азина возражений не нашлось. Позднее операцию одобрил и Шорин, ужасно скупой на похвалу; он прибыл в дивизию, чтобы лично возглавить штурм. Слушал объяснения Чеверева, на лету схватил замысел, сказал: [83]

— Пусть будет так.

Бойцы Чеверева пошли в атаку именно в том месте, где меньше всего их ожидали, — у моста через реку было больше всего укреплений. Но бронепоезд, тайком переброшенный к Ижевску, неожиданно налетом разрушил их, подавил противника огнем, и чеверевцы, накидывая на проволочные заграждения шинели, преодолевали препятствия, ряд за рядом, вот уж и окопы с оставшимися в живых белогвардейцами, и штыковая атака, и перед глазами заречье с хмурыми трубами завода...

— Ур-ра-а! Ал-га-а! — катилось по склону к реке.

Александр бежал по запорошенному запоздалым снегом приречному спуску, размахивая над головой наганом. Стылая земля откликалась тяжелым гулом...

* * *

Телеграмма В. И. Ленина командующему Второй армией: «Приветствую доблестные красноармейские войска, взявшие Ижевск. Поздравляю с годовщиной революции. Да здравствует социалистическая Красная Армия! Ленин» (Ленин В. И. — Т. 50. — С. 202).

Летом 1918 года положение Советского государства оставалось тяжелым. Страна была в огненном кольце фронтов. Три четверти территории захватили враги.

В планах контрреволюции особое место занимал Екатеринбург. Здесь находились руководящие партийные и советские органы региона, штабы Северо-Урало-Сибирского фронта и Уральского военного округа. Захват Екатеринбурга интервенты и белогвардейцы рассматривали как решающее условие установления их господства на Урале. Большое значение имело и то, что в Екатеринбурге в ожидании суда находился под арестом бывший царь Николай Романов. Его имя использовалось для объединения контрреволюции. В городе возникла подпольная организация, ядро которой составили офицеры — преподаватели Академии Генерального штаба. Заговорщики установили связь с царем и усиленно готовились к вооруженному мятежу. 10 июня 1918 года они предприняли попытку открытого выступления. Заговорщики потребовали от Екатеринбургского Совета заключить мир с чехословаками, разоружить Красную Армию, ликвидировать институт политических комиссаров. Обстановка затруднялась тем, что в городе почти не осталось советских войск: гарнизон сражался на фронте. В распоряжении Совета был лишь небольшой отряд рабочих Верх-Исетского завода под командованием П. З. Ермакова. Только благодаря самоотверженным действиям рабочих мятеж был ликвидирован. Однако заговорщики усиленно готовились к новому выступлению.

Вывезти бывшего царя не представлялось возможным: город окружали белочехи и белогвардейцы. Обсудив положение, президиум Уральского областного Совета постановил расстрелять Николая Романова. В ночь на 17 июля 1918 года приговор был приведен в исполнение... [84]

* * *

Из сообщений газеты «Известия Пермского губисполкома» от 26 июля 1918 года: «Расстрел бывшего царя в Екатеринбурге. 18 июля на первом заседании нового президиума ЦИК председатель Свердлов огласил только что полученное по прямому проводу сообщение Уральского областного совета о расстреле бывшего царя Николая Романова.

«В последние дни, — гласит сообщение, — столице красного Урала Екатеринбургу серьезно угрожала опасность приближения чехословацких банд. В то же время был раскрыт новый заговор контрреволюционеров, имевший целью вырвать из рук Советской власти коронованного палача. Ввиду этого президиум Уральского областного совета постановил расстрелять Николая Романова, что и было приведено в исполнение 16 июля...»

Сделав это сообщение, Свердлов напоминает историю перевода Николая Романова из Тобольска в Екатеринбург после раскрытия такой же организации белогвардейцев, подготовлявшей побег Николая Романова.

В последнее время предполагалось предать бывшего царя суду за его преступления против народа, и только события последнего времени помешали осуществлению этого.

Президиум ЦИК, обсудив все обстоятельства, заставившие Уральский областной совет принять решение о расстреле Николая Романова, постановил:

Всероссийский ЦИК в лице своего президиума признает решение Уральского областного совета правильным».

* * *

Из статьи И. Черкасова «Конец Романовых» («Новый мир», № 7, 1988): «...Ночь с 16 на 17 июля 1918 года — расстрел царской семьи в Екатеринбурге... По мере разгорания гражданской войны российская контрреволюция переходила от умеренно-конституционного либерализма к откровенной реакции... Факты и документы... убедительно свидетельствуют, что на всем протяжении гражданской войны проблема реставрации монархии в России никогда не снималась с повестки дня: Сложнее однозначно ответить на вопрос о возможности восстановления на троне династии Романовых... Мы не можем обойти молчанием судьбу царской семьи. Что с ней происходило после отречения Николая II вплоть до того дня, вернее, ночи с 16 на 17 июля 1918 года, когда все ее члены были расстреляны в подвале дома екатеринбургского инженера Ипатьева?

Какова была действительная роль центральной советской власти — ВЦИК и Совнаркома — в разрешении «Романовского дела»?.. Прежде всего это касается известной миссии Яковлева (К. А. Мячина), особоуполномоченного ВЦИК, ответственного за безопасность семьи Романовых. Он был ложно обвинен руководителями Уральского Совета в измене и едва не поплатился жизнью за намерение выполнить указания Председателя ВЦИК Я. М. Свердлова.

...Яковлев, член партии с 1905 года, старый боевик и давний соратник Я. М. Свердлова, до последнего момента строго следовал официальным и негласным указаниям Председателя ВЦИК. Яковлеву была дана директива вывезти семью Романовых в Москву из охваченной [85] контрреволюцией Сибири. Он имел самые широкие полномочия, которыми не смог воспользоваться из-за противодействия Уралоблсовета...

...Руководство Уралоблсовета... не желало выпускать из своих рук бывшего царя, полагая, что он мог бы стать вождем контрреволюции, подкатывавшейся к Екатеринбургу, Вопреки имевшимся инструкциям Председателя ВЦИК Я. М. Свердлова президиум Уралоблсовета самовольно сместил В. Яковлева, взяв на себя всю полноту ответственности за судьбу Романовых... ВЦИК и Совнарком были поставлены перед свершившимся фактом... О расстреле всей семьи Романовых в Москве станет известно чуть позже... Президиум Уралоблсовета оправдывал свое решение тремя обстоятельствами: приближением к Екатеринбургу белой армии, раскрытием большого белогвардейского заговора и невозможностью эвакуации Романовых».

* * *

...Расстрел последнего российского императора осложнил обстановку на Урале. Мятежи вспыхнули в Оханском, Осинском, Кунгурском, Красноуфимском, Чердынском и других уездах Пермской губернии, в ряде районов Уфимской, в Уржумском уезде Вятской губернии. Под влиянием эсеров и меньшевиков взбунтовалась не только мелкая буржуазия города и деревни, но и значительная часть среднего крестьянства. К мятежникам примкнули отдельные слои рабочих.

Бунтовщики жестоко расправлялись с коммунистами, работниками государственных учреждений, их семьями. Так, в селе Сепыч Кунгурского уезда в первые дни мятежа кулаки замучили и расстреляли 46 советских работников, в Кизганбашевской волости Уфимской губернии от рук мятежников погибло 300 человек.

Некоторые белогвардейско-эсеровские мятежи подавлялись в короткие сроки. Однако чаще они приобретали затяжной характер, восставшие длительное время оказывали сопротивление советским войскам.

Колебание среднего крестьянства, активизация внутренней контрреволюции, недостатки в организации Красной Армии, еще сохранявшей элементы партизанщины, обусловили серьезные неудачи советских войск на Восточном фронте. В обстановке кулацко-белогвардейских мятежей, которые непрерывно сотрясали наш тыл, сплочение революционных сил, особенно в деревне, шло с большими трудностями. Крестьяне среднего достатка, еще не определившие своей позиции в войне, неохотно шли в Красную Армию. Обязательные мобилизации не давали нужных результатов. Из предполагаемых 275 тысяч человек в Приволжском, Уральском и Западно-Сибирском военных округах во второй половине июня — начале июля удалось призвать только 40 тысяч.

Летом 1918 года чехословаки и белогвардейцы захватили Уфу, Казань, Самару, Симбирск, Златоуст, Троицк, Шадринск, Камышлов, другие города Поволжья и Урала.

Во второй половине июня 1918 года развернулись бои на подступах к Екатеринбургу. Встретив сильное сопротивление советских войск на Екатеринбург-Челябинском направлении, белогвардейские части обошли город с запада и в районе станции Кузино прорвали оборонительный заслон. На устранение прорыва была брошена дружина екатеринбургских [86] коммунистов, сформированная Уральским обкомом РКП(б). Комиссаром дружины стал один из руководителей областного комитета? партии Леонид Исаакович Вайнер.

Получив подкрепление, советские отряды перешли в наступление и освободили Кузино. Однако развить успех не удалось. В решающий момент с фронта дезертировал отряд пермских анархистов. Белогвардейцы, имевшие значительное превосходство, обошли дружинников с фланга. Отряд коммунистов вынужден был отступить. В одном из боев этого периода погиб Л. И. Вайнер.

Захватив станцию Кузино, белые подтянули силы, ввели в бой конницу и бронепоезд. Красноармейцы отошли к Палкино, чтобы создать новый рубеж обороны. Не считаясь с потерями, противник рвался к сердцу Урала — Екатеринбургу. 25 июля 1918 года бой переметнулся в район железнодорожной станции. Начался обстрел городских кварталов...

* * *

Из оперативной сводки: «Июль 1918 года. 25 июля наши части, не желая подвергать Екатеринбург артиллерийскому обстрелу, после открытия противником огня по городу оставили Екатеринбург и в боевом порядке, понеся незначительные потери, отошли на заранее подготовленные позиции».

* * *

...Успешные действия контрреволюции на Восточном фронте создали серьезную угрозу Советской власти. Необходимо было принять срочные меры, которые позволили бы отстоять завоевания социалистической революции.

29 июля Центральный Комитет принимает постановление об укреплении Восточного фронта. В нем — всесторонняя, четкая, по-партийному принципиальная оценка военных неудач, которые были вызваны не только социальными причинами и численным превосходством контрреволюции, но и крупными недостатками в организации и политическом воспитании Красной Армии. Единственно верным средством улучшения дел на Восточном фронте признавалась массовая мобилизация коммунистов.

Партийным организациям было предложено послать на фронт максимум большевиков, знающих военное дело, опытных организаторов и агитаторов. Особое внимание ЦК уделял вопросам партийного строительства. «Во всех без исключения войсковых частях на фронте и в тылу, — говорилось в постановлении, — должны быть созданы твердые партийные ячейки, с включением в них известного числа испытанных работников партии».

Июльское постановление было переломным моментом в мобилизационной и политической деятельности местных организаций.

* * *

Хроника гражданской войны. Общее количество коммунистов, мобилизованных на фронт уральскимй партийными организациями, составило более 20 тысяч.

Активное участие в укреплении советских войск на Урале приняли трудящиеся центральных районов республики. В кратчайший срок только [87] через политическое отделение оперативного отдела Народного комиссариата по военным делам прошло более 3000 мобилизованных членов партии.

Урал стал одним из первых районов страны, где началась политико-воспитательная работа в армии.

Уральский обком РКП(б) по согласованию с Военным Советом Третьей армии в первые дни войны взял руководство всей политической работой в армейских частях в свои руки. Был создан специальный орган — бюро партии из пяти человек. Возглавил его Ф. И. Голощекин, назначенный главным политическим комиссаром армии.

* * *

Строки биографии. Филипп Исаевич Голощекин родился в 1876 году. Видный партийный, государственный и военный деятель. В Коммунистической партии с 1903 года. Активно участвовал в подготовке и проведении Октябрьской революции. Участник Апрельской партийной конференции, II Всероссийского съезда Советов. Был избран членом ВЦИК, входил в состав Петроградского Военно-революционного комитета.

В конце 1917 года Ф. И. Голощекин на Урале. Избирается членом Екатеринбургского комитета РСДРП(б), выполняет обязанности комиссара по военным делам местного Совета. Включается в работу по созданию Красной Армии, назначен уральским областным военкомом. Избирается членом обкома партии и членом областного Совета.

В сентябре 1918 года Уралобком поручает Голощекину возглавить партийную работу на фронте в качестве главного политического комиссара Третьей армии. Входит в число руководителей большевистского подполья в колчаковском тылу, член Сибирского бюро ЦК РКП(б). Делегат VIII съезда партии, примыкал к военной оппозиции. До конца войны занимает ответственные посты.

В последующие годы Ф. И. Голощекин остается на партийной и советской работе, член ЦК ВКП(б), член ВЦИК и ЦИК СССР. Погиб в 1941 году в результате необоснованных репрессий.

* * *

...К декабрю 1918 года в частях Третьей армии было более 70 постоянных партийных агитаторов. Наиболее опытные работники назначались в аппарат армейского политотдела. Обком партии направил сюда З. И. Лобкова, А. Лиепу, В. М. Мулина и других.

Во 2-м Пермском полку ежедневно с 5 до 7 часов вечера проводились агитационные занятия с красноармейцами. Проводили их члены Уралобкома РКП(б) H. Г. Толмачев, А. Г. Белобородов, А. П. Спундэ и другие.

На многие железнодорожные станции были назначены политические представители. В их обязанность входило обеспечение бесперебойной работы транспорта и организация политического воспитания краноармейцев в пути следования.

В частях Красной Армии создавались политические отделы — принципиально новые органы, призванныеосуществлять руководство партийно-политической работой в войсках.

По инициативе коммунистов в частях и подразделениях Третьей армии стали создаваться товарищеские суды. Красноармейцы выносили [88] приговор тем, кто занимался антисоветской агитацией, мародерством и пьянством, проявляли малодушие и трусость.

Партийные ячейки воинских частей создавали школы грамотности, лекционные пункты, библиотеки, клубы и читальни. В ротах и полках собирали средства на приобретение учебников.

Перед бойцами Третьей армии выступали знаменитый оркестр Андреева, артисты московских и петроградских театров.

Вятский губком партии создал единую губернскую агитационную коллегию. Ей подчинялись все агитационные коллективы.

В октябре-ноябре 1918 года прошли дивизионные партийные конференции, которые обобщили опыт партийного строительства в подразделениях и наметили перспективы развития политической работы.

* * *

...Александр вернул книжку Леонида Андреева. Не таким уж и молчуном оказался его сосед. После первой лекции Чеверев кивнул головой на Библию: «Интересно?» Потом пояснил: «Вы, никак, верующий? Библию-то читаете...» Бывший офицер посмотрел на книгу, на Александра, что-то соображая, а потом рассмеялся таким искристым смехом, что и Александр не устоял.

— Да разве ж это Библия? — произнес сосед сквозь смех. — Это же Андреев. Писатель. Хотите почитать?

Александр недоверчиво взял в руки книгу, долистал до заглавия «Иуда Искариот», пробежал глазами начальные строки: действительно, текст был не библейский. Прочитал Чеверев книжку, вернул.

— Ну, как Андреев? Понравился?

— Понравился-то понравился. Да мрачноватый какой-то. Отрицательного много в его героях.

Сосед во френче вместе со стулом повернулся к Чевереву.

— Много отрицательного, говорите? А разве в людях одно только положительное? Вот вы — красный командир. Разве не замечали вы в подчиненных трусости, жадности, бестолковщины?

— Замечал, — согласился Александр, но возразил: — И все-таки отрицательное излишне Андреевым подчеркнуто.

— Вот здесь я с вами согласиться не могу, — оживился сосед. — Правильно подчеркнуто. И излишне. Писатель говорит: не упрощайте человека, он очень тонкое и сложное создание, в нем неразрывно и хорошее и плохое, и чтобы человек стал лучше, ему помочь надо избавиться от плохого...

По аудитории пролетел ядовито-веселый голос: «Катапульта идет!» Шум смолк. Развернул свой стул сосед, шепнув, что на перемене они договорят. А элегантный человек в пенсне прошелся около столов, попросил дежурного развесить схемы и, саблей выкинув указку, начал лекцию:

— Итак, м-м-м... товарищи! Продолжим тему. Кто мне напомнит, как она звучит?

— Катапульта! — не задумываясь гаркнул кто-то с задних столов.

— Не катапульта, а артиллерия, — заученно терпеливо поправил преподаватель. — Так вот, м-м-м, товарищи... Артиллерия имеет многовековую историю. Она пришла на смену стенобитной и метательной [89] технике, о которой мы с вами говорили на предыдущих лекциях. Первые достоверные сведения о появлении огнестрельного оружия относятся к концу тринадцатого — началу четырнадцатого веков...

«Мать же честная! — подумал в испуге Чеверев. — До трехдюймовки нам, пожалуй, никогда не добраться... Эх, надо бы какую-нибудь книжонку у офицера попросить. Впрочем, есть же письмо от ребят, перечитаю...»

Вчера он получил письмо из полка. Ожидал ответа от приятеля, а пришел конвертище такой толщины, что Александр удивился, как его по почте пропустили. Каракули свои оставили на разноформатных листах, наверно, человек двадцать. Читал их в первый раз Чеверев, и слеза на лист капнула: «Родной наш отец... Любимый командир... Скучаем по тебе... Скоро ли закончится твоя учеба?..» «Родной наш отец» коряво написал громадина солдат, неловкий, неразговорчивый, исподлобный какой-то. Никогда не ожидал от него комполка таких слов. И выходит, прав этот самый Андреев: неимоверно сложна человеческая душа. А мы ведь частенько и не доходим до нее. Некогда. Там — белогвардейцы, здесь — белочехи, в третьем месте — кулаки с середняками... Нет, не отделял себя Чеверев от солдат, гоголем не ходил перед ними; старался быть поближе — у костра посидеть, из котла по-соседски похлебать, в атаку вместе подняться; но как мало всего этого, если иметь в виду душу человеческую, душу бойцовскую. Ведь скольким надо бы помочь! Глядишь, и трусости поменьше бы в людях было, и жадности, и бестолковщины... Отчего он мрачен? Что у него на сердце? Может, горе какое?..

И тоскливо стало Чевереву, черная туча окутала сердце, кое-как досидел он до конца лекции и, забыв о продолжении разговора с соседом, почти бегом припустил к казармам, нашел в конторке свой старый узел и на тумбочке записку оставил: «Не поминайте лихом. Пошел довоевывать. Чеверев...»

В Реввоенсовете посмотрели на «самоволку» строго. Вызвали на заседание, пропесочку дали:

— Вы понимаете, что поступили как дезертир? Вас послали учиться на красного командира! А вы?

Чезерев молчал, слушал понуро. Но в конце концов, когда спросили его: «Ну, понял?», ответил твердо:

— Одно я, товарищи, понял: не идет у меня учеба. Не могу без фронта. Разрешите уж мне в полк. А живой останусь, честное слово, до генерала доучусь.

Выслали Александра в коридор, потом войти велели и объявили, что бывший командир полка назначается командиром бригады Второй армии.

Всех готов был обнять и расцеловать Чеверев, всех этих суровых, хмурых, недовольных его поведением людей, однако командирское возобладало:

— Разрешите отбыть на фронт?

И вот постукивают колеса екатеринбургского поезда, мелькают высокие старые тополя, серые избушки с притулившимися к ним огородишками. Как-то встретят комбрига сослуживцы? [90]

На военный лад

Тыл — старший брат, за все ответчик...

Александр Твардовский. За далью — даль

Осенью 1918 года Красная Армия перешла в наступление. Наибольший успех был достигнут в Поволжье и Прикамье, которые активнее поднимались на борьбу с контрреволюцией. В сентябре — октябре наши войска освободили Казань, Симбирск, Самару, двинулись к Уфе, Оренбургу и Уральску.

Благоприятно развивались события на левом фланге, в районе Прикамья. Нужно было освободить расположенные здесь крупные центры. оружейного производства. В. И. Ленин не случайно потребовал от командования скорейшего подавления меньшевистско-эсеровского мятежа на Ижевском и Воткинском заводах.

Штурм Ижевска начался утром 7 ноября. После интенсивной артиллерийской подготовки полки 2-й сводной дивизии В. М. Азина, поддержанные другими частями армии и бронепоездом «Свободная Россия», ворвались в город. К вечеру белые поспешно отступили, не успев взорвать завод.

Правительство высоко оценило доблесть участников операции. Особо отличившиеся 3-й и 4-й стрелковые полки были награждены почетными знаменами, а командиры этих полков А. И. Северихин и А. М. Чеверев, а также командир дивизии В. М. Азин высшими боевыми наградами — орденами Красного Знамени. Разгром Ижевской группировки предопределил судьбу Воткинского завода, который вскоре тоже был освобожден.

Наиболее ожесточенные бои в осеннее наступление происходили на участке Третьей армии, прикрывавшей важное стратегическое направление на Пермь — Вятку — Котлас. К этому времени армия представляла собой серьезную силу. В ходе последних боев ее организационная структура изменилась. На базе 1-й и 2-й Уральских дивизий была сформирована 29-я стрелковая дивизия. Появилась и еще одна, 30-я стрелковая. В составе армии действовали 5-я Уральская дивизия, Особая Камская бригада и Особый отряд. Это было самое дееспособное армейское соединение на Восточном фронте. Причем его сила определялась не только количеством, но и качеством, ибо треть бойцов и командиров составляли коммунисты.

Войска Третьей армии усилили сопротивление врагу уже в августе, когда начали сказываться результаты организационной и политико-массовой работы. Захватив Екатеринбург, белогвардейское командование попыталось организовать наступление на Пермь по кратчайшему пути, через Кунгур. Попытка эта оказалась нереальной.

В тылу екатеринбургской группировки белых, в районе Нижнего Тагила и Егоршино, оставались крупные силы советских войск, упорно оборонявшихся и наносивших ощутимые контрудары. Активные действия Крестьянского коммунистического, Камышловского и других полков, оборонявших Ирбитский завод и Егоршино, расстроили планы противника, [91] вынудили его отказаться от продвижения на Кунгур и сосредоточить внимание на екатеринбургском плацдарме.

В начале августа командование Третьей армии решило организовать контрнаступление на Екатеринбург со стороны Нижнего Тагила и Режевского завода. На этих участках сосредоточивались главным образом советские войска бывшего Екатеринбург-Челябинского направления. Перейдя в наступление вдоль железной дороги, красноармейцы захватили станцию Таватуй и двинули обходную колонну к Билимбаевскому заводу. Одновременно Рабоче-крестьянский полк при поддержке Екатеринбургского начал быстрое продвижение по шоссейному тракту. В течение дня бойцы прошли более 60 верст. А когда белые оставили Балтым, Медный рудник (ныне Верхняя Пышма) и Березовский, фронт оказался на расстоянии 7 верст от Екатеринбурга. Только ценой огромного напряжения противник сумел удержать город. Ожесточенные бои под Екатеринбургом продолжались весь август и первую половину сентября.

Со стороны Режевского завода мощное сопротивление белым оказал отряд, командовал которым П. Д. Хохряков.

Частично возвратив свои позиции под Екатеринбургом и оттеснив части 2-й Уральской дивизии к Невьянску и Нижнему Тагилу, белогвардейское командование не смогло возобновить наступательные операции. Этому мешали, во-первых, егоршинские группировки, которые продолжали оказывать заметное давление на тыл противника, и, во-вторых, оборонявшие Кунгур части Западной дивизии, получившие сильное пополнение в лице соединений В. К. Блюхера, пробившегося с боями из-под Оренбурга.

* * *

Строки биографии. Василий Константинович Блюхер родился 19 ноября 1890 года в деревне Барщинка Ярославской губернии в крестьянской семье. Советский военный и партийный деятель, Маршал Советского Союза. Член партии с 1916 года. Работал слесарем в Петрограде и под Москвой. В 1910–1913 годах отбывал тюремное заключение за призыв к забастовкам. В годы первой мировой войны был рядовым, затем младшим унтер-офицером, награжден двумя георгиевскими крестами и медалью. После тяжелого ранения уволен из армии. Работал слесарем в Сормове и Казани.

После февральской революции по решению Самарской партийной организации вступил добровольцем в 102-й запасной полк для революционной работы среди солдат. Был избран товарищем председателя полкового комитета, членом Самарского Совета солдатских депутатов. В ноябре 1917 года — член Самарского военно-революционного комитета. Направлен комиссаром красногвардейского отряда в Челябинск, где был избран председателем ревкома, а в марте 1918-го — председателем Совета. Участвовал в борьбе с дутовцами.

После мятежа Чехословацкого корпуса возглавил окруженные в районе Оренбурга советские войска и совершил с ними героический 1500-километровый поход по Уралу, выйдя в сентябре 1918 года на соединение с Третьей армией. 28 сентября награжден первым орденом Красного Знамени. (Всего Блюхер награжден: орденом Ленина, [92] 5 орденами Красного Знамени и первым орденом Красной Звезды. В должностях начальника 30-й и 51-й стрелковых дивизий и помощника командующего Третьей армией участвовал в боях против Колчака до его разгрома. В августе — ноябре 1920 года, командуя 51-й стрелковой дивизией, участвовал в героической обороне Каховского плацдарма и штурме Перекопа. В 1921–1922 годах — военный министр, главком и член Военного Совета Народно-революционной армии Дальневосточной народной республики, руководил разгромом белогвардейцев под Волочаевкой.

В 1924–1927 годах Блюхер главный военный советник при китайском революционном правительстве в Гуанчжоу (Кантон), участвует в проведении Великого Северного похода. В 1929–1938 годах командовал Особой Краснознаменной Дальневосточной армией, руководил разгромом войск китайских милитаристов во время советско-китайского конфликта (1929) и созданием обороны на Дальнем Востоке.

На XVII съезде партии избран кандидатом в члены ЦК ВКП(б). Член ВЦИК и член ЦИК СССР, депутат Верховного Совета СССР первого созыва. Пал жертвой сталинских репрессий 9 ноября 1938 года.

* * *

Из книги В. В. Блюхера «По военным дорогам отца»: «В сентябре 1938 года произошла моя последняя встреча с отцом. Было это уже в Москве. Он положил руки мне на плечи, приблизил к себе, а после протянул кожаную полевую сумку:

— Храни, Васек!..

Кожаная командирская сумка долго служила мне. Носил в ней учебники и тетради, когда учился в Беднодемьянской семилетней школе — она находилась близ Пензы, — а в планшетке хранил письма, которые слали мне верные друзья отца и матери. Из той же планшетки в военном 1944 году достал я и заявление о вступлении в ряды ВЛКСМ.

Потом учился в столичном техникуме цветной металлургии. По его окончании мне предложили работать на медеплавильном заводе в неведомой Ревде. «Где это?» — спросил я. «На Урале», — услышал в ответ. Вспомнился отец, и я заявил: «Поеду на Урал».

Прибыл на Среднеуральский медеплавильный завод. Представился начальнику обогатительной фабрики. Изучив мои бумаги, он сказал:

— Ты сын того самого Блюхера, что в наших местах воевал? И сразу механиком намерен стать?

— Так назначили.

— А может, лучше с низов, как отец?

Несколько лет я проработал в Ревде. Из бригадиров вышел в мастера, затем стал механиком обогатительной фабрики, а позже поднялся до технического руководителя ремонтно-механического цеха.

В середине пятидесятых, получив назначение на должность главного механика Учалинского горно-обогатительного комбината, переехал из Ревды в Башкирию. Поселили меня, уже с семьей, в доме, вторую половину которого занимал Хафиз Галиасарович Галиасаров — заведующий конным двором рудника. Когда познакомился с ним ближе, узнал, что в годы гражданской войны он был красным партизаном и возглавлял в Сводном Уральском отряде отца конную разведку. [93]

Сколько былей-легенд порассказал он о рейде по тылам врага десяти тысяч героев, об уральском «железном потоке»... А в 1956 году он же вручил мне особо дорогое письмо, пришедшее из Москвы за подписью Маршала Советского Союза И. С. Конева, уведомлявшее о том, что с родителей моих — Василия Константиновича и Галины Александровны Кольчугиной-Блюхер — сняты обвинения, поскольку были они ложными...»

* * *

Николай крепил бруствер окопа, когда услыхал за спиной глухое покашливание. Оглянулся: у окопа стоял старик с ведерком и почерневшим заклепанным ковшиком.

— На-ко испей, хлопче, — старик зачерпнул воды и подал Ермакову; тот жадно припал к обжигающей колодезной воде.

— Ну спасибо! — отозвался Николай, переведя дух, но старик шел уже к ермаковскому соседу, устанавливавшему неподалеку отбитый у белогвардейцев пулемет.

Николай следил за фигурой старика: вот не побоялся же, вылез, поди, из погребка (белые в который раз принимались обстреливать Молебки, готовясь к контратаке), воды набрал, солдат пришел напоить — знает, каково без глотка воды в жаркий полдень...

Смотрел Николай на старика, а в памяти всплыла оренбургская станица — Мариинская. Вот где «встретили» их станичники! Квас несли, молоко в крынках, а кто исподтишка и чарку самогонки норовил сунуть. Ничего не заподозрили красноармейцы. Ладно, Блюхер дал распоряжение не останавливаться в станице — привал устроил верстах в пяти, на берегу речки.

Ну ясно, речка. Лето. Жарища. И, понятно, не нашлось любителей сидеть в одежде возле прохладной журчаще-прозрачной воды. Поскидывали все с себя, в речку кинулись. Правда, охрану вокруг лагеря, как водится, выставили. И тут, в самый разгар купанья и стирки, послышались ружейные хлопки, дикий казачий посвист, и осенила догадка: отчего улыбались им станичники.

Паника поднялась. Под рукой ни одежды, ни винтовки, а посвист казачий все ближе. И в этот миг на берегу, возле своей амуниции, Блюхер на коне вырос. Выхватил из ножен шашку, закричал что сил было:

— На коней! Шашки наголо! За мной!

Конники в чем мать родила взлетали на расседланных лошадей; пришли в себя пехотинцы — выхватывали винтовки из козел, бежали за всадниками. Увидев бегущих и скачущих, белых как мел, с загоревшими дочерна лишь шеями да лицами, — дутовцы развернули скакунов...

Николай припомнил тот бой и, усмехнувшись, присел на край окопа, достал кисет, свернул «козью ножку». Только однажды и была такая «встреча», а запомнилась. В других станицах и деревнях встречали их по-свойски, как этот дед, звеневший неподалеку ковшиком о ведро...

У симской переправы встретили блюхеровцев всей деревней.

— Парóм-то, он, понятно, имеется, — отвечал за всех пожилой мужик. — Да ведь жидковатый он. Ну, пару лошадок с телегой еще перевезет. [94] А вас-то тьма-тьмущая. Да антилерия, к примеру. Тут мост нужон. Никак без моста-то...

Блюхер подозвал к себе Лукьянова, ротного:

— Лазарь Прокопьич, действуй. Чтоб за ночь мост был.

Построить мост за ночь — сложно. Одно спасение — помощников оказалось в достатке. Мужики таскали доски, бревна, половинки ворот и полотна калиток. Хозяин соседнего дома носил с сыном новые, еще желтые доски, сложенные у забора, а под конец, когда ни одной не осталось, указал солдатам на забор вокруг дома:

— Разбирай его к чертовой матери! В прошлом году городил, доска первый сорт. Броневую машину и ту выдержит.

Лукьянов хмурился:

— Нельзя. Забор.

Но симский мужик не на шутку рассердился:

— А холера с ним, с забором. И без него проживем. Белых не будет, новый выстроим.

— Я тебе, отец, бумагу напишу, что мы забор с досками для военных целей конфисковали.

Мужик еще пуще разошелся:

— А холера мне с ней, с бумагой-то? Бери за так, говорю. Мы, Ермаковы, народ ладный. Не пропадем...

В полночь, в самый разгар работы, к мосту подскакал Блюхер. Спрыгнул с коня. Помог таскать доски и бревна. Увидев в воде красноармейцев, крепивших остов, пробрался к ним по редкому, непрочному настилу.

— Холодненько? — спросил.

— Д-да есть малость, — ответили бойцы.

Блюхер скомандовал:

— А ну, вылазь по одному.

Командир отдал вылезшему на мост бойцу свою куртку, а сам начал крутить толстую, в палец, самокрутку, раскурил ее и передал солдату.

— Кури. А я о костре позабочусь.

На берегу запылал костер. Появились возле него — один за другим — прыгающие в блюхеровской куртке крепители остова, смолили блюхеровскую самокрутку, а искры от огня и ядреной махорки летели к осенним звездам, одна из которых, как раскаленная и неугасшая махорина, висела на крутом склоне, красным глазом поглядывая на суетившихся у реки людей.

К рассвету мост навели. Заскрипели по настилу телеги, загремели колесами трехдюймовки, застучали подковами солдатские сапоги. Бойцы шли и шли на ту сторону. И стояли возле моста крестьяне, кутаясь в телогрейки. Вот уж последний всадник процокал по доскам переправы, помахал напоследок, а они молчали, не расходились, смотрели на темневшую шевелившуюся колонну, смутно переваливающую за грань берегового подъема...

* * *

Из приказа по войскам Северо-Урало-Сибирского фронта от 16 июля 1918 года: «При посещении мною (главнокомандующим Третьей армии Р. И. Берзиным. — Авт.) Мотовилихинского завода, где исполняются [95] срочные военные заказы для штаба Северо-Урало-Сибирского фронта, нашел, что заказы исполняются очень добросовестно и срочно. Несмотря на праздничный день, все работали под наблюдением инженера Попова. Работа исполнялась с любовью. От имени всех войск фронта приношу искреннюю благодарность всем рабочим Мотовилихинского завода, Военному отделу, военным комиссарам и инженерам Грамолину и Попову. Могу передать войскам, проливающим кровь в борьбе с врагами пролетариата, что рабочие Мотовилихинского завода оказывают нам великую услугу. Сознательное отношение рабочих к выполнению заказов и ответственность за тяжелое положение Советской республики дают гарантию, что мы победим своих врагов, что рабоче-крестьянское правительство, Совет Народных Комиссаров, войска и рабочие жертвует всем. Это дает нам новые силы в борьбе и предвещает победу и торжество идеалов пролетариата. Еще раз благодарю рабочих Мотовилихинского завода и желаю успеха в их работе на пользу Советской республики».

* * *

Из сообщений газеты «Известия Уральского облсовета» от 15 декабря 1918 года: «Во всех деревнях Устиновской волости Оханского уезда, которые находятся в прифронтовой полосе, среди населения замечается сочувственное и благожелательное отношение к отрядам Красной Армии. Весь хлеб взят на учет комитетами бедноты, но в настоящее время производится добровольный сбор печеного хлеба для армии. И все население, без разделения на нуждающихся и сытых, отдает не только чуть не последний хлеб, но и все другие необходимые продукты для своих братьев, ушедших в Красную Армию, снабжая их необходимым. Нередки случаи, когда крестьяне отдают нуждающейся армии свои шубы и валенки».

* * *

Развертывание боевых действий, военная и экономическая блокада республики потребовали чрезвычайных мер по организации прочного тыла. Всю его работу надо было перестроить на военный лад, мобилизовать промышленность, транспорт, сельское хозяйство на обслуживание нужд фронта, укрепить партийный и советский аппарат, решительно-бороться с контрреволюцией, поднять производственную и политическую активность трудящихся.

Усилилось партийное влияние в массовых организациях — Советах рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов, Деловых советах, фабрично-заводских комитетах. К началу гражданской войны процесс советского строительства на местах еще не завершился. Во многих селах и деревнях отсутствовали низовые органы власти. К середине июля 1918 года на территории края насчитывалось 1223 волостных и только 1823 сельских Советов. Наблюдалась разнородность организационной структуры государственного аппарата, не отвечал требованиям времени и их социальный состав.

При губернских и уездных исполкомах стали создаваться отделы-управления. Они следили за исполнением декретов Советской власти, координировали работу исполкомовских отделов, определяли их штаты, улучшали партийный и социальный состав Советов. На 4-м Усольском уездном [96] съезде Советов Пермской губернии отмечалось, что инструкторы отдела управления провели реорганизацию волостных исполкомов, придав им более или менее однообразный характер. В частности, во всех 57 волостных исполкомах были созданы три отдела: военный, земельный и общекоммунальный.

Требовало внимания улучшение состава сельских органов власти. Дело в том, что деревенские Советы в те дни являлись органами общекрестьянскими и многие из них были насыщены мелкобуржуазными элементами. В отчете отдела управления Пермского губисполкома о положении в июне 1918 года отмечалось: в волостях Кунгурского и Чердынского уездов сплошь и рядом преобладают кулаки.

В ходе ожесточенной классовой борьбы, развернувшейся между беднотой и кулачеством, начался процесс пролетаризации сельских Советов. Были вытеснены враждебные элементы в большинстве Советов Глазовского, Красноуфимского, Пермского и других уездов. Однако основная работа по укреплению низового государственного аппарата на Урале развернулась только в конце 1918 — начале 1919 годов — в период активной организации и деятельности комитетов бедноты...

* * *

Словарь революции. Комбеды — организации деревенской бедноты, опорные пункты диктатуры пролетариата в сельской местности, действовавшие в России во второй половине 1918 года. Появление самостоятельной классовой организации деревенской бедноты было вызвано обострением борьбы между беднотой и кулаками в процессе конфискации земли зимой 1917–1918 годов и передела земли весной 1918-го. Классовая борьба в деревне обострилась к лету 1918 года в связи с продовольственным кризисом. Партия большевиков проводила твердую линию на обуздание кулаков, которые отказывались сдавать хлеб государству по твердым ценам.

11 июня ВЦИК утвердил декрет СНК «Об организации и снабжении деревенской бедноты». Согласно декрету, Советы учреждали волостные и сельские комбеды. Избирать и быть избранными в комитеты могли деревенские жители, за исключением «заведомых кулаков и богатеев», то есть в них должны были быть и середняки. Комитеты распределяли хлеб, предметы первой необходимости и сельхозорудия, оказывали содействие продовольственным органам в изъятии хлебных излишков у кулаков.

Комбеды создавались при обостренном сопротивлении кулаков и мелкобуржуазных партий, включая левых эсеров. Организация и деятельность комбедов проходила при активном участии большевистских органов, городских рабочих, находившихся в составе продовольственных и уборочно-реквизиционных отрядов. К ноябрю 1918 года в России насчитывалось 122 тысячи комбедов.

Комитеты бедноты проводили перевыборы Советов, находившихся под влиянием кулаков, часто сосредоточивали власть в своих руках. Деятельность их вышла за рамки функций, определенных декретом. Они занимались вопросами хозяйственной жизни деревни, проводили мобилизацию и набор добровольцев в Красную Армию, вели культурно-просветительную работу, распределяли землю. [97]

В ноябре 1918 года VI Чрезвычайный Всероссийский съезд Советов принял решение о перевыборах волостных и сельских Советов, возложив их проведение на комитеты бедноты, которые после этого сливались с Советами. Перевыборы Советов были осуществлены в конце 1918 — начале 1919 годов.

* * *

...Заметную роль в жизни тыла играли производственные организации рабочих. Их деятельность проходила в невероятно трудных условиях фронтовой полосы, когда приходилось все время держать наготове оружие, когда остро не хватало сырья, топлива, инструментов, продовольствия. Государство предпринимало все, чтобы поддерживать хотя бы минимально возможный прожиточный уровень пролетариев. Так, 25 июня 1918 года исполком Кушвинского Совета совместно с Деловым советом завода и профсоюзом принял решение увеличить норму пайка рабочим, занятым на тяжелом производстве. Продовольственный отдел Совдепа обязался обеспечивать продуктами в первую очередь рабочие лавки. Состоявшееся 17 ноября объединенное заседание Кушвинского партийного комитета, советских и хозяйственных органов поручило Совдепу немедленно организовать столовую для крайне нуждающихся рабочих и служащих. Пункты общественного питания для рабочих и их семей были созданы на Мотовилихинском, Лысьвенском, Ижевском и других заводах Урала.

Продовольственную помощь рабочим оказывали крестьяне. Частинский волостной исполком Оханского уезда, проявляя классовую солидарность, принял в волость до 300 детей рабочих и служащих заводов Перми.

Изыскивались и другие пути улучшения материального положения рабочих. Им выдавали одежду, обувь. Пермская общегородская конференция РКП(б), состоявшаяся 19 октября, рассмотрев вопрос о жилищных условиях рабочих, предложила исполкому провести национализацию квартир, наладить их учет, привлечь рабочих к управлению домами. Выполняя постановление конференции, Совет в конце октября приступил к выселению буржуазии из центральной части города. Одновременно конфисковывалось имущество, которое распределялось среди пролетариев.

Да, было трудно. Но рабочий класс Урала ни на минуту не приостанавливал оборонное производство. Главное место занимали чугун, сталь, железо. Оборонная промышленность страны предъявляла огромный спрос на уральский металл. В связи с оккупацией Южного металлургического района ВСНХ дал распоряжение областному управлению национализированных предприятий Урала о срочной поставке военно-техническому ведомству ряда материалов для производства военного снаряжения. Помимо металла предприятия Северного и Среднего Урала продолжали давать республике уголь, строительные материалы, машинные детали, снаряжение.

3 июля в печати появилось постановление облсовета, отменяющее отпуска. Виновным в нарушении постановления грозило привлечение к суду, как саботажников. 4 сентября на расширенном пленуме областного совета народного хозяйства с представителями местных хозяйственных [98] органов и отдела снабжения фронта обсуждался вопрос о мерах поддержания производства в условиях войны. По предложению комиссара труда А. А. Андреева решили ввести трудовую повинность, объявить всех рабочих мобилизованными и распределять их между заводами с учетом производственных планов. К повинности привлекались паразитирующие слои населения. Разработкой организационных мер по всеобщей трудовой повинности и проведением их в жизнь занимались профессиональные союзы.

Понимая сложность обстановки, передовые рабочие всеми силами помогали фронту. Конференция цеховых комитетов предприятий Кизеловского каменноугольного района, например, потребовала от горняков добиваться выполнения норм, невзирая на бытовые и продовольственные неурядицы, решительно бороться с саботажниками и прогульщиками, экономить материалы, повышать производительность труда. Резолюция заканчивалась такими словами: «Долой саботаж, лень, прогулы, пропуски, отпуска, фиктивную болезнь и манкирование работой! Да здравствует выполнение норм выработки!»

* * *

Хроника гражданской войны. По инициативе рабочих Кушвы районный Совет принял решение, в котором обязал производственные и профессиональные организации соблюдать на предприятиях трудовой режим военного времени.

Участники митинга на Чусовском заводе, состоявшегося в связи с поступлением оборонного заказа, торжественно поклялись поддерживать фронт всем, чем потребуется.

В течение лета 1918 года заводы Невьянска произвели десятки тысяч пудов цемента, чугуна, металлических труб, чугунных изделий, машинных частей.

Только за сентябрь на Мотовилихинском и Чусовском заводах было оборудовано и отправлено на фронт 7 бронепоездов и несколько блиндированных платформ.

К концу октября с заводов Лысьвы ушло на фронт около 2 тысяч человек.

С начала войны Верхнетуринский завод ремонтировал паровозы, вагоны, орудия, бомбометы.

Восстановив ружейный завод после освобождения Ижевска, рабочие взяли обязательство довести выпуск винтовок до 1000 штук в день.

27 января 1919 года В. И. Ленин послал рабочим Ижевского завода следующую телеграмму: «Совет рабоче-крестьянской обороны, заслушав сообщение чрезкомиссии о доведении ежедневного выпуска винтовок Ижевских заводов до одной тысячи, постановил: благодарить рабочих и служащих Ижевского завода от имени Рабоче-крестьянского правительства за ценную поддержку, оказываемую ими Красной армии. Председатель Совета рабоче-крестьянской обороны Ленин» (Военная переписка (1917–1920). М., 1956, с. 93).

Рабочие Ижевского завода ответили В. И. Ленину следующей телеграммой: «Мы, рабочие Ижевского завода, на митинге 29 января, заслушав телеграмму председателя Совета рабоче-крестьянской обороны товарища Ленина от 27 января за № 142, заявляем, что приложим все [99] свои силы на то, чтобы поднять выпуск винтовок, необходимых для борьбы за дело всемирного пролетариата, за социализм, до наибольшего количества. Мы обещаем до 1 февраля выпускать не менее 1100 штук винтовок в день. Мы клянемся, что, если потребует от нас наше Рабоче-крестьянское правительство наши силы для отражения и разгрома врагов революции, мы возьмем в свои руки винтовки, выработанные нами, и будем биться до последней капли крови».

* * *

Итак, передовые рабочие в трудные дни войны оставались верными революционному долгу. Но были и мелкобуржуазные слои, которые выжидали, а подчас склонялись на сторону контрреволюции. Волна меньшевистско-эсеровских мятежей, прокатившаяся по Уралу летом 1918 года, захватила и некоторые промышленные центры. Антисоветские выступления прошли в Невьянском, Кушвинском, Рудянском, Шайтанском, Юговском, Кусинском заводах. Восставшим удалось свергнуть Советскую власть в Ижевске и Воткинске.

Причина этих выступлений — в неоднородности социального состава рабочего класса, в тех качественных изменениях, которые внесла в рабочую среду гражданская война.

Наиболее сознательная, преданная революции часть рабочих ушла на фронт. Их место занимали крестьяне, буржуазные элементы, привлеченные на производство в порядке трудовой повинности. Пролетарское влияние ослабло, были развязаны руки контрреволюционной агентуре, соглашательским партиям.

Впрочем, вспышки антисоветских настроений вызывались и чрезмерными трудностями войны, хозяйственной разрухой, которыми воспользовались враги. Особенно тяжелое положение создалось с продовольственным снабжением городов. Подвоз хлеба из Сибири с началом белочешского мятежа прекратился. Хлебные районы Урала и Зауралья оказались в руках белогвардейцев, были охвачены кулацко-эсеровскими восстаниями. В областные партийные, советские, хозяйственные организации постоянно поступали сигналы о трудном продовольственном положении заводов.

В телеграмме из Надеждинска от 29 августа сообщалось, что в Богословском горном округе из-за плохого снабжения рабочие требуют расчета. Как указывалось в информационной сводке Пермского губернского отдела управления, в Кизеле по причине недостатка хлеба возник бунт. В Кушве, по донесению политотдела Третьей армии, населению выдавали вместо хлеба сырой овес, что вызвало забастовки рабочих.

Недовольство, связанное с перебоями в снабжении, подогревалось антисоветской агентурой. Меньшевики и эсеры требовали разрешить свободную торговлю и отмену твердых цен на хлеб, провоцировали выступления против Советов...

* * *

Из сообщений газеты «Уральский рабочий» от 7 декабря 1918 года: «Работой буржуазных наемников, действовавших под вывеской левых эсеров и воспользовавшихся продовольственными затруднениями, — вызвано брожение среди части мотовилихинских рабочих.

Брожение это угрожает остановкой работ на оборону социалистического [100] отечества, брожение это — прямое предательство рабоче-крестьянского дела, предательство солдат революции на фронте.

Военный совет фронта объявил Мотовилихинский завод на осадном положении и постановил приостановить работы на заводе для очистки его от белогвардейцев и предателей...

Областной совет рабочих, крестьянских и армейских депутатов постановляет:

Всю полноту советской гражданской власти передать на время осадного положения Революционному комитету в составе следующих товарищей: Залуцкого, Сивилева, Дерябина, Мясникова, Иванова...

На состоявшемся 5 декабря собрании Мотовилихинской организации РКП(б) была принята следующая резолюция:

Выступление рабочих разных цехов завода продиктовано сознательными врагами рабочего класса, давно поставившими себя вне рядов Советской России и воспользовавшимися продовольственным кризисом в своих интересах.

Выступление сделалось возможным благодаря организационной разрухе, господствовавшей в Мотовилихе, и попустительству со стороны партий, враждебных Советской власти.

Исходя из этого, Мотовилихинская организация РКП(б) клеймит презрением изменников революции, стремящихся к остановке завода, и вменяет в обязанность всем членам РКП(б) организованную и неусыпную работу в политических и экономических организациях и решительное проведение коммунистической партийной линии.

Мотовилихинская организация РКП(б) постановляет: снять с руководящих постов Советской власти и профессиональных союзов членов всех партий, враждебных большевикам.

Организованность и выдержка — первейшая обязанность всех членов РКП(б)».

* * *

Из сообщений газеты «Уральский рабочий» от 23 октября 1918 года: «Волею рабочего класса и беднейшего крестьянства России партия коммунистов является правящей партией Советской республики. Все важнейшие места в Советских органах заняты членами нашей партии. Поэтому на партию коммунистов ложится вся ответственность за деятельность и поведение ее членов, занимающих те или иные посты.

Между тем некоторые члены партии, занимающие ответственные положения, уличаются в последнее время в ряде неблаговидных поступков, злоупотреблении властью и в пьянстве, которое особенно сильно распространено в уездах, где контроль партийных органов над своими членами наиболее ослаб.

Партия коммунистов не намерена прикрывать или замалчивать проступки своих порочных членов, но она не в силах уследить за деятельностью их всех.

Уральский областной комитет РКП(б) обращается поэтому ко всему трудовому населению Урала и дает ему под надзор и контроль всех коммунистов, несущих советские обязанности. Пусть о всех злоупотреблениях членов партии рабочие и крестьяне доводят до сведения областного комитета партии. Действительным виновникам не будет пощады. [101]

Они будут изгнаны из партии, отстранены от своих постов и, если того заслужат, будут преданы революционному суду.

Настоящее объявление все без исключения партийные организации и ячейки коммунистов обязаны опубликовать и расклеить по всем населенным местам области.

Уральский областной комитет коммунистов. (Пермь, Сибирская, 16)».

* * *

...С самого начала войны важнейшим объектом всей работы партии стала деревня. Прочность Советов во многом зависела от поведения крестьянства, от борьбы, развернувшейся между пролетарскими и буржуазными элементами села. События показали, что в лице деревенской буржуазии рабочим и крестьянам пришлось столкнуться с жестоким, непримиримым врагом. Кулачество превратилось в главную социальную базу контрреволюции в тылу Красной Армии. Вот почему большевики взяли курс на разгром кулачества, считая это вопросом жизни и смерти Советского государства.

Задача состояла в том, чтобы организовать деревенскую бедноту, вырвать из-под влияния контрреволюции среднее крестьянство, подавить вооруженное сопротивление кулаков, мобилизовать трудящихся на оказание всесторонней помощи фронту. Выполнить ее было неимоверно трудно. Как мы уже говорили, расстановка классовых сил в уральских деревнях не благоприятствовала революционным преобразованиям. Мелкобуржуазные слои крестьянства не были заинтересованы в развитии революции. Находясь под влиянием соглашательских партий и не имея собственного политического опыта, они не понимали необходимости защищать государство пролетариата. В условиях начавшейся войны Советская власть еще не успела проявить свои преимущества: вооруженное сопротивление контрреволюции помешало довести до конца социально-экономические мероприятия, направленные на укрепление союза рабочего класса с крестьянством. В частности, до оккупации не был проведен полный раздел земли на Урале. Из-за нераспорядительности местных земельных органов, в которых в то время верховодили левые эсеры, безземельное и малоземельное крестьянство не успело получить землю в свое распоряжение. Так, в Осинском уезде к середине октября 1918 года было распределено между крестьянами менее пятой части земель нетрудового пользования.

Незавершенность аграрных преобразований явилась, без сомнения, одной из серьезных причин колебаний середняка в сторону контрреволюции.

Наибольшей остроты борьба в деревне достигла в период комбедов. На Урале строительство комитетов развернулось летом 1918-го, а наибольшего размаха достигло в конце 1918 — начале 1919 годов. По подсчетам историков, к концу 1918 года в Вятской губернии насчитывалось 15988 комитетов бедноты, по шести уездам Пермской — 3389. Разветвленная сеть опорных пунктов диктатуры пролетариата охватила все стороны сельской жизни.

Главенствующее значение имели мероприятия по введению хлебной монополии, учету, разверстке и заготовке сельскохозяйственных продуктов, [102] а также снабжению бедняков за счет кулацкой прослойки продовольствием и семенами. Опираясь на сочувствие честных тружеников, на вооруженную силу добровольческих крестьянских дружин, комбеды повели решительную борьбу с теми, кто сознательно организовывал голод, скрывал и уничтожал продовольственные излишки, спекулировал на черном рынке. Изъятый у кулаков и спекулянтов хлеб шел на обеспечение бедноты, рабочих, армии, голодающих центров страны. Только за июль-август 1918 года беднейшему крестьянству Вятской губернии было передано свыше 20 000 пудов хлеба.

При необходимости комбеды прибегали к введению общественных работ. В Бымовской волости Осинского уезда была организована артель из 14 человек для принудительного обмолота урожая. Такую же артель создали в Осинцовской волости. Она собирала хлеб с полей бежавших кулаков. К общественным работам привлекали в основном кулачество.

Массовая экспроприация средств производства у кулаков на Урале не проводилась, хотя сельскохозяйственные орудия и машины были на учете. Практиковалось совместное использование молотилок, сортировок, веялок и другой техники. Это же можно сказать о лошадях, принадлежавших зажиточным крестьянам...

* * *

Из сообщений газеты «Уральский рабочий» от 18 октября 1918 года: «В Вознесенской волости Оханского уезда до августа месяца было кулацкое засилье. Запуганная, темная беднота молчала. Наконец кулаки обнаглели — при проведении мобилизации выступили с оружием в руках против «власти большевиков».

Это кулацкое выступление и агитаторы из центра, которые разъясняли бедноте, что такое Советская власть, побудили бедноту заняться политической работой. Принялись за перевыборы Совета, организовали ячейку коммунистов и комитет бедноты.

Не так давно приступили к организации сельскохозяйственной коммуны, для которой отвели бывшую церковную землю в 90 десятин, а для снабжения инвентарем конфисковали у кулаков излишки скота и сельхозорудий.

За прошлое восстание наложили на кулаков контрибуцию в 35 тысяч, из которых 18 — дали пострадавшим от кулацкого восстания, 5 — ассигновали на устройство праздника Октябрьской революции, 2 — на устройство коммунистической библиотеки при Совете, остальную сумму — на организацию Народного дома и пожарного депо».

...Комбеды позволили укрепить позиции Советской власти в деревне, сплотить бедняков вокруг пролетариев, ослабить натиск кулацкой контрреволюции. Вместе с тем задачи революции не были решены в полной мере. Организация деревенской бедноты началась на Урале запоздало. Значительная часть региона уже находилась под властью белогвардейцев и интервентов. За короткий срок комбеды не смогли сломить до конца сопротивление кулачества, к тому же уральская деревенская буржуазия не подвергалась экспроприации в столь сильной степени, как в центральных районах страны. И все же мы вправе говорить [103] об экономическом и политическом влиянии комбедов. Не случайно с изгнанием белогвардейцев и интервентов уральцы восстанавливали комитеты заново, чтобы продолжить экспроприацию кулачества.

Очень непростой вопрос — взаимоотношение комбедов со средним крестьянством. На первых порах середняки почти отсутствовали в составе уральских комбедов. Характерен факт, произошедший в Усть-Бубинской волости Оханского уезда.

Приехали агитаторы обкома партии и дали объяснения о задачах комбедов. Затем в списке сельчан были сделаны пометки — кто бедняк, кто середняк, кто кулак. А к выборам комбеда была допущена только беднота. Некоторым середнякам хотелось, чтобы и их причислили к беднякам. Тогда один бедняк сказал середняку: «Если хочешь быть бедняком, давай обменяемся тем, что у нас есть. Ты иди ко мне в дом, а я пойду в твой». Середняк замолчал. В комитет вошли одни бедняки.

К сожалению, примитивное понимание социализма, социального равенства свойственно было не только крестьянам, но и многим партийным работникам. А это выливалось в противопоставление комбедов середнякам, что противоречило политике большевиков в деревне, подрывало основы союза рабочего класса с трудовым крестьянством. Видя опасность этого, Ленин от имени Совета Народных Комиссаров обратился 18 августа 1918 года ко всем губернским Советам с телеграммой, в которой разъяснял, что Советская власть ставит своей целью объединение вокруг рабочих как сельского пролетариата, так и крестьянства среднего достатка, что она стремится к удовлетворению и нужд середняка....

* * *

Из проекта телеграммы всем совдепам о союзе рабочих и крестьян, написанного В. И. Лениным 16 августа 1918 года: «Комитеты бедноты необходимы для борьбы с кулаками, богатеями, эксплуататорами, кабалящими трудящихся крестьян. Но между кулаками, коих небольшое меньшинство, и беднотой или полупролетариями стоит слой средних крестьян. Никогда ни в чем борьбы с ними Советская власть не объявляла и не вела. Всякие обратные шаги или меры заслуживают самого решительного осуждения и должны быть пресекаемы. С средним крестьянством социалистическое правительство обязано проводить политику соглашения...» (Ленин В. И. — Т. 37. — С. 45).

* * *

...После осуждения антисередняцких перегибов организация комбедов резко усилилась, в их состав стали избираться крестьяне среднего достатка. Об этом можно судить по результатам перевыборов, состоявшихся в начале 1919 года. Среди председателей 673 комбедов Яранского уезда Вятской губернии было 23 процента бедняков, 53 — середняков, 20,3 — бывших фронтовиков. Только в двух председателями избрали зажиточных крестьян.

С ростом комбедов укрепился советский государственный аппарат. Его реорганизация на Урале имела отличия от аналогичного процесса в Центральной России. В частности, в связи с более поздней ликвидацией комбедов на территории края, обусловленной его прифронтовым [104] положением, приведение советских организаций в соответствие с Конституцией РСФСР затянулось. Первые массовые перевыборы Советов состоялись в начале 1919 года, а кое-где прошли весной. Перевыборам придавалось первостепенное значение. Только Вятский губком партии и губисполком направили в деревню 392 специально подготовленных агитатора. Здесь было распространено 90 тысяч листовок, 65 тысяч брошюр, 45 тысяч газет.

Перевыборы прошли неплохо, что подтвердило усиление большевистского влияния. Изменился состав губернских и уездных Советов, исполкомов — коммунисты получили подавляющее большинство мест.

В первые месяцы революции прочные позиции во многих Советах занимали левые эсеры. К осени 1918-го престиж их упал. Кровавые уроки кулацко-эсеровской контрреволюции, бушевавшей на Урале, левоэсеровский мятеж в Москве и других городах убедили многих рабочих и крестьян в правильности большевистской политики и раскрыли сущность соглашательских партий. В результате политического банкротства представительство эсеров в советском аппарате резко сократилось. Возьмем Глазовский уездный исполком. Если в середине июля 1918 года из 15 его членов было: коммунистов — 7, левых эсеров — 7, максималистов — 1, то в начале сентября в состав исполкома вошли 12 коммунистов и 3 левых эсера.

Заметно улучшился социальный состав Советов. В Вятской губернии 41,3 процента нового состава волостных исполкомов составили бедняки и малоимущие крестьяне, 42,1 — середняки. Процент зажиточных крестьян был ничтожен — 0,4. Во вновь избранные низовые Советы влились активисты комбедов и продовольственных отрядов, прошедшие хорошую школу классовой борьбы и государственного управления.

