Красковский Вольтер Макарович
На службе неповторимой Отчизне: воспоминания
«Военная
литература»: militera.lib.ru
Издание: Красковский В.М. На службе неповторимой
Отчизне: воспоминания – СПб.: ВКА им. А. Ф. Можайского, 2007.
Книга на сайте: militera.lib.ru/memo/russia/kraskovsky_vm/index.html
Иллюстрации: militera.lib.ru/memo/russia/kraskovsky_vm/ill.html
OCR, корректура: «Воздушно-космическая
оборона» (http://www.vko.ru)
Дополнительная обработка: Hoaхer (hoaxer@mail.ru),
Андрианов Пётр (assaur1@rambler.ru)
Красковский В.М. На службе неповторимой Отчизне: воспоминания – СПб.: ВКА им. А. Ф. Можайского, 2007. 461 с.
Аннотация издательства: История Войск ПВО, написанная одним
человеком. Воспоминания бывшего командующего ракетно-космической обороны (РКО)
генерал-полковника авиации Красковского Вольтера Макаровича основаны на
дневниковых записях, которые он вел на протяжении нескольких десятилетий. В
своей работе автор делится воспоминаниями об основных событиях службы в
Военно-Воздушных Силах и в Войсках противовоздушной обороны страны.
Воспоминания издаются в трех частях. В качестве иллюстраций в них использованы
фотографии из личного архива автора. В воспоминаниях В. М. Красковского речь
идет не только о масштабных учениях и парадах, но и о достижениях и успехах
личного состава в повышении боевой подготовки. Перед читателем предстает
картина повседневного тяжелого и кропотливого труда военного человека,
сплоченного коллектива единомышленников, владеющих многими профессиями. Любовь
к Родине, преданность профессии и верность своим убеждениям всегда помогали
автору на его нелегком пути, который он прошел от курсанта до
генерал-полковника, на пути создания и развития противоракетного щита родного
государства. Служба в армии – это не просто часть жизни, это, можно сказать, и
есть сама жизнь для него. Документальная хроника событий, очевидцем и
участником которых он стал, судьбы и характеры реальных людей, яркие встречи с
незаурядными личностями, эмоциональные суждения – все это делает издание
интересным для широкого круга читателей: от курсанта до военачальника, от
рядового человека до военного специалиста. Каждый, кто интересуется историей
своей страны и ее Вооруженных Сил, кто считает себя патриотом, не останется
равнодушным при чтении этих воспоминаний.
Содержание
Начальник оперативного отделения и
начальник штаба дивизии
Начальник штаба дивизии ПВО
Все тексты, находящиеся на сайте,
предназначены для бесплатного прочтения всеми, кто того пожелает. Используйте в
учёбе и в работе, цитируйте, заучивайте... в общем, наслаждайтесь. Захотите,
размещайте эти тексты на своих страницах, только выполните в этом случае одну
просьбу: сопроводите текст служебной информацией — откуда взят, кто
обрабатывал. Не преумножайте хаоса в многострадальном интернете. Информацию по
архивам см. в разделе Militera: архивы и другия полезныя диски
(militera.lib.ru/cd).
Отзывы на повесть
Генерал-полковник А. И. Хюпенен, начальник
Военной командной академии Войск ПВО им. Маршала Советского Союза Г. К. Жукова
Военная карьера В. М. Красковского не была усыпана розами.
Только через свой колоссальный труд, волю, желание и умение работать над собой
и с людьми, с опорой на коллектив и семью смог преодолеть трудности и
препятствия, объективно возникающие не по вине В.М. Переход из одного вида ВС в
другой в качестве своего офицерского пути, перевод с летной работы на штабную,
непосредственное участие в расформировании нескольких частей и даже округа ПВО,
а это значит – неопределенность в службе, лишение возможности заниматься
любимым делом и заботы, заботы, заботы...
Мне помнится, когда проводилась «реформа» Войск ПВО страны, а
фактически шел разгром их как вида ВС, то первым и, пожалуй, основным
оппонентом Начальника Генерального штаба генерала Огаркова был начальник штаба
Бакинского округа ПВО генерал-майор авиации В. М. Красковский. Докладная
записка, подготовленная В.М., нами изучалась и мы были готовыми к встрече с
Министром обороны маршалом Д. Ф. Устиновым для поддержки основных положений
докладной В. М. Красковского и обоснования абсурдности эксперимента с противовоздушной
обороной страны.
Читая повесть, воочию убеждаешься, насколько подготовлен был
офицер к исполнению той или иной должности, включая и самого автора.
Генерал-полковник А. Г. Смирнов, заместитель Главнокомандующего по боевой
подготовке Войск ПВО
С интересом прочитал все тома повести. Это колоссальный труд
многих лет и если хватит сил для того, чтобы его издать, то это было бы очень
полезным делом, как для ветеранов – вспомнить прекрасное прошлое, так и
особенно для молодежи, которой сейчас вдалбливают неуважение к армии, да и к
своей родине – России.
В записках прослеживается большое уважение к сослуживцам,
товарищам по работе, дана, на мой взгляд, объективная оценка большой когорте
военачальников, особенно по совместной службе в замечательных войсках ПВО
страны, которым отданы лучшие годы нашей жизни.
Это А. И. Покрышкин, В. Д. Лавриненков, которые были не просто
Героями Великой Отечественной войны, но и замечательными воспитателями своих
подчиненных, глубоко уважаемыми начальниками, старшими товарищами, которые
своим поведением, скромностью навсегда останутся в наших сердцах. Названы и
многие другие, внесшие большой вклад в дело развития войск ПВО.
Генерал-полковник Ю. А. Горьков, начальник штаба Московского округа ПВО
С удовольствием ознакомился с Вашей книгой «На службе
неповторимой Отчизне». Считаю ее единственным трудом, который подготовлен
соучастником многолетних событий, связанных со становлением и развитием Войск
ПВО страны. Цена труда с годами будет возрастать, а с уходом из жизни нашего
поколения станет вообще бесценной.
Думаю и надеюсь, что такой труд выйдет в свет и займет достойное
место в военной истории.
Генерал-полковник В. С. Дмитриев, первый заместитель Главнокомандующего
Войсками ПВО по Противовоздушной обороне стран Варшавского договора
С большим интересом прочитал книгу «На службе неповторимой
Отчизне». Эта книга написана гражданином Союза Советских Социалистических
Республик, солдатом, оставшимся верным принятой присяге.
С одной стороны, она автобиографическая. В ней показана
повседневная жизнь, служба и те сложные ситуации, в которые попадали автор и
его семья, а их было немало – это и частые переезды и бытовая неустроенность, и
взаимоотношения с начальниками. И, наверное, самое неприятное, когда по воле
некомпетентного в военных вопросах Н. Хрущева проводились так называемые
реформы в Вооруженных Силах, когда резался флот, сокращались ВВС, что могло
привести к увольнению из армии и автора, окончившего академию ВВС и мечтавшего
о летной службе.
С другой стороны, в книге профессионально показана роль и
значение Войск ПВО в защите от ударов СВКН вероятных противников, их развитие и
совершенствование, а также тяжелые времена борьбы за сохранение Войск ПВО как
вида Вооруженных Сил, которую вели руководители войск с авантюристами,
пытавшимися разрушить уникальную, не имеющую аналогов в мире, систему
противовоздушной обороны страны.
Это Маршал Советского Союза П. Ф. Батицкий, Главком ПВО,
сменивший его на этом посту Главный маршал авиации А. И. Колдунов,
генерал-полковник В. Д. Созинов, начальник Главного штаба Войск ПВО и сам
автор, Первый заместитель начальника Главного штаба, которому приходилось и
готовить необходимые документы и защищать их в различных военных и партийных
инстанциях.
А. В. Тер-Исраелян, член Оперативного комитета по управлению народным
хозяйством СССР (1991 г.)
Мне приходилось много читать воспоминаний крупных
военачальников, вообще этот жанр я люблю и поэтому могу с полной уверенностью
констатировать, что воспоминания В. М. Красковского отличаются совершенно новым
стилем изложения, при котором взаимосвязь событий, процессы, происходящие в
обществе, анализируются и излагаются на примерах взаимоотношений отдельных
людей, т.е. пронизывая все силы общества. Это особенно ценно и вызывает интерес
читателя, тем более имеющая место легкость и увлеченность, с которыми читается
повесть.
Путем повествования автор передает читателям чувства того, что
каждое событие проходит не только через его сознание, но и сердце, потому что
все излагается искренне, правдиво, без всякого артистизма и преувеличений, без
выпячивания своей роли, чем обычно грешат аналогичные мемуары.
В ходе прочтения рукописи испытываешь гордость за Родину, ее
величие и патриотизм людей, военную мощь страны и ее защищенность, а
впоследствии осознаешь крах прежних чувств и идеалов, утрату Родиной качеств
Великой державы, что происходит в настоящее время.
Не все заключения автора бесспорны, кое-какие из них могут быть
дискуссионными, но одна истина проходит красной нитью через всю повесть –
безграничная любовь к Родине.
Ветеранам Войск ПВО страны,
сослуживцам и друзьям
посвящается
Часть I.
Спецшкола ВВС № 12
Специальные школы ВВС были созданы Постановлением СНК от 6
ноября 1940 года № 2276 и начали функционировать со 2 января 1941 года.
Основной целью их создания была подготовка кадров для
комплектования военно-авиационных училищ летчиков. Организовались спецшколы в
системе Народных комиссариатов просвещения пяти республик: Российской,
Украинской, Белорусской, Грузинской и Армянской. Всего 20 спецшкол, включающих
восьмые, девятые и десятые классы, в каждой школе по 500 учащихся.
В Положении о спецшколах говорилось, что они комплектуются из
числа лучших учащихся средних школ, прошедших специальную медицинскую
отборочную комиссию ВВС и признанных годными к летной службе. Программы
обучения для спецшкол составлялись Наркомпросом по согласованию с НКО.
Отбирались лучшие преподаватели, с высшим педагогическим образованием, в том
числе и из лиц командного состава запаса ВВС. Для руководства военной и политической
подготовкой назначались военные и политические руководители из числа командного
и политического состава ВВС Красной Армии. Учащимся и преподавательскому
составу устанавливалась форма одежды. По окончании спецшколы ВВС выдавался
особый аттестат. Выпускники распределялись по военно-авиационным училищам
Красной Армии. Период учебы и жизни в спецшколе оказался важной вехой в жизни,
определившей мою дальнейшую военную судьбу. В тот сложный послевоенный период
спецшкола гарантировала нам среднее образование, хорошее воспитание, давала
возможность осуществить свою мечту – поступить в авиационное училище. В ней мы
постигали азы жизненной школы, приобретали бесценный опыт общения в коллективе.
Здесь, оставив родные семейные очаги, мы учились разбираться в характерах,
осмысливать процессы, присущие воинской службе, ценить товарищество, дружбу,
взаимопомощь, закалялись морально.
Описать годы, проведенные в спецшколе, не просто, так как
записей о той поре не сохранилось, а за давностью периода стерлись из памяти многие
события, однако было бы непростительно не отметить этот особо ценный отрезок
времени, заложивший фундамент сорокалетнего периода воинской службы.
Постараюсь воспроизвести главные события того времени в
хронологическом порядке.
Поступление
в спецшколу
В середине августа 1947 года я приехал поездом в Краснодар.
Спецшкола в то время размещалась в одном из уцелевших в войну зданий на
центральной улице города – Красной, 62. Через арку входили во двор,
представлявший собой прямоугольник длиной около 100–120 м и шириной до 30–35 м.
По обеим сторонам стояли кирпичные двухэтажные корпуса. С лицевой стороны
главной улицы здание имело четыре этажа. В глубине двора в центре стоял самолет
ПО-2.
Поместили меня в большом спортивном зале с цементным полом, где
уже устроилось немало ребят, приехавших раньше. Постели соорудили из спортивных
матов. Моими соседями оказались ребята из Новороссийска. Познакомились, (все из
одного направления, я из станицы Абинской), изучили вместе расписание сдачи
экзаменов. В первый же день съели все запасы провианта, которые я привез, и
стали думать, как жить дальше, чем питаться. На период сдачи приемных экзаменов
на довольствие не ставили, мы должны были иметь десятидневный запас продуктов с
собой. Благо, недалеко от нас был рынок, который и стал основным источником
«добывания» пищи.
Одновременно с экзаменами мы проходили медицинскую комиссию на
годность к летной службе в Полтавской военной авиационной школе штурманов,
расположенной на окраине города, у аэродрома.
Прохождение медкомиссии было самим ответственным событием:
именно от ее решения, а не от экзаменов, зависело поступление в спецшколу.
Проверяли строго, учитывался запас прочности, ибо летать должны были начать не
сразу, а через три-четыре года. Все боялись медкомиссии. Увеличивался страх еще
и от того, что увозили ребят на двух машинах по 40–45 человек, а возвращались
признанными годными не более 10–15 человек. Каких только страстей не
наслушались от тех, кто уже прошел медкомиссию! И нужно было видеть, какими
счастливчиками выглядели те, кому повезло. Остальные ждали своего часа,
тщательно готовились, чтобы не закружиться при вращении на стуле, чтобы
удержать сердце в груди, когда «провалишься» внезапно в «яму», идя по темному
коридору и т.п. Ну а ребята, не прошедшие комиссию, тут же покидали двор
спецшколы, усаживались у стенки здания по ул. Красной и в горьком раздумье
решали, куда теперь податься. Некоторые возвращались домой охотно. Они уже
познали за эти несколько дней законы «бурсы» и были рады скорее убежать от обид
и несправедливостей.
Провожая ребят на комиссию, оставшиеся старались их хорошо
накормить, чтобы выдержали проверки. Продукты (пирожки, фрукты, даже сметана и
т.п.) «добывались» на рынке у зазевавшихся торговцев.
Моя очередь подошла на четвертый день. Все было проделано по уже
отработанной схеме. Натерпелся страху столько, сколько, наверное, его не было
за всю прожитую жизнь. Теперь становится смешно, когда вспоминаю тот день.
Врачи придирчиво осматривали меня, сверялись иногда с нормативами, заглядывая в
книги. Впервые в жизни пришлось снять брюки перед женщиной-хирургом (можно
сказать, бессознательно). При каждом переходе из кабинета в кабинет ожидал
подвоха – «провала в бездну». А тут направили в кабинет, расположенный в другом
конце коридора. «Ну, – думаю, – Попался!» Прошибло потом после первых же шагов.
Иду, крадучись как кошка, присматриваюсь к полу, ищу щели, чтобы разобраться,
где же замаскирована крышка, которая рухнет, когда наступлю. Руку положил на
грудь – «держу сердце». Молю бога, чтобы не подвело, вроде уже основное прошел.
В таком состоянии дошел до назначенной двери, открываю: там сидит окулист.
Назад возвращаюсь с той же опаской, думаю: «Знаем вас!»
В тот день для меня страшнее врачей никого на свете не было.
Этот страх остался на все время моей летной работы. Всегда перед очередной
медкомиссией волновался. Такое же чувство было и у большинства товарищей. Ведь
у каждого есть какая-та «слабинка», к которой могут придраться врачи.
Медкомиссия пройдена. Узнаю, что я признан годным к летной службе.
Радости нет конца. Направлялось на комиссию 45 человек, а везут обратно в
спецшколу на «ЗИС-5» только пятерых! Едем в кузове и от радости поем песни. Не
помню даже, как сдал вступительные экзамены. Раз прошел медкомиссию, значит –
буду принят.
Теперь настало время взвесить все, поразмышлять над учебой в
спецшколе, изучить порядки, которые определены командованием и самими
«спецами», и многое другое. Многое узнавали мы от «спецов», оставленных сдавать
экзамены на осень. Кое-что настораживало. После поступления мы получили
разрешение разъехаться на два-три дня по домам и прибыть к 31 августа в
интернат спецшколы, расположенный по ул. Шаумяна, 11.
Дома меня радостно встретила мама. Я рассказал своим, в какой
красивой школе буду учиться, какая у меня будет форма. Хотелось казаться
серьезным и взрослым. Я обещал маме скорее стать офицером и помочь ей зажить
без нужды. То были последние дни моего пребывания в семье. Отсюда начался
отсчет наших частых расставаний, иногда на годы. 30 августа 1947 года я покинул
свой дом и навсегда выехал из семьи. С тех пор встречи с родителями были только
в период моих отпусков.
Начало учебы
Срок обучения в спецшколе – два или три года – зависел от того,
после какого класса поступал: седьмого или восьмого. В период поступления меня
назначили помощником командира взвода, где в основном были ребята, окончившие
семь классов, и, хотя я окончил восемь, пришлось снова начинать учебу со своей
группой с восьмого класса.
Организационно личный состав школы был сведен в три роты: первая
– десятиклассники, вторая – девятиклассники и третья – восьмиклассники. Каждая
рота состояла из четырех-шести взводов. Количество взводов уменьшалось с
повышением классов из-за отсева учащихся по неуспеваемости, медицинскими
комиссиями в процессе учебы и по другим причинам.
Командирами рот и взводов были офицеры запаса, как правило, из
ВВС. Кроме командиров, в каждой роте было по одному воспитателю: тоже из бывших
военных.
Директором был гражданский человек В. Землянский, зам. директора
по военной части – кадровый офицер подполковник Марков, участник воздушных боев
на Халхин-Голе, награжденный орденом Ленина и другими орденами и медалями. Он
был похож на маршала Жукова Г. К. и являлся для нас самым авторитетным
человеком, образцом для подражания. Нам нравилась его форма, выправка,
строгость, четкость речи, манера поведения. Это был настоящий командир!
Я учился во втором взводе от начала и до конца спецшколы. В
интернате (общежитии) мы размещались в комнатах повзводно.
В каждом взводе из учащихся назначались помощники командиров
взводов и командиры отделений – младшие командиры. В масштабе роты – старшина
роты. Младшие командиры проходили специальное обучение в школе младших
командиров в течение трех месяцев. По окончании школы им присваивались звания:
командирам отделений – младший сержант, помощникам командиров взводов – сержант
и старшинам рот – старший сержант. Присвоенные звания сохранялись и при
переходе в военные училища.
В нашем взводе командирами отделений были Борис Кривенко,
Вячеслав Синюкин, Дмитрий Бычковой. Жили мы дружно. Впоследствии у каждого
по-разному сложатся судьбы. Боря Кривенко до конца своей службы в армии
останется в Армавирском училище летчиков и даст путевку в небо не одной сотне
молодых людей. Вячеслав Синюкин после окончания спецшколы будет направлен в
Ленинград в Военную инженерную академию ВВС. Окончит факультет
инженеров-строителей аэродромов. Дима Бычковой погибнет, будучи зам. командира
учебного авиаполка в Черниговском авиаучилище.
Дольше всех я переписывался с Борисом Кривенко. После увольнения
из армии он проживает в г. Армавире.
В нашем взводе учился и старшина роты Николай Коваленко. Он был
старше нас на два-три года и имел медаль «За доблестный труд в Великой
Отечественной войне 1941–1945 гг.», с которой никогда не расставался. Видимо,
это и сыграло роль в назначении его старшиной роты. Николай был небольшого
роста, круглолицый, пухленький. Так как старшина по долгу службы всегда на
виду, мы частенько замечали «изъяны» нашего «бравого» командира, что давало
повод для насмешек. Николай обижался и пыжился еще сильнее. Летчиком Николай
так и не стал – что-то не получилось с координацией движений. В звании младшего
лейтенанта он начал службу в качестве строевого командира в Армавирском училище
и уволился в запас подполковником.
Командиром нашего взвода был старшина запаса Владимир Иванович
Кривошеев. Кажется, он был демобилизован из армии по ранению. Он закончил в
1942 году нашу спецшколу, был летчиком и после демобилизации в нее вернулся. Мы
очень любили своего командира за его заботливое отношение к нам, культуру
обращения, особый командирский такт. Всегда опрятный и доброжелательный, он был
для нас примером скромности. Владимир Иванович трагически погиб в автомобильной
катастрофе в начале 60-х годов.
Командиром третьей роты был капитан Григорьев, заботливый, но
«шебутной», как мы его называли.
Ко всем командирам и воспитателям мы обращались по воинскому
званию, кроме своего командира взвода. Он не имел офицерского звания, а нам не
хотелось это подчеркивать.
От командира взвода и до начальника спецшколы все имели
«клички», метко данные им «спецами» в свое время. Так, начальника школы
(«Батю») прозвали «Плюшкиным» за скупость. Его заместителя – «Мраком» за
строгость. Командира нашей роты – «Филей». Двух других – «Апостолом» и
«Пастухом». Теперь, по истечении почти полувека, вызывает удивление, с какой
меткостью давались эти прозвища.
Прошло две недели, и нам выдали долгожданную красивую форму.
Обмундирование включало черные ботинки фабрики «Скороход», синие диагоналевые
брюки с голубым кантом, однобортный китель цвета хаки, гимнастерку и брюки
защитного цвета, фуражку с голубым околышем, шапку-ушанку со звездой на зиму и
шинель офицерского покроя. Трудно передать сейчас чувство радости, охватившее
нас после облачения в новенькую форму. Ведь несколько лет подряд, в войну и
после войны, мы ходили в ветхой одежде, по существу граничащей с лохмотьями.
С большой гордостью носили мы форму, постоянно ощущая
доброжелательность и особое уважение горожан. Словами не передать, как любил
народ нашу Советскую Армию-победительницу. Мы же были ее порослью. Хотелось
поскорее побывать в форме у себя на родине, показаться в ней родителям и
знакомым.
Для нас начался период привыкания к новым условиям жизни, к
строгому распорядку дня, к упорной учебе. Сказывались тоска по дому, скудное
питание (кормили первый год, до отмены карточной системы, плохо), отрицательно
влияли на настроение и другие факторы, даже атмосфера самого города. Ко всему
нужно было привыкнуть, многое освоить, многому научиться.
В этом нам очень помогали воспитатели. Они учили нас уходу за
формой и правилам ее ношения, манерам поведения на улице и в общественных
местах, правильному пользованию столовыми приборами и умению держать себя за
столом. В общем, обучали нас, в большинстве своем ребят из сельской местности,
«хорошему тону». Мне еще по вечерам помогали выравнивать «морскую» походку.
Когда рота засыпала, мы с воспитателем занимались маршировкой в коридоре.
Все было бы хорошо, если бы не одна позорная традиция,
укоренившаяся в спецшколе после возвращения школы из Красноярского края, где
она находилась в эвакуации в 1942–1943 гг. – произвол старших учеников по
отношению к младшим. Младшие были совершенно бесправны, беззащитны,
подвергались всяческим издевательствам, как в настоящей «бурсе». На новичков
наваливались тяжкие испытания. Некоторые не выдерживали и покидали школу.
Пройдет много лет и мне придется вплотную столкнуться в армии с «дедовщиной».
Годы учебы в спецшколе послужили хорошим уроком, поэтому я всегда буду особенно
болезненно воспринимать доклады подчиненных об этом явлении и принимать строгие
меры по его искоренению.
Но вернемся к тому периоду. Даже такое праздничное событие, как
получение формы, было омрачено. В тот день многим из новичков пришлось
«поделиться» предметами обмундирования со старшими. У многих была украдена
гражданская одежда, которую собирались отослать домой. Манера отбирать новую
форму старшими называлась «раздеванием». Не прошло и месяца, как наш взвод
почти весь подвергся «раздеванию». Настал и мой черед. Занимаясь в спортзале, к
концу занятий я получил записку с требованием оставить свои брюки на
подоконнике одного из окон, а взамен взять другие. Я решил давно никому ничего
не отдавать, и дал себе клятву, что когда стану старшим, не буду «раздевать»
младших и никому из своих не позволю этим заниматься. И действительно, никакие
угрозы не подействовали, ни одной вещи я не отдал, а во второй роте (9 кл.) на
деле осуществил свой завет. В 1948 году (с 12 декабря) началась ломка постыдной
традиции. Ну а тогда кончилось все объяснением с пятью-шестью «раздевальщиками»
во дворе около туалета. Я предложил попробовать снять с меня брюки тому, кому
они понадобились. Желающих не нашлось.
Не могу не отметить еще один эпизод. Старшеклассникам надоело
сопротивление ребят нашего взвода, и они решили нас проучить. Мы, в свою
очередь, полны были решимости дать «смертный бой». Нам стало известно время их
появления в нашем классе. Их ожидалось десять-двенадцать, а нас было около
тридцати. Сигналом драки должен был послужить первые удар, нанесенный кому-либо
из нас. Тогда их мы блокируем и вступаем в драку. Группа вошла и постепенно
продвинулась в середину класса. Мы были напряжены до предела и ждали сигнала,
но его не последовало. Насильники, видимо почувствовав опасность, мирно
удалились, ограничившись угрозами.
Вторым неприятным явлением в нашей среде было воровство. С
воришками мы расправлялись сами, да так, что они покидали школу, и руководство,
догадываясь в чем причина, никаких мер к возвращению этих ребят не
предпринимало. Ко второму году обучения коллектив, как правило, очищался от
этого позорного явления.
Нельзя не сказать хотя бы в двух словах о питании. Оно было
очень плохим. Ведь шел 1947 год. Не отменены были еще хлебные карточки. Мы
получали по 500 граммов хлеба в день: по 200 граммов на завтрак и обед и по 100
граммов на ужин. Пища была некачественная, а главное, ее не хватало. Питались в
городской столовой, где не обходилось без воровства даже из наших скудных
пайков. Чтобы хоть один раз в неделю наесться, по воскресеньям подрабатывали по
дворам и на разгрузке железнодорожных вагонов.
Главным для нас была учеба, ей подчинялось все остальное. С
разным уровнем знаний из разных мест собрались мы в спецшколу. С первых же дней
началось наше объединение. Учебе помогала дружба, которая складывалась и крепла
до окончания спецшколы. Наш взвод отличался хорошей учебой. По окончании
спецшколы пятеро из шести медалистов были наши – это Слава Синюкин, Юрий
Пушкарев, Юрий Савелов, Виктор Воронин и Василий Данченко, остальные 21
получили аттестаты зрелости без троек.
Учились, как говорили в то время о нас в десятом классе, «по
заказу». Не сразу добились высоких результатов. Помогали друг другу, проявляли
настойчивость. Однажды в девятом классе мы, трое друзей – Борис, Слава и я,
получили по сочинению двойки и единицы, менее восьми ошибок ни у кого не было.
После этого мы начали штурмовать грамматику, учиться писать без ошибок. Взяли
том «Войны и мира» и писали под диктовку в свободное время. Диктовали
поочередно. Переписали больше половины книги, но писать грамотно научились. Все
трое при выпуске написали сочинения на четыре и пять. Слава получил золотую
медаль. Если у ребят возникали трудности с математикой, выход находили
аналогичный. Мы всегда помогали друг другу, болели за каждого. Неудача одного
огорчала всех. Мы понимали, что, не осилив грамоты, не сможем подняться в
воздух.
Бурно проходили наши комсомольские и строевые собрания.
Комсоргом группы все годы был Юра Пушкарев, круглый сирота, умный, талантливый
парень, комсоргом школы – старший лейтенант запаса танкист Быстров, носивший на
крутой груди планки трех орденов Краевого Знамени. Преодоление трудностей учебы
в спецшколе, секреты найденных там путей мы перенесли в училище и не забывали
на протяжении всей службы.
В спецшколе преподавали опытные педагоги, хорошо знающие свой
предмет и имеющие прекрасную методическую подготовку. Мы это понимали и
старались учиться как можно лучше.
Программой предусматривались уроки танцев, в основном бальных. К
окончанию школы мы все умели танцевать польку, мазурку, венгерку, па-де-грас,
вальс и др.
Мне в числе немногих пришлось изучать французский язык.
Француженка, уже пожилая женщина, владела им в совершенстве. Она принадлежала к
старому поколению интеллигенции, училась до революции в Варшаве, Париже. Их
семья была в дружбе с семьей известного генерала первой мировой войны
Брусилова. Нам впервые повезло услышать рассказы об их жизни, почувствовать то
время, ибо редко какой урок проходил без воспоминаний нашей учительницы о
прошлом. Мы с нетерпением ждали ее уроков. Я любил французский язык, но, как и
английским, который изучал позже, овладеть им не смог.
В школе часто устраивались тематические вечера, читательские
конференции, встречи с боевыми летчиками.
Увлекательно преподавал учитель истории, бывший
офицер-фронтовик. Нам нравились его простота и честность, когда чего-то не
знал, он просил у нас время, чтобы найти правильный ответ. История осталась для
меня самым любимым предметом на всю жизнь. Интересовали подробности только что
минувшей войны, а найти ответы на вопросы в скудных изданиях того времени было
не так-то просто. Я искал встреч с фронтовиками и расспрашивал их о войне,
иногда посещал раненых в госпитале, где всегда находились желающие рассказать о
фронтовом времени. Впоследствии многое, что я слышал от них, подтвердилось в
прочитанных мною книгах и журналах при изучении истории Великой Отечественной
войны. Сложным предметом для меня было черчение.
В 1948 году спецшкола переехала в новое здание по ул. Красноармейской,
48. В нем же разместили и интернат.
Лагерь
Ежегодно летом мы выезжали на полтора месяца в лагеря. Лагерь
размещался на берегу Тщитского водохранилища, где река Белая впадает в реку
Кубань в Адыгейской АО, рядом с аулом Адамий. В лагере проводилось воинское
обучение и воспитание.
Выезд в лагеря всегда был торжественным. Две роты, построенные в
колонну взводов, выходили из двора школы под оркестр и шли по улицам города до
железнодорожного вокзала. Нас провожали горожане. Когда затихал оркестр, начиналась
песня. Петь мы любили, песен знали много, во взводах и ротах были свои звонкие
запевалы. С песнями совершались все перемещения в строю по городу и в лагерях.
До ст. Васюринская ехали по железной дороге, а затем шли с полной выкладкой до
лагеря, который находился в 12–15 км от железнодорожной станции.
Лагерь представлял собой палаточный городок, разбитый согласно
Уставу. В нем мы проходили военные дисциплины. Большое внимание уделялось
спорту. Там мы хорошо закалялись физически. Много купались, плавали,
участвовали в кроссах. Возвращались мы из лагеря загорелыми и сильными, в
выгоревших и вылинявших гимнастерках.
12 декабря
1948 года
День серьезной драки между второй и первой ротами из-за младших.
Мы больше не хотели терпеть притеснений старших и потребовали от первой роты их
прекращения. Мнения разошлись. Спор стали решать в драке. Роты поделились на
две части – «за» и «против», поэтому в драке, которая разразилась, как буря, и
охватила все общежитие, трудно было разобраться, кто кого лупил. Нередко доставалось
«своим». В ход шло все, чем можно было бить. Наша комната была похожа на
лазарет. Постели в крови, кто уже лежит с перевязанной головой, кого
перевязывают, а у соседей слышен стук, крик, кто-то врывается в комнату, его
«лупят», в дверь рвутся на выручку, их не впускают и т.п. Через некоторое время
нас, усмиренных, начали вызывать в кабинет начальника школы. Несмотря на
трагичность положения, я не мог не рассмеяться, когда увидел в кабинете своего
земляка из первой роты Вовку Никулина, самого высокого парня в школе. Он стоял
у окна с перевязанным лицом. Из-под повязки торчал нос и большие оттопыренные
бинтом уши. Вид у Вовки был трагикомичный. У меня невольно возник вопрос: «На
чьей же стороне был Вовка?»
Начались нудные допросы. Молчали обе стороны. Никто никого не
выдавал (по динамике самой драки). Нас, человек восемь-десять, решили исключить
из школы. Сняли погоны. Выдали старую летнюю форму. Приехала комиссия из
Москвы. В беседе я объяснил причину драки, сказал, что нужно было когда-то
кончать с несправедливостью. Я был готов к любому наказанию. Постепенно нам
стали возвращать зимнюю форму с погонами. Меня разжаловали из сержанта в
рядовые, а с наступлением лета отправили вместе с другими штрафниками готовить
лагерь к приему школы.
Мы почти месяц работали грузчиками, строителями, разбивали
линейки, устанавливали палатки. Ребята нашего взвода и преподаватели понимали,
что мы пострадали зря, всячески поддерживали нас, давали понять, что начальство
смягчится.
Лагерь подготовили, ждем ребят. Вдруг слышим оркестр. Появилась
колонна. Стоим у ворот, каждый встречает свой взвод. С нетерпением поджидаю,
когда подойдет родной второй. Вот уже различаю в сумерках знакомые лица, бегу
навстречу, меня подхватывают ребята на руки и начинают качать. Они с радостью
сообщают, что я восстановлен в звании, а значит – остаюсь и в школе. И, хотя
мне не разрешили сдавать экзамены за девятый класс, я был переведен без них.
С декабря 1948 года в спецшколе установился новый порядок.
Совместными усилиями командования и самих «спецов» было покончено с одной из
самых гнусных традиций. Позже, при посещении спецшколы, мы всегда вспоминали с
командирами день драки и его благотворные последствия.
Чтобы закончить эту тему, следует сказать, что тех, кто обижал
младших, мы называли «крохоборами». В большинстве своем это были слабые и
трусливые ребята. Из них в будущем почти никто не летал и никак себя не
проявил.
Впоследствии, в процессе службы, приходилось встречаться с
людьми подобного сорта, которые только портили дело, мешали жить и служить
другим.
Зарождение
мечты. Бегство из спецшколы и возвращение
Наверное, в юношеские годы свойственно поддаваться ряду
увлечений и одновременно строить множество планов. Так произошло и со мною. В
спецшколе я начал усиленно читать книги по военной истории. Помню, сильно
увлекся «Наполеоном» Тарле. Мне тоже хотелось стать полководцем, военачальником
широкого масштаба, способным управлять войсками всех видов Вооруженных Сил. Но
я понимал, что для этого нужно окончить общевойсковое (пехотное) училище.
Впоследствии у меня имелась возможность убедиться в правильности своих
размышлений. В нашей Советской Армии господствовало именно такое воззрение и в
теории и на практике до августа 1991 года.
В январе в «Красной звезде» появилось объявление о приеме в
московское пехотное училище имени Верховного Совета РСФСР. Туда и решил бежать.
А в конце января я уже был на пути в Москву. Первое дальнее путешествие. Поезд
прибыл в Сталинград. Пересадка. Меня задерживает на перроне патруль.
Документов, кроме удостоверения, никаких. Старший патруль выделил одного бойца
для сопровождения меня в комендатуру. Идти далеко. Снег, вода. Город вижу
впервые, но много слышал и читал о нем. Куда ни глянь, стоят развалины, от
домов остались лишь каменные коробки без крыш. В январе 1948 года город
выглядел, как и в 1943-м. Пока шли, у меня оторвалась подметка от ботинка,
предлагаю бойцу подъехать на попутной автомашине, но он тычет в спину
автоматом, разговаривать со мною или не хочет, или не может (не русский, из
Средней Азии). Пришли в комендатуру, сижу в приемной на втором этаже, документ
сдал дежурному офицеру. Он сказал: «Жди, доложу». Смотрю на их работу. Им
жарко. Идет непрерывный поток задержанных. Через два-три часа офицер возвращает
мое удостоверение со штампом Министерства просвещения (спецшколы, хотя и
готовили кадры для военных училищ, относились к Министерству просвещения) до
прихода какого-то начальника, который разберется, что со мною делать. Они
просто не знали, как со мною быть: форма военная, а по документам – гражданский.
После такого оборота дел я понял, что в комендатуре не до меня, и в удобный
момент удрал.
Итак, я свободен. Тороплюсь на вокзал, компостирую билет и еду в
столицу. Приезжаю в Москву. Мороз больше 20 градусов, снег. Я в ветхих
ботинках, в шинели, с вещмешком за плечами и шапке-ушанке. Первый раз в Москве!
Начинает срабатывать сознание, ведь я – нарушитель, беглец. Скорее бы добраться
до Солнечногорска, там обращусь сразу к начальнику училища и никуда не уйду,
пока не зачислят курсантом, дойду до самого товарища Сталина, он поймет и
прикажет зачислить!
С Казанского вокзала мне нужно попасть на Ленинградский. Где-то
совсем рядом, но, не зная, попробуй разберись. Кто-то берется провести за
десятку, на середине пути отказываюсь от его услуг, возвращаюсь. Наткнулся на
одного сержанта, он ищет Казанский вокзал, я ему показываю Казанский, а он мне
Ленинградский. Теперь все это смешно, но тогда было не так-то просто.
На электричке еду до станции Подсолнечной, дальше иду пешком,
перехожу по льду озеро Сенежское, затем по дороге вдоль озера. Любуюсь новой
дли меня природой, здесь много снега, высокие сосны, встречаются лыжники, а у
нас в Краснодаре еще и снега не было, когда я уезжал оттуда. Впереди вижу арку
с буквами РСФСР – догадываюсь, что это Училище имени Верховного Совета РСФСР.
Некоторых букв нет – отпали. Захожу на огонек в небольшой домик, в нем
несколько офицеров. Спрашиваю: «Здесь училище?» Отвечают: «Училище в Москве, а
здесь лагеря». Больше ни о чем не спрашиваю, до меня доходит, что в газете напечатан
адрес лагеря. Видимо, здесь летом проводился набор курсантов. Вот так
промахнулся! Как же теперь быть!? Наступает просветление. В комендатуре в
Сталинграде меня предупредили, что все равно в Москве задержат и там
разберутся, кроме того, начинаю понимать, что никто не примет меня в середине
учебного года. Остается одно – возвращаться в школу. Мне показали дорогу по
льду через озеро, посоветовали, чтобы шел вдоль телефонного провода, иначе могу
сбиться с пути и замерзнуть. Не сбился, но сильно замерз, окоченел. Вышел с
озера на берег, где располагался служебный городок известных курсов «Выстрел».
Чего стоило пройти проходную, чтобы не задержали без пропуска и отпускного.
Теперь на уме было одно – избежать ареста.
Деваться некуда, мешкать нельзя, контролеры передо мною, и я, не
предъявляя пропуска, уверенно прохожу мимо контролера, который, видно, не
разобрался в моей форме. Прошел! Самому не верится, чуть не бегу, теперь уже за
воротами проходной.
Поздним вечером доехал в Москву на электричке, решил побывать в
метро. Сразу не смог попасть в вагон, зазевался, опоздал. Вид был еще тот.
Перевязанный проволокой ботинок, вещмешок, голодный, замерзший. Пришлось
скрываться от патрулей в метро и на вокзале, без билета садиться в поезд, ехать
двое суток до Краснодара. А главное, поездка прошла впустую.
После нескольких дней отсутствия в спецшколе я снова в ее
стенах. Меня радостно встретил командир взвода В. И. Кривошеев. Я рассказал ему
о своем путешествии и неудаче. Удивительно хорошим был наш командир, он умел
побеседовать, посочувствовать, посоветовать, никогда не унижал мечту и не ломал
планов, относился ко всем с пониманием и уважением. Он сказал мне, что мое
отсутствие в школе прошло для начальства незамеченным.
Летом я обратился в Военкомат, чтобы меня направили в Бакинское
пехотное училище. Узнал об этом наш зам. начальника школы подполковник Марков.
Наверное, о моих «мытарствах» рассказал ему командир взвода. И вот мы с
подполковником Марковым сидим в сквере напротив школы и мирно беседуем. Он
разъясняет мне всю фантастичность моих планов, рекомендует остаться в
спецшколе, в авиации. Встречаемся и беседуем с ним еще раз. Начинаю
задумываться над своими действиями. Кончается тем, что постепенно твердо и
навсегда остаюсь в авиации. Больше я уже никогда не изменял первоначальной
мечте и сегодня об этом не жалею. Я счастлив, что остался верен авиации, был
летчиком и всю службу проносил авиационную форму.
Правда, я получил хороший жизненный урок. Во-первых, пусть не до
конца, но много сделал для осуществления новой мечты, и понял, что так нужно
действовать всегда, если хочешь добиться цели. Во-вторых, понял, что, прежде
чем что-нибудь затевать, нужно хорошо все продумать, взвесить. В-третьих,
следует быть более постоянным.
Оставшись в авиации, я навсегда «заболел» интересом к другим
видам Вооруженных Сил и родам войск, тактике их применения. Насколько было
возможно, стремился во всем разобраться, что оказало большое влияние на
поступление в Военную академию Генерального штаба (ВАГШ). Будучи слушателем
ВАГШ, в 1972 году я побывал в районе озера Сенежское под Солнечногорском.
Конечно же, вспомнил один из февральских дней 1948 года и подумал о том, что
путь в Академию Генштаба начался именно тогда.
Спецшкола и
дом
По выходным дням нас иногда отпускали домой к родным.
Пользовались разрешениями больше в осенне-весеннее время. Летом, в августе, и
зимою, в январе, нам предоставляли отпуска. Весною 1948 года наша семья
переехала из станицы Абинской в станицу Холмскую, где родители и прожили до
самой смерти. Мне эта станица была немного знакома с войны. Постепенно я стал
обзаводиться в Холмской друзьями. Так, подружился с нашим соседом на ул.
Трубачева Алексеем Ветром. Он был старше меня на один год, работал нефтяником
на подъемнике. Будучи хорошим охотником, увлек охотой и меня. Дружба с ним
оказалась прочной. До 1948 года наша семья не имела собственного дома, жила по
казенным и частным квартирам. Летом 1948 года отца избрали председателем
колхоза имени «9 января». Он взял ссуду и с помощью колхозников и соседей за два
дня авралом построил небольшой домик (в то время так строились многие). В нем
было три маленьких комнаты и кухня. Маме отцовский проект очень не нравился.
Дом оказался слишком тесным. Приусадебный участок был без деревьев, но через
пять-семь лет, благодаря усилиям отца, на участке вырос хороший сад,
виноградник и ягодник. Сестра Лиля в том же 1948 году вышла замуж за бывшего
фронтовика, нефтяника Анатолия Вагаршаковича Вартаньянца и переселилась к нему
на противоположную сторону станицы. Мы очень дружили с моей сестрой и я
огорчился, когда в один из приездов узнал, что Лили уже нет в семье. В 1949
году у них родилась дочь Виктория. Приезжая в гости к родителям, я часто гостил
и у Лили. В то время она начала работать учительницей и до сих пор продолжает
трудиться на этом поприще.
Приезжали со мною в Холмскую и мои товарищи, чаще всего Борис
Кривенко. Родители хорошо относились к нему и встречали, как родного. Время
дома проходило быстро. Иногда отец просил нас поработать в колхозе грузчиками
на перевозке зерна, что мы делали с большим удовольствием. По вечерам ходили в
кино, на танцы. Мама старалась, как могла, чтобы нам было хорошо. Возвращались
мы из отпуска в школу отдохнувшими, с приятными впечатлениями о проведенном
времени. Помощи у родителей я никогда не просил, да она и не была нужна.
Встречи с мамой всегда были теплыми и радостными, расставаться
же с нею каждый раз было тяжело. Мама провожала меня до калитки и, прощаясь,
плакала, просила, чтобы я непременно приезжал еще.
Отец к моим приездам относился более сдержанно. Бывало так, что
первые несколько дней мы с ним не встречались. Он рано выезжал на работу и
поздно возвращался. Мама напоминала ему обо мне и просила поговорить со мною.
Разговор наш начинался с того, что я предъявлял отцу свои отпускные документы и
докладывал, как планирую провести отпуск. Он вносил свои коррективы в мой план.
Интересовался моей учебой, а впоследствии и службой. Такой порядок существовал
многие годы. С годами суровость отца смягчилась, и позже, приезжая домой в
отпуск, я уже мог беседовать с ним о жизни и наших общих заботах, хотя в этих
беседах отец по-прежнему был краток. Очень мало говорил о себе. Письма, которые
он мне регулярно посылал, всегда оказывались предельно лаконичными. Так было не
только тогда, когда я учился в спецшколе, но и всю мою последующую службу.
Однажды я упрекнул его за слишком короткое письмо, в котором на четверти листа
было всего три строчки. После этого я получил от него письмо на большом листе
бумаги, но все с теми же тремя строчками и подписью. Больше не жаловался.
Будучи офицером, я попросил отца открыть тайну моего имени, так
как оно заставляло многих ломать голову, почему родители назвали меня
Вольтером, кто они и т.д. А когда в военном училище я подал заявление о приеме
в члены КПСС, то мне отказали из-за имени, и поставили условие, чтобы я его
сменил. Было это в 1951 году в разгар борьбы с космополитизмом. Естественно, я
отказался, что и задержало мое вступление в партию на четыре года. Отец
рассказал мне о том, что в 30-е годы поступили рекомендации руководящих органов
партии к ее членам называть детей интернациональными именами, прилагались даже
перечни имен. Отцу не понравились имена из этих перечней и он решил по-своему.
В конце нашего разговора отец настороженно спросил: «Тебе что, не нравится имя?
Можешь сменить!» Я поблагодарил его за то, что он не назвал меня Адольфом или
другим немецким именем, ибо в годы войны ребятам с такими именами пришлось
испытать немало неприятностей, и сказал, что менять имя не собираюсь.
Окончание
спецшколы
Незаметно мы стали десятиклассниками, старшими, серьезными,
готовыми завтра надеть курсантскую форму. Теперь во всем мы задавали тон, зорко
следили за порядком, не разрешали обижать младших, шефствовали над ними. Мы
выходили на финишную прямую и все больше задумывались, куда попадем: в
летно-подъемное или техническое авиационное училище. Важное, решающее значение
отводилось здоровью. Полугодовые медосмотры показали, что кандидатов в летчики
остается все меньше и меньше.
Ребята заболевали, теряли зрение, некоторых вообще отчисляли.
Только ученикам десятого класса давали возможность окончить школу, чтобы
получить среднее образование. Мне очень хотелось стать летчиком, попасть в
Армавирское военное авиационное училище летчиков-истребителей. Такое желание было
и у моего друга Бориса. Вячеслав «шел» на золотую медаль, что означало
направление его в Ленинград в Военно-воздушную академию им А. Ф. Можайского.
В начале июня 1950 года сдали экзамены. Прошли медкомиссию.
Примерно 1/3 из выпуска была направлена в Армавирское училище, остальные в
авиационные технические училища. Я прошел в Армавирское училище. Перед этим
дважды вызывал «Батя», начальник спецшколы В. Землянский, уговаривал поехать в
одно из инженерно-авиационных училищ. Я категорически отказался, поблагодарив
его за заботу. Состоялся выпускной вечер, который означал, как и обычно в таких
случаях, расставание. Мы навсегда расходились по армейским дорогам, сохраняя на
всю жизнь глубокую благодарность своей спецшколе и воспоминания о ней, подобные
тем, о которых пели в песне:
…«О спецшколе, как святыне,
Будем вспоминать,
Потому что нам спецшкола заменяла мать!»
Сразу же после выпускного вечера мы в добровольном порядке были
призваны в армию. Теперь после отпуска должны были собраться командами для
следования по назначению, сроки были разные. Из нашего второго взвода попало в
Армавирское училище не более пяти-шести человек, а всего из спецшколы около
тридцати человек.
После отпуска собрались в школе. Чтобы не увозить нашу добротную
форму в училище, нам предложили сменить ее на поношенную старую форму, в
которой было просто стыдно появиться на улицах города. Такой порядок
существовал только в нашей школе. Видно, поэтому «Батю» и прозвали «Плюшкиным»,
причем даже эти лохмотья мы обязаны были выслать из училища в школу (на тряпки,
что ли?). В общем, в таком неприглядном виде, в сопровождении одного из
командиров взводов, поездом отправились мы в Армавир. Ехали в одном вагоне. В
Армавир прибыли вечером. С вокзала направились к училищу в теоретический
батальон. Помню, шли по городу толпой в необычной «спецовке». Армавирское
военное авиационное училище летчиков-истребителей.
Прибытие в
училище. Настороженный прием
Наш внешний вид вызвал у строгого командования теоретического
батальона комбата майора Герасимова и начальника штаба батальона майора
Мирошниченко, видимо, подозрения. Из других спецшкол прибывали в опрятной
форме, а ереванцы и тбилисцы даже в парадной. Нас построили в две шеренги,
разомкнули и предложили вытряхнуть содержимое чемоданов. Такая встреча показалась
нам оскорбительной, тем более что происходило это на глазах у других «спецов»,
которые посмеивались над нашим видом.
Конечно, нас это злило, но мы, краснодарцы, выглядели взрослее
их. Закончился осмотр, показали, где устраиваться на ночь. Через несколько
минут меня вызвал комбат, состоялась короткая беседа. Мне приказали быть
старшим у краснодарских «спецов». Комбат спросил, найду ли я погоны. Ответил
утвердительно: «Да». После этого комбат приказал: «Тогда приведите немедленно в
порядок свою форму». Участвовавший в беседе начальник штаба батальона сказал:
«Ничего, Красковский, встречают по одежке, а провожают по уму». Он оказался
прав. Сформированное из 23–24 краснодарских спецшкольников классное отделение
оказалось самым дисциплинированным, организованным и способным. Были случаи,
когда мы все до одного получали на экзаменах отличные оценки. Нас даже
заставляли пересдавать, чтобы убедиться, нет ли здесь подвоха, и мы с честью
пересдавали.
Хочется сказать о командовании теоретического батальона. Оно
было новым. За несколько месяцев до нашего прибытия в училище в тербате
произошло чрезвычайное происшествие. Несколько курсантов было осуждено Военным
трибуналом. Сняли с должностей многих офицеров. Вновь прибывшие майоры
Герасимов и Мирошниченко в войну командовали подразделениями. Майор
Мирошниченко ранее служил в морской пехоте. Оба командира отличились
строгостью, немногословием, прямотой, старались понять курсантов. Все их
требования были справедливыми.
С первых дней в новой обстановке мы почувствовали разницу между
спецшколой и училищем. С нами обращались гораздо строже, как со взрослыми.
Через два-три дня выдали курсантское обмундирование, остригли. Недолго жили в
старой казарме с высоченным потолком, где кровати были в три яруса, соломенные
матрацы и подушки, старые одеяла. Помню, с наступлением осени протекала крыша,
было очень холодно. Кормили хорошо, в этом была колоссальная разница со
спецшколой. Мы удивлялись большому количеству хлеба на столах. Старшина роты
Бекетов после возвращения из столовой подавал две команды: «Разойдись!» и
«Перекур!» В спецшколе нам запрещали курить, а здесь после такой команды мы
направлялись в курилку, где стоял мешок с махоркой, скручивали «козьи ножки» из
газеты и тянули дым до одурения. Я даже отравился куревом (с непривычки). Так
было в первые дни. Потом времени свободного становилось все меньше. Прошли
медицинскую комиссию, некоторых забраковали и отправили в техучилище. С нами
начали проводить по полуторамесячной программе «курс молодого бойца», занятия
по строевой и тактической подготовке, в основном, в поле и, как правило, с
полной выкладкой. Шинель в скатке, карабин, подсумок с патронами, саперная
лопата, фляга. Все передвижения строем. Постигали премудрости матушки-пехоты,
закалялись.
Взвод наш включал в себя два классных отделения, в каждом по
двадцать человек. Классные отделения состояли из краснодарских и сталинградских
«спецов». Заместителем комвзвода был старший сержант Балобанов (стрелок-радист
с войны), командиром взвода – старший лейтенант Варфоломеев, командиром роты –
капитан Николаев (впоследствии майор), старшиной роты – старшина Бекетов.
Не повезло нам с командиром роты. Не нравились нам его
ограниченность и солдафонство. Он больше молчал, казался нелюдимым. Назначение
его к нам было явным промахом командования училища. Его ограниченность
действовала отталкивающе. Он гордился своим образованием – тремя классами
церковно-приходской школы. Для нас этого было маловато. После «курса молодого
бойца» началась упорная учеба по овладению теорией полета, самолетом и
двигателем, самолетовождением, теорией стрельбы, историей, тактикой и др.
Структура училища в те годы выглядела так: теоретический
батальон и несколько авиаполков с учебно-летными отделами (УЛО).
Начиналось обучение с теоретического батальона, затем курсанты
распределялись по учебным авиаполкам. Срок обучения составлял около трех лет:
один год в тербате и около двух лет в полках с полетами.
Первый год пролетел быстро, хотя нам хотелось еще более ускорить
события, чтобы опробовать свои способности в воздухе. К тому же было известно,
что даже из полков отчисляют курсантов из-за отсутствия данных к летному
ремеслу и тогда нужно начинать все сначала в техническом училище, училищах
связи или штурманов. Поэтому наше желание было вполне естественным.
Тербат прошел как-то незаметно. Получил в нем серьезный урок в
обращении с секретной литературой, чуть было не потеряв совершенно секретное
«Наставление по химслужбе». Мне выдали в секретной части «Наставления» на всю
группу, я их раздал. Шел зачет. Сдал раньше и ушел на обед. Зачет затянулся.
Дежурный поторопился и собрал не все книжки. Начались занятия младшего курса.
«Наставление» попало в руки парня, который, не имея понятия о грифе «секретно»,
занес книжку после занятий в казарму и положил в тумбочку. Нашли «Наставление»
при тщательном обыске. Дело оборачивалось для меня серьезно, но неприятности
миновали, а урок остался на всю жизнь. После тербата я попал в учебный
авиационный полк в станицу Кореновскую (недалеко от Краснодара).
Начало
полетов. Первый самостоятельный полет
Обучение на учебном самолете Як-18 началось в июле 1951 года.
Первым моим инструктором был лейтенант Леонид Алексеевич Петерин, краснодарец,
симпатичный блондин интеллигентного вида. Инструктор выглядел юношей, на земле
в обращении с нами был исключительно вежлив, в воздухе же сильно ругался, будто
его подменяли, но это не помешало нам сохранить о нем добрые и благодарные
воспоминания. Впоследствии Леонид Алексеевич стал испытателем, ему присвоили
звание заслуженного летчика-испытателя. Кажется, в 1974 или 1975 году в звании
полковника он перешел на работу сменным руководителем полетов в одном из
испытательных авиацентров в Крыму.
В группе нас было шестеро: А. Дубинский, В. Лавриненков, Б.
Костюков, И. Матвиенко, А. Пащевский и я. К чести Леонида Алексеевича, он ни
одного из нас не отстранил от полетов, в отличие от других инструкторов,
отчислявших на первом периоде по два-три человека, и научил всех летать. Он
пообещал нам никого не отчислять еще при первой встрече и сдержал свое слово. А
сколько ему пришлось повозиться, что называется, помучиться с нами. Особенно
тяжело пришлось ему с Иваном Матвиенко, и все же Иван «выжил», стал
впоследствии толковым летчиком-инструктором и сам дал путевку в небо не одной
сотне курсантов.
Прошло десять дней наземной подготовки, и 3 августа я впервые с
инструктором поднялся в воздух на самолете Як-18. Цель полета – ознакомиться с
ощущениями в полете, характерными ориентирами в районе аэродрома и с
управлением. Полет длился всего 13 минут, а запомнился навсегда. Фактически я
ничего не понял, кроме действия рулями на пикировании и наборе высоты. После
посадки испортилась погода, я сидел под крылом самолета и думал горькую думу о
том, что мне никогда не научиться летать. В сознании промелькнули четыре года
учебы, казалось, все зря. Ко мне лезли ребята с расспросами, а мне не хотелось
говорить, нужно было обдумать, что же делать дальше. Так и запомнился первый
полет мельканием земли, облаков, приборной доской и грустными мыслями.
Однако растерянность, вызванная первым полетом, постепенно
проходила, и немногим больше, чем через месяц, 13 сентября 1951 года, я вылетел
самостоятельно, сделав в тот день два полета с отличной оценкой. Трудно
передать чувство радости и гордости, когда тебе первый раз доверяют одному
подняться в воздух! Непередаваемо и ощущение первого полета. Сливаются воедино
радость, торжество, красота и гордость.
По традиции самостоятельный вылет отмечался угощением товарищей
папиросами «Казбек» и конфетами. Несколько дней мы поздравляли друг друга с
вылетами, с сочувствием относились к товарищам, у которых не шла программа.
Постепенно полеты усложнялись, от полетов «по кругу» переходили к освоению
фигур простого и сложного пилотажа в зоне, групповой слетанности, к полетам по
маршруту. Не все у нас шло гладко: у одного не получалось с посадками, у
другого с пилотажем в зоне или с полетами по маршруту и т.п.
Я долго осваивал «петлю», не доходя до верхней точки,
«перетягивал» ручку и сваливался в перевернутый штопор. Так было до тех пор,
пока не уловил нужный момент подборки ручки. В общем, прежде чем научиться
делать «мертвую петлю Нестерова», я в совершенстве освоил вывод из
перевернутого штопора. Шла горячая пора полетов. Летали почти каждый день.
Утром разлетались с центрального аэродрома на полевые аэродромы. После полетов
сами мыли, чистили самолеты. Мы возвращались в казарму усталые, но веселые.
Смеялись над своими же ошибками. К ноябрьским праздникам 1951 года мы закончили
первый раздел обучения на самолете Як-18 и засели на зиму за теорию, изучали
самолет Як-11.
Неожиданная
новость
В конце февраля 1952 года объявили, что наша летная группа
второй раздел обучения будет проходить не на Як-11, а на Як-18, и с него
перейдет к обучению на реактивных самолетах МиГ-15бис. Группа становилась экспериментальной,
т.е. проводилась подготовка к овладению грозными реактивными машинами без
переходного самолета, каким являлся в училище Як-11. В связи с этим сменился
инструктор. Теперь мы представились старшему лейтенанту Ивану Ивановичу Быкову,
одному из первых инструкторов, освоивших МиГ-15.
В то время в училище уже имелась первая группа курсантов,
осваивающих в нашем полку реактивные самолеты, но после Як-11 (до этого
считалось, что только летчикам строевых частей посильна эта задача). В полку
было пять-шесть реактивных самолетов, на них в 1951 году летало семь-восемь
курсантов, старше нас курсом. Мы смотрели на них, как на богов. Их даже на
полеты и с полетов возили на «додже». Теперь нам выпала честь открыть новую
страницу. До июня прошли второй раздел и приступили к программе полетов на
МиГ-15.
12 июля зам. начальника училища подполковник Фадеев проверил мою
технику пилотирования и разрешил вылет. В тот же день я сделал на реактивном
самолете два самостоятельных полета «по кругу». Самолет МиГ-15 сразу понравился
мощью своего двигателя. Чувствовалась большая разница в скорости, высоте. Ведь
до него мы имели дело с тихоходным самолетом, а теперь носились со скоростью до
1000 и более километров в час, мгновенно, по сравнению с «яками», набирали
высоту 8–10 тыс. м, а максимальная высота доходила даже до 15 тыс. м. Разве
сравнить его с Як-18, имевшим скорость 200 км/час и потолок не более 3,5 км! А
оборудование в кабине! Глаза разбегались от большого количества приборов,
тумблеров, лампочек, рычагов.
Несмотря на сложность новой техники, мы успешно осваивали ее
благодаря нашему инструктору Ивану Ивановичу Быкову, его высокому методическому
мастерству, а также большой помощи и участии в нашем обучении
инженерно-технического состава.
Несколько слов об Иване Ивановиче. Он был другого склада, чем Л.
А. Петерин, спокойнее и, по сравнению с другими инструкторами, казался нам
более авторитетным, солидным, уверенным в себе. В действительности это так и
было. Много лет спустя мы поняли, какую сложную задачу возложили в то время на
Ивана Ивановича и как умело он с нею справился. Ведь наша группа, кроме
заболевшего В. Лавриненко, вылетела на реактивных самолетах, не проходя
программы на переходном типе. Иван Иванович был строгим инструктором, старался
расположить нас к себе, придавал большое значение дружбе. Инструктор приглашал
нас домой, мы знали его семью, жену Алину и дочурку. Он интересовался, как мы
проводим свободное время, как живем, о чем думаем.
В дальнейшем судьба сложилась так, что мы вместе в одном
отделении учились в КВВА, ныне Военно-воздушная академия им. Ю. А. Гагарина в
Монино. На летной практике в Таганроге летали с ним в паре. До сих пор
встречаемся с Иваном Ивановичем. Знакомы семьями. Он работал преподавателем в
академии, а до этого в течение семи лет был командиром учебного полка в Ейском
авиационном училище и затем зам. начальника училища.
Пройдет 37 лет и Быков И. И напишет мне письмо с воспоминаниями
о той поре освоения реактивных истребителей курсантами после самолета Як-18,
попросит у меня фотографии нашей группы и пожалуется, что в музее Армавирского
высшего военного авиационного училища летчиков-истребителей почти ничего нет о
той примечательной странице истории нашего училища.
В октябре мы закончили третий раздел обучения на МиГ-15бис и расстались
с Кореновской. Предстояло пройти небольшой раздел обучения боевому применению в
Армавирском полку. Нашим инструктором стал симпатичный старший лейтенант
Коренев, командиром звена – старший лейтенант Романенко. В полку боевого
применения с нами обращались уже как с летчиками, завтрашними офицерами. Жили в
городке рядом с аэродромом, но лишь вначале программы и во время госэкзаменов.
Больше месяца летали с грунтового аэродрома Советский, там же и жили в
палатках. В ноябре-декабре сдали экзамены по летной подготовке и другим
предметам. Весь январь 1953 года ждали приказа о присвоении офицерских званий и
назначении на должность.
Нам предложили освободить казарму и поселиться на частных
квартирах. Питались за свой счет. Мы нашли комнату на троих. Время было
тяжелое, зима сырая, денег не было, и мы подолгу просиживали в комнате, в
основном за картами. С нетерпением ожидали приказа, чтобы скорее надеть летную
офицерскую форму.
Еще в период экзаменов прошел слух, что весь наш выпуск будет
направлен в школу инструкторов в г. Грозный, и лишь несколько человек оставят в
качестве инструкторов в училище. Для многих из нас такой путь казался
неудачным. Я лично не на шутку переживал. Мы уже понимали, что означало
остаться инструктором, прирасти к одному месту и всю службу заниматься
однообразными полетами с курсантами. Хотя товарищи, успокаивая, говорили об
инструкторской работе, как о подходящем для моего характера труде (имели в виду
мое спокойствие). Вскоре в казарме и штабе полка появился маленький шустрый капитан
со значком второго класса. Мы поняли, что он прибыл из строевой части для
отбора летчиков. Большинство из нас видело в нем своего «спасителя», поэтому
набрасывались на капитана, где только могли, и умоляли включить в свой список.
Он выслушивал и делал пометки в записной книжке. Со временем я узнал, что меня
оставляют в училище, в полку боевого применения, с таким проектом приказа
выехал в Москву кадровик училища. Все ждали. Была возможность поразмыслить над
временем, проведенным в училище.
Случалось разное. Поначалу слабо кормили. Норма явно не
подходила для полетов на реактивных самолетах. При пилотировании в зоне (высший
пилотаж) с перегрузками часто темнело в глазах. Похоронили несколько товарищей.
Познакомились с кое-какими предпосылками к летным происшествиям. Начали
разбираться в своих взаимоотношениях с командирами.
Наступил март. В один из его первых дней нас построили на плацу
для объявления приказов о присвоении офицерских званий и о назначении. Первыми
называют фамилии назначенных инструкторами-летчиками в КВВА. Думаю про себя:
счастливые ребята. И вдруг произносится моя фамилия! Буквально опешил. Всего
было названо десять-двенадцать человек. Несколько человек назначены
инструкторами в училище, а все остальные – в Грозненскую школу инструкторов,
после которой эти ребята должны были разъехаться по училищам. Всем были
присвоены звания лейтенантов. Перед построением нам выдали новенькую офицерскую
форму. Мы в тот день ходили по улицам города группами. Многие люди
останавливались и улыбались. К вечеру большинство разъехалось по родным домам в
отпуска.
Ехал в Холмскую и я. В дороге узнали о смерти И. В. Сталина.
Радость омрачилась несчастьем. Дома все спуталось. Отец был под сильным
впечатлением кончины вождя. Помню, он тогда с горя пил с товарищами, в общем,
было не до меня. Чуть позже разобрались. В начале апреля закончился отпуск, и я
выехал к первому своему месту службы в офицерском звании в Монино. 6 апреля
прибыл в Монино в авиационный истребительный полк 1-ой Учебно-смешанной
авиационной дивизии (УСАД) КВВА. Попал в эскадрилью под командованием Георгия
Георгиевича Гаврилова, того самого «шустрого» капитана, с которым познакомились
в Армавире. Он рассказал о том, как ему удалось перехватить список выпускников,
предназначавшихся для училища, и выкрасть его у нашего кадровика, когда они
ехали вместе в одном купе в Главный штаб ВВС. Оказывается, капитан Гаврилов
приезжал в училище по приказу Главнокомандующего ВВС маршала авиации Вершинина
с целью отобрать несколько человек для академического полка.
Монино. Начало службы на офицерских
должностях
В Монино ехали с товарищем по спецшколе и училищу, земляком
Львом Потапенко. В столице сделали непродолжительную остановку, прошлись по
Красной площади, обошли вокруг Кремля, затем прибыли на Ярославский вокзал и на
электричке поехали дальше.
В вагоне было очень много офицеров в летной форме. Мы не знали
точно свою остановку, а спрашивать постеснялись. Решили, что все авиаторы едут
в Монино, вместе со всеми и сойдем. Так и сделали, но попали, не доехав до Монино,
в Чкаловскую. Перекусили в буфете на платформе и на следующей электричке
прибыли в Монино. На первой проходной узнали, как найти свою часть. По дороге
встречали много офицеров, не успевали отдавать честь. Про себя подумал: «Куда
попал? Лучше бы куда-нибудь на Восток, чем сюда». У второй проходной нас
встретил офицер и провел до штаба полка. Было начало апреля, гарнизон перешел
уже на фуражки, а мы приехали в шапках. Нас тепло встретили в третьей
эскадрилье командир капитан Г. Г. Гаврилов, замполит капитан И. Ф. Орлов и
другие летчики. Разыскали для нас фуражки. От них мы узнали, что наш авиаполк
получает МиГ-15, нам предстоит пройти программу подготовки инструкторов и летом
уже работать со слушателями академии в качестве инструкторов.
Устроились с жильем в общежитии академии в служебном городке.
Постепенно стали привыкать к новым условиям. К июню прошли программу и
готовились приступить к полетам. Наш инструкторский полк входил в состав 1-ой
УСАД и был предназначен для прохождения слушателями летной стажировки в летний
период. В дивизии три полка: бомбардировочный, истребительный (с базированием
на аэродроме Монино) и штурмовой на аэродроме Киржач. Штаб 1-ой УСАД
базировался в Монино.
Тогда в академии учились летчики, отличившиеся на фронтах
Великой Отечественной войны. Было много Героев Советского Союза, курсы называли
«Золотая орда». И действительно, мы в этом вскоре убедились, когда перешли на
летнюю форму. На тужурках слушателей стали видны звезды героев и ордена, так
как они сдавали экзамены в парадной форме при всех своих наградах. Большое
количество орденов приковывало внимание. Я подолгу не мог оторваться от них,
считал и пересчитывал и, конечно, восхищался и втайне завидовал. Многие летчики
были ранее известны нам по очеркам и книгам о годах войны. О некоторых из них
напишут позднее книги.
Пришла пора познакомиться со своими первыми слушателями. Вначале
на общем совещании, когда они прибыли на летную практику, им назвали
инструкторов, место и порядок проведения наземной подготовки по группам. Разошлись.
Я направился к своей группе (летчики-слушатели сидели на траве вблизи ангара) и
от вида пяти Героев Советского Союза и одного полковника со значком депутата
Верховного Совета СССР растерялся и повернул назад. Мой командир звена Федор
Федорович Давиденко понял смущение и буквально за руку подвел меня к группе. Я
представился слушателям, и начались занятия. Не помню, кто из них сказал: «Иди,
сынок, расскажи, что ты знаешь про реактивный самолет» (имелся в виду МиГ-15).
Вскоре напряжение прошло, я присмотрелся к слушателям, пошла оживленная работа
по теме. Я рассказывал им все, что знал про самолет, они интересовались многим.
Все же разница между ними, закаленными в боях, видавшими виды, и мною,
вчерашним курсантом, была громадной. В дальнейшем, на протяжении всей службы,
до сегодняшнего дня, никакие звания и должности не выводили меня на один
уровень с людьми, прошедшими войну. Я всегда чувствовал среди них свою
неполноценность. А так как судьба сводила меня с такими людьми беспрерывно, то
и чувство это было постоянным. Плохо быть военным человеком, не понюхавшим
пороха, не проверившим самого себя в боях.
Однако на полетах слушатели, невзирая на свои большие заслуги,
вели себя скромно, как положено, спрашивали у инструктора разрешение сесть в
кабину, после вылета подходили «получать замечания». Выглядело это примерно
так: «Товарищ лейтенант, подполковник Сергеев к полету готов, разрешите
садиться в кабину самолета». Мне пришлось работать с несколькими группами в
течение трех лет, и обо всех слушателях остались самые хорошие воспоминания.
Скромные товарищи, веселые ребята, с присущим для большинства
летчиков-фронтовиков юмором, даже озорством, дружные, справедливые и учтивые.
Трудно давать характеристику этой категории людей. Здесь уместно привести меткие
слова о летчиках из романа Бориса Костюковского «Нить Ариадны», где героиня
повести говорит: «И тогда, и после, и сейчас я не устаю дивиться на летчиков, и
военных, и гражданских. Они для меня всегда, как люди с другой планеты:
благородные, сильные, смелые, спокойные, добрые, справедливые, готовые прийти
на помощь».
Командиром нашего полка был подполковник Игнат Федотович Каркан,
среднего роста, плотный брюнет. Строгий, немногословный, он учился заочно в
академии, поэтому часто отсутствовал, а когда был на месте, то всячески
тормозил полеты под различными предлогами: то ветер, то штиль, то полоса и др.
Нам, молодым инструкторам, не все было тогда понятно, но мы прислушивались к
слушателям, которые всегда возмущались решениями нашего командира. Им не нравилась
его чрезмерная осторожность.
Зам. командира полка майор, затем подполковник Виктор
Григорьевич Назаров был сильным летчиком-пилотажником. Одним из первых в стране
вылетел и освоил реактивный истребитель. О его летном мастерстве ходило немало
рассказов. Виктор Григорьевич был выше среднего роста, с интеллигентным
породистым лицом и лысиной от крупного лба до затылка. Он спокойно и
по-товарищески обращался с летчиками. Это был командир из сплава скромности и
таланта, без всяких признаков тщеславия. Его все уважали и любили. Он в
основном организовывал и успешно проводил летную подготовку. Мы были довольны,
когда Назаров оставался за командира.
Помню, как слетал с ним на Як-11 по маршруту. Это был мой первый
полет в полку. Я до этого вообще не летал на самолетах этого типа. Перед
полетом нужно было отрулить самолет на дальний старт. Заранее, с помощью
механика (старого служаки) старшины Белоусова, я освоился с кабиной и
потренировался в запуске и рулении. Вначале с рулежкой получалось плохо,
самолет был слишком строг. Постепенно освоился. Благополучно прошел взлет и
полет по маршруту, а вот при возвращении на круг аэродрома выпустил шасси без
противодавления (поставил кран уборки и выпуска шасси из нейтрального положения
сразу на «выпуск», а нужно было сначала перевести кран в положение «убрано» и
затем, минуя нейтральное, поставить на «выпуск»). Последовали резкие удары при
постановке шасси на замки. По самолетно-переговорному устройству (СПУ) понял,
что Назаров удивлен. Потом на земле он спросил, почему я так выпустил шасси. Я
признался, что впервые летал на Як-11 и не знал этой особенности. Больше таких
ошибок я не допускал, да и летать на Як-11 приходилось немного – только для
контроля по самолетовождению или пилотированию по приборам. Этот тип самолета сохранялся
некоторое время в полку как вспомогательный.
В. Г. Назаров умел доверять молодым летчикам-инструкторам. В то
время в академии учились командиры, многие из которых не успели освоить в
частях реактивную технику и вылетали на ней впервые в нашем полку. Нам
приходилось летать в качестве инструкторов, давать вывозную программу, а
решение на самостоятельный вылет принимали командиры звена или эскадрильи после
контрольного полета со слушателями. В. Г. Назаров настаивал, чтобы этим правом
был наделен инструктор. Последнее время так и было. В 1973 году, когда я учился
в академии Генштаба, я случайно увидел его в метро в форме полковника, но
поговорить не удалось – разминулись с ним на встречных эскалаторах станции
«Фрунзенская».
Зам. командира полка по политической части был подполковник
Василий Овцинов, офицер без серьезного образования, практик. Он всегда ругал на
всех совещаниях техников, называя их забулдыгами, пьяницами и т.п. Правда, гнев
его был временным. Потом все успокаивалось. Летчиков Овцинов любил, во всяком
случае, так говорил он сам. Замполит не дослужил до расформирования полка (1956
год). Произошел случай, ускоривший его увольнение. Он «провалился» с докладом,
посвященным годовщине рождения В. И. Ленина в Доме офицеров в Ногинске. К
докладу готовился замполит соседнего авиаполка Академии им. Н. Е. Жуковского.
Узнав в последний момент, что будут представители из Москвы, подполковник
Овцинов решил сделать доклад сам как старший политработник гарнизона и, не
ознакомившись предварительно с текстом, запутался в нем на трибуне. Нам было
очень стыдно сидеть в зале и наблюдать провал нашего «Васи» (так мы звали его
между собой). Через неделю он был уже уволен из Вооруженных Сил.
Произошел с ним еще один интересный случай, который хорошо
запомнился. Дело было летом 1953 года. В один из июльских дней стало известно
об измене Берии. Летчики и техники утром после передачи об этом по радио стали
скапливаться у курилки, обсуждая событие. В это время из штаба вышел
подполковник Овцинов, в правой руке он нес портрет Берии, снятый со стены в
классе. Посреди курилки в бочонке для окурков пылал огонь, кое-кто уже успел
поджечь свои конспекты с упоминанием имени Берии.
Замполит молча подошел к бочке и с гневным видом швырнул в
костер портрет. Один из техников спросил: «Товарищ подполковник, как же
получается, вчера Вы на занятиях говорили о Берии, как ученике Ленина,
преемнике Сталина, а сегодня швырнули в костер его портрет?» Овцинов вначале
отказался от своих слов, а когда техник показал запись в конспекте, строго
посмотрел на всех и сказал, что хотя он и говорил так, но сам, смотря на
портрет Берии, всякий раз угадывал в нем изменника народа и врага партии. Мы от
души тогда посмеялись над «Васей».
Зам. командира полка по инженерно-авиационной службе был подполковник
Сергей Добрянский. Он выделялся среди других своей дородностью, красивым лицом
и спокойствием. Когда мы прибыли в полк, инженер сам проверял наши знания
конструкции самолета и двигателя.
Начальник штаба полка майор (позже – подполковник) Шебанов незадолго
до нашего прибытия в полк окончил академию. Запомнился он как человек
молчаливый, малообщительный, с манией величия. Его роль слабо улавливалась мною
в те годы. Я больше догадывался, что это важная фигура в полку, но разобраться
полностью в нем тогда не удалось. Мы больше контактировали с зам. начальника
штаба подполковником Лопатиным и офицером-оператором капитаном Терещенко.
Знали, что Лопатин заочно учится в академии, но окончить ее никак не может,
проваливает экзамены, несмотря на большой круг знакомств. С капитаном Терещенко
много лет спустя я встретился в Одессе. Он в звании подполковника
демобилизовался, прослужив несколько лет в штабах Войск ПВО.
Итак, о майоре Шебанове. Летчики его недолюбливали. Особенно не
хотелось идти к нему на инструктаж при заступлении дежурным по части. Держал по
30–40 минут. Сам восседает в старинном пружинистом кресле с высокой спинкой, а
ты стоишь перед ним в положении «смирно». Однажды произошел курьезный случай.
Заступал в наряд летчик Иван Вершинин, у него болела нога. Инструктаж затянулся
(хотя в месяц приходилось дежурить по одному-два раза), он попросил разрешения
присесть, но получил отказ. Тогда Иван не выдержал и сел сам. Начальник штаба
разбушевался. Начались разборы, и вот тут в одной из бесед с летчиками начальник
штаба дал дельный совет. Он сказал, что летать всю жизнь мы не будем, неизбежно
столкнемся со штабом, поэтому нельзя смотреть на штабную работу с
пренебрежением, рекомендовал не терять зря времени и присматриваться к штабу, а
главное, научиться уважать штабной труд. Начальник штаба был прав и вовремя
сделал это нравоучение. Многим из нас пришлось позже сменить летное ремесло на
штабное. Подполковник Шебанов при расформировании полка (весной 1956 года) был
назначен начальником штаба Оренбургского авиационного училища летчиков. С тех
пор ничего о нем не слышал.
Заместителем командира авиационной эскадрильи по политчасти был
капитан Иван Филиппович Орлов, в противоположность командиру эскадрильи
медлительный, задумчивый, неразговорчивый человек. Он оставил о себе хорошую
память. Мы знали, что он женился на вдове погибшего летчика-испытателя из
Чкаловской с тремя детьми. Я встретился с ним в начале 80-х годов в Монино в
Музее ВВС, где он работал вместе с полковником И. Ф. Карканом.
Командирами звеньев в эскадрильи были старшие лейтенанты Алексей
Виноградов, Евгений Борисов, инструкторами-летчиками – мои сверстники Лев
Потапенко, Анатолий Касиров, Игорь Ерин, Петр Вяликов. В таком составе мы
прослужили в одной авиаэскадрилье до расформирования полка в июле 1956 года.
В Монино в июле 1953 года я встретился с девушкой по имени
Тамара, с которой суждено было связать свою судьбу. Тамара заканчивала в Москве
институт народного хозяйства им. Г. В. Плеханова, проживала на Таганке. Мне
сразу понравилась эта гибкая, симпатичная, жизнерадостная и загадочная
москвичка. Не раздумывая долго, нами было принято решение на женитьбу, чтобы
потом безропотно пройти вместе тернистый долгий путь по армейским дорогам
жизни.
Аэродром
Добрынское
Летом 1953 года из-за плохого состояния аэродрома в Монино наш
полк перебазировался на аэродром Добрынское (севернее г. Владимира на 18–20
км). Там разместились лагерем на границе аэродрома. Для летчиков отвели здание
барачного типа, технический состав и механики жили в палатках. Лето выдалось
дождливое, полеты были малоинтенсивными, и мы смогли познакомиться с настоящей
русской стариной, с городом Владимиром, окрестными деревнями, необыкновенными
красотами местной природы.
В моей группе были слушатели Герой Советского Союза подполковник
А. Труд, майоры Волков и И. Шимко. Они были друзьями и однажды попали в одной
деревне в переплет – их избили парни-староверы. Во время драки Шимко и Волков
сбежали, больше всех досталось Труду. По поводу этого случая командование
академии издало приказ, который был зачитан перед строем слушателей и летчиками
полка. В нем был пункт, объявлявший майорам Шимко и Волкову выговоры за
трусость и бегство, проявленные при избиении товарища. Мы долго шутили между
собой, расспрашивали их о подробностях и пришли к выводу, что в создавшейся
обстановке для степенного Шимко, абсолютно не подходящего для кулачных боев, и
щуплого Волкова единственно правильным решением была ретировка.
Одно время моим соседом по койке был слушатель, дважды Герой
Советского Союза подполковник Владимир Аврамович Алексенко. Он родом из станицы
Киевской Краснодарского края, мы с ним земляки. В годы Великой Отечественной
войны Владимир Аврамович воевал на штурмовиках, произвел на штурмовку 296
боевых вылетов. Интересная деталь. Летчикам-штурмовикам присваивалось звание
Героя Советского Союза за каждые сто боевых вылетов. Алексенко не разрешили
сделать оставшиеся четыре вылета до трехсот. По моей просьбе Владимир Аврамович
рассказывал о войне. У него был обгорелый командирский ремень, который он носил
как талисман. Впоследствии судьбы наши сложились так, что мы не только
встречались с генерал-лейтенантом авиации В. А. Алексенко, но и подружились с
ним. Последний раз встретились в 1985 году в Большом Кремлевском дворце на
торжествах по случаю 40-летия Победы.
В ту пору, когда проходили летную практику слушатели-участники
Великой Отечественной войны, мы старались расспросить их, как они воевали.
Часто мы, молодые летчики, становились участниками бесед между фронтовиками.
Нам было интересно слушать их воспоминания о воздушных боях, о событиях войны.
Под конец лагерного периода прибыли на стажировку летчики, воевавшие в Корее.
От них мы узнали об особенностях современных воздушных боев на реактивной
технике.
Когда позволяла обстановка, мы выезжали тремя эскадрильями на
рыбалку на реку Нерль, ловили рыбу бреднем. Вдохновителем рыбалки был командир
первой авиаэскадрильи майор Петр Семенович Осадчий, богатырского склада. Он мне
очень нравился, и я был беспредельно рад, когда в 1973 году Петр Семенович зашел
к нам в гости в Москве.
На выходные дни большинство летчиков, особенно командиров,
ездило домой на побывку в Монино. Я, как правило, оставался ответственным в
эскадрилье, чтобы присматривать за солдатами, возить или водить их на
экскурсии. Но однажды понадобилось побывать в Монино и самому, чтобы
встретиться с будущей женой. Я обратился к командиру авиаэскадрильи с просьбой
отпустить меня. Он отказал, и меня возмутило то, что некоторые выезжали без
особой надобности уже шестой или седьмой раз, а мне нельзя съездить и один раз.
Я взорвался от такой несправедливости, и мы резко объяснились с командиром.
После такого разговора не поехал в Монино и капитан Гаврилов. Он почувствовал
свою ошибку и даже предложил мне поехать с ним на рыбалку, но я ему прямо сказал,
что с такими «друзьями» на рыбалку не хожу.
Однажды при полете в зону, после прохода г. Владимира на высоте
6,5 тыс. м. у моего самолета остановился двигатель. Запустил я его от кнопки
запуска, не перекрывая стоп-кран топливной системы. Об этом надежном способе
узнал от летчиков, воевавших в Корее. Причина остановки двигателя долго
являлась загадкой для всех нас и прояснилась гораздо позже. Оказалось, что это
«зависание оборотов». Случай многому научил. В этом полете я заметил падение
оборотов с максимальных 12 до 5 тысяч в минуту.
Долго не мог найти в кабине тумблер запуска двигателя в воздухе.
Самолет быстро терял высоту над лесистой местностью в районе Гусь-Хрустального,
а я ругал себя за то, что плохо знаю кабину, хотя каждый день со слушателями проводил
тренажи по особым случаям, в том числе и как вслепую находить в кабине все
рычаги и тумблеры. Решил отвлечься от приборов в кабине и осмотреть местность.
Убедился, что падать нужно только с самолетом (внизу лес и болото, если
воспользуешься парашютом, никто не найдет, а сам не выберешься). Перенес взгляд
в кабину и сразу увидел тумблер! Переключил в положение «Запуск в воздухе»,
стрелка указателя оборотов плавно пошла вверх, температура повысилась. Самолет
продолжал снижаться до выхода двигателя на максимальный режим. Кажется, все в
порядке. Взятием ручки на себя перевожу самолет в набор с высоты 200 м. На
радостях, что все обошлось благополучно, выполняю два комплекса фигур высшего
пилотажа, оставляя сектор управления газом в положении «максимальные обороты».
Сделал так, как рассказывали летчики, воевавшие в Корее. Вернулся на аэродром.
Встретил авиатехник Иван Катанаев. Одному ему открыл тайну, чтобы проверил
камеры сгорания. На следующий день осмотрели двигатель самолета МиГ-15бис № 10
с Иваном вместе. Оказалось, что все в порядке, камеры сгорания без трещин.
В сентябре вернулись в Монино. Возобновились свидания с Тамарой,
а в октябре мы поженились. Жить было негде, о квартире и мечтать в то время
было нельзя, а комната у отца Тамары на ул. Воронцовской в Москве была слишком
мала, всего 14 кв. м. И в скором времени мы сняли комнату у престарелых хозяев,
недалеко от Воронцовской. То были старомодные хозяева – две сестры и брат. Одну
из сестер звали Конкордия, она была инвалидом и прислуживала старшей сестре и
брату Александру.
Обстановка в квартире была угнетающей. В нашей комнате не было
дневного света. Мы оба не любили приходить в новое жилье и никогда не
оставались в нем друг без друга. Мне неудобно было ездить из Москвы в Монино.
Приходилось в Монино держать место в гостинице, ездить на электричке. Не
хватало денег (тогда выплачивали большие проценты займов). С отцом Тамары
Иннокентием Гавриловичем долго не находили общего языка. Он работал механиком в
автогараже винзавода «Арарат». Умер он в Москве в 1965 году. Ее мать, Слесарева
Евдокия Ивановна, была в разводе с отцом уже несколько лет, жила и работала в
Загорянке.
Аэродром
Левковка, 1954 год
С горем перезимовали. А летом, когда полк перелетел в летние
лагеря под Изюм, Тамара с другими женами офицеров приехала в Левковку. Жилье мы
сняли у одних стариков на берегу реки Северского Донца в красивом месте, на
излучине реки.
В отличие от лагеря в Добрынском, здесь мы работали гораздо
интенсивнее. Из слушателей запомнились подполковник Лабутин и майор С. Комаров.
Лабутин, 35–36 лет, совершенно лысый, симпатичный, спокойный,
рассудительный летчик. В нем чувствовался богатый фронтовой и профессиональный
опыт. До поступления в КВВА он летал на МиГ-15 и на Востоке нашей страны
переучил целый полк летчиков. От перенапряжения он заболел, затем учеба, почти
трехлетний перерыв в полетах и человек начал терять веру в свое мастерство. Но
обошлось все благополучно. После первых же контрольных полетов Лабутин
восстановил технику пилотирования. В годы войны он отличился в боях под
Кенигсбергом, его представляли к званию Героя, но не присвоили. После
возвращения с боевого задания в 1945 году он снял шлем и вместе с ним все
волосы, видимо, в результате нервного напряжения. С тех пор остался лысым. С
Лабутиным я случайно встретился в Москве в гостинице ЦДСА в 1975 году. Генерал
сразу меня не вспомнил.
Майор С. Комаров имел много боевых наград – под геройской
звездой были планки ордена Ленина, четырех орденов Красного Знамени и несколько
других. В его летной книжке я не находил записей о сбитых фашистских самолетах.
Пришлось долго догадываться, за какие же подвиги майор Комаров многократно
отмечен такими высокими наградами. Оказывается Сережа (так звали его друзья) в
войну был разведчиком фронтового или оперативного звена, добывал с воздуха
ценнейшие данные о противнике, необходимые нашему командованию. Разведчики в
войну очень ценились. Им запрещалось ввязываться в воздушные бои – главное было
провести разведку и доставить нужные сведения о противнике. Интересно было послушать
самого Комарова. На мой вопрос: «Сколько Вы сбили немецких самолетов?» он
ответил: «Ни одного, а точнее, сбил одного, но и тот оказался своим, и меня
сбили в том бою». Оказывается, в тот злополучный день Комаров возвращался с
разведывательного полета и случайно напоролся на групповой воздушный бой.
Уклониться от боя было уже нельзя, и он дал очередь – по первому попавшемуся в
прицел самолету, им оказался свой истребитель.
Не все слушатели одинаково хорошо воспринимали полеты на
реактивных самолетах. Без особого восхищения относился к ним и майор Комаров.
Еще при полете с ним на «спарке» УТИ – МиГ-15 в зону я по педалям почувствовал
сильное напряжение летчика (вибрацию). На земле Комаров неоднократно заводил
разговор со мною о том, что ему нравится штабная работа, что после окончания
академии он станет штабистом, что сейчас ему нужно сделать минимальное
количество полетов, чтобы засчитали вылет на реактивных самолетах. Так и
договорились.
Провожаю его в первый самостоятельный полет на МиГ-17, с земли
веду наблюдение за самолетом, где-то между вторым и третьим разворотами теряю
его из вида. Всматриваюсь в место четвертого разворота – не вижу. Что за
чертовщина! Где же мой слушатель? И вдруг вижу планирующий на посадку самолет,
но снижается на посадку он на грунтовую дорогу, идущую параллельно нашей ВПП (в
1,5 км от аэродрома). Комаров спутал дорогу с ВПП! Что делать? Видит ли
руководитель полетов? Бежать к руководителю, чтобы он сказал об этом летчику,
бесполезно, далеко, не успею. В этот момент самолет Комарова уже прекращает
снижение и начинает набирать высоту. Становится легче, летчик догадался, что
садится на дорогу. Остаюсь на том же месте, ожидаю повторного захода, теперь,
думаю, не промахнется, найдет. В этот момент ко мне подбегает командир 1-ой аэ
майор П. С. Осадчий, трясет меня за плечи и кричит (в гуле взлетающих
самолетов): «Что это за засранец, он сейчас чуть не зацепил автомашину с моими
летчиками?» (они возвращались с Северского Донца, купались перед своей сменой).
Впервые вижу Петра Семеновича таким возбужденным. Кричу в ответ: «Сергей
Комаров!» Командир: «Твое счастье, я с ним в училище учился!» Теперь стоим
вместе с майором Осадчим и наблюдаем. Со стороны захода плохая видимость.
Комаров снова не попадает на полосу, но теперь хоть не снижается. Осадчий
побежал к руководителю полетов, который завел Комарова на посадку с обратным
стартом со стороны Донца. Тяжелый самостоятельный вылет. В следующий летный
день второй полет так и не состоялся. Во время выруливания на ВПП на самолете
лопнуло левое колесо. Комаров вылез из кабины и сказал: «Плохой признак, хватит
с меня». Больше он не летал. Через несколько лет я прочитал его статью в
журнале «Вестник ВВС», подписанную начальником штаба соединения. Кстати,
Комаров рассказал мне, как однажды, будучи штурманом полка, он заблудился с
группой в Прибалтике, и экипажи произвели вынужденную посадку. Завел группу
командир. При расследовании у Комарова оказались все документы и расчеты на
перелет в образцовом порядке, поэтому он считал, что обладает необходимыми
качествами штабного офицера.
При пилотировании в зоне со слушателем капитаном Александровым в
положении пикирования после переворота у меня в задней кабине приоткрылся
фонарь до первого фиксатора. Пришлось упереться руками в ручки фонаря, чтобы удержать
фонарь от срыва. Положение было сложное. Тоже хороший урок. Крупица опыта.
В Левковке погиб зам. командира авиаэскадрильи капитан Олифер.
Они столкнулись с командиром звена майором Навнычко. Столкновение произошло на
высоте 500 м в районе третьего разворота над Северским Донцом. Олифер
катапультировался, но по траектории падения вниз к земле. Майор Навнычко с
небольшим повреждением произвел посадку на аэродроме. Катастрофа явилась
следствием лихачества. Капитан Олифер был сильным и смелым летчиком, но авиация
никому не прощает нарушений. Возвращаясь на аэродром, Олифер, будучи командиром
пары, приказал ведомому выйти вперед и занять место ведущего, затем при подходе
к аэродрому решил лихо занять свое командирское место. При перестроении под
самолетом Навнычко командир не рассчитал упреждение по высоте и килем своего
самолета зацепил за фюзеляж обгоняемый самолет. Киль самолета Олифера не
выдержал, дойдя до огнеупорного сплава под пушками, отвалился, и самолет,
потеряв управление, упал вертикально вниз. Это была наша первая потеря в полку.
Аэродром
Ногинск-2
С окончанием лагерного периода нам предстояло сменить постоянный
аэродром базирования. Перелетали с аэродрома Левковка на назначенный аэродром в
Ногинске-2. Полк шел эскадрильями и звеньями. Командир звена, он же зам.
командира авиаэскадрильи капитан Федор Федорович Давиденко заводит звено на
«роспуск». Аэродром под нами, но все внимание строю. Под собою вижу лишь покров
леса. После «роспуска» захожу на посадку за командиром, ориентируюсь по нему и уже
на снижении после четвертого разворота вижу посадочную полосу. По сторонам
железной посадочной полосы сочная зелень, непривычная после сильно выгоревшей
украинской земли. Собираемся после посадки и едем на автобусах в Монино.
Проезжая мимо жилого городка, узнаем, что многие квартиры после перебазирования
испытателей на другой аэродром пустуют. Так как нам жить и служить в этом
гарнизоне, решаем прежде, чем следовать дальше, «захватить» квартиры.
Выбрал и я однокомнатную квартиру, примерно 16–18 кв. м на
третьем этаже. Вскоре начали капитально устраиваться на жилье в новом
гарнизоне. Перевезли с Тамарой из Москвы свои небогатые пожитки – несколько
чемоданов, кровать. Перевозил нас отец Тамары. При погрузке шел сильный дождь.
Первоначально выбранную комнату занять не удалось, устроились в том же доме в
меньшей комнате на первом этаже.
В 100 метрах от домов начинался мачтовый сосновый лес, за ним
пруд. Вокруг красивая природа. Аэродромное поле со всех сторон окружено лесом.
Изучили район полетов и приступили к основной работе.
Осенью передали несколько боевых самолетов и спарок в
Оренбургское авиаучилище. Впервые участвовал в большом перелете по маршруту
Ногинск – Липецк – Энгельс – Куйбышев – Оренбург. В Липецке пришлось
задержаться на трое суток, не выпускали из-за нелетной погоды.
В день вылета на Энгельс погода улучшилась, хотя Липецк был
закрыт десятибальной низкой облачностью. По прогнозу метеорологов такая
облачность по маршруту полета должна была скоро закончиться, мы хотели быстрее
вылететь. После вылета группы прошли несколько десятков километров под
облаками, а затем вынужденно вошли в них, ибо на малой высоте повышенный расход
горючего. В облаках, в строю, расход топлива также велик. Нам пришлось в
сложных условиях пролететь не менее 2/3 пути.
Только в 100–150 км от аэродрома посадки погода улучшилась. Мы
подходили уже к Волге, когда получили запрет на посадку в Энгельсе. Ведущему
группы предлагалось выбрать самому аэродром посадки, только не Энгельс. А у нас
горючее на исходе. У ведомых загорелись красные лампочки, сигнализирующие об
аварийном остатке (в частности для МиГ-15 это 300 л). Нам ничего не оставалось,
как произвести посадку на аэродроме в Энгельсе вопреки запрету.
После посадки начался скандал, грозились всех арестовать. Спасло
знакомство командира эскадрильи майора П. С. Осадчего с командиром полка,
базирующегося на аэродроме. Было принято решение быстро заправить самолеты и
вытолкнуть нас в Куйбышев. Так и сделали, А причина всему заключалась в том,
что на аэродроме ожидалась посадка авиадивизии бомбардировщиков, принимавших
участие в Тоцких учениях со взрывом атомной бомбы. Это нам запомнилось.
В Куйбышеве нас не ждали. Наша группа произвела посадку,
зарулили на стоянки с помощью одного местного авиаспециалиста. Выяснилось, что
за два дня до нашего прилета произошла катастрофа с опытным образцом Ту-16 (до
Ту-16 здесь, на заводе, выпускали УТИ МиГ-15). При испытании самолет потерял
устойчивость и завалился.
Командир экипажа дал команду покинуть самолет. Члены экипажа
стали нажимать на рычаги катапульт, у одних они сработали, у других нет.
Открытые люки изменили аэродинамику и правому летчику майору Козакову, который
не смог катапультироваться, удалось вывести самолет в нормальное положение и
посадить на аэродроме, за что ему было присвоено звание Героя Советского Союза.
А некоторые члены экипажа при катапультировании погибли, их хоронили в день
нашего прилета.
В Оренбурге командование гарнизона устроило нам радушную
встречу, (училище заканчивало работу на «ИЛ-ах» и переходило на МиГ-15) – мы
были первыми, пригнавшими новую для них реактивную технику. Нам предоставили
возможность познакомиться с городом, выделили автобус. Мы проехали по
нескольким улицам. Ужинали все вместе в ресторане «Урал». Расходились
неорганизованно. Я долго провозился с сильно захмелевшим лейтенантом А.
Школьным, искал такси, чтобы его подвезти. Попал в такси, которое повезло меня,
не спрашивая куда. Была ночь. В такси, кроме меня, трое. Соображаю, куда везут.
Припоминаю город, увиденный с воздуха. Понимаю, «завозят» на противоположную
сторону. У меня ни денег, ни других ценностей нет, кроме летной куртки. В одной
темной улице «Победа» останавливается. Толкаю сидящего справа незнакомца (я был
в середине, на заднем сидении), вырываюсь из автомобиля и бегу в темноту.
Произошло все так быстро и неожиданно для злоумышленников, что они опешили, и
не сразу сообразили, в чем дело. Я воспользовался этим и скрылся. Наугад
выбираю направление к центру города и попадаю на знакомую уже улицу Чкалова,
иду по ней до конца до реки Урал, где в одном из корпусов училища нас
разместили на ночевку. Рассмешил случай. По противоположной стороне улицы по
тротуару брел один из наших пилотов. Он футболил по безлюдному широкому
тротуару жестяную банку, сотрясая ночную тишину грохотом. В летчике я узнал
Анатолия Касирова. Он так увлекся своей игрой, что я, хотя и обрадовался своему
человеку, решил ему не мешать: теперь и он, и я в безопасности. Утром ездили на
бахчу, набрали с собой арбузов и дынь. Я впервые видел бескрайние Оренбургские
степи и громадные бахчи. Проезжали «Меновый двор». Домой возвращались на Ли-2 с
посадкой в Казани. Там была осенняя сырая погода.
Ногинск встретил нас тихим вечером. Шли домой с Петром
Вяликовым. Издали наблюдали за теплыми встречами возвратившихся летчиков с семьями.
Почти всех встречали жены и дети. Встречали и нас Люба, жена Пети, и Тамара.
Зима прошла в полетах и в подготовке к летнему периоду,
разрабатывали методички, занимались сами. Нужно отметить, что в полку
придавалось серьезное значение методической и общей подготовке летного состава.
Мы много занимались, слишком высоки были ранги обучаемых и ответственность
инструкторов.
10 марта 1955 года у нас родилась дочь Ирина. Еще до ее рождения
вместе с нами стала жить мать Тамары Евдокия Ивановна Слесарева. Семья сразу
увеличилась. Прибавилось хлопот. Евдокия Ивановна стала неотделимой от семьи.
Она сыграла огромную роль в воспитании наших троих детей, неоценимые услуги
оказала и нам, родителям, за что мы ей бесконечно благодарны. Прожила в семье
до своей кончины 12 февраля 1991 года (до 85 лет).
Дело шло к лету и снова пошли разговоры о перебазировании на
летний период на другой аэродром. Взлетная металлическая полоса нашего
аэродрома не выдерживала интенсивных полетов реактивных самолетов-истребителей,
выдувался песчаный грунт, нужно было часто прерывать полеты для проведения
ремонта ВПП.
В командование нашей 1-ой УСАД вступил полковник Глебов,
худощавый брюнет с чудачествами. Мы звали его «Чапаевым». Первое знакомство с
комдивом произошло на занятиях в спортзале. Нас, летчиков, построили в две
шеренги по эскадрильям. Не помню в деталях речи комдива перед летным составом,
но когда заговорили о повседневной деятельности и продолжительности рабочего
дня, полковник подошел к первой эскадрилье и начал задавать один и тот же
вопрос всем, от инструктора до командира авиаэскадрильи: «Сколько получаешь?»
Разница в окладах инструктора, командира звена, командира и зам. командира
авиаэскадрильи составляла от 300 до 400 рублей. «Так вот, – заключил комдив. –
Инструктор должен работать восемь часов, остальные на столько часов больше, на
сколько сотен больше получают». Ответ был оригинальным, со смыслом. Конечно,
при простом исчислении получалось, что командир эскадрильи должен работать по
16–18 часов, а командир авиаполка – сутки.