Говоря о союзе пролетариата с крестьянством, особо хотелось бы остановиться на опыте организации коллективного земледелия. Образование сельскохозяйственных коммун и артелей отражало стремление бедноты организоваться, сообща добиться улучшения своего положежения, избавиться от кулацкой кабалы. Коллективные хозяйства на Урале начали возникать сразу после Октября. К весне 1918 года они появились в Пермском, Екатеринбургском, Оханском и Усольском уездах. Однако по-настоящему строительство коллективных хозяйств развернулось ближе к осени. Комитеты бедноты оказали им организационную и материальную поддержку. Трудовая коммуна «Культура» Насадской волости Пермского уезда получила отобранную у кулаков пашню Крестьянского земельного банка.

Но в целом количество коммун было незначительно, состав их малочислен, техническая оснащенность низкая. Причины крылись в тяжелом положении страны, вызванном хозяйственной разрухой и гражданской войной. К тому же нужно было время, чтобы большинство крестьян убедилось в преимуществах коллективного хозяйства, отошло от традиционных форм организации работы.

* * *

Его принесли из операционной, и канула в былое размеренная госпитальная тишина. Не приходя в себя, он бредил, рвал повязки, вскакивал с постели, рубил налево и направо пропитанный лекарствами воздух [105] палаты, падал на подушку, и крупные капли пота проступали на бескровном лице.

Нянечка, совсем еще молоденькая женщина, то и дело бегала за доктором, не зная, что делать. Приходил доктор, ставил укол, присаживался возле больного на покрашенный толстым слоем белил табурет, качал головой: «Оч-чень тяжелый больной. Пуля грудь прошила. Ты уж потерпи, дорогая, — обращался он к сестре. — Если организм переборет, долго командир пролежит у нас». Доктор устало, невыразительно улыбался, вставал с табурета, и, легонько погладив по плечу нянечку, снова вздыхал, и уходил, прихватив шприц.

Но, видимо, за безотлучные, бессонные ночи медсестры, за ее жалостливые, светлые, как капли родника, слезы, частенько проступавшие на больших ясных глазах, случилось чудо: на пятый день пришел в себя командир, поднял ресницы, спросил, где он, и словно подменили человека — никто не слышал от него больше ни стонов, ни метаний. Лежал пластом, только воды просил. Через пару дней он встал с постели; пошатываясь, к окну добрался, оперся руками о подоконник, тоже густо замазанный белилами, и бросил жадный взгляд в ветреное летнее небо, по которому проносило низкие облака. Он улыбаясь смотрел в небо, а нянечка, прижав кулачки к острым грудям, испуганно стояла за командирской спиной и опять же не знала, что делать.

Подошел пожилой солдат с забинтованной рукой, подмигнул нянечке и встал с командиром.

— Ну что, товарищ? Раз шагать потянуло, значит, пойдешь. Так недельки через две.

В точку, однако, служивый не попал — через две недели нашли на отменно заправленной командирской кровати записку, в которой значилось лишь несколько слов: «Спасибо за работу! Пошел довоевывать. Чеверев». Нянечка всплеснула руками, припустила за доктором; тот пришел, повертел бумажку, хмыкнул: «Почерк вроде твердый, окрепший». Надо было вернуть беглеца, да где ж его в нынешней суматохе сыщешь?

А отыскать Чеверева между тем можно было легче легкого. Из госпиталя он направился в штаб Пятой армии, находившейся неподалеку. В штабе Чеверев по форме представился: так, мол, и так, явился после прохождения курса лечения. Документов никто с него не спросил — знали в лицо, и Александр видел уж себя на комбриговском коне.

Начштаба вынул из папки телеграмму и протянул Чевереву. «Требуем срочно принять меры, — читал Александр, — для сбора в вашем районе хлеба и отправки в голодающий центр». Какое отношение к хлебу имеет он, красный командир, знающий саблю, да седло, да прочие военные премудрости? Ясно — заботами своими начальник штаба делится. Однако тот все смотрел на Александра не то с вопросом, не то еще с чем, смотрел не отводя взгляда. И Чеверев сказал, чтобы сказать что-то:

— Да. Нужен хлеб. Страна в голоде.

Видимо, на свой лад понял начальник штаба чеверевские слова, потому что без объяснений начал самый что ни на есть конкретный разговор: [106]

— Значит, так, Александр Михайлович. Набирай продотряд. Бумагой тебя снабдим. И по Уфимской губернии — за хлебушком.

— Так ведь в армии... — попытался отговориться комбриг.

— Утрясли, уладили, — закивал собеседник. — Я лично с Шориным говорил.

Вот и вышло, что вместо фронтового братства попал Чеверев в тыловые обозники и самые у него настоящие разговоры пошли — обозные. После совещания вышли все в коридор. К Александру приблизился начальник другого продотряда, с которым он сидел по соседству. Встал перед ним, грудь выпятил, на ней орден поблескивал. Не любил вот таких орденоносцев Чеверев, да ведь работать вместе — сдержаться надо.

— Вижу, новичок, — покровительственно заговорил знакомец. — Ничего. Меньше гарантия под пулю попасть. Хотя как сказать... Крестьянина-то как поприжмешь, огрызаться начинает. Бывает, снюхаются с кулачьем да и пальнут тебе ночью в спину...

Чеверев, как ни старался, не вытерпел:

— А не прижимать — нельзя?

— Кого не прижимать? Крестьян? — знакомец удивился и недоверчиво посмотрел на Александра: не то шутит, не то валенок валенком. — Да где ж ты видел, дорогой мой человек, чтобы крестьянин, частник-собственник, эгоист, добровольно хлеб свой кому-нибудь отдал? И в сказке такого не бывает.

— Я имел в виду по-хорошему, ты — ему, он — тебе.

И снова подивился начальник продотряда:

— Крестьянин? По-хорошему? По-хорошему он тебя, братишечка, не поймет. Темнота ведь он беспросветная. Что ты, дорогой...

Бессмысленно было доказывать собеседнику, что крестьянина понять надо, в душу его заглянуть... Ишь прижиматель! Вот от таких и ущерб весь. Вроде дело делают, а разберешься — вред голимый...

Чеверев же не только верил, на опыте знал: ты добром к селянину, и он добром. Много раз доводилось мятежи кулацкие смирять. Кулаки — те да, враги злобные. А беднота с середняками если и оказывались в стане мятежников — по недопониманию, обману. Он делал так: растолковывал крестьянам их ошибку и по домам распускал, а на другой день имущество кулацкое вместе с деревенскими активистами раздавал, земли помещичьи делил: «Земля по декрету — ваша. Владейте. И гоните взашей смутьянов-кулаков. Власть их кончилась. Сами теперь властвуйте».

...Остановились в центре села, возле церкви. Пока собирался народ, Чеверев сидел на передке обшитой тесом телеги, смотрел на прицерковное поле, натоптанное и наезженное так, что лишь редкие островки зелени, ближе к заплотам, тешили уставший от дорожной пыли глаз. Когда-то ему случилось проноситься с отрядом по размашистой этой площади, мимо этой облупленной, но с позолоченным крестом церкви; тогда ничего он толком не рассмотрел, только косился на колокольню — как бы беляки из пулемета оттуда не полоснули; однако пулемета там не оказалось, и отряд вихрем пронесся пыльной серединой площади. [107]

Собирался народ без охоты, каждый знал, для чего полукольцом пустые подводы близ церкви выстроились.

— Так чо, гитатор? — сказал ехидненько дед, подошедший к чеверевской телеге и опершись о посох. — Опеть хлебушко изымать? Это ж каки пузы надобно иметь, а? Давеча был тутока один, нахрапистый такой. Все требуналией пужал. Куды там... А ты, мил человек, каким хреном пужать станешь?

Чеверев спрыгнул с телеги:

— А никаким не стану. Я вам газету привез: в ней написано про рабочих, про их пузы, как пузы эти овес толченый вместо хлеба едят, а после такого обеда к станкам становятся, винтовки для Красной Армии делают, чтоб она, значит, от беляков вас обороняла. Вот ты мне скажи: давно беляков в ваших местах не видно?

— Не видно, не видать, — отозвался дед.

Но удачно начатый разговор прервал старый, с реденькой бородой татарин, оказавшийся за спиной деда и как-то странно поглядывавший на командира продотряда. Глядел он, глядел на него и вдруг снял шапку, не по времени надетую, спросил:

— А не товарища ли Шеверев будете?

— Я-то? Да, Чеверев.

Старик татарин прослезился:

— Ай, Лесандро Михалыч! Давай мы тебя обнимем мал-мал. Услыхал про тебя и скорей сюда шла. Помнишь, ба-альшой такой село — Дюртюли? Помнишь, старая такой дед и еще двое такой — маленький, молодой?

И вспомнилось Чевереву, как этот старик пришел с сыновьями записываться в отряд. Это было действительно в Дюртюлях. Потом судьба их развела, разбросала по свету, а вот, кажется, опять замкнула разорванный круг.

— Да ну, батя! Ты, что ли? — сказал Чеверев. — Давай тогда обнимемся.

Обнялись, поцеловались.

— А сыновья где? Живы-здоровы?

— Один, бачка, сопсем убит, другой — воюет. Хорошо воюет. Я тоже хотела воевать, да бачка-командир сердит больно: иди, говорит, пшеница сей, хлеб, говорит, надо...

Тут к Чевереву еще один из толпы выступил:

— А меня не вспомните, Александр Михалыч?

Еще вовсе даже не пожилой мужик стоял перед ним; руки левой у него не было — рукав гимнастерки, свернутый, булавкой пришпилен.

— Что-то не припомню.

— Так в Топорнино собственность помещичью делили... Мне еще быка выделили. Вот тебе, мол, для правой руки подмога...

Убей не мог вспомнить этого Чеверев, однако тоже обнялся с земляком. Пока говорили о том о сем, старик татарин домой сбегал, привез на телеге три мешка пшеницы, поклонился Александру:

— Одна мешок — за меня, другая — за Абдуллу, третья — за Бикбулата. Больше сопсем нету, бачка... Другой год приезжай — много дам...

Хотел начать сходку Чеверев с чтения прихваченной газеты, но понял, [108] не понадобится она; селяне расходились; уже скрипел поблизости чей-то груженный мешками воз, являясь из распахнутых ворот.

* * *

Рабочие Перми, Кизела, Мотовилихи, Чермоза, Надеждинска, Соликамска и других промышленных центров Урала создали сотни продотрядов, действовавших вдоль Камы — в Осинском и Оханском уездах. Несколько десятков отрядов было создано в Мотовилихе.

Во второй половине июня 1918 года в Пермскую губернию прибыл отряд петроградских рабочих в количестве 460 человек. Затем питерцы послали второй продотряд. 25 июля в Вятку, на поддержку уже работавшим в губернии московским продотрядам, приехали 605 бойцов 1-го Московского продовольственного отряда.

Усилия Советов, комбедов, специальных хлебозаготовительных органов дали результаты. Несмотря на сложное положение региона, только в Вятской губернии с 1 августа 1918 года по 1 марта 1919-го было заготовлено 6 523 057 пудов хлеба.

Как отмечалось, продотряды занимались не только заготовкой. Не менее важным их назначением было сплочение революционных сил деревни вокруг пролетариата, мобилизация крестьянства на борьбу с белогвардейщиной. Отряды рабочих вели среди крестьян разъяснительную работу, помогали создавать и укреплять Советы, комбеды и коллективные хозяйства, проводить мобилизацию в Красную Армию. Один из рабочих 1-го Петроградского продотряда, действовавшего в Сарапульском уезде Вятской губернии, вспоминал: «Приезд отряда произвел сильное впечатление, беднота стала увереннее смотреть в будущее...»

* * *

Из сообщений газеты «Красный набат» (1918 год): «С. Кува Усольского уезда. Наш корреспондент пишет:

У нас все еще кулаки верховодят. При нашей темноте они ловко уселись бедноте на шею.

Чтобы затуманить еще больше глаза народу, они кричат на сходе, шумят, и иногда дело чуть не до драки доходит.

Беднота несознательна: у кого горло лучше — тот и прав выходит.

Вглядитесь, товарищи, что делается кругом.

Наши богатеи всю хорошую землю между собой поделили и говорят нам, беднякам:

— Ищите другую землю. Что с воза упало, то пропало.

И сидит беднота без земли и без хлеба. Кулак Тебеньков прямо заявляет:

— Чем хлеб беднякам продавать, лучше самогонку буду гнать.

Кулаки гонят самогонку, а у нас куска хлеба иногда не бывает.

У кулаков животы от еды растут, а у бедноты — от голода.

Председатель продовольственного отдела Ф. Любимов распоряжался народными деньгами, как своими, без всякого контроля.

Когда бедняки настояли сделать ревизию, оказалась недостача в 50 рублей. И как ни оправдывался Ф. Любимов, все же его уличили в растрате и привлекают к ответственности. [109]

Вот что, товарищи, получается. Давно нам, беднякам, пора за ум браться. Кулаков давно бы нужно прогнать из Советов:

— Довольно, поцарствовали!

Слушайте хорошенько, товарищи, что говорится на сходках, не давайте кулакам вас одурачивать».

* * *

...При Уральском обкоме РКП(б) была создана специальная комиссия, которая рассылала по деревням агитаторов и организаторов для проведения агитационных кампаний, вербовки добровольцев в Красную Армию, распространения литературы, организации Советов, комбедов, партийных ячеек и коллективных хозяйств. За август — сентябрь 1918 года в уезды выехало свыше 500 партийных работников.

Часть мероприятий в деревне проводилась обкомом партии через агитационно-просветительные отделы военных комиссариатов. После того как функции политического просвещения армии перешли к политотделам, агитационно-просветительные отделы военкоматов сосредоточили свою деятельность в тыловых частях и среди населения. В городах, заводских поселках и деревнях Урала работало около 200 постоянных агитаторов и организаторов от областных и окружных органов. Они провели десятки собраний и митингов, помогли организовать 5 военных комиссариатов, 13 сельскохозяйственных коммун, 11 партийных ячеек, 800 комбедов.

Свой вклад вносили армейские агитаторы. Они оказывали помощь местным органам в создании комитетов бедноты, укреплении Советов, партийных ячеек. Например, в четырех уездах Пермской губернии — Усольском, Осинском, Чердынском и Оханском — только за осень было создано более ста партийных ячеек. В Оханском, Кунгурском и Осинском уездах армейцы помогли организовать 95 комбедов.

Росло количество деревенских партийных организаций. В конце 1918 — начале 1919 годов число волостных и сельских партячеек составило в Пермской губернии — 174, в Вятской — 240. Для сравнения укажем, что перед началом кампании в уездах было около 40 ячеек.

Беднейшее крестьянство Урала все больше вовлекалось в борьбу с контрреволюцией, оказывая пролетариату поддержку в укреплении Красной Армии, тыла, в снабжении фронта необходимым.

В сводке политотдела Третьей армии от 30 ноября 1918 года, касающейся политического положения в прифронтовых волостях, читаем: «Несмотря на контрреволюционную агитацию кулачества, население в массе всюду за Советскую власть и охотно дает армии хлеб, фураж и подводы. Поступают в Красную Армию добровольцы. В деревне Гусево все население ушло с советскими войсками и приняло участие в возведении оборонительных сооружений».

Осенью 1918 года на Урале развернулось патриотическое движение по сбору денежных средств, продовольствия, вещей, оружия для фронта. Добровольная помощь бойцам приняла широкий размах в дни Красного подарка, Красной казармы, Недели помощи фронту. В это время партийные и советские органы создавали специальные комиссии — краснодары — по сбору подарков красноармейцам. В Вятской и Пермской губерниях для бойцов собрали почти 500 тысяч рублей, большое [110] количество вещей. Делегаты Оханского уездного съезда Советов вынесли постановление об отчислении в пользу Третьей армии 2-месячного продовольственного пайка. Комитет бедноты Устиновской волости организовал среди крестьян сбор хлеба и теплой одежды. 500 пудов хлеба пожертвовали фронту крестьяне Чермозинской волости...

* * *

Из сообщений газеты «Уральский рабочий» от 11 декабря 1918 года: «4-й съезд Совдепов Оханского уезда, выслушав приветствие и доклад представителя штаба Третьей армии, шлет горячее сочувствие нашей верной защитнице Рабоче-Крестьянской Красной Армии, борющейся за свободу пролетариата. Съезд просит верить, что трудящиеся уезда, которым дорога революция, совместно с вами будут жертвовать всем, чем потребуется.

Видя критическое положение в снабжении, съезд отчисляет вам, защитники прав трудящихся, 2-месячный паек. Съезд с полной уверенностью заявляет, что совместной дружной борьбой контрреволюция будет скоро подавлена и знамя всемирного коммунизма гордо взовьется над всем миром, освобожденным от ига капитала».

* * *

...Забота тыла о нуждах красноармейцев повысила боевой дух, укрепила боеспособность армии. Но это свидетельствовало и о том, что в массах среднего крестьянства уже в первый период гражданской войны начали обозначаться признаки перехода на сторону Советской власти. Конечно, эти факты надо учитывать в совокупности с общей обстановкой, которая продолжала оставаться напряженной. В ходе ожесточенной борьбы с кулацко-белогвардейскими мятежами уральский середняк не преодолел еще свои колебания, не стал активным защитником Советской власти, а в отдельных случаях оказывал помощь контрреволюции.

Вот данные, свидетельствующие о политическом настроении населения Вятской губернии весной 1919 года. Из 364 волостей революционное настроение господствовало в 30, антисоветское — в 22...

* * *

Из доклада Пермской губернии ЧК (август 1918 года): «Контрреволюционное выступление было организовано местными кулаками и обманутыми бедняками деревни. Восстанием были охвачены не только Сепычевская волость, но и Бубинская, Новопутинская и другие. Этим выступлениям предшествовали устраиваемые кулаками и фронтовиками собрания, на которых открыто выносились резолюции против хлебной монополии и объявленной мобилизации. Для борьбы кулаки употребляли приготовленные ими самими пики, топоры, шашки, ломы, охотничьи ружья, старые берданки, винтовки. Кто не шел с кулаками, того пороли. Убивали членов Советов и красноармейцев, разграбляя имущество убитых и всячески издеваясь над их семьями.

25 августа мною была послана телеграмма Всероссийской ЧК, что я прибыл с отрядом в Сепыч. Бойня остановлена. Как выяснили, коммунистов убито около 50 человек. Враги рубили их топорами, выкалывали глаза, отрезали уши, живыми закапывали в могилы и сжигали на кострах. [111]

Вырытых из одной могилы оказалось 34. Трупы обезображены до невозможности; головы раскроены и внутренности выбиты; руки и ноги переломаны и вывернуты; трупы некоторых обожжены, кожа потрескалась; несколько трупов с раздутыми животами, видимо, избитые были зарыты живыми.

Следственная комиссия вынесла постановление о расстреле 83 главарей и участников восстания. Приговоры приведены в исполнение.

Член Чрезвычайной Комиссии Воробцов».

* * *

Из сообщений газеты «Уральский рабочий» от 22 сентября 1918 года: «Общее собрание граждан Покровской волости Пермского уезда, выслушав ряд ораторов, постановило принять все меры для борьбы с контрреволюционными элементами вплоть до применения красного террора, всем встать в ряды Красной Армии для защиты Советской власти от посягательства на нее со стороны контрреволюционеров».

* * *

...Кулацкие мятежи, охватившие летом 1918 года почти весь Урал, были упорными и продолжительными: участвовали в них и трудящиеся крестьяне, сбитые с толку антисоветской пропагандой. В восстании, которое произошло в Степановской и соседних волостях Кунгурского уезда, участвовало около 10000 крестьян.

Известны случаи, когда поводом для выступлений становились изъятия хлебных излишков и мобилизация в Красную Армию. В конце августа крестьяне 12 волостей Оханского уезда отказались служить в армейских частях. Уезд оказался охвачен мощным мятежом, центром которого стала Сепычевская волость.

В Красноуфимском уезде в антисоветских выступлениях из-за мобилизации приняло участие крестьянское население 23 волостей, возглавленное кулаками села Богородское. Один крестьянин заявил на собрании представителю военкомата: «Война окончена, а с казаками мы воевать не хотим!»

Крестьяне отказывались воевать за Советскую власть, уходили к белым. В сводке отдела военно-полевого контроля 3-й Уральской дивизии за вторую половину октября 1918 года сообщалось, что среди солдат белогвардейской Народной армии, которая формировалась главарями ижевско-воткинского мятежа, много добровольцев из крестьян, перебежавших на сторону противников Советской власти. Из одного только Кунгурского уезда к белым перешло несколько тысяч человек. На оккупированной территории Красноуфимского и Кунгурского уездов белогвардейское командование приступило к формированию специальных добровольческих частей, которые предполагалось использовать для пополнения Иркутской дивизии. Уполномоченный Областного правительства Урала по Красноуфимскому уезду доносил 9 октября, что всего ожидается пополнение до 5 тысяч человек.

Понятно, крестьяне, не осознавшие своего долга перед революцией, оказывались плохими солдатами. Моральный дух их был низок. Они легко поддавались панике, переходили на сторону противника. В сводке Третьей армии за 14 сентября 1918 года указывалось на низкую боеспособность [112] Средне-Уральского полка, сформированного из крестьян Кунгурского и Пермского уездов.

Политическая неграмотность деревни помогала контрреволюции. Кое-где крестьяне продолжали верить белогвардейской пропаганде, что большевики являются немецкими шпионами.

И в то же время деревня начинала проявлять огромный интерес к политике. Но агитаторских сил недоставало. Плохо обстояли дела среди нерусского населения. Касаясь причин контрреволюционных настроений в тылу советских войск Кунгурского направления, политотдел Третьей армии отмечал неграмотность мусульманского населения и огромное влияние на него мулл.

Таким образом, обстановка в деревне была трагически сложной. Поведение селян зависело от множества причин. В первую очередь оно определялось социальным фактором, классовой принадлежностью. Уральская деревня раскололась на два противоборствующих лагеря: крестьянскую бедноту и кулачество. Что касается середняка, то в большей части он колебался, хотя кое-какие уроки для себя извлек. [113]

Отпор

Вселенная скрытно от глаз
Клокочет!
Таятся секреты...
Но что-то в кипении этом,
Быть может, зависит от нас?

Александр Куницын. Возникла Вселенная наша...

Тревожный закат озарил острые вершины деревьев, по-таежному густо обступивших каменистые утесы; отдохнул чуток на хвое и листьях, уже пожухлых от осенних заморозков; засиял незамысловатых скалистых уступах, на которых то здесь то там цепко держались сосны и ели; незаметно соскользнул с утесистых глыб и четко обозначил зыбкие формы хмурых дождевых туч, неравномерно, с широкими проемами охвативших померкшее небо. Все погружалось в вечерний мрак — в долинах и ущельях, прорезанных немноговодными, шумливыми на перекатах речками, уже густела, становилась непроницаемой темно-синяя мгла, лишь редкие огоньки окон в притихших городах и поселках да сполохи от незатухающих домен прорывали ее плотную пелену; обволакивались дымчатой тенью нагорные леса, то поднимающиеся к вершинам, то обтекающие их и нежданно обрывающиеся в темные провалы; меркли, теряли очертания каменные утесы, сливались с тучами, которые сами уже начинали походить на потемневшие горы. Еще немного, и в ярко-синих полыньях между тучами слабо и нерешительно затрепетали звезды. По мере того, как лесистые перевалы и пади укрывались мглистым покрывалом, затеплившиеся в небе точки щедрее струили на землю белесые потоки, которые, если прищурить глаза, расщеплялись на колючие длинные лучины. Свет их был то зеленоватый, то голубой, то отливающий розово-малиновыми оттенками, но одинаково приглушенный, сглаженный бесконечными небесными далями. Плывущие тучи надолго закрывали их, зато в другом уголке свода пробивались сквозь редеющую пелену другие звезды, некрупные и по-осеннему частые. Но вот сдвинулась на западной стороне небосклона мрачная дождевая туча, и, словно крупный, оброненный кем-то алмаз, загорела над землей вечерняя Венера. Ровно, не мигая, смотрела она с расчистившегося кусочка неба, разом окидывая голубоватыми лучами сутулую, мускулистую спину древнего хребта, взгромоздившегося поперек раскидистых равнинных просторов.

Тихо и мглисто на увалах и в межгорьях. Затухли последние оконные огни. Лишь одинокие зарницы доменных печей, далеко вспыхивая друг от друга, выхватывали из темноты кирпичные нагромождения ближних строений да крупный отшлифованный булыжник мощеных дворов. В эти глухие минуты казалось, что жизнь снова пошла по прежнему пути — зашло солнце, и до самых первых лучей ничто уж не шелохнется в округе, не нарушит покоя, разве деревенские собаки, почуяв зверя или запоздалого прохожего, поднимут бестолковую перебранку. [114]

Но вот среди холмов Сылвинского кряжа вспыхнул багровый светляк, за ним второй, третий. Черные смоляные клубы дыма, заглушая огонь, повалили в хмурое, с редкими просветами небо. Звучно затрещало сухое дерево.

Вмиг зарево охватило призрачным светом низкие избы приуральской деревушки. Всадники сгоняли людей к трем пылающим домам. На улице, перед горящими избяными остовами, стояли пять связанных мужиков. Неподалеку со вскинутыми винтовками взвод солдат. За ними в пляшущей, мечущейся тени, кто на ногах, кто на коленях, ревели женщины — родные связанных. Когда предпожарье плотно набилось людьми, офицер, выехав на белой лошади к мужикам, со свистом вырвал из ножен саблю и взмахнул ею.

— Всем, — крикнул он в толпу, — будет грозить это же. Всем, кто заведет шашни с Советской властью. Всем, кто попытается хоть как-то сотрудничать с коммунистами. Всем, кто своей волей, нарушая извечный закон, начнет делить землю своих хозяев, насильно изгнанных Советами. Нет таким людям оправдания... Взвод! — скомандовал офицер и, прогарцевав на коне, отъехал в сторону.

К офицеру, вырвавшись из толпы, подбежала и упала на колени женщина:

— Ваше благородие! Помилуйте Митьку. Ни в чем он не виноват. Не служил он у красных. И землю чужую не брал. Освободите Митьку, будьте милостивы...

Офицер осадил коня, выкрикнул в толпу:

— Дмитрий Золотарев приговорен к расстрелу за укрывательство партизан. Вина его установлена. Золотарев будет расстрелян... Взвод!

И под слово «пли!» офицер махнул полыхнувшей багряно саблей. Почти враз прогремели винтовки, и ночное эхо пронеслось от дома к дому выхваченным из тьмы пламенем пожара. Упали на раскаленную землю связанные мужики. Заплакали бабы.

А в это время на вспененной лошади летел по сылвинским холмам низко припавший к разметавшейся гриве коренастый всадник. Дорогу ему освещали слабые лучи Венеры да горстка соседних звезд, открытых свинцовыми тучами. Однако всадник и без звездного света проехал бы по поселку — знал его назубок. Вот, осадив скакуна, он спустился песчаным оползнем в овраг, переехал вброд речушку, снова пришпорил лошадь, с которой слетала пена на притоптанную дорожную пыль.

Вон и крыши появились на фоне темно-синей небесной полыньи. Всадник осадил лошадь возле огородной изгороди, привязал узду к жердине, успокоил скакуна застуженной на ветру ладонью и, перемахнув через плетень, пробрался между грядками к окнам избы. Постучал. Терпеливо повторил стук. Наконец застучали засовы, и из сеней высунулась заспанная взлохмаченная голова.

— Петруха, ты, что ль? Темнотища, хоть глаз выколи.

— Я. Новость привез. Пускай до хаты-то...

В светлице хозяин зажег сальник, усадил гостя за стол, выставил бутылку самогона, чашку с солеными огурцами, отрезал ломоть хлеба.

— Ну? [115]

— Белые, говорю, в Ивановке последних большевиков кокнули — Золотарева, Иванцова, словом, всех, что возле Совета крутились. Ваши-то совдеповцы где? — пришелец набулькал в стакан самогонки, выпил, крякнув.

— Бдят. Дежурят в Совете. Вон свет...

— Вот мы их и уложим. Пошли народ будить. Где у тебя Буланку пристроить можно?

Они вышли на крыльцо; после сальника ночь показалась беспросветной...

Плотный покров навис над Уралом; тяжелые, неповоротливые тучи мешались с быстро проносившейся водянистой хмарью; кое-где над горными вершинами пролился потоками холодный дождь, равномерно шумный, без грома и молний. Зажурчали, заговорили по обочинам дорог бурливые ручьи; загрохотали водосточные трубы по городам, попавшим под ливневые потоки. Через час непогодь кончилась, небо начало проясняться, но Венера уже сошла с горизонта, до утра покинула семейство светил. Зато во всей красе засиял на полуночном небе золотисто-красный Марс, продолжая наблюдения утренней сестры. Тучи вокруг Марса рассеялись большим кольцом, и лучи его, мешаясь с потоками звездного света, ложились на уступы Уральских гор от Челябинска до Перми.

Но и здесь, на этой гигантской полосе, не было безмолвия и покоя.

Перейдя перевал, от которого далеко по сторонам раскинулась уральская таежная глушь, многолюдный, измученный ходьбой партизанский отряд остановился, люди наготовили дров, разложили костерки. Партизаны разбились на группы, окружили дымные от сырых поленьев огни, развалились на мокрой траве. От группы к группе переходил командир, плотный человек, с квадратными короткими усами, в кожаной тужурке, опоясанной потертыми ремнями. У одного костра он велел бойцам ставить из срубленных веток стояки, чтобы сушить портянки, которые двое суток не снимались с ног; у другого костра — подсказал бросить в пустой кипяток хвойных лапок; у третьего — заставил двух партизан прошить дратвой подошвы у ботинок, поскольку работа такая была далеко не лишней.

Пока шел командир по цепочке костров, пока добрался до последнего, не осталось времени самому подсушить портянки, поудобнее перемотать их; сказал лишь часовому у крайнего огня:

— Разбуди на заре.

Командир примостился между двумя влажными шинелями похрапывающих бойцов и заснул мертвым сном. Снился командиру Екатеринбург. Кафедральная площадь с блестящими на солнце куполами собора. Будто идет он по каменной брусчатке, а между булыжниками явственно так, четко и разборчиво проглядывает свежая зеленая трава...

Екатеринбург между тем тоже спал, но чутко и напряженно. В последние дни зачастили аресты. В любую минуту в квартиру могли постучаться патрульные. Обычно проверки падали на ночь, и мещане, ложась спать, молились перед иконами, чтобы отвести от жилища нежданную беду. Чаще патрульные врывались в рабочие квартиры, переворачивали все вверх дном, уводили мужчин, брали про запас, что попадало под [116] руку. В ту ночь бросили в подвалы около пятидесяти человек, избитых и истерзанных, — погулял в уральской столице белогвардейский кнут.

Последнего арестованного волоком протащили по площади уже под утро, когда на свежем небе снова сияла Венера.

Холодно и бесстрастно роняла она на землю звонко-колючие лучи. Она не умела ни размышлять, ни чувствовать. Она только пристально смотрела на залитую кровью землю, предоставляя людям думать, переживать, решать самим за себя...

В июне 1918 года в районе Оренбурга было сосредоточено около 20 отрядов под командованием В. Г. Зиновьева и В. К. Блюхера. Численность их составляла несколько тысяч человек. Но вся беда была в том, что отряды действовали изолированно от главных сил Красной Армии.

28 июня на совещании командиров и представителей местных Советов приняли решение оставить Оренбург. Большинство командиров высказалось за отвод частей в Туркестан. Блюхер выдвинул план выхода из окружения в северном направлении, к крупным промышленным центрам Урала, для соединения с Красной Армией. Его поддержали И. Д. Каширин и М. В. Калмыков. Произошло разделение Оренбургской группы. Большая часть войск, отойдя в район Актюбинска — Орска, продолжала борьбу с дутовцами и позднее послужила ядром для создания Туркестанской армии.

Судьба отрядов В. К. Блюхера, Н. Д. Каширина и М. В. Калмыкова сложилась так. Они вынуждены были действовать в глубоком тылу врага. 1 июля Сводный Уральский и Южный отряды под командованием Блюхера и Каширина выступили на Верхнеуральск и Белорецк. Двумя днями раньше на Стерлитамак вышел отряд Калмыкова. Так было положено начало полуторатысячекилометровому рейду уральцев, о котором потом будут складываться в народе легенды. В походе участвовали отряды, сформированные в районах Верхнеуральска, Троицка, Белорецка, Стерлитамака, Баймака, Тирлянского, Богоявленского и Архангельского заводов.

В середине июля подразделения сосредоточились в Белорецке и его окрестностях. На своем совещании командиры приняли решение сформировать Сводный Уральский отряд. Соединение насчитывало свыше 7 тысяч человек и имело на вооружении 13 орудий и более 70 пулеметов. Главнокомандующим избрали Н. Д. Каширина...

* * *

Строки биографии. Николай Дмитриевич Каширин родился в Верхнеуральске в семье казака-учителя, впоследствии станичного атамана, 4 февраля 1888 года. Советский военачальник, командарм второго ранга (1935). Член КПСС с 1918 года. Окончил Оренбургское юнкерское училище, служил в кавалерийских частях Оренбургского казачьего войска. Участник первой мировой войны. Награжден 6 орденами, имел чин подъесаула.

В 1917 году Каширин — председатель полкового казачьего комитета. Сформировал в Верхнеуральске казачий добровольческий отряд для борьбы с дутовщиной. 16 июля 1918 года избран главкомом Сводным [117] Уральским отрядом, действовавшим в тылу белых на Южном Урале. После ранения — помощник главкома В. К. Блюхера.

С сентября Н. Д. Каширин назначается помощником начальника, а позднее начальником 4-й Уральской дивизии (30-й стрелковой). В 1919-м комендант Оренбургского укрепленного района, начальник 49-й крепостной дивизии Туркестанского фронта. В 1920 году командир 3-го кавалерийского корпуса на Южном фронте, командующий Александровской группой войск по борьбе с махновщиной.

В 1923–1925 годах командир 14-го стрелкового корпуса для особо важных поручений при штабе РККА, позднее помощник командующего ряда военных округов. В 1931–1937 годах командующий войсками Северо-Кавказского военного округа. С 1934 года член Военного Совета НКО СССР. Награжден двумя орденами Красного Знамени и Почетным революционным оружием. Погиб 14 июня 1938 года.

В 1960 году в Верхнеуральске Каширину поставлен памятник.

* * *

...На совещании командиров Н. Д. Каширин выдвинул план — идти в район Екатеринбурга через Верхнеуральск и Троицк. План был поддержан большинством командиров. Предложение Блюхера — пробиваться на соединение с Красной Армией через рабочие, а не через казачьи районы Урала — поддержки тогда не нашло.

Против Сводного отряда в период, о котором мы рассказываем, действовали основные силы Уральского белогвардейского корпуса, которым командовал генерал-лейтенант Ханжин. Численность его корпуса изо дня в день росла. На 14 июля насчитывалось 11 050 белогвардейцев, спустя две недели в подразделениях корпуса было около 18000 человек.

Наступление южноуральских отрядов на Верхнеуральск началось на рассвете 18 июля. Вспомогательный удар наносился на Тирлян. Продвижение вперед велось общим фронтом. На следующий день красногвардейцы освободили Тирлян. Более острый характер приобрела борьба на Верхнеуральском направлении. По мере продвижения партизан на восток противник оказывал все более упорное сопротивление, вводя в бой новые пехотные и кавалерийские части.

25 июля Ханжин приказал верхнеуральской группе своих войск перейти в наступление. Сражение достигло большого накала. Жестокие бои шли за каждый перевал, за каждую высоту...

* * *

Строки биографии. М. В. Ханжин — потомственный военный. Родился 17 октября 1872 года в Оренбургской губернии в семье есаула. Воспитание получил в Оренбургском Неплюевском кадетском корпусе и в Михайловском артиллерийском училище. Позднее учился в Академии Генерального штаба.

Ханжин сначала командовал 3-м Уральским корпусом, а с декабря 1918 года по приказу Колчака, сдав корпус генерал-майору В. В. Голицыну, стал командующим Западной армией. Имел незаурядные полководческие способности, отличался храбростью.

* * *

...Вклинившись в позиции врага, Уральский и Верхнеуральский партизанские отряды продвинулись до горы Извоз, что неподалеку от Верхнеуральска, и в ночь на 1 августа молниеносным штурмом овладели [118] ею. С высоты открылся вид на Верхнеуральск, который поспешно покидали враги. Был благоприятный момент для очередной атаки, однако командование отрядом от дальнейшего наступления отказалось. Стало известно, что Екатеринбург пал и части Красной Армии отступили на север. К тому же у партизан были на исходе боеприпасы, а надежды на восстания в казачьих станицах при подходе красных не оправдались. Приняли решение выводить войска через рабочие районы, как предлагал Блюхер.

В ночь на 2 августа части Сводного Уральского отряда стали отходить на Белорецк. В это время в прикрывавшем отход Верхнеуральском отряде произошло ЧП. Командир отряда Енборисов, командиры кавалерийских полков Зобов и Каюков с группой офицеров и полусотней казаков перебежали к белогвардейцам. Впрочем, панику в отряде удалось прекратить. Бойцы отбились от авангардных частей врага. Партизаны отошли и сосредоточились в Белорецке.

Здесь состоялось очередное совещание. Был утвержден план выхода из окружения. Вместо раненого Н. Д. Каширина главнокомандующим избрали В. К. Блюхера.

3 августа партизанский авангард — Уральский отряд — двинулся по Стерлитамакскому тракту. Однако части белых, брошенные вслед, вновь нагнали отряд. Возобновились бои. Основательно потрепав противника, блюхеровский арьергард покинул ночью Белорецк, Сделано это было настолько скрытно, что исчезновение красных противник обнаружил лишь на другой день.

Отряды и обозы следовали одной колонной, вытянувшись почти в 30-километровую нитку, — трактовая дорога в горах была единственной. Белогвардейцы попытались воспользоваться этим. Преследуя арьергард, они старались смять боковые заслоны. Выполнение задачи Ханжин возложил на 3-ю Оренбургскую дивизию. Ему казалось, что сделать это удастся легко, однако натиск врага замыкающие части и боковые охранения Сводного отряда успешно отбивали.

Самым трудным был участок от Белорецка до села Макарово. Высокие горы, ущелья, каменистый грунт. Порой дорога проходила вдоль обрывов. Дни выдались знойными. Голодные бойцы обливались потом. Мучила жажда. Люди недосыпали. К концу очередного перехода ноги становились чугунными. А бойцы все шли и шли. Пехотинцы тянули пулеметы; надрываясь, вытягивали на вершины орудия.

Фланговым отрядам — кавалеристам и артиллеристам — было особенно трудно, ведь шли они напрямик — через горные вершины, леса и пади, выбивая врагов из многочисленных тайных засад. Было много жертв: бойцы срывались и падали в пропасти.

Действия Сводного отряда осложнялись тем, что вместе с ним было около 3 тысяч беженцев — жены, дети и родители командиров, советских работников, бойцов отряда. Когда вышли на равнину, беженцы отделились от отряда — направились параллельными проселочными дорогами.

Но с партизанской армией шли обозы. Только раненых и больных при выезде из Белорецка было около 150. Когда соединились с Красной Армией, это число выросло до 450. [119]

Отметим одну важную деталь. Несмотря на многочисленность отряда, он был хорошо управляем. В частях проводилась работа по укреплению дисциплины. Суровое осуждение и наказание ожидало тех, кто проявлял трусость в бою, забывал помогать товарищам в пути. Беспощадно карались мародеры. В отряде работали дисциплинарные органы: следственные комиссии, контрольный совет, военно-полевой и товарищеский суды. В частях было несколько сот коммунистов, которые делили с беспартийными все тяготы, показывали пример в преодолении трудностей. В первую очередь это относится к Блюхеру. Ему удалось сплотить рабочих и крестьян, людей самых различных национальностей, а было их немало: русские, украинцы, башкиры, татары, марийцы, чуваши, латыши, эстонцы, венгры, немцы, румыны, китайцы. Воистину интернациональный отряд!

Под Кагинским заводом 7 августа враг понес серьезные потери, вынужден был отвести части на переформирование. Партизанам представилась возможность преодолеть опасную растянутость подразделений.

Предстояла встреча с красногвардейцами и партизанами Богоявленско-Архангельского района. Отряды, которыми руководил штаб Калмыкова, более месяца оборонялись в Уфимской губернии. Положение осажденных становилось все трудней. С нетерпением ждали они подкрепления. Блюхеровцы нанесли поражение частям стерлитамакского белогвардейского гарнизона под селом Петровским.

Оставив прикрытие, Сводный отряд двинулся на север, к Богоявленскому заводу. Радушно встречали партизан жители правобережья реки Белой. Выдалось время короткого отдыха. Происходила замена на боевых позициях местных отрядов, которые в конечном итоге были сведены в два полка. Таким образом, в соединении помимо трех отрядов — Уральского (командир И. С. Павлищев), Верхнеуральского (командир И. Д. Каширин) и Троицкого (командир Н. Д. Томин) появилось еще два полка — Богоявленский (командир М. В. Калмыков) и Архангельский (командир В. Г. Данберг). Говоря иными словами, соединение, которое в одном из документов Блюхер назвал корпусом, насчитывало до 9300 штыков и сабель, а вместе с нестроевым и командным составом — до 11000 человек. В полках и отрядах было около 100 пулеметов и 20 артиллерийских орудий. Вряд ли вызовет у кого-нибудь сомнение, что Сводный отряд мог решать сложные задачи и имел реальную возможность вырваться из окружения.

16 августа, уточнив план, Блюхер приказал начать продвижение на север, чтобы прорвать вражеское кольцо восточнее Уфы.

В районе трехречья, там, где сливаются Сим и Зилим с Белой, разгорелось ожесточенное сражение между войсками Блюхера и белогвардейскими полками.

В. К. Блюхер расположил отряды так, чтобы можно было отразить натиск противника с любой стороны. На юго-востоке и северо-востоке были развернуты части Верхнеуральского отряда. Белогвардейцы встречались здесь лишь на отдельных участках, силы их были невелики. Но на западе Троицкому отряду пришлось столкнуться с крупными силами противника, которые скрытно переправились через Белую. [120]

В арьергарде находился Богоявленский полк с приданными ему двумя сотнями верхнеуральцев. Укрепившись на правом берегу Зилима, богоявленцы отбивали атаки 3-й Оренбургской дивизии и частей Стерлитамакского гарнизона. В ночь на 23 августа они мощным ударом отбросили противника, отошли к реке Инзер и заняли новую линию обороны...

* * *

Из воспоминаний В. А. Зубова: «От Белорецка до Стерлитамака Первый Уральский стрелковый полк участвовал в боевых действиях только конными подразделениями. Впервые в полном составе полку пришлось драться у села Петровское.

Это было наше второе столкновение с белочехами. После трехчасового боя противник был отброшен. Когда наши отряды сосредоточились в районе Архангельского завода, белогвардейское командование попыталось окружить их. Реки Белая, Инзер и Сим сильно затрудняли наше маневрирование, способствуя активной обороне белых. Завязавшиеся бои носили упорный характер, однако инициатива была в наших руках. Удары по обороне противника у населенных пунктов Зилим, Ирныкши и Бердина Поляна имели успех. Белогвардейцы были отброшены, а наши части, форсировав Сим, продолжали движение к станции Иглино. Победой в этих боях мы обязаны кавалерийским полкам Ивана Каширина, брата Н. Д. Каширина, и полку имени Степана Разина.

Район станции Иглино был последним важным рубежом на пути нашего движения навстречу Красной Армии. С преодолением этого рубежа партизанский отряд выходил из окружения. Но враг еще раз предпринял попытку закрыть нам путь на север, собрав возле Иглино значительные силы, снятые со Стерлитамака и Уфы. На линии железной дороги курсировали бронепоезда.

Стрелки Первого Уральского полка, представляя главную ударную группу, начали наступление на Тавтиманово. Конные части действовали на флангах. Попытки противника контратаковать отражались. И вот части Архангельского полка, действовавшие правее нас, наносят фланговый удар по белым и отбрасывают их к станции. Конница Ивана Каширина в стремительном броске на Иглино прорывает оборону и врывается на северную окраину железнодорожного поселка. Белогвардейцы, бросая оружие и снаряжение, бегут к Уфе.

Позднее Блюхер в своем докладе военкому Урала Голощекину привел данные о результатах сражения под Уфой. Были разбиты 6-й Чешский, 6-й белоказачий, 1-й Башкирский, 13-й и 14-й Уфимские полки противника...»

* * *

Строки биографии (из книги В. В. Блюхера «По военным дорогам отца»): «Иван Дмитриевич Каширин, любимец казачьей бедноты, популярный своей удалью, находчивостью. Высокий и стройный. Синие казачьи офицерские брюки, высокие хромовые сапоги. Иван Дмитриевич носил летом простую рубаху-косоворотку или гимнастерку. Эффектно выделялся серебряный пояс, кривая казачья шашка — тоже в серебре. [121]

Каширин отпустил рыжеватую бородку, а голову часто брил. Ему было меньше тридцати, душа-кавалерист, рубака и весельчак.

И. Д. Каширин был командиром Верхнеуральского отряда, в составе которого было много казацкой молодежи. Славный путь за его плечами. После партизанского рейда Иван Дмитриевич воевал в 30-й стрелковой дивизии, а в канун контрнаступления войск Восточного фронта возглавил вновь организованную красную казачью бригаду. Победное шествие ее полков по уральской земле началось 28 апреля 1919 года. Бойцы бригады освобождали города Бугуруслан, Белебей, взаимодействовали с 25-й Чапаевской дивизией во время Уфимской наступательной операции, а затем с триумфом вошли в Верхнеуральск и Троицк.

После гражданской войны Блюхер несколько лет не встречался с братьями Кашириными. Но в 1934-м, когда был образован Военный совет страны, они вновь нашли друг друга. Местом встречи стала Москва. Командарм Особой Дальневосточной Блюхер и командующий Северо-Кавказским военным округом Николай Дмитриевич Каширин, приезжая на заседания совета, заходили в гости к Ивану Дмитриевичу, который в то время стоял во главе московской милиции».

* * *

...Наиболее сложные задачи в районе трехречья были поставлены перед отрядом И. С. Павлищева и приданным ему Архангельским полком. Они разгромили белогвардейцев на левом берегу Сима и 21 августа овладели плацдармом на правобережье. Части Сводного Уральского, продолжая сдерживать наступавшего с юга противника, переправились через Сим.

25 августа Уральский и Троицкий отряды при поддержке Архангельского полка разгромили белогвардейцев на линии Слутка — Родники — Асканыш. Верхнеуральцы и переместившиеся на правый фланг архангельцы продвигались к Самаро-Златоустовской железной дороге. Туда же устремились и другие партизанские отряды.

Чтобы не допустить прорыва Блюхера через железнодорожное полотно, белогвардейцы создали вокруг партизан кольцо. До 28 августа шли бои местного значения. Обе стороны готовились к решающей схватке.

Вечером 28 августа Верхнеуральский отряд вступил в бой с чехословацко-польским подразделением под Иглино. Бой продолжался больше суток. Общим наступлением партизаны смяли противника и прорвались через железную дорогу.

На протяжении четырех десятков километров железная дорога и все средства связи были выведены блюхеровцами из строя. Не теряя ни одного дня, двумя колоннами устремились они к деревне Красная Горка, что на левом берегу Уфы. Командование рассчитывало вывести в этот район войска раньше, чем к нему подоспеют белогвардейцы. Близ Красной Горки предполагалось произвести переправу через Уфу. Это удалось осуществить, правда, в ожесточенной борьбе.

Через несколько дней авангард соединения — Троицкий отряд — вступил в Аскино, от которого до линии фронта оставалось 25 километров. А 12 сентября 1918 года около деревушки Поляковка кавалерийский [122] эскадрон разинцев встретился с красноармейцами 5-й Уральской дивизии.

На другой день подразделения Блюхера направились к фронту и вышли на линию Екатеринбург-Казанской железной дороги. Этим завершился продолжавшийся свыше двух с половиной месяцев героический партизанский переход по уральским хребтам и дорогам.

В ходе боевых действий соединение Каширина — Блюхера разбило полки белогвардейского Уральского корпуса, польские легионы, части Стерлитамакского, Бирского и Аскинского гарнизонов, 6-й Чехословацкий, 1-й Башкирский, 13-й и 14-й Уфимские полки.

Это была блестящая операция советских войск. Полуторатысячекилометровый переход получил высокую оценку ВЦИК. «Переход войск тов. Блюхера в невозможных условиях, — отмечалось на одном из его заседаний, — может быть приравнен разве только к переходам Суворова в Швейцарии».

30 сентября 1918 года В. К. Блюхер был награжден только что учрежденным орденом Красного Знамени (№ 1). Чуть позднее государственными наградами были отмечены Н. Д. Каширин и ряд других участников рейда по тылам врага...

* * *

Из сообщений газеты «Уральский рабочий» от 17 сентября 1918 года: «Тов. Блюхеру.

Уральский областной комитет РКП(б), Уральский областной Совет рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов и областная конференция профессиональных союзов приветствуют Вас и Ваши войска, вписавшие небывало героическую страницу в историю пролетарской революции.

Знайте, уральский пролетариат гордится беззаветно смелыми солдатами революции и их вождями и больше чем когда-либо уверен в победе социалистической революции в России над темными силами контрреволюции.

Голощекин, Белобородов, Сафаров, Преображенский, Толмачев, Кузьмин, Воробьев, Андреев, Розенталь».

* * *

...К моменту соединения блюхеровцев с регулярными частями Третьей армии, прикрывавшими подступы к Перми, обстановка сложилась трудная. Противник наращивал напор, стремясь прорвать фронт. В тяжелом положении оказалась 4-я Уральская дивизия, сражавшаяся на Красноуфимском направлении. Против ее сравнительно небольших сил (чуть больше 2 тысяч бойцов) действовали вражеские соединения, насчитывающие более 9 тысяч человек, к тому же располагающие достаточным количеством пулеметов. Бои носили ожесточенный характер, стоили обеим сторонам крупных потерь. Но к белым поступали свежие подкрепления из Сибири, а нашим частям ждать помощи не приходилось.

17 сентября Р. И. Берзин телеграфировал Главкому: «Шестой день подряд противник ведет интенсивное наступление на Пермь, сосредоточив крупные силы. Идут бои на всем фронте Третьей армии, наши потери тяжелые: в пехотных полках осталось в ротах только по [123] 10–15 человек. Чехословаки и казаки наступают. Вчера после ожесточенных боев наши части вынуждены были оставить Красноуфимск».

Численность неприятельских войск продолжала нарастать. По сведениям штаба Третьей армии, в последних числах октября противник сосредоточил в районе Кордон от 20 до 25 тысяч штыков.

В этот критический момент правофланговые части армии как раз и получили поддержку вышедшего из окружения Сводного Уральского отряда. Влившись в 4-ю Уральскую дивизию, блюхеровцы по сути скомплектовали ее заново. На 6 октября силы дивизии составили около 11 тысяч бойцов. Дивизия не только сумела приостановить продвижение белых, но и сама перешла в контрнаступление и освободила Красноуфимск.

Противник, несмотря на численное превосходство, утратил боевую инициативу. Советские войска перешли к активным действиям и надежно прикрыли подступы к Перми со стороны Кунгура и Красноуфимска.

* * *

Телеграмма в ЦК РКП(б): «31 августа 1918 года. Выслушав с глубоким прискорбием весть о подлом покушении на вождя мировой революции товарища Ленина, Пермская общегородская конференция РКП(б) заявляет всем явным и тайным мракобесам контрреволюции:

Напрасны потуги политических банкротов в предсмертных судорогах лишить коммунистическое человечество его самой светлой головы. Этот шаг лишь показывает нам, что все способы честной и открытой борьбы для наших врагов уже исчерпаны и что скоро они будут окончательно раздавлены.

Нет места унынию в нашей партии!

Да здравствует стойкая и еще более беспощадная борьба за социализм!

Товарищ Ленин по-прежнему будет олицетворением стальной воли рабочего класса.

К победе! К социализму!..»

* * *

Лежали на краю посадочной полосы, вслушивались в тишину. Ни одного постороннего звука не доносилось из затуманенной солнечной дали. Стояли последние теплые дни, и все вокруг млело, наслаждаясь щедростью мягкого света, отстоявшейся тишины, нерушимого покоя. Все было бы чудно, если бы не это ожидание.

— Да нет! Это исключено, — уверенно произнес Степанов и пристукнул кулаком пожухлый дерн, оставив в нем глубокую вмятину. — Не такой он летчик, чтоб могли сбить.

Степанов легко, пружинно перевернулся на спину, подложил руки под затылок. Глаза смотрели в безоблачную синь, но ничего он там не видел, весь был в воспоминаниях:

— Шли мы на Верх-Нейвинск. Погода вот такая же: ни тучки. А на станции уйма вагонов и народу. Бронепоезд стоит с пулеметными башнями... Муратов, замечаю, оборачивается в мою сторону, рукой показывает: дескать, понизу надо, над крышами. И тут же сбавляет высоту. Я за ним. Из-за домов поселка и свалились на белых. Шум моторов, грохот разрывов... А Муратов снова из своей кабины на солнце показывает. [124] Слежу: разворот он над станцией делает предельно крутой, чтоб не дать белякам опомниться...

Между тем даль по-прежнему звенела тишиной.

Так до конца дня и не порадовала она летчиков раскатистым рокотом «Ньюпора».

Через день вызвали комиссара отряда и Степанова в штаб дивизии; те вернулись оттуда как вареные. Ребята обступили их. Типикин, обычно спокойный, уравновешенный, не выдержал, вплотную подошел к своему летчику (у Степанова он летчиком-наблюдателем был):

— Чего молчите-то?

Саша Степанов с болью ответил:

— К белым Муратов, гад, перебрался, — и выругался таким изощренным матом, какого Типикин не слыхивал от него даже в самом тяжелом полете.

Новость ледяной водой на каждого пролилась. Может, шпионом был Муратов? Но о муратовском шпионстве мог подумать кто угодно, только не Типикин.

С год назад случилось ему забрести на екатеринбургский вокзал (надо было убить время до Делового совета на заводе Ятеса, куда Петр надумал поступать, вернувшись с дутовского фронта). Пошел вдоль железнодорожных путей и вдруг на платформах в заросшем крапивой тупике увидел пару самолетов. Понятно, покрыты они были брезентом, но брезент для взгляда бывшего моториста Одесской авиашколы — не помеха. По шасси и колесам, проглядывавшим из-под чехлов, Типикин определил: один «Ньюпор», другой «Вуазен», французские машины. Только какими же судьбами оказались они аж на Уральском хребте? Пошел Петр к платформам, но тут же услышал от одинокого вагончика голос часового:

— Но, но, не балуй! Отчаливай помаленьку.

Тогда решился Типикин на обходной маневр: отошел на расстояние и уже оттуда спросил:

— Товарищ боец! Где командир, отвечающий за перевозку самолетов?

Часовой опешил: пришелец знает о самолетах, значит, начальник; какой-то. Встал солдат по стойке смирно.

— Товарищ Шестаков во времянке отдыхают. После караула оне.

С Шестаковым Типикин нашел общий язык с первого слова. Матрос Шестаков по воле случая служил механиком при самолетах, которые надо было переправить в Сибирь, а из-за чехословацкого мятежа переправа затруднилась, затянулась, и Шестаков боялся, как бы вообще не превратилась в несбыточную мечту. Словом, сопровождающему надоело скитаться с опасным грузом по запасным путям, ругаться с начальниками станций, у которых и без «Ньюпоров» и «Вуазенов» забот было много.

— Слушай, братишка, а ведь выход есть! — сказал Типикин и изложил свой план. При виде самолетов заныло у него ретивое, припомнились полеты над зелено-голубой землей (летчики часто брали его в полет), и перспектива заводского пролетария враз потускнела, потеряла притягательность. [125]

План же его заключался вот в чем. В Екатеринбурге (это Типикин знал точно) проживал бывший летчик Муратов, знакомый Петру по Одесской авиашколе. Значит, летчик есть, механик есть, моторист тоже, самолеты в наличии, и надо думать — потребность в авиаотряде на Урале имеется. Остается идти к военному комиссару и объяснить все.

Вскоре за Цыганской слободой, на самой окраине Екатеринбурга, появились на зеленом поле наскоро прокопанные и посыпанные мелом разметки, а еще через день, собирая со всей округи зевак, взмыл ввысь рокочущий «Ньюпор», оставляя за собой сладковатый керосиновый дымок.

— Разрази меня гром, если не выучусь летать! — тихо сказал стоявший рядом Шестаков, и эти слова задели тайную струну в Петре Типикине. Дела налаживались, и все было бы ничего, если бы не случай с Муратовым. Правда, у времени своя тайная спасительная сила — закрутит она человека, завертит в заботах, завалит разными неожиданностями, так что и минутки свободной не оставит, чтобы вспомнить бывшее потрясение; и забудется оно, словно и вовсе его не бывало, разве иногда даст повод снова пережить, впрочем уже по-новому, затерявшееся в мельнувшем потоке дней.

Как-то в Невьянске, когда самолеты авиаотряда, зачехленные и молчаливые, громоздились на железнодорожных платформах, к составу подошел крепкого вида человек и, как когда-то Типикин, стал присматриваться к приземистым невидимкам под чехлами. Типикин понял: не случайно человек появился.

— Братцы, возьмите в отряд! — взмолился человек. — Я ж военный летчик, а с паровозом вожусь.

Взяли в отряд Алексея Упорова, отличным летчиком оказался. И вот новое ожидание. Как месяц назад.

Вылетели Упоров и Пятницкий на Нижнюю Салду. Сбросили бомбы. Пятницкий — на аэродроме, а Упорова нет... Снова ждали на краю посадочной полосы, вслушивались в тишину. Только была она уже по-настоящему осенней, холодной и неуютной. Зябко было стоять в открытом поле, посыпанном первым крупяным снежком... Но нет и нет Упорова. Время остановилось.

Наконец издалека послышался гул, начал нарастать, и под серебряными облаками скользнула тень самолета. Летел он неровно, рывками. Сжалось у Петра сердце, шагнул навстречу самолету, словно этим можно было помочь.

Коснувшись земли, «Виккерс» взмыл вверх и рухнул на полосу, подмяв под себя шасси. Летчики бросились к машине. Корпус был изрешечен пулями. Вытащили Лешку Упорова. Был он еще жив, открыл глаза, пошевелил запекшимися, черными губами:

— Ничего, ребята... Я знал, на что иду... За правду поднялись... Без потерь нельзя... Я уж не увижу... А вы не забывайте... Лешку Упорова... Вот и... — лицо его совсем потемнело, землистым стало, словно тень легла на него.

У парней выступили слезы. Это была первая в отряде боевая потеря. На другое утро вместе с новым командиром авиаотряда Степановым выпало Типикину лететь на железнодорожный узел, над которым [126] ранили Упорова. Следы от пуль — пулеметные. Может, с бронепоезда били?