В нашей эскадрилье был командир звена старший лейтенант Алексей
Виноградов, участник войны, москвич. Образование у него семь или восемь
классов. Ни к каким наукам интереса он не проявлял, не переваривал даже крайне
необходимую для летчиков методику летной подготовки. Однако летал хорошо,
чувствовался фронтовой опыт. Его страстью был личный автомобиль «Победа»,
которым мы неоднократно пользовались. Ездил Леша мастерски, что называется, «с
закрытыми глазами», по столице и где угодно.
Однажды поломалась машина комдива, и Леша вызвался отвезти его
на своей «Победе» из Ногинска в Монино, в штаб дивизии. Выполняя «почетную»
задачу, Алексей перестарался, гнал с превышением скорости, ожидал похвалы, но
при подъезде к Монино комдив спросил у него: «На какой скорости Вам разрешается
ездить?» (имея в виду свои указания на этот счет по ограничениям). Виноградов
ответил: «На скорости 60 км/час». Комдив: «На сколько Вы превысили?» Алексей:
«На 30 км/час». Комдив: «Так вот, объявляю Вам трое суток ареста». Когда Леша
рассказал нам об этом, мы хохотали до упаду и долго потом подтрунивали над тем,
как он подвез комдива. Рассказывали про комдива еще и такое. На аэродроме в
Монино он осматривал внешний вид солдат, сделал замечание одному сержанту за
длинную прическу. Оправдываясь, сержант сказал, что он старослужащий, служит
уже три года. Комдив на это ответил: «По-вашему, если я на военной службе 25
лет, то должен отрастить волосы до ж…?»
В гарнизоне мы жили дружной семьей. Часто встречались семьями по
праздникам, ходили в Дом офицеров в кино, на концерты, на танцы. Старшие
товарищи, наши командиры всячески помогали нам. Как правило, над каждым
инструктором шефствовал его командир звена. Моим командиром был капитан Федор
Федорович Давиденко. Мы дружили семьями. У него была симпатичная жена Люба,
бывшая фронтовичка, и дочь Аля пяти-шести лет. В то время Федору Федоровичу шел
35-й год. По характеру спокойный, он летал мастерски. При заходе на посадку,
несмотря на свой богатый инструкторский опыт, сам себе говорил: «Федя!
Внимательно, заходишь на посадку». При расформировании полка Федор Федорович
был назначен в одно из авиационных училищ, демобилизовался с должности
помощника начальника училища по воздушно-стрелковой подготовке. На постоянное
место жительства обосновался в Рязани. Мы с ним и семьей встречались один раз в
Москве весной 1974 года.
Кроме выполнения обязанностей по должности, мне приходилось
нести общественные нагрузки секретаря комсомольской организации эскадрильи. В
каждой эскадрилье секретарями были летчики-инструкторы: в 1-ой аэ – Иван
Вершинин, во 2 аэ – Алексей Михайлов. Кажется, в апреле, к юбилею В. И. Ленина,
меня наградили грамотой ЦК ВЛКСМ. В свободное время старался читать книги по
военной истории. Больше всего меня интересовала тема Великой Отечественной
войны. Книг тогда было мало. Мемуарная литература о Великой Отечественной войне
почти отсутствовала. Поэтому приходилось с трудом собирать материал о войне в
различных периодических изданиях. Иногда ловил себя на мысли о необходимости
продолжать военное образование, но академия ВВС казалась недосягаемой. Этот
вопрос позже разрешился неожиданно и оригинально.
Аэродром
Каменск-Шахтинск, лето 1955 года
Пожалуй, наиболее памятные для меня лагеря. Аэродром севернее
города Каменск-Шахтинск в 25–30 км, грунтовый, в чистом поле. Летный состав
размещался в бараке, в районе железнодорожной развилки в 3–4 км от аэродрома.
Остальной личный состав – на аэродроме в палатках. Лето, как и предыдущее,
выдалось знойным. Летали в две-три смены. Город Каменск-Шахтинск на берегу
Северского Донца напоминал мне Краснодар. Много зелени, чистые улицы, большой
красивый парк, примыкающий к величавой реке с нарядными берегами и лодочной
станцией, с другой стороны парка – стадион. Ездили мы в город по субботам или
воскресеньям. Пассажирские поезда на нашем полустанке не останавливались. Нас
подвозили «товарняки». Машинисты паровозов познакомились с летчиками и
останавливали поезда на 1–1,5 минуты. Этого было достаточно, чтобы успеть
заскочить на поезд, рассредоточившись по тамбурам и ступенькам вагонов. Через
некоторое время наше знакомство переросло в дружбу, и мы уже не беспокоились
насчет транспорта.
Полк напряженно работал. Менялись потоки слушателей. Командир
эскадрильи капитан Г. Г. Гаврилов, стремясь быть «впереди», всегда торопил нас
с полетами, не позволял терять стартового времени. Мы сокращали время заправки
самолетов, особенно учебно-тренировочных «спарок» УТИ – МиГ-15. Чего только не
выдумывали для повышения производительности полетов: и треугольный старт, и
взлеты с конвейера. С присвоением нашему «Жоре» майорского звания он несколько
приутих, стал спокойнее разговаривать с летчиками и техниками. После общения со
слушателями, поступившими в академию из строевых частей, нашим летчикам
захотелось перевестись в строевые части, стать боевыми летчиками. Многие
инструкторы обратились с просьбой о переводе, в том числе и я. Началась
«работа» с нами. Дело дошло до комдива. Однажды комдив прибыл на аэродром и
собрал летчиков. В своем выступлении он сильно возмущался теми, кто подал
рапорт о переходе в строевые части. После этой встречи свои рапорты забрали
все, кроме нас с Юрием Сапроновым. Позже мне возвратили рапорт с резолюциями
командира звена капитана Давиденко и командира эскадрильи майора Гаврилова. Он
сохранился у меня до сих пор.
В это время всем прибывшим в полк молодым летчикам присвоили
очередные звания – старших лейтенантов. Отметили это важное событие в одном из
ресторанов города. Пригласили своих командиров. Не было с нами Ю. Сапронова,
его наказали гауптвахтой за вынужденную посадку в районе Красного Сулина. Юра
был слишком пунктуальный, что и подвело его на этот раз. Накануне полетов
старший штурман дивизии поменял частоту и позывные нашей приводной
радиостанции, а до летчиков эти изменения довести не успели. После воздушного
боя в зоне Сапронов не смог настроиться на свою приводную радиостанцию и ушел в
противоположную сторону от аэродрома, выработал горючее и произвел вынужденную
посадку в поле, в районе Красного Сулина. Посадка была удачной. При наказании виновных
Ю. Сапронову досталось больше всех – десять суток ареста. Впоследствии Юра
погибнет в Липецке. После вынужденной посадки Сапронова произошла тяжелая
катастрофа с УТИ – МиГ-15 в авиаполку штурмовиков нашей дивизии (тогда оба
полка работали на одном аэродроме). При пилотировании в зоне в районе
населенного пункта Глубокая летчики – слушатель академии подполковник Кривонос
(Герой Советского Союза, брат известного железнодорожника) с инструктором,
заместителем командира авиаэскадрильи по политчасти, нарушили задание и,
проходя на бреющем полете вдоль улицы, зацепились за крышу одного дома левой
плоскостью и снесли еще несколько домов. Погибли сами и погубили нескольких
мирных жителей.
* * *
В конце сентября мы возвратились в Ногинск. Семья переселилась без
меня в более просторную комнату в общей квартире. Нашими соседями по квартире
были майор Иван Егорович Савушкин (умер в 1990 году), его жена Клава и сын
Витя, и семья подполковника в отставке Владимира Ивановича Парфенова с женой
Шурой и дочерью Таней. Жили в общей квартире дружно, особенно с Иваном
Егоровичем. Он фронтовик, сапер, с Рязанщины. Владимир Иванович Парфенов был
штурманом-испытателем, окончил КВВА.
Иван Егорович служил на полигоне (за нашим аэродромом) академии
им. Н. Е. Жуковского. Занимался испытаниями боеприпасов. Осталось много хороших
воспоминаний о добром соседстве с Савушкиными. Судьба свела нас снова в 1980
году, когда я прибыл на службу в Главный штаб войск ПВО.
17 декабря 1955 года погиб в авиационной катастрофе наш зам.
командира полка по огневой и тактической подготовке майор П. П. Палагин при
облете того самолета, на котором садился на вынужденную посадку Ю. Сапронов.
Катастрофа произошла на аэродроме на виду у личного состава. Сразу после взлета
упали обороты двигателя. Летчику ничего не оставалось делать, как развернуться
вправо на 180° и попытаться произвести посадку на аэродром взлета с обратным
курсом. Но, когда самолет приближался к земле под небольшим углом к ВПП,
летчик, видя, что несется на стоянку самолетов на предстартовой площадке, решил
довернуть машину. При создании крена правый бак зацепился за землю (снег),
самолет начало вращать вокруг оси и на месте полной остановки от самолета
остался лишь фюзеляж с кабиной, напоминающий сигару.
Я в это время по просьбе П. П. Палагина монтировал запасное
колесо на его «Победе» в теплушке из контейнера для перевозки самолетов.
Услышав скрежет, я выскочил из каптерки и в 20–25 м от себя увидел фюзеляж
разрушенного самолета с останками летчика. По номеру самолета понял, что это был
майор Палагин. Мы все любили Пашу Палагина за его общительность,
жизнерадостность. Он знал много песен, любил исполнять их в компании. Хоронили
с тяжелым сердцем на кладбище в Монино. Мне поручили выступить на могиле.
Помню, многие летчики плакали. На место катастрофы приезжал начальник академии
генерал-лейтенант авиации С. А. Пестов.
В новом 1956 году стали поговаривать о расформировании нашей
дивизии. В мае прекратились полеты. Теперь сомнений не было. Полк подлежал
расформированию. Еще с осени в гарнизоне стали появляться незнакомые офицеры.
Первый и второй этажи здания, где размещался штаб соседнего полка академии им.
Н. Е. Жуковского, начали занимать под какое-то военное учреждение. С нами
новички держали себя высокомерно. Впоследствии в гарнизоне обосновался
Научно-исследовательский институт ВВС.
Мы приходили на службу, но занимались, кто чем мог, играли в
шахматы, городки, строили различные предположения о дальнейшей службе. Мне не
один раз придется впоследствии попадать под расформирования, и следует
отметить, что этот процесс весьма неприятен. Какое-то время бездельничаешь,
пребываешь в неизвестности, можно сказать, в состоянии невесомости.
В конце мая появились кадровики и начались беседы с офицерами по
распределению. В основном предлагали всем военные авиационные училища, т.е. с
инструкторской работы не отпускали. Настал и мой черед. Вызвали к командиру
полка. Кадровик начал со слов: «Вам предлагается продолжить службу в
Оренбургском авиаучилище». Я был так враждебно настроен против училища, что первые
же услышанные слова подействовали на меня как гром. Не соглашаюсь. Тогда он
меняет Оренбургское училище на Ворошиловградское. Командир полка кивает –
соглашайся, мол. Я снова отказываюсь. Кадровик начинает сердиться. Спрашивает:
«Куда же ты хочешь?» Отвечаю: «В строевую часть».
Он: «Нет. Вы вузовский, и мы не можем передавать вас в строевые
части». Продолжаю стоять на своем. Кадровик выходит из себя и кричит: «Хорошо,
мы устроим вам строевую часть. Отправим в Забайкалье на 77-й разъезд!» Отвечаю:
«Готов выехать!» Командир молчит. На этом беседа заканчивается. Выхожу из
штаба, окружают летчики, рассказываю им о нашем разговоре. В это время
появляется подполковник из управления ВВС, разговорились, ему нужны два-три
летчика в «инспекторский» полк. Прошу взять меня, он соглашается и обещает
99%-ную гарантию. Больше меня не вызывают. На следующий день прибыли
представители из Кубинской парадной авиадивизии. Им нужны тоже летчики,
отбирают шесть или семь человек. Мы же с капитаном Рюриком Родновым и старшим
лейтенантом Иваном Вершининым получаем гарантированное подтверждение, что будем
зачислены в 396-й авиаполк особого назначения (базируется на аэродроме Монино).
Через некоторое время мы прибыли в новую часть. Попали в
истребительную эскадрилью. Командиром авиаэскадрильи был майор Потапов,
заместителем – капитан Хлудеев, оба фронтовики. Рюрик назначен командиром
авиазвена, мы с Вершининым – старшими летчиками. Больше никого в авиаэскадрилье
не было. Зато в эскадрилье 17 самолетов разных типов и модификаций. Кроме того,
в полку есть бомбардировочная и транспортная эскадрильи.
Командование полка было из разных родов авиации. Командир полка
подполковник Копейкин – «бомбардировщик», его заместители подполковник Шикин –
«истребитель», другой – «штурмовик».
Командир полка нравился мне своей молодцеватостью,
решительностью, немногословием и четкостью. Однажды при постановке задачи на
полеты в присутствии летчиков между командиром и его заместителем
подполковником Шикиным возникли разногласия из-за использования зоны полетов по
приборам. Руководитель полетов подполковник Шикин запрещал выполнять
одновременно разные задания в одной зоне. Он был прав. Командир же настаивал на
другом. Для достижения согласия между собой начальники временно удалились из
класса. Мы ждали, чем закончится их спор. Через некоторое время командиры
вошли. Подполковник Шикин обратился к летчикам со словами: «Товарищи! Полетные
задания будем выполнять, как приказывает командир». И тут же попросил извинения
у командира за свое нетактичное по отношению к нему поведение. Этот случай
значительно поднял авторитет командира полка в наших глазах. Мы почувствовали в
нем силу. Хороший пример, достойный подражания, показал нам и зам. командира.
Был еще случай, характеризующий нашего командира, как волевого и
решительного человека. Однажды над аэродромом оказалось много экипажей
самолетов различных типов – прижала гроза. Все торопились на посадку, в воздухе
началась суматоха. Руководитель полетов дрогнул, и тогда руководство экипажами
взял на себя командир полка, находившийся тоже в воздухе в районе аэродрома. Он
установил очередность посадки. Все успокоились и благополучно сели, несмотря на
очень сложные метеоусловия. С зам. командира подполковником Шикиным уже позже,
когда меня не было в полку, произошла беда. При его руководстве полетами на
аэродроме Чкаловский на посадочном курсе в дождевом заряде потерпел катастрофу
от столкновения с домами экипаж Ту-16, что послужило поводом к выходу
Постановления ЦК КПСС, объявленного приказом Министра обороны № 0045, летчики
его хорошо помнят. Подполковника Шикина обвинили в ЧП, отстранили от должности,
судили. И хотя суд оправдал его, человек был уже сломлен и для авиации потерян.
Мы выполняли полеты в основном в интересах инспекторов ВВС,
боевой подготовки Главного штаба ВВС и НИР Академии им. Н. Е. Жуковского и
КВВА. Летали больше в паре с капитаном Родновым. Иногда, возвращаясь с задания,
заходили в Ногинск-2 (там жили семьи) и на малой высоте выполняли один-два
виража над нашим небольшим жилгородком из пяти-шести домов.
Несмотря на перемены, мы продолжали службу в хорошо знакомом
монинском гарнизоне. Жили в том же общежитии, питались в своей же столовой,
ходили на аэродром по знакомым аллеям.
Теперь, проходя мимо учебных корпусов академии, я все чаще
задумывался об учебе. Но каким образом и когда поступить в КВВА, если не
подходишь по должности?
Неожиданное
решение или поворот судьбы
Произошло это в один из августовских дней 1956 года. Командир
эскадрильи майор Потапов после полетов сказал, чтобы на следующий день я прибыл
к 8.00 к начальнику академии генерал-полковнику авиации Степану Акимовичу
Красовскому, с которым пойдет речь о зачислении меня слушателем академии.
Командир эскадрильи порекомендовал надеть новый костюм. Меня такая новость
огорошила. Вечером поехал домой, а рано утром отправился в Монино. В 8.00 в
приемной генерала встретился со знакомым лейтенантом, адъютантом начальника
академии. Он сказал, что генерал уже у себя в кабинете. Адъютант пошел
докладывать обо мне, а я все пытался осмыслить происходящее (кажется, это было
18.08.56). В тревоге размышлял, как предстану перед таким крупным, известным
военачальником, успевшим за несколько месяцев в Монино (до него начальником
академии был генерал-лейтенант С. А. Пестов) нагнать страху в гарнизоне своей строгостью.
Долго размышлять не пришлось. Из кабинета вышел адъютант и жестом показал мне
на дверь. Вхожу в кабинет. В конце длинного стола генерал. Стараюсь побойчее
доложить о прибытии. Генерал выходит из-за стола, здоровается за руку. У меня
сразу спадает напряженность. Генерал чем-то напоминает мне отца, хотя поменьше
ростом и поэнергичнее. Началась беседа. Спросил, какое училище я окончил, кто
был начальником, когда я учился. Оказывается, генерал давно знал полковника
Шубина и полковника Гейбо. Он сказал, что мне необходимо учиться в академии,
что «нужно омолодить Воздушный флот. Разве это порядок, когда в академии учатся
офицеры, лысые, как я? Таким после учебы не дерзать. Они будут бояться, что,
если их разжалуют за дерзость, то они не успеют восстановиться. А тебе бояться
нечего – ты молодой, в этом преимущество», – закончил он. Я пытался возразить,
что не подхожу к поступлению в академию по должности, что не готовился к
экзаменам и могу не сдать. На это генерал ответил, что судить ему: подхожу я
или нет. – «Экзамен ты должен сдать, а если иностранный язык не сдашь,
подумаем, как быть». На мои слова, что меня не отпустит командир полка, генерал
ответил, что он здесь начальник гарнизона и спрашивать никого не будет. После
этого разговора в кабинет был вызван начальник учебного отдела полковник
Тихоненко В. К. В моем присутствии генерал-полковник Красовский отдал ему
распоряжение, чтобы до 14.00 меня рассчитали в полку и зачислили кандидатом в
слушатели. На этом встреча была окончена. Она явилась началом крупного поворота
в моей военной судьбе. А генерал Красовский вошел в мою жизнь, как человек,
знакомством с которым, впоследствии маршалом авиации, я горжусь.
Мне всегда хотелось встретиться с маршалом и поблагодарить его.
И такая возможность представилась почти через 21 год. Я навестил Степана
Акимовича 6 февраля 1977 года на его даче в Монино. Провели в беседе с ним два
часа. Эта была интересная встреча. Маршал на пороге своего 80-летия. У него
прекрасная память, чувствуются большой ум, громадный жизненный опыт,
благодарность и уважение к сослуживцам, боевым друзьям. Беседовали мы втроем.
Кроме нас присутствовал В. К. Тихоненко, полковник в отставке, фронтовик,
потерявший на войне один глаз, ветеран 2 ВА, которой всю войну командовал
Красовский. В августе 1956 года Тихоненко выполнял приказ о зачислении меня в
академию. Накануне встречи я, прибыв в Москву, позвонил маршалу из гостиницы.
Назвал себя, попросил разрешения заехать. Маршал спросил: «А нужно ли это,
Красковский?» Я еще раз попросил разрешения заехать на пять минут, после чего
сразу поехал в Монино. Нашел дачу № 19. От калитки до двери прошел по
свежеочищенной от снега дорожке.
Маршал был рад встрече со мною, улыбаясь, сказал: «Так вот Вы
какой молодец! Имя у Вас странное, а отчество истинно русское». Одет он был
по-домашнему. Они с Тихоненко рассматривали фотографии военных лет, вспоминали
былое. Предложили и мне присоединиться к ним. Рассматривая снимки, маршал
вспоминал эпизоды войны, некоторые события из своей жизни. На прощанье он
вручил мне значок ветерана 2-ой ВА, даже подписал удостоверение к нему, подарил
с надписью редкую книгу о 2-ой ВА и, как будто извиняясь за подпись, сказал: «Я
подписался Маршалом, чтобы знало твое потомство о нашем знакомстве». Мы тепло
расстались со Степаном Акимовичем и договорились, что увидимся на очередной
встрече ветеранов 2-ой ВА, которую он хотел провести в мае этого года в Киеве.
Просил меня оказать помощь в проведении встречи.
Но возвратимся к августу 1956 года. Тогда от начальника академии
я направился в штаб полка. Шли занятия. В перерыве встретился с командиром
авиаэскадрильи майором Потаповым. Поздоровался. Умышленно не говорю о беседе с
начальником. Потапов был недоволен моим опозданием на занятия (тогда опоздания
были бичом, так как все жили в разных местах Московской области, далеко от
службы). Я вынужден был показать ему вызов в академию с распоряжением
рассчитать меня в полку до 14 часов сего дня. Потапов сделал вид, что удивился,
доложил обо всем временно исполняющему обязанности командира подполковнику
Шикину. Меня проводили летчики, пожелали хороших успехов. Через двое суток я
должен был приступить к сдаче экзаменов.
Если на подготовку к первому экзамену давали двое суток, то
последующие предстояло сдавать ежедневно. Я не знал, за что же взяться в эти
два дня. Но очень хотелось скорее сдать вступительные экзамены и поступить
учиться. Экзамены были сданы за девять дней, последних дней августа, причем
успешно, если не считать иностранный язык, который я сдавал, как по анекдоту.
За время учебы в школе и училище мне пришлось изучать французский и английский
языки, больше французский. Меня ориентировали на сдачу французского.
Преподавателя в академии нашли с трудом, потому что в то время французский там
не изучался. В день сдачи я приехал в Монино из дома, позабыв наспех
заготовленные шпаргалки. Сижу, жду, когда меня позовут к преподавателю.
Наблюдаю, как ребята сдают немецкий. Заметил, что один преподаватель ставит
почти всем двойки, а другой, Максимова, щадит и ставит положительные оценки.
Ищу своего преподавателя по французскому языку, попадаю в группу
англичан, уговариваю преподавателя Дробинина принять у меня французский (я
считал, что ему это поручено). Дробинин отказывается, сославшись на то, что он
не знает французского и у него даже нет по нему учебника. Пытаюсь уговорить
его, но уговоры не действуют. «Товарищ старший лейтенант, – говорит он – вы
что, хотите, чтобы завтра рассказывали в академии анекдот, как я, не зная
языка, принимал у Вас французский?» Тогда я, набравшись смелости, упрекаю его в
том, что он преподаватель академии, а владеет лишь одним языком. После этой
неудачи отправляюсь в прежнюю аудиторию и сижу, листая учебник. И тут я
неожиданно познакомился с Б. М. Воронцовым, навсегда ставшим моим другом.
Кто-то тронул меня сзади за плечо. Я оглянулся и увидел капитана с бледноватым
невыразительным лицом. «К чему готовишься, приятель?» – спросил он. Я ответил:
«К французскому». Он: «Все равно не сдашь. Вчера делал попытку мой друг Гера
Трофимов и провалился. Не попробовать ли тебе сдать немецкий? Ты по-русски ведь
умеешь читать». И подсовывает мне учебник немецкого. Заставляет прочитать
предложение по-русски. Незаметно вокруг меня образовалась толпа летчиков и все
стали уговаривать идти сдавать немецкий к Максимовой. Мои карманы тем временем
начинялись шпаргалками. Летчики подталкивали меня к классу, советуя, что делать
со шпаргалками и словарями. Из класса послышалось: «Следующий», и меня
буквально впихнули в дверь. Очутившись в классе таким необычным образом, я
доложил преподавателю, как и полагается, о своем прибытии для сдачи экзаменов.
В ответ слышу немецкую речь, догадываюсь, что от меня что-то требуют. Медлить
нельзя, нужно что-то делать, достаю зачетку и кладу на стол. Теперь уже на
русском языке Максимова поясняет мне, что надо было доложить по-немецки, и тут
же: «Хорошо, берите билет!» Беру. Называю номер 21 – по-русски, конечно. Снова
меня о чем-то просят на немецком. На этот раз кладу на стол свое удостоверение.
Оказывается, мне нужно было назвать номер билета по-немецки.
В общем сел за стол, обложился громоздкими словарями и стал
подбирать нужную шпаргалку-перевод. Но что дальше? Ни читать, ни разбирать
предложение, ни отвечать на вопросы не могу. Плюс ко всему такая авантюра, за
которую наверняка могут выпроводить из академии. Решил поскорее ретироваться,
чтобы успеть попасть на сдачу французского. Пока товарищ отвечал, я
тренировался в прочтении первого предложения, в котором повествовалось о
поездке на экскурсию в Ломоносово. Мои возможности немецкого этим исчерпывались
полностью. Вклинившись между очередником, экономлю время, все равно впустую,
докладываю о готовности отвечать. И, не разобравшись, что мне говорит
экзаменатор, начинаю читать текст. Мое счастье, что после прочтения первого
предложения по-немецки, Максимова останавливает и просит перевести весь текст.
Перевожу по шпаргалке. Разбор предложения и вопросы отменяются, так как
преподаватель торопится на электричку. А под окнами летчики полка идут с обеда,
интересуются. Выбегаю к ним. Все поздравляют, радуются вместе со мной. Впереди
учеба. А у меня от напряжения болит поясница.
Годы учебы в
командной военно-воздушной академии
Их было всего три – 1956-1959. Прошли в напряженной учебе. Все
это время семья жила в Ногинске, мне приходилось ездить и жить в общежитии.
Учеба осложнялась тем, что я не служил в строевых частях и по должности был
слабо подготовлен к программе. С первых месяцев попал (по росту) в парадный
расчет, приходилось немало времени тратить на подготовку к парадам. Участвовал
в пяти или шести парадах на Красной площади. Это были торжественные часы и
минуты. Перед выходом на Красную площадь мы сосредотачивались на Болотной
площади. Выходили на Красную площадь за час до парада. Наша академия
выстраивалась напротив Мавзолея В. И. Ленина, откуда хорошо были видны почетные
трибуны, выход на Мавзолей членов Политбюро ЦК КПСС и членов Правительства.
Парады тогда принимали маршалы Г. К. Жуков и Р. Я. Малиновский. Удалось увидеть
многих военачальников страны, прославившихся на фронтах Великой Отечественной
войны. Учеба совпала с переменами в Правительстве, разоблачением культа Сталина
со всеми вытекающими отсюда последствиями, затем группы Маленкова, Молотова,
Кагановича и «примкнувшего» к ним Шепилова. Потом последовало снятие с поста
министра обороны маршала Советского Союза Г. К. Жукова и других.
Много было партийных активов, шел сплошной поток информации.
Набирал силу Н. С. Хрущев. Изрядные потрясения коснулись Вооруженных Сил СССР.
Шла их перестройка. Одни виды войск сокращались, другие укреплялись, рождались
новые. Об этом скажу ниже.
В академии мне больше по душе была военная история. Старался
разобраться в тактике и оперативном искусстве. Не любил и не признавал
иностранный язык. Не нравилась воздушно-стрелковая подготовка. Летную практику
после первого курса проходил в своем полку в Монино, после второго – в
Таганроге.
Наш курс был 32-м приемом, который оказался «урожайным». С нами
учился будущий космонавт Беляев. Многие выпускники стали генералами и занимали
впоследствии высокие должности в ВВС.
Во второй группе, где я учился, было 18 человек. Среди них самый
старший майор Н. В. Шибанов – участник Великой Отечественной войны, мой
инструктор (в училище), И. И. Быков, Ю. Мамич, Г. Трофимов, Д. Бобров, И.
Малинин, Б. М. Воронцов, В. С. Абрамов, В. Ландин и др. Группа была сплоченной,
хотя слушатели заметно отличались по возрасту и опыту службы. За годы учебы
моим лучшим другом стал капитан Б. Воронцов. П. Соболев, Г. Нанейшвили, В.
Авраменко, Д. Бобров и я имели звание старшего лейтенанта. В. Абрамов, Ю.
Быков, Г. Трофимов, И. Быков, поступившие в академию из училищ опытные
летчики-инструкторы, были майорами. Н. В. Шибанов, Ю. Мамич, Л. Корсаков, Л.
Русаков, И. Малинин пришли из строевых частей. Майор Н. В. Шибанов имел
несколько боевых орденов.
Начальником курса был полковник Василий Михайлович Шпрынов, его
заместителем (из слушателей) – подполковник Голдырев, начальниками факультетов
за период моей учебы – два известных в ВВС генерал-лейтенанта Нанейшвили и
Слюсарев, оба Герои Советского Союза, начальником штурманского факультета –
всем известный Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации А. В. Беляков.
Впоследствии я близко познакомлюсь с Георгием Филипповичем Байдуковым,
легендарным летчиком из прославленного Чкаловского экипажа. Мы будем даже
дружить семьями. Познакомлюсь и с дочерью и сыном В. П. Чкалова.
Я уже говорил о том, что в академии в 50-е годы учились летчики,
прошедшие Великую Отечественную войну. С некоторыми из них мне удалось
познакомиться лично и даже вместе полетать, в частности с Андреем Ивановичем
Трудом, который в войну был ведомым у А. И. Покрышкина. Близкое знакомство и
общение с такими людьми обогащало меня во всех отношениях. Других знаменитостей
ВВС рассматривал с различных дистанций. Если самому не удавалось
непосредственно познакомиться с ними, узнавал страницы их боевых биографий от
других летчиков. Так, уже после окончания академии я познакомился со многими
боевыми товарищами А. И. Покрышкина.
На всю жизнь осталось уважение к летчикам-фронтовикам, а тем
более к Героям. Но страна наша существовала в капиталистическом окружении. То в
одном, то в другом районе земли вспыхивали войны. Одни были далеко от границ
СССР, другие поближе. Некоторые из них задевали интересы наших друзей, и
Советское правительство, верное обязательствам, оказывало всестороннюю помощь,
в том числе и военную, своим союзникам. После Второй мировой войны было немало
таких войн и военных конфликтов с участием СССР.
Осенью 1955 года в академию стали прибывать летчики,
отличившиеся в войне в Корее, где по существу происходило противоборство
американских и советских летчиков в воздушной «реактивной» войне. Мы с большим
интересом смотрели на этих участников современной войны. В одну из летных
практик слушателей на базе Таганрогских курсов подготовки командиров эскадрилий
нам с И. И. Быковым посчастливилось слетать на спарках УТИ – МиГ-15 на показной
воздушный бой с известными асами корейской войны Николаем Сутягиным и
Александром Сморчковым. Мы попросили летчиков показать настоящий воздушный бой
на реактивных самолетах, что они с удовольствием сделали.
Николай Васильевич Сутягин в той войне за короткий срок одержал
21 победу, сбил 19 (рекордное количество) американских реактивных самолетов, в
том числе 15 «сейбров».
Оба летчика получили за бои в Корее звания Героев Советского
Союза. Мне с моим бывшим инструктором было, чему у них поучиться. Впечатление
об этом «бое» запомнилось на всю жизнь.
И тогда и теперь я думаю о том, что слишком недостаточно
пропагандировались в нашей стране имена ее лучших сынов. Сколько подвигов
совершено было советскими разведчиками, летчиками, моряками, зенитчиками и др.
в современных «малых» войнах. Однако имена многих из них долгое время, к
сожалению, оставались неизвестными. Я уверен, что если спросить у летчиков имя
героя корейской воздушной реактивной войны, чемпиона по сбитым реактивным
самолетам, то до появления статьи «Тайна подвига Николая Сутягина» в «Красной
звезде» от 14.09.93 г. вряд ли кто смог бы ответить на этот вопрос.
Время летело. Учиться мне было трудно. Лишь на последнем, третьем
году, «вошел во вкус», как говорят, разобрался. Увлекали тактика, оперативное
искусство и близко стоящая к ним история военного искусства.
В конце учебы я почувствовал, как расширились мои политические и
военные знания, как выросла общевойсковая и специальная подготовка. Теперь мне
хотелось поскорее попасть в войска и передать там полученные в академии знания,
поделиться ими с товарищами, которые хотят учиться, но пока еще не могут
осуществить свою мечту. Строил большие планы на будущее, как и каждый офицер,
оканчивающий вуз.
При распределении я встретился с майором Е. А. Борисовым, бывшим
однополчанином. Он давал мне рекомендацию в партию. Теперь он работал в
Управлении кадров ВВС и предложил помочь мне устроиться на службу в один из
подмосковных гарнизонов, но я категорически отказался. Надоело подмосковное
бесквартирье, хотелось попасть куда-нибудь подальше. На Восток отказали из-за
большой семьи. В то время уже проявлялись тенденции к сокращению ВВС, хотя
многие из нас, конечно, не предполагали, что через один-два года сильное
сокращение поломает планы и судьбы большинства авиаторов, в том числе и
слушателей нашего выпуска.
Получил назначение на Украину заместителем командира
авиаэскадрильи.
В один из июльских дней 1959 г. выпускники академии выстроились
в парадной форме для торжественного прощания. Нас поздравили с окончанием учебы
в академии и объявили приказы о присвоении воинских званий и назначений. Мы
были счастливы. Трудные годы учебы остались позади, впереди новые военные
дороги. Теперь мы уже представляем собой большую ценность для Вооруженных Сил
СССР, идем в войска со свежими знаниями. Но дороги впереди, а сегодня –
праздник. Вручал дипломы начальник академии маршал авиации С. А. Красовский.
Мне было присвоено очередное воинское звание – капитан. Вечером состоялся
торжественный ужин выпускников с женами. Вечер прошел замечательно. Много было
тостов, танцевали. С нами вместе были выпускники из армий дружественных
соцстран. Мы держались ближе к китайским товарищам, произносили тосты о дружбе
и братстве. Мы с Тамарой сидели за столом с Владимиром и Любой Абрамовыми.
Через 17 лет впервые после того вечера встретимся с ними в санатории имени
Фабрициуса. В то время Владимир Семенович, генерал-лейтенант авиации, служил в
Сибири в должности командующего авиацией округа. Пройдет еще несколько лет, и
он станет начальником управления ВВС в Генеральном штабе, а я буду служить в
Главном штабе войск ПВО. Наладится тесное сотрудничество.
После выпуска нам предоставили отпуска. Всей семьей мы побывали
в гостях у моих родителей в Холмской. Теперь у нас было двое девочек, 15 июня
1958 года родилась Оля.
Отец был очень доволен, гордился моим образованием, часто брал в
руки диплом, перечитывал его. Расспрашивал о перспективах моей службы. Была
счастлива и мама, которая никогда не забывала поздравить меня с присвоением
очередного звания. Она встретила нас у калитки. Ее радости, казалось, не было
конца.
Повидавшись со всеми на родине, вдоволь наевшись фруктов, мы
возвратились в Москву. Отъезд к новому месту службы задерживался из-за суда, на
котором я должен был обязательно присутствовать в качестве свидетеля. Поясню, в
чем дело.
Во время сдачи экзаменов в один из выходных дней мы с женой
решили поехать в Ногинск или Электросталь, чтобы перед переездом купить что-то
из мебели на первые небольшие сбережения. У нас в трамвае украли деньги – 3000
рублей. Деньги были вытащены из хозяйственной сумки, которую я держал в руке.
Мне удалось задержать одного вора при выходе из трамвая на остановке в
Ногинске, звали его Юркой. Второго же, (его звали Колька), по моим приметам мы
с оперативным работником ногинской милиции «взяли» в доме в Москве, в
Измайловском районе. Оба оказались рецидивистами. Тогда меня удивила сноровка
оперативника старшего лейтенанта Анатолия Желткова. Ведь все это происходило в
один день. В час ночи я возвратился домой с деньгами, правда, не со всеми.
Семья встретила меня не без эмоций, все сильно переволновались. Предстоял суд,
из-за которого я опаздывал в часть. Суд состоялся в Ногинске в середине сентября.
Виновников осудили на два и четыре года. В ходе следствия я ближе познакомился
с Юркой. Парень моих лет. Воровством занялся, добывая себе на пропитание в
тяжелые послевоенные годы, после смерти отца-фронтовика и матери. Тот период
мне был хорошо известен. Сам узнал, что такое голод. Последствия войны калечили
таких, как Юрий. Поэтому на суде я не настаивал на наказании. Мы еще на очных
ставках объяснились и поняли друг друга.
Конец
романтики. Лицом к действительности
7 октября 1959 года расстался с семьей и выехал к новому месту
службы согласно приказу ГК ВВС № 01048 от 25.08.59 на Украину в пос. Великая
Круча в 111-й иап.
Поздним вечером 8 октября прибыл на станцию Пирятин. Узнал, как
добраться до населенного пункта Великая Круча – месту дислокации авиаполка. В
24 часа добрался до гарнизона. На проходной встретился с лейтенантом, дежурным
по части, и его помощником, устроился в гостинице. Долго не мог уснуть от
дорожных впечатлений и от мыслей о новом месте службы. Наутро представился
командиру полка, бывалому фронтовику, Герою Советского Союза, солидному,
спокойному полковнику Решетову. Командир полка сказал, что вакантных должностей
в полку нет, но он позвонит комдиву и узнает, как поступить со мной. А пока
посоветовал стать на довольствие, оформить необходимые документы. В 13 часов
позвонил в гостиницу начстрой капитан Попов и передал приказ комдива полковника
Веселкова прибыть к 9.00 10 октября к нему на беседу. Решил ехать сразу, чтобы
не опоздать. На попутной легковой машине доехал до Борисполя. В гарнизоне
неожиданно встретился с однокурсником Михаилом Подымаловым, летчиком
бомбардировочной авиации. Миша, как всегда, жизнерадостный, бодрый, сообщил,
что сегодня уже вылетел самостоятельно, что вступил в должность зам. командира
авиаэскадрильи и что все у него хорошо. Пригласил к себе на ужин. На ночь
устроился в гостинице. Утром пошел в штаб. Перед предстоящей встречей и беседой
с комдивом было какое-то нехорошее предчувствие.
Сначала зашел к начальнику отдела кадров майору Беляшко,
молодому, подвижному, располагающему к себе кадровику. Он сообщил, что комдив
примет меня позднее. Ждал до 13 часов. Надоело торчать в коридоре и во дворе.
Наконец вызов. Вошел в кабинет. Доложил сидящему в другом конце составленных в
линию столов полковнику с забинтованной шеей и густыми, черными, как смоль,
волосами. В момент доклада, не спуская с полковника глаз, отметил его полнейшее
безразличие ко мне. Кажется, я сразу надоел ему так же, как стулья его
кабинета. Услышал тихий голос: «Ну, садись!» Присел на крайний стул в
противоположном конце стола напротив майора Беляшко. Комдив задал несколько
вопросов и, узнав, что у меня небольшой налет и третий класс, отказался брать
меня в дивизию, мотивируя тем, что все офицеры, прибывающие из академии, не
справляются со своими обязанностями (в то время выпускников встречали плохо,
особенно командиры, которые сами не кончали академии). Полковник повторил
отказ, на этот раз довольно грубовато, и отправил меня в отдел кадров армии на
усмотрение Военного совета. Так прошла первая беседа без единого теплого или
дружеского слова. При отказе, помню, тоже дерзко ответил комдиву, что я прибыл
не наниматься в колхоз, а по назначению Главкома ВВС. Вышел из кабинета с
тяжелым осадком на душе. Так начиналась служба после учебы. Время прибытия в
штаб армии было назначено на 12 октября. Делать в Борисполе было нечего, и я
решил 11-го съездить в Киев, познакомиться с городом. На Крещатике встретился
со знакомым летчиком Александром Алферовым (тоже выпускник), которого
направляли в Германию. Вместе пообедали и расстались.
12 октября состоялась беседа с начальником отдела кадров армии
полковником Ширяевым. Он встретил и выслушал меня иначе, чем комдив. Предложил
обязательно встретиться с командующим, но в этот день командующего не было на
месте. Возвратился в Борисполь. 13-го утром позвонили из штаба армии, чтобы
приехал. В 11.15 прибыл. Ждал до 18.15. Представился генералу Акуленко –
заместителю командарма, встретил дружелюбно. Предложил самому выбрать должность
командира звена или зам. командира эскадрильи. Ответил: «Как прикажете». Он,
смеясь, сказал, что приказывать не будет, а посоветовал мне, учитывая мой
уровень летной подготовки, начать службу в строевых частях в должности
командира звена. Согласился, но попросился в Кременчуг. Обещал помочь. В
приемной я написал рапорт о добровольном отказе от должности зам. командира
эскадрильи. В Борисполе доложил комдиву. Он был явно недоволен результатом моей
поездки к командраму.
14-го майор Беляшко вручил мне предписание в Кременчугский полк.
15-го возвратился за вещами в Великую Кручу. Утром 16-го выехал в Кременчуг. До
железнодорожного вокзала в Хорол ехал на автобусе через Лубны. Стояла хорошая
погода. В 16.10 сделал пересадку на поезд и вечером прибыл в Кременчуг.
Устроился в полковой гостинице, в которой жили молодые летчики, среди них и
будущий космонавт Алексей Леонов. Утром представился Врио командира полка
подполковнику Ивану Кузьмичу Кощею. Тот встретил меня с недоумением и
поинтересовался, каким образом удалось мне добиться этого назначения. Все ему
объяснил и понял, что здесь меня тоже не ждали. Тем не менее, поездкам пришел
конец.
В дороге где-то простудился, побаливала грудь. Теперь,
наконец-то, смогу нормально есть и спать в ожидании приказа по дивизии. Все
время думал о прошедших встречах с комдивом, кадровиками, командованием обоих
полков, беседе с заместителем командующего. Было очень обидно, что оказался
ненужным. Романтика столкнулась с реальностью. Мои лучшие устремления после
академии натолкнулись на равнодушие и невежество. Зато на всю свою дальнейшую
военную службу я получил хороший урок, как нельзя встречать офицеров, вновь
прибывающих в часть по окончании учебных заведений или переведенных из других
мест.
Строевая
часть
19.10.59 впервые присутствую на ночных полетах, знакомлюсь с
аэродромом, расположенным недалеко от окраины Кременчуга. Меня определили в
третью авиаэскадрилью. Командир эскадрильи – майор Анатолий Ильич Долгоруков,
35–36 лет, украинец, высокого роста, симпатичный, с голубыми глазами. Несмотря
на свою крупную фигуру, очень подвижен и энергичен. Ко мне с первого дня
относится тепло, по-дружески. Обещает быстро ввести в строй. Анатолий Ильич
всегда в кругу летчиков. Его любят. Он считается лучшим командиром эскадрильи в
полку.
Проходит несколько дней. Изучаю район, вспоминаю технику, сдаю
зачеты, знакомлюсь с людьми, осваиваю аэродром, но пока не летаю. Еще нет
приказа о назначении. В профилактории живу вместе с молодыми летчиками, которые
заканчивают двухгодичную программу подготовки в полку «2-й линии» и собираются
разъехаться по боевым полкам. Среди них Виктор Соболев, Иван Балашов, Михаил
Толкачев, Евгений Моисеев, Петруня, Алексей Леонов. Вспоминаю семью. Скучаю. Но
о квартире пока и говорить нечего, их нет.
Командир нашего полка – Герой Советского Союза Н. В. Забырин.
Знаю его по академии. В те годы он был слушателем моей группы. Он хорошо знал о
моем стремлении вырваться в строевую часть, обещал помочь, когда закончит
академию (при случае, конечно). Но сразу мы не встретились с ним. Он был в
отпуске. Узнает ли при встрече?
Начальник штаба майор Малышев – выпускник КВВА. С ним тоже был
немного знаком по академии.
26 октября позвонил начальнику отдела кадров полковнику Ширяеву
и попросил ускорить приказ. Подполковник И. К. Кощей разрешил летать (он
временно за командира). 28-го совершил первый полет с командиром эскадрильи. На
полетах присутствовали генерал Акуленко и новый командарм генерал Бибиков.
30-го впервые встретился с замполитом полка майором Садыковым. Он пообещал
поговорить со мною позже, поскольку был занят «бумажной волокитой».
В свободное время посещаю библиотеку, просматриваю журналы
«Военная мысль», «Военно-исторический» и др., у кого-то взял почитать том
Шекспира. 31-го слушал выступление Н. С. Хрущева на пятой сессии Верховного
Совета. Очень много говорилось о разоружении. Написал Борису Воронцову. Виктор
Соболев – мой постоянный собеседник, очень интересный парень. Он иногда поет и
танцует в комнате. Часто причесывается, но волосы всегда растрепаны. Веселость
Виктора заразительна. Играем в «дурака», он плутует, выигрышу радуется, как
ребенок. При этом говорит: «Что бы вы делали, если бы не я, кто бы вас
веселил!» Очень любознательный, просит рассказать ему что-нибудь из истории.
Перед сном, когда гаснет свет, я рассказываю ему о событиях из военной истории.
Он слушает с большим вниманием и, засыпая, берет с меня слово продолжить
рассказ на следующий день. Сам Виктор тоже рассказывает разные эпизоды из своей
жизни, о Путивле (родине легендарного партизана Великой Отечественной войны
Ковпака). Узнал от Виктора об его недавнем приключении, когда он с двумя
патрульными в совхозе «Ракитное», поддавшись настойчивым приглашениям жителей,
принял участие в празднике по случаю возвращения в совхоз демобилизованных
воинов. Кончилось тем, что патрули потеряли свои карабины. Оружие общими
усилиями разыскали. Виктор с трудом возвратился в полк.
Командир полка подполковник Н. В. Забырин утром объявил Виктору
трое суток ареста, но вечером отменил. 2 ноября проводил Виктора в Путивль в
отпуск, на свадьбу. У него невеста-учительница.
03.12.59 г. состоялась беседа с замполитом Садыковым. Как всегда
при первом знакомстве, речь шла о службе, семейном положении, квартире.
Замполит очень много говорил о себе, своем быстром продвижении по службе,
перечислял даты приказов о присвоении ему воинских званий и назначений. Сказал,
что много летает, имеет 1-й класс и т.п. Я узнал о нем больше, чем он обо мне.
7 декабря впервые в полку встретился с командиром полка Н. В.
Забыриным. Он узнал меня сразу. А вечером побывал на офицерском вечере в
полковой столовой. В полку был заведен порядок – по субботам проводить вечера с
танцами, играми, буфетом. Больше ни в одном полку, в которых мне приходилось
служить, такой традиции не было.
На свадьбе
8 ноября лейтенант Саша Анисович пригласил меня на свою свадьбу.
Там познакомился с бывшими воинами (родственниками и знакомыми невесты). Один
из них, Владимир, по профессии шофер, воевал в соединении Ковпака, другой, Иван
Микитич – похож на Теркина, весельчак. Не выпускал из рук свою трехрядку.
Играл, плясал, пел частушки. Он участник двух войн, много повидавший на фронте
и многое переживший в личной жизни. В войну погибла жена, осталось трое детей.
Иван Микитич смог хорошо воспитать своих ребят. Его друзья рассказывали, как в
финскую войну перед атакой роты Иван Микитич громко свистнул. Финны побежали.
Атака удалась. Иван Микитич за поднятие морального духа был награжден медалью
«За отвагу». Домой солдат написал: «Пошли в атаку, было очень страшно, я
почему-то свистнул, за что и был награжден». Великую Отечественную войну Иван
Микитич закончил кавалером трех орденов Славы. Он же рассказал, как в первую
бомбежку 1941 года сильно испугался и растерялся. Жену выставил за дверь, а сам
остался в доме и закрыл дверь на крючок.
Проводы
однополчан
9 ноября молодые летчики покидали полк. Собрались в методическом
классе. С напутствием сначала выступил И. К. Кощей, затем Н. В. Забырин и потом
снова Кощей. Забырин говорил о точном соблюдении наставления полетов,
написанного кровью летчиков. Кощей заключил свою речь благодарностью Николаю
Владимировичу, которого любят летчики за смелость, решительность и прямоту.
Рукопожатия, аплодисменты. Забырин пожелал всем успешной службы и счастливой
жизни и вместе со своим заместителем ушел. Через некоторое время в класс
возвратился Кощей. Долго говорил командирам звеньев о предстоящих задачах. Речь
непродуманная, длинная, нечеткая и утомительная.
Наконец, ушел. Капитан Владимир Ганьшин, обращаясь к капитану
Михаилу Панфилову, признался в том, что он ничего не понял. Командиру нужно
быть кратким, чтобы улавливалось главное. Лаконичность, логика, дикция, умение
держать себя перед строем личного состава и аудиторией – важнейшие качества
командира, достигаемые самостоятельной, длительной и упорной работой над собой.
11.11.59 г. разъехались мои хорошие друзья-летчики. Остался в
общежитии один Алексей Леонов, он в соседней комнате, в которой вывешено много
написанных им картин (под Айвазовского). Когда Алексей уезжал к новому месту
службы, он оставил мне свои картины и альбомы, а я позже отдал их старшине
авиаэскадрильи.
Будни
полковой жизни
Остались мы с Колей Куликовым, адъютантом авиаэскадрильи,
возвратившимся из отпуска. Пока он находился в отпуске, мне о нем успели многое
рассказать. Как говорится, познакомились заочно. Пошли дожди. Мешают полетам.
12.11.59 г. На контроле подготовки к полетам начальник огневой и
тактической подготовки майор Павел Федорович Панюшкин, ставя задачу Грише
Еремееву, сказал: «Полетите с Садыковым. Будете вспоминать кумыс и пилотировать
с помощью Аллаха».
15 ноября встретились с Николаем Куликовым. Теперь он сам
рассказал, как оказался нелетающим адъютантом. Однажды при полете по кругу Коля
сделал «бочку» на высоте 400 м, а в районе аэродрома на Ли-2 оказался зам.
командующего ВА генерал О. Н. Юдаков, который увидел нарушение. Колю судили
судом чести. Отстранили от летной работы. Парень тихий, скромный,
любознательный. Время проводим с ним так же, как и с Виктором. Разговаривал с
Николаем Куликовым по телефону в 1976 году. Он продолжал службу в ВВС.
16 ноября. Лекция майора Мягкова, инструктора политотдела, «Об
итогах поездки Н. С. Хрущева в США».
17 ноября. Начались методические сборы. Первая лекция начальника
политотдела Героя Советского Союза полковника Родина «О политическом воспитании
летчиков». Полковник говорит ровным голосом, речь складная.
Прошел месяц, как я в полку. Перезнакомился с летным и
техническим составом. Командир 2-ой аэ майор Шевченко — молчаливый,
скромный, вежливый. В противоположность ему командир 1-ой аэ майор Сотников
всегда стремится выпятиться, излишне говорлив, особенно при начальстве, делает
много лишних движений, высокомерен. Его недолюбливали подчиненные.
От полковника Родина узнаем о предстоящем перебазировании полка.
Погода нелетная. Готовим методические пособия. Наступают холода. В гостинице не
топят (лопнула труба). Греемся с Николаем меховыми куртками. Читаем книги,
пишем письма. Навещаем казарму личного состава, беседуем с людьми.
21 ноября. Снова перед строем длинная, путанная речь Кощея по
поводу «лаконизма». Вспоминаю свою первую встречу с Кощеем. Представился ему в
кабинете. Он сидел за столом. Взял лист бумаги, хотел записать что-то по ходу
беседы. Но, чиркнув одно-два слова, отбросил лист. Спросил, как попал в «его»
полк. Очень удивился, что мне было известно о существовании «его» полка. Дал
согласие принять в полк, устроить с квартирой. И тут же дополнил: «Мы будем еще
с дивизией вести разговоры, ругаться, что ты к нам прибыл, почему они к нам
прислали, и т.д., но ты не обращай на это внимания». С тех пор прошло немало
лет. Теперь хорошо видны недоработки наших кадровых органов, их слабое влияние.
Нельзя обвинять и обижаться на командиров, к которым прислали меня как
сверхштатника. Ведь было нужно находить мне место за счет других, перемещать
своего, может, и хорошего летчика, а брать «чужака», тем более выпускника
академии.
Недолго прослужил я в 113-ом иап, но были события, которые на
всю жизнь врезались в память. В ноябре к нам прибыли молодые летчики-выпускники
Армавирского авиаучилища (41 человек), все здоровые, красивые, полные энергии.
Вскоре я подружился с ребятами, ведь они были выпускниками родного мне училища,
некоторых из них обучали инструкторы, мои сверстники и товарищи по учебе. К
полетам в Кременчуге прибывшие выпускники так и не смогли приступить из-за
плохой погоды, а в конце декабря полк получил приказ на перебазирование в
Умань. Руководство полка не торопилось покидать Кременчуг, насиженные квартиры
и приняло решение перебазировать полк поочередно, вначале наземным эшелоном,
затем летным. Начальником наземного эшелона был назначен начальник штаба
подполковник Малышев, меня назначили его помощником. Малышев был флегматичным
человеком, поэтому в процессе перебазирования и устройства на новом месте не
запомнилось ни одно из его решений. Погрузились в железнодорожный эшелон 26
декабря. С нами один пассажирский вагон с семьями, другой — с молодыми
летчиками и инженерно-техническим составом. В Умань прибыли 28 декабря утром,
шел мокрый снег.
Разгрузили имущество, а его оказалось очень много, полк был
богатым, длительное время базировался в Австрии. Помню, одних сейфов было около
десятка.Намучились с этой тяжестью. Летчики составляли основную силу,
подчинялись мне, работали организованно, с энтузиазмом. Вскоре выяснилось, что
в Умани нас никто не ждал, пришлось занимать по своему усмотрению
полуразрушенные служебные фонды покинутого аэродрома. Сразу же столкнулись с
проблемой, где размещать семьи. Пока домом им служил вагон. Несколько раз
приезжал комендант из Христиновки и требовал его освободить. Обратились к
начальнику автошколы (военной), он дал нам автобусы. Переселили женщин и детей
в автобус, но везти их некуда. На второй день нашли в военном городке у
аэродрома недостроенное трехэтажное здание под гостиницу и я принял решение
поселить в нем летчиков и их семьи без разрешения властей. Так и сделал. К
исходу 29 декабря все уже разместились в комнатах второго и третьего этажей
(первый был еще не достроен). Летчики в мокрых костюмах расположились прямо на
полу по пять-шесть человек в комнате. Краска пола прилипала к меховым костюмам,
служившим матрацами.
Потянулись почти два месяца жизни полка, раздвоенного на две
части: самолеты и командиры в Кременчуге, технический и молодой летный состав
со штабом в Умани.
Сначала было, чем занять личный состав. Устраивались в штабе, в
ТЭЧ, развернули тренажер летчика, затем организовали занятия с летчиками по
аэродинамике, тактике, штурманской подготовке и авиационной технике, уставам.
Преподавать в основном приходилось мне. А из Кременчуга все не прилетали под
предлогом плохой погоды. Комполка Н. В. Забырин уехал продолжать службу в ГСВГ,
а новый командир подполковник В. И. Жуков появился 08.01.60 г.
Жуков на моей памяти самый отрицательный, на редкость неудачный
командир. Он произвел на меня плохое впечатление с первой же встречи.
Долговязый, с бесцветными глазами, подчеркнуто неторопливыми вельможными
движениями, он всегда с пренебрежением смотрел на всех окружающих. Кичился
какими-то своими заслугами, должностями (был инспектором), всех поучал, как надо
жить, считал ниже себя, хвастал огромной суммой своих сбережений. Пытался при
каждом удобном и неудобном случае читать нравоучения. Много неприятных
воспоминаний оставил Жуков у большинства летчиков и техников. Впоследствии во
время службы за границей (в Венгрии) он скомпрометировал себя и был уволен из
Вооруженных Сил. Но это произошло гораздо позже, а в то время приходилось с ним
мириться.
В середине февраля прибыл летный эшелон полка. Эскадрильи
разместились на подготовленных стоянках. Приступили к полетам. Погода не
баловала, поэтому летали редко. У меня был большой перерыв в полетах, пришлось
по полной программе восстанавливать технику пилотирования. Командир
авиаэскадрильи Долгоруков помог мне форсировать подготовку. В начале марта
начал осваивать ночную программу. В это же время произошел со мною досадный
случай. Перед взлетом в составе звена при постановке крана шасси в положение
«нейтрально» я перемахнул на положение «убрано» и самолет плавно опустился на
нос. Повреждены были лишь щитки передней стойки шасси. На этом самолете очень
тугая регулировка крана шасси, что и способствовало перемахиванию положения
крана. Хотя самолет не получил повреждений, этого случая было достаточно для
таких недоброжелателей, как Жуков и Кощей, готовых всячески тормозить мое
утверждение. Мне было стыдно и очень досадно, что я дал повод Жукову в тот
момент, когда командир эскадрильи Долгоруков, вопреки желанию некоторых,
прикладывал столько усилий к моей подготовке.
Но шло время, я много летал, теперь инструкторские навыки уже
были восстановлены, и я возил молодых летчиков, водил в паре, осваивал полеты в
сложных метеорологических условиях. Одно было плохо — жили с семьей в
разлуке. Зимой приезжала Тамара с Ириной на побывку, еле устроились в комнате.
Холод, неудобства, а может и еще какая-то причина, ссорили нас. Неважное
впечатление осталось от той встречи. Весной Тамара сильно заболела в Ногинске.
Пришлось выехать. А летом я понял, что дальше так жить нельзя. Нужно забирать
семью в Умань. В середине мая взял отпуск и поехал за семьей. В июне привез
всех в Умань, а жить негде. Устроились временно в городской гостинице, в одной
комнате пять человек. Ирине шел шестой год, Оле — четвертый. Поиски
частной квартиры были безуспешны. Нас не принимали из-за малолетних детей. Так
мы прожили около 20 дней, затем все же перешли в нашу гостиницу, тоже в одну
комнатку. Вещи с контейнера хранились на складе КЭС.
В середине лета нашему полку дали для заселения пятиэтажный дом
в центре Умани. Семья получила трехкомнатную квартиру на пятом этаже и мы
считали, что устроились великолепно.
В начале августа полк перелетел на аэродром Канатово (на период
ремонта ВПП в Умани). Меня назначили на вновь введенную должность «заместителя
начальника штаба полка по разведке». Вскоре из Канатово вызвали на учение в ВА.
Вошел в оперативную группу, несколько дней прожил в Киеве, затем в
Днепропетровске, участвовал в двухстороннем тактическом учении танковой армии
(ТУ ТА). Побывал в Новомосковске, Павлограде, Синельникове. Моей задачей было
двигаться с радиостанцией Р-824 со штабом ТА и на переправе через Днепр
осуществить наводку своих истребителей, прикрывающих сухопутные войска. Это
была хорошая школа. Я многое понял из действий сухопутных, в частности,
танковых, войск и взял себе на вооружение. Учение расширило мой военный
кругозор. Однако не обошлось и без приключений: опрокидывание автомобиля в
канаву, застревание на дороге к Павлограду, буксировка танковым тягачом, удар и
сцепка с «Татрой», груженной велосипедами, авария с остановкой на дороге Павлоград-Синельниково,
трудное возвращение в полк от железнодорожной станции Знаменка до Канатово.
Каждый эпизод — целая повесть.
В Канатово много летали. Налетывали полком по 100 и более часов
в день. Особенно запомнились полеты с молодыми летчиками на воздушные «бои» на
самолетах МиГ-15 бис.
Выходные дни часто проводили в Кировограде или ездили к семьям.
12 октября возвратились в Умань, до 10 ноября еще полетали, а потом прекратили
полеты из-за скверной погоды. Возобновили полеты лишь в январе 1961 года. Моим
хорошим старшим товарищем в управлении полка стал прибывший летом из Румынии
подполковник Василий Денисович Крюковский — начальник огневой и
тактической подготовки полка. Его не очень уважали «австрийцы». Действительно,
он был со странностями, к которым нужно привыкнуть. Видимо, потому, что я
внимательно и с уважением относился к Василию Денисовичу, он отвечал мне тем
же. Я чувствовал его большую поддержку. Крюковского избрали секретарем
парторганизации управления, меня — его заместителем. Вторым зам. командира
полка был подполковник Олейников. Талантливый летчик, симпатичный, приветливый,
умный человек, никогда не повышавший голоса. Старшим штурманом полка был майор
Колесов — тихий, молчаливый, неторопливый, но решительный и грамотный
офицер. Начальником парашютно-десантной службы (ПДС) полка был старший
лейтенант Щекин (впоследствии начальник штаба иап), зам. начальника
штаба — бестолковый майор Герасимов, начальником связи — майор
Моисеенков, начальником строевого отделения — капитан Пучка. Старшим врачом
полка был старший лейтенант медицинской службы Павел Демьянович Лысюк, «душа»
молодых пилотов. Он долго служил в Войсках ПВО. Наши пути потом неоднократно
пересекались, мы и в дальнейшем поддерживали с Павлом дружеские отношения. В
1985 году он в звании полковника уволился. Проживает в Киеве.
Шло время, я уже начал привыкать к полку, нашел хороших друзей,
успешно осваивал программу личной подготовки, надеялся получить в скором
времени 2-ой класс, что значительно укрепило бы мои позиции как летчика.
В те годы началось создание нового рода в войсках ПВО
страны — зенитно-ракетных войск. Оно осуществлялось путем преобразования и
перевооружения зенитно-артиллерийских частей, а также за счет истребительной
авиации ВВС и ПВО. Часть авиаполков прекращало свое существование, а некоторые
передавались в ПВО с последующим преобразованием их в зенитно-ракетные части.
Появился избыток летного состава. Не знали, куда девать летчиков. Большинство
было демобилизовано из Вооруженных Сил, некоторым удалось пополнить ГВФ, остальные
просто меняли свою профессию. Авиационные летные училища производили выпуски
офицеров, не успевших окончить учебу по полной программе, с присвоением званий
младших лейтенантов, которые увольнялись с действительной службы. А в
действующих авиаполках работали комиссии, которые должны были «подчищать»
летный состав путем увольнения в запас по состоянию здоровья, возрасту и другим
причинам.
Прошло несколько лет и стало очевидным, какой неоправданный урон
был нанесен военным летным кадрам страны. Летчики теряли уверенность в
завтрашнем дне. Трудно было даже рассчитывать на какую-то перспективу.
Подкрадывались неприятности и к нашему полку.
После двух полетов 25 февраля 1961 года удалось возобновить
полеты лишь в середине августа уже в другом иап и виде Вооруженных Сил. В
начале марта с несколькими товарищами выехал в Киев на инструктивные занятия
руководителей групп по марксистско-ленинской подготовке. В ходе занятий узнали
от офицеров штаба 69 ВА о том, что наш полк подлежит расформированию, об этом им
стало известно из директивы. Мы немедленно выехали в Умань. Подъезжаем и видим,
что в полку как обычно идут полеты. На такси заехали прямо на аэродром.
Руководство полка и летчики не знали о расформировании. Мы доложили командиру
подполковнику В. И. Жукову о директиве. Это была последняя летная смена 10
марта 1961 года.
Начался период расформирования, неопределенности, загадок,
безделья, семейных толков. Помню, как в полк приехали представители из армии
ПВО (из той самой, в которой через 14 лет я стал начальником штаба), среди них
два генерала с красными лампасами и несколько офицеров в форме артиллеристов.
Странно было видеть их в нашем авиационном гарнизоне. Они начали проводить
беседы, отбирать кадры. Сначала состоялся общий сбор. Все летчики и техники собрались
в большом классе тактики (мы только закончили оборудование учебной базы). Перед
нами выступал генерал, командующий ЗРВ армии Щеткин. Говорил намеками (не
раскрывая подробностей), помню, как расхваливал ЗРВ, агитировал всех перейти в
ПВО, даже пообещал, что «многие, кто здесь присутствует, станут генералами».
Более опытные летчики скептически отнеслись к обещаниям и предложениям. Жаль
было молодых. Их судьбы ломались в начале пути. Одни остались в ВВС на
вертолетах, другие оказались в ПВО, но на нелетной работе, впоследствии
некоторым удалось пробиться к небу, часть летчиков демобилизовалась.
Технический состав в большинстве своем был направлен на переучивание, чтобы
затем составить основу вновь сформированного ЗРП. Моя кандидатура долго
рассматривалась кадровиками в разных местах. О том, что я перевожусь в ПВО,
стало известно сразу. Видимо, повлияло высшее образование. Но остаться на
летной работе в войсках ПВО не позволял 3-й класс. Началось расформирование.
Полк наш таял на глазах. Основная часть инженерно-технического
состава уехала в Гатчину переквалифицироваться на специалистов зенитных
ракетных войск. Разъезжались летчики группами — кто куда, отбыл на новое
место командир полка, передавали в другие части младших авиаспециалистов.
Личного состава становилось все меньше и меньше. Оставшиеся офицеры часто
собирались вместе и вели разговоры о том, что ждет их впереди. Тем же жила и
вся моя семья. Я знал, что продолжать службу придется в войсках ПВО страны, но
где и в какой должности, неизвестно. О Войсках ПВО я слышал от товарищей по
академии. Представление о них было неважное. На что-то легкое и простое
рассчитывать не приходилось, наоборот, было предчувствие больших осложнений. А
пока на меня возложили задачу по ликвидации секретной библиотеки и ряд других
заданий по расформированию полка.
С 25.04.61 г. полк прекратил свое существование. В середине мая
пришел и мой черед отбыть к новому месту службы. Опыт, полученный при
расформировании полка, пригодился мне через 19 лет.
В Войсках ПВО страны
Я был назначен в штаб дивизии ПВО (Васильков) на должность
старшего помощника начальника оперативного отделения. Командовал дивизией в то
время полковник Василий Моисеевич Радчук, его заместителем был полковник Г. Г.
Голубев, начальником штаба — полковник А. М. Беликов. Моим
непосредственным начальником — подполковник В. И. Пирогов, зам. начальника
оперативного отделения, начальником отделения — полковник В. С. Михайлов.
Каждый из них оставил в моей жизни определенный след. Нам всем
нравился полковник Радчук. Уже в должности комдива, будучи артиллеристом, он
успешно осваивал авиацию, радиотехнические войска. В те годы соединения ПВО
имели смешанный состав, что для комдивов и штабов представляло особую сложность
при организации боевой подготовки и управлении боевыми действиями. Комдив
Радчук имел двухметровый рост, обладал большим умом и уравновешенным
характером. Нам он нравился новаторством и смелостью мышления, справедливостью.
Впоследствии был командующим А ПВО ОН под Москвой. Его жизнь внезапно оборвалась
в начале 70-х годов — он утонул в Черном море на отдыхе в санатории им. М.
В. Фрунзе. О подробностях этой трагедии рассказала мне в 1985 году жена А. И.
Покрышкина Мария Кузьминична.
Фигурой, подстать комдиву, был начальник штаба полковник Арон
Мейрович Беликов. Он отличался гибкостью мышления, пользовался большим
авторитетом, обладал богатым опытом штабной работы. Ко мне Беликов относился с
большим вниманием, и мы навсегда сохранили хорошие отношения. Беликов прослужил
в армии до 1973 года, уволился в звании генерал-майора авиации с должности
начальника штаба корпуса, живет в Киеве, где мы и встретились с ним на 50-летии
армии 30.11.91 г.
Продолжается наша дружба и с Василием Иосифовичем Пироговым. В
то время он проявил ко мне большую чуткость, помог овладеть новым делом, а
главное — понял мою страсть и огромное желание возвратиться к летной
работе. Впоследствии он стал начальником оперативного отделения 11-ой дивизии
ПВО в Днепропетровске. Мы продолжали службу в одном объединении по соседству.
Кажется, в 1970 году Василий Иосифович демобилизовался, живет сейчас в
Ленинграде. Мы постоянно переписываемся. В 1976 году у него в гостях побывали
дочь Ирина с мужем Сергеем, в 1977 году — Тамара с сыном Андреем. Он тепло
встретил их и опекал весь период пребывания в Ленинграде, а в апреле 1985 года
и мне посчастливилось быть гостем Василия Иосифовича. Этот замечательный,
скромный офицер храбро сражался в годы Великой Отечественной войны в небе
Черноморья (был морским летчиком). Раненый, вывез из окружения на своем самолете
товарища. Потерял в бою глаз, после чего продолжал нелегкую штабную службу.
После войны окончил в Ленинграде Военно-морскую академию и много лет прослужил
в Войсках ПВО страны. Он большой патриот своего Ленинграда, не забывает
сослуживцев и во всех письмах просит передать им приветы, что я охотно
выполняю.
Большим другом нашей семьи стал Герой Советского Союза Георгий
Гордеевич Голубев, в войну ведомый А. И. Покрышкина. Истоки нашей дружбы и
знакомства семьями относятся к июлю 1961 года, когда мы вместе с Георгием
Гордеевичем в Киевском госпитале проходили ВЛК. Непосредственно в отделении
пришлось работать с офицерами А. А. Лапшиным, А. А. Смирновым, А. И.
Моргуновым, Ю. А. Белагиным, В. К. Ивановым, В. И. Стеценко и др. Болезненно
переносил я поворот в своей военной судьбе.
Не мог смириться с тем, что не летаю, скучал по небу. Все
приходилось начинать сначала. Семья оставалась жить в Умани, ездил домой по
выходным. Здесь я решил во что бы то ни стало возвратиться на летную работу. А
пока, по мере возможности, исполнял новые обязанности, старался как можно
глубже вникнуть в штабную работу.
Особый интерес проявлял к командному пункту. Мне приходилось
часто быть на тренировках направленцем на авиаполки. Место направленцев на КП
обычно наверху в кабинах. Оттуда хорошо наблюдать за действиями командиров,
кроме того, наблюдение за обстановкой в зале боевого управления по планшетам
общей воздушной обстановки и боевых действий помогает понять основы боевого
применения родов войск и ведение боевых действий соединением ПВО в целом.
Несмотря на свое удрученное моральное состояние, я честно и старательно
работал, стремился узнать как можно больше. Впоследствии по долгу службы
приходилось бывать на этом первом в моей службе серьезном КП, и я невольно
вспоминал прошлое, и ту жажду знаний, когда заходил в зал боевого управления
командного пункта и чувствовал на себе любопытные взгляды молодых офицеров. В
этот момент всегда хотелось пожелать им настойчивого овладения военной
профессией.
Моими союзниками по возвращению к полетам были Г. Г. Голубев,
начальник отдела боевой подготовки авиации подполковник Онощенко, начальник
авиации полковник Силкин, летчик-инспектор майор А. Вишняков. В разное время
они вели разговоры обо мне с комдивом и начальником штаба. Полковник Беликов
был категорически против. Он ответил начальнику авиации и начбою: «Что это вы
мои кадры растаскивать вздумали?»
25 мая я обратился к самому комдиву и подал рапорт. Комдив
внимательно прочитал рапорт и сказал: «Вот летучая душа». Спросил, сколько мне
лет, и ответил: «Учтите, летать придется на новой технике».
Нашей армией в то время командовал генерал-лейтенант авиации
Александр Иванович Покрышкин. В годы войны мальчишкой на Кубани мне приходилось
наблюдать воздушные бои и, быть может, среди них я видел и бои, проводимые
известным уже в 1943 году асом А. И. Покрышкиным.
09.06.61 г. впервые близко увидел и услышал Александра
Ивановича. Он проводил занятия по тактике и делал разбор показательной
тренировки. Запомнился он мне строгим, немногословным, с мужественным лицом и
скупыми жестами.
Как-то на одном совместном учении я встретился с командиром
своей бывшей дивизии в ВВС полковником Небогатовым. Он предложил мне
возвратиться в Бориспольскую дивизию на должность начальника разведки полка.
Снова начались переговоры, теперь уже между кадровиками обеих армий. Но ничего
не получилось. 08.07.61 г. Н. С. Хрущев выступил перед выпускниками военных
академий, сказал о прекращении одностороннего сокращения Вооруженных Сил.
Наконец-то перестанут расформировывать. В то время ходил анекдот о зайце,
удачно отражавший действительность: Бежит заяц без оглядки, задрав хвост, как
сумасшедший. У него спрашивают: «Чего бежишь?» Он на ходу бросает:
«Рубят!» — «Что рубят?» — «Пятую ногу». — «Так у тебя же
четыре». Он отвечает: «Отрубят сначала, а потом разберутся!»
Мое стремление летать еще больше окрепло, и я решил обратиться с
просьбой к самому командарму А. И. Покрышкину. С разрешения подполковника В. И.
Пирогова 11.07.61 г. я выехал в штаб армии. Прибыл туда в 8.30. В 10.00 заказал
пропуск. В 10.30 иду по пропуску в 608-ю комнату на третьем этаже. Читаю «Отдел
кадров». В комнате, кроме одного старшины, никого нет. Не оказалось на месте и
начальника отдела кадров полковника Чащина. Разговорились с одним
подполковником, он посоветовал идти прямо к командующему, что и делаю. В
приемной командарма на втором этаже сидит адъютант, капитан в артиллерийской
форме, в углу — инженер-подполковник в авиационных погонах, а у
полуоткрытого окна стоит какой-то полковник с журналом в руках. Объяснил
адъютанту цель прибытия, прошу доложить о себе командующему. Вижу, он не совсем
понимает меня. Полковник бросил рассматривать журнал, вступил в разговор и
сразу начал отговаривать меня, догадываюсь — это и есть Чащин. Я не
отказываюсь от своего намерения обратиться к командарму. Более четырех часов мы
просидели с ним в приемной, рассматривая и изучая друг друга. Чащин
поинтересовался шрамом у меня на лице и пообещал доложить обо мне. Мой сосед,
видно по всему, был матерый кадровик, маленький, сгорбленный, в очках, с
морщинистым лицом.
В 14.30 зашел к командующему полковник Чащин (командарм до этого
был занят с начальником авиации генералом Авдеевым, один раз выходил из
кабинета). Я заволновался. Вдруг дверь открывается, высовывается Чащин и приглашает
меня. Вхожу в просторный кабинет (о, как он теперь мне хорошо знаком!),
стараюсь четко доложить командарму. Генерал выходит из-за стола, здоровается за
руку и говорит: «Ну что, Красковский, летать хочешь? Дело хорошее, я
поддерживаю тебя». Краткая беседа и в заключение спрашивает у меня: «Ты
согласен, если назначим командиром звена?» Отвечаю утвердительно. Отдает
приказание Чащину подыскать мне место как можно скорее и говорит: «Теперь дело
имей с Чащиным». Прощается со мною. Выхожу с облегчением, перекусываю и еду в
Васильков. В 16.30 прибываю в штаб. Первым встречаю Василия Иосифовича
Пирогова.
Поздоровались, он говорит, что будет меня ругать, ведь отпускал
до 11.30. Во время подписи документа у начальника штаба он спросил, был ли я на
приеме? Ответил: «Да». — «Ну и как?» Доложил ему подробности.
10.08 получил заключение медкомиссии о годности к летной работе
без ограничений, а 14.08 был уже в семье летчиков в 266 иап. Чувствовал себя
так, будто жизнь началась сначала. Полк временно находился в Василькове. 27
августа перелетели в Овруч.
В Овруче
Представился командиру полковнику Николаю Егоровичу Матвееву.
Выслушав меня, он сказал: «Не понимаю, что заставило Вас уйти из штаба с
категории подполковника на должность старшего летчика?» С таким удивлением
приходилось встречаться не раз. Начальником штаба полка до марта 1962 года был
подполковник Александр Николаевич Добычин, после — майор Виданов, а
замполитами до января 1962 года — подполковник Анатолий Васильевич Чураков
и затем подполковник Чекменев. «Вторым» замом командира был мой знакомый по
КВВА майор Владилен Васильевич Астремский. У нас с ним с первого дня сложились
хорошие товарищеские отношения. Владилен был доволен своим положением, имел 1-й
класс и мечтал о заслуженной летной карьере, которая внезапно оборвалась в
начале февраля 1962 года. Владилен Васильевич все же добился высокого
положения, проходя службу в Генеральном штабе. В 1977 году ему было присвоено
звание генерал-майора авиации.
Командиром эскадрильи, в которую меня определили, был майор
Кишка. Небольшого роста, энергичный, с черными, как угли, глазами. Он был
одержим полетами и напоминал командира эскадрильи Г. Г. Гаврилова (1-ый УСАД).
Случилось так, что моим близким товарищем стал летчик лейтенант Слободенюк,
1937 года рождения. Обращался ко мне он на «ты». Мы были в равных должностях, а
мое старшинство в возрасте его не смущало. Виктор, откровенничая, передал не
совсем приятное мнение летчиков полка о моем появлении. Стыдно было за
академию, что не оправдал учебы. Больше месяца находился в должности летчика,
затем поставили на должность командира звена. В то время главным для себя
считал необходимость твердо встать на ноги как летчику, ведь в каждом ремесле
нужен фундамент. Тогда неудачи, связанные с «разгоном» авиации, преследовали
многих летчиков. Получал отчаянные письма от Бориса Воронцова, отвечал
успокаивающими словами.
10 сентября в Овруч приехала Тамара с Олей. Сняли квартиру. Теща
Евдокия Ивановна с Ириной оставались в Умани до получения квартиры в ноябре
1961 года. Осень была беспокойной, обострились отношения между СССР и США из-за
Кубы.
В середине декабря предоставили отпуск, в конце января 1962 года
снова приступил к полетам, но продолжать их долго не удалось. 1 февраля 1962
года погиб капитан Бабешко. Катастрофа произошла у нас на глазах днем, на
аэродроме. Я был одним из ее свидетелей с момента появления самолета над
полосой и до трагического конца. Произошла она из-за плохого руководства
полетами и недостойного поведения ведущего пары майора Павлика. В тот день
руководителем полетов был майор В. В. Астремский.
Полетов как таковых не было. Планировалось облетать после
регламентных работ два самолета и принять пару МиГ-17п из Орла (с рембазы).
Когда мы прибыли на аэродром (1 декабря 1962 года), стояла ясная погода, затем
с юго-востока на высоте 1000 м начала наплывать тонкая десятибалльная
облачность. Мы с Владиленом Васильевичем находились на СКП, ему сообщили о
вылете из Орла, я ждал свой самолет, который должны были прибуксировать из ТЭЧ.
Наблюдая за облачностью, я порекомендовал Владику вспомнить о действиях РП в
случае остановки двигателя за облаками. Вместе прочитали параграф «Инструкции
летчику по технике пилотирования самолета», после чего я вылетел на облет
самолета. Проходя над стартом, после задания, услышал на своем канале тревожный
запрос руководителя командиру перелетающей пары: «Где ведомый?» И тут же увидел
заходящий на посадку самолет ведущего майора Павлика. Ведомый, как я понял, был
потерян. Мне пришлось сократить «круг» и произвести посадку, подрулил к
самолету Павлика (летчик сидел в кабине), и мы вместе стали слушать радиообмен
между руководителем полетов и капитаном Бабешко. Вскоре я понял всю сложность
ситуации, которая требовала от летчика и руководителя принятия быстрых и четких
решений, твердых команд и мастерства.
Этот случай поучителен во многих отношениях, поэтому о нем
следует рассказать подробнее.
Началось с того, что после вылета из Орла ведомый капитан
Бабешко обнаружил неправильные показания приборов скорости и курса, о чем
доложил ведущему. Об этом стало известно и руководителю полетов. По мере
подхода к аэродрому посадки погода ухудшилась. Ведущий построил маневр для
роспуска пары за облаками и захода на посадку «с прямой» с пробиванием облаков.
В точке роспуска ведущий, зная о неточности в работе пилотажных приборов у
своего ведомого, вместо того, чтобы выполнить вместе разворот в расчетной точке
и завести ведомого на посадку, бросил его, а сам выполнил снижение по команде с
земли. Ведомый тоже, подчиняясь командам сменного руководителя, снизился, но с
ошибкой от курса на 90°. Тут сказалась и халатность оператора РЛС, который
давал ложную проводку ведомого по самолету ведущего. И когда Павлик уже
приземлялся, выяснилось, что Бабешко снизился в стороне от аэродрома. Он
доложил, что под ним лес, местность не узнает. Тогда РП подал команду набрать
высоту. Летчик набрал высоту 3000 м и доложил о малом остатке горючего.
Руководитель подал вторую команду: «Приготовиться к катапультированию», летчик
поблагодарил. В этот момент начальник КП доложил обстановку находившемуся на КП
первому заместителю командира полка подполковнику Горшкову. Тот вмешался в
руководство и начал заводить летчика на посадку по проводке на карте штурмана с
удаления 80-100 км. Вскоре Бабешко сообщил об остановке двигателя. Руководство
им продолжалось с КП и РСП, с 15-20 км до аэродрома я прослушивал все команды.
Погода ухудшалась, над аэродромом появилась низкая сплошная облачность —
«рвань», как называют ее летчики. В создавшейся обстановке самолет был выведен по
направлению почти идеально, но с излишним превышением на 100-150 м от расчетной
высоты. Это и явилось причиной трагической развязки. Я увидел внезапно
появившийся из облаков самолет. Он оказался правее ВПП, явно на большей от
расчетной высоты и шел без шума. Последовали доворот влево, резкое снижение и
приземление, а точнее первое касание почти на середине ВПП (полоса была
металлическая, неровная). Самолет на большой скорости коснулся тремя колесами и
отошел от ВПП на 5-6 м. Началась серия «козлов». При последующих ударах были
отбиты левая основная и передняя стойки шасси. Самолет в таком виде поднялся на
высоту 6-7 м и теперь уже шел к земле в пологом снижении и с правым креном.
Видно было, как летчик боролся за жизнь. Самолет уже находился за аэродромом,
впереди — железнодорожный вокзал, жилые кварталы города.
Бабешко старался отвернуть самолет вправо, он плохо слушался
рулей, но все же, накренясь, еще подчинялся. Затем последовал удар в
перевернутом положении о насыпь. Уткнувшись «носом» в угол жилого дома, самолет
прекратил движение.
При расследовании, которое проводил сначала командующий авиацией
генерал Г. В. Громов, а потом сам командующий армией генерал-лейтенант авиации
А. И. Покрышкин, допустил ляпсус майор В. В. Астремский. Он почувствовал, что
его оправдывают, и решил закрепить это ссылкой на параграф НПП, в котором
говорилось, что в аварийной обстановке находящийся на аэродроме старший
начальник обязан взять управление и полноту ответственности на себя. Это
погубило Владилена. Я увидел неприятную реакцию на лицах бывалых
авиаторов-фронтовиков. Ведь Астремский вначале, подав команду: «Приготовиться к
катапультированию», поступил правильно, но у него, к сожалению, не хватило
решимости довести дело до конца, что и пошло вразрез с правилами действий. Не помог
ему и наш разговор перед полетами. В итоге В. В. Астремского сделали главным
виновником катастрофы, сняли с должности и назначили командиром эскадрильи в
другом соединении. Сыграло роль также и то, что к Астремскому относились в
полку недружелюбно. Горшков и др. вершили всеми делами, настороженно принимали
новых офицеров и почти им не помогали. В данном случае было сделано все
возможное, чтобы выгородить себя и усугубить положение Астремского. После
катастрофы мы долго не летали.
С 12 апреля 1962 года нашу эскадрилью вывели за штаты. Для меня
и семьи начался период неопределенности. Снова неудача. Встал вопрос, где и в
качестве кого придется продолжать службу. Мы недавно с семьей устроились на
квартире. Иринка училась в первом классе. Денежных запасов не было. Затем
последовало несколько вызовов в штаб соединения.
Кандидат в космонавты
12 апреля командир полка полковник Николай Егорович Матвеев
перед строем летного состава огласил приказ о выводе за штаты больше десяти
летчиков. Причиной послужило то, что в г. Сталино (ныне г. Донецк)
расформировали истребительный полк нашей армии и эскадрилью
летчиков-перехватчиков 1-го и 2-го класса полностью откомандировали в Овруч.
Попал в заштатники и я.
Состоялись откровенные беседы с Матвеевым и полковником С. С.
Силкиным (начальник авиации дивизии). Матвеев выразил готовность просить
командование назначить меня замполитом авиационного полка. Силкин что-то
говорил о должности начальника штаба.
24 апреля запросили из Василькова согласие на назначение меня
помощником начальника боевой подготовки в штаб дивизии.
25 апреля выехал в Васильков на партактив, где встретился с
подполковником Александром Демьяновичем Саганом. Он предложил мне еще одну
должность – старшего помощника начальника оперативного отделения штаба дивизии.
От обеих отказался.
26 апреля должен был встретиться с командиром дивизии
полковником Александром Демьяновичем Коротченко (сын государственного деятеля
Украины).
26 апреля в 9.00 прибыл в штаб, но командир выехал к месту ЧП.
Возвращаюсь ни с чем в Овруч. От полка не отрываюсь. Хожу в штаб, на аэродром,
встречаюсь с сослуживцами, которые каждый раз сочувственно спрашивают, что и
как, куда получил назначение и т.п.
Время делает свое. Наводит на размышления. Некоторых летчиков
уже ввели в штаты снова, для меня пока места не находится.
Сколько в жизни еще получу подножек, сколько меня еще будут
испытывать? Чем провинился? Уже отпали все разговоры о назначении меня
замполитом или начальником штаба. Все замолчали. Продолжаю заниматься,
восполняю пробелы, почитываю в секретной библиотеке «Наставления», журналы,
приказы. Немного отвлекаюсь, однако часто думаю: «Что же будет дальше? Если не
летать, переходить на штабную должность, значит, начинать сначала, «прощайте»
полеты. А с какой должности начинать в штабе?» Молодость и невысокое звание
капитана – явная преграда к назначению на должность начальника штаба, а все
остальное неинтересно.
Со временем надежды уменьшались, желания угасали, активность
вытеснялась пассивным ожиданием. Казалось, что все безнадежно и впереди ничего
хорошего.
Вдруг 9 мая получаю вызов в дивизию. Еду немедленно по маршруту
Овруч – Коростень – Киев – Васильков. За ночь доезжаю до места. К штабу
добрался в 8.30 утра. Сижу в курилке, мимо проходят офицеры, большинство
знакомых, пришли в курилку ко мне подполковник Иван Андреевич Котов (штурман
дивизии), подполковник В. К. Иванов (офицер штаба РТВ), капитан Горбачев (из
отдела кадров). Разговор о том, о сем. Проходит полковник А. Д. Саган,
здороваемся. Пытаюсь узнать, какое назначение меня ожидает, но получаю
категорический ответ: «Узнаешь только на приеме у командира дивизии». Загадка
усложняется. Договорились, что буду ждать здесь вызова. Сидим с Котовым. Речь
зашла о малой активности летного состава, большой аварийности и бесконечном
потоке бумаг сверху.
Примерно в 11.00 Саган приглашает меня в кабинет командира.
Вхожу. За т-образным столом сидят полковник Алексей Михайлович Беликов
(начальник штаба) и подполковник Познанский (врио начальника политотдела).
Беликов встает, здоровается, за ним Познанский. Приглашают сесть. Стараюсь
сообразить, что-то предугадать. Начинается беседа. Где-то в середине Беликов
задает вопрос:
– А как вы смотрите, если Вам предложат летать на новой технике?
Отвечаю:
– Желание есть постоянно, но в прошлом году из-за Вашего же
совета ничего не вышло, год потерял, класса нет. Куда же теперь без класса?»
Год назад Беликов уговорил меня согласиться поработать в штабе
дивизии.
– Ну а, если туда, где класс не нужен? Если мы Вам предложим в
космонавты?
Последнее слово ошарашило. Внезапность полная! Отвечаю:
– Конечно, согласен, но я никогда не думал, что мне это
предложат.
Предупредили о глубокой секретности. Возвращаюсь в Овруч до
вызова в армию на Военный Совет.
14 мая прибыл в Киев на Воздухофлотскую в бюро пропусков штаба 8
ОА ПВО, получаю пропуск и направляюсь в отдел кадров штаба армии. Вхожу.
Впервые вижу подполковника Сажина (кадровик по авиации), остальные уже знакомы.
Сажин направляет к врачам на медкомиссию. Иду (в этом же помещении). Думаю: «Вот
так попал!» Телеграмму – вызов на Военный Совет армии вручили с опозданием и
ехать из Овруча пришлось на товарном поезде до ст. Коростень, а затем
пересаживаться на пассажирский. Не спал, не ел и попал на медосмотр.
В медсанбате встречаю молодых офицеров, собранных из армии, все
с высшим образованием, тоже такие же «космонавты». Смущает разнородность погон.
Здесь и летчики, и инженеры, и метеорологи, и связисты, и даже кое-кто в
морской форме. Узнаю, что после комиссии должны явиться на Военный Совет. Так и
случилось. Но на Военный Совет попало трое из пятнадцати. Там все пошло быстро.
Председательствующий генерал-майор Андрющенко Павел Трофимович – начальник
штаба армии – объявил каждому об утверждении нас кандидатами в космонавты, мы
прошли пока поверхностную медкомиссию, более тщательная будет в Москве. Нам
разъезжаться и работать в частях до вызова в Москву. Обо всем молчать.
Что же будет дальше? Посмотрим. Откровенно признаться, никакой
уверенности у меня не было.
В тот период нашей 8-й Отдельной армией ПВО командовал трижды
Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации Александр Иванович Покрышкин,
в день проведения Военного Совета его не было.
Продолжаю находиться за штатом. По положению мне с 12 июня
перестанут платить деньги (свыше двух месяцев). Из Москвы в космонавты вызова
нет. Все молчат.
5 июня в штаб полка поступила телеграмма из дивизии следующего
содержания: «Капитана Красковского откомандировать для переговоров в в/ч 35446,
г. Киев, ул. Чкалова, 55. С собою иметь летную и медицинскую книжки. На руки
выдать личное дело в опечатанном виде». Адрес знакомый – отдел кадров 69-ой ВА
ВВС.
Интересно, чего там хотят? И почему меня направляют в 69-ой ВА?
А как же с Космосом? Ведь я уже начал готовиться к углубленной медкомиссии.
Занялся вплотную спортом, даже немного математикой. В общем, настроился. А тут
вдруг неожиданный вызов совсем в другое место. В жизни бывали случаи, когда
находился в неведении и скорее хотел все узнать, но в этот раз особенно не
терпелось. Выписывают командировочное предписание, забираю личное дело, книжки
и утром в 6 июня отправляюсь в путь. По указанному адресу явился в 13.15.
Немного ожидаю (перерыв на обед), затем получаю пропуск и направляюсь в отдел
кадров. Вхожу в помещение с тыльного входа. Узкий длинный коридор, лестница,
часовой, нужный кабинет. Все здесь знакомо. Много раз бывал. В эту армию меня
направили по окончании КВВА. Здесь испытал первую неудачу и первые радости. Тут
же впервые в Орденском зале участвовал в подготовке к крупному
командно-штабному учению летом 1960 года.
Вхожу в кабинет кадровиков. Дело ведет майор Малин. Некоторое
время он не обращает внимания на меня, затем просматривает мое личное дело,
медицинскую и летную книжки. Молчим. Смотрю на него, старательного,
полненького, лысеющего офицера в очках. Стараюсь понять человека. Улавливаю
знакомые, присущие многим канцеляристам (особенно в наше время, когда проходят
бесшабашные массовые увольнения офицеров) черты: чрезмерное прилежание,
способность к угодничеству, боязнь начальства, страх, как бы не уволили, для
чего готов на все.
Наконец, просмотрев документы, он удаляется в соседний кабинет к
зам. начальника отдела кадров полковнику Генералову. Минут через 15
возвращается. Спрашиваю: «Что Вы хотели предложить?» Отвечает: «Инструктором в
училище». Я мог всего ожидать, но не этого.
Десять лет назад меня направили после окончания училища инструктором-летчиком в
КВВА. После этого учеба в академии, зам. командира эскадрильи, начальник
разведки полка, офицер управления дивизии – и вдруг снова возврат к прошлому.
Это не государственный подход. Совершенно не учитывают высшую подготовку в
академии и оперативную подготовку, полученную уже после ее окончания во время
учений войск. Это была пощечина. С гневом прощаюсь с этим человеком, который
только и мог сказать в конце: «Да, да, я понимаю, с Вашей подготовкой – это не
должность, но если бы Вы согласились, нас бы вскоре заставили Вас повысить в
должности». Отвечаю ему: «Зачем Вы распечатывали личное дело и морочили голову
мне три часа? Сказали бы сразу, что и как».
Направляюсь после него в г. Васильков к Сагану. И здесь началось
главное. У него я узнаю, что меня предлагают уволить в запас, но командир
дивизии полковник А. Д. Коротченко и начальник штаба А. М. Беликов
категорически против. Они считают это преступлением.
Итак, прослужив в армии 12 лет, не имея ни одного взыскания, в
расцвете лет (был 31 год), я подлежу увольнению. Я любил армию, жил ею.
Стремился к постоянному совершенствованию, не получал ни одного упрека от
командиров и товарищей, что отстаю от современности, и в итоге мне подготовили
наказание – увольнение в запас. Возможно, что это решение, а точнее,
умозаключение одного человека, которому лень что-то предпринять. Однако оно
потрясло меня до основания. Я имел возможность за последние годы наблюдать, как
зачастую увольняли из армии перспективных офицеров.
Через некоторое время А. Саган дал понять, что все устраивается.
Кажется, придумали, как «перепрятать», устроить, сохранить меня для армии. Но
потрясение не проходит. Размышляю: «Кто виноват? Что же творится в армии?
Наравне с непригодными для воинской службы офицерами увольняют тех, кто еще
может быть полезным. Какое головотяпство!» К сожалению, это была реальная
обстановка в Вооруженных Силах.
Продолжается борьба с самым неприятным чувством – сознанием, что
ты безработный, здоровый, молодой, любящий армию, с юных лет воспитанный на
военных традициях, понимающий политику партии, государства, назначение
Пролетарской армии. Побывав в детстве под пятой врага, я еще тогда решил
посвятить жизнь защите своей Родины, связать свою судьбу с Советской Армией.
Теперь попадаю под увольнение.
С 13 июня согласно положению был лишен денежного довольствия.
Семья начала проживать небольшой запас. Жена в этом году не работала из-за
неопределенности в моей службе.
Мне обстановка совсем неясна: то вызывали в мае на Военный
Совет, где утвердили кандидатом в космонавты, то вдруг – уволить в запас. Запас
не пугает – дело не в этом, не в материальных трудностях, которые в первое
время неизбежно возникнут, так как я не получу пенсии. Дело в несправедливости,
с которой нужно бороться.
25 июня сообщили о введении меня в штат на должность командира
авиазвена в другом полку, кажется Краматорском, для получения денежного
довольствия.
Продолжаю ходить на службу, нахожу для себя работу в штабе,
присматриваюсь, примериваюсь. Понимаю, что если такими темпами будет
сокращаться авиация (времена Хрущева), то неминуемо придется расстаться с
небом. Нужно готовить себя к нелетной службе.
Условия к этому были подходящие. Уволился в запас начальник
штаба полка подполковник А. Н. Добычин, его заместитель майор Шляховой долго
болел. Командир полка полковник Матвеев поручил мне вести штабные дела,
учитывая, что я успел почти год проработать в штабе дивизии. Я охотно принял на
себя новые обязанности, не ведая о том, что их выполнение станет пробой сил
перед длительной штабной службой от полка до Главного штаба Войск ПВО страны.
Исполняя обязанности по штабу, я продолжал ожидать вызова в
Москву. Настроение улучшилось. Я начинал всерьез мечтать о Космосе. Кому из
летчиков в ту пору не хотелось стать космонавтом! Советский народ гордился
своей победой в Космосе. Имена первых в мире космонавтов Юрия Гагарина и
Германа Титова были у всех на устах.
В конце июня пришел вызов, и я прибыл в Центральный
научно-исследовательский авиационный госпиталь (ЦНИАГ) для прохождения
комиссии. Честно сказать, уверенности в том, что пройду медкомиссию, не было,
хотя со здоровьем было вроде все в порядке. До нас, летчиков, доходили слухи о
строгости всестороннего отбора кандидатов не только по медицинским данным, но и
по другим качествам. Вскоре убедился в этом воочию.
В госпиталь в течение трех-четырех дней прибывали группы
кандидатов из разных военных округов. Прибывших сразу же, с дороги, пропускали
через углубленный медосмотр и «отсеивали». Многим ребятам не пришлось
задержаться в госпитале даже на сутки. А некоторые возвращались домой даже с
заключением о негодности к летной работе.
Меня удивило большое количество прибывающих кандидатов.
Оказывается, среди них были и представители различных профессий, не имевших
отношения к летному делу: геологи, метеорологи, медики и др. Уже в то время
были видны большие перспективы изучения человеком Вселенной, для чего
требовались исследователи различных профессий.
Мне повезло, что я попал в небольшое число подающих надежду –
всего шесть человек. Из этой шестерки трое – капитан Валентин Бондаренко
(ЛенВО), ст. лейтенант Виктор Ершов (БелВО) и я (КВО) – продержались дольше
всех и прошли всю программу исследований в госпитале, остальные более одной
недели не задерживались.
Наша палата на шесть человек размещалась на втором этаже. К
каждому из нас был прикреплен врач-терапевт, который вел историю болезни,
ежедневно общался с нами, составлял программу исследований. Моим врачом был
подполковник Андриан Федорович Федотов, ниже среднего роста, в очках с толстыми
стеклами. Я его недолюбливал. Каждый раз при встрече он задавал мне одни и те
же вопросы, а я отвечал ему, то, что считал нужным. Говорили, он вел в свое
время Гагарина.
Исследования проводились по плотному графику. Мы не имели права
раскрывать друг другу их содержание (сейчас смешно видеть в этом
сверхсекретность). Складывалось такое впечатление, что перед врачами стояла
задача «завалить» кандидата любой ценой. Сложными и неприятными были проверки у
психиатра и лора. Проверка вестибулярного аппарата проводилась, в основном, на
горизонтальных качелях и центрифуге.
Пробыли мы в ЦНИАГе почти месяц и все трое покинули госпиталь по
одной причине – не прошли медкомиссию. У капитана Бондаренко при
фотографировании обнаружили осколок из дерева под кожей на голове. Он так и не
вспомнил, когда и каким образом попала эта щепка в голову. У Ершова была не
менее смешная история, у меня в левом глазу нашли какие-то пятнышки, якобы осложнение
после гриппа. Плюс ко всему – превышение роста на 10 см и веса на 10 кг. В то
время еще не пошла в серию ракета-носитель, способная вывести на орбиту
космический аппарат увеличенных размеров. Это объяснение тогда выглядело вполне
правдоподобным.
В период нашего пребывания в госпитале там иногда, на плановых
медосмотрах, находились Ю. Гагарин и Г. Титов. Во время прогулок по
двору-садику их окружала толпа летчиков, брали автографы.
Итак, получив устное заключение мандатной комиссии, мы
возвращались по своим полкам, чтобы начать новый виток в службе.
Перелом в
1962 году
После возвращения из ЦНИАГа я впервые серьезно подумал о своей
будущей службе. Авиацию продолжали сокращать. Потребовалось несколько лет,
чтобы разобраться в обстановке и восстановить ВВС на своем законном месте в
ряду других видов Вооруженных Сил. Перспектива возврата к летной работе
становилась для меня нереальной, 2-й класс я так и не получил. Необходимо было
самому определять судьбу своей дальнейшей военной службы. Я четко понимал, что
ее придется продолжать только на штабных должностях, причем начинать нужно с
азов, с первичной должности. Были предложения в штаб дивизии (Васильков),
поговаривали о штабе армии. Наконец, в ноябре 1962 года приказом командующего
армией я был назначен заместителем начальника штаба в 179-ый иап в г. Стрый, 28
корпус ПВО (г. Львов). С этого времени и началась моя штабная служба, которая
продолжалась 24 года.
Переход в штаб был достаточно болезненным и, чтобы быстрее
приглушить эту боль, я старался как можно больше работать, внести разнообразие
в свой труд. Я заставлял себя привыкнуть к новой профессии, полюбить ее,
доказать, что летчикам под силу и это ремесло и что можно быть полезным и на
этом поприще. Пройдет время, и я приду к выводу, что штабная работа объемна и
увлекательна, интересна и необходима. Сегодня я считаю, что эта работа,
особенно на должностях начальников штабов, несравнима по своей нагрузке и
широте охвата ни с одной должностью в армии, кроме командира (командующего).
Она требует больших знаний, активности и открывает доступ ко всем сферам
управленческой деятельности, заставляет постоянно совершенствоваться во всех
предметах военного искусства, вырабатывает пунктуальность, логику мышления,
способность четко излагать свои мысли. Кроме того, она учит общению с личным
составом подчиненных штабов, подразделений и частей, со всеми категориями
военных, рабочих и служащих армии.
Именно в штабе начинаешь овладевать планированием боевых
действий, выполнять многие функции, требующиеся от военного руководителя.
Офицеру-штабисту предоставляется редкая возможность повысить свою культуру и
выработать в себе ценные качества, в частности, исполнительность и точность,
необходимые не только на военной, но и гражданской службе.
Служба в
179-ом ИАП (г. Стрый)
По пути в полк, как и было предписано, явился в штаб корпуса в
г. Львов, чтобы представиться начальству. Все руководство корпуса было на
совещании, и мне сказали, что знакомство состоится на месте, в процессе службы.
В Стрый прибыл поздно вечером 3 декабря. Дежурный по ОБАТО,
симпатичный, стройный, высокий лейтенант, автомобилист Геннадий Легких (в 1992
году закончил действительную военную службу в ВПВО в звании генерал-майора)
проводил меня в гарнизонную гостиницу, вскоре меня поселили в профилакторий
летного состава, где я жил до получения квартиры и переезда семьи из г. Овруча.
В дальнейшем наши пути с Геннадием Ивановичем Легким будут пересекаться до
конца службы.
На следующий день представился командиру полка подполковнику
Владимиру Фомичу Гадушнику, его заместителю по политчасти майору Николаю
Дмитриевичу Брюзгину, начальнику штаба подполковнику Халиулину. Познакомился с
другими товарищами. Майор Николай Никитович Усенко – с первого момента он тепло
отнесся ко мне, и мы на всю жизнь оставались друзьями. Николай Никитович умер
осенью 1992 года в г. Киеве в звании генерал-майора. Командирами эскадрильи
были майоры Артем Левонович Торосян, Геннадий Федорович Никулин и Владимир
Петрович Бойко. Старшим штурманом полка был майор Анатолий Михайлович Дубинин.
С командирами звеньев, летчиками, инженерами, штурманами и техниками знакомился
в процессе работы. На вооружении в полку было две авиаэскадрильи самолетов Су-9
и одна Як-25п. Оба типа самолетов для меня новые. Пришлось сразу приступить к
их изучению.
Сейчас трудно вспомнить в деталях разговор с командиром полка,
общий смысл – нужно много работать, так как у меня почти нет опыта и т.п., в
общем, заметной радости от моего появления я не почувствовал. Сменил я очень
опытного майора Будаева (старше меня на девять-десять лет, уволился в запас).
Аналогичная реакция на мое назначение была и со стороны начальника штаба.
Подполковник Халиулин принадлежал к тем людям, которые считали себя
незаменимыми. По возрасту начальник штаба был старше всех в полку (кажется, 45
лет), командиру – около 40, начальник политотдела моложе, остальным летчикам от
зам. командира полка Н. Н. Усенко до рядового в пределах 30 лет. Многие
командиры и подчиненные заканчивали вместе авиаучилища. Это Е. Николаев, И.
Елькин, И. Угнивенко, В. Гриценко, А. Карпеев, Г. Кордели, В. Маслов, И.
Кващук, А. Курилин, В. Залука, А. Конев, В. Штепо, Ю. Савин, А. Новиков и др.
Оценив обстановку, я пришел к выводу, что ожидать от начальника
штаба помощи бесполезно. Поэтому нужно было ко многим секретам нового ремесла
находить подход самому, опираясь на хорошее знание задач, стоящих перед полком,
и путей их решения. Нельзя сказать, что у меня совсем не было опыта штабной
работы. До Стрыя пришлось сталкиваться с отдельными вопросами во время службы в
113-ом иап (ВВС) и 266-ом иап ПВО, а также при непродолжительной службе в штабе
19 дивизии ПВО. Я уже имел представление о командных пунктах авиачастей ПВО,
так что для начала, хотя и слабый, но багаж был. Главное, необходимо было найти
пути, выработать план или методику работы. Я понимал, что нужно создавать
крепкий фундамент штабиста в полку на «черновой» работе. Годы подтвердили
правильность взятого мною курса.
Опираться же решил на всех, кто в чем-либо готов был мне помочь
и мог оказаться полезным. Во многом помогли майор Н. С. Козин, командиры
авиаэскадрилий, руководство полка, писари Феликс Лайзан и Иван Зозуля.
Присматривался ко всем и перенимал от них все, что было возможно.
Круг вопросов, которыми приходилось заниматься, расширялся.
Руководство расчетом КП, участие в организации и проведении полетов, внутренняя
караульная служба, учебная база, казарма, порядок на аэродроме – все это не
могло остаться без внимания, все входило в круг обязанностей заместителя
начальника штаба. Постепенно привыкал к людям, подружился хорошо с летчиками.
Служба в этом полку сыграла свою положительную роль, я разобрался во многих
вопросах и тонкостях штабного ремесла на начальной ступени штатной должности –
заместителя начальника штаба. В дальнейшем шло закономерное продвижение на
высшие штабные должности. Служба в Стрыйском полку оставила самые приятные
воспоминания. Напряженная работа сочеталась с хорошим отдыхом. Жили в дружной
полковой семье. Запомнилось множество событий и имен товарищей, с которыми до
сих пор поддерживаем связи. Там зарождались ростки нового направления моей
будущей службы, формировались взгляды, познавались человеческие характеры и
сложные взаимоотношения между ними, появилось желание достигнуть максимально
возможных высот на этом поприще. Там я впервые начал записывать свои мысли и
выработал привычку работать с блокнотами, которые теперь так пригодились.
Первый из них и сохранил память о некоторых событиях, которые я воспроизведу в
этом повествовании.
Командиром корпуса был уже известный в то время в Войсках ПВО
страны генерал-майор авиации Владимир Никитович Абрамов, позже
генерал-полковник авиации – заместитель Главнокомандующего Войск ПВО страны по
ВУЗам. Представился я генералу через 10–15 дней, когда он приехал в полк на
полеты. Он выслушал мою «историю», внимательно осмотрел меня и сказал: «Ну что
же, работай теперь здесь». Комкор в то время еще летал. Это был симпатичный,
рослый, седой боевой генерал, сдержанный и рассудительный. Умел строго спросить
с подчиненных и, когда надо, поддержать человека. Это было очень заметно по
нашему командиру полка, который справлялся со своими обязанностями, благодаря
вмешательству и поддержке комкора, а также удачному подбору заместителей и
помощников.
Владимир Никитович любил охоту, они с Гадушкиным часто проводили
отпуска на охоте в Карпатах. Оба – участники Великой Отечественной войны.
Гадушкин в войну летал на бомбардировщиках, а Владимир Никитович на
истребителях. В одном из боев над Кубанью он вывез с немецкой территории своего
командира после вынужденной посадки. В конце войны Владимир Никитович женился
на полячке Ядвиге, за что имел много неприятностей, задерживался в продвижении
по службе и званиях, но жену не оставлял. В 1975 году Ядвига внезапно умерла.
После службы в 28 корпусе ПВО (г. Львов) Владимир Никитович стал зам.
командующего 8-ой ОА ПВО (г. Киев), командующим 14-ой ОА ПВО (г. Новосибирск),
затем пробыл два года во Вьетнаме в качестве старшего группы Советских военных
специалистов (СВС). Много лет мы прослужили с ним вместе в Войсках ПВО, часто встречались
уже генералами и решали общие вопросы, особенно когда вместе работали в
Главкомате Войск ПВО.
Начальником штаба корпуса был генерал-майор Андрюшин, с ним я
встречался не более двух-трех раз, затем на его место после окончания академии
Генерального штаба прибыл полковник Чучкалов – бывший адъютант Маршала
Советского Союза Бирюзова. Генерал Андрюшин был небольшого роста, подвижный,
деятельный, повидавший виды человек. Запомнился один поучительный эпизод. Когда
начальник штаба подполковник Халиулин ушел в отпуск спустя полмесяца после
моего вступления в должность, то решением комполка временно исполняющим
должность начальника штаба был назначен не я, как заместитель, а начальник
связи полка майор Константин Киселев. Генерал Андрюшин, находясь в полку и
узнав об этом, отменил решение командира и приказал исполнять обязанности
начальника штаба мне. Его решение было исключительно кстати. Я часто с
благодарностью вспоминаю это вмешательство генерала, которое подняло мой
авторитет в глазах личного состава и пошло на пользу делу. В своей дальнейшей
службе я следовал его примеру.
Генерал Андрюшин после перехода на службу в штаб армии в Киев
трагически погиб. Нелепо оборвалась жизнь и майора Киселева.
Зам. комкора был генерал-майор авиации Горячко, начальником
политотдела – полковник, а затем генерал И. С. Румянцев.
Из других товарищей хотелось бы выделить начальника разведки
корпуса полковника Лужко. С ним часто приходилось общаться по работе. Он очень
добросовестно относился к своему делу, болел за него. Ему нравилось, что я
проявлял повышенное внимание к предмету разведки в ходе командирской подготовки
с летным составом полка.
Но возвратимся к полку и некоторым событиям 1963 года. Этот год
проходил для меня в заботах, знакомстве и освоении должности. Теперь я чистый
штабист. Правда, мысль о возвращении к полетам еще не покидала меня, теплилась
надежда при первой же возможности бросить штаб. В сентябре проходил медкомиссию
и был признан годным к летной службе без ограничений. К этому времени
демобилизовался начальник штаба Халиулин. На его место был назначен
подполковник Василий Трифонович Лавриненко, временно отстраненный медицинской
комиссией от полетов на сверхзвуковых истребителях.
Лавриненко прибыл в полк немного раньше меня с севера по замене
на должность зам. командира полка по летной подготовке. Он был похож на цыгана,
выше среднего роста, широкоплечий, плотный, с большими черными выразительными
глазами, жизнерадостный, общительный и доверчивый человек. Нам было известно,
что в период службы на Севере он дважды катапультировался, лежал в госпиталях
и, выздоравливая, снова возвращался к летной работе, но последствия давали себя
знать. Василий Трифонович не был подготовлен к назначению на должность
начальника штаба полка, да и не собирался долго оставаться на этой должности.
Его назначили на эту должность временно.
Генерал В. Н. Абрамов приказал, несмотря на официальное
назначение Василия Трифоновича, исполнять работу начальника штаба мне. Он
объяснил, что назначение Лавриненко вынужденное и временное, просто его некуда
устроить на эти восемь месяцев отстранения от летной работы. Случилось так, что
и после этого срока Василий Трифонович не был полностью допущен к полетам
(только на дозвуковых скоростях). Он стал летать на спарках в качестве
инструктора, что было очень выгодно для полка. Мы работали с ним дружно, как
правило, вместе проводили свободное время семьями. Василий Трифонович был очень
веселым в компаниях, любил выпить, в разговорах применяя удачные эпитеты и
сравнения. Например, на вопрос, больно ли переносится операция по удалению
гланд, он отвечал, что это очень просто делается: открывается рот и человеку,
как собаке, вырывают из гортани то, что не нужно, т.е. гланды. При этом он
демонстрировал движения на себе. Или чтобы убедить нас в том, что у него много
денег, он говорил: «У меня их столько, что хватит на билет до Луны, если ехать
поездом!» Василий Трифонович трагически погиб с капитаном Коневым в авиационной
катастрофе на УТИ МиГ-15 там же в Стрые, в 1965 году. В ту смену он не должен
был летать. Командир полка полковник Гадушкин не разрешал ему летать и на
дозвуковых самолетах, чтобы он больше сосредотачивался на штабной работе (меня
в полку уже не было). В тот декабрьский вечер ему уступил свой полет генерал В.
Н. Абрамов. Лавриненко на радостях бросился к самолету, сунув книжку, которую
читал, за борт куртки. Посторонний предмет, оказавшийся в кабине, сыграл
роковую роль. Книга попала под штангу рулевого управления, летчики оказались в
ловушке в кабине неуправляемого самолета. Мы виделись в последний раз с
Василием Трифоновичем в начале ноября в Киеве на подведении итогов. Тогда же он
обратился, посоветовавшись со мной, к командующему армией генералу А. И.
Покрышкину с просьбой перевести его на летную должность в Кайдаки на самолеты
МиГ-17п. Ему пообещали. Он очень обрадовался. Но его мечта так и не
осуществилась – жизнь оборвалась раньше.
24 июля 1963 года произошел редкий и очень опасный случай, едва
не окончившийся тяжелыми последствиями для полка. Был произведен
непреднамеренный пуск четырех ракет капитаном Курилиным с Су-9 по своему
самолету МиГ-21 ВВС, который в качестве контрольной цели для корпуса летел по
маршруту Луцк – Мукачево на высоте 16–18 тыс. м. Оперативным дежурным на КП
полка в этот день был майор Н. С. Козин. В то время запрещалось поднимать по
контрольным целям дежурные истребители с боевыми ракетами (были случаи, когда
сбивали своих). Я прибыл на КП, когда самолет взлетел. Козин доложил о
получении приказа – поднять на перехват с ракетами – от ОД корпуса полковника
Мазина и генерала Горячко. Курилина удачно навели на цель. Летчик прицелился и
произвел пуск, забыв о предосторожностях, необходимых при полетах с боевыми
ракетами. Все четыре ракеты сошли с направляющих и устремились к «цели». В этот
момент летчик сообразил, что случилось и, когда еще ракеты находились в луче РЛ
прицела, т.е. управлялись, он резким отворотом самолета (луча) «сбил» их с
курса, чем спас МиГ-21. Две ракеты взорвались в воздухе, не причинив
повреждений МиГ-21, а две поломались от перегрузок, их части упали на землю.
Долго пришлось нам «дрожать» за последствия. Много хлопот принесли
неразорвавшиеся боевые части, их нужно было разыскать в районе падения, чтобы
не подорвались мирные жители. Нужно было собрать также и секретные детали. О
факте пуска стало известно оперативному дежурному ПрикВО. Мы доложили комкору.
С группой солдат я выехал на поиски в район Червоноград – Каменко – Бугская.
Опрашивали жителей. Помогали ребята. Пришлось прибегнуть к хитрости. Собрал
ребятишек на окраине одной деревни, положил перед собой пистолет, высыпал
несколько горстей патронов к нему. Надо было только видеть, каким огнем
загорелись глаза детей! Им было обещано за показ места, где падали детали
ракет, или за каждую возвращенную деталь несколько выстрелов. В тот день мы много
изъездили с ребятами по лесу, побывали на местах всех пожаров, случившихся за
последние время в этой местности, нашли многие детали, даже боевую часть одной
из ракет. Впервые мне пришлось увидеть места, где творили свои черные дела
бендеровцы (1944–1949 гг.). Мы видели дотла сожженные деревни, недоверчивых,
настороженных людей, а ведь это был уже 1963 год! После этого выезда поиски
были прекращены. Мы вздохнули спокойно. Пуск ракет остался на многие годы нашей
полковой тайной.
Служба в полку проходила однообразно, как и везде в армии.
Живешь и действуешь по строгому распорядку, работаешь с одними и теми же
лицами, товарищами. Дополнительную нагрузку создавал себе сам, старался
загружать себя буквально всем, с чем можно встретиться в полку, узнать как можно
больше ранее неизвестного, не отказывался от партийных и других общественных
поручений, стремился хорошо познакомиться со всеми летчиками, техниками,
штурманами. Постигал штабное ремесло. В полку оно не такое сложное, но принципы
работы офицера штаба начинают отрабатываться именно здесь, в полковом звене.
Изучал планирование боевой подготовки и тактику боевых действий, тренировался в
составлении замыслов учений. Я понимал, что все события необходимо тщательно
анализировать, без этого невозможны совершенствование и движение вперед.
Присматривался к работе старших товарищей, особенно командира
полка, замполита, интересовался периодической печатью. Но основным объектом
изучения оставались все же люди. По долгу службы приходилось много общаться с
солдатами. Знал их почти всех, и отличных и нерадивых, часто встречался с ними
в казарме.
В то время состоялось Постановление правительства, которым
разрешался добровольный призыв в армию женщин. После окончания Великой
Отечественной войны женщины на военную службу не призывались, хотя и были
редкие случаи продолжения воинской службы теми из них, которые были призваны в
армию в годы войны. Появились и в нашем полку две девушки из Закарпатья. Одна –
Нина, блондинка, была на должности писаря в строевой части, другая – Галина,
брюнетка – фотолаборанткой.
Долго не пришлось ждать, чтобы убедиться в качественном и
продуктивном труде этих двух застенчивых и симпатичных девушек. Первое время
нам было непривычно видеть в полку девушек в военной форме. Помню такой
курьезный случай. При подготовке документов на перебазирование полка, в ходе
учения и составления строевой записки, недосчитались одного солдата. Начальник
строевого отделения капитан И. Т. Глущенко вместе со своим писарем Ниной
потратили на поиски несколько часов, встревожились не на шутку. Позвали меня на
помощь. Проведя вместе с ними некоторое время и ломая голову над тем, где
потеряли человека, до меня дошло, что мы ищем в списках подразделений
пропавшего мужчину и забыли, что в полку, в самой строевой части, служит
женщина, которая выпала из учета. Пропавшим рядовым и оказалась Нина. Долго
потом смеялись.
Второй забавный случай с ними же произошел чуть позже. Проходя
мимо двери строевой части, я услышал песню чуть ли ни во весь голос. Открываю
дверь и глазам не верю. Начальник сидит за одним столом, писарь за другим, и
оба поют. Оказывается, капитан Глущенко имел привычку «мурлыкать» напевы. Нина
решила ему подпеть, тот громче с переходом на слова, она еще громче и получился
дуэт среди рабочего дня. Разве не доказательство, что с женщинами и труд мужчин
спорится.
Впоследствии женщин в армии становилось все больше. Расширялся
диапазон возраста их призыва, снимались другие ограничения, ширился список
армейских специальностей, которые укомплектовывались ими.
Позднее женщин можно было видеть в качестве медперсонала,
связисток, писарей, планшетисток командных пунктов, спецлаборанток, контролеров
на контрольно-пропускных пунктах, в складах и т.д. Особенно женщины выручали в
отдаленных подразделениях связи, зенитно-ракетных дивизионах, радиолокационных
ротах. Они шли на восполнение недостающих по призыву мужчин. Большинство из них
являлись женами офицеров. Не думали мы тогда, что со временем женщины в военной
форме будут составлять значительную часть личного состава Вооруженных Сил. В
80-х годах уже появятся женщины в званиях офицеров и прапорщиков, а общее их
количество в армии будет исчисляться десятками тысяч.
Призыв на службу женщин оказался неожиданностью для Вооруженных
Сил, застал их неподготовленными для принятия такого контингента. Особенно
плохо было с обустройством женщин. Ведь весь быт был рассчитан на мужчин. В
спешном порядке шло оборудование общежитий. В этих целях приспосабливались
частично солдатские казармы, или подыскивались другие помещения.
Появление женщин принесло немало хлопот командирам. Нужно
сказать и о том, что их появление в войсках нарушило относительное спокойствие.
Теперь, к ряду привычных нарушений в поведении военнослужащих, прибавились
нарушения на нравственной почве. И при строгом оке партийных органов немало
офицеров привлекалось к ответственности за любовные романы. Для некоторых
офицеров это заканчивалось даже окончанием военной карьеры. Нередко жертвами
становились перспективные командиры. Женщина и в армии оставалась, как нечто сокрушительное
даже для самых самоотверженных вояк.
Требовалось время, чтобы мужчинам попривыкнуть быть рядом с
женщинами, постепенно приспособиться и уменьшить свои «потери».
Большую пользу принесла работа на совмещенном командном пункте
(ИА, ЗРВ, РТВ). Этот КП явился своего рода лабораторией познания тактического
применения родов войск ПВО страны, их взаимодействия. Здесь предоставлялась
хорошая возможность изучить ЗРВ, РТВ, понять азы взаимодействия. Впоследствии,
когда мне пришлось работать на КП тактического соединения, фундамент,
заложенный на стрыйском КП, помог быстро освоиться. Жаль, что таких КП –
полигонов для будущих командиров и начальников штабов было слишком недостаточно
в войсках ПВО.
Схематически моя служба выглядела так: в летные дни выезжал за
полтора часа до начала полетов (дневных или ночных) на аэродром, после разведки
погоды и указаний (предполетных) летному составу и штурманам ехал на командный
пункт и возглавлял работу расчета командного пункта по обеспечению полетов.
Главными действующими лицами на КП были штурманы наведения, в обязанности
которых входило наведение истребителей и обеспечение безопасности полетов. Мне
нравилась работа на КП, вскоре я сам увлекся процессом наведения истребителей
на цели. Роль начальника штаба, которую приходилось исполнять в Стрыю на КП,
очень ответственна. Он является первым помощником руководителя полетов,
постоянно держит связь со всеми органами управления (СКП, РСП, ПН), должен
знать местонахождение каждого самолета, контролировать действия летчиков на
маршрутах, в пилотажных зонах, на перехватах, обеспечивать безопасность и т.п.
Обычно держишь связь с вышестоящим КП, взаимодействующими аэродромами и частями
обеспечения полетов. В любой момент начальник штаба имеет право взять
управление экипажем, но для этого нужна специальная подготовка. Бывали разные
случаи. Наконец, начальник штаба ведет непосредственную подготовку штурманов
наведения, отвечает за состояние оборудования, слаживание расчета командного
пункта. В повседневной работе согласовывает действия авиационного полка с
усилиями частей других родов войск в интересах выполнения общей боевой задачи.
Безусловно, самым главным показателем выучки расчета КП является способность
своевременно обнаружить воздушную цель, подать команду на подъем истребителя-перехватчика
в воздух и на установленном рубеже (как можно дальше от объекта) перехватить
цель, обеспечив истребителю условия для атаки и уничтожения.
Основной профессией на КП иап и на ПН является штурман
наведения. Офицеры-штурманы наведения должны обладать особыми данными и
качествами, так как от них во многом зависит успех выполнения задачи летчиком.
Они должны в совершенстве знать тактику свою и противника, быстро реагировать,
оценивать положение своего перехватчика и цели в воздушном пространстве, чтобы
дать команду на маневр, удобный для атаки. Штурман наведения должен быть по
профессии летчиком (хотя допускаются и отступления), здоровым физически,
решительным и смелым, волевым и настойчивым, обязательно иметь авторитет среди
летчиков, завоеванный своим искусством. В этом случае летчик доверяет штурману,
а уверенность штурмана передается летчику, и он прикладывает все усилия, чтобы
успешно выполнить задание.
Мне пришлось видеть многих штурманов наведения, и я всегда был
сторонником того, чтобы эта категория офицеров укомплектовывалась именно по
указанным принципам. К сожалению, нередки случаи, когда на КП иап попадали
больные, вялые или даже недисциплинированные люди. И тогда происходил разрыв
между летчиком и штурманом, решающими единую задачу, который, как правило, не
приводил к успеху.
В современных условиях, вообще, чтобы сбить самолет противника,
необходимо привлечь несколько десятков человек, для обеспечения надежной работы
радиолокационных средств и средств связи. Прошли времена, когда от взлета до
посадки летчик действовал в одиночку, и только от его мастерства и надежности
самолета зависел исход боя. Чем дальше мы удаляемся от второй мировой войны,
тем все более коллективным становится оружие.
Хотелось отметить и тот факт, что к штурманам начальство не
всегда благосклонно, не все понимают их важную роль и оценивают их по
достоинству. Ведь работа штурмана очень сложная, требует больших физических сил
и нервного напряжения, а, следовательно, закономерного внимания к человеку.
В дни, когда не проводились полеты, я работал в штабе. Обычно
это были дни предварительной подготовки или наземной учебы. Проводили занятия,
тренажи, заседания методических советов, готовились к разборам или подведениям
итогов за месяц, занимались организацией и бытом подразделений и др. На эти
мероприятия (особенно на подведение итогов) к нам приезжали товарищи из
вышестоящих штабов (корпуса, армии). Приезжали по разным поводам. Постепенно
знакомился с ними, в дальнейшем еще долго приходилось общаться по службе с
полковниками Садыриным, Ивановым, Здырко, Сингуром, Сажиным, Моисеенко,
генералом Пазычко и многими другими.
Жизнь в полку проходила однообразно, новые люди появлялись не
так уж часто. Командир полка полковник Гадушкин В.Ф. не отличался
решительностью в проведении полетов, был излишне осторожен, и полк первые
полгода, как правило, отставал с планом. Наверстывали план, когда командир
уходил в отпуск (июль, август) и за него оставался Николай Никитович Усенко.
Летчики с нетерпением ожидали этого момента. За время отпуска командира работа
оживала, проявлялась изобретательность Никитича, успевали наверстать план
налета, летчики выполняли программу.
Летали, конечно, иногда с отступлениями от правил, но в этих
случаях все тщательно учитывалось, и предпринимались меры, чтобы обеспечить
безопасность. Оригинальным было решение Николая Никитича сформировать группу из
20 экипажей и провести ее по кольцевому маршруту с посадками на аэродромах
взаимодействия соседних объединений и своей армии. В итоге за один такой маневр
группа осуществляла почти полумесячный налет полка, а летчики выполняли многие
упражнения курса боевой подготовки, осваивали аэродромы взаимодействия,
садились на них в различных метеоусловиях.
Помню, в то время приходилось осваивать перехваты малоскоростных
высотных целей типа разведчиков У-2, перехваты и атаки на отставании скоростных
целей типа УРС «Хаун-Дог» (США). Николай Никитич с интересом и творчески
подходил к освоению всего нового. Это были сложные задания, летчики и штурманы
с трудом овладевали искусством тактики, пилотированием самолетов и наведениями
по таким целям. Приходилось много разбирать с Николаем Никитичем особенности
каждого вылета, искать и находить наиболее приемлемую методику обучения
летчиков и штурманов. В этом была большая заслуга заместителя командира иап,
результат его смелого, творческого подхода к делу.
Мы старались накапливать и обобщать полученный опыт. Каждую
задачу, которая ставилась перед полком, тщательно продумывали. Это касалось и
подготовки отдельных летчиков к сложным видам полетов и полка в целом: взлеты
ниже минимума, перехваты воздушных целей в «радиолокационной цепочке» на догоне
или отставании, вывод полка из-под удара в минимальные сроки, подготовка к
повторному вылету на аэродроме рассредоточения в минимальные сроки и др. Тогда
я вел обобщенные записи и по настоянию комкора готовил статьи в журналы.
Впервые в 1964 году была напечатана подготовленная нами с генералом В. Н.
Абрамовым статья в закрытом журнале «Вестник ПВО».
У меня были самые тесные отношения с командирами эскадрилий
майорами Бойко, Кордели, Никулиным, а также с другими командирами, инженерами и
летчиками.
Нас миновали тогда авиакатастрофы, но аварии были. Одна из них
необычная, даже теперь вспоминается с юмором. На вооружении полка были самолеты
Су-9 и Як-25п. Учебных самолетов или «спарок» типа Су-9 долго не было. Затем
получили одну «спарку» Су-9у. Однажды на ней вылетели зам. командира эскадрильи
Е. Николаев и командир звена капитан Мельников. Полет был «по кругу».
Провозился в качестве инструктора командир звена капитан Мельников. На участке
между вторым и третьим разворотами на высоте 800 м летчики по непривычному в
работе двигателя шуму решили, что он отказал, и, недолго думая,
катапультировались. После катапультирования самолет в течение 11 минут без
летчиков продолжал полет, затем аккуратно приземлился на ровной заболоченной
площадке на виду удивленных, благополучно катапультировавшихся летчиков.
Представьте себе самочувствие пилотов, которым еле-еле хватило высоты для
раскрытия парашютов, а теперь наблюдавших с земли такое чудо, как заход на
посадку и приземление самолета без летчиков.
Однажды при ночных полетах в облаках катапультировался капитан
Иванов, попавший в непонятное положение. Был случай, когда летчики садились
почти без горючего, нарушалась безопасность полетов и по другим причинам, но
судьба берегла людей.
Я регулярно проходил медкомиссию и получал заключение «годен к
летной работе без ограничений». Зам. начальника штаба, как и начальнику штаба,
летать запрещалось. Но мне все же иногда удавалось полетать на учебно-боевых
самолетах. Последний раз я летал 03.09.65 на УТИ МиГ-15 с капитаном Гриценко.
В полку был хорошо организован отдых. В выходные дни ездили на
рыбалку на реку Свечу, Днестр и на озера, а в зимнее время охотились в предгорьях
Карпат.
Шло время, меня хотели направить в другой полк на должность
начальника штаба, но комкор и комполка не отпускали, говорили, что я получу
скоро назначение в своем полку, так как в ближайшее время должен был решиться
вопрос с В. Т. Лавриненко, который ожидал переосвидетельствования и полного
восстановления на летной работе.
Однажды, в середине августа, меня вызвали к телефону. Говорил
кадровик армии подполковник Сажин. Он задал мне вопрос, согласен ли я пойти на
должность начальника штаба к Никитичу в Арциз. Н. Н. Усенко к этому времени был
назначен командиром 90 иап в Арцизе. Я согласился. Сажин пообещал, что через
час-полтора будет подписан приказ А. И. Покрышкиным. Не скрою своей радости. Я
чувствовал, что уже подготовлен к этой должности. Часа через два Сажин сообщил
о подписании приказа, предупредив, что комкор В. Н. Абрамов об этом не знает,
так как он где-то на охоте. На ночные полеты я шел в восторженном настроении.
Решил сразу не говорить о приказе командиру полка, с нкоторым тоже не
посоветовались, видно, потому, что заранее не рассчитывали на его согласие.
Начались ночные полеты, их характер не требовал моего
присутствия на КП, поэтому я находился на СКП (стартовый КП) рядом с Гадушкиным
и все думал о том, как отреагирует он на мое назначение. Долго ждать не
пришлось. Разговорились, коснулись интересующей темы, я спросил командира
полка: «А почему все-таки Вы не отпускаете меня на должность начальника штаба?»
Он ответил, мотивируя свое несогласие уже известными доводами: «Ты еще молод,
еще успеешь, не торопись и т.п.» И тут я представился ему как начальник штаба
90 иап. Надо было видеть выражение Владимира Фомича, он бросился к телефону,
начал вызывать кого-то по «Гитаре». Я сказал, что сейчас ночь, на рабочих
местах уже никого нет, и звонить бесполезно. Тогда он стал искать комкора,
который был на охоте. Разыскивал его в Ковел, где был полк ЗРВ, но найти и
связаться с комкором не смог. Знаю, что были звонки и на второй день, но
изменить уже никто ничего не смог.
Теперь меня начали задерживать в Стрыю. Лавриненко срочно был
отправлен в госпиталь, затем в отпуск. Владимир Фомич приказал писарю штаба И.
Зазуле снять копию с моей рабочей тетради. Писарь Ваня стал мучиться с
переписыванием. Пришлось посоветовать, чтобы он переписывал, пропуская целые
абзацы и листы. Ведь я знал, что Владимир Фомич никогда не будет пользоваться
этой тетрадью и не заметит пропуска, зачем мучить человека. Затем Владимир
Фомич дал мне задание написать 12 протоколов методических советов вперед на
весь следующий учебный год. Пришлось написать.
Я готов был выполнить любое задание командира, зная, что впереди
меня ждала интересная самостоятельная работа в должности начальника штаба
авиаполка.
Краснодар-Армавир-Монино-Стрый.
1947–1965 гг.
Моя служба в Стрыю закончилась прощанием с личным составом на
построении полка. Командир вручил часы. Впоследствии мы с женой долго будем
вспоминать полюбившийся нам уютный гарнизон и веселую дружную жизнь в полковой
семье. После недолгих сборов сдали контейнеры и в начале октября 1965 года всей
семьей тронулись в путь, который пролегал через Львов, Одессу. В пути
находились немногим более двух суток. Семья знакомилась с новыми местами по
маршруту движения поездов, а мои мысли были заняты работой на новой должности
начальника штаба истребительного авиационного полка. Вроде бы и привык уже к
самому факту назначения, но волнение не покидало меня. Я понимал большую
ответственность и задавал себе единственный вопрос – справлюсь ли, не подведу
ли своего командира. В памяти старался сконцентрировать все свои познания по
предстоящей штабной работе. Перебирал в мыслях опыт службы в ВВС на должностях
начальника разведки – заместителя начальника штаба 191-го иап, в оперативном
отделении штаба 19-ой д ПВО в г. Василькове, в 179-ом иап в г. Стрый. Собирал
воедино весь свой «багаж» штабной службы. Составлял планы, с чего начну работу,
и как буду строить взаимоотношения с летчиками, инженерно-техническим составом
и командованием обслуживающих и обеспечивающих частей на новом месте.
Наше путешествие с тремя пересадками было завершено и мы
оказались в авиагородке Червоноглинское, расположенном в пяти километрах от
небольшого районного городка Арциз между Одессой и Измаилом. Если Арциз
располагался в низине, то авиагарнизон с аэродромом – на верху, на ровном
плато. В юго-восточном направлении до самого Черного моря простирались
урожайные земли. Много было кукурузных полей, виноградников и фруктовых садов.
Труднообозримые поля разделялись лесополосами на квадраты разной величины.
Нас приветливо встретили в авиагородке и временно разместили на
жительство в летном профилактории – строении сборно-щитового типа, где семья и
прожила несколько месяцев пока не освободилась квартира.
Здесь я встретился со своим другом Н. Н. Усенко, который прибыл
сюда на должность командира полка двумя месяцами раньше. Начальник штаба
подполковник Владимир Иванович Ларченко, узнав о снижении оклада (в то время
понизили оклады начальникам штабов авиаполков), подал рапорт на увольнение.
Поэтому и потребовалась такая срочная его замена. Ларченко был старше меня лет
на десять. Считался опытным штабистом. Меня встретил недружелюбно – мол,
посмотрим, что из этого назначения получится. К моему приезду приказа на его
увольнение еще не было. Исполнял обязанности начальника зам. начальника штаба
майор Евгений Жулего. Он занимал эту должность около шести лет, считался
опытным офицером.
Полк был крепким, хотя гарнизон числился в армии одним из
неблагоприятных в социально-бытовом отношении – плохо было с водой, отоплением,
начиная с октября и до апреля, сырость и грязь, жилые домики в основном
финские, жилой городок от аэродрома в 6 км, много хлопот доставляла перевозка
людей. Зато край был богат вином. Торговали им повсюду – в чайной, по дворам, в
совхозе «Комсомольский», рядом с жилгородком, летчики называли вино
«чернилами». Продавалось вино по стабильной цене – 1 литр стоил 1 рубль.
В штабе полка я не обнаружил необходимого наследства. Не мог
найти материалов тактических учений эскадрильи и полка. Ни Ларченко, ни Жулега
не имели высшего военного образования, и это чувствовалось. Входил в курс дела
постепенно, ничего не менял, присматривался. Штаб размещался в трехэтажном
кирпичном здании. На первом и третьем этажах находилась учебная база. За
учебной базой присматривал сверхсрочник, но перед самым моим появлением его
перевели на другую должность, объясняя это устранением нарушения штатной
дисциплины. Создавались искусственные трудности в нормальном содержании учебной
базы. Вскоре я познакомился с руководством полка, его заместителями, командирами
авиаэскадрилий майорами Павловым, Беликовым, Сотниковым. Начальником КП был
капитан Бочков, командиром ОБАТО – подполковник Иван Иванович Кошель, старше
нас с Николаем Никитовичем и опытнее. Полк, как организационная единица, был
мне уже знаком, не новичок я был и в штабе. Однако приходилось волноваться, как
воспримет мое назначение личный состав. Ведь я же сменил очень опытного,
намного старше себя, начальника штаба. С подобной ситуацией встречусь не один
раз и позже в дивизии, корпусе, армии и округе. Главное, нужно поскорее
«вписаться» в коллектив, сдружиться с людьми, не уронив свой авторитет и не
утратив возможности управлять людьми. Для начальника штаба авиационного полка
очень важно установить правильные взаимоотношения с летным составом. Тот факт,
что я сам бывший летчик, облегчал сближение с этим тонким народом, к которому
нужно уметь подобрать ключи, иначе быстро сорвешься. А ключами этими для
начальника штаба являются знание летной службы, справедливая требовательность,
вежливость в обращении, умение разбираться в воздушной обстановке,
объективность и честность в оценках и суждениях.
Летчики истребители-перехватчики очень ценят, когда начальник
штаба разбирается в вопросах организации управления, умеет сам наводить
истребители на цели, делать разборы наведений на перехват.
Мне все это было в определенной мере уже известно по службе в
двух предыдущих полках, поэтому я продолжал следовать своей методике вхождения
в должность. Оно облегчалось также и тем, что с командиром было достигнуто
взаимопонимание еще в Стрыю. С Николаем Никитовичем Усенко мы почти
одновременно вступали в свои должности в 90-ом иап. Нам обоим предстояло
освоить новые должности и принести как можно больше пользы своему полку. Нужно
было по ходу набираться знаний и опыта. Вдвоем это получалось быстрее и
продуктивнее, чему способствовали наша большая дружба и взаимопонимание.
Работа осложнялась тем, что жилой городок находился далеко от
аэродрома. Приходилось ежедневно перевозить автотранспортом свыше 200 летчиков,
техников и служащих к месту работы и на обед в столовую в жилгородок.
Несвоевременная и неполная подача автотранспорта вызывала возмущение у людей,
приводила к нарушению распорядка рабочего дня. Забота о перевозке ложилась на
начальника штаба. Сколько приходилось объясняться с командиром Отдельного
батальона авиационно-технического обеспечения (обато) подполковником М. И.
Кошелем по этому поводу. Имелись трудности и другого порядка.
Вблизи не было промышленных предприятий и буквально ничего
нельзя было раздобыть из строительных материалов – цемента, досок, красок и
др., которые были необходимы для поддержания в надлежащем виде помещений на
аэродроме, учебной базы, казарм, солдатской столовой, дорог и т.д.
Гарнизон, а точнее, аэродром, по документам значился как «Червоноглинское»,
что соответствовало истине. Дожди и слякоть начинались во второй половине
октября и продолжались до середины апреля. А какая грязь! Красная, липучая
глина. Для некоторых семей изобилие вина являлось бедствием. Вино продавалось
во многих торговых точках и в нашем гарнизонном буфете. Были «специалисты» и
среди офицеров и прапорщиков, которые сами занимались виноделием и
распоряжались вином по своему усмотрению. На этой почве в семьях часто
возникали неприятности.
На очень низком уровне в городке находились коммунальные и
другие услуги. Вода пахла сероводородом, в ней нельзя было даже сварить
картошку (разваривалась), не говоря уже о том, чтобы ее пить. Большинство
жителей городка ходили за водой в поселок «Комсомольский», где мужики могли «заправиться»
попутно и вином, которое было в каждом дворе. Люди жили дружно. Летчики и
техники на службе и в жилом городке всегда были на виду друг у друга. То же
касалось и офицеров и их семей других шести воинских частей гарнизона, в том
числе и полка транспортной авиации.
Я слышал раньше о большом трудолюбии личного состава 90 иап, а
позже убедился в этом воочию. Несмотря на неважные бытовые условия, подавляющее
большинство людей были большими тружениками, особенно большие нагрузки ложились
на инженерно-технический состав, который часто привлекался к обеспечению
приемов и вылетов маневрирующих авиачастей с севера на юг и обратно.
Полк был на хорошем счету в армии. Он входил в боевой состав
21-ой дивизии Противовоздушной обороны и дислоцировался на правом фланге
боевого порядка соединения. Предназначался для отражения возможного удара
средств воздушного нападения с южного направления. Штаб дивизии находился в
Одессе на ул. Спортивной, недалеко от Штаба ОдВО и железнодорожного вокзала. В
состав дивизии входили также части ЗРВ и радиотехническая бригада. Командиром
дивизии был полковник, а с мая 1967 года генерал-майор авиации Н. С. Давыдов,
его заместителем – полковник И. С. Силкин, начальником политотдела –
подполковник И. Д. Стопников. Со временем произошли замены. Новые имена
руководства дивизии я приведу ниже, а сейчас хочется продолжить воспоминания о
полковой жизни.
Командир полка Н. Н. Усенко – добрейший души человек. «Никитич»,
так мы называли его между собой в г. Стрые, а я и в постоянном общении с ним,
был замечательным летчиком, хорошо разбирался в технике, рационально планировал
полеты, интересовался новой тактикой, много размышлял над вопросами повышения
боевой эффективности авиавооружения. В то время наш полк имел на вооружении
самолеты Су-15 (две аэ) и Як-28п (одна аэ). К людям Никитич относился всегда
бережно, внимательно и в обращении с личным составом, по-моему, был даже
излишне мягок. Видимо, профессиональная привычка объяснять летчикам особенности
того или иного элемента техники пилотирования и поведения самолета лишила его
краткости при даче распоряжений. Он делал их с растяжкой, долго разъясняя смысл
задания и то, как его нужно выполнять. Работали мы с Никитичем дружно, всегда
находили согласованные решения. Давно остался позади тот отрезок времени, но
навсегда останутся в памяти наши добрые отношения и полное доверие, которые так
необходимы между командиром и начальником штаба.
Зам. командира полка был подполковник Николай Федорович
Никитенко, по характеру флегматичный, немного скрытный, мнительный человек,
увлекался самолечением. Всю семью поил настоями «травок», которые приготовлял
сам. В большинстве случаев делал это без надобности и невпопад. В сложной
обстановке Николай Федорович становился подавленным, растерянным, нуждался в
немедленной и основательной поддержке. Николай Федорович всегда неохотно
оставался за командира, боясь происшествий, а они, как правило, и случались
именно в этот период.
Начальник политотдела полка – подполковник Владимир Иванович
Воронин. Он очень стремился стать командиром полка, пользовался любой
возможностью попробовать себя на этом поприще и часто бестактно вмешивался в
дела командира. Мечту свою Воронин не осуществил, списался с летной работы и
был уволен в запас. Обосновался на жительство в Киеве. Мы с ним ни разу больше
не встречались.
Зам. командира по летной подготовке подполковник Иван Иванович
Понимаскин. Хорошо летал, но увлекался спиртным. Его преждевременно уволили в
запас с ограниченной пенсией.
Моим заместителем был майор Е. Жулего, которого вскоре назначили
начальником штаба иап в г. Кировске Крымской области. Когда у нас с командиром
спросили мнение по поводу его нового назначения, мы сразу согласились. Для нас
стало правилом – никогда не задерживать людей, если их выдвигают на высшие
должности.
Сколько за службу пришлось встретить товарищей, которым в свое
время не дали хода и они так и не смогли реализовать на службе все свои
возможности.
Остальные три заместителя начальника штаба по боевому управлению
майоры Бокин, Самосудов и Рыканов ограничивались только исполнением
обязанностей во время боевого дежурства на командном пункте. Кроме дежурства их
трудно было привлечь к другой работе в штабе или на командном пункте.
Начальниками КП полка были сначала капитан Бочков, а затем
капитан Б. Н. Корнилов, высокопрофессиональный штурман, но неравнодушный к
вину. Мне лично Борис Николаевич нравился своей порядочностью и честностью.
Этим он подкупал меня и я прощал некоторые его слабости.
Штурманы были в основном сильные и трудолюбивые. Виртуозом
своего дела запомнился старший лейтенант А. Козленко. Если бы он вел себя
посерьезнее, то достиг бы более высокого положения. После увольнения из армии
он работал в ГВФ в Москве. Большим мастером наведений был капитан В. Морозов,
полная противоположность Козленко, спокойный, вдумчивый, неторопливый. Капитан
В. Шкуренко был менее профессионален. Лейтенант Олег Шаповалов стал штурманом
наведения недавно. О нем хочется сказать особо.
Как правило, штурманами назначались летчики, списанные с летной
работы. Их не хватало, потому что большинство летчиков предпочитало уволиться
из армии, не желая оставаться и служить на должностях штурманов наведения, а
некоторым не позволяло здоровье. Поэтому приходилось искать «на стороне» из
офицеров РТВ, желающих стать штурманами, иногда даже брали офицеров из
авиационно-технического состава, которые должны были проходить специальную
подготовку. Новые должности осваивались ими с трудом, а для некоторых были и
вовсе непосильными.
Олег Шаповалов был исключением. Он в короткий срок овладел
необычным для офицера радиотехнических войск ремеслом штурмана наведения.
Помогли ему быстрая реакция, хороший глазомер, понятливость и большое желание
овладеть этой сложной и почетной в полку специальностью. Скоро Олег сделался
авторитетным штурманом у летчиков. Он даже обошел своих учителей в штурманском
ремесле. При мне ему были присвоены воинские звания старшего лейтенанта,
капитана, затем он стал зам. начальника штаба по БУ, получил звание майора и
был назначен начальником КП иап. Штурман, майор Бешанов, отстраненный от летной
работы за выпивки, наводил неплохо, но силенок при повышении напряжения во
время полетов у него не хватало (продолжал пить), поэтому полностью на него
нельзя было положиться.
Моя работа во время полетов проходила на КП. В Арцизе я овладел
наведениями в полном объеме. Это помогло в работе на командном пункте полка со
штурманами, где приходилось делать разборы после каждой летной смены и на общих
разборах полетов. Когда были спорные ситуации, помогал разобраться как в
ошибках наведения, так и в ошибках летчиков. Мне нравилось наводить да и
получалось неплохо. Брал на себя сложные виды перехватов. С моим участием
рождались летчики-перехватчики.
Надо было видеть радость пилота, который впервые перехватывал
цель на максимальных скоростях полета и предельных высотах! Старался всегда
брать на наведения командира полка, особенно, когда полеты производились в
наиболее сложных метеоусловиях. В эти минуты мы с другом выполняли вместе одну
задачу. На командном пункте я находился от начала и до конца полетов, на всех
летных сменах.
После назначения майора Жулего на должность начальника штаба в
Кировское мне несколько месяцев (9–10) пришлось быть без заместителя.
Назначенный на эту должность по нашему с командиром иап ходатайству майор Иван
Михайлович Елькин (списанный штурман полка) был недоволен новой должностью,
рассчитывал на увольнение, работать не хотел, всячески уклонялся от служебных
обязанностей. Все попытки сделать из него настоящего помощника так и не
увенчались успехом. Особенно не любил он работы на командном пункте.
Командир обато подполковник Иван Иванович Кошель, имевший
большой опыт и служивший в кадрах с войны, воспользовавшись доверием и
нетребовательностью Никитича, постепенно все прохладней реагировал на нужды
полка, недостаточно помогал нам. На этой почве мы с ним не поладили и
прекратили личную дружбу.
Я не мог смириться с его спекуляцией отношениями с командиром
полка. Никитич же продолжал с ним поддерживать хорошие взаимоотношения.
Тогда мы полностью жили интересами службы и посвящали себя
только решению задач, поставленных перед полком. Перевооружились на новую
технику, на самолеты Су-15, строили укрытия для самолетов по зонам. Строили
новый командный пункт, облагораживали аэродром, служебный городок, много
времени уделяли солдатскому быту в казарме.
Летом иногда делали выезды с семьями офицеров на берег Черного
моря в Приморское. Рыбачили в озерах и поймах Дуная. Зимой охотились на зайцев.
Председателем охотколлектива был техник полка по высотному оборудованию старший
лейтенант А. И. Ибрагимов, «председатель Мао», как мы его звали. Он пользовался
большим авторитетом среди охотников.
Семья жила несколько месяцев в летном профилактории, затем
получили квартиру в старом двухэтажном доме, после выезда семьи Жулего, в которой
и прожили до окончания моей службы в полку.
26 апреля 1966 года постигло несчастье младшую дочь,
первоклассницу Олю. От падения на ограждение цветочной клумбы (толкнули) на
перемене в школе у нее разорвалась селезенка. Врачи не смогли сразу поставить
правильный диагноз, чем усугубили положение. Операция была сделана в ночь на 30
апреля, длилась более 6 часов, была тяжелой я тревожной. Делал ее молодой
хирург Гогуленко Василий Пименович. Долго еще после операции врачи и вся семья
боролись за жизнь Оли. В больнице, когда присматривали за Олей, у жены начались
приступы желчнокаменной болезни.
Должности, которые мы занимали с Николаем Никитовичем,
способствовали не только расширению нашего кругозора, но и круга знакомств.
Теперь мы могли встречаться с начальством разных рангов, посещавших полк, вести
непосредственно с ними разговоры о состоянии дел в полку. Нас вызывали на
совещания, сборы в дивизию и армию, где мы имели возможность слушать старших
командиров, участвовать в занятиях, общаться с сослуживцами по армии,
обмениваться опытом работы со своими коллегами. На совещаниях по подведению
итогов нам давали оценки за работу за год или период, указания по предстоящим
задачам. Поездки на такие совещания всякий раз воспринимались нами приподнято,
волнительно. Ведь едешь на встречу с командованием дивизии или армии, где
служат опытные командиры и военачальники. Они проанализируют выполнение задач в
полку и дивизии, а значит, оценят и твой труд.
Впервые с Н. Н. Усенко мы были на подведении итогов в армии за
1966 год. Я старался запомнить все детали того дня (30 ноября). Совещание
началось в 10 часов утра в большом зале помещения штаба армии в Киеве на ул.
Воздухофлотской. В зал вошел командарм генерал-полковник авиации А. И.
Покрышкин. Ему отдал рапорт генерал-лейтенант авиации В. Н. Абрамов. В рапорте
говорилось о том, что руководящий состав частей и соединений армии прибыл на
Военный Совет для подведения итогов за истекший 1966-ой учебный год и для
постановки задач на 1967-ой год.
Первым делал доклад член Военного Совета генерал-лейтенант Г. П.
Данин. После 15-мин перерыва наше внимание приковал двухчасовой доклад
командарма, в котором был сделан анализ решения задач армией в целом, родами
войск и другими управлениями и службами. В числе передовых полков упоминается и
наш. После командарма начальник штаба армии генерал-майор П. Т. Андрющенко
объявил указы правительства и приказы командования о награждениях. Многим
офицерам были вручены правительственные награды и подарки. Наградили и нас с
командиром полка. Его – фотоаппаратом «Зоркий», меня – часами «Командирские».
Вручая часы, командарм пожелал мне продолжать работать в том же духе.
На третий день сборов работа проходила по секциям. Когда мы
находились в кабинете зам. командующего по авиации, к нам зашел А. И.
Покрышкин. Командарм заострил внимание на обеспечении высокой боевой
готовности, нещадно раскритиковал наши сетевые графики приведения полков в
боевую готовность, с которыми мы явились на сбор. Досталось и нам с командиром
за оповещение офицеров посыльными, на что уходило много времени. «Оповещение
должно осуществляться от «одной кнопки» – потребовал командарм. Это означало,
что надо переходить от «дедовского» способа, подъема и сбора по тревоге, к
применению средств сигнализации, основанных на использовании радиоэлектронных
средств.
Далее командарм спросил у командира полка: «Какое расстояние до
аэродрома рассредоточения?» Командир: «25 километров». Покрышкин: «Сколько
потребуется времени на прибытие туда передовой команды?» Командир: «1 час 20
минут». Покрышкин (возмущаясь): «Вот видите, это недомыслие устанавливать такой
срок на 25 км». Покрышкин: «А что скажет начальник штаба?» Отвечаю: «Командир
имел в виду время подготовки команды – 40 минут и время на передвижение – 40
минут». В зале смех. Командующий произнес свое привычное выражение: «Вы мне
бросьте!»
Запомнилось подведение итогов в армии за 1967-ой год. Оно
проходило в Киеве в конце октября. С докладами выступили командарм
генерал-полковник авиации А. И. Покрышкин, член Военного совета армии генерал-лейтенант
Г. П. Данин, командующие родами войск и другие. Нам с командиром пришлось
покраснеть, когда делал доклад начальник службы безопасности авиации полковник
Л. И. Устинов (бывший командир нашего полка). Устинов критиковал нас за слабую
воинскую дисциплину, плохую методику, за коллективность управления полком и за
какие-то распри среди руководства полка. Пришлось дважды подниматься, было
стыдно. Мы недоумевали, к чему бывшему командиру нашего полка понадобились эти
выдумки.
Когда авиаторы собрались у зам. командующего по авиации
полковника Н. И. Шкодина для профессионального разговора, в кабинет неожиданно
вошел А. И. Покрышкин. Командарм сразу вступил в разговор, при этом разрешил
всем сесть и задавать вопросы. Сильный, с орлиным взглядом, развернутой грудью,
энергичными движениями, он как бы подтверждал свою принадлежность к
национальным героям.
После подведения итогов в армии мы выехали в Одессу на
подведение итогов в дивизии. Здесь разговор велся более конкретно о делах в
каждой части. Все получили по заслугам. Подведение итогов закончилось
объявлением приказов и награждением ценными подарками. Я был награжден кожаным
портфелем. Вручая его мне, комдив генерал Н. С. Давыдов негромко сказал: «Не
падай духом». Эти слова послужили для меня моральной и своевременной
поддержкой.
Наиболее сложно и необходимо было разобраться в тайнах тех
нитей, которые связывают людей. Я старался зорче всмотреться в них, чтобы
понять, какими рычагами пользоваться, управляя коллективом для достижения
успеха в решении поставленных задач. Много общался с механиками, техниками,
летчиками. Бывал на комсомольских и партийных собраниях. Слушал людей, говорил
сам. Поездки на совещания в армию и дивизию приносили мне большую пользу как в
образовательном, так и в воспитательном отношении. Я присматривался ко всему,
набирался опыта, готовил себя к службе на более высоких ступенях.
Не все в полку шло гладко. Случались авиакатастрофы, были
чрезвычайные происшествия различного характера. Все зависело от людей. Трудно
сейчас оспаривать эту истину. Разница лишь в том, что в то время нам нужно было
вдалбливать ее в голову старшим опытным товарищам, а теперь она очевидна.
Главное, разобраться в ошибках и своевременно вмешаться, не допустить их
развития до роковой развязки. Как я уже писал, 90 иап был не первым и не вторым
в моей службе. Немало я знал авиационных полков и впоследствии, когда проходил
службу в должностях начальника штаба корпуса армии и округа ПВО. Это позволяло
мне поразмышлять над своими наблюдениями и прийти к определенному выводу, с
которым, как мне кажется, согласится любой человек, прослуживший в авиации не
один десяток лет.
К сожалению, многие неприятности в авиационных частях являлись
следствием нарушения режима отдыха личного состава. Я неоднократно убеждался в
пагубном влиянии спиртного на летчиков, техников и тех, кто занят в
непосредственном процессе управления экипажами в воздухе. Спиртное губило людей
на глазах, ослабляло самых здоровых и мужественных, превращало их в безвольных
и беспомощных в экстремальных ситуациях.
18 января 1967 года во время ночных полетов в сложных
метеоусловиях погиб летчик первого класса капитан Петр Будась. Катастрофа
произошла при повторном заходе на посадку в 5–6 км от аэродрома на посадочном
курсе. Как всегда в таких случаях, была назначена комиссия по расследованию
причин катастрофы. Был произведен тщательный анализ, выявлены многие недостатки
в методике и управлении полетами в ту смену. Однако за кадром остался тот факт,
что сменный руководитель посадки на РСП капитан Коренев, на которого легла вся
тяжесть работы по контролю за самолетами в районе аэродрома при жестком
минимуме погоды, после первого залета по плановой таблице полетов полка
выдохся. Есть предел человеческих сил. Капитан Коренев был высокий профессионал
своего дела, без него не производилась ни одна смена полетов в сложных
метеоусловиях, ему доверяли и руководитель полетов, и летчики. Но слабость к
спиртному постепенно истощала его энергию. Не исключено, что за сутки перед
полетами Коренев употреблял спиртное, и у него не хватило сил сконцентрировать
внимание на обдуманные и точные команды летчику на таком ответственном участке.
Он задергал летчика доворотами влево и вправо и, наконец, когда самолет был на
высоте 100–150 м, потребовал включить посадочную фару. Выполняя команду, летчик
возможно на один миг отвлек внимание от контроля за высотой, что и привело к
столкновению с землей.
Не один раз наблюдал я за работой штурманов наведения из
категории летчиков, отстраненных от летной работы за пьянство. Пить они, как
правило, не бросали, но в ходе полетов им не хватало сил для наведения до конца
смены. Приходилось отстранять их в ходе полетов. Сколько раз я протестовал на
всех уровнях против того, чтобы командиры и кадровики особенно не превращали
наземные органы управления авиации в «отстойники» для тех, кто списывался с
летной работы по причине алкоголя!
Немыслимо допускать к обслуживанию полетов техников самолетов,
склонных к чрезмерному употреблению спиртного. Можно привести немало примеров
тяжелых последствий от обслуживания самолетов такой категорией людей. А сколько
в авиации катастроф, унесших с собой тайны их причин!
Однажды, во время предполетной подготовки при газовке двигателя
самолета Су-9, самолет не удержался на тросах, которые лопнули, сорвался с
места и с разворотом понесся по стоянке, повреждая другие самолеты. И все
потому, что техник самолета проводил опробование двигателя с похмелья. Переведя
сектор газа в положение «максимальные обороты», он не смог сообразить, что надо
убрать газ, когда самолет сорвался с места. Это сделал повисший на кабине
самолета техник по приборам. Спиртное в те годы для авиации было бичом,
особенно в полках, вооруженных самолетами Су-9 и Су-15, на которых в качестве
тормозной жидкости использовалась водоспиртовая смесь. И для техников не
составляло особого труда обеспечивать ею свои «личные» потребности.
Можно было бы привести еще не один пример гибельного воздействия
алкоголя на авиационных специалистов. Поиск путей искоренения этого страшного
зла всегда являлся центральной заботой в борьбе за человека. Когда мы с
подполковником Н. Н. Усенко прибыли в 90-ой иап и познакомились с личным
составом, то выявили несколько офицеров, чрезмерно увлекавшихся алкоголем.
Некоторых нельзя было больше держать на службе, и по нашему ходатайству несколько
человек из технического состава были уволены.
Нам не так легко было отвлекать людей от пьянок в таком богатом
вином районе. Однако борьбу с этим «злом» вели непрерывно и настойчиво, хотя на
это тратилось немало времени и отвлекало от основных задач.
Так нами была введена обязательная для всех офицеров и
сверхсрочников утренняя физзарядка. Проводилась она на стадионе в жилом
городке. Полезность этого оздоровительного мероприятия оказалась бесспорной.
Радовались жены, дети тянулись за отцами. Мы же с командиром полка получили
возможность с утренних часов контролировать состояние подчиненных. Это
подтягивало и дисциплинировало людей. Внедрялись и другие формы отвлечения
людей от виночерпия. Старались занять их свободное время привлечением в художественную
самодеятельность, участием в мероприятиях по плану отдыха личного состава
срочной службы, как в служебном городке, так и с выездами в подшефные
учреждения.
По прошествии многих лет с той поры, мне встречаются
однополчане, которые вспоминают «физзарядку», во многом изменившую уклад жизни
военного городка в лучшую сторону.
Полк явился для меня главным звеном, тем фундаментом, без
которого не могло быть движения вперед. Начали поговаривать о моем переводе в
штаб дивизии на должность начальника оперативного отделения. А 17 февраля 1968
года я был вызван к комдиву генералу Н. С. Давыдову на беседу, в которой он
официально объявил намерение руководства назначить меня начальником
оперативного отделения. Разговор был недолгим, предстояло готовиться вступить в
ответственную должность, сменить 56-ти летнего полковника Виктора Николаевича
Гущина, «профессора», «ходячую энциклопедию дивизии», как его оценивали в штабе
дивизии. Гущин был старше своих подчиненных на десять лет. Теперь начальник
будет младше подчиненных на столько же. Здорово! Возвращаясь в полк, я всю
дорогу думал, смогу ли оправдать это назначение. Приказ был получен в середине
апреля, но с выездом в Одессу пришлось задержаться до ввода в курс дела своего
сменщика майора Рункова. Утром 5 мая 1968 года вертолетом вылетел в Одессу. На
этом моя служба в Арцизе закончилась.
30 апреля перед отъездом попрощался со всем личным составом
полка на построении. Поблагодарил особо командира полка и друга. Мне жаль было
расставаться с человеком, которому можно было доверить жизнь. Думал, встречу ли
еще на своем пути такого друга. Я понимал, что и Усенко долго не задержится в
Арцизе. Нам предстояло еще пройти с ним путь до сравнительно высоких вершин
военной службы. Грустно было покидать полк, как ступень, на которую больше не
вернуться. Ощущение было такое, что вместе с полком остается позади и твоя
молодость. Это был пятый полк за мою службу. Полки были разные, как и
должности, на которых пришлось в них прослужить. Служба в полках закалила и
помогла определиться в дальнейшем. Впереди, как покажет время, мне предстояло
испытать свои возможности на службе в штабах дивизии, корпуса, отдельной армии,
округа ПВО, в Главном штабе Войск ПВО и в должности командующего войсками
Противоракетной и Противокосмической обороны.
Я уезжал, а семья оставалась еще до осени, до получения
квартиры. Для нее Арциз останется в памяти, как небольшой авиагарнизон,
окруженный плодородными землями и подступающими к нему виноградниками, садами,
богатыми колхозными полями. Летом много солнца, осенью и зимою сырость и
непролазная грязь. Останется и другое: серьезная операция младшей дочери Оли,
борьба за жизнь ребенка, знакомство с хирургом Василием Пименовичем Гогуленко,
спасшим ей жизнь и навсегда ставшим нашим другом. Впереди была радость переезда
для семьи в славный город-герой Одессу и новые старты в моей службе и жизни.
Часть 2
Начальник
оперативного отделения и начальник штаба дивизии. Одесса, 1968–1972 гг.
Командиру дивизии генерал-майору авиации Н. С. Давыдову
представился на аэродроме (он подъехал к вертолету, чтобы на нем лететь в
войска), начальнику штаба дивизии полковнику (артиллеристу) Василию Сергеевичу
Михайлову – в штабе. Долго беседовали. Я обратил внимание, что о многих
офицерах оперативного отделения начальник штаба отзывается отрицательно и
рекомендовал мне поскорее от них избавиться, т.е. представить к увольнению в
запас. В свою очередь, я попросил у него время, чтобы самому разобраться в
людях. Полковник Михайлов находился на этой должности немногим больше года и
мог не знать хорошо офицеров, которые прослужили несколько лет в дивизии и
пользовались солидным авторитетом – почти все они были упомянуты начальником
штаба в беседе. По окончании беседы в его кабинете он предложил пройтись по
рабочим местам офицеров штаба. В каждом отделе он представлял меня. В
оперативном отделении были собраны все офицеры, которых я уже знал. После
представления меня офицерам-операторам я попросил разрешения у начальника штаба
остаться с ними. Самым авторитетным среди них был подполковник Николай
Порфирьевич Шапошник (в авиационной форме). Завязался откровенный разговор.
Николай Порфирьевич сказал о том, что при В. Н. Гущине, бывшем начальнике
оперативного отделения, они жили и работали дружно, что стало традиционным
обращение друг к другу, в том числе и к начальнику, по имени и отчеству,
поведал и о других традициях. Сказал также, что они меня знают по службе в иап
и что, если я найду контакт в работе с ними, помогут сделать из меня настоящего
оператора. Пришлось с ними согласиться. Иначе и не должно было быть.
Пройдет много лет, и я не один раз буду вспоминать этот
откровенный товарищеский разговор подчиненных со своим новоиспеченным
начальником и испытывать удовлетворение от того, что смог в той обстановке
правильно на него отреагировать. Ведь передо мною были люди старше меня в
среднем на десять лет, очень опытные, серьезные, почти все фронтовики,
награжденные боевыми орденами, хорошо знающие штабную службу.
Моим заместителем был подполковник Николай Алексеевич Темирев
(из артиллеристов), исключительно трудолюбивый, добросовестный офицер, немножко
суетливый, рассеянный. Николаю Алексеевичу не хватало знаний новой техники и
тактики родов войск, входящих в состав дивизии. Но этот пробел он старался
компенсировать своей усидчивостью и большим трудолюбием. Мы подружились с ним
на службе и семьями. Он еще прослужил с пользой для Отечества около 7 лет. Я
хорошо знал его семью, симпатичную жену и трех дочерей, у которых впоследствии
не совсем удачно сложилась семейная жизнь. До сих пор мы переписываемся с
Темиревыми, проживающими в Одессе, периодически будем встречаться в Москве.
Круг моих обязанностей мне нравился, и я быстро начал их
осваивать, понимая, что нельзя долго раскачиваться и необходимо как можно
быстрее приносить пользу штабу и командиру. Этому правилу я следовал при всех
новых назначениях. Сложность заключалась в том, что штаб дивизии представлял из
себя орган управления общевойскового соединения войск ПВО, включавшего в свой
состав авиационные, зенитные ракетные, радиотехнические и другие специальные
части и подразделения на территории Молдавской ССР, Одесской, Николаевской и
Херсонской областей, дислоцировавшиеся на большом для дивизии пространстве.
Надо было как можно быстрее освоить хотя бы азы знаний родов войск и
вооружения, с которыми ранее не встречался. Кроме того, я становился
руководителем коллектива людей, умудренных боевым, служебным и жизненным
опытом, что возлагало на меня особую ответственность в части освоения должности
в ограниченные сроки.
Жил временно в гостинице КЭЧ округа, иногда оставался ночевать в
кабинете. Старался больше присмотреться к своим товарищам, разглядеть, в чем
каждый из них силен, чтобы пополнить свой багаж. Прислушивался к тем, кто мог
дать дельный совет. Присматривался к работе своего начальника, в приемной
которого всегда толпились люди. Мне это не очень нравилось, и я старался меньше
бывать у него. В отношении к своим подчиненным стремился быть проще, понимая
свою зависимость от них в данное время. Да и повода не было к тому, чтобы
по-другому относиться к людям. К тому же я считал, что быть начальником можно
при условии, если хорошо знаешь своих подчиненных и опираешься на них. Пока
такого соотношения не было.
Обстоятельства складывались так, что мое становление ускорялось.
Переработка боевых документов, подготовка к учениям – все это втягивало в
круговорот, в котором быстрее познаешь людей и дело. Впоследствии неоднократно
убеждался в этом. Прибудешь к новому месту и долго тянется время на
распознавание истинной обстановки, если нет учений, и, наоборот – попал в
период подготовки к учениям, поучаствовал в них, и ты родился как должностное
лицо в новом соединении.
С начальником штаба никак не мог установить доверительных
отношений. Что-то настораживало. На учение прибыли посредники – командир второй
дивизии ПВО генерал В. М. Мелихов и начальник штаба этой же дивизии полковник
Евтушенко. Они не очень хорошо отзывались о Михайлове. Были в обиде на него с
тех пор, когда в 1967 году он был посредником на учениях в их дивизии. Стараюсь
в отношениях с Михайловым проявлять максимальную выдержку, одновременно
понимая, что ничего полезного перенять у него не смогу. Для него характерны
поверхностные знания, пренебрежительное отношение к людям, болезненное
самолюбие. Личные интересы вытесняют служебные дела. На такого начальника в
трудную минуту нельзя положиться.
Вскоре мои оценки подтвердились. На учениях при заслушивании он
не обнаружил и не проявил заметных знаний, необходимых для его поста. В сложной
обстановке действовал растерянно, нервничал, дергал людей, своей роли как
основного организатора четкой работы штаба не выполнял. Как-то я сказал
полковнику Михайлову, что слишком много мы посылаем в части письменных
указаний, подчиненные не успевают переваривать их, а тем более исполнять.
Предложил сократить их. Михайлов объяснил это тем, что много указаний приходит
из штаба армии. Я порекомендовал все же оберегать нижестоящие штабы от
нерегулируемого потока документов путем суммирования однородных указаний из
вышестоящего штаба по принципу: получили пять, отправили подчиненным один.
Не все шло гладко и с нашими ветеранами. Бывали и с их стороны
по отношению ко мне действия, вызывающие обиды. Приходилось терпеть. Не
получалось с одним – обращался к другому. И все же мне удалось почти с каждым
из них сработаться – с Шапошником, Калининым, Архиповым, Темиревым, Вепрянюком,
Лошкаревым и др. Все они оказали мне помощь, и я на всю жизнь сохранил о них
лучшие воспоминания.
Так из месяца в месяц проходило мое становление. От учения к
учению приобретался ценный опыт. Поездки по частям в районы Кишинева, Херсона,
Николаева, Ананьева, окрестности Одессы пополняли мои познания в вооружении
зенитных и радиотехнических войск. Я чувствовал, как становлюсь начальником
оперативного отделения. Не хватало суток на самообучение. К сожалению, с
Михайловым отношения не налаживались. Вместе со всеми я осуждал его стиль
работы и некоторые решения. Помнится, даже подполковник Анатолий Куприянович
Вепрянюк рекомендовал мне быть помягче в отношениях с Михайловым, не осуждать
его в присутствии коллектива. Анатолий Куприянович не отличался устойчивостью
характера, и был недостаточно принципиален. Но бог с ним.
Здесь мною затронуто весьма распространенное в армейской жизни
явление – осуждение старшего начальника. Понятно, уставами это категорически
запрещалось. Но что делать, если оно имеет место в жизни? Как к нему
относиться? Ведь причиной его обычно является искажение начальником армейских
законов, иногда нравственных норм и других правил. Все это не проходит мимо
подчиненных и вызывает осуждение. Спрашивается, можно это делать или нельзя. Я
считаю, что если есть повод, подчиненным при всем желании нельзя запретить
критиковать своего начальника, ибо с их стороны действия справедливы. Ведь
осуждают того, кто слишком усердствует в своем попрании прав и законов, а те,
кто осуждает, нарушают всего лишь один параграф Устава.
И в ситуации с Михайловым – не присоединиться мне к его
осуждению означало быть согласным с его поведением, что противоречило моим
убеждениям. Поэтому я не прислушался к советам Вепрянюка, а продолжал
оставаться на прежних позициях, не думая о последствиях.
Отношения с комдивом складывались иначе. В штабе и войсках
командира уважали все. Сухость в обращении не мешала его авторитету. Комдив был
немногословен, внимателен и справедлив. Я был очень благодарен ему, когда он
взял меня на разбор учения «Весенний гром» в Бельбек (Крым). Впервые был на
разборе учения такого крупного масштаба. Внимательно слушал докладчика первого
зам. Главкома Войск ПВО страны генерал-полковника Афанасия Федоровича Щеглова,
его изложение взглядов на планирование и способы развязывания войны, анализ
возможных вариантов с применением оружия массового поражения или без него. Там
я встретился со своим бывшим комдивом 19-ой дивизии ПВО (Васильков) генерал-лейтенантом
В.М. Радчуком. Этот незаурядный человек, артиллерист по специальности, детально
изучил авиацию и один из первых успешно командовал вновь появившимися
смешанными дивизиями ПВО (одной из них).
Я тогда еще мало прослужил в штабе дивизии, наблюдал за комдивом,
восхищался его любознательностью, которая помогла ему понять глубоко авиацию,
что так необходимо для командира такого ранга.
По этому поводу следует сказать, что командиры соединений из
авиаторов, как правило, быстро осваивали зенитно-ракетные войска, но командирам
из артиллерии авиация давалась с большим трудом. Таких как генерал Радчук за
годы своей службы я встретил немногих. То же касается и начальников штабов. Мы
уважали командира дивизии за его ровный характер, простоту обращения с подчиненными,
быструю сообразительность, постоянную тягу к знаниям. Он был высокого роста,
очень видный, симпатичный.
Все учебные заведения, гражданские и военные, он закончил в свое
время с отличием. После дивизии он служил в должности заместителя командующего
нашей армии, затем был назначен в Московский округ ПВО командующим 1-ой армией
особого назначения. В этой должности он и прибыл в Бельбек. Мы тепло
встретились и вместе провели 15 минут в перерыве разбора учения. Меня удивило,
как утомленно выглядел, сильно поседел и заметно сдал этот некогда цветущий
человек. Я не удержался и спросил его, в чем дело. Командарм сослался на
большие заботы, постоянные эксперименты и т.п. Это была наша последняя встреча,
через некоторое время генерал Радчук трагически погибнет.
Возвращались из Бельбека на вертолете прежним маршрутом с
ночевкой в Херсоне, где командиром зенитного ракетного полка был полковник
Николай Иванович Гаргола.
Получение квартиры в Одессе затягивалось, и я перешел жить в
штаб, в свой кабинет. Командный пункт дивизии размещался в помещении штаба.
Начинался каждый мой день с посещения КП, где заместителями начальника штаба по
боевому управлению были опытные авиаторы, очень авторитетные люди: Герой
Советского Союза Александр Иванович Майоров, полковник Вадим Петрович
Старченко, подполковник Леонид Михайлович Каплан – начальник КП, подполковник
Анатолий Дмитриевич Воронжев. Они несли службу в качестве оперативных дежурных.
Об этой должности в Войсках ПВО следует сказать особо.
Оперативный дежурный! Кто из офицеров Войск ПВО не знает этого
официального, наделенного командиром (командующим) большими полномочиями, лица,
замещающего командира (командующего) на КП в его отсутствие! К оперативному
стекается вся информация о наземной и воздушной обстановке, он первым
анализирует воздушную обстановку и принимает по ней решение, о чем докладывает
командиру и начальнику штаба. От его оценки обстановки и объективности доклада
во многом зависит правильность принятия решения командиром и последствия его
выполнения. Это – доверенные лица командира (командующего). Они первыми
докладывают ему не только об обстановке, но зачастую и действуют, как подобает
в боевой обстановке. Это – наиболее подготовленные и опытные офицеры. Как
правило, на должности ОД КП соединений и объединений назначаются авиаторы с
должностей (для дивизии, корпуса) командиров полков, а в армиях и округах и
выше – командиров соединений, начальников родов войск. Это особые люди, не
только облеченные большим доверием командиров, но и готовые взять ответственность
за свои иногда очень серьезные действия по пресечению нарушений воздушного
пространства противником, в том числе и с применением оружия. Я очень уважал А.
И. Майорова, человека с богатой воинской и фронтовой биографией, обаятельного,
скромного, умного, красивого человека. Мы подружились позже семьями и до
настоящего времени остаемся друзьями, ведем переписку. Высоких оценок
заслуживают и другие упомянутые выше офицеры боевого управления. Об их роли и
значении еще будет сказано.
В июле 1968 года начальник штаба дивизии полковник Михайлов ушел
в отпуск. Мне доверили временно исполнять его обязанности. Как-то в эти дни в
разговоре со мною комдив сказал: «Тебе не все время сидеть за этим столом,
поэтому соображай, мнение о человеке складывается постепенно». Это был намек и
требование комдива более строго подходить к самому себе, не мечтать о
перспективе, а готовиться к ней.
В этом месяце наш командующий армией генерал-полковник авиации
А. И. Покрышкин получил назначение на должность заместителя Главкома Войск ПВО
страны. В соединениях готовились к проводам Александра Ивановича, писали
адреса. Составили и мы адрес с теплым признанием командарму, заверениями
продолжать его традиции и пожеланиями успехов на новой должности. Подписали
комдив, начальник политотдела Н. Беляев, зам. командира К. Васильков, начальник
штаба В. Михайлов, зам. по тылу И. Зарудный и начальник ЗРВ И. Кононов.
В начале июля 1968 года начались волнения в Чехословакии. 15
июля мы получили из Киева указания быть начеку. В начале августа в должность
командующего армией вступил дважды Герой Советского Союза генерал-лейтенант
авиации Андрей Егорович Боровых. Находясь на новом месте, я постоянно
интересовался делами своего полка, а они складывались неважно для его
командира. Увеличивалось количество нарушений. Начальник штаба майор Рунков
явно не справлялся со своими обязанностями. Николай Никитович сильно перегружал
себя полетами, а организация в полку слабела, надо было принимать срочные меры
по замене начальника штаба. В сентябре майора Рункова сняли с должности и
назначили майора Василия Ефимовича Лаухина. С 20 августа по 1 сентября 1968
года дивизия находилась в повышенной боевой готовности в связи с событиями в
Чехословакии.
С Михайловым мои отношения продолжали ухудшаться. 4 сентября
1968 года стало известно о новом назначении нашего комдива командиром корпуса в
Барановичи. Пока еще только начиналось перемещение. Вскоре комдив уехал в
Москву по вопросам своего нового назначения, а мы усиленно стали готовиться к
встрече с вновь назначенным командующим армией А. Е. Боровых. Он прибыл к нам в
штаб дивизии 7 сентября и, пробыв в штабе 20 минут, выехал на дивизион С-200.
Тут произошел казус с начальником штаба дивизии полковником В. Михайловым. Ему,
против желания, пришлось ехать в одной машине с командармом в качестве
сопровождающего. Но, выехав за город, Михайлов не смог показать водителю дорогу
на дивизион. Командарм разгневался, высадил Михайлова из своей машины и сам
разыскал дивизион (запомнил место с воздуха, когда летел в Одессу). Было неудобно
за начальника штаба, который больше года в должности и не побывал на такой
важной «точке». Это было для него характерно.
Время протекало в упорном труде. Я все больше привыкал к своим
обязанностям, ближе узнавал подчиненных, много внимания уделял самообразованию.
Ведь дивизия ПВО – соединение общевойсковое, включающее в свой состав
зенитно-ракетные, авиационные, радиотехнические части, а также части и
подразделения специального назначения (связи, разведки, радиоэлектронных
помех). Сложное управление, взаимодействие между частями внутри самой дивизии,
между соседними соединениями Войск ПВО и с силами и средствами ПВО соединений
округа, флота, ВВС. Было что изучать. В этот период начал серьезно подумывать
об учебе в Военной академии Генерального штаба. Прошла у нас итоговая проверка
под руководством генерала Агаркова, зам. командующего ОА по боевой подготовке.
Стало известно о предстоящих тактических учениях нашей дивизии с проведением
боевых стрельб на полигоне. А обстоятельства складывались так, что ни командир,
ни начальник штаба дивизии в учениях не могли участвовать. Комдив получил новое
назначение и 2 октября убыл в отпуск, а начальник штаба готовился в
загранкомандировку. Похоже было на то, что вместо них командовать будем мы с
полковником К. А. Васильковым, их заместители. Так и получилось. Так как
дивизия привлекалась к проведению ТУ по новой методике, в числе одной из
первых, мне пришлось выехать во 2-ю дивизию ПВО г. Калининград, с которой
подобное учение уже проводилось, чтобы познакомиться с опытом его проведения.
5–7 октября я побывал в Калининграде, раздобыл необходимые
сведения, которые облегчили подготовку управления и штаба к учению. Много забот
легло на мои плечи. После проведения первого этапа учения состоялся разбор, на
котором присутствовал командарм генерал-лейтенант авиации А. Е. Боровых. У него
возникли сомнения, справлюсь ли я на третьем этапе, с боевой стрельбой на
полигоне, с обязанностями начальника штаба дивизии. Он спросил, сколько времени
я служу в должности начальника оперативного отделения. Его смущало
непродолжительное время (всего полгода) моего пребывания в должности.
Задавались и другие вопросы. Очевидно, мои уверенные ответы развеяли сомнения
командарма и он решил доверить мне такое задание. Оставалось оправдать его доверие.
Учение прошло успешно. Это было мое первое крещение на полигоне. 20 октября мы
возвратились домой. На аэродроме в Одессе нас встретил начальник штаба дивизии
полковник В. С. Михайлов. От него я узнал, что семью перевезли из Арциза в
Одессу. С аэродрома теперь я ехал, как и все товарищи, к жене и детям в свою
квартиру на улице им. Патриса Лумумбы. Позади ответственное задание, волнения.
Впереди подведение итогов учения, подготовка докладов и материалов по ним.
31 октября – первое знакомство с комдивом полковником Леонидом
Михайловичем Гончаровым. Мы узнали основные данные из его биографии. Родился он
в 1925 году в Оренбургской области, в 1944 году окончил военное училище,
участвовал в Великой Отечественной войне. Затем, служба в Войсках ПВО страны в
должности командира зенитного ракетного полка, начальника зенитно-ракетных
войск корпуса (МО ПВО), участие в войне во Вьетнаме в период активных боевых
действий при отражении массированных налетов авиации США на Ханой, Хайфон. Он
был небольшого роста, с внимательным дружелюбным взглядом. Думал ли я в тот
день, что с этой первой встречи начнется наше длительное знакомство. Впереди
нам предстояла совместная служба и настоящая войсковая дружба. Через семь лет
после службы в Одессе нам суждено было вместе служить в Киеве, когда
генерал-полковник Л. М. Гончаров примет армию у В. Д. Лавриненкова, а я буду
начальником штаба армии. В дальнейшем, находясь в разных местах службы, мы
постоянно будем поддерживать связь.
4 ноября последовал первый вызов к комдиву. Он интересовался
работой оперативного отделения, дал задание на подготовку двух докладов по
повышению эффективности боевого применения родов войск и взаимодействию. Леонид
Михайлович дал мне разрешение обращаться к нему в любое время по всем вопросам.
Впоследствии пришлось убедиться, как ценно для начальника штаба
или начальника оперативного отделения иметь непосредственный доступ к командиру
(командующему). И тот командир, который дает такое право штабному офицеру, во
многом выигрывает. Так поступил Леонид Михайлович, вступив в должность комдива.
Он не изменил своему правилу и когда стал командующим отдельной армией ПВО.
Работая в штабе дивизии в окружении опытных офицеров, я все
больше проникался уважением к ним. Мы отмечали дни рождения каждого и другие
события, касавшиеся всего коллектива. Такое правило сплачивало людей при
решении всех задач, способствовало укреплению и улучшению климата в отношениях
между сослуживцами. И поэтому не случаен тот факт, что, когда мои одесские
друзья увольнялись из армии в запас, они продолжали следовать добрым традициям,
сложившимся в период службы. Многое было в процессе нашей совместной работы: и
успехи, и промахи, и радости, и огорчения. Все эти спутники воинской службы
легче переносятся, когда взаимные отношения военнослужащих строятся на основе
товарищества и взаимовыручки.
Через некоторое время начали поговаривать о моем перемещении на
должность начальника штаба дивизии, называли даже город – Севастополь. Впервые
намекнул об этом генерал-лейтенант авиации А. Д. Коротченко, оставшийся
временно за командующего армией, говорили и другие.
Я старался быть в гуще людей и событий, настойчиво осваивал
штабную культуру, хотя до совершенства было еще далеко, пока что речь шла лишь
об общих ее понятиях. Изучал ЗРВ, РТВ, связь и другую технику. Основным методом
обучения была самостоятельная учеба и беседы со специалистами родов войск и
служб, которые давали толковые разъяснения по всем вопросам вооружения, техники
и тактики. Такие беседы сокращали время моего знакомства с офицерами штаба и
управления дивизии, а главное, я приобрел недостающие знания. В дальнейшем и на
всех других штабных должностях я следовал этому правилу, позволяющему достичь
наибольшего эффекта в освоении новой должности и познанию подчиненных. Я считал
своим долгом выступать на собраниях личного состава и на партсобраниях, причем
всегда тщательно к ним готовился, выступал экспромтом в тех случаях, когда
вопрос был предельно ясен самому и крайне необходим для постановки. При этом
старался говорить по делу, не раздражать людей пустословием.
Служба в штабе дивизии, именно в Одессе, открыла мне доступ в
штабы военного округа и воздушной армии. Я бывал там на научных конференциях,
общался с офицерами этих штабов при решении вопросов взаимодействия, что
значительно расширяло мой кругозор и служило своего рода академией. В Одессе
начались контакты и с военными моряками. Отношения с моряками Черноморского
флота становились более тесными, несколько раз приходилось бывать у них на
учениях в Севастополе, откуда всякий раз я увозил новые знания о флоте и самые
добрые впечатления о моряках. Планирование боевого применения войск и боевой
учебы, разработка планов учений и их проведение, организация боевого дежурства
и службы войск, поездки в войска для участия в различных мероприятиях и
контроля исполнения ими требований – обычные функции офицеров штаба.
Наступил 1969 год. Я ушел в отпуск – беспокоил радикулит. Поехал
один по путевке в Хосту. После санатория побывал на Кубани у родных, встретился
с братом Владиком и сестрой Лилией и 25 января возвратился в Одессу. 10 февраля
приступил к работе. 15 марта попал в госпиталь с аппендицитом, 31 марта вышел
на службу. Шла подготовка к учениям, которые должны были проводиться через
месяц. В апреле был на КШУ Черноморского флота. В Севастополе узнал и увидел
много нового, интересного. Впервые хорошо осмотрел легендарный город,
познакомился с начальником ПВО ЧФ капитаном 1-го ранга Геруновым Георгием
Антоновичем, офицерами отдела Павлом Александровичем Колычевым, Анатолием
Ивановичем Жарких, Владимиром Игнатьевичем Новых и Львом Константиновичем
Яськовым, который позже занимал должность начальника ПВО Черноморского флота.
Побывал на современном крейсере «Грозный», которым командовал капитан 2-го
ранга Петр Алексеевич Ушаков, в бухте Стрелецкой, Карантинной, Омега,
Камышовой. В тот период Черноморским флотом командовал адмирал Сысоев,
начальником штаба был вице-адмирал Мизин. Мне бросилась в глаза вежливость,
размеренность, неторопливость моряков, чего не хватало в Войсках ПВО.
Впоследствии я не один раз еще буду бывать у моряков-черноморцев в Севастополе
и всегда буду испытывать гордость за все, что связано с героической летописью
этого замечательного города.
13–14 июня с комдивом проводили согласование плана совместного
тактического учения с соединениями ПВО Болгарии и Румынии в Бухаресте и
Плоешти. Работали с генералом Константином Дрегичем – командиром 2 дивизии ПВО
Румынии, с полковником Станевым – командиром дивизии ПВО Болгарской народной
армии, штурманом ВВС и ПВО БНА полковником Демчевым. 17 июня состоялся разговор
по телефону с генералом Давыдовым, а 20 июня с генералом В. Н. Абрамовым. Оба
предлагали мне должность начальника штаба в своих соединениях. В июле началось
инспектирование нашей дивизии. Начальник штаба дивизии полковник В. С. Михайлов
находился в отпуске, поэтому мне пришлось в полной мере исполнять на этом
ответственном этапе его обязанности.
Генерал В. Н. Абрамов продолжает добиваться моего назначения к
нему в дивизию ПВО в Толмачево Новосибирской области. Не получается. Кадровики
армии тормозят, недовольны тем, что Абрамов «роется в чужом кармане» (по
выражению начальника оперативного отдела армии генерала Костина). Начальник
штаба армии генерал-лейтенант Ратушный приказал отправить ему на
предварительный просмотр материал по результатам действий дивизии на учениях,
который подлежал предоставлению инспекции.
12 июля комдив получил указания сверху о срочном оформлении
документов на полковника Михайлова для загранкомандировки. 20 июля инспекция
завершила работу. Разбор провел генерал-лейтенант артиллерии Антоненко. Оценка
положительная.
12 августа нашу дивизию посетил Главнокомандующий войсками ПВО
страны Маршал Советского Союза П. Ф. Батицкий. Он прилетел в Николаев на
Ту-134. Впервые я наблюдал встречу Главкома, видел его близко и даже докладывал
ему. Вместе с Главкомом прибыл и наш новый командующий армией генерал-лейтенант
авиации В. Д. Лавриненков. Генерал-полковник авиации А. Е. Боровых был назначен
командующим авиацией Войск ПВО страны вместо погибшего генерала Кадомцева.
Первая встреча с новым командармом Владимиром Дмитриевичем
Лавриненковым и короткий разговор с ним состоялись 26 августа в Одессе в
кабинете комдива. Командарм знакомился с дивизией, он был с членом Военного
совета генерал-лейтенантом Георгием Прокофьевичем Даниным. Я вошел в кабинет,
чтобы снять со стены карту с решением комдива. Представился командарму. Он
задал мне несколько вопросов, относящихся к прохождению службы, переспросил
фамилию. Впечатление было такое, что он что-то припоминает. Мне, как и всем офицерам,
хорошо было известно имя Владимира Дмитриевича, его подвиги в годы Великой
Отечественной войны, но близкого знакомства до этой встречи с ним не было.
Помню, он дважды прилетал в Стрый в 179 иап, однажды группа офицеров
сфотографировалась с ним. Не думал я и не гадал, что в последующие годы нас с
Владимиром Дмитриевичем сблизят армейские дороги, что мне придется быть в этой
же армии начальником штаба и более трех лет работать рука об руку с легендарным
летчиком Великой Отечественной войны, командармом, генерал-полковником авиации,
дважды Героем Советского Союза. С тех пор прошло немало времени. Много событий
в моей жизни связано с именем этого чудесного человека, сыгравшего заметную
роль в моей военной службе и судьбе всей нашей семьи.
В те дни в дивизии проводилось тактическое учение.
Представителем от штаба армии на учении был генерал-майор Куцевалов – зам.
начальника штаба армии. До этой должности он был начальником штаба 10 ОА ПВО
(Архангельск). В Киев был назначен с понижением. Причиной, кажется, послужил
пропуск нарушителя государственной границы воздушного пространства.
Тогда такие наказания были не редкостью. Командующий внимательно
присматривался к действиям руководства дивизии и боевого расчета командного
пункта дивизии. Он осмотрел КП. Мне пришлось сопровождать его и давать
пояснения. Помню, он остался недоволен. Дал мне указания, что и как нужно
сделать. Разговаривал со мной просто и, хотя я всякий раз вытягивался перед
ним, скованности не чувствовал. В завершение осмотра КП командующий сказал мне:
«Если ты человек, то поймешь меня без ругани».
Для меня этого было достаточно, чтобы впоследствии следовать
этому правилу и полностью выполнять указания командарма. В этой манере общения
Владимира Дмитриевича с подчиненными проявился весь его характер, его простота,
уважение, доверие и железная требовательность. Не выполнить однажды отданного
приказа командарма при таком подходе было просто немыслимо.
Учение стало для меня очередной хорошей школой, помогло
приобретению опыта в дивизионном масштабе. Впоследствии было очень много учений
на различных уровнях, но это первое, которое проводилось при большом количестве
посредников из штаба армии и в присутствии самого командарма, оказалось для
меня самым значительным. На нем я постигал азы оперативного искусства.
Несколько раз пришлось докладывать об обстановке генералу Куцевалову. Теперь
понимаю, какие то были корявые доклады, и сколько нужно было набраться терпения
опытному штабисту, каким был генерал Куцевалов, чтобы выслушивать их. А с какой
завистью я слушал самого генерала, его логические выводы. Позже я так же
завидовал лаконичности и логике мышления другого известного в войсках ПВО
штабиста генерал-лейтенанта П. Т. Андрющенко.
К этому периоду относится и такое событие, как знакомство нашей
семьи с полковником Георгием Гордеевичем Голубевым, Героем Советского Союза,
ведомым А. И. Покрышкина. С того времени Георгий Гордеевич, а позже и его жена
Александра Алексеевна, сын Гоша и дочь Наташа стали навсегда нашими друзьями.
Лично я познакомился с ним летом 1961 года, когда был назначен в штаб 19-ой
дивизии ПВО (г. Васильков) на должность старшего помощника начальника
оперативного отделения штаба дивизии. Кстати, начальником отделения в то время
был полковник В. С. Михайлов, а Георгий Гордеевич – зам. командира дивизии.
Тогда я сильно переживал вынужденный уход с летной службы, искал пути
возвращения к летной работе, добился своего и, когда проходил медкомиссию в
госпитале, встретился с Георгием Гордеевичем. Естественно, мы сблизились. Его
навещала жена Александра Алексеевна, приносила угощения, которыми он делился и
со мною. Моя семья проживала еще по старому месту службы в Умани. В Одессе я
познакомил Георгия Гордеевича со своей семьей, после чего завязалась наша
прочная дружба.
Георгий Гордеевич – большой патриот Родины, летчик покрышкинской
школы, жизнерадостный и деятельный по натуре человек. Он многое повидал и
перечувствовал, искренне верен фронтовым друзьям. Написал несколько книг о
войне в небе.
30 августа состоялся разбор учения. В докладах генералов
Куцевалова и Данина прозвучала похвала в мой адрес, я принял ее как аванс на
будущее. Каждый кадровый офицер не может не связывать свою службу с мечтою о
достижении больших вершин, мечтал о будущем и я. Это то, что называется
стремлением, а, если налицо стремление, значит, будет борьба с самим собою за
движение вперед. Без этого нельзя военному человеку. А содержанием борьбы
являются настойчивая учеба, самоусовершенствование, самоконтроль,
самодисциплина, приобретение опыта. И, когда ты чувствуешь, что «накоплений»
достаточно, чтобы стать на следующую ступеньку, можешь ждать продвижения по
службе. Оно будет закономерным, не имеющим ничего общего с карьеризмом.
Впоследствии я всегда придерживался правила открыто говорить с подчиненным о
его перспективе, чтобы он знал, к чему готовиться, и делал это целеустремленно.
Такой подход оправдывает себя. Скрывать перспективу офицера от него самого не
следует. Правда, обстоятельства не всегда позволяют так поступать, бывают
неожиданные вводные и скорые решения.
Учение стало для меня одновременно и пробой сил. Я уже вошел в
контакт с основным составом штаба, начальниками родов войск полковниками Иваном
Филипповичем Кононовым (ЗРВ) и Николаем Яковлевичем Божко (РТВ), фронтовиками,
бывалыми офицерами. Деловые взаимоотношения складывались и с их подчиненными, а
также со связистами и тыловиками, которыми командовали подполковник Петр
Ефимович Шаваран и полковник Иван Иванович Зарудный.
От кадровиков армии доходили до меня слухи о различных вариантах
моего нового назначения: Толмачево, Днепропетровск, Севастополь. Из нашей
дивизии должен был уйти советником в одну из зарубежных стран полковник
Михайлов, поэтому появлялась вакансия и на его место. Кадровики не торопились.
Я же особенно не отвлекался от исполнения своих обязанностей. Появилась новая
задача (после приезда к нам командарма) – строительство защищенного командного
пункта за чертой города. Продолжал придерживаться однажды и навсегда
заведенного правила – читать и перечитывать книги о войне, совершенствоваться,
оставляя на все остальное минимум времени.
Начальником политотдела дивизии был подполковник, затем
полковник, Николай Николаевич Беляев. Он давал поручения по своей линии, от
которых я, как правило, не отказывался. Мы еще долго поддерживали товарищеские отношения
с Николаем Николаевичем, пока он не уволился в запас в звании генерал-майора с
должности начальника политотдела МВИЗРУ (г. Минск). Основное время начальника
оперативного отделения уходило на составление планирующих документов, планов
приведения в боевую готовность, планирование проверки боевой готовности
дежурных сил и тактических учений с частями. При этом мы стремились
разнообразить тактику как нападающей стороны, так и своих войск. Сколько ломали
голову с операторами над разработками и планами учений! Наши части стояли на
прикрытии Одессы, Николаева, Херсона, Кишинева. Авиация вероятного противника
НАТО со стороны Турции могла использовать ряд преимуществ акватории моря,
действовать на предельно малых высотах, использовать элемент внезапности, а,
следовательно, все взаимодействующие силы ПВО оказывались в невыгодном
положении. Необходимо было принимать меры по раннему обнаружению противника и
предупреждению о нем огневых сил ПВО, повышать боевую готовность, отрабатывать
новые тактические приемы и способы действий, делать все, чтобы свести к
минимуму преимущества вероятного воздушного противника.
Немаловажной для меня являлась организация боевого дежурства
сменой КП и боевыми расчетами КП наших частей. Наша дивизия относилась к числу
приграничных. Нужно постоянно быть начеку, повышать бдительность. Отсутствие
моего начальника (он долго готовился в загранкомандировку) требовало от меня
также выполнения ряда функций, осуществляемых начальником штаба. Приходилось
часто бывать в частях и подразделениях, общаться со всеми категориями личного
состава. В то время командирами частей были: в Кишиневе – полковник Галюк, в
Одессе – подполковник Ю. А. Горьков, затем полковник Вйтюк, полковник Н. Я.
Божко, в Ананьеве – Г. Орликовский, в Николаеве – подполковник В. Н. Пилипко, в
Херсоне – полковник Н. И. Гаргола, в Арцизе – подполковник Н. Н. Усенко – все
разные по характерам, возрасту и опыту, но объединенные общей идеей, одной
целью.
Шел к концу 1969 год, готовились к подведению итогов за год. 11
ноября состоялось подведение итогов в дивизии. Начинался период подготовки к
новому учебному году. Для проверки нашей работы и оказания помощи к нам был
направлен зам. Главкома по боевой подготовке генерал-лейтенант авиации Н. К.
Гришков. Прошло много лет с той поры, но в моей памяти и многих других офицеров
Войск ПВО остается генерал Гришков Николай Калинникович, как высоко культурный,
творчески мыслящий и неутомимый в своем деле военачальник, у которого многому
можно было поучиться тем, кто шел на смену старой фронтовой гвардии.
27 октября познакомились с новым начальником штаба армии
генерал-майором авиации Львом Григорьевичем Пановым (в 1975 году я сменю его на
этом посту). У нас сложатся хорошие, деловые и дружеские отношения. В 1981 году
Лев Григорьевич, будучи в отставке, умер в Киеве. Это был энергичный, умный,
компанейский человек. Он хорошо знал свое дело, но в период лечения командарма
В. Д. Лавриненкова в госпитале в Москве у него обострились отношения с членом
Военного совета армии генералом И. Д. Стопниковым и он подал рапорт на
увольнение из Вооруженных Сил. Я очень благодарен генералу Панову за ту
значительную роль, которую он сыграл в моем поступлении в Высшую академию
Генерального Штаба им. К. Е. Ворошилова.
1969 год завершался. Полковника Михайлова в середине декабря
проводили в командировку, пока что он проходил подготовку в Москве. На меня
легли все обязанности начальника штаба. Но с назначением меня на должность
начальника штаба было неясно. Я знал, что Михайлов не желал этого назначения и
мог помешать.
Начальник
штаба дивизии ПВО
29 января 1970 года в 10.05 меня вызвал к телефону командарм В.
Д. Лавриненков и поздравил с назначением на должность начальника штаба. Я
поблагодарил командующего армии и заверил, что доверие оправдаю. В 1975 году я
по ходатайству Владимира Дмитриевича буду назначен к нему начальником штаба в
8-ю ОА ПВО. Но это будет позже. А пока продолжались рабочие будни штаба дивизии
все с теми же заботами. Шла активная деятельность по повышению боевой
готовности и бдительности, совершенствовались боевые порядки войск, строились
новые командные пункты дивизии, бригад, полков одновременно в Одессе, Кишиневе,
Николаеве, Херсоне, Ананьеве, оборудовались в инженерном отношении стартовые
позиции ЗРВ и позиции РТВ, проводились тактические учения, всевозможные
проверки. Личный состав жил напряженной трудовой жизнью, много работали
командиры всех степеней, штабы, политотделы. В апреле был назначен начальник
оперативного отделения полковник К. В. Фостери. Он прибыл из Новоземельской
3-ей дивизии ПВО. Следует сказать, что необходимой помощи от него мы не
получили. Грузный, нерасторопный, со слабой тактической и оперативной
подготовкой и хлипким здоровьем, он, не внеся должной лепты в деятельность
штаба, через год уволился и обосновался на своей родине в Одессе, к чему он и
стремился.