Глаза проглядел Типикин, пока сбрасывал бомбы. Нет, нигде не видно бронированного поезда. Откуда же стреляли в Лешку? Только с третьего захода заметил Петр в черном дыме, охватившем станцию, белые гривы паровозного пара, но не на основных путях, а на заброшенной ветке. Поезд выдвигался из полуразрушенного депо. «Ишь где!» — подумал Типикин и хотел подсказать командиру, только тот сам все приметил. Пошли в пике. «Вот теперь не промазать!» — подумал Типикин, примеряясь к приближавшемуся броневику. Петр слышал, как длинными очередями застрочил командирский пулемет. Типикин сбросил на поезд фугаски. Скользнув над землей, самолет взмыл над зданием старого депо — и ухнули один за другим взрывы. Петр не видел, как легли бомбы, но командир, обернувшись, показывал через стекло кабины большой палец...

Вскоре Типикина послали учиться на летчика, и судьба распорядилась так, что он уже не встретился ни с командиром уральского авиаотряда Степановым, ни с другими товарищами по летной страде. Зато произошла встреча, о которой никогда не думалось.

Петр Александрович шел вдоль московского аэродрома, как увидел перед собой человека вроде когда-то знакомого. «Неужели Муратов?» Обогнал, посмотрел в лицо — точно.

— Муратов! — хрипло сказал Типикин.

Да, перед ним стоял Муратов, крепко сдавший, постаревший, с мутноватым взглядом. Типикин руки не подал, и Муратов усмехнулся. Они продолжали стоять друг против друга. Бывший сослуживец долго и мучительно молчал, наконец заговорил:

— На дружбу я не напрашиваюсь. А о себе, если хочешь, расскажу. Они прошли немного, сели на скамейку в тени клена.

— Сдал я тогда под Тагилом, — начал Муратов немногословный рассказ. — Подумал: задавят революцию. Что могут рабочие, крестьяне, комиссары перед мировой силой, которая правила планетой веками? Ведь букашки мы перед ней, безумцы, бог знает что о себе возомнившие. Пахать нам землю, за станками стоять, а мы на невиданную жизнь замахнулись... Вот я и ушел под сень той силы...

И опять молчал Муратов. Молчал и слушатель, не зная, как возразить ему. Но какая-то внутренняя сила мешала подняться с тенистой скамейки.

— У белых я много передумал. Сила та оказалась чем-то вроде световой рекламы. Ярко, броско, а за ней — тьма и пустота... Какая сила, если все из-под палки, против воли?.. К тому времени я уже командовал авиаотрядом. Однажды поднял все самолеты и посадил на советский аэродром. На помилование не рассчитывал. Да вот, как видишь. — Муратов еще раз холодно усмехнулся. — Живу. Летаю. Одно плохо — старую веру потерял, новую не нажил. Ну да это уж дело личное...

Он резко поднялся со скамейки, торопливо, жадно закурил.

— Ладно, пора. Бывай здоров, Типикин.

Согнув плечи, он пошел по асфальту. Холодно ему было, что ли? [127]

Хотя вовсю палило солнце, заливая город душным летним светом...

* * *

Хроника гражданской войны. Во время одного из полетов на Кунгурском направлении советский разведывательный самолет, на котором, находились летчик Граб и летчик-наблюдатель Шульц, встретился в воздухе с истребителем противника. Белогвардейский истребитель был сбит. Это был первый воздушный бой за годы гражданской войны.

Кроме авиаотряда Степанова в распоряжении Третьей армии находились Олонецкая авиагруппа и Московский авиаотряд, возглавляемые летчиками Железным и Веллингом.

В составе Пятой армии сражался Казанский авиаотряд Павлова. Летчики отряда способствовали разгрому врага на Свияжском направлении, участвовали в боях за освобождение Казани.

В августе — сентябре 1918 года белогвардейские части Каппеля прорвались в тыл советских войск. Результатом стало окружение штаба Пятой армии, находившегося на станции Свияж. Летчики Казанского отряда Павлов, Сапожников, Ефимов, Кожевников, Ингаупил и Гванта оказали существенную помощь частям армии в освобождении штаба.

Авиацией белогвардейцев командовал начальник Гатчинской авиашколы Борейко. Когда немцы начали наступление на Петроград, он приступил к эвакуации школы на Восток. Часть эшелонов дошла до Самары и попала в руки белых. Захваченные самолеты послужили технической базой для создания белогвардейских авиационных отрядов.

Часть эшелона, застрявшая в Казани, была возвращена в Москву. На основе спасенной авиатехники была создана школа Красного воздушного флота в Егорьевске.

* * *

Возросшее сопротивление правофланговых частей Третьей армии серьезно помогло войскам Второй армии, которые боролись с контрреволюцией в Прикамье. По распоряжению командарма Берзина был сформирован отряд особого назначения. В его состав вошли добровольческие дружины из Воткинска, Ижевска, Сарапула, Осы, Красноуфимска, Камская бронефлотилия.

С событиями в Прикамье неразрывно связана история 5-й Уральской дивизии. Она возникла на базе соединений Второй армии, дислоцировавшихся в районе Николо-Березовки, а затем под напором мятежников отступивших к Вятским Полянам. Костяком дивизии послужила партизанская бригада П. И. Деткина, состоявшая главным образом из крестьянской бедноты Бирского, Красноуфимского и Осинского уездов...

* * *

Строки биографии (из книги К. И. Куликова «В боях за Советскую Удмуртию»): «Имя Павла Ивановича Деткина является одним из самых славных имен в истории гражданской войны в Прикамье. Родился Павел Иванович в деревне Орехова Гора Бирского уезда 30 декабря 1886 года в семье крестьянина-бедняка. Служил матросом на царском флоте. После службы работал в минных мастерских Свеаборгского порта в Финляндии. Затем переехал в Гельсингфорс, где встретил февральскую революцию.

26 апреля 1918 года Петроградское бюро ЦК РКП(б) направляет его [128] со специальным мандатом на Урал. 30 мая он в Бирске, а 7 июня в отряде Деткина уже насчитывалось около 80 бойцов. Вскоре разведка донесла, что пала Советская власть в Байнах. Павел Иванович повел свой отряд туда, после нескольких часов сражения кулацко-эсеровская банда была ликвидирована.

В Прикамье начала действовать банда Турова. Весь Бирский уезд оказался занятым контрреволюционерами. Деткин повел отряд на Николо-Березовку, причем часть его направил на Бугульму, а часть — под Казань.

Высадившись на станции Камбарка, основной отряд Деткина пополнился добровольцами. Кроме того, Тюинский ревком направил в него 20 чехословаков, пожелавших сражаться за революцию.

В конце июля Павел Иванович связался со штабом Второй армии, находившимся в Сарапуле. Поскольку в отряде насчитывалось около 900 человек, было решено сформировать стрелковую бригаду в составе двух полков. Командиром бригады штаб назначил П. И. Деткина. 18 августа комбриг стал начальником боевого участка левого фланга Второй армии. Под его командование перешли красные подразделения, находившиеся в районе оперативных действий.

В конце августа белые осуществили наступление почти на всех участках обороны Второй армии. В полосе отряда Деткина активные действия белых начались атакой на разъезд Карманово — в 50 километрах от Сарапула. Если бы бригада Деткина отступила, она попала бы под удар чехословаков, сосредоточенных под Красноуфимском. Ей оставалось только одно: обороняться и не пропускать ижевских мятежников на соединение с уфимскими белогвардейцами. Задачу подразделение выполнило. А в середине сентября бригада получила мощную поддержку вышедшего из окружения Блюхера».

* * *

...Взаимодействуя с Особым отрядом, части 5-й дивизии вели упорные оборонительно-наступательные бои недалеко от Осы, тесня мятежников по левобережью Камы. 25 ноября 5-я Уральская перешла в наступление, улучшив свои позиции.

После того как советские войска перекрыли подходы к Перми через Кунгур, белые попытались добиться успеха на Тагильском участке, чтобы прорваться на Северный Урал по Горнозаводской железной дороге через Нижний Тагил, Баранчу, Чусовскую. Усилив свои части резервами, они во второй половине сентября разбили измотанную беспрерывными сражениями 2-ю Уральскую дивизию и оттеснили ее к Тагилу, угрожая важному стратегическому пункту — станции Сан-Донато, где Северо-Восточная Уральская железная дорога выходила на Горнозаводскую линию. Создалось чрезвычайно опасное положение: с падением Нижнего Тагила егоршинская группа советских войск оказывалась полностью отрезанной. Чтобы предотвратить катастрофу, командование Третьей армии перебросило под Нижний Тагил 1-й Камышловский и 4-й Уральский полки.

Пока Крестьянский коммунистический полк удерживал егоршинские позиции, снятые отсюда полки подтянулись к станции Сан-Донато и с ходу ударили по врагу. В упорном сражении, которое длилось почти [129] сутки, советские войска выбили белогвардейцев из Нижнего Тагила, отбросив их на десять километров. Именно здесь были наголову разгромлены чехословацкие полки из дивизии генерал-майора Войцеховского. Части чехословаков почти исчезли на этом фронте.

Вскоре в штаб Третьей армии пришла телеграмма председателя ВЦИК Я. М. Свердлова: «Всем начальникам и частям, сражавшимся под Тагилом, от имени ВЦИК Советов, от имени всего трудового народа шлю горячий привет и пожелание победы над белогвардейцами, над всеми наемниками англо-французского империализма. Вы доблестно сражались за торжество социализма, пусть же ваша доблесть послужит примером всем борющимся товарищам. Держите высоко свое Красное Знамя».

Удачные бои под Нижним Тагилом помогли командованию Третьей армии завершить вывод частей из района Реж — Егоршино — Алапаевск и перебросить их к Кушве. Поредевшие полки 2-й Уральской дивизии были слиты с 1-й и образовали Сводную дивизию, которая в ноябре 1918 года стала называться 29-й стрелковой. Командовал соединением М. В. Васильев...

* * *

Строки биографии. Макар Васильевич Васильев родился в 1889 году. Член Коммунистической партии с 1917-го. Талантливый командир и организатор Красной Армии на Урале. При его непосредственном участии были сформированы легендарный полк Красных орлов, Камышловский, 4-й Уральский и многие другие. Бойцы с любовью называли Васильева «народным генералом». Настоящая слава полководца пришла к герою гражданской войны, когда он был назначен начальником 29-й дивизии Третьей армии.

Незаурядные способности М. В. Васильева помогли дивизии выйти из вражеского окружения и пробиться к Перми. Вот какую оценку подразделению Васильева дал один из членов Военно-революционного совета Третьей армии, побывавший с проверкой в 29-й дивизии в декабре 1918 года: «Положение у нас пиковое. Я только что вернулся из 29-й дивизии. Части устали до потери человеческого облика. Стойко дрались и гибли старые добровольческие полки. 29-я дивизия делает все. Она выше похвалы».

М. В. Васильев внес большой вклад в разработку и проведение боевых операций на Камышловско-Шадринском и Тюменско-Омском направлениях Северо-Урало-Сибирского фронта.

После гражданской войны был на руководящей военной, советской и партийной работе. Умер в 1940 году.

* * *

...Между тем положение под Тагилом ухудшалось. Оборонявшиеся понесли большие потери, были измотаны до крайней степени. Противник же располагал значительными ресурсами. В конце концов ему удалось захватить станцию Сан-Донато, отрезав наши части от баз снабжения. 4 октября Нижний Тагил снова пал. Камышловский и 4-й Уральский полки с трудом оторвались от белых и отошли к Кушве. Крестьянский коммунистический полк оказался в окружении. После неудачных попыток прорваться через станцию Сан-Донато полковое командование [130] решило идти лесными тропами. Один из участников перехода рассказывает: «Шли медленно, с огромным трудом прокладывая дорогу через дремучий лес, пересекая горы и непроходимые болота. Впереди двигались бойцы с топорами и пилами. Они валили деревья, делали стлань, готовя путь для обоза и батареи.

Люди устали, но первыми начали сдавать кони: они так ослабели, что не могли тащить повозки, а тем более орудия. Обоз пришлось разгрузить. Часть раненых понесли на носилках. Снаряды и продовольствие разобрали по рукам. В помощь лошадям, везущим пушки, впряглись наиболее выносливые бойцы. И так полк шел вперед, шаг за шагом к цели».

К моменту выхода Крестьянского полка из окружения и соединения его с другими полками Сводной дивизии положение в районе Кушвы сложилось следующее. От станции Сан-Донато и Нижнего Тагила белогвардейские войска повели наступление в сторону Кушвы и 16 октября овладели Лайским и Баранчинским заводами. Они стремились окружить и разгромить Сводную дивизию, защищавшую подступы к Перми. Спасти положение мог только Крестьянский полк, поскольку других резервов у советского командования не было. Командир полка И. А. Ослоповский получил приказ задержать продвижение противника на Кушвинском направлении.

Врага удалось застигнуть врасплох. Его огневые точки, заранее выявленные разведкой, были быстро подавлены. Началась паника. К полудню 21 октября 7-я дивизия князя Голицына, занимавшая Лайский завод, деревню и станцию, потерпела разгром и перестала существовать. Вскоре белые сдали и Баранчу, почти не оказав сопротивления. На поле боя осталось огромное количество техники и имущества. Избежавшие разгрома белогвардейцы откатились к Нижнему Тагилу и до конца ноября не отважились возобновить наступление.

Бой под Кушвой принес уральцам одну из самых блестящих побед. Достойную лепту в нее внес 1-й Крестьянский полк, который принял на себя главную тяжесть боя и помог другим полкам Сводной дивизии. В приказе по Третьей армии об этом говорилось так: «Результатом беспримерной доблести 1-го Крестьянского коммунистического полка было то, что за полтора дня мы отвоевали у противника двадцать верст, обильно залитых его кровью и в тактическом отношении дающих нам выгодное положение. Мы взяли у врага 20 пулеметов, обоз, много амуниции и других трофеев». Командование Третьей армии сообщало в приказе, что Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет принял постановление о награждении полка почетным Красным знаменем.

27 октября в Кушве состоялось торжественное вручение награды. Командующий Р. И. Берзин поздравил бойцов с высокой наградой. Выступивший с ответным словом военком А. И. Юдин предложил именовать подразделение 1-м Крестьянским коммунистическим полком Красных орлов...

* * *

Строки биографии. Командир полка Красных орлов Ф. Е. Акулов родился в 1879 году в селе Шутинском Камышловского уезда. По социальному [131] происхождению — крестьянин. Окончил церковноприходскую школу. С 1902 года служил на действительной военной службе в драгунском гусарском полку старшим унтер-офицером. После демобилизации, до 1912 года, занимался хлебопашеством. Работал шахтером на Алапаевских приисках Ленского золотопромышленного товарищества. Во время первой мировой войны служил в 21-м Сибирском стрелковом полку начальником конной разведки. За боевые отличия награжден четырьмя Георгиевскими медалями, четырьмя Георгиевскими крестами и произведен в поручики.

В 1918 году, в июне, сформировал партизанский отряд, воевал с чехами и белогвардейцами на Камышловском направлении. Позднее его отряд влился в 1-й Крестьянский коммунистический стрелковый полк (полк Красных орлов), а сам Акулов был назначен помощником командира. В августе назначен командиром полка Красных орлов.

Принимает участие в прорыве вражеского фронта под станцией Егоршино, в защите станции Антрацит, в боях под станциями Самоцвет и Салда, под городом Алапаевск, освобождении Верхне — и Нижнесалдинского заводов. Участвует в разгроме 7-й Уральской дивизии князя Голицына. Под станцией Камарихинской отряд Красных орлов под командованием Акулова уничтожил 8-й Енисейский стрелковый полк.

До полной эвакуации частей Красной Армии отряд Акулова удерживал в своих руках станцию Пермь-II. С отходом за реку Каму Ф. Е. Акулов участвует в боях под станциями Шабуничи, Чайковская, Менделеева, Григорьевская.

В феврале 1919 года назначен комбригом кавалерийской бригады, воюет в районе города Глазов и при наступлении на Колчака весной 1919 года. После освобождения Перми и Екатеринбурга Акулов был направлен на Южный фронт, где командовал отдельной кавалерийской бригадой в составе Двенадцатой армии, действовавшей под Киевом. Умер в 1933 году.

* * *

В период осенних боев на Урале отличились многие полки и подразделения. Немало славных дел на счету полка имени И. М. Малышева, который считался лучшим в 3-й Уральской дивизии. После оставления Екатеринбурга малышевцы вели бои в районе железной дороги Екатеринбург — Пермь, громили противника под Сылвенским заводом, обороняли станции Шаля и Шамары, прикрывая путь на Кунгур.

По всему Уралу шла слава о петроградских рабочих, сражавшихся в рядах Третьей армии. На самых ответственных участках фронта дрался 17-й Петроградский полк. За операцию по взятию Кыновского завода 17-й Петроградский вместе с 1-м Камышловским полком был представлен к награждению почетным Красным знаменем. Мужественно дрались с врагами 4-й Василеостровский и Путиловский стальной кавалерийский полки, Питерский Красный батальон, Нарвский партизанский Красногусарский отряд и другие соединения питерцев. В ноябре 1918 года командование направило в Москву ходатайство о представлении особо отличившихся бойцов и командиров петроградских соединений Третьей армии к высшей боевой награде — ордену Красного Знамени.

В боях участвовало немало интернациональных частей. Среди них — [132] Эстонский коммунистический батальон, который, прибыв в самом начале гражданской войны под Миасс, принимал деятельное участие в борьбе с контрреволюцией.

Особо следует сказать о китайских добровольцах. В октябре 1918 года их батальон сражался на Верхотурском направлении. В донесении начальника Сводной дивизии за 29 октября сообщалось, что «китайский батальон, перейдя реку Актай, выбил противника из двух рядов окопов и отбросил его к Верхотурью. Отступление банд происходило в беспорядке, во время которого им нанесены огромные потери...»

* * *

Из сообщений газеты «Уральский рабочий» от 14 декабря 1918 года: «В последних боях под Выей погиб командир Китайского интернационального полка товарищ Жен Фучен.

Товарищ Жен Фучен пользовался большим авторитетом среди китайцев, и все свое влияние, весь свой авторитет он принес на службу Советской России.

Не так давно Жен Фучен был китайским консулом в Харбине и хорошо знал таможенное дело. В последнее время он был уполномоченным по делам китайских рабочих по Пермской и Вятской губерниям и жил постоянно в Алапаевске, где было сосредоточено много китайских рабочих. Он хорошо был знаком широким массам китайских рабочих и пользовался их уважением.

Живя в Алапаевске, Жен Фучен познакомился с военным комиссаром тов. Павловым. Здесь ему впервые пришла мысль помочь Советской России путем организации китайских рот.

Бывший офицер китайской армии, он энергично взялся за дело и оказал на этом поприще неоценимые услуги. Китайские части, созданные им, были наиболее стойкими и надежными у нас на фронте.

Гражданин другой страны, Жен Фучен сумел понять, какие высокие идеалы для всех народов и всех стран провозгласила наша великая революция. И поняв это, самоотверженно начал служить мировому освобождению от цепей капитала.

И как честный солдат Мировой революции, своей жизнью запечатлел преданность великому делу.

Тов. Жен Фучен в последнее время трудился над переводом «Программы коммунистов» Бухарина. По вечерам, собирая вокруг себя товарищей, он знакомил их с основами коммунизма. И его работа не прошла даром.

Память о Жен Фучене, отдавшем свою жизнь за дело угнетенных всего мира, будет свято храниться борцами революции».

* * *

...Итак, миновали лето и осень 1918 года. Что же принесли они Уралу, Советской республике?

Прежде всего белогвардейцы и интервенты, несмотря на крупное численное и материально-техническое превосходство, не добились решающего успеха. Правда, они захватили важные районы промышленного Урала, но это стоило им огромных жертв. В боях под Екатеринбургом, Егоршино, Кунгуром, на Тагильском, Кушвинском, Лысьвенском и Осинском направлениях противник израсходовал значительную долю [133] резервов, предназначенных для выполнения стратегической задачи — захвата Перми. Яростное сопротивление Третьей армии облегчило наступательные операции на других участках Восточного фронта, содействовало подавлению контрреволюционных мятежей в Поволжье и Прикамье.

Однако, как мы уже отметили, борьба с контрреволюцией на Урале шла при неблагоприятной для Советской власти расстановке классовых сил. Именно это позволило противнику сохранять численное превосходство, несмотря на колоссальные потери в боях с Красной Армией. К моменту генерального наступления на Пермь у белогвардейцев было 3812 штыков, 3780 сабель, 268 пулеметов, 47 орудий и 7 бронепоездов.

Советские войска уступали врагу в живой силе, в людских резервах. Потери в боях, а они только в Третьей армии составляли ежедневно до 1500 человек убитыми и ранеными, приходилось восполнять за счет мобилизации крестьянского населения. В армии оказывались не только неустойчивые люди, но и кулаки, которые разлагали мобилизованных. О качестве таких пополнений обеспокоенно говорится в телеграмме Берзина от 18 сентября: «В Перми стоят два полка только что мобилизованных, но элемент самый ненадежный. Среди них 75 процентов крестьянства, а партийных почти нет. Других резервов не имеем». [134]

«Демократия» контрреволюции

— Вот вернут мою усадьбу... Я приглашу двух-трех жандармов и в их присутствии немного попорю тех мужиков, которые нынче работают на моей земле... И тогда все у меня пойдет по-старому...

— Только лишь попорете? — спросил облезлый помещик, приглаживая свои длинные усы. — Э, нет, добрейшая Ольга Павловна, порка в данном случае неубедительна! Нескольких мужиков (знаю кого) я своей властью попросту вздерну на деревьях моего сада.

Михаил Зощенко. Как я пошел сражаться за Советскую власть

В раздевалке Пеньковский намекнул Александру, мол, есть разговор, но заглянул в каптерку чех-патрульный, и Пеньковский только пристально посмотрел на Зыкова, застегнул на все пуговицы видавшую виды робу и вышел в цех. Верстаки их были рядышком, нетрудно было Пеньковскому подойти к соседу, но опять же патрульный — он словно почуял неладное, прохаживался взад-вперед, приглядываясь к рабочим. «Чтоб тебя, костлявого черта!» — подумал Зыков; он увидел, как Пеньковский отложил в сторону фуганок и полез в карман за папиросами. Курить было рановато; впрочем, Александр понял приятеля:

— А что, сосед, может, угостишь не скупясь?

Пеньковский артистически хмыкнул, покрутил головой и с расстановкой ответил:

— Храповит ты, однако... Куришь, так свои имей. А ежели баловством занимаешься, так лучше не кури вовсе.

Краем глаза уловил Александр, что патрульный пригнулся, прислушиваясь.

— Жмот ты, однако, братец, — вздохнул Зыков и направился к часовому. — Служивый, не откажи в любезности, дай свою, французскую: мочи нет, курить хочется. — Видел вчера Зыков, как угощал патрульный столяров длинными французскими папиросами.

Чех вытянулся, сурово посмотрел на развязного русского парня:

— Я стойи на стражи. То, се нема делать, — однако все же угостил Александра куревом, строго прибавив:

— И абих две ноги на разни страны: една — туда, друга — сюда. Работать, работать, тжеба добже работать. Ческословенскому корпусу йсои потржебни много вагонов...

«Будут тебе вагоны», — усмехнулся столяр, а вслух поблагодарил чеха и припустил за Пеньковским в курилку.

— Выкладывай — жердь секёт.

Пеньковский и сам медлить не собирался; пустив для блезира едучий папиросный дым, быстро проговорил, протягивая огоньку сослуживцу: [135]

— Приходи, как стемнеет. Новичок объявился. Прощупать надо.

На квартире Пеньковского было накурено; облаками слоился по комнате дым; за самоваром сидело несколько человек; лиц сразу не разобрать. Александр подошел к столу, заметил сидящего за торцевой стороной новичка, спокойного, несуетного мужчину. Тот не торопясь пил чай из широкого блюдца, с любопытством поглядывая на окружающих.

— Хорошо, — говорил хозяин квартиры, — значит, комиссарил ты в Красной Армии. А сколько пуговиц было на твоем кожане?

— Когда одна отрывалась — три оставалось, — отвечал новичок. — Правда, я пришивал пуговицу тут же. Не люблю неряшества.

— Ладно, — не отступался хозяин, — попал ты в плен. Где, в каком месте, в какое время?

Новичок на каждый вопрос отвечал терпеливо и обстоятельно, с подробностями.

— А из белогвардейского концлагеря, значит, бежал? — спрашивал Пеньковский. — Как бежал? Когда?

Разговором железнодорожники остались довольны, и новичок наконец сам задал вопрос. Он перевернул блюдце вверх дном, побарабанил по нему заскорузлыми пальцами:

— Скажите мне, товарищи конспираторы, такую вещь. Можно в депо сделать ручной печатный станок? Самый допотопный, но чтобы действовал.

Все, как сговорились, обернулись на Зыкова: знали, что в дружках у него Васька Плеханов, токарь-виртуоз из соседнего цеха. Зыков кивнул:

— Узнаю.

— А наборную кассу сами сделаете? — больше утвердительно, чем вопросительно, сказал бывший комиссар. Потом, словно сделав неотложное дело, перевернул на дно блюдце, попросил у хозяина чаю и, отпивая глоток за глотком, начал говорить, как бы обращаясь ко всем: дескать, как ему известно, группа деповских столяров собирает деньги, помогает семьям арестованных железнодорожников, и все это прекрасно, но бороться с белыми можно и другими методами, и листовки — это как раз то, что нужно.

— Нужно-то нужно, — возразил хозяин квартиры, — только печатать агитки надо еще уметь.

Хитринку во взгляде в который раз подарил новичок подозрительному Пеньковскому:

— Я не стану хвалиться, что печатное дело знаю, но, если удастся сделать станок и если вы доверите мне печатание листовок, приступлю к заданию.

Потом, когда он ушел, рабочие столярки обменялись впечатлениями: кажется, человек свой.

Наутро, вскоре после начала смены, направился Александр к охраннику и еще развязнее принялся выпрашивать «длинненькую французскую», на что патрульный, побледнев, сильно разозлился и даже винтовкой пристукнул:

— Как это так? Бегем едного дне козу двакрат никдо не дойи. [136]

Пожал плечами Александр: непонятно, мол.

— Какой же два раза? Я ведь вчера просил.

— Вчера, вчера... — еще пуще рассердился часовой. — Ани вчера, ани днес — никди просить не тжеба. Розумиишь то?

— Теперь понятно, — ответил Зыков. — Как не понять? Придется в соседнем цехе просить. А может, ты мне закурить дашь, эй, сосед? — окликнул Александр Пеньковского; Пеньковский сложил пальцы в огромную дулю и покрутил тою дулею в воздухе; вздохнув, Зыков поплелся в соседний цех.

Возле Васьки Плеханова никого не было, и вопрос свой Александр решил в минуту. Плеханову нужны были хоть плохонькие, но чертежи, и он сделает что угодно. К тому же и соглядатай у слесарей из другого теста: не любил подолгу торчать в цехе — воздух ему здесь, пропахший окалиной, не нравился; походит, походит — и на улицу уйдет.

Через неделю станок и касса были сделаны, переправлены по частям на квартиру к сапожнику Шмакову, жившему на отшибе, в полуподвале толстостенного двухэтажного дома. Адрес дал Пеньковскому новичок. Нужно было стучаться к Шмакову. «Тут сапоги шьют? А из своего товара заказать можно?» Дверь со скрипом отворялась и проглатывала в сырую темноту пришельца.

Несколько дней новичок на квартире Пеньковского не объявлялся, и железнодорожники стали подумывать бог знает о чем, но как-то в ставень постучали, и хозяин вернулся с мальчуганом лет двенадцати, в руках которого была объемистая корзина, повязанная холстиной. Мальчишка, похожий на Шмакова, обвел застолье серьезным взглядом и спросил по-взрослому:

— Сапоги из своего товару заказывали?

— Да, — ответил Пеньковский.

— Тогда получите, — без улыбки сказал мальчуган и, пока взрослые, подойдя к корзине, отвязывали холстину, исчез в дверях.

В корзинке лежали листовки, небольшие, аккуратно нарезанные, пахнущие краской. Пеньковский взял одну и прочитал вслух: «Солдаты, чешские революционеры! Чешский народ, веками страдавший под ярмом Габсбургов, поднял знамя революции. В Праге и во всей Чехии революционное движение растет. Ваши товарищи борются за самостоятельность Чехии, за республику, а вы подняли оружие против Советской республики. Почему вы это делаете? Вы, которые отказывались воевать против русских на австрийском фронте, вы, которые три года сражались в их рядах, вы, которые отказывались идти с Калединым, Корниловым и другими контрреволюционерами...»

— Ага! — наклонился к корзинке Александр. — Такой листовочки ждет не дождется один мой знакомец, — и спрятал листок в карман, свернув вчетверо...

Рабочий день, как всегда, начался с пустяшных разговоров в раздевалке. И как всегда, заглянул чех-патрульный. Зыков просиял, поздоровался с часовым, поклонился ему, а потом взял и подошел вплотную, протягивая чеху пару длинных и тонких французских папирос:

— Извините-с. Должок от меня.

— Але иси тобе едну цигарету давайи... [137]

— Это ничего. Вторую папиросу — за козу.

Незаметно Александр сунул в карман патрульного листовку...

* * *

Хотя войска Восточного фронта оказывали упорное сопротивление противнику, общая военная обстановка складывалась не в нашу пользу. Слишком велико было превосходство интервентов и белогвардейцев. Процесс реорганизации добровольческих отрядов протекал с большими трудностями, в условиях непрерывных боев и ненадежности крестьянского тыла...

* * *

Из речи В. И. Ленина 7 ноября 1919 года, посвященной двухлетней годовщине Октябрьской революции: «Первый год был годом, когда прочной позиции в деревне городской пролетариат еще не имел. Это мы особенно наглядно видим на тех окраинах, где на время укреплялась власть белогвардейцев. Это мы видели прошлым летом, в 1918 году, когда ими были одержаны легкие победы на Урале. Мы видели, что пролетарская власть в самой деревне еще не образовалась, что недостаточно принести извне пролетарскую власть и дать ее деревне. Нужно, чтобы крестьянство своим опытом, своим строительством пришло к тем же выводам, и хотя эта работа неизмеримо более трудна, более медленна и тяжела, но она несравненно более плодотворна в смысле результатов...» (Ленин В. И. — Т. 39. — С. 299).

* * *

...В итоге вся Сибирь, значительная часть Урала и Поволжья были захвачены врагом. Для этих районов началась полоса белогвардейской оккупации, образовались белогвардейские правительства.

Временное Сибирское правительство было нелегально создано в Томске 27 января 1918 года на конспиративном совещании членов бывшей Сибирской областной думы, распущенной Томским советом накануне, 26 января. Большинство членов организации во главе с правым эсером П. Я. Дербером перебралось в Харбин, остальные остались в Томске. В середине мая Дербер со своим «правительством» прибыл во Владивосток под охрану заморских войск.

В своей деятельности Сибирское правительство столкнулось с конкуренцией других претендентов на общесибирскую и даже общероссийскую власть в лице дальневосточных антисоветских группировок. После того как в конце мая 1918 года белогвардейские и чехословацкие части захватили Томск, власть там оказалась в руках членов Временного правительства — правых эсеров, которые незамедлительно объявили о создании Западно-Сибирского комиссариата Временного Сибирского правительства. В июне комиссариат переехал в Омск.

23 июня в Томске было создано новое Временное Сибирское правительство во главе с председателем П. В. Вологодским. 29 июня основной состав правительства, возглавляемого Дербером, объявил себя во Владивостоке центральной властью Сибири. После образования Уфимской директории (23 сентября 1918 года) Временное Сибирское правительство опубликовало декларацию о передаче ей власти на территории Сибири.

Создана была директория в Уфе на так называемом Уфимском [138] государственном совещании. В его состав избрали: правого эсера Н. Д. Авксентьева (председателем), кадета Н. И. Астрова, генерала В. Г. Болдырева из «Союза возрождения России», главу Временного Сибирского правительства П. В. Вологодского и народного социалиста Н. В. Чайковского.

Уфимская директория была правительством буржуазии и помещиков. В октябре из Уфы она переехала в Омск. Все контрреволюционные акты Сибирского правительства директория сохранила. Более того — усилила репрессии против местного населения. Фактическая власть в Омске находилась у атамана Красильникова, руководителя монархического белогвардейского отряда. После того как 18 ноября 1918 года адмирал А. В. Колчак, заручившись поддержкой союзников, совершил переворот, Уфимская директория была разогнана.

И еще об одном контрреволюционном правительстве следует рассказать. Комитет членов Учредительного собрания (Комуч) был образован в Самаре 8 июня 1918 года после захвата города белочехами. Комитет объявил себя верховной властью, временно действующей от имени Учредительного собрания на захваченной интервентами и белогвардейцами территории до созыва его нового состава.

Сначала Комуч состоял из 5 эсеров, членов распущенного Советской властью Учредительного собрания, — В. К. Вольского (председателя), И. М. Брушвита, П. Д. Климушкина, Б. К. Фортунатова и И. П. Нестерова. Позднее комитет пополнился за счет прибывших в Самару членов «учредилки».

Придя к власти на штыках белочехов, Комуч заявил о «восстановлении демократических свобод»: формально был установлен 8-часовой рабочий день, разрешен созыв рабочих конференций и съездов крестьян, сохранились фабричные и заводские комитеты и профсоюзы. Чтобы прикрыть реставрацию капитализма, в Самаре был создан Совет рабочих депутатов, составленный из подставных лиц и практически лишенных каких-либо полномочий.

Благодаря поддержке интервентов и кулачества влияние Комуча распространилось на Самарскую, Симбирскую, Казанскую, Уфимскую и Саратовскую губернии. Но уже в сентябре здесь начались рабочие и крестьянские восстания. «Народная армия» потерпела ряд поражений от красных. Комуч уступил власть Уфимской директории, которая продержалась, как уже знает читатель, до колчаковского переворота.

Осенью 1918 года Зауралье, Южный Урал и значительная часть Среднего оказались в руках интервентов и белогвардейцев. Опираясь на военную силу и используя в своих интересах соглашательскую позицию меньшевиков и эсеров, империалисты возродили на оккупированной территории дореволюционные порядки.

Сначала контрреволюция захватила Зауралье. Здесь установилась власть Временного Сибирского правительства. Разгонялись Советы, восстанавливался буржуазно-чиновничий аппарат, директивы народного государства отменялись.

По существу такая же политика была присуща и Временному областному правительству Урала, которое возникло в августе 1918 года. Военные успехи контрреволюции укрепили позиции меньшевиков и [139] эсеров, разделивших власть с кадетами. На первых порах новая власть опиралась не только на штыки, но и на доверие определенной части трудящихся, которая продолжала поддерживать политические лозунги соглашателей. Так, в постановлении Челябинского уездного съезда крестьян, казаков, мусульман, рабочих и горожан, созванного 5 июня 1918 года, было записано: считать главной задачей момента единение всех демократических сил и доведение страны до Учредительного собрания...

* * *

Из декларации Временного областного правительства Урала от 27 августа 1918 года: «Считая, что нельзя терять ни часу в деле возрождения Единой Великой и Свободной России, представители политических партий: народной свободы, трудовой народно-социалистической, социалистов-революционеров и социал-демократов меньшевиков — немедленно по освобождении столицы Урала Екатеринбурга приступили к выработке программы, могущей объединить на одной деловой платформе эти партии и широкие круги населения. В результате работы этой межпартийной комиссии образовано Временное областное правительство Урала. Правительство это в глубоком сознании ложащейся на него ответственности временно, до созыва областной Думы, приемлет на себя областную власть и, памятуя, что Россия должна быть единой и неразделимой, что окончательное устройство земли русской принадлежит Учредительному собранию и что немедленно должно быть создано Центральное правительство, которое будет проводить поставленную перед собой программу:

1. Правительство будет строго охранять все завоеванные народом свободы, не позволяя однако кому бы то ни было злоупотреблять свободами в ущерб столь нужному исстрадавшейся России порядку.

2. Правительство признает незыблемыми равноправие национальностей, их право на культурное самоопределение, а также равноправие лиц всех вероисповеданий. Большевистский декрет об отделении церкви от государства правительство считает не имеющим силы и признает, что установление отношений между церковью и государством подлежит разрешению Всероссийского учредительного собрания.

3. Правительство будет всемерно способствовать развитию производительных сил и промышленности Урала, охраняя право частной собственности, привлекая иностранный капитал и устраняя помехи инициативе личной, кооперативной, акционерной и т. д. Считая интересы государства и промышленности выше социальных интересов тех или других отдельных групп и классов, правительство будет во всех случаях стоять на страже государственных интересов.

4. Правительство примет меры к возвращению заводов их прежним владельцам. В отдельных случаях правительство сохраняет за собой право объявлять предприятия национальной собственностью, когда того требуют интересы государственные; на предприятиях будет введен государственный контроль за производительностью и максимумом прибыли.

5. Восьмичасовой рабочий день на предприятиях сохранится при условии выполнения установленного минимума выработки. Заработная [140] плата будет предоставлена взаимному соглашению предпринимателей и рабочих, но правительство оставляет за собой право вмешиваться в интересах защиты труда, если заработная плата падет ниже прожиточного минимума, будет грозить здоровью трудящихся или влиять на понижение производительности труда. Страхование трудящихся будет производиться в тех видах и нормах, какие установлены в культурных странах, где наиболее обеспечены интересы трудящихся.

6. Частные банки восстанавливаются и подлежат в своей деятельности государственному надзору без нарушения коммерческой тайны...

8. Считая недопустимым, чтобы граждане свободного государства уклонялись от уплаты законных налогов, правительство восстановит действие налогового аппарата и примет решительные меры ко взысканию всех недоимок.

9. В убеждении, что продовольственный вопрос может быть правильно разрешен при предоставлении дела продовольствия инициативе кооператоров и частного торгового аппарата, правительство ограничит свою роль в продовольственном деле лишь мерами регулирования...

11. Впредь до разрешения земельного вопроса в полном объеме Всероссийским учредительным собранием правительство оставляет сельскохозяйственные земли в руках их фактических пользователей и принимает ряд мер к обеспечению государственных интересов и к сохранению возможности для Всероссийского учредительного собрания выполнить свою волю...

13. Признавая, что в настоящее время все усилия должны быть направлены на поддержание мощи армии и что нет тех жертв, от которых можно было бы отказаться ради освобождения страны от внешнего врага, правительство будет принимать для этого все меры...

14. Считая декреты и распоряжения советской власти незаконными и потому ничтожными, неорганизованную же ломку создавшихся условий жизни недопустимой, правительство вырабатывает в срочном порядке ряд правил для планомерного восстановления прав и отношений, измененных означенными декретами и распоряжениями...»

* * *

...Соглашатели заняли руководящее положение в комитетах народной власти, действовавших на оккупированной территории Урала до образования областного правительства, а также восстановленных старых органах городского самоуправления и земствах. Например, из 83 членов Екатеринбургской городской думы, возобновившей деятельность в конце июня, 27 принадлежали кадетской партии, а 35 — партии правых эсеров. Остальные являлись представителями меньшевиков, бундовцев, националистических и религиозных организаций, союза домовладельцев и т. д. Похожим был партийный состав и Пермской думы, которая собралась в декабре.

Что касается состава областного правительства, то его можно назвать кадетско-меньшевистско-эсеровским. Главой правительства стал кадет Иванов, его заместителем — лидер кадетской партии на Урале Кроль. Кадеты оставили за собой управление промышленностью, горным делом, торговлей и финансами. Соглашателям достались ведомства труда, земледелия и государственных имуществ, внутренних дел юстиции. [141] Таким образом, на оккупированной территории Урала сложился блок буржуазных партий, который, по замыслам империалистов, должен был сплотить контрреволюционные силы и подготовить почву для установления военной диктатуры...

* * *

Словарь революции. Кадеты (партия «народной свободы») — главная партия контрреволюционной либерально-монархической буржуазии в России. Оформилась во время революции 1905–1907 годов. Окончательно сложилась на втором съезде (Петербург, 5–11 января 1906), уточнившем программу и избравшем постоянный Центральный комитет. Главными деятелями кадетской партии были П. Н. Милюков, А. М. Колюбакин, В. А. Маклаков, П. Б. Струве, князья Долгорукие и др. В 1906 году партия насчитывала 70–100 тысяч членов. В составе ЦК преобладали представители буржуазной интеллигенции — адвокаты, профессора, литераторы, земские деятели, либерально настроенные помещики.

В программе кадетов говорилось: «Россия должна быть конституционной и парламентарной монархией». Программа включала требования буржуазных свобод. Основной линией кадетов было категорическое отрицание революции и противопоставление ей пути мирного, конституционного развития.

В 1917 году партия кадетов насчитывала около 50 тысяч человек. Лидеры буржуазии преследовали цель сформировать коалиционное правительство совместно с эсерами и меньшевиками, но стояли за открытое подавление революционного движения народных масс, за твердую власть.

28 ноября 1917 года Советское правительство объявило партию кадетов партией врагов народа. Члены руководящих кадетских учреждений подлежали аресту и преданию революционному трибуналу. Уйдя в подполье, кадеты продолжали ожесточенную борьбу с Советской властью.

После разгрома белогвардейцев и интервентов верхушка кадетов бежала за границу. В 1924 году партия окончательно прекратила свое существование.

Джон Рид: «При царизме партия кадетов, состоящая из либералов — представителей имущих классов, была самой крупной партией политических реформ, в общих чертах соответствующей Прогрессивной партии в Америке. Когда в марте (феврале. — Авт.) 1917 года разразилась революция, кадеты образовали первое Временное правительство. В апреле кадетское правительство было сброшено, потому что оно открыто выступило с защитой империалистических целей союзных держав, в том числе империалистических целей царского правительства. По мере того как революция приобретала все более ярко выраженный характер революции социальной, кадеты становились все более консервативными. Из их представителей... Милюков, Винавер, Шацкий».

* * *

...Наступление реакции на демократические права трудящихся после свержения Советской власти возглавлялось крупной буржуазией. [142]

Ее программные установки были сформулированы на Уральском торгово-промышленном съезде, состоявшемся в Екатеринбурге в октябре 1918 года. По вопросу о праве собственности съезд постановил: «Изданные так называемой Советской властью декреты о национализации, муниципализации, конфискации, реквизиции и т. д., акты отчуждения промышленных предприятий признаются не имевшими законной силы, а потому ничтожными. Все предприятия возвращаются их прежним владельцам или их правомочным доверенным со всеми принадлежащими им землями и лесами, рудниками, движимым и недвижимым имуществом».

Участие рабочих в управлении производством категорически отвергалось. В решениях съезда было записано: «Съезд считает решительно недопустимым рабочий контроль и требует немедленно устранить таковой, где он еще практикуется». Выдвигались требования распустить общественные и производственные организации трудящихся, созданные при Советской власти, разрешить существование только профсоюзов, но при условии их полного невмешательства в дела производства, не говоря уж о политике.

По вопросу о государственном регулировании цен представители торгово-промышленной буржуазии высказались так: «Съезд настаивает на необходимости немедленного проведения в жизнь принципа свободной торговли и на немедленной отмене твердых цен и уничтожении монополий».

Крайне реакционная позиция была занята и в аграрном вопросе. Правительству рекомендовалось принять самые решительные меры по восстановлению частной собственности на землю, немедленному возвращению земель, лесов, недр и земельных угодий прежним владельцам.

Эта программа вполне устраивала соглашателей. В декларации, принятой 19 августа 1918 года, областное правительство Урала достаточно определенно заявило о намерении уничтожить завоевания социалистической революции. Оно обещало возобновить войну в союзе с Антантой, ограничить демократические свободы в интересах твердой власти, ввести цензуру, повысить избирательный ценз при выборах в Учредительное собрание, исключить армию из политики.

Экономическая программа правительства предусматривала денационализацию предприятий, сохранение 8-часового рабочего дня лишь при условии значительного увеличения норм выработки, установление размера заработной платы по соглашению рабочих с предпринимателями, свободу стачек и локаутов, наконец, восстановление собственности на землю и окончательное решение аграрного вопроса Учредительным собранием...

* * *

Отношение Злоказовых Главноуправляющему горных дел Областного правительства Урала от 5 сентября 1918 года: «Принадлежащие нам Исетский металлический, пивоваренный и дрожжевой заводы во время захвата власти большевиками были национализированы и изъяты из нашего управления, а по свержении большевистской власти по предложению г. начальника гарнизона г. Екатеринбурга от 5 августа [143] с. г. возвращены нам и нашими представителями приняты. Настоящим имею честь просить об оформлении и утверждении акта денационализации и о назначении для сего предусмотренной правительством комиссии.

С. Ф. Злоказова».

* * *

...Проект правительственной декларации обсуждался в первых числах августа на заседаниях межпартийной комиссии. Выступивший в начале ее работы Кроль заявил, что образуемое областное правительство Урала является временным. Оно не должно заниматься законодательной деятельностью, ибо это составляет прерогативу Учредительного собрания. Областное правительство призывалось решать главным образом вопросы административно-хозяйственного характера. Впрочем, представители меньшевиков и эсеров не согласились с лидером кадетов. Они настаивали на более широкой компетенции правительства, чтобы дать ему право немедленно, без предварительного рассмотрения и обследования отменять реформы большевиков. Против этой поправки кадеты возражать не стали.

Вырабатывая программу, межпартийная комиссия попыталась — и это понятно — замаскировать наступление реакции, взять курс на постепенную ликвидацию завоеваний революции. В частности, у новых правителей не хватило решимости сразу провозгласить восстановление частной собственности на землю. Было принято предложение эсеров: впредь до разрешения аграрного вопроса в полном объеме Всероссийским Учредительным собранием оставить сельскохозяйственные земли в руках нынешних пользователей.

Подобная политика помогла буржуазии, с одной стороны, поддерживать в массах иллюзии и не допускать преждевременного обострения социальных противоречий, а с другой — укреплять свои позиции, собирать силы для решающего удара по завоеваниям Октября. Однако реакция пристально следила, чтобы игра в демократию не заходила слишком далеко и никоим образом не ущемляла интересов крупного капитала. Чуть чего — она, опираясь на военщину, оказывала грубый нажим на представителей «социалистических» партий в правительстве. Те, как правило, уступали.

В результате наступление на социально-экономические и политические завоевания рабочего класса продолжалось. Капиталисты старались расправиться с революционно настроенными рабочими, применив систему массовых локаутов. Предприниматели объявляли о закрытии предприятий. Увольняемые получали расчет с выдачей заработной платы за две недели вперед. Но при этом учитывался аванс, выданный советскими хозяйственными органами перед эвакуацией. Он подлежал обязательной отработке. В противном случае администрация отказывалась что-нибудь выплачивать рабочим.

Локауты приняли настолько распространенный характер, что вызвали серьезную обеспокоенность военных властей. 13 ноября представитель Чехословацкого национального совета в специальном письме уведомил областное правительство Урала о весьма напряженной политической обстановке, создавшейся в Нижнем Тагиле, на Высокогорском, Черноисточинском, [144] Висимо-Шайтанском, Верхне-Уткинском заводах и медных рудниках в связи с увольнением рабочих. «Необходимо принять все меры к устранению безработицы, — говорилось в письме, — дабы не было почвы для противоправительственной агитации, находящей отклик в рабочих массах из-за острого недостатка продовольствия». Безработица в те дни действительно достигла опасного уровня. По данным управления Южно-Екатеринбургского горного округа, к концу 1918 года здесь работало 80 предприятий, а бездействовало 125.

Что касается денационализации промышленности, то ее начали осуществлять сразу после свержения Советской власти. Правда, меньшевики и эсеры ради политического престижа пытались помешать переходу в частную собственность наиболее крупных промышленных предприятий. Однако буржуазия, прибегая к помощи военных властей, обходила формальные процедуры. Так, известные промышленники братья Злоказовы уведомили главноуправляющего горных дел областного правительства Урала, что принадлежавшие им Исетский металлургический, пивоваренный и дрожжевой заводы распоряжением начальника гарнизона Екатеринбурга от 5 августа денационализированы. Злоказовы беспрепятственно вступили во владение промышленными предприятиями, расположенными в Челябинском и Троицком уездах.

Чрезвычайное недовольство предпринимателей вызывала сложившаяся при Советской власти система социального страхования рабочих и служащих, которую соглашатели, несколько урезав, использовали в своих интересах. Первое время на оккупированной территории Среднего Урала функционировала страховая касса «Центрпомощь». Она выплачивала рабочим денежные пособия по случаю болезни, смерти, родов, оказывала бесплатную медицинскую помощь. В ее распоряжении находились медицинский персонал, зубоврачебный кабинет, аптеки, приемные покои, лечебницы. Необходимые средства поступали в виде отчисления от прибылей заводовладельцев и добровольных пожертвований общественных организаций. Но когда белогвардейская власть окрепла, предприниматели прекратили уплату страховых взносов.

Уральская буржуазия настойчиво добивалась возвращения к дореволюционным порядкам, при которых социальное страхование осуществлялось главным образом за счет самих трудящихся.

Неспособность, а точнее — нежелание меньшевистско-эсеровских правителей ограничить произвол частного капитала отчетливо просматривается в продовольственной политике. Декларация областного правительства отменила продовольственную монополию, введенную Советской властью, и восстановила свободную торговлю. Кулаки, торговцы, спекулянты немедленно вздули цены на хлеб и другие продукты, еще больше снизив жизненный уровень трудящихся.

Председатель Камышловский земской управы в докладе на Чрезвычайном уездном земском собрании отметил, что по сравнению с довоенным временем хлеб поднялся в цене с 2 до 12–14 рублей за пуд, картофель — с 50–60 копеек до 6–8 рублей, масло, молоко и другие молочные продукты вздорожали в 10–15 раз.

Робкая попытка правительства хоть как-то упорядочить продовольственную проблему встретила противодействие буржуазии. Совет [145] съездов представителей торговли и промышленности Урала указал правительству, что снабжение населения является исключительно частным делом и поэтому регулирующие государственные органы необходимо немедленно упразднить. По заявлению торговцев и промышленников, всякая попытка стеснить свободу частного предпринимательства означала возвращение к большевистским экспериментам.

Словом, буржуазия попросту игнорировала «социалистические» мероприятия. Она не признала контроля над своей хозяйственной деятельностью даже со стороны белогвардейских властей. Продовольственный кризис продолжал обостряться.

Добиваясь денационализации заводов, буржуазия, естественно, потребовала и возвращения приписанных к ним угодий. Однако крестьяне оказали упорное сопротивление. Областное правительство рассматривало многочисленные жалобы горнозаводчиков на местные органы самоуправления, которые после ликвидации Советской власти продолжали распоряжаться заводскими дачами и под давлением крестьян решительно отказывались признавать права прежних владельцев. Земское собрание Нязепетровской волости, основываясь на декларации правительства, постановило впредь до созыва Учредительного собрания передать все земельные угодья, полезные ископаемые и леса в распоряжение волостного земства и допускать их использование только с разрешения последнего. В Билимбаевской волости земская управа требовала от заводоуправления вносить арендную плату за разработку полезных ископаемых. Восстановления старых поземельных отношений не пожелали признать крестьяне Северской волости. Местный земельный комитет оставил за собой исключительное право распоряжаться лесной дачей, приписанной к Сысертскому заводу. За установленную плату он выдавал населению разрешения на рубку леса и покос травы, не спрашивая согласия заводской администрации.

Все это раздражало крупных буржуа. Состоявшееся в начале октября совещание горнопромышленников Урала приняло специальное постановление, в котором потребовало от правительства прекратить вмешательство органов местного самоуправления в поземельные отношения и возвратить заводовладельцам принадлежащие им лесные угодья. Горнозаводчики все настойчивее требовали распространить на Уральскую область законы Сибирского правительства, в частности, закон, касающийся денационализации земли. Идя им навстречу, военные власти исключали из подчинения областному правительству отдельные районы Урала. В сентябре к Сибири были присоединены Челябинский, Златоустовский, Троицкий, а затем Камышловский, Шадринский и Ирбитский уезды.

Исполнителем воли реакции был генерал Голицын, установивший военную диктатуру. 10 августа при управлении начальника гарнизона был создан административный отдел, который стал осуществлять государственную власть. Голицын объявил в приказе, что его полномочия как начальника гарнизона, командира дивизии и уполномоченного по охране общественного порядка остаются в силе. Военщина присвоила себе право распоряжаться продовольственными запасами, денежными средствами, жилым фондом, поставила под контроль деятельность городской [146] и земской милиции, судебно-следственных учреждений, ввела жесткую цензуру на демократическую печать, запретила устраивать митинги и собрания.

Началась длительная полоса белого террора.

* * *

...Патрульный подошел к Зыкову, держа вчерашнюю листовку — уж ее-то Александр выделил бы из тысячи бумаг. Зыков, однако, и виду не подал.

— Что, приятель, папирос надо? — заулыбался столяр. — Понравилось? Только, знаешь, нету их у меня, — Александр повысил голос, чтобы слышно было другим. — Ожидал с утра посылочку из Парижа, да вот задержалась.

Патрульный таращил на Зыкова глаза, слушал. Однако слушать ему быстро надоело, и он поднес к лицу Зыкова листовку, уже потрепанную, побывавшую не в одной паре рук. Постовой потряс ею перед глазами Александра:

— Вот эта... эта!

— Вот эта? — удивился Зыков. — А что это? Ну-ка покажи.

Он выхватил у чеха листовку и принялся громко читать: «Солдаты, чешские революционеры...» Вокруг стали собираться рабочие, подошел Пеньковский.

— Не-е, браток, — испуганно сказал Александр, — это не для нас, это, господин хороший, опасная штуковина, ты ее выбрось, нам такое читать не положено. Знаешь, у нас за такие вещи очень далеко посылают. Туда, где Макар телят не пас.

— Який Макар? — заинтересовался патрульный.

Столяр Рослов, большой любитель розыгрышей, принялся разъяснять, кто такой Макар и почему он не пас телят в местах весьма отдаленных, а Пеньковский, протолкавшись к Зыкову, шепнул: «Стемнеет, будь на мосту. Придет новичок». И тут же, погромче, добавил: «Ну их к шутам собачьим! Пошли покурим. Греха с этим революционером не оберешься...» И они зашагали в курилку, оставив часового в кругу цеховых рабочих...

Вечер был темный, звездный. Еще вовсю сияла на закате Венера. Зыков на всякий случай оглянулся, нет ли за ним соглядатаев. Улица была пустынна и темна. Фонари не горели. Лишь изредка из-за неплотно прикрытой ставни просачивалась в глухую темь желтая полоска. Сил у нее хватало только на то, чтобы продолговатым серым пятном обозначить клочок тротуара.

На мосту безлюдно, тихо. Сонно журчала возле каменных опор черная речная вода. Александр оперся о холодные перила, задумался и не заметил, как подошел новичок:

— Не спится?

Хоть и темнота стояла — глаза коли, но заметил столяр, что ведет его спутник теми же закоулками, по которым разобранный станок переносили сапожнику Шмакову. И точно — остановились возле двухэтажки с полуподвалом... В комнате, окна которой были плотно занавешены одеялами, ярко горели восковые свечи; было уютно, мирно, тепло. [147] С приходом полуночников разговор оборвался. Новичок, подбадривая, подтолкнул столяра вперед:

— Вот, товарищи, Александр Николаевич Зыков, один из руководителей железнодорожного подполья.

Новичок первым из членов горкома подошел к Зыкову:

— А теперь познакомимся. Дмитрий Григорьев.

— Так а... — сорвалось у столяра с языка.

Новичок Григорьев засмеялся:

— Что поделаешь! — и продолжил: — Вот знакомьтесь: Иван Шмаков, Соня Кривая, Гриша Гершберг...

Познакомились. Соня задавала Зыкову вопрос за вопросом, и он рассказывал о сборе денег для родственников арестованных, о том, как начали готовить побег из тюрьмы.

— А с другими группами связаны? — спросила Соня.

— С другими? — отозвался Зыков. — Опасно с другими-то...

Соня, соглашаясь, кивнула головой, однако тут же заметила:

— Опасно, да ведь в одиночку много не сделаешь, белый режим не сбросишь. Саша, вы не согласны?

От этого доверительного обращения неловкость Александра растворилась, и Зыков почувствовал ту невидимую нить, которая связывала подпольный комитет с их деповской группой.

— Так-то так, да в цехах-то часовые.

Соня возразила:

— С людьми можно работать и по месту жительства. Это еще надежнее.

Соню поддержал Григорьев:

— Создавать пятерки и десятки по месту жительства, работать с ними, вооружать. Но, по-моему, и цехами пренебрегать не следует...

По закоулкам пробирался Зыков поздней ночью. Думал о слесарном цехе. Считай, ядро будущей пятерки уже было: он сам да Василий Плеханов. На дружка-токаря он мог положиться. Так. Ну а еще? Кузнец Гоша Рупасов? Слесарь Башкиров? Свои люди, правда, проверить не мешает.

Застучали копыта конного патруля, цоканье становилось ближе, и Зыков торопливо спустился с крутой насыпи под пролет моста.

— Вроде шел кто-то, — говорил один из конных.

— Могло и показаться, — отозвался другой.

Дальше процокали подбитые подковами копыта. Еще посидел Зыков на корточках, выбрался из укрытия, повернул в переулок...

Разговор с Плехановым обнадежил. Переговорить с ним, можно сказать, помог сам патрульный: ушел подышать свежим воздухом и, видимо, не особо спешил возвращаться. Перебрали людей, из которых могла сложиться пятерка, — вышло больше, но круг урезали до условленного числа, Плеханов загорелся с пол-оборота — глаза засверкали, оживилось лицо: «Да ребятам можно поручить хоть черта, хоть дьявола. Надежные парняги».

Возбужденность собеседника Зыкова обеспокоила: ишь горячка какая. Александр предупредил приятеля:

— Ты, Васька, за дураков-то белых не считай, они тоже кумекают. [148]

— Ни шиша им не докумекаться! — Василий Плеханов сиял простодушной улыбкой. — Смотри, как все выходит... Вчера мастер дал мне деталину одну точить для паровоза. Велел поторопиться. Чехов надо везти... Так я, смотри, что сделаю...

В тот хмурый, пасмурный день шумно было на челябинском вокзале. Маршировали чехословацкие роты. Играл оркестр. На платформы, подстыкованные к свежевыкрашенным вагонам, грузили зачехленные пушки. Ударили в гулкий рельс, и началась посадка. Наконец дал сиплый гудок подкативший паровоз, напустил облаков сизо-белого пара, дернул что было мочи состав, и тот судорожными рывками тронулся от перрона. Но возле первой стрелки воздух рвануло взрывом...

* * *

Белый террор подкреплялся Положением о военно-следственных комиссиях, которые образовались на оккупированной территории и привлекали к ответственности всех, кто был хоть как-то причастен к большевизму. В зависимости от «состава преступления» устанавливалась мера наказания. Участники Октябрьской революции, боровшиеся против Временного правительства, содействовавшие победе Советской власти, добровольно служившие в Красной Армии или воевавшие в партизанских отрядах, приговаривались к смертной казни. Тех, кто состоял в партиях большевиков и левых эсеров по случайным обстоятельствам, кто попал в Красную Армию в порядке обязательной мобилизации, но не дезертировал оттуда, заключали в тюрьму. Виновных «в незначительных поступках» оставляли на свободе под залог поручителей, устанавливали за ними негласный надзор.