В августе произошла смена командиров дивизии. Л. М. Гончаров в
апреле получил звание генерала и был назначен комкором во Львов. Новый комдив
прибыл после окончания академии Генштаба. Им был полковник Михаил Демидович Черненко.
Встретил я его на полустанке Малая Одесса 13 августа. Смена
комдивов совпала с периодом борьбы с холерой в Одессе, вспышка которой
произошла из-за нарушения санитарных норм в городе, перегруженном отдыхающими.
Город был закрыт 8 августа. С этого момента выезд осуществлялся только через
карантинные (обсервационные) пункты со сроком пребывания в них не менее шести
дней. Были созданы чрезвычайные комиссии, принимались строгие и энергичные меры
по обеспечению безопасности людей, выдавались лекарственные препараты. Было
тревожное время. Мы не завидовали людям, оказавшимся запертыми в городе.
Несмотря на то, что в качестве обсерваторов использовалось 27 теплоходов,
большинство санаториев и школ, эвакуация занимала много времени. Был ограничен
выезд и для нас, военных. Карантин длился до первых чисел октября. Пишу об
этом, потому что личному составу дивизии пришлось испытывать дополнительные
нагрузки в связи с участием в мероприятиях по борьбе с общей страшной бедой.
9 ноября в дивизию прибыл маршал авиации Е. Я. Савицкий. Его
приезд всегда был связан с дополнительными хлопотами. Так и на этот раз.
Главной задачей маршала было проведение совещания с командирами авиационных
отрядов министерства гражданской авиации (МГА), дислоцирующихся в границах
ответственности нашей дивизии. Дело в том, что 28 сентября из Керчи на
предельно малой высоте был угнан в Турцию легкомоторный самолет типа «Морава».
Войска ПВО пропустили его, не смогли сбить. Приезд маршала имел целью совместно
с руководителями отрядов авиации МГА выработать противоугонные мероприятия:
ограничить заправку самолетов горючим и поднять высоту их полета в приграничных
районах страны до 300 м, чтобы они наблюдались дежурными РЛС дивизии. Но маршал
не мог не проверить боевую готовность дежурных сил. И проверил 10 ноября. Из-за
беспорядков в дежурном звене на аэродроме Арциз сорвался своевременный вылет
летчика капитана Норенко, а старший лейтенант Михайлов вылетел с опозданием,
когда цель уже вышла из района ответственности дивизии. В итоге многие были наказаны
в приказах Главкома и командующего армии. Был объявлен и мне строгий выговор от
командарма.
27 ноября командарм, начальник РТВ армии генерал Юсаков и я
слетали вертолетом на о. Змеиный, где дислоцировалась радиолокационная рота. На
обратном пути сели в Червоноглинском, приняли участие в торжественном ужине в
честь 25-летней годовщины 90-го иап и заночевали в авиагарнизоне.
Декабрь принес нашей семье радостное событие, связанное с
рождением сына – «одессита». Радость моя совпала с решением ответственной
задачи. В тот день по плану Главной инспекции МО дивизии предстояло учение «по
отражению удара воздушного противника». Инспекция закончила работу 25 декабря.
Меня поздравили с рождением сына, а я подумал, что его рождение в такое время
означает, что быть сыну военным и не ошибся – Андрей стал офицером. Так прошел
мой первый год в должности начальника штаба дивизии. Обо всем написать конечно
невозможно. Много было всего.
Комдив полковник М. Д. Черненко в первое время знакомства с
дивизией особенно не вникал в работу штаба, предоставлял мне полную
самостоятельность. Однако со временем он все больше начал опекать штаб. Стал
проявляться его настырный, упрямый характер. Не обладал он свойственной для
большинства военных подтянутостью, чистотой и лаконизмом речи, что давало повод
подчиненным для иронических высказываний. Обычно это было при проведении
совещаний. Михаил Демидович недостаточно следил за своим внешним видом, много и
где попало курил, но в трудолюбии ему нельзя было отказать. Он много бывал в боевых
порядках, постоянно разъезжал по частям. В то же время не любил управлять с КП
тренировками и учениями. По специальности он артиллерист, трудно осваивал
авиацию и медленно привыкал к планшету общей воздушной обстановки.
Сложный характер Черненко проявлялся все ощутимей, и, к
сожалению, наши отношения ухудшались, хотя внешне оба старались не подавать
этому вида. Позже, когда судьба повторно свела нас на службе в Управлении
армии, наши расхождения еще более усилились. Генерал Черненко был первым
заместителем командарма, а я – начальником штаба. В то время заболел В. Д.
Лавриненков. Михаил Демидович временно исполнял его обязанности и своим
поведением проявил некорректное отношение к командарму. Этим он подорвал
доверие к себе у офицерского состава Управления армии. По выздоровлении и
возвращении на службу В. Д. Лавриненкова нежелательность их дальнейшей
совместной работы стала очевидной. В конце 1977 года генерал Черненко был
назначен на вновь введенную в Прибалтийском военном округе должность
командующего ПВО округа, где занял «враждебную» позицию к Войскам ПВО страны.
Он стал нашим активным идеологическим противником, допустил немало выпадов
против испытанной и проверенной временем организационной структуры Войск ПВО.
Стал ярым сторонником ломки сложившейся системы. Характерно, что позже он понял
свой промах, сделал попытку реабилитировать себя, но ничего из этого уже не
получилось. Мы неоднократно встречались с генерал-лейтенантом М. Д. Черненко на
учениях и совещаниях в то горячее и сложное для Войск ПВО время. Не раз
излагали друг другу свои точки зрения по принципиальным вопросам строительства
системы ПВО. Наши взгляды существенно расходились, и после очередной встречи на
учениях в Прибалтике в 1984 году мы окончательно разошлись с ним во взглядах по
организации управления силами и средствами ПВО.
Но вернемся к повествованию. Серьезные неприятности произошли в
мае. Так, 7 мая при перелете с аэродрома Стрый в Арциз (аэродром
Червоноглинское) погиб сильный летчик полка, зам. командира авиаэскадрильи
капитан Р. С. Сайфулин. 19 мая при проведении ТУ потерял ориентировку экипаж
Як-28п из Запорожья, пилотируемый летчиками Батюком и Матюхой. Вернули их с
территории Румынии. Они зазевались и в безоблачную погоду, при отличной
видимости, спутали аэродром Червоноглинское со схожим с воздуха аэродромом
Когальничану на территории Румынии. Хорошо, что не сели там. После долгих
попыток все же штурманам наведения удалось связаться с экипажем и заставить
экипаж взять курс на свою территорию. Румыны подняли шум по дипканалам. Прибыла
московская комиссия. Разбиралась. Был приказ Главкома и командующего. Наказали
многих. Получил и я строгий выговор от командарма. Он был некстати. Я собирался
поступать в 1972 году в Военную академию Генерального штаба и к этому времени
уже подал рапорт. Нужно сказать, что эти же летчики в 1973 году столкнулись с
самолетом ИЛ-18 с пассажирами на борту в районе Запорожья, но, к счастью,
поврежденный ИЛ-18 благополучно произвел посадку.
27 мая при перелете иап из Ростова на аэродром Червоноглинское
(по плану учения) летчик капитан А. И. Крутоголовый произвел посадку с
убранными шасси на МиГ-19с. Самолет сгорел дотла. Это было невеселое зрелище. Я
прибыл раньше, чтобы провести на аэродроме подготовку с летчиками из Ростова
перед учениями. Знакомство с командиром прилетевшего полка полковником Н. М.
Куликовым, о котором слышал много интересного, произошло в необычной ситуации.
Мы оказались рядом с Куликовым, когда бежали к горящему самолету. Я не знал его
в лицо и принял вначале за офицера из транспортного полка, личный состав
которого ринулся к месту происшествия. ВПП была занята горящим самолетом,
остальные 19 самолетов садились на запасную грунтовую полосу. Меня беспокоила
судьба летчика, потерпевшего аварию, и тех, кто садился на грунт. Чем все кончится?
И тут я догадался, что рядом со мною бежит летчик ростовского полка. От него
пахло спиртным. Меня огорошила мысль: «А вдруг и остальные летчики в таком же
состоянии?» Спрашиваю у него: «Все такие?» Он отвечает: «Нет. Я один. Я
прилетел на Ан-26». У меня отлегло. Остальные 19 экипажей благополучно сели на
грунтовую полосу. Летчик горящего самолета выскочил из кабины и остался
невредим. Дальше мы пытались с помощью пяти пожарных машин потушить пожар,
спасти самолет, но он догорал, распластавшись на бетонке, залитой пеной,
«салютуя» рвавшимися снарядами боекомплекта пушек.
Прошло учение «Юг» под руководством Министра обороны Маршала
Советского Союза А. А. Гречко. Дивизия продолжала решать поставленные задачи и
по итогам 1971 года получила высокую оценку. Мой друг Н. Н. Усенко был назначен
сначала в управление армии, в боевую подготовку авиации, затем комдивом на
Новую Землю. Меня Военный Совет утвердил кандидатом на учебу в ВАГШ.
До конца мая 1972 года служба проходила стабильно, без встрясок.
Год был более спокойный, чем 1971-й. Я втягивался в свою роль начальника штаба
соединения. Много общался со штабами ОдВО и ВА, со своим главным штабом.
Увеличивался круг знаний, шире становился кругозор. Чувствовал себя уже более
уверенно.
31 июля комдив поздравил меня с зачислением в Военную академию
Генерального штаба (ему сообщили из ГУКа о подписании приказа Министром
обороны). Эта была поистине великая радость, добрая весть. А сколько до нее
поступало тревожных сигналов: то числюсь в списках, то не числюсь и т.п.
Наконец, 10 августа была получена телеграмма о моем зачислении в ВАГШ с
приказанием прибыть в академию к 25 августа.
18 августа сдал должность начоперу полковнику Королю. В 17.00 на
совещании комдив объявил о моем убытии на учебу. Я поблагодарил весь коллектив,
который всегда помогал мне в службе. Семь лет прослужил я в 21 дивизии ПВО на
должностях начальника штаба истребительно-авиационного полка, начальника
оперативного отделения и начальника штаба дивизии. Это были годы большого
труда, пробы сил, непрерывной практики, совершенствования знаний, приобретения
опыта работы с коллективом, войсковой закалки. Все пройденные в дивизии
должности принесли мне большую пользу. При каждом назначении я задавал себе
один и тот же вопрос: «А справлюсь ли?» Всегда волновался, сталкиваясь со
многими неизвестными, и понимал всю степень ответственности за выполнение
возложенных на меня задач. Встречалось много трудностей, преодоление которых
требовало больших усилий. Когда не знал, что делать, как поступить, вспоминал отца
(ему доставалось похлеще – строить новую жизнь после революции 1917 года).
Подсказывали решения и книги, примеры ветеранов,
товарищи-сослуживцы. Учит человека все, что его окружает, зримое и незримое,
нужно уметь только им пользоваться. Больше всего дают люди. Поэтому я тепло
поблагодарил своих дорогих сослуживцев, которые навсегда остались в моей
памяти. Товарищи подарили мне портфель и авторучку. 19 августа я вылетел в
Москву, чтобы начать новый важный виток в своей военной жизни.
Часть 3
Слушатель академии Генерального штаба. Москва, 1972–1974 гг.
С 25 по 31 августа шла подготовка к занятиям. С нами знакомились, распределяли по группам, выдавали ордера на квартиры (я получил квартиру на ул. Вернадского, 25). Встречали свои семьи. 27 августа приехала и моя семья, устраивались с жильем.
Слушателей на курсе немного. Академия расположена в переулке Хользунова. Начальник академии генерал армии Семен Павлович Иванов, начальник факультета – генерал-лейтенант Иван Максимович Ковалев, его заместитель – генерал-майор танковых войск Герой Советского Союза Михаил Степанович Пискунов, первый заместитель начальника академии – генерал-полковник Михаил Павлович Повалий, заместитель по науке – генерал-лейтенант танковых войск С. И. Радзиевский, начальник кафедры оперативного искусства – генерал-лейтенант Федор Филиппович Гайворонский. В нашей первой группе 11 человек из различных видов и родов войск от зам. командующего воздушной армией до офицеров оперативных штабов. Точнее, один зам. командарма генерал-майор авиации И. С. Трофимов, три заместителя командиров дивизий, четверо начальников штабов дивизий, один комбриг подводных лодок капитан 1 ранга В. А. Парамонов, подполковник В. У. Миронов из Генштаба и подполковник С. С. Алферов из оперативного управления ГСВГ. В классе у каждого свой стол и секция сейфа. Мне досталась секция полковника Г. С. Титова, из выпуска 1972-го года. Руководителем группы был генерал-майор Иван Васильевич Сутормин. 1 сентября начались занятия. Первую лекцию «О характере современных войн» прочитал начальник академии. Обращаясь к нам с напутствием, он сказал: «Знания нужно брать не только из лекций преподавателей, но и добывать их самим».
Пошли дни интересной учебы. Всем нам было нелегко, не хватало времени – занимались по 8 часов плановых занятий и 2 часа обязательной самоподготовки. Мы быстро перезнакомились в группе. Из Войск ПВО на курсе нас было только двое – я и подполковник Владимир Алексеевич Белоусов, с которым впоследствии мы прослужим вместе более шести лет в Главном штабе Войск ПВО.
Нас возили на полигоны, по всем академиям, знакомили с вооружением и техникой всех родов войск. Это значительно расширяло кругозор слушателей. Наиболее интересно читались лекции генералами Н. А. Асриевым, И. И. Ануриевым (доктор наук), И. И. Джорджадзе (доктор наук), М. П. Повалием (доктор наук) и др. Главным предметом было оперативное искусство. Я буквально заслушивался на всех лекциях, жажда знаний была огромная, и программа предусматривала все необходимое для их расширения и углубления. Лекции чередовались с групповыми семинарскими занятиями и самостоятельной работой. В группе каждый из нас был ответственным за определенные предметы в зависимости от своей принадлежности к виду ВС, т.е. держал связь с соответствующей кафедрой и дополнял преподавателя. Мне пришлось «курировать» кафедры ПВО и Истории военного искусства и стратегии. Учеба набирала темпы, начались зачеты. К занятиям привыкать было трудно – сказывался большой перерыв в учебе. Я ведь не учился с 1959 года, большинство же окончили Военную академию им М. В. Фрунзе и др. четыре-пять лет назад. Нам, «спецам» из ПВО, ВВС, ВМФ, было тяжеловато. Большие задания давали на кафедре марксизма. Времени на все не хватало. Нужно было заботиться о семье, в которой трое детей, сыну всего около двух лет, поддерживать переписку с одесситами, уделять внимание родным и друзьям, которые навещали нас в Москве.
Устраивались встречи слушателей с видными военачальниками периода Великой Отечественной войны. Запомнилась встреча с генерал-полковником Покровским, бывшим начальником штаба Западного фронта. Генерал посвятил свои воспоминания подготовке и проведению Белорусской операции (25-летней давности). Он с любовью говорил о белорусском народе, об его страданиях под немецким игом. С сожалением сказал о том, что проходит время, уходят из жизни боевые товарищи, многие руководители фронтов ушли, не оставив дневников, своих письменных воспоминаний. В военные годы все были слишком заняты, много работали, откладывая события только в голове, потом одних вырвала смерть, другие стали забывать, т.е. возникал пробел в нашей истории. Генерал рекомендовал вести дневники. Он высказал мысль, что в мирное время непростительно не вести дневников, а оканчивающие Академию Генерального штаба просто обязаны это делать. Пусть в них будет много шелухи, но она потом отсеется и останется необходимый костяк. Он сказал: «Я еще не встретил в своей среде никого, кто бы вел дневник! А это же мирный период и оправданий нет». Генерал был прав. Мне также не приходилось встречать среди своих знакомых ведущих дневники. А то, что я веду дневник, вызывало удивление у самых близких друзей, которые считали это чем-то особенно ценным. Даже В. Д. Лавриненков, которому я открыл свою тайну в конце апреля 1985 года, был сильно удивлен, когда я зачитал ему несколько страниц, касающихся нашей совместной службы в Киеве.
11 декабря 1972 года состоялась встреча с Анастасом Ивановичем Микояном, видным государственным и политическим деятелем. Беседа посвящалась 50-летию образования СССР. Анастас Иванович очаровал нас своей внешностью, опрятностью, скромностью, умением держаться в президиуме и на трибуне. Он говорил без бумаги, последовательно и четко излагал события того времени. Рассказал о том, как возник у В. И. Ленина план создания Союза Советских Социалистических республик, что из себя представляло в то время население нашей страны (143 млн. человек, из них 30 млн. вели феодальный образ жизни, 6 млн. – патриархальный) и какое наследство оставил нам царизм! А сейчас?! Спутники, человек в Космосе, на Луне луноход, автоматика и др., международный авторитет. Какой скачок, какой расцвет наций! Все это подтверждение того, что Союз был создан правильно, что он был необходим.
Мне об А. И. Микояне много рассказывал отец, знавший его лично еще с конца 20-х годов. И я написал ему о встрече с Микояном.
23 декабря в ЦДСА состоялось торжественное собрание по случаю 50-летия образования СССР. Доклад сделал начальник Генерального штаба генерал армии В. Г. Куликов, без ошибок и оговорок, ясно и четко.
30 декабря в 20.00 Москва салютовала в честь 50-летия СССР 50-тью залпами. Сын Андрей успел увидеть два последних залпа. Новый год встретили с женой в кинотеатре «Октябрь».
Учеба в разгаре. Нас изматывали семинары по марксистско-ленинской подготовке. К каждому требовалось изучить от пяти до девяти источников. Проводил семинары по понедельникам начальник кафедры полковник В. И. Морозов. Особенностью нашей первой группы было то, что у нас вели занятия начальники кафедр или их заместители. Любые комиссии начинались с присутствия на занятиях в нашей группе. Вид большого начальства смущал нас, налагал дополнительную ответственность при подготовке к занятиям. Мы всегда ждали лекций начальника академии генерала армии С. П. Иванова, который хотя и читал их монотонно, но был хорошо осведомленным военачальником. В годы войны он занимал высокие посты, повидал многое. Знал еще больше. Иногда он отходил от текста лекции и вспоминал детали, нигде до этого не описанные. Некоторые из них мы и старались уловить и запомнить. Генерал в лекциях об операциях Великой Отечественной войны, как правило, называл фамилии многих командармов, приводил содержание докладов тов. И. В. Сталину, его ответы и т.п. Он говорил: «Действовать на войне по желанию – значит, быть сумасшедшим. На войне необходим трезвый ум полководца, опирающийся на реальные возможности и расчеты». В 1983–1987 гг. мы встречались с С. П. Ивановым на заседаниях редколлегии журнала «Военная мысль».
Семинары по стратегии вел генерал-лейтенант П. А. Федоров, наш, из Войск ПВО. Ему трудно было отвечать. Он требовал детальной проработки материала, каждый семинар оформлял схемами построения докладов, чрезмерно увлекался цифрами. Кажется, излишне оригинальничал, любил новые анекдоты. Я его понимал плохо. Преподаванию стратегии ему что-то мешало.
27 января проводилась конференция, посвященная 30-летию битвы под Сталинградом. С докладом выступил Маршал Советского Союза В. И. Чуйков, а также другие участники боев: генерал С. П. Иванов, генерал Глебов, генерал-полковник авиации Селезнев и др. Сильное впечатление произвел доклад Маршала В. И. Чуйкова. Он говорил густым басом, неторопливо. По голосу, построению речи, суровому закаленному лицу чувствовалась громадная воля, решительность и непреклонность в достижении цели.
Групповые занятия по ПВО вел генерал-майор Н. М. Олейников, бывший офицер оперативного отдела армии ПВО. Очень сухой человек. Проводил занятия в темпе, не любил давать пояснений, не терпел малейших вольностей слушателей. Мне, как пэвэошнику, было неловко за него перед товарищами. Однажды на занятиях рассматривался вопрос организации ПВО при переправе войск через водную преграду. Отвечал я, и в докладе назвал ротные и батальонные средства ПВО, переправляемые в первую очередь, «легкими системами», а дивизионные и армейские – «тяжелыми». Генерал придрался, я сослался на методику, что вызвало у него еще большее раздражение. В перерыве он высказал недовольство моим поведением старшему группы полковнику В. С. Еремину, а, встретившись со мною в коридоре, пообещал вызвать меня к начальнику академии, пригрозив, что на этом моя учеба закончится. На что он собирался пожаловаться, я так и не понял. Мнение группы разделилось: одни не находили в моем поведении ничего оскорбительного, другие считали иначе. Я же отнес вспыльчивость преподавателя к его плохому в тот день настроению и по окончании занятий принес свои извинения. На этом конфликт был исчерпан. Каждый из нас оставался самим собою. К чести нас обоих, мы никогда впоследствии не вспоминали этот день – 30 января 1973 года. Николай Михайлович был руководителем моих выпускных работ – реферата и диплома. Обе работы получили высшие баллы. Мы долго встречались с ним после моего окончания ВАГШ, оказывали друг другу услуги, обменивались мнениями, касавшихся дальнейшего совершенствования системы ПВО страны и преподавания предмета в академии.
В середине февраля произошла смена начальников академии. Вместо генерала армии С. П. Иванова начальником ВАГШ стал генерал армии И. Е. Шавров (танкист). Генералы вошли в лекционный зал вместе. Рапорт принял И. Е. Шавров, генерал С. П. Иванов закончил лекцию по истории военного искусства. Слушатели зааплодировали. Мы обратили внимание на то, что преподаватели начали осуждать прежнего руководителя, заговорили о больших недостатках, о работе на «корзинку» и т.п. Это огорчало. Замена руководителей была и будет, но зачем же так быстро перестраиваться и принимать осуждающую позицию тем, кто был рядом с человеком, вместе работал и участвовал в выработке решений. Такое положение, между прочим, в Вооруженных Силах сохраняется. Простительно отрицательно отзываться о бывшем начальнике тем, кто и при его деятельности не был с ним в согласии. Тем же, кто всегда подобострастно встречал начальника, громогласно приветствовал его действия, так внезапно переходить в другой лагерь непристойно. Академия преподавала нам и такие уроки жизненной школы.
Шло время, проучились уже полгода. Учиться стало полегче. Втянулись, усвоили методические приемы преподавателей. Они изучили нас, мы их. Стала сплоченнее наша группа.
Оригинально читал лекции генерал-полковник Повалий. Он заканчивал войну под Берлином в должности начальника оперативного отдела 47-ой армии. Начинал лекцию по истории военного искусства (ИВИ) тихим голосом, неторопливо, впечатление такое, будто беседовал с нами, быстро заинтересовывал, приводил много фактов, называл фамилии командиров, умело пользовался схемами при раскрытии эпизодов. Создавалось такое впечатление, что, несмотря на ясность и глубину изложения, что-то нам недосказывалось, заставляло нас домысливать нераскрытые связи. Тем самым мы активно участвовали в лекции или «беседе». Генерал Повалий имел богатый военный опыт. В нем чувствовался большой ум. Мне нравилось следить за его выражением лица со строгими, словно отточенными, чертами.
Толково читал лекции по ИВИ и полковник В.А. Мармазин, заменивший генерала С. П. Иванова.
На командно-штабных учениях в академии нам с В. А. Белоусовым приходилось выполнять по очереди роль командующего или начальника штаба армии (фронта) ПВО. Подчиненных и у нас не было, их функции мы выполняли сами. Оформляли на карте решение, писали пояснительную записку, составляли боевые приказы, распоряжения и отчетные документы. Такая нагрузка шла на пользу, обогащала практикой.
19 апреля 1973 г. мне было присвоено очередное воинское звание – полковник. Всякое звание радует, но этого звания я ждал особенно.
Оно являлось закономерным, ибо в должности по категории, соответствующей этому званию, я был около шести лет. Присвоение званий в группе считалось особым событием и, как и дни рождения, отмечалось всей группой. 20 апреля мы собрались в ресторане «Спортивный» в Лужниках, где провели время за дружеским столом.
Мы учились проявлять друг к другу больше терпимости, уважения, избегали резкости в отношениях. В то же время наше «общество» являлось хорошим зеркалом, в котором мы видели друг друга без прикрас, со всеми присущими нам недостатками и положительными сторонами. На недостатки не стеснялись реагировать своевременно и смело. Мы знали, что впереди такого «зеркала» не будет, и в случае каких-то отклонений сразу не скажут, не помогут. Это могут сделать только в том случае, когда забредешь слишком далеко, и без парткомиссии не выкарабкаешься. Так случилось с И. С. Трофимовым спустя шесть-семь лет после учебы. Его в звании генерал-лейтенанта авиации сначала понизили в должности с командарма до заместителя, а затем уволили. Аналогично закончил службу и наш любимец, весельчак Павел Васильевич Корчагин. Его досрочно уволили в звании генерал-майора артиллерии. Иногда мы пытались предугадать будущее своих товарищей. Оказывается, это сложное дело. Даже для нас, которые фактически были уже созревшими, установившимися и определившимися, прогнозы почти полностью не оправдались. Так, И. С. Трофимов к тому времени был уже несколько лет генералом (1930 года рождения). Он значительно опережал нас во всех отношениях. Был намного выше всех в вопросах военной науки. Что и говорить, развитый, умный, смелый летчик, освоивший не один десяток самолетов. Учился отлично. Мы предполагали, что он в свое время станет Главкомом ВВС, а судьба повернулась иначе.
Моложе всех был Николай Гайдук. Материал он излагал вразумительно, никогда не терялся, имел твердый голос, хорошую память, крепко сложенную фигуру – все, что нужно командиру. Но Николай так и не преодолел дивизионного звена.
Всем думалось, что далеко шагнет танкист Александр Ежак с его пытливым умом. Способным слушателем был Анатолий Петрович Смирнов. Он несколько лет успешно командовал дивизией и армией на Дальнем Востоке. В 1983 году был назначен зам. начальника Главного штаба СВ, но вскоре умер. Большое стремление вырваться вперед имел Виктор Сергеевич Еремин, старший нашей группы, однако жизнь распорядилась по-своему. Служба его ограничилась должностью зам. командующего войсками округа по вневойсковой подготовке. Уволился он в 1990 году в ЛенВО в звании генерал-лейтенанта.
О семье. Жили на проспекте Вернадского. Старшая дочь Ирина приехала в Москву в 1972 году, раньше нас на полтора месяца. Без чьей-либо помощи сдала экзамены в Московский экономический институт им. Плеханова, но на очное отделение не прошла по конкурсу, оставили на вечернем. Она работала и училась. Младшая дочь, Оля, училась в восьмом классе, Тамара работала. Я выполнил обещание, возвратил ее в Москву, правда, пока еще временно. Андрюша подрастал. 25 апреля он сильно заболел, отравился рыбой, пришлось положить в больницу, там спасли от отравления, но простудился и заболел воспалением легких. 5 мая забрали его домой полуживого, еле выходили. От моих родителей шли невеселые письма, по которым можно было судить о приближении конца. Первой «сдала» мама, слабела. Долго не получал писем от брата, он тяжело болел. Было ясно, что он тоже долго не протянет. Так и случилось – 1978 год стал для него последним годом жизни.
Интересной была поездка слушателей нашего курса на Северный Флот 6–10 июня.
Многое увидели. Побывали в Мурманске, Североморске, выходили на кораблях в
Баренцево море на пуски БР с АПЛ, осматривали современные атомные подводные
лодки, побывали в музее КСФ.
15 июня заменил партбилет № 03494189. Новый билет вручил начальник ПО академии
генерал-полковник Ф. А. Мажаев.
В июне присутствовал на защите дипломов у двоих своих товарищей из ПВО – старшекурсников П. П. Шпакова (впоследствии командарм 1-ой армии ПВО ОН) и В. И. Дикушина. Обе защиты не произвели впечатления, повторялись прописные истины.
Генеральный секретарь КПСС Л. И. Брежнев побывал в ФРГ и США, взаимоотношения между ведущими странами двух систем несколько смягчились. Тот выпуск слушателей академии прошел под девизом «Максимально использовать временную разрядку, ускорить продвижение в экономике».
Сдавали экзамены и мы. Первый 18 июня – «История войн и военного искусства». Я получил четыре балла. Обидно. Историей занимался много, срезался на стратегической обороне. Последним, 30 июня, сдал «Оперативное искусство», принимал генерал-лейтенант Ф. Ф. Гайворонский, поставил четверку. С генералом Ф. Ф. Гайворонским пришлось часто встречаться впоследствии на различных совещаниях в Генштабе, в диспутах по написанию «Основ ведения операции» и в редакции «Военная мысль». Это заметный ученый. Будучи заместителем начальника академии по науке, он внес большой вклад в теорию военного искусства.
Август (отпуск) провели в Холмской у родителей. Мама безнадежно болела, с 15 августа она слегла окончательно, отнялась речь. До окончания отпуска я не отходил от нее. Тяжело было сознавать, что провожу последние дни с самым дорогим мне на свете человеком. Сколько хорошего и доброго связано с мамой, сколько расставаний и встреч, а какая теплота и материнская любовь ждала тебя всегда дома и ощущалась вдали от него! Не хотелось верить, что через считанные дни мы навсегда расстанемся с мамой, счастье и радость которой заключались только в нас, детях. Сколько пришлось ей пережить в жизни с суровым отцом и с нами в годы войны и голода. Какой это был неиссякаемый для нас источник душевной теплоты и ласки! Теперь он угасал навсегда, оставляя лишь память. 11 сентября мама скончалась. 13 сентября ее похоронили. На похоронах встретились с братом Владиком. С этого дня начались мытарства отца. Вот когда он в полной мере испил всю горечь утраты и, наверное, не один раз пожалел о прошлом, о срывах в отношениях с мамой.
15 сентября я вернулся с похорон и включился в учебу. Время на втором году учебы позволяло чаще заглядывать в арсеналы библиотеки академии, и я начал читать редкие исторические книги. Переписывался с Владиком, его детьми Олегом и Галей. Писал своим друзьям в Холмскую, сослуживцам в Одессу. Регулярно переписывались с отцом и сестрой Лилей.
Среди слушателей шли разговоры о начальнике академии, генерале И. Е. Шаврове. Было очевидно, что серьезного вклада в науку он не внесет. Пока его деятельность в академии ознаменовалась тремя новшествами: учреждением дополнительных постов для проверки пропусков в учебных корпусах; введением дежурства слушателей по академии; приказом для слушателей быть на занятиях в кителях. Естественно, от таких нововведений храм нашей военной науки не возвысился.
Продолжаю рыться в библиотеке. Удалось прочитать дневники военного министра (1861–1881 годы) Д. А. Милютина, «Мозг армии» Шапошникова, «Великие полководцы истории» Н. С. Голицына и др.
В мире новая вспышка военного конфликта. 6 октября Израиль напал на Египет и Сирию. Несколько раньше разыгралась трагедия в Чили. События подтверждали, что нынешний мир не может жить долго без войны. Мы уже привыкли к академии и начали даже высказывать свои критические замечания. Прежде всего, академию редко посещали высшие руководители Вооруженных Сил. Не видели мы в ее стенах и Министра обороны, Главкомов всех видов Вооруженных Сил. Начальник Генерального штаба был один раз, и то на выпуске. Неравномерно распределялась нагрузка учебных планов, мы были то чрезмерно загружены, то заняты пустяками. Неохотно в академии расставались с устаревшей тематикой, что загромождало учебный процесс малополезными вещами. Теперь положение как будто изменилось.
По мере более тесного общения в группе и наблюдения за реакцией каждого из нас в тех или иных ситуациях складывались более точные характеристики коллег. Не всем удавалось сохранить тактичность и вежливость в отношениях. Первым отрицательно проявил себя И. С. Трофимов. Произошла крупная ссора из-за пустяка между нашим моряком В. Парамоновым и И. Трофимовым. Игорь положил в портфель Парамонова гантели. Можно было обойтись смехом и только. Но моряк чрезмерно рассвирепел и, в буквальном смысле, «вылил ушат грязи» на Трофимова. Мы все были удивлены неуместными и ненужными оскорблениями в адрес Трофимова. От этого поступка Парамонова остался тяжкий осадок на душе. Несмотря на вредный характер Игоря Трофимова, он не заслуживал такого оскорбления. Павел Корчагин чрезмерно увлекался спиртным. Ему рано пришлось расстаться с военной службой.
Как-то обособленно, по-тихому, вели себя генштабист В. У. Миронов и С. С. Алферов. Они больше действовали по принципу сторонних наблюдателей, когда разгорались в группе дискуссии по некоторым вопросам тактики и оперативного искусства. На них лежала печать исполнителей чужой воли. Оба были незаметными, но умели очень красиво оформлять карты и другие графические документы. У них чувствовался большой опыт службы в крупных штабах. Семен Семенович Алферов рано закончил службу в редакции «Военно-исторического журнала», а полковник Миронов после окончания академии несколько лет продолжал службу в Генеральном штабе.
Учеба расширяла наши интересы. Академия находилась на вершине военной надстройки государства, что позволяло нам обозревать не только Вооруженные Силы, но и заглядывать в другие сферы государственной системы. Мы видели, какую громадную работу проводили ЦК КПСС и Советское правительство для обеспечения мира. Годы нашей учебы совпали с активной деятельностью руководителей партии и правительства в этой области. Значительным толчком в развитии экономики нашего государства стал подъем народа, вызванный празднованием 50-летия образования СССР, внутри партии важным событием по укреплению рядов и активизации деятельности явился обмен партийных документов. И в то же время нельзя было не видеть негативных явлений в некоторых слоях нашего общества: участились случаи хищения, обусловленные страстью к наживе, все чаще сообщалось в печати о взяточничестве, протекционизме, бюрократизме, слишком быстро распространялось пьянство. Все это мрачной тенью ложилось на наше советское государство. Появлялось все больше расхождений между словами и делами руководителей государства и партии, которых мы не могли не заметить. Когда же задавали на кафедре марксизма-ленинизма вопросы: «Что же происходит?», следовал один ответ: «Мол, эти явления не характерны в целом для нашего общества, и для извращений социалистической морали и вредных тенденций нет оснований». Оснований нет, а факты налицо! Вот здорово! Потребовалось более десяти лет, чтобы открыто признать ту опасность, которую представляли для нашего общества те, казалось бы для некоторых руководителей, малозначащие отклонения. Пришлось принимать самые решительные меры по наведению порядка в партии и государстве. Начало этому было положено после смерти Л. И. Брежнева Ю. В. Андроповым и в конце концов закончилось при М. Горбачеве крахом КПСС, развалом СССР и крушением социалистического строя.
Учеба наша приближалась к концу. На занятиях стали появляться кадровики из ГУКа с целью более близкого знакомства с нами. Знакомый полковник Шипка, заговаривая со мною, намекал на службу в Генштабе. Меня это огорчало. В Генштабе застревать не хотелось.
24 декабря состоялся партактив академии по декабрьскому Пленуму ЦК КПСС. Мне предложили выступить от слушателей 1-го и 2-го курсов. Начало: в 15.30. Сидим рядом с И. Трофимовым, прошу его помочь составить план выступления. Он шутит: «Не хочу, чтобы и меня посадили с тобой». Лев Шустко (наш секретарь) показывает из президиума четыре пальца, выступаю четвертым. Суть наспех составленных тезисов: о трудовом подвиге нашего многонационального народа и его значении для обороноспособности государства; об одобрении слушателями политики партии; о критическом выступлении тов. Л. И. Брежнева, как примере признания ошибок и их осуждения; о недостатках в нашем учебном процессе и т.д. Выступление, судя по реакции зала, кажется, удалось, некоторые даже зааплодировали. Позже мне передадут, что понравилось оно и начальнику академии.
Начались беседы с кадровиками. Приезжал из ГУКа полковник Г. А. Богданов. В беседе с ним предварительно остановились на более реальном варианте будущего назначения – на должность начальника штаба корпуса ПВО.
19 января нас с В. А. Белоусовым пригласили в Управление кадров Войск ПВО. Беседовал с нами генерал-лейтенант авиации Н. Л. Трофимов. Я сказал ему о своей готовности служить в отдаленных районах, так как до сих пор там не служил.
С 1 по 15 февраля 1974 года был в отпуске. Съездил на Кубань и в Тамбов к родственникам жены Рыбаковым. И снова занятия, теперь уже по плотному графику, впереди защита диплома. Все к тебе присматриваются. Подрастает сын, требует все большего внимания.
12 марта необычный и памятный день. Мне была устроена встреча с командующим Московским округом ПВО генерал-полковником авиации, дважды Героем Советского Союза А. И. Колдуновым и членом Военного Совета генерал-полковником Н. В. Петуховым. Разговор шел о моем возможном назначении начальником штаба 16 корпуса ПВО в Горький. Я дал согласие. Это при условии, если Главкомат не выйдет с моей кандидатурой на должность начальника штаба Отдельной армии ПВО, сказал командующий.
Условились, что командующий МО ПВО сделает все необходимое, чтобы я служил в округе. При этом командующий говорил о целесообразности пройти ступень начальника штаба корпуса, которая откроет мне дальнейшую перспективу и добавил: «Ты еще прослужишь в генеральских званиях лет 15». Пророчество командующего сбылось, я прослужил в звании генерала 16 лет.
Встречу с командующим устроили начальник штаба округа генерал-лейтенант Н. П. Мильченко и начальник Управления кадров округа полковник О. С. Куприянов, впоследствии генерал-лейтенант. Беседа с командующим МО ПВО оказалась для меня очень своевременной, потому что кадровики ГУКа намеревались назначить меня по окончании академии в Генеральный штаб, чего я очень не хотел. Теперь же появилась надежда избежать этого назначения. Так я познакомился с будущим Главкомом Войск ПВО, рядом с которым в будущем проработаю не один год.
В двадцатых числах марта стало известно о том, что представление к назначению меня на должность подписано командующим МО ПВО и направлено в ГУК.
28 марта узнал о серьезном заболевании нашего командарма генерал-полковника авиации В. Д. Лавриненкова, который лежал в одном из госпиталей в Москве, но где точно, я не знал. Нужно было непременно узнать и проведать его.
30 марта сдавали экзамены по стратегии. Принимал генерал М. И. Повалий. Отвечал вроде бы как нужно, тянул, как говорится, на отлично. Повалий задал вопрос, в каком докладе, где и когда тов. Брежнев сказал, что наличие у нас ракетных войск стратегического назначения является «сдерживающим» фактором для империалистов. Естественно, сразу найти ответ на такой вопрос трудно. Подумав, я ответил, что главное не в том, где сказано, а в наличии самих стратегических ядерных сил. Они для этого создавались и являются «сдерживающим» фактором с 1961-го года для тех, кто нам угрожает. Генералу Повалию не понравился такой ответ и он приказал мне сходить в библиотеку, взять второй том речей Брежнева, найти, где сказано об этом, и доложить. Оказалось, это было сказано Брежневым в 1971 году на вручении г. Харькову ордена Ленина. Я передал книгу очередному входящему в класс, кажется Саше Агудову, и попросил положить ее на стол перед генералом. Вдруг из класса выходит генерал П. А. Федоров и паническим хриплым голосом произносит: «Что Вы наделали, погубили все!» В руках у него книга, он приказывает взять ее, войти в класс и лично вручить генералу Повалию, что я и сделал. После чего четыре балла мне были обеспечены.
Справедливости ради нужно заметить, что отличные оценки в группе строго лимитировались и их ставили порою не за знания, а за общественные нагрузки, которые возлагались на слушателей. Как правило, пятерки «расходовались» на старшин курсов, старшин групп, партсекретарей и т.п. В любом случае на группу лимит пятерок при зачетах составлял не более четырех, чтобы общий балл был не слишком высок и преподавателя не обвинили в мягкотелости.
17 апреля повторный вызов к генералу Н. Л. Трофимову. Он спросил, не изменил ли я своего решения. Я ответил: «Нет». Он сказал, что командующий А. И. Колдунов остался обо мне после беседы хорошего мнения. Генерал Трофимов предупредил также о предстоящем вызове на Военный Совет Войск ПВО, но предварительно со мной должен был познакомиться начальник Главного штаба генерал-полковник В. Д. Созинов. 18 апреля мы прибыли в Управление кадров на ул. Интернациональной, 8, чтобы вместе с другими товарищами выехать в Главный штаб Войск ПВО. Приехали в Главный штаб, но встреча с генералом Созиновым не состоялась, он оставался за Главкома, был занят и не смог нас принять.
19 апреля мы были на Военном Совете. Председательствовал генерал-полковник В. Д. Созинов. Разговор был коротким – 2 минуты. Зашел, доложил. Поздоровались. Мне объявили о том, кем и куда меня предполагают назначить, и спросили, как я к этому отношусь. Был задан вопрос: «Как учитесь?» В. А. Белоусов намечался на должность комдива в 10 ОА ПВО (Архангельск).
Возвратившись в академию, мы сосредоточили все свое внимание на дипломных работах. Настроение мое улучшилось, потому что угроза назначения в Генштаб теперь уменьшилась, ибо на Военном Совете войск наши кандидатуры были уже рассмотрены.
28 апреля произошла смена начальника факультета. Вместо генерала Ковалева был назначен генерал-лейтенант К. С. Ганеев с должности зам. командующего СаВО. Новый начальник знакомился со слушателями и академией. Узнали мы также об увольнении генерал-полковника М. И. Повалия, вместо него назначался генерал-полковник А.Г. Щурупов, командующий войсками ОдВО. Естественно, замена эта была неравнозначна. Нам казалось, что с уходом из академии генералов С. П. Иванова и М. И. Повалия погаснут последние звезды из когорты военачальников периода Великой Отечественной войны. После них академию будут возглавлять менее яркие личности.
Я продолжал поддерживать связи с Одессой. Товарищи писали о положении дел в дивизии, изменениях в личном составе, в штабе. Комдив М. Д. Черненко укомплектовывал штаб на свой лад. Он считал, что в штабе могут работать буквально все, кто хочет. По этому поводу между нами состоялся разговор перед моим отъездом в академию. Я был против такого подхода, но, к сожалению, комдив не послушался моего совета. В итоге штаб дивизии ослабел. А сам генерал Черненко через некоторое время был назначен зам. командующего армией. Комдивом стал полковник В. И. Дикушин. Он окончил академию на год раньше меня. Тогда мы успели познакомиться и подружиться. Дружбу сохранили на все годы совместной службы и до настоящего времени. Дикушин прослужил на должностях командира дивизии и корпуса в Одессе и Ростове 12 лет. В 1984 году был назначен начальником вспомогательного командного пункта Главнокомандующего войсками ПВО «Запад» в Минске, затем представителем ПВО Войска Польского в Варшаве. С этой должности и уволился.
Валентину Ивановичу было очень трудно в Одессе, он оказался без надежной опоры, которую представляет собой хорошо сколоченный штаб, который легко было ослабить, но сколько потом понадобилось времени, чтобы снова его укрепить. Это произошло уже при моем участии, после моего назначения начальником штаба 8 ОА ПВО.
9 мая 1974-го года с женой и сыном направились на Красную площадь и в Серебряный переулок в госпиталь им. П. В. Мандрыки, чтобы навестить и поздравить с Днем Победы Владимира Дмитриевича Лавриненкова. На Красной площади было много ветеранов войны, был открыт Мавзолей, народ праздничный, веселый. Направляемся в госпиталь. Узнаем, что Владимир Дмитриевич переведен в госпиталь им. Н. К. Бурденко. Пошел дождь. Возвратились домой. В 17 часов еду один к Владимиру Дмитриевичу. Быстро нахожу его, с ним жена Евдокия Петровна. Тепло встретились. Поздравил их с праздником. Владимир Дмитриевич сказал, что операция уже прошла. Удалили большую опухоль в области груди. Видно было, как много пережил он на первом этапе лечения. Его выздоровление продлится еще долго. Человек, побывавший на краю жизни, особенно осознает ее ценность. Помню, Владимир Дмитриевич сказал мне тогда: «Живем мы, стремимся к званиям, должностям и т.д., а все это никому не нужный хлам, когда оказываешься на краю жизни, то позавидуешь здоровому шоферу». Мы даже выпили по чарочке за жизнь и здоровье. Я доложил ему о том, как развиваются события по моему назначению после окончания академии. Владимир Дмитриевич одобрил их. Дал мне советы. Главный из них – уметь ценить людей, повежливее с ними обращаться. О многом говорили еще, вспоминали свою армию. Расстались в 20 часов.
15 мая повторно навестил Владимира Дмитриевича. На этот раз он показался слабее, разговаривал лежа, говорил подробнее о перенесенной операции, показал шов на груди. Затем поднялся, надел пижаму и продолжал разговор, прохаживаясь по палате. Ему делали в тот период облучение. Через 40 минут мы расстались. Евдокия Петровна собиралась на несколько дней в Киев, а Владимира Дмитриевича должны были перевести на десять дней в Болшево.
От своего отца получил письмо, он находился в больнице, просил сообщить о моих перспективах. Узнаем, что председателем госкомиссии по выпуску нашего курса назначен генерал-полковник В. Л. Говоров, командующий МВО. Диплом перепроверяется, вносятся уточнения, исправляются ошибки и т.д.
5 июня первый экзамен по философии. Ночь спал нормально. Сравнительно спокойно. Иду уверенно. Сдаю на отлично. Одной ногой, считай, за порогом академии.
15 июня защита. Оценили в 5 баллов. Это была победа, которая означала, что доверие Войск ПВО, пославших меня в академию, оправдано. Ведь из большого количества желающих поступить в академию из наших войск удостоились такой чести только двое. Мы обязаны были хорошо учиться. На радостях помчался к Владимиру Дмитриевичу доложить ему результаты. Командарм отдыхал, я передал информацию через Евдокию Петровну.
18 июня умер маршал Г. К. Жуков. Народ потерял своего военного гения. Сообщение об этом последовало в газетах 20 июня. В этот же день с генералом В. Возным, приехавшим из Киева в Москву, проведали Владимира Дмитриевича. 21 июня жену положили в больницу на операцию.
26 июня беседа с начальником Главного управления кадров генерал-полковником И.Н. Шкадовым. Изменений в предстоящем назначении не последовало.
29 июня вручение дипломов. Волнующий день. Церемония началась в 10.00. Дипломы вручал начальник Генерального штаба ВС СССР генерал армии В. Г. Куликов. Сфотографировались на память. 1 июля прием в Кремле. 2 июля объявлен приказ о назначении. Тут следует вернуться к беседе с начальником ГУК генералом Шкадовым. Она проходила 26 июня в присутствии членов мандатной комиссии. Генерал Шкадов спросил: «Как Вы сами смотрите на то, что Вас после академии назначают на должность начальника штаба корпуса? Этот корпус по своему составу меньше, чем 21 дивизия ПВО, где Вы работали начальником штаба до академии». Я ответил, что смотрю на это положительно. Корпус для меня новая ступень, это оперативное соединение в отличие от дивизии, и я прошу утвердить назначение. В итоге командующий МО ПВО победил. Я был назначен начальником штаба 16 корпуса ПВО в г. Горький.
3 июля Тамаре сделали операцию. Хирург Фархад-Хан-Ахмедович. Удалили желчный пузырь с камнями. Дважды в этот день побывали у нее всей семьей. Она находилась в больнице до 17 июля. Каждый день навещали ее с детьми.
16 июля представился руководству МО ПВО. Беседовали со мною командующий и член Военного Совета округа. Командующий говорил об особенностях корпуса, на чем сосредоточить внимание. Напоследок пошутил: «Будешь работать, генералом станешь, не будешь – подполковником сделаю». Поинтересовался семьей. Связался по телефону с комкором Н. Л. Кульбаковым, дал указания о моем устройстве. От командующего зашел к начальнику штаба округа. Николай Петрович Мильченко поздравил с назначением, сказал, что рад тому, что наши служебные пути снова сошлись (мы служили вместе в 28 корпусе ПВО), пожелал мне долго не засиживаться на этой должности.
Представился также заместителю командующего генерал-лейтенанту В. П. Виноградову и начальнику оперативного управления округа полковнику Е. В. Калашникову. Встречи и беседы оставили хорошее впечатление, воодушевили меня на работу в округе. Было ясно также и то, что от меня ждут большого вклада в общее дело боеготовности.
17 июля забрали Тамару из больницы, а 21-го у нее разошелся шов. Пришлось снова обращаться в больницу, назначены перевязки, а на 26 июля были взяты билеты в Горький. Замотался с отправкой контейнеров, вместе с письменным столом отправил и билеты, но об этом спохватился лишь на вокзале 26 июля, в день отъезда.
Постепенно разъезжаемся, прощаемся с товарищами по академии. Пребывание в Москве и учеба закончены. Позвонил в Горький, попросил встретить и приготовить жилье. Разговаривал с зам. начальника штаба полковником Архангельским, он пообещал сделать все, что необходимо.
Начальник штаба 16 корпуса ПВО. г. Горький
Прибыли в Горький из-за повторной покупки билетов не тем поездом, которым планировали. Он пришел на два часа раньше, около шести утра, и, естественно, нас никто не встретил. В 7.45 подошли два УАЗа, и мы отправились в отведенное для семьи жилье (временное): двухкомнатная квартира в новом доме на седьмом этаже. В квартире были расставлены солдатские кровати и раскладушки с постелями. Спасибо товарищам, позаботились. Семья-то большая, трое детей и трое взрослых.
29 июля 1974 г. представился командиру корпуса генерал-майору Николаю Илларионовичу Кульбакову. После непродолжительной беседы с ним комкор представил меня офицерам управления. Тут же впервые познакомился с бывшим начальником штаба генерал-майором Владимиром Яковлевичем Гембаржевским. Он пробыл в этой должности 12 лет. Очень опытный и известный в войсках округа человек.
Он познакомил меня со штабом, размещением, особенностями и т.п. В этот же день я приступил к изучению боевой задачи корпуса и наиболее важных документов. Корпус готовился к учениям. Комкор предложил вместе с ним побывать в частях корпуса его северной группировки. Это было кстати, так как мне предстояло быть на учениях в своей должности начальника штаба. Поездка с комкором по войскам оказалась очень полезной. С 29 июня по 2 августа мы облетели на вертолете многие отдаленные части и подразделения.
12 августа в торжественной обстановке проводили в запас генерала Гембаржевского Владимира Яковлевича и одновременно с ним, к новому месту службы, начальника ЗРВ корпуса полковника Акчурина Расима Сулеймановича. Он был назначен зам. командира корпуса к Н. Н. Усенко в соседний корпус ПВО в Ярославль. С этого времени начались мои обычные будни в должности начальника штаба. Я старался сравнивать некоторые стороны жизни и постановки вопросов в корпусе и 21-й дивизии. Четко были видны особенности и отличия. Начал потихоньку внедрять новое, но делать это старался незаметно, не позволяя себе таких выражений, как «а у нас в Одессе было лучше» и т.п. Здесь, например, слабее был штаб, не уделялось должного внимания боевому дежурству (сказывался глубокий тыл, отсутствие нарушителей воздушных границ), управление корпуса фактически не занималось вопросами взаимодействия с ВВС, флотом и др.
В Горьком не было штаба Военного округа и воздушной армии, как в Одессе, что влияло на отпечаток работы штаба корпуса, она была более ритмичной и спокойной. В корпусе в то время служили: полковник Николай Прокофьевич Гвозденко, ставший позже командиром корпуса ПВО во Ржеве, затем начальником КП МО ПВО, генерал-майор авиации; полковник Сергей Степанович Евдокимов, начальник политотдела, впоследствии командовал Высшим политическим училищем Войск ПВО в Ленинграде, генерал-лейтенант; полковник Владимир Георгиевич Царьков, начальник авиации корпуса, впоследствии командующий ОА ПВО в Свердловске, МО ПВО, затем Первый зам. Главкома Войск ПВО по ПВО СВД – генерал-полковник авиации; подполковник Владимир Серафимович Ярошенко, сменивший полковника Р. С. Акчурина в должности начальника ЗРВ, впоследствии начальник штаба ЗРВ Войск ПВО, генерал-лейтенант; полковник Е. Ф. Вовненко, впоследствии начальник РТВ ОА ПВО, генерал-майор; подполковник Игорь Борисович Кавырин, зам. начальника политотдела, затем инструктор отдела в административных органах ЦК КПСС, генерал-майор; подполковник Борис Анатольевич Красавин, начальник отдела КГБ, впоследствии начальник управления КГБ СССР. С перечисленными сослуживцами по корпусу я до конца воинской службы поддерживал тесную связь. С большинством из них наши дороги впоследствии сходились вновь. В оперативном отделе постоянно работали подполковник К. А. Кириллов, подполковники Н. П. Коновалов, С. М. Брюквин, Л. Д. Зарубицин.
Больше всего внимания уделял органам управления. Каждый свой рабочий день начинал с КП корпуса. Продолжали строительство нового КП корпуса, защищенного СКП на аэродроме в Правдинске. Планировали переоборудование КП иап в Маршанске и т.д. Сталкивался с неисполнительностью, принимал меры. Бывал в частях и подразделениях. Приближался период подведения итогов. Иногда вспоминал 8-ю армию. Там все было лучше. Но воспоминаниями делу не поможешь. Нужно сделать, чтобы было хорошо и здесь.
Присматривался к командиру корпуса. Обстоятельный, неторопливый. У него выработаны свои методика воспитания и стиль работы. Мне командир нравился, было чему у него поучиться. Между нами сразу установились доброжелательные отношения. Я чувствовал постоянную поддержку Николая Илларионовича. Добрые отношения между нами сохранились до его кончины в 1989 году.
3 ноября мы прибыли в Москву на подведение итогов за год. Приезд этот принес мне неожиданную и очень приятную новость. Трудно даже сейчас передать словами те чувства радости и восторга, которые охватили меня в то время. А суть известия заключалась в том, что мне предложили возвратиться в свою армию на должность начальника штаба армии. Как выяснилось, об этом ходатайствовал Владимир Дмитриевич Лавриненков. Подробности того, как все происходило, нет необходимости излагать в этих кратких записках. Скажу только о самом важном. На совещании 4 ноября во время перерыва мне передали, чтобы я завтра прибыл в УК ВПВО (Управление кадров). Доложил об этом своему командиру и попросил его в свою очередь доложить командующему округа. Мы с комкором удивлены, в догадках. Кадровики ничего не хотят говорить. Я же предполагал, что ищут кандидатуру на должность начальника штаба авиации ПВО.
5 ноября с Интернациональной вместе с полковником В. П. Акимовым (из УК) выехали на Черную в Главный штаб. В 12.00 принял начальник Главного штаба генерал-полковник В. Д. Созинов.
Беседа. «А что, если мы Вас назначим на армию?» Еще два-три вопроса и он берет трубку и докладывает Главкому: «Товарищ Маршал Советского Союза, разрешите зайти к Вам с полковником Красковским» и тут же четкое: «Есть!» Идем с ним с третьего на второй этаж. Я остаюсь в приемной, генерал Созинов зашел в кабинет Главкома. Через 8–10 минут последовал звонок. Адъютант Главкома полковник Щукин передал вызов к маршалу. Волнуюсь, вхожу в большой кабинет, вдали небольшой стол Т-образной формы, за ним массивная фигура Главкома Маршала Советского Союза Павла Федоровича Батицкого. Делаю три шага, останавливаюсь и громко докладываю: «Товарищ Маршал Советского Союза! Начальник штаба 16 корпуса ПВО полковник Красковский по Вашему приказу прибыл». Замечаю на лице маршала вроде улыбки. Смелею, генерал Созинов сидит за приставным столиком, наблюдает за нами. Маршал приглашает сесть. Сажусь напротив генерала Созинова. Главком говорит, кивая в сторону генерала Созинова: «Вот по его предложению думаем назначить Вас начальником штаба 8-й армии. Там сейчас сложная обстановка. Командарм больной. Армия большая. Знаю, что Вы хорошо работали начальником штаба полка, дивизии. Как сейчас дела в корпусе? Кто им сейчас командует – Кульбаков?» Я вставляю: «Николай Илларионович». Маршал: «Знаю его». Затем: «Ну, взысканий много получил?» Отвечаю: «Пока нет». Созинов: «А по службе войск?» Маршал ему: «По службе войск проще всего нахватать взысканий. Даже тебе сегодня можно объявить взыскание за солдата в расстегнутой шинели, который попался мне на пути. Как здоровье?» Отвечаю: «Еще не болел». Маршал: «Ну еще бы болеть в 43 года, в этом возрасте еще подковы гнут. Я начал болеть в 60 лет». Беседа длилась с 12.32 до 12.38. Выхожу от Главкома первым, через 5 минут вышел генерал Созинов, и мы пошли опять к нему в кабинет. Начальник Главного штаба, напутствуя, предупредил меня, что назначение продлится долго, будет трудным. Рекомендовал о беседе с Главкомом доложить только комкору. С остальными не говорить. В этот момент зашел полковник В. П. Акимов и спросил начальника Главного штаба, идти ли нам на беседу к генерал-полковнику авиации А. Е. Боровых. Созинов ответил: «Никаких бесед».
Возвращался я в Горький вечером поездом под сильным впечатлением. 8 ноября в разговоре по телефону с генералом Мильченко, касаясь моей встречи с Главкомом, он сказал: «Такое бывает один раз в жизни!» Позже мне стало известно со слов В. Д. Лавриненкова, что это была его инициатива. Главком предлагал ему взять любого начальника штаба из других армий, более опытного, но Владимир Дмитриевич остановил свой выбор на моей кандидатуре и уговорил Главкома назначить меня. Однако, совсем противоположное мнение по поводу моего назначения имел наш командующий округом генерал-полковник авиации А. И. Колдунов. Он возмутился сразу, как только узнал о плане моего перемещения. Еще до моего прибытия на Интернациональную 5 ноября он уже позвонил генералу Трофимову и собирался просить Главкома, чтобы меня не назначили в 8-ю армию. Можно было понять командующего. Округу это перемещение было ни к чему.
11 ноября подвели итоги в корпусе. Присутствовал начальник штаба округа генерал-лейтенант Н. П. Мильченко. После выехали на КП. Начальнику штаба округа понравилась реконструкция КП – в нем стало просторнее, светлее, удобнее. Был доволен и комкор, который, как он признался, и не предполагал, что можно так удачно все сделать.
Мы стали готовиться к комиссии из Москвы. 18 ноября кадровики предупредили меня, что может последовать внезапный вызов в Главное управление кадров. 20 ноября потребовали в срочном порядке данные для представления в ЦК КПСС (характеристики, автобиографию и др.). Документы в этот же день были отправлены в Москву нарочным прапорщиком Голубчиком. Я продолжал энергично заниматься подготовкой штаба, командного пункта к приезду Главкома. Люди ответственно относились к встрече Главкома и хорошо трудились. Особенно кипела работа на КП под руководством майора А. П. Виноградова.
26 ноября мы встретили комиссию из штаба округа во главе с зам. командующего по боевой подготовке генерал-лейтенантом А. М. Дзызой. Комиссия должна была проконтролировать готовность корпуса к учебному году, а я получил команду от начальника управления кадров округа полковника В. А. Теплова к 9.00 28 ноября прибыть в Москву на ул. Интернациональную, 8 (УК войск ПВО).
28 ноября я в Управлении кадров у генерала Н. Л. Трофимова. От него в сопровождении полковника В. П. Акимова выехал в Главный штаб. Состоялась напутственная беседа у начальника политуправления войск генерал-полковника И.Ф. Халипова. Он рекомендовал правильно строить взаимоотношения с людьми, начинать работу на новом месте осмотрительно, не разводить подхалимов, делать все возможное для облегчения работы командующего армией В. Д. Лавриненкова. Было сказано, что теперь я буду входить в состав Военного Совета армии, а значит, придется заниматься и политическими делами. Беседа закончилась проверкой партийного билета. В общем, было сказано все необходимое.
29 ноября последовал вызов на Военный Совет. Разговор с Маршалом Советского Союза П. Ф. Батицким в этот раз состоялся в присутствии членов Военного Совета – начальника политуправления ПВО генерала И. Ф. Халипова, начальника Главного штаба ПВО генерала В. Д. Созинова, генералов Боровых, Гулаева, Берегового и др. Маршал задал мне несколько вопросов, в том числе: «Как учился в ВАГШ? На какую тему писал диплом? Как защитился? Бывал ли на полигонах и в качестве кого? Какую оценку получили за стрельбы?» и др. Задавая эти вопросы, он обращался и ко всем членам Совета, как бы приглашая их к участию. Затем Маршал сказал о том, что в моей жизни наступает переломный момент, рекомендовал упорно работать над собой, восполнять естественный недостаток знаний в вечерние часы и свободное время. Тепло отозвался о командующем армии В. Д. Лавриненкове, сказал, что к этому легендарному человеку нужно относиться бережно и с большим уважением. «У Вас должно быть особое чутье в работе и по отношению к командарму». В заключение Маршал спросил: «Понимаешь, что от тебя требуется?» Ответил: «Понимаю, товарищ Маршал Советского Союза!» Члены Военного Совета поддержали мою кандидатуру. На этом вызов закончился, по времени это заняло 10 минут – с 12.05 до 12.15. С тех пор прошло много лет, я часто вспоминаю беседы с Маршалом П. Ф. Батицким, генерал-полковником И.Ф. Халиповым. Их уже нет в живых, но в моей душе навсегда осталась благодарность за их мудрые советы, которым я непременно следовал.
Наступил декабрь. Развернулась учеба по планам нового года. Комкор Н. И. Кульбаков, как только узнал о результатах моего вызова на Военный Совет, ушел в отпуск и уехал отдыхать по путевке. Мы не успевали встречать и провожать комиссии из округа, они ломали все наши планы, и тем не менее, мы старались их выполнять. На базе нашего корпуса командующий округа решил провести оперативный сбор руководящего состава округа, что явилось существенной дополнительной нагрузкой. За комкора остался его заместитель полковник Н. П. Гвозденко, по натуре беспокойный, очень ответственный человек. Между нами с первых дней установились хорошие отношения. Мне нравился Николай Прокофьевич своим добросовестным отношением к служебным обязанностям, принципиальностью в оценках действий подчиненных и сослуживцев. Я всячески поддерживал его и перенимал от него все лучшее.
30 декабря возвратился из отпуска комкор. Он заехал в штаб 31 декабря и, как ни странно, заслушал о делах в свое отсутствие не Н. П. Гвозденко, а начальника политотдела полковника С. С. Евдокимова. Со мною комкор лишь поздоровался. Я с уважением относился к своему командиру, но некоторые его действия были трудно объяснимы.
2 января затребовали фотографии, по словам полковника И. Г. Ивахника, для присвоения звания. И в то же время до меня доходят слухи иного плана: якобы в «верхах» сомнение – смогу ли справиться с предназначаемой должностью, не слишком ли быстрый рост? Такие слухи огорчали, хотя и не было уверенности в их достоверности. Чаще подобные разговоры слышал от Н. П. Гвозденко. Все это не способствовало спокойной работе. 9–10 января прошел оперативный сбор. Мы выполнили возложенные на нас задачи по его подготовке и организации.
11 января расстались с участниками сборов. В день их разъезда в столовой Дома офицеров устроили ужин. Я ближе познакомился с командным и политическим составом соединений Московского округа ПВО, а также командующими родами войск, Начальниками управлений, отделов и служб округа ПВО. Нас с Н. П. Гвозденко поздравили с успешным завершением сборов. Всем понравился уровень проведенных на сборах занятий и мероприятий. В них был вложен немалый труд офицеров управления и частей корпуса, на базе которых проводились занятия. Многие поздравили меня с предстоящим перемещением по службе. Главное было в том, что мы с Н. П. Гвозденко выполнили свой долг. Сделали все на этом этапе подготовки, чтобы не подвести корпус. Правда, было обидно, что комкор, как мне казалось, недооценил нашей роли с полковником Гвозденко. Он больше общался с начальником политотдела полковником С. С. Евдокимовым. У них все было «правильно» и «гладко». У нас же с полковником Гвозденко были иные отношения и подход к делу. Мы часто спорили, докапывались до истины, однако это не портило наших товарищеских отношений. Впоследствии Н. П. Гвозденко будет командовать корпусом во Ржеве, продолжать службу на других должностях в МО ПВО и между нами по-прежнему будут сохраняться хорошие отношения. Я благодарен Николаю Прокофьевичу за устойчивость этих отношений. Было досадно, что он не поладил с начальником политотдела корпуса полковником Рыбальченко, в результате чего они оба были освобождены от должностей. К неприятностям по службе в то время у генерала Н. П. Гвозденко прибавилось личное горе, связанное с трагической гибелью сына, выпускника авиаучилища.
Но вернемся к оперативному сбору. Подготовка к нему и проведение помогли приобрести мне опыт в методике подготовки и проведения такой формы занятий с офицерами. Впереди будет еще не один сбор оперативного масштаба, который придется организовывать и проводить в полном объеме, нести ответственность за качество занятий, и я всегда вспоминал почему-то не дивизию, а корпус, опыт, полученный там под руководством скрупулезного и «назойливого» заместителя командующего округа по боевой подготовке генерал-лейтенанта Александра Матвеевича Дзызы. Конечно, в подготовке хорошо проведенных занятий непосредственное участие приняли многие командиры, офицеры штаба и командного пункта корпуса. Особенно большую лепту внесли начальник авиации корпуса полковник В. Г. Царьков, начальник ЗРВ подполковник Б. С. Ярошенко и многие другие.
На сборах был и мой друг, сослуживец по 8-й армии, генерал Николай Никитович Усенко, командир Ярославского корпуса ПВО. Мы все же нашли время недолго побывать с Никитичем в нашей семье, затем отправились вместе к поезду. Разъехались все участники сбора, и жизнь корпуса пошла по плану боевой и политической подготовки. Комкор решил продолжить прерванный отпуск, а мы, его заместители, трудились каждый над решением своих задач.
14 января более трех часов проводили занятия с офицерами управления по современным взглядам военной науки на войну и способам ее ведения, используя доклады Министра обороны Маршала Советского Союза А. А. Гречко и начальника Генерального штаба М. В. Захарова, сделанные ими за последние годы. Занятия вызвали большой интерес у всех офицеров. В свободное время, дома, продолжал читать и перечитывать книги о войне. Выручала домашняя библиотека, которую начал собирать еще в лейтенантские годы. 16 января позвонил в ГУК своему товарищу по командной академии ВВС полковнику Г. А. Богданову и узнал от него о возможном скором вызове в ЦК, материал был уже там.
20 января. Понедельник. Утром провел первое построение офицеров штаба корпуса. То было нововведение. С этого времени построения личного состава управления и штаба корпуса по понедельникам проводились регулярно. Они способствовали повышению дисциплины. Я продолжал готовиться к новой должности. Она настолько высока и объемна, что невольно задавал себе вопрос – а справлюсь ли?
22 января по просьбе Н. П. Гвозденко вылетел на Ан-14 в Моршанск посмотреть, что из себя представляют КП и СКП, посоветовать командирам иап и ртп, как их переоборудовать. Там меня застал вызов в ЦК на 24 января 1975-го года. Решив вопросы в Моршанске 23 января, возвратился в Горький. Билеты в Москву были взяты на вечерний поезд. Ко мне зашел начпокор полковник С. С. Евдокимов. Он беспокоился, чтобы я не наговорил в ЦК чего-нибудь лишнего. Успокоил его обещанием не делать этого.
Вызов в ЦК КПСС
Вызывалась в ЦК та категория офицеров, которая назначалась на должности командиров дивизий и выше, кто относился к номенклатуре ЦК КПСС. Беседы проводились в административном отделе.
В тот день, 24 января 1975 г., путь в ЦК начал с ул. Интернациональной. Меня сопровождал до площади Ногина кадровик полковник Г. И. Ивахник. Ровно в 10.00 прошел проходную и направился к подъезду № 6 нового здания ЦК. Предъявил контролеру партийный билет, после сверки со списком мне дали точный адрес: шестой этаж, кабинет № 651. Поднимаюсь на лифте. Нахожу комнату с номером 651 с указателем фамилий товарищей Москалева и Маслова. Рядом комната № 650, на табличке фамилии Е. А. Сизова и В. А. Хохлова (будущие генералы, мои сослуживцы; Е. А. Сизов – начальник политотдела Главного штаба войск ПВО, В. А. Хохлов – зам. начальника по политической части ГУВ ВПВО (Главного управления вооружения). Жду приглашения, осматриваю холл, в здании тишина. В 10.25 проходит мимо незнакомый товарищ, называет меня по имени и отчеству и приглашает пройти к Анатолию Евгеньевичу Волкову. Догадываюсь, что это и есть Москалев (А. Е. Волкова знаю с 1964 года, встречался с ним в ЦК и в 1965 году). Беседа с Волковым длилась около часа, в основном, о делах в корпусе, о состоянии частей, выполнении планов боевой подготовки, о состоянии дисциплины. Анатолий Евгеньевич когда-то служил в этом корпусе, хорошо знал дислокацию частей и все особенности. Интересовался командирами частей, тонко коснулся характеристик комкора и начпокора. Здесь я был краток и говорил только о положительных моментах их деятельности. Сказал о своем отношении к Н. П. Гвозденко и о том, что его передерживают в должности. Далее была просьба высказать свое мнение о начальнике штаба округа генерале Н. П. Мильченко и командующем генерал-полковнике А. И. Колдунове. Я сказал, что командующий округа является для всех военнослужащих округа большим авторитетом, а начальник штаба – крупный специалист, знаток своего дела, с богатым опытом. Со мною «согласились». Был также задан вопрос об особенностях столичного округа по сравнению с Киевской армией. Ответил, что в округе больше ощущаешь пульс жизни войск, все новое. Затем последовал переход к серии вопросов, касающихся 8 ОА ПВО: «Как расцениваете Ваше назначение на новую должность?» Ответил: «Как большое доверие ЦК и Главкомандования Войсками ПВО страны». Волков поинтересовался состоянием здоровья, семьей. Ему было известно, что жене летом сделали операцию и она временно не работает. После чего продолжили разговор о 8 армии ПВО, о создавшемся положении после заболевания командарма, о возникших разногласиях между двумя руководителями генералом М. Д. Черненко (1-й зам.) и генералом Л. Г. Пановым (начальник штаба), которые, не идя навстречу друг другу, нанесли ущерб общему делу и проявили неуважение к своему командарму. Положение в армии пошатнулось.
Штаб оторвался от войск, ослабло управление, что отрицательно сказалось на общем состоянии дел в армии, и, в том числе, на работе с молодыми кадрами. Была подчеркнута важность моего назначения в армию, выполняющую ответственную боевую задачу. Говорилось и о том, что армия по боевому составу и значению среди объединений Войск ПВО страны занимает второе место после Московского округа ПВО. Подчеркивалось то, что придется работать в тесном взаимодействии с местными партийными и советскими органами (в границах ответственности армии два ЦК КП – Украины и Молдавии). Утверждение меня членом Военного Совета означало начало работы в военно-политической области. Примерно в 11.30 тов. Волков кому-то позвонил, доложил о беседе со мною и попросил принять нас. Разрешение было тут же получено. Товарищ, с которым он разговаривал, оказался зав. отделом ЦК Василием Ивановичем Друговым. Впоследствии еще не один раз буду в ЦК встречаться с ним, А. Е. Волковым, А. Н. Сошниковым и другими и каждый раз буду испытывать огромное волнение, связанное с тем большим доверием, которое оказывают мне в таком высоком и авторитетном учреждении, как ЦК КПСС, и которое я обязан оправдать.
Вошли в приемную В. И. Другова, где находилась секретарша. Волков зашел в кабинет сразу, я задержался. Через 5 минут пригласили меня. Вхожу, здороваемся с Друговым, он жестом приглашает сесть, напротив меня сидит А. Е. Волков. В Другове чувствуется работник ЦК посолиднее тех, с кем уже познакомился. Плотный, среднего роста, с седеющими черными волосами, широким лбом и умным взглядом. Вопросы похожи на те, что были уже заданы Волковым. Было сказано о значении воспитания воинов, о том, что это дело всего народа и что теперь, готовясь к встрече 30-летия Победы, необходимо использовать в воспитании героическое прошлое советского народа, традиции Вооруженных Сил, а также сохранять государственную и военную тайну.
Беседа длилась около получаса. В заключение Другов сказал, что меня утвердят в должности начальника штаба – первого заместителя командующего армией и члена Военного Совета. Прощаемся. Я благодарю, даю слово оправдать высокое доверие. Зашли опять в кабинет Волкова. Он поздравил меня. Тепло расстаемся.
В 12.00 выхожу из здания ЦК и на автомобиле еду на Интернациональную. Там интересуются подробностями, поздравляют. Затем еду в штаб округа, где, прежде чем доложить начальнику штаба генералу Н. П. Мильченко, встречаюсь с Е. В. Калашниковым и генералом В. И. Богословым. Начальник штаба беседует со мной основательно, около 40 минут. Он выясняет у меня все подробности, кто и о чем спрашивал в ЦК, и, убедившись, что я не наговорил лишнего, остается доволен. В 17.00 заехал на кафедру ПВО в ВАГШ, встретился с ее начальником генералом Н. А. Асриевым. На кафедре рады моему назначению. Николай Александрович обещает доложить об этом начальнику академии генералу армии Шаврову. Тепло попрощался с преподавателями, в том числе с генералом Н. М. Олейниковым, руководителем моей дипломной работы. Инцидент между нами давно забыт. Наши отношения с Николаем Михайловичем не ухудшились. Вся наша группа высоко оценила старания генерала дать нам прочные знания. Мне же генерал оказал большую помощь в работе над дипломом.
25 января я возвратился в Горький. Был субботний день. В штабе корпуса встретились с Н. П. Гвозденко. Поговорили с ним, рассказал ему о поездке, встречах и разговорах в ЦК КПСС.
Завершение службы в корпусе. Отъезд в армию
Теперь было ясно, что недолго осталось мне служить в Московском округе ПВО. Можно было подвести черту под непродолжительной службой в корпусе. Позади смущения, что сменяю генерала Б. Я. Гембаржевского, прослужившего в должности начальника штаба корпуса свыше 12 лет, человека, знавшего корпус как свои пять пальцев, к которому привыкли и которого уважали сослуживцы разных уровней. Мне предстояло повернуть их к себе, найти в них опору, бережно отнестись к тому, что сделано моим предшественником, и, по возможности, тактично внести свежую струю, основываясь на опыте службы в приграничном районе и полученных в академии знаниях. Главным для меня являлись вопросы боевого управления, боевого дежурства и организации штабной службы. Это, конечно, вовсе не означало, что меня не интересовали другие проблемы. Трудно назвать, что не касается начальника штаба, но всегда в качестве постоянных и временных вопросов при каждом новом назначении следует выделять основные. Этому правилу я следовал неизменно.
В штабе моим ближайшим помощником стал начальник оперативного отдела полковник Ким Андреевич Кириллов (впоследствии генерал-майор, начальник Гражданской обороны Свердловской области). Ким Андреевич не так давно на штабной работе, всего два года, до этого был командиром ЗРП. Опыта только набирался. Отличался большой усидчивостью, стремлением к знаниям, хорошо понимал характер современной войны, роль, отведенную в ней всем силам и средствам ПВО. Мне нравились эти качества и я с удовольствием помогал ему в становлении. Правда, несколько мешала ему сухость в отношениях с людьми. При заслушиваниях он терялся, доклады не получались, но все это явление проходящее, уверенность приходит со знаниями, а искусство докладывать – результат упорной работы и опыта.
Главное, Ким Андреевич был честным и ответственным офицером, и более подходящей кандидатуры на должность начальника штаба корпуса (вместо меня) я не находил. Поэтому, когда попросили меня указать кандидата, я назвал К. А. Кириллова. Он был назначен на эту должность и, кажется, проработал четыре года. По слухам, доходившим до меня, у Кима Андреевича не очень получалось с работой и, с его согласия, он был переведен на службу в Гражданскую оборону. Жизнь генерала Кириллова оборвалась внезапно в 1991 году.
Семья начала привыкать к городу. «Плечистый» Горький раскинулся на берегах двух рек – Волги и Оки, он величественно смотрелся из района Кремля. Народ в основном рабочий, прямой и открытый. В городе много исторических мест. Зима морозная, снежная. Казалось, все горожане по выходным выходили кататься на лыжах и санках. Каждая горка на окраине и внутри города была усеяна детьми и взрослыми с санками. Полюбили и мы санки, благо, было кого катать – Андрюшу. В Горьком он окреп, подрос. 16 февраля с ним и Тамарой побывали в доме Кашириных на Ковалихе. Побывали в доме-музее Шаляпина, где встретились с его семидесятилетней дочерью Ириной. 17 февраля в 9.40 по линии дежурной службы на командных пунктах мне передали условный сигнал из цифр «130109», означавший дату подписания и номер приказа. Звоню по в.ч. в Киев В. Д. Лавриненкову, он настаивает, чтобы я вылетел в Киев с ним из Москвы 19 февраля (они с членом Военного Совета генералом Стопниковым будут возвращаться с коллегии МО). Обращаюсь к начальнику штаба округа Н. П. Мильченко, но он не может дать разрешения. На следующий день решил обратиться к командующему округа генерал-полковнику авиации А. И. Колдунову. Он отказывает, ссылаясь на отсутствие выписки из приказа: «Ты же военный человек, понимаешь, что я не могу откомандировать тебя без приказа». Обещает еще подумать и переговорить с кадровиками.
В 16.30 получаю разрешение на выезд. В 17.45 прощаюсь с офицерами и прапорщиками управления, собранными в классе. Комкор объявляет приказ, вручает мне подарок – радиоприемник «ВЭФ 202». В ответном слове говорю о том неизгладимом следе, который оставила у меня служба в корпусе, благодарю командира, партийную организацию, всех сослуживцев, особенно тружеников штаба – операторов и офицеров командного пункта. Экспромтом с помощью офицера тыла Кривуленко в Доме офицеров организую стол. Пригласил товарищей. Произнесены теплые тосты, на которые способен только наш подвыпивший брат. В 23.00 расстаюсь с семьей и уезжаю на вокзал. Андрюша не спит, просит не уходить. На вокзале провожают меня комкор, его заместитель Н. П. Гвозденко, начальник политотдела С. С. Евдокимов, начальник ЗРВ В. С. Ярошенко.
Я покидал корпус с чувством глубокой благодарности к его командиру генерал-лейтенанту артиллерии Кульбакову Николаю Илларионовичу, заместителям командира, начальникам служб, всем офицерам штаба и подчиненных частей, которые тепло встретили меня после назначения в корпус и за непродолжительное время совместной службы внесли значительный вклад в мое становление. При опоре на них мною была пройдена очередная ступень служебной лестницы. Здесь уместно сказать, что в становлении военного человека немаловажное значение играет окружение, в котором приходится работать. Чтобы не распыляться в характеристике коллектива управления и штаба корпуса того времени, что он представлял из себя, читателю, особенно военному, достаточно будет узнать, что девять человек из той немногочисленной когорты, включая автора, стали генералами и занимали видные посты в Войсках ПВО страны. Среди них были: Р. Акчурин, Е. Вовненко, Н. Гвозденко, С. Евдокимов, И. Кавырин, К. Кириллов, В. Царьков, В. Ярошенко, В. Красковский.
Можно понять, каким высоким кадровым потенциалом обладало управление корпуса, какими благими делами были заняты офицеры, проходившие службу в нем, какими высокими патриотическими и деловыми качествами и целеустремленностью обладали названные офицеры, сумевшие достичь завидных высот в военной службе. Прежде всего в подборе и воспитании такого плодотворного коллектива была заслуга нашего мудрого комкора, фронтовика и большого методиста Николая Илларионовича Кульбакова.
Я заканчивал службу в корпусе, пополнив список своих друзей, с которыми предстояло пройти еще рука об руку около двадцати лет службы в Войсках ПВО и ни в одном из них за этот период не разувериться.
Утром 19 февраля прибыл в Москву. До отлета из Москвы успеваю побывать на Интернациональной (УК), в штабе МО ПВО и других местах. В 15.00 у самолета командующего на аэродроме Чкаловский. В 17.30 прибыли командующий и Член Военного Совета. Представляюсь им тут же на аэродроме, а через 2 часа 30 минут АН-24 доставляет нас в Киев на аэродром Жуляны. Здесь ни снега, ни мороза, теплый ветерок. Командующего прибыли встречать генералы М. Д. Черненко, В. Возаный, А. В. Линник и другие. Я еду в общежитие КВИРТУ (командующий позаботился о моем временном устройстве), размещаюсь в отведенном номере.
Ложусь спать. Завтрашний день обещает быть насыщенным событиями, ведь прибыл на ответственный пост в родную армию!
Встреча с родной 8-й армией ПВО и продолжение службы в ней
Трудно сейчас передать, с каким волнением въезжал я во двор штаба армии на ул. Воздухофлотской и входил в помещение в роли начальника штаба. Ведь всего 14 лет отделяло меня от того времени, когда я начинал службу в этой армии, буквально, цепляясь, чтобы удержаться в Вооруженных Силах. Тогда меня изрядно потрепала судьба. Одной ногой я уже был «на гражданке» и меня, не соглашавшегося на штабную службу, собирались уволить. Когда-то мне с трудом приходилось добиваться пропуска на вход в штаб армии, чтобы обратиться к влиятельным лицам по поводу своего устройства, теперь я сам один из руководителей. Теперь же положение в корне изменилось.
Итак, 20 февраля 1975 года. Прибыл в штаб и сразу принял участие в заседании Военного совета армии, занял пустовавшее некоторое время место начальника штаба. Смотрю в зал – почти все знакомые лица командиров соединений, начальников служб. В голову лезут всякие мысли, в основном радостные, хорошие. Командующий армией В. Д. Лавриненков представил меня в новой должности и предложил коротко рассказать о себе. В заключение своего рассказа я выразил благодарность командарму и членам Военного совета за оказанное доверие и содействие моему возвращению в армию.
Идет Совет. Стараюсь не пропустить ни одного слова командующего. Он употребляет меткие выражения. Иногда возмущается. Суть его возмущения сводится к тому, что командиры сами недостаточно хорошо работают. «Каждый должен заниматься своим делом. Нужно работать, чувствовать ответственность! Работать и работать!» Когда Главком назвал армию в числе худших, я прежде всего посмотрел на себя, на свою роль, подумал, как я выгляжу сам, но не кивал на замещавшего меня Черненко, ибо я несу ответственность перед партией и народом! Нужно работать с желанием. «Люди у нас хорошие, но нужно держать их в руках так же, как семью, жену, детей! Руководящий состав должен участвовать в воспитании своих подчиненных». Командующий говорил с жаром, делал справедливые замечания.
Мне очень нравились его доходчивые выступления на Военных советах, совещаниях и беседах.
В этот же день в 14.30 в зале КВИРТУ начался партийный актив армии, меня избрали в президиум, командарм пригласил сесть рядом с ним. Ищу знакомых – их много в зале, и снова радуюсь возвращению в армию.
21 февраля опубликован указ о праздновании в апреле Дня Войск ПВО страны. Включился в работу. В 10.00 доложил начальнику Главного штаба о вступлении в должность. Доклад принял его заместитель генерал-лейтенант И. П. Башилов.
22 февраля подтвердил доклад телеграммой генералу В. Д. Созинову. Работу начал с ознакомления с командным пунктом, узлом связи и их руководителями полковниками начальником командного пункта Е. В. Веретенниковым, начальником войск связи (НВС) В. М. Беловым, начальником узла связи (НУС) А. И. Ивановым и др.
Праздничный день 23 февраля провел в штабе за изучением документов. Встретился со старыми знакомыми, в том числе с Г. Г. Голубевым. Полковник Н. И. Проявин доложил о войсках РТВ. Затем выехал в Васильков, побывал на аэродроме, в расположениях частей, на командных пунктах дивизии, авиаполка, побеседовал с командирами. Одним словом, начал процесс знакомства с войсками, чтобы со знанием дела подключиться к их управлению.
24 февраля состоялась беседа с командующим. Он дал обстоятельную оценку положения дел в армии, охарактеризовал руководящий состав, доверительно сообщил о своем намерении выехать в Москву, в госпиталь на незначительную операцию. Стало тревожно за Владимира Дмитриевича, хотя сам он казался совершенно спокойным.
Памятным стал день представления в ЦК КП Украины. 26 февраля с 12 до 13 часов с Владимиром Дмитриевичем и членом Военного Совета И. Д. Стопниковым побывали у второго секретаря Ивана Кондратьевича Лутака (он входил в состав Военного совета нашей армии). Я коротко доложил о себе и об этапах прохождения моей службы. Затем Лутак обсудил с командующим порядок празднования Дня Войск ПВО страны. Решили провести торжественное собрание в Октябрьском дворце и сразу же отдали необходимые распоряжения. От Лутака мы направились в Административный отдел ЦК, где я познакомился с Д. Г. Опанасюком, В. В. Дурдинецом, Л. Ф. Ленчуком, А. В. Гринько.
В 18 часов с Владимиром Дмитриевичем побывали у командующего войсками округа генерал-полковника Григория Ивановича Солманова. У него в это время находился вновь назначенный член Военного совета генерал-лейтенант Демидов. В приемной ждали несколько минут, охватило волнение. Только подумать, в этом кабинете работали в свое время командующие, ставшие впоследствии видными военачальниками. Адъютант инструктирует, как войти, где остановиться, как вести себя (знакомая история). Первым входит командующий, через несколько минут звонок, означающий разрешение на вход. Вхожу, представляюсь, здороваюсь. Командующий войсками округа приглашает сесть. Беседует в присутствии ЧВС и Владимира Дмитриевича. Видно, мое волнение было заметно, потому что командующий спросил меня: «Почему Вы волнуетесь?» Помню, генерал Солманов говорил об особенностях службы в Киевском округе, о том, что всегда нужно быть готовым к встрече с высоким начальством и т.п. Сказал, что поможет с устройством квартиры.
Постепенно втягиваюсь в работу начальника штаба. Армия большая, забот и дел
много. Чтобы хорошо выполнять свою роль, необходимо за короткое время многое
узнать и как можно быстрее включиться «в упряжку», стать настоящим помощником и
опорой у командующего.
В тот период в армии была достаточно сложная обстановка. Командующий
продолжительное время отсутствовал из-за болезни. Оставшийся за него генерал М.
Д. Черненко не смог найти общего языка с другими руководителями, в том числе и
с начальником штаба генералом Л. Г. Пановым, у которого вдобавок возникли
неприятности, связанные с обустройством личной дачи, из-за чего встал вопрос о
его увольнении из армии. Управление было ослаблено, что отрицательно сказалось
на общих делах. Мое положение осложнялось тем, что я был вчерашним подчиненным
многих руководителей армии. Мне нужно было выбрать наиболее оптимальный подход,
чтобы от меня не отвернулись опытные люди, и в то же время нельзя было попасть
под их влияние, т.е. раствориться, идти на поводу у каждого. Пришлось серьезно
поразмыслить над линией поведения.
В самом штабе у меня не оказалось сильного заместителя. Генералы В. Возный и В. А. Власов, бывшие командиры, не имели опыта штабной работы и не стремились приобрести его. Они дослуживали свое. Начальником оперативного отдела тремя месяцами раньше был назначен полковник Иван Алексеевич Попырин, слабо подготовленный к этой должности. Было ясно, что и ему и мне нужно по ходу овладевать искусством работы в армейском штабе. Здесь единственной сильной фигурой был генерал-лейтенант Павел Трофимович Андрющенко. Он в свое время проходил службу на штабных должностях в Центральном аппарате Министерства обороны, несколько лет был начальником штаба нашей армии и Бакинского округа ПВО. Теперь занимал должность начальника вспомогательного командного пункта (ВКП) «Юго–Запад», зам. начальника Главного штаба Войск ПВО. Павел Трофимович к тому времени считался в войсках признанным штабным авторитетом. Когда я служил еще в должности зам. начальника штаба авиационного полка, он уже был начальником штаба армии. Среднего роста, со спортивной фигурой, немногословный, умеющий логически строить свои доклады и вести разговор, он всем видом как бы подчеркивал свою строгость и держался с большим достоинством. Это был человек, у которого можно было многому научиться. На нем я и остановил свой выбор и, как показало время, не ошибся. Общение с Павлом Трофимовичем, обладавшим большой информацией и широкой военной эрудицией, хорошо знавшим историю послевоенного строительства и особенности Войск ПВО, а также многих военачальников, принесло мне большую пользу. Я, действительно, многому у него научился, перенял его методику подготовки докладов на учениях, выработки предложений для решений командующего. Он раскрыл мне, сам того, может, не подозревая, много секретов штабного ремесла. Я навсегда сохранил благодарность этому человеку.
Вообще, я считаю, что необходимо максимально перенимать у других все полезное. По такому принципу должен строить школу познания каждый офицер (это правило не исключается и для других людей), и глубоко ошибается тот, кто, находясь по своему положению на более высокой ступени, пренебрегает опытом того, кто уже побывал на этой высоте. Преемственность – великое дело. Уже будучи на службе в Главном штабе, я с огорчением узнал, что у одного, менее опытного начальника штаба, не сложились взаимоотношения с генералом Андрющенко, и понял, какую ошибку допустил этот товарищ и как много он потерял. В беседе с П. Т. Андрющенко, он, как истинный штабист, дал несколько полезных советов по работе внутри штаба, рекомендовал мне на первых порах накапливать как можно больше информации, изучать армию уже с высоты своей должности. В заключение следует сказать, что у Павла Трофимовича, при всех его достоинствах, было и слабое место – недостаточное знание полкового и дивизионного звена, так как он не служил ни в полку, ни в дивизии ПВО. Это я понял впоследствии, когда анализировал причины его неудач по службе в Бакинском округе ПВО, связанные с боевым управлением силами и средствами ПВО.
Приступив к изучению боевых документов, рабочих процессов, происходящих в штабе, сложного механизма взаимодействия как внутри штаба, так и между штабом и родами войск, я постоянно думал и о том, как поднять авторитет штаба. Ранее я уже говорил, что, уронив свой личный авторитет, бывший начальник штаба утратил влияние на коллектив. Войска все меньше считались со штабом, отчего особенно страдал оперативный отдел, основной планирующий и организующий орган. Глубоко задели меня слова Андрющенко, сказавшего в беседе с ним, что «штаба не стало».
Как быть в этой обстановке? С чего начать? Как заставить всех повернуться лицом к штабу, доказать всем, что штаб армии – авторитетный и основной орган управления. Выход представлялся мне в налаживании безупречной работы штаба и в «принуждении» тех, кто перестал считаться со штабом, признавать его ведущую роль, как органа, осуществляющего работу на основе решений командующего. Надо было понять, на чем основывается позиция этих людей. Я знал, что М. Д. Черненко, как командир (по 21-й дивизии), недооценивал штаб. Теперь же он первый заместитель командующего, отношения между нами довольно-таки сдержанные, и он мне не союзник. Генерал Н. А. Абрамов, начальник ЗРВ, ведет себя высокомерно (он-то и нуждается в «довороте» больше всех), распустился сам и распустил своих подчиненных, приучает их к независимости от штаба. С ним будет особенно сложно. Генерал Лука Петрович Кулешов, зам. командующего по боевой подготовке, слывет в армии как вездесущий, всезнающий и авторитетный. Он недостаточно искренен, способен исказить истину, к тому же находится в дружеских отношениях с членом Военного совета генералом И. Д. Стопниковым – «всемогущим» человеком. Я для него не скоро стану штабным авторитетом, а возможно, и никогда им не буду.
В такой обстановке я приступил к выполнению основной задачи – сделать штаб армии образцовым, вернуть ему былой авторитет.
3 марта проводили в Москву командующего В. Д. Лавриненкова. Уезжал он вечерним поездом с женой Евдокией Петровной и начмедом полковником Н. А. Денисовым. Сделалось грустно. Такая коварная болезнь.
4 марта представился начальнику штаба Войск Киевского военного округа генерал-лейтенанту Ивану Дмитриевичу Ершову. Это был хороший старший товарищ. Наши отношения никогда не омрачались какими-либо серьезными разногласиями. Работали под одной крышей в ладу. Иван Дмитриевич в 1977 году был назначен в Москву, стал генерал-полковником.
7 марта мне впервые довелось участвовать в разборе крупного учения «Весна-75», который проводился в Белоруссии в пос. Марьина Горка (в 60 км от Минска). Разбор проводил министр обороны Маршал Советского Союза А. А. Гречко, присутствовало руководство республики. Доклады делали начальник Генштаба генерал армии В. Г. Куликов и министр обороны. После разбора нас с И. Д. Стопниковым (представляли армию вдвоем) пригласили на обед, на котором было около ста человек, в основном, руководящий состав войск. На обеде были произнесены тосты, в том числе и первым секретарем ЦК КП Белоруссии П. А. Машеровым, Председателем Президиума Совета Министров Республики Киселевым, генералами Е.Ф. Ивановским и В.И. Варенниковым и министром обороны. К утру мы возвратились в Киев. Ехали на «Волге» ГАЗ-24 через Бобруйск, Гомель, Чернигов. Дорога тяжелая, забита войсками, возвращавшимися из районов учений в тумане и распутице.
В 12 часов дня дозвонился в госпиталь им. П. В. Мандрыки, переговорил с В. Д. Лавриненковым. Командующий по секрету от Евдокии Петровны сообщил, что ему уже сделали операцию, что она «легкая» и он даже передвигается без посторонней помощи. Мужественный человек, он знает, что «узелок» взят на проверку, и нужно помучиться несколько дней в ожидании результатов анализа одному, не волнуя жену. Поговорил и с семьей, поздравил Ирину с 20-летием. Как быстро пролетело время! 12 марта возвратился из поездки (летал на нашем Ил-14) по соединениям. Побывал в Одессе, Севастополе, Днепропетровске, Харькове. Созвонился с командармом. Он сказал, что рана заживает медленно, до начала учений, видимо не успеет возвратиться. Из Москвы мне позвонил генерал В. Н. Абрамов, поздравил с назначением, советовал не зазнаваться. Я тоже поздравил его с назначением заместителем Главкома по ВУЗам. Готовимся к командно-штабному учению. Ждем «москвичей», должен приехать начальник Главного штаба генерал-полковник В. Д. Созинов. 19 марта все прибыли. Созинов познакомился с документами КШУ, остался недоволен материалом разбора. Завтра начало первого этапа учения. Доложил командарму в госпиталь, он посоветовал быть повнимательнее с авиацией.
20 марта прошел ответственный этап учения по «отражению воздушного противника». Получил первое крещение в управлении войсками армии. Командарм доволен. 21 марта учение заканчивается, готовимся к разбору, вызваны командиры и начальники штабов соединений. Разбор назначен на 12.00 22 марта. Ровно в 12.00 в зал входит генерал В. Д. Созинов, Отдаю ему рапорт. Здороваемся. Члены Военного совета занимают места в президиуме. М. Д. Черненко начинает доклад. Я сижу и думаю о своем пути. В этом зале десять лет назад я слушал генерал-полковника А. Ф. Щеглова, затем А. И. Покрышкина, А. И.Боровых и В. Д. Лавриненкова, как на богов смотрел из зала на сидящих за столом президиума. Теперь же сам «восседаю» на почетном месте. Стараюсь вести себя более естественно, но радость от того, что вышел из среды своих товарищей, которые теперь не без гордости смотрят на тебя из зала, трудно сдержать.
Черненко сделал доклад, объявлен перерыв. Знакомлюсь с командиром 28 корпуса ПВО (Львовского) генерал-майором артиллерии Евгением Васильевичем Абрамовым. Он приглашает посетить корпус. С тех пор прошло около 20 лет, мы стали с Евгением Васильевичем друзьями. Он побывал в служебной командировке на Кубе, хорошо зарекомендовал себя у кубинских товарищей, командовал Минским высшим зенитно-ракетным инженерным училищем Войск ПВО, получил звание генерал-лейтенанта.
С 14.00 за трибуной генерал В. Д. Созинов. Содержание его доклада мне известно, интересно, как он его сделает. Созинов немного выше среднего роста, ему около 60 лет, но выглядит он гораздо моложе. Лицо смуглое, строгое, нос с горбинкой, гладкие волосы тщательно причесаны на пробор. Лишних движений, как и слов, нет, голос гортанный, басит, ведет себя умно, с достоинством. Доклад делает четко, строго, читает, в основном, по написанному тексту, отвлекается редко, только в тех местах, где нужно заострить внимание.
После разбора обедали в комнате Военного совета округа «с чаркой». Начальник Главного штаба произнес первый тост за успешное окончание учения, дружную работу и здоровье командарма. Пришлось произнести тост и мне. Я предложил тост за дальнейшее совершенствование штабов. Содержательными и скромными были тосты генералов П. Т. Андрющенко и П. Ф. Халипова. Разговор в течение всего обеда шел о рыбалке (за столом большинство ее любители). После обеда выезжаем на аэродром, провожаем гостя. Знакомство в деле состоялось, почувствовал облегчение.
23 марта позвонил в госпиталь Владимиру Дмитриевичу. Он сообщил мне заключение консилиума врачей. Болезнь определена – лимфо-гранулемотоз, теперь будут знать, от чего лечить. Лечение продлится еще две недели, после чего двухнедельный санаторный отдых. Договорились, что завтра в 17.00 встретимся в госпитале.
24 марта вылетаю в Москву на совещание у начальника Генерального штаба, на которое вызывались все начальники штабов армий и округов. С докладами выступили генерал-полковник С. Ф. Ахромеев, генерал армии П. И. Ивашутин, генералы А. П. Силантьев (НГШ ВВС), В. Д. Созинов, В. В. Дружинин, маршал связи И. А. Белов и в заключение генерал армии В. Г. Куликов (НГШ ВС). Затем нас собрал на Кировской в штабе Московского округа ПВО генерал Созинов.
29 марта перевез в Киев семью. Временно разместились в гостинице КВИРТУ. Начинаем привыкать к новому месту. Сложнее всех Оле. Последнюю четверть 10-го класса ей придется заканчивать в Киеве (по счету в 7-й школе). Ирине тоже предстоят хлопоты с устройством на работу и переводом на вечернее отделение в Экономический институт. Я же продолжал вникать в дела, ездить в войска, где встречался с сослуживцами, старыми знакомыми. Побывал на о. Змеином, в Арцизе, Керчи, на Ай-Петри, в Тарханкуте, Бельбеке, Херсоне, затем на Западном направлении в хозяйстве генерала Е. В. Абрамова в Мукачеве, Стрыю, Луцке, Львове, Каменке-Бугской и др.
11 апреля (пятница) 1975 г. впервые отмечали День Войск ПВО страны. Торжественное собрание проходило в окружном Доме офицеров. С докладом выступил командующий. На торжества прибыли многие ветераны армии и Войск ПВО. Среди них известные в Войсках генералы Агарков, Хорошилов, Коротченко, Данин, Куцевалов и др. При встрече со мною поздравляли с праздником, окончанием академии и назначением в армию.
13 апреля Военным советом армии возложили венки к памятнику В. И. Ленина. Благодаря заботам командарма решился вопрос о предоставлении моей семье квартиры. Владимир Дмитриевич учит меня быть рассудительным в «этих» сферах. Я понимаю его. С 15 апреля ухожу в отпуск. Еду по путевке в Сухуми, возвращаюсь 8 мая. Узнаю, что награжден орденом «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» III-ей степени.