Угроза расправы нависла над всем населением. В Альняшинской волости Осинского уезда только с 10 сентября по 10 декабря было расстреляно 350 коммунистов, красноармейцев и членов их семей. Перед казнью арестованные перенесли нечеловеческие пытки и истязания. После занятия железнодорожной станции Сусанна, близ Егоршино, белые казнили без судебного разбирательства 46 родственников красноармейцев и советских работников. Аресты сторонников Советской власти приняли массовый характер.

Террор был направлен в первую очередь против революционно настроенных рабочих и крестьян, но затронул и мелкую буржуазию, и демократическую интеллигенцию. В начале сентября на имя председателя совета министров областного правительства поступило заявление от группы интеллигентов, посаженных в екатеринбургскую тюрьму по приказу военного коменданта. Заключенные возмущались, что их долгое время держат под стражей, не предъявляя обвинений, кормят похлебкой из тухлой рыбы, вынуждают жить в грязи и крайней скученности, обходиться без медицинской помощи, без элементарных гигиенических удобств. Они доказывали свою непричастность к большевизму и просили правительство прислать в тюрьму уполномоченного, который смог бы, опросив арестованных, убедиться в их невиновности. Заявление подписали 10 человек, в том числе отставной надворный советник, коммерсант из бельгийских подданных, дезертировавший из Красной Армии офицер, слепой музыкант, чиновник продовольственного ведомства... [149]

Военщина не признавала законов. Ее не устраивала даже видимость демократии, за которую ратовали соглашатели. Репрессии обрушились на профсоюзы и другие легальные организации. Это вынудило Центральное областное бюро профессиональных союзов Урала обратиться 4 сентября к белогвардейским властям с протестом против террора и насилий над рабочими и служащими...

* * *

Из заявления областного бюро профсоюзов Урала: «Совету Министров, Уральскому и Сибирскому правительствам, национальному совету чехословацких войск.

Вот уже второй месяц идет со дня занятия Екатеринбурга и части Урала войсками Временного Сибирского правительства и войсками чехословаков, и второй месяц граждане не могут избавиться от кошмара беспричинных арестов, самосудов и расстрела без суда и следствия. Город Екатеринбург превращен в одну сплошную тюрьму: заполнены почти все административные здания в большинстве невиновными арестованными. Аресты, обыски и бесконтрольная расправа с мирным населением производятся различными учреждениями и лицами, неизвестно какими организациями уполномоченными.

Арестовывают все, кому не лень: военный контроль, комендатура, городские и районные следственные комиссии, чешская контрразведка, военно-уполномоченные заводских районов и другие должностные лица.

Факты арестов и обысков несколькими организациями и лицами не могут быть терпимы ни при одном правительстве.

Не может тыл быть спокоен, потому что право на сведение личных счетов узаконено судебной следственной комиссией в «знаменитом» объявлении от 23 августа, подписанном председателем следственной комиссии подполковником Егоровым, где сказано, что фамилии лиц доносивших будут сохранены в тайне. Рабочие и граждане, читая это объявление, невольно спрашивают: а кого же можно привлекать за клевету, кто ответит за убытки, за жизни расстрелянных без суда и следствия, что начинает входить в обычаи в освобожденной от большевизма России?

Тыл не может быть спокойным, потому что в тылу идет открытая война не только с большевиками, но и с рабочими, служащими и техниками, кто не имел средств к жизни и вынужден был идти на службу к Советской власти. Между тем как лица, принадлежащие к классу капиталистов, работавшие также у большевиков, не только не преследуются, но и получают самые ответственные места в министерствах и других государственных учреждениях.

По поручению рабочих — областное бюро профессиональных союзов Урала просит правительства Урала, Сибири и национальный совет чехословацких войск принять все зависящие от них меры к прекращению арестов, самосудов и расстрелов без суда и следствия».

...Этот документ писали люди, которых никак не назовешь сочувствующими большевикам: Центральное областное бюро профсоюзов Урала, образовавшееся вскоре после захвата Екатеринбурга чехословаками, [150] было целиком меньшевистско-эсеровским и активно сотрудничало» с оккупантами.

Как видим, на Урале назревал процесс революционизирования трудящихся, чему, впрочем, способствовала и деятельность подпольных, большевистских организаций во вражеском тылу. Работу эту возглавлял Я. М. Свердлов. Он подбирал «тыловиков», связных, определял им задания, направлял директивы подпольным организациям. Так, руководителю одной из групп, направленному на Урал с разведывательной целью, Яков Михайлович дал инструкцию организовать пересылку через линию фронта следующей информации: о положении рабочих, их настроении, организациях, ведущих революционную борьбу; об отношении крестьянских масс к белогвардейскому правительству и проводившимся мобилизациям; о настроении мобилизованных; о составе, размещении, комплектовании вооруженных белогвардейских и иностранных войск; о состоянии промышленности, продукции, вырабатываемой заводами; о выработке предприятиями военной продукции, ее количестве и размещении военных заказов.

К. П. Чудинова, работавшая летом 1918 года в военном штабе в Тюмени, вспоминает: «Для всех нас было ясно, что, уходя из того или другого нашего города, мы должны оставлять там людей для подпольной работы. Об этом у нас было указание из Москвы».

При эвакуации Екатеринбурга члену партии В. Д. Тверитину, оставлявшемуся в городе, президиум Уралсовета выдал для организации нелегальной работы 10 тысяч рублей. В подготовке операции были задействованы видные уральские и сибирские коммунисты А. Г. Белобородов, А. А. Кузьмин, Н. Г. Толмачев, В. М. Косарев, З. И. Лобков и другие.

В Тюмени сформировали и оставили в тылу врага Организационное бюро РКП(б) Сибири. Позднее его члены выехали в Томск, приступив к подготовке нелегальной сибирско-уральской конференции.

В тылу действовали коммунисты А. Я. Валек, П. Г. Кринкин, И. С. Дмитриев, В. С. Митряев. Валек, выехавший в июле с группой товарищей из Екатеринбурга и благополучно перебравшийся через линию фронта, сыграл виднейшую роль в организации революционной работы, разведки, в установлении связей с подпольщиками, объединении их сил в Сибири. Кстати, немало сделал он и по пути следования к Восточному фронту. Среди переданных в ЦК партии и Урало-Сибирское бюро данных сохранились и такие: «Уфа. Связи нет, надо действовать через интернационалистов в профессиональном союзе. Челябинск, районный железнодорожный комитет, через интернационалистов...»

* * *

Строки биографии. Антон Яковлевич Валек (партийный псевдоним Яков) родился в 1887 году в Харькове в семье рабочего. Деятель революционного движения. Член Коммунистической партии с 1904 года. Работал в Харьковском железнодорожном депо. Участник вооруженного восстания 1905 года в Харькове. Неоднократно подвергался арестам и ссылкам. Вел партийную работу на Урале, в Средней Азии, в Сибири.

В 1917 году — член Петроградского совета. С 1918-го на партийной [151] работе в Омске, Тюмени, Екатеринбурге. Возглавлял подпольную работу в тылу войск Колчака.

1 апреля 1919 года группа Валека была раскрыта вражеской контрразведкой. 8 апреля арестованные (в их числе и Антон Валек) были изрублены белогвардейцами в лесу близ Верх-Исетского завода.

* * *

...В начале сентября в Томске была проведена первая Сибирская нелегальная конференция РКП(б), в которой приняли участие представители Екатеринбурга (К. П. Ильмер) и Челябинска (С. С. Стукин). Конференция определила задачи коммунистов, главной из которых была подготовка вооруженного восстания, свержение контрреволюционной власти и восстановление диктатуры пролетариата. В Сибирский подпольный комитет, председателем которого был избран К. М. Молотов, в качестве кандидата вошел и К. П. Ильмер. Потом он остался работать в Томске.

На Урале обкомом и местными комитетами были оставлены группы коммунистов, которым были переданы денежные суммы, законспирированные склады с оружием, бланки документов, адреса, явки, пароли. В областном центре остались В. Д. Тверитин, К. П. Чудинова, А. Н. Никифорова, И. К. Клементьев, Г. Л. Ульман, В. И. Еремин, В. П. Мельников и другие. Для подпольной работы в Челябинске оставались С. М. Рогозинский, С. А. Кривая, в Уфе — Ф. И. Карклин, в Златоусте — И. В. Теплоухов, в Сысерти — В. И. Печерский, М. В. Чуркин, С. А. Глазырин, Ю. В. Антропова, в Камышлове — О. В. Панова, Г. П. Волкомиров, в Алапаевске — П. Д. Бессонов, Е. А. Соловьев и другие. Коммунисты-подпольщики действовали и в ряде других городов и поселков — Белорецке, Ирбите, Ревде, Туринске, Нижнем Тагиле, во многих селах.

Иными словами, на Урале, за линией фронта, сложилась база для организации подполья. Летом и осенью 1918 года возникли крупные подпольные большевистские организации. Среди них — Челябинская {председатель В. И. Гершберг), Уфимская (Ф. И. Карклин), Курганская (Г. Халин), Миньярская (Г. П. Новиков), Симская (М. И. Яковлев).

В Челябинске подпольные группы появились летом. Особенно активно они действовали на железнодорожной станции, в мастерских, на заводе «Столь», на угольных копях (под городом). Формируется руководящее ядро общегородской организации в составе С. М. Рогозинского, С. А. Кривой, А. Н. Зыкова.

Представитель Оргбюро РКП(б) Сибири В. С. Митряев, приехавший в августе в Челябинск, застает здесь уже сложившийся актив. Но выйти на него долгое время не удавалось. «С пустыми руками я выехал из Томска, — вспоминал он позднее. — Омичи также ничего не могли указать. Надеялся, что отличу белогвардейца от своего товарища. В Челябинске приступил к розыску своих, однако найти никого не удалось. Тогда я избрал другой путь — поступить на работу, шить шапки (моя профессия) и создать связь. Эта попытка также потерпела неудачу. Тогда я предположил, что ядро должно быть около профсоюзов, и решил обратиться к члену правления союза швейников, который познакомил меня с тов. Волковым. Последний дал адрес, связавший с коммунистами на железной дороге. Только после этого мне удалось провести [152] собрание, сделать информацию, организовать выборы делегатов на I конференцию».

К осени в Челябинске образовался общегородской комитет, который по мере расширения влияния на Южном Урале стал именоваться областным. В него вначале вошли В. И. Гершберг, приехавший из Самары, С. М. Рогозинский и С. А. Кривая, вскоре — О. П. Котенков и Д. Д. Кудрявцев, прибывшие из Сибири. В дальнейшем комитетчиками стали М. С. Иванов и А. Н. Зыков.

Челябинский комитет ускорил формирование подпольных ячеек — «десяток» и «пятерок». Они создавались на предприятиях, железнодорожном узле, угольных копях, в учреждениях, среди учащихся, в милиции, воинских частях...

* * *

Хроника гражданской войны. В подполье Уфы действовали опытные коммунисты Ф. И. Карклин, стоявший во главе латышской секции РКП(б), И. А. и А. И. Шеломенцевы, В. И. Коссовский.

В Уфу прибывают коммунисты из-за линии фронта: из политотдела Пятой армии — М. А. Чистяков, из особого отдела Второй армии — И. И. Антонов.

Осенью усилиями активных коммунистов создается Уфимская общегородская организация, избирается подпольный комитет в составе Ф. И. Карклина (председатель), Ф. И. Локацкова, М. А. Чистякова и других.

Не сложилось единых организаций в таких городах, как Екатеринбург, Бирск, Ирбит, Троицк. Там действовали партийные группы.

Отдельные коммунисты вели подпольную работу в Оренбурге, Верхнеуральске, Стерлитамаке и других населенных пунктах.

Нелегальные группы действовали в Надеждинском, Нижней Туре, Кушве, Туринске, Нижнем Тагиле, Васильево-Шайтанском, Режевском, Верх-Нейвинском, Висимо-Шайтанском, Березовском, Михайловском, Невьянске, Усть-Утке, Ревде, Полевском, Сысерти, Алапаевске, Нижнем Уфалее, Камышлове, Нязепетровске, Шадринске, Карабаше, Саткинском, Юрюзанском, Вязовском, Катав-Ивановском, Усть-Катавском, Белорецком, Белебее, Благовещенском, Богоявленском и некоторых других городах и заводских поселках.

* * *

...Трудно складывалась подпольная работа в селах и деревнях Урала. На первых порах мешали колебания середняков, широкое влияние кулачества. И все-таки крестьянство втягивалось в борьбу с белогвардейцами и чехословаками.

Летом 1918 года подпольная работа стала проводиться в селах Уфимского, Бирского, Златоустовского уездов Уфимской губернии, Челябинского, Троицкого, Бузулукского уездов Оренбургской губернии и в ряде других мест.

Более подробно мы остановимся на возникновении крестьянской подпольной группы в одной из волостей Уфимского уезда — Ново-Никольской. Это была одна из тех волостей, через которые в августе — сентябре с боями проходила партизанская армия Блюхера. В Ново-Никольской [153] волости, у Красной Горки, блюхеровцы вели жестокие бои с белогвардейцами.

Именно здесь, в деревне Козьмино-Демьяновке, и сложилась нелегальная группа из беспартийных крестьян, в основном молодежи. В нее вошли З. Климов, В. Костылев, Я Кунилов, В. и Ф. Лямины, И. и Ф. Мотковы, С. Скоропад, Ф. Хоменко и другие. К работе подключились жители волостного центра — Никольского. Поначалу подпольщики налегли на агитационную работу, чтобы сорвать мобилизацию в белогвардейскую армию. И надо сказать, добились успеха. Молодежь призывного возраста поголовно уклонялась от явки на сборные пункты. В лесах стали создаваться партизанские отряды. Изыскивались боеприпасы, оружие. В дальнейшем новоникольцы существенно помогли Урало-Сибирскому бюро в борьбе с белогвардейщиной...

* * *

Из доклада В. И. Ленина на собрании партработников Москвы (27 ноября 1918 года): «Вы знаете, что по всей России во время чехословацкого выступления, когда оно проходило с наибольшим успехом, в это время по всей России шли кулацкие восстания. Только сближение городского пролетариата с деревней укрепило нашу власть. Пролетариат, при помощи деревенской бедноты, только он выдерживал борьбу против всех врагов. И меньшевики и эсеры в громадном большинстве были на стороне чехословаков, дутовцев и красновцев. Это положение требовало от нас самой ожесточенной борьбы и террористических методов этой войны. Как бы люди с различных точек зрения ни осуждали этого терроризма (а это осуждение мы слышали от всех колеблющихся социал-демократов), для нас ясно, что террор был вызван обостренной гражданской войной. Он был вызван тем, что вся мелкобуржуазная демократия повернула против нас. Они вели с нами войну различными приемами — путем гражданской войны, подкупом, саботажем. Вот такие условия создали необходимость террора. Поэтому раскаиваться в нем, отрекаться от него мы не должны. Мы должны только ясно понять, какие условия нашей пролетарской революции вызвали остроту борьбы. Эти особые условия состояли в том, что нам пришлось действовать против патриотизма, что нам пришлось заменять Учредительное собрание лозунгом «Вся власть Советам».

Когда же настал поворот в международной политике, тогда неизбежно наступил поворот в положении мелкобуржуазной демократии. Мы видим изменение настроения в ее лагере. В воззвании меньшевиков мы видим призыв отказаться от союза с имущими классами, призыв, с которым меньшевики обращаются к своим друзьям — людям из мелкобуржуазной демократии, которые с дутовцами, чехословаками, англичанами заключили союз. Они к ним обращаются с воззванием, чтобы они шли бороться против англо-американского империализма. Теперь для каждого ясно, что нет такой силы, кроме англо-американского империализма, которая могла бы что-нибудь противопоставить большевистской власти. Такого же рода колебания идут среди эсеров и среди интеллигенции, которая больше всего разделяет предрассудки мелкобуржуазной демократии, которая больше всего была полна патриотических предубеждений. Среди нее идет тот же самый процесс. [154]

Теперь задача нашей партии состоит в том, чтобы при выборе своей тактики руководиться классовыми отношениями, чтобы мы в этом вопросе точно разобрались, что это такое — случайность, проявление бесхарактерности, колебания, которые не имеют под собой никакой почвы, или, наоборот, это процесс, который имеет глубокие социальные корни. Если мы взглянем на этот вопрос в целом с точки зрения теоретически установленных отношений пролетариата к среднему крестьянству, с точки зрения истории нашей революции, мы увидим, что сомневаться в ответе нельзя. Это поворот не случайный, не личный. Он касается миллионов и миллионов людей, которые поставлены в России в положение среднего крестьянства или соответствующее среднему крестьянству. Поворот касается всей мелкобуржуазной демократии. Она шла против нас с озлоблением, доходящим до бешенства, потому что мы должны были ломать все ее патриотические чувства. А история сделала так, что патриотизм теперь поворачивает в нашу сторону. Ведь ясно, что нельзя свергнуть большевиков иначе, как иностранными штыками. Если до сих пор надеялись, что англичане, французы и американцы это — настоящая демократия, если до сих пор сохранилась эта иллюзия, то теперь мир, который они дают Австрии и Германии, разоблачает эту иллюзию полностью. Англичане ведут себя так, как будто они задались специальной целью доказать правильность большевистских взглядов на международный империализм...

События разоблачают империализм с необыкновенной силой и ставят вопрос: либо Советская власть, либо полное удушение революции англо-французскими штыками. Здесь нет уже речи о соглашении с Керенским. Вы знаете, что Керенского они выбросили вон, как выжатый лимон. Они шли вместе с Дутовым и Красновым. Теперь мелкая буржуазия через этот период перешла. Патриотизм толкает ее теперь к нам, — так вышло, так заставила ее действовать история. И всем нам надо учесть этот массовый опыт всей всемирной истории. Нельзя защищать буржуазию, нельзя защищать учредилку, потому что она фактически оказалась на руку Дутовым и Красновым. Это кажется смешно: как Учредительное собрание могло стать их лозунгом. Но так вышло, потому что Учредительное собрание созывалось, когда еще буржуазия была наверху. Учредительное собрание оказалось органом буржуазии, а буржуазия оказалась на стороне империалистов, ведущих политику против большевиков. Она готова была на все, чтобы удушить Советскую власть самыми подлыми способами — предать Россию кому угодно, только чтобы уничтожить власть Советов...» (Ленин В. И. — Т. 37. — С. 214–217).

* * *

Из телеграфных сообщений от 13 декабря 1918 года: «Из штаба Н-ской дивизии телеграфируют: По сведениям из Екатеринбурга, сюда на днях прибыл отряд англичан в количестве 400 человек».

* * *

...Подведем некоторые итоги. Уже в первые месяцы гражданской войны на Урале сложилась и действовала разветвленная сеть подпольных организаций и групп. Среди них доминирующую роль начали играть [155] Челябинская и Уфимская организации. Крепли связи между подпольными центрами.

Уфимское коммунистическое подполье, например, было связано со многими организациями и группами губернии, особенно с югом и востоком, где размещались пролетарско-промышленные очаги. Достаточно регулярным было общение уфимцев с коммунистами Богоявленского, Миньярского, Симского заводов. Укреплялись связи с Челябинской организацией.

Говоря о подполье, отметим, что во многих случаях в организации и группы входили не только члены РКП(б), но и сочувствующие им беспартийные, а иногда и представители мелкобуржуазных партий. Нередко, особенно в сельской местности, в подпольных организациях коммунисты составляли меньшинство, иногда их там не было совсем. Тем не менее такие организации мы правомерно называем большевистскими. Позднее, когда пришла Красная Армия, участники подполья вступили в партию, стали ее преданными бойцами.

Подпольщики вели работу среди различных слоев населения — рабочих, крестьян, ремесленников, интеллигенции, мелких служащих, учащихся, военнопленных, солдат и даже белогвардейских милиционеров. Например, в Челябинске и позднее в Екатеринбурге подпольные группы имелись почти на всех предприятиях, во многих учреждениях.

Конечно, деятельность подпольщиков была чрезвычайно трудной, смертельно опасной. Опираясь сначала на ограниченные, но изо дня в день расширяющиеся группы трудящихся городов и деревень, представители подполья вели пропаганду, организовывали сопротивление контрреволюции, срывали мероприятия властей. Они тормозили развертывание производства, проводили подрывные акции, предотвращали аресты коммунистов, беспартийных активистов. Рискуя жизнью, оказывали помощь политзаключенным, устраивали их побеги, собирали разведданные, готовились к вооруженному восстанию.

Летом началось забастовочное движение. В сентябре, во время общесибирской железнодорожной забастовки, волнения рабочих прошли в Челябинске, Уфе, Златоусте, Екатеринбурге, Кургане. Наиболее крупной и организованной была забастовка челябинских рабочих, проведенная 7–13 ноября в связи с первой годовщиной Октябрьской революции. Белогвардейцы обрушили на бастующих репрессии, угрожали расстрелом. Число уволенных и арестованных превысило 600 человек.

Недовольство белогвардейским режимом проявляет крестьянство. Так, представители уфимских властей, побывавшие в десятках сел Бирского уезда, сообщали, что крестьяне активно сочувствуют Советам, возмущаются действиями реакции, возвращением земли помещикам и кулакам. Такая же картина наблюдалась в Байкинской и ряде деревень Аскинской волостей.

Но особенно широкого размаха борьба крестьян достигла в Зауралье. Труженики сел Туринского, Курганского, Тюкалинского уездов Тобольской губернии отказывались от уплаты податей, не отдавали земельные участки, запахивали новые. Дело доходило до отказа признавать белогвардейскую власть. В донесении курганского уездного комиссара отмечалось, что «в районе Шитинской волости среди населения [156] заметно тяготение к большевизму, и на этой почве происходит явное неисполнение распоряжений, в частности, крестьяне решительно отказались распускать волостные и сельские Советы, причем, записывали это в протоколах».

В селах Липовской, Пушкаревской, Гаринской и Пелымской волостей Туринского уезда призывники, заявляя, что «мобилизации не признают и войны не желают», не являлись на сборные пункты. Только применение крутых карательных мер позволило белогвардейцам проводить призывы.

Но следует подчеркнуть, в первые месяцы гражданской войны сопротивление мобилизации, как и сопротивление властям, не было повсеместным и достаточно активным. В результате контрреволюция смогла создать сильную армию, удержать в руках власть и успешно действовать на фронте. И все же изо дня в день назревали условия для расширения союза пролетариата и трудового крестьянства. Именно этому союзу суждено было сыграть решающую роль в разгроме внутренних и внешних врагов.

* * *

...Поправляя на плече винтовку, патрульный шел по ремонтным мастерским. Все было как всегда: грохотали листы железа, постукивали молотки по колесам вагонов, посвистывал юркий маневровый паровозик, сновали туда-сюда люди. Патрульному показалось, что подозрительно много рабочих заходят в вагон первого класса, который ютился на крайнем пути, но, правда, и выходило из него столько же. Да и объяснялось это самой первоклассностью вагона — на его ремонт и материалов больше требовалось: и обшивка там особая, и дерево не простое, и гвозди с узорчатыми шляпками. И все же патрульный — на всякий случай — решил пройтись мимо вагона. Его обогнали перепачканные мазутом парни с мотками проволоки на плечах.

— Ну-ка, посторонись, служивый! — гаркнул один, помоложе, и, бросив ношу в тамбур первокласски, взобрался по ее крутой лесенке. — Давайте, что ль, — обратился он к товарищам, принимая у них проволоку.

Патрульный приостановился около окон, из-за которых ничего не было слышно, однако тут же крайнее окошко опустили, снова закрыли и снова опустили; до часового долетел недовольный голос:

— Я ж говорил тебе, садовая голова, что задевать будет. Ишь как идет. Строгануть надо...

Внутри вагона виднелись люди: кто полки обивал кожей, кто со складными столиками возился, кто молотком стучал, держа сжатыми губами гвозди. «Стараются! — сплюнул часовой. — А простые вагоны кое-как собьют, и ладно». Солдат прошел мимо, поддернув винтовку; направился к остановившемуся у раскрытых ворот паровозику: слишком много там людей собралось.

Ушел патрульный, а люди в голубом вагоне тут же сгрудились. Окружили столяра в фартуке, спрашивают о чем-то, словно загвоздка какая вышла, но наружу снова ни звука не прорывается. Ох и работнички, если взглянуть со стороны — там спорят, тут спорят, а дело стоит... Но между тем никакого спору в голубом вагоне не было. Мужчина [157] в фартуке, кивая головой, слушал окруживших его рабочих.

— В моей десятке — за.

— В моей — тоже.

— А мои против: не бастовать надо, а к восстанию готовиться. На фронте тяжело. Перехватим у белых часть сил...

Столяр в фартуке (а им оказался Александр Зыков) встрепенулся и сморщился, рукой махнул, как на костровое пламя, лизнувшее лицо:

— Какое восстание, Костя! Ну ладно, мы, железнодорожники, его поднимем. А поддержат другие? Комитет вопрос этот разбирал. К восстанию в городе не готовы. Не хватает оружия, боеприпасов. Да и опыта... Вот и начнем с забастовок, как сибиряки... А к тебе, Костя, просьба: объясни своим, что нельзя торопиться, надо действовать наверняка...

Зыков подумал, как быстро меняется время. Припомнился июньский митинг, на который собрались железнодорожники после чехословацкого переворота. Большевики предложили тогда готовиться к забастовке (не к восстанию, а к забастовке), создавать стачечный комитет: дескать, не приходится ждать добра от мятежников, поднявшихся против Советов. Эсеры и меньшевики убеждали рабочих в бессмысленности забастовки, которая только обострит обстановку, доведет до кровопролития. Председательствующий на митинге эсер Шулов, успокаивая разбушевавшуюся толпу, поднял руку и прокричал:

— Товарищи! Если послушать большевиков, так у них все кругом враги, все кругом против социалистической революции. Ну, кроме их самих, понятно... Давайте восставших послушаем. Я пригласил чехов. Пусть они сами обо всем расскажут.

Толпа притихла. Чехи поднялись на сделанную из ящиков и досок сцену. И вот один начал говорить на путаном русском языке. Выходило, что за оружие взялись они не потому, что имеют зло против Советов, а единственно потому, что власти на местах мешают продвижению чехословацких солдат к Владивостоку.

— Давайте нам зелену дорогу, — говорил чех, — и ссориться с вами не будем.

Руководил Шулов собранием мастито. Не успели отзвучать слова мятежника, как он тут же предложил голосование устроить:

— Товарищи рабочие! Тех, кто за подготовку к забастовке, а точнее — за кровопролитие, прошу отойти влево на три шага. Тем, кто против, за мирное решение конфликта, можно стоять на месте.

Влево отошло человек двадцать пять — тридцать, да, признаться, и этим было тесно — толпа с левой стороны буквально подпирала здание железнодорожной школы, во дворе которой собрали митинг. К тому ж многие были наслышаны, что и городской совдеп считает мятеж местным конфликтом и шлет к чехам делегацию за делегацией.

Так, вхолостую, закончился тот митинг. А через день гульнули казацкие шашки по Челябинску. При поддержке восставших казаки арестовали почти всех членов Совета, активистов, сочувствующих, согнали на Солдатскую площадь и устроили бойню. Другого слова не подберешь: безоружных — шашками... Самому Зыкову видеть это не довелось, но рабочие из его пятерки — видели.

Так было летом, но теперь настрой железнодорожников изменился. [158]

— Еще раз, — говорил в вагоне Зыков, — никаких столкновений. С утра прекращаем работу и организованно — по домам...

Накануне вздремнуть Зыкову почти не удалось. С вечера ждал условленного стука. Вот, кажется, задребезжал ставень, но оказалось, ветер игру затеял; потом крупный дождь шумно забарабанил; и снова ветер подшутил над Александром. Настала ночь, когда стук все же раздался, и Зыков поспешил в сени. В дождливой темени увидал съежившегося Васю Шмакова; он, как всегда, самым серьезным тоном спросил:

— Сапоги из своего товара заказывали?

Александр втащил Шмакова-младшего в сени: замерз пацан, отогреть надо. Но Шмаков выдернул худую, закоченелую руку и опять спросил о сапогах и, только когда хозяин ответил как надо, передал тяжелую корзину, покрытую мокрой клеенкой.

— Тут на всех заказчиков, сами делите, — сказал сурово и вынырнул в осеннюю слякоть.

Первым делом Зыков прочитал листовку; с каждым разом набор становился чище и аккуратнее (печатник набивал руку), а вместе с тем и остроты в содержании прибавлялось: «Триста шестьдесят пять дней Советская власть продержалась под ударами остервенелых империалистов. Это очень мало. Но это и очень много! Триста шестьдесят пять дней сбросивший цепи трудовой народ...» Кажется, Хотеенкова стиль. Надо делить листовки на пять частей, одну — себе, остальные — по адресам пятерки. Александр накинул дождевик, вышел... Вернулся часам к пяти, вздремнул малость, и вот уж путь в мастерские предстоит.

Впрочем, Александр вялости не чувствовал. Лицо от ледяной воды горело, приподнятость придавала сил. Одел Зыков не обычный, рабочий, а выходной костюм, причесался перед зеркалом.

Ударило в лицо яркое, послененастное солнце, ноябрьское небо слепило промытой стылой синью. В переулках попадались знакомые рабочие, улыбались, шуточками перекидывались:

— Федь, ты никак брюки утюгом прожег?

— Где?!

— Да не на те смотришь, я про прошлогодние говорю...

Давненько не было такого: здоровались незнакомые; одно настроение охватило всех; переговариваясь, шли к мастерским, к депо, сливаясь с другими людскими потоками, заполнившими главные улицы. «Вот она, сила!» — подумал Александр, спеша за другими, и потом за долгую дорогу не раз повторил машинально эту мысль, радуясь ей, как солнцу и небу.

Но эта сила оказалась всего лишь полусилой. Настоящая, необоримая — возникла и тут же осозналась, когда заводские и паровозные гудки слились в один оглушительный рев, когда хлынули рабочие на митинги и чуть позднее живой лавиной ринулись к проходным, второй раз за утро затопили улицы и выплеснулись на городские площади, — так бурное весеннее половодье наполняет русла рек, захватывает все на своем пути и, сламывая преграды движению, просторно разливается по окрестным лугам, вырвавшись из тесных берегов.

Усмехались деповские, примечая, как кидались в стороны патрульные [159] и конные разъезды; словно и не было их в Челябинске; а ведь только что разъезжали и расхаживали по улицам, по заводским дворам и цехам, презрительно поглядывая на копошащийся рабочий люд. Разбежались блюстители, попрятались, замерли...

Но у начальника контрразведки двери в кабинет то и дело распахивались, входили одетые по-граждански люди, докладывали:

— Еще четверых взяли, ваше благородие!

— Кто? — брался за карандаш офицер.

Листок настольного календаря полнился фамилиями — Иван Завьялов, Александр Захаров, Константин Ветошев, Александр Черных... [160]

Черносотенная диктатура

В тех войсках к мужикам
Родовая месть.
И Врангель тут,
И Деникин здесь.
А на помог им,
Как лихих волчат,
Из Сибири шлет отряды
Адмирал Колчак.

Сергей Есенин. Песнь о великом походе

К концу 1918 года существенно изменилась международная обстановка. Германия потерпела поражение в войне. В Австро-Венгрии и Германии произошли революции. Австро-Венгрия распалась на самостоятельные государства — Австрию, Венгрию и Чехословакию. Капитулировав перед Антантой и боясь полной революционизации своих армий, Германия отдала приказ об эвакуации всех оккупированных территорий России.

Убедившись в провале попыток внутренней контрреволюции свергнуть Советскую власть, Антанта решила разбить Советскую Россию при помощи собственных армий, опираясь на белогвардейские и казачьи войска. В ноябре Великобритания и Франция подтвердили свое соглашение об интервенции и приступили к ней.

Английские корабли появились в Новороссийске, французские — в Одессе и Севастополе. И тут выяснилось: из-за роста революционного движения внутри империалистических стран и обострения противоречий между ними правительства Антанты не могут действовать согласованно. Советы умело воспользовались этим для развертывания борьбы с интервентами.

13 ноября был аннулирован Брестский договор и наши войска вступили на оккупированные территории Украины, Белоруссии, Прибалтики. Народам этих регионов была оказана помощь в борьбе за восстановление Советской власти. В феврале 1919 года создается Западный фронт. Силы националистической контрреволюции не смогли оказать нашим войскам значительного сопротивления.

В начале 1919 года развернулось наступление на Южном фронте против частей Краснова, которые находились на грани полного развала после серьезных поражений. Казаки массами сдавались в плен, разбегались по домам.

Попытка Антанты развернуть наступление в южных районах России закончилась провалом. Англичане заняли было Батум и Баку, однако военный министр Великобритании У. Черчилль сообщил своим русским представителям, что из-за революционных настроений в войсках Великобритания резко ограничит участие в интервенции. Франция последовала этому примеру. Важнейшие центры Дальнего Востока были оккупированы японскими и американскими войсками, однако между ними [161] не было единства из-за обострившихся американо-японских противоречий.

В странах Центральной Европы, особенно в Германии и Венгрии, нарастало революционное движение. Рабочие стран Антанты и США выступили против интервенции. 22 января 1919 года президент США В. Вильсон от имени Антанты обратился ко всем правительствам России с предложением о перемирии и созыве конференции на основе сохранения занимаемых к тому времени территорий. Ленин оценил это как попытку стран Антанты закрепить за собой Сибирь и часть Юга, не надеясь удержать их иначе. Владимир Ильич поставил перед РВС задачу — напрячь все силы, чтобы в месячный срок взять Ростов, Челябинск и Омск.

После завершения военных операций Советское правительство согласилось на предложение Вильсона, но конференция была сорвана русской контрреволюцией, Великобританией и Францией, которые стояли за продолжение войны с Советами до полной победы.

Франция активизировала действия на Украине. Франко-греческие войска заняли Херсон, Николаев и двинулись на Одессу. Это вызвало небывало мощные протесты французского народа. Войска начали не повиноваться приказам. Красные части выбили оккупантов из Херсона и Николаева. В апреле вспыхнуло восстание на французском флоте, который был вынужден покинуть Одессу и Севастополь. Премьер-министр Франции Ж. Клемансо заявил в парламенте о прекращении военной интервенции.

Победу, достигнутую благодаря поддержке международного пролетариата, В. И. Ленин охарактеризовал как главную победу, одержанную Советской властью над Антантой. Белогвардейцы оказались лишенными непосредственной помощи армий империалистических государств. Однако требовались колоссальные усилия, чтобы окончательно подавить очаги контрреволюции, пожаром охватившие Россию.

Новый этап гражданской войны и интервенции ознаменовался более тесным объединением внутренней контрреволюции, прежде всего в восточных районах страны. Расчет империалистов на то, что удастся свергнуть Советскую власть с помощью мелкой буржуазии, не оправдался. Меньшевики и эсеры, возглавлявшие вместе с кадетами белогвардейские правительства, не сумели организовать эффективного сопротивления Красной Армии, до конца восстановить буржуазно-помещичьи порядки. К тому же уроки чехословацкого мятежа и кулацко-белогвардейских восстаний начали оказывать отрезвляющее воздействие на крестьян. К осени 1918 года в деревнях Поволжья и Прикамья наметился определенный перелом в пользу Советской власти. Это создало условия для успешного контрнаступления Красной Армии, освобождения Казани, Самары, Симбирска.

Политика соглашения с буржуазией, которую проводили меньшевики и эсеры, потерпела поражение. Наступает организационный и идейно-политический крах соглашательских партий. Видя, что они не в состоянии выполнить своих обещаний, осуществлять реальную власть, обуздать произвол реакционной военщины, массы отходят от них. Это позволило буржуазии сравнительно легко избавиться от временных [162] попутчиков, которые, впрочем, выполнили свою миссию — помогли окрепнуть и организоваться наиболее реакционным силам.

Однако банкротство меньшевиков и эсеров отнюдь не означало, что соглашательские иллюзии масс рассеялись. Демагогическая политика белых правительств, как было показано на примере Урала, их попытки сохранить некоторые демократические преобразования революции вселяли в мелких собственников уверенность, что их интересы могут быть соблюдены и без диктатуры пролетариата, в условиях буржуазного строя, если только будет установлена твердая власть. Не случайно идея создания единого полновластного правительства, выдвинутая буржуазией, была поддержана определенными слоями трудящихся. Это сыграло важную роль в последующих событиях.

Таким образом, империалисты, отстранив от власти «социалистов», взяли курс на установление черносотенной диктатуры. 18 ноября в Омске бывший царский адмирал Колчак при поддержке иностранных миссий и казачьей верхушки произвел государственный переворот. Он разогнал Уфимскую директорию и объявил себя Верховным правителем России. Уральские меньшевики и эсеры отказались признать этот переворот законным и призвали трудящихся выступить в защиту завоеваний февральской революции. Но колчаковские власти арестовали их лидеров и посадили в Тобольскую тюрьму. Таков был логический конец соглашательства.

С установлением диктатуры Колчака интервенты взяли на себя функции оперативного руководства колчаковскими армиями, их военно-технического обеспечения. В помощь адмиралу были двинуты крупные контингенты иностранных войск. К началу 1919 года в Сибири и на Дальнем Востоке насчитывалось около 120 тысяч интервентов, которые предназначались только для охраны коммуникаций колчаковских армий и подавления освободительного движения.

Колчак начал готовиться к наступлению. Его замысел состоял в том, чтобы, отразив наступление Красной Армии по всему фронту, обрушиться превосходящими силами на Третью армию, захватить Пермь, соединиться с войсками интервентов и белогвардейцев Северного фронта и приступить к общему наступлению на Москву. Этому способствовало относительное затишье, установившееся на Восточном фронте в ноябре 1918 года: наше командование не сумело до конца использовать наступательный порыв, переоценило достигнутые накануне успехи, не учло новой расстановки сил в лагере противника. И вот Колчак пытается воспользоваться просчетами уральских военачальников...

* * *

Строки биографии. Александр Васильевич Колчак родился в Петербурге 4 ноября 1874 года. Один из руководителей российской контрреволюции, адмирал (1917). Окончил Морской кадетский корпус. Во время русско-японской войны командовал эсминцем и батареей в Порт-Артуре. В качестве гидролога участвовал в полярных экспедициях 1900–1903 и 1908–1911 годов. Служил в Морском генштабе. Участвовал в первой мировой войне в должности начальника оперативного отдела Балтийского флота, был командиром минной дивизии и командующим Черноморским флотом. [163]

После февральской революции занял резко контрреволюционную позицию и под давлением матросов был отозван Временным правительством в Петроград. Посылался в командировку в Великобританию и США. В октябре 1918 года с английским генералом А. Ноксом прибыл в Омск и 4 ноября был назначен военным и морским министром Сибирского правительства. Разогнав Уфимскую директорию, принял титул правителя российского государства и звание верховного главнокомандующего.

После разгрома белогвардейских войск А. В. Колчак бежал из Омска в Иркутск, где 27 декабря 1919 года был взят под охрану чехословацкими войсками. По требованию восставших рабочих в январе 1920 года выдан эсеро-меньшевистскому Политцентру, а затем передан большевистскому РВК. 7 февраля 1920 года после следствия и суда расстрелян по приговору Революционного комитета.

* * *

В конце ноября 1918 года возобновились операции по освобождению горнозаводского Урала. Активнее наступление развивалось в центре и на правом крыле. Действовавшие здесь Пятая, Первая и Четвертая армии овладели инициативой и начали теснить белогвардейцев, стремясь захватить Уфу, Оренбург, Уральск. Что касается Второй и Третьей армий, занимавших левый участок фронта, то в ходе общего наступления им предстояло нанести концентрированный удар со стороны Сарапула и Перми по екатеринбургской группировке противника.

Между тем именно на данном участке против Третьей армии, прикрывающей Пермь, колчаковцы создали значительное превосходство. Накануне общего наступления на Пермском направлении белогвардейское командование имело более 50 тысяч штыков и сабель. В ходе боев оно продолжало наращивать силы, перебрасывая на передовую новые резервы.

Нужно иметь в виду и то, что части Третьей армии растянулись по фронту более чем на 400 километров, тогда как противник располагался компактными подразделениями, что еще более усиливало перевес. Так, против 29-й дивизии, насчитывавшей 7000 штыков и сабель, колчаковцы сосредоточили 14000 бойцов, а на фронте Особой бригады в 3359 бойцов действовали 6870 белогвардейцев.

Командование Третьей армии не сумело предупредить контрудара колчаковцев. 29 ноября белые предприняли массированные атаки против 29-й дивизии и Особой бригады, чтобы выйти к Перми. Бои на этом направлении приобрели исключительно упорный и ожесточенный характер. Несмотря на очевидное превосходство, противник все же с трудом преодолевал сопротивление наших войск. В сражении у деревни Лая еще раз отличился полк Красных орлов. Четыре отборных белогвардейских полка окружили его, неоднократно атаковали, но откатывались обратно, не выдерживая встречных штыковых ударов. К исходу сражения Красные орлы вырвались из окружения и соединились с основными силами дивизии...

Телеграмма В. И. Ленина Л. Д. Троцкому: «Пермь в опасном положении. Считаю необходимым послать подкрепление. Питер может дать [164] полки советской бедноты, их там два, или другие, по указанию Реввоенсовета. Предлагаем Вам сделать надлежащие указания возможно скорее. Предлагаем указать Реввоенсовету на огромную важность Кизеловского района Перми, снабжающего углем заводы и всю железную дорогу. Потеря Кизела остановит движение.

Ленин» (Ленин В. И. — Т. 50, — С. 220).

* * *

...Критическое положение сложилось на Лысьвенском направлении, где сражалась 1-я бригада 29-й дивизии. В ночь на 13 декабря белогвардейцы, создав перевес, прорвали фронт у станции Калино. Наши части, измотанные беспрерывными боями, начали отходить к станции Селянка. Тем временем противник подтянул свежие силы, намереваясь нанести решительный удар. Тогда командир бригады Ф. Е. Акулов бросил в бой только что отведенный с передовых позиций 56-й Путиловский кавалерийский полк. Путиловцы вышли в тыл противника и наголову разбили 3-й Барнаульский полк белых. Из захваченных орудий и пулеметов красноармейцы открыли огонь по цепям противника, наступавшим на Селянку, и по резервам, подходившим со стороны Лысьвенского завода. Наступление белых было сорвано.

Правда, силы оказались слишком неравными: 29-й дивизии противостояли одиннадцать белогвардейских полков. В тяжелых оборонительных боях дивизия понесла огромные потери. Уже в первые дни наступления белых была окружена и почти полностью уничтожена 3-я бригада дивизии. Лучшие добровольческие полки, выдержавшие самый сильный натиск врага, потеряли большую часть состава. Обескровленная и изможденная до последней степени, 29-я дивизия отступила на запад. Белые заняли Кушву, Бисер, Лысьву и вышли на ближние подступы к Перми.

* * *

Телеграмма В. И. Ленина Л. Д. Троцкому: «Крайне тревожны вести из-под Перми. Ей грозит опасность. Боюсь, что мы забыли про Урал. Непременно налегайте на Вацетиса и проверяйте, достаточно ли энергично он дает подкрепления Перми и Уралу. Лашевич говорил Зиновьеву, что посылать надо только обстрелянные части.

Ленин» (Ленин В. И. — Т. 50. — С. 221).

* * *

...Под станцией Кын попала в окружение Особая бригада Третьей армии, прикрывавшая Пермь с севера. Заняв круговую оборону, красногвардейцы отбивали атаки. Особую стойкость проявили красноармейцы 256-го Лесновско-Выборгского полка. В ожесточенных сражениях они нанесли белым мощные контрудары, значительно улучшив позиции полка.

Но в целом обстановка на левом фланге армии резко ухудшилась. 14 декабря колчаковцы захватили станцию Чусовская, что дало возможность отрезать советские части, оборонявшие Северный Урал, взять в клещи 29-ю дивизию, нанеся ей удары со стороны Кушвы и Чусовской.

В первые дни наступления Колчака на Пермь положение Третьей армии несколько облегчилось активными действиями частей в центре и на правом фланге. 30-я стрелковая дивизия вела наступательные бои [165] на Кунгурском направлении. Здесь противник, несмотря на численное превосходство, долго не мог добиться сколько-нибудь серьезных успехов. Встречные бои завязались на правом фланге, в районе Осы, где располагалась 5-я Уральская дивизия. На этом участке белогвардейцы тоже не могли овладеть инициативой.

Но во второй половине декабря, когда враг прорвался к Перми, правофланговые соединения вынуждены были отойти на запад и оставить Кунгур. Это произошло еще и потому, что соседняя Вторая армия не предприняла наступления на своем участке, оставив без поддержки правый фланг Третьей...

* * *

Телефонограмма В. И. Ленина И. И. Вацетису: «Совет Обороны запрашивает:

1) Верно ли, что в боях в районе Балашова недели две назад нашими частями в продолжение двух-трех дней сдано противнику 25–30 орудий и, если это верно, что сделано Вами для привлечения виновных к ответственности и предотвращения подобных явлений?

2) Верно ли, что две недели назад издан Вами приказ о взятии Оренбурга и, если это верно, почему приказ не приводится в исполнение?

3) Что сделано для того, чтобы упрочить положение наших частей в районе Перми, требующих от Центра срочной помощи?

На эти вопросы Совет Обороны ждет от Вас ответа.

Председатель Совета Обороны В. Ульянов (Ленин)»

(Ленин В. И. — Т. 50. — С. 378).

* * *

...Критическая обстановка, сложившаяся на фронте Третьей армии, требовала срочных мер. Руководствуясь указаниями Ленина, Главком Вацетис дал командующему Восточным фронтом распоряжение: «Из поступающих сведений усматривается, что противник предпринял решительную операцию против Третьей армии. Возможно, противник поставил своей задачей захват Перми и развитие в дальнейшем своей операции в направлении на Вятку и в сторону Воткинского и Ижевского заводов. Мы должны всеми мерами воспрепятствовать одержанию противником какого бы то ни было успеха над нами на Урале, ни в коем случае не допустить перехода в руки противника района Пермь — Вятка — Воткинский — Ижевский заводы». Предлагалось активными действиями Второй и Пятой армий парализовать наступление белогвардейцев на Пермском направлении, усилить Третью армию имеющимися резервами и передать ей со складов Ижевского завода три тысячи винтовок. Главком уведомлял также о решении подкрепить войска, обороняющие Пермь, бригадой из Ярославского военного округа.

К сожалению, оказание помощи не отличалось оперативностью. Распоряжения Главного командования или отменялись другими директивами, или выполнялись с большим запозданием. Отправка резервов неоднократно срывалась. Во второй половине декабря, в период решающих боев на Пермском направлении, Реввоенсовет Республики распорядился приостановить переброску в Вятку частей 5-й Петроградской дивизии и переправить их на Южный фронт. Протесты командующего Восточным фронтом С. С. Каменева были оставлены без внимания. [166]

Ярославская же бригада прибыла в распоряжение Третьей армии уже после захвата белыми Перми.

Советское командование справедливо рассматривало Южный фронт как главный, но угрозу со стороны Колчака явно недооценивало. Восточный фронт не только не обеспечивался необходимым количеством резервов, но отсюда снимались войска для переброски на юг. С левого крыла фронта как раз накануне генерального наступления Колчака на Пермь было снято около 15 тысяч бойцов, сотни пулеметов, десятки орудий...

...На заседании обкома РКП(б) 8 декабря 1918 года было решено вооружить и перевести на казарменное положение всех коммунистов Перми, оказать решительное противодействие антисоветской агитации, создать на случай эвакуации Военно-революционный комитет. На фронт откомандировали группу работников во главе с Н. Г. Толмачевым — нужно было всесторонне обследовать создавшееся там положение. 17 декабря отчет Толмачева был заслушан расширенным заседанием областного комитета партии совместно с приехавшими на Урал петроградскими партийными работниками и представителями Третьей армии. Обследование показало серьезные трудности, которые переживал фронт из-за отсутствия резервов, надежного командного состава, плохой политической работы с мобилизованными, недостатка продовольствия, теплой одежды, специального снаряжения...

* * *

Строки биографии. Николай Гурьевич Толмачев (партийный псевдоним Василий) родился 31 октября 1895 года в семье служащего в Екатеринбурге. Участник Октябрьской революции и гражданской войны. Член Коммунистической партии с 1913 года. Учился в Петербургском политехническом институте, участвовал в революционном движении. В 1914–1915 годах был членом Выборгского районного комитета РСДРП. В 1916 году вел агитационную работу на Урале. Принимал участие в февральской революции, являлся членом Петроградского комитета РСДРП(б), делегатом Апрельской партийной конференции.

С апреля 1917 года — на Урале. С октября — член Пермского комитета партии. После Октябрьской революции работал в Петрограде. В начале 1918 года направлен комиссаром отряда на Урал для борьбы с дутовщиной. Был членом Уральского областного комитета партии и Уральского областного Совета, комиссаром Северо-Урало-Сибирского фронта и главным политическим комиссаром Третьей армии (январь — март 1919).

Толмачев — делегат VIII съезда партии, поддерживал платформу «военной оппозиции». После съезда был заведующим культпросветотделом Петроградского окружного военного комиссариата. По инициативе Толмачева были созданы курсы политработников, на основе которых образован Красноармейский учительский институт, преобразованный в Военную политическую академию.

В мае 1919 года Толмачев назначается уполномоченным Седьмой армии на Лужском участке против войск генерала Юденича. В бою близ станции Преображенская был тяжело ранен, окружен белогвардейцами. [167] Чтобы не попасть в плен, застрелился. Похоронен на Марсовом поле в Ленинграде.

* * *

Из доклада Н. Г. Толмачева на заседании Уралобкома 17 декабря 1918 года: «По всей линии железной дороги от Перми до позиции положение самое безотрадное, вся линия загромождена вагонами, и передвижение воинских частей и продовольственных поездов почти невозможно; боевой поезд, шедший в срочном порядке с Кунгурского на Горнозаводской фронт, был в пути более двух суток, стоял одиннадцать часов в Перми, около суток на ст. Сылва; вообще неорганизованность железнодорожного транспорта чувствуется на каждой станции, и, безусловно, одной из важных причин нашего поражения была эта неорганизованность. В штабах обычная картина боевой обстановки, несмотря на очень тяжелое положение на фронте; работа идет установленным порядком, растерянности не замечается, настроение командного состава спокойное и бодрое, и, по-моему, причины поражения искать в штабах не приходится.

Насчет фронта нужно сказать, что наши части абсолютно изношены и не представляют из себя никакой боевой силы. Причины — это беспрерывное дежурство на передней линии и поэтому полное утомление. Единственно твердая часть этого фронта — 1-й Коммунистический полк Красных орлов, прикрывавший отступление от Алапаевска и удерживавший после падения Тагила Кушвинский фронт, и тот заявил, что он измучен.

Другие части:

Лесновско-Выборгский полк состоит из нескольких десятков человек, стальной Путиловский кавалерийский дивизион и Рабоче-крестьянский полк тоже находятся почти в беспрерывных боях с августа, и если не отказываются от исполнения боевых приказов, то не могут их и выполнять, и отступают при первых выстрелах со стороны противника. Их нельзя обвинять, они положительно измучены. Командир Лесновско-Выборгского полка говорит, что у него все люди поморозили ноги и если их перевести в тепло, то начнется гангрена. Говорить, что этими частями можно защищать Пермь, нельзя. Вновь посылаемые части вносят только разложение на фронте, они совсем не воспитаны в коммунистическом духе, а потому неисполнение боевых приказов, чрезмерные требования, отказ выступить на позицию почти обычное явление в этих частях. Например, Сибирский полк под Лысьвой требовал, угрожая штабу, белье, баню, продовольствие. Получив требуемое, полк все-таки отказался пойти на позицию, и только обманом удалось его разоружить.

Влияние комиссаров на фронте ничтожно, сказывается отсутствие командного состава, который в большинстве случаев не имеет достаточного опыта, не вполне дисциплинирован, а потому не может внушать доверия. У противника в этом отношении громадное преимущество. Белые имеют возможность организовать правильную смену частей: одна часть на передней пинии, вторая в ближайшем тылу и третья в глубоком тылу, которые постепенно заменяют одна другую. О преимуществе их командного состава над нашим нечего и говорить. Кроме того, при созданной дисциплине используется весь старый палочный [168] аппарат. Опыт для использования этого аппарата у старого офицерства есть. О роли же старого офицерства в нашей армии надо сказать, что попытка его использования совершенно не удалась.

Выводы: 1. Нужно отдать центр нашей политической работы не в политический отдел, а в отдел формирования и в отдел военно-агитационный. 2. Оставить воинские части без своего крепкого командного состава нельзя, пусть этот состав будет хуже, но зато он будет надежнее. 3. Старое офицерство должно быть использовано в штабах. 4. Гораздо серьезнее надо относиться к тем, которые посылаются в школы командного состава. Следует посылать не карьеристов, случайно попавших в ряды Красной Армии, а вполне надежных коммунистов, желательно имеющих боевой опыт».

* * *

...Обсудив отчет Толмачева, обком признал необходимым усилить контроль за деятельностью военных органов, перенести центр политической работы в формируемые части, ускорить выдвижение коммунистов на командные должности. Было решено в ближайшем будущем созвать съезд армейских парторганизаций для обсуждения первоочередных задач.

Командование Третьей армии также предприняло попытки предотвратить поражение. Был издан приказ о поддержке действовавших на Пермском направлении левофланговых частей. Приказ предписывал перегруппировку и приведение в должный боевой порядок частей армии, нанесение ряда контрударов. Большая роль отводилась оборонительным сооружениям на подступах к Перми. Начальник 2-го Полевого строительства Восточного фронта докладывал командующему Третьей армии, что на Оханском, Кунгурском, Лысьвенском направлениях ведутся работы по оборудованию окопов, устройству искусственных заграждений, сооружению железобетонных пулеметных капониров и наблюдательных пунктов. Здесь было занято до 3200 рабочих и 290 конных подвод.

Однако армейское командование, руководящие партийные и советские органы в создавшейся ситуации допустили крупные просчеты в укреплении обороны Перми. Они не сумели вовремя мобилизовать силы, активизировать политическую работу в войсках, обеспечить их всем необходимым, по-военному перестроить аппарат управления, парализовать подрывную деятельность вражеской агентуры.

Последнее обстоятельство имело особенно неблагоприятные последствия. Читатель уже знает о действовавшей в Перми контрреволюционной заговорщицкой организации. Состояла она из реакционно настроенных офицеров старой армии и ставила перед собой задачу содействовать захвату города белогвардейцами. Когда фронт приблизился вплотную, заговорщики создали довольно широкую агентурную сеть. Они имели своих людей в штабе Третьей армии, в Чрезвычайной Комиссии, в органах формирования и снабжения войск, на военном телеграфе. Агенты организовывали восстания в окрестных волостях, устраивали диверсии на железной дороге, портили линии связи, убивали коммунистов и политработников, вели агитацию в красноармейских частях и среди населения. В центре внимания были вновь формируемые [169] соединения, куда заговорщики посылали завербованных специалистов. Под влиянием подпольной организации оказалась, например, Пермская дивизия. Еще до падения Перми штаб дивизии в полном составе перешел к белым.

Боеспособность Третьей армии резко снизилась и в результате потерь, которые понесло партийное ядро. Так, полк Красных орлов в конце ноября имел около 700 членов партии, а после боев под Пермью лишь 300. В 4-м Уральском полку из 500 членов партии осталось 130. Подобное положение было и в других подразделениях.

И все же коммунисты пытались использовать все возможности, чтобы в условиях непрекращающихся тяжелых боев и вынужденного отступления сохранить живой контакт с красноармейцами. В первую очередь это нужно сказать о партийных организациях 30-й стрелковой и 5-й Уральской дивизий. Во время декабрьских сражений коммунисты показывали примеры самоотверженной, беззаветной верности революционному долгу. Многие погибли смертью храбрых. Случалось, целые партийные коллективы выбывали из строя. Вместо них создавались новые из кандидатов. В одном донесении сообщалось, что в частях 30-й дивизии организация партийных ячеек приняла массовый характер. И не случайно именно эти соединения упорно сражались с превосходящими силами колчаковцев.

Тем не менее недостатки в организации политической работы на фронте были серьезными. Это явилось одной из причин недисциплинированности, слабой боеспособности и дезертирства отдельных частей. Неустойчивым элементам удалось в конце ноября разложить 1-й Горный полк 29-й дивизии, действовавшей на Верхотурском направлении. В критический момент боя за станцию Выя полк отказался выступить на позиции и был расформирован. Слабо велась партийная работа во 2-м Кунгурском и Среднеуральском полках 30-й дивизии. У деревни Выдренка несколько рот отказались наступать. Такая же история произошла с 1-м Морским Кронштадтским полком, в котором белогвардейцы открыто вели антисоветскую агитацию, распространяли провокационные слухи, уговаривали бойцов переходить на сторону противника. В декабре матросы собрались на митинг и заявили полковому комиссару, что воевать за Советскую власть не хотят. Попытки изменить настроение бойцов успехом не увенчались. Когда Морской полк вел боевые операции в районе села Сая, два его батальона в полном составе сдались в плен.

Не лучше была обстановка и в тылу наших войск, особенно в прифронтовых уездах Вятской губернии, где контрреволюция развернула подрывную работу, используя недовольство крестьян чрезвычайным налогом и обязательными мобилизациями в Красную Армию.

Словом, организовать прочную оборону Перми не удалось.

В двадцатых числах декабря бои начались на ее ближайших подступах. Части 29-й дивизии, неся огромные потери, продолжали отступать. Отдельные полки пытались организовать оборону в самом городе, чтобы дать возможность произвести хотя бы частичную эвакуацию. В приказе 29-й дивизии отмечалось, что в крайне сложной обстановке, в ночь на 24 декабря, командиры бригад Акулов и Клоков, военкомы Яхонин, [170] Муравьев и Беляев проявили хладнокровие и распорядительность, что дало возможность удерживать станцию Пермь-II до 19 часов 25 декабря и вывезти 15 эшелонов с воинским грузом. Командование отмечало самоотверженность частей Камышловского и Рабоче-крестьянского полков, которые до последней возможности защищали город и подступы к железнодорожной станции, где шла эвакуация. В боях за Пермь отличились Камышловский, Рабоче-крестьянский и Крестьянский коммунистические полки. Однако преимущество противника было слишком велико.

В ночь на 25 декабря колчаковцы заняли город, захватив большие трофеи. Советские войска отступили за Каму, закрепились на новых рубежах западнее Перми. Конечно, победа досталась белым дорогой ценой. Только 7-я Уральская дивизия из соединения генерала Гайды потеряла за несколько дней боев убитыми ранеными и обмороженными свыше 3 тысяч солдат и офицеров...

* * *

Строки биографии. Р. Гайда, чех по происхождению, возглавлял Сибирскую армию Колчака, действовавшую на западном фронте белых. Другую армию, воевавшую здесь же, возглавлял генерал М. В. Ханжин. Интересна такая деталь. Подбирая кадры, Колчак столкнулся с непредвиденным обстоятельством. Генералы царской армии не доверяли ему. Военачальников не хватало, и адмиралу пришлось срочно производить в генералы бывших капитанов и доверять им командование большими подразделениями.

Такова судьба и генерала Гайды. Он окончил ветеринарное отделение артиллерийского военного училища. В годы первой мировой войны получил чин капитана. Потом был замечен генералами Ноксом и Жанненом, которые от имени Антанты действовали в Сибири по укомплектованию колчаковской армии. Они-то и предложили Колчаку назначить Гайду, одного из организаторов мятежа Чехословацкого корпуса, на пост командующего Сибирской армией.

Не пройдет и года, как Гайда, получивший к тому времени чин генерал-лейтенанта, предаст Колчака, обвинив адмирала в неспособности командовать сухопутными войсками, хотя и сам, говоря по справедливости, особыми полководческими способностями не обладал.

В 20-х годах Р. Гайда возглавит фашистскую организацию в Чехословакии, потом будет сотрудничать с гитлеровцами.

В 1948 году по приговору чешского народного трибунала колчаковский генерал был казнен.

* * *

...Захватив Пермь, Колчак не смог окончательно сломить сопротивление Третьей армии. Наступательный порыв белых с выходом к Каме иссяк. Но падение Перми было нашей крупной неудачей. Угроза соединения армий Колчака с контрреволюцией на севере стала реальной. К тому же поражение в Прикамье могло неблагоприятно отразиться на других участках Восточного фронта. Нужно было основательно разобраться в недостатках и самым решительным образом выправить положение.

В последних числах декабря Уральский обком РКП(б) направил [171] в Центральный Комитет партии подробный доклад о причинах поражения Третьей армии. Одной из главных называлась система комплектования войск. Отдел формирований Уральского военного комиссариата, засоренный антисоветски настроенным офицерством, проводил поголовные мобилизации, не считаясь с классовым принципом. Такие части, как правило, проявляли неустойчивость в бою.

Уральский обком РКП(б) информировал Центральный Комитет и о беспомощности армейского командования. М. М. Лашевич фактически не руководил военными операциями, предоставляя командирам действовать по собственному усмотрению. Оказавшиеся в штабе армии белогвардейские агенты оттеснили партийных работников, сводили на нет оперативную работу.

И еще одна причина — неудовлетворительная работа органов снабжения. Хотя на складах имелись значительные запасы военного имущества, фронт испытывал острую нужду в вооружении, обмундировании, продовольствии. Скверное снабжение армии усугублялось неразберихой на транспорте. Отдел военных сообщений, возглавляемый человеком, чуждым Советской власти, не обеспечивал своевременный подвоз необходимых грузов, сознательно создавал пробки на узловых станциях, чтобы неприятель мог захватить эшелоны с военным имуществом.

Уралобком признавал, что его участие в политическом руководстве армией было недостаточно активным и действенным. Партийная организация не установила строгий контроль за деятельностью военных учреждений, слабо боролась с саботажем, вредительством и изменой со стороны военных специалистов и не решилась взять на себя ответственность за оборону Перми. Обком РКП(б) видел свою вину в том, что вовремя не информировал ЦК о недостатках в организации Третьей армии, и просил назначить партийно-следственную комиссию с широкими полномочиями.

5 января 1919 года комиссия ЦК и Совета обороны в составе председателя ВЧК Ф. Э. Дзержинского и члена Совета Рабоче-Крестьянской Обороны И. В. Сталина прибыла в Вятку, где обосновались руководящие партийные и советские организации Урала.

* * *

Телеграмма Уральскому обкому РКП(б): «1 января 1919 года.

Сообщаю постановление ЦК: согласно обращения в ЦК Уральского обкома партии, ЦК постановил назначить партийно-следственную комиссию в составе членов ЦК Дзержинского, Сталина для подробного расследования причин сдачи Перми, последних поражений на Уральском фронте, равно выяснения всех обстоятельств, сопровождавших указанное явление. ЦК предоставляет комиссии право принимать все необходимые меры к скорейшему восстановлению как партийной, так и советской работы в районе Третьей и Второй армий.

Выяснив вопрос о дальнейшем существовании обкома после взятия Перми белогвардейцами, ЦК постановляет: Уральский обком распустить, работников влить часть в местную работу, часть направить в непосредственное распоряжение ЦК. Проведение в жизнь настоящего постановления поручить Сталину, Дзержинскому.

Свердлов». [172]

* * *

Сам не свой метался Окулов по многолюдной Перми — из штаба на вокзал, с вокзала на телеграф, с телеграфа в гарнизонный городок. «Лашевич здесь? Алафузо не появлялся?» — забрасывал он встречных одними и теми же вопросами и ответы получал одинаковые: «Лашевич только что уехал. Алафузо часа два назад был».

Окулову начинало уже казаться, что не существует на свете ни командующего Третьей армией Лашевича, ни начальника штаба Алафузо, ни начальника военных сообщений Стогова, на которого возложена эвакуация города. Немыслимо было разобраться, что делается вокруг: одна часть покидала Пермь, другая выдвигалась на передовые позиции, а о третьей такие слушки шли, что можно было подумать, уж не лазутчики ли их распространяют.

После бесконечных мытарств начальник гарнизона сел в штабном коридоре на стул и собрался ждать хоть до скончания века, пока кто-нибудь из начальства не объявится. Сидел долго. Потом ходил вдоль кабинетов, не теряя из виду входную дверь. Не один раз вздохнул, что угораздило бросить курить: то ли дело затянуться сейчас ароматно-горьким папиросным дымком.

А мимо сновали красноармейцы, вытаскивали во двор кресла, столы, сейфы, пищущие машинки — словом, продолжалась все та же бестолковщина.

Наконец хлопнула готовая отвалиться дверь, и в коридоре показался Стогов. Не оглядываясь и не здороваясь ни с кем, прошел в свой кабинет и сразу взялся за трубку трезвонившего телефона. Когда Окулов открыл дверь, начальник сообщений уставшим, раздраженным голосом ответил кому-то:

— Да ведь я же не бог... Дойдет время — отправим... Все эвакуируем, вплоть до самоварных труб... Да, да, это моя забота... Всего вам доброго...

Стогов бросил трубку на звякнувшие рычаги, вытащил из кармана чистый платок и отер им потное лицо.

— Вот названивают! — произнес он удрученно и, обратив взгляд на Окулова, кивнул головой: — Присаживайся. Что у тебя, голубчик?

Окулов объяснил, что не может сдать гарнизона, как требует устав при эвакуации города.

— Ну, голубчик, формальность какая, — измученно улыбнулся Стогов. — У меня полторы тысячи вагонов на вокзале, и отправить не могу. Место дислокации неизвестно, да и с угольком туго... А ты: гарнизон сдать некому. Вот-вот Пермь сдадим Пепеляеву. Чего уж тут гарнизон... Решай, голубчик, сам...

«Ну, сам так сам», — подумал Окулов, выходя в шумный коридор. Ему уже виделся план отхода. За эти дни он перебрал десятки вариантов и остановился на самом надежном. Одним из самых сильных подразделений в ту пору была, пожалуй, армия народного генерала Васильева. И размещена она неподалеку, в районе станции Верещагино. Стало быть, туда и надо путь держать с двумя гарнизонными сотнями.

Тем же вечером проскакал по мостовым кавалерийский отряд Окулова. Процокали копыта по звонкому булыжнику; потом глухо загудела под мелькающими ногами коней проселочная дорога: пухом [173] разлетался в стороны снег в переметенных сугробами местах.

Радушно встретил народный генерал пермяков — каждой сабле, каждой винтовке был рад: стычки с пепеляевцами участились; и чуть ли не на другой же день окуловские всадники схлестнулись с колчаковским кавалерийским отрядом. Раненые появились. Все как на войне. Впрочем, все, да не совсем.

Вызвал как-то Окулова Васильев после одного из боев. Бой был выигран, и Окулов не шел, а летел к комдиву, но тот на него как ушат ледяной воды опрокинул:

— Вызывают тебя в Глазов, в штаб армии. Расследование начинается по сдаче Перми. Говорят, Дзержинский со Сталиным приехали... Ну да держись, где наша не пропадала...

Оборвалось окуловское сердце. Еще в Перми, когда принимал решение о броске в Верещагино, неспокойно было: все же никаким приказом действия его не подкреплены; основывались лишь на личном убеждении, что, перебросив гарнизон в распоряжение 29-й дивизии, он спасет, сохранит его, а стало быть, это и есть лучший выход. Так думалось в Перми, но сейчас, после невеселого разговора с народным генералом, пришла мысль другая, скорее даже не мысль, а обжигающая догадка: а что, если отход гарнизона расценят как трусость, дезертирство, бегство с поля боя? О приказе удержать Пермь Окулов не знал. Но кто этому поверит, кто это подтвердит?

Окулов осунулся. Недобрые предчувствия терзали его весь путь от Верещагино до Глазова...

* * *

Письмо И. В. Сталина и Ф. Э. Дзержинского В. И. Ленину от 5 января 1919 года: «Расследование начато. О ходе расследования будем сообщать попутно. Пока считаем нужным заявить Вам об одной не терпящей отлагательства нужде Третьей армии. Дело в том, что от Третьей армии (более 30 тысяч человек) осталось лишь около 11 тысяч усталых, истрепанных солдат, еле сдерживающих напор противника. Присланные Главкомом части ненадежны, частью даже враждебны к нам и нуждаются в серьезной фильтровке. Для спасения остатков Третьей армии и предотвращения быстрого продвижения противника до Вятки (по всем данным, полученным от командного состава фронта и Третьей армии, эта опасность совершенно реальна) абсолютно необходимо срочно перекинуть из России в распоряжение командарма по крайней мере три совершенно надежных полка. Настоятельно просим сделать в этом направлении нажим на соответствующие военные учреждения. Повторяем: без такой меры Вятке угрожает участь Перми, таково общее мнение причастных к делу товарищей, к которому мы присоединяемся на основании всех имеющихся у нас данных.

Сталин. Дзержинский».

* * *

...В Глазове Окулова ждала новая неприятность. По делам комиссия задержалась в Вятке, и неизвестно сколько дней надо будет маяться в ожидании своей участи. А ожидание в таком разе — его и сравнить не с чем: время растягивается в линию, которой нет ни конца ни края. [174]

Отвели бывшему начальнику гарнизона комнатку при штабе армии — кровать, стул, стол да окошко; он почти никуда и не выходил; то лежал, заложив руки за голову, то сидел за столом, уставившись в растрескавшийся уголок беленой стены, то стоял возле холодного подоконника, бессмысленно наблюдая за тем, что делалось во дворе.

Но если днем занятия, хоть и незначительные, находились — укреплял пуговицы на гимнастерке, подшивал крючки на шинели, читал старые, в подшивке, газеты, то ночь превращалась в каторгу. Четвертушка сальной свечки сгорела в первую же бессонницу. Потом он подставлял стул к окну, облокачивался на подоконник и, не замечая, как тянет из щелей холодом, смотрел на сугроб посреди двора, на заснеженные крыши соседних домов, на темно-синее полотно льдистого неба, усыпанного мелкими звездами.

Мысли словно остановились на месте. Так пьяный мужик идет по улице, откачиваясь то влево, то вправо, но вот останавливается на заколдованной точке, переступает ногами, а все не может сделать шага вперед, все топчется на крохотном пятачке... Таким пятачком было для Окулова давнее, почти уже забытое — эсерство. Состоял он когда-то в партии социалистов-революционеров, спорил на собраниях против крайних революционных мер, против большевистских лозунгов... Давно это было, да и жизнь основательно поучила Окулова, привела в большевистский стан, сторонником крутых преобразований сделала. Только эсером-то он все-таки был, и попробуй опровергни, что получал партийный билет не ради корысти.

Правда, есть один человек — Алафузо, который мог бы замолвить словечко, только в данном щепетильном случае вряд ли он станет вспоминать их недавний мировоззренческий спор. Тесным кругом сидели они тогда за штабным самоваром, дымились чашки, в вазочке скромной горкой возвышался купленный на базаре сахарин.

— Прямо-таки верх блаженства, — сказал Окулов, подливая в чашку кипятку. — Как при коммунизме.

Алафузо поморщился и по-домашнему открыто возразил начальнику гарнизона:

— Ты уж прости меня, допотопного интеллигента, но в коммунизм я ни на кончик мизинца не верю. Не может быть в мире идиллического равенства, идиллического братства. Жадность и хитрость в человеке настолько сильны, что этой силы мы еще себе и не представляем. Долгими веками правили они человечьей душой, а вы хотите за какой-то десяток лет вытравить их из человека. Утопия это, честное слово...

Окулова расшевелило скептическое возражение:

— А зачем же вы служить пошли Советам? Ведь по совести вы служите им. Это видно, этого не скроешь.

В Алафузо проснулись интеллигентские привычки, военное, уставное спряталось куда-то; он заходил по кабинету, по-мальчишески замахал руками:

— Служить не по совести, простите, не умеем-с... А служим Советам по единственной и очень простой причине — за ними сила, им верит народ. И мне остается одно — поверить.

— Так как же так? — удивился Окулов. — Вы верите Советам, Советы [175] верят в коммунизм, следовательно, и вы в коммунизм должны верить!

Начальник штаба опрокинул с блюдца чашку, однако не заметил этого:

— Нетушки, любезнейший. Не занимайтесь софистикой. Можно верить кому-то и в то же время не разделять его религии, считать ее ошибочной. Что же тут такого? Я уверен, и Советы скоро поймут ошибку...

Спор между Алафузо и Окуловым кипел весь вечер, так что разошлись они по домам изрядно рассерженные друг другом. На прощанье начальник штаба даже поиронизировал над своим противником:

— Думаю, в ЧК вы о споре нашем — о споре за дружеским самоваром — докладывать не станете?

— В порядочности моей еще не было повода усомниться, — сухо отдал честь Окулов.

И вот вышло, что в его порядочности засомневались, иначе не сидел бы он холодной зимней ночью в темной неуютной комнате, в глухом заштатном городишке, возле сквозившего окна, в котором мерцали зябкие звезды. Окулов почувствовал, что крепко замерз, не раздеваясь, забрался под одеяло и не заметил, как заснул.

Снился ему Алафузо; размахивал он штабным самоваром и зло смотрел в глаза Окулову; потом крикливо и долго доказывал, что все его большевистские убеждения — сплошное притворство и ровным счетом ничего не значат, а значение имеет один неоспоримый факт, что состоял Окулов когда-то в партии эсеров. И, холодея, понял начальник гарнизона, что стоит перед ним вовсе даже не Алафузо, а молчаливо всматривающийся в него Сталин...

Сон как рукой сняло. До рассвета ходил Окулов по осточертевшей комнате и все больше убеждался в предчувствии: эсеровское прошлое потянет на допросе вниз...

* * *

Телеграмма В. И. Ленина И. В. Сталину и Ф. Э. Дзержинскому от 14 января 1919 года: «Получил и прочел первую шифрованную депешу. Очень прошу вас обоих лично руководить исполнением намеченных мер на месте, ибо иначе нет гарантии успеха.

Ленин» (Ленин В. И. — Т. 50. — С. 243).

* * *

...Печальное уединение Окулова нарушил начальник отдела по формированию Третьей армии Сергей Бурмакин. По праву старого знакомого, лишь только дошел до него слух о пермском затворнике, ворвался он в окуловскую комнату и поначалу ничего не мог разобрать из-за густых клубов махорочного дыма, заполнившего штабную каморку. Однако, присмотревшись, Бурмакин заметил за столом согбенную фигуру Окулова — он что-то писал, но, заслышав шаги, перевернул исписанный лист.

— Что тут у тебя за баталия такая? Дым коромыслом, — удивился гость, зная, что Окулов вот уж несколько месяцев не курит. Впрочем, знать-то знал, а сидел хозяин комнатушки с огромной самокруткой в [176] левой руке, и к тому же лежал перед ним огромный, битком набитый солдатский кисет.

— Объяснительную строчишь? — поинтересовался Бурмакин и уверенно посоветовал: — Ты ее выбрось. Я только что от Дзержинского и» Сталина. Бумаг не требуют. Собеседование. Но такие вопросики подкидывают — будь здоров!

Сергей Бурмакин подошел к столу и за компанию тоже принялся крутить «козью ножку»:

— Слышал, как Лашевича прокатили? Говорят, ни на один вопрос толком не ответил. Вроде бы Меженинов командармом будет.

Никаких особых новостей Окулов не слыхал, кроме той, что комиссия приехала из Вятки и разместилась на станции прямо в вагоне, поставленном на запасной путь.

— А Алафузо как? — спросил бывший начальник гарнизона.

— Так а что ему сделается? — засмеялся Бурмакин. — Бессменный начальник штаба. Оставили на прежней должности. Кстати, привет тебе передает. Только что видел его...

Весть о начальнике штаба взбодрила Окулова, обнадежила, но ведь была и другая — о снятии Лашевича. Кто знает, что у него за прошлое и нет ли тут какой-нибудь связи... Посидели с Бурмакиным, покурили, поговорили о возможных перипетиях, и гость ушел, оставив Окулова наедине с перевернутым на столе листом. Он взял его, перечитал, хотел было смять и выбросить, однако передумал и стал переписывать набело: «Милая моя женушка! Попал я, кажется, в переплет. Закончиться это может плохо. А потому я и пишу тебе завещание...»

Переписал Окулов, наверное, около половины страницы, когда поспешно вошел посыльный и, козырнув, сказал то, чего затворник боялся больше всего:

— Прошу за мной. В следственную комиссию.

Когда он вошел в вагон, Сталина не было; Дзержинский, в обычном своем военном кителе, перепоясанном широким потрескавшимся ремнем, поглаживая клинообразную бородку, сидел за оконным столиком с Алафузо; заметив вошедшего, подошел, пожал руку и указал на скамью рядом с начальником штаба.

— Хотите чаю? — спросил он с каким-то полускрытым лукавством в острых, пристально-внимательных глазах. — Пока еще не остыл, — и он кивнул в сторону жестяного чайника, ютившегося на вагонном столике в тесном соседстве с эмалированными кружками.

— Нет, спасибо, — неровным голосом ответил Окулов; в горле пересохло, и, наверное, чай был бы кстати.

— Тогда приступим, — Дзержинский сел за столик напротив и тут же, с ходу, задал вопрос, не отрывая взгляда от Окулова:

— Товарищ Окулов, вы были губвоенкомом и начальником Пермского гарнизона. Как вы эвакуировали имущество и людей?

Запинаясь, рассказал Окулов о пермских эвакуационных днях; не перебивая, слушал его Дзержинский, изредка, словно для поддержки, кивая головой. Кончил путаный и длинный рассказ Окулов, а Дзержинский все сидел за столом, поглаживая бородку. И тут бывший начальник гарнизона решился: [177]

— Вот с отступлением, товарищ Дзержинский, вышло не совсем ладно.

Дзержинский встрепенулся, снова проснулись в глазах его лукавые искорки:

— А что же неладно, товарищ Окулов?

Он рассказал все начистоту, добавил даже — была не была, — что, наверно, общей панике поддался, не довел дело до конца, не дождался приказа...

— Да-а, — покачал головой Дзержинский, — далековато вы отступили от Перми. За это вас надо бы наказать. Но я проверил, и начальник штаба армии подтвердил, что никаких указаний вам действительно не давалось, и потому вы, думаю, заслуживаете снисхождения. Что вы намерены делать? Где ваш отряд?

Несколько приободренный, Окулов ответил смелее и четче:

— Я в распоряжении штаба армии. Куда назначат, туда и пойду.

Дзержинский прищурился и улыбнулся:

— Вот это — ответ военного человека... Мы с новым командующим Межениновым и начальником штаба Алафузо говорили о вас и решили, — Дзержинский выдержал паузу, — дать вам полк. Надеемся, что вы как первым ушли из Перми, так первым в нее и войдете. А сейчас, — Дзержинский поднялся, подал Окулову руку, — желаем успеха. Указания получите в штабе армии.

На крыльях летел в затворническую каморку Окулов; несмотря на прижавший январский мороз, открыл створки окна, проветрил комнату, выбросил в ведро кисет и пепельницу; потом постоял, подумал и, смяв завещание, кинул его туда же...

На этом, кажется, можно было бы и закончить рассказ о начальнике Пермского гарнизона, но, забегая вперед, все же добавим к нему фразы, взятые из воспоминаний Сергея Петровича Бурмакина: «Обещание, данное Дзержинскому, Окулов выполнил. Со своим полком он первым вошел в Пермь, за что был награжден орденом Красного Знамени...»

* * *

Телеграмма И. В. Сталина и Ф. Э. Дзержинского В. И. Ленину от 16 января 1919 года: «По проверенным данным, на складах Вятского губпродкома имеется 30000 пудов мороженого мяса. Имея в виду тяжелое состояние армии, питающейся одним хлебом при 35-градусном морозе, просим распоряжения Вятскому губпродкому срочно представить управлению снабжения Третьей армии 10000 пудов.

Сталин. Дзержинский».

* * *

...Работа партийно-следственной комиссии началась с укрепления войск коммунистами. В уездах была проведена мобилизация членов партии. Коммунисты Оханского уезда направили на фронт 2700 человек, или 90 процентов всей организации. Кизеловский горком Пермской губернии, эвакуированный в Вятку, мобилизовал 120 коммунистов. Верещагинская организация РКП(б) направила в Красную Армию 50 процентов своего состава. Тысячи коммунистов отправили на фронт партийные организации Глазова, Осы, Агрыза и других населенных пунктов.

Так как большая часть Урала оказалась захваченной белогвардейцами, [178] по предложению комиссии были распущены партийные и советские органы районов, занятых врагом. В январе — феврале 1919 года было ликвидировано около 350 губернских, уездных и волостных партийных и советских организаций. Это позволило направить в армию новую группу опытных партработников.

Комиссия организовала тщательную чистку прибывшей из Ярославского военного округа 3-й бригады 7-й дивизии. Усиленная коммунистами, она превратилась в надежное соединение.

Неделю спустя после прибытия в Вятку члены комиссии направили Ленину краткий отчет о проделанной работе. При этом просили Совет обороны выделить восемь тысяч штыков и сабель. В конце месяца Третья армия получила необходимые части. Был создан лыжный отряд в Вятке. В нем насчитывалось 1000 бойцов. Ядро отряда составили рабочие Верхнеуфалейского завода и шахтеры Кизела. Отряд получил необходимое вооружение, обмундирование и снаряжение. На него была возложена задача обеспечить стык Третьей армии с Шестой армией Северного фронта. Вскоре Особый северный экспедиционный отряд выступил на фронт.

19 января в Вятке был создан военно-революционный комитет, в руках которого сосредоточилась вся власть в губернии и прифронтовой полосе.

Закончив работу, комиссия ЦК партии и Совета обороны выехала в Москву. Как же принятые ею меры упрочили положение советских войск на левом фланге Восточного фронта?

Войска получили резервы и значительное количество вооружения. Если к 19 января в составе Третьей армии числилось 14000 штыков, 3000 сабель и 323 пулемета, то к февралю насчитывалось более 25000 штыков, 4130 сабель и 549 пулеметов.

Много значило для стабилизации фронта в районе Перми формирование 5-й бригады 29-й стрелковой дивизии в составе 21-го Мусульманского, 22-го Кизеловского и 23-го Верхнекамского полков (впоследствии Особая бригада Третьей армии). История ее создания такова.

В ноябре 1918 года, после захвата белыми Верхотурья, в районе Тавды и Кытлыма стали организовываться добровольческие отряды рабочих и крестьян для обороны Северного Урала. Возглавил это движение член облисполкома Б. В. Дидковский, назначенный командованием Третьей армии начальником советских войск на участке Кизел — Усолье — Соликамск — Тавда. Перед бойцами стояла ответственная задача — прикрыть незащищенный левый фланг армии, перерезать тракт Верхотурье — Соликамск и не пустить врага к Кизелу. В ноябре — декабре добровольцы вели упорные оборонительные бои с численно превосходящими частями противника.

Тем временем на Северном Урале развертывалась всеобщая мобилизация революционных сил. Добровольческие отряды формировались в Кизеле, Губахе, Соликамске, Чердыни. Когда пала Пермь и колчаковская армия правым флангом продвинулась в глубь Верхнего Прикамья, советские войска, оборонявшие Северный Урал, оказались отрезанными от основных сил. С тяжелыми боями пробивались они через вражеское окружение. Только во второй половине января 1919 года [179] северянам удалось установить связь с командованием Третьей армии. Вот тогда-то и решено было из отрядов и частей, вышедших из окружения, образовать еще одну бригаду 29-й стрелковой дивизии.

Части Особой бригады отличались высокой боеспособностью, которая определялась, видимо, их однородным социальным составом. В основном здесь были рабочие заводов, шахт, рудников. Наиболее многочисленная рабочая прослойка была в Кизеловском полку. Многие добровольцы прошли военную службу на фронтах империалистической войны. Это облегчало комплектование частей опытными и надежными в политическом отношении командирами.

Сильным было партийное влияние, особенно в Кизеловском и Верхнекамском полках. В феврале здесь уже действовали полнокровные парторганизации (до 600 человек). Военкомы имели возможность заниматься воспитанием бойцов, и это укрепило боевые и морально-политические качества личного состава.

Создание нового боеспособного соединения Красной Армии оказало положительное влияние на ход борьбы против белогвардейских войск севернее и северо-западнее Перми. Колчаковские части, наступавшие по Верхотурско-Соликамскому тракту в обход левого фланга Третьей армии, встретили серьезный отпор, были втянуты в изнурительные бои. Расчет белогвардейского командования на быстрый захват Коми-Пермяцкого края и беспрепятственное продвижение навстречу северным контрреволюционным силам не оправдался.

Введение в бой Особой бригады, эффективная помощь Третьей армии Центром, оперативное переформирование 29-й и 30-й дивизий — все это способствовало преодолению тяжелого кризиса под Пермью. Перед колчаковскими войсками вновь стоял фронт советских подразделений, которые, несмотря на большие потери и усталость, готовы были не только встретить противника, но и перейти в контрнаступление.

А как обстояли дела со Второй армией? Когда началось наступление Колчака на северном направлении, ее части, ослабленные в непрерывных боях, не сумели оказать поддержки Третьей армии, сами понесли крупные потери. Падение Перми создало угрозу Вятке: противник снова мог овладеть Ижевским и Воткинским заводами. Нужно было срочно восстановить боеспособность Второй армии, усилить ее мобильность. В январе в распоряжение командарма-2 были переданы 5-я Уральская дивизия вместе с отрядом особого назначения, которые перебросили из внутренних военных округов, а также бригада 7-й стрелковой и два полка Петроградской дивизии.

Восстановил работоспособность армейский партийно-политический аппарат. Например, главным комиссаром Третьей армии был назначен член Уральского обкома РКП(б) Н. Г. Толмачев. Политотдел армии направил в войска более 100 руководящих работников, взятых из штабных партийных организаций и армейских учреждений для укрепления политорганов соединений и частей. Заново укомплектовали штаты агитаторов. Чтобы ликвидировать недостаток в агитационно-пропагандистских кадрах, организовали месячные курсы агитаторов. Разъяснительная работа среди красноармейцев стала вестись более целеустремленно и доходчиво. [180]

С 28 по 30 января 1919 года в Глазове прошел первый съезд коммунистов Третьей армии. Это стало важным политическим событием в жизни воинов-уральцев. На съезд прибыли 129 делегатов: работники политорганов, военные комиссары, командиры-коммунисты, рядовые красноармейцы.

В повестке дня стояли вопросы о текущем моменте, о состоянии партийно-политической работы в частях, о путях строительства Красной Армии, о предстоящем VIII съеде РКП(б). Делегаты военного форума подвели итоги партийно-политической деятельности. Выступившие политический комиссар Н. Г. Толмачев, заведующие политорганами А. К. Лиепа, В. М. Мулин, М. А. Вольфович и другие отмечали, что в армии улучшилась воспитательная работа, усилилась ответственность при выполнении боевых задач. Горячо говорили участники съезда о проблемах строительства Красной Армии и совершенствования структуры партийно-политического аппарата. В принятых резолюциях отмечалась руководящая роль партии в деятельности войск. Съезд подчеркнул, что руководство партийно-политическим аппаратом должен возглавлять член Военного Совета, назначенный ЦК партии...

* * *

Из воззвания армейского съезда коммунистов: «К вам мы обращаемся с нашим словом, чтобы напомнить о долге перед революцией.

Красная Армия — оплот свободы рабочих и крестьян. Но не все рабочие и крестьяне это сознают, и нам, окопникам красного фронта, больно чувствовать это, видеть равнодушие некоторых людей к делу освобождения всех трудящихся. На фронте дорог каждый человек, но на фронте нужны честные сыны трудового народа, а не кулацкие сынки, которые только и думают, как бы продать настоящих бойцов.

Как же попадают в Красную Армию, где должны быть только трудящиеся, поганые плевелы кулацкой своры?

А вот как: волостные советы, военные комиссариаты, комитеты бедноты вместо того, чтобы отсевать зерно от плевел и кулаков посылать в рабочие роты, — на старый манер, по-чиновничьи забирают в Красную Армию всех, лишь бы дело с рук сбыть.

Виновники в этом позоре должны дать ответ перед всеми сознательными бедняками, перед самой революцией.

По деревням укрывают дезертиров, и местные советы, вместо братской помощи бойцам в борьбе с трусами и шкурниками, бездействуют.

Буржуям, попам и кулакам это выгодно. Красная Армия для них нож острый.

А вам, бедняки? Не стыдно ли вам разрушать в тылу Красную Армию?

Берите дезертиров под замок, лишайте их всех трудовых прав, выдавайте на суд революции!

А разве в деревнях еще не встречают красноармейцев как чужих? Не дают хлеба, овса, помещения, вызывая слепой гнев у несознательных.

Товарищи! Пора подтянуться и всем встать в одну советскую шеренгу, начать всем по-братски, поровну делить невзгоды и лишения. [181]

Кто хочет быть дармоедом, жить за счет чужой крови — тот враг народа.

Товарищи рабочие и крестьяне!

Терпя нечеловеческие лишения и обливаясь кровью своих лучших солдат, Красная Армия идет к победе над врагами трудового народа.

На помощь ей, трудящиеся! Словом и делом, честной своей работой и братской поддержкой.

Да здравствует братский союз Красной Армии и трудового народа!»

* * *

...Последствия поражения под Пермью удалось ликвидировать быстро. Усиленная коммунистами, Третья армия вновь обрела высокие боевые качества и в двадцатых числах января возобновила операции на Пермском направлении, включившись в общее наступление советских войск Восточного фронта.

Тактический замысел командования заключался в следующем: основными силами Второй армии повести наступление на Кунгур, а войсками Третьей — нанести вспомогательный удар вдоль линии Пермской железной дороги и создать угрозу противнику с севера.

Как выполнялся этот замысел? В первой половине января части Второй армии переправились на левый берег Камы, вышли на линию железной дороги Сарапул — Красноуфимск и нанесли крупное поражение 7-й дивизии белых в бою под станцией Щучье озеро. Развернулись сражения на Кунгурском направлении. Во второй половине января советские войска освободили Ашапский, Уинский заводы, ряд населенных пунктов на ближних подступах к Кунгуру.

Соединения Третьей армии тем временем вели упорные оборонительные бои, то и дело нанося противнику ответные контрудары. Неимоверно трудно было на фронте 30-й стрелковой дивизии, которая защищала Оханское направление. Здесь белогвардейцы превосходящими силами беспрерывно атаковали наши части со стороны Юго-Камского завода, стремясь во что бы то ни стало захватить Оханск. Против 1-го Красноуфимского полка действовало, например, в начале января три пехотных полка белых и несколько кавалерийских сотен. Впрочем, красноуфимцы держались стойко. В течение нескольких дней они отбивали яростные атаки врага, а затем сами нанесли ему сильный контрудар и отбросили на исходные позиции. В этих боях белогвардейцы потеряли половину своего состава.

После временного затишья противник возобновил наступление. Ему удалось овладеть Юго-Камским и Нытвенским заводами. Однако его попытка развить наступление со стороны Нытвы не увенчалась успехом. Части 3-й бригады отразили атаки, наголову разгромили ударное подразделение белых — 1-й Сибирский штурмовой батальон, сформированный из добровольцев. Провалилось и повторное наступление на Оханск, которое началось после продолжительной артподготовки. Оборонявшие город выдержали сильнейший натиск и перешли в решительное контрнаступление. Неприятель в беспорядке бежал к Юго-Камскому заводу, преследуемый красной конницей.

Важные события разворачивались на левом фланге 30-й дивизии, где противник, проявляя большую активность, стремился захватить Очерский [182] завод и выйти на линию железной дороги Пермь — Глазов. 17 января он начал продвигаться к заводу и занял село Дворецкое. Оборонявшие село Богоявленский и 2-й Красноуфимский полки отступили с крупными потерями. Тогда по приказу начдива к ним на помощь был переброшен 1-й Красноуфимский полк. Завязался упорный бой, перешедший в штыковую схватку. К исходу дня наши войска освободили Дворецкое. Закрепляя успех, красноармейцы перешли в наступление и 22 января выбили белых с территории Нытвенского завода.

Что касается 29-й дивизии, то первоначально обстановка на ее фронте оставалась весьма сложной. После захвата Перми противник предпринял наступление по железной дороге на Глазов и вынудил части 1-й бригады оставить станции Шебуничи, Чайковскую, Григорьевскую, Менделеево. Начался отход на запад 2-й бригады. Однако уже 16 января в ходе военных действий обозначился перелом. Противник не выдержал контратак Стального путиловского кавалерийского полка и прославленного полка Красных орлов и повернул вспять. С этого момента боевая инициатива переходит в руки советских войск. Серьезное поражение было нанесено белогвардейцам около села Дворецкое и деревни Пестов. 22 января советские войска заняли станцию Менделеево...

* * *

Из телеграммы Реввоенсовета Восточного фронта Главкому: «Второй день 29-я и 30-я дивизии успешно продвигаются вперед, гоня противника, который только накануне указывал в своих приказах, что перед ними разложившиеся части Третьей армии».

...Наступление на левом фланге слилось с усилиями других армий, продолжавших развивать наступление, начатое в ноябре 1918 года. На Уфимском направлении части Пятой армии преодолели сопротивление противника и освободили Белебей и Стерлитамак, а в ночь на 31 декабря — Уфу. Через несколько дней колчаковцы оставили Бирск. Чтобы задержать наступление армии, белогвардейское командование перебросило сюда крупные резервы, но и они не поправили положения. В войсках противника, особенно среди чехословаков, не говоря уже о насильно мобилизованных рабочих и крестьянах, началось брожение. За несколько дней сдались в плен около 8 тысяч солдат.

В январе 1919 года развернулись решающие бои за Оренбург. Их вела Первая армия, командовал которой М. Н. Тухачевский. Армия взаимодействовала с туркестанскими отрядами, наступающими из-под Актюбинска. Освобождение Оренбурга давало возможность нанести чувствительный удар по опорным пунктам контрреволюции на Южном Урале, рассечь фронт противника, изолировав белоказачьи войска атамана Дутова от основных сил колчаковской армии, оказать поддержку трудящимся Советского Туркестана, защищавшимся от банд белогвардейцев и английских интервентов. Ленин, внимательно следивший за ходом боевых операций на правом крыле Восточного фронта, потребовал во что бы то ни стало форсировать наступление. Совершив стремительный бросок вперед, части Первой армии 22 января 1919 года вступили в Оренбург, в конце февраля освободили Орск... [183]

* * *

Строки биографии. Михаил Николаевич Тухачевский родился 4 февраля 1893 года в имении Александровское Дорогобужского уезда Смоленской губернии в дворянской семье. Советский военный деятель, Маршал Советского Союза (1935). Член Коммунистической партии с 1918 года. Окончил Александровское военное училище. Участвовал в первой мировой войне в составе лейб-гвардии Семеновского полка в звании поручика. В 1915 году попал в плен, бежал в Россию. С 1918 года в Красной Армии. Был военным комиссаром обороны Московского района, командовал 1-й армией Восточного фронта (июнь 1918 — январь 1919), Восьмой армией Южного фронта, Пятой армией Восточного фронта (апрель — ноябрь 1919), которая во взаимодействии с другими армиями провела ряд блестящих операций по освобождению Урала и Сибири от войск Колчака.

Тухачевский командовал войсками Кавказского и Западного фронтов, Седьмой армией при ликвидации Кронштадтского мятежа, войсками Тамбовского района при подавлении антоновщины.

После гражданской войны принимал деятельное участие в проведении военной реформы. Был начальником Военной академии РККА, командующим войсками Западного военного округа, помощником начальника и начальником Штаба РККА. С мая 1928 года командовал войсками Ленинградского военного округа. С 1931-го заместитель председателя Реввоенсовета СССР, позднее начальник вооружений РККА, заместитель наркома обороны, первый заместитель наркома обороны и начальник управления боевой подготовки. Сыграл большую роль в техническом перевооружении Красной Армии, изменении структуры войск, автор многих работ по тактике и стратегии современной войны. С 1934 года кандидат в члены ЦК ВКП(б). Награжден орденом Ленина и орденом Красного Знамени.

Погиб 11 июня 1937 года, став жертвой сталинских репрессий.

* * *

...Провал замыслов Колчака на Восточном фронте ничуть не отрезвил организаторов интервенции. Весной 1919 года они подготовили новый объединенный поход против Советской власти, в котором должны были принять участие прежде всего силы внутренней контрреволюции, возглавляемые Колчаком, Деникиным, Юденичем, Миллером. Их выступления предполагалось поддержать действиями войск Антанты и зависимых от нее малых государств Европы, но главная роль в нашествии возлагалась на Колчака. Восточный фронт таким образом приобрел первостепенное значение в судьбе революции.

Империалисты США, Англии, Франции, Японии взяли «верховного правителя» на свое обеспечение: он получил из-за границы 700 тысяч винтовок, 3600 пулеметов, 530 орудий, огромное количество боеприпасов, обмундирования и продовольствия. Численность оккупационной армии интервентов в восточных районах страны была доведена до 150 тысяч человек. Оккупанты несли караульную службу в тылу Колчака, позволив ему перебросить на передовую максимум войск.

В марте 1919 года он начал генеральное наступление на всем протяжении 600-километрового фронта.

Тяжелое положение сложилось на северном крыле наших войск, [184] прикрывавших подступы к Вятке, Ижевску, Казани. Сибирская армия белых под командованием генерала Гайды нанесла мощный удар в стык Второй и Третьей армий, с ходу захватив Оханск и Осу. Дальнейшее ее продвижение было приостановлено упорным сопротивлением Третьей армии, укрепившейся в районе железной дороги Пермь — Вятка.

На защиту Советов поднялись сотни и тысячи рабочих и крестьян Северного Урала. Вместе с красноармейцами они укрепляли оборону населенных пунктов, лежащих на пути врага. Несмотря на превосходство, колчаковцы долго не могли захватить Песковский завод, оборонявшийся Путиловским кавалерийским полком и местными рабочими. При поддержке населения стойко сопротивлялись части Красной Армии в районе Кирсинского завода. Генерал Гайда писал: «Левый фланг противника упорно защищает каждую деревню и отступает очень упорядоченно, оставляя слишком мало трофеев».

К середине апреля положение на фронте Третьей армии стабилизировалось. Белогвардейцам не удалось нанести окончательного поражения советским войскам и прорваться к Вятке. Сибирская армия Колчака вынуждена была повести наступление на Казань.

На участке Второй армии, прикрывавшей подступы к Казани, противник добился заметных успехов. В тылу советских войск снова вспыхнули кулацко-эсеровские восстания. Переправившись через Каму, белогвардейцы с помощью мятежников овладели Воткинском, Сарапулом, Ижевском. Части Второй армии с тяжелыми боями отошли к реке Вятке. В мае Сибирская армия Колчака форсировала Вятку и двинулась на Казань.

Направление главного удара Колчака обозначилось в центре Восточного фронта, где Западная армия генерала Ханжина действовала против Пятой советской армии. Имея более чем четырехкратное численное превосходство, противник прорвал фронт и начал продвигаться вперед. В течение первых десяти дней он захватил Бирск и Уфу. В районе Уфы белогвардейское командование попыталось окружить и уничтожить обескровленные части Пятой армии. Однако героическое сопротивление бойцов 26-й и 27-й дивизий сорвало этот замысел. Бок о бок с красноармейцами сражались рабочие. Только уфимский пролетариат послал на борьбу с Колчаком около 3 тысяч добровольцев. Стойко держались полки 26-й стрелковой. Несмотря на огромные потери, дивизия не только упорно оборонялась, но и наносила ответные контрудары. В сводках советского командования отмечалось, что в последних боях полкам 3-й бригады удалось занять несколько деревень, захватить 5 орудий, 5 пулеметов и около 500 пленных.

За время боев в Уфимском районе с 15 марта по 5 апреля только 3-й Уральский корпус генерала Ханжина потерял убитыми, ранеными и пленными более 3500 человек. Но и советские войска понесли большие потери. В ходе оборонительных сражений под Уфой вышло из строя около половины личного состава Пятой армии.

Как и в других районах прифронтовой полосы, здесь отрицательно сказалась неустойчивость тыла. В ряде уездов Симбирской и Самарской губерний произошли кулацко-белогвардейские мятежи, к которым примкнула зажиточная часть среднего крестьянства, недовольная введением [185] продовольственной разверстки. С трудом сдерживая сильнейший натиск превосходящих сил противника, Пятая армия продолжала отступать, В первой половине апреля она оставила Белебей, Бугульму, Бугуруслан. Западная армия белых двигалась к Волге.

Таким образом, колчаковцы создали ощутимую угрозу левому флангу Первой армии, действовавшей в районе Южного Урала, и вынудили ее отступить. Одновременно активизировала свои действия белоказачья Оренбургская армия Дутова, захватившая Актюбинск и отрезавшая от России Туркестан. Контрреволюция торжествовала победу. Прорыв в центре Восточного фронта открыл реальную возможность для объединения войск Колчака и Деникина и их совместного наступления на Москву. А это ставило на весы истории само существование Советской Республики.

После весеннего наступления Колчака почти весь Урал оказался под властью белогвардейцев. Режим, выражавший интересы помещиков, крупной торгово-промышленной буржуазии и иностранного капитала, оставил тяжелый след в жизни рабочего класса и крестьянства. К сожалению, реакционная сущность колчаковщины, прикрывавшейся флагом свободной торговли и частного предпринимательства, не сразу дошла до сознания широких слоев населения. Потому-то крестьянство Сибири и Урала сначала не только признало Колчака, но и помогало ему воевать против Советской власти. Колчак, отмечал Ленин, привлек на свою сторону массу добровольцев из зажиточных крестьян. Его армия на первых порах была едина в классовом отношении и оттого сильна. Однако все больше реакционная политика колчаковщины приходила в резкое столкновение с жизненными интересами народа.

Диктатура Колчака, стремившаяся к окончательной ликвидации всех завоеваний социалистической революции и восстановлению всевластия капитала, ударила прежде всего по рабочему классу. Колчак довел до логического конца мероприятия своих меньшевистско-эсеровских предшественников — денационализировал промышленность. Получив права собственности, уральская буржуазия повела решительное наступление на жизненный уровень трудящихся. Увеличилась продолжительность рабочего дня, резко сократилась реальная заработная плата, повысились цены в результате спекулятивных махинаций предпринимателей и торговцев. За время господства колчаковщины реальная заработная плата снизилась на Урале на 46–60 процентов. На Кыштымском заводе заработок рабочего составлял в конце января 1919 года от 6 до 10 рублей в день, тогда как фунт ржаного хлеба стоил 1 рубль 30 копеек. В Екатеринбурге на Верх-Исетском заводе заработная плата рабочих в марте 1919 года оставалась прежней, а цены повысились: на ржаную муку — с 27 до 45 рублей, на пшеничную — с 30 до 60 рублей за пуд. В целом цены на продукты и товары первой необходимости возросли в 5–10 раз.

Рабочие снова попали в кабалу к капиталистам. Колчаковские власти запретили им вмешиваться в дела производства, требовать улучшения материального положения, устраивать стачки и забастовки. В феврале 1919 года забастовали водники Тюмени. Генерал Гайда приказал в трехдневный срок возобновить работу, пригрозив предать неповинующихся [186] военно-полевому суду, каждого десятого — расстрелять, а остальных — сослать на каторгу.

Легальные профсоюзы, существовавшие при меньшевиках и эсерах, были разогнаны. В Уфе колчаковцы арестовали 400 профсоюзных активистов, 150 из которых отправили в сибирские тюрьмы. За первую половину 1919 года численность профессиональных союзов металлистов и горняков на Урале сократилась более чем в три раза.

Терроризируя рабочих, Колчак покровительствовал капиталистам. Крупная буржуазия получила огромные денежные средства на развитие производства. Общая сумма субсидий и дотаций, выданных ей к 1 августа 1919 года, составила более 750 миллионов рублей. В действительности средства эти не шли на поддержание промышленности и торговли — их беззастенчиво присваивала буржуазия.

Особенно услужливо диктатор оберегал интересы иностранного капитала. За военную и экономическую помощь он расплачивался золотом, пушниной, лесом, минеральным сырьем, хлебом. По требованию Антанты Колчак согласился уплатить все долги царского и Временного правительства, передать под иностранный контроль железные дороги и речные пути, предоставить полную свободу действий иностранным предпринимателям. Урал, Сибирь, Дальний Восток были отданы на разграбление.

Урал переживал глубокую хозяйственную разруху, усугублявшую нужду и бедствия трудящихся. Хищническое хозяйничанье временщиков-капиталистов, разграбление сырья, топлива, присвоение ссуд и дотаций — все это привело к полной дезорганизации и упадку производства. Из каждых пяти уральских заводов действовал один, да и то с неполной нагрузкой.

Например, производство железа и стали упало до 9 процентов от уровня 1913 года, а выплавка чугуна — до 14 процентов. В тяжелом положении оказалась угольная промышленность. Полнейшая разруха царила на транспорте. Резко сократился подвижной парк, количество неисправных паровозов доходило до 75 процентов. Уменьшилась пропускная способность железных дорог: упала скорость поездов, так как паровозные топки заправлялись не углем, а дровами.

В области аграрных отношений правительство Колчака взяло курс на защиту частнособственнических прав землевладельцев. После ноябрьского переворота на Урале вступил в силу закон о денационализации земли, принятый Временным Сибирским правительством 6 июля 1918 года. Главный начальник Уральского края Постников, назначенный Колчаком, в циркуляре от 15 января 1919 года разъяснял земским управам, которые пытались сохранить в своих руках управление бывшими частнособственническими землями: «Постановлением Временного Сибирского правительства все декреты Совета Народных Комиссаров, в том числе и касающиеся земельных вопросов, объявлены незаконными, а поэтому и ничтожными. Предлагается волостным управам в своих действиях руководствоваться этим постановлением».

Новые власти решительно поддерживали крупных собственников. Они добились восстановления владельческих прав крупнейшего на Урале земельного магната графа Строганова, которому до революции принадлежали [187] имения во многих волостях Екатеринбургского, Пермского, Красноуфимского, Соликамского и Чердынского уездов. Особым распоряжением главного начальника Уральского края крестьянским обществам запретили покушаться на графскую собственность. В Воскресенской волости Екатеринбургского уезда крестьяне с разрешения земской управы попытались воспользоваться лесной дачей завода, принадлежащей помещице Вадарской. Помещица сообщила об этом колчаковскому правительству. Главный начальник Уральского края направил в адрес Воскресенской управы предписание: «По действующим законам волостным управам не предоставлено право распоряжаться частновладельческими дачами, и выдача Воскресенской волостной земской управой разрешений на рубку леса является незаконной... В случае дальнейших выдач управою вышеуказанных разрешений, а равно и за выданные уже ею, она будет привлекаться к законной ответственности».

При Колчаке широко развернулась купля-продажа частных земель. В результате земля, переданная крестьянской бедноте Советской властью, оказалась у кулаков. Крестьянские наделы распределили так, как было до Октябрьской революции. Полностью возвратили землю церкви и казне. Только пары временно остались за новыми хозяевами.

Это вызывало глубокое недовольство крестьян. Опасаясь массовых выступлений, местные власти вынуждены были обращаться к правительству с просьбой урегулировать земельные отношения. Например, в докладной записке Пермского губернского земельного комитета от 14 февраля 1919 года говорилось: «С наступлением весны вопрос о порядке землепользования станет на очередь с особенной силой. Ввиду этого до окончательного разрешения земельного вопроса Всенародным законодательным собранием проблемы временного землепользования должны быть разрешены сейчас же». В записке предлагалось издать декларацию, «которая твердо и категорически объявила бы, что немедленно — по окончании гражданской войны — земельный вопрос во всем его объеме будет поставлен на разрешение законодательных учреждений, причем при разрешении вопроса будут приняты в основание все нужды трудового народа, а до решения земельного вопроса в законодательном порядке все земли сельскохозяйственного назначения должны быть оставлены в пользовании трудового населения».

При всей своей реакционности Колчак не чуждался демагогических методов правления. Он понимал, что его диктатура утвердилась благодаря поддержке мелкого собственника, который рассчитывал с помощью сильной власти сохранить в своих руках землю, уберечься от произвола со стороны крупных землевладельцев и военщины. Разрыв с крестьянством грозил резко сузить социальную базу колчаковского режима, ослабить его военный и экономический потенциал. И диктатор публикует 8 апреля 1919 года специальную декларацию о земле: «Долгом правительства является создать спокойную и твердую уверенность земледельческого населения в том, что урожай будет принадлежать тем, кто сейчас пользуется землей, кто ее запахал и засеял».

Колчак попытался ослабить нараставшее в тылу недовольство. Но он отнюдь не собирался затрагивать интересы земельных собственников. [188] Более того, два дня спустя после опубликования декларации в газете «Правительственный вестник» появилось такое заявление: «Впредь никакие самовольные захваты ни казенных, ни общественных, ни частновладельческих земель допускаться не будут, и все нарушители чужих земельных прав будут предаваться законному суду».

Что касается уже захваченных крестьянами земель, то хотя Колчак и не осмелился отобрать их, но поспешил провозгласить собственностью государства, чтобы компенсировать ими ущерб, который понесли собственники в результате революции. Этот замысел откровенно раскрыл товарищ министра земледелия Ярмаш в речи на закрытом заседании Совета Министров 10 апреля 1919 года. «Мы считали необходимым, — заявил он, — получить право считать государственными земли, находящиеся в фактическом пользовании захватчиков, или, вернее, внедрить в массовое сознание, что хотя земля ими и захвачена, но все же она им не принадлежит. Если мы скажем, что земля принадлежит владельцам, то мы не достигли бы цели, но сказав, что земли переходят в распоряжение государства, мы облегчаем населению примирение с положением, что земля не их».

Несколько слов — о налоговой политике оккупантов. За первые полгода колчаковщины налоги возросли в 4 раза. За неуплату долгов производилась конфискация имущества. Еще более обременительной была система чрезвычайных контрибуций и конфискаций. Военные власти забирали у крестьян подчистую скот, лошадей, хлеб, одежду. Один из белогвардейцев в письме епископу Уфимскому Андрею рассказал, как военные власти ограбили население Златоустовского уезда. Крестьяне, писал автор, «ни на минуту не забывают, что их семьи остались без лошадей, коров, сбруи. Кто сейчас они, эти крестьяне? Они — большевики».

Упадок промышленности, невероятная дороговизна, которой обернулась свобода торговли, недостаток самых необходимых товаров, тяжкие налоги, грабеж военщины, осуществлявшийся в форме чрезвычайных поборов, — все это довело трудовое крестьянство до крайней степени разорения и нищеты.

Стремясь возродить дореволюционные порядки, Колчак провозгласил старый шовинистический лозунг «единой и неделимой России». Право на автономию, полученное от Советской власти башкирами, татарами, марийцами, казахами и другими национальностями, было ликвидировано. Колчаковщина столь ретиво насаждала царскую систему колониального угнетения нерусских народов, что оттолкнула от себя даже клику башкирских буржуазных националистов во главе с Валидовым, которая яро ненавидела Советскую власть и боролась против нее с оружием в руках. Сформированные националистами башкирские воинские части переходили на сторону Красной Армии. Жестоко подавляя всякое недовольство трудящихся в национальных районах, правительство Колчака вместе с тем пыталось найти общий язык с эксплуататорскими классами. Оно восстанавливало прежние сословные привилегии местных феодалов, буржуазии, кулаков, духовенства. Словом, трудовой народ снова оказался в тисках двойной эксплуатации.

Экономическое и политическое господство крупного капитала восстанавливалось [189] методом жестоких насилий. Белогвардейский террор достиг чудовищных масштабов. Каратели хватали людей по малейшему подозрению и казнили их без суда и следствия. В Кизеле колчаковцы расстреляли и сбросили в шахты сотни рабочих. В Нижнетагильском и Надеждинском районах было казнено около 10 тысяч человек, в. Екатеринбургском — 25 тысяч.

В деревнях террор свирепствовал с такой же силой, как в городах и заводских поселках. В архиве сохранились списки крестьян Екатеринбургской губернии, убитых белогвардейскими карателями. Вот данные по Верхотурскому уезду. Крестьянка Коптеловской волости И. А. Борисихина, 62 лет, беспартийная, расстреляна за то, что двое ее сыновей служили в Красной Армии. Беспартийный крестьянин той же волости А. П. Калинин, которого колчаковцы заставили зарывать трупы расстрелянных, осмелился сказать офицеру, что один из них жив. Его тут же убили. В Махневской волости каратели расстреляли беспартийного крестьянина К. И. Скрыпина, 57 лет, за сочувственное отношение к Советской власти. По неполным данным, в Верхотурском уезде за время колчаковщины было расстреляно и замучено 246 коммунистов, 44 сочувствующих и 162 беспартийных...

Даже короткий список, который мы привели, позволяет проследить классовую направленность белогвардейского террора. Если рассмотреть причины террористических актов хотя бы в Верхотурском уезде, то выходит, что здесь было убито за службу в Красной Армии 120 человек, за работу в советских учреждениях — 71 человек, за принадлежность к Коммунистической партии или сочувствие ей — 222 человека.

Жертвами террора становились и те, кто проявлял малейшее неповиновение или недовольство, даже слабые попытки протестовать против поборов или уклонения от мобилизации.

В этом была правда о Колчаке. И ее узнали крестьяне на своем опыте. Владимир Ильич писал: «Теперь правда о Колчаке (а Деникин — его двойник) раскрыта вполне. Расстрелы десятков тысяч рабочих. Расстрелы даже меньшевиков и эсеров. Порка крестьян целыми уездами. Публичная порка женщин. Полный разгул власти офицеров, помещичьих сынков. Грабеж без конца» (Ленин В. И. — Т. 39. — С. 47).

Колчаковщина рассеяла соглашательские иллюзии. Мелкий собственник убедился, что диктатура буржуазии несовместима с демократией, что она не может гарантировать сохранность не только имущества, но и самой жизни. Именно в этом предпосылки массового поворота? крестьянства на сторону Советской власти, нарастания в белогвардейском тылу сопротивления, которое ускорило крах Колчака. [190]

В тылу врага

Поставили к стенке:
— Рота, пли!
...Но еще прежде, чем упасть,
Он кричал: «Свободы, хлеба, земли!
Добудем, товарищи, советскую власть!»

Павел Васильев. Песня о гибели казачьего войска

Из воспоминаний А. Н. Зыкова: «8 ноября, на второй день после забастовки, начались повальные допросы рабочих специально созданной комиссией. Пытались разыскать зачинщиков. К работе не допустили 39 человек. Их арестовали, чтобы выслать в Уфу на расправу.

Арестованных пришли провожать к вагонам рабочие депо, родные, близкие. Проводы вылились в демонстрацию солидарности. Власти белых, очевидно, растерялись и не приняли никаких мер, чтобы разогнать собравшихся.

После забастовки наша поредевшая подпольная организация пополнилась новыми товарищами. Развертывалась работа по укреплению «пятерок» и «десяток». Шла подготовка к новым боям. Подведя итоги забастовки, городской комитет отметил и ее слабости: из-за недостаточной политической пропаганды забастовка состоялась не на всех предприятиях Челябинска.

Особое внимание решили уделить работе в воинских частях, созданию в них большевистских ячеек. Сюда направили Риту Костяновскую с группой товарищей. У Сони Кривой были сосредоточены связи с Омском, Екатеринбургом и другими городами Урала. Оттуда к нам часто приезжали партийные работники и рассказывали активу о международном положении, о задачах подполья, сообщали о важнейших решениях ЦК. Обычно собрания актива организовывала Соня Кривая. На них присутствовали не только члены подпольного горкома, но и коммунисты из ячеек городских предприятий.

Для отправки приезжающих нужны были документы. Цеховые ячейки на железнодорожном узле собирали у рабочих старые паспорта, удостоверения, различные служебные бланки, которыми нас снабжал конторщик из службы тяги член партии Михалин. Собранные документы я передавал Соне.

Вспоминается один случай. До приезда к нам уполномоченного ЦК Залмана Иудовича Лобкова, который привез с собой крупную сумму денег, безденежье в нашей парторганизации тормозило всю деятельность. А надо было содержать несколько освобожденных товарищей (Григорьева, Иванова и других), оказывать помощь арестованным и их семьям, помогать бежавшим из тюрьмы. Чтобы выйти из критического положения, партийный комитет решил провести экспроприацию: напасть на белогвардейское казначейство и изъять максимальное количество денег.

Захват денег мы поручили провести Большакову. Вскоре поручение он выполнил, но недобросовестно. Этот самый Большаков оказался [191] неустойчивым человеком. После налета он запил и продолжал пьянствовать, несмотря на неоднократные предупреждения. Было ясно, он утаил часть средств. Но дело было не только в деньгах, а главное в том, что Большаков, будучи в невменяемом состоянии, мог выдать белой охранке подпольную организацию. А знал он многое.

Собрался подпольный горком. Вынесли суровое, но единственно верное по той обстановке решение: Большакова расстрелять. Приговор был приведен в исполнение...

Как я уже отмечал, к нам приехал З. И. Лобков, под фамилией Голубева Бориса Ивановича. Прибыл он на явочную квартиру Толмыжевского — старого члена партии. Жил Лобков вначале против депо, а затем его переселили в город, на конспиративную квартиру сапожника Шмакова. С приездом Лобкова развернулась работа по подготовке вооруженного восстания. Был организован военно-революционный штаб из пяти человек.

Григорьев возглавил разведку и работу по мобилизации челябинцев. Образцову (оказавшемуся провокатором) поручили руководить группой по сбору оружия и боеприпасов. За Соней Кривой были паспортный отдел и связь. Гершберг (Гриша Тосман) оставался по-прежнему председателем подпольного комитета. Я продолжал организовывать рабочие «пятерки» и «десятки», отвечал за срыв работы железнодорожного транспорта.

Подготовка восстания была приостановлена предательством Образцова. А было это так.

В один из весенних дней я получил извещение через сына Шмакова, Васю, о немедленной явке на квартиру к Шмакову. Там уже были в сборе Гершберг, Григорьев, кто-то еще. Костяновская. Товарищ Лобков сообщил, что при одной из операций произошел провал, арестовано пять человек вместе с Образцовым. Тогда, понятно, мы еще не знали, что «арест» Образцова был провокационным и означал начало разгрома городского подпольного комитета. Во избежание дальнейших провалов Лобков предложил всем немедленно дней на 15–20 разъехаться из Челябинска.