16 мая выхожу на службу. До этого поселились в новой квартире. Начались рабочие будни с их радостями и огорчениями, успехами и неудачами. В памяти тех лет службы много учений с их напряженными периодами подготовки и проведения, поездки, встречи, ответственные и запоминающиеся на всю жизнь доклады начальнику Генерального штаба Вооруженных Сил, Главнокомандующему Войсками ПВО и другим военачальникам, участие в жизни трудящихся Украины и неповторимого Киева. Незабываемо то трудное для службы и прекрасное для жизни время.
В середине июля прибыл новый командующий войсками округа генерал-полковник Иван Александрович Герасимов, впоследствии Главком Юго-Западного направления, генерал армии.
16 июля 1975 года умер член Военного совета, начальник политуправления Войск ПВО генерал-полковник И. Ф. Халипов. После его смерти было немало разговоров о причинах его внезапного заболевания и скоропостижной кончины.
21 июля побывал в Умани и Смеле. После 14-летнего перерыва встретился с Боевым Знаменем своего 113-го гвардейского истребительного авиационного полка, награжденного орденом Суворова III-ей степени. Отдал честь. Проехал мимо дома, где жили, осмотрел знакомый аэродром. То было время молодости, пора надежд и тревог. Умань – начало моего отлучения от авиации и перехода из ВВС в ПВО. Было что вспомнить и в Смеле. В 1961 году за неимением вакантной должности в штабе дивизии в Василькове меня назначили штурманом наведения на ПН в Смеле, правда, к обязанностям своим я так и не приступил и даже не выезжал туда. Из Смелы ехали в Киев с начальником РТВ армии полковником Н. И. Проявиным, проезжали Коростень.
31 июля с командармом и членом Военного совета были на докладе у командующего войсками округа. Познакомили его с армией, ее задачами. Одной из отличительной особенностей Войск ПВО страны является наличие стационарных защищенных командных пунктов и пунктов управления в каждом подразделении ЗРВ и РТВ, в полках, соединениях и объединениях. В зависимости от принадлежности они имеют различные степени защиты и оборудование средствами автоматизации и связи. На всех командных пунктах осуществляется боевое дежурство назначенными расчетами. Центральная фигура каждого боевого расчета – оперативный дежурный.
Я всегда был в тесном контакте не только с ОД КП (в округах ПВО и ГШ Войск ПВО они называются дежурными генералами), но и с офицерами, входящими в штатные боевые расчеты КП. В армии начальником КП был в то время опытный полковник Е. В. Веретенников, а оперативными дежурными генералы Н. И. Шкодин, Н. И. Рытов, полковники Б. Ф. Чубуков и А. П. Фролов. Как правило, я начинал свой рабочий день со встречи с дежурной группой штаба и обязательного присутствия на инструктаже перед заступлением на боевое дежурство. Это правило не один раз оправдывало себя. Тесная связь с расчетом КП позволяла лучше чувствовать войска, иметь о них постоянную информацию, быть в курсе воздушной обстановки как в границах ответственности своего соединения, так и у соседей.
Значительным событием для меня стала командировка на полигон Сары-Шаган, куда выводилась на тактическое учение Васильковская 19-ая дивизия ПВО. На учении присутствовал Главком Маршал Советского Союза П. Ф. Батицкий, с ним вновь назначенный член Военного совета – начальник политуправления генерал-лейтенант С. А. Бобылев, командующий ЗРВ генерал-полковник И. М. Гуринов и начальник 4 ГУ МО генерал-полковник Е. С. Юрасов. Стрельбы проводились 4 сентября 1975 г. В 8.00 на смотровую площадку вертолетом Ми-8 прибыл Главком в сопровождении упомянутых лиц. Мы выстроились в шеренгу. Главком в темных очках, тучный, поздоровался с каждым за руку, поднялся на веранду площадки, где проходило заслушивание. Докладывал решение командарм. Болезнь давала себя знать, Владимиру Дмитриевичу было трудно говорить. Главкому не понравилось слово «налет», потребовал заменить его на «удар». После заслушивания мы выехали на командный пункт, а Главком, «чтобы не трепать нервы нам», остался на смотровой площадке, где пробыл около пяти часов. Стрельбы удались. Главком, прощаясь, выразил командующему свое удовлетворение, высоко оценив нашу работу. Мы почувствовали большое облегчение. Тут я не могу не сказать об одном обстоятельстве. Когда КП был занят боевым расчетом дивизии, со смотровой площадки поступил приказ командующего ЗРВ генерала Гуринова вести репортаж. Никто сценария не готовил, об этом даже и не думали. Начальник штаба дивизии подполковник Г. А. Кабанов растерялся, взял было в руки микрофон, но о чем говорить, не мог придумать. Пришлось мне взять роль репортера на себя. Помог опыт проведения показного ТУ в 16-ом корпусе ПВО. Я увлекся по ходу события репортажем, казалось, что болтаю ерунду, но когда прерывался, с площадки звонили и требовали немедленного продолжения. Так сильно кому-то понравились мои «выдумки». За обедом генерал Гуринов поинтересовался, кто вел репортаж, я ответил: «Начальник штаба дивизии», генерал промолчал. Подполковник Кабанов был рад и благодарен мне «за выручку» в той неожиданной ситуации.
Командующий с 8-го сентября ушел в отпуск. Моя служба в армии набирала темпы. Я понимал необходимость серьезной, основательной подготовки офицеров штаба, в меру своих возможностей помогал им и требовал, чтобы они пополняли свои знания, не прерывали учебу и использовали для этого все формы, в том числе и инструктажи перед выездом в войска на проверки. Меня поддерживали партийная организация и большинство самих офицеров. Посещая штабы соединений, требовал того же и там.
В сентябре в Одессе познакомился с командующим войсками ОдВО генерал-полковником Иваном Макаровичем Волошиным. Молодой, общительный, притягательный человек. Были у него с комдивом полковником В. И. Дикушиным. Повидался и с Героем Советского Союза Александром Ивановичем Майоровым на месте его работы на спасательной станции пляжа «Лонжерон» после его увольнения из ВС. Поговорили с этим замечательным, скромным человеком, вспомнили былую совместную службу. Александр Иванович принадлежит к тем моим сослуживцам, старшим товарищам-фронтовикам, у которых есть чему поучиться во всех отношениях: их манерам обращения, поведению в различных ситуациях, большому такту по отношению и к старшим, и к младшим. Они учат мужеству, благородству, поэтому к таким людям на всю жизнь сохраняются самые хорошие чувства. К сожалению, на пути встречались люди другого, противоположного характера. Таким был Игорь Дмитриевич Стопников. Все у него «на ходу». Для него на первом плане было не помочь человеку, а побыстрее «доконать» его, искромсать ему судьбу. Вечные шуточки, прибауточки к месту и не к месту, которые часто унижали, оскорбляли людей. Мне его шуточки не нравились, с таким человеком трудно было строить нормальные взаимоотношения, но они были необходимы, так как он являлся членом Военного совета армии, начальником политотдела. Один случай помог нам объясниться и поставить все на место.
14 октября 1975 г. между нами произошло резкое объяснение по поводу кандидата на должность секретаря Военного совета, должность, которая по штату числилась в штабе, а не в политотделе. Я предложил кандидатуру от штаба. Стопников – от политотдела, причем офицера, который фактически заканчивал службу по возрасту. Стопникова возмутило мое «вмешательство», он начал говорить со мной тоном, не терпящим возражений, при этом ссылался на то, что он член Военного совета, первый заместитель командующего и т.п. Пришлось обрезать его монолог в резкой форме. Я сказал: «Не вздумайте ставить меня по команде смирно, я тоже член Военного совета и первый зам. командующего, а назначение на должность – наша общая забота. Мы все должны стоять на страже порядка. Не считайте, что это лишь Ваша сфера». После такого объяснения можно было ожидать от него всяких неприятностей. Не знаю, что повлияло на Игоря Дмитриевича, то ли авторитет командующего, то ли он понял, что перегнул палку, но характерной для него мести не последовало. Мы стали относиться друг к другу спокойнее, выдержаннее и шуточек в мой адрес я никогда уже не слышал. Наши отношения, наоборот, все более приобретали деловой товарищеский характер. Этому радовался и командующий, для которого главным была согласованная работа, честное исполнение каждым своих обязанностей и долга.
13 ноября 1975 года через подполковника В. Ф. Несмачного я познакомился с первым командующим нашей армии генерал-полковником в отставке Героем Советского Союза Иваном Мефодиевичем Манагаровым. Генерал Манагаров еще в годы Великой Отечественной войны командовал общевойсковой армией, которая освобождала Харьков. Он подарил мне свою книгу «В битве за Харьков». В последующие годы я с удовольствием оказывал Ивану Мефодиевичу мелкие услуги. Он жил в Ялте и изредка приезжал в Киев.
Постепенно я втягивался во все сферы жизни армии, участвовал в работе партийной организации, бывал на комсомольских конференциях соединений, моя должность обязывала меня быть активным членом Военного совета. Чтобы повысить организованность в работе управлений и штаба армии, я предложил провести подведение итогов работы за год. Меня не поддержали генералы Л. П. Кулешов, Н. В. Абрамов, И. Д. Стопников и некоторые другие – как это так, начальник штаба будет давать оценку работе управлений. Тогда командующий принял решение об обязательном присутствии на совещании всех членов Военного совета. Совещание провели и с большой пользой. Ведь речь шла о повышении согласованности, инициативы, исполнительной дисциплины и организованности в работе всех управлений, отделов и служб, т.е. о стиле и эффективности. В своем докладе я дал понять, что богов нет, никто без недостатков не работает, во всяком случае, не застрахован от этого. При этом конечно, имел в виду Кулешова и Абрамова, тех, кто всячески стремился сорвать совещание.
Мои «недруги» продолжали искать пути к тому, чтобы всячески помешать мне. Им не хотелось попадать под контроль, им очень нравилось, что бывший начальник штаба перестал влиять на рода войск и боевую подготовку. Но такого положения допускать больше было нельзя. Увидев мою решимость, они стали действовать на меня через командующего. 19 ноября после рассмотрения основных вопросов на Военном совете в кабинете у командующего началось обсуждение моих действий. Больше всех возмущался Кулешов критикой в адрес боевой подготовки. Его поддерживал генерал Абрамов, которого не устраивали мои требования работать с большей отдачей. Они дружно уговаривали меня не вносить ничего нового, ничего не менять, мол, пусть все будет так, как было при Л. Г. Панове. Договорились до того, что Л. Г. Панов, которого они всячески осуждали и чьей беде радовались в трудное время, якобы был их лучшим другом и всячески их поддерживал. Меня крайне возмутило их лицемерие. Не закончив разговор, я попросил разрешение у командующего уйти на партсобрание штабной организации, где был докладчиком. При этом сказал, что другого пути у меня быть не может, и что менять взятый курс на повышение организации и четкости в работе штаба я не собираюсь, так как по-иному делать просто нельзя. Представляю, каково было услышать это маститым генералам. Так как меня не дослушали до конца, на следующий день разговор возобновился. Командующий сделал заключение, в котором разъяснил, что такое штаб и управление родами войск, сопоставил начальника оперативного отдела с командующими родами, подчеркнув со свойственной ему прямотой, что начальник оперативного отдела – ничто против них, так как род войск – это стена! Одновременно все же потребовал от всех оказывать штабу всяческую поддержку.
Я ответил вторично, что другого пути в работе для себя не вижу. Все промолчали. Я понимал всю сложность и щепетильность положения, в которое попал командарм. Он внутренне поддерживал меня и в то же время старался поднять в моих глазах рода войск. Это, конечно, правильно, но штаб не сможет выполнить роль организующего, связующего органа управления командующего, если не добьется, чтобы его указания являлись обязательными для исполнения родами войск и других управлений.
В конце дня ко мне в кабинет зашел генерал Л. П. Кулешов (видимо, ему поручили продолжить «воспитание»). Начал разговор с того, как ему было трудно, когда он пришел в армию, как командующие родами войск якобы блокировали его. Несколько раз повторил, что мы с ним должны мирно работать и т.п. Заглядывая в листок, он изложил мне свои рекомендации, как себя вести: не проводить часто совещаний; быть осторожнее в высказываниях; не связываться с тылом; не распыляться в работе и т.п. После разговора я убедился, что инсценировка была состряпана и устроена им, Абрамовым и Стопниковым. Кулешов признал это сам. Спрашивается – к чему? зачем? Подумал про себя: «Когда-то им станет стыдно за это «черное дело». И не ошибся. Много раз, при встречах с Владимиром Дмитриевичем, он вспоминал ту беседу и ободрял меня за то, что я оказался выше всяких обид и смог наладить отношения со своими обидчиками так, чтобы добиться слаженной работы. Безусловно, та беседа («проработка») была для меня в чем-то полезной. Я еще раз уверился в правильности взятого курса и неотступно следовал выбранным и подсказанным самой жизнью принципам. Пройдет еще некоторое время, и больше никто не будет возмущаться и сомневаться в стиле работы штаба. Штаб станет сильным, способным обеспечить твердое управление командующему, он будет подвергаться серьезным проверкам, испытаниям и всегда получать высокие баллы. В проигрыше осталась «тройка», обозлившаяся и заставившая меня усилить напористость.
А теперь о повторной встрече с генералом И. М. Манагаровым. 21 ноября 1975 года он рассказал о своей службе, о встрече с маршалом Г. К. Жуковым в 1942 году, когда он командовал Западным фронтом. Встретились они в лесу в вагоне КП. Жуков предложил решить Манагарову задачу по боевым действиям армии в обороне. Манагаров решил. Затем он был послан с поручением Жукова в штаб 41-й армии, где пробыл десять дней. Старался изо всех сил, пробегал, прополз не один километр. По возвращении доложил о выполнении задания. Вскоре был получен приказ о его назначении командующим 41-й армии после успешного ее наступления. Штаб армии был выведен в резерв Ставки, а Манагаров был назначен командармом 52-й армии. Иван Мефодиевич рассказал о своих встречах с маршалами И. С. Коневым, Р. Я. Малиновским, о приеме в Кремле после Парада Победы в 1945 году. А я думал, каково было таким людям, как генерал Манагаров, в войну, какое бремя ответственности лежало на их плечах, как им было тяжело. Разве можно сравнить те трудности с моими, теперь, в мирное время. Неоднократно повторяю сам себе – крепись!
С каждым днем прибавлялось работы: поездки в войска, проведение сборов, встречи комиссий, отчеты, выступления на партийных конференциях, подготовка к учениям, в общем, настоящий круговорот.
В начале января 1976 года встретил очередную комиссию во главе с первым заместителем НГШ Войск генерал-лейтенантом артиллерии Михаилом Владимировичем Сосновцевым. Он работал в Главном штабе первый год, пришел туда с должности начальника штаба Ленинградской ОА ПВО. Прибыл он к нам для подготовки материала на Военный совет Главкома по вопросу приближения жилья командиров к командным пунктам для сокращения времени приведения в боевую готовность органов управления. Мы познакомились с ним поближе.
Немного разочаровал он нас с командующим в ходе доклада на Военном Совете у Главкома. Для ясности вопроса поясню одно немаловажное обстоятельство, которое касалось всех Войск ПВО страны. Шла ожесточенная борьба за сокращение времени приведения в боевую готовность боевых частей. Вероятный противник постоянно совершенствовал свои средства воздушного нападения и тактику их применения. Их ставка делалась на внезапность нападения, поэтому силы и средства ПВО нужно было содержать в высочайшей степени боевой готовности. При этом органы боевого управления должны были приводиться в готовность с опережением огневых средств. Для обеспечения таких условий на КП всех степеней по приказу Главнокомандующего должны были своевременно прибывать должностные лица командного состава. Особенно строго спрашивалось за исполнение приказа в соединениях ПВО приграничной полосы.
Выполнить приказ Главкома можно было двумя способами – установлением круглосуточного дежурства руководящего состава на командных пунктах или приближением к ним жилья. Были произведены тщательные расчеты времени прибытия на КП командиров и их заместителей. И там, где не укладывались в установленные сроки, устанавливалось круглосуточное дежурство на КП или строилось жилье поблизости от КП, где должны были проживать командиры. Это означало их расставание с городскими квартирами, что вызывало недовольство и нежелание идти по этому пути, возникали трения.
Главный штаб строго следил за исполнением приказа. Неоднократно командующие объединениями ПВО отчитывались по этому вопросу и перед Главкомом. Приезд к нам генерала М.В. Сосновцева и был связан с подготовкой материала на Военный Совет. Михаил Владимирович досконально разобрался с состоянием дел в армии по этому вопросу. Как и положено, перед отъездом из армии, доложил предварительно свои выводы командующему армии В. Д. Лавриненкову. Но при докладе на Совете им была представлена таблица по нашей армии с измененными временными показателями в худшую сторону, чем те, которые докладывались командарму, за что нам с командующим влетело от Главкома. Естественно, мы обиделись тогда на генерала Сосновцева. Вскоре Михаил Владимирович был назначен на должность советника по ПВО в Венгрию. Мне кажется, в этом переводе по службе сыграл роль его чрезмерный педантизм, мне же был преподнесен полезный урок на будущее. Пишу так подробно об этом потому, что через некоторое время мне пришлось занять должность Первого заместителя начальника Главного штаба, и полученный урок помог строить деловые взаимоотношения с руководителями объединений ПВО без ущерба делу.
Что касается наших взаимоотношений с генералом М. В. Сосновцевым, то они остались такими, которые и должны быть между друзьями-сослуживцами.
В последних числах января я побывал на сборах по разведке, проводимых Начальником Генерального штаба ВС генералом армии В. Г. Куликовым. Получил на них для себя много полезного. Мы же в армии готовились к учению по плану министра обороны «Авангард-76», которое планировалось и проводилось в ПрикВО. Учение для нас прошло успешно. Большой труд при подготовке дал добрые всходы. Это закономерность. Появлялись первые плоды намеченного курса.
16 февраля в 18 часов меня поздравил по телефону генерал-полковник В. Д. Созинов с присвоением звания генерала. Сообщение, пожалуй, самое радостное за военную службу. Эти чувства могут быть поняты, наверное, только тем, кому присваивается такое высокое звание. Кем был, откуда вышел, и вдруг – генерал. Только в нашей стране Советов простой человек может достигнуть подобных высот. Вспомнил родителей, представил отца, пожалел, что мама не дожила до этого дня. Начались многочисленные приятные поздравления.
Сбылась естественная для офицера мечта – стать генералом. Теперь главная задача – не зазнаться, не остановиться.
24 февраля состоялось открытие ХХV съезда КПСС. С отчетным докладом выступил Л. И. Брежнев. Смотрели и слушали его по телевизору. Командарм – делегат съезда, но из-за болезни опоздал к его началу, собирался выехать через два дня.
Получил письмо от сестры Лилии Макаровны с поздравлением. Она счастлива и гордится мною. Ей даже трудно представить меня генералом, и она опасается, что такая перемена в моем положении может повлиять на наши отношения. Дорогая сестричка зря волновалась. Наши искренние, глубокие взаимные чувства любви и заботы друг о друге не в состоянии поколебать никакие «восхождения».
7 марта по случаю присвоения мне звания были в семье гости, среди них – Владимир Дмитриевич Лавриненков, заместители командующего, командующие родами войск и другие товарищи. Праздник прошел удачно.
А на службе нагрузка все возрастает. Снова подготовка к учению. 22 марта группой до 30 человек вылетаем во Львов на заслушивание. Дважды (23 и 25 марта) заслушивание проводил первый заместитель Главкома генерал-полковник А. И. Колдунов. В обоих случаях мне пришлось докладывать. Наш штаб прибыл на учение основательно подготовленным, со многими картами и схемами. Я уже после первого заслушивания утвердился в том, что нужно глубоко знать рода войск, способы их действий, организацию взаимодействия и управления. Оценка и предложения для принятия решения должны вытекать из совокупности знаний противника и своих войск. Необходимо хорошо изучить группировку, боевую технику, условия, в которых войска должны выполнять поставленную задачу. Прочный запас таких знаний будет служить основой любого доклада и не позволит смутить докладчика различными вопросами, поставить его в тупиковое положение. Кроме того, я обнаружил, что наши генералы и офицеры, имея перед собой хорошо отработанные схемы и таблицы, не всегда могут ими пользоваться. Было ли это открытием? Ведь обо всем нам говорилось в годы учебы в академии. И все же определяющими факторами в процессе познания является практика, собственный опыт.
Второе заслушивание 25 марта должен был проводить сам министр обороны Маршал Советского Союза А. А. Гречко. Вызывались на него мы втроем: командующий, ЧВС и НШ. Немало пришлось понервничать в зале ожидания. Хотелось не ударить лицом в грязь, ведь по нашему отчету будет оценено управление армии и вся армия. Неясна была очередность докладов, кто первый – командующий или начальник штаба. От этого зависело содержание и построение докладов. Нужно было иметь несколько вариантов. Набрасываем их «на ходу», долго ждем своей очереди, а за дверью идет заслушивание командования Прикарпатского ВО. Когда мы изрядно измотались в ожидании, открывается дверь, выходит министр обороны, и нам объявляют, что министр нас заслушивать не будет. Поручено провести заслушивание Главкомам видов ВС. Стало легче. Заслушивал и сделал разбор генерал-полковник авиации А. И. Колдунов. При подведении итогов наш штаб был признан в числе лучших (были еще минчане, 2-ая ОА ПВО). Затем нам, основательно уставшим за дни учений, было приказано всем без исключения прибыть на концерт С. Ротару, которая усердно пела два часа. На концерте присутствовал министр. Мы не пожалели, что не улетели в тот вечер домой. Даже незначительные по времени наблюдения позволили увидеть, как менялась обстановка в связи с присутствием министра обороны. Бросался в глаза откровенный подхалимаж. Так, концерт начинался двумя одами – одна в честь Брежнева, другая – в честь министра обороны. При входе министра обороны в зал к нему подбежала «стайка» красивых девушек с цветами, которые, вручая цветы, расцеловали престарелого маршала. Об этом заблаговременно позаботился командующий войсками округа генерал-полковник В. И. Варенников.
26 апреля 1976 года внезапно умер министр обороны А. А. Гречко, а 29 апреля был назначен новый министр обороны с одновременным присвоением звания генерала армии Д. Ф. Устинов. Впервые в нашей стране во главе Вооруженных Сил становился гражданский человек. Теперь следовало ожидать и других перемен в высших звеньях руководства Вооруженными Силами. Перспектива представлялась неясной. А пока, как было приказано свыше, мы поздравляли друг друга и присягали таким образом новому Министру.
8 мая, ночью, по дежурной службе было доведено о приказе министра обороны № 110 с объявлением Указа Президиума ВС СССР о присвоении Л. И. Брежневу звания Маршала Советского Союза. Последовали строгие указания в срочном порядке объявить об этом всему личному составу Вооруженных Сил. Вокруг события много разных разговоров. К чему, непонятно, в 70-летнем возрасте присваивать Генеральному секретарю ЦК КПСС маршальское звание. 10 мая приказано провести в честь этого митинг с личным составом. Провели в зале заседания Военного совета. Выступили трое:
– парторг полковник Г. Д. Дрига, полковник В. М. Торгашев и ЧВС генерал И. Д. Стопников, который призвал любить, уважать и прославлять нашего коммуниста номер один и т.п. Было смешно и грустно. Накатывалась очередная волна раздувания культа, а сколько их будет еще! Печать, радио, телевидение...
Назначение министром обороны Устинова и присвоение маршальского звания Брежневу заметно увеличило «вес» политических работников в армии. Командирам становилось все труднее, в их деятельность начали активно вмешиваться политотделы. О единоначалии были только разговоры. Участились случаи раздоров между командирами и замполитами. Об этом свидетельствовал даже такой пример. Из нашего штаба машинистки стремились перейти на работу в штаб округа, где выше зарплата. Нам трудно было удерживать их, хотя мы им и премии давали, и отпускали пораньше с работы. Одна из них обратилась ко мне за разрешением перевести ее в политуправление округа, я написал на ее заявлении отказ. Доложили ЧВС округа Дементьеву, и тот прислал мне с адъютантом отношение с резолюцией, в которой было сказано, что я не уважаю политорганы. Куда еще?!
Одно за другим следовали учения, а между ними работали всевозможные группы по проверке разных вопросов и проводились инспекции министра обороны. У меня постоянно возникало чувство неудовлетворенности не только в Киеве, но и потом, до конца военной службы. В такие минуты кажется, что ты ничего не знаешь, ни на что не способен, работаешь плохо, пользы приносишь мало.
9 июня 1976 года разговаривал со своим другом Николаем Никитовичем Усенко. Его сняли с должности заместителя командующего армией в Ленинграде и назначили заместителем комкора в Ригу. Причиной явилась история с медвежьими шкурами, которыми сильно увлекались некоторые военачальники, заставляя подчиненных промышлять их на Новой Земле. Наступила расплата. Никитич меньше всех был замешан в этом, но расплатился сполна. Было обидно за друга. И в то же время это было для меня предостережением – никогда не переступать грань недозволенного, свято соблюдать законы.
В этом отношении примером для меня был сам командарм, и как государственный человек, и как командир, и как товарищ. Даже когда мы по-дружески собирались за столом, командарм никогда не терял логическую нить в рассуждениях. Умный человек, мудрый руководитель. Всегда смелый, решительный в руководстве войсками, справедливый в отношениях между людьми. Он презирал мелочность и всякую меркантильность. Умел достойно сохранять свой авторитет.
Июнь был насыщен мероприятиями. Прошла инспекция МО, инспектировались две наши южные дивизии – 1-я Севастопольская и 21-я Одесская. Инспекция есть инспекция – все силы направлены на нее, много беспокойства. Отчитались неплохо. В последней декаде – учение по плану Главкома Войск ПВО страны «Гранит-76». К нам прибыл зам. Главкома по ПВО СВД генерал-полковник авиации И. Д. Подгорный, хорошо известный в войсках генерал. Мне неоднократно приходилось встречаться с Иваном Дмитриевичем по службе. Он еще в войну командовал авиационным корпусом. Я всегда дорожил встречами с ним, присматривался к его стилю работы и подходу к решению вопросов. Он был очень щепетильным, пунктуальным, неторопливым, дотошным. Имел богатейший опыт службы, высокую оперативную подготовку. У него было чему поучиться. Общение с ним считал всегда полезным. Через несколько лет мы еще вместе два года проработаем в Главном штабе.
В присутствии генерала мы провели на южном и западном направлениях экспериментальные перехваты на МиГ-25п – на максимальную дальность, на форсажных режимах и максимальных высотах. Вылеты производились с аэродрома Васильков. Это был ценный анализ возможностей нового самолета, понадобилась специальная подготовка штурманов наведения на ПН и КП взаимодействия. Был достигнут рубеж перехвата около 600 км. Мы гордились нашей техникой. К сожалению, через некоторое время (06.09.76) с одного из аэродромов дальнего Востока изменником Беленко будет угнан МиГ-25п в Японию, и американцы завладеют секретами этого самолета.
26 июня генерал-полковник Подгорный провел разбор учения, на котором присутствовали представители союзных армий. Я еще раз увидел, как вел себя генерал с иностранными товарищами, как умно построил разбор учения и сделал доклад, вселивший всем уверенность в лучших качествах нашего вооружения и способах действий. Тут Иван Дмитриевич проявил свою дипломатическую тактику. При расставании я почувствовал, что генерал относится ко мне с подчеркнутым уважением. Время подтвердило правильность моих предположений.
Проводив генерал-полковника Подгорного, я переключился на работу инспекции. Выехал в Одессу. Примкнул к генерал-полковнику авиации В. П. Бабкову. Побывал с ним на Киево-Александровском полигоне, где на Су-15 иап проверялись стрельбы по наземным целям. Из Одессы в Киев возвращался на нашем Ан-26, на борту также были министр лесного хозяйства Украины Борис Николаевич Лукьянов и писатель Николай Яковлевич Зарудный. В Одессу они прилетели с нашим командармом. Все время полета прошло в дружеской беседе с этими замечательными людьми. Позже будет еще не одна встреча с Б. Н. Лукьяновым. С ним дружил командарм. Жаль, что Борис Николаевич преждевременно уйдет из жизни в 1979 году.
12 июля 1976 года снова в Одессе на разборе итогов инспектирования. Доклад сделал Маршал Советского Союза К. С. Москаленко. Он отвлекался от текста, вспоминал былое, сравнивал. Ему было что вспомнить за 75 лет жизни, да какой жизни! – В огне боев. Случай для наших Вооруженных Сил уникальный, чтобы в 75 лет находиться на активном участке работы. Когда маршал пробудет в этой должности еще восемь лет, в войсках начнут посмеиваться над совершенно немощным инспектором.
По итогам наши соединения выглядели неплохо. В Одессе я встретился со своими сослуживцами: А. И. Майоровым, А. Пуртовым, Н. Н. Родионовым, Н. А. Темиревым. За время работы инспекции я ближе познакомился с генералами В. П. Бабковым, А. П. Елкиным, В. П. Сафоновым, с которыми продолжались деловые связи весь последующий период службы.
20 июля начали проведение командно-штабного учения по своему плану. 22 июля по своим делам в Киев прилетел Председатель ЦК ДОСААФ маршал авиации А. И. Покрышкин в сопровождении своего заместителя генерал-полковника авиации С. И. Харламова. Я встретил Александра Ивановича на аэродроме в Жулянах. Передал привет от командарма, сказал, что В. Д. Лавриненков во Львове на учениях. Александр Иванович приветливо обратился ко мне, крепко пожал руку. Его встречали также Г. Г. Голубев, А. Ф. Покальчук, А. Т. Голодняк и Л. Ф. Ленчук (ЦК КПУ).
25 июля в воскресенье были с Тамарой и Андрюшей на VIII чемпионате мира по высшему пилотажу на аэродроме ДОСААФ «Чайка». На нем присутствовал и А. И. Покрышкин. А днем раньше, 27 июля, ходили на концерт во Дворец Украины по случаю открытия чемпионата. Здесь мы с Тамарой впервые познакомились с Марией Кузьминичной Покрышкиной, а Тамара – с Александром Ивановичем, сидели в одном ряду. 26 июля умерла Клавдия Покрышкина (жена брата Александра Ивановича). В эти дни неоднократно встречались с Александром Ивановичем, помогал ему в хлопотах о похоронах.
30 июля министру обороны Д. Ф. Устинову было присвоено звание маршала Советского Союза. Эта весть застала меня во Львове.
18 августа состоялась откровенная, редкостная для того времени беседа с П. Т. Андрющенко. Он зашел ко мне в кабинет, когда я сидел над отчетом в Генштаб по оперативной подготовке. Поздравив меня с Днем авиации, Андрющенко прочитал отчет и с возмущением отозвался о нем. Начал обвинять меня в том, что я остановился в своем развитии, что он замечает это уже третий месяц и т.д. В отчете якобы отсутствуют мысли, нет творчества, мне пришлось проглотить горькую пилюлю и попросить П. Т. Андрющенко еще раз вместе перечитать отчет, внести в него поправки и «творческие мысли». После совместной работы мы пожали друг другу руки. Я еще раз убедился в способностях Андрющенко логично мыслить в оперативном масштабе, четко излагать свои мысли на бумаге.
И хотя я не один день обижался в душе на своего старшего товарища за его «срыв» в обращении со мною, это была скорее естественная защитная реакция своего самолюбия. Больше было благодарности за прямоту и откровение. А может, действительно остановился или пошел не туда, куда нужно. Невольно после такого разговора осмотришься, внесешь поправки. Это и является тем качеством, которым необходимо дорожить в дружбе, – способностью прямо и смело высказать товарищу правду. В связи с этим случаем хочу вспомнить один разговор в Генштабе с генерал-полковником М. А. Гареевым. Когда он сказал об уважении ко мне, о том, что поддерживает мою кандидатуру у НГШ ВС к назначению на должность, я не без удивления спросил его: «Неужели Вы простили те ожесточенные споры с Вами и даже нетактичность с моей стороны?» Генерал ответил, что ему нравятся не те люди, которые «заглядывают в рот» и безропотно со всем соглашаются, а те, кто говорит правду, невзирая на чины и последствия. Значит, правда всегда уместна и необходима в настоящих отношениях.
Были в армии и люди совершенно другого склада, чем Павел Трофимович Андрющенко. Их мало интересовали общественные дела, с ними не порассуждаешь на злободневные темы службы и военного искусства. Круг интересов таких людей ограничивался в большей мере личными делами. Такие не помогут, не посоветуют, их дело – наблюдение за тобой со стороны. К счастью, таких людей всегда меньше в воинских коллективах.
17 августа дочь Оля сдала последний экзамен в университет. Теперь ей предстояли пятилетняя учеба с переходом на заочное отделение в связи с замужеством и академический отпуск в связи с родами. Учеба длительная и трудная. Ирина продолжала работать и учиться. Я с виною думал о своих детях.
В конце августа довелось встретиться с отцом. 18 августа потерпел катастрофу наш истребитель, вылетевший с аэродрома Кировское в Крыму. Самолет с летчиком упал в Таманский залив. Расследование причины затянулось, и командарм после того, как побывал там сам, поручил мне вылететь в Крым и завершить работу по расследованию. Я обратился за разрешением заехать к отцу и тут же получил его.
Отец встретил меня радостно. Я приехал в Холмскую из Керчи на автомобиле армейской автошколы. Он впервые видел меня в генеральской форме. Жил отец в самом центре станицы, в домике из двух комнат и с небольшим садом. Мы сходили вместе с ним на могилку к маме. Весь вечер 27 августа провели в беседе, много говорили о маме. Я напомнил отцу нелегкую мамину жизнь, его излишнюю суровость к семье, что ему, конечно, не понравилось. Долго еще просидели с отцом в тот летний вечер на скамейке у калитки, строили дальнейшие планы его жизни. Я старался как можно лучше всмотреться в отца, запомнить его лицо, фигуру, жесты, разговор. Ему с июня пошел 82-й год. Он прекрасно все помнил, интересовался международной обстановкой, был в курсе внутригосударственных дел. Его радовали мои достижения по службе, хотя он неоднократно почему-то подчеркивал, что больше всего ему нравится воинское звание «полковник». Сидя рядом с отцом, я перелистывал историю нашей семейной жизни, думал о том, каким гордым и недоступным для нас в детстве был отец. Мне казалось, что только теперь, когда я приехал к нему в звании генерала, он всерьез принимает меня и разговаривает со мною как со взрослым. Я пытался понять, за что же мы, дети, глубоко уважаем и любим отца, несмотря на его суровость. И здесь вспоминалось по рассказам его безотрадное детство, лишенное родительской ласки, скитание по людям, все то, что называется выживанием. Затем служба в царской армии, первая мировая война, гражданская война и активное участие в строительстве новой жизни, нового строя. С Октябрьской революции жизнь отца полностью принадлежала партии, народу. Его святое отношение к Отчизне, честность и трудолюбие внушали уважение к нему и прощали строгость к нам, детям. В эту встречу с отцом я понял, что рядом со мною уже не тот грозный, непробиваемый человек, а надломленный старик, глубоко переживающий свое одиночество после смерти мамы. В конце беседы отец, заметив мое беспокойство, связанное с делами службы, порекомендовал мне выехать в Керчь завтра утром, т.е. не оставаться в Холмской до вечера.
Я согласился с ним и, попрощавшись, пошел ночевать к сестре. Была теплая, темная августовская ночь. Утром я подъехал к дому отца проститься с ним. Он смахнул слезу и долго смотрел в сторону удалявшегося автомобиля. Это была наша последняя встреча. Через месяц с небольшим отец умер.
6 сентября получили плохое известие об угоне в Японию МиГ-25п с аэродрома Соколовка 11-ой ОА ПВО (Приморский край). Угонщик капитан В. И. Беленко. Мы понимали, к каким тяжелым последствиям для авиации ПВО приведет эта «межгосударственная кража». Было обидно за то, что просмотрели шпиона, не сберегли свой лучший в мире истребитель-перехватчик. Через три дня пришло сообщение о смерти Мао Цзэ-Дуна, не стало еще одного столпа новой социалистической эпохи. В середине сентября я побывал в очередной поездке по частям армии в Краматорске, Жданове, Бердянске, Донецке, Днепропетровске. Лучшее впечатление осталось от Краматорского авиагарнизона, где начальником был опытный и способный командир авиаполка полковник Владимир Иванович Бородин. В свое время он сбил на большой высоте два воздушных шара-разведчика, считался лучшим из лучших летчиков. За девять лет командования полком Владимир Иванович вывел его в передовые и не один год удерживал первое место в авиации страны. Под его руководством и при его непосредственном участии в полку была создана прекрасная учебная база, в образцовом состоянии содержался аэродром со всеми его объектами. Командир лично вложил немалую лепту в наведение порядка (сам был художником). Он привил людям потребность вносить свою долю в совершенствование порядка, чего нельзя было сказать о других командирах. Здесь стремились приумножить все лучшее, сделать красивым свой аэродром и авиагородок. Полк все годы работал без аварий. Образцовый порядок на земле являлся основой успеха в решении задач летной подготовки. Но у самого командира пошатнулось здоровье, пришлось ему расстаться с полетами. Мы перевели его оперативным дежурным на КП армии в Киев. В 1981 году Владимир Иванович умер, подвело сердце.
В каждом гарнизоне, где приходилось бывать, имелись свои плюсы и минусы. Для меня эта поездка, как и многие другие, была очень полезной, потому что я получил возможность детально ознакомиться с состоянием дел в частях. Начальнику штаба нельзя подолгу засиживаться в кабинете, не бывать в войсках, в этом случае возникает разрыв, отвыкаешь от войск и превращаешься в кабинетного малоэффективного руководителя.
Встретились и провели вечер с генералом В. Н. Абрамовым. Он тяжело переживал смерть своей жены Ядвиги и нуждался в поддержке. Доверительно поговорили с ним. Генерал, несмотря на разницу нашего служебного положения, во все периоды службы оставался доступным, дружески настроенным, готовый всегда прийти на помощь людям. На его фоне некоторые выглядели значительно хуже.
25 сентября Военный совет делегировал меня в г. Львов поздравить командира корпуса генерала Евгения Васильевича Абрамова с 50-летием. В то время во главе корпуса стояли замечательные люди. Начальником политотдела корпуса был полковник Хусаин Хасанович Мухомедьяров, впоследствии генерал-майор, начальник политического отдела одного из НИИ Войск ПВО в Москве.
Начальником штаба корпуса был полковник Виктор Никанорович Пилипко, мой сослуживец по Одесской дивизии. Впоследствии был моим заместителем в армии. Уволился со службы в 1980 году.
С командиром корпуса мы побывали в авиагарнизоне в Стрыю, осмотрели строительство ряда объектов, в том числе и домика для летного и технического состава на аэродроме. Это уже после первого моего пребывания в Стрыю и доклада командующему о необходимости перераспределения ассигнований между родами войск (авиацию ущемляли) активизировалось благоустройство аэродрома. Нужно отдать должное комкору, он проявил большое внимание и заботу об авиагарнизоне и теперь не без гордости показывал все, что было сделано и делается.
Корпус я оставил в приподнятом настроении. Радовало взаимопонимание и поддержка командиров соединений Е. В. Абрамова, В. И. Дикушина, В. Г. Селиванова, Н. И. Чукарина, А. Б. Гинжука, В. И. Зенченко, их штабов и политотделов. Вспоминаю недавнее прошлое в самом штабе армии, неприятные объяснения с Н. В. Абрамовым, которого, как я понял позже, недолюбливали в соединениях, Л. П. Кулешовым, выжидательную позицию И. Д. Стопникова и нейтралитет М. Д. Черненко. Чем больше я закреплялся в войсках, тем меньше был зависим от окружения в «верхах». В конечном счете, благодаря мудрости командарма, произойдет нормализация наших взаимоотношений, и мы будем заняты общими заботами, оставив все мелкое в стороне. Впоследствии сильно разойдемся в идеологии относительно оргструктуры Войск ПВО с генералом М. Д. Черненко. Будем еще много лет встречаться и спорить с ним, занимая более высокое служебное положение и проходя службу в других местах. Но об этом ниже.
Войска армии выполняли особую задачу по защите населения городов и экономических объектов от внезапных ударов противника с воздуха. Когда советские люди говорили о Вооруженных Силах, как о главном условии обеспечения их безопасности, то это прежде всего относилось к РВСН, частично к ВМФ и, безусловно, к Войскам ПВО страны. Именно они первыми должны обнаружить нападение с воздуха, оповестить другие виды ВС и первыми вступить в бой для отражения нападения из космоса и с воздуха. Поэтому важнейшей задачей войск армии была защита крупных промышленных и административных центров, каких на Украине немало. Мои поездки по войскам были связаны с этими городами, имеющими славные героические и трудовые традиции. Разве можно было без внутреннего волнения находиться в Одессе, Севастополе, Феодосии, Николаеве, Херсоне, Днепропетровске, Харькове и др. Например, в городе-герое Севастополе всюду встречаешься с местами, овеянными славой, такими, как Сапун-гора, Мекензиевы горы. История города в названиях его бухт, улиц, бульваров, пристаней. Город этот проникает в душу сразу и навсегда. Ему поклоняешься, испытываешь волнение и гордость каждый раз, когда бываешь в нем. Разве этого недостаточно, чтобы постоянно чувствовать ту огромную ответственность, которая возложена на тебя Отчизной. Разве можно допустить в мыслях, что ты не сделаешь все возможное, чтобы оправдать доверие своего народа. С такими мыслями я побывал в очередной поездке в Севастополь 27–30 сентября.
В Севастополе мне доложили о пропаже в отдельной радиолокационной роте на о. Змеином пистолета с патронами. Естественно, все переполошились. Но остров есть остров, скала в море до 800 м в длину и около 400 м в ширину, связь только по воздуху, вертолетами. Похищенное оружие никуда не могло исчезнуть, если только не попало на рыбачье судно, но рыбаки не подходили. Зная все места на острове, переговорили по радио с командиром подразделения, где нужно искать. Вскоре пакет в гермоупаковке был обнаружен в колодце. Все успокоились. Я доложил в Главкомат генералу В. Д. Созинову и по вызову – генералу А. И. Колдунову. Александр Иванович, как всегда, повозмущался нашими порядками. Для расследования временной пропажи оружия на остров была направлена группа офицеров армии. Подозреваемый в хищении рядовой Хабалов, был, по недомыслию некоторых, назначен в наряд и застрелился, получив доступ к оружию. Об этом оставляю запись, как о примере неграмотного разбирательства. Иногда я сам себе задаю вопрос, зачем веду записи, и отвечаю. В нашем военном деле необходимы обширные познания, фундаментальные знания теории мы получаем в учебных заведениях и в последующей учебе в процессе службы, но постоянной и необходимой, бесценной академией для профессиональных военных является школа жизни, которую мы называем опытом. Уроки этой школы пропускать нельзя, а для лучшего усвоения их нужно фиксировать и передавать другим. Так создается хороший «учебник жизни», ее история.
Поэтому записи полезно вести каждому человеку. Безусловно, это требует определенных затрат времени и сил, но тут на помощь приходит самовоспитание и организованность, необходимые каждому человеку, а тем более военному.
6 октября 1976 года умер отец. Известила об этом телеграммой сестра Лиля. 7 октября к 8.00 я уже был в Холмской, в доме, где жил отец. Там встретил сестру. Похоронили отца в тот же день рядом с мамой. Прошло все скромно, помянули у Лили. 9 октября к исходу дня я возвратился домой в Киев. Дорогой думал об отце, его жизни и финале. Он 55 лет был членом КПСС, честно жил, трудился и сделал для своего народа все, что мог. Вот и не стало родителей. То, что в раннем детстве казалось очень страшным – смерть матери и отца, теперь воспринималось как неизбежность. Отец чувствовал свою кончину, заблаговременно приготовился к ней, даже партвзносы уплатил не как обычно, 5-го числа каждого месяца, а 3 октября. Мне рассказывали о том, что товарищи из райкома комсомола договорились с ним об очередном выступлении в ПТУ перед молодежью. Он дал согласие, но предупредил: «Как бы я Вас не подвел». В первой половине дня соседи видели отца во дворе, он стоял у калитки, потом зашел в дом. В полдень к нему приехали товарищи, чтобы окончательно убедиться, сможет ли он выступить. Постучались, не дождавшись ответа, вошли в комнату и увидели его лежащим на кровати, на груди газета, которую он читал перед своим вечным сном.
Стрельба, свадьба и юбилей
Наступила последняя декада октября. В семье готовились к свадьбе, выходила замуж Ирина. Жених Сергей Татарников – инженер, гражданский парень. Свадьба назначена на 23 октября, гости приглашены. 22 октября идут последние приготовления. И вдруг вводная, наделавшая много шума, заставившая немало понервничать.
22 октября в 23.45 оперативный дежурный КП полковник Б. Н. Чубуков доложил мне об обнаружении в 23.10 в Черном море неопознанной цели, удаленной на 80 км от береговой черты с курсом полета в направлении Балаклавы. Отдаю распоряжение: «При нарушении воздушного пространства СССР цель уничтожить». Пока прибудет автомобиль, держу из квартиры постоянную связь с КП. Полковник Чубуков доложил командарму. Владимир Дмитриевич запретил сбивать. Приезжаю на КП, вникаю в обстановку. Цель продолжает полет на высоте 1200 м. Поднятый на перехват истребитель цели не обнаруживает, она в облаках, к тому же велики скорости сближения. Одиннадцать РЛС береговых постов видят цель устойчиво. Отметка от нее наблюдается с места нахождения двух боевых кораблей США при очередном их заходе в Черное море с целью разведки. Докладываю командарму, он еще дома, предлагаю уничтожить цель. Командарм разрешает. На КП 1-ой дивизии ПВО начальник штаба полковник В. С. Губский. Даю команду: «Цель-нарушитель уничтожить!» Чувствую на КП дивизии замешательство от такого решения. Губский не сразу выполняет команду в 0.13 и только в 02.14 цель была сбита 5-ым зрдн Евпаторийской бригады. Одновременно с уничтожением цели американские корабли взяли курс на Босфор.
Тогда мы получали из печати, а также из развединформации, первые сведения о дистанционно пилотируемых летательных аппаратах (ДПЛА), предназначенных для целей радиотехнической разведки. Теперь без них не происходит ни одного конфликта с применением средств воздушной борьбы.
Сразу после стрельбы «проснулась» Москва. Пошли вопросы, уточнения, комиссии. По чьей-то инициативе общевойсковиков этот инцидент был квалифицирован, как стрельба по гусям. Начался поток оскорбительных выпадов против Войск ПВО страны. Насмешки. Крым почти весь обшарили и каждого падшего гуся относили к жертвам стрельбы.
Долго мы еще слышали в наш адрес насмешки, но никому в голову не приходило поверить в нашу радиолокационную технику, ведь наблюдали цель на десятках индикаторов РЛС. Ни у кого не хватило решимости отметить правильность действий командования армии. Зато, если бы не сбили, набросились бы на всех «виновников». Командарм своим приказом поощрил многих офицеров и солдат РТВ. На этом примере мы еще раз убедились в непререкаемом авторитете нашего командарма, его ценнейших командирских качествах, умении брать на себя всю ответственность за принятое решение и, несмотря на давление сверху, ни на миг не усомниться в его правильности, не кивнуть в сторону кого-либо, в частности – начальника штаба. Ведь я больше всего повлиял на командарма, и после принятия им решения я, а не он, заставил стрелять 5-й зенитно-ракетный дивизион Евпаторийской зенитно-ракетной бригады 1-ой дивизии ПВО.
Но возвратимся к семейному событию. Как же быть, всю ночь с 22 на 23 октября и почти весь день 23 октября мы были заняты. Покидать службу нельзя, возможны очередные вызовы для объяснений, а как же свадьба без родителей и дорогих гостей? И здесь проявились качества нашего командарма. Он приказал мне в 17.00 убыть с командного пункта домой, чтобы подготовиться к семейному празднику. В 19.30 начался свадебный вечер в ресторане «Млын». Через час туда прибыли и Владимир Дмитриевич с Евдокией Петровной. Несмотря на усталость и тревожное состояние, мы все же смогли отключиться от служебных дел и три часа провести в праздничной обстановке. Семья была благодарна всем гостям, тому, что в празднике смогли принять участие все члены Военного совета армии. Так почти одновременно произошли два диаметрально противоположных события в жизни: неприятное на службе и радостное в семье. Я до сих пор благодарен своему командарму, человеку с большой буквы, который не сорвал свадьбу и не омрачил ее своим отсутствием. Наоборот, пришел с радостью на вечер и, не подавая никаких признаков беспокойства, повел себя с присущим для него жизнелюбием и теплотой.
На службе шло разбирательство. Москва не торопилась с выводами. В конце месяца наши действия по уничтожению неопознанной цели были одобрены, напряжение спало. Как бы то ни было, пришлось и самого себя проверить в сложной ситуации по доведению решения до конца.
Прошел месяц, насыщенный значительными событиями в личном и служебном плане.
С 8 ноября по 3 декабря отдыхали с женой в санатории им. Фабрициуса. Хорошо отдохнули, сняли накопившуюся усталость. Время на отдыхе проводили с генералом В. С. Абрамовым (мой товарищ еще по Монинской академии) и его женой Любой.
В аэропорту от встречавших нас товарищей В. Ф. Несмачного и А. Д. Леонова узнали новости за время отсутствия в Киеве.
В местной зенитно-ракетной бригаде пропал секретный документ – приказ Главкома. Пришлось выйти на службу раньше и включиться в розыски пропажи. Хуже неприятностей, чем утрата секретного документа, не бывает. На этот раз найти приказ не удалось. 16 декабря меня вызвали в Главный штаб к генералу В. Д. Созинову на совещание по вопросам службы войск, режиму и сбережению оружия. Попутно повез сувенир от нашей армии Л. И. Брежневу и сдал его в экспедицию на Старой площади. Уже месяц, как в стране идет подготовка к празднованию его 70-летия.
19 декабря необыкновенно широко и шумно отмечался юбилей Генерального секретаря Л. И. Брежнева с присвоением ему четвертого звания Героя Советского Союза и награждением золотым оружием. На экранах телевизоров шел о нем фильм «Путь коммуниста». О скромности не было и речи. Об этом давно забыто, только разговоры и поучения, но не для лидеров партии и народа, а для рядовых людей. Пройдет еще пять лет после 70-ти, и мы станем свидетелями многих других награждений, что вызовет у людей еще большее недоумение. Такого возвеличивания после Сталина народ не знал. За 15 лет был взращен новый культ личности. Так в нашей стране и не научились извлекать уроков из прошлого. Культ личности Брежнева свидетельствовал о серьезном заболевании страны. Оно проявлялось в спаде народного хозяйства, расшатывании дисциплины и во многих других направлениях жизнедеятельности государства.
Приключение на рыбалке
Новый 1977 год встретил ответственным по армии. А 6-го января решено было съездить на рыбалку, на подледный лов, в район Переяслав-Хмельницкого, на Киевское водохранилище. Выехали утром на «ГАЗ-21». Наш экипаж состоял из четырех «рыбаков» – генералов П. Т. Андрющенко, М. Д. Черненко, полковника П. А. Захарова, меня и водителя. Направлялись к месту, которое знали двое – Андрющенко и Черненко. Путь занял два часа. Мороз был около 17 градусов, с ветерком. Мы замерзли, а клева не было. Вскоре свернули рыбалку, пообедали и решили возвращаться домой, день короткий, приближались сумерки.
Обратно поехали по другой дороге, что ближе к водохранилищу. В одном месте я обратил внимание на подозрительно ровную поверхность дороги, припорошенную снегом. Оказалось, мы ехали по льду, который треснул, и машина провалилась. Я успел крикнуть, чтобы открыли дверцы, но, кроме водителя, никто из нас этого сделать не успел. В приоткрытую дверку со стороны водителя мы энергично повылезали из кабины, затопляемой водой. До полного «комфорта» не хватило 30–35 см воды. Придя в себя, мы поняли, что попали на язык залива водохранилища. Лед не выдержал и машина медленно начала погружаться на дно оврага. Но что же делать дальше? Мы в промокшей теплой одежде на морозе, машина постепенно проседает, на поверхности видна только крыша, спичек нет, согреться негде. Принимаем решение троим оставаться у машины, а двоим, Черненко и мне, идти до населенного пункта и принимать меры по вызволению оставшихся и автомобиля. Идти пришлось по дамбе несколько километров, дул пронизывающий ветер, коченело тело, отказывали ноги. Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы нам навстречу не попались три автомобиля «Жигули» с семьями рыбаков, которые совершали прогулки на природе. Они-то и отвезли нас к себе. Отогрели, угостили самогоном, накормили и позаботились о других товарищах.
У бригадира был в доме телефон, по которому я связался с оперативным дежурным и вызвал автомобиль. Машину вытащили днем 7 января, утром я был на службе и рассказал о происшествии Владимиру Дмитриевичу, он от души посмеялся. 8 января к 19.00 наша утонувшая «Волга» своим ходом благополучно прибыла в автопарк. Так ознаменовалась первая рыбалка, а точнее, начался для нас 1977 год.
Перемены в руководстве Генерального Штаба Вооруженных Сил СССР
8 января 1977 года было сообщено о назначении нового начальника Генерального штаба ВС СССР, генерала армии, впоследствии Маршала Советского Союза Н. В. Огаркова. Бывший начальник Генерального штаба ВС генерал армии В. Г. Куликов был назначен Главнокомандующим ОВС государств-участников Варшавского Договора.
Такую перестановку в руководстве Вооруженными Силами в войсках среди офицерского состава объяснили тем, что нового (из гражданских лиц) министра обороны в большей мере устраивал Огарков, инженер по образованию. Пробудет он в этой должности до августа 1984 года и нанесет большой ущерб системе ПВО страны своими «преобразованиями». Это по его предложению будут расформированы Бакинский округ ПВО и четыре приграничные отдельные армии ПВО, нарушена ранее сложившаяся и отлаженная структура войск и система ПВО. Время докажет несостоятельность принятых решений и заставит вновь, через шесть лет, возвратиться к прежней организации, но чего это стоило войскам! Новый начальник ГШ ВС явился самым «результативным» по своим преобразованиям из всех занимавших этот пост до него. Пользуясь тем, что вопросы развития оперативного искусства применения видов и родов войск были перепоручены Министром обороны начальнику Генерального штаба, и обладая в то же время неограниченным доверием Министра обороны, он провел в жизнь немало своих идей, многие из которых, к сожалению, обернулись для Вооруженных Сил так же печально, как и для ПВО. Кое-что Огаркову не позволили сделать, к чести тех, кто вовремя оказал ему сопротивление. При нем в сильной степени расцвела необъективность в оценках и выводах учений. Широкий размах получило массовое награждение участников учения боевыми и даже полководческими орденами, при этом руководство не забывало и о себе. Полный анализ надлежит сделать истории, только жаль, что это займет много времени и современники Огаркова не успеют с ним ознакомиться.
Огарков убрал со своего пути всех, кто был ему неугоден, мог оказать сопротивление, зато всячески поддерживал и продвигал своих сторонников, назначал их на высокие посты, присваивал звания, награждал. Все это теперь позади. Не стало на этом посту Огаркова, его занял человек совершенно иного склада, Маршал Советского Союза С. Ф. Ахромеев. Однако история наших Вооруженных Сил, к великому огорчению, пополнилась мрачным периодом, который должен явиться предостережением для поколений. А самое обидное, что никто не ответил за содеянное. Министр умер. Огарков был назначен на другую должность. Ниже я еще не один раз буду описывать встречи с маршалом Н. В. Огарковым и свои впечатления о нем. Звание маршала он получил вскоре после назначения на должность НГШ ВС СССР.
Встреча с маршалом авиации Красовским Степаном Акимовичем
В 1976 году в санатории им. Фабрициуса я встретился с бывшим начальником политотдела Академии ВВС генералом в отставке В.Г. Точиловым и узнал от него, что маршал авиации С. А. Красовский написал вторую книгу своих воспоминаний. Генерал, узнав о моем желании приобрести ее, посоветовал мне обратиться к маршалу с просьбой выслать книгу. Я тут же написал ему письмо. Степан Акимович прислал мне книгу 14 января 1977 года. Меня это очень обрадовало. Захотелось увидеть маршала и я решил навестить его при первой же возможности.
Такая возможность представилась в связи с вызовом меня на сборы в Москву. Встреча с маршалом Красовским принесла мне большое удовлетворение. Я знал, что у маршала нет детей, что старость его усугубляется все более ощутимым одиночеством. Уже значительно позже, навещая маршала и его совсем немощную супругу на даче в Монино или в госпитале, я видел печальную картину и незавидное положение двух беспомощных стариков, в котором они оказались в конце своей жизни. А тогда, зимою 1977 года, маршал тепло встретил и потратил на беседу со мной целых два часа. Мне показалось, что после встречи с ним у меня прибавилось знаний и опыта. Я был восхищен его мудростью и остротой памяти, независимостью мышления, благородством по отношению к своим боевым соратникам и неподдельным патриотизмом.
Маршал поблагодарил меня за посещение и скромные угощения с Украины. Я готов был взять постоянное шефство над ним, понимая, что жизнь маршала на исходе. По этому поводу он даже сам сказал мне: «Человек должен жить не больше, чем ему отведено. Мне скоро 80». Мне довелось принимать участие в чествовании его на 85-летии и провожать в последний путь летом 1983 года. О других встречах с маршалом у меня сохранились записи в дневниках.
Наш «домик»
Речь идет о доме, который мы построили на территории эксплуатационной комендатуры командного пункта армии, что рядом со штабом армии. Заставила нас построить дом нужда, которую мы испытывали при размещении командированных к нам офицеров и гостей в городских гостиницах. Не ручаюсь, кому первому из нас троих – мне, начальнику КП полковнику Е. Веретенникову или полковнику В. Полупанову – пришла эта мысль, скажу лишь о том, что мне приходилось больше всего испытывать неудобства с устройством приезжих, командированных в Киев офицеров.
Мы втроем дружно взялись за осуществление идеи, и через год одноэтажный особняк на десять койко-мест, а с перегрузкой и на все двадцать, был построен. Впоследствии заслугу в этом припишут мне, и даже всем, кто останавливается в доме, объявляют, что он построен по моей инициативе.
С появлением своего «домика» мы почувствовали облегчение. В нем стали устраивать командный состав, вызываемый на Военные советы или на сборы, иногда отмечали там знаменательные события.
13-го марта чествовали в нем комдива Николая Ивановича Чукарина по случаю присвоения ему генеральского звания. Николай Иванович окончил Академию Генерального штаба годом позже и был назначен комдивом Днепропетровской дивизии. Зарекомендовал себя как разумный командир-артиллерист, нравился своей простотой, прямолинейностью, скромностью. В честь хорошего товарища произнесли не один тост. Мы до сих пор сохраняем дружеские отношения. Николай Иванович Чукарин девять лет прослужит на Дальнем Востоке комкором, затем командармом и командующим ПВО ДВО. В смутные годы огарковской перестройки он останется твердым приверженцем идеи воссоздания Войск ПВО. К его чести, он смог сохранить на Востоке ранее созданную структуру управления Войсками ПВО и не допустил ее полного разрушения. Впоследствии он будет назначен на должность Заместителя главнокомандующего Войсками ПВО по боевой подготовке.
13 марта 1977 г. поздравил начальника оперативного отдела армии полковника Ивана Алексеевича Папырина и его заместителя полковника Григория Леонтьевича Долгих с награждением орденами Красной Звезды. Откровенно поговорили о работе штаба, о перспективах. Сделано нами за два года немало. Мне не один раз приходилось вступать в новую должность и встречаться с разным наследием, богатым и бедным. Были случаи, когда в штабе не за что было зацепиться. Такая ситуация очень осложняла начало работы. Мы с начопером прибыли в армию с трехмесячным интервалом. Начинали осваивать трудные должности почти одновременно. Теперь позади два года и мы могли гордиться тем, что выдюжили, несмотря на большие нагрузки в 1976 году. Смогли войти в коллектив, найти в нем опору и поддержку. К нам внимательно относился командарм. Штаб выправился, вернул свое прежнее положение авторитетного органа, занял ведущее место в вопросах управления. Значит, путь наш правильный. Сегодня я радовался наградам своих соратников.
В середине марта побывал на учениях в Одесской дивизии, командир которой Валентин Иванович Дикушин был моим другом. У Валентина Ивановича не все ладилось в работе, и мне всегда хотелось помочь ему, поддержать в трудные периоды. То, что Дикушин командовал дивизией, где проходило мое становление на основных штабных должностях, усиливало мое желание бывать у него на учениях. Имелись и другие причины. Штаб сильно обновился после 1972 года. Начальниками родов войск были вновь назначенные молодые командиры. Валентину Ивановичу было трудновато. Дивизия по составу и выполняемым задачам отличалась от других определенной сложностью.
В этот раз на учении я уделил больше внимания вопросам боевого управления с КП дивизии. Была заметна недостаточная слаженность оперативной группы командира, но наиболее слабым звеном оказалась штурманская группа. Знакомые мне штурманы Морозюк и Таряник работали неуверенно. Длительное общение со штурманами наведения, знание специфики их работы приводили к мысли о необходимости укомплектования этого звена способными, быстро соображающими и выносливыми офицерами.
Труд за индикаторами радиолокационных станций очень сложный. Наведение истребителей требует большого напряжения сил, психологических нагрузок и в целом крепкого здоровья. Несоблюдение этих требований приводит ко многим неприятностям, иногда плачевным. К сожалению, некоторые начальники настаивают на назначении на КП в качестве штурманов наведения летчиков, списанных по здоровью, а иногда и отстраненных от летной работы по другим причинам. Я знаю примеры, когда такие штурманы терялись в сложной воздушной обстановке, запутывали ее еще больше и не помогали летчику, а усугубляли и без того сложную ситуацию в полете. Штурманов наведения необходимо тщательно готовить и в практическом отношении. Чтобы выиграть бой в воздухе с воздушным противником, нужно хорошо знать его и возможности своих истребителей. Эти знания может дать систематическая учеба, знание тактики. К сожалению, при подготовке штурманов не все следовали этому требованию. На задачу укрепления штурманской группы пришлось обратить внимание и комдива, и начальника штаба полковника Ковалева. Указал им также на необходимость повышения слаженности в работе всей оперативной группы командира или полного боевого расчета командного пункта.
В Одессе представилась возможность встретиться со своим сослуживцем и хорошим другом подполковником в отставке Н. А. Темиревым, вспомнили с ними других товарищей. Николай Алексеевич работал в гражданской организации. С сожалением говорил о низкой дисциплине и больших недостатках, разбазаривании народного добра. Подобное приходилось слышать и от других сослуживцев, уволенным из армии и работающих в народном хозяйстве.
Землетрясение
Киев, 4 марта 1977 года. В 22.23–22.24 семья находилась в квартире. Андрюша еще не спал. Я смотрел фигурное катание, трансляцию из Японии. Дом прилично качнуло. У меня из-под руки (опирался), казалось, пошел скользить диван. Я подумал, не сошел ли я с ума. Последнее время работал с перегрузками, не мудрено и рехнуться. Решил посмотреть на остальных, вижу, они в панике выбегают из комнаты. Ира говорит: «Землетрясение». Первой бежала. Евдокию Ивановну, Тамару и Андрея с температурой пришлось задержать в квартире. Оказывается, эпицентр землетрясения силой 8–9 баллов был в северо-восточной части Румынии и в Молдавии. Через несколько минут ОД КП генерал Н. И. Шкодин позвонил и передал распоряжение Главкома о назначении меня председателем чрезвычайной комиссии по нашей армии. Я выехал сразу же на КП и в штаб. Улицы Киева были заполнены встревоженными людьми. Покинули квартиры кто в чем. Между тем, городские власти никакой информации и инструкции народу не давали. Невольно представил, а что же будет, если окажемся под ядерным ударом. Прибыв на КП, уточнил обстановку. Больше всего землетрясение ощущалось в подразделениях дивизии Дикушина, дислоцированных на территории Молдавии, однако, разрушений и жертв не было. Комиссия была быстро сформирована, определен план действий, переданы телеграфом мероприятия, которые предусматривались в войсках на случай повторения подземных толчков.
5 марта в 8.00 послал донесение о последствиях землетрясения для частей 21 д ПВО в Главный штаб, в 9.30 доложил командарму, который находился в Днепропетровске. Обошлось все без серьезного ущерба. На этом комиссия свою деятельность прекратила.
Доклад начальнику Генерального Штаба Маршалу Советского Союза Н. В. Огаркову
Это немаловажное для меня событие произошло 2 апреля 1977 года на учениях. Перед встречей волновались, тщательно готовились, заучивали наизусть доклады, которые предстояло нам с командармом сделать на заслушивании. Тренировались, не жалея сил, запирались с Владимиром Дмитриевичем в его кабинете и «зубрили» текст. Помню, Владимир Дмитриевич потел, но «подчинялся» моим требованиям повторять и повторять доклад, пока он не прозвучал без запинки. Даже в этом командарм продемонстрировал свою железную волю и ответственность за исполнение служебного долга. По сценарию на заслушивании я должен был докладывать предложения, а командарм – решение. На следующий день, 2 апреля, к 12 часам мы своей группой прибыли к месту заслушивания. В 16.15 приехал Маршал Советского Союза Н. В. Огарков в сопровождении многих генштабистов, а также начальника Главного управления кадров генерала армии И. Н. Шкадова. Первой заслушивалась группа генерал-полковника Валерия Александровича Беликова, командующего СКВО, впоследствии генерала армии, командующего ПрикВО и Главнокомандующего ГСВГ. Его доклад не произвел на нас особого впечатления, был очень длинный и прочитан, не отрываясь от текста. После того, как заслушивание сухопутчиков закончилось, Маршал дал команду: «Приготовиться ПВО». Быстро развешиваем схемы, карты. Готовы. Но первым вызывается командарм. Я подумал, что мой доклад исключен вообще. Владимир Дмитриевич докладывает четко, как на репетиции. Он в полевой форме, под ремнем, на груди, горят две звезды Героя. Я радуюсь его докладу, и еще больше влюбляюсь в своего командарма. Перед нами человек-легенда времен Великой Отечественной войны и послевоенного периода, военачальник, взращенный партией и народом. К командарму вопросов нет. Облегчение, конец. Я закрываю свою тетрадь и в этот момент слышу слова маршала: «Теперь послушаем начальника штаба». Мгновенная мысль: «О чем?», ведь решение уже доложено, мои предложения к решению командарма теперь ни к чему. Выхожу, не торопясь, надеюсь, последует уточнение, о чем докладывать, слышу: «Доложите об организации обеспечения операции». Собираюсь с мыслями, после небольшой паузы докладываю. Начал с управления и взаимодействия, затем разведки и других видов обеспечения. С докладом вроде получилось. Но после доклада посыпалась серия вопросов, позволяющая начальнику Генерального штаба составить представление о своем собеседнике: «Какое радиолокационное поле создается в армии, сколько подразделений РТВ и в каком они состоянии? Сколько в армии самолетов? Дайте характеристику КП армии». Затем последовала новая серия вопросов: «Дайте обоснование противовоздушной операции. Чем Вы объясните такую нарезку Вашей армии? Как Вы согласовываете или смотрите на организацию управления при размещении армии на территории трех военных округов? Имеете ли Вы возможность по средствам связи создать подвижный КП объединения ПВО?» и др.
Беседа наша затянулась и проходила в спокойной обстановке. На все вопросы давал правильные ответы. Впоследствии мы поняли, что начальник Генерального штаба своими вопросами прощупывал далеко идущие замыслы на реформирование Войск ПВО. Мои ответы в большинстве своем шли вразрез его желаниям. Получалось, что, не зная цели, которую ставил перед собою маршал Огарков, я высказался против его идей. На этом заслушивание закончилось. Когда мы освободились, я поздравил командарма с хорошим докладом. Меня же поздравляли наши офицеры, они считали отчет удачным. Мы были рады, что благополучно отчитались за первый этап учения. Однако, содержание нашей беседы с НГШ ВС вызвало длительную полемику между представителями Генерального штаба и Главного штаба Войск ПВО. Не со всем соглашался будущий Главком наших войск, а в то время зам. Главнокомандующего генерал-полковник авиации Александр Иванович Колдунов. Он был против того, что мы спланировали применение войск армии в форме противовоздушной операции. Это было сделано в Войсках ПВО впервые после двадцатилетнего перерыва и длительного спора в военно-научных кругах о том, нужна или не нужна противовоздушная операция в Войсках ПВО. По этому вопросу, как сказал мне начальник управления ПВО Генерального штаба генерал-лейтенант Е. В. Калашников, шел спор между группами до полуночи. «На чем же порешили?» – спросил я. «Вы сделали правильно, что спланировали операцию» – ответил он. Некоторые считали, что мои ответы были не очень четкими. Я этого и не отрицал. Окажись кто-либо из них на моем месте, было бы, наверное, тоже так. Тем не менее, мы выстояли. Причем первыми громко, во всеуслышание, заявили самому Генеральному штабу о появлении в Войсках ПВО противовоздушной операции, как формы ведения боевых действий оперативных объединений войск ПВО. Я был благодарен офицерам штаба, видел радость на их уставших лицах. Они смотрели, в свою очередь, на меня, как начальника и товарища, который не подвел их на таком высоком уровне.
Разбор учения состоялся 7 апреля в гарнизоне учебной дивизии ПрикВО в районе г. Хмельницкого. В 10.00 маршал Н. В. Огарков предоставил слово для доклада по замыслу учения начальнику ГОУ генерал-полковнику С. Ф. Ахромееву. Доклад был сделан лаконично, без лишних слов, чувствовались глубина и широкая военная эрудиция. Перед разбором генерал А. И. Кузьменко сказал, что Ахромеев уточнял у него данные обо мне. Оказывается, генерал на заслушивании 2 апреля обратил внимание на то, что, отвечая на вопросы НГШ, я поглядывал на своего командарма. Появилось сомнение насчет самостоятельности мышления. Кузьменко вроде бы рассеял эти сомнения. Через несколько лет нам суждено будет по долгу службы часто встречаться с генералом армии, а затем Маршалом Советского Союза начальником Генерального штаба С. Ф. Ахромеевым. Но продолжим о разборе.
Все ожидали выступления НГШ ВС. Оно началось в 10.45. Доклад представлял глубокое изложение современной стратегической операции на ТВД с учетом происшедших изменений в вооружении и способах боевых действий. Подчеркивалась возросшая роль штабов, говорилось: «...прошли времена Кутузова, когда подстраивались к характеру командующего, теперь характер командующего должен подстраиваться под коллектив. Без штаба современной операцией управлять нельзя». И далее – про переход к параллельному методу планирования, о роли командующих в подготовке штабов и их личном непременном участии в планировании. Затем была дана оценка за учение командующим и начальникам штабов с указанием фамилий, имен и отчеств. Наш командующий получил высокую оценку, была отмечена организованная четкая работа штаба с начальниками оперативного отдела, управления ЗРВ и разведки.
Командующий, член Военного совета генерал И. Д. Стопников и я были приглашены на обед, где мы могли ближе присмотреться к начальнику Генерального штаба. Мне лично понравились его деловитость, неторопливость, спокойная манера разговаривать равномерным негромким голосом. Он выше среднего роста, сухощав, светлый, с глубоко посажеными глазами на худом лице. Было произнесено несколько тостов, в том числе секретарями Хмельницкого и Черниговского обкомов КПУ Лисовым и Уманцем, командующими КВО генерал-полковником И. А. Герасимовым и ПрикВО генерал-полковником В. И. Варенниковым.
Учение явилось для меня солидной школой. Впервые я общался с крупными военачальниками, присматривался и впитывал все важное, полезное, понимал, как много еще нужно учиться, совершенствоваться.
8 апреля отпраздновали День Войск ПВО. Рабочие будни продолжались. 19 апреля узнали о большой трагедии в Ленинградской армии. При перевозке летчиков полка с аэродрома Пярну на аэродром Тапа Ан-26 столкнулся с заводской трубой. Катастрофа унесла 21 жизнь.
1 мая светлый праздник. Третий раз я на трибунах Крещатика с восторгом смотрю на цветущие колонны демонстрантов, красивых людей Киева. На этот раз в колонне студентов маршировала дочь Оля. По окончании демонстрации все приглашенные на трибуны выстроились в «каре» для принятия персональных поздравлений от руководителей республики В. В. Щербицкого (первый секретарь), Г. И. Ващенко (председатель Президиума) и А. П. Ляшко (Председатель Совмина республики), затем командующего и ЧВС округа. Рукопожатия.
7 мая (суббота). По телефону поздравил с Днем Победы генералов В. Д. Созинова и А. И. Колдунова. В ответ также получил теплые поздравления. А. И. Колдунов передал мне целую программу действий, пожелал, чтобы я стал настоящим, серьезным, вдумчивым начальником штаба, не допускающим вольнодумства и т.п. Я поблагодарил Александра Ивановича за искренность пожеланий. Под «вольнодумством» он подразумевал мой неудачный ответ НГШ ВС 2 апреля по поводу возможности создания подвижного КП армии.
На встрече ветеранов Великой Отечественной Войны 1944-1945 г.г.
В наши годы мы были и сейчас еще являемся свидетелями этих трогательных встреч. Внуки их уже не увидят. Поэтому считаю долгом поделиться с ними, как это выглядело. В данном случае о встрече ветеранов 2-ой ВА, которой в годы войны командовал генерал Степан Акимович Красовский.
Накануне встречи Маршал обратился ко мне с просьбой оказать содействие, так как встреча намечалась в Киеве.
6 мая на аэродроме Борисполь мы встретили маршала авиации С. А. Красовского и сопроводили в отведенную для него гостиницу на ул. Авиации. Сама встреча назначалась на 7 мая в Высшем авиационном инженерном училище. К 10.00 у парадного входа в училище начали собираться ветераны 2 ВА, большинство приехало с членами семей. Строились по авиаполкам и дивизиям, фотографировались с маршалом. Среди ветеранов много известных по газетным статьям и книгами авиационных командиров дивизий, корпусов: Л. И. Горегляд, Г.Г. Голубев, М.П. Нога, Ф.И. Добыш, Д.П. Голунов, В. К. Тихоненко, Новицкий, В.Я. Ермаков и многие, многие другие бывалые и отважные воины, летчики, техники, инженеры, рядовые и командиры, все при орденах. Из училища колонной ветераны направились в Институт ГВФ, где на стадионе состоялось шествие сводной колонны ветеранов и студентов, а затем спортивный праздник. Ветеранов пригласили на трибуны. Пронесли развернутое знамя 2 ВА. Много было приветствий, поздравлений и рапортов. Выглядело это торжественно, красиво и очень волнительно. Ярко сияло солнце. Я старался стоять так, чтобы маршал все время был в поле моего зрения. Наблюдал за происходящим, за встречами людей, судьбы которых соединились 35 лет назад в жестоких битвах за Родину. Теперь они встречались, празднуя 32-ю годовщину ими завоеванной Победы. Это были счастливые люди, до конца выполнившие свой долг. Они ликовали, обнимались друг с другом, плакали от счастья. Приехали на встречу 1217 человек со всех концов страны. Некоторые издалека, и даже с семьями, их не остановили даже большие расходы на дорогу.
К 16.00 ветераны снова прибыли в авиаучилище. Построились. Маршал произнес речь, после чего начался обед. Поднимались тосты за друзей, командиров. Зал неоднократно взрывался аплодисментами в честь командарма.
В 19.50 мы с Голубевым проводили маршала к самолету на аэродроме Борисполь. Он был счастлив параду встречи ветеранов, высокой организации. После его отлета в Москву долго делились впечатлениями. Мне было приятно услышать слова благодарности маршала Красовского за помощь и непосредственное участие в празднике. На память об этом дне остались фотографии.
Встреча на учениях с Главнокомандующим Войсками ПВО Маршалом Советского Союза Павлом Федоровичем Батицким
Подготовка к учению началась еще в апреле. С приездом посредников в конце мая окунулись в большую работу. Мы знали, что нас будет заслушивать маршал Батицкий П. Ф. Его широкая осведомленность, глубокие знания войск и строгость в оценках на учениях очень тревожили и поэтому в штабе армии готовились к встрече с Главкомом с особой ответственностью. Меня волновало то, что в директиве Главного штаба на планирование боевых действий был обойден вопрос о «противовоздушной операции».
Это я объяснял излишней осторожностью начальника оперативного управления генерала Б. И. Смирнова. Своим недоумением я поделился со старшим посредником генерал-полковником Федором Акимовичем Олиферовым, тот тоже удивился нерешительности ГШ ВПВО.
Первое заслушивание и первая встреча с Главкомом намечались на 2 июня. В 13.50 Главком прибыл в штаб армии. Кабинет для него был подготовлен на первом этаже. Маршал свою массивную фигуру с трудом поднимал на этажи по лестницам. При встрече поздоровался со встречающими его за руку.
В первый день заслушивались доклады начальника разведки полковника Г. Д. Бодрова, начальника оперативного отдела полковника И. А. Папырина и начальника штаба.
После доклада начальника разведки маршал сказал: «С позиций академического подхода я бы Вам поставил пятерку, а оценивая Вас по мыслям – не выше тройки. В целом же Вашим докладом я доволен». Из этого было ясно, что Главком проверяет нас на самостоятельность мышления.
Доклад полковника Папырина был прерван, пришлось ему поправить знак ПВО (перекосился на тужурке). Мы думали, что начопер станет «жертвой» дня, но через 12 минут Иван Алексеевич благополучно закончил, услышав «спасибо».
После 15-минутного перерыва заслушивание возобновилось моим докладом «О методике работы штаба с начальниками родов войск, отделов и служб при планировании противовоздушной операции и о способах доведения боевых задач до войск и организации их исполнения». Такое поручение признавало лидерство нашего штаба в освоении планирования противовоздушной операции. К вопросу я тщательно готовился и четко доложил, используя схему, на которой были развернуты главные вопросы. После основного доклада началась беседа. Главком попросил увязать решение командующего с решениями командиров соединений и с планами применения родов войск. Мне удалось раскрыть этот вопрос с акцентом на том, что идеи или предложения начальников родов войск по боевому применению нашли воплощение в решениях командующего и командиров соединений. В основном при многоступенчатом планировании необходимо соблюдение условия высокой согласованности между штабом и начальниками родов войск. Далее Главком добивался, чтобы я отметил при этом ведущую роль штаба. Не поняв, чего он хочет, я затруднялся с ответом. Помог он сам. Главком возвысил роль штаба. Разъяснил ведущую организующую роль и место штаба по отношению к родам войск и служб. В этом была прямая поддержка того, чего всегда я добивался на должностях начальника штаба всех ступеней.
В заключение маршал сказал, что это был сложный вопрос, над ним нужно думать всем, и выразил удовлетворение беседой со мной, которая длилась 45 минут.
На второй день заслушивались начальники родов войск, ЧВС и командарм. Заслушивание проходило спокойно, доклады были удачными, недовольства Главкома не вызывали. Член Военного совета генерал И. Д. Стопников докладывал об организации партийно-политической работы и моральном духе личного состава армии, а в конце решил вставить: «Ваше заслушивание, товарищ маршал Советского Союза, явилось для нас хорошей школой и т.д.», на что маршал пробасил: «Значит, я плохой учитель. Вам нужно поставить двойку, а мне единицу». Командарм доложил коротко и четко.
Перед вылетом из Василькова Главком выразил командарму удовлетворение хорошей подготовкой офицеров. Это была высокая оценка нашего труда.
3 апреля начальник Главного штаба генерал-полковник В. Д. Созинов сказал мне: «Главком дал Вам высокую оценку, мне было приятно слышать о Вас такой отзыв». Все это обязывало меня трудиться еще с большей отдачей сил.
Я был благодарен офицерам Оперативного отдела, которые и на этот раз приложили титанические усилия по качественной разработке документов учения.
Учение продолжалось, оно было насыщено многими вводными.
В период учений мне приходилось часто общаться с генералом Ф. А. Олиферовым. Он известный военачальник в Войсках ПВО. Занимал большие командные посты. Был командующим Бакинским округом ПВО. Поговаривали, что генерал Олиферов Ф. А. был основной кандидатурой на пост Главнокомандующего в случае ухода с этого поста маршала П. Ф. Батицкого. В 1977 году, находясь в должности заместителя начальника Командной академии ПВО, Федор Акимович защитил кандидатскую диссертацию, в основу которой лег его богатый практический опыт в создании группировок Войск ПВО для защиты объектов от ударов воздушного противника на севере страны. Всегда при встречах с генералом Олиферовым я обращал внимание на его манеру неторопливых метких суждений. Мне нравились его умные глаза, скупые движения. За всем этим просматривался большой человек. Много времени при общении с Федором Акимовичем мы посвящали перспективе развития войск и системы ПВО страны. Его суждения о системе ПВО всегда основывались на глубоких знаниях и убедительных доказательствах. Брала гордость за такого военачальника, каким располагали войска ПВО.
7 июня В. Д. Лавриненков, И. Д. Стопников, И. А. Папырин, Ф. А. Олиферов и я вылетели в Вюнсдорф (ГСВГ) на разбор учений. Наш маршрут пролегал через Минск, где мы заночевали. 8 июня в 10 часов наш самолет Ан-24 произвел посадку на аэродроме Шпиленберг. Для меня эта поездка была значительна тем, что я впервые был в Германии. Мне предоставлялась возможность побывать в Берлине, где закончилась Великая Отечественная война с водружением знамени Победы над Рейхстагом.
В первый же день после прибытия мы с Владимиром Дмитриевичем и нашим представителем при командующем ВВС и ПВО ННА генералом А.Г. Балдиным побывали в Берлине, о котором мне много рассказывал отец и другие фронтовики. По дороге в Берлин Владимир Дмитриевич вспоминал 1945 год, последние воздушные бои в Берлинской битве. Генерал А. Г. Балдин комментировал наш путь по городу. Стараюсь все запомнить. Вот уже позади проспект с липовой аллеей. При Гитлере липы были спилены, на нем был сплошной асфальт, здесь проводились парады войск, отсюда, с этого чумного двора, провожали на советский фронт вновь сформированные дивизии. Смотрю на своих спутников, у Владимира Дмитриевича две Звезды Героя, у генерала А. Г. Балдина – одна. У каждого из нас свой счет с фашизмом. Думалось о несмываемом позоре немецкой нации. Заехали в Трептов парк, подъехали к рейхстагу. Затем поднялись в ресторан на телебашне. Осмотрели панораму всего города. Опять я вспоминал отца, его рассказы о поверженном Берлине. Теперь город был отстроен. В западной части его просматривалась группа крупных многоэтажных зданий. Там капитализм, там может снова возродиться фашистская чума. Экскурсия была очень волнительной. Трудно было в это короткое время справиться с нахлынувшими чувствами. К вечеру мы возвратились в Вюнсдорф в отведенное для нас жилье.
Разбор состоялся на второй день. В третий раз слушал начальника Генерального штаба и впервые – министра обороны, маршала Советского Союза Дмитрия Федоровича Устинова, чей доклад носил характер политической стратегии. Оба доклада заняли 2 часа 15 минут.
15.00 до 16.45 обед, где произносили тосты четыре министра обороны: СССР (маршал Д. Устинов), ГДР (ген. Гофман), ПНР (ген. Ярузельский), ЧССР (ген. Дзур).
В тот же день мы возвратились в Киев с высокой оценкой за учение. Министр обороны отметил, что командующий армией умело и решительно управлял боевыми действиями, а штаб работал без особых замечаний.
19 июня меня избрали депутатом в городской Совет народных депутатов Киева.
В Румынии (г. Бухарест, г. Брашев)
С 20 по 23 июня состоялись сборы командования ПВО стран Варшавского Договора, которыми руководил Главнокомандующий Войсками ПВО страны Маршал Советского Союза П. Ф. Батицкий, он же заместитель Главкома Вооруженных Сил государств-участников Варшавского Договора.
Сборы проходили в живописном уголке Карпат в г. Брашеве. Население города встречало нас дружелюбно. Военные были сдержаны, проявляли максимум внимания, но уклонялись от бесед на политические темы. По дороге из Бухареста в Брашев мы видели следы землетрясения 4 марта, в результате которого было разрушено 20000 жилищ, многие общественные здания. Бедствие унесло более тысячи человеческих жизней, более десяти тысяч человек было ранено.
Это была моя третья поездка в Румынию. Здесь я всегда чувствовал себя гораздо лучше, чем в Берлине. Люди доброжелательнее и ближе нам по духу, много общего с нашим многонациональным народом. Нам показали форельное хозяйство, угощали рыбой, предоставили на некоторое время в наше распоряжение универмаг в городе. Кое-что купили, а больше осматривали товары. Жизнь румынского народа, ставшего с помощью Советского Союза на социалистический путь развития, с каждым годом улучшалась. В это лето были хорошие виды на урожай, что не могло не радовать. Мы видели поля под буйной пшеницей и плантации с двухметровой кукурузой. Немного смущало большое количество портретов Н. Чаушеску и его тяга к Западу.
Возвращались домой на Ту-154 через Москву.
Одесса, Николаев, Херсон, Каховка
Поездка состоялась по поручению Военного совета для проверки готовности нашего батальона к работе по уборке урожая. Ездили с комдивом В. И. Дикушиным. Познакомился со многими партийными и советскими руководителями. Много увидел хороших мест, надышался степным воздухом. Наши подразделения устраивались, готовились к большой работе. Мы осматривали лагеря, полевые автомобильные парки, беседовали с личным составом, настраивали их на примерный труд. Начальником нашей оперативной группы, по моему предложению, был назначен зам. комдива из Севастополя подполковник В. П. Синицын. Побывали на Славянском маяке в устье Днепра, угощались ухой. С маяка пошли катером до Каховки, любуясь необыкновенно красивыми местами. В тот же день возвратились в Херсон.
Запомнилось радушие работников маяка Владимира Степановича Стрельченко, его помощников Михаила, Николая и др. Украина богата не только замечательной природой, но и прекрасными людьми.
В Свердловске
В армии начал распространяться слух об уходе от нас командующего в штаб ГО Украины. По некоторым признакам это подтверждалось. Мне об этом командующий ничего не говорил.
3 июля предстояла командировка в Свердловск на сборы начальников штабов под руководством начальника Главного штаба. На Урале до этого мне бывать не приходилось, поэтому ехал туда охотно, тем более что там командовал армией генерал Л. М. Гончаров, мой комдив в Одессе. Мне было известно, что Леонид Михайлович рвется в Киев вместо Владимира Дмитриевича. А это означало возобновление нашей совместной работы, естественно, уже в другом качестве. Моей поездке мешала сильная боль в левом ухе. Почти месяц лечился, а становилось все хуже и хуже. Набрал лекарств, наглотался пилюль и таблеток и тронулся в путь. Уже в Свердловске, когда стало невмоготу, и меня осмотрели в госпитале, выяснилось, что дело не в ухе, а болел зуб под пломбой, о которой я забыл. Там оказали помощь, боли прекратились. Про себя я поругивал нашего «знаменитого» врача майора Мантурова, это он поил меня больше месяца лекарствами и смазывал внутри уха, каждый раз успокаивая, что «опухоль и покраснение уменьшились».
Свердловск – крупный промышленный центр, в чем-то напоминающий город Горький. Население преимущественно рабочий класс, простой, сдержанный и озабоченный. Архитектура строений носит отпечаток сурового климата. Много исторических памятников культуры. В музее геологии познакомились с бесценными богатствами Урала.
Сборы были поучительными, полезными, позволили пообщаться с начальниками штабов других армий, поделиться опытом. Л. М. Гончаров и начальник штаба армии В. Д. Данилин были ко мне особенно внимательны. Там подтвердилось желание Л. М. Гончарова стать командующим 8 ОА ПВО в г. Киеве. 8 июля я возвратился из командировки.
Для памяти оставляю имена своих коллег – начальников штабов отдельных армий ПВО. Это – генерал-лейтенант артиллерии Н. П. Мильченко (Московский округ ПВО), генерал-лейтенант артиллерии М. С. Ситников (Бакинский округ ПВО), генерал-лейтенант артиллерии П. С. Лейчинский (2-ая ОА ПВО г. Минск), генерал-майор артиллерии В. Д. Данилин (4-ая ОА ПВО г. Свердловск.), генерал-майор артиллерии Ю. А. Горьков (14-ая ОА ПВО г. Новосибирск), генерал-майор авиации Г. В. Данилов (11-ая ОА ПВО г. Хабаровск), генерал-майор артиллерии Ю. А. Зеленков (10-ая ОА ПВО г. Архангельск), генерал-майор артиллерии Новокщенов (6-ая ОА ПВО г. Ленинград), полковник С. М. Столбченко (12-ая ОА ПВО г. Ташкент). С каждым из них у меня своя история взаимоотношений.
В Киевском военном округе происходила смена начальников штабов. Вместо генерал-лейтенанта И. Д. Ершова был назначен генерал-лейтенант Станислав Иванович Постников. Я был приглашен на проводы Ивана Дмитриевича к новому месту службы в штаб ГО СССР. Новый начальник штаба долго не задерживался в округе. Через 1,5 года он был назначен командующим СкВО, затем войсками ПрибВО, пользовался большим авторитетом у маршала Н. В. Огаркова, активно проводил эксперименты в войсках по рекомендациям Генштаба, особенно усердствовал в области ПВО и ВВС. Мне неоднократно доводилось встречаться со Станиславом Ивановичем в Прибалтике, доверительно беседовать и тактично опровергать его суждения по некоторым вопросам оргструктуры Войск ПВО и системе управления, которые настойчиво навязывались войскам Начальником Генерального штаба маршалом Советского Союза Н. В. Огарковым.
В дальнейшем генерал-полковник С. И. Постников будет командовать ЗабВО, затем станет Главкомом войск Западного направления. Ему будет присвоено звание генерала армии. Мы до конца службы в Советской Армии сохраняли с ним товарищеские отношения.
Отдых в Ессентуках и на берегу Черного моря
Были там вместе с Тамарой с 10 июля по 5 августа. Хорошо провели время. Побывали на Домбае, в Пятигорске, Кисловодске, Железноводске, в местах Пушкина, Лермонтова, Грибоедова. Одновременно с нами отдыхали Александр Иванович и Нина Ивановна Колдуновы. Теперь мы познакомились семьями и вместе проводили время отдыха.
Александр Иванович был интересным собеседником, обладал чувством юмора, часто шутил, с ним было приятно проводить отдых. Наши столы в столовой были рядом, ходили вместе в кино, играли в преферанс. Александр Иванович подтвердил информацию об уходе из войск Владимира Дмитриевича Лавриненкова. По возвращении в Киев, от встречающего нас полковника В. Н. Пилипко, узнал о том, что командарм вызывался к Главкому, был на Военном Совете Войск и Л. М. Гончаров, комдив В. И. Дикушин назначался в Ростов комкором. Теперь понятно, почему ими так подробно интересовался А. И. Колдунов во время нашего совместного отдыха.
У нас еще было отпускное время, и мы, воспользовавшись приглашением, поехали на десять дней в Железный порт отдохнуть «по-дикому» на Черном море. Взяли с собой Андрюшу. Жили в «лагере» на побережье. Побывали в заповеднике Аскания-Нова, у легендарной Тачанки, ходили на катере на подводных крыльях по Днепру от Голой Пристани до Каховки. Познакомился с секретарями Голопристаньского РК КПУ Николаем Андреевичем Зленко, Андреем Егоровичем Кравцом и др.
Покидая Херсон, мы поблагодарили комбрига подполковника Виктора Владимировича Ярощука и командира зрдн подполковника Федора Ивановича Алексеева за их заботу. Много новых впечатлений увозили мы от этого непродолжительного пребывания на Херсонщине. Был и тревожный день, когда Андрюша чуть не свалился в глубокую стремнину канала, его, сползающего по бетонной стенке в воду, едва успели подхватить. Главное, он молчал, не звал на помощь. Повезло, что кто-то из нас оглянулся. Опасность подстерегает детей повсюду!
Павел Демьянович Лысюк
Пишу о Павле Демьяновиче потому, что он принадлежит к числу лучших моих друзей-сослуживцев, его хорошо знает вся наша семья.
1977 год. Лысюк подполковник медицинской службы, дивизионный врач. Впервые свела нас судьба в Умани, где Паша был доктором авиаполка, старшим лейтенантом. Отличался от других спокойствием, уравновешенностью, хорошими познаниями в медицине, разносторонней подготовкой. Он и парашютист (несколько сотен прыжков), и автолюбитель, и экспериментатор, а главное, психолог и хороший искренний товарищ. Мы с ним встречаемся редко на службе и чаще в парной, где ведем интересные беседы, в основном, на исторические темы, из прочитанного. Павел знает о моем увлечении историей, достает и дарит мне редкие книги, такие как «Правила и мысли Наполеона», изд.1844 г., «Очерки военного искусства», Жомини, изд.1939 г., «Клаузевиц 1806 г.», изд.1938 г. и др. Павел сильный, трезвый, сдержанный. После моего перехода в БО ПВО туда же получил назначение и он. Служили вместе и жили в одном доме. Общение с Павлом интересно, полезно и приносило большое удовлетворение. Из Баку его перевели на Балхаш.
Службу в ВС Павел Демьянович закончил в расцвете сил. Последнее время возглавлял медицинскую службу 10-го ГНИИП на Балхаше. Работал плодотворно, но у него не сложились взаимоотношения с начальником полигона генералом В. И. Кузиковым, весьма своеобразным человеком. Полковник Лысюк, будучи хорошим психологом и принципиальным человеком, не мог равнодушно реагировать на несправедливость своего начальника. В итоге ему пришлось расстаться с воинской службой и уехать на постоянное местожительство в Киев.
Нужно сказать, что мне на протяжении всей службы в армии везло на хороших друзей из медицины. Очень добрую память я сохранил о своем сослуживце докторе Генрихе Марковиче Хоровце – начальнике медицинской службы Войск ПВО, докторах Э. Н. Заяшникове и его жене Тамаре Сергеевне, Ф. Л. Власик, В. И. Иванове.
О земляке Алексее Григорьевиче Ветер
Познакомился с Лешей и его женой Марией Максимовной, тогда просто Машей, приезжая к родителям из спецшколы, когда они жили на ул. Садовой в Холмской. Алексей был их соседом.
Наше знакомство началось в 1949 году и постепенно переросло в крепкую дружбу.
Алексей родился в 1930 году в казацкой семье. Высокий, сильный парень с орлиным носом и зоркими глазами. Учился в школе не более шести лет, в армии не служил. Рано начал работать в колхозе, затем на нефтепромыслах трактористом. Он увлекался охотой, по выносливости и меткости стрельбы ему не было равных. От него я получил первые уроки охоты.
Алексей обзавелся своей семьей, построил дом, вырастил сад. У них с Марией Максимовной родились двое сыновей Сергей и Юрий.
Алексей мой единственный друг из штатской среды. У него своя сложная житейская судьба.
В октябре 1993 года, когда я заезжал на Кубань из Пятигорского санатория, он поделился со мной историей своей семьи, которая оставила особый след в моей душе. В 1992 году Алексею, как наследнику, возвратили усадьбу отца, раскулаченного в 30-е годы в станице Мингрельской. Алексей пригласил меня проехать с ним туда и посмотреть. Я с удовольствием согласился. Когда мы приехали на место, где жил казак Григорий Ветер (отец Алексея), я увидел покосившуюся крохотную хибару размером 3 на 6 м с двумя крошечными окошками и камышовой крышей. Мы зашли внутрь, где слева от двери была одна комната с печкой, в которой родился Алексей. С другой стороны от входа крохотный чулан. Алексей рассказывал о своем детстве, вспоминал отца и мать. Я заметил слезы у этого мужественного человека, и понял горечь его обиды. Ведь Алексею пришлось испытать на себе ярлык «сын кулака». У меня у самого застрял комок в горле. Я спросил у друга, почему такой маленький домик, Алексей объяснил, что его отец был шестым сыном у своих родителей, а нужно было каждому сыну построить жилье при выходе из семьи. Сил и средств у деда уже не было, и поэтому была построена такая скромная глинобитная избушка, крытая камышом.
На небольшом пустынном вспаханном дворе было несколько старых фруктовых деревьев, посаженных когда-то отцом Алексея.
За многолетнюю нашу дружбу я ни разу не спрашивал Алексея о той странице жизни его родителей, факте «раскулачивания», чтобы не причинить ему боль.
Теперь же он сам поведал мне об этом. Мне казалось, что Алексеи привез меня, чтобы я убедился в нелепости того, что происходило в стране в 30-е годы.
Возвратившись с поездки к моей сестре Лилии Макаровне, где я остановился, мы под впечатлением того, что перечувствовали, выпили за обедом по две-три чарки водки. Для меня Алексей стал еще ближе.
Николай Никитович Усенко
О Николае Никитовиче уже говорилось, когда описывалась служба в Стрыю в 179 иап и в Червоноглинском в 90 иап.
В Червоноглинском он был моим командиром полка. Трудно переоценить фактор доверия, который существовал тогда между мною, начальником штаба и командиром полка. Мы старались сохранить нашу дружбу, подчинить ее общим интересам. Говорили друг другу правду, а при возникающих иногда разногласиях старались найти общее верное решение, чтобы не навредить делу. С именем Николая Никитовича связано для меня многое. Когда родился Андрюша, он стал его крестным отцом. После Червоноглинского, с 1967 года наши военные, а точнее армейские дороги разошлись, но где бы мы ни находились, мы всегда тянулись друг к другу. Никитич пошел по восходящей быстрее обычного, он намного раньше меня стал генералом, был комдивом на Новой Земле, комкором в Ярославле и заместителем командующего армии ПВО в Ленинграде. Все, казалось бы, складывалось наилучшим образом, но его так благоприятно начатой карьере помешала одна неприятная история. Он оказался замешан в скандальном и громком деле с медвежьими шкурами, что послужило причиной серьезного наказания и понижения в должности. Непосредственная вина Никитича была в том, что он, как командир, не проявил твердости и не предотвратил незаконные действия своих подчиненных по промыслу белых медведей, хотя они и выполняли указания «сверху». Никитич был снят с должности зам. командующего и назначен зам. комкора в Ригу, в НИИ, т.е. его удалили от войск, таким образом, его военная карьера была остановлена.
В 1976 году по его просьбе и с нашей с Л. М. Гончаровым помощью он был переведен на службу в Киев и долгое время работал там на должности начальника командного пункта армии.
Отсутствие общих интересов и тесных контактов в работе за последние годы ослабило нашу взаимосвязь. Мы реже встречались, изредка переписывались. Осенью 1992 года Никитича не стало. О кончине своего друга я узнал через несколько месяцев. Похоронен Николай Никитич в Киеве.
Служба продолжается
Но вернемся к событиям октября 1977 года. В армию прибыл работать начальник одного из отделов Главного управления кадров ГУК МО СССР генерал-лейтенант Г.Н. Ковтунов, пришлось сопровождать его несколько дней в поездке по соединениям и частям. Побывали с ним во Львове, Одессе и других местах.
7 октября произошло большое событие в жизни советского народа – принята и введена в действие новая Конституция СССР.
8 октября была нарушена граница воздушного пространства СССР со стороны Ирана легкомоторным самолетом с посадкой и взлетом с аэродрома ПВО Небит-Даг.
Нарушителя не перехватили. Случай позорный. Немного о нем.
Нарушение Государственной границы воздушного пространства СССР
За долгую службу в Войсках ПВО в приграничных районах не один раз узнаешь, какая это неприятная вещь для всего личного состава и особенно для командиров. Нарушения бывают разные, как со стороны других государств, так и с нашей.
Дорого обходятся ошибки в действиях дежурных сил ПВО, связанных с пропуском нарушителей воздушного пространства.
Случай, о котором расскажу, очень редкий, даже уникальный, он тяжело отразился на престиже всех Войск ПВО.
8 октября в границах ответственности Ташкентской ОА ПВО и БО ПВО легкомоторный самолет со стороны Ирана пересек границу западнее Ашхабада, пролетел над нашей территорией около 700 км, углубившись на 240 км, т.е. пробыл в общей сложности в наших границах 2 часа 25 минут (с 9.19 до 11.44). Мало того, он произвел посадку на аэродроме Небит-Даг, где базировался боевой истребительный полк БО ПВО, и на котором осуществлялось боевое дежурство. Поняв свою ошибку, экипаж нарушителя тут же на полосе развернулся, взлетел, дошел до берегов Каспия и на малой высоте удрал в Иран. Наши же поняли, что это нарушитель, только после взлета его из Небит-Дага, да и то не сразу. Началась погоня истребителей, поднятых из Красноводска, но было поздно.
Пошли расследования и разборки. 19 октября нас вызвали на Военный совет войск. Вел совет первый зам. Главкома А. И. Колдунов. Заслушивали руководство и основных виновников обоих объединений. Это были очень тяжелые минуты. Мое внимание привлекло то, как вели себя, с одной стороны, «непосредственные» виновники и их начальники, а с другой – те, кто обвинял. Последнее ясно, а вот первое наблюдать было неприятно. Командующий БО ПВО генерал-полковник авиации А. У. Константинов всю вину за безнаказанность действий нарушителя возлагал на начальника РТВ округа генерала Болдырева и начальника штаба округа генерал-лейтенанта М. С. Ситникова. Несмотря на то, что это его подчиненные, он полностью отмежевался от них. Говорил неоднократно, что просил Военный совет освободить от должности генерала Болдырева и назначить полковника В. Войтенко, но его не слушались, отсюда и результат. Горько было нам из других армий слушать такое. Беда произошла большая, но нельзя так легко отходить от своих подчиненных, попавших в беду, занимать сторону судей.
Ведь командующий несет ответственность в первую очередь. Кстати, генерал Болдырев в данном случае не был основным виновником. Он не смог перенести тяжелых обвинений и оскорбительных выпадов, заболел и вскоре умер.
Что же явилось причиной безнаказанного полета чужого самолета? Прежде всего, недостаточная бдительность дежурных расчетов радиотехнических постов 12-ой ОА ПВО и БО ПВО, которые не смогли своевременно обнаружить чужой самолет-нарушитель и предупредить дежурные силы иа, плохая, неслаженная работа расчетов командных пунктов, безответственность отдельных лиц, нарушение требований приказов по задержанию несанкционированных взлетов с военных аэродромов и многое другое.
Мы разъезжались с Военного совета, чтобы немедленно начать большую работу по наведению порядка. Из Москвы я сразу вылетел в Симферополь, чтобы с Крыма начать проверку радиотехнических подразделений приграничной линии армии до Липкан (Молд. ССР). Группа офицеров уже ждала меня в Севастополе.
Высокая оценка
Получили ее за первое место армии в Войсках ПВО в 1977 году. Главнокомандующий Маршал Советского Союза П. Ф. Батицкий вручил нам с командующим подарки, мне – радиоприемник «ВЭФ-202».
28 октября в программе «Время» сообщили о присвоении А. И. Колдунову маршальского звания.
29 октября из Москвы возвратился командарм. Он оставался на совещании у министра обороны. Командарм поделился, как тепло простились с ним Главком и все члены Военного совета. Главком сказал Владимиру Дмитриевичу, что он был и остается героем, если даже больной смог привести армию к 60-летию Октября с высокими показателями!
31 октября подвели итоги. Доклады делали член Военного совета, зам. командующего по боевой подготовке генерал Лука Петрович Кулешов и командарм. В конце своего выступления Владимир Дмитриевич Лавриненков поблагодарил командиров соединений, частей, своих заместителей, обеспечивших хороший финал в юбилейном году. По всему чувствовалось, что командарм скоро нас покинет.
Первый сигнал реформирования войск
Он поступил с совещания у министра обороны. Был поднят вопрос о реорганизации Войск ПВО и ВВС. Главком П. Ф. Батицкий в своем выступлении сказал, что это шаг назад: «Если мы и нуждаемся в эксперименте, то им должны заняться компетентные люди». В этом был большой смысл. Время потом покажет, что эксперимент, а точнее, ломка Войск ПВО, производилась вопреки мнению специалистов. Против переподчинения ВВС военным округам выступил также командующий ВВС ЛенВО генерал Бабаев. «Это уже было в 1940 году, – сказал он, – объединение ВА с округом присуще слаборазвитым странам». Увы, это было лишь началом. Огарков набирал силу и, подогреваемый своим окружением, неуклонно следовал к цели. Формально эксперимент был все-таки проведен в 1978–1980 гг., а за ним начались крупная перестройка с отрицательными последствиями для ПВО страны и длительная упорная борьба Главкомата войск ПВО за восстановление оргструктуры Войск и системы ПВО страны. В этой борьбе, которую возглавил Главнокомандующий, несколько лет я буду принимать активное участие.
60-летие Великого Октября
Страна готовилась к празднованию своего 60-летия. Дыхание праздника чувствовалось во всем. 3 ноября мы получили в горкоме КПСС приглашения на торжественное собрание ЦК КПУ и Верховного Совета УССР 5 ноября во Дворце культуры «Украина». То были волнительные часы. С докладом выступил член Политбюро ЦК КПСС первый секретарь ЦК КПУ В. В. Щербицкий. Во Дворце лучшие люди республики, среди них испытанные революционеры, 250 Героев Советского Союза, 350 Героев Социалистического труда, 26 полных кавалеров орденов Славы, иностранные гости, представители коммунистических и рабочих партий. Испытываешь чувство гордости за принадлежность великому народу, свершившему под руководством В. И. Ленина социалистическую революцию. Заседание длилось с 12.00 до 17.00 с двумя перерывами. В 18.00 начался концерт. Мы были вместе с командующим В. Д. Лавриненковым, Г. Г. Голубевым и другими товарищами.
7 ноября в Киеве состоялся военный парад и демонстрация, который смотрели жена и дети. Я дежурил. Нам нравилось, как проводились праздники на Украине. Их неповторимость запала нам в души.
И вновь кропотливые будни
Служба продолжалась, имели место разные события, которые касались и всех, и лично меня. В основном, они были связаны с командным пунктом, где постоянно дежурит смена, и куда стекается информация обо всем, что делается в воздухе и на земле. 14 ноября при сбитии воздушного шара несколько реактивных снарядов, выпущенных самолетом МиГ-21, разорвались на земле, осколком ранило старика, ехавшего на бричке в районе г. Сум. Прибыла комиссия от Главкома для разбирательства, криминалов не обнаружила. Во избежание жертв на будущее вышли с предложением к Главкому впредь над Украиной оружие по автоматически дрейфующим аэростатам и воздушным шарам не применять.
18–20 ноября поездка в дивизию к молодому командиру полковнику Евгению Леонидовичу Тимохину. Побывали с ним в Днепропетровске, Запорожье, Жданове, во многих частях и подразделениях, встречались и беседовали с офицерами и солдатами, обсуждали обустройство, инженерное оборудование позиций, состояние вооружения и техники, эффективность его использования, повышение бдительности на боевом дежурстве, учебу.
Впоследствии мне еще много придется встречаться с Евгением Леонидовичем, делиться опытом, оказывать поддержку. Между нами долго сохранялись добрые товарищеские отношения до моего увольнения из Вооруженных Сил в 1991 г.
Каждый раз в поездках по войскам я присматривался к объектам, которые они защищают от нападения противника. Как правило, это города с их населением, промышленностью, портами и всеми другими несметными богатствами, созданными руками советского человека, а также прекрасные земли Украины с полями, садами, реками, дубравами. Сколько волнующих моментов испытываешь всякий раз, когда видишь все это. Может ли быть выше долг, чем выполнение благородной миссии, возложенной на Войска ПВО страны!? Войска постоянной боевой готовности, войска, для которых фронт стал повсюду, как в приграничье, так и в глубине территории страны, от поверхности Земли до космических далей.
В поездке я видел могучие заводы, металлургические комбинаты, гидроэлектростанции и многое другое, что составляет экономический потенциал Родины. А промышленные центры, расположенные в ряд по берегу Днепра и в Приднепровье, составляли индустриальный хребет Украины.
С каждым годом заметно расцветают города и села, повышается благосостояние и культура, хорошеют люди.
Мрачное известие. Изменения в руководстве армии
20 ноября из Львова позвонил комкор Е. В. Абрамов, а за ним и начальник штаба полковник Б. А. Кожихов, которые сообщили о получении округом директивы Генерального штаба о разрушении того, что создавалось в войсках ПВО десятками лет.
Суть директивы заключалась в проведении эксперимента в двух приграничных округах – Прикарпатском и Прибалтийском – по передаче в их состав 28-го и 27-го корпусов ПВО из состава 8-ой и 2-ой Отдельных армий ПВО. Срок эксперимента определялся в два года. Впоследствии должны быть переданы в состав и других приграничных округов соединения ПВО с изъятием из их состава истребительной авиации.
Начиналось «покушение» на ту самую нужную для государства отлаженную систему противовоздушной обороны. «Знатоки» решились на ее «перестройку». 26 ноября я был вызван в штаб ПрикВО, где выслушал «программу» преобразований. Хорошо запомнилась самоуверенная речь начальника ГОМУ ГШ генерал-полковника Аболинса. Он раскритиковал существующую организацию Войск ПВО тоном, не терпящим возражений, заявил о неизбежности повсеместного перехода к другой организации и о том, что, хотя и установлен двухгодичный экспериментальный порог для двух округов, к старому возврата не будет. Заглянем в будущее. В 1984 году Аболинса освободили от должности, вслед за ним был снят с должности и начальник Генштаба – его покровитель. Спустя восемь лет после больших потерь Войска ПВО будут восстанавливать свою прежнюю организацию.
Возвратившись тогда из Львова, я доложил командарму обо всем, что слышал и видел. Сказал и о том, что подыскивается кандидатура на новую должность в ПрикВО – командующего ПВО округа, на которую не против попасть командир 28-го корпуса ПВО генерал Е. В. Абрамов. При этом поделился с командующим своей мыслью предложить эту должность М. Д. Черненко. В глазах командарма я успел уловить заинтересованность, но ответа мне не последовало. Через несколько дней кадровик Н. Л. Трофимов уже разыскивал генерал-лейтенанта М.Д Черненко, чтобы предложить ему такую же должность в ПрибВО (Риге).
В ноябре-декабре произошли многие перестановки в кадрах управления армии. Вместо начальника авиации генерала И. П. Волкова был назначен полковник В. И. Андреев. Заместитель начальника авиации полковник Богданов В. С. был назначен в БО ПВО. Управление авиации армии значительно ослабло.
Генерал Н. В. Абрамов – начальник ЗРВ армии был направлен за границу. Зам. начальника оперативного отдела полковник Г. Л. Долгих на несколько месяцев уехал в Анголу. Начальника оперативного отдела полковника И. А. Папырина хотели назначить начальником штаба. Генерал Н. Д. Черненко назначался в ПрибВО. Со дня на день мы ожидали смены командующих. Пророчили и мой «уход». Я понимал, что значительная убыль опытных кадров может ослабить управление армии, и попросил на время задержать в армии полковника И. А. Папырина.
Заканчивался богатый событиями 1977 год. Он явился и годом моего закрепления в ответственной должности начальника штаба армии. Благополучно прошли в ходе крупных учений встречи с начальником Генерального штаба маршалом Н. В. Огарковым и Главнокомандующим войсками маршалом П. Ф. Батицким. Наша армия отмечена в приказе МО СССР, как одна из лучших. Высокая оценка была возвращена ей после восьмилетнего перерыва. Конец года ознаменовался и сменой командующих. 30 декабря был подписан приказ о назначении командующим генерал-лейтенанта артиллерии Леонида Михайловича Гончарова. Владимир Дмитриевич Лавриненков был назначен НШ ГО Украины.
Леонид Михайлович Гончаров
Впервые познакомился с ним в Одессе, куда он прибыл в конце октября 1968 года на должность командира дивизии. Подробно я уже писал о своих первых впечатлениях. Леонид Михайлович, конечно, не принадлежал к той когорте известных в Вооруженных Силах и в стране людей, которые были командующими до него, таким, как генерал-полковники И. М. Манагаров, А. Ф. Щеглов, А. И. Покрышкин, А. И. Боровых, В. Д. Лавриненков, в том числе дважды и трижды Героев Советского Союза. Это были богатыри, у которых за плечами стояла Великая Отечественная война. Большинство из них после командования армией проходили службу на высоких должностях в Вооруженных Силах и вносили существенный вклад в историю их развития. Каждый из них пробивал себе дорогу, прежде всего, личными подвигами и большими делами. Каждый из них – это история, запечатленная в литературе и энциклопедии.
На Владимире Дмитриевиче заканчивался список известных гордых имен командующих. Леонид Михайлович по сравнению со своими предшественниками выглядел куда скромнее. Он принадлежал к более современным военачальникам послевоенного периода. Нам было известно, что его быстрому продвижению по службе наряду с бесспорными способностями способствовало умение ладить с Главкомами.
Генерал-лейтенант артиллерии Гончаров Л. И. прибыл и вступил в должность командарма 6 января 1978 года. Мне не удалось встретить его на аэродроме, я был в Харькове на комсомольской конференции. Командарм оставался в «нашем домике», я заехал к нему в тот день вечером. Мы тепло встретились. Он сказал, что в ЦК разрешили назначить заместителя вместо Черненко, и тут же предложил мне эту должность. Я вежливо отказался. Расстались до завтра. Возвращаясь домой, я думал о том, как пойдет у нас работа с новым командармом. О редком совпадении: были с ним вместе на одноименных должностях в дивизии, теперь будем в таком же положении в армии.
На следующий день, несмотря на субботу, штаб был полон людей. Оказывается, мой заместитель В. Н. Пилипко отдал вчера распоряжение прибыть сегодня всем начальникам управлений и служб. Напрасно. Приехал Владимир Дмитриевич. Был недолго. Хотел сдать секретчику свои документы. Собрались вместе: Владимир Дмитриевич, Леонид Михайлович, ЧВС и я. Владимир Дмитриевич познакомил Леонида Михайловича со своим кабинетом, телефонами и уехал. Мы же с Леонидом Михайловичем зашли в мой кабинет, где я коротко ознакомил его с боевой задачей, некоторыми особенностями ее выполнения с учетом того, что он в известной мере знаком с армией, будучи в ней комдивом и комкором.
Проводы командарма
Провожали командарма 11 января 1978 года. В полдень Владимир Дмитриевич Лавриненков сфотографировался со всем личным составом управления и штаба армии. В 17 часов все офицеры и служащие собрались в зале совещаний. Никогда в нем не было так много людей, как в этот раз. Я зачитал приказ МО СССР о назначении Владимира Дмитриевича на должность начальника штаба гражданской обороны УССР, заместителя начальника ГО УССР и о назначении командующим 8 ОА ПВО генерал-лейтенанта артиллерии Л. М. Гончарова. После этого выступили член Военного совета генерал-лейтенант И. Д. Стопников, от профсоюза Лысенко и командарм Л. М. Гончаров. Говорилось только хорошее, да другого и не могли говорить о Владимире Дмитриевиче. В ответном слове он сказал, как тяжело ему расставаться с коллективом и армией, где проработал такое длительное время. Сказал о ЧВС, с которым находил общий язык, и обо мне, выращенном в армии, прошедшем в ней должности начальника штаба полка, дивизии, быстро освоившем должность начальника штаба армии и сумевшем оказать ему большую помощь в работе. Затем были названы генерал Л. П. Кулешов, комкор Е. В. Абрамов, комдивы В. С. Селиванов, В. И. Дикушин, начальники управлений Н. И. Проявин, Г. В. Орликовский, врач Н. И. Денисов и др. Выходил из зала Владимир Дмитриевич под дружные аплодисменты собравшихся.
Вторая часть проходила за накрытым столом, где было не менее 50 человек руководящего состава. Много говорилось искренних, теплых слов замечательному человеку, командиру и другу. В заключение выступил Владимир Дмитриевич и, со свойственной для него оригинальностью, сказал, что он грешен, так как почти со всеми ему приходилось выпивать, далее говорил о простоте военачальника, его доступности, необходимости меньше говорить, а больше делать, не становиться в позу, доверять людям и не мелочиться (относилось к преемнику). В 20.30 закончился вечер, мы расходились. Я подумал, насколько Владимир Дмитриевич выше нас всех, хотелось быть на него похожим.
Служба под командованием Л. М. Гончарова
На второй день после проводов В. Д. Лавриненкова продолжились оперативно-тактические сборы. Большая часть забот по их подготовке и проведению легла на нескольких офицеров оперативного отдела: полковника Г. Е. Ныпадымко, подполковников В. П. Суханова, А. К. Беленаса, Пухова, Сукачева, Сапон. Из других отделов хорошо проявили себя начальник разведки Г. Д. Бодров, начальник РЭБ полковник Ю. И. Ксенофонтов, подполковник В. Казаков. Всем участникам сбора бросилась в глаза широта знаний, высокая культура и четкость изложения материала новым начальником авиации полковником В. И. Андреевым.
Интересно прошли занятия на аэродроме в Василькове и зенитной ракетной бригаде. Присутствовал командарм. Присматривался, вникал. Сборы прошли, сдан еще один экзамен. Теперь предстояла встреча с начальником Главного штаба генерал-полковником В. Д. Созиновым. За время моей работы в Киеве он третий раз приезжал в армию. После Одессы и Севастополя встретили В. Д. Созинова в Киеве. В этот раз наша беседа оказалась самой продолжительной. Генерал долго рассказывал о своем 40-летнем пути в Вооруженных Силах. Он участвовал в трех войнах. Мы много говорили о перспективе развития Войск ПВО, затем генерал раскрыл секрет моего назначения в Киев. Оказалось, что, подыскивая кандидата, он обратился к Л. М. Гончарову, который назвал меня. При этом генерал показал на Леонида Михайловича и сказал: «Благодари его». Моя кандидатура была названа среди других В. Д. Лавриненкову, который на ней и остановился. Главком П. Ф. Батицкий высказал сомнение (слишком молод и недостаточный опыт), но В. Д. Созинов убедил его. Далее Созинов сказал, что, не зная меня, он шел на известный риск. Теперь все успокоились, считают, что я оправдал их доверие. Так прошла та памятная встреча с начальником Главного штаба. Через некоторое время среди офицеров стали распространяться слухи о моем вероятном переводе. Назывались Московский и Бакинский округа ПВО. Ох, уж эти слухи! Откуда они исходят и как часто бывают точны! Среди многих один вариант оказывался верным. Теперь уже нечего было сомневаться в том, что перевод состоится в 1978 году, о чем я поделился с семьей.
Шло время. Новый командарм строго подходил к оценке деятельности подчиненных, особенно взялся за ракетчиков, которых изрядно распустил за последние годы генерал Н. В. Абрамов.
Наступил праздник 23 февраля – 60-летия Вооруженных Сил. Генеральный секретарь Л. И. Брежнев награжден орденом «Победа», многие военачальники удостоены высоких наград, среди них зам. министра обороны Маршал Советского Союза С. Л. Соколов – получил звание Героя Советского Союза, В. Д. Лавриненков – орден Ленина.
22 февраля во Дворце Украины состоялось торжественное собрание, где с докладом выступил командующий войсками округа генерал-полковник И. А. Герасимов, присутствовал первый секретарь ЦК КП Украины В. В. Щербицкий. Торжества прошли необыкновенно красиво.
В конце февраля – начале марта были с командармом на учениях в Севастополе, где командир дивизии генерал-майор авиации В. Г. Селиванов – пожалуй, самый опытный из всех командиров (ему 55 лет).
Всякое учение, малое или большое, должно быть хорошей школой для тех, с кем оно проводится, и для тех, кто его проводит. Чтобы оно давало максимальную пользу, нужно тщательно готовиться к его проведению. Разрабатывая учения, я всегда старался вводить что-либо новое. На этом учении мы предусмотрели постепенное «втягивание» дивизии в боевые действия. Такой способ (приемлемый только для учения) позволял более полно «схватить» и отработать все элементы, по которым определяется боеготовность. Впервые удалось достигнуть полной внезапности в действиях контрольных воздушных целей благодаря тому, что они появились в понедельник 27 февраля в 4–5 часов утра. Впервые было решено выставить оценки офицерам и другим военнослужащим «за действия на учениях». Впервые в итоговом докладе по учению в разделе о работе тыла мы записали правду о том, что наш тыл проверяется с большими условностями, остается «неподнятой» целиной, ибо как только подходит срок истощения МТС возникает необходимость в их подаче войскам, учение заканчивается. Фактически возможности тыла не проверяются, о чем было сказано на разборе, чтобы тыловики не успокаивались.
А в штабе полным ходом проводилась подготовка к оперативному командно-штабному учению в конце марта, которое должно было стать основной вехой в 1978 году. Операторы старались изо всех сил.
В разговоре по телефону с НШ БО ПВО генерал-лейтенантом М. С. Ситниковым узнал, что рассматривается его кандидатура на преподавательскую работу в Академию ГШ ВС и что я, якобы, отказался от должности НШ БО ПВО. Последнее не соответствовало действительности, так как со мною никто на эту тему не говорил.
18 марта в утром позвонил брат. Он сообщил о резком ухудшении здоровья. Просил после его смерти помочь Ане, спросил, приеду ли я на его похороны.
Большим событием в служебном отношении явилось ОКШУ 27–31.3. Учение показало возросшую подготовку штаба нашей армии в управлении войсками и продемонстрировало общий подъем уровня штабной культуры. Как ни говори, за 3 года нам удалось значительно повысить четкость и слаженность, накопить богатый опыт, пополнить «наследство». Нашему штабу принадлежало первенство в планировании противовоздушной операции в 1977 году. После мы трижды повторили его. Наши разработки документов операции были взяты в качестве образцов в Главный штаб и затем распространены по другим объединениям. Учение показало рост каждого штабного офицера, оно послужило делу повышения авторитета штаба. Лично я чувствовал удовлетворение тем, что смог в какой-то мере оправдать учебу в Академии Генерального штаба, внеся часть своего полезного труда в наше общее дело повышения боеготовности. Не думал, что это учение будет для меня последним в этой должности в своей армии. Впоследствии придется бывать на них, но уже в другом качестве. Радостью охватывало сознание того, что с каждым годом более управляемыми становятся силы в системе ПВО армии, прикрывающей от возможных ударов противника с воздуха всю Украину. На этом учении мы убедились в надежности системы управления, хорошем внутреннем взаимодействии. Это, безусловно, не означало прекращения совершенствования по данным вопросам, но вселяло уверенность в прочности нашей ПВО, в том, что всего можно добиться, если приложить труд, желание, творчество. Одновременно, словно туча на ясном небе, находили тревожные мысли о задуманной реорганизации войск и системы ПВО в приграничных районах страны, на самых ответственных участках нашей границы. Ведь эта реорганизация проводилась (только начиналась) без учета мнения компетентных лиц и вопреки возражениям с их стороны.
Казалось, что командование Войск ПВО недостаточно отстаивает свои позиции. Тщательной научной проработки не проводилось. А если институтам они и задавались, то расчеты принимались лишь угодные инициаторам.
Вот тебе и уроки Великой Отечественной войны, 1941 год! А если и делались некоторые попытки убедить, доказать руководству Министерства обороны вредность и ненужность перестройки, они были безуспешными. Жизнь показала впоследствии отрицательные стороны задуманной перестройки в системе ПВО, но для этого потребовалось более 8 лет. Была разорвана цепь планомерного совершенствования системы ПВО страны, нанесен ощутимый ущерб нашей обороне. За это время, когда мы топтались на месте, вероятный противник совершенствовал свои средства воздушного нападения. Пишу эти строки, когда уже все возвращается на прежний путь развития, но сколько времени упущено, сколько сил потрачено на доказательства нецелесообразности, несуразности «новой» оргструктуры. Сколько было неприятностей в этой длительной, но необходимой борьбе. А тогда хотелось кричать, срочно ехать или писать, просить Генерального секретаря вмешаться, отменить роковое для судьбы Родины решение.
7 апреля я узнал, что являюсь кандидатом на должность НШ БО ПВО. Теперь я начал подумывать о расставании с армией, где с 1961 года прошел путь от летчика до начальника штаба армии, получил несколько воинских званий, в том числе генеральское, где все знакомое и родное.
10 апреля меня вызвал к телефону начальник Главного штаба генерал В. Д. Созинов и сообщил: «Мы думаем назначить Вас в Баку, учтите, это горячее место. Как Вы на это смотрите?» Я ответил согласием. – «Ну и правильно, не ослабляйте работу у себя». С этой поры начались запросы, написание аттестации, высылка личного дела в БО ПВО и другие хлопоты, связанные с переводом.
29 апреля свадьба младшей дочери Оли с Евгением Богаченко. Живут они теперь в Казани. Женя испытывает вертолеты на заводе. У них два мальчика, Саша рождения 1980 года и Дима – 1982 года.
18 мая в Харькове встречали Главкома, он вручал Академии орден Октябрьской Революции.
24 мая мне сообщили о вызове в Москву на Военный совет.
30 мая я в приемной зала Военного совета. Волнуюсь, как и все. Рядом генерал Ю. А. Горьков, он тоже нервничает. Шутка ли, на какие должности назначаемся! Он назначается командармом.
В 13.44 вызвали меня. Председательствует Маршал Советского Союза П. Ф. Батицкий. Вхожу, четко докладываю. Вопросы, ответы в течение одной минуты. Вопрос решен. На второй день я возвратился в Киев.
У нас прошло еще одно учение «Гранит-78». Получили высокую оценку от генерала И. Д. Подгорного. 23 июня состоялся разбор с участием военных делегаций СРР, ВНР и БНР.
27 июня возвратились из Ленинграда Тамара с Андреем, довольные, радостные, в восторге от всего увиденного. На 29 июня меня вызвали в Главное управление кадров, где имел беседы сначала с генералом Г. И. Ковтуновым, а затем с генералом армии И. Н. Шкадовым. Начальник Генерального штаба Маршал Советского Союза Н. В. Огарков на вопрос Шкадова: «Сможете ли принять?» ответил: «Пропускайте».
5 июля в среду я был в ЦК КПСС, где состоялись беседы с тов. И. Н. Анчеевым, А. Е. Волковым. Здесь я воспользовался возможностью и доложил все, что думал о реорганизации. Меня внимательно выслушали, но я понял, что повлиять на эксперимент и здесь не могут. Затем в течение 15 минут был на приеме у В. И. Другова. В ходе беседы с ним узнал о назначении нового Главкома маршала авиации А. И. Колдунова.
С 15 июля мне предоставили отпуск. Мы с женой и сыном отправились в Ессентуки. Возвращаться пришлось одному и на несколько дней раньше по приказу начальника Главного штаба. Сразу прибыл в штаб армии, где к должности уже приступил новый начальника штаба генерал-майор авиации Виктор Степанович Сизов. Среди людей беспокойство, вызванное заменой командарма и начальника штаба, идет процесс «привыкания» к новому начальству. На меня приказ пришел 8 августа. В нем говорилось о назначении меня начальником штаба БО ПВО, заместителем командующего и членом Военного совета. Предстояло прощание с коллективом.
10 августа представился по случаю убытия к новому месту службы командующему войсками округа генерал-полковнику И. А. Герасимову. Тепло расстались. Говорили о реорганизации войск ПВО страны.
11 августа – день расставания с армией, в 17.30 пришли в класс сослуживцы. Попрощались. Мне подарили ружье от сослуживцев и часы от Военного совета. В 18.10 собрались в столовой руководство армии, начальники отделов, приехали В. Д. Лавриненков и Л. Г. Панов. С их прибытием обстановка оживилась. Памятным был тост Владимира Дмитриевича, в котором он сказал, как нужно ценить коллектив, людей. Советовал мне оставаться таким, каким воспитала меня армия. При этом отметил, что на мое воспитание оказали влияние такие замечательные люди, как А. И. Покрышкин и др., что я старался брать у них все хорошее, полезное, что пригодилось для моего формирования как офицера, занимающего высокую должность в Вооруженных Силах. Напутствовал, чтобы я не зазнавался, был всегда внимателен к людям, продолжал расти сам и внедрял все лучшее, передовое, где бы ни служил, высоко нес традиции 8-й армии и следовал им всегда. Сказали и другие много хороших слов, давали чересчур высокие оценки.
В присутствии Владимира Дмитриевича было неловко слушать о себе такое. Я понял, что оставляю у своих сослуживцев по армии добрую память. Впоследствии так и оказалось. Дома перед отъездом думал о том, что Киев был для семьи последним совместным очагом. Через несколько часов предстоит нам территориально рассыпаться. До этого все члены семьи проходили дороги военной службы вместе, теперь один путь разветвлялся на три. Дочери повыходили замуж и отпочковывались от семьи по своим дорогам.
13 августа встретил Тамару с Андрюшей из Ессентуков, во второй половине дня навестил В. Д. Лавриненкова на даче в Лютеже, провели вместе несколько приятных часов. Владимир Дмитриевич вспоминал историю нашего знакомства, выразил удовлетворение, что я оправдал его доверие.
С 14 августа вылет был перенесен на 15-ое из-за задержки самолета в Запорожье. Время ушло на встречи с сослуживцами. Собрал детей и мы поговорили о будущем, о жизни в своих семьях.
С отъездом из Киева наша квартира подлежала сдаче. В Киеве оставалась одна Оля. Для нее мне удалось выхлопотать у командующего войсками округа однокомнатную квартиру, которую в 1981 году Оля сдала. 15 августа нашим бакинским Ан-12 я вылетел с вещами в Баку.
На аэродроме Жуляны меня провожали генералы П. Т. Андрющенко, В. А. Власов, полковники О. К. Полупанов, В. Н. Пилипко, подполковники Г. Е. Бродзели и В. Ф. Несмачный.
Немного о своих близких
О брате Владлене
12 февраля получил от брата Владика вторую телеграмму (первая была 05.02). Он благодарил меня за помощь деньгами и сообщал о своем заболевании – рак пищевода. Ответил ему письмом, меня встревожило его серьезное заболевание. Брат не из нытиков, и, если он напрямую сообщил диагноз своей болезни, значит, дела плохие. Мне стало жаль Владика.
Он родился 6 августа 1924 года. Первым из младенцев семьи выжил. Был баловнем отца до 4-го класса. Затем его судьба складывалась не так, как хотелось родителям. В 14 лет он бросил учиться и пошел работать, сначала автослесарем, затем шофером (очень любил автомобили).
С 1942 года он в действующей армии, окончил Сумское артиллерийское училище, стал офицером, в 1944 году получил тяжелое ранение. Два года пролежал в госпиталях. Демобилизовался в 1947 году. В 1949 году был осужден за какую-то недостачу. В 1953 году амнистирован. Женился. Продолжал мотаться по разным местам в поисках подходящей работы и жилья. Осел в г. Хадыженске, работал в газонефтеразведке.
В 1965 году умерла его жена Таня, оставив двух малолетних детей – Олега и Галю. Начались новые мытарства семьи без матери. Характер работы у брата был связан с поездками каратажных партий. Через три года он женился повторно. В 1969 году перенес операцию желудка. Строго запретили пить. Продержался недолго, себя не щадил. Работал много и честно машинистом-шофером, даже после операции оставался на тяжелой работе. В 1973 году вместе хоронили маму, затем в 1976 году – отца. В ноябре 1976 года Владик приезжал к нам в санаторий в Сочи, где мы с женой были на отдыхе.
В феврале 1977 года брату сделали операцию пищевода. В сентябре 1977 года Владик гостил у нас в Киеве. Он был болен. Старались создать ему хорошие условия. Удалось поговорить с ним о жизни. Я возил его по Киеву, он восхищался красотою города, видел такое впервые. Ему хотелось жить. Он даже сказал об улучшении своего состояния, был рад приему, благодарил нас. А я впервые ощущал плечо брата. Фактически мы только теперь, после 1941 года, встретились как подобает братьям. Я мысленно проклинал войну и спиртное, искалечивших жизнь брату, как и многим другим парням.
11 сентября в 13.15 Владик вылетел к себе домой на Ан-24, впервые на самолете. Я сознавал, что видимся с ним последний раз, старался запомнить малейшие детали.
Вечером Владик позвонил из Хадыженска о своем благополучном прибытии. 25 мая 1978 года брат умер.
О сестре Лиле
Сдружили нас на всю жизнь тяжелые годы войны. Лиля для меня образец честности и дружбы. Все мои приезды на родину за многолетний период службы в армии, начиная со спецшколы, связаны с ее именем, ибо они не обходились без встречи с ней, без ее участия. Мы ведем с ней регулярную переписку всю жизнь. Видимо, написано друг другу не одна сотня, а может, и тысячи писем. Лиля для меня единственный человек из нашей семьи, с которым я делюсь своими мыслями, с ее помощью я поддерживаю связь со своей родиной, в ней черпаю силы. Правдивость и прямота сестры, ее ум, помогли мне в формировании своей жизни.
Родилась сестра на 3,5 года раньше меня, 6 октября 1927 года. Она больше меня помнит родителей и уклад жизни нашей семьи. Кроме того, Лиля постоянно жила рядом с родителями, до самой их кончины. В годы войны мы оставались без отца и брата, пережили жуткие месяцы оккупации, натерпелись страха и голода. Трудно пришлось нам и после освобождения нашего края в феврале 1943 года. С отцом и братом долго не могли установить связь, а, следовательно, и получить помощь. Приходилось приспосабливаться, чтобы выжить. Нас спасла мама, которая что только не предпринимала, чтобы уберечь нас от голодной смерти. Поддержка друг друга в те тяжелые годы войны укрепила наши отношения с сестрой на всю жизнь.
После войны Лиля окончила десять классов, поступила в институт, но учиться не смогла из-за отсутствия средств. Отец посчитал непосильными свои расходы. Лиля начала работать сначала в РК ВЛКСМ, а затем учительницей в младших классах и заочно стала учиться в Краснодарском педагогическом институте. Она до сих пор работает в школе, хотя уже пенсионерка. В 1981 году ей присвоили звание «Заслуженный учитель школы РСФСР», награждена орденом «Знак Почета». У сестры прекрасные дочери Виктория, Елена и Марина. Виктория пошла по стопам мамы, работает учительницей, теперь она завуч одной из школ в г. Абинске. Елена окончила университет, биолог, преподает в техникуме, Марина стала женой военнослужащего. От всех дочерей есть внуки.
В замужестве жилось сестре несладко. Ее муж Анатолий Вартаньянц был крут, рано стал инвалидом и преждевременно ушел из жизни. В трудных условиях Лилия Макаровна продолжала работать, воспитывать троих детей. Она беззаветно любит свою профессию, молодежь. Жизнь сестры – пример служению своему народу. Несмотря на тяжелую личную жизнь, она находила радость в труде и счастье в детях. Я всегда старался морально поддерживать ее. Сестра отвечала мне тем же.
Наша великая дружба с Лилей перешла и на наши семьи. После смерти родителей на Лилю легла забота об их могилах, ибо живет она безвыездно в станице Холмской. Каждый мой приезд в Холмскую – большая радость для нас обоих. Мне нравится проводить дни с сестрой, любоваться ее усадьбой, домашней живностью, которая с некоторых пор стала непременным условием ее хозяйствования. А самое главное, в гостях у сестры я чувствую глубокие корни своего рода, дышу воздухом родной Кубани, набираюсь там сил до очередного приезда.
Часть IV
Служба в Бакинском округе ПВО
Служба началась фактически сразу после
прилета и прибытия в штаб округа. Командующий был в отпуске, и я представился
его первому заместителю генерал-лейтенанту артиллерии Тофику Якубовичу
Ага-Гусейнову. Пока находился у него, позвонил начальник Главного штаба
генерал-полковник В. Д. Созинов, поинтересовался о моем прибытии. В штабе
округа напряженность. Беспокоят события в Иране (переворот). Здесь чувствуется
близость границы. Введено усиление дежурных сил. Долго раскачиваться нельзя,
нужно поскорее вступать в должность. Главное при этом – надежность управления.
Вместе с бывшим начальником штаба генерал-лейтенантом Митрофаном Степановичем
Ситниковым и его заместителем генерал-майором авиации Героем Советского Союза
А. Селютиным направились на командный пункт, затем осмотрел квартиру. Благо,
все рядом.
16 августа вместе с членом Военного совета
генерал-майором И. Ф. Свиридовым побывали в ЦК Азербайджана у второго секретаря
Ю. И. Пугачева. И в тот же день доложил в Главный штаб о вступлении в должность.
Дальше все пошло по привычной схеме: одновременно с изучением боевой задачи
знакомство с людьми в штабе, выезды в части, знакомство с командирами
соединений, штабами, командными пунктами или системой управления и группировкой
войск, всеми особенностями.
Мой адъютант прапорщик Игорь Михайлович Юрак
занялся обустройством квартиры, подготовкой к приезду жены с сыном. Климат
здесь не украинский, гораздо жарче, прожигает насквозь. Жару воспринимаю легко.
22 августа встретились с командующим
генерал-полковником авиации Анатолием Устиновичем Константиновым. Он
возвратился из Карловых Вар в 01.20, а во второй половине дня из Киева приехала
моя семья. Квартира была уже подготовлена.
Началось привыкание к новому месту жизни в
Азербайджане. Во главе республики т. Гейдар Алиевич Алиев (первый секретарь ЦК
КПАз), Курбан Алиевич Халилов (Председатель Президиума Верховного Совета
республики) и Али Измаилович Ибрагимов (Председатель Совета Министров
республики).
Войска округа прикрывали большую территорию.
В границы ответственности входили полностью три республики (Азербайджанская
ССР, Армянская ССР, Грузинская ССР) и части Туркменской ССР и РСФСР, семь
автономных республик, четыре автономные области (Нагорно-Карабахская,
Юго-Осетинская, Адыгейская, Карачаево-Черкесская), два края (Краснодарский и
Ставропольский) и пять областей (Красноводская, Ростовская, Волгоградская,
Астраханская и Гурьевская). Регион отличался большим многообразием по
национальному составу и административному делению. Наш округ ПВО непосредственно
взаимодействовал с войсками Закавказского, Сев. Кавказского, Туркестанского
военных округов, Черноморским флотом и Каспийской флотилией.
Прежде всего предстояло ознакомиться с
делами в округе, разобраться в людях, с которыми предстояло работать. Я понимал,
что в БО ПВО другая обстановка, здесь многое отличалось от киевской армии.
Пожалуй, самой важной особенностью было географическое положение: большая
протяженность границы с капстранами, ее близость, сложность рельефа, горы,
пустыни, Черное и Каспийское моря, ущелья, долины. Все эти особенности в
совокупности облегчали действия нарушителей воздушных границ и затрудняли
решение задач по пресечению нарушений.
Силам и средствам ПВО трудно бороться с
нарушителями границы, когда подлетное время со стороны территории
противоположной стороны минимальное на малых высотах и составляет 2–3 минуты. К
тому же аэродромы базирования истребительной авиации удалены от границы на 150
и более километров, что не позволяет своевременно подойти истребителю, чтобы
предотвратить нарушение. Отсюда на первое место для дежурных сил ПВО округа
выдвигались вопросы бдительности. В округе было немало неприятностей из-за
неудачных действий дежурных сил. Многие командиры и офицеры органов управления
имели взыскания. Дислокация сил и средств округа представляла сложную схему,
особенно для радиотехнических войск, много подразделений РТВ занимали позиции в
горах и высокогорье. Связь с некоторыми по земле и воздуху прерывалась на
пять-шесть месяцев.
Мне предстояло освоить новый, более широкий
круг обязанностей в масштабе округа ПВО, поскорее разобраться в отличиях
структуры управления округа от армии, а, главное, узнать, на кого и в какой
мере можно будет впоследствии положиться, кто и как выполняет свои обязанности.
Поэтому я начал с заслушиваний командующих родами войск и начальников
управлений и некоторых отделов и служб. Этот метод был уже мною испытан. Он
позволяет сократить время на вхождение в должность. Еще до назначения в округ я
знал о некоторых особенностях командующего, прямо противоположных В. Д.
Лавриненкову. С этим не считаться нельзя. Вскоре, 25 августа 1978 года, Военный
совет провожал к новому месту службы начальника штаба генерал-лейтенанта М. С.
Ситникова. Тогда проводы состояли из официальной и неофициальной частей. На
последней собирались за столом с женами, круг несколько расширялся, и могли
присутствовать не только члены Военного совета. Торжество проходило в
Мардакянах в профилактории для летного состава.
В армии при подобных событиях мы испытывали
определенные трудности с выбором места. Здесь же чувствовались более широкие
возможности.
Вечер прошел слишком официально. Анатолий
Устинович представил меня как вновь назначенного начальника штаба, затем дал
высокую оценку труду генерала М. С. Ситникова. Получилось так, что были подняты
тосты за каждого присутствующего, при этом давалась оценка служебной
деятельности, что было совершенно лишним в присутствии дам. Уже тогда я уловил
элементы чрезмерного низкопоклонства старшему, что насторожило меня. Здесь
господствовал дух иной тому, в котором я воспитывался, к которому привык. Это
вызывало во мне внутренний протест. Я еще долго буду терзаться в борьбе с самим
собою, противиться тому, с чем столкнулся в новом кругу. Будет масса горьких
минут, часов, дней, ибо, чем больше буду видеть, тем невыносимее будет работать
в этой атмосфере. Теперь, по истечении почти 15 лет, мои убеждения и оценки
подтвердились. Большинство из близкого окружения Анатолия Устиновича закончили
службу в ВС не так, как свойственно всем. Но об этом позже. Знакомство в штабе
шло вперемешку с выездами в войска. Командующий продолжал находиться в отпуске,
и мне рекомендовали поездить, пока его нет, потом будет труднее. До 1 сентября
удалось побывать в частях и соединениях, дислоцировавшихся в Красноводске, Небит-Даге,
Кюрдамире, Тбилиси, Батуми, Гудауте, Пицунде, в Алятах, в Баку и его
окрестностях. Познакомился со многими командирами, штабами, командными
пунктами, аэродромами.
В очередной поездке 4–7 сентября состоялось
знакомство с войсковыми частями Крымского, Новороссийского, Ростовского,
Волгодонского, Волгоградского, Астраханского гарнизонов. Теперь я был знаком, в
каких местах и условиях живут войска, мог сравнить их обустроенность с армией.
В голове формировался план дальнейших действий, работы.
12 сентября вышел на службу командующий,
состоялась первая встреча с ним на службе. Я коротко доложил, что успел сделать
по знакомству с войсками, что планирую на ближайшее время.
О «входах» в кабинет к командующему ходили
анекдоты. Командующий неохотно принимал даже начальника штаба. «Зеленый свет»
был только для генерала Ага-Гуссейнова и начальника тыла генерала М. Ф.
Бобкова. Остальные попадали к нему с трудом и очень редко. Я решил не прибегать
к унизительным процедурам. Если что, объяснимся, вплоть до ухода из округа.
13 сентября состоялась полуторачасовая
беседа с командующим. Теперь разговор был более обстоятельным. Командующий
произвел впечатление смелого, прямого человека, уважающего людей, имеющего свое
мнение. Он – Герой Советского Союза, генерал-полковник авиации. Условились о
порядке моих докладов. К сожалению, не все было выдержано, как договаривались,
не все мои оценки подтвердились. Уже на второй день после двух попыток не смог
попасть к командующему, а звонки по прямому телефону к нему остались без
ответа.
В работе здесь не чувствовалось того
напряжения, что в армии, где с конца 1976 года практически без замены двум
начальникам рода войск из четырех пришлось брать на себя часть обязанностей
отсутствующих.
В округе все должностные лица были на своих
местах, чувствовался размеренный ритм в работе. Я продолжал вникать в дела,
осваивал систему боевого управления, взялся за дежурную группу штаба –
сокращенный боевой расчет КП, надо было поднять ее авторитет. Познакомился с
прокурором генералом Борисом Владимировичем Цаллаговым, оперуполномоченным
генералом Юрием Васильевичем Фоминым, понял, что наиболее влиятельным человеком
в управлении является первый зам. командующего генерал-лейтенант артиллерии
Ага-Гуссейнов, бывший командир ростовского корпуса ПВО.
Несколько лет нам придется общаться друг с
другом. Ему, Аге, так его мы называли между собой, покровительствовал новый
Главком. Он добьется присвоения ему звания генерал-полковника. Около двух лет
Тофик Якубович будет служить в ЗакВО, затем пять лет он будет в должности
представителя при командующем ПВО в ЧCСР (1982–1987 гг.).
Первый же Военный совет 18 сентября показал,
что в округе единственным влиятельным советником командующего является генерал
Ага-Гуссейнов, других лиц как будто и не существовало. Мне стало ясно, что
придется работать в сложной обстановке. Ага-Гуссейнов не станет делиться своим
влиянием на командующего, а наоборот, будет препятствовать моему сближению с
ним, поэтому рассчитывать нужно на собственные силы и проявлять большую осмотрительность
при принятии самостоятельных решений. Время подтвердило правильность такого
вывода.
Встреча с Генеральным секретарем ЦК КПСС Л. И. Брежневым
19 сентября пригласили в Горком партии и
дали пропуск на перрон для встречи Л. И. Брежнева. Он приезжал, чтобы вручить
г. Баку орден Ленина. Власти республики и города в хлопотах. Генсек приезжал на
поезде из Москвы. Командующему поручено было выступить, но не более трех минут.
Текст проверяется доктором филологии, прибывшим из Москвы. Город на глазах хорошеет,
портреты Леонида Ильича на каждом шагу.
20 сентября на перроне железнодорожного
вокзала все готово к встрече. Здесь собрался цвет республики: герои, нефтяники,
деятели культуры и т.д., много генералов, корреспондентов. Военные стоят в две
шеренги. Поезд прибыл в 16.30. Генсек шел в окружении представителей власти, я
мог его хорошо видеть. Шествовал он, поддерживаемый с обеих сторон. Справа,
постоянно сопровождающим его адъютантом – генерал-майором А. Я. Ревенко, слева
– Г. А. Алиевым. Церемония встречи длилась 9 минут.
Вечером выдали пригласительный билет на
прием в ресторане «Москва», построенном напротив штаба округа. Мое место было
за столом № 6, четвертое. Я впервые удостаивался такой высокой чести.
Вернемся к встрече на перроне, к «портрету»
А. У. Константинова. Когда на перроне появился командующий войсками ЗакВО
генерал-полковник О. Ф. Кулишев, Константинов даже не поздоровался с ним, и,
сколько я ни наблюдал, они не обмолвились ни одним словом. Этот факт говорил
мне о многом. Впоследствии я увижу, как генерал Кулишев войдет в кабинет к
Анатолию Устиновичу, и тот даже не удосужится подняться и сидя протянет ему
руку.
22 сентября 1978 года, пятница, прием.
Впервые вижу так близко Леонида Ильича Брежнева. За столом самые известные люди
Азербайджана. Зал выглядел очень красиво. Вступительное слово произносит первый
секретарь ЦК КП Азербайджана Г. А. Алиев, затем звучат речи Председателя
Президиума Верховного Совета Курбана Алиевича Халилова, токаря завода (фамилии
не помню). В ходе приема произносились тосты в честь высокого гостя. В
заключение Леонид Ильич растрогался, сказал, что здесь ему вернули молодость.
Он даже прочитал на память два стихотворения, которые ему в поезде
продекламировала одна девушка, попутчица в 1926 году. Оба революционного
содержания. В одном – о том, как обладающий силой расправляется с беззащитным,
в другом – об убийстве нашего пролетарского посла в Лозанне. Паузы между
тостами заполнялись выступлениями артистов, в том числе Муслима Магомаева. Он
дважды исполнил песню «Малая Земля», спел «День Победы». Прием длился немногим
более двух часов и стал в моей жизни особенно памятным событием.
23 сентября Л.И. Брежнев выехал в Москву. На
вооружение в Азербайджане после его визита взят лозунг: «Широко шагает
Азербайджан!». Однако, куда он шагает, узнаем только после смерти Л. И.
Брежнева.
Дальнейшие события
Шло время. Все больше поговаривали о
реорганизации управления войсками ПВО, расформировании управлений, объединений
ПВО в приграничных районах и переподчинении соединений ПВО военным округам. На
октябрьском совещании у МО СССР должны были обо всем объявить. Мы с операторами
подготовили доклады Г. А. Алиеву и в Генеральный штаб, в которых была выражена
нецелесообразность ломки проверенной оргструктуры войск ПВО. Считали, что, кроме
вреда, это ничего не принесет системе ПВО. Доклад Г. А. Алиеву подписал
командующий, а доклад в Генштаб – я. Он был затем размножен в ГШ ВПВО и вручен
нашему руководству объединениями ПВО на одном из совещаний, как образец
мышления по этому злободневному вопросу. Нам, бакинцам, оставалось только
гордиться, но, к сожалению, нашу инициативу в то время не поддержали другие
объединения ПВО, что отрицательно сказалось впоследствии на судьбе Войск ПВО
страны. Им все-таки будет нанесен ощутимый урон. На несколько лет будет
задержано развитие системы ПВО. Большие потери понесут кадры оперативного
звена.
Моим ближайшим помощником по службе являлся
начальник оперативного управления полковник Евгений Артемович Щекотихин,
крупного телосложения, с могучей головой, всесторонне подготовленный и опытный.
Недостатком его было отсутствие контроля своих действий, не ладилось у него и
во взаимоотношениях с политработниками. Один раз в ходе учений, будучи еще
начальником штаба корпуса, Евгений Артемович возмутился спокойствием офицера
политотдела, который, невзирая на общую напряженность, безучастно ко всему
читал газету. Об этом Щекотихин имел неосторожность сказать с трибуны
партсобрания. Ему припомнили. Не позволили поступить в Академию ГШ ВС и при
каждом удобном случае старались попрекнуть давним «грехом», присоединяя его к
новым промахам, от которых он, естественно, не был застрахован. В целом
полковник Щекотихин был честным, прямым и смелым в суждениях человеком. Он
осуждал атмосферу подхалимства, которая имела место в управлении округа. Его
язык был его врагом.
Мои отношения с командующим складывались не
так, как хотелось. Подозреваю, что между нами встал Ага-Гуссейнов. Работали,
фактически, без тесного общения друг с другом, что для нашего служебного
положения было крайне нежелательным.
9 октября 1978 года присутствовал на разборе
учения пограничников «Каспий-78». Проводил его начальник погранвойск КГБ
генерал-полковник Вадим Александрович Матросов. Здесь я познакомился с
командующими Закавказским пограничным округом генерал-майором Николаем
Ивановичем Макаровым, Среднеазиатским пограничным округом генерал-майором
Карповым и другими товарищами, руководителями погранотрядов соседних республик,
а также с командующим ККФ вице-адмиралом Г. Г. Касумбековым. Это было мое первое
общение с руководителями-пограничниками. Совещание обогатило меня. Я узнал
историю возникновения разделительной линии по Каспию Астара-Гасан-Кули, о
претензиях Ирана, и понял проблему усиления охраны Каспия.
10 октября из ГШ Войск ПВО сообщили о получении
нашего доклада в защиту существующей структуры Войск ПВО. Он одобрен
Начальником Главного штаба и пересылается в Генеральный штаб.
Много внимания уделяю боевой службе.
Установил тесный контакт с сокращенным боевым расчетом КП, начальником КП
полковником А. В. Федотовым, вполне положительным человеком. Я рад был
возникшему взаимопониманию с начальником политотдела штаба и управления округа
полковником Иваном Андреевичем Ляшенко. Этот честный трудолюбивый политработник
почему-то не пользовался должным вниманием у своего руководителя генерала И. Ф.
Свиридова.
Продолжал изучать войска, втягиваться в
работу. Среди офицеров разговоры о предстоящих изменениях. Мне не верится. Живу
надеждой, что те, кто задумал это, откажутся от своей идеи, ибо недоразумение настолько
очевидно, что не требует особых доказательств. Тут я, как покажет время и
события, жестоко ошибался.
27 октября узнали, что итоговое совещание у
министра обороны состоится 31 октября. Нас в этот период больше всего
беспокоила судьба Войск противовоздушной обороны страны.
Незадолго до совещания Генеральный штаб все
же потребовал от большинства штабов оперативных объединений Вооруженных Сил
высказать свое отношение по вопросу переподчинения сил и средств ПВО страны
приграничных объединений военным округам. Намерения Начальника Генерального
штаба по реформированию пятидесяти процентов Войск ПВО страны, естественно,
находили активную поддержку, прежде всего у командования приграничных военных
округов.
Кому же не хотелось приобрести полнокровные
корпуса и дивизии Войск ПВО с защищенными командными пунктами, отлаженной
системой управления и разведки, высококвалифицированным личным составом.
При недальновидном подходе к такому
реформированию Войск ПВО можно было бы считать это нормальным явлением. Однако
и командованию войсками ПВО всех уровней были очевидны тяжелые последствия для
всей системы ПВО страны, с которыми она столкнется после практического
осуществления замыслов Начальника Генерального штаба.
Запрашиваемые штабы объединений Войск ПВО,
включая Главный штаб, за исключением штаба Московского округа ПВО, высказались
против идеи реформирования войск.
31 октября и 1 ноября состоялись совещания в
Министерстве обороны. По два доклада сделали министр обороны Д. Ф. Устинов и
начальник Генштаба Н. В. Огарков. Было ясно, что реорганизации не избежать. 1
ноября в докладе НГШ маршала Н. В. Огаркова было сказано, что подавляющее
большинство командующих прислало отзывы, одобряющие реорганизацию ПВО и ВВС, но
есть и другие мнения, в том числе у командующего БО ПВО (имелся в виду наш
доклад) и Главкома Войск ПВО маршала авиации А. И. Колдунова.
Мы покинули Генеральный штаб разочарованными
и подавленными. На этом совещании выступали маршалы Советского Союза К. С.
Москаленко и В. И. Чуйков. Памятным было выступление маршала Чуйкова. Он
«завещал» держать на высоком уровне разведку, командирам повышать уровень
боевой подготовки, что обеспечит высокий уровень боевой готовности частей,
сделал серьезное замечание тем, кто стремится замарать имя прославленного полководца
маршала Г. К. Жукова, выразил неудовольствие, что маршал Москаленко вспомнил
имя Власова: «Власов был один такой подлец, а все наши командующие и командиры
выполняли свой долг до физической смерти». (Аплодисменты).
Я впервые принимал участие в совещании такой
высокой инстанции. На подведении итогов у Главкома Бакинский округ был отмечен
в числе лучших. Руководителям округа были вручены подарки. На моей памяти
впервые БО ПВО удостаивался похвалы.
7 ноября 1978 года состоялись парад войск и
демонстрация. Народ ликует. Свежо посещение Баку Генеральным Секретарем ЦК КПСС
Л. И. Брежневым.
В середине ноября усилили бдительность в
связи с событиями в Иране, где шло дело к перевороту.
Постепенно возрастала нагрузка. Не могу
никак разобраться с командующим: то он кажется справедливым, то невыносимо
тяжелым человеком. Многие не могут попасть к нему неделями и месяцами. 24
ноября я не выдержал и заявил ему, что меня такой порядок общения с ним не
устраивает. Начальник штаба не может нормально работать, если его не принимает
командующий. Сказал, что подам рапорт Главкому об освобождении меня от
должности. Объяснились. Как будто договорились.
28 ноября 1978 года в Миргороде родился
первый внук Андрюша.
25 декабря состоялась 14-я партконференция
округа. Днем раньше для участия в ней прибыл Главком маршал авиации А. И.
Колдунов. 24 ноября Главком, выйдя от Константинова, зашел в мой кабинет. У
меня был Ага-Гуссейнов. Главком был в хорошем настроении, шутил. На конференции
присутствовали Г. А. Алиев, представители ЦК Грузии, Армении, Краснодарского
края и другие.
28 декабря я ушел в отпуск за 1978 год.
Решил провести его безвыездно. Рыбалка, охота. От дел не отстраняюсь, ведь
живем в 15–20 м от штаба округа. За это время, что прослужил в округе, многое
прояснилось. Теперь я начал тяготиться царившей в управлении атмосферой
преклонения перед одной личностью, особенно со стороны Ага-Гуссейнова, Бобкова,
Ленгарова (командующего авиацией). Они называли командующего «хозяином». От
этого «хозяина» несло чем-то не нашим, не советским. Я протестовал против
такого обращения, пытался убедить, насколько красивее слово «командующий», что
от «хозяина» несет чем-то чуждым, что такого слова в военном лексиконе не
должно быть, но тщетно. Мне кажется, кое-кто сыграл на этом, и наши отношения с
командующим не улучшились. Я старался меньше обращать внимания на личные
отношения, занимался своим делом.
У генерала В. И. Дикушина, комкора в
Ростове, начала работать инспекция.
В начале февраля в округ пожаловали генералы
Калашников, Дружинин (генштаб), Кирилюк, Ушаков (ЗакВО), видимо для изучения
того, что и как использовать после расформирования округа которое зрело в
верхах.
В марте до меня стали доходить слухи о
возможном назначении меня первым заместителем начальника ГШ ВПВО вместо переводимого
по службе генерал-лейтенанта М. В. Сосновцева. Из округа уходить не хотелось,
да и что это, не успел вступить в должность – и новая смена. Если округу и не
суждено оставаться, то лучше дожить здесь до конца.
Моим ближайшим товарищем был комкор в Алятах
генерал Субботин Аркадий Павлович. Когда у меня появлялась возможность
порыбачить или поохотиться, я приезжал к Аркадию Павловичу. Он на три года
моложе меня, летчик по профессии. К нему предвзято и даже плохо относился
командующий. Аркадий Павлович сильно переживал такое отношение, хотя дела в его
корпусе шли не хуже, чем у других. Так же командующий относился и к командиру
12 корпуса ПВО В. И. Дикушину. Зато командир 19 корпуса ПВО генерал-лейтенант
Е. А. Александров (Тбилиси) и комдив полковник Л. А. Доренко (Красноводск)
пользовались у него особым доверием. Им многое сходило с рук. Такое
неравнозначное отношение к подчиненным командирам соединений свидетельствовало
не о лучшей особенности характера А. У. Константинова.
К месту сказать здесь и о том, что у меня
сложились неплохие отношения со всеми командирами соединений, начальниками
политорганов и начальниками штабов. С большинством из них более десяти лет
продолжалась совместная служба в войсках ПВО и поныне сохраняются добрые
взаимоотношения. Было установлено также полное взаимопонимание с Членом
Военного совета округа генерал-майором, а с февраля 1979 года
генерал-лейтенантом Свиридовым Иваном Федоровичем. Он с 1980 года проходил
службу в Москве в Центральном аппарате. Часто встречались с ним.
Командующий вылетел в Москву на сессию ВС
СССР. Последнее время он все больше игнорирует своих заместителей, а с рядом
начальников управлений и служб вообще перестал считаться.
26 апреля 1979 года присутствовал на
Всесоюзной научно-практической конференции по формированию активной жизненной
позиции на военной секции. Руководитель зам. заведующего административных
органов ЦК КПСС В. И. Другов, здесь же зам. Начальника Главного Политуправления
СА и ВМФ адмирал А. И. Сорокин, присутствовали Г. А. Алиев, Е. М. Тяжельников и
др.
В середине мая ушел в очередной отпуск.
С женой и сыном совершили поездку на
автомобиле вдоль Каспия на юг до Астары. Затем 28 мая вылетели в Киев, побывали
в Миргороде, посмотрели внука и 4 июня направились в Крым в санаторий. В Киеве
встретился с В. Д. Лавриненковым, многими сослуживцами по армии. Из санатория
вызывали на сборы к Главкому. К июлю возвратились в Баку. Снова пошли разговоры
о моем перемещении. Оказывается, велись они не без основания.
9 июля я получил вызов в Управление кадров,
а 10 июля состоялся разговор по телефону с начальником Главного штаба
генерал-полковником В. Д. Созиновым. Он предложил мне должность заместителя
Начальника Главного штаба. Предложение начальника ГШ, хотя и свидетельствовало
о заботе прямого начальника о моем перемещении на высшую ступень, я встретил
без энтузиазма, ответил, что если бы не обстановка с судьбою БО ПВО, создающая
неуверенность в завтрашнем дне, я бы просил оставить меня в занимаемой
должности на два-три года.
В заключение начальник ГШ сказал: «Ну,
хорошо, приезжайте, поговорим». При этом чувствовалась его обида. Можно было
понять Валентина Дмитриевича.
Поездка в Москву. Разговор С начальником Главного ШТАБА
генерал-полковником В. В. Созиновым
11 июля в 10.30 я прибыл в Управление кадров
на ул. Интерциональная, 8. В кабинете генерала Н. Л. Трофимова находился
заместитель начальника управления полковник Ю. А. Мухин.
Мухин почему-то удивился моему появлению.
Оказывается, от начальника ГШ поступило распоряжение задержать мой выезд, но команда
опоздала. Мухин докладывает генералу В. Д. Созинову о моем прибытии, начальник
ГШ приказывает возвратиться. Тогда я лично докладываю ему. Он говорит, что
вчера при разговоре с ним я не изъявил желания быть назначенным на должность
первого заместителя НГШ: «Я понял так, что Вы восприняли предложение, как
вынужденную посадку». Мне не хотелось в глазах уважаемого генерала, каким был
для меня начальник Главного штаба, выглядеть невеждой, в то же время как
объяснить генералу по телефону свои мысли. Прошусь к нему на беседу, но генерал
продолжает говорить о том, какая это ответственная должность, на нее нельзя
идти без желания и т.д. Я ответил, что занимаемая мною должность не менее
ответственная. На этом наш разговор закончился. Через некоторое время я буду
все же назначен на должность первого заместителя начальника Главного штаба и
проработаю в ней около шести лет, вполне осознав всю ее сложность и
ответственность. А еще через год безответственность человека на этой должности
отзовется тяжелыми последствиями для всех Войск ПВО.
Поразмыслив над неприятным разговором с НГШ,
я успокоился, ведь в итоге исполнилось мое желание остаться в округе до его
упразднения. В тот же день я возвратился в Баку. Быстрое возвращение удивило
сослуживцев. Мой же «отказ» сменить Баку на Москву вообще был непонятен
большинству. Особенно недоумевал командующий.
Многое с самим процессом моего
несостоявшегося назначения оставалось неясным. Почему генерал В. Д. Созинов,
выдвинув мою кандидатуру на первого зама к себе, ни разу раньше со мною не
побеседовал? Почему он так быстро после разговора со мною передал Главкому мою
реакцию на предложение? Почему он не пожелал лично встретиться и выслушать
меня?
Позже станет ясно, что параллельно Главкомом
и ЧВС планировался другой вариант, так как 12 июля был вызван в Главный штаб
командующий 11 ОА ПВО генерал-лейтенант авиации И. М. Мальцев, которого вскоре
и назначили на эту должность. В свое время я сменю его на этом посту.
У генерала В. Д. Созинова тоже было
непрочное положение. Он кое-кого не устраивал, что снижало его влияние в
руководстве войсками ПВО. Генеральный штаб не устраивала твердая позиция
Начальника Главного штаба против реорганизации войск, что становилось для
Генштаба нетерпимым.
В Управлении кадров меня попросили помочь подобрать
кандидатуру на комкора вместо генерала Е. А. Александрова, который перемещался
в управление кадров Войск ПВО. Я предложил полковника В. П. Синицына, комдива
Одесской дивизии, генерал Трофимов согласился со мной. Как я потом узнал,
кандидатура в тот же день была одобрена Главкомом. Впоследствии генерал Синицын
командовал армией ПВО в Закарпатье. Все эти годы нам приходилось тесно
контактировать с ним по службе.
В конце июля командующий войсками уехал в
отпуск в Карловы-Вары, а в штабе развернулась подготовка к крупному учению
«Юг-79» под руководством Главкома. Следует признать, что с округом редко
проводились учения. В штабе и управлениях не чувствовалось высокой
натренированности и слаженности. Пришлось заняться вплотную всесторонней
подготовкой к Окружному командно-штабному учению (ОКШУ). Главкома ждали 13
августа. Посредники и штаб руководства прибыли двумя-тремя днями раньше.
Старшим посредником был генерал-полковник авиации В. Н. Кубарев – начальник
ВИРТА, посредником при НШ – генерал-лейтенант А. И. Кузьменко, в качестве
наблюдателей – товарищи из ВАГШ: генерал-полковник Ф. А. Олиферов – бывший
командующий БО ПВО, генерал-лейтенант Н. М. Ситников – бывший начальник штаба
округа, и другие, всех необычно много. Учению с округом предшествовало учение в
ГСВГ, где участвовала оперативная группа Главкомата. Там по-новому ставились
некоторые вопросы. Прорабатывалась противовоздушная операция, до нас доходили
лишь отрывочные сведения об этом учении. Попытки что-либо узнать точнее, через
Оперативное управление Главного штаба, не привели к успеху. Начальник ОУ
генерал-лейтенант Смирнов Б. И. так и не успел нацелить нас на подготовку с
учетом полученного ими опыта.
14 августа состоялось заслушивание, а 15
августа – практические действия по «отражению налета». Заслушивание проводил
Главком. Он уделил большое внимание сути противовоздушной операции, добивался,
чтобы мы усвоили ее отличие от обычных боевых действий.
16 августа учение закончилось. Оно прошло
без командующего. Теперь кажется странным, почему командующий в такой
ответственный период для войск находился в отпуске, перепоручив свои
обязанности своему заместителю генерал-лейтенанту Ага-Гуссейнову Т. Я.
Закончилась важная веха учебного года. Люди обрели уверенность в своих
возможностях, поняли роль штаба.
18 августа состоялся разбор учения. Оценка –
«справились». Прояснилось и то, что по результатам проведения стратегической
игры на западном ТВД, наконец, была признана противовоздушная операция
объединений войск ПВО. Вспоминалась весна 1977 года, когда мы впервые на учении
под руководством начальника Генерального штаба ВС маршала Н. В. Огаркова
спланировали действия ОА ПВО в форме противовоздушной операции. Какая тогда
разразилась полемика! Долго спорили, правомочно или нет наше решение. Тогда А.
И. Колдунов не признавал противовоздушной операции. Теперь он разъяснял нам ее
смысл и значение. Было приятно это слышать.
В конце августа возвратился из отпуска
командующий. Отношения наши стали немного лучше, хотя Ага-Гуссейнов продолжал
препятствовать моему более тесному контакту с командующим. Видимо, не без его
участия резко изменилось в худшую сторону отношение ко мне Главкома. Длилось
это почти до 1982 года.
Сентябрь. Идут всякие разговоры, чувствуем,
что развязка приближается. Началась перекачка кадров из округа в Главкомат,
Московский округ ПВО и другие места. Ушел начальник тыла округа генерал М. Ф.
Бобков, собирается к новому месту службы командующий авиацией округа О. В.
Ленгаров. Стали поговаривать о перемещении в Московский округ ПВО самого командующего.
Произошла смена начальников Главного штаба Войск ПВО. Генерал-полковник Созинов
В. Д., прослуживший в этой должности около 13 лет и сделавший многое для
создания и совершенствования современной системы противовоздушной обороны
страны, не устраивал больше тех военных руководителей, которые замыслили
ущербную для обороноспособности страны реорганизацию войск ПВО. Титанические
усилия генерала Созинова В.Д. по недопущению ломки единой системы ПВО на
протяжении трех лет не смогли предотвратить надвигавшейся для Войск ПВО беды.
1 октября в должность начальника Главного
штаба вступил Герой Советского Союза генерал-полковник Романов Семен Федорович,
сухопутчик и в солидном возрасте – 57 лет. Вызывало удивление такое назначение.
Его можно было отнести к рискованному, как для самого генерала С. Ф. Романова,
так и для того, по чьей инициативе оно состоялось. Войска ПВО не настолько
простые, чтобы человеку, никогда не служившему в них, суметь их освоить в
объеме знаний и навыков, которые требуются начальнику Главного штаба. Не в
упрек генералу С. Ф. Романову, такое назначение свидетельствовало о
легковесном, если не более, отношении к Войскам ПВО со стороны тех, кто
расставлял кадры. К этому времени уже произошла замена начальников Главных
штабов в трех видах Вооруженных Сил. Не трудно было догадаться об их истинных
причинах.
Беспокойство и напряжение людей в войсках
ПВО приграничных соединений возрастало, ибо все офицеры понимали, какие
последствия повлекут за собой предстоящие расформирования и передача войск ПВО
в подчинение военных округов.
Наступал ответственный период, когда в этой
неясной обстановке нужно было не упустить главного – не ослабить бдительность
боевого дежурства по охране воздушных границ.
В конце 1979 года вместо убывших из округа
командующего авиацией генерала О. В. Ленгарова и начальника тыла М. Ф. Бобкова
были назначены генерал-майор Маслов Сергей Михайлович и генерал-майор Крамской
Дмитрий Иванович. Не могу не выразить чувства особой благодарности этим
генералам, людям чести и долга, с которыми суждено было прослужить несколько
последних ответственных месяцев до окончания расформирования управления округа.
С 25 по 27 октября 1979 года были на
подведении итогов за год у Главкома и министра обороны. Бакинский округ ПВО был
отмечен как один из лучших. Возвратились с приподнятым настроением.
В декабре были на оперативном сборе в
Главкомате, состоялась штабная игра.
1980 год. Завершение службы в Бакинском округе.
Расформирование округа
Наступил новый 1980-й год. Им начиналось и
новое десятилетие. Встретили Новый год семьей, которая была почти в полном
сборе. У нас гостила дочь Оля, не было только Ирины. 1 января с адъютантом,
старшим прапорщиком Игорем Михайловичем Юраком мы выехали в охотхозяйство
округа в район Пирсагата на берегу Каспийского моря в 110 км южнее Баку.
Поохотившись часа два с моторной лодки на качкалдаков (морские утки) и
надышавшись морским воздухом, возвращались в Баку. По пути заехали в Аляты, к
комкору Субботину Аркадию Павловичу. Поздравили его и семью с Новым годом и, не
задерживаясь, продолжили путь домой. В дороге я думал о грядущем десятилетии, о
том, что оно готовит для меня на последнем, активном периоде военной службы,
какими событиями для Войск ПВО страны обернется это время.
Как военный человек, я понимал неизбежность
перемен в своей судьбе, тем более что Войска ПВО страны вступили в этап
реформирования, ожидалось решение Генерального штаба о расформировании
управления округа. Не мог не понимать я и того, что мир стремительно
приближался к роковой черте, когда накопление ядерного потенциала
противодействующими сторонами могло окончиться всеобщей катастрофой. Тем более
что во взаимоотношениях между СССР и США улучшений не было. Маховик «холодной
войны» продолжал раскручиваться.
К трудно разрешаемым проблемам Запада и Востока прибавилась Азия. Началась
война в Афганистане. Мир заходил в тупик. Человечество должно было или
продолжать опасный путь, или найти из него выход. Тогда нельзя было даже
предположить, что выход из этого тупика «холодной войны» будет найден ценою
односторонних уступок Советского Союза, который в итоге заплатит не только
разрушением могучей державы, но и прерыванием существования социалистической
формации более чем на 1/6 части земного шара. Процесс этот начнется во второй
половине наступающего и завершится в начале следующего за ним десятилетия. А
пока невероятные для восприятия моим сознанием события являлись тайной времени.
О них будет сказано по мере дальнейшего повествования.
В округ просачивались сведения об
утверждении плана реорганизации Войск ПВО страны. 7 января к нам в штаб прибыл
первый заместитель начальника Генерального штаба – начальник Главного
оперативного управления Генерального штаба генерал армии В. И. Варенников. С
ним были генералы Е. В. Калашников, Е. А. Евстигнеев и полковник В. Г. Лисица.
Они изучали возможность дальнейшего использования действующего и строящегося
командных пунктов округа под автоматизированную систему управления. Генерал
Варенников пробыл в округе один день и вылетел в Москву. Для нас стала
очевидной перспектива недолгого существования округа.
11 января в штаб поступил приказ министра
обороны, в котором указывались сроки расформирования управления Бакинского
округа ПВО и четырех отдельных армий ПВО. В соответствии с приказом соединения
БО ПВО должны были быть переданы в ЗакВО и ТуркВО до 15 мая, а управление
округа расформировывалось до 30 мая.
Суть же реорганизации Войск ПВО страны
заключалась в разделении общей системы ПВО страны на силы и средства ПВО
системы ПВО приграничных районов и ПВО внутренних районов страны. В состав
управления Главнокомандующего Войсками ПВО передавался аппарат руководства
войсковой ПВО (ПВО Сухопутных войск). На территории приграничных военных
округов ответственность за ПВО возлагалось на командующих войсками военных
округов. Из состава корпусов и дивизий ПВО, передаваемых в приграничные военные
округа, изымалась истребительная авиация. Во внутренних районах сохранялась
централизованная система руководства Войсками ПВО (Московский округ и три
отдельные армии ПВО). Время покажет ошибочность такой реорганизации.
В 1986 году Совет обороны вынужден будет
отменить абсурдную организацию и вновь возвратиться к прежней организации. Но
это произойдет через шесть лет, а пока предстояло пройти сложнейший период
ломки с таким трудом сложившейся за многие годы единой системы ПВО страны.
По системе ПВО наносился очередной ощутимый
удар. В связи с этим трудно было понять решение Генерального штаба,
возглавляемого в то время очень влиятельным и чрезмерно увлекающимся
реорганизацией Вооруженных Сил Маршалом Советского Союза Н. В. Огарковым.
Личный состав Вооруженных Сил ориентировался Генеральным штабом на возрастание
военной опасности в мире, а следовательно, угрозы ядерной войны. Это находило
подтверждение в реальных делах. Шло интенсивное перевооружение войск,
совершенствовалась организационная структура во всех видах ВС. Создавались
Ставки Главных командований на Западном, Юго-Западном, Южном и Дальневосточном
направлениях (что впоследствии также будет признано ошибочным). В то же время
ослаблялась система ПВО страны, принижалась ее роль, мало того, в высших
военных кругах сеялось тонко замаскированное пренебрежение к Войскам ПВО
страны. И это происходило, когда мир имел возможность убедиться в возросшем
значении средств воздушно-космического нападения и необходимости средств защиты
от них в современных скоротечных войнах и военных конфликтах.
Наиболее рьяные сторонники начальника
Генерального штаба добились даже изменения названия Войск ПВО, убрав из него
слово «страны». С тех пор прошло немало времени, но и сейчас многие
поверхностные подходы Генерального штаба к ряду проблем войск вызывают
недоумение. Я имею в виду Войска ПВО, но уверен, что в таком же духе готовы
высказаться по поводу научно не обоснованных реформ товарищи из ВВС, ВМФ, да и тех
же Сухопутных войск. Ведь через шесть лет, после колоссальных потерь в
материальном, интеллектуальном и научном потенциале Войск ПВО, пришлось
возвращаться к прежней организации. Невольно задаешь себе вопрос, почему в
военной политике нашего государства такое было возможно. Видимо, слишком
большой и неограниченной властью наделялись отдельные личности, которые
позволяли себе под одобрение подпевал проводить в жизнь свои ущербные для
обороноспособности планы без опоры на глубокие научные исследования. Это характерно
было не только в военной области, где просчеты наиболее ощутимы, но и во всех
других сферах жизни и деятельности государственной машины. И почему, если мы
хотим что-либо подправить, то меняем все сразу и после убеждаемся в просчетах?
Все эти просчеты тяжелым бременем ложились на советский народ.
С получением приказа министра настроение
офицеров штаба, хотя и ухудшилось, но не отразилось на решении основных задач.
В последней декаде января был проведен оперативный сбор, пожалуй, последнее
крупное мероприятие в округе. Контролировал проведение сбора заместитель
Главкома Войск ПВО по ВУЗам генерал-полковник авиации В. Н. Абрамов.
Руководящий состав войск округа был сплочен. Как никогда, все понимали, что
последний раз собрались вместе. В скором времени для большинства из них
наступят перемены, судьбы разбросают нас по разным местам.
По окончании сборов я тепло распрощался со
всеми их участниками, которые разъехались по своим соединениям.
С конца января кадровики приступили к
распределению офицеров по другим объединениям. Офицеры штаба и управлений
округа в возрасте более 47 лет подлежали увольнению в запас. Таких
насчитывалось более 100 человек. Им необходимо было пройти медицинское
обследование в госпитале, отгулять отпуска и затем уволиться.
5 февраля командующего генерал-полковника
авиации А. У. Констинтинова и члена Военного совета генерал-лейтенанта И. Ф.
Свиридова вызвали в Главкомат по вопросам оргмероприятий. Я ожидал их приезда в
надежде прояснения своей дальнейшей судьбы. К сожалению, кроме того, что
отношусь к номенклатуре Главкома, который и решит мой вопрос, я ничего от
своего командующего не услышал. К этому времени мне позвонил из Киева генерал
Л. М. Гончаров и предложил возвратиться в армию, я отказался. Поговаривали о
возможном переводе в ВВС или назначении в МО ПВО вместо генерала Н. П.
Мильченко, который собирался за границу.
В штаб прибыла группа офицеров из ЗакВО во
главе с начальником ПВО округа генералом Ушаковым с целью ознакомиться с
группировкой войск ПВО, подлежащей передаче в ЗакВО. Мы создали им
благоприятные условия для работы.
В конце февраля поступило распоряжение о
передаче в состав 8 ОА ПВО Ростовского корпуса ПВО. Назначили комиссию по
передаче корпуса во главе с зам. командующего округа по боевой подготовке
генерал-майором М. Поповым.
19 февраля произошла катастрофа Су-15 в
Небид-Дагском иап. Генерал А. У. Константинов вылетел на место катастрофы
самолета для расследования причин. Оказалось, он столкнулся с горой.
29 февраля в штабе округа побывал Главком
войск маршал авиации А. И. Колдунов.
7 марта в округе появился маршал войск связи
А. И. Белов. Его интересовали вопросы управления силами и средствами ПВО в
новой оргструктуре, однако к нам, специалистам ПВО, он не прислушивался, а
советовался в основном с зам. командующего войсками ЗакВО генерал-лейтенантом
Салтыковым, человеком совершенно некомпетентным в войсках ПВО страны.
Зам. командующего Ага-Гуссейнов был вызван к
командующему войсками Закавказского военного округа в Тбилиси по поводу его
предстоящего назначения на должность командующего ПВО округа. На генерала А. У.
Константинова Москва затребовала партийную характеристику – признак перемещения
на новое место.
15 марта меня вызвали в Главный штаб.
Состоялся разговор с начальником Главного штаба генерал-полковником С. Ф.
Романовым о порядке исполнения директивы по передаче соединений и
расформированию управления округа. Я предложил свой план заблаговременной и
поочередной работы по передаче соединений, суть которого состояла в том, что
комиссии по передаче соединений округа будут работать последовательно в
соединениях начиная с 20 марта, а не с 1 мая, с оформлением приемосдаточных
актов. А в день «Ч», т.е. 15 мая, соединения округа передаются в военные округа
с одновременным подписанием актов, которые до этого должны были храниться в
сейфе.
Начальник Главного штаба доложил мое
предложение Главкому. Главком не согласился, опасаясь, что при таком порядке
части и соединения выйдут из подчинения сразу же после завершения работы
комиссии, не дожидаясь назначенного в директиве срока.
Я попытался убедить генерала Романова, что
такого не случится, но он не мог изменить решения Главкома, а я, в свою
очередь, не видел наиболее целесообразного пути исполнения директивы, чем тот,
о котором доложил начальнику Главного штаба. Что касается личного вопроса, то
генерал Романов предложил мне занять должность его второго своего заместителя.
Я отказался. Возвращался в Баку своим самолетом, летели через Астрахань, где
заночевали. 16 марта был уже у себя в штабе, провел совещание с офицерами по
предстоящим задачам и начал реализовывать требования директивы по передаче
войск по своему плану. Жизнь подтвердила его правильность.
Расформирование
Редко кто из прослуживших десятки лет в
армии не испытал на себе, что это такое. Для одних оно проходит малозаметно, у
других оставляет глубокий след. Как правило, расформирование для военнослужащих
означает перемену места службы, а, следовательно, переезд семьи на новое место,
где жилье находится не сразу. Начинается очередной виток жизни без квартиры, на
частных квартирах или в малоприспособленных общежитиях и гостиницах. Иногда это
длится годами. Нередко в связи с расформированием нарушается закономерный рост
офицера в должности и в звании, что влечет за собой и материальные потери.
Всякое расформирование сопровождается периодом повышенной нервозности
военнослужащих кадрового состава. Наконец, известные потери, пропорциональные
масштабам расформируемых структур, несут сами войска.
В процессе расформирования на меня по долгу
службы ложилась особая ответственность за организацию работы. Опыта в этом деле
фактически не было, если не считать того, что попадал дважды под
расформирование авиаполков. Первый раз – в 1956 году, когда расформировывался
полк, я был летчиком-инструктором, и тогда меня беспокоило только личное
устройство. При расформировании полка в 1962 году я занимал должность повыше и
принимал непосредственное участие в процессе расформирования как один из
организаторов, уже размышляя над происходящим. Тогда было тяжело сознавать, как
безжалостно расправлялись с ВВС, как теряли дорогостоящие кадры летного
состава. Теперь же предстояло еще более масштабное мероприятие, в котором я был
одним из основных организаторов и исполнителей. Одновременно с расформированием
управления округа и некоторых частей обеспечения и обслуживания шла передача
соединений в военные округа, а управление Красноводской дивизии ПВО
передавалось в Забайкальский ВО. Части дивизии на местах постоянной дислокации
передавались в состав Туркестанского ВО. Естественно, не все офицеры управления
дивизии могли сменить Красноводск на Забайкалье. У некоторых были обоснованные
причины требовать более благоприятного места для продолжения службы. Таким
офицерам нужно было найти замену.
Управление округа с обеспечивающими частями
– это еще и сотни служащих Советской Армии, об устройстве которых при
расформировании необходимо было позаботиться командованию.
Положение мое осложнялось тем, что в течение
апреля были назначены на должности командующий и все его заместители,
командующие родами войск, начальники служб. Таял и офицерский состав округа.
Люди разъезжались по новым местам службы. Рассыпались комиссии по ликвидации
секретных библиотек и учебных пособий с грифом «Для служебного пользования». В
этой ситуации приходилось реагировать без промедления. Постоянно подбрасывали
вводные кадровики, если не наши, то главкоматовские. Тех офицеров, которые
раньше служили в отдаленных местностях, они снова пытались запихнуть подальше.
Люди обращались ко мне и требовали справедливости. Приходилось распутывать
узлы.
Немало хлопот принесла передача строительных
войск округа и более 450 недостроенных объектов на территориях военных округов,
тем более что заместитель командующего округа по строительству и
расквартированию войск полковник И. Икаев был назначен в марте в ОдВО.
Разбираться в этом вопросе и в делах КЭО округа пришлось долго и не без
неприятностей.
Но самое главное заключалось в том, что до
30 мая ответственность за обеспечение безопасности воздушных границ оставалась
за БО ПВО. Чтобы выполнить боевую задачу, особенно во второй половине мая,
когда штаб основательно сократился в списочном составе, личный состав
командного пункта практически нес круглосуточное дежурство далеко не в полном
составе и без регулярных подмен. Вот когда понадобились взаимозаменяемость в
расчетах и смежные специальности. Вот когда я убедился в замечательных
качествах наших офицеров, особенно ветеранов, их глубоком патриотизме и
высочайшей ответственности. В период расформирования округа офицерский состав
оказался на высоте, продемонстрировал свои высокие моральные качества. Навсегда
сохраню благодарность офицерам за их безупречную службу в тот сложный период,
инициативу, трудолюбие и верность своему воинскому долгу.
Первым отошел к 8-ой ОА ПВО корпус генерала
В. И. Дикушина. 15 марта боевое управление корпусом было передано армии. Этим
актом на южном направлении открылась мрачная картина нарушения единой системы
ПВО, так старательно и долго создаваемой нашими предшественниками.
С утра я находился на командном пункте и
выполнял функции передачи 12-го корпуса. В 8.30 после доклада в Главный штаб о
завершении передачи послал телеграмму на имя комкора Дикушина, начальника
политотдела Романенко и начальника штаба Дронова с выражением признательности
за совместную работу в БО ПВО и пожеланиями успехов им в составе другого
объединения.
Жизнь шла своим чередом. В этот же день
торжественно отмечалась 42-я годовщина Узла связи округа, а его командиру
подполковнику Никифору Агеевичу Старокожеву исполнилось 45 лет. Часть, которой
командовал Старокожев в течение последних шести лет, завоевывала звание
отличной и награждалась переходящим Красным знаменем Военного Совета округа.
Впоследствии Н. А. Старокожев возглавит Узел связи Главного штаба и так же
успешно будет командовать большим и сложным коллективом. Ему будет присвоено
звание генерала. Мне очень нравился этот хорошо воспитанный, скромный и
рассудительный офицер, которого уважал весь личный состав.
К концу марта определялось с назначениями
генералов Константинова, Ага-Гуссейнова, Свиридова. Все они ожидали команды на
выезд к новым местам службы. Командующий редко появлялся в управлении. Тем
временем продолжалась работа комиссий по передаче корпусов генералов Субботина
и Синицына, частей и учебных полков окружного подчинения. К 30 марта
закончилась работа у Субботина в 15 к ПВО, и комиссия, возглавляемая
командующим ЗРВ округа генерал-лейтенантом К. С. Бабенко, приступила к работе у
Синицына в 14 к ПВО.
О своей же перспективе назначения я ничего
определенного не знал. Офицеры штаба и управлений округа одиночно и группами
откомандировывались к новым местам службы. Много мороки было с уничтожением
секретной литературы и документов. Они сжигались в печах, специально
построенных под руководством начальника инженерной службы округа генерала В.
Нестеренко. Литературы и секретных документов было очень много, а уничтожалась
она медленно. Некоторые издания еще не просохли от типографской краски. Совесть
не позволяла сжигать такие книги.
Я пытался оповестить все академии, училища и
институты о наличии отдельных изданий, предлагал переслать им наиболее ценную
литературу. К моему удивлению, мы ни от кого не получили ответа на свои
предложения. Тогда я решил делать почтовые отправления свежих изданий ценной
литературы, в основном, по истории Великой Отечественной войны, по адресам
военных учебных заведений, не дожидаясь их согласия.
Трудоемкой оказалась работа по подготовке к
сдаче документов в архив. Их было очень много, и нам стало ясно, что времени,
отведенного на расформирование, не хватит, чтобы подготовить дела к сдаче в
архив. Пришлось обращаться в Главный штаб за разрешением оставить небольшую
группу для выполнения этой работы и продления срока почти на один год. Меня
всегда удивлял грандиозный масштаб переписки в системе управления войсками.
Принцип, когда основанием для выполнения в войсках решения или приказа старшего
является устное распоряжение, существовал лишь на бумаге. Чем дальше
Вооруженные Силы отдалялись от войны, тем больше внедрялся бюрократический
метод в системе их управления, основным проявлением которого являлись
письменные распоряжения. Каждый начальник считал своим долгом послать
подчиненным распоряжение за своей подписью. Это своего рода снятие с себя
ответственности, нежелание постоянно контролировать выполнение отданного
устного распоряжения и своего рода личная страховка. Вот и плодились в огромном
количестве нужные и ненужные бумаги. Кроме того, ими забивались и без того
переполненные архивы. Тяга к бумагам в управлении войсками – бич наших
Вооруженных сил.
3 апреля в округ приехал командующий
войсками ЗакВО генерал-полковник Олег Федорович Кулишев. Он знакомился с
объектами, переходящими в ЗакВО. Генерал Кулишев был холодно встречен нашим
командующим генералом Константиновым, который, не поднявшись с кресла, подал
руку вошедшему коллеге. Я почувствовал неловкость в момент их встречи. Генерала
Кулишева сопровождал Ага-Гуссейнов. На нас Кулишев произвел приятное
впечатление. Впоследствии я не один раз буду встречаться с Олегом Федоровичем и
смогу убедиться в безошибочности первого впечатления о этом человеке.
4 апреля генерал А. У. Константинов был
назначен Командующим Московским округом ПВО, а 5 апреля Главком возложил
временное исполнение обязанностей командующего БО ПВО на Ага-Гуссейнова. 9
апреля генерал А. У. Константинов убыл в Москву.
11 апреля состоялось торжественное собрание
в доме офицеров БО по случаю Дня Войск ПВО страны. С докладом выступил
Ага-Гуссейнов. Представителей от городских властей не было. После праздника мы
продолжали выполнять свою основную задачу боевого дежурства, учебы войск и
расформирования. Срывов ни в чем не было. Наш план поочередной передачи частей
и соединений оправдывал себя.
19 апреля – Ленинский субботник. Начали день
с митинга в клубе комендатуры управления на открытии памятника В. И. Ленину,
воздвигнутого по проекту и руками самих солдат.
Округ расформировывался, а республика
Азербайджан готовилась к празднованию своего 60-летия. Баку хорошел с каждым
днем. Большой вклад в подготовку к юбилею республики вносил первый секретарь ЦК
КПАз Г. А. Алиев и его соратники. Помогали и мы, военные.
17 апреля Бюро ЦК Коммунистической партии
Азербайджана устроило прием для ветеранов Вооруженных Сил. На торжественной
встрече выступил Г. А. Алиев. С ответной речью выступил командующий ККФ
вице-адмирал Гамид Габибович Касумбеков, а днем раньше в Баку состоялось
торжественное открытие памятника воинам 11-й армии, пришедшей на помощь
Азербайджану в 20-м году.
21–23 апреля в Управлении и войсках округа
впервые побывал начальник Главного штаба Герой Советского Союза
генерал-полковник Сергей Федорович Романов. Общались мы с ним двое суток. В
генерале я увидел заслуженного военачальника, штабиста крупного масштаба,
бывалого воина.
С. Ф. Романов в 1945 году получил звание
Героя Советского Союза, воевал в составе 5-го танкового корпуса в Прибалтике.
После войны окончил Академию Генерального штаба, проходил службу в Генеральном
штабе, непродолжительное время командовал дивизией и снова служил в Генеральном
штабе. Это то, что удалось мне узнать о новом начальнике Главного штаба Войск
ПВО. Загадкой оставалось, почему на эту должность назначен человек, никогда
раньше не служивший в Войсках ПВО страны, специфичных и сложных по своему
составу и управлению. Нужно было иметь большую смелость и уверенность в своих
силах, чтобы в таком возрасте, не зная войск, согласиться занять этот
ответственный пост.
25 апреля в Баку состоялось торжественное
собрание, посвященное 60-летию образования Азербайджанской ССР. На празднование
было приглашено много гостей, присутствовали делегации от всех советских
республик, во главе с секретарями ЦК или Председателями Совета Министров. Среди
приглашенных много военачальников, которые проходили службу в Азербайджане, в
том числе и бывшие командующие Бакинским округом ПВО генерал-полковники Ф.
Олиферов, А. Константинов. Прилетел на праздник и наш Главком маршал авиации А.
И. Колдунов.
Праздник явился демонстрацией монолитного
единства крепкой, нерушимой дружбы народов СССР. Казалось, никакая сила не в
состоянии ослабить, а тем более разрушить ее. В моей памяти были свежи еще
впечатления от такого же торжественного празднования 60-летия образования
Украинской ССР, в котором посчастливилось участвовать. Разве могло прийти в
голову в то время, что произойдет в государстве через десятилетие? А тогда
юбилейные праздники республик оставили неизгладимый след, вселили еще большую
уверенность в могущество социалистического государства.
29 апреля проводили к новым местам службы
члена Военного совета генерала И. Ф. Свиридова и командующего авиацией генерала
С. М. Маслова.
Большое впечатление оставили и Первомайские
праздники. 1 мая после демонстрации я был приглашен на правительственный обед,
на котором Г. А. Алиев в своих тостах дал оценку титанического труда по
подготовке и празднованию 60-летия Республики. Был поднят тост и в честь
Вооруженных Сил. При этом Алиев назвал фамилии всех присутствующих военных.
Звучали также тосты других руководителей республики: К. А. Халилова, А. И.
Ибрагимова, Ю. А. Пугачева. Я понимал, что больше не придется бывать в
Азербайджане на таких торжествах и старался запомнить все подробности.
4 мая семья получила телеграмму с известием
о рождении у дочери Оли сына. Это был уже наш второй внук, которого назовут
Александром. Он родился 27 апреля в Магдебурге, где служил его отец Евгений
Богаченко.
В связи со списочным сокращением людей все
труднее было поддерживать способность боевого расчета КП нести дежурство. А тут
– праздник за праздником, что требовало усиления дежурных смен руководящим
составом. Те, кто еще не уехал, с пониманием относились к требованиям
обстановки и безропотно исполняли мои распоряжения по дополнительным
дежурствам, кроме генерала Войтенко, начальника радиотехнических войск. Он без
моего разрешения выехал из гарнизона в самый ответственный период для решения
своих личных дел. Разыскал я его в Краснодаре по телефону и приказал немедленно
вернуться в Баку. Войтенко, пожалуй, один из немногих моих сослуживцев, который
оставил о себе плохую память. В дальнейшем он будет назначен на такую же должность
в МО ПВО по настоянию генерала Константинова. Однако здесь его быстро
разгадают, и он будет уволен в запас. А в то время я вынужден был объявить ему
строгий выговор.
О Войтенко хотелось сказать особо. Вначале
наши отношения были вполне нормальными. Я принимал самое активное участие в
ходатайстве о присвоении ему генеральского звания. После присвоения этого
звания он резко изменил отношение к своим подчиненным. Его тщеславие перешло
всякие границы. Немногим раньше я стал подозревать его в слабом знании радиолокационных
средств. Меня это заинтересовало, и, изучая его личное дело, я обнаружил, что
Войтенко окончил Бакинское строительное училище, служил в строительных войсках
и не имел даже среднего радиотехнического образования, каким-то образом
оказался в радиотехнических войсках ПВО. Каким же нужно быть ловкачом, чтобы с
такими данными дослужиться до столь высокой должности в войсках ПВО.
По-видимому, основным двигающим фактором для него было угодничество. В
Московском округе ПВО его военная служба закончилась.
9 мая в городе традиционно отметили 35-летие
великой Победы в Отечественной войне, один из самых значимых и радостных
праздников советского народа. Я любил наблюдать его особую торжественность,
возложение венков у братских могил и к памятникам, встречи ветеранов войны,
окруженных всенародным почетом. Я думаю, нет такой силы, которая смогла бы
отменить День Победы, и, даже если перестанут отмечать другие праздники, этот
народом не забудется никогда.
Ага-Гуссейнову присвоили звание
генерал-полковника и назначили на должность командующего ПВО в ЗакВО. У меня
настроение было неважное. Очередного звания не присвоили, о назначении никаких
конкретных предложений. Я понимал, что меня никуда не назначат, пока не завершу
дела с расформированием управления округа и обеспечивающих его частей, пока не
будут подписаны акты о передаче всех соединений и частей БО ПВО военным округам
(ЗакВО, ТуркВО). В то же время неизвестность угнетала. Главком испытывал мое
терпение. Это был период, когда взаимоотношения между нами были испорчены
наговором недоброжелателей сразу же после моего прибытия в Бакинский округ.
Лучшими нашими друзьями в Баку стали семья
генерала К. С. Бабенко и семья генерала М. П. Попова. Я глубоко уважал ветерана
войны генерал-лейтенанта Константина Степановича Бабенко. Он отвечал мне
взаимностью. Константин Степанович и его супруга Зинаида Михайловна – украинцы.
После многолетних мытарств они устроились на постоянное местожительство в
Полтаве. Семья генерала Попова Михаила Дмитриевича осела в Киеве.
Печально памятным днем станет 15 мая 1980 г.
В 9.00 боевое управление соединениями и частями было передано военным округам.
Бакинский округ ПВО прекратил свое существование. Щемило сердце. Бушевала
природа, как будто оплакивала несуразное событие. Такого ненастья в середине
мая старожилы не помнили. Ураганный ветер, мокрые рваные облака проносились над
крышами домов и верхушками деревьев. Ненастье охватило все Закавказье. День
трудный. С подземного КП поднимался с тяжелым сердцем и чувством вины перед
народом. Наверху не находил себе места. В одночасье рабочие кабинеты штаба
сделались ненужными, а себя почувствовал безработным.
Вчера, проездом в Тбилиси, у нас был
начальник Главного штаба Войск ПВО генерал-полковник С. Ф. Романов, он
уговаривал меня согласиться на должность заместителя к нему. За ночь многое
передумал и решил дать свое согласие, меня поддержала жена, даже обрадовалась.
Около 12 часов позвонил генералу С. Ф.
Романову и доложил о своем согласии. Он воспринял мое решение с
удовлетворением. В ответ я услышал: «Хорошо, я это учту». Мои колебания в этом
вопросе помог развеять генерал В. А. Белоусов, товарищ по учебе в Академии
Генерального штаба, с которым накануне я поделился своими мыслями по поводу
предложения.
25 мая (воскресенье) я вылетел в Москву на
Военный совет по вопросу нового назначения. На Военном совете разговор со мною
был коротким. Традиционный вопрос Главкома маршала авиации А. И. Колдунова:
«Как Вы смотрите на предлагаемую Вам должность?» Такой же традиционный ответ:
«Как на высокое доверие и проявление заботы». Главком добавил, что со временем
подберут мне другую должность. На этом аудиенция закончилась.
После этого я с Владимиром Алексеевичем
поехал в жилгородок «Заря», посмотрел две из свободных квартир для нашей семьи.
Почему-то было очень грустно. Вспоминалось прошлое, частые переезды, многие
гарнизоны. Предстояло в третий раз «заворачивать» в Москву. Первый – в 1953
году, после окончания училища, ехал тогда с энтузиазмом и страхом перед
неизвестностью, второй – в 1972 году, когда был зачислен в Академию
Генерального штаба, тогда был счастлив, хотел учиться, мечтал о будущем, третий
– сейчас, без восторга, даже с огорчением, с мыслями, что все самое интересное
позади.
27 мая возвратился в Баку, чтобы в
оставшиеся два дня завершить работу над ликвидационным актом.
30 мая наступил предельный срок
существования управления Бакинского округа ПВО. С 7.00 я на командном пункте.
Присел в последний раз за свое рабочее место, еще раз взглянул на планшет общей
воздушной обстановки, после чего вышел из зала боевого управления и на лифте
поднялся наверх, в свой кабинет. В родах войск и службах завершалась подготовка
к утверждению и сдаче в архив ликвидационных актов. Задерживали финансисты,
КЭЧ, АХО и политуправление.
Обошел опустевшие здания «Берез» 1, 2, 3
(так назывались здания штаба), переговорил с офицерами, с некоторыми
попрощался. Люди волновались. Ведь некоторые из них прослужили здесь десятки
лет. Их волнение передавалось и мне, на душе неспокойно. В 15 часов в зале
Военного совета собрал командующих, начальников управлений и служб, среди
которых были генералы К. С. Бабенко, Д. И. Крамской, М. Д. Попов, Н. А. Осипов,
А. М. Селютин, офицеры П. В. Хрупилин, Ю. В. Курилин, Е. А. Щекотихин и др.