Я выехал к сестре на винокуренный завод братьев Покровских, где прожил больше двух недель. Вернувшись в город, пошел на конспиративную квартиру. Здесь-то мне и сообщили, что все наши арестованы, а самого меня усиленно разыскивает контрразведка...»

В авангарде подпольной борьбы на Южном Урале шла в те дни быстрорастущая челябинская партийная организация. 11 декабря 1918 года в уездном центре была проведена общегородская конференция, на которой присутствовало до 20 делегатов от различных предприятий города. В избранный комитет вошли коммунисты В. И. Гершберг (председатель), Д. Д. Кудрявцев, О. П. Хотеенков, С. А. Кривая, С. М. Рогозинский, А. Н. Зыков и М. С. Иванов.

После конференции начался новый этап в деятельности челябинских подпольщиков — совершенствовалась система руководства организацией, создавались районные комитеты партии и военные штабы. В борьбу с колчаковщиной вовлекались все новые группы рабочих. Конспиративные [192] ячейки существовали на всех предприятиях города, в некоторых учреждениях, профсоюзах, на всех участках станции Челябинск и даже среди учащихся. «Пятерки» и «десятки» создавались в пригородах, ближних селах.

Напряженно работали челябинцы в колчаковских войсках. Весной 1919 года большевистское подполье имелось почти во всех частях гарнизона. К большим подразделениям прикреплялись опытные коммунисты. Например, к полку имени Тараса Шевченко, названному так белогвардейцами в маскировочных целях, был прикреплен В. Г. Киселев. С ним работали М. С. Иванов, И. X. Васанов, И. С. Солодовников. Под руководством этих коммунистов в полку была создана подпольная организация, которую возглавил революционный военный совет.

Большинство солдат ненавидело Колчака, сочувствовало Советской власти. Уже в марте полк был готов к вооруженному восстанию по первому призыву коммунистов.

Подпольные организации и группы существовали также в 21-м и 141-м стрелковых полках, в воинских штабах. Готовились переходы на сторону Красной Армии, как только части будут отправлены на фронт. Впрочем, так и случилось. Солдаты 21-го Челябинского полка, брошенные в бой под деревнями Соколовской и Морозовской, перешли к красным, чуть позднее — солдаты 141-го полка и полка имени Тараса Шевченко...

* * *

Из белогвардейской сводки за 17–23 апреля 1919 года: «На фронте в значительном количестве распространяются большевистские прокламации, из коих видно, что печатались они в Челябинске. Кроме фронтовых частей прокламации эти попадают и во вновь формируемые части войск».

* * *

...Особенностью подпольной работы коммунистов Челябинска было то, что они прибегали к помощи левых эсеров и анархистов. Отдельные ячейки, разнопартийные по характеру, слились. Скажем, на заводе Столль. Некоторые левые эсеры и анархисты (Образцов, Берестов и другие) были привлечены к работе Центрального военно-революционного штаба.

Несмотря на арест белогвардейцами в начале февраля 1919 года тринадцати подпольщиков-железнодорожников, подпольная деятельность челябинцев в марте достигла наивысшего подъема. Этому содействовало установление связей комитета с Сибирским бюро ЦК. Представитель бюро З. И. Лобков, получивший задание оживить работу на Урале и в Западной Сибири, провел совещание партийного актива. Завершалась подготовка вооруженного восстания. Формировались рабочие отряды. Пролетарии доставали из тайников оружие, переносили его в подпольные склады. Для восстания оружия и боеприпасов было достаточно. Имелись даже пулеметы. Челябинцев должны были поддержать крестьяне уезда, куда для создания дружин были посланы опытные коммунисты-организаторы, работники штаба...

* * *

Из белогвардейской сводки (1919 год): «Усиленно ведется организация [193] боевых дружин и обучение их обращению как с оружием, так и со взрывчатым веществом... С особенной энергией добывается и разыскивается оружие. Непрерывно ведется наблюдение за различными складами, (пороховые погреба, вагоны, пакгаузы), причем главное внимание обращено на род и количество охраняющих склады караулов. Очевидно, большевики, имея достаточное количество оружия для вооружения ближайших членов своих организаций, обратили внимание на склады оружия, дабы в удобный момент, бросив демагогический лозунг в широкие солдатские и народные слои, поднять восстание под своим руководством. Немалое внимание обращено большевиками на вербовку лиц низшего медицинского персонала, дабы через них доставать медикаменты, необходимые для изготовления взрывчатого вещества...»

* * *

...Подпольная организация планировала поднять восстание, когда советские войска будут приближаться к Челябинску. Одним из сроков называлась ночь на 12 апреля. Однако наступление Красной Армии на Восточном фронте началось позднее. К тому же в последних числах марта челябинскую организацию постиг непредвиденный удар. Были разгромлены общегородской комитет, военно-революционный штаб, некоторые райкомы и ячейки. За видными челябинскими подпольщиками с помощью провокатора Барболина контрразведка вела слежку. Но начался провал с ареста работника военно-революционного штаба — левого эсера Образцова, который выдал известных ему подпольщиков...

* * *

Строки биографии. Н. Г. Образцов — член челябинской подпольной организации, представитель группы левых эсеров, один из руководителей военно-революционного штаба по подготовке вооруженного восстания. Поводом для ареста Образцова и других левых эсеров послужила самовольно проведенная ими экспроприация. После ареста 24 марта Н. Г. Образцов не только стал предателем, но и провокатором. Он принял предложение поступить в колчаковскую контрразведку, помог ей разгромить организацию. Бывший колчаковский контрразведчик следователь В. Гурский-Горский, разоблаченный и арестованный в 1927 году органами НКВД, дал показания, что Образцов на другой же день после ареста «во всем сознался и рассказал откровенно о своей деятельности и об организации, за что получил жизнь и свободу».

* * *

...За несколько дней, начиная с 25 марта, были схвачены около 60 человек, в том числе руководители челябинского подполья: З. И. Лобков, А. А. Григорьев, С. А. Кривая, В. И. Гершберг, Д. Д. Кудрявцев и другие. Продолжались аресты и в последующие дни. По сообщениям белогвардейской печати, всего было задержано около 200 человек. 66 подпольщиков увезли в Уфу. В мае по приговору военно-полевого суда более половины из них подверглись мучительной смерти.

Ареста в Челябинске удалось избежать только четырем членам подпольного комитета: О. П. Хотеенкову, С. М. Рогозинскому, А. Н. Зыкову и М. С. Иванову. Но и они оказались разобщенными. Подпольный [194] центр в городе был восстановлен позднее; работа велась вплоть до освобождения Челябинска.

Для более оперативного руководства работой подполья в декабре 1918 года было образовано Сибирское бюро ЦК в составе Ф. И. Голощекина, И. Н. Смирнова, А. Я. Нейбута и А. А. Масленникова. Фактически бюро ЦК работало в составе двух человек — Голощекина и Смирнова, так как остальные погибли во вражеском тылу. Чтобы целенаправленно вести руководство и оказывать максимальную помощь, бюро выделило пять районов: преддверие Урала, Южный Урал, Северный Урал, Западная Сибирь и Средняя Сибирь.

Значительную помощь Сибирскому бюро оказывали В. И. Ленин, Я. М. Свердлов, Е. Д. Стасова, К. Т. Новгородцева (Свердлова). Для подпольных организаций Урала и Сибири были переданы крупные денежные суммы.

Центральный Комитет помог бюро преодолеть затруднения в подборе работников. В распоряжение бюро поступили коммунисты Миньяра, Сима и других южноуральских заводов.

Несмотря на конспиративность подпольщиков, белогвардейцам, очень скоро стало известно о существовании бюро. С особой предосторожностью подходили к выполнению заданий. В подготовке участвовали обычно все члены бюро. Коммунисты переходили в тыл колчаковской армии под видом кооператоров, купцов, священников, студентов, крестьян, бывших солдат, возвращающихся из германского плена. Их снабжали соответствующими документами и включали в партии военнопленных.

По характеру заданий коммунисты делились на такие группы: руководители и рядовые работники подпольных организаций, связные, разведчики, командиры и бойцы подрывных групп и отрядов. Была разработана система шифров и паролей, придумана система явок и встреч.

Тем, кто направлялся в колчаковский тыл, приходилось сталкиваться с большими трудностями. Одними из первых в конце января 1919 года были направлены в Сибирь — И. Б. Борисов и в Миньяр — К. М. Туманов. Переправа была возложена на сотрудника бюро А. Я. Бакаева. Все трое выехали из Уфы в село Никольское, наиболее удобное для{1} перехода. Вышедший первым Борисов благополучно добрался до Аша-Балашевского завода и связался с местной большевистской организацией. Он сообщил, что следом за ним идет известный ашинцам К. М. Туманов, а ему самому необходимо срочно добраться до Челябинска. Местные подпольщики, опасаясь провокации, решили с прибытием Туманова выяснить личность Борисова. Он был переведен в специальный курень, где находился под строгим наблюдением.

Туманов с проводником Гайтановым вышел на лыжах из деревни Зоринской и лесом направился в горы. Сначала все было хорошо, однако в районе деревни Средняя Лемеза на лесной дороге путникам неожиданно встретились конные казаки. Задержав подпольщиков, они повели их в расположение части.

В пути, воспользовавшись сумерками, Туманов и Гайтанов бросились в лес. Пришлось продолжать дальнейший путь по безлюдным [195] массивам. До Аша-Балашевского завода Туманов добрался лишь через два дня после прибытия туда Борисова. Только после этого Борисов был снабжен документами и отправлен в Челябинск.

На этот раз, как говорится, все обошлось благополучно, но случалось и иначе. Группа коммунистов в пять человек была отправлена для работы в Екатеринбург. Все они были схвачены в прифронтовой полосе, четверых расстреляли, а одного бросили в пермскую тюрьму.

С переправленными коммунистами бюро ЦК передало важные указания подпольным организациям, в частности о недопустимости принципиальных уступок эсерам, объединения с ними. Но контакты с ними надо было поддерживать для усиления натиска на контрреволюцию. Члены Сибирского бюро высказались против индивидуального террора и экспроприации, допускавшихся некоторыми организациями. Это способствовало предотвращению распыления сил, сохранению партийных кадров. Подпольщикам предлагалось поднимать восстания лишь тогда, когда к их населенному пункту приблизится фронт.

Исключительно большое значение придавало бюро руководству подпольем на Южном Урале в районе Челябинска и Златоуста. В этом направлении готовилось наступление Пятой армии, и успех борьбы предопределялся освобождением Златоуста. Представителю бюро, прибывшему в Челябинск, поручалось создать в городе центр по руководству подпольной деятельностью. Направленный в Златоуст И. И. Антонов должен был образовать там партийный комитет и военный штаб.

В феврале 1919 года бюро выпустило три листовки: «Вставай, подымайся, рабочий народ!», «Солдаты и казаки» и «Ко всем мобилизованным уральским рабочим и крестьянам». Предназначенные для распространения на оккупированной территории, они призывали уральцев к вооруженной борьбе с Колчаком.

Готовясь к восстанию, Сибирское бюро ЦК делало ставку на Миньяр и ближайшие с нему заводы. Сюда вслед за Тумановым была направлена группа опытных коммунистов.

Кстати, использовался и такой путь. Организовывались переходы сотен трудящихся, в основном молодежи, через линию фронта для пополнения Пятой армии. Так, к концу февраля был сформирован отряд рабочих Миньяра и Аша-Балаши в 170 человек. Ополченцы были снабжены лыжами и оружием. 26 февраля отряд под руководством К. М. Туманова тронулся в путь.

Погода не благоприятствовала переходу. Поначалу была оттепель, падал мокрый снег. Пробираясь по бездорожью, по глубокому снегу, через крутые горы и чащобы, в обход сел и деревень, бойцы насквозь вымокли. У большинства лыжи были не охотничьи (не обшиты шкурами), при подъемах на гору они тянули назад. Приходилось то и дело снимать лыжи, идти пешком, проваливаясь в глубокий снег.

И вдруг ударил 40-градусный мороз. Одежда покрылась ледяной коркой. Мороз обжигал лицо, сковывал дыхание. Коченели руки и ноги. Быстрая ходьба не спасала. К тому же на нее и сил-то уже не осталось. Шли несколько дней, почти не отдыхая. Кончились продукты, которых взяли только на двое суток. Положение стало предельно тяжелым. [196]

Около четырех суток длился поход. 15 человек погибло в пути, до десятка человек обморозились.

Только 2 марта у села Никольского отряд встретился с Красной Армией. В это же время линию фронта перешло еще несколько групп рабочих и крестьян.

Во второй половине марта в связи с тяжелым положением на Восточном фронте и необходимостью направить партийных работников в войска Сибирское бюро временно было ликвидировано. Но в Уфе и других населенных пунктах были оставлены коммунисты для руководства подпольем. В апреле была произведена перестройка работы отделения бюро, которое длительное время действовало в Вятке. Его задачей было руководство не только подпольной, но и разведывательной и диверсионно-подрывной деятельностью. Расширились и территориальные рамки деятельности отделения.

Надо сказать, Сибирское бюро ЦК и его отделение, несмотря на некоторые просчеты и упущения, сыграли большую роль в борьбе с оккупантами. Руководство подпольными организациями стало более оперативным и продуманным. Подпольщикам поступали деньги, литература, оперативная информация.

Подпольный центр выработал практику созыва партийных конференций, решения которых играли весомую роль в борьбе трудящихся.

23 ноября 1918 года в Томске прошла I Общесибирская подпольная конференция РКП(б). Урал был представлен на ней А. С. Агалаковым — делегатом из Челябинска. Собравшиеся обсудили доклад Сибирского обкома о текущем моменте, доклады с мест, вопросы о партийной тактике, организационно-партийной и военной работе. Конференция решила «поставить своей основной задачей подготовку восстания против буржуазной диктатуры в Сибири, за восстановление власти Советов рабочих и крестьянских депутатов».

Конференция избрала новый состав центра во главе с А. Я. Нейбутом. Чуть позднее он переехал в Омск.

Прошло несколько месяцев упорной и опасной борьбы коммунистов-подпольщиков. Резко изменилась обстановка, соотношение классовых сил. Требовалась конкретизация большевистской тактики.

В середине марта 1919 года в Омске состоялась II Общесибирская конференция. Делегатом от Урала на этот раз был С. М. Рогозинский (Челябинск).

Перед рабочими ставилась задача всемерно укреплять военно-политический союз с трудовым крестьянством, вовлекать его в активную революционную борьбу. Если в решениях предыдущей конференции шла речь о союзе пролетариата с беднейшим крестьянством, совместном выступлении с ним, то теперь выдвигалась установка на союз со всем трудовым крестьянством, на использование всех промежуточных слоев населения.

Главным методом борьбы конференция определила «организованные вооруженные восстания рабочих, крестьянских и солдатских масс, имеющие целью установить в обширных районах и, если возможно, во всей Сибири Советскую власть». Важное значение придавалось такой форме борьбы, как партизанское движение. [197]

Конференция приняла «Устав Российской Коммунистической партии большевиков для Сибири и Урала». Было определено название избранного центра как Сибирский областной комитет РКП(б). При обкоме создали два бюро: Восточно-Сибирское и Уральское. Последнее возглавила известная уральская революционерка С. И. Дерябина.

* * *

Строки биографии. Серафима Ивановна Дерябина (партийные псевдонимы — Иванова Нина Вячеславовна, Сима, Елена) родилась 19 июня 1888 года в Екатеринбурге в семье чиновника. Революционный деятель. Член Коммунистической партии с 1904 года. В 1907-м секретарь Екатеринбургского комитета РСДРП. Вела партийную работу в Ростове-на-Дону, Москве, Туле, Петербурге, Самаре. В 1913 году участвовала в Поронинском совещании ЦК РСДРП. В 1914-м член Петроградского комитета РСДРП. Подвергалась арестам и высылкам. После февральской революции член Самарского губкома и губисполкома, комиссар по делам печати. Арестована белогвардейцами. Совершила побег. Вела работу в большевистском подполье в Иркутске. На II Общесибирской конференции подпольных большевистских организаций избрана членом Сибирского обкома РКП(б). Арестована колчаковской контрразведкой. Освобождена после занятия Екатеринбурга Красной Армией. Была членом оргбюро Екатеринбургского комитета РКП(б). На VII Всероссийском съезде Советов избиралась членом ВЦИК. Умерла 6 апреля 1920 года в Екатеринбурге.

* * *

Из воспоминаний А. Н. Бычковой: «Отец умер, когда она была совсем маленькой. Жила с матерью и сестрами на небольшую отцовскую пенсию. Симу я знала еще девочкой, мы учились вместе в Екатеринбургской гимназии. Однако сблизились с ней только в старших классах. Вспоминаю те годы, и Сима представляется мне обычной гимназисткой, несколько замкнутой, сосредоточенной. Но училась она всегда хорошо.

Наш ученический кружок, нелегально собиравшийся по квартирам, от вопросов литературы перешел к знакомству с политэкономией. Появилась у нас и нелегальная литература. К нам приходили пропагандисты. Некоторое время Сима стояла в стороне от кружка, но потом вошла в него.

С начала 1905 года в Екатеринбурге усилилось рабочее движение. В феврале бастовал то тот, то другой завод. Состоялась первая в нашем городе первомайская рабочая демонстрация. А вскоре начались массовки в окрестностях Екатеринбурга. Мы в кружке начали знакомиться с программой партии. Приходили иногда и эсеровские пропагандисты, и тогда разгорались жаркие споры.

В 1907 году Сима была избрана секретарем горкома партии. Когда разогнали вторую Государственную думу и объявили выборы в третью, необходимо было дать указания в районы о нашей тактике — участвовать в выборах или бойкотировать их. С центром связи затруднены. Настроение рабочих: бойкотировать. Однако Екатеринбургский комитет принимает решение участвовать в выборах. Сима страстно отстаивала это решение. Как она радовалась позднее, узнав, что Владимир Ильич звал партию к участию в выборах. [198]

Осенью Симу арестовали. Мы сидели вместе в Екатеринбургской тюрьме. Сима принялась за повышение своего образования, помогала другим. Время проходило в занятиях. Помню один из докладов Дерябиной на философскую тему. Я была поражена ясностью ее мыслей, простотой изложения сложных вопросов.

Как живую представляю Симу: невысокого роста, худощавая, с большой косой светло-каштановых волос, немного вьющихся на висках. Через очки смотрят лучистые серые глаза. Чутко воспринимала Сима всю многогранность и красоту жизни, любила шутить и смеяться.

Весной 1908 года Симу сослали в город Кадников Вологодской губернии. После окончания ссылки она возвращается в Екатеринбург и вся отдается партийной работе. Через несколько лет Серафима Ивановна становится крупным партийным работником, умелым организатором и пропагандистом... Как-то московская подпольная организация решила устроить дискуссию с эсерами. Вести ее поручили Дерябиной. Когда уже все собрались, хозяйка квартиры поднялась против «женщины-ораторши» и, боясь полиции, потребовала, чтобы все разошлись. Пришлось в темноте по закоулкам перебираться на другую квартиру. Появились балалайка и гитара. В этой конспиративной обстановке Сима блестяще разбила эсеровские положения по вопросам теории и практики революционной борьбы с царизмом.

В сентябре 1915 года Серафима Ивановна и Ф. И. Венцек как супруги Левандовские переехали в Самару. Здешним большевикам пришлось вести гигантскую работу за влияние в массах, так как в городе действовала сильная эсеровская организация, да и меньшевиков было немало. Разностороннюю деятельность вела в те дни Дерябина. Она была очень популярна среди рабочих, солдат, женщин-работниц, солдаток. Она была редактором самарской газеты, вела всю черновую работу по ее выпуску, исполняла обязанности комиссара печати.

В конце мая 1918 года мне довелось на несколько дней быть в Самаре, и я решила повидаться с Симой. Я нашла ее в типографии газеты. Внешне она очень изменилась: похудела, пожелтела. Была, как всегда, поглощена работой, а на вопрос: «Как здоровье?» — ответила: «Да вот никак не соберусь полечиться».

Между тем туберкулез точил ее здоровье. В конце концов она свалилась. Ее увезли на дачу под Самарой. А вскоре город захватили белогвардейцы. Серафима Ивановна иронически говорила, что сам лидер самарских эсеров «во имя демократии» отвез ее в тюрьму. Вскоре Сима узнала, что ее муж Венцек — председатель Самарского ревтрибунала — пал жертвой случая.

И вот красные в Самаре. Белогвардейцы бегут. Но заключенных большевиков, с которыми не успели расправиться, увозят в Сибирь в «поездах смерти». Вагоны в таких поездах не отапливались, людей загоняли туда, несмотря на мороз, полураздетыми, не кормили и не поили. Многие гибли от тифа.

В одном из таких поездов везли и Серафиму Ивановну. Один из оставшихся в живых товарищей вспоминает, что, когда их выгрузили на станции под Иркутском, трудно было узнать людей. Грязные, голодные, все еле держались на ногах. У Симы шла горлом кровь. [199]

К счастью, конвой утерял документы на арестованных, и всех выпустили... Последние страницы жизни Серафимы Ивановны были также наполнены борьбой и кипучей работой. Сима и слышать не хотела об отдыхе. Урал, только что освобожденный от белогвардейцев, поднимался к новой жизни. Серафима Ивановна становится одним из активнейших руководителей Екатеринбурга. Возглавляет городское организационное бюро партии большевиков. Беспрерывно выступает на партийных собраниях города. В «Уральском рабочем» того времени почти в каждом номере найдешь ее статью.

30 августа 1919 года Серафима Ивановна выступила с отчетным докладом оргбюро «Партия и Советы», остро поставив вопрос о необходимости создания рабочей инспекции.

Вскоре Дерябина едет делегатом на VII съезд Советов и избирается членом ВЦИК. Эта поездка оказалась роковой. Сима простудилась при переходе через Каму (мост тогда не был еще восстановлен) и по приезде в Екатеринбург слегла. Но перед смертью она написала приветствие женскому собранию к 8 Марта. Делегатки несли на руках гроб с телом Дерябиной до могилы на площади Коммунаров...»

* * *

Хроника гражданской войны. Крупнейшей в Тобольской губернии была Курганская подпольная организация. К весне 1919 года лишь в самом Кургане насчитывалось свыше 60 коммунистов-подпольщиков. Регулярно работала нелегальная типография. Росло влияние коммунистов на рабочих, солдат, политзаключенных.

Курганский комитет целенаправленно работал среди крестьян. Он поддерживал связь с 17 сельскими организациями и группами. В них насчитывалось около 250 членов.

Широко велась агитация за отказ крестьян являться по мобилизации на сборные пункты. Успешно проводилась она в Брылинской, Лопатинской, Марайской, Моршихинской и других волостях.

Применялась такая форма борьбы с мобилизациями, как требование крестьян выдавать им удостоверения, что в армию они взяты принудительно. По прибытии на фронт мобилизуемые переходили с такими удостоверениями на сторону Красной Армии.

В Троицке наиболее значительной была подпольная группа железнодорожников, руководил которой А. Я. Наумкин. В январе 1919 года она устанавливает связи с Челябинской партийной организацией.

В первых числах февраля в Троицк приезжает посланец челябинских коммунистов, питерский рабочий Н. С. Полухин. Он встречается с видными подпольщиками и вместе с ними проводит подготовку общегородской нелегальной конференции.

Коммунисты Троицка были тесно связаны с политзаключенными. Устраивались побеги, люди снабжались документами. В проведении этой работы велика заслуга фельдшера барака выздоравливающих Н. П. Попова.

Троицкая организация почти не несла потерь, была умело законспирирована. Под руководством П. П. Коптякова (Око) здесь удалось создать разветвленную сеть в городской и уездной милиции, уголовном [200] розыске, получить возможность участвовать на секретных заседаниях, где присутствовали контрразведчики врага.

Удачно шло разложение дутовских частей. Троичане создавали в них подпольные группы. По прибытии на фронт солдаты отказывались идти в наступление. Усилилось дезертирство.

В Троицк доставили около 600 мобилизованных, среди которых были и рабочие Миасса, являвшиеся, по оценке белогвардейцев, «наиболее беспокойным элементом». В среде мобилизованных развернули агитацию. Миассцы ее поддержали. Около кинотеатра «Фурор», где размещался приемный пункт, распространялись листовки, содержавшие призыв отказаться от службы у белогвардейцев, вести с ними борьбу. Произошли столкновения с офицерами. Начались аресты. Тогда мобилизованные напали на управление милиции, освободили арестованных и разъехались по домам.

Продолжалась деятельность белорецких подпольщиков. В центре внимания находилась агитационная работа. Известностью среди рабочих и солдат пользовался агитатор И. Е. Лубских, прибывший из Верхнеуральска.

После успешно проведенных летом и осенью 1918 года наступательных операций Красной Армии Уфимская губерния становится прифронтовым краем. Основной крен в деятельности подпольной организации был сделан на подготовку вооруженного выступления.

Деятельно работал боевой штаб организации во главе с бывшим штабс-капитаном коммунистом А. И. Шеломенцевым. Создавались подпольные группы, пополнялись имевшиеся в ряде мест склады оружия.

При подходе Красной Армии железнодорожники Уфы организовали пробку. Станция и разъезды были забиты железнодорожными составами. Колчаковцы были вынуждены бросить их.

В декабрьские дни 1919 года восстали подпольщики Богоявленского завода. С приближением Красной Армии рабочие создали отряд из 150 человек, выбили из поселка белых. Работали с оружием, выставляя вокруг завода дежурную команду.

Сильным было подполье в Златоусте — на механическом железоделательном заводе, среди железнодорожников и в лагере иностранных военнопленных. Авторитетом у подпольщиков пользовались Ф. П. Зайкин, И. А. Бодряков, М. Г. Зайкина и другие.

Готовя восстание, Златоустовская организация проводила установку Сиббюро ЦК на единовременность выступления рабочих южноуральских заводов, поддерживала тесную связь с подпольщиками Вязовой, Сатки, Юрюзани.

Борьбу с колчаковщиной вели заводы Симского горного округа, особенно Миньярский и Симский. Общая численность только Миньярской подпольной организации достигала 250 человек.

По цепочке, со станции на станцию, из цеха в цех, из квартала в квартал, миньярцы передавали вести о присылке карателей, Применяя различные сигналы (короткие заводские гудки и т. д.), организация оповещала своих товарищей об опасности.

Симские подпольщики хранили в тайниках около 100 винтовок, револьверы, [201] пулемет с лентами, боеприпасы. Скрывавшиеся в лесу подпольщики охраняли оружие, приводили его в порядок.

Опираясь на местное население, вели борьбу с колчаковцами устькатавцы, юрюзанцы, рабочие Катав-Ивановского и многих других заводов Урала...

* * *

Вторую ночь в камере смертников не спали.

Зарешеченное окошко выходило в тюремный двор, к кирпичному забору, и по ночам в дремотной тишине гулко доносились с воли уличные движения — дворник ли пройдется по тротуару с шаркающей метлой, собаки ли затеют перебранку, пролетка ли процокает по мостовой. Но на этот раз ожидали других звуков — приглушенного топота солдатских сапог, скрежета ворот, беспорядочных выстрелов. Однако ничего в ту ночь не произошло...

Днем на свидание с Поповым пришла сестра и, таясь от часовых, дала понять: Сибирскую бригаду, на которую надеялись подпольщики, неожиданно перебросили в другой город. Сестра, поцеловав брата на прощанье, шепнула: «Испробуем сонный порошок. Сегодня ночью». И вот вторая ночь без сна. Теперь внимание смертников занимало малюсенькое отверстие в двери, закрытое задвижкой. В коридоре сделалось непривычно тихо, но тут же долетел до заключенных взвинченно-высокий голос: «Вы перепились, что ли? А ну дыхни, скотина!» И немного спустя: «Убрать! Сменить! Всех — на гауптвахту!»

Понял Попов: побег сорвался. А это значило: вернется из Перми начальник контрразведки и начнутся истязания.

На последнем допросе его приволокли в комнату пыток, бросили в ноги подпоручику Иванову, так что он видел лишь до блеска начищенные офицерские сапоги. «А, голубчик! Так не много ж в тебе силенок, ежели за ночь не оклемался. Но и их мы выбьем, коли отвечать не будешь», — и капитан с размаху ударил носком сапога по лицу Попова, как бьют по футбольному мячу. Левый глаз заплыл водянисто-мягкой, саднящей синью.

А капитан времени не терял: «Вопрос первый. Кто руководил подпольем? Антон Валек? Запираться не рекомендую. Валек во всем сознался». — «Так чего ж вам еще...» — «Ну, ну, — усмехнулся офицер, — эй, всыпьте-ка шельмецу двадцать горячих!»

Рубашку с Алексея сдирать не стали — остатки ее срослись с коростами; Попова выволокли на середину цементного пола; четверо солдат встали около; по первому разу ударили нагайками. Один, что стоял у головы, проговорил: «Большевики эти, смотри-ка, панцирем покрываются. Чем больше их бьешь, тем панцирь толще». Стоявший у ног гоготнул: «А мы проволочкой нагаечку снабдим...» Больше ничего не запомнилось Алексею. Угасая, толкнулась мысль: «Не говорить. Не знаю я никого. Не знаю...»

Валека он действительно до той странной встречи не знал. Когда сбежал из тюрьмы, скрывался в доме сестры, не появляясь на улице. Жил тише мышонка. И вдруг как-то вечером раздается в двери уверенный стук. Никто не должен был стучать, и это Алексея насторожило, но все же, после настойчивого стучания, собрался двери открыть. [202]

«Если двое-трое — шпики. Сбиваю первого — и прорываюсь...» Между тем в комнату вошел незнакомый человек; моментально заметил сжатые Алексеевы кулаки; указал на них глазами: «А вот этого не надо. Человек я порядочный. Зовусь товарищем Яковом». Попов пристально взглянул на нежданно явившегося Якова и про себя отметил, что чем-то незнакомец ему нравится. Может, ироничностью, решительностью? Так ли, нет, только через полчаса они уже сидели у разогретого самовара, и товарищ Яков, неторопливо отгрызая кусочки колотого сахара, запивал их чаем: «Документами я тебя снабжу. Ну, и за дело надо браться. Вот только Сашу Самкова на волю вытянем...» Очень хотелось верить Якову, но Попов решил все же навести о нем справки у товарищей, в тюрьме. И потому больше слушал Якова. Ближе к ночи предложил: «Раз тебе негде остановиться — из Перми, говоришь? — давай размещайся. Матрац с раскладухой найду...»

Потом Попов выяснил, что Яков в самом деле подпольщик, но, как ни бился, не смог выведать, как вышел на него Валек и почему именно на него. Это осталось загадкой...

Очнулся Попов в камере на топчане, застонал, переворачиваясь на живот.

— Вот сволочи! — отозвался Васька Маринин, сосед по камере, попавший в нее по своему, «не подпольному» делу. — Забьют они нас, стервецы. И суда никакого не надо.

Тогда-то они и написали на клочке бумаги записку товарищам на воле, что пытки усилились и если готовится побег, его надо поторопить. Записку передали сестре Алексея. Вместо Попова ходил на встречу Барышников. Он и весть принес: налет на тюрьму готовит 2-я ударная Сибирская бригада, та самая, куда по заданию комитета поступил специалистом при штабе Алексей Попов. Да вот и налет сорвался, и сонный порошок не помог. Одно утешало: уехал в Пермь Иванов. Уезжая, приказал подлечить подпольщиков. Утром приходил врач, с непроницаемым лицом сдирал присохшую одежду, натирал раны свинцовой примочкой, смачивал йодом и уходил до следующего раза.

Но на допросы не таскали. На другой день Попов кое-как поднялся с лежанки и добрел до окна. Полоснула по глазам синева.

— Попов! На свиданье! — крикнул в глазок караульный и громко загремел железными засовами.

Вернулся Алексей с охапкой продуктов — громадный каравай с румяной корочкой, от которой, не удержавшись, отщипнул краюху смотритель, три круга колбасы, с десяток луковиц, редиска, тряпица с солью...

— Ешьте! — сказал он громко и тихо добавил:

— Только зубы не сломайте...

Заключенные поняли. Барышников, ломая колбасу на семь частей, подошел к двери, закрыл спиной глазок. Алексей же осторожно переломил каравай, вытащил из его мягкого нутра тонкую пилку и два столовых ножа. Василий Маринин захлопал было в ладоши, на что тут же раскрылось дверное окошко.

— Эй, не подавитесь от радости! — караульный засмеялся и захлопнул глазок. [203]

Что там говорить, радость была, и не успело захлопнуться окошко, как все, не сговариваясь, очутились возле решетки. Только сейчас, разглядывая ее, они поняли тайную мудрость тюремщиков — сооружена была решетка с такими замысловато переплетающимися узорами, что подпилить ее скоро, в несколько приемов, не было возможности. Предстояла долгая работа, и все это на виду и на слуху у коридорных и дворовых часовых.

— Эх!.. — выругался Маринин. — Днем видно, а ночью слышно. Собака пробежит, и то...

Попов, морщась от боли (сделал неловкое движение), взглянул на Василия, тюремного новичка:

— Выход-то найдется.

Алексей подшучивать над Марининым не стал: припомнил, как самого его учил уму-разуму один подпольщик. «Вот выводят из тюрьмы группу заключенных, — говорил он, хитро щуря глаза. — Вокруг них часовые, один к другому. Так вот, можно ли без стрельбы спасти нужного подполью человека? А?» Глупо смотрел тогда Алексей, наподобие Маринина. А подпольщик спокойно, с расстановкой продолжал: «Поднимаем мы с вами плач, значит, и вой (надо, чтоб тут женщин побольше было). Мы все, ясное дело, — родственники заключенных. Начинаем через головы солдат совать этапным свертки с кулечками. Потом — силком! — прорываемся к арестованным, целуем их и обнимаем, продолжая плакать и выть. Потом кому надо пиджачок на плечи накидываем, кепчонку на макушку напяливаем. И вот наш заключенный сам уже кого-нибудь целует и обнимает. Затем быстро процеживаемся через караул. И снова усиленно воем, пряча спасенного...»

Именно так вызволили они из-под стражи Александа Самкова, который вошел в комитетскую тройку, созданную Валеком. Было это задолго до последнего провала. Да и потом приемом этим они не раз пользовались.

Понятно, и с выпиливанием решетки были свои хитрости...

После неожиданого пиршества заключенные запели протяжную песню:

Ты воспой, воспой, млад жавороночек,
Сидючи весной на проталинке!
Добрый молодец сидит в темнице.
Пишет грамотку к отцу, к матери...

Караульный хотел обругать певцов через глазок, впрочем, вспомнил, что петь нереволюционные песни в камере не запрещено. Караульный покачал головой, постоял около двери, пошел дальше. А часовой в тюремном дворе заметил, как из окошка смертников (за окошком этим у него был пригляд особый) высунулись чьи-то худые волосатые руки с мокрой тряпкой и принялись выкручивать ее; прерывистая струйка полилась на заросшую травой землю. Из мрачной глубины камеры — голос:

— Ты к решетке привяжи тряпицу-то, она и высохнет. Да не оброни...

Фоном продолжало служить тягучее пение, которое, надо сказать, порядком тронуло солдата-караульного; он набежавшую слезу сморгнул при словах о грамотке к отцу, к матери... [204]

В камере между тем самый молодой и сильный из заключенных Вася Маринин начал подпиливать нижний прут, один из отмеченных огрызком карандаша. Попов возле окна следил, как пилка вгрызалась в прут, и грудь освежалась тем утренним ощущением, которое приходит, когда дело наконец-то сдвигается с места и появляется уверенность, что пойдет как надо.

Вспомнил Попов, какой надеждой обожгли его слова штабного специалиста, с которым служил бок о бок в Сибирской бригаде. Тот долго следил за попытками новичка сблизиться с командой связистов и как-то вечером подошел в казарме к кровати Попова. Сел. «Вижу, матросил? — спросил он, глядя в глаза соседу. — Где? В Кронштадте? Так и мы кронштадтцы, — он простодушно улыбнулся. — Ты вот что, не темни. Раз наш, говори без загогулин... Сейчас я соберу братву, а ты все и расскажешь...»

Осторожности Алексею не занимать, однако на этот раз все говорило, что люди действительно свои, да и присматривался к ним Попов уже достаточно. Рассказал он тогда связистам о подготовке к восстанию, «Я тебе, братишка, вот что доложу, — сказал штабной специалист. — Настроение, конечно, среди солдат разное. Но к восстанию бригаду подготовим...» Работа у них тогда двинулась толково. Жаль, перебросили ребят в другой город. А впрочем, почему жаль? И в том городе подполье, и там к восстанию готовятся...

Загремела дверь, прекратилось пение, исчезла в щели лежанки пилка.

— Попов! На свидание! — выкрикнул караульный.

Никакого свидания не намечалось. Что бы это могло быть? Караульный довел Попова до «свидалки», маленькой, грязной, облупленной комнатенки, внутри которой, по противоположным углам, стояли часовые. За столом — сестра Сергея Коковина с большим узлом, из которого виднелся каравай.

— Сестренка твоя приболела, — подморгнув, промолвила Коковина. — Просила снести гостинец. Вот, кушайте на здоровье. — Девушка говорила, а сама так и сверлила лучистыми глазами краешек круглого хлеба, выглядывавший из тряпицы. Испугался Попов такой ее неумелости, поспешил предупредить, что понял.

На этот раз в каравае была шифрованная записка: «Дайте знать, когда. От вас слева, в углу стены, будет перекидная лестница. В кустах, на улице, одежда и еда».

И снова пели заключенные, сушили за окошком мокрую тряпку, до пота на лбу пилили решетку. Сменяя Рысина, Попов все еще видел перед собой красивое лицо Лизы Коковиной. Здорово походила она на брата, только вот его опыта Лизе явно не хватало. Тот — конспиратор, хитрющий как черт.

Познакомился Попов с Коковиным здесь же, в Екатеринбургской тюрьме. Правда, камера была у них тогда общая. Сергей был убежденным эсером, а в камере оказался большевистской и в споре не уступал ни на йоту. На все у него был свой взгляд; пересматривать же что-либо, в силу максималистской молодости, он не собирался. Впрочем, был он человеком честным и смелым. [205]

Пленники общей камеры надумали обратить Коковина в свою веру, и только и слышно было в многолюдной комнате, как отбивается он то от одного, то от другого.

Между тем настал день побега. Оставалось подпилить два последних прута, на которых держалась решетка. И тут случилось такое, отчего сердца заключенных заледенели. То ли заприметил что-то часовой, то ли распоряжение какое случилось, только после обеда пришел офицер с двумя солдатами, указал белой перчаткой на лежаки и коротко сказал:

— Все осмотреть!

— А петь, господин начальник, можно? — волнуясь, спросил Попов.

Офицер усмехнулся:

— Обычно в клетке не поют, но раз вам поется — извольте...

Пели смертники тюремную песню, а сами глаз не спускали с солдат, которые переворачивали все вверх дном. Ладно, топчаны привинчены были к полу, а то бы выпали из замаскированных щелей и пилка, и ножи. Закончили солдаты обыск, офицер распорядился:

— Проверьте решетку!

Вот когда заледенели сердца: чуть песня не оборвалась. Тем временем офицер остановил солдат и к решетке направился сам. Попов сделал отчаянную попытку спасти положение:

— Господин офицер! А вы бы перчаточки сняли... Ржавчина там...

Офицер остановился и, хмыкнув, стянул с рук лайковые перчатки. К решетке приблизился, за прутья взялся и... потряс решетку. Сначала никто ничего не понял: потряс офицер подпиленную решетку и как ни в чем не бывало вышел из камеры, отдав честь... Потом уж поняли: взялся проверяющий — вот же случай! — именно за те два прута, которые оставались недопиленными...

Ночь выдалась темная, ветреная. Грохотала на тюремной крыше железная обивка, свистело в трубах. В окрестных переулках лаяли обеспокоенные собаки. Пленники вытащили решетку, спрыгнули во двор, пробрались к перекинутой через стену веревочной лестнице. Вскоре беглецы были за Московским трактом, откуда начинался сосновый лес. Пообвыкнув в темноте, переоделись.

Попов знал здешние места. В глубине чащобы было болото, заросшее деревьями и кустарниками. Люди шли по хлюпающим кочкам, и даже плесневелый запах застойной воды казался удивительно свежим и приятным. Свобода пьянила, забывались саднящие раны...

В начале 1919 года Екатеринбургская подпольная организация вышла в ряд крупнейших. До этого формировались отдельные группы, изолированные друг от друга или мало связанные между собой. Все изменилось, когда в город прибыл А. Я. Валек, оставленный для нелегальной работы в Перми. В общегородской комитет, председателем которого становится Валек, вошли А. Я. Попов и А. Рябков (Самков). К весне организация достигла нескольких сот человек. Крупные группы действовали среди железнодорожников, на Верх-Исетском заводе, в частях гарнизона, лагере иностранных военнопленных. В основе были конспиративные «пятерки». Каждый знал только членов своей ячейки и руководителя, [206] который был связан с вышестоящим работником, входя в его «пятерку». При такой системе в случае ареста кого-либо провал замыкался на нескольких лицах. К сожалению, недооценивая конспирацию, представители отдельных «пятерок» стали общаться между собой, что привело позднее к трагедии.

Комитет проводил планомерную работу с руководителями ведущих «пятерок». На собраниях обговаривались направления деятельности, определялись обязанности групп, каждого коммуниста. Учитывались многие обстоятельства, в том числе возможности и способности каждого подпольщика.

Железнодорожная станция, вокзал и перрон, при большом движении эшелонов и массы людей, были главным пунктом не только агитации, но и сбора сведений.

Екатеринбургские подпольщики шли на предприятия, агитировали рабочих, вовлекали их в революционную борьбу. На ВИЗе, где коммунисты имели сильное влияние, рабочие собирались на нелегальные сходки. Поблизости выставлялись пикеты, часто из женщин, вызывавших меньше подозрений.

Визовские рабочие бастовали, хотя это было опасно — военные власти применяли массовые расстрелы. Так, в декабре 1918 года простояла мартеновская печь — рабочие отказались работать, ссылаясь на невыдачу зарплаты. В апреле следующего года они вновь поднялись на забастовку.

Рабочие железнодорожники Ларионов, Башмаков и другие выводили из строя подвижной состав, засыпая в буксы песок, разбирали железнодорожное полотно, организовывали крушения воинских эшелонов.

Екатеринбургская организация, подобно Челябинской, исключительное внимание уделяла агитации в гарнизонных войсках. Комитетчики приняли решеине «добровольно» вступить нескольким подпольщикам в колчаковскую армию, чтобы создать подпольные группы. Кроме А. Я. Попова, возглавившего военную организацию, среди солдат работали Глинских, Черкасов, Чирухин, Барышников, Проскуряков. Находчиво и смело действовал слесарь П. И. Демин. Ему доставляли чистые бланки со штампами, похищенные в канцеляриях, потом их раздавали распропагандированным солдатам. Заполненные красивым писарским почерком, они превращались в отпускные документы. В разгар весны коммунисты имели в гарнизоне сильные позиции. Это повлияло не общее настроение солдат. Колчаковцы отмечали, что солдаты «скверно ведут себя и 99 процентов не отдают чести начальствующим лицам».

Разложение коснулось и англо-русской бригады, состоявшей из русских солдат, одетых в английскую форму, лишь офицеры в ней, преимущественно инструкторы, были англичанами.

С приходом весны усилилось дезертирство. Командующий Сибирской армией Гайда применил чрезвычайные меры: солдат, явившихся в части из самовольных отлучек к 15 марта, включать в формирующийся штрафной батальон и отправлять на фронт, не явившихся к этому сроку — расстреливать. Впрочем, это не принесло результатов. В конце марта ежедневно вылавливали до 50 дезертиров.

Екатеринбургская организация была интернациональной по составу. [207]

Активное участие в подпольной работе принимали бывшие иностранные военнопленные.

В городе размещался концентрационный лагерь, в котором находилось 373 человека: венгры, австрийцы, немцы, итальянцы, поляки, русские, югославы и т. д. Руководящую роль в лагере играли Ф. О. Вальтер, Ф. Ф. Паккерт, И. И. Беккер. Через Ф. О. Вальтера организация была связана с горкомом партии.

С пленными красноармейцами подпольщики устанавливали контакты, когда их выводили на работы в город. П. А. Костина, жена красноармейца, создала подпольную группу из 12 пленных. Ими был взорван военный склад около Тихвинского монастыря.

Усиливалась помощь политзаключенным, осуществляли ее преимущественно работницы заводов, мастерских. Они шили и передавали в тюрьмы белье, приносили хлеб, масло, колбасу, мыло, медикаменты. Заключенные снабжались оперативной информацией. Для связей с заключенными использовались подкупленные надзиратели, внедренные в тюремную службу подпольщики. Много полезного сделал надзиратель И. Д. Белоусов, но его выследили и расстреляли.

С особой находчивостью, изобретательностью помогали политзаключенным готовить побеги Г. А. Сушенцев, П. И. Державин, З. Г. Устьянцев и А. Д. Марков.

В те дни все ждали вооруженного восстания, уральцы разыскивали и прятали оружие, боеприпасы. Установив связи с Челябинской и другими организациями, руководители Екатеринбургского подполья планировали восстание на середину апреля, когда ожидалось наступление Красной Армии...

* * *

Из листовки (1919 год): «Пора, товарищи, граждане, сбросить это проклятое ярмо, пока не поздно... Сибирь уже взяла оружие в руки и до тех пор его не опустит, пока не останется на свете ни одного паразита-буржуя. Дело только за нами, за Уралом».

* * *

...Военные власти всерьез обеспокоились положением в городе и уезде. В донесениях отмечалось, что рабочие «глубоко прониклись большевизмом», «в их среде ведется подпольным путем и находит себе благодатную почву — агитация коммунистов, замечается организованность». Тревожило и настроение солдат. Власти опасались, что в городе вспыхнет восстание. Усиливалась охрана важнейших объектов, патрулирование улиц, особенно в ночное время.

К сожалению, Екатеринбургской организации, как и ряду других, не удалось избежать провалов, сорвавших восстание. Это случилось в начале апреля.

Колчаковцам стало известно о существовании в городе подполья, о том, что его возглавляет Богданов (нелегальная фамилия Валека). Данные были получены от провокатора Гончарова. Видимо, что-то прояснил в Перми и арест А. Рябкова (Самкова) и П. Державиной, выезжавших туда для поиска спрятанных Валеком денег. Деньги колчаковцами уже были найдены, и за тайником велась слежка. Правда, арест в конце марта нескольких подпольщиков, державшихся на допросах [208] очень стойко, не вскрыл нитей к другим звеньям организации. Колчаковцам помог случай.

Челябинские контрразведчики при изучении деятельности местной организации узнали о большевистском подполье в Екатеринбурге, о деятельности там С. Г. Логинова (Дмитриева), посланного через линию фронта с ответственным заданием вместе с А. А. Григорьевым. И вот в Екатеринбурге с запиской якобы от одного из челябинских подпольщиков у Логинова объявляется офицер контрразведки Западной армии подпоручик Иванов.

Прибыв в Екатеринбург, офицер с помощью местной контрразведки устанавливает местожительство Логинова, является к нему под видом представителя челябинского комитета, предъявляет записку, пытается выяснить явки и выходы на руководителей организации. Однако Логинов, поверивший провокатору, держится тем не менее осторожно. По возвращении Иванова работники контрразведки принимают решение, арестовать Логинова и принудить его к предательству. Вскоре Логинов, а также проживавшая на его квартире под видом жены связная О. Д. Гержеван-Латти (жена З. И. Лобкова) подвергаются аресту. У них конфискуется чемодан с двойным дном, в котором находилась часть полученных для развертывания подпольной работы денег.

Логинов стал предателем. Он рассказал все о своих заданиях, выдал А. Я. Валека, М. О. Авейде, В. А. Вожакова, С. М. Буздеса. В ночь на 1 апреля их арестовали.

Предателем становится и еще один арестованный подпольщик — Вейнберг. Опираясь на показания Логинова и Вейнберга, результаты допросов и слежки, колчаковцы вышли на важные звенья подпольной организации, произвели массовые аресты. Управляющий Пермской губернией сообщал министру внутренних дел, что в Екатеринбурге к 7 апреля «произведено обысков — 110, при попытке к бегству ликвидировано 12 человек, арестовано и отправлено в тюрьму — 203». Спустя еще неделю он уточнял, что количество арестованных составило «275 человек, часть из которых казнена». В числе казненных оказались А. Я. Валек, М. О. Авейде, В. А. Вожаков.

Очень трудно выявить сейчас судьбу подпольных работников, не подвергшихся расстрелу в Екатеринбурге. Недавно стало известно, что отважные подпольщицы П. И. Державина и Г. А. Сушенцева были увезены в Сибирь и помещены в Омскую тюрьму. 15 августа срок заключения был продолжен им еще на два месяца, поскольку следствие не было закончено. По-видимому, там они и были расстреляны: осенью 1919 года в Омске так осуществлялась «разгрузка» мест заключения. Как ни тяжелы были утраты, как ни пострадала Екатеринбургская организация, она не была уничтожена и сломлена. Сохранились ячейки на крупных предприятиях, железнодорожном узле, в милиции, гарнизоне, среди интернационалистов, политзаключенных, пленных красноармейцев. Постоянно возобновлялись утраченные связи, хотя полностью объединить силы подпольщики уже так и не смогли.

* * *

Хроника гражданской войны. В Сысерти активно работали подпольщики Ю. В. Антропова, С. А. Глазырин, В. И. Печерский. Печерский был [209] хранителем складов оружия, созданных по поручению Уралобкома партии.

Группа коммунистов и беспартийных вела нелегальную деятельность на Васильево-Шайтанском заводе. В январе 1919 года в нелегальную работу включился М. И. Сакович, бежавший из Омской тюрьмы.

Нязепетровской подпольной организацией руководил А. С. Горбачев. На его квартире, в лесу, в других местах проводились конспиративные совещания.

Организация прилагала большие усилия к освобождению из заключения своих товарищей, интернационалистов. В числе освобожденных, были Е. Р. Горшенин, С. М. Половодов. Был организован побег Ф. Г. Мухина, которому угрожал расстрел.

Камышловские подпольщики, во главе которых стоял Г. П. Волкомиров, проникли в местный гарнизон, вовлекли в подпольную работу солдат. Когда стало известно о предстоящей отправке гарнизона на фронт, о фактах зверства колчаковцев в деревнях, взбунтовались солдаты 13-й и 16-й рот.

Набирала силу подпольная организация на Надеждинском заводе. Туда в ноябре 1918 года прибыли из Омска коммунисты М. Д. Соловьев и О. Н. Соловская. В организацию, наряду с коммунистами, вошли беспартийные и вставшие на советскую платформу левые эсеры.

Возглавляемые рабочим Т. Ф. Ордынским, вели борьбу с колчаковцами крестьяне деревни Луговая Камышловского уезда. В группе было около 30 человек. Подпольщики срывали мероприятия по взысканию налогов. Насильно мобилизуемым крестьянам давался наказ: вести в частях работу по их разложению.

Активно сопротивлялись властям крестьяне Туринского уезда. Утром 7 марта в Туринске собралась толпа мобилизованных — около 400 человек. Они отказались от службы в армии Колчака, потребовали выдать им удостоверения о насильственной мобилизации.

В Перми, Мотовилихе, Чусовской, Кунгуре были оставлены для подпольной работы группы коммунистов. Контрразведка врага отмечала, что Пермь «наводнена коммунистами, которые ведут среди населения агитацию, проникают в воинские части и разлагают их».

В Лысьве руководили нелегальной работой коммунисты Куликов и Михайлов. Группа организовывала диверсии: спиливала телеграфные столбы, обрывала провода, нарушала железнодорожное сообщение.

На Урале возникают очаги повстанческо-партизанского движения. Сотни коммунистов Миньярского, Симского, Аша-Балашевского, Белорецкого и других южноуральских заводов перешли на партизанское положение.

С февраля 1919 года действовал Юрюзанский отряд, в котором собрались рабочие Юрюзанского и Катав-Ивановского заводов. Близ села Тютняры сформировался отряд под командой П. Г. Пичугова. Михайловская подпольная организация создала партизанское соединение в 200 человек. Им командовал И, П. Макаров (Белов).

Большинство партизанских отрядов были малочисленны. Тем не менее они создавали реальную угрозу для Колчака, отвлекали его силы, оказывая помощь Красной Армии. [210]

* * *

Из доклада В. И. Ленина на VIII съезде РКП(б): «...Нам нужно было спешить во что бы то ни стало, путем отчаянного прыжка, выйти из империалистической войны, которая нас довела до краха, нужно было употребить самые отчаянные усилия, чтобы раздавить буржуазию и те силы, которые грозили раздавить нас. Все это было необходимо, без этого мы не могли бы победить. Но если подобным же образом действовать по отношению к среднему крестьянству, — это будет таким идиотизмом, таким тупоумием и такой гибелью дела, что сознательно так работать могут только провокаторы. Задача должна быть здесь поставлена совсем иначе. Тут речь идет не о том, чтобы сломить сопротивление заведомых эксплуататоров, победить их и низвергнуть, — задача, которую мы ставили раньше. Нет, по мере того, как мы эту главную задачу решили, на очередь становятся задачи более сложные. Тут насилием ничего не создашь. Насилие по отношению к среднему крестьянству представляет из себя величайший вред. Это — слой многочисленный, многомиллионный. Даже в Европе, где нигде он не достигает такой силы, где гигантски развита техника и культура, городская жизнь, железные дороги, где всего легче было бы думать об этом, — никто, ни один из самых революционных социалистов не предлагал насильственных мер по отношению к среднему крестьянству.

Когда мы брали власть, мы опирались на все крестьянство целиком. Тогда у всех крестьян была одна задача — борьба с помещиками. Но до сих пор у них осталось предубеждение против крупного хозяйства. Крестьянин думает: «Если крупное хозяйство, значит, я опять батрак». Конечно, это ошибочно. Но у крестьянина с представлением о крупном хозяйстве связана ненависть, воспоминание о том, как угнетали народ помещики. Это чувство остается, оно еще не умерло.

Больше всего мы должны основываться на той истине, что здесь методами насилия по самой сути дела ничего нельзя достигнуть. Здесь экономическая задача стоит совсем иначе. Здесь нет той верхушки, которую можно срезать, оставив весь фундамент, все здание. Той верхушки, которою в городе были капиталисты, здесь нет. Действовать здесь насилием, значит погубить все дело. Здесь нужна работа длительного воспитания. Крестьянину, который не только у нас, а во всем мире, является практиком и реалистом, мы должны дать конкретные примеры в доказательство того, что «коммуния» лучше всего. Конечно, не выйдет никакого толку, если в деревне будут появляться скоропалительные люди, которые порхнули туда из города, приехали, покалякали, учинили несколько интеллигентских, а то и не интеллигентских склок и, расплевавшись, разъехались. Это бывает. Вместо уважения, они вызывают насмешку, и совершенно законно.

По этому вопросу мы должны сказать, что коммуны мы поощряем, но они должны быть поставлены так, чтобы завоевать доверие крестьянина. А до тех пор мы — учащиеся у крестьян, а не учителя их. Нет ничего глупее, когда люди, не знающие сельского хозяйства и его особенностей, люди, которые бросились в деревню только потому, что они услышали о пользе общественного хозяйства, устали от городской жизни и желают в деревне работать, — когда такие люди считают себя во всем учителями крестьян. Нет ничего глупее, как самая мысль [211] о насилии в области хозяйственных отношений среднего крестьянина.

Задача здесь сводится не к экспроприации среднего крестьянина, а к тому, чтобы учесть особенные условия жизни крестьянина, к тому, чтобы учиться у крестьян способам перехода к лучшему строю и не сметь командовать! Вот правило, которое мы себе поставили (Аплодисменты всего съезда.) Вот правило, которое мы постарались изложить в нашем проекте резолюции, ибо в этом отношении, товарищи, мы действительно погрешили не мало. Признаться в этом нисколько не стыдно. У нас не было опыта. Самая борьба с эксплуататорами взята нами из опыта. Если нас иногда осуждали за нее, то мы можем сказать: «Господа капиталисты, вы в этом виноваты. Если бы вы не оказали такого дикого, такого бессмысленного, наглого и отчаянного сопротивления, если бы вы не пошли на союз с буржуазией всего мира, — переворот принял бы более мирные формы». Теперь, отразив бешеный натиск со всех сторон, мы можем перейти к иным методам, потому что мы действуем не как кружок, а как партия, ведущая за собой миллионы. Миллионы не могут сразу понять перемену курса и поэтому сплошь и рядом удары, предназначаемые для кулаков, попадают в среднего крестьянина. Это не удивительно. Надо только понять, что это вызывается историческими условиями, которые изжиты, и что новые условия и новые задачи по отношению к этому классу требуют новой психологии.

Наши декреты относительно крестьянского хозяйства в основе правильны. Мы ни от одного из них не имеем оснований отказываться, ни об одном жалеть. Но если декреты правильны, то неправильно навязывать их крестьянину силой. Ни в одном декрете об этом не говорится. Они правильны, как намеченные пути, как призыв к практическим мероприятиям. Когда мы говорим: «Поощряйте объединение», — мы даем директивы, которые много раз должны быть испробованы, чтобы найти окончательную форму их проведения. Раз сказано, что необходимо добиваться добровольного согласия, значит нужно крестьянина убеждать и нужно убеждать практически. Словами они не дадут себя убедить и прекрасно сделают, что не дадут. Плохо было бы, если бы они давали себя убеждать одним прочтением декретов и агитационными листками. Если бы так можно было переделать экономическую жизнь, — вся эта переделка не стоила бы ломаного гроша. Нужно сначала доказать, что такое объединение лучше, объединить людей так, чтобы они действительно объединились, а не расплевались, — доказать, что это выгодно. Так ставит вопрос крестьянин, и так ставят вопрос наши декреты. Если мы до сих пор этого добиться не умели, в этом ничего постыдного нет, мы должны это открыто признать.

Мы решили пока только основную для всякого социалистического переворота задачу, — задачу победы над буржуазией. Эту задачу в основном мы решили, хотя сейчас начинается страшно трудное полугодие, когда империалисты всего мира делают последние усилия, чтобы нас задавить. Мы можем теперь сказать, нисколько не преувеличивая, что они сами поняли, что после этого полугодия их дело абсолютно безнадежно. Либо теперь они воспользуются нашим истощением и победят одну страну, либо мы окажемся победителями не только по [212] отношению к нашей стране. В это полугодие, когда продовольственный и транспортный кризисы сгрудились, и империалистические державы пытаются наступать на нескольких фронтах, наше положение чрезвычайно тяжело. Но это — последнее тяжелое полугодие. Необходимо по-прежнему напрягать все силы на борьбу с внешним врагом, который нападает на нас.

Но, когда мы говорим о задачах деревенской работы, мы должны, несмотря на все трудности, несмотря на то, что весь наш опыт устремлен на непосредственное подавление эксплуататоров, — мы должны помнить и не забывать, что в деревне по отношению к среднему крестьянству задачи стоят иначе.

Все сознательные рабочие: питерские, иваново-вознесенские, московские, которые бывали в деревне, — все рассказывали нам примеры того, как целый ряд недоразумений, самых, казалось бы, неустранимых, целый ряд конфликтов, самых, казалось бы, крупных, устранялись или ослаблялись тем, что выступали толковые рабочие, которые говорили не по-книжному, а на понятном мужику языке, говорили не как командиры, позволяющие себе командовать, хотя они не знают деревенской жизни, а как товарищи, разъясняющие положение, взывающие к их чувству трудящихся против эксплуататоров. И на этой почве товарищеского разъяснения достигалось то, чего не могли достигнуть сотни других, которые вели себя как командиры и начальники...» (Ленин В. И. — Т. 38. — С. 199–203). [213]

Разгром Колчака

В последний раз — опомнись, старый мир!
На братский пир труда и мира,
В последний раз на светлый братский пир
Сзывает варварская лира!

Александр Блок. Скифы

Весной 1919 года внутреннее положение Советской республики оставалось тяжелым. В центральных районах обострились топливный и продовольственный кризисы. К марту вместо 260 миллионов пудов хлеба, запланированных разверсткой, было собрано лишь 91,3 миллиона, из которых больше половины находилось в Поволжье и Приуралье. Транспорт не справлялся с подвозом.

VIll съезд РКП(б) провозгласил союз с середняком генеральной линией партии во внутренней политике. По сути, это решение явилось важнейшей предпосылкой победы над контрреволюцией, поскольку обеспечило Советам мощную поддержку широких слоев крестьянства. Однако к весне 1919 года процесс политического размежевания крестьян прошел лишь в центральных областях. На Юге и Востоке он только начинался. Влияние кулаков здесь было сильным. Система продразверстки вызывала недовольство среднего крестьянства. Нехватка продовольствия тяжело сказывалась на положении рабочего класса. Недоставало оружия. Не был осуществлен план создания 3-миллионной армии.

Усиливалась диктатура помещичье-буржуазной контрреволюции. На Востоке — Колчак, на Юге — Деникин, на Северо-Западе — Юденич, на Севере — Миллер. От Антанты белогвардейцы получили сотни тысяч винтовок, пулеметов, орудий, боеприпасов. Так, за 1919 год только Деникин получил свыше 100 танков и бронемашин, 194 самолета, 1335 автомашин.

В начале 1919 года правительства США, Великобритании и Франции «начали готовить новый поход против Советов. Основной удар предполагалось нанести на Восточном фронте. Советское командование ожидало наибольшей активности интервентов на Западе и Юге, однако первым повел наступление Колчак.

15 февраля он отдал приказ о проведении частных операций, чтобы занять выгодные рубежи для главных сражений. План адмирала предусматривал захват Вятки, Сарапула, Ижевска, Уфы, Оренбурга и Уральска.

Советское командование не смогло выполнить указание Ленина об освобождении Челябинска. Западная армия белых, имевшая четырехкратное превосходство в силах, овладела в марте Уфой и начала движение на Симбирск и Самару. В середине апреля белые заняли Воткинск, Чистополь, Бугульму, Бугуруслан, Орск, Актюбинск. В кругах Антанты сочли, что достигнут решительный перелом в войне.

10 апреля Ленин обратился к рабочим Петрограда с призывом о помощи Восточному фронту. Через день были опубликованы «Тезисы ЦК РКП(б) в связи с положением Восточного фронта». По мобилизации [214] в 9 губерниях, прилегающих к Восточному фронту, в армию было призвано более 50 тысяч человек, 46 тысяч — по партийной, комсомольской и профсоюзной мобилизациям.

28 апреля Южная группа наших войск нанесла удар во фланг армии Ханжина. В мае она овладела Бугурусланом, Бугульмой и Белебеем, а в июне — Уфой. Развернулось успешное наступление всех армий Восточного фронта, но на других фронтах положение серьезно осложнилось.

В Прибалтике и Белоруссии националистическая контрреволюция перешла в наступление. Активизировали действия польские войска. 13 мая Северо-Западный корпус белых прорвал советский фронт и чуть позднее занял Псков. Начались бои на подступах к Петрограду. Сюда с Восточного фронта спешно были отправлены войска.

Произошли осложнения на Южном фронте. После овладения Харьковом белогвардейцы двинулись в Крым и на Правобережную Украину, Это укрепило положение Деникина. 14 марта на Дону вспыхнуло восстание в районе Вешенской и Казанской, вызванное недовольством казаков продовольственной и земельной политикой Советской власти и ошибками местных органов по отношению к казачеству. В итоге соотношение сил изменилось на Юге в пользу врага. Белогвардейцы начали теснить советские войска. Заняв Харьков и Царицын, Деникин отдал директиву о наступлении на Москву.

Главный удар в направлении Уфа — Самара с целью выхода к Волге и соединения с деникинскими войсками наносила Западная армия Ханжина. Она имела трехкратное превосходство в силах над противостоящей Пятой армией. Вспомогательный удар Ижевск — Казань в стык Второй и Третьей армий осуществляли войска Гайды, имевшие более чем двойное превосходство.

Попытка контрударом остановить наступление врага успеха не принесла, и советские части вынуждены были отступить в район Оренбурга и Уральска. Положение на фронте стало угрожающим. Связь с Туркестаном прервалась. Колчаковские войска приближались к Самаре, Симбирску, Казани. 150-километровый разрыв между Пятой и Второй армиями закрыть было нечем: резервы фронта иссякли. Вот-вот должны были соединиться войска Колчака и Деникина.

Тщательно проанализировав обстановку, Ленин пришел к выводу, что интервенты и белогвардейцы, осуществляя наступление одновременно на нескольких фронтах, все же свой основной удар наносят с востока. Поэтому главным фронтом республики должен был стать Восточный фронт.

ЦК предложил всем партийным организациям и профсоюзам оказать самую энергичную помощь в проведении мобилизации рабочих и крестьян 1890–1896 годов рождения, привлечь к обороне широкие слои рабочих.

* * *

Письмо В. И. Ленина петроградским рабочим о помощи Восточному фронту. «Товарищи! Положение на Восточном фронте крайне ухудшилось. [215] Сегодня взят Колчаком Воткинский завод, гибнет Бугульма; видимо, Колчак еще продвинется вперед.

Опасность грозная.

Мы проводим сегодня в Совете Народных Комиссаров ряд экстренных мер помощи Восточному фронту, поднимаем усиленную агитацию.

Мы просим питерских рабочих поставить на ноги все, мобилизовать все силы на помощь Восточному фронту.

Там солдаты-рабочие подкормятся сами и продовольственными посылками помогут своим семьям. А главное, — там решается судьба резолюции.

Победив там, мы кончаем войну, ибо из-за границы помощи белым больше не будет. На юге мы близки к победе. Брать силы с юга нельзя, пока не победим там полностью.

Поэтому на помощь Восточному фронту!

И Совдеп и профессиональные союзы должны напрячь все силы, поднять на ноги все, всемерно помочь Восточному фронту.

Я уверен, товарищи, что питерские рабочие покажут пример всей России.

С коммунистическим приветом

Ленин

Москва, 10 апреля 1919 г.» (Ленин В. И. — -Т. 38. — С. 268).

* * *

Из сообщений газеты «Правда» от 12 апреля 1919 года: «Тезисы ЦК РКП(б) в связи с положением Восточного фронта.

Победы Колчака на Восточном фронте создают чрезвычайно грозную опасность для Советской республики. Необходимо самое крайнее напряжение сил, чтобы разбить Колчака.

Центральный Комитет предлагает поэтому всем партийным организациям в первую очередь направить все усилия на проведение следующих мер, которые должны быть осуществляемы как организациями партии, так и в особенности профессиональными союзами для привлечения более широких слоев рабочего класса к активному участию в обороне страны.

1. Всесторонняя поддержка объявленной 11 апреля 1919 г. мобилизации.

Все силы партии и профессиональных союзов должны быть мобилизованы немедленно, чтобы именно в ближайшие дни, без малейшего промедления мобилизации, декретированной Совнаркомом 10 апреля 1919 г., была оказана самая энергичная помощь.

Надо сразу добиться того, чтобы мобилизуемые видели деятельное участие профессиональных союзов и чувствовали поддержку их рабочим классом.

Надо в особенности добиться уяснения всяким и каждым мобилизуемым, что немедленная отправка его на фронт обеспечит ему продовольственное улучшение, во-первых, в силу лучшего продовольствия солдат в хлебной прифронтовой полосе; во-вторых, вследствие распределения привозимого в голодные губернии хлеба между меньшим количеством едоков; в-третьих, вследствие широкой организации продовольственных [216] посылок из прифронтовых мест на родину семьям красноармейцев.

От каждой партийной и от каждой профессиональной организации Центральный Комитет требует еженедельного, хотя бы самого краткого отчета о том, что сделано ею для помощи мобилизации и мобилизуемым.

2. В прифронтовых местностях, особенно в Поволжье, надо осуществить поголовное вооружение всех членов профессиональных союзов, а в случае недостатка оружия, поголовную мобилизацию их для всяческих видов помощи Красной Армии, для замены выбывающих из строя и т. п.

Пример таких городов, как Покровск, где профессиональные союзы сами постановили мобилизовать немедленно 50% всех своих членов, должен послужить нам образцом. Столицы и крупнейшие центры фабрично-заводской промышленности не должны отстать от Покровска.

Профессиональные союзы должны всюду, своими силами и средствами, произвести проверочную регистрацию своих членов для отправки всех, не безусловно необходимых на родине, для борьбы за Волгу и за Уральский край.

3. На усиление агитации, особенно среди мобилизуемых, мобилизованных и красноармейцев, должно быть обращено самое серьезное внимание. Не ограничиваться обычными приемами агитации, лекциями, митингами и пр., развить агитацию группами и одиночками рабочими среди красноармейцев, распределить между такими группами рядовых рабочих, членов профессионального союза, казармы, красноармейские части, фабрики. Профессиональные союзы должны организовать проверку того, чтобы каждый член их участвовал в обходе домов для агитации, в разносе листков и в личных беседах.

4. Заменить всех мужчин-служащих женщинами. Провести для этого новую перерегистрацию как партийную, так и профессиональную.

Ввести особые карточки для всех членов профессиональных союзов и всех служащих с пометкой о личном участии в деле помощи Красной Армии.

5. Учредить немедленно через профессиональные союзы, фабрично-заводские комитеты, партийные организации, кооперативы и т. п. как местные, так и центральные бюро помощи или комитеты содействия. Их адреса должны быть опубликованы. Население оповещено о них самым широким образом. Каждый мобилизуемый, каждый красноармеец, каждый желающий отправиться на юг, на Дон, на Украину для продовольственной работы должен знать, что в таком близком и доступном для рабочего и для крестьянина бюро помощи или комитете содействия он найдет совет, получит указания...

Особой задачей таких бюро должно быть поставлено содействие делу снабжения Красной Армии. Мы можем очень сильно увеличить нашу армию, если улучшим ее снабжение оружием, одеждой и пр. А среди населения есть еще не мало оружия, спрятанного или не использованного для армии. Есть не мало фабричных запасов разного имущества, необходимого для армии, и требуется быстрое нахождение его и направление в армию. Военным учреждениям, заведующим снабжением [217] армии, должна быть оказана немедленная, широкая, деятельная помощь со стороны самого населения. За эту задачу надо взяться изо всех сил.

6. Через профессиональные союзы должно быть организовано широкое вовлечение крестьян, особенно крестьянской молодежи неземледельческих губерний, в ряды Красной Армии и для формирования продовольственных отрядов и продармии на Дону и на Украине.

Эту деятельность можно и должно во много раз расширить, она служит одновременно и для помощи голодному населению столиц и неземледельческих губерний и для усиления Красной Армии.

7. По отношению к меньшевикам и эсерам линия партии, при теперешнем положении, такова: в тюрьму тех, кто помогает Колчаку сознательно или бессознательно. Мы не потерпим в своей республике трудящихся людей, не помогающих нам делом в борьбе с Колчаком. Но есть среди меньшевиков и эсеров люди, желающие оказать такую помощь. Этих людей надо поощрять, давая им практические работы преимущественно по техническому содействию Красной Армии в тылу, при строгой проверке этой работы.

Центральный Комитет обращается ко всем организациям партии и ко всем профессиональным союзам с просьбой взяться за работу пореволюционному, не ограничиваясь старыми шаблонами.

Мы можем победить Колчака. Мы можем победить быстро и окончательно, ибо наши победы на юге и ежедневно улучшающееся, изменяющееся в нашу пользу международное положение гарантируют нам окончательное торжество.

Надо напрячь все силы, развернуть революционную энергию, и Колчак будет быстро разбит. Волга, Урал, Сибирь могут и должны быть защищены и отвоеваны.

ЦК РКП(б)» (Ленин В. И. — Т. 38. — С. 271–274).

* * *

13 апреля Пленум ЦК партии принял по докладу Ленина решение об укреплении Восточного фронта коммунистами. Была объявлена массовая мобилизация коммунистов. Каждой партийной организации требовалось направить в армию от 10 до 20 процентов своего состава, а в прифронтовых губерниях — не менее половины.

Ни на день не ослабевает внимание к положению на Восточном фронте. Во второй половине апреля Политбюро ЦК шесть раз обсуждало вопросы, связанные с дальнейшей мобилизацией сил на отпор Колчаку. В связи с тем, что отправка коммунистов на фронт ослабила сопротивляемость тыла контрреволюционным выступлениям, местным партийным организациям было предложено приступить к созданию из коммунистов частей особого назначения (ЧОН), которые должны были стать опорой в подавлении любых происков врага. Чтобы помочь на местах в проведении общих мобилизаций, ЦК РКП(б) направил своих уполномоченных в 20 губерний. В уезды и волости разъехались 800 курсантов агитационных курсов ВЦИК и Пролетарского университета.

Началась работа по комплектованию фронта коммунистами.

* * *

Хроника гражданской войны. 16 апреля 1919 года Вятский губком [218] партии принял постановление о мобилизации на фронт половины состава губернской партийной организации. За два месяца из восьми уездов прибыло в распоряжение губвоенкомата 5210 коммунистов и беспартийных. В полном составе вступили во Вторую армию коммунисты Сарапульского и Елабужского уездов.

Мобилизация, проведенная с 7 по 25 апреля Уфимским губкомом партии, дала армии 925 коммунистов.

К 23 мая в Первую, Вторую, Четвертую и Туркестанскую армии, по далеко не полным данным, прибыло около 6 тысяч членов партии.

По мобилизации, объявленной Центральным Комитетом, на Восточный фронт прибыло около 15 тысяч коммунистов.

Провели мобилизацию своих сил профессиональные союзы. Весной 1919 года они послали в Красную Армию 60 тысяч человек.

16 апреля было опубликовано решение ЦК РКСМ о мобилизации членов Союза в прифронтовых губерниях.

Вятский губком РКСМ объявил мобилизацию на фронт половины губернской комсомольской организации.

По неполным данным, Вятская уездная организация РКСМ в апреле — мае 1919 года направила на фронт около 1000 комсомольцев. Почти целиком влилась в Третью армию комсомольская организация. Глазовского уезда.

В Самаре состоялось общее собрание иностранных трудящихся, которые вступили в интернациональные части Красной Армии.

В течение апреля — июня по декретам и постановлениям Совнаркома и Совета обороны, приказам Реввоенсовета Республики было призвана свыше 570 тысяч человек.

За два с половиной месяца на Восточном фронте было сформировано более 60 пехотных полков, то есть почти столько, сколько их было здесь до начала наступления Колчака.

Несмотря на голод, нехватку самых необходимых предметов потребления, рабочие самоотверженно помогали фронту. Заметной вехой стали коммунистические субботники, оцененные Лениным как великий почин в повышении производительности труда, как ростки нового, коммунистического общества.

Главное внимание армейские коммунисты сосредоточили на воспитании у красноармейцев высоких морально-боевых качеств, самоотверженного выполнения революционного долга.

Коммунисты, имевшие опыт работы в массах, назначались комиссарами полков и батальонов, политруками рот. Но подавляющее большинство прибывших на Восточный фронт по партийной мобилизации направлялось в действующие части рядовыми бойцами.

* * *

Всякая новая деревня для Пашки была вроде праздника. Обычно он раньше всех узнавал, что готовится наступление на такую-то деревушку, и с этого момента настроение его, как ртутный столбик в потепление, неуклонно поднималось: он то прибаутками сыпал перед солдатами, то, смазывая винтовку, песню какую-нибудь затягивал, а то просто ложился на шинель поближе к печному теплу и мечтал: [219]

— Закончится, ребятишечки, война, возвернусь я домой, заберусь на свой чердак, сниму все удочки, поплавки в бочке проверю, чтоб торчком стояли, червячишек в огороде накопаю, приманочку из отрубей сварганю и закачусь с полночи на нашу Серебрянку. И отведу же я душу, ребятишечки! — дня три буду рыбалить, вот только хлебца прихвачу маленько...

— А сметанки? — встревал в Пашкин рассказ какой-нибудь однополчанин.

Блаженно щурясь, Пашка уточнял:

— Со сметанкой, ребятишечки, ничего не выйдет. Как матушка написала, беляк корову нашу прибрал... Ну да ведь и без сметанки отлично будет!

Упоминание о сметане делало Пашкино настроение еще приподнятее, и красноармейцы знали, отчего это: Пашка первым оказывался в освобождаемой деревне, и сердобольные старушки ему первому выносили из своих тайников гостинцы. Чаще всего это была вареная картошка с грибами или огурцом. Сметаной угощали Пашку крайне редко; может, один-единственный раз и видели его однополчане с пузатой крынкой, до краев наполненной белой, даже чуть желтоватой густой сметаной. Не успели верхнекамцы глазом моргнуть, как бело-желтоватого содержимого вместительной крынки не стало; сидел Пашка на завалинке и деревянную, закусанную по краям ложку облизывал. Кажется, с тех пор и стал он не Сараниным, по фамилии, а Сметанником, но ничуть прозвище это Пашку не смущало; даже больше того, получая всякий раз в дар от старушек картошку, он прищуривал глаза и проводил разведку:

— А что, матушка, не взял ли случаем у тебя беляк коровку?

Старушка испуганно крестила себя и махала на бойца иссохшей рукою:

— Да что ты, господь с тобой... Цела коровка... Куды же я без нее, без кормилицы?

Тогда Пашка Сметанник брал простодушную старушку в оборот:

— Это хорошо, бабуля! Значит, должна быть у тебя в погребушке крыночка со сметанкой. Эх! Попробовать бы маленько... Я прям-таки и вкус ее позабыл...

И тут откуда только изворотливость в оплошавшей старушке бралась — она становилась на защиту сметаны. Крестясь, она уверяла, что погребушку минуту назад разрушила «пушечная бонба», а когда выяснялось, что никакой «бонбы» не должно было быть, поскольку ни у белых, ни у красных артиллерии в наличии не имелось, хозяйка всплескивала руками и неожиданно вспоминала про кота Петрушку, который намедни вылакал у нее всю сметану.

— Так а горлышко-то у крынки небось узкое? — спрашивал боец.

— Узкое, узкое, голубок... Так и головка-то у Петрушки ма-а-лень-кая, — отвечала старушка.

— А брюшко у Петрушки — большое?

— Большое, ох, большое, голубок. Просто спасу нет...

Словом, сметана и на этот раз уплывала от бойца в область мечтаний, но и картошка с хрустящим огурцом славно уписывалась за обе [220] щеки. Да к тому же сколько было еще впереди неосвобожденных северных деревень: могла запросто подвернуться и сметана...

Впрочем, если говорить по правде, не только сметана верховодила улучшением Пашкиного настроения. Перепадет — ладно, не перепадет — тоже ничего. Главное, что заставляло радостно трепетать сердце Сметанника, — было ощущение отчаянного холодка, когда он стрелой помчится по занятой колчаковцами деревне...

Поначалу командиры наказывали Пашку за самоуправство: расположится полк перед деревней, начнет к атаке готовиться, и в это время исчезнет Пашка Сметанник вместе со своим вороным; потом уже — через десяток минут — услышат красноармейцы бестолковую панику в деревне, залпы загремят, крик поднимется; и вот явится на взмыленном коне Пашка, смеющийся и счастливый, как будто сметаны вдосталь наелся.

Наказывали за такие дела Сметанника. Да вдруг кто-то из командиров обратил внимание на одну все изменившую деталь: на что ни падал взгляд Пашки, все в памяти оставалось. С ходу мог сказать Сметанник, из какого окна ствол пулемета выглядывал, в каком доме офицеры приютились, где окопы и прочее. Да к тому же и паника, возникавшая в деревне, на руку была. Вот, правда, риск большой — один, по деревне, среди врагов... Однако сам Пашка усмехался на это:

— Так а чего они сделают? Разве они ждут меня? Я же как молонья — р-раз!

И действительно, все по-Пашкиному выходило: сколько уж на его счету налетов было, а ни одна пуля, ни одна сабля даже вскользь Сметанника не задела. Смирились с его страстью командиры. А если совсем правды придерживаться, стали пользоватсья Пашкиным лихачеством. Обговорят все с Сараниным до атаки, и уже не стихийная выходка, а план боевого действия получается...

Деревню Кадчина предстояло взять четвертой роте Копытова. Вот Федор Григорьич и вызвал к себе Сметанника (потому, наверно, и знал Пашка всех раньше о наступлениях, что не один Копытов так поступал). Вызвал и говорит:

— Хорошо бы разведку Кадчиной провести, да расположена она неудобно. На горе. А кругом — поле, снег, все как на ладони.

Пашка Сметанник только ухмыльнулся:

— Так на всякого хитреца есть болт с винтом.

— Какой такой болт?

— А вот этого разрешите не докладывать. Есть у меня тайный план.

Разрешил Копытов сохранить бойцу тайну; правда, лишь до утра и осталась она в неизвестности. Увидели верхнекамцы из укрытий, как из соседнего припорошенного свежим снежком леса выехал в собачьей дохе и мохнатой шапке крестьянин. Понукая лениво бредущего коня, крестьянин преодолел открытый всем взглядам подъем. Потом уже ничего нельзя стало разобрать солдатам, но ротный в бинокль видел, как у деревни навстречу Сметаннику вышли двое, как он долго размахивал руками в огромных рукавицах и как неожиданно выхватил откуда-то из-под правого колена винтовку и часовые, побросав оружие, с поднятыми руками пошли под горку, от деревни. А Пашка между тем, сунув [221] под колено винтовку, понукнул коня, и тот понесся по главной улице Кадчиной, часто вныривая в переулки. Стрельба на этот раз поднялась на площади, где, видимо, находился штаб белых: из многооконной избы выбежали офицеры, которые и подняли пальбу по крестьянину.

После очередной Пашкиной своротки в закоулок Федор Копытов. утерял Сметанника, заводил окулярами направо-налево, но нет — нигде не увидел разведчика, и сердце его больно сжалось и заныло. Копытов дожидался атаки и ругал себя последними словами, что клюнул на возможность «легкой» разведки...

Но тут, взбив фонтан глубокого снега, вырос за спиной командира крестьянин в собачьей дохе и мохнатой шапке, лихо соскочил с парившего коня, как-то по-особому ловко подхватив прижатую к конскому боку винтовку. На лице Сметанника была все та же отчаянная улыбка.

— Разрешите доложить? — звонко начал красноармеец.

Из доклада выходило: белые ждут наступления со стороны большой проселочной дороги, то есть оттуда, откуда наступление и готовилось; а между тем к деревне ведет еще одна, обходная дорога, так вот там как раз и слабинка в обороне, и если конников в пятьдесят ударить в том направлении да подкрепить этот удар наступлением по фронту, то и получится, наверно, что надо. Сметанник откозырял и добавил:

— Обходную дорогу плохо из деревни видно. За холмиками она прячется...

Деревню Кадчину четвертая рота взяла с небольшими потерями. И снова первым ворвался в нее Пашка. Когда всадники возвращались после преследования, из крайних изб высыпали кадчинцы, и бойкая старушка в теплом платке подошла к Пашке и, поклонившись в пояс, пригласила в избу.

Пашка подмигнул бойцам, спрыгнув с коня, привязал повод к забору и пошел за старушкой в низкую покосившуюся избенку. «Тут-то уж точно картошка», — сник Пашка. И каково же было его удивление, когда на белом, накрытом чистой скатеркой столе рядом с глубокой тарелкой, в которой, точно, дымилась круглая картошка, он увидел толстобокую глянцевую крынку со сметаной!

— Бабуля, других бы ребятишечек позвать... — начал было Пашка.

Старуха добрым взглядом посмотрела на красноармейца и перекрестила его:

— Ты кушай, сынок, не терзайся. Друзей твоих другие разберут. Про это не сумлевайся... Вон ишь Кузнецовы пятерых к себе повели. Дом-то у них поболе, всех разместят, накормят... А ты кушай, голубок, кушай. Поди, давно без сметанки-то...

— Давно, бабуля. Ох, давненько.

Сметанник и вправду обожал сметану. Он засмеялся в радостной забывчивости, когда погрузил ложку в крынку и почувствовал, как густое содержимое упруго сопротивляется движению руки...

* * *

10 апреля в Симбирске состоялось заседание Реввоенсовета Республики с участием Реввоенсовета Восточного фронта, на котором обсуждался вопрос о подготовке контрнаступления против Колчака. Командованию фронтом (командующий С. С. Каменев, члены Реввоенсовета [222] С. И. Гусев, И. Т. Смилга, М. М. Лашевич) было предложено за 10 дней разработать план операции...

* * *

Строки биографии. Сергей Сергеевич Каменев — крупный советский военачальник. Член Коммунистической партии с 1930 года. Родился в 1881 году в семье военного инженера-механика. В 1907-м окончил Академию генерального штаба. Участвовал в первой мировой войне, имел чин полковника. Был назначен командиром 30-го Полтавского полка, оставался в этой должности до Октябрьской революции. Затем становится начальником штаба корпуса, а несколько позднее — начальником штаба Третьей армии.

В начале 1918 года С. С. Каменев военный руководитель Невельского района Западной завесы. В августе 1918-го назначается командующим Восточным фронтом. Находится на этом посту по июнь 1919 года с перерывом в мае. За умелое руководство операциями весной и летом 1919 года ВЦИК награждает Каменева боевым Золотым оружием и орденом Красного Знамени.

С июля 1919-го по апрель 1924 года С. С. Каменев Главнокомандующий Вооруженными Силами РСФСР и член Реввоенсовета Республики. С 1924 года — член Реввоенсовета СССР, начальник штаба РККА. С 1927 года — заместитель наркома по военным и морским делам, член Военного Совета Наркомата обороны, член ВЦИК и ЦИК СССР.

Умер в 1936 году, похоронен на Красной площади.

* * *

...Армии фронта сводились в две оперативные группы: Южную и Северную. В состав Южной кроме ранее входивших в нее Четвертой и Туркестанской включались и остальные армии, расположенные южнее Камы, — Первая и Пятая. Командующим группой был назначен М. В. Фрунзе, а членами Реввоенсовета — В. В. Куйбышев и Ф. Ф. Новицкий.

Северную группу составили две армии: Вторая и Третья, а также действующая на Каме Волжская флотилия. Командование группой возлагалось на В. И. Шорина. Членами Реввоенсовета были С. И. Гусев, П. К. Штернберг и Г. Я. Сокольников.

Выполнение основной задачи контрнаступления возлагалось на войска Южной группы, которая должна была сковать основную наступающую группировку противника — Западную армию Ханжина и нанести главный удар по ней с юга, выйти в тыл и попытаться уничтожить ее. Северная группа советских войск, развернув боевые действия против армии Гайды, должна была осуществить фронтальный удар на Сарапул и Воткинск, нанести противнику поражение и тем самым содействовать Южной группе.

Реввоенсовет Южной группы осуществил ряд мер по укреплению армий, повышению их боеспособности и улучшению материально-технической оснащенности.

План наступления Южной группы, разработанный М. В. Фрунзе, предусматривал оборону Оренбурга и Уральска весьма ограниченными силами Четвертой армии и Оренбургской группы войск на правом крыле фронта. За счет высвобожденных войск создавалась ударная группа в [223] составе Туркестанской и Первой армий, которые должны были нанести! мощный фланговый удар по растянувшейся на 450 километров армии Ханжина. Одновременно по ней наносился фронтальный удар силами правого крыла Пятой армии. Наступление поддерживалось ударом Мензелинской группы Второй армии по правому крылу белых. Таков был) план разгрома самого сильного и опасного соединения Колчака — Западной армии Ханжина.

Характеризуя план М. В. Фрунзе, Г. X. Эйхе, активный участник боев Южной группы, в книге «Опрокинутый тыл» писал: «Только глубокое марксистско-ленинское понимание того, как революционное классовое содержание гражданской войны влияет на ход операций, только глубокое знание противника, блестящее использование его слабостей и такое же блестящее использование сочувствия и революционных настроений рабочих масс городов Оренбурга и Уральска в первую очередь для увеличения своих сил дало М. В. Фрунзе основание принять и твердо до конца провести план действий, на который вряд ли решился бы в тех условиях кто-либо из старых военных специалистов...»

* * *

Строки биографии. Генрих Христофорович Эйхе родился в Риге в семье рабочего 29 сентября 1893 года. Советский военачальник и военный историк. Окончил Рижское коммерческое училище и Петергофскую школу прапорщиков. Участвовал в первой мировой войне, командовал ротой, имел звание штабс-капитана.

После февральской революции был избран членом полкового комитета, а во время Октябрьской революции — председателем Военно-революционного комитета 245-го пехотного полка. В ноябре 1917 года избран членом Совета солдатских депутатов Десятой армии, был членом коллегии по формированию Красной гвардии и участвовал в подавлении мятежа Польского корпуса генерала Довбор-Мусницкого. В марте 1918 года добровольно вступил в Красную Армию.

С августа 1918-го по ноябрь 1919-го командовал полком, бригадой и 26-й стрелковой дивизией на Восточном фронте. В 1919–1920 годах — Пятой армией. С марта 1920 года — главнокомандующий народно-революционной армией Дальневосточной республики. В 1921–1923 годах командовал войсками Минского района Ферганской области. С 1924 года — в Наркомвнешторге. Автор ряда работ по истории гражданской войны в Сибири. Награжден орденом Ленина, двумя орденами Красного Знамени, медалями. Подвергался репрессиям в годы культа личности Сталина. Умер в Юрмале 25 июля 1968 года.

* * *

...Формирование в апреле 1919 года ударных частей в районе Бузулук — Михайлов вызвало сложную перестановку войск Южной группы: части перебрасывались на 300–500 километров в весеннюю распутицу. Фрунзе сконцентрировал на направлении главного удара две трети пехоты и артиллерии и всю конницу. При общем протяжении фронта в 940 километров контрнаступление планировалось в полосе 220 километров силами 42 тысяч штыков и сабель против 23 тысяч белогвардейцев. Для обороны остального 720-километрового фронта оставалось всего 22,5 тысячи солдат против 40 тысяч штыков и сабель противника. [224]

Командование фронта одобрило план. Однако Троцкий склонялся к оборонительным действиям, полагая возможным даже отступление советских войск за Волгу. Главком Вацетис поддерживал наступление, но считал необходимым отложить его до прихода крупных подкреплений. И все же вопреки колебаниям главного командования, несмотря на бешеный напор противника, удерживавшего инициативу на всем фронте, Фрунзе неуклонно готовил решающее контрнаступление.

17 апреля из перехваченных приказов противника разведка установила: колчаковские войска, действующие против Пятой и Первой армий, наступают в трех расходящихся направлениях. М. В. Фрунзе решил использовать это. «Основная идея операции Южной группы Восточного фронта, — докладывал он командующему, — удар вразрез между частями 3-го и 6-го корпусов противника, в общем направлении на Бугуруслан, Заглядино, Сарай-Гир с целью окончательного разобщения этих корпусов и разгрома их по частям».

План был смелым, решительным. Однако малейший просчет в оценке сил и возможностей борющихся сторон таил огромные опасности для войск, осуществлявших контрудар: они сами могли оказаться окруженными. Тем не менее утром 28 апреля контрнаступление войск Южной группы началось. Первым этапом стала Бугурусланская операция. 4 мая после упорных боев был освобожден Бугуруслан. 5 мая — Сергиевск. В тот же день десант Волжской флотилии освободил Чистополь. Враг утратил инициативу и стал отступать. Вся страна следила за операциями на Востоке. «Правда» почти ежедневно публиковала оперативные сводки штаба Южной группы. 13 мая советские части освободили Бугульму. К середине мая, пройдя с боями до 150 километров, войска Пятой и Туркестанской армий вынудили Западную армию Ханжина отойти за реку Ик, то есть на тот рубеж, с которого она и предприняла наступление, чтобы овладеть Волгой. Это была крупная победа Красной Армии, но враг еще обладал значительными резервами.

Антанта не менее пристально следила за боевыми действиями на Восточном фронте. Видя, что успешно развивающееся контрнаступление советских армий срывает планы соединения войск Колчака и Деникина, империалисты предприняли попытку осуществить северный вариант наступления восточной контрреволюции: через Вятку на Вологду, на соединение с армией генерала Миллера и англо-американскими войсками. Обращение к этому плану объяснялось еще и тем, что в северной части фронта колчаковским войскам удалось сохранить инициативу.

Наше командование видело опасность прорыва колчаковцев на Вятку, но не сумело найти ответных действий. К этому времени приказом Троцкого Каменев был отстранен от командования фронтом и вместо него назначен А. А. Самойло. 10 мая командование Восточного фронта отдало директиву о перенесении главных усилий против генерала Гайды. В связи с этим Пятая армия была выведена из Южной группы, и направление ее наступления изменилось на более северное — на Мензелинск — для последующего удара во фланг и тыл противника. На Южную группу возлагалась задача лишь содействия этим операциям. [225]

М. В. Фрунзе продолжал отстаивать свой план, предусматривавший контрнаступление советских войск в центре Восточного фронта. Разгромив армию Ханжина в районе Белебея, его войска, развивая успех, должны были форсировать Белую, овладеть Уфой и выйти в предгорья Урала. Этот прорыв выводил советские войска на тылы Оренбургской и Сибирской армий Колчака и мог отрезать их от удобных путей отхода. Следовательно, осуществление стратегического плана Фрунзе обеспечивало бы разгром основных сил врага на всем фронте и освобождение Урала.

15 мая войска Южной группы начали Белебеевскую операцию. Их поддерживали с севера войска Пятой армии, вышедшие к рекам Белой и Каме. Туркестанская армия в ходе ожесточенных боев нанесла поражение только что прибывшему корпусу Каппеля и освободила Белебей. Колчаковцы под угрозой окружения отступили к Уфе.

В боях под Белебеем отличилась кавалерийская бригада И. Д. Каширина. Когда полк белогвардейцев повел наступление против сотни красных бойцов, Каширин личным примером увлек за собой отступивших было кавалеристов. За героизм и мужество бригада Каширина, взявшая Белебей, была награждена Почетным революционным Знаменем ВЦИК.

Считая необходимым развить успех, Фрунзе выдвигает перед командованием фронта вопрос о немедленном проведении Уфимской операции. Однако новый командующий предвзято отнесся к плану. Создалась угроза срыва контрнаступления Южной группы. Реввоенсовет фронта по инициативе С. И. Гусева информировал Ленина о создавшемся положении. Каменев был вызван в Москву. Его принял Владимир Ильич. Приказ Троцкого был отменен, Каменев восстановлен в должности.

29 мая в телеграмме Реввоенсовету фронта Ленин подчеркнул необходимость продолжения решительных наступательных операций против Колчака: «Если мы до зимы не завоюем Урала, то я считаю гибель революции неизбежной» (Ленин В. И. Военная переписка. — М., 1956. — С. 132–133). Владимир Ильич призвал Реввоенсовет напрячь все силы для скорейшего освобождения региона.

Незадолго до этого М. В. Фрунзе подписал приказ войскам Туркестанской армии о начале операции по разгрому Уфимской группы противника и овладению Уфой. Наступление поддерживалось Первой и Пятой армиями. На дальних подступах к городу развернулись упорные кровопролитные бои, обе стороны несли большие потери.

В конце мая 20-я дивизия Первой армии освободила Стерлитамак. 3 июня 26-я дивизия Пятой армии вышла к реке Белой, а 8 июня, форсировав водную преграду, заняла Бирск. Овладение Стерлитамаком на юге и Бирском на севере улучшило стратегическое положение продвигавшейся к Уфе Туркестанской армии: ее фланги были надежно прикрыты.

Западная армия Ханжина, потерпев серьезное поражение, стремилась отойти за реку Белая, используя ее как надежную преграду. При этом Западная армия была усилена Волжским корпусом.

Разрабатывая план операции, Фрунзе прежде всего вынужден был [226] считаться с тем, что командование фронтом еще 11 мая вывело Пятую армию из состава Южной группы, что значительно ослабило ее. Первоначально предусматривалось наступление на Уфу левым крылом Туркестанской армии, чтобы помешать организованному отходу белогвардейцев за водный рубеж. Остальные войска должны были использоваться для обороны правого крыла и центра. Главный удар отводился войскам правого фланга Туркестанской армии южнее Уфы: форсировать Белую, выйти в тыл белогвардейцам и разгромить их. 26-я стрелковая, действовавшая севернее Уфы, должна была раньше Туркестанской армии форсировать реку и оттянуть на себя силы противника, облегчив наступление южнее Уфы.

В ходе операции Фрунзе принял решение одновременно форсировать реку севернее и южнее Уфы и окружить группировку противника. Враг открыл ураганный огонь, и попытка преодолеть водную преграду южнее Уфы успеха не имела. Зато 25-й дивизии удалось захватить небольшой плацдарм северо-западнее Уфы. Отвоевала плацдарм и 26-я стрелковая. Учитывая это, Фрунзе перенес главный удар с правого крыла на левое.

В ночь на 8 июня на полуостров возле Красного Яра переправились основные силы 25-й дивизии, которая прорвала оборону противника и расширила плацдарм. Сюда была переброшена 31-я стрелковая дивизия. За два дня части 25-й отразили многократные контратаки противника, преодолели проволочные заграждения и заставили белогвардейцев отойти от Уфы. Вечером 9 июня части 25-й дивизии вступили в город.

В боях под Уфой виртуозно действовала наша артиллерия, прикрывая наступающих. Фрунзе сам разработал план переправы и лично руководил стремительным наступлением. Переправившись через Белую, артиллеристы ворвались в расположение противника. В этих боях М. В. Фрунзе был контужен, а В. И. Чапаев ранен...

* * *

Из приказа Реввоенсовета Республики № 312: «30 июня 1920 года.

Награждается Почетным революционным Красным Знаменем за отличия в боях с врагами социалистического отечества:

229-й стрелковый полк.

24 июня 1919 года полк получил приказ форсировать реку Уфу, укрепиться на восточном берегу и возвести постоянную переправу для дальнейшей переброски частей. Обстановка боя крайне не благоприятствовала нашим героям. Казалось, сама природа обрушилась на горсть красных орлов: низкий равнинный берег, занимаемый полком, быстрая речка и гористый, покрытый лесом восточный берег делали переправу почти невозможной. Средствами переправы были 3–4 утлых лодчонки. Ночью, подойдя тремя ротами к берегу, на виду у противника приступили к переправе. Ураганный артиллерийский, ружейный и пулеметный огонь встретил храбрецов, но не смутил их, и 4 лодки поплыли на другую сторону. Огонь противника дошел до наивысшего напряжения, пули сыпались градом, унося из рядов красных героев жертву за жертвой. Но уже никакие силы не могли сломить упорство наступавших. Идя на верную смерть, переправились они на другой берег. [227]

Только удалось сосредоточиться небольшой горсти красных стрелков на неприятельском берегу, как противник, во много раз превосходивший численностью, повел атаку, думая отбить наших и опрокинуть их в реку. Но не дрогнули и тут наши бойцы и, осыпая противника ружейным и пулеметным огнем, сдержали натиск врага, дабы выиграть время и дать возможность переправиться остальным. Переправившиеся части тотчас вливались в цепь и, прикрывая переправу остальных, задерживали наседавшего врага. Наконец, когда удалось сосредоточить две роты на неприятельском берегу, красные герои перешли в атаку.

Встреченные ураганным огнем, зная, что силы противника во много раз превосходят наши, красные стрелки, увлекаемые командирами и комиссарами, с криком «ура» бросились вперед, сметая все на своем пути. Губительный огонь противника делал свое дело, и ряды атакующих редели, однако упорство и безумная храбрость наших героев смутили белых, и последние, не выдержав штыкового удара, отступили. В результате этого беспримерного боя переправа была за нами, и остальные части могли переправиться почти без потерь. Захвачено в бою 7 пароходов, 2 баржи, груженные машинами Благовещенского завода, артиллерийским имуществом, железом и продовольствием».

* * *

...После освобождения Уфы ударная группа, преодолевая упорное сопротивление белогвардейцев, форсировала и развернула дальнейшее наступление. Над противником нависла угроза окружения, он поспешно отступил за речной рубеж.

Через 10 дней Туркестанская армия вышла к предгорьям Уральского хребта. Контрнаступление Южной группы переросло в общее наступление Восточного фронта. 217-й, 218-й, 219-й, 221-й, 222-й, 223-й, 224-й стрелковые полки и кавалерийский дивизион 25-й стрелковой дивизии были награждены Почетными революционными Красными Знаменами. Начальник 25-й дивизии В. И. Чапаев получил орден Красного Знамени. Этой же награды был удостоен М. В. Фрунзе.

Колчаковское командование, воспользовавшись переброской крупных сил с Оренбургского и Уральского направлений, поставило перед армейской группой генерала Белова, Оренбургской и Уральской белоказачьими армиями задачу любой ценой захватить опорные пункты Советской власти в южной части фронта — Оренбург и Уральск, выйти в тыл Туркестанской армии и создать благоприятные условия для войск Ханжина. Белые сосредоточили под Оренбургом и Уральском около 30 тысяч солдат. Оренбург обороняли немногим более 8 тысяч красноармейцев. Первая армия отражала натиск превосходящих сил. На помощь ей пришли рабочие Оренбурга. Под руководством губкома РКП(б), возглавляемого И. А. Акуловым, к середине апреля были сформированы пять рабочих полков.

И вот двойным ударом — с севера и юга — на реке Салмыш был наголову разгромлен белогвардейский корпус Бакича. Советские полки отразили ожесточенные атаки противника. Правда, белогвардейским частям удалось подойти к городу на расстояние 5 километров. Красноармейцы контратаковали белых, отбросив их на исходные рубежи. [228]

К середине мая Оренбург был охвачен с трех сторон. Рабочие укрепили город траншеями, стойко оборонялись...

* * *

Телеграмма В. И. Ленина М. В. Фрунзе от 22 мая 1919 года: «На мою телеграмму от 12 мая об Оренбурге до сих пор от Вас ответа нет. Что значит Ваше молчание? Между тем из Оренбурга по-прежнему идут жалобы и просьбы о помощи. Прошу впредь более аккуратно отвечать на мои телеграммы. Жду ответа.

Ленин». (Ленин В. И. — Т. 50. — С. 321).

* * *

Телеграмма М. В. Фрунзе В. И. Ленину: «На Вашу телеграмму от 22 мая сообщаю следующее: по существу Вашего требования в отношении Оренбурга все, что только позволяли сделать средства, находившиеся в моем распоряжении, сделано. Должен доложить, что этих средств для исчерпывающей помощи Оренбургу и одновременно с этим решения задач на основном, Уфимском, направлении совершенно недостаточно. Но, во всяком случае, помощь для удержания самого Оренбурга впредь до решения вопросов на основном направлении была подана достаточная, как это и подтверждают события последних дней. Считаю, что поток оренбургских слезниц по бесчисленным адресам в значительной степени объясняется собственным неумением правильно использовать силы и средства, бывшие в распоряжении Оренбурга. За несвоевременность ответа извиняюсь. Обстоятельство это объясняется тем, что в момент получения Вашей телеграммы я был на фронте. Командюжгруппой Фрунзе».

* * *

...26 мая в Оренбург стали прибывать подкрепления. Численность защитников города увеличилась в полтора раза. Белогвардейцы прекратили атаки.

Но в ожесточенных боях под Уральском белым удалось нанести поражение 22-й дивизии и блокировать город. Враг сосредоточил здесь 14,5 тысячи штыков и сабель. Защитники насчитывали всего 2,5 тысячи бойцов. Городской гарнизон был срочно пополнен коммунистами и рабочими. Сформировали боевую дружину в 1200 человек, построили бронепоезд и бронелодку, вдоль рек Урал и Чанган возвели окопы, а подступы к Уральску с севера оборудовали инженерными сооружениями. По проекту военного инженера Д. М. Карбышева, впоследствии Героя Советского Союза, город был разбит на секторы, в которых создали ротные и батальонные опорные пункты. Хорошо организованная оборона позволила уральцам отразить все штурмы. Несмотря на подкрепления в силах и средствах, белогвардейцы не сумели сломить защитников города.

А между тем осажденные остро ощущали недостаток боеприпасов, продовольствия, фуража. 16 июня Ленин передал защитникам Уральска горячий привет и просьбу «не падать духом, продержаться еще немного недель», выразил уверенность, что «геройское дело защиты Уральска увенчается успехом». Уральцы выполнили наказ Ильича.

Выход советских войск на Белую и Каму, освобождение Уфы, Стерлитамака, Бирска и других городов означали, что борьба за Урал вступила в решающую фазу. Однако Главком Вацетис с одобрения [229] Троцкого вдруг отдал командованию Восточного фронта приказ: по овладению реками Белая и Кама прочно закрепиться, прекратив наступление. Главком считал, что решающим фронтом должен стать Южный, где развернул боевые действия Деникин, и в соответствии с этим придется снимать части с Восточного фронта.

9 июня Реввоенсовет фронта обратился к Владимиру Ильичу с докладной запиской, в которой говорилось, что приостановка наступления в Предуралье может свести на нет успехи, достигнутые здесь, и настаивалось на отмене директивы Главкома.

ЦК РКП(б) предложил командованию фронтом продолжать наступательные операции.

Состоявшийся 3–4 июля Пленум Центрального Комитета подтвердил необходимость наступления на Урал и окончательно отверг план Вацетиса — Троцкого. Основная задача момента, говорилось в письме ЦК РКП(б) ко всем партийным организациям, «отразить нашествие Деникина и победить его, не останавливая победного наступления Красной Армии на Урал и Сибирь».

И. И. Вацетис был освобожден от обязанностей Главкома. На этот пост был выдвинут С. С. Каменев, а вместо него командующим фронтом стал М. В. Фрунзе...

* * *

Строки биографии. Михаил Васильевич Фрунзе (партийный псевдоним — Арсений, Трифоныч) родился 21 января 1885 года в поселке Пишпеке (ныне г. Фрунзе) Киргизской ССР в семье военного фельдшера. Советский партийный, государственный и военный деятель. Член Коммунистической партии с 1904 года. Окончил гимназию, поступил в Петербургский политехнический институт, где стал профессиональным революционером. Арестован и выслан из Петербурга.

В 1905 году Московским комитетом РСДРП направлен в Иваново-Вознесенск и Шую для подпольной работы. Был одним из руководителей Иваново-Вознесенской стачки и первого Совета рабочих депутатов. Делегат IV съезда РСДРП.

В 1907 году арестован в Шуе. Дважды приговаривался к смертной казни, замененной сначала 10 годами каторги, а затем пожизненной ссылкой. Из ссылки бежал в Иркутск, под чужой фамилией работал в Чите. Для революционной деятельности направлен в армию.

После февральской революции Фрунзе начальник народной милиции Минска, член солдатского комитета Западного фронта, председатель Совета крестьянских депутатов Минской и Виленской губерний. В сентябре 1917-го снова направлен в Шую.

Во время Октябрьской революции с вооруженным отрядом рабочих прибыл в Москву и принял участие в боях с контрреволюцией. Был военным комиссаром Ярославского военного округа. 26 декабря 1918 года назначен командующим Четвертой армией Восточного фронта. С 5 марта 1919 года Фрунзе командовал Южной группой. Провел серию блестящих операций против войск Колчака. Командовал войсками Восточного фронта, освободившими Северный и Средний Урал.

Возглавлял Туркестанский фронт, руководил разгромом контрреволюции в Средней Азии. 14 марта 1924 года назначен заместителем [230] председателя РВС СССР и наркома по военным и морским делам, а чуть позже — начальником Штаба РККА, начальником Военной академии. С 1925 года — председатель РВС СССР и нарком по военным и морским делам, член Совета труда и обороны. Руководил подготовкой и проведением Военной реформы 1924–1925 годов. Член ВЦИК, ЦК РКП(б), кандидат в члены Политбюро ЦК. Награжден 2 орденами Красного Знамени и Почетным революционным оружием. Умер 31 октября 1925 года в Москве. Похоронен на Красной площади.

* * *

...В конце июня армии Восточного фронта начали общее наступление. Главный удар наносили подразделения Пятой, действовавшие в центре. Перед ними стояла задача — овладеть Южным Уралом. На Вторую и Третью армии, которым придавалась Волжская флотилия, возлагалось освобождение Северного, Западного и Среднего Урала. На Первую и Четвертую — разгром белоказаков в районах Уральска и Оренбурга.

24 июня войска Пятой армии (командующий М. Н. Тухачевский) форсировали Уфу и вступили на Уфимское плоскогорье. Этот прорыв вынудил генерала Гайду перебросить часть Сибирской армии, что создало благоприятные возможности для перехода в наступление советских частей северного крыла. Вторая армия (командующий В. И. Шорин) при содействии Волжской флотилии нанесла удар в направлении Сарапул — Воткинск и освободила Елабугу, затем — Сарапул, Ижевск и Воткинск. Преследуя противника, красноармейцы вышли к Осе и Оханску, форсировали Каму и, развернув стремительное наступление, отбросили Сибирскую армию за реку Ирень.

Третья армия (командующий С. А. Меженинов) перешла в наступление на Пермь. Однако дальнейшее продвижение было задержано контрударом Сибирской армии, которая захватила Глазов. Войска Третьей остановили противника, а затем оттеснили его на исходные позиции. 7 июня Глазов вновь был освобожден от белых. Армия подошла к Перми.

30 июня при поддержке Волжской флотилии 30-я дивизия Третьей армии переправилась через Каму, за нею — 29-я. На другой день войска Второй армии атакой с юга освободили Кунгур. Взвился советский флаг над Красноуфимском.

1 июля 29-я стрелковая дивизия (начдив В. Ф. Грушецкий, военком В. М. Мулин) обходным маневром освободили Пермь...

* * *

Из книги Ф. Г. Копытова «В боях на Северном Урале»: «Недолго находились белые в Глазове — всего десять дней. Общими усилиями полков Красной Армии город был вырван из вражеских рук.

Здесь, на вятской земле, было навсегда остановлено продвижение белой армии. Начался стремительный, победоносный поход за освобождение Урала и Сибири.

Армия Колчака покатилась на восток. Верхнекамцы двинулись в район Залазинского завода. В Залазне уже гудели церковные колокола, на улицах завода не было белых солдат и офицеров. 22-й Кизеловский полк и другие наши части загнали их в афанасьевские леса.

Все полки нашего левого фланга, в том числе и Особый экспедиционный отряд, вели стремительное наступление. Оно развертывалось [231] с нарастающей силой. Верхнекамцы шли дальше, в направлении сел Афанасьевское, Верхнекамское, Гординское.

В районе деревень Корабли — Сергино белые пытались оказать сопротивление. Они сосредоточили здесь большие силы и, пользуясь разрывами между частями наших войск, перешли в контрнаступление. Белые яростно пытались принудить верхнекамцев к отступлению. Бой шел несколько дней. Вынужденный отойти сам, враг сделал попытку задержаться в селе Суб-Сива. Первой атакой верхнекамцы опрокинули противника.

В самом начале боя многие из нас увидели такую картину. Ворвавшийся в село одним из первых красноармеец поясным ремнем что есть мочи порол беляка. А избиение пленных настрого запрещалось. Подбегает командир взвода:

— В чем дело?!

— А-а, так его и надо! — отвечает рассвирепевший красноармеец.

А пленный кричит:

— Илюха, не надо, прости, Илюха! Меня силой забрали.

Оказалось, Илюха взял в плен своего младшего брата. Сразу же после порки тот присоединился к нашей цепи и открыл огонь по белым.

Через несколько дней села Юрла, Белоево, Кудымкар оказались позади нас.

Но Колчак еще располагал большими резервами на фронте и в тылу. Многочисленные карательные отряды рыскали по Уралу и Сибири, дотла сжигали села и деревни. В резерве находились специальные офицерские и казачьи подразделения, полки Иисуса Христа. Почти все они были брошены на фронт, в бой.

Большую надежду Колчак возлагал на камскую флотилию. В районе Перми было сосредоточено более 50 боевых пароходов и барж, плавучих батарей. Команды пароходов «Суффолк» и «Кент» были укомплектованы исключительно английскими офицерами и матросами. Но никакие силы не могли уже задержать красных. Вражеский флот был разбит.

Колчак с усиленной личной охраной выехал из главной ставки на Уральский фронт. Он побывал в Златоусте, Челябинске, Екатеринбурге. Здесь, в промышленных районах, адмирал искал «крамолу», причину неудач и поражений белой армии. Он надеялся также найти здесь и пополнение для фронта.

Еще в первые дни после объявления его «верховным правителем» Колчак усмотрел, что в составе чехословацкого корпуса есть немало неугодных ему солдат и офицеров. Поэтому осенью 1918 года Колчак по договоренности с генералом Жанненом снял с передовой линии Уральского фронта всех чешских солдат. На них, как известно, возложили охрану железнодорожных линий и другие операции в тылу. Подразделения Чехословацкого корпуса были расквартированы в городах, на станциях, в рабочих поселках, словом, распылены по всей железнодорожной магистрали. Такое разобщение по замыслам Колчака и Жаннена должно было оградить солдат от большевистской агитации, сделать их покорными. [232]

Когда же белая армия быстро покатилась на восток, адмирал хотел снова послать всех чешских солдат на передовую. Но было поздно. Например, еще с осени находившийся в Екатеринбурге белочешский полк отправиться на фронт отказался...

* * *

Телеграмма В. И. Ленина Реввоенсовету Восточного фронта от 1 июля 1919 года: «Поздравляю героические красные войска, взявшие Пермь и Кунгур. Горячий привет освободителям Урала. Во что бы то ни стало надо довести это дело быстро до полного конца. Крайне необходимо мобилизовать немедленно и поголовно рабочих освобождающихся уральских заводов. Надо найти новые революционные способы тотчас включать этих рабочих в войска для отдыха уставшим и для отпуска на юг. Первую часть телеграммы сообщите полкам.

Предсовобороны Ленин» (Ленин В. И. — Т. 51. — С. 3).

* * *

...Пожва. У своих истоков, около деревни Карпушенки, где в конце марта верхнекамцы пили студеную воду, Кама — ручей. А здесь, у Пожевского завода, она широка и глубока.

Верхнекамцы с наслаждением купались в Каме, водная ширь густо покрылась загоревшими телами. Издалека, ловко и проворно работая веслами, предусмотрительные солдаты гнали лодки, чтобы облегчить переправу через реку. Но лодки, к огорчению ребят, не понадобились. За поворотом раздался короткий отрывистый гудок, показался пассажирский пароход с огромной баржей на буксире. Вероятно, уже разведали о нашем появлении на Каме. Пароход подошел ближе. Несколько красноармейцев — отличных пловцов — поплыли к пароходу.

— Пароход, товарищи, в вашем распоряжении! — крикнул через рупор человек с капитанского мостика.

Верхнекамцы погрузились на пароход и баржу и поплыли вниз по реке. В устье Чусовой выгрузились на берег и, прочесывая его, дошли до Левшино. Здесь Кама горела. На протяжении нескольких километров от Левшино река казалась сплошной огненной лавой. Горели бензин, керосин и мазут, выпущенные белыми из барж и резервуаров нефтебазы Нобеля. У берегов, на середине фарватера, на якорях и на плаву пылали десятки пассажирских и грузовых пароходов, барж, баркасов. лодок. Обгоревшие части судов рушились, загромождая Каму.

На железнодорожных тупиках нефтебазы догорали вагоны. Как выяснилось, убегая из Левшино, белые загнали в тупик четыре состава. Вагоны, переполненные пленными красноармейцами, были накрепко закрыты. Когда запылал бензин, загорелись и вагоны. Все пленные погибли. Верхнекамцы Николай Шибанов, Александр Кибанов и другие, придя на место невероятного зверства, не находили слов. Они взяли по нескольку медных пуговиц из груды еще горячего пепла и пришили к своим гимнастеркам...

Длительный поход и стычки с противником сильно утомили людей. Неудержимо тянуло ко сну. Казалось, дороже сна нет ничего на свете. Но полк поспешил в район Кусье-Александровского завода. Лысьвенские [233] рабочие по-отечески встретили нас. На площади установили столы, заставленные разнообразной едой.

В ночь вышли из Лысьвы. Наступление — на Чусовую. Смертельно хотелось спать. Но шли и шли. Где-то недалеко началась сильная стрельба. Все насторожились, ускорили шаг. На перекате перебрались через речку и в деревне Усть-Койна стали свидетелями уже развернувшегося боя. Оказалось, крестьяне захватили у белых винтовки и открыли по ним огонь...

Крепкие силы колчаковское командование сосредоточило в селе Троицкое. Противник намеревался удержать шоссейную дорогу Соликамск — Кунгур и остановить продвижение Красной Армии. Операцией руководил Пепеляев. Но планы его были сорваны.

По улице Троицкого промчался на коне белый связист, неистово крича:

— Снимайте провода! В Троицком красные!

На железнодорожной линии показался паровоз с двумя платформами и крытым вагоном. На передней платформе стояли пушка и пулеметы. Это был «броневик» красных. Застрочил пулемет. Белые обратились в бегство. На станцию доставили несколько тысяч пленных.

В районе Бисера верхнекамцы нанесли мощный удар по известной Воткинской дивизии, которая помимо рабочих была укомплектована кулаками и офицерами. На каждый десяток солдат приходилось по офицеру...

* * *

Из донесения командира Верхнекамского полка: «Стремительным ударом нам удалось захватить базу Воткинской дивизии. Взято в плен 50 человек, захвачено до 1000 винтовок, миллион патронов, 17 пулеметов, 300 голов скота, хозяйственное имущество, огромные запасы муки, крупы, сахара и других продуктов. Продолжаем наступление».

* * *

...Стояли на редкость теплые дни уральского лета. На привалах в деревнях было шумно. Красноармейцы, девушки, старухи и старики плясали, пели песни и частушки, играли гармонисты на разбитых тальянках.

Особенно популярной была частушка о Колчаке и Гайде:

Две кукушки куковали
На одном на колышке,
Колчак с Гайдой удирали
По одной дорожке...

Пели и о Колчаке:

Эх ты, цветик мой,
Цветик маковый,
Ты скорей, адмирал,
Отколчакивай.