Выразил присутствующим благодарность за большую работу и высокую
организованность в период расформирования, вручил каждому скромные подарки.
Обменялись еще раз мнениями по поводу ликвидации округа. При этом я высказал
свое предположение, что не пройдет и пяти лет, как руководство Вооруженных сил и
государства спохватится, и округ будет восстановлен. Время подтвердило это
предположение. В 1986 году на юге будет создана 19 ОА ПВО, но с дислокацией ее
управления в Тбилиси. Мне же выпадет честь участвовать в восстановлении
нарушенной структуры ПВО.
В заключение короткого совещания я попросил
руководителей довести до оставшихся офицеров порядок выдачи им необходимых
документов в АХО в последние три-четыре дня. Затем с генералами Бабенко,
Поповым, Селютиным зашли в мой кабинет и после доклада начальнику Главного
штаба, затем Главнокомандующему войсками ВПО маршалу авиации А.И. Колдунову о
выполнении приказа по расформированию Управления округа распили припасенную
мною бутылку коньяка. Спустя некоторое время я позвонил в Москву генералу А. У.
Константинову и командующему ЗакВО генералу О. Ф. Кулишову, которым доложил то
же, что и Главкому.
В 7 часов вечера я вышел из обезлюдевшего
служебного городка. По приказу Главкома я должен был оставаться еще несколько
дней в Баку для окончательного завершения дел. Возвратившись домой и сняв
форму, я направился в парк им. С. М. Кирова, где чествовали учеников школы №
20. Наш сын был награжден похвальным листом. В этот день я особенно ощущал
ценность семьи, она была самым дорогим моим достоянием во всей этой кутерьме военной
службы.
4 июня устроили товарищеский прощальный
ужин. Собралось около 30 человек ветеранов округа. Тепло провели вместе полтора
часа. Поднимали тосты, посвященные делам и личному составу войск округа. Я
выразил искреннюю большую благодарность всем офицерам за их высокую
порядочность и громадный труд в последние дни округа.
5 июня в 10.00 я навсегда покинул кабинет
начальника штаба округа. А через 20 минут вместе с адъютантом старшим
прапорщиком Ю. М. Юраком, начальником финансовой службы полковником А. Д.
Бондаревым, начальником АХО подполковником Д. Г. Сливой уничтожили все печати,
о чем составили акт. Это было грустное занятие.
В тот же день на аэродроме Насосная были
погружены в самолет Ан-12 домашние вещи. 6 июня 1980 г. я вылетел на нем в
Москву на аэродром Клин, а семья выехала в столицу поездом.
Моя служба в Баку завершилась. Мы покидали
прекрасный город Баку, богатый и приветливый Азербайджан с его добрым,
гостеприимным народом. Нас провожали мои сослуживцы и друзья Бабенко, Попов,
Нестеренко, Шахворостов, Слива, Юрак и другие.
Через несколько часов я прибыл к новому
месту службы, семью же встретил на Курском вокзале днем 8 июня. Был жаркий
летний день. Устроились в поселке «Заря», временно в двухкомнатной квартире.
Служба в Главном штабе войск ПВО страны. Заместитель
начальника Главного штаба
У начальника Главного штаба было два
«чистых» заместителя – первый и просто заместитель. История появления
последнего была обусловлена необходимостью ведения вопросов, связанных с
внутригарнизонными делами. Обычно второй заместитель очень редко привлекался к
выполнению заданий оперативного характера. До меня на этой должности был
генерал И. Г. Карпов. Предшественник ограничивал свой круг обязанностей больше
внутренними делами жизни гарнизона. Меня это не могло устроить, о чем я и
заявил генералу С.Ф. Романову еще при первом нашем разговоре перед назначением
на новую должность. Превращаться только в хозяйственника я категорически не
хотел. Генерал согласился со мною. Видимо, с учетом этого сразу же по прибытии
в Главный штаб я был вовлечен в беспрерывную цепь учений и заданий оперативного
характера.
Первым заместителем С. Ф. Романова был
назначен годом раньше генерал-лейтенант авиации Игорь Михайлович Мальцев. В
период моего назначения болезнь вывела его из строя на несколько месяцев, так
что начальнику Главного штаба с моим появлением не пришлось четко
разграничивать поле моей деятельности.
Начальником Оперативного управления был
генерал-лейтенант Б. И. Смирнов.
11 июня в составе группы офицеров во главе с
зам. Главкома по боевой подготовке генерал-полковником артиллерии Алексеем
Григорьевичем Смирновым мы выехали на учения по ПВО стран Варшавского Договора.
Пришлось побывать в Киеве и Минске.
В Киеве представилась возможность
встретиться с В. Д. Лавриненковым, Н. Н. Усенко и другими сослуживцами. Немало
встреч со знакомыми и друзьями было в Минске, куда съехались на разбор учения
товарищи из ВВС и армий стран Варшавского Договора.
Разбор учения «Зенит-80» проводил Главком
маршал авиации А. И. Колдунов.
26 июня меня вызвали на беседу в ЦК КПСС,
где бывшие сослуживцы, политработники 8-ой ОА ПВО П. И. Григорьев и В. В. Жуков
поинтересовались, как я отношусь к своему назначению. Ответил, что оно меня
устраивает. С приказом обещали не затягивать. На этом и закончилась встреча.
Городок «Заря» семье очень понравился.
Хорошо благоустроен. Красивая подмосковная природа. Чистый воздух. К тому же
находится близко от Москвы, рядом Монино, недалеко Ногинск – можно сказать,
родные места. В Москве женился, в пос. Глухово, что вблизи Ногинска, родились
обе дочери. Многое было связано и с Монино, где я начинал свою офицерскую
службу.
При первой возможности побывал в Монино.
Встретился там со своим первым командиром полка полковником И. Ф. Карканом,
однополчанином подполковником И. Ф. Орловым, инструктором полковником И. И.
Быковым. Все они были давно на пенсии, работали в музее ВВС. Вскоре я
восстановил отношения и с маршалом авиации Степаном Акимовичем Красовским,
которые продолжались до его кончины. Я благодарил судьбу, что семья оказалась в
таком хорошем месте. Позади осталась богатая событиями служба на Украине и в
Азербайджане. Здесь же начиналась новая страница, образно говоря, новый взлет с
внезапной «грубой посадкой», т.е. с необычным окончанием военной службы.
29 июля в Москве открылись ХХII Олимпийские
игры. Это было захватывающее зрелище. Все дни олимпиады мы смотрели по
телевидению.
Приказ о моем назначении тормозился, я же
втягивался в работу, выполняя несложные бессистемные поручения своего
начальника. Для меня здесь было много нового, поэтому присматривался, старался
разобраться в своих многогранных обязанностях и нащупать наиболее эффективные
ходы в работе. Методика освоения новой должности у меня уже была отработана.
Главный штаб Войск ПВО – это высокая, серьезная инстанция. В нем нужно
полностью отдаваться делу, здесь нет мелочей, так как каждая вроде бы мелкая
ошибка может перерасти в крупную неприятность. Во всем ощущалась близость
Генерального штаба и Министерства обороны. В любой момент могли вызвать на
доклад по самым разнообразным вопросам, т.е. следовало всегда быть готовым к
ответственным встречам с высоким начальством, а главное, быть компетентным, не
подводить войска и свое начальство.
18 июля министр обороны Маршал Советского
Союза Д. Ф. Устинов подписал приказ о моем назначении. Дата подписания совпала
с подписанием приказа в 1978 году при назначении в БО ПВО. Теперь моя служба в
Главном штабе обрела законность. Меня не пугали функции начальника гарнизона.
На них я смотрел, как на дополнительную полезную нагрузку. Основная же работа
сосредотачивалась в Главном штабе на оперативных вопросах, где чувствовалась
масштабность и требовались соответствующие опыт знания. Здесь коллектив по
своему опыту и подготовке был на порядок выше, чем в округе, гораздо сложнее и
структурная организация Главного штаба и Главкомата с центральным командным
пунктом (ЦКП).
С 1 по 8 августа выполнял приказ Главкома по
проверке состояния воинской дисциплины на полигоне Балхаш. Работали вместе с
генерал-майором И.А. Слухаем из политуправления и с группой офицеров. Эта
командировка способствовала изучению полигона в целом, получению представления
о масштабности и важности решаемых на нем задач по испытаниям новых систем и
видов вооружений для Войск ПВО. В то время полигоном командовал генерал В. И.
Кузиков. На полигоне было много чрезвычайных происшествий, связанных с
недисциплинированностью. Генерал Кузиков скрывал истинное положение дел,
злоупотребляя доверием Главкома. По результатам проверки Главкомом был издан
приказ.
9 августа у нас гостили Саша и Марина
Ленцовы. Мы впервые познакомились с Сашей, мужем моей племянницы. Саша после
окончания Рязанского училища ВДВ в числе первых десантников воевал в
Афганистане. Он был уже заместителем командира разведроты, приехал в отпуск. Мы
долго беседовали с ним об этой войне, наши оценки совпадали, они были не в
пользу тех, кто ее развязал.
11 августа я впервые был на совещании в
Генеральном штабе у генерала армии В. И. Варенникова. Речь шла о существенной
корректировке системы командирской подготовки в Вооруженных Силах. Нужно было
поднять значение учебы офицеров, для чего требовалась выработка ряда мер,
повышающих качество учебы и заинтересованность в ней самих офицеров. В
Главкомате эта работа поручалась комиссии во главе с генералом А. Г. Смирновым.
В состав комиссии включили и меня.
Еще после моего возвращения с Балхаша
начальник Главного штаба поставил передо мной задачу готовиться к
стратегическим учениям на юге страны. Вскоре мы с группой офицеров Главного
штаба вылетели на учения «Юг-80», штаб которого размещался в Баку. Учение
охватывало весь южный регион страны. Руководил им начальник Генерального штаба
маршал Н. В. Огарков. За время учений я побывал в Баку, Ташкенте, Тбилиси. По
замыслу и масштабу учение было интересным и полезным для его участников. Для
меня оно явилось особенно ценным, так как я впервые имел возможность наблюдать
работу начальника Генерального штаба, командующих военными округами с их
штабами и непосредственно участвовать в работе на учениях в составе оперативной
группы Главного штаба Войск ПВО. То была для меня настоящая высшая академия.
Больше всего я старался запомнить процесс
заслушивания. Маршал Н. В. Огарков поражал своей неутомимостью. Немногословный,
спокойный, он дотошно выслушивал доклады всех начальников родов войск и служб,
проявляя при этом исключительный такт. Я имел возможность убедиться в его
глубоких знаниях, особом мышлении крупного военачальника, умению оценивать по
ходу учения обстановку, делать неожиданные логические выводы, до которых редко
кто мог дойти самостоятельно. Надо отдать должное, маршал зря не перебивал
докладчиков, не торопил их, давал время самим найти правильную оценку или
сделать приемлемый вывод. Мне нравились его логика и четкость формулировок.
Будучи в Баку, маршал пожелал побывать на командном пункте бывшего Бакинского
округа ПВО. Генерал Романов поручил мне подготовить КП к его посещению и
сопровождать маршала, давая пояснения при необходимости. Маршал посетил КП 28
августа. Я просил его обратить внимание на мощное оборудование КП всеми видами
связи. Одно это, не говоря уже о защищенности, свидетельствовало о
целесообразности дальнейшего использования командного пункта развертываемой в
Баку Ставкой Главнокомандования на Южном направлении. Маршал, чтобы убедиться в
правильности моего доклада, потребовал соединиться по радиорелейной связи с
одним из зенитных ракетных дивизионов Ереванской зрбр. Предварительно он задал
мне вопрос: «За какое время Вы можете связаться с командиром зрдн?» Я ответил:
«За 2,5–3 минуты». Через 3 минуты маршал сам переговорил с командиром зрдн, а я
воспользовался моментом, чтобы еще раз выразить свое недоумение по поводу
ослабления системы ПВО на южном направлении в связи с расформированием
Бакинского округа ПВО. Маршалу явно не понравились мои суждения, но я не мог
сдержать себя в этом вопросе.
За время учений я имел возможность в течение
нескольких дней быть рядом с С. Ф. Романовым, видел его заметные волнения перед
каждым заслушиванием. По отношению ко мне он вел себя достаточно нервно.
После возвращения с учений на юге я получил
задание возглавить на базе Ярославского корпуса ПВО сборы начальников отделений
службы войск армий. Сборы были проведены в период с 3 по 6 сентября. В то время
корпусом командовал генерал Р. С. Акчурин, а начальником штаба был полковник Г.
А. Кабанов, оба мои старые знакомые и сослуживцы. Они сделали все необходимое
для успешного проведения занятий.
11–12 сентября пришлось поработать в Киеве
по вопросам проверки боеготовности иап в Василькове и хода командирской подготовки.
В Киеве впервые увидел своего внука Сашу, ему было 3,5 месяца.
После возвращения из Киева мне поручили
заниматься созданием объединенных КП ВВС и ПВО. Инициатива о создании таких
командных пунктов исходила от ВВС, в частности от начальника Главного штаба ВВС
генерал-полковника авиации Г. П. Скорикова. Это было одним из проявлений
притеснения Войск ПВО, перехвата инициативы в боевом управлении силами и
средствами ПВО Военно-воздушными силами. Вопрос этот довольно непростой, он
потянул за собой ряд проблем, крупных споров, потребовал много времени и
средств на создание опытных объединенных КП, проведение учений и других
исследований.
В то время этими вопросами в нашем штабе
занимались генералы В. В. Дружинин и В. И. Чурсин, теперь ими предстояло заняться
и мне. Начались многочисленные совещания в Генеральном штабе с представителями
ВВС и под руководством товарищей из Генштаба. В то время Управлением ВВС и ПВО
Генштаба руководил генерал-лейтенант авиации В. С. Абрамов, впоследствии
Управление ПВО отделилось, и во главе его стал генерал-лейтенант артиллерии Е.
В. Калашников. Я был хорошо знаком с обоими. Над ними стоял зам. начальника ГОУ
генерал-полковник В. П. Шутов. Встречи по проектам объединения командных
пунктов проходили бурно, зачастую перерастали в жесткие споры. Наша сторона –
ПВО страны, упорно отстаивала свою точку зрения, четко аргументируя все минусы
такого объединения. Вэвээсовцы стояли на своем. Они пользовались
покровительством начальника Генерального штаба. Мы же понимали, что за объединением
командных пунктов последует объединение видов ВВС и ПВО, что вообще неприемлемо
для успешного решения задач по отражению ударов СВКН вероятного противника.
Вслед за идеей создания объединенных КП была
выдвинута идея создания единого радиолокационного поля. Между Главными штабами
начались новые споры, на которые ушло три года. Я постепенно втягивался в
работу по решению проблем, которые станут перерастать в борьбу за возвращение
переданных в 1980 году дивизий и корпусов ПВО из состава приграничных военных
округов в объединения ПВО. Эта борьба и станет основным содержанием моей службы
в Главном штабе до 1985 года включительно.
В личном плане пока еще не был решен вопрос
с квартирой для семьи. Главком затягивал с решением. Шел октябрь. Меня
представили к очередному званию, была надежда, что присвоят. Наряду с сугубо
оперативными вопросами я находил время и для внутригарнизонных дел. Когда
знакомился с бытом личного состава обеспечивающих частей, обратил внимание на
плохую обустроенность казарм, убогую баню, нехватку складов, утепленных
автогаражей, отсутствие в автопарке оборудованного пункта технического
обслуживания автотранспорта. В служебном городке не было спортзала и т.д. Чтобы
привлечь к этому внимание руководства, я доложил обо всем Первому заместителю
Главкома генерал-полковнику Е. С. Юрасову. Он с пониманием отнесся к проблемам
служебного городка и решил лично осмотреть все объекты, о которых шла речь. Мы
вместе прошли по городку, и Евгений Сергеевич меня поддержал в вопросе о
необходимости строительства. О состоянии объектов гарнизона я доложил также и
генералу С. Ф. Романову. В гарнизоне началось строительство крайне необходимых
объектов, в основном хозспособом. Немало проблем накопилось и в жилом «городке
«Заря».
С командирами частей полковниками Н. А.
Ниделько и Л. А. Мурзинцевым взялись за облагораживание «Зари». Оборудовали
детские площадки, пляж, приводили в порядок тротуары, освещение, сооружали и
расставляли скамейки, очищали территорию от зарослей и мусора. Эта работа
велась нами постоянно. Во всех начинаниях мне помогал генерал-майор В. А.
Белоусов – начальник Организационно-мобилизационного управления. Когда я уезжал
в командировку, он автоматически переключал на себя гарнизонные дела. Хорошую
помощь в решении внутренних гарнизонных вопросов оказывал мне энергичный,
высоко подготовленный полковник Яцков Евгений Михайлович – начальник
административно-хозяйственного отдела Главного штаба.
15 октября, когда я находился в отпуске, мне
позвонил генерал П. К. Мальгов и передал просьбу начальника Главного штаба
прибыть к нему 16 октября. При встрече генерал С. Ф. Романов сказал, что меня
приглашает на беседу первый заместитель начальника Генштаба генерал армии В. И.
Варенников. Вызов шел не через генерала Е. В. Калашникова, а через начальника управления
кадров Генштаба генерал-лейтенанта Н. К. Бобкова, поэтому нетрудно было
догадаться, что разговор пойдет о новой должности. На второй день состоялась
встреча у генерала В. И. Варенникова. Длилась она не более 10 минут в
присутствии генерал-полковника В.Я. Аболинса. Генерал задал мне несколько
вопросов о прохождении службы, его интересовала моя служба в ВВС. Я понимал,
что идет прощупывание для назначения в Генштаб, однако излишнего любопытства я
не проявил. Когда спросили, есть ли вопросы, ответил, что вопросов нет. Генштаб
хотя и авторитетное учреждение, но мне не хотелось уходить из войск. Неизвестно
было еще, как на это посмотрит Главком. Не знаю, что повлияло, возможно, не
понравился, но меня оставили в покое.
Встреча с Маршалом авиации Красовским С. А.
19 октября 1980 г. я навестил маршала
авиации С. А. Красовского на его даче в п. Монино. Мы провели вместе почти два
часа. Степан Акимович всегда удивлял остротой своей памяти. Всего не запомнил
из его рассказов, но кое-что постараюсь воспроизвести. Маршал поделился
воспоминаниями о своей службе в Краснодаре перед войной, о том, как он осваивал
незнакомую для него должность начальника авиаучилища, как изучал работу
преподавателей (разделил их на три группы: сильных, середняков и слабых). При
назначении нарком маршал Тимошенко спросил его: «Почему Вы считаете себя
подготовленным для должности начальника училища?» Красовский ответил: «Потому
что могу видеть недостатки у самого себя без московской комиссии». Тимошенко:
«Тогда почему они у Вас есть?» Красовский: «Потому что не хватает времени на их
устранение».
Еще об одном эпизоде. В одном из
авиагарнизонов поломали 100 недавно посаженых тополей. Когда доложили генералу
об этом, он приказал за трое суток посадить 250 деревьев. Больше не ломали.
С грустью маршал произнес, как бы
разговаривая сам с собою: «Когда меня сняли и дали пенсию 300 рублей (обычная
генеральская), я обратился к Гречко и сказал ему, что хорошо переходить с 300
на 800, но с 800 на 300 тяжело». Гречко: «У тебя же есть деньги!» Красовский:
«Да, есть. Мне хватит добавлять к пенсии в течение пяти лет. Ну, а если через
пять лет я не умру, что тогда делать? Нет у меня и автомобиля, чтобы иногда
подъехать к врачу». Гречко: «Купи». Красовский: «Я могу купить, но кто будет
его водить? Мне по возрасту это уже не под силу. А если я убью кого-нибудь и
меня посадят в тюрьму, тогда скажу, что мне министр Гречко порекомендовал
ездить на машине». После этого разговора Гречко передал распоряжение начальнику
штаба разрешить по вызову Красовского выделять автомобиль.
Этот разговор между министром обороны и
отставным маршалом происходил, когда Степан Акимович был в опале за свой
протест против резкого сокращения ВВС во времена Хрущева. На восстановление его
в правах на льготное обеспечение потребовалось несколько лет.
Посвящаю эти строки маршалу С. А.
Красовскому, потому что он принадлежал к особой гвардии людей России ХХ века,
которые в своей жизни пережили слишком многое: царский гнет, гражданскую войну,
период становления советского государства, его защиту в Великую Отечественную
войну 1941–1945 годов. У каждого человека, принадлежавшего к этой гвардии,
богатейшая личная биография. Не всем им при жизни удалось передать новому
поколению то, что хотелось. Это было обусловлено разными причинами, главная же
состояла в запрете и строгом лимитировании партией желаний человека. В каждом
мемуарном материале выискивалось запретное. Записки или выхолащивались до
издания, или после издания автор попадал под обстрел партийной критики. В одной
из бесед маршал сказал мне, что подготовил к изданию вторую книгу, которую
хотел назвать «От лаптей до маршальской звезды», но к изданию рукопись не
приняли. Новая книга так и не появилась на свет. В ней Степан Акимович с
присущей для него прямотой и смелостью затрагивал области жизни, о которых «не
следовало знать потомству». Пусть эти несколько строк, посвященные маршалу С.
А. Красовскому, пополнят неизвестные страницы из его богатой биографии.
В начале ноября я побывал у себя на Родине в
пос. Холмском Краснодарского края. Проведал могилы родителей и брата Владика.
Там застало известие о присвоении мне звания генерал-лейтенанта. Я получил
несколько поздравительных телеграмм от Главкома, начальника Главного штаба,
генералов Е. С. Юрасова, А. У. Константинова и других товарищей. Комкор В. И.
Дикушин в это время находился в Крымском авиагарнизоне и смог заехать к нам в
Холмский. Немного раньше в октябре моей сестре Лилии Макаровне было присвоено
звание заслуженного учителя РСФСР. Нам обоим было чему порадоваться.
За время отдыха в п. Холмский удалось побыть
в горах на охоте с моими старыми знакомыми-земляками. Об этом позаботился мой
неизменный друг Алексей Григорьевич Ветер. На этот раз я старался
повнимательнее присмотреться к людям на Кубани, их жизни. Обратил внимание на
то, что народ богател. Основным источником повышения благосостояния для
подавляющего большинства населения был труд на своих приусадебных участках.
Люди научились выращивать овощи, в частности томаты, и от их реализации в
глубинках России, на Севере или в Западной Сибири извлекать приличные прибыли.
Вместе с тем их занятость в общественном производстве становилась чем-то
второстепенным, отодвигалась на второй план, идеи социализма уступали место
идеям частной собственности. Зажиточность разобщала людей. На приусадебных
участках стали появляться высокие заборы, которыми отгораживались соседи друг
от друга. В станицах и поселках процветало пьянство. Люди не могли
целесообразно распорядиться своими богатствами. Безнадежно отставала культура.
Клубы и дворцы культуры пустели, туда перестали ходить. О спорте или чем-то
другом, относящемся к коллективным формам нравственного и культурного
воспитания, не было и речи. Я задумывался, что же будет дальше? Почему в
стране, идущей к коммунизму, развиваются тенденции противоположного
направления. В эти минуты я вспоминал своего отца, старого большевика, когда он
подолгу сидел за столом, обхватив свою большую голову руками, и приговаривал:
«Не туда идем, не тому учил нас Ленин». Возвращался я с Кубани отдохнувшим на
родной земле и с лучшими впечатлениями от встреч с сестрой Лилей, племянницей
Викторией и друзьями. Однако в глубине души зародилось сомнение в безупречности
управления развитием нашего общества. С тех пор я начал более критически
подходить к анализу социальных процессов в жизни государства.
1981 год. Малоразмерные, малоскоростные, маловысотные
воздушные шары (МРВШ)
В последние дни декабря 1980 года и в начале
нового 1981 года в воздушном пространстве ПНР и СССР над территорией
Прибалтийских республик дежурными радиотехническими средствами ПВО стали
обнаруживаться малоразмерные, малоскоростные воздушные цели – воздушные шары,
летящие на малых высотах в потоках воздушных масс. По донесениям очевидцев,
шары имели диаметр 0,5–0,8 м, длину до 1 м, снизу фалу длиной до 10 м. Судя по
отметкам от них на экранах РЛС, отражающая поверхность целей определялась от
0,1 до 0,3 кв. м. Основная масса воздушных шаров начинала вход в воздушное
пространство ПНР и СССР со стороны Балтийского моря. Были предположения, что их
запуск связан с новогодними праздниками народов Скандинавии, но имелись и
другие версии. Нужно было сделать обоснованную оценку этому явлению. Дело в
том, что малоразмерные, малоскоростные цели, попадая со стороны Балтики в
воздушное пространство Польши и СССР, по направлению потока воздуха следовали
от побережья через группировку средств ПВО Белорусского, Прибалтийского,
Московского округов и далее на Восток, принося много беспокойства, изматывая
боевые расчеты РТВ, дежурные силы авиации. Ведь дежурные силы ПВО в этих случаях
действовали, как им было предписано при появлении в воздушном пространстве
неопознанной воздушной цели. Ответить на вопросы, кто запускает шары и с какой
целью, дать им более точную оценку, изучить их строение и выработать
рекомендации Войскам ПВО по способам борьбы с ними поручалось специальной
комиссии.
Решением Главкома была подобрана небольшая
группа офицеров из Главкомата, Военно-инженерной радиотехнической академии
(ВИРТА) и Научно-исследовательского института (НИИ-2), которая и составила
комиссию по исследованию загадочных целей. Меня назначили председателем
комиссии, моим заместителем был генерал-майор И. Л. Добровольский, опытный
специалист в области РТВ.
После непродолжительной подготовки мы
выехали в Ригу. Предварительно я переговорил с командующим ПВО ПрибВО генералом
М. Д. Черненко. По прибытии в штаб ПрибВО уточнил план исследований и совместно
с офицерами управления ПВО округа приступил к работе. Нам удалось провести
комплекс исследований, в том числе с подъемом на перехват целей различных типов
истребителей-перехватчиков с радиолокационными прицелами, применением
вертолетов со стрельбами по шарам с борта вертолета стрелковым оружием, включая
автоматическое. Тщательно изучались особенности обнаружения малоразмерных,
малоскоростных, маловысотных целей и их проводки на экранах всех типов РЛС.
Исследования, в основном, подтвердили
геометрические размеры и характеристики воздушных шаров. Применение самолетов и
вертолетов оказалось неэффективным. Истребители ввиду большой разницы в
скоростях с целями и сложности работы с прицелом на малых высотах не успевали
обнаруживать их на экранах бортовых РЛС. С вертолетов цели обнаруживались также
с большим трудом, а стрельба по ним с «качающейся» платформы, какой являлся
вертолет, не приводила к успеху.
На основании исследований комиссия пришла к
следующим выводам:
1. Наиболее вероятно, что запуск шаров в
сторону СССР производился преднамеренно с целью провоцирования дополнительного
включения средств системы ПВО и их разведки.
2. В определенных условиях обострения
военно-политической обстановки или при внезапном ударе средств
воздушно-космического нападения с Северо-западного направления массовый запуск
подобных воздушных целей мог привести к значительному осложнению боевого
применения системы ПВО, ее информационному перенасыщению.
3. Для эффективного воздействия сил ПВО по
малоразмерным шарам необходимы дальнейшие исследования применения вооружения в
полигонных условиях с целью создания специальных средств борьбы и оснащения ими
приграничных соединений ПВО.
Работа нашей комиссии явилась первым
серьезным исследованием в области борьбы средств ПВО с малоразмерными,
маловысотными целями. Жаль только, что выводы комиссии дальше нашего доклада не
получили законченного реального воплощения. Кто знает, подойди к ним в
Министерстве обороны с большим вниманием, возможно и не удалась бы авантюра с
безнаказанным пролетом Руста в 1987 году от Балтики до Красной площади. Здесь я
не могу не сделать упрек Управлению ПВО Генерального штаба, возглавляемому в то
время генерал-лейтенантом Е. В. Калашниковым. Основной порок работы этого
Управления, насколько я его знал, заключался в том, что там больше смотрели
«наверх», а не в войска, и ориентировались на высшее руководство, как бы ему
угодить и ничем не побеспокоить.
По окончании нашей работы я доложил выводы,
к которым мы пришли, командующему войсками ПрибВО генерал-полковнику Станиславу
Ивановичу Постникову, с которым был хорошо знаком по службе в Киевском военном
округе, и другим руководителям округа. Все они согласились с выводами, не внеся
в текст никаких поправок.
По возвращении из командировки я доложил о
результатах нашей работы Главкому маршалу авиации А. И. Колдунову. Он встретил
их также с удовлетворением. Тут же Главком подписал телеграмму командующим
войсками округов на Западном и Северо-Западном направлениях о выделении для
борьбы с малоразмерными шарами специальных экипажей вертолетов с командами
стрелков, вооруженных АКМ. Для проведения дальнейших исследований способов
борьбы с МРВШ Главком отдал соответствующее распоряжение
научно-исследовательским учреждениям и полигону ПВО. Через два дня был
подготовлен доклад министру обороны.
Здесь уместно напомнить, что борьба с
воздушными шарами разведывательного предназначения, запускаемыми спецслужбами
США и другими странами НАТО в воздушное пространство СССР, ведет свое начало с
середины пятидесятых годов. И все это время войска занимались поиском новых
эффективных средств борьбы с ними.
Первоначально это были автоматические
дрейфующие аэростаты (АДА). Они запускались с территории стран Запада и
дрейфовали по воздушному потоку с запада на восток, проходя всю территорию
СССР. АДА имели специальное оборудование для ведения фото и
радиотелеметрической разведки. При дрейфе над стратегически важными объектами
автоматически включалась разведаппаратура, и производился сбор разведывательных
данных. Пронизав территорию СССР, АДА в районе Японии или над территорией США
получали, посредством автоустройств, команду на снижение и посадку,
доставлялись интересующие разведывательные сведения.
Для Войск ПВО страны АДА представляли собой
сложные воздушные цели, так как они дрейфовали на больших высотах от 8 до 16
тыс. метров и на малых скоростях, равных скорости воздушного потока от 60 до
150 км/час. Сама же оболочка АДА была малоуязвима для снарядов. Чтобы нарушить
систему ее наполнения и способность к дальнейшему дрейфу АДА, требовалось
попадание и разрыв не одного пушечного снаряда.
В пятидесятых и в начале шестидесятых годов
основным средством поражения АДА были 85-миллиметровые зенитные орудия со
специально доработанной системой управления и специальными снарядами. Позже, с
появлением на вооружении высотных истребителей-перехватчиков, оснащенных
управляемыми и неуправляемыми реактивными снарядами класса «воздух-воздух»,
такая борьба велась в основном истребителями.
Применение зенитных управляемых ракет,
наземных зенитных ракетных комплексов, по соображениям обеспечения безопасности
населения и стоимостным показателям, предусматривалось в особых случаях.
Боевое воздействие силами ПВО по воздушным
шарам, как правило, начиналось после их обнаружения средствами радиолокационной
разведки и входа в воздушное пространство союзных стран объединенного
Варшавского Договора или СССР и продолжалось до их уничтожения, или выхода за
пределы нашей страны.
Нетрудно представить, какое большое
количество сил и средств ПВО привлекалось к решению задачи разведки и
уничтожению АДА в тех случаях, когда им удавалось пролетать тысячи километров в
глубь территории страны. Ведь воздействие по ним носило постоянный характер до
полного уничтожения, втягивало в решение задачи десятки подразделений, частей и
соединений ПВО и продолжалось иногда до несколько суток.
Факт уничтожения АДА, как и имена
отличившихся при этом, становился известным всем войскам ПВО страны.
Среди летчиков были асы по сбиванию
воздушных шаров. Одним из таких был майор Владимир Бородин, командир
авиаэскадрильи 90-го иап (аэродром Червоноглинское) 8-ой Отдельной армии ПВО,
сбивший в начале шестидесятых годов в небе Украины три АДА. Впоследствии
полковник Бородин успешно командовал истребительным авиационным полком ПВО.
Массовый запуск в воздушные потоки в сторону
СССР малоскоростных воздушных шаров нашим вероятным противником, начавшийся в
конце 1980 года на малых высотах, следовало расценивать, как совершенствование
им форм и методов разведки и преодоления мощной системы ПВО Советского Союза.
Генерал В. В. Дружинин
За непродолжительное время моего пребывания
в Главном штабе я увидел, как заметно отличается работа в нем по сравнению со
штабами армии и округа. Здесь нужны не только практики, но и люди высоких
умственных способностей. Тут невозможно спрятаться за спины других. Человек
раскрывается быстро и безошибочно, ибо возможностей к этому с избытком. Поэтому
тем, кто назначен в штаб такого ранга, ничего не остается, как поскорее оценить
свои возможности и немедленно приступить к устранению пробелов путем
настойчивой работы над собой. Здесь, как ни в одном из штабов инстанцией ниже,
нужны такие качества, как высокая работоспособность, терпеливость, способность
глубокой проработки вопроса, широкая компетентность, умение взаимодействовать с
многочисленными службами и т.д.
Мне повезло, что почти в каждом штабе, где
бы я не служил, в полку, в дивизии, корпусе или армии, на моем пути встречались
люди, у которых было чему поучиться, перенять много полезного для пополнения
своего багажа штабиста. Такие люди встретились мне и в Главном штабе. Среди них
– заместитель начальника Главного штаба генерал-полковник Валентин Васильевич
Дружинин. Он был назначен в ГШ ВПВО страны после сокращения должности
заместителя начальника Генерального штаба по автоматизации управления и
радиоэлектронной борьбе. Это произошло после смены начальников Генерального
штаба с назначением на эту должность Н. В. Огаркова вместо маршала Советского
Союза В. Г. Куликова.
Валентин Васильевич – доктор технических
наук, крупный военный ученый в области радиоэлектроники. Мне повезло прослужить
с ним в Главном штабе до его увольнения в конце 1983 года. В тот период он был
в Главкомате видной и авторитетной фигурой. Он оказывал большую помощь
Начальнику Главного штаба генералу С. Ф. Романову, ему во многом доверял
Главком. Большинство важных документов для Министерства обороны и Генерального
штаба отрабатывались с его участием. Он часто оставался за начальника Главного
штаба и самого Главкома. Для меня не составило большого труда понять, какую
неоценимую пользу может принести мне этот умудренный знаниями и опытом человек.
И здесь я остался верен своему принципу – максимально сблизиться с ним и
перенять максимум полезного для своей службы в главном штабе. Валентин
Васильевич, видно, разгадал это и пошел мне навстречу. Между нами установились
самые тесные контакты в работе. Я старался не упускать возможности быть вместе
с Дружининым и непременно участвовал с ним в отработке наиболее важных
документов, докладов. Много часов мы провели с Валентином Васильевичем, решая
вопросы организации управления силами и средствами ПВО, которые оказались
разделенными на силы ПВО приграничных военных округов и соответственно силы
войск ПВО. Немало было между нами полезных дискуссий. Когда Валентин Васильевич
увольнялся, он порекомендовал включить меня вместо себя в состав редколлегии
журнала «Военная мысль».
В это время в Главкомате работали мои
товарищи-сослуживцы по корпусу, армии и округу: генералы В. Н. Абрамов, А. Г.
Смирнов, Н. И. Кульбаков, Н. И. Москвителев, В. Г. Царьков, В. С. Ярошенко, В.
И. Андреев, М. В. Шульга, В. Нестеренко, М. Ф. Бобков, В. И. Суворов и многие
другие, что благотворно сказывалось на исполнении возложенных на меня
обязанностей в Главкомате войск ПВО.
Почти во всех родах войск и службах у меня
были товарищи, на которых я мог опереться в работе. А так как по должности мне
необходимо было иметь тесные контакты со всеми структурами Главкомата, знание
людей оказывалось как никогда кстати. Мы быстро находили общий язык, добивались
максимальной согласованности, что является одним из необходимых условий работы
штаба. Таким образом, обстановка для меня в Главном штабе складывалась благоприятно.
Теперь успех моей работы зависел от меня самого и от того, как я смогу
использовать эту обстановку.
В командной академии ПВО
Военная академия противовоздушной обороны
имени Маршала Советского Союза Г. К. Жукова была создана в соответствии с Постановлением
Совета Министров СССР от 14 ноября 1956 года. 24 ноября министр обороны Маршал
Советского Союза Г. К. Жуков издал специальный приказ: с 1 января 1957 года
сформировать Военную командную академию ПВО, начало занятий – 1 марта 1957 года
(год и день рождения академии).
Создание академии было обусловлено
осложнением в середине пятидесятых годов международной обстановки из-за
милитаристского внешнеполитического курса США и других империалистических
держав. Острие милитаристской политики США и других империалистических
государств было направлено прежде всего против Советского Союза.
В этих условиях Коммунистическая партия и
Советское правительство принимают необходимые меры по усилению
обороноспособности страны, укреплению боевой мощи наших Вооруженных Сил, их
боевой готовности.
Одним из важнейших направлений повышения
обороноспособности страны являлось укрепление противовоздушной обороны. В
пятидесятые и шестидесятые годы Войска ПВО страны были полностью переоснащены.
Новейшие образцы вооружения и военной техники позволяли успешно вести борьбу со
всеми типами средств воздушного нападения противника. В связи с этим изменилась
организационная структура Войск ПВО страны, совершенствовались формы и способы
боевого применения сил и средств противовоздушной обороны.
В этих условиях возникла необходимость в
подготовке командных кадров, обладающих высокой оперативно-тактической и
технической подготовкой, способных умело организовать бой, сражение и уверенно
управлять войсками в самых сложных условиях боевой обстановки. Именно таких
командиров и стала готовить Военная командная академия ПВО, носящая имя
прославленного советского полководца Маршала Советского Союза Г. К. Жукова с
1974 г.
К настоящему времени большинство командиров
частей, соединений и объединений Войск ПВО – питомцы академии. Они с честью
оправдывают высокое доверие Родины, умножают и развивают лучшие традиции Войск
ПВО. Академия является центром глубоких исследований в области оперативного
искусства и тактики Войск ПВО, тактики родов войск. В академии сформировался
большой отряд военных педагогов и ученых – крупных специалистов в области
воздушно-космической обороны, хороших методистов, защищено 28 докторских и 570
кандидатских диссертаций. Академия теперь располагает современной учебно-материальной
базой, учебными и учебно-вспомогательными помещениями в девяти учебных
корпусах, полевой базой, учебным центром, НИО, НВО, жилыми и культурно-бытовыми
помещениями, спортивными сооружениями, автопарком, складами, мастерскими и т.д.
За успехи в обучении слушателей и в
ознаменование 50-летия образования СССР 13 декабря 1972 года академия
награждена Юбилейным почетным знаком ЦК КПСС, Президиума Верховного Совета СССР
и Совета Министров СССР.
За большие заслуги в подготовке офицерских
кадров и вклад в развитие советской военной науки Указом Президиума Верховного
Совета СССР от 17 декабря 1981 года академия награждена орденом Красного
Знамени.
С 1959 года академия вносит значительный
вклад в подготовку командных кадров для войск ПВО армий дружественных стран.
Первый выпуск иностранных слушателей, прошедших обучение по полной программе,
был произведен в июле 1962 года.
Признанием заслуг академии по подготовке
высококвалифицированных кадров для иностранных армий являются 7 орденов разных
стран на Знамени академии. (ГДР – 1975 г., ЧССР – 1978 г., ПНР – 1978 г., НРБ –
1982 г., ВНР – 1985 г., СРВ – 1988 г., Республика Куба – 1992 г.).
В создание и развитие академии большой вклад
внесли Маршалы Советского Союза С. С. Бирюзов и П. Ф. Батицкий. В числе
начальников ВКА ПВО были такие яркие личности в войсках ПВО, как главный маршал
авиации П. Ф. Жигарев, маршал авиации Г. В. Зимин, генерал-полковники Ю. М.
Бошняк и А. И. Хюпенен.
21 января впервые побывал в Военной
Командной академии ПВО в Калинине. Поводом для поездки послужила подготовка к
военной игре с академиями, которая планировалась в феврале на базе ВКА.
Начальник академии – маршал авиации В. Г. Зимин, очень известная личность в
Вооруженных Силах, доктор военных наук, профессор. Маршал для меня представлялся
живой историей. Академией он руководил 15 лет.
По прибытии доложил маршалу. Надо сказать,
он приветливо встретил меня и любезно ознакомил не только с ходом подготовки к
игре, но и со всей академией. После обхода академии мы проговорили с ним более
часа. Он вспоминал годы войны, когда командовал авиакорпусом. Рассказал мне
некоторые эпизоды из своей жизни, встречах со Сталиным, Василевским, Штеменко и
другими видными военачальниками. Мне не верилось, что я общаюсь с человеком,
имя которого знал с лейтенантской поры как крупного авиационного
командира-новатора, строгого, высокообразованного, владеющего высоким
мастерством обучения летчиков. Маршалу в то время было под 70 и он дорабатывал
в ВКА последние дни. Кажется, на второй день состоялся приказ о назначении
начальником академии генерал-лейтенанта Ю. М. Бошняка. Выполнив задание
начальника Главного штаба, на второй день я возвратился в Главкомат.
Рабочие дни
Интересно прошел день 23 января. Удалось
поприсутствовать на торжественном собрании, посвященном 50-летию шефствования
Ленинского комсомола над ВВС. В президиуме собрания комсомольцы 30-х годов.
Среди них легендарные летчики Г. Ф. Байдуков, А. И. Покрышкин, И. И. Кожедуб,
А. В. Ляпидевский, В. К. Коккинаки, С. Н. Анохин, Е. Я. Савицкий, а также дважды
Герои Советского Союза М. П. Одинцов, А. В. Алелюхин, А. Г. Боровых, И. И.
Таран и др.
В перерыве встретился с маршалом С. А.
Красовским, с которым не виделся с октября, с генералами А. Н. Сошниковым, Н.
П. Гвозденко и многими другими. В этот день я впервые увидел человека,
награжденного Золотой Звездой Героя № 1 – генерала Ляпидевского. Мне выпала
редкая случайность одновременно увидеть такое созвездие летчиков, лучших сынов
Родины.
А через несколько дней начальник Главного
штаба дал мне задание в составе оперативной группы Генерального штаба выехать
на проведение фронтового КШУ ЗакВО. Оперативную группу возглавлял генерал армии
С. Ф. Ахромеев. Я доложил ему о получении задания и начале подготовки к работе
в составе группы. Генерал поблагодарил и сказал, что задачу уточнит завтра при
встрече в Генштабе. Таким образом, я был перенацелен с военной игры в академии,
где должен был работать вместе с генерал-полковником авиации И. Д. Подгорным,
на выполнение другой задачи. Иван Дмитриевич высказал сожаление по этому
поводу, но так как подготовка посредников на игру фактически была уже
завершена, я переключился на другое задание с чувством исполненного долга перед
уважаемым мною генералом Подгорным И. Д.
На следующий день мы с генералом М. С.
Виноградовым были у генерала армии С. Ф. Ахромеева с планом своей работы в
оперативной группе. План был утвержден. Мои частые поездки в Генштаб позволяли
присматриваться к его работе, узнавать людей, быть всегда в курсе событий.
Для тех офицеров, кто служит в Главных
штабах, посещение Генерального штаба всегда полезно. Нужно только научиться
выделять там ценное для себя и брать на вооружение.
На КШУ в ЗакВО я пробыл с 1 по 9 февраля. За
это время побывал в Тбилиси, Кутаиси, Ленинакане, Кировабаде и других местах.
Принадлежность к оперативной группе Генерального штаба позволила ближе
познакомиться с первым заместителем начальника ГШ генералом армии С. Ф.
Ахромеевым, наблюдать его работу в процессе учения. В его принципиальности и
манерах было что-то от А. В. Суворова. Группу посредников ПВО возглавлял зам.
начальника Управления ПВО Генерального штаба генерал-лейтенант М. С.
Виноградов. Непосредственный контакт с ним в течение всего учения помог
составить представление о работе всего Управления. В то время шли разговоры о
намерении назначить меня начальником этого Управления, поэтому я так пристально
присматривался к его функциям. Не знаю, что помешало этому, но я так и не был
назначен в Генеральный штаб, хотя попытки «изъять» меня из войск следовали,
начиная с учебы в Академии Генерального штаба до 1987 года.
На учениях мне пришлось помогать
командующему ПВО ЗабВО генерал-полковнику Г. Я. Ага-Гуссейнову. Выяснилось, что
я был включен в оперативную группу по его просьбе к начальнику Главного штаба.
Трудились мы дружно, как и раньше в БО ПВО. На этом КШУ в числе других
исследовался вопрос организации управления силами и средствами ПВО округа
(фронта) в новой структуре Войск ПВО, состоящих из сил и средств ПВО округа и
переданных из состава Войск ПВО страны дивизий и корпусов. Такие исследования в
то время проводились почти во всех приграничных округах. Включить в состав
военных округов соединения ПВО смогли легко, а вот управлять ими в ходе
разыгрываемых замыслов учений оказалось не так-то просто. Запутались в этом
основательно. Пока войска «фронта» на месте, было ясно, как быть с группировкой
ПВО-соединений, но с выходом войск по плану наступательной операции начинались
кривотолки. Из состава дивизий и корпусов ПВО была изъята авиация, а границы
ответственности за ПВО оставались прежними. Если раньше командир соединения ПВО
располагал всеми силами, средствами борьбы с воздушным противником и имел
возможность начинать воздействовать на него с дальних рубежей, теперь такой
возможности не стало. Нужно было просить авиацию у командующего «фронтом»,
чтобы как-то устранить это недоразумение. Начали создавать объединенные
командные пункты ПВО и ВВС, но они не могли эффективно решить задачи по
управлению боевыми действиями при прикрытии войск и объектов. В этот раз я имел
возможность детально ознакомиться с оргструктурой ПВО приграничного округа и
убедиться воочию в ошибочности проведенной реорганизации в приграничных
объединениях ПВО. В округ вошли два корпуса ПВО из БО ПВО, которые и составляли
основную силу ПВО. Остальные силы и средства ПВО округа состояли из соединений
и частей ПВО окружного и армейских комплектов и подразделений, входивших в
состав мотострелковых (танковых) дивизий и частей.
Как я уже сказал, главным вопросом для Войск
ПВО на учениях была отработка вопросов боевого управления. В этом отношении
учение явилось для меня хорошей практической школой, что позволило в дальнейшем
мне более уверенно принимать участие в таких же учениях в других военных
округах.
9 февраля состоялся разбор КШУ. Основной
доклад сделал командующий войсками округа генерал-полковник О. Ф. Кулишев, а
заключение – генерал армии С. Ф. Ахромеев. Я еще раз убедился в исключительной
проницательности, трудолюбии, вежливости генерала Ахромеева. В дальнейшем мне
еще придется много раз встречаться с ним на учениях и по другим вопросам
службы. Уважение к этому умному человеку будет постоянно расти.
После разбора учения мы сразу выехали на
аэродром для вылета в Москву, где узнали печальную весть о гибели в
авиакатастрофе Ту-104 при взлете в Ленинграде почти всего командования
Тихоокеанского флота. Такой авиакатастрофы еще не было. Погибло 50 человек, в
том числе 15 адмиралов и генералов. Среди них адмирал Э. Н. Спиридонов,
вице-адмирал В. Д. Сабонеев и генерал-лейтенант авиации Г. В. Павлов –
командующий авиацией Тихоокеанского флота.
23 февраля двойной праздник – 63-я годовщина
Советской Армии и начало работы ХХVI съезда КПСС. Мы с Тамарой побывали в ЦТСА
на торжественном собрании. Многим нашим товарищам присвоены очередные звания и
вручены правительственные награды. Звание Героя Социалистического Труда было
присвоено генерал-полковнику Е. С. Юрасову, орденом Ленина награжден Главком,
генералы И. Д. Подгорный, М. Т. Береговой, Н. Л. Трофимов – орденом Октябрьской
Революции, генерал В. Н. Абрамов – орденом Трудового Красного Знамени. Не было
среди награжденных офицеров штаба. Присвоены воинские звания генерал-полковника
авиации Н. И. Москвителеву, генерал-лейтенанта В. А. Белоусову, генерал-майора
артиллерии В. С. Ярошенко и др. Этими отличиями большой группы военных только
нашего Главкомата подчеркивалось значение очередного съезда КПСС в партийной
жизни страны. 3 марта 1981 г. съезд закончил работу. Начиналась полоса
проведения партийных активов, собраний, бесед с личным составом, дополнительные
занятия по изучению его материалов в системе партийной учебы. Так было всегда
после съездов КПСС.
Вскоре я получил новое задание выехать на
учение в СибВО. Генерал С. Ф. Романов сдержал свое слово – не отлучать меня от
оперативных вопросов. А после поездки в Сибирь предстояла командировка на
Украину. В Сибирь я вылетел из Домодедово 21 марта. Приближалось мое 50-летие,
и генерал А. Г. Смирнов перед отъездом поздравил меня. Не очень верилось, что
уже 50 лет, а так мало сделано. Празднование пришлось отложить на 28 марта после
возвращения из Сибири.
В Сибири я впервые. Там принял участие во
«фронтовом» КШУ округа на тему, отличную от КШУ в ЗакВО. На учении мы были из
Главного штаба втроем. Задачи стояли несложные. В то время в Новосибирске
Отдельной армией ПВО командовал генерал-лейтенант Е. Л. Тимохин, мой сослуживец
по 8-ой ОА ПВО. В свое время, по решению командующего армией В. Д.
Лавриненкова, я был откомандирован в Днепропетровск для оказания помощи в
период становления нового комдива. Им был полковник Тимохин. А в 1979 году я
подсказал начальнику управления кадров Войск ПВО его кандидатуру на должность
начальника штаба ОА ПВО в Новосибирск. Теперь генерал Е. Л. Тимохин уже
командовал армией и впервые привлекался к участию в КШУ такого масштаба.
Начальником штаба армии был генерал В. А. Токарев, тоже мой сослуживец по 8-ой
ОА ПВО. В 1977 году подполковник Токарев при моем участии был назначен
начальником штаба 9-ой д ПВО с должности начальника штаба иап, минуя должность
начальника оперативного отделения.
В Сибири в одной из поездок на ГАЗ-69
произошел случай, многому меня научивший. Мы ехали втроем: я и двое полковников
из Главного штаба. Между мною и полковником Лузаном Александром Григорьевичем
шел разговор на тему об ухудшающемся внутриэкономическом положении в стране. Я
имел неосторожность покритиковать руководство страны, естественно, задел и Л.
И. Брежнева. Не принимавший участия в разговоре полковник Ю. И. Рысев
неожиданно потребовал: «…прекратить критику в адрес Леонида Ильича», иначе он
вынужден будет выйти из автомобиля. Пришлось прекратить «крамольный» разговор.
Это был хороший урок для меня. Не знаю, доложил ли Юрий Иванович об этом, кому
следует, или решил до поры до времени молчать, во всяком случае, обошлось без
последствий. Этот случай дал понять, что несмотря на значительную общность
воинского коллектива, люди в нем мыслят и воспринимают жизнь по разному.
Кстати, позже оба полковника стали генералами.
Поездка в Новосибирск оставила много новых
добрых впечатлений о Сибири, о встречах с товарищами из округа, о нашей армии
ПВО и работе на учениях. Я торопился домой, чтобы успеть на семейный праздник,
назначенный на 28 марта. К моему огорчению, Москва не приняла самолет по
погодным условиям. Он произвел посадку в Ленинграде. Правда, оттуда мы вскоре
вылетели в Москву. И торжества в семье состоялись. Моя жизнь перевалила на
вторую половину века.
9 апреля присутствую на торжественном
собрании в АЦТСА по случаю Дня Войск ПВО. В президиуме министр обороны Маршал
Советского Союза Устинов, генералы армии Толубко, Куркоткин, Ахромеев, Шкадов,
маршалы авиации Колдунов, Пстыго и др. С докладом выступил Главнокомандующий
маршал авиации А. И. Колдунов, затем состоялся замечательный концерт, в котором
приняли участие ансамбль СА им. А. В. Александрова, ансамбль скрипачей Большого
театра СССР, ансамбль Московского городского Дворца пионеров им. Локтева,
эстрадно-симфонический оркестр Всесоюзного радио и Центрального телевидения под
управлением Ю. Силантьева и другие.
11 апреля принесло большую радость, я
встретился со своим другом Александром Васильевичем Федотовым, с которым не
виделся с 1953 года после окончания училища. К этому времени Саша стал
известным летчиком-испытателем, Героем Советского Союза. Теперь мы будем часто
встречаться с ним, даже слетаем вместе на Ан-2.
12 апреля состоялся первый запуск
американцами многоразового орбитального космического корабля «Шаттл» с
космического полигона на мысе Канаверал. Этим запуском началась новая ступень в
освоении человеком Космоса. Мы с генералом Вотинцевым Ю. В. и группой офицеров
находились на КП. После этого запуска в Союзе началась ускоренная подготовка к
запуску отечественного космического корабля многоразового действия.
По мере того, как я укреплял свои позиции в
штабе, менялось ко мне и отношение Главкома. Я все чаще привлекался им к
выполнению заданий, относящихся к перспективам развития системы ПВО.
Одновременно со сближением с Главкомом наступало охлаждение в отношениях с
генералом С. Ф. Романовым. Первый конфликт с ним произошел из-за времени
проведения субботника в поселке «Заря». Первоначальная дата его проведения
назначалась на 17.04, но в этот день была непогода, и решено было перенести его
на следующую субботу, а утром 18.04 генерал Романов изменил решение и приказал
мне организовать субботник. Я просил его не делать этого, потому что в
нерадиофицированном городке людей за короткое время не поднять, тем более что
команда на перенос уже всеми воспринята.
Дошло до Главкома, он одобрил перенос.
В Главкомате намечалась перестановка кадров.
Увольнялись генералы И. Д. Подгорный, П. Г. Левченко и Н. М. Гуринов. Вместо И.
Д. Подгорного предполагалось назначить генерал-лейтенанта авиации И. М.
Мальцева.
22 апреля впервые был в Кремлевском Дворце
съездов на торжественном заседании по случаю 111-й годовщины со дня рождения В.
И. Ленина. Во Дворце торжественно, красиво, среди публики много известных
государственных деятелей и иностранных гостей. В президиуме все члены Политбюро
во главе с Л. И. Брежневым. Доклад сделал К.У. Черненко. Я старался не
пропустить ни одной детали. После официальной части начался концерт. Сцена
красочная, люди в приподнятом настроении. Все оставляло неизгладимое
впечатление.
Сына приняли в пионеры. Поздравил его. Он
сел на диван, подперев голову руками, и сказал мне, что был «на грани», могли и
не принять, если бы мама не узнала за неделю о двойке, которую помогла
исправить. Сын начинал осознавать ответственность, из которой будет соткана вся
его жизнь.
В конце апреля я занялся подготовкой к
командно-штабному учению с 8-ой ОА ПВО. Руководителем учения от Главкомата был
назначен генерал-полковник Евгений Сергеевич Юрасов, я у него начальником
штаба.
Генерал С. Ф. Романов заметно нервничает. Не
может успокоиться после 18 апреля, а тут еще столкновение в Котласе двух
МиГ-25п с фотокорреспондентом, находившемся на борту по его разрешению. С
Главкомом у них серьезные трения. Семен Федорович в полном смысле «зарылся» в
бумагах, это было его хобби. Он очень любил редактировать тексты подготовленных
документов, и в этом был непревзойденным мастером. А в целом ему трудно
осваивать войска, да еще при их реорганизации. Много беспокойства от
приграничных группировок Войск ПВО, трудноразрешаемыми стали вопросы
организации управления, его автоматизация и т.п. Главком все чаще проявлял
недовольство. Можно было понять начальника Главного штаба, его настроение, тем
более что у него не все благополучно со здоровьем.
6 мая 1981 г. умер маршал авиации В. А.
Судец. Главком назначен председателем комиссии по организации похорон, меня он
взял в свои помощники. Прощание в ЦДСА, похороны на Новодевичьем кладбище. В
составе комиссии маршалы авиации А. П. Силантьев, Н. М. Скоморохов,
генерал-полковник авиации И. М. Мороз, А. Н. Медведев. Я, выполняя задания
Главкома по связи с Моссоветом, заботился о том, чтобы довести разрешение на
захоронение до администрации кладбища, и вместе с родственниками выбирал место
на Новодевичьем. Впервые узнал о том, что захоронение на Новодевичьем решается
с участием членов Политбюро КПСС, а от Моссовета непосредственно дается команда
администрации кладбища. Вместе с Главкомом и членами комиссии, в кабинете
командующего МО ПВО генерал-полковника авиации А. У. Константинова, ждем звонка
из ЦК о разрешении на захоронение. Ветераны ведут между собой разговоры и
воспоминания о военной службе. Главком у меня спросил: «Кто ты по
национальности и почему тебя назвали Вольтером? Не из дворян ли твой отец?»
Через некоторое время раздался телефонный звонок о получении разрешения.
Похороны прошли нормально, без претензий со стороны родственников и руководства
Министерства обороны. Приобретен еще один житейский опыт. И здесь я вел
наблюдения за людьми, всматривался в них, что-то подмечал для себя. Ведь на
прощание с известным военачальником, бывшим Главкомом Войск ПВО, пришли почти
все маршалы и генералы, проживающие в Москве. Особенно внимательно наблюдал за
Александром Ивановичем Покрышкиным, его манерой непринужденно, независимо и
гордо держаться. Его решительность и смелость видны всегда, в любой обстановке.
9 мая, День Победы. Поздравили по телефону
В. Д. Лавриненкова и Г. Г. Голубева. Затем с женой и товарищами побывали в
Государственном концертном зале на торжественном собрании. С докладом выступил
генерал-полковник авиации В. Н. Абрамов. После выступлений состоялся
замечательный концерт, фотографировались на память во дворе здания. День
чудесный, с нами племянница Галя и ее муж Саша Чубенко. С концерта пошли на
Красную площадь. Праздник провели прекрасно. Еще много раз мы будем отмечать
Праздник Победы в этом концертном зале.
С 18 по 26 мая на учениях в своей родной
Киевской армии ПВО. Учение проходило динамично, удалось побывать не только в
Киеве, но и в Ростове, Харькове, Волгограде, Ейске. Встретился со своими
сослуживцами. Хотелось максимально помочь им. Ведь многие офицеры за время
моего отъезда из армии повышены в должностях и званиях. Я с интересом наблюдал
их в ответственной работе на масштабном учении. Они в свою очередь проявляли
взаимный интерес ко мне. Памятной осталась встреча с В. Д. Лавриненковым.
Вместе с Владимиром Дмитриевичем мы побывали на мемориале, который открылся в
Киеве ко Дню Победы. Он рассказал, как выполнял миссию «поджигателя» вечного
огня, как волновался при этом. Показал нам с Юрасовым, откуда начинал свой
путь, рассказал, как нес факел, как волновался, другие подробности. Мы выкроили
время пообедать дома у Владимира Дмитриевича и Евдокии Петровны, выпить по
чарке с этими прекрасными людьми. В то время Владимир Дмитриевич был
начальником штаба Гражданской обороны УССР.
Находясь в армии, я был окружен заботой
офицеров-сослуживцев, чувствовал себя, как в родной семье. И жили мы в домике,
во дворе командного пункта, о котором уже было сказано.
Командовал армией генерал-полковник Леонид
Михайлович Гончаров, а членом Военного совета был бессменый генерал-лейтенант
Игорь Дмитриевич Стопников.
Возвращаясь из Киева, мы увозили с собою
массу прекрасных впечатлений о людях, делах в армии и успешно проведенном
учении.
С аэродрома Чкаловский я прибыл в штаб,
доложил начальнику Главного штаба о результатах учений и тут же получил новое
задание участвовать в более крупном учении на Востоке страны.
Отказ от должности
28 мая генерал Романов официально предложил
мне должность начальника Оперативного управления, вместо уволенного в запас
генерал-лейтенанта Б. И. Смирнова. Он долго говорил о моем авторитете в войсках
и Главном штабе, пытался убедить меня в важности этой должности и необходимости
пройти через нее, чтобы лучше разобраться в войсках и двигаться по службе
дальше.
Я терпеливо выслушал своего начальника и
вежливо отказался, сказав ему, что это предложение вызвано аварийной ситуацией,
которая сложилась из-за неправильной расстановки штабных кадров и недооценки
вопроса их воспитания и выращивания, в итоге создается вакуум, который некем
заполнить.
Можно было согласиться с генералом Романовым,
что должность начальника Оперативного управления действительно интересна и
полезна для офицеров, делающих карьеру, но мне она уже ничего нового не дала
бы. У меня был приличный стаж работы в штабах, и здесь, в Главном штабе, с
ноября 1980 года я фактически выполнял функции начальника Оперативного
управления. Когда встал вопрос об освобождении от должности или недоверии
генералу Б. И. Смирнову из-за его родства с изменником Родины, дипломатом
Шевченко, на меня сразу же было возложено руководство Оперативным управлением.
Ускорило это и то обстоятельство, что нужно было в сжатый срок разработать
весьма объемный план ПВО страны и Вооруженных Сил. Это задание было выполнено.
А что может быть еще серьезнее и ответственнее на посту начопера Главного
штаба, как не разработка такого плана!?
Предложение начальника ГШ я воспринял даже с
обидой. Ведь год назад я уже был назначен на должность с понижением, теперь мне
предлагалось второе понижение. Я понимал также, что этим дело не закончится,
что генерал С. Ф. Романов призовет на помощь Главкома. Но это произойдет позже.
А пока мне нужно было готовиться к выезду на учение крупного масштаба.
Предстоял инструктаж в Генеральном штабе. Однако предложение Романова сильно
подействовало, я потерял спокойствие. Этим предложением он как бы оттолкнул
меня от себя. В памяти еще свежо было событие годичной давности, когда при
расформировании округа все уже были устроены, один я оставался в неведении до
последнего дня. С недоверием относился я и к начальнику Управления кадров генерал-лейтенанту
авиации Н. Л. Трофимову. Последнее время он скрывал от меня что-то, с ним
нельзя было поговорить в открытую, его намеки с улыбкой раздражали. В то время
в отношении меня велось много разговоров о назначении в Генштаб, на место
генерала И. М. Мальцева, и на тебе! Нетрудно было догадаться, что поиски
кандидатуры вместо Б. И. Смирнова и явились тормозом моего перемещения.
Все это разозлило меня, и я решил свою
судьбу не доверять ни Романову, ни Трофимову.
Первую половину июня провел на учениях «Восток-81»
в районе от Новосибирска до Улан-Удэ в роли посредника при начальнике штаба ОА
ПВО. Это было четвертое крупное учение только в 1981 году. Оно позволило мне в
какой-то мере получить представление о Дальневосточном ТВД, не говоря уже о
расширении кругозора в оперативно-стратегическом масштабе. В этом отношении я
как будто проходил академию практики, накапливал знания, общался со многими
военачальниками, слушал доклады министра обороны, начальника Генерального
штаба, Главкомов видов ВС и стратегического направления, командующих военными
округами и военачальников других рангов и специальностей, получал и сам опыт в
исполнении своих посреднических функций при штабе ОА ПВО.
Что может быть для военного человека
полезнее, чем та круговерть, в которой я оказался, перейдя на службу в Главный
штаб. Особую ценность для меня представляло участие в крупных учениях на
различных театрах военных действий (ТВД).
На этот раз на учениях мы были с
генерал-полковником Н. И. Москвителевым, командующим авиацией ВПВО. Я знал
Николая Ивановича с 60-х годов, по службе в 8-ой ОА ПВО. Это во всех отношениях
интересный человек, заслуженный летчик, уважаемый командир, чуткий товарищ и
друг. Он выполнял роль посредника при командующем армией генерале Е. Л.
Тимохине. Основным местом нашего пребывания был Новосибирск, но за учение
дважды пришлось слетать на доклады руководству учением в Улан-Удэ.
Международная обстановка осложнялась. Китай,
в случае обострения с ним отношений, являлся серьезным потенциальным
противником, способным выставить 25-миллионную армию.
Наше военно-политическое руководство
опасалось также создания тройственного союза против СССР – США, Япония, Китай.
На западе беспокоили события в Польше, где
дело могло дойти до вмешательства Вооруженных Сил.
После возвращения с Востока я получил
разрешение на отпуск. Решили провести отдых с женой и сыном в Феодосии, поближе
к Кубани, чтобы заехать на Кубань, свою родину.
Из отпуска возвратились в конце июля. Отпуск
пришлось прервать из-за болезни тещи. По прилету из Краснодара внезапно заболел
сын. Болезнь оказалось серьезной, с подозрениями на менингит. Хорошо, вовремя
спохватились. Андрея положили в Балашихинскую больницу.
При выходе на службу генерал Романов в
разговоре со мною сообщил, что Военный совет рассмотрел мою кандидатуру на
должность первого заместителя начальника Главного штаба. Я поблагодарил его. В
этом решении, как выяснилось позже, большую роль сыграл генерал Е. С. Юрасов.
На место генерала Б. И. Смирнова кандидатуру до сих пор не нашли. Меня включили
посредником при начальнике штаба округа на учение в МО ПВО «Арктика-81».
Старшим посредником был назначен генерал-полковник А. Г. Смирнов. Учение
проходило с 1 по 7 августа. Удовлетворения нам с генералом Смирновым оно не
принесло. Мы ожидали большего. Москвичи отставали от других объединений, при их
оценке чувствовался необъективный подход высшего руководства.
Учение не начиналось, а кинофильм о нем уже готов
Было и такое. Во второй половине августа
меня от Главкомата включили в группу для работы в киностудии Министерства
обороны в качестве консультанта режиссера Германа Федоровича Долженко по
вопросам ПВО при подготовке кинофильма о стратегических учениях на Западе,
которые должны были проходить с 4 по 12 сентября. Работали мы на студии вместе
с генералом В. М. Голевым.
Учение называлось «Маневры Запад-81». Я был
в недоумении, как можно до проведения учений снять о них фильм. Оказывается,
все возможно. В студии мы перебрали сотни метров пленки, ранее отснятых на
полигонах стрельб, и к окончанию учения фильм был готов. Оставалось только
сделать кадры с руководством в зале заслушивания и парадом войск по случаю
окончания учения. История с рождением фильма показалась мне явным
очковтирательством. Кто-то же нашелся и стал инициатором затеи с фильмом, а
затем и награждений отличившихся на учениях орденами, которыми награждались
полководцы и командиры в годы Великой Отечественной войны. Многие офицеры с
осуждением восприняли награждение орденами Суворова, Кутузова, Александра
Невского и другими наградами за учения в мирное время. Я считал, что этим
фактом необоснованно принижалось значение наград. Не могли мы не обратить
внимания и на то, что заметнее всех «вспухли» орденские планки после учений у
Генштабистов. И, тем не менее, маневры «Запад-81» явились крупной вехой в
развитии Вооруженных Сил. На них были проверены новые положения оперативного
искусства, заложенные в «Основах ведения операций», комплексное огневое
поражение, применение оперативных маневренных групп (ОМГ), воздушных и морских
десантов, управление ВВС и ПВО с объединенного командного пункта. В последнем
вопросе наш Главком отстаивал точку зрения, что нельзя объединять управление
двух видов ВС, выполняющих различные задачи. Можно говорить об объединении
управления силами, решающими однородную задачу, т.е. об управлении силами ПВО
Сухопутных войск (СВ) и истребительной авиацией. Руководство Войсками ПВО
отстаивало известную истину – система управления должна соответствовать
организационной структуре.
Я ожидал вызова в ЦК КПСС на утверждение в
должности первого заместителя начальника Главного штаба и думал о том, что
поднимаюсь еще на одну ступень служебной лестницы. Видимо, она и станет
потолком. Каждая ступень продвижения по службе закономерна в том случае, если
она опирается на знания и своего рода степень созревания человека. Оказавшись
на достигнутой площадке, начинаешь готовить себя к следующей. Так было у меня в
течение почти 20 лет. Теперь арсенал штабных должностей иссякал, он был
фактически исчерпан мною. Оставалась последняя должность начальника Главного
штаба, но я понимал, что на эту должность меня не назначат.
14 сентября я получил вызов в ЦК КПСС на
10.00 16 сентября. В Главном штабе встретился с командиром Челябинского корпуса
ПВО генералом В. А. Кучерявым, который рассматривался, как кандидат на мое
место. Виталий Андреевич был в растерянности, ему не хотелось сходить с
командирской стези. В войсках ПВО при прохождении службы офицерами мало
практиковалось чередование штабных и командирских должностей. К штабам
относились с недостаточным уважением, и командиры, особенно такого ранга, как
В. А. Кучерявый, всячески уклонялись от назначения в штаб. Но в данном случае
было принято решение Главкомом.
Генерал-полковник И. Д. Подгорный при
встрече напутствовал меня на будущую работу в качестве первого заместителя. Он
сказал: «Самое главное для Вас компетентность, умение разговаривать с
Генштабом, хорошо ориентироваться в обстановке».
Главкомом был подготовлен проект доклада
министру обороны и начальнику Генерального штаба, который содержал решительный
протест против объединения Управления силами и средствами ПВО и ВВС во
фронтовом и армейском звеньях.
Вызов в ЦК КПСС
Пробыл в ЦК 16 сентября 1981 г. Схема
прежняя, знакомая. Вначале беседа с инструкторами П. И. Григорьевым и В. В.
Жуковым, затем с заведующим сектором А. Н. Сошниковым. С ним мы познакомились в
середине 70-х годов в МО ПВО. Александр Николаевич беседу построил вокруг трех
вопросов: о кадрах Главного штаба, о боевом управлении, о дисциплине. Главным
был вопрос о боевом управлении. Александр Николаевич заметил, что еще ни один
человек, прошедший через ЦК за это время, не отозвался положительно о новой
организации управления. «Нужно искать выход из создавшегося положения, – сказал
он, – не допустить безнаказанного вторжения в наше пространство воздушного
противника». За это ответственность ни с кого не снята.
Меня радовало то, что в ЦК есть человек,
разбирающийся в положении, в которое попала система ПВО страны и Вооруженные
Силы. Александр Николаевич понимал также и то, что система ПВО страны оказалась
расчлененной территориально по округам. «Здорово получается, – сказал он, –
нарушили святые правила управления, складывавшиеся десятилетиями, а
ответственность за ПВО прежняя».
В конце встречи А. Н. Сошников доложил о
состоявшейся беседе со мною по телефону В. И. Другову, который сказал, что
готов поддержать мою кандидатуру. Попрощавшись с товарищами, я покинул здание
ЦК. Оставалось ждать приказа министра обороны. Теперь в повседневной
деятельности я сосредоточился на подготовке глубоко аналитического и хорошо
аргументированного доклада Генеральному штабу о нецелесообразности объединения
Управлений ВВС и ПВО. Была создана специальная группа из ученых НИИ и ВКА. В
Главкомате этим вопросам вместе со мною занимался первый заместитель Главкома генерал
Е. С. Юрасов.
В Главном штабе я работаю в самом тесном
контакте с генералом В. А. Белоусовым. 19 сентября 1981 года ему исполнилось 50
лет. Владимир Алексеевич боевой офицер. За плечами у него две войны, во
Вьетнаме и в Египте. Он награжден боевыми орденами. Знакомы с ним с 1972 года.
Мы вместе учились в Академии Генерального штаба, по окончании которой он был
назначен командиром дивизии ПВО в Васьково, Архангельской области. Уже не
первый год Владимир Алексеевич руководит Оргмобуправлением. Сегодня генерал-лейтенанта
В. А. Белоусова тепло чествовали на службе, а вечером мы были у него в гостях
на семейном торжестве.
Забегая вперед, скажу, что нам с Владимиром
Алексеевичем очень помогла дружба, как в жизни, так и в совместной службе. Я
постоянно ощущал его поддержку. Стремился поступать так же. Владимир Алексеевич
обладал не только боевым опытом современных войн, но отличался высокой
культурой, ровным характером, юмором. Это исключительно честный и порядочный
человек, высокий профессионал в своем деле, широко эрудированный и
обстоятельный военачальник.
Первый заместитель начальника Главного штаба
6 октября 1981 г. был подписан приказ
министра обороны СССР о моем назначении первым заместителем начальника Главного
штаба войск ПВО.
Подошло время итоговых проверок войск за
учебный год. Вместе с генералом Е. С. Юрасовым мы проводили проверку в
Новосибирске. Там я встретился со своими старыми друзьями-генералами из ВВС Г.
В. Нанейшвили и С. Н. Масловым. Сергей Николаевич Маслов командовал ВВС округа,
а Гиви Владимирович был его заместителем. Мы работали в армии генерала Е. Л.
Тимохина. Было приятно иметь дело с дружным и способным коллективом Управления
и штаба армии. Меня радовал и молодой, скромный, разумный начальник штаба армии
генерал-майор В. А. Токарев, и набиравший силу командарм Е. Л. Тимохин.
На этот раз в командировке в Новосибирске
находился и член Военного совета войск ПВО генерал-полковник Сергей Андреевич
Бобылев. Крупного телесложения, выше среднего роста, с черной шевелюрой без
единого седого волоса, немногословный, он всем своим видом как бы подчеркивал
ведущую роль партии в Вооруженных Силах. В Главкомате он общался в основном со
своими политотдельцами, общение же с остальными офицерами Главкомата имело
место у него, как правило, только при разбирательстве каких-то крамол. С. А.
Бобылев имел большое влияние на Главкома. Не один раз мне приходилось слышать
от офицеров его окружения при решении проблем в Главкомате выражение: «Как
скажет Сергей Андреевич, так и будет». До назначения в Войска ПВО генерал
Бобылев работал в Политуправлении ВС СССР. Это был опытный политработник и
надежный проводник в армии линии ЦК КПСС. За время пребывания в Новосибирске мы
ближе познакомились с Сергеем Андреевичем. Я узнал некоторые страницы из его
фронтовой биографии. Она вызывала уважение.
По возвращении в Москву я должен был принять
участие в совещании в Административном отделе ЦК КПСС. Поездки группы А. Н.
Сошникова по некоторым приграничным округам позволили товарищам из ЦК
ознакомиться на месте с «плодами» реорганизации войск, выявить запутанность и
сложность процессов, происходящих в приграничных округах. Я готов был к
совещанию, но в последний момент в ЦК выехали начальник Главного штаба
генерал-полковник С. Ф. Романов и член Военного совета генерал-полковник С. А.
Бобылев. Там состоялся серьезный разговор с представителями Генштаба.
1 ноября навестил маршала авиации
Красовского в госпитале в Архангельском. Степан Акимович был очень рад моему
приезду, там же лежала и его жена.
27–28 ноября состоялась коллегия
Министерства обороны по подведению итогов за 1981 год. В своем выступлении наш
Главком впервые на таком форуме высказал свои взгляды на неприемлемость идеи
управления с объединением командного пункта ВВС и ПВО, выразил свою точку
зрения и по некоторым другим проблемам войск ПВО, возникшим после реорганизации
и являющимся теперь тормозом в развитии ПВО.
Министр обороны в своем докладе обвинил
аппарат Главкома в необъективности оценок войск на итоговой проверке, в их
завышении, что отрицательно сказывается на войсках и т.п. Заметно было по
многим признакам, как «жали» войска ПВО со всех сторон. А в итоге страдало
дело. Продолжала рушиться десятилетиями создаваемая система ПВО. Спор между
Главкоматом и теми, кто разрушал ПВО, становился болезненным и непримиримым.
Меня удивляла недальновидность Генштаба и беспомощность Центрального комитета
КПСС. Ведь ломка ПВО страны была на руку вероятному противнику. Неутешительные
мысли приходили в голову.
Срочный выезд в Киев
В начале ноября 1981 г. в войсках подводились
итоги боевой и политической подготовки. Обычно в этот период наблюдается спад
чрезвычайных происшествий и грубых нарушений воинской дисциплины. Естественно,
все подтягиваются, повышается организованность служб.
2 ноября в 16.00 мне позвонил начальник
штаба 8-ой ОА ПВО из Киева генерал-лейтенант В. Д. Данилин и доложил, что на
железнодорожный узел Дарница прибыл эшелон с грузом из Североморска с
расстрелянным караулом. Главком принял решение направить в Киев меня и Первого
заместителя начальника Политуправления Войск ПВО генерал-лейтенанта А. В.
Кулакова для расследования и принятия мер по задержанию преступника, который
был из состава караула. Прибыв к месту происшествия, мы установили, что трое
человек из караула, в том числе и отдыхающий начальник караула старший
лейтенант Л. С. Кучинский, были расстреляны рядовым В. В. Олейником в 35–40 км
не доезжая Киева. Преступник скрылся на подходе поезда к Киеву в форме ст.
лейтенанта Кучинского. Для задержания его время было упущено, так как прошло
уже свыше 12 часов. Я встретился с зам. председателя КГБ УССР генералом С. Н.
Мухой и министром внутренних дел УССР генерал-полковником И. Х. Головатым для
согласования некоторых вопросов поимки преступника, розыск которого ими уже был
организован.
7 ноября, когда я возвращался в Москву, туда
пришло сообщение о задержании Олейника в Одессе. Он скрылся, застрелив восемью
выстрелами женщину в Полтавской области. Завладев ее «Жигулями», направился в
Одессу к своим родителям, но по пути был схвачен. Оставалось по-хорошему
позавидовать оперативности и четкости совместных действий чекистов и милиции
Украины по розыску и обезвреживанию преступника.
«Шефство» над Оперативным управлением
В середине ноября генерал С. Ф. Романов ушел
в отпуск, исполнявшим его обязанности остался генерал-полковник В. В. Дружинин.
Он со своим опытом был, пожалуй, полезнее для Главкома, чем кто-либо другой. Я
продолжал шефствовать над Оперативным управлением. Генерал Б. И. Смирнов
находился в стадии увольнения. Кандидата на должность начальника Управления еще
не подобрали. Заместителем начальника оперативного управления был назначен
полковник В. М. Штепа из Генштаба. Повторно занялись отработкой плана ПВО
страны и Вооруженных Сил. На этот раз его переработка основательная, с учетом
всех изменений в организации Войск ПВО.
12–15 ноября в США произведен второй запуск
многоразового космического корабля (МКК) типа «Шаттл». Участвую в работе
Управления генерала Ю. В. Вотинцева. Контроль полета МКК осуществляется
средствами противоракетной и противовоздушной обороны.
В последней декаде ноября Л. И. Брежнев в
ФРГ. Мир встревожен обострением отношений между СССР и США, новым витком гонки
вооружений. В Европе США намерены разместить БР средней дальности
«Першинг-1,2». Советское правительство предпринимает шаги для снижения угрозы
ядерной войны, а также тяжелого бремени гонки вооружений. Визит Брежнева в ФРГ
должен дать положительные результаты. Во всяком случае, надеемся на это.
Моим самым близким сослуживцем является
генерал-лейтенант В. А. Белоусов. Часто встречаемся с ним для обсуждения
внутренних дел Главкомата и различных вопросов, касающихся решения задач
войсками. Работаем с большим взаимопониманием. Придаем большое значение
достижению согласованности в действиях всех звеньев Главкомата и штаба. Нас поддерживает
Первый заместитель Главнокомандующего генерал-полковник Е. С. Юрасов.
Л. И. Брежнев возвратился в Москву. Наша
делегация в ФРГ имела цель предупредить народы Европы о смертельной опасности,
грозящей им в случае продолжающегося размещения там ядерного оружия. Применение
его против СССР может привести к ядерной катастрофе во всем мире. Возможно,
образумятся и не позволят США размещать БРСД на своих территориях.
8 декабря я представил на рассмотрение
Главкому основные документы плана. Получил их одобрение. Группа разработки
вздохнула. Теперь можно размножать некоторые из них и согласовывать с другими
видами ВС.
Продолжаем следить за развитием обстановки в
Польше. Там наступила некоторая разрядка, лидеры Солидарности изолированы.
Принимаются меры спасения социалистического государства. В Войсках ПВО ведется
усиленное боевое дежурство.
19 декабря 1981 г. Л. И. Брежневу
исполнилось 75 лет. Он награжден четвертой Звездой Героя. Неделю сыплются
поздравления. Идет бурное чествование юбиляра по хорошо знакомой схеме, как и в
1976 году.
Возвратился из отпуска генерал С. Ф.
Романов. План ПВО разработан. Ему на рассмотрение остается пять дней. Как
оценит наш труд начальник Главного штаба? Мне предстоит 24 декабря выступить на
Координационном совете в Генеральном штабе с изложением нашей позиции по
вопросу объединенного КП ВВС и ПВО. Точка зрения противоположна генштабовской.
Отрабатываю текст доклада.
Генерал В. П. Синицын вызван в ГУК.
Назначается командующим ПВО ЗакВО вместо генерал-полковника Т. Я. Ага-Гуссейнова,
который назначен представителем ПВО в Чехословакию.
Виктор Павлович остановился на ночь у нас.
Долго вспоминали с ним службу в 8-ой ОА ПВО и БО ПВО. Познакомились с ним в
1976 году. Тогда в 1-ой д ПВО (Севастополь) произошла авиакатастрофа самолета
Су-15, который упал в Таманском заливе во время отработки новой задачи для
зенитного ракетного дивизиона С-125. Полет осуществлялся группой самолетов на
предельно малой высоте над морем с интервалом в 1–1,5 минуты. Летчик не
справился с управлением и «нырнул» в залив. Руководил опытным учением
подполковник В. П. Синицын, в то время зам. командира дивизии ПВО. Просчет
руководителя был налицо. Командующий приказал мне принять участие в
расследовании вместе с московской комиссией. Возвратившись с расследования, я
доложил В. Д. Лавриненкову обстоятельства и причину авиакатастрофы. С моей
точки зрения, подполковник В. П. Синицын хотя и заслуживал наказания, но в то
же время был перспективным офицером, который мог принести большую пользу
войскам ПВО. Об этом я доложил командующему и членам Военного совета армии. В.
П. Синицын был наказан в приказе, а в дальнейшем вырос в крупного военачальника
Войск ПВО. Он последовательно прошел должности командира дивизии, корпуса ПВО,
командующего ПВО ЗакВО, командующего Отдельной армией ПВО, заместителя
Главнокомандующего по ВУЗам и стал начальником Главного штаба Войск ПВО.
21 декабря 1981 года, спустя 21 год, я
побывал в Командной академии ВВС в Монино на оперативном сборе, проводимом
Главкомом ВВС. Послушал лекции Главкома ВВС главного маршала авиации П. С.
Кутахова. Почерпнул для себя немало полезного. Остаться на другие лекции не мог
из-за отсутствия времени, возвратился к себе в Главкомат.
Генерал С. Ф. Романов успел просмотреть
основные документы плана, особых замечаний не сделал. Поделился со мною
впечатлениями от своего отпуска, он смог побывать в Баку, Мингичаури и Алятах,
передал приветы от знакомых и сказал, что в тех местах меня помнят как охотника
и рыболова. Невольно и мне вспомнилось то время. А сейчас и головы поднять
некогда, не то чтобы поохотиться или порыбачить.
24 декабря мой доклад в Генштабе был первым.
Мы уступали в силах. Нашими противниками были гораздо более солидные
группировки Генштабистов и вэвээсовцев. К сожалению, управление ПВО Генштаба
всегда выступало против своего Главкомата.
Авторитетным явилось замечание зам.
начальника Главного штаба ВВС генерал-полковника А. Н. Медведева о том, что ИА
ВВС больше решает задач по ПВО, и ударная авиация способна решать эти задачи, и
что летчики больше подходят к роли старшего на ОКП ВВС и ПВО.
В выступлениях генералов В. М. Семенчикова
(начальника Оперативного управления ГШ ВВС) и Е. В. Калашникова была поддержана
идея создания объединенных командных пунктов. Мы с генералом С. С. Сапегиным и
В. И. Чурсиным поняли, что избежать объединения ВВС и ПВО можно будет лишь при
упорной борьбе и более убедительных доказательствах нецелесообразности этого.
По возвращении доложили о результате
совещания начальнику Главного штаба генералу С. Ф. Романову. Он приказал
доложить Главкому.
На 26 декабря Главкомом было назначено
заслушивание меня, как руководителя разработки по плану ПВО. Задача
ответственная. Готовлюсь. Волнуюсь. Перед этим вымотался с подготовкой к
докладу в Генштабе, по изложению и отстаиванию нашей позиции по управлению
силами и средствами ПВО с Объединенного командного пункта ПВО и ВВС.
Главнокомандующий! Встреча и доклады ему.
Кого из подчиненных не волнуют такие события! Знал таких за свою службу, но
очень немногих. Нашему Главкому, маршалу авиации А. И. Колдунову, докладывать
всегда было трудно. Все знали его цепкую память и взрывной характер, некоторые
генералы с огромным напряжением выдерживали такие встречи с Александром
Ивановичем. Могу только сказать, терпелив и вынослив «наш брат», подвластный
высокому начальству!
Доклад начался в 11.00 и закончился в 14.00.
Прошел на этот раз в спокойной обстановке, будто Главком почувствовал, что
ничего не выжмет из меня.
Теперь мы с облегчением вздохнули. Основной
документ подписали, оставалось утвердить План у министра обороны, после чего
«плоды» титанического труда офицеров Оперативного управления Главного штаба
будут уложены в металлические коробки, возможно на несколько лет. Операторы с
облегчением вздохнули. Всем им я был очень благодарен. Приятно было и нашему
начальнику генералу С. Ф. Романову.
Только 30 декабря я смог доложить Главкому
об итогах проведенного Координационного совета в Генеральном штабе. Главком
возмущался тем, что «творится», задал сам себе вопрос: «Куда же смотрит ЦК?»
Можно было понять Главкома, как несущего полную ответственность за
противовоздушную оборону страны.
К исходу 30 декабря стало известно о
назначении коллегии Министерства обороны по вопросу войск и системы ПВО на
09.01.82 г. Основной докладчик – маршал авиации А. И. Колдунов.
Главком вызвал меня и приказал немедленно
приступить к подготовке доклада с отражением в нем всех наболевших вопросов.
Намерение Главкома было решительное. Теперь он лично должен был обосновать
ошибочность реформирования войск ПВО на коллегии Министерства, поэтому большое
значение придавалось форме и содержанию доклада. В написании доклада должны
были принять участие все лучшие силы Главкомата.
Особое значение придавалось аргументированию
наших позиций, их доказательности. Непосредственная ответственность за
формирование текста возлагалась на меня. В тот вечер мы просидели с Главкомом
до 21 часа. На 1 января 1982 года им была назначена встреча для первоначального
обсуждения тезисов доклада, 31 декабря весь день работали. Домой я смог
подъехать к 24.00, чтобы успеть поздравить семью с Новым годом, а утром 1
января продолжить работу над текстом доклада.
Итак, прожит 1981 год, год моего утверждения
в Главном штабе, сближения с товарищами из Генштаба и главных штабов видов ВС,
военных округов. В течение года пришлось решить ряд сложных задач и выполнить
немало ответственных поручений, много было поездок на учения крупных масштабов,
а под конец года выпала честь руководить и непосредственно участвовать в
разработке основного боевого документа Войск ПВО, каким является «План
противовоздушной обороны». Наконец, было поручено заняться подготовкой доклада
министру обороны, от которого во многом зависела дальнейшая судьба Войск ПВО.
Я чувствовал, как изменилось в лучшую
сторону отношение ко мне Главкома по сравнению с тем, что было во время
последнего года моей службы в Бакинском округе. Что же касается семьи, то этот
год нас сильно огорчил болезнью сына. Впереди меня ждала большая и необходимая
работа по защите Войск ПВО от бесполезного их реформирования. Я представлял все
ее трудности, но вдохновляла благородная цель, во имя которой хотелось
трудиться и трудиться.
1982 год. Основные вехи
Основным содержанием работы для меня в новом
году явилась работа над докладом на коллегии Министерства обороны. Над ним трудились
все, кто мог быть чем-то полезен. Главная роль принадлежала Главнокомандующему
А. И. Колдунову, члену Военного совета С. А. Бобылеву. Начальник Главного штаба
С. Ф. Романов занимал в этом вопросе нетвердую позицию. Нужно сказать об
активном участии в работе по восстановлению прежней оргструктуры Войск ПВО
Первого заместителя Главкома генерал-полковника артиллерии Е. С. Юрасова.
Иногда мы все вместе или только с Главкомом сидели над докладом по два-три
часа, боролись за ясность изложения сути вопросов, выверяя каждое слово. К
докладу отрабатывался одновременно и проект постановления. Подготовленный
материал шел на согласование членам коллегии Министерства.
Доклад вызвал острую реакцию, так как в нем
объективно отражались слабые места в новой оргструктуре Войск ПВО и указывались
меры, которые следовало бы предпринять для исправления создавшегося положения.
Они сводились к восстановлению нарушенной оргструктуры. Так как авторы
реформирования войск были все еще на своих местах и задевались их интересы, доклад
Главнокомандующего Войсками ПВО и проект постановления коллегии некоторыми
военачальниками были приняты в штыки. На инициаторов новой структуры он
действовал, словно взрывчатка. Рассмотрение вопроса на коллегии откладывалось
из месяца в месяц. Пришлось несколько раз согласовывать материал. Он был в
течение года хорошо изучен во всех видах Вооруженных Сил, и через несколько
месяцев мы почувствовали перелом в отношении к поставленному Главкомом ВПВО
вопросу. Маневр начальника Генштаба путем затягивания, а то и срыва проведения
коллегии по вопросу ПВО не удался. У нашего Главкома хватило терпения, и мы за
это время смогли просветить ту часть военного руководства, которая была введена
в заблуждение авторами реформ. Когда Главкому стало известно о намерении
маршала Н. В. Огаркова снять вопрос с рассмотрения его на коллегии и
ограничиться рассмотрением на совещании в Министерстве обороны, он решил
сделать напрямую доклад о состоянии Войск ПВО министру обороны. Такой доклад
был подготовлен и послан на имя министра. Теперь просто об этом писать, но
сколько нервов было затрачено в процессе затянувшегося на целый год обсуждения
такого важного для Войск ПВО вопроса. Сколько потребовалось терпения и
напористости, чтобы не бросить заниматься этой проблемой, поставленной самой
жизнью. Помню, заколебались даже некоторые из самого тесного круга Главкома,
уже намерены были все бросить, смириться с Генштабом. Но Главком проявил
исключительную принципиальность, не колеблясь ни минуты, он мучительно искал
пути исправления допущенных ошибок, чтобы избежать полного развала системы ПВО.
В этом вопросе он был целеустремлен и настойчив. Все, кто помогал ему,
чувствовали это. Трудно даже представить, сколько было проанализировано,
перепроверено, переписано текстов. По нашим подсчетам, коллегия переносилась
свыше десяти раз. И всякий раз, когда материал возвращался, мы дорабатывали
его, дополняли, чтобы разослать адресатам в очередной раз.
Не могу не назвать имен офицеров, великих тружеников Главного штаба того
беспокойного времени для Войск ПВО, на плечи которых ложились, казалось,
неимоверные нагрузки по разработке планов, замыслов учений, поездкам на учения,
проверке войск и работе над подготовкой материалов по защите Войск ПВО. Это
полковники А. И. Шагов, В. И. Голотюк, Г. А. Орленко, Рудюк, Ю. И. Рысев, Ю. П.
Янышев, В. С. Баскаков, А. А. Стапович, А. Семченко, М. М. Валетов и другие.
Подготовка к коллегии основательно приковала
меня, резко уменьшилось количество поездок в войска. Главком запрещал мне
надолго отвлекаться от главной задачи. И, тем не менее, жизнь шла своим
чередом, и мне все-таки удавалось заниматься разнообразными вопросами по
поручению начальника Главного штаба и по личной инициативе.
Что же касается личной жизни, то многое
отходило на задний план, откладывалось, как говорится, на потом. Находил время
только на встречи с Александром Васильевичем Федотовым. Мы действительно
соскучились друг по другу. Саша работал в КБ им. А. И. Микояна, испытывал самые
современные самолеты для авиации ПВО. Всегда бодрый, жизнерадостный,
спортивный, горячо любящий жизнь и все земное, он привносил и в мое
«существование» заряды бодрости, вселял большие надежды на будущее. В своей
испытательской работе Саша постоянно подвергался риску. К тому времени он уже
не один раз побывал на грани жизни и смерти. Для нашей семьи приезд Александра
Васильевича с женой Галиной Васильевной всегда был праздником.
16 февраля 1982 года я узнал о награждении
меня орденом Красной Звезды. Мой второй орден. В годы войны этим орденом были
награждены отец и брат. Полковнику И. Е. Жукову из аппарата авиации было
присвоено звание Героя Советского Союза. Он смог посадить с неисправностью
самолет МиГ-25п. Генерал С. Ф. Романов награжден орденом Красного Знамени.
Нашим офицерам В. М. Штепе, Н. И. Красову, Б. А. Назаркину присвоены
генеральские звания. О них позаботился Семен Федорович.
Нам стало известно о разговоре между
Главкомом и начальником Генерального штаба по поводу доклада на коллегии. Мы
радовались, что Александр Иванович не дрогнул. Теперь я все чаще встречаюсь с
Главкомом по служебным делам.
В марте мне снова довелось побывать на
учениях в 8-ой ОА ПВО. В армии продолжалось совершенствование боевых порядков
войск, боевого управления. Завершалось строительство, шли реконструкции
защищенных КП соединений и частей. На учениях мы были вместе с
генерал-лейтенантом Владимиром Георгиевичем Царьковым, в то время занимавшим
должность начальника штаба авиации ПВО. По замыслу предусматривалось более 200
самолето-вылетов, следовало позаботиться об их выполнении и обеспечении
безопасности полетов, тем более что на всей Украине была неблагоприятная
погода, а местами выпадали осадки в виде снега. Нами была проконтролирована
подготовка авиации с целью исключения неприятностей по вине личного состава.
С нашей небольшой группой из десяти человек
на учение прибыл генерал-лейтенант Михаил Иванович Науменко, один из референтов
министра обороны. Михаил Иванович в войну был командиром взвода «Катюш» в
знаменитой батарее капитана Флерова и после его гибели стал командиром этой батареи.
После войны он командовал зенитной артиллерийской дивизией ПВО, преобразованной
позже в 16-ый ок ПВО, в котором пришлось служить нам с В. Г. Царьковым. Мы
имели возможность обстоятельно переговорить с генералом М. И. Науменко о
проблемах Войск ПВО. По возвращении в Москву я передал ему экземпляр
документов, подготовленных нами для коллегии. С ним мы побывали в соединениях и
частях армии, дислоцирующихся в Днепропетровске, Ростове, Харькове, Василькове.
Учение прошло успешно, авиация справилась со
своими задачами. Надо сказать, Владимир Георгиевич в этом отношении вместе со
своими авиаторами плодотворно потрудился в оказании помощи руководству авиацией
армии. Он выехал из Киева на двое суток раньше, а мы с генералом М. И. Науменко
продолжали находиться в армии. Командующий армией генерал-полковник Л. М.
Гончаров во время учений был на учебе и учением руководил его заместитель
генерал-майор В. А. Прудников. Управление осуществлялось с нового КП,
строительство которого началось еще при мне, в 1976 году.
На разборе учения присутствовать не
пришлось, меня вызвали в Главкомат, там начиналась подготовка к тренировке
(учению) под руководством министра обороны.
Начальник Оперативного управления еще не был
назначен, а заместитель генерал В. М. Штепа только набирал силу. Мне пришлось
возглавить работу офицеров-операторов по обеспечению Главнокомандующего и
начальника Главного штаба всем необходимым, что требуется для них на таких
тренировках.
В конце марта состоялась расширенная
коллегия МО по состоянию воинской дисциплины. Не на шутку начали беспокоить так
называемые «неуставные взаимоотношения». Они получали все большее
распространение среди личного состава. Констатировался факт такого нового и
неожиданного для нашей армии явления, как увеличение отрыва офицерского состава
от солдат. Было отмечено, что большой аппарат политработников стал
малоэффективным. Коллегия потребовала принятия целого ряда мер, начиналась
очередная кампания. Я же подумал о том, что слишком запоздали – «болезнь»
приняла широкие масштабы.
Главкомат переключался на подготовку
стратегического учения «Центр-82». Подобные учения охватывали центральные
ведомства государственного и военного управления, занимающиеся оборонными
делами. Проводились они один раз в два года.
Я начинал чувствовать перегрузку. Генерал С.
Ф. Романов все больше возлагал на меня задания, не свойственных моей должности.
Он не учитывал, что у меня нет людей в непосредственном подчинении. Кроме того,
возлагая на меня некоторые задания, он подменял других начальников. Я уже был
знаком с такой практикой еще по авиаполку в ВВС. Подобные поручения сокращают
время становления, тренируют работоспособность и в целом полезны, поэтому я не
возмущался.
9 апреля вместо заболевшего генерала С. Ф.
Романова я впервые присутствовал на коллегии Министерства обороны. Коллегию
проводил Маршал Советского Союза Д. Ф. Устинов. Доклад сделал начальник
Генерального штаба маршал Н. В. Огарков. Выступили начальник ГПУ СА и ВМФ
генерал армии А. А. Епишев, Главком Сухопутных войск генерал армии В. И.
Петров, начальник Главного управления кадров генерал армии Н. И. Шкадов, затем
Главный маршал авиации П. С. Кутахов, маршалы С. Л. Соколов, В. Г. Куликов.
Краткое заключение по первому вопросу сделал министр обороны.
Всего один час на коллегии, а сколько
нового! Я узнал и почерпнул для себя именно то, чего мне так не хватало при
подготовке докладов Главкому. Теперь я увидел динамику проведения коллегии.
Меня поразила уверенность выступавших и их умение кратко, четко и логично
выражать свои мысли. Вот почему Главком каждый раз вносил существенные поправки
в тексты подготовленных нами материалов, проявляя недовольство штабом. Наши
доклады по сравнению с теми, которые я услышал, выглядели школярскими. По
возвращении с коллегии я собрал офицеров Оперативного управления и поделился с
ними своими впечатлениями. Мы все сделали для себя выводы.
Коллегия по нашему основному вопросу
откладывалась, а положение дел с системой ПВО ухудшалось. Начальник Генштаба –
в ЛенВО. Знаем, что он изучает там вопрос ликвидации 10-ой ОА ПВО, которой
командует генерал-лейтенант Ю. А. Горьков. Как бы кстати была сейчас коллегия!
20 апреля я у Главкома. «Ты, – говорит он, –
знаешь, что коллегии не будет?» Отвечаю: «Да, слышал уже». Главком: «Вот что
творится! Теперь говорят о совещании, надо подумать над выступлением».
27 апреля состоялся партийный актив,
посвященный 60-летию образования СССР. Впервые здесь, в Главном штабе,
предоставили мне слово для выступления. Я сконцентрировал внимание на вопросах
боевого управления. С интересом была воспринята мысль, что мы перешли к
практической отработке крупных операций (имели в виду стратегические операции
по ПВО), а психологически еще не перестроились.
1 мая. Мы с женой и Андрюшей на Красной
площади. Стою на трибуне «Б», рядом с Мавзолеем В. И. Ленина, они – на трибуне
№ 6, что в сторону Спасской башни. Перед началом демонстрации Л. И. Брежнев
поднимается на трибуну Мавзолея, поддерживаемый врачом. На трибуне больше
сидит. Думаю, к чему ему все это. Публика сдержана. Погода пасмурная. Демонстранты
идут несколькими плотными потоками. С нашей площадки видна общая масса народа.
Впечатление не столь восторженное. Народ как будто почувствовал тревогу. Угроза
миру не снижается. Генсек больной и старый, его силы на исходе – что будет
завтра?
Трибуна, на которой нахожусь, является для
нас основным местом встреч для поздравлений. Тут из наших генералы С. А.
Бобылев, А. Г. Смирнов, Ю. Т. Чесноков, И. М. Мальцев, А. И. Хюпенен, В. Г.
Михайлов, товарищи из Министерства обороны и других видов ВС.
2 мая к нам приезжали Саша и Галя Федотовы.
Александру Васильевичу присвоено звание лауреата Ленинской премии. Поздравил
его. Прекрасно провели день. Саша пригласил на торжественный вечер по случаю
награждения.
Прошел Первомай, и снова трудовые будни.
Знакомлюсь с объектами ПРО, везде меня тепло встречают, охотно докладывают о
своих проблемах, показывают вооружение, дают пояснения. Главное внимание –
органам боевого управления. Здесь я действую по принципу «Изучай, возможно,
пригодится», и пригодилось, да еще как!
В конце мая Украина отмечает 1500-летие
Киева. Владимир Дмитриевич Лавриненков пригласил нас с женой на праздники. Я не
смог поехать. К ним выехали Тамара с сыном. Они возвратятся с большими
впечатлениями от чудесно проведенного праздника.
В середине июня проходит крупное учение
«Центр-82». Главкомат посещает министр обороны маршал Советского Союза Д. Ф.
Устинов. По ходу учения заслушиваются командующий ПРО и ПКО генерал-полковник
Ю. В. Вотинцев и Главком. Министр заключает: «Ну что же, как будто все хорошо,
судя по докладам, но работа по всем вопросам предстоит большая». Наши труды не
прошли даром. Я радовался четкому докладу Главкома.
22 июня выехал в краткосрочную командировку
в Донецк. Представился случай встретиться с дочерью и внуком Андрюшей. В войсковой
части, куда я направлялся, служил муж старшей дочери Ирины Сергей Татарников. В
Донецке были проведены сборы с офицерами спецподразделений.
25 июня с женою приняли участие в
торжественном вечере Александра Васильевича Федотова по случаю присвоения ему
Ленинской премии. Вечер состоялся в ресторане гостиницы ЦК ВЛКСМ «Орленок» на
Воробьевых горах. Пожалуй, мы впервые увидели такое количество знаменитостей из
авиации, создателей самолетов и испытателей. Среди них известные
летчики-испытатели Анохин, Коккинаки, Комаров, Генеральные конструкторы, друзья
и просто знакомые Александра Васильевича. Вечер открыл Генеральный конструктор
КБ им. А. И. Микояна дважды Герой Социалистического Труда Р.А. Беляков.
Александра Васильевича чествовали с большой любовью, как лучшего испытателя
современности. Он летчик-конструктор, о нем мы еще много узнаем из летописи
советской авиации. Мы гордились своим другом. Саша и Галя выглядели красивыми и
счастливыми. Разъезжались с праздника с Москвителевыми и Андреевыми в прекрасном
настроении. Думали и говорили о Федотове.
Вскоре Главком, начальник Главного штаба,
командующие родов войск выехали на учение «Гранит-82». В Главкомате остались мы
с генералом Е. С. Юрасовым. Работы было очень много. Я удивлялся, как Евгений
Сергеевич успевал ежедневно бывать минимум на двух совещаниях, и старался чем
мог помочь ему. 28 июня он сделал доклад у министра обороны о положении в Сирии
и Ливане. Затронул также тему ОКП ВВС и ПВО, сказал, к чему это может привести.
Беспокоило также, что в нашей технике АСУ, поставляемой за рубеж, ничего не
доведено до конца, приходится в спешке дооборудовать, доукомплектовывать
комплексы, на что уходит много времени и труда. Военные конфликты за рубежом
как бы испытывали нас.
7 июля начальник Главного штаба уехал в
отпуск. Впервые остаюсь за него на длительный срок и в такую горячую пору.
Ежедневно делаю доклады Главкому об обстановке и по текущим делам Главкомата.
Рабочие дни уплотнены до предела. Готовим
доклад на коллегию по единому радиолокационному полю. Подбросили еще один
вопрос, как составную часть объединения ВВС и ПВО. О каком едином
радиолокационном поле может идти речь, если РЛС ВВС – это мизерный вклад в
радиолокационное поле, создаваемое радиотехническими войсками ПВО. Но ничего не
поделаешь, готовимся, отрабатываем доклад, пытаемся разубедить «новаторов».
Работаем с начальником РТВ генерал-лейтенантом М. Т. Береговым.
13 августа на коллегии МО рассматривался
вопрос о состоянии авиации с учетом выводов, сделанных по событиям в Ливане и
Сирии. Разговор велся в направлении ускоренного создания современных самолетов,
их вооружения, включая бортовую локацию. Критиковались большие сроки их
создания. На коллегии присутствовали, кроме ее членов, министры оборонных
отраслей промышленности Э. К. Первышин, И. С. Силаев. П. С. Плешаков. Я уже
третий раз на коллегиях, и на всех рассматриваются вопросы вооружения и
технического оснащения ВС. Промышленность хронически отстает. Вероятный
противник опережает нас.
Продолжаем работать над докладом по нашему
основному вопросу. Кое-кто начинает терять веру и готов уже отойти от
разрешения проблемы. Сегодня, 20 августа, при очередном представлении варианта
доклада генералу Романову, он сделал гримасу и произнес: «Это скорбь по
утраченному». Засомневался и член Военного совета, он сказал: «А правильно ли
мы поступаем, продолжая упираться?» Главком – на полигоне Балхаш. Вся надежда
на него.
20 августа 1982 года Маршалу авиации Степану
Акимовичу Красовскому исполнилось 85 лет. Вместе с генерал-полковником Н. Д.
Гребенниковым едем к нему в Монино, чтобы поздравить от себя и Главкома. У
Степана Акимовича уже в сборе большая группа маршалов и генералов из группы
Генеральных инспекторов, или, как называли ее в войсках, «райской группы».
Поздравляем и вручаем маршалу адрес от имени Военного совета Войск ПВО, корзину
цветов с бутылкой шампанского от Главкома. Фотографируемся вместе.
С коллегией тянут. Главком принимает решение
сделать доклад лично министру обороны. Готовим.
К концу августа доклад на имя министра
обороны был подготовлен. В нем давалась краткая оценка состояния средств
воздушно-космического нападения противника. Говорилось о появлении новых
средств нападения, в частности высокоточного оружия, способного проникать на
любую глубину нашей территории и с любого направления (БРСД, крылатые ракеты),
о сложности борьбы с ними. Подчеркивалось, что в этих условиях
обороноспособность государства все в большей мере зависит от состояния системы
ПВО.
Для повышения надежности ПВО предлагалось:
1. Перейти к более укрупненной организации
Войск ПВО – округам и армиям, тем самым устранить создавшееся несоответствие
между современными средствами ПВО и организационной структурой войск.
2. Включить в состав дивизий и корпусов
истребительную авиацию, чтобы командир соединения, несущий ответственность за
ПВО в своих границах, располагал всеми средствами уничтожения воздушного
противника.
3. Восстановить нарушенное в 1980 году
централизованное управление силами и средствами ПВО.
Нас беспокоил тот факт, что Войска ПВО как
вид Вооруженных Сил недооценивались Генеральным штабом. Трудно объяснить
стремление Генерального штаба к раздуванию Сухопутных войск в ущерб Войскам
ПВО. Ведь опыт всех современных войн и локальных военных конфликтов говорил о
возрастающей роли средств воздушного нападения и необходимости сильной
противовоздушной обороны. В то время, когда Советский Союз, соцстраны были
окружены авиационными группировками вероятного противника, насчитывающими
десятки тысяч боевых самолетов и вертолетов, наше военное руководство ослабляло
систему ПВО, зато продолжало наращивать Сухопутные войска. Выводы из войн в
Корее, во Вьетнаме, Египте, Сирии и Ливане, где средства воздушного нападения
выступали как главная ударная сила, способная решать стратегические цели в
войне, нашим Генштабом недооценивались. Такое положение продолжалось от войны к
войне, из года в год. Даже после войны в Персидском заливе, где о себе с новой
силой заявила авиация с высокоточным оружием, и впервые использовались
космические средства для непосредственного управления им, не было сделано
должного вывода. Ограничились разговорами на конференции, посвященной урокам
прошедшей войны.
Кто из нас не признавал важности Сухопутных
войск, но жизнь диктовала другое. Прошли времена, когда стратегические цели в
войнах достигались только массовыми Сухопутными армиями. Развитие вооружения и
средств его доставки до цели дало возможность достигать стратегических целей в
войне без проведения стратегических наступательных или оборонительных операций
Сухопутных войск. Следует заметить, что на всех крупных учениях продолжали
отрабатываться действия войск преимущественно в наступательных операциях.
Оборонительным операциям в проводимых учениях отдавалась дань, но только в
самый начальный период, иногда и в «ходе войны». Но они никогда не рассматривались,
как операции, могущие оказать на войну решающее значение. Зачастую на разборах
создавалось впечатление идеальности проведения наступательных операций. Об этом
докладывалось и правительству. Между тем, замалчивались недостатки нашего вооружения,
применяемого в локальных конфликтах. Недостаточно с точки зрения военного
искусства освещалась и война в Афганистане.
В этом месте уместно сделать небольшой, но
необходимый экскурс в историю о развитии роли и месте противовоздушной обороны
государства на примере войн и вооруженных конфликтов XX века. Хочу предварить
читателя тем, что материалы об организации и ведении боевых действий войск ПВО
в годы войны во Вьетнаме были любезно предоставлены мне активным участником
этой войны генерал-полковником А. И. Хюпененым, который в наиболее напряженный
период войны, в декабре 1972 года, являлся старшим группы советских военных
специалистов ПВО в ДРВ.
Становление и развитие войск ПВО своими
корнями уходит в опыт прошлого и является его логическим продолжением сегодня.
В первую мировую войну противовоздушная оборона только зарождалась, являлась,
по сути дела, системой мероприятий, обеспечивающих возможность ведения боевых
действий. С такими взглядами на роль противовоздушной обороны в боевых
действиях Красная Армия подошла ко второй мировой войне, и на начальном этапе
Великой Отечественной противовоздушная оборона представляла обеспечивающий род
войск. Это было серьезным просчетом нашей военной науки. Великая Отечественная
война наглядно показала ошибочность таких взглядов на роль противовоздушной
обороны в успешном проведении как оборонительных, так и наступательных
операций. В годы второй мировой войны (для нас Отечественной) противовоздушная
оборона превратилась в фактор, непосредственно оказывающий влияние на ход и
исход военных действий, на военно-экономический потенциал страны, моральное
состояние войск и населения. 9 ноября 1941 г. выходит Постановление
Государственного Комитета Обороны № ГКО-874сс за подписью И. Сталина «Об
усилении и укреплении противовоздушной обороны территории Союза». Этим
Постановлением вводится должность Командующего Войсками ПВО территории страны –
Заместителя Народного Комиссара Обороны по ПВО – и новая организационно-штатная
структура ПВО.
В послевоенный период, в связи с бурным ростом
средств воздушного нападения, роль Войск ПВО неизмеримо возросла. Они выделены
в вид ВС и способны решать задачи стратегического предназначения, от успешного
решения которых во многом будет зависеть ход и исход современной войны. Войска
ПВО – войска постоянной боевой готовности. Они призваны и в мирное время
находиться в таком состоянии, чтобы быть способными немедленно приступить к
выполнению ответственных боевых задач по защите населения, группировок войск,
административно-политических и экономических центров государства от ударов
средств воздушного нападения противника, сохранению управления страной и ВС.
Необходимо учесть уроки начала ВОВ,
локальных войн (об этом подробнее ниже) в деле военного строительства ВС, в том
числе и Войск ПВО.
В связи с качественным ростом и развитием
средств воздушно-космического нападения, повышением их роли и значения в
достижении поставленных стратегических целей войны, проведением
воздушно-космической наступательной операции, сегодня абсолютно правомерна
постановка вопроса трансформации (перевода) Войск ПВО в новое качественное
состояние – в Войска Воздушно-космической обороны. Основной формой боевых
действий Войск ВКО становится воздушно-космическая оборонительная операция.
Отсюда и появляется необходимость введения, а значит и разработка военной
наукой и военным искусством такого понятия из области оперативного искусства и
стратегии, как воздушно-космический ТВД. Он приобретает право на существование
наряду с сухопутными и морскими ТВД, которые, кстати, сами сравнительно недавно
появились в терминологии военной науки и военного искусства.
К сожалению, и сегодня, несмотря на опыт ВОВ
и локальных войн, у части военачальников живучи недооценки войск ПВО в
характере современных войн: предполагается вначале вторжение сухопутных сил
после их стратегического развертывания и ведение боевых действий в приграничных
(приморских) районах на глубину первых фронтовых операций. Но теоретические
исследования и опыт локальных войн (т.е. практика) говорят об опережающем
стратегическое развертывание наземных сил нанесении воздушного массированного
удара со стороны агрессора на большую, а то и на всю глубину территории страны,
проведением воздушной (воздушно-космической) операции. Целью такой операции
является срыв планового развертывания сил обороняющейся стороной и лишение
возможности организованного ее вступления в войну. Главным наступательным
оружием стало авиационно-ракетное, а способом достижения стратегических целей –
воздушная (воздушно-космическая) операция. Сухопутные войска вводятся в
действие либо после гарантированного обеспечения их успеха (полуторамесячное
воздушное наступление на Ирак, 1991 г.), либо вообще не находят своего
применения (18–30 декабря 1972 г., Вьетнам).
В локальных войнах противоборство средств
воздушного нападения и противовоздушной обороны, их роль и значение в
достижении стратегических целей войны, наиболее наглядно проявилось во Вьетнаме
и Ираке.
Действовавшая группировка авиации США против
ДРВ в ЮВА включала в себя большое количество частей и соединений СА, ТА, ВТА, а
также армейской авиации СВ (боевых самолетов около 1000, из них около 100 СБ,
Б-52 и 36 F-111). Базируясь в Южном Вьетнаме, Таиланде, на кораблях 7-го флота,
главные силы авиационной группировки США могли наносить удары по объектам ДРВ практически
со всех направлений.
В боевых действиях против ПВО и ВВС ВНА
американское командование использовало все основные типы самолетов, беспилотные
средства, средства РЭП РЛС и поражения объектов, которые имелись на вооружении
США. ДРВ оказалась своеобразным полигоном для авиации США по отработке не
только образцов новой техники, но и тактических приемов и способов ведения
боевых действий, включая и операции.
Американская авиация в период с 1965 года по
1973 год только над территорией ДРВ совершила более двух миллионов
самолето-пролетов. Ею было сброшено около 7,7 млн. тонн бомб.
Но американские агрессоры не смогли
действовать безнаказанно. Войска ПВО и ВВС ВНА только над территорией Северного
Вьетнама уничтожили более 4000 самолетов.
Для США война во Вьетнаме закончилась
бесславно. Победа ДРВ во многом стала возможна благодаря военной,
экономической, дипломатической и политической помощи СССР.
В части, касающейся военной помощи, основную
роль сыграли Войска ПВО страны. Это и техника и подготовка специалистов
противовоздушной обороны ДРВ, обучение которых проводилось в наших центрах,
училищах и академии. Непосредственно в ДРВ помощь оказывали советские военные
специалисты (СВС), основу которых составляли профессионалы Войск ПВО страны.
Старшим группы СВС был представитель Войск ПВО страны. Такое назначение не
являлось случайным, т.к. характерной особенностью войны во Вьетнаме со стороны
американцев являлось широкое использование авиации, как основной ударной силы,
которая, по их мнению, предопределяла исход войны в целом в пользу США.
Весной 1972 года войска ДРВ с целью
объединения страны начали наступление с трех направлений (Север, Центр и юг –
на Сайгон). Наступление развивалось успешно до тех пор, пока авиация США
активно не вмешалась в боевые действия. Бомбардировкам были подвергнуты города,
порты, коммуникации, мосты и т.д., и т.п. Впервые против танков применены
вертолеты и весьма успешно (более 80% потерь). Выходы в море из портов были
заблокированы постановкой мин авиацией. Наступление войск ДРВ захлебнулось.
В конце 1972 года военно-политическая
обстановка во Вьетнаме резко обострилась. Переговоры в Париже были прерваны.
США ставят решительные цели – достичь решения вьетнамской проблемы военным
путем.
Боевые действия ВВС США в декабре 1972 г.
стали кульминационным моментом всей войны США против ДРВ.
По замыслу военно-политического руководства
США интенсивные массированные бомбардировки столицы ДРВ г. Ханоя и других
городов центральных провинций ДРВ должны были нарушить управление страной, подорвать
моральный дух вьетнамского народа, сломить его волю к сопротивлению и, тем
самым, заставить руководство ДРВ пойти на подписание Соглашения на выгодных для
США условиях. Одновременно решалась задача дальнейшего разрушения военных и
экономических объектов, коммуникаций, подавления системы ПВО.
Для решения поставленных задач и достижения
основной политической цели американское командование на ТВД провело тщательно
спланированную стратегическую воздушную наступательную операцию (кодовое
наименование «Лайнбэкер-2») с привлечением всей СА, ТА и АА, дислоцирующейся на
ТВД. Для обеспечения воздушной операции привлекалась часть сил 7-го флота.
Воздушная операция проводилась с учетом
боевого опыта, с использованием новых взглядов в оперативном искусстве и тактике,
в управлении и обеспечении войск. Она явилась очередным и самым мощным
испытанием нового оружия, новых приемов и способов ведения боевых действий.
Основу замысла операции составляло:
– завоевание уже в первые часы ее проведения
абсолютного господства в воздушном пространстве ДРВ путем нанесения ударов по
аэродромам, их блокированию с воздуха, подавлению средств ПВО;
– нанесение массированных ударов по главному
объекту ДРВ г. Ханой, а также по г. Хайфон, административно-промышленным,
военным объектам и коммуникациям, с выделением значительных сил для обеспечения
ударных групп, обстрел прибрежных объектов корабельной артиллерией;
– непрерывность воздействия по объектам
(удары наносились днем и ночью), в том числе и с применением управляемых бомб с
лазерной и телевизионной системами наведения.
Политическая обстановка в мире диктовала
необходимость достижения политических целей в кратчайшие сроки, что также
носило свое отражение в замысле воздушной операции.
Операция началась 18 декабря первым массированным
ударом СА по г. Ханой, около 20.00 часов. В ходе операции совершено 34
массированных удара, 2814 самолето-пролетов (1810 – ночью), среднесуточная
интенсивность – 234 (151 ночью).
Роль главной ударной силы выполняла СА,
совершившая 17 массированных ударов, 594 самолето-пролета. Составляя основу
массированных ударов ВВС, она впервые применялась в таком массовом составе.
ТА и АА обеспечивала боевые действия (60%),
наносила удары (36%), вела разведку (4%). К участию в операции было привлечено
до 200 стратегических бомбардировщиков Б-52, новейшие истребительные
бомбардировщики – F-111, более 800 самолетов ТА и АА. Особое внимание в
операции было уделено организации и осуществлению управления и всестороннему
обеспечению. В соответствии с единым планом и замыслом общее управление
осуществлял ОЦУБД (г. Сайгон), непосредственно – ВКП, запасной центр управления
(корабль УРО). Взаимодействие всех родов авиации было четким и хорошо
отработанным.
Информация о воздушной обстановке и контроль
за воздушным пространством на ВКП поступала от собственных РЛС, РЛС кораблей
7-го флота, самолетов ДРЛО.
Обеспечение включало: разведку, РЭП,
непосредственное обеспечение ударных групп и огневую поддержку корабельной
артиллерии.
Воздушная разведка проводилась всеми типами
разведчиков (всего 149 самолето-пролетов, из них СР 71–14, БСР-49), 12–13
самолето-пролетов в сутки.
Главным принципом в организации РЭП было
массированное использование средств создания комбинированных (активных и
пассивных) помех и применение ПРР («Стандартный АRМ»). Средства РЭП были
установлены на всех самолетах СА, ТА и АА, а также применялись специальные
самолеты РЭП (ЕБ-66) и корабельные станции помех.
Для Войск ПВО и ВВС ВНА воздушная операция,
проводимая ВВС США, не была неожиданной ни в стратегическом, ни в тактическом
планах. Это позволило до ее начала провести ряд мероприятий (уточнить
группировки, усилив их с наиболее вероятных направлений налета, учесть опыт
боевых действий против СА в 4-ой военной зоне, усовершенствовать инженерное
оборудование и маскировку и т.д.), которые положительно сказались на
эффективности ПВО ДРВ.
Боевая техника и вооружение ВПВО и ВВС (в
основном советского производства, далеко не современные: ЗРК С-75 «Двина»,
самолет МиГ-21) показали в целом вначале боевые качества и способность
уничтожать современного воздушного противника.
За 12 дней и ночей (18–30 декабря) был
уничтожен 81 самолет (из них 34 – Б-52 и 5 F-111).
Потери Войск ПВО и ВВС ВНА не нарушили
систему ПВО ДРВ и были незначительны (3 самолета, 5 дивизионов – из них только
один не подлежал восстановлению). 30 декабря 1972 года последний день воздушной
операции. Понеся серьезные потери, американцы прекратили операцию, не достигнув
главной ее цели. Соглашение о мире во Вьетнаме было подписано на условиях, выгодных
для ДРВ.
Таким образом, анализ боевых действий ВВС
США на заключительном этапе войны во Вьетнаме, а также боевой подготовки ВС
НАТО и военной доктрины США и их союзников, показывает возросшую роль и
значение ВВС в решении задач стратегического значения, и что воздушную (а
сегодня воздушно-космическую) операцию, как основную форму боевых действий ВВС,
следует считать типичной для любой войны (локальной или всеобщей). Этот вывод
подтвердился и в войне против Ирака (1991 г.). Но об этом в соответствии с хронологией
повествования речь пойдет позже.
Империалистические государства, с тех пор
как они стали располагать средствами воздушного нападения, во всех агрессивных
войнах стремятся с максимальной эффективностью применить эти средства. Высокая
эффективность их применения обеспечивается внезапностью. Ослабить эффективность
воздействия средств воздушного нападения противника сторона, подвергшаяся
агрессии, может высокой бдительностью и наличием боеготовых современных средств
противовоздушной обороны. Не исполнение же этого условия приводит к тяжелым
последствиям. Наглядным примером служит внезапное нападение на Советский Союз
гитлеровской Германии в 1941 году, когда в воздушное пространство СССР
одновременно внезапно вторглись тысячи немецких самолетов, которые нанесли
бомбовые удары на глубину 200–300 км по городам, аэродромам, дислокации войск,
железнодорожным узлам, военно-морским базам, мостам и другим объектам.
Внезапные удары с воздуха на протяжении
почти всей западной границы СССР от Балтийского до Черного морей без должного
противодействия средств ПВО во многом предопределили успех операций немецких
войск в начальном периоде войны. Фактически в первый день войны Советский Союз
только на земле потерял свыше одной тысячи своих самолетов.
Другим наглядным примером тяжелых
последствий недооценки ПВО может служить «6-ти дневная война» на Ближнем
Востоке в период с 5 по 11 июня 1967 г., когда в воздух были подняты все
боеготовые самолеты Израильских ВВС с целью нанесения ударов по 20-ти
аэродромам Египта. За первый день войны было выведено из строя 374 арабских
самолета, почти вся боевая авиация. Исход военного конфликта был предрешен в
пользу Израиля.
Или «Октябрьская война на Ближнем Востоке» с
6 по 24 октября 1973 года, в которой израильтяне пытались повторить опыт 1967
г. путем нанесения массированного удара авиацией по объектам Египта и Сирии.
Только благодаря сильной ПВО (с учетом опыта 1967 г.) цели агрессора не были
достигнуты, хотя израильская авиация произвела свыше 9000 самолето-вылетов.
Локальные войны и вооруженные конфликты
начала 80-х годов, такие как Англо-Аргентинский конфликт в 1982 г., вооруженная
агрессия Израиля в Ливане в 1982 г., Ирако-Иранский вооруженный конфликт,
свидетельствуют о резком возрастании роли военных действий в воздушном пространстве.
В войне против Ирака в начале 1991 года миру
продемонстрированы примеры использования в агрессивных целях космического
пространства.
Таким образом, происходит слияние двух сфер
в единое воздушно-космическое пространство по применению из него средств
воздушно-космического нападения.
По мере возрастания боевых возможностей
средств воздушно-космического нападения в такой же пропорции должны возрастать
возможности систем противовоздушной и противокосмической обороны. Несоблюдение
этого условия приведет к поражению при отражении агрессии.
В Министерстве обороны и в Генеральном штабе
на всех решающих постах были маршалы и генералы, выходцы из Сухопутных войск. Я
иногда сталкивался с такими из них, которые глубоко не разбирались в других
видах ВС, но ущербно вмешивались в их дела. Помню, на одном из совещаний в
Генштабе под руководством генерал-полковника М. А. Гареева рассматривался
вопрос – оставлять прежнее название «Войска ПВО страны» или дать им новое
название «Войска ПВО» без слова «страны». Я выступил от Войск ПВО и просил
оставить прежнее название со словом «страны», как в наибольшей мере отражающее
задачи, возлагаемые на войска по защите страны с ее населением, экономическим и
промышленныv потенциалом. Кроме того, Войска ПВО – войска постоянной
готовности, десятки тысяч личного состава, ежесуточно в мирные дни, заступая на
боевое дежурство, дают торжественную клятву бдительно защищать воздушные рубежи
своей Родины. Казалось, все было за то, чтобы оставить слово «страны», и, тем
не менее, наше предложение было отвергнуто большинством участников совещания.
Особенно протестовали сухопутчики. Ради справедливости нужно отметить, что
слово «страны» из наименования войск хотя и было убрано в 1981 году, но
инициатива этого, как мне стало известно гораздо позже, исходила еще от
министра обороны маршала Советского Союза А. А. Гречко в середине 70-х годов.
Так что генерал-полковник М. А. Гареев в этом случае не захотел преодолеть
мнение большого авторитета, хотя для Вооруженных Сил никакого ущерба возвращение
прежнего наименования не влекло. Мною приведен только один пример предвзятого
подхода к решению проблем Войск ПВО, а их было очень много.
Наш голос, голос специалистов, заглушался в
Генеральном штабе, где вопросы решались теми, кто был ближе к руководству и
действовал нередко в угоду ему, а не с точки зрения интересов дела. В то же
время, разве мы не понимали, что увлекаться дальнейшим наращиванием количества
танков бессмысленно, что образование Ставок Главных командований в таком
количестве – сомнительная затея, влекущая за собой колоссальные расходы только
на одно их обустройство. Их образование увязывалось с предвоенными годами,
когда с началом войны в 1941 году пришлось в сложнейших условиях создавать
Главные командования на стратегических направлениях, но то было более сорока
лет назад и нужно ли было через такой промежуток времени устранять ошибки
прошлого, когда в корне изменились условия ведения современной войны.
Если еще и объяснимо было развертывание
Ставки на Дальнем Востоке, то на Западном и Южном стратегических направлениях
их развертывание вносило лишь путаницу в управлении Вооруженными Силами в
мирное время требовало колоссальных затрат.
Разве вызывалось это необходимостью в 80-х
годах? Может, в этом одна из причин бедствия сотен тысяч офицерских семей,
оставшихся без квартир. Миллионы тратились на всякие нужные и ненужные учения
то на Востоке, то на Западе, от которых Вооруженные Силы не становились
сильнее. Пройдет еще десять лет и народ убедится в больших просчетах нашего
военно-политического руководства, не сумевшего правильно проанализировать
истинное состояние и степень крепости Союза стран Варшавского Договора, а
внутри государства – крепости Союза Советских Социалистических Республик, и
сделать из этого прозорливые выводы по созданию группировок войск с запасами
вооружения и техники. Отсутствовало предвидение Генеральным штабом в недалеком
будущем развития событий.
В итоге получили скоростной развал
Варшавского Договора и почти бегство группировок Вооруженных Сил из союзных
стран с большими потерями для государства. То же произошло и с союзными
республиками. Вооруженные Силы оставили на их территории современное
вооружение, которое используется теперь в гражданских войнах от Молдовы до
Таджикистана. Непростительно руководителям советских Вооруженных Сил не суметь
разглядеть гибель своего государства и не оправдать надежд своего народа. Ни
одно имя маршала не попадет в летопись истории СССР с лучшей стороны в
кошмарный для него период. Лишь один маршал С. Ф. Ахромеев, видимо, осознал
ответственность за просчеты военного руководства, за что и расплатился своей
жизнью.
3 сентября Главком сказал мне, что мое
личное дело передано в Генштаб для изучения. Мне хотят предложить должность,
занимаемую генералом Калашниковым. «Ты не соглашайся». Я ответил: «Поступлю,
как Вы скажете». Главком: «У тебя своя голова есть». Присутствующий при
разговоре член Военного совета вставил: «Наоборот, пусть назначают туда, нам
будет легче».
С 19 по 24 сентября 1982 г. я находился на
учениях в Уральской армии ПВО (ОА ПВО). Побывал в Свердловске, Куйбышеве,
Йошкар-Оле. Работали вместе с Е. С. Юрасовым. Это была моя вторая поездка на
учения в этом году. В командование армией к тому времени вступил мой давний и
добрый товарищ по службе генерал-лейтенант авиации В. Г. Царьков. Я с
удовольствием делился с ним своим опытом, помогал его заместителям, особенно
много общался с начальником штаба армии генералом С. В. Поставневым.
Поездка на Урал помогла лучше определить
роль армии в системе ПВО страны, в частности в сохранении от ударов с воздуха
по объектам «кладовой» нашего государства, которую представлял из себя Урал. В
процессе заслушиваний на учениях и анализа группировки США и средств армии я
серьезно задумался над построением системы обороны. У меня возникло сомнение в
правильности построения системы ПВО по объектовому принципу, с появлением у
вероятного противника новых средств доставки оружия – стратегических крылатых
ракет (СКР). Я приходил к выводу, что целесообразнее было бы строить систему
ПВО по рубежам, создавая линию разведки из плотных боевых порядков
радиолокационных средств и линию мощных огневых средств ЗРВ, с общей глубиной
рубежа обороны до 200–300 км. Тогда легче бы решались вопросы оснащения
средствами АСУ органов управления, оперативнее и проще стало бы само
управление, четче бы обозначилась ответственность командиров за свои участки на
рубежах. Такие рубежи способны обеспечивать 100%-ное обнаружение целей на любых
высотах, эффективнее воздействовать на них и своевременно передавать информацию
о прорвавшихся целях на последующие рубежи. Подобный принцип построения ПВО
упорядочил бы размещение современных зенитных ракетных и авиационных комплексов
перехватов. Соблюдалась бы определенная закономерность. Можно было начать
построение рубежа на Западе, с крайнего Севера до Черного моря, а затем
переключиться на Восток страны. Да, современные средства ВКН требовали
изменения подходов к самой системе ПВО даже в незатронутых реформой
объединениях. Мы же думали о том, как не допустить полного распада системы ПВО,
без чего не имело смысла совершенствование ПВО в изложенном направлении. Надо
было скорее исправить ошибку и собрать Войска ПВО воедино.
В октябре я уехал в отпуск, вслед за
Главкомом. Отдыхали какое-то время одновременно с ним в Ессентуках. Возвратились
из Ессентуков раньше на два дня. 23 октября нужно было быть на подведении
итогов в войсках за 1982 год.
27 октября произошло немаловажное событие
для Вооруженных Сил. В Кремле состоялось совещание руководящего состава
Вооруженных Сил с участием членов Совета обороны под председательством Л. И.
Брежнева.
На совещании выступили Л. И. Брежнев и Д. Ф.
Устинов, ряд военачальников, в том числе генералы армии М. М. Зайцев (ГСВГ), Б.
Л. Говоров, И. А. Герасимов (КВО), И. М. Третьяк (ДВО), генерал-полковники Б.
В. Снетков, В. А. Беликов, А. У. Константинов, М. А. Тягунов, адмиралы Н. И.
Ховрин, Яблонский (ТОФ) и другие. Начальник Генерального штаба не выступал. В
выступлениях явно прослеживалась поддержка реформирования и идея создания
объединенных КП ПВО и ВВС. Это означало, что решение маршала Н. В. Огаркова
принято и будет проводиться в жизнь. Казалось, дальнейший спор бесполезен.
После совещания поднялась очередная волна
восхваления Л. И. Брежнева как основной фигуры в руководстве Вооруженными
Силами. Естественно, с новой силой говорилось и о руководящей роли партии. В
армии восторжествовал принцип единства военного и политического руководства.
Никому и в голову не приходило под фанфары возвеличивания Генсека в армии, что
через 13 дней его не станет.
28 октября состоялось подведение итогов в
нашем Главкомате, а 29 октября я провел в г. Жуковском с Сашей Федотовым. Он
показал мне все новые типы самолетов, которые испытывал, и я смог даже посидеть
в кабинах некоторых из них. В тот день Александр Васильевич выпускал в
самостоятельный полет летчика ЛИИ ВВС Игоря Петровича Волка. Мы наблюдали за их
полетами с земли с известным летчиком-испытателем Василием Архиповичем
Комаровым. После успешного вылета на МиГ-29 И. П. Волка мы с Сашей слетали на
Ан-2 в районе Жуковского. Пилотировал Саша, несколько раз он передавал
управление самолетом мне, и я вспоминал свою основную профессию. При этом Саша
делал оценки, насколько я утратил навыки. Наша встреча с Александром
Васильевичем закончилась знакомством с его друзьями-испытателями и
поздравлениями с самостоятельным вылетом на МиГ-29 Игоря Волка. Отметили такое
событие по авиационной традиции.
В тот день я смог поближе познакомиться с
условиями работы моего друга. Меня удивила скромность быта наших
летчиков-испытателей, которые в дни полетов не каждый раз могли пообедать в
столовой. Комнаты для переодевания в летные костюмы и душевые были оборудованы
самими летчиками. Много усилий в этом отношении приложил Александр Васильевич
Федотов. Страна не баловала своих самых смелых и талантливых сыновей.
4 ноября я проведал маршала С. А.
Красовского на его даче в Монино. В разговоре, уже не помню о ком, маршал
заметил: «Можно быть умным в мирное время, а в войну быть дураком, и наоборот».
Привел при этом пример из жизни генерала Брусилова, который до войны не
проявлял никаких особых дарований. А я вспоминал на этот счет суждение самого
генерала Брусилова. Он писал: «Для полководца требуется много различных свойств
ума, характера и воли, которые даются природой и приобретаться обучением не
могут».
9 ноября вышел из отпуска на службу и
получил задание на подготовку Главкому материала для выступления на Военной
коллегии МО о решении задач в войсках в свете требований Л. И. Брежнева в его
выступлении перед военачальниками 27.10.82 г. Тогда многое решалось «в свете
указаний».
Похороны Л. И. Брежнева
10 ноября появились тревожные признаки
какого-то крупного несчастья. В Москву литерными самолетами слетались члены
Политбюро и ЦК КПСС. По телевидению отменена трансляция концерта по случаю 65-летия
советской милиции. И только 11 ноября в 12 часов дня по телевидению и радио
было передано сообщение о кончине Л. И. Брежнева 10 ноября в 8 час. 30 мин.
Сообщалось о составе комиссии по организации похорон, передавалось обращение к
народу, автобиография умершего и дата похорон на Красной площади.
12 ноября состоялся траурный Пленум ЦК КПСС,
на котором Генеральным секретарем был избран Ю. В. Андропов. С 13 часов
открывался доступ для прощания в Колонном зале Дома союзов. Был уточнен наряд
офицеров от Главкомата для прохождения у гроба и почетного караула (по 150
человек для ежедневного прохождения и по 55 человек в почетный караул).
Организация по этим вопросам в Главкомате возлагалась на меня.
15 ноября в 12.00 похороны Л. И. Брежнева на
Красной площади. Мы прибыли на площадь в 10.40 с генералами С. А. Бобылевым, И.
М. Мальцевым, В. А. Белоусовым, В. И. Чурсиным, Е. А. Сизовым, Ю. Т. Чесноковым
и полковником В. А. Бобровым. Находились на правой стороне в 50 метрах от
Мавзолея. Погода пасмурная, холодная, хотя температура и плюсовая. Площадь
быстро заполнялась людьми. Удивительно тихо. Над сплошной массой людей от
каждой делегации возвышаются по пять-шесть портретов Л. И. Брежнева в траурном
обрамлении. В первом ярусе люди, во втором – портреты, их очень много. Зачем?
Мы уже знали из доклада нашего дежурного
генерала, что из-за рубежа в Москву прибыло с делегациями 60 самолетов. В 11.35
стали доносятся глухие звуки траурной музыки. Царит какая-то таинственность,
могильность. Музыка означала начало движения похоронной процессии от Дома
союзов. К 12.00 она должна быть у Мавзолея. Вот уже траурные мелодии
подхватывает оркестр на Красной площади. Ровно в 12.00 гроб с телом Л. И.
Брежнева, установленный на катафалке у Мавзолея, снимают с лафета и ставят на специальный
стол. Члены политбюро ЦК КПСС и члены правительства поднимаются на Мавзолей.
Начинается траурный митинг. Речи произносят Ю. В. Андропов, Д. Ф. Устинов, А.
П. Александров, В. В. Пушкарев (от трудящихся Москвы), А. Ф. Гордиенко,
секретарь горкома партии КПУ Днепродзержинска. В 12.30 митинг окончен. Началось
погребение. Нам плохо видно. В 12.45–12.50 гудят заводы, останавливается
транспорт, народ замирает. Над площадью пролетает стая птиц, слышен шум их
полета. С 12.50 проходят войска. Я думаю, наверное, Красная площадь больше не
увидит таких грандиозных похорон, какими были похороны Л. И. Брежнева. Выходим
с площади, идем мимо Спасской башни. От Мавзолея до Спасской башни стена из
венков. Направляемся к своим машинам, которые стоят под Москворецким мостом.
Выезжаем из Москвы по шоссе Энтузиастов. В Москве спокойно. Усиленный наряд
милиции только в центре столицы.
Как поведет страну Андропов? Чтобы управлять
таким государством как СССР, нужно иметь немало мудрости. Сложная международная
обстановка. Нечем похвалиться и во внутренних делах. Растет число хищений,
ослабевает идеология, увеличиваются трудности в экономике, особенно в сельском
хозяйстве. Происходит крен партийной верхушки на всех уровнях в сторону,
противоположную заветам Ленина. Беспокойство вызывает и внутригосударственная
дисциплина. Было о чем поразмыслить.
Интенсивность моей работы возрастала. Теперь
я, как первый заместитель, проводил тренировки на ЦКП или участвовал в
тренировках, проводимых по плану Генерального штаба, возглавлял расчеты ЦКП при
нарушениях воздушных границ самолетами иностранных государств или нарушениях
режима полетов своими самолетами. Мне все чаще приходилось непосредственно
принимать участие или быть ответственным за подготовку того или иного материала
для Главнокомандующего или начальника Главного штаба. Все теснее становились
мои контакты с начальником Главного управления вооружения Войск ПВО
генерал-полковником Л. М. Леоновым, председателем научно-технического комитета
генерал-лейтенантом Г. С. Легасовым. Общение с ними расширяло мои понятия о
механизме создания нового вооружения для Войск ПВО, о НИРах и ОКРах, сроках их
проведения и т.п. Этому во многом способствовали и хорошие отношения с Леонидом
Михайловичем, его заместителями генералами Г. И. Хлыниным и О. П. Сидоровым.
Круг моего знакомства с товарищами из ГУВ расширялся. В тесном контакте
приходилось работать и с товарищами из наших научно-исследовательских
институтов, возглавляемых в то время генералами С. С. Сапегиным и Ю. Г.
Ерохиным.
По-прежнему для системы ПВО оставались
сложными маловысотные, малоскоростные воздушные цели или аэростаты, дрейфующие
на высотах от 20 до 30 тысяч метров. Наши ученые работали над созданием средств
борьбы с такими целями. А пока этих средств не имелось, воздействия на них были
мало эффективны. Зачастую силы и средства ПВО оказывались бессильны в борьбе с
ними. Нам приходилось выслушивать упреки от Генштаба за безуспешные действия.
Не все шло гладко и в работе внутри Главкомата. Порою я наблюдал повышенную
нервозность Главкома во взаимоотношениях с командующим авиацией
генерал-полковником Н. И. Москвителевым, командующим зенитно-ракетными войсками
генерал-полковником А. И. Хюпененым и начальником радиотехнических войск
генерал-лейтенантом М. Т. Береговым. Не складывались нормальные взаимоотношения
между Главкомом и начальником штаба. Все это нарушало ритм работы в Главкомате.
Генеральный штаб продолжал свои эксперименты
не только в видах ВС, но и в системе гражданской обороны. С резкой критикой
экспериментов выступил начальник Гражданской обороны страны генерал армии
Алтунин. Мы ознакомились с его докладом министру обороны, в котором осуждались
четырехлетние опыты, приносящие вред ГО. Генерал армии Алтунин просил министра
обороны прекратить эксперименты, ослабляющие защиту населения. Доклад
начальника ГО приободрил нас. После него Главком решился отослать министру
обороны свой доклад о вреде эксперимента в Войсках ПВО. Наверное, в сотый раз
перечитывали и уточняли текст, пока окончательно не подготовили. Главком очень
аккуратно действовал, не торопился с этим решающим шагом. В таком вопросе
промахи означали гибель замысла. Несколько решительнее был его первый
заместитель генерал-полковник Е. С. Юрасов. Он смело делал доклады начальнику
Генерального штаба и самому министру по ряду вопросов развития вооружения,
итогов его применения в военных конфликтах за рубежом. Но эта область была
компетенцией не его, а Главкома.
После смерти Л. И. Брежнева начались
перестановки в верхах. До военных пока еще не добрались. Мы надеялись, что скоро
дойдут и до Генштаба и разберутся с реорганизацией в войсках.
В своем кругу мы сожалели, что в этот период
не было в Вооруженных Силах военачальников типа Жукова, Рокоссовского,
Шапошникова, Конева, Соколовского. Самым популярным в руководстве Министерства
обороны был генерал армии В. И. Петров, но, к сожалению, он был один.
А тем временем с Войсками ПВО положение
ухудшалось. Государство продолжало ослаблять свой щит. Самым неприятным из
всего набора отрицательных явлений в результате реорганизации было дробление
системы ПВО по военным округам, в то время как истребители-перехватчики
способны были действовать в границах нескольких округов. Теперь же командующий
войсками округа в случае пролета воздушных целей через границы другого округа
не нес ответственности за ПВО и мог не использовать свои силы и средства, какие
бы планы взаимодействия не составлялись. Трехлетний опыт новой организации
Войск ПВО все больше убеждал нас в ее ошибочности. Число нарушителей воздушного
пространства СССР и ОВД не уменьшалось, а действия ПВО по пресечению полетов
нарушителей носили неорганизованный характер.
Заметно затормозился процесс автоматизации
командных пунктов всех степеней, а в оперативном звене и вовсе прекратился. В
труднейшем положении оказались роты и батальоны радиотехнических войск,
вошедшие в состав военных округов, где командованию округов было не до них.
Резко обозначилась дисквалификация летчиков бывших полков истребительной
авиации ПВО. Многие полки перевооружались на истребители-бомбардировщики. Стала
ощущаться утрата квалифицированных кадров ПВО в оперативно-тактическом звене.
Все это мы видели, и в душе нарастал протест.
Для придания нашему докладу большей
весомости я предложил Главкому (оставался тогда за начальника штаба) направить
в западные округа группы офицеров Главкомата с целью более глубокого изучения
вопросов управления в округах силами и средствами ПВО. Главком согласился.
Начальник ГОУ генерал армии В. И. Варенников разрешил их выезд.
В стране проходили торжества по случаю
60-летия образования СССР. 17 декабря состоялось торжественное собрание в нашем
поселке «Заря». С докладом выступил Главком. В Вооруженных Силах были присвоены
очередные звания, нашего Главкома на этот раз обошли.
В новой должности у меня больше встреч с
Главкомом. Часто прихожу к нему на доклады документов. Главком тщательно
просматривает, по несколько раз перечитывает, делает поправки. Приходится
перепечатывать, делать повторные заходы. Каждый заход к Главкому требует
нервного напряжения. Главком не терпит некомпетентности, нужно уметь держать
себя, знать, когда можно вступить в разговор, особое искусство требуется, когда
нужно отстоять идею, рожденную коллективом. В Главкомате начинают привыкать к
моему общению с Главкомом, несколько преувеличивая его результативность. Но то,
что я участвую почти во всех значимых для войск вопросах, известно всем. А я
знаю, что в самом Главкомате и войсках люди интересуются тем, как мы стараемся
восстановить наши расформированные армии ПВО, болеют за нас, радуются
мало-мальским успехам, с нетерпением ждут перемен к лучшему.
21–22 декабря в Москве состоялось совместное
заседание ЦК КПСС, Верховного Совета и ВС РСФСР, посвященное 60-летию
образования СССР. С деловой речью выступил Генеральный секретарь ЦК КПСС Ю. А.
Андропов. На совещании присутствовали делегации из 130 государств.
24 декабря меня пригласил на беседу в ЦК А.
Н. Сошников, об этом мне позвонил Главком в 22.00 23 декабря. Я захватил с
собою копию доклада о состоянии системы ПВО, отправленного начальнику
Генерального штаба 13 декабря. В докладе Главком изложил свое отрицательное
мнение по поводу нового эксперимента с оргструктурой ВВС и ПВО в приграничных
округах и в резкой форме выразил протест по поводу новой оргструктуры Войск
ПВО. В нем говорилось, что новая оргструктура не только не устраняет выявленные
принципиальные слабости Войск ПВО до 1980 года, но и создает ряд новых
трудностей. Она порождает беспрецедентный случай в практике строительства наших
Вооруженных Сил – двойственное, а то и тройственное подчинение командующего ПВО
и ВВС военных округов трем Главкомам.
В ЦК КПСС заинтересовались таким положением, и А. Н. Сошников внимательно
выслушал меня по содержанию доклада и перспективе развития системы ПВО на
современном этапе. А перспективу мы видели в развитии Войск ПВО как
самостоятельного вида Вооруженных Сил, способного вести борьбу в космосе и
приземных слоях атмосферы. Учитывая, что задачи Войск ПВО начинают перерастать
за рамки борьбы только в воздухе, не исключено в будущем их преобразование в
Войска воздушно-космической обороны.
В конце беседы А. Н. Сошников прочитал
доклады на имя НГШ ВС и министра обороны (доклад еще не был подписан и не
отсылался), познакомился с тезисами доклада на коллегии Министерства обороны.
Реакция с его стороны и других присутствующих товарищей была весьма
доброжелательна. Их давно беспокоило создавшееся в Войсках ПВО положение.
Прощаясь, А. Н. Сошников поблагодарил меня, сказал, что позвонит Главкому и на
днях подъедет к нему. Подчеркнул возможность создания комиссии на самом высоком
уровне. Рекомендовал Главкому подписать доклад министру обороны.
По прибытии в Главкомат Главком позвонил
мне, спросил, как прошла встреча в ЦК. Я доложил обо всем, сказал, что в ЦК
рекомендовали подписать доклад министру обороны. В ответ услышал: «Ну что же,
подписывать, так подписывать!»
31 декабря. До исхода 1982 года остается
несколько часов. Год прожит. Можно подводить итоги. Главным содержанием моих
служебных дел являлось участие в защите Войск ПВО страны. Написаны десятки
докладов, позади десятки встреч с Главкомом, в Генеральном штабе. Однако,
эффект незначителен. Мне казалось, что недостаточно решительно действовало наше
руководство. Только один доклад дошел до министра, остальные лежали в сейфах.
Минувший год был годом освоения новой должности, собственного роста, участия в
учениях крупного масштаба, изучения механизма управления Вооруженными Силами (с
позиций наблюдателя).
В последний день 1982 года дочь Оля в Москве
родила внука. Теперь их трое – Андрей, Саша и Дима.
1983 год. Накал борьбы за войска. Операция «К»
Год начался непосредственным выполнением
возложенных на меня начальником Главного штаба обязанностей по координации
вопросов, связанных с участием наших сил и средств в Сирии. Были созданы две
оперативные группы для взаимной информации и согласования всех вопросов,
связанных с операцией «К...2». Оперативную группу в Главкомате возглавлял
заместитель Главкома генерал-полковник авиации Б. В. Бочков, в Дамаске –
генерал-лейтенант К. С. Бабенко. Заместителем у генерала Б. В. Бочкова назначили
меня. В мои функции входило постоянное поддержание связи с генералом Бабенко и
непосредственное руководство группой по выработке рекомендаций нашим силам ПВО
в САР по отражению возможного удара с воздуха и решению других вопросов. Для
решения задачи по переброске в САР назначенных сил ПВО я установил тесную связь
с Министерством морского флота СССР, где моим коллегой на определенное время
стал зам. министра В. С. Зборащенко.
25–27 января вместе с генералом В. А.
Белоусовым мы были в командировке в г. Николаеве, где шла погрузка на морские
суда для переброски в Сирию наших подразделений ЗРВ. Непосредственно в
Николаеве руководил работой зам. командующего МО ПВО генерал-лейтенант В. П.
Виноградов. Там возникло несколько проблем, разрешение которых потребовало
нашего участия. Не прошло и суток после нашего прилета в Николаев, как меня
отозвал в Москву начальник Главного штаба. Пришлось возвращаться раньше
запланированного срока. Проблемы все же разрешить успели.
Возвращаюсь в Главкомат и узнаю, что
завязывается новый узел взаимоотношений между ГУКОС (Главное управление
космических сил) и Войсками ПВО. Нужно срочно писать доклад. Нам поручено
изложить свою позицию по созданию космических войск. Для меня направление
новое. Работаем с товарищами из ГУВа и НИИ. Группой офицеров по составлению
доклада непосредственно руководит полковник Е. В. Гаврилин. Я присматриваюсь к
своим новым коллегам. Умные ребята. Через несколько часов смогли подготовить
первую часть доклада, остальной текст отработали позже.
13 февраля внезапно умер недавно вышедший в
отставку генерал-полковник Иван Михайлович Гуринов. С его именем немало связано
в истории становления зенитно-ракетных войск (ЗРВ). Организую похороны. Генерал
Романов болеет.
Из САР беспрерывно поступают донесения с
просьбами и предложениями. Все они немедленно удовлетворяются. Старший военный
советник в САР генерал-полковник Г.П. Яшкин делает ежедневные доклады министру
обороны, из которых явствует, что главной угрозой для Сирии является нанесение
внезапных ударов по объектам с воздуха. Главный советник строит свои доклады
таким образом, чтобы ему дали рекомендации по применению сил и средств ПВО на
случай отражения ударов. Телеграммы с резолюциями министра обороны передаются
для принятия мер нашему Главкому, от Главкома ко мне. В Главкомате создана
специальная группа по выработке рекомендаций на эти донесения из Дамаска.
Вырабатываем. Подписываем у Главкома и посылаем. Для оперативности я
созваниваюсь с генералом К. С. Бабенко и по телефону передаю суть содержания
наших рекомендаций. Большое внимание уделяю при этом боевым действиям в
условиях радиоэлектронной борьбы.
23 февраля отмечалась 65-я годовщина
Советской Армии и Военно-Морского Флота. Мы с женой на торжественном собрании в
ЦТСА. Еще раз убеждаемся, как народ любит Советскую Армию.
До выезда в ЦТСА проведал маршала С. А.
Красовского. Он совсем плох, жизнь на исходе. Жена его Зельма Рудольфовна в
таком же состоянии. Детей у них нет. Маршал прослезился, поблагодарил меня за
приезд. Всхлипывая, немощный старик сказал: «Кончилось всё, Красковский – уже
нет былой смелости, мужества и сил». Маршал жаловался на боли в спине и животе.
Я передаю ему поздравления от Главкома и генерала Н. Д. Гребенникова, который
был в войну в армии Красовского главным инженером. Маршал просил передать им
взаимные поздравления.
К концу месяца стало известно решение
министра обороны о временном запрещении выносить на коллегии вопросы, связанные
с изменением оргструктур в Вооруженных Силах, чтобы разобраться с тем, что уже
натворили.
Александру Васильевичу Федотову к 65-летию
Советской Армии и Военно-морского Флота присвоено генеральское звание.
В мае планировался оперативный сбор в
Главных управлениях Министерства обороны и Главкоматах видов ВС. Нас вызвали в
Генштаб на инструктаж об особенностях проведения сбора. Проводил совещание зам.
начальника Генштаба генерал-полковник М. А. Гареев, в тот период видная фигура.
Речь шла о важности учебы офицеров Центрального аппарата. Запомнилось такое
выражение генерала: «Занятия нужны тем, кто работает в Центральном аппарате, не
менее, чем тем, кто проходит службу в полках». О привлечении к учебе 100%
офицеров. Тематику занятий можно определить самим, но обязательно предусмотреть
двухчасовое командно-штабное учение.
Второй вопрос совещания – о снижении цензурной
строгости при публикации материалов в печати. Дошло до того, что полностью
засекретили военную науку, чем наносился серьезный ущерб совершенствованию
офицеров, особенно молодых. За последние шесть лет вышло девять постановлений
ЦК КПСС и правительства о сохранении секретов. Читать офицерам по современной
тематике было нечего. Узнавали о вооружении в иностранных армиях и
догадывались, что подобные образцы есть и в Советской Армии. Последнее
популярное издание о войне под редакцией Маршала Советского Союза Соколовского
«Военная стратегия» вышло в 1962 году. Вопрос был поставлен правильно, но
положение с военной литературой не изменилось.
В марте у меня состоялись две поездки в
Прибалтику по работе на КП ВВС и ПВО округа и для постановки задачи летному
составу эскадрильи самолетов радиолокационного дозора А-50 на предстоящих
учениях.
24 марта получили вместе с
генерал-полковником Н. И. Москвителевым неожиданное задание по участию в
расследовании от ВПВО случая нарушения государственной границы сопредельного
государства экипажем ракетоносца Ту-22п. Это был уникальный случай в авиации,
когда командир корабля перед взлетом с одного из приграничных аэродромов в
составе полка не согласовал компас и выполнил полет ночью с обратным курсом по
всему маршруту, чисто случайно не закончившийся крупным международным
скандалом. Комиссию возглавлял первый зам. Главкома ВВС дважды Герой Советского
Союза маршал авиации А. Н. Ефимов. Пришлось побывать в Моздоке, Марах, Тбилиси,
Барановичах. Разбираясь с действиями дежурных сил ПВО, особенно в ЗакВО, мы
смогли убедиться в отрицательном влиянии передачи соединений ПВО страны военным
округам, раздробленности границ, многоступенчатости в управлении дежурными
силами, взаимодействия как внутри округов, так и за их границами с органами
единой системы управления воздушным движением. Расследование закончилось
изданием приказа МО СССР.
Значительным событием для ВС явилось
присвоение высших воинских званий Маршала Советского Союза Ахромееву,
Куркоткину, Петрову и Главного маршала артиллерии Толубко. Наш Главком и в этот
раз был обойден, что вызвало в офицерской среде немало кривотолков. Все ожидали
кадровых перестановок в Министерстве обороны.
В начале апреля Главкомат посетил начальник
Главного управления кадров генерал армии И. Н. Шкадов. Посещение таким лицом
Главкомата не случайно, в данном случае оно связывалось с именем генерала С. Ф.
Романова.
9 апреля меня вторично вызвали в ЦК КПСС.
Вновь состоялся разговор с А. Н. Сошниковым. Я поделился результатами своих
поездок в ЗакВО, ПрибВО и ТуркВО. Александр Николаевич и в этот раз внимательно
выслушал меня. Я понимал, что он располагает широкой информацией из войск о
фактическом состоянии дел в системе ПВО. Хотя А. Н. Сошников хорошо понимал
состояние, в котором оказались Войска ПВО страны, он был бессилен предпринять
что-либо существенное. Видимо внутри ЦК КПСС имелись свои дистанции и
интервалы. Я начал терять веру в былое представление о Центральном Комитете и
понимать, что мнение работников аппарата ЦК КПСС мало что значило для высшего
политического руководства. Там, как и повсюду в государстве, все решал и правил
один человек. Для меня с некоторых пор стало ослабевать высокое мнение о ЦК
КПСС, как органе управления партией и государством. Вместе с этим и товарищи из
аппарата ЦК КПСС в моих глазах утрачивали былой авторитет. Впоследствии, когда
один человек, возглавлявший ЦК КПСС, привел к гибели не только многомиллионную
партию, но и государство, видимо, и цэковцы поняли свое нулевое значение в
судьбоносных событиях и процессах в государстве.
Главком продолжал затягивать с докладом
министру обороны, нервничал, заметно сдал за последнее время. Причины тому
были. В последнее время участились случаи нарушения государственной границы и
режимов полетов. Генерал-полковник авиации В. Б. Бочков вылетел на Дальний
Восток для разбирательства неудачных действий дежурных сил против нарушителей с
авианосцев «Мидуэй» и «Энтерпрайз» (США). Выехал он туда после повторного
доклада из ДВО министру обороны, в которых содержались противоречивые сведения
о причинах несвоевременных действий дежурных сил. По линии ВВС докладывались
одни причины, по линии ПВО – другие.
24 апреля 1983 года неожиданно узнал о
смерти маршала авиации С. А. Красовского и штаб получил распоряжение от
коменданта Москвы о похоронах 25 апреля. Весть отозвалась болью. Не стало
человека, сыгравшего большую роль в моей судьбе. Я навсегда лишился
глубокоуважаемого, словно родного, человека. Теперь некого будет проведывать на
праздники, не от кого будет услышать мудрые слова. Немедленно еду в Монино. Там
с полковником В. К. Тихоненко включаюсь в организацию похорон. 25 апреля
Степана Акимовича похоронили на кладбище в Монино. Это было одно из самых
многолюдных прощаний, прощаний с человеком, так много сделавшим для своей
Отчизны и жителей Монинского гарнизона.
Генерал Романов лег в госпиталь. С 30 апреля
исполняю его обязанности. Идет подготовка к оперативному сбору в Главкомате,
назначенному на 16–20 мая. Дружно работают офицеры и генералы, что обеспечивает
проведение сбора на высоком уровне. На сборах я имел возможность познакомиться
со всеми командующими ПВО приграничных военных округов и групп войск.
Май, как всегда, приносит неприятности.
Войска потеряли два МиГ-31 в Мончегорске, а в конце месяца в Прибалтике был
угнан за границу на малой высоте гражданский самолет Ан-2. Расследовать
происшествие вылетел генерал-полковник Е. С. Юрасов.
С 30 мая по 1 июня я находился в полевой
поездке в Прибалтике и Белоруссии. Возглавлял поездку начальник Генерального
штаба маршал Н. В. Огарков. Снова встал вопрос об управлении ВВС и ПВО с
объединенного КП. Наша точка зрения известна. Мы считаем, что управление силами
должно объединяться не по признаку родов войск или видов Вооруженных Сил, а по
общности решаемых задач. Такой общей задачей для Войск ПВО и истребительной
авиации ВВС является уничтожение воздушного противника. Для ее эффективного
выполнения необходимо иметь единое управление силами ПВО с командного пункта
ПВО.
Наша сторона не возражает против того, что в
наиболее ответственные периоды операций на КП фронта могут создаваться
Объединенные центры боевого управления ВВС и ПВО (ОЦБУ ВВС и ПВО). Мы считаем
неправильным, что в мирное время ответственность за ПВО и управление всеми
дежурными силами возлагается на командующего ПВО, а с началом боевых действий
переходит к командующему ВВС и т.д. В таком духе я строил свой доклад на
случай, если бы проходило заслушивание мнений, но маршал внезапно изменил свой
план и доклад не состоялся. Мне пришлось докладывать на Друтеньском полигоне о
применении сил и средств войсковой ПВО по одной из вводных.
В конце июня в Прибалтике проходило крупное
исследовательское фронтовое учение. В нем принимала участие наша оперативная
группа под руководством Главкома. Главком докладывал министру обороны.
23–26 июня я с небольшой группой находился в
ЗакВО. Работали там по просьбе командующего войсками генерал-полковника О. Ф.
Кулишева. Командующий намерен был выйти к министру обороны с предложением о
создании в Закавказье армии ПВО. Мы поддержали его идею, хотя она противоречила
взглядам начальника Генштаба.
18 июля в 8 час. 20 мин. в служебном домике
на «Заре» Главком перед отъездом на учение «Гранит-83» (с ПВО СВД) подписал
доклад министру обороны. Доклад сразу же был отправлен министру и уже в полдень
был ему доложен.
20 июля состоялся разбор учения в
Прибалтике. Наши возвратились с него в хорошем настроении. В своем докладе
министр обороны разграничил ответственность за решение задач Военно-воздушными
силами и Войсками ПВО. Это должно было положить конец разговорам об объединении
ВВС и ПВО. Однако мы понимали, что предстоит приложить еще немало усилий до
основательного поворота событий в пользу Войск ПВО страны. Был сделан лишь
первый шаг в этом направлении.
Продолжалась повседневная деятельность
Главкомата и штаба. Беспокоили летные происшествия. Возникал извечный вопрос:
«В чем же причина высокой аварийности?» В большинстве случаев она зависела от
людей. Вспоминая свою службу в авиаполках, кроме многих известных факторов,
лежащих в основе безаварийности (высокой дисциплины, организованности,
соблюдения требований документов, регламентирующих летную службу), я придавал
большое значение роли командира звена. Авиазвено в полку является основной
ячейкой, в которой рождается боевой летчик и происходит становление будущего
авиационного командира более высокого ранга. Следовательно, командир звена
является той базовой фигурой, от которой зависит приобретение рядовым летчиком
необходимых навыков и качеств.
К сожалению, обстоятельства в большинстве
случаев складывались так, что в полках будущие командиры не успевали
закрепиться на должностях командиров звеньев. Это было обусловлено тем, что в
авиации ПВО на вооружении находилось очень много разных типов самолетов. Частое
переучивание с одного типа на другой приводило к беспрерывной текучести кадров.
Болезненнее всего это отражалось на командирах звеньев, которые, не успев
закрепиться и выработать в себе необходимые методические и командирские навыки,
назначались с повышением, что ни им самим, ни подчиненным летчикам не приносило
пользы. Новая техника для отдельных летчиков обеспечивала стремительные
возвышения по службе. Можно привести десятки и сотни примеров, когда от
командира звена до командира авиаполка люди продвигались за рекордно короткие
сроки, находясь на промежуточных должностях от нескольких месяцев до
полутора-двух лет.
Другой причиной аварийности являлось
положение инженерно-технического состава. Сложность авиатехники ограничивала
доступ к отдельным агрегатам и узлам самолета, которые оставались скрытыми от
глаз человека. Сравнительно быстрая сменяемость техники также не способствовала
закреплению знаний и навыков в обслуживании самолетного парка. Вышесказанное, в
первую очередь, относится к инженерно-техническому составу, обслуживающему
самолеты непосредственно при проведении полетов. Другая же группа инженеров и
техников была связана с обслуживанием самолетов в технических лабораториях. От
них требовался особый, более высокий уровень знаний самолета, хотя программа
обучения в авиаполках не дифференцировалась.
Уровень безопасности полетов зависит также
от методической подготовки и профессиональных качеств людей, занятых
организацией и управлением полетами, а также от степени оснащенности аэродрома
средствами обеспечения полетов. Это особый разговор, требующий времени. Я же
перечислил те факторы, которые, с моей точки зрения, оказывают большое влияние
на аварийность полетов. Авиакатастрофы всегда воспринимались с болью не только
Главнокомандующим и в Управлении авиации, но и всеми, кто в той или иной мере
связан с авиацией.
Наше правительство проявляло особую
озабоченность по поводу размещения в Европейских странах НАТО американских
баллистических ракет средней дальности. Предпринималось все возможное, чтобы не
допустить этого.
Заканчивался мой очередной отпуск. 1 сентября
1983 года в 10.00 мне позвонили на квартиру с ЦКП и проинформировали о
нарушении воздушных границ на Востоке страны «Боингом-747», сбитии нарушителя и
гибели его 240 пассажиров. Этот случай в очередной раз подтвердил недостатки в
управлении силами и средствами ПВО, которые были порождены новой оргструктурой.
Начался период разбирательства. Случай на Востоке заставил призадуматься
некоторых военных руководителей о состоянии Войск ПВО и на Западе. Их
одноэшелонное построение и двойственность подчинения вызывало сомнение в
правильности проведенной реорганизации.
6 октября у начальника Генштаба маршала Н.
В. Огаркова состоялось совещание военачальников по поводу доклада нашего
Главкома министру ВС о положении Войск ПВО. На совещании Главкома поддержали
начальник Главного политического управления генерал армии А. А. Епишев, Главком
Сухопутных войск маршал В. И. Петров и Главком Военно-Морского флота адмирал
флота Горшков. Поддержка мощная. Теперь стало легче. Обозначились наши
союзники. Маршал Н. В. Огарков готовил министру свои опровержения к докладу
Главкома, что не позволяло расслабляться Главкомату ВПВО, требовало принятия
срочных мер организационного и технического порядка для исправления
создавшегося неблагополучного положения, тем более что случай с «Боингом» на
Востоке позволял без особого труда американцам разобраться в слабостях нашей
системы ПВО.
Заканчивался учебный год. В Главкомате
проводилась разработка документов к новому учебному году, основу которых
составляли «Организационные указания». Они отрабатывались в боевой подготовке
войск под непосредственным руководством заместителя Главнокомандующего войсками
по боевой подготовке генерал-полковника А. Г. Смирнова. Естественно, в
отработке такого основополагающего документа принимали участие все рода войск и
службы. Приходилось и мне активно участвовать в его подготовке. Мне нравилось
работать с таким замечательным человеком, как генерал А. Г. Смирнов. Дружба с
ним началась еще со времен нашей совместной службы в Львовском корпусе ПВО.
Алексей Григорьевич – фронтовик, всегда готовый прийти на помощь, старший
товарищ и командир. Совместная работа с ним в Главкомате оставила самые
приятные воспоминания.
Генерал С. Ф. Романов ушел в очередной
отпуск, и мне часто приходилось общаться с Главкомом по делам службы,
интенсивность которых к концу года всегда возрастала – к разработке документов
прибавлялись итоговые проверки войск, подготовка подведения итогов в Главкомате
и т.п.
28 октября состоялось подведение итогов в
Министерстве обороны. Для нас этот день оказался тяжелым, так как министр
обороны обвинил Главкома в плохом состоянии Войск ПВО. Мы поняли, что пока
нынешнее руководство у власти, отступлений от решения 1980 года не будет.
11 ноября состоялся Единый политдень
Центрального аппарата МО СССР в ЦТСА. С докладом на тему «Задачи Вооруженных
Сил, вытекающие из заявления Генерального секретаря ЦК КПСС Председателя
Президиума Верховного Совета СССР Ю. В. Андропова» выступил министр обороны Д.
Ф. Устинов. Мне довелось присутствовать на нем. Аналогичный политдень
рекомендовалось провести во всех Главкоматах и войсках. Так началась новая
форма политобучения в ВС СССР. Не помню точно, сколько лет она просуществовала,
но то была очередная попытка привлечь личный состав к политучебе, интерес к
которой явно притуплялся. Это была самая непопулярная в армии учеба по бездарно
составленной программе. Из года в год долдонили одно и то же. Люди просто
упражнялись в схоластике и впустую тратили драгоценное время. Не могу забыть,
как на один из семинаров в группе марксистско-ленинской подготовки руководящего
состава Главкомата в 1991 году был вынесен вопрос о возрастающей роли КПСС на
современном этапе. И это в то время, когда партия сама начала раскалываться,
разрушаться, когда даже в армейских парторганизациях прекращалось проведение
партийных собраний. О какой руководящей роли КПСС можно было говорить в то
время! И все же это не смутило руководителя семинара и некоторых его
участников. Так было зачастую на подобных занятиях. Лишь бы говорить, о чем
попало. Разве это учеба?!
В конце ноября завершилось обучение сирийцев
на зенитно-ракетных комплексах С-200. На самолетах Ил-76 сирийцы были
отправлены в Дамаск. Для передачи ЗРК в САР выехала группа офицеров ПВО во
главе с заместителем Главкома генерал-полковником авиации Борисом Викторовичем
Бочковым, бывшим командующим МО ПВО. С ним вместе мы немало потрудились. Его
поездки в САР были плодотворными. Правда, у Главкома генерал Б. В. Бочков не
пользовался большим авторитетом. Что-то мешало их нормальным взаимоотношениям.
Борис Викторович не обладал высокой личной организованностью в работе, но
ответственности за выполнение полученного задания у него не отнять. Возвращаясь
из САР, он всегда просил меня помочь составить отчет о своей поездке. Видимо,
он обращался ко мне с такой просьбой потому, что я вел записи событий в САР, в
том числе делал заметки и о днях пребывания там групп генералов Е. С. Юрасова и
Б. В. Бочкова. Когда потребовалось написать на них представления к наградам, я
сделал это на основании своих записей. Они были удивлены точностью отражения в
наградных листах их деятельности. Оба были награждены орденами Боевого Красного
Знамени. С Борисом Викторовичем мы расстались в 1987 году после пролета Руста.
Вскоре он умер.
Обучением сирийцев и поставкой им ЗРК С-200
завершилась основная фаза выполнения задания войсками ПВО. Развернутые на
позициях в Сирии два ЗРП С-200 сыграли свою положительную роль в прекращении
безнаказанных полетов самолетов радиолокационного дозора и наведения США типа
«АВАКС» вблизи территории САР.
В процессе моей работы я привлекался к
участию в решении самых разнообразных задач. Входил в состав нескольких
комиссий Генерального штаба от нашего вида вооруженных сил. Приходилось
принимать участие в различных совещаниях Гостехкомиссии, ГОУ Генштаба, читать
лекции по вопросам ПВО в академии Генерального штаба, делать доклады на
конференциях и совещаниях, посвященных разработкам и написанию новых «Основ
ведения операций ВС СССР». Работа была интересной и поглощала все мое время. Не
обходилось и без разочарований. В то время в Генеральном штабе большую роль
играли два человека, приближенных к маршалу Н. В. Огаркову – генерал-полковник
М. М. Гареев и генерал-полковник А. А. Данилевич – главный теоретик Вооруженных
сил. В Центральном аппарате и в Главкоматах видов Вооруженных Сил их считали
основными идеологами и проводниками идей начальника Генштаба. Во всяком случае,
других ярко выраженных «талантов» не замечалось. Конкретно генерал Данилевич
был непосредственно ответственным за написание всех трех частей «Основ ведения
операций». Писались они свыше 15 лет, но мне так и не пришлось их увидеть, так
как дальше «проектов» их степень готовности не поднималась. А сколько всякий
раз возникало споров, когда мы представляли тексты, отработанные в Главкомате для
размещения их по главам, посвященным действиям Войск ПВО. Наши тексты
принимались крайне редко, а если и проходили вначале, то после редакции в
группе написания теряли заложенный в них смысл. Все это и являлось причиной
многих споров.
Заканчивался 1983 год. Руководство КПСС
предпринимало усилия, чтобы поправить тяжелое экономическое положение.
Проходили Пленумы ЦК КПСС, принимались соответствующие решения, но проводить в
жизнь их так и не удавалось. Генеральный секретарь ЦК КПСС Ю. В. Андропов, на
которого возлагались большие надежды, хотя и сделал «первые» шаги по наведению
порядка, был безнадежно болен. Обострялась борьба за мир, возрастала опасность
войны.
Для меня этот год был годом напряженного
повседневного труда, участия в борьбе за восстановление оргструктуры войск ПВО
страны, приобретения хорошего опыта в выполнении обязанностей начальника
Главного штаба, годом дальнейшего сближения с Главкомом и его заместителями,
тесного контакта в работе с Главным оперативным управлением Генерального штаба,
решения задачи, связанной с усилением ПВО САР, совместно с генералом К. С.
Бабенко, а также годом самого приятного общения с Александром Васильевичем
Федотовым.
В последний декабрьский день уходящего года,
я, как обычно, задавал себе вопрос: «С чем придет и что принесет Новый год?»
1984 год. Год многих утрат и напряженного труда
Год начался в условиях неудержимой гонки
вооружений, вызванной размещением в странах НАТО в Европе БР «Першинг»,
увеличением арсенала ядерного оружия, наращиванием средств его доставки к
целям.
На вооружении армии США появилось
высокоточное оружие, более эффективные средства разведки, радиоэлектронной
борьбы и управления. Все настойчивей проводились идеи милитаризации космоса по
программе СОИ. Военная опасность для СССР нарастала.
Все это требовало от Советского
правительства принятия ответных мер защиты, в том числе сохранения
стратегического паритета, придания способности Вооруженным Силам к нанесению
ответного удара возмездия, как сдерживающего фактора от развязывания новой войны.
Складывалось мнение, что дипломаты уступили приоритет в вопросах обеспечения
безопасности государства военным.
В январе мне пришлось принять участие в
Оперативном сборе северного объединения ПВО в Архангельске. Это была моя первая
поездка на Север и знакомство с 6 ОА ПВО.
В начале февраля начальник Главного штаба
лег в госпиталь. Штаб был занят подготовкой к Оперативному сбору с военной
игрой. Обстоятельства требовали частого общения с Главкомом. Стараюсь не
нарушать ритм работы штаба, своевременно докладываю и подписываю у Главкома
необходимые документы, чтобы не нарушить также работу управлений родов войск и
служб.
6 февраля в соответствии с планом начался
Оперативный сбор руководства Войск ПВО. Первые два дня теоретические занятия. С
лекциями по оперативному искусству и тактике применения войск выступили
Главком, командующие родами, начальник разведки. Участниками сборов были даны
оценки современного противника, своих сил, сделаны ценные выводы и предложения.
В последующие трое суток проводилась военная игра. 10 февраля, последний день
сборов, был омрачен известием о смерти Генерального секретаря ЦК КПСС Ю. В.
Андропова. Главком (и. о. генерал Е. С. Юрасов) был вызван к 15 часам к
министру обороны для получения указаний по похоронам. Он возвратился к 17.30 и
сообщил нам дату прощания и похорон Ю. В. Андропова.
13 февраля состоялся Пленум ЦК КПСС, на
котором Генеральным секретарем был избран К. У. Черненко. 14 февраля состоялись
похороны Ю. В. Андропова. Траурный митинг открывал К. У. Черненко.
17 февраля ночью умер маршал Советского
Союза Павел Федорович Батицкий. Похороны назначались на 21 февраля.
Председателем комиссии министр обороны назначил маршала В. Г. Куликова, его
заместителем – маршала авиации А. И. Колдунова. Главком определил меня своим помощником.
С утра начались хлопоты по организации похорон. Вспоминал свои встречи с
маршалом Батицким. Каждая из них оставила неизгладимый след. Кончилась большая
светлая жизнь человека, так много сделавшего для создания системы ПВО страны.
19 февраля утром узнаю от дежурного генерала
ЦКП о том, что в «Красной Звезде» объявлено о прощании с маршалом Батицким не
21 февраля (вторник), а 20 февраля (понедельник). Положение осложнялось тем,
что в субботу и воскресенье в Москве не с кем решать вопросы, касающиеся
организации похорон. Срочно докладываю Главкому, принимаем меры. С большими
усилиями улаживаем все вопросы. 21 февраля состоялись похороны маршала П. Ф.
Батицкого на Новодевичьем кладбище. Претензий к организации комиссией прощания
и похорон маршала не было.
В понедельник 27 февраля вышел на службу С.
Ф. Романов. Со здоровьем у него явно не ладилось. Стало известно о его
перемещении по службе на должность Главного Военного советника в ННА в ГДР. Его
преемником должен был стать генерал-полковник авиации И. М. Мальцев, на
которого в срочном порядке начали оформлять документы. По поводу назначения
генерала И. М. Мальцева на этот пост у меня были свои соображения. До этого
Игорь Михайлович на штабных должностях не служил, если не считать
непродолжительного пребывания в должности первого заместителя начальника
Главного штаба, с которой он ушел с большим желанием на должность первого
заместителя Главкома по ПВО стран Варшавского Договора. Последние годы его
работа проходила без особых контактов с Главным штабом.
Однажды в разговоре со мною Главком
поделился тем, что он ходатайствовал перед министром о моем назначении на
должность начальника Главного штаба, но министр не согласился и остановил свой
выбор на генерале Мальцеве.
В марте я с небольшой группой хорошо
подготовленных офицеров Главного штаба побывал в Прибалтийском и Прикарпатском
военных округах для оказания помощи в организации управления силами и
средствами ПВО с объединенных КП ВВС и ПВО.
По-разному обстояли дела в округах. Так, в
Прибалтийском военном округе, в командование которым вступил генерал-лейтенант
А.В. Бетехтин (вместо генерал-полковника С. И. Постникова), у командующего еще
не было определенной точки зрения на управление с Объединенного КП ВВС и ПВО. В
округе фактически не было создано объединенного КП для проведения исследований,
как требовал приказ МО СССР 1984 года. Долго пришлось приходить к общему
пониманию и единому взгляду. Тяжело было разобраться в вопросе старшинства на
объединенном КП ВВС и ПВО. Сложности понимания тонкостей в управлении с ОКП
заключались в различии задач, возлагаемых на силы и средства ПВО и ВВС. Наша
группа работала в тесном контакте с такой же группой из Главного штаба ВВС,
которую возглавлял начальник Оперативного управления ГШ ВВС генерал-лейтенант
авиации А. Е. Поздняков. В ее составе были хорошо знакомые мне генералы Л. М.
Червяков, А. П. Рощин, В. А. Соколов.
В Прикарпатском военном округе группы
работали в том же составе. Дважды встречались с командующим войсками округа
генералом армии В.А. Беликовым и начальником штаба П. И. Гусевым. Здесь были
свои идеи и взгляды по вопросам управления ПВО и ВВС. На первый план тут
выдвигалась идея КП ПВО и ВВС с их объединением на определенных этапах
операций.
Возвращались мы из поездки с мрачными
мыслями о разрыве когда-то единой системы ПВО на отдельные клочки и
бесцеремонном захвате ВВС защищенных командных пунктов Войск ПВО страны. Итоги
нашей совместной работы с ВВС мы изложили в общем докладе на имя начальника ГОУ
Генерального штаба генерала армии Варенникова, предварительно доложив обо всем
своим Главкомам.
В период с 29 марта по 5 апреля 1984 года
мне пришлось выехать на учения в 8-ую ОА ПВО и побывать в войсковых частях и
соединениях в Крымске, Туапсе, Новороссийске, Краматорске, Харькове, Киеве,
Ростове. В этот раз я познакомился с новым командиром 12-го к ПВО
генерал-майором авиации Николаем Лукичем Кременчуком, сменившим генерала В. И.
Дикушина, который был назначен заместителем начальника Главного штаба,
начальником ВКП ПВО «Запад» в Минске.
Гибель Александра Васильевича Федотова
Это ошеломляющее известие застало меня в
Ростове. Печальную весть сообщила жена по телефону 4 апреля в 23 часа 30 минут.
Александр Васильевич погиб вместе с испытателем Валерием Сергеевичем Зайцевым
на самолете МиГ-31 в районе аэродрома Жуковский.
Последний раз мы видались с Сашей 25 марта,
когда они с женой Галей и дочуркой Аллочкой приезжали к нам в «Зарю», чтобы
поздравить меня с днем рождения. Тогда же мы условились о встрече в воскресенье
7 апреля. Но этот день стал днем похорон нашего незабвенного друга, отважного
летчика, сравнимого лишь с летчиком-испытателем В. П. Чкаловым.
5 апреля я уже был дома у Саши. Прощались с
Александром Васильевичем 7 апреля в Жуковском, где и похоронили его со всеми
почестями, которых удостаиваются лучшие сыны Отечества. Жуковский – город
авиаторов, и, наверное, не было ни одной семьи, которая не приняла бы участия в
прощании с А. В. Федотовым. Организаторами похорон были власти города и
руководители конструкторского бюро им. А. И. Микояна во главе с Генеральным
конструктором Ростиславом Аполоссовичем Беляковым и его заместителем Георгием
Александровичем Седовым. На похороны Саши съехались все его друзья по
Сталинградской спецшколе ВВС, летчики-испытатели, товарищи из ВВС, ПВО и
авиапромышленности.
Перед началом траурного митинга над площадью
пронесся на малой высоте МиГ-23, пилотируемый испытателем Авиардом Фастовцом.
Фирма им. А. И. Микояна, не имевшая потерь 14 лет, провожала в последний путь
выдающегося летчика, давшего путевку в жизнь многим современным
самолетам-истребителям, установившего 18 мировых авиационных рекордов скорости,
высоты, скороподъемности, обладателя Большой золотой медали, Героя Советского
Союза, заслуженного летчика, лауреата Ленинской премии, генерал-майора авиации.
Похоронили Александра Васильевича и его друга Валерия Сергеевича Зайцева на
кладбище в Жуковском, где нашли свой покой десятки других пилотов.
Саши не стало. Не увидим больше своего
жизнерадостного друга, его мужественного красивого лица, не услышим его приятного
голоса, не проведем вместе за столом веселой встречи, не сможем больше
понаблюдать за его энергичными движениями, увлекательными рассказами, не ощутим
больше его тепла и внимания. За жизнь Саши мы постоянно беспокоились. Теперь
некого уговаривать, чтобы сменил работу на безопасную. Ежегодно 4 апреля на
могиле Александра Васильевича встречаются его друзья и товарищи.
9 апреля в должность начальника Главного
штаба вступил генерал И. М. Мальцев. 13 апреля мы проводили к новому месту
службы генерал-полковника С. Ф. Романова, а 18 мая узнали печальную весть о его
кончине в ГДР.
Празднование Первомая
Как правило, на праздники 1 мая и 7 ноября я
получал пригласительный билет на Красную площадь. Иногда удавалось получить
билет и на жену. Если жена отказывалась, я брал с собой сына или одного из
внуков. На этот раз были на площади с Тамарой. День с утра выдался солнечный,
теплый. Москва, и особенно Красная площадь, выглядели очень красиво. Обычно на
автомобиле мы доезжали до Москворецкого моста по пропуску, дальше продолжали
пешеходный путь до назначенных трибун. Трибуна для военных нашего ранга
отводилась правее Мавзолея и представляла собой площадку из деревянных щитов.
Рядом, ближе к Мавзолею, такая же площадка для военных атташе. На нашей
площадке, или «трибуне Б», происходили встречи со знакомыми. Здесь мы имели
возможность поздравить друг друга и пообщаться, вместе наблюдали за
демонстрацией и теми высокопоставленными чинами, которые находились на трибуне
Мавзолея, где до 1986 года правое крыло занималось военными. С 1986 года
Горбачев не пожелал, чтобы военачальники находились рядом с ним, и отвел им
место на правом выступе Мавзолея, оставив наверху лишь одного министра обороны.
Трибуны заполнялись с 8.00 до 10.00. Мне нравилось находиться среди празднично настроенной
публики, видеть колонны демонстрантов трудовой столицы.
На этот раз правительство на Мавзолее
возглавлял К.У. Черненко, а Вооруженные Силы – министр обороны Маршал
Советского Союза Д.Ф. Устинов. В процессе демонстрации начальник Генерального
штаба Маршал Советского Союза Н. В. Огарков сошел с Мавзолея, чтобы обойти
площадку с военными атташе, поздороваться с ними и принять их поздравления. Тут
же находились и военачальники Советских Вооруженных Сил рангом повыше нашего, с
которыми обменивался рукопожатиями начальник Генерального штаба. После
окончания демонстрации мы возвратились к себе в «Зарю», где продолжили отдых.
Так проходили первомайские праздники,
оставлявшие каждый раз чувство гордости за свой трудовой народ, его Вооруженные
Силы и вселявшие уверенность в светлое будущее.
В конце мая проводилось крупное совместное
учение по ПВО в рамках армий стран Варшавского Договора. Мне было приказано
возглавить управление учением с ВКП «Запад» в Минске. От ВВС был назначен на
учения зам. начальника Главного штаба ВВС генерал-полковник авиации И. Д.
Гайдаенко. В его функции входило управление «нападающей» авиацией, которая
выделялась из состава ВВС. Мы были хорошо знакомы с генералом Гайдаенко. Он
фронтовик, летчик-североморец. Нам удалось обеспечить успешное проведение
учений, несмотря на очень сложную погоду.
В Минске в процессе учений я смог пообщаться
со своим старым другом генералом В. И. Дикушиным, ближе познакомиться с
командующим ПВО БелВО генерал-лейтенантом И. Ю. Малковым. Встретились и с генералом
Е. В. Абрамовым, который командовал МВИЗРУ. А вместе с генералом И. Д.
Гайдаенко повстречались с нашим общим знакомым генерал-лейтенантом в запасе И.
С. Трофимовым.
Разбор учения проводился Главкомом Войск ПВО
26 мая в Праге, где мне пришлось быть впервые.
В Главном штабе новый начальник набирал
силу. Неудачным оказалось назначение на должность начальника Оперативного
управления генерал-майора Александра Алексеевича Пахомова. При многих его
положительных качествах эта должность была ему явно не по плечу. Александр
Алексеевич никогда до этого не служил на штабных должностях, и справиться с той
сложной работой, которая ложится на плечи начопера, не смог. Я старался
всячески помочь ему, но вскоре пришлось убедиться в бесполезности таких
попыток. Нужно было подыскивать новую кандидатуру. Тем более что и Главком не
воспринимал генерала Пахомова как полноценного начопера.
Главкомат был занят подготовкой очередного
стратегического КШУ «Запад-84». Оно прошло в середине июля, и 17 июля состоялся
его разбор. По результатам всех предыдущих учений мы ощущали ошибочность
реформирования Войск ПВО, так было и в этот раз.
Проводилась подготовка к очередным учениям в
ПрибВО и ПрикВО, к завершающему периоду исследований вопросов управления с ОКП
ВВС и ПВО. В Генеральном штабе перед выездом на учения был проведен инструктаж
генерал-полковником М. А. Гареевым, слывшим в то время непререкаемым
авторитетом в генштабовских кругах. На совещании у генерала Гареева я выступил
с изложением точки зрения по рассматриваемым вопросам Главкомата Войск ПВО. Мое
выступление, в котором отрицались взгляды руководства учения, разочаровало
генерала Гареева. Совещание проходило бурно. В итоге нам были розданы тезисы
будущих докладов, которые нужно было представить по окончании учений. В них
заведомо делался вывод о целесообразности организации управления силами и
средствами ПВО и ВВС с объединенного командного пункта. Я был категорически не
согласен с таким методом. Мы вновь поспорили с генералом Гареевым. На его
вопрос: «Почему же в других государствах ВВС и ПВО объединены в один вид
вооруженных сил, а у нас они разделены?» Я ответил: «Мы не должны следовать
примерам тех государств. Не они, а Советский Союз находится в кольце окружения
мощных группировок средств воздушного нападения, насчитывающих на сегодня 36
тысяч боевых самолетов и ракет. Поэтому нам в первую очередь необходима сильная
система ПВО».
Гареев: «У нас же наступательная доктрина».
Я: «Да, доктрина наступательная, но прежде
чем начать наступать, нужно отразить мощный удар средств воздушно-космического
нападения, сохранить силы для наступления».
Гареев: «Тогда почему допустили, что разная
техника в ВВС и ПВО?»
Я: «Не следует считать, что те люди, кто
создавал технику, были глупее нас с Вами. Видимо, они исходили из конкретных
условий и реальных возможностей и поступали правильно».
Генерал Гареев пригрозил лишить пропусков в
Генштаб тех, кто не выполнит его указаний по предоставлению угодных для
министра обороны выводов по исследовательскому учению. Я ответил ему, что в
этом случае найду, куда обратиться. Так мы и разошлись в тот день после
двухчасового совещания и резких объяснений. Я понимал, что теперь наши
отношения обострятся до предела.
А подготовка к докладу нашего Главкома на
коллегии Министерства обороны продолжалась. В этот день я побывал с целью
согласования проекта постановления коллегии у Главкома ВВС Главного маршала
авиации П. С. Кутахова, у генерала армии И. Н. Шкадова и у замещавшего
Заместителя министра обороны по вооружению генерал-полковника С. Ф. Колосова.
После согласования с ними проект был передан для окончательного рассмотрения в
ГОУ ГШ.
На учениях в ПрибВО на основе здравого
подхода, ожесточенных дискуссий, обмена мнениями, а главное, анализа
практических действий, пришли к объективному выводу о нецелесообразности
объединения управления ВВС и ПВО. Отчитавшись перед Главкомом за исследования
на учениях и выполнив его указания по доработке доклада на коллегии, я получил
разрешение уйти в очередной отпуск за 1984 год, который планировал провести в
санатории Войск ПВО в Гудаутах. Главком ушел в отпуск несколькими днями раньше.
За время моего отпуска в Вооруженных Силах
произошел ряд существенных событий. Маршал Н. В. Огарков был освобожден от
должности начальника Генерального штаба. На эту должность был назначен Маршал
Советского Союза С. Ф. Ахромеев. Были образованы Ставки Главнокомандований на
Западе, Юго-Западе и Юге. Проводилась новая расстановка кадров.
Закончилось неограниченное влияние маршала
Н. В. Огаркова на министра обороны, его «неутомимая» деятельность по
реорганизации Вооруженных Сил. Семь лет было затрачено на перестройку в
Вооруженных Силах, а вперед мы так и не продвинулись. Вооруженные Силы завязли
в бесконечных оргмероприятиях, отработке основополагающих документов по
стратегии и оперативному искусству. Армия перешла на существование по проектам,
которые постоянно изменялись, снижали авторитет документа, ответственность за
строгое соблюдение его требований.
Перестройка в Вооруженных Силах, затеянная
узким кругом лиц и не приведшая к положительным результатам в силу того, что не
была предварительно проработана и научно обоснована, провалена. Видимо, были
основания так же настороженно воспринять сообщение о перестройке, начатой в
1985 году в государстве. Ее печальные итоги всем известны. Государство, как и
Вооруженные Силы, будет заведено в тупик, и начнется процесс его разрушения. 16
сентября я возвратился из Гудаут и по договоренности с генералом И. М.
Мальцевым продолжал свой отпуск до 1 октября. Закончив отпуска, я сразу
включился в работу по подготовке оргуказаний на новый учебный год, подготовке
доклада Главкома на подведение итогов за проходящий учебный год (новый учебный
год в Вооруженных Силах в то время начинался с 1 декабря, итоги подводились в
конце октября, ноябрь отводился на подготовку к организации занятий в новом
учебном году).
У Главкома улучшилось настроение.
Поговаривали о присвоении ему к ноябрьским праздникам очередного воинского
звания. К Войскам ПВО, после смены начальников, изменилось отношение Генштаба в
лучшую сторону. Снизился «наступательный дух» на ПВО у любителей поживиться за
счет чужого и у всякого рода новаторов идей.
30 октября 1984 года мы узнали о присвоении
Александру Ивановичу Колдунову звания Главного маршала авиации. Сам он в это
время находился в пути во главе делегации, направлявшейся в Алжир. В Войсках
ПВО по этому случаю было много радости. Поздравили Главкома на аэродроме
Чкаловский 3 ноября, после возвращения его из Алжира, все члены Военного совета
и начальники родов войск и управлений. В это же время были присвоены звания
генерал-полковника А. И. Хюпенену, генерал-лейтенанта авиации В. Ф. Сибирцеву и
генеральские звания В. П. Шаброву и В. Г. Лузану.
Прошли ноябрьские праздники. Генерал И. М.
Мальцев ушел в отпуск, я остался исполнять его обязанности. В ноябре у нас в
гостях побывал генерал-лейтенант К. С. Бабенко с супругой Зинаидой Михайловной.
Они возвратились из САР, где прожили около четырех лет. Почти два года нам
пришлось поработать в тесном контакте с Константином Степановичем при проведении
операции «К...-2». Мы легко понимали друг друга и быстро находили оптимальные
решения. Основным средством нашего общения являлась непрерывно действующая
спутниковая связь. При встрече нам было о чем вспомнить и поговорить.
За операцию «К...-2» представили к
награждению многих офицеров. Значилась в списках и моя фамилия, однако при
рассмотрении в ЦК меня исключили.
Ноябрь и декабрь, время моего временного
исполнения должности начальника ГШ, было слишком беспокойным. Пришлось около 15
раз бывать у маршалов Ахромеева, Куликова и больше всего по неприятным делам,
чрезвычайным происшествиям, связанными с нарушениями государственной границы,
пожарами и прочими случаями, а также по вопросам организации и проведения
учений.
3 декабря умер Главком ВВС Главный маршал
авиации П. С. Кутахов, почувствовавший себя плохо 28 ноября. С конца октября
болел министр обороны, его обязанности исполнял Маршал Советского Союза С. Л.
Соколов. Было ясно, что маршал Устинов по состоянию здоровья не сможет больше
возглавлять Министерство обороны.
15 декабря у маршала С. Л. Соколова
состоялось совещание, на котором выступил наш Главнокомандующий по наболевшему
вопросу о прекращении реорганизации Войск ПВО и возвращении их к прежним
принципам организации и построения. На совещании я был вместе с Главкомом.
Маршал С. Л. Соколов отдал распоряжение начальнику Генерального штаба и
Главкому о подготовке предложений по организационной структуре войск и системы
ПВО.
21 декабря приступил к своим обязанностям
генерал И. М. Мальцев. А утром 20 декабря я доложил Главкому, что моя
деятельность в качестве и.о. НГШ закончилась. Главком сказал мне: «Ты хорошо
работал, спасибо». Действительно, это был сложный период для меня и всех
операторов Главного штаба.
21 декабря в 19 часов скончался министр обороны
маршал Советского Союза Д. Ф. Устинов. В это время сильно болел начальник
Главного политического управления А. А. Епишев, а днем раньше кончины министра
обороны умер первый заместитель Епишева генерал-полковник Соболев.
1985 год. Восстановление оргструктуры войск ПВО
Характер моей работы оставался прежним.
Главными заботами были перспектива оргструктуры войск и совершенствование
построения системы ПВО. 8 января состоялась встреча Главкома с начальником
Генерального штаба по этим вопросам. Александр Иванович поделился со мною
содержанием беседы с маршалом С. Ф. Ахромеевым и сказал: «Впервые нас стали
слушать». Теперь предстоял его доклад на коллегии Министерства обороны.
15 января Главком подписал доклад на имя
министра обороны, который по своему значению для Войск ПВО явился исторической
вехой. В нем были изложены предложения по перспективам развития войск.
В конце января – начале февраля в
Министерстве обороны произошли существенные перестановки среди высшего
руководства. Первым заместителем министра обороны был назначен Маршал
Советского Союза Василий Иванович Петров, немногословный, сосредоточенный,
всегда ясно и четко излагающий свои мысли. Место Главкома Сухопутных войск
занял генерал армии Е.Ф. Ивановский, Главкомом ВВС стал маршал авиации А. Н.
Ефимов, начальником Главного штаба ВВС вместо маршала авиации Г. П. Скорикова –
генерал-полковник авиации В. Е. Панькин, мой сокурсник по ВКА ВВС.
На 24 февраля были назначены выборы в
Верховный Совет, событие для страны и Вооруженных Сил в то время немаловажное.
Кандидаты в депутаты из числа членов и кандидатов в Члены Политбюро выступали с
предвыборными речами перед народом. Их выступления передавались по телевидению
и транслировались по радио. 22 февраля по телевидению должен был выступить К.
У. Черненко, однако сам он это сделать не смог «по рекомендации врачей», и его
обращение, почему-то названное речью, было зачитано. Стало ясно, что Генсек
безнадежно болен. После смерти Ленина и Сталина болезни генеральных секретарей
и членов политбюро, как правило, скрывались от народа. Зачем и по чьей
инициативе это делалось, до сих пор неизвестно. Вообще смерть некоторых видных
деятелей государства в начале 80-х годов носила таинственный характер. Несмотря
на это, народ все равно догадывался об их немощном состоянии. Чем больше
телевидение и пресса изощрялись в сокрытиях истинного положения, тем яснее
можно было понять, в чем дело.
О заболевании видного деятеля партии и
государства можно было догадаться по исчезновению его с экранов телевизоров,
газет, журналов, чрезмерному восхвалению его личности, увеличению числа
обращений, интервью с корреспондентами. Создавалась видимость кипучей
деятельности обреченного на смерть человека. Например, Д. Ф. Устинов уже умер,
а по радио передавали о выдвижении его кандидатом в депутаты. Примерно то же
происходило и вокруг К. У. Черненко, которого в день выборов показали еле
живого, но голосующего.
11 марта К. У. Черненко умер. Сообщение о его смерти было воспринято спокойно,
как закономерное явление. Видно, всем надоели престарелые и больные лидеры, их
частая смена.
В тот же день народ узнал своего нового
«вождя» Михаила Горбачева, восхождение которого проходило при загадочных
обстоятельствах. Его пребывание у власти ознаменуется коварным предательством,
разрушением КПСС и Советского Союза.
16 марта, суббота. Состоялась коллегия по
нашему вопросу. Выступил Главком. В Главкомате все с нетерпением ждали
результатов. К 14 часам узнали радостную весть – Главкома единодушно поддержали
члены военной коллегии. Министр обороны Маршал Советского Союза Соколов дал
указания конкретно проработать предложения по восстановлению оргструктуры Войск
ПВО для доклада на Совете обороны. Наша длительная и тяжелая борьба увенчалась
успехом. Я гордился своим причастием к восстановлению Войск ПВО. На очереди
стояла задача их излечения от полученных «травм» за годы реформирования.
Я думал о нелегкой доле, которая выпала в
эти годы нашему Главкому Александру Ивановичу Колдунову. Находясь рядом с ним,
я видел колоссальную работу, проделанную им, чтобы вырвать войска из полосы
«затмения», попавшие туда по воле Н. В. Огаркова. Сколько пришлось пережить
Александру Ивановичу унижений и обид ради общего дела. К счастью для Войск ПВО,
он не был сломлен, проявил исключительную стойкость и мужество в неравной и длительной
борьбе, отстаивая интересы противовоздушной обороны страны. Главком и в мирные
годы подтвердил свои качества дважды Героя Советского Союза.
Нужно отдать должное в этой борьбе и
начальнику Политуправления Войск, члену Военного совета генерал-полковнику С.
А. Бобылеву, который был твердым сторонником Александра Ивановича. Дружба и
согласие между двумя руководителями во многом способствовали успеху.
Невольно думал и о маршале Н. В. Огаркове,
затеянных им многочисленных реформах в Вооруженных Силах, которые проводились в
направлении усиления и без того громадных Сухопутных войск. Используя
неограниченное доверие министра обороны, он претворял в жизнь многие ущербные
для Вооруженных Сил решения. Его всякого рода «новшества» проигрывались на
учениях по заблаговременно заложенному беспроигрышному алгоритму. Маршал
искусно расставлял и выращивал угодные ему кадры, завоевывая тем самым себе
союзников. Невольно возникал вопрос, как такое могло происходить. Налицо был
пример неограниченной власти двух лиц и негативность ее последствий.
Хотелось, чтобы новые руководители изменили
положение в государстве к лучшему.
В период 18–22 марта в Главкомате проводился
Оперативный сбор руководящего состава. Все участники радовались доброй