Там, где не было тальянки, плясали под частушки, под шумовую игру на ведрах и печных заслонках.

Противник отступал. Верхнекамцы продвигались через Нижнюю Салду, Кушву, Алапаевск. Население ликовало. Как и повсюду, радостно встречали бойцов рабочие Нижне-Салдинского завода. Гудел колокольный [234] звон. Рабочие, женщины бросались целовать красноармейцев, приглашали в дома, угощали, дарили белье, полотенца, вышитые кисеты...»

...Выполняя указания Ленина, местные партийные и советские органы совместно с командованием воинских частей и соединений, освобождавших Урал, провели широкую мобилизацию трудящихся в Красную Армию, развернули агитацию за добровольное вступление в ее ряды. Общее число вступивших с лета по декабрь 1919 года составило около 200 тысяч человек.

Армии Восточного фронта, получая мощную поддержку рабочих и крестьян освобожденных районов, усиливали натиск. Менее чем за два месяца красноармейцы продвинулись на 350–400 километров и вышли к предгорьям Урала. Ударная сила Колчака — Западная армия Ханжина — была разгромлена.

Дальнейшее преследование Колчака было возложено на Вторую, Третью и Пятую армии, а подавление сопротивления белоказаков в районе Оренбурга и Уральска — на войска южной группы под командованием Фрунзе.

4 июля конная группа оренбургского казака Н. Д. Томина, выделенная из состава Третьей армии, пройдя за трое суток 150 километров, ворвалась в тылы колчаковцев. Сибирская армия Гайды была расчленена на две части. Действуя в районе горнозаводской ветки Пермской железной дороги, группа Томина освободила Верхний Тагил, Невьянский, Висимо-Шайтанский и другие заводы Северного Урала. Затем кавалеристы продолжили рейд в направлении Камышлов — Шадринск — Курган.

Вторая армия в это время вела бои с частями белых, которые создали организованную оборону на Среднем Урале. В обход ударного корпуса белогвардейцев была направлена подвижная кавалерийская группа азинской дивизии. Конники перерезали железную дорогу Екатеринбург — Челябинск и создали угрозу выхода в тыл оборонительным позициям врага. Войска Второй армии одновременным ударом с севера и юга освободили Екатеринбург. 14 июля в 23 часа полки прославленной 28-й стрелковой дивизии В. М. Азина вступили в город. Одновременно с азинцами вошли полки 21-й Пермской стрелковой дивизии. В плен было захвачено 3,3 тысячи белогвардейцев.

Крупную победу одержали советские войска и на правом фланге фронта. 5–11 июля 25-я стрелковая и Особая бригада под общим командованием В. И. Чапаева прорвала вражеское кольцо и соединилась с защитниками Уральска. Героическая 80-дневная оборона города завершилась. А в августе войска Туркестанского фронта отбросили белых от Оренбурга.

Длившаяся два с половиной месяца героическая оборона Оренбурга и Уральска сковала врага, помешала соединению Колчака и Деникина, способствовала контрнаступлению главных сил Южной группы, которое переросло в общее наступление фронта.

Улучшилась партийно-политическая работа в войсках. Агитаторы разъясняли красноармейцам решения VIII съезда РКП(б) об отношении к среднему крестьянству, принятую на нем новую Программу партии... [235]

* * *

Из дневника комиссара Н. Кирюхина: «7 июня. Сакаево. Несмотря на тяжелую боевую обстановку, партийно-политическая работа не прекращается. Главное внимание — групповым чтениям и собеседованиям. Эти беседы близки массам, можно выяснить, какие вопросы волнуют и интересуют красноармейцев. За неделю провели 12 групповых чтений, по 15–18 человек в каждой группе.

4 июля. Катав-Ивановский завод. Тяжелая боевая обстановка. Но на каждой стоянке проводятся групповые чтения, собеседования, собрания. Красноармейцы с удовольствием посещают занятия. В комячейке уже 80 человек, много еще записалось.

9 июля. Катав-Ивановский завод. Устроили спектакль, затем хор исполнил революционные песни. Среди красноармейцев нашел немало драматических артистов.

(Дата неразборчива). Чуть ли не в каждой занятой станице устраиваем собрания казаков, рассказываем о Советской власти, об ее отношении к казачеству, религии. На собраниях всегда много народу».

* * *

На завершающем этапе борьбы с Колчаком ЦК партии особое внимание уделил подпольным организациям. К тому времени руководство подпольем на Урале осуществлялось через Урало-Сибирское бюро, возобновившее деятельность в июне 1919 года, и через его отделение, которое продолжало функционировать без перерыва. В разгул колчаковщины отделение послало для постоянной работы около 50 коммунистов. В их числе — две группы во главе с А. П. Усатовым, В. А. Сильных и Ф. И. Шляхтиным. Последняя, разделившаяся после перехода фронта на две подгруппы, проделала большую разведывательную и подрывную работу под Усольем и Кушвой.

Сибирское бюро направило на Урал, преимущественно Южный, также значительное количество коммунистов, в том числе «группу № 107» во главе с В. А. Аристовым и И. П. Маликовым. Подпольным организациям было передано несколько миллионов рублей. Основные усилия были сосредоточены на организации вооруженной борьбы трудящихся. Еще в апреле 1919 года отделение бюро с участием Реввоенсовета Третьей армии начало готовить и переправлять через линию фронта партизанские подразделения.

Активизировали деятельность подпольные партийные организации. Наращивал работу Челябинский общегородской комитет во главе с И. А. Медведевым. Усиленная агитация развернулась в селах уезда. В селе Косолаповском, например, на подпольном собрании крестьяне вынесли постановление о непризнании власти Колчака...

* * *

Хроника гражданской войны. 26 июня 1919 года мотовилихинские рабочие получили приказ колчаковских властей разобрать оборудование и упаковать его для отправки. Рабочие спрятали оборудование, а в ящики сложили металлолом и испорченные детали.

Оживилась революционная деятельность в Екатеринбурге — на Верх-Исетском металлургическом заводе, механическом заводе Ятеса, среди железнодорожников.

Во второй половине июня забастовали рабочие на предприятиях и [236] приисках Кыштымского, Нижнетагильского и других округов Среднего Урала.

В Шадринском уезде в связи с попыткой колчаковцев провести мобилизацию подпольщики развернули агитацию среди крестьян. В селе Батуринском мобилизуемые разошлись по окрестным лесам, взялись за оружие.

Активизировали деятельность подпольщики в Казаркино, Морщихе, Суслове и других селах Курганского уезда.

Революционная работа среди колчаковских солдат успешно велась в Челябинске, Екатеринбурге и Перми, где дислоцировались крупные гарнизоны.

Восстание солдат произошло в деревне Кузькино 1 мая 1919 года. В него были вовлечены солдаты 46-го Исетского, 41-го, 43-го, 22-го Златоустовского полков и егерского батальона.

За короткий срок из 47-го Тагильского полка перебежало к красным около 300 и дезертировало около 100 солдат. 48-й Туринский полк покидали солдаты, мобилизованные в татарских и башкирских селах Уфимской губернии.

К июлю 1919 года солдаты сербского полка в Челябинске были распропагандированы. Полк в ходе боев распался, перестал существовать.

* * *

Из доклада В. И. Ленина на соединенном заседании ВЦИК, Московского Совета рабочих и красноармейских депутатов. Всероссийского совета профессиональных союзов и представителей фабрично-заводских комитетов Москвы 4 июля 1919 года: «Вчера в Москве был сделан доклад одним меньшевиком. Вы в газете «Известия» могли читать об этом докладе гражданина Голосова, сообщившего, как меньшевики поехали в Сибирь, считая, что там Учредительное собрание и народовластие, и господство всеобщего избирательного права, и воля народа, а не то, что какая-нибудь диктатура одного класса, узурпация, насильничество, как они величают Советскую власть. Опыт этих людей, которые в течение восьми месяцев имели роман с Керенским и отдали все Корнилову, которые не научились ничему и пошли к Колчаку, — теперь опыт их показал, что не какие-нибудь большевики, а враги большевиков, люди, которые отдавали всю свою деятельность враждебной борьбе с большевизмом, исходили пешком сотни верст и вынесли те выводы, о которых мы слышали и о которых публика узнала из отчетов меньшевиков, — выводы, которые гласили, что они оттолкнули от себя не только рабочих, но и крестьян, не только крестьян, но и кулаков. Даже кулаки восстают против Колчака (Аплодисменты.) Все те описания, которые давались о восстаниях против колчаковщины, они нисколько не преувеличены. И не только рабочих и крестьян, но и патриотически настроенную интеллигенцию, поголовно саботировавшую в свое время, ту самую интеллигенцию, которая была в союзе с Антантой, — и ее оттолкнул Колчак. Теперь нам говорят, что идет восстание на Урале, и мы встречаем полосу настоящего рабочего восстания и снова говорим, что есть все шансы и все основания ожидать в ближайшие месяцы, что победа на Урале будет переломом к полной победе всей массы сибирского населения над колчаковщиной. [237]

Товарищи! Мы вчера видели в газетах о взятии Мотовилихи, — это начинается заводской район на Урале. Подробности о взятии Перми, где несколько полков перешло на нашу сторону, подтверждают это, и каждый день мы получаем телеграмму за телеграммой, показывающие, что решительный перелом на Урале наступил. Сегодня я получил телеграмму из Уфы, от 2 июля, которая свидетельствует об этом. Мы имеем более подробные сведения, дающие полное основание утверждать, что решительный перелом наступил и что мы победим на Урале. Взятием Перми, потом Мотовилихи, — этих центров крупнейших заводов, где рабочие организуются, сотнями переходя на нашу сторону и перерезывая железные дороги в тылу неприятеля, — мы достигли многого. Вероятно, немногие из вас имели возможность видеть колчаковцев — рабочих и крестьян, вышедших оттуда, но мы бы хотели, чтобы в Москве побольше могли повидать людей, пришедших оттуда. Ведь год тому назад крестьяне приуральские и сибирские готовы были отвернуться от большевиков. Они негодовали и возмущались, когда большевики требовали помощи в тяжелой войне, когда большевики говорили: «Победа над помещиками и капиталистами даром не дается, и если капиталисты и помещики идут войной, вы должны понести все жертвы, чтобы отстоять завоевания революции. Революция даром не дается, и если вы согнетесь под этими жертвами, если у вас не хватит выдержки вынести эти жертвы, вы развалите революцию». Крестьяне не хотели этого слушать, им казалось это только революционным призывом. И, когда там обещали мир и помощь Антанты, они переходили на ту сторону. Ведь вы знаете, что крестьяне в Сибири, эти крестьяне крепостного права не знали. Это — самые сытые крестьяне, привыкшие к эксплуатации тех ссыльных, которые из России появлялись, это крестьяне, которые улучшения от революции не видели, и эти крестьяне получали вождей от всей русской буржуазии, от всех меньшевиков и эсеров, — там их были сотни, тысячи. Например, в Омске теперь одни насчитывают 900 тысяч буржуазии, а другие — 500 тысяч. Вся буржуазия поголовно сошлась туда, все, что было претендующего на руководство народом, с точки зрения обладания знаниями и культурой и привычкой к управлению, все партии от меньшевиков до эсеров сошлись туда. Они имели крестьян сытых, крепких и не склонных к социализму, имели помощь от всех государств Антанты, от государств всемогущих, которые держат во всем мире власть в своих руках. Они имели железнодорожные пути со свободным доступом к морю, а это значит полное господство, потому что флот союзников не имеет в мире никакого противника и господствует на всем земном шаре. Чего же еще не хватало? Почему эти люди, которые собрали все, что можно было собрать против большевиков: и край из крепких и сильных крестьян и помощь Антанты, — почему они после двухгодового опыта так провалились, что вместо «народовластия» осталось дикое господство сынков помещиков и капиталистов и получился полный развал колчакии, который мы осязаем руками, когда наши красноармейцы подходят к Уралу как освободители. А год тому назад крестьяне говорили: «Долой большевиков, потому что они возлагают тяжесть на крестьян», и переходили на сторону помещиков и капиталистов. Тогда они не верили тому, что мы говорили; [238] они теперь сами это испытали, когда увидели, что большевики брали одну лошадь, а колчаковцы брали все, — и лошадей и все остальное, и вводили царскую дисциплину. И теперь крестьяне, видя опыт прошедшего, встречают Красную Армию, как избавительницу, и говорят, что вместе с большевиками установится свобода Сибири прочная и полная (Аплодисменты.)

* * *

Этот опыт колчакии для нас самый ценный опыт, он нам в небольшом размере показывает то, что происходит во всем мире, он показывает нам настоящие источники, — и источники непобедимые, источники неискоренимые, — того, чем большевики сильны. Мы казались бессильными, когда Сибирь была в руках наших врагов. Теперь вся эта гигантская сила развалилась. Почему? Потому, что мы были правы в своей оценке империалистической войны и ее последствий, были правы, когда говорили, что из этой войны человечество по-старому не выйдет, — люди так исстрадались, измучились, озлобились на капитализм, что настанет господство рабочего класса и установится социализм. Тут говорили о «середине», и я прекрасно знаю, что об этой середине правые эсеры и меньшевики мечтают, что лучшие люди из этих промежуточных партий мечтают совершенно искренне об этой середине, но мы на опыте целых стран, на опыте народов знаем, что это пустейшие мечты, потому что середины нет в этом царстве Учредительного собрания, где Черновы и Майские начинали еще раз министерские карьеры и где получился полный развал. Что это — случайность или большевистский наговор? Но ведь этому никто не поверит! И если они начинали с такой веры в Учредительное собрание и окончили таким развалом, то это еще раз подтверждает то, что большевики правы, когда говорят: либо диктатура рабочего класса, диктатура всех трудящихся и победа над капитализмом, либо самое грязное и кровавое господство буржуазии вплоть до монархии, которую Колчак установил, как это было в Сибири... (Ленин В. И. — Т. 39. — -С. 38–41).

* * *

...С приближением советских войск размах вооруженной борьбы нарастал. В городах, заводских поселках, в селах вспыхивают восстания, которые колчаковцам уже не удается подавить. Ширится партизанское движение. Растут ранее созданные, возникают новые отряды.

Михайловский отряд стал насчитывать в своих рядах 300 человек. Отряд разгромил карателей в районе углевыжигательных печей, захватил оружие и снаряжение. Было организовано крушение эшелона с войсками. Партизаны разгромили два вражеских отряда, освободили 15 политзаключенных.

Крупным очагом партизанской борьбы по праву можно назвать район Александровского завода и Луньевских копей на Западном Урале. Местные отряды наводили на белогвардейцев ужас. Вот лишь один пример. Отступающие колчаковцы сосредоточили на станции Усольской несколько эшелонов с солдатами и офицерами. В ночь на 8 июля поезда один за другим двинулись на Кизел. Первые два поезда со штабом дивизии дошли благополучно, а третий с орудиями, боеприпасами, снаряжением и продовольствием был спущен под откос.

В районе станции Кузино и Коуровка, северо-западнее Екатеринбурга, [239] сражался отряд Ф. К. Дубинкина. Он обстреливал белых, захватывал траншеи, вносил в ряды врага панику. Совместно с 250-м стрелковым полком дивизии Азина в бою за участок железной дороги близ Новоуткинского и Билимбаевского заводов отряд перерезал противнику путь отступления на Екатеринбург и захватил 16 эшелонов с солдатами и боеприпасами.

Грандиозное восстание рабочих, равного которому не было во всем тылу колчаковских войск, произошло в ночь на 24 июля в Челябинске. Восставшие осуществили крушение бронепоезда на выходных стрелках и заклинили главный путь. Одновременно было разобрано железнодорожное полотно около разъезда Шершни, что поставило в безвыходное положение команду другого бронепоезда, часть которой сбежала, а часть сдалась в плен.

Образовались пробки. Белогвардейцы бросали эшелоны, ценности, оружие. Во время боев Красной Армии за Челябинск около 6 тысяч рабочих города и угольных копей вступили в 27-ю дивизию...

* * *

Из книги Г. X. Эйхе «Опрокинутый тыл»: «Не оставалось почти ни одного Уральского завода, отряды рабочих которого не выступили бы активно с оружием в руках против белогвардейцев. Работа большевиков-подпольщиков дала блестящие результаты. Десятки отрядов возникали как из-под земли при первых же признаках приближения Красной Армии. Они умело сочетали свои действия с операциями советских войск... Можно сказать, что в истории Восточного фронта июнь, июль 1919 года дают нам впервые примечательные факты широкого организованного массового вооруженного выступления трудящихся по ту сторону фронта, против общего врага».

* * *

...К концу июня войска Пятой армии под командованием Тухачевского вышли к Уфе, к предгорьям Уральского хребта. Белогвардейцы заняли оборону по восточному берегу реки и западным склонам гор.

Перегруппировавшись, Пятая армия совершила глубокий обходной маневр. В ночь на 25 июня части 2-й дивизии скрытно форсировали Уфу и продвинулись по узкой и труднопроходимой долине вдоль реки Юрюзань. Столкнувшись с Уфимским корпусом, они вступили в тяжелые, кровопролитные бои. В это время подоспела 27-я стрелковая, В тесном взаимодействии подразделения разгромили белогвардейцев. Тем временем 24-я дивизия освободила Белорецк, Тирлянский и Юрюзанский заводы.

13 июня, преодолев горные хребты, прорвав оборону, одновременными ударами с севера и юга части 26-й и 27-й дивизий освободили Златоуст. Противник в беспорядке отступил к Челябинску. Владимир Ильич поздравил войска Пятой армии с победой. 26-й дивизии (начдив Г. X. Эйхе), отличившейся в боях, приказом Реввоенсовета Республики было присвоено наименование «Златоустовская», а 220-й, 228-й и 229-й полки были награждены Почетными революционными Знаменами ВЦИК.

После освобождения Перми, Кунгура, Златоуста, Екатеринбурга, [240] Уральска, Оренбурга войска Восточного фронта под общим командованием Фрунзе продолжали наступление.

Упорное сопротивление оказывал враг под Челябинском. Он всеми силами пытался удержать промышленный город — важный стратегический пункт на пути в Сибирь. Шли ожесточенные бои.

Пятая армия при поддержке Третьей развернула фронтальное наступление, нанося главный удар по Челябинску и вспомогательный — по Троицку. Тухачевцы преодолели рубеж обороны противника, но белогвардейское командование усилило войска резервом — тремя свежими, хорошо вооруженными дивизиями, перегруппировало силы и создало две ударные группы: Северную — генерала Войцеховского и Южную — генерала Каппеля. Здесь, под Челябинском, Колчак намерен был дать генеральное сражение. Он решил преднамеренным отступлением втянуть наши главные силы в «мешок», окружить и уничтожить их, а затем, перейдя в контрнаступление, отбросить советские войска за Уральский хребет. Руководство операцией возглавил сам Колчак.

Преследуя отходящие части белых, 27-я стрелковая дивизия 24 июля вышла к Челябинску и при содействии восставших рабочих и шахтеров освободила его. 25–27 июля ударные группы Войцеховского и Каппеля, а также группа Косьмина перешли в контрнаступление. Встречные бои переросли в кровопролитные сражения. С обеих сторон в боевых действиях участвовало до 80 тысяч человек.

26-я дивизия с трудом сдерживала наступление Каппеля. Группа Войцеховского ценой огромных потерь прорвалась на стыке двух наших дивизий, перерезала железную дорогу Екатеринбург — Челябинск и создала угрозу тылам Пятой армии. Группе Косьмина удалось ворваться в предместья Челябинска, но там она была остановлена.

В этот критический момент по призыву Челябинского ревкома и политотдела 27-й дивизии только за один день в Красную Армию записалось 12000 рабочих. Кроме того, на защиту города встали рабочие отряды (4,4 тысячи человек), которые с ходу вступили в бой.

Поддержка определила исход сражения. Командование Пятой армии перегруппировало силы. Прорыв был ликвидирован. К 5 августа красные вернули утраченные рубежи, освободили Троицк.

В боях за Челябинск Красная Армия разгромила последние резервы Колчака, захватила 15 тысяч пленных, 100 пулеметов, 32 паровоза, более 3000 винтовок. Развивая наступление вдоль Сибирской магистрали, войска Пятой армии 16 августа вступили в Курган, тем самым завершив освобождение почти всего Урала от Колчака.

Завершение освобождения Урала было возложено на Туркестанский фронт, образованный из Южной группы войск Восточного фронта в составе Первой и Четвертой армий под общим командованием М. В. Фрунзе. Красноармейцы начали боевые операции против Южной и Уральской армий Колчака с целью освобождения Оренбургской и Уральской губерний.

Третья армия под командованием С. А. Меженинова и Пятая под командованием М. Н. Тухачевского вступили в Сибирь и развернули бои за ее освобождение. Войска Второй армии были направлены на Южный фронт, где составили Особую группу под командованием [241] В. И. Шорина. Волжская флотилия была преобразована в Волжско-Каспийскую. Под командованием Ф. Ф. Раскольникова она была направлена на очищение Волги и Каспия от белогвардейцев и интервентов...

* * *

Строки биографии. Федор Федорович Раскольников (подлинная фамилия Ильин) — советский государственный и военный деятель, дипломат, журналист. Член Коммунистической партии с 1910 года. Родился в 1892 году в Петербурге. Воспитывался в сиротском приюте. В 1910-м, будучи студентом Петербургского политехнического института, начинает заниматься революционной работой.

С 1911 года сотрудничает в большевистском еженедельнике «Звезда», а с 1912-го — в ленинской «Правде». После февральской революции работает в Кронштадте — член комитета РСДРП(б), заместитель председателя Совета, редактор газеты «Голос Правды». За участие в июльской демонстрации вместе с другими большевиками-кронштадтцами был арестован Временным правительством, но под давлением рабочих и матросов освобожден.

Ф. Ф. Раскольников активный участник Октябрьского восстания в Петрограде. Сражался под Псковом, при подавлении керенско-красновского мятежа. В ноябре 1917 года Раскольников во главе сформированного им отряда моряков направляется на помощь революционной Москве.

После Октября Ф. Ф. Раскольников назначается комиссаром морского Генерального Штаба, затем заместителем наркома по морским делам. 16 июля 1918 года становится членом Реввоенсовета Восточного фронта. В конце августа Раскольников назначается командующим Волжской (позднее Волжско-Каспийской) военной флотилией. Под его командованием флотилия оказала существенную помощь сухопутным войскам в освобождении Казани. Славной страницей в боевой летописи Урала стал поход флотилии вверх по Каме. Памятен дерзкий поход трех миноносцев флотилии под личным командованием Ф. Ф. Раскольникова в тыл белых к деревне Гальяны и захват «баржи смерти», в которой находилось более 400 арестованных советских работников, обреченных на гибель. За отличное руководство флотилией приказом Реввоенсовета Республики Ф. Ф. Раскольников был награжден орденом Красного Знамени.

В сентябре 1918 года Ф. Ф. Раскольников становится членом Реввоенсовета Республики, а в декабре входит в состав РВС Балтийского флота. С марта 1919-го командует Волжско-Каспийской флотилией, которая участвует в боях под Царицыном, в обороне Астрахани, в освобождении Азербайджана, очищении Каспийского моря от белогвардейских судов.

В 1920 году Ф. Ф. Раскольников назначается командующим Балтийским флотом. Во время дискуссии в партии о профсоюзах (конец 1920 — начало 1921 годов) поддерживал платформу Л. Д. Троцкого. Вскоре решительно порывает с оппозицией, становится убежденным ленинцем.

В 1921 году партия направляет Ф. Ф. Раскольникова на дипломатическую работу. Назначается полномочным представителем СССР в Афганистане. В 1924–1930 годах работает редактором журналов [242] «Молодая гвардия» и «Красная новь», главным редактором издательства «Московский рабочий».

В 1930–1938 годах — снова дипломатическая работа: сначала в Эстонии, затем в Дании и наконец в Болгарии. После XVII съезда ВКП(б), находясь за границей, с тревогой наблюдает за развитием культа личности Сталина.

В апреле 1938 года из газет узнает, что он снят с поста полпреда в Болгарии. Решает остаться за границей. На родине его объявляют предателем, врагом народа. Ф. Ф. Раскольников публикует открытое письмо «Как меня сделали врагом народа», в котором смело выступает в защиту невинно пострадавших деятелей партии и Советского государства.

В другом документе, написанном в середине августа того же года, Ф. Ф. Раскольников незадолго до смерти гневно обличил Сталина в произволе и беззаконии, в дискредитации им советской демократии и социализма. Он бросает в лицо Сталину: «Вы — ренегат, порвавший со своим вчерашним днем, предавший дело Ленина!»

Ф. Ф. Раскольников пишет: «Накануне войны вы разрушаете Красную Армию, любовь и гордость страны, оплот ее мощи. Вы обезглавили Красную Армию и Красный Флот. Вы убили самых талантливых полководцев, воспитанных на опыте мировой и гражданской войны, во главе с блестящим маршалом Тухачевским. Вы истребили героев гражданской войны, которые преобразовали Красную Армию по последнему слову военной техники и сделали ее непобедимой».

В своем письме Ф. Ф. Раскольников объясняет, почему он раньше не выступил на борьбу с культом личности: «Как все патриоты, я работал, на многое закрывая глаза. Я слишком долго молчал. Мне было трудно рвать последние связи не с вами (со Сталиным. — Авт.), не с вашим обреченным режимом, а с остатками старой ленинской партии, в которой я провел без малого 30 лет, а вы разрушили ее в три года. Мне было мучительно больно лишиться моей родины».

Анализируя перспективы дальнейшего развития советского общества, он пишет: «Чем дальше, тем больше интересы вашей личной диктатуры вступают в непримиримый конфликт с интересами рабочих, крестьян, интеллигенции, с интересами всей страны, над которой вы измываетесь, как тиран, дорвавшийся до единоличной власти».

Письмо заканчивается словами: «Рано или поздно советский народ посадит вас на скамью подсудимых как предателя социализма и революции, главного вредителя, подлинного врага народа, организатора голода и судебных процессов».

Находясь в изгнании, Ф. Ф. Раскольников оставался революционером, большевиком-ленинцем, гражданином Советского Союза. Он первым поднялся на открытую борьбу с культом личности Сталина, будучи убежденным, что это явление, как глубоко чуждое марксизму и социализму, будет неизбежно осуждено и справедливость восторжествует.

Умер Ф. Ф. Раскольников после тяжелой болезни в сентябре 1939 года в Ницце (Франция).

* * *

...В связи с освобождением Урала от колчаковских полчищ красноармейцы [243] Восточного фронта обратились к В. И. Ленину с письмом: «Дорогой товарищ и испытанный верный наш вождь! Ты приказал взять Урал к зиме. Мы исполнили твой боевой приказ. Урал наш... Не первый раз нам приходится по твоей команде вступать в бой с неравным врагом, всегда мы побеждали, сильные верой в правоту нашей борьбы, в торжество революции. Раздался твой мощный голос остановить зарвавшегося врага, не отдавать ему главного нерва Советского Российского организма — Волгу. Мы дали отпор, и о наше сопротивление разбились полчища сибирской контрреволюции. Мы перешли потом в наступление и прогнали врага от Поволжья, теперь мы гоним его в Сибирь, за Уралом...»

28 августа 1919 года в «Правде» было опубликовано знаменитое ленинское «Письмо к рабочим и крестьянам по поводу победы над Колчаком». Документ этот не только подводит итоги гражданской войны на Урале, но и служит четким ориентиром, по которому мы можем, сверить весь наш нелегкий, противоречивый и все-таки наш собственный, самими нами пройденный и выстраданный 70-летний путь.

* * *

Письмо В. И. Ленина к рабочим и крестьянам по поводу победы над Колчаком: «Товарищи! Красные войска освободили от Колчака весь Урал и начали освобождение Сибири. Рабочие и крестьяне Урала и Сибири с восторгом встречают Советскую власть, ибо она выметает железной метлой всю помещичью и капиталистическую сволочь, которая замучила народ поборами, издевательствами, поркой, восстановлением царского угнетения.

Наш общий восторг, наша радость по поводу освобождения Урала и вступления красных войск в Сибирь не должны позволить нам успокоиться. Враг далеко еще не уничтожен. Он даже не сломлен окончательно.

Надо напрячь все силы, чтобы изгнать Колчака и японцев с другими иноземными разбойниками из Сибири, и еще большее напряжение сил необходимо, чтобы уничтожить врага, чтобы не дать ему снова и снова начинать своего разбойничьего дела.

Как добиться этого?

Тяжелый опыт, пережитый Уралом и Сибирью, так же как и опыт всех стран, измученных четырехлетней империалистской войной, не должны пройти для нас даром.

Вот главные пять уроков, которые все рабочие и крестьяне, все трудящиеся должны извлечь из этого опыта, чтобы застраховать себя от повторения бедствий колчаковщины.

Первый урок. Чтобы защитить власть рабочих и крестьян от разбойников, то есть от помещиков и капиталистов, нам нужна могучая Красная Армия. Мы доказали не словами, а делом, что мы можем создать ее, что мы научились управлять ею и побеждать капиталистов, несмотря на получаемую ими щедрую помощь оружием и снаряжением от богатейших стран мира. Большевики доказали это делом. Поверить им все рабочие и крестьяне, — если они сознательны, — должны не на» слово (на слово верить глупо), а на основании опыта миллионов и миллионов людей на Урале и в Сибири. Задача соединить вооружение [244] рабочих и крестьян с командованием бывших офицеров, которые большей частью сочувствуют помещикам и капиталистам, есть труднейшая задача. Ее можно решить только при великолепном умении организовать, при строгой и сознательной дисциплине, при доверии широкой массы к руководящему слою рабочих комиссаров. Эту труднейшую задачу большевики решили: измен бывших офицеров у нас очень много, и тем не менее Красная Армия не только в наших руках, но и научилась побеждать генералов царя и генералов Англии, Франции и Америки.

Поэтому всякий, кто серьезно хочет избавиться от колчаковщины, должен все силы, все средства, все уменье целиком отдать делу создания и укрепления Красной Армии. Не за страх, а за совесть исполнять все законы о Красной Армии, все приказы, поддерживать дисциплину в ней всячески, помогать Красной Армии всем, чем только может помогать каждый, — таков первый, основной и главнейший долг всякого сознательного рабочего и крестьянина, не желающего колчаковщины.

Как огня надо бояться партизанщины, своеволия отдельных отрядов, непослушания центральной власти, ибо это ведет к гибели: и Урал, и Сибирь, и Украина доказали это.

Кто не помогает всецело и беззаветно Красной Армии, не поддерживает изо всех сил порядка и дисциплины в ней, тот предатель и изменник, тот сторонник колчаковщины, того надо истреблять беспощадно.

С крепкой Красной Армией мы непобедимы. Без крепкой армии мы — неминуемая жертва Колчака, Деникина, Юденича.

Второй урок. Красная Армия не может быть крепкой без больших государственных запасов хлеба, ибо без этого нельзя ни передвигать армию свободно, ни готовить ее как следует. Без этого нельзя содержать рабочих, работающих на армию.

Всякий сознательный рабочий и крестьянин должен знать и помнить, что главная причина недостаточно быстрых и прочных успехов нашей Красной Армии состоит теперь именно в недостатке государственных запасов хлеба. Кто не сдает излишков хлеба государству, тот помогает Колчаку, тот изменник и предатель рабочих и крестьян, тот виновен в смерти и мучениях лишних десятков тысяч рабочих и крестьян в Красной Армии.

Мошенники, спекулянты и совсем темные крестьяне рассуждают так: лучше-де продам хлеб по вольной цене, я получу гораздо больше, чем по твердой цене, даваемой государством.

Но в том-то и дело, что от вольной продажи растет спекуляция, обогащаются немногие, насыщаются только богачи, а рабочая масса остается голодной. Это мы видели на деле в самых богатых хлебом местах Сибири и Украины.

При вольной продаже хлеба капитал торжествует, а труд голодает и бедствует.

При вольной продаже хлеба цена поднимается до тысяч рублей за пуд, деньги обесцениваются, выигрывает горстка спекулянтов, народ беднеет.

При вольной продаже хлеба государственные запасы пусты, армия [245] бессильна, промышленность умирает, победа Колчака и Деникина неминуема.

За вольную продажу хлеба сознательно стоят только богачи, только злейшие враги рабочей и крестьянской власти. Кто по темноте своей стоит за вольную продажу хлеба, тот на примере Сибири и Украины должен научиться и понять, почему вольная продажа хлеба означает победу Колчака и Деникина.

Есть еще темные крестьяне, которые рассуждают так: пусть сначала государство даст мне в обмен на хлеб хорошие товары по довоенной цене, тогда я отдам излишки хлеба, иначе не отдам. И на таком рассуждении мошенники и сторонники помещиков часто «ловят» темных крестьян на удочку.

Нетрудно понять, что рабочее государство, которое капиталисты разорили дотла четырехлетней грабительской войной из-за Константинополя и которое потом еще из мести разоряют Колчаки, Деникины при помощи капиталистов всего мира, — нетрудно понять, что рабочее государство не может сейчас дать крестьянам товаров, ибо промышленность стоит. Нет хлеба, нет топлива, нет промышленности.

Всякий разумный крестьянин согласится, что голодному рабочему надо дать излишки хлеба в ссуду на условии получения продуктов промышленности.

Вот так и теперь. Все сознательные, разумные крестьяне, все, кроме мошенников и спекулянтов, согласятся, что надо отдать в ссуду рабочему государству все излишки хлеба полностью, ибо тогда государство восстановит промышленность и даст продукты промышленности крестьянам.

Поверят ли крестьяне рабочему государству, чтобы дать ему излишки хлеба в ссуду? — так могут спросить нас.

Мы ответим: Во-первых, государство дает удостоверение в ссуде, денежные знаки. Во-вторых, все крестьяне знают по опыту, что рабочее государство, то есть Советская власть, помогает трудящимся, борется с помещиками и капиталистами. Поэтому Советская власть и называется рабоче-крестьянской властью. В-третьих, иного выбора у крестьян нет: поверить либо рабочему, либо капиталисту; либо рабочему государству оказать доверие и ссуду, либо государству капиталистов. Иного выбора нет ни в России, ни в одной стране в мире. Чем сознательней становятся крестьяне, тем тверже стоят они за рабочих, тем крепче их решение всячески помочь рабочему государству, чтобы сделать невозможным возврат власти помещиков и капиталистов.

Третий урок. Чтобы до конца уничтожить Колчака и Деникина, необходимо соблюдать строжайший революционный порядок, необходимо соблюдать свято законы и предписания Советской власти и следить за их исполнением всеми.

На примере колчаковских побед в Сибири и на Урале мы все видели ясно, как малейший беспорядок, малейшее нарушение законов Советской власти, малейшая невнимательность или нерадение служат немедленно к усилению помещиков и капиталистов, к их победам. Ибо помещики и капиталисты не уничтожены и не считают себя побежденными: всякий разумный рабочий и крестьянин видит, знает и понимает, что они только разбиты и попрятались, попритаились, перерядились часто [246] в «советский» «защитный» цвет. Многие помещики пролезли в советские хозяйства, капиталисты — в разные «главки» и «центры», в советские служащие; на каждом шагу подкарауливают они ошибки Советской власти и слабости ее, чтобы сбросить ее, чтобы помочь сегодня чехословакам, завтра Деникину.

Надо всеми силами выслеживать и вылавливать этих разбойников, прячущихся помещиков и капиталистов, во всех их прикрытиях, разоблачать их и карать беспощадно, ибо это — злейшие враги трудящихся, искусные, знающие, опытные, терпеливо выжидающие удобного момента для заговора; это — саботажники, не останавливающиеся ни перед каким преступлением, чтобы повредить Советской власти. С этими врагами трудящихся, с помещиками, капиталистами, саботажниками, белыми, надо быть беспощадным.

А чтобы уметь ловить их, надо быть искусным, осторожным, сознательным, надо внимательнейшим образом следить за малейшим беспорядком, за малейшим отступлением от добросовестного исполнения законов Советской власти. Помещики и капиталисты сильны не только своими знаниями и своим опытом, не только помощью богатейших стран мира, но также и силой привычки и темноты широких масс, которые хотят жить «по старинке» и не понимают необходимости соблюдать строго и добросовестно законы Советской власти.

Малейшее беззаконие, малейшее нарушение советского порядка есть уже дыра, которую немедленно используют враги трудящихся, — есть зацепка для побед Колчака и Деникина. Преступно забывать, что колчаковщина началась с маленькой неосторожности по отношению к чехословакам, с маленького неповиновения отдельных полков.

Четвертый урок. Преступно забывать не только о том, что колчаковщина началась с пустяков, но и о том, что ей помогли родиться на свет и ее прямо поддерживали меньшевики («социал-демократы») и эсеры («социалисты-революционеры»). Пора научиться оценивать политические партии по делам их, а не по их словам.

Называя себя социалистами, меньшевики и эсеры на деле — пособники белых, пособники помещиков и капиталистов. Это доказали на деле не отдельные только факты, а две великие эпохи в истории русской революции: 1) керенщина и 2) колчаковщина. Оба раза меньшевики и эсеры, на словах будучи «социалистами» и «демократами», на деле сыграли роль пособников белогвардейщины. Неужели мы окажемся так глупы, чтобы поверить им теперь, когда они предлагают нам еще раз позволить им «попробовать», называя это позволение «единым социалистическим (или демократическим) фронтом»? Неужели после колчаковщины останутся еще крестьяне, кроме одиночек, не понимающие, что «единый фронт» с меньшевиками и эсерами есть единение с пособниками Колчака?

Возразят: меньшевики и эсеры увидели свою ошибку и отреклись от всякого союза с буржуазией. Но это неправда. Во-первых, правые меньшевики и эсеры даже и не отреклись от такого союза, а грани с этими «правыми» определенной нет, и не по вине «левых» меньшевиков и эсеров; на словах «осуждая» своих «правых», даже лучшие из меньшевиков и эсеров остаются на деле бессильными рядом с ними и вопреки [247] всем их словам. Во-вторых, даже лучшие из меньшевиков и эсеров защищают как раз колчаковские идеи, помогающие буржуазии и Колчаку с Деникиным, прикрывающие их грязное и кровавое капиталистическое дело. Эти идеи: народовластие, всеобщее, равное, прямое избирательное право, Учредительное собрание, свобода печати и прочее. Во всем мире видим мы капиталистические республики, оправдывающие именно этой «демократической» ложью господство капиталистов и войны из-за порабощения колоний. У нас мы видим, как и Колчак, и Деникин, и Юденич, и любой генерал раздают охотно такие «демократические» обещания. Можно ли верить тому человеку, который из-за словесных обещаний помогает заведомому бандиту? Меньшевики и эсеры, все без изъятия, помогают заведомым бандитам, всемирным империалистам, прикрашивая лжедемократическими лозунгами их власть, их поход на Россию, их господство, их политику. Все меньшевики и эсеры предлагают нам «союз» на условиях, чтобы мы делали уступки капиталистам и их вождям, — Колчаку и Деникину, например, «отказались от террора» (когда против нас стоит террор миллиардеров всей Антанты, всего союза богатейших стран, устраивающих заговоры в России), или чтобы мы открыли дорожку свободной торговле хлебом и т. п. Эти «условия» меньшевиков и эсеров означают вот что: мы, меньшевики, эсеры, колеблемся в сторону капиталистов, и мы хотим «единого фронта» с большевиками, против которых идут капиталисты, используя всякую уступку! Нет, господа меньшевики и эсеры, ищите теперь уже не в России людей, способных вам поверить. В России сознательные рабочие и крестьяне поняли, что меньшевики и эсеры суть пособники белогвардейцев, одни — сознательные и злостные, другие — по неразумию и по упорству в старых ошибках, но все — пособники белогвардейцев.

Пятый урок. Чтобы уничтожить Колчака и колчаковщину, чтобы не дать им подняться вновь, надо всем крестьянам без колебаний сделать выбор в пользу рабочего государства. Крестьян пугают (особенно меньшевики и эсеры, все, даже «левые» из них) пугалом «диктатуры одной партии», партии большевиков-коммунистов.

На примере Колчака крестьяне научились не бояться пугала.

Либо диктатура (т.е. железная власть) помещиков и капиталистов, либо диктатура рабочего класса.

Середины нет. О середине мечтают попусту барчата, интеллигентики, господчики, плохо учившиеся по плохим книжкам. Нигде в мире середины нет и быть не может. Либо диктатура буржуазии (прикрытая пышными эсеровскими и меньшевистскими фразами о народовластии, учредилке, свободах и прочее), либо диктатура пролетариата. Кто не научился этому из истории всего XIX века, тот — безнадежный идиот. А в России мы все видели, как мечтали о середине меньшевики и эсеры при керенщине и под Колчаком.

Кому послужили эти мечты? Кому помогли они? — Колчаку и Деникину. Мечтатели о середине — пособники Колчака.

На Урале и в Сибири рабочие и крестьяне сравнили на опыте диктатуру буржуазии и диктатуру рабочего класса. Диктатура рабочего класса проводится той партией большевиков, которая еще с 1905 г. и раньше слилась со всем революционным пролетариатом. [248]

Диктатура рабочего класса, это значит: рабочее государство без колебаний подавит помещиков и капиталистов, подавит изменников и предателей, помогающих этим эксплуататорам, победит их.

Рабочее государство — беспощадный враг помещика и капиталиста, спекулянта и мошенника, враг частной собственности на землю и на капитал, враг власти денег.

Рабочее государство — единственный верный друг и помощник трудящихся и крестьянства. Никаких колебаний в сторону капитала, союз трудящихся в борьбе с ним, рабоче-крестьянская власть, Советская власть — вот что значит на деле «диктатура рабочего класса».

Меньшевики и эсеры хотят испугать крестьян этими словами. Не удастся. После Колчака рабочие и крестьяне даже в захолустье поняли, что эти слова означают как раз то, без чего от Колчака не спастись.

Долой колеблющихся, бесхарактерных, сбивающихся на помощь капиталу, плененных лозунгами и обещаниями капитала! Беспощадная борьба капиталу и союз трудящихся, союз крестьян с рабочим классом — вот последний и самый важный урок колчаковщины.

24 августа 1919 г.» (Ленин В. И. — Т. 39. — С. 151–159).

* * *

Высокий берег круто обрывался к воде, и жутковато было смотреть, как узкая песчаная тропинка, ныряя между густыми зарослями и скалистыми уступами, спускалась с вершины к серому галечнику, по которому пенно расплескивались речные волны. Под большим железнодорожным мостом, басовито гудя, проплывали встречные буксиры с тяжелыми, глубоко осевшими баржами; к бакену, качавшемуся на волнах, подгребал на плоскодонке бакенщик; чайки угловато прошивали голубой надречный простор; вдали, на желтом пляже, темнели фигурки людей. Многое изменилось на Каме, но и узнавалось немало: этот бакен, кажется, тут и стоял; по крутому берегу те же разросшиеся кусты; да и домишки вдоль реки схожи с прежними — темные, хмурые, с жердевыми огородами, в которых все больше картошка да зеленные грядки... Конечно, откуда им теперь здесь взяться, тем неповоротливым, грузным, забронированным на скорую руку буксирам, составившим Пермскую флотилию? Многие догнивают где-нибудь на задворках речных мастерских, а с тех, что поновее и попроворнее, сняли броню, и попробуй теперь узнай их среди нынешней пароходной братии.

Подумав об этом, Циммерман взглянула на подплывшей буксир — высоко поднят нос, низкая капитанская будка, крохотная, залитая солнцем палубка, мальчуган какой-то на самом носу, с закатанными до колен штанинами: оперся о железный барьер, склонился над водой и следит, как тупой нос буксира режет надвое напористый камский поток...

Тогда в Сарапуле, в штабе Второй армии, настроение Валентине крепко подпортили. Собиралась с разведотрядом Ивана Торошина побыстрее попасть на фронт, а штабисты огорошили: «Мы вас направим в речную флотилию». Да как же там воевать, во флотилии этой? Разве река может подвернуть куда надо? Разве на пароходишке можно, как на коне, с шашкой наголо? По рукам и ногам свяжет направление речного русла, а противнику раздолье — поливай свинцом с высоких берегов... Но оказалось, можно и во флотилии воевать. [249]

Тем летом беляки рвались к Перми. Тяжелые шли бои в округе. Бронепароходы имени Карла Маркса, имени Розы Люксембург и «Левимно» (на нем-то и воевала Валя Циммерман), как только выпадала ночь потемнее, на малых оборотах подкрадывались к селам и городам, занятым белогвардейцами, и устраивали кромешный ад. Враги метались по улицам: невозможно было понять, откуда и кто палит — сразу из пушек, пулеметов и винтовок; взрывались снаряды, горели дома; шум, стоны, крики... А палить было из чего: только на «Левимно» стояли на палубе две трехдюймовки, в двух пулеметных башнях — четыре «максима», да в каждом иллюминаторе и из-за каждого мешка с песком, что на палубе» — по винтовочному стволу... Пленные беляки признавались: больше всего страшила их красная конница и речная флотилия...

Словом, ночь была родной сестрой для «Левимно». Ну а днем, при солнечном свете, когда флотилию за несколько миль видать и слыхать? Днем флотилии как бы не существовало. Днем гроза береговых сел и городов теряла свой боевой лик — бронепароходы становились лазаретами. И давние Валины навыки медсестры понадобились как нельзя лучше. Помогала на операциях, ухаживала за ранеными. Больно контрастной была смена ночи и дня: ночью несли смерть, днем — жизнь. Но была война, и к немыслимым перепадам привыкали...

Неподалеку сражались полки китайцев-интернационалистов, и китайцев среди раненых было большинство...

Но вскоре бои под Пермью еще больше ожесточились, и «Левимно» целиком передали полевому госпиталю. Теперь день и ночь не прекращались в крошечных каютах операции, палуба превратилась в палату под открытым небом, а начинало дождить, матросы натягивали над койками и раскладушками парусиновые тенты. Благо, дни и ночи стояли теплые, ясные.

И Валентина научилась не путать раненых: уж так — не по каким-то особым приметам, а на вид узнавала их... Валя смотрела на проплывающий паром, а видела сухое, черноглазое лицо Фулиня. Привезли китайца на старой крестьянской телеге почти в безнадежном состоянии. Раненый стонал сквозь сжатые зубы. Судорожно держал винтовку, и когда Циммерман хотела взять ее, китаец еще сильнее сжал цевье и открыл мутные глаза: «Винтовка... Пусть со мной...» Так, с винтовкой, и понесли бойца на операцию. Хирург только головой крутнул: «Оставьте. Ему легче будет». И точно, Фулинь, уже не теряя сознания, лежал под скальпелем около часа, не обронив ни одного стона, только рука, сжимавшая винтовку, стала белее мела...

Го Фулинь говорил по-русски. Когда миновал кризис и дело пошло на поправку, он подзывал Валентину, если выпадала у нее свободная минута. Обычно случалось это ночью. Раскидывался над потемневшей Камой звездный полог, смолкал отдаленный орудийный гром, и разве что редкие стоны раненых вспугивали приютившуюся тишину. Гоша (Фулинь называл себя Гошей) чаще говорил о революции; так он мог, наверно, проговорить до рассвета:

— Васа революсия — это хоросо. Осень правильно. Сто бедняк у капиталиста видит? Увазение к себе видит? А васа революсия дала селовеку гордость. Дала свободу. И когда капиталиста посол отбирать васу [250] свободу, то многие бедняки приели вам на помось... Но васа свобода — это и наса свобода. Если мы вместе васу свободу отстоим — отстоим и насу свободу...

Как было не понять Вале китайца Гошу? Она и понимала его; радовалась за революцию, которая повела за собой не только народы России, но и китайцев, венгров, немцев и — настанет срок — весь мир поведет...

* * *

Из публикаций газеты «Вечерний Свердловск» от 23 июля 1988 года:

«Четыре дня гостила в Свердловске семья китайского интернационалиста Жень Фученя. Те, кому довелось с ней познакомиться, наверняка будут долго вспоминать этих добрых, удивительно сердечных людей, искренне любящих нашу страну. А теперь можем сказать — и наш край.

Их недолгая поездка была богата интересными событиями, запоминающимися встречами. Жень Дунлян, сын героя, его жена Сун Фэнцинь и их сын Жень Гунвэй побывали на станции Выя, расположенной недалеко от Нижней Туры. Осенью 1918 года, сдерживая белогвардейцев, там насмерть стоял полк китайских интернационалистов. В ночь на 29 ноября погиб в бою командир полка Жень Фучень. Сотни бойцов похоронены в братской могиле на станции. Сейчас здесь установлен памятник.

На встречу с Жень Дунляном, чье детство прошло на Урале, собрались не только жители маленького пристанционного поселка, но и краеведы, учителя, школьники, представители общественности нескольких районов области.

По древнему китайскому обычаю сын привез на могилу отца горсть пепла с могилы матери, а на родину увезет горсть уральской земли.

— Я от всего сердца выражаю благодарность жителям Выи, которые сохранили память о моем отце, — сказал, обращаясь к собравшимся, Жень Дунлян.

Побывали китайские гости и в семье В. В. Блюхера, сына маршала В. К. Блюхера, работавшего в Китае военным советником. В Доме мира и дружбы их тепло принимали ветераны Великой Отечественной войны и труда, а Жень Гунвэй был, кроме того, и гостем свердловских комсомольцев — членов штаба операции «Коммунары».

* * *

...В одну из ночей слушала, слушала Валентина говорливого собеседника и заметила, как его стал перебарывать сон, — речь пошла странно-загадочная. От революции мысль метнулась к далекому дому, потом звезд коснулась:

— Мама звезды любила... Она говорила: это дусы людей, которые следят за нами... Они за революсией насей следят...

Китаец смолк, и Валя услышала его ровное дыхание. «Ну вот, кажется, и Гоша на поправку пошел», — подумала она и взглянула на небо; в глаза бросился красный Марс. Он висел над землей, и действительно было похоже, что чей-то пристальный взгляд неотступно следит за. тобой. Мысль эта и тревожила и успокаивала. Значит, не одни мы, люди, на земле своей с заботами своими; кто-то следит за нами, верит в нас, пытается хоть чем-то помочь. Говорил же красногвардеец под Липягами, [251] что Марс ярче светит к войне. И война тогда действительно была, жестокая, отчаянная война, когда брат шел на брата, сын на отца, и только матери одинаково безнадежно и горько оплакивали тех, кто пал на красной и на белой стороне...

Впрочем, читала Валентина одну книжку, в которой объяснялось, что звезды — это всего-навсего далекие-предалекие солнца, а те, что ярче светят, — такие же планеты, как Земля, и светят они ярко оттого, что ближе к нам расположены. Только почему же все-таки ярче яркого Марс разгорается, когда у землян к войне дело идет? Чей это сигнал, чье предостережение?

Не могла тогда на задремавшем, чуть покачивающемся «Левимно» ответить на этот вопрос Валентина, а тут, на берегу Камы, ответ пришел сам собой — убедительный и простой, как убедительными и простыми были красный бакен на реке, железные пролеты гигантского моста, дымящие черными трубами буксиры и пароходы. Может, по каким-то причинам и ярче начинают светить и Марс и Венера, однако к войне это имело лишь то отношение, что война на земле раньше так и так начиналась. Не было года на земле, чтобы в каком-нибудь ее уголке не вспыхивали, не разгорались в пожар кровавые распри. Повторялось это из века в век. И намеревалось повторяться вечно, если бы не поднялась поперек потока истории Русь, с революцией своей, декретами о мире, земле, рабочем контроле, с идеей о народовластии. И похоже, беспомощным оказался сегодняшний пророческий Марс, — сияй не сияй, а отбросила Россия врагов, хоть тяжело пришлось, но отбросила, вымела за кордон, дух перевела и, сменив солдатскую одежду на забытую рабочую робу, за плуг встала, к новой жизни пошла и клич всем правительствам бросила: «Оружием революцию не сломить! Давайте на арене мира и труда силами померяемся!» Бросила дерзкий клич, предчувствуя, насколько тяжелой и предельно напряженной будет борьба, однако с молодой верой надеясь борьбу эту выиграть...

Допоздна бродила Валентина по камскому берегу. Вот уж зеленоватая Венера угасла в потемневшей сини, и колко Марс закраснел среди других звезд. Сияли звезды ничуть не слабее, чем под Липягами, но — мирно, мирно! — укладывалась спать затуманенная мглою Пермь; спокойная густая тишина прикрыла безлюдные улицы, пахнущие свежестью и липами, обрывистый спуск к реке, расплывчато черневший разросшимися кустами, темную, с блестками звезд, поверхность речного потока. А по Каме, гулко и долго перекликаясь, плыли трудяги буксиры, волоча за собой баржи, с верхом груженные лесом, песком, цементом, хлебом и всем, что напористо вытеснило ящики со снарядами, пушки, пулеметы, походные кухни.

Уже успев поверить послевоенной тишине, широко и раскованно несла глубокие воды древняя река... [252]

Слово к читателю

Дорогой читатель!

Книга познакомила тебя с героической борьбой рабочих и крестьян за освобождение Урала от интервентов и белогвардейцев. Ты прочитал о том, как, жертвуя жизнью, сражались на фронте красноармейцы, командиры и политработники, как поддерживали трудящиеся незахваченных врагами районов Красную Армию, как помогали ей партизаны, действовавшие в белогвардейском тылу.

На страницах книги ты встретился с выдающимися полководцами Страны Советов, с полномочными представителями Центрального Комитета партии в Вооруженных Силах — членами Реввоенсоветов армий и фронтов, с командирами и комиссарами дивизий, бригад и полков, батальонов и дивизионов. Перед твоим взором прошли и рядовые великой битвы — красноармейцы и матросы, подпольщики и партизаны — в их повседневной фронтовой жизни. Ты по достоинству оценил их вклад в защиту великих завоеваний Октября.

Революция под руководством ленинской партии умело защищалась и победила.

Однако великий завет Ленина защищать революцию относится не только к военной поре, не только к периодам отечественных войн 1918–1920 и 1941–1945 годов, в такой же мере он относится и к нашим дням.

Конечно, не все из опыта гражданской войны мы должны использовать для укрепления социализма. Диалектика жизни такова, что полезное в одних условиях становится непригодным в других. Как известно, для гражданской войны были характерна чрезвычайная централизация и командный метод управления экономикой. В тех конкретно-исторических условиях они были единственно возможными. Они позволили сконцентрировать все ресурсы страны для нужд обороны. Возникавшие при этом. негативные проявления бюрократизма в известной мере гасились развитием демократизма в советском обществе, широким участием масс в контроле над деятельностью государственных и хозяйственных органов через Советы, профсоюзы, рабоче-крестьянскую инспекцию, беспартийные конференции и т. д. И как только был завоеван мир, Коммунистическая партия под руководством В. И. Ленина начала переход к новой экономической политике, которая предусматривала решительный отказ от командно-бюрократического способа управления экономическим развитием страны. Возрождение командно-бюрократических методов в 30-е годы противоречило принципам социалистического хозяйствования и потребностям общества.

На апрельском (1985) Пленуме ЦК партия провозгласила курс на ускорение социально-экономического развития страны, на обновление всех областей жизни. Это поистине революционный курс. Уходя истоками в немеркнущий Октябрь, он в то же время устремлен в будущее, направлен на достижение нового качественного состояния общества.

Как и в те пламенные годы, партия зовет нас на защиту завоеваний Октября, на борьбу за торжество ленинских идей.

Революция продолжается.

Революцию надо защищать.

И, защищая, неуклонно идти вперед. [253]

Использованная литература

Ленин В. И. Речь на объединенном заседании ВЦИК, Московского Совета, фабрично-заводских комитетов и профессиональных союзов Москвы 29 июля 1918 г. — Полн. собр. соч. — Т. 37.

Ленин В. И. Тезисы ЦК РКП(б) в связи с положением Восточного фронта. — Полн, собр. соч. — Т. 38.

Ленин В. И. Письмо к рабочим и крестьянам по поводу победы над Колчаком. — Полн. собр. соч. — Т. 39.

Ленин В. И. Военная переписка. 1917–1922 гг. — М., 1966.

Ленин об Урале. — Свердловск: Сред.-Урал. кн. изд-во, 1984.

* * *

Бажов П. П. Бойцы первого призыва. — Свердловск, 1958.

В борьбе за власть Советов. Воспоминания коммунистов — участников Октябрьской революции и гражданской войны на Урале. — Свердловск, 1957.

В боях и походах. Воспоминания участников гражданской войны на Урале. — Сверловск, 1959.

На Южном Урале. Воспоминания участников гражданской войны. — М., 1958.

Гражданская война в Оренбуржье (1917–1919 гг.). Документы и материалы. — Оренбург, 1958.

Гражданская война на Южном Урале (1918–1919 гг.). Сборник документов и материалов. — Челябинск, 1962.

Упрочение Советской власти в Пермской губернии. Документы и материалы. — Пермь, 1966.

Коммунисты Урала в годы гражданской войны. — Свердовск, 1959.

Спирин Л. М. Разгром армий Колчака. — М., 1957.

Плотников И. Ф. Десять тысяч героев. (Легендарный рейд уральских партизан во главе с В. К. Блюхером). — М., 1967.

Лучевников П. С. Гражданская война на Южном Урале. — Челябинск, 1958.

Рощевский П. И. Гражданская война в Зауралье. — Свердловск: Сред.-Урал. кн. изд-во, 1966.

Аминев З. А. Октябрьская социалистическая революция и гражданская война в Башкирии (1917–1919 гг.). — Уфа, 1966.

Гражданская война и иностранная интервенция на Урале. — Свердловск: Сред.-Урал. кн. изд-во, 1969.

Плотников И. Ф. В белогвардейском тылу. Большевистское подполье и партизанское движение на Урале в период гражданской войны (1918–1919 гг.). — Свердловск: Сред.-Урал. кн. изд-во, 1978.

Скробов В. С. Проблемы военной деятельности Коммунистической партии на Урале (октябрь 1917–1920 гг.). — Свердловск: Сред.-Урал. кн. изд-во, 1971.

Капцугович И. С. Прикамье в огне гражданской войны. — Пермь, 1969.

Лахман А. И. Во имя революции. Рабочие Вятской губернии в годы гражданской войны и иностранной военной интервенции (1918–1920 гг.). — Киров, 1981.

Дударь Е. И. Борьба за установление и упрочение Советской власти в Оренбуржье. — Оренбург, 1957.

Глебов С. С. Победа Советской власти в Южном Зауралье. — Курган, 1961.

Гражданская война и военная интервенция в СССР. — М., 1983.

Очерки истории коммунистической организации Урала. — Свердловск: Сред.-Урал. кн. изд-во, 1971. — Т. 1.

Гражданская война и иностранная интервенция на Урале. — Свердловск: Сред.-Урал. кн. изд-во, 1969.

Куликов К. И. В боях за Советскую Удмуртию. — Ижевск: изд-во «Удмуртия», 1982.

Блюхер В. В. По военным дорогам отца. — Свердловск: Сред.-Урал. кн. изд-во, 1984.

Копытов Ф. Г. В боях на Северном Урале. — Свердловск: Сред.-Урал. кн. изд-во, 1965.

Материалы Государственного архива Свердловской области и партийного архива Свердловского обкома КПСС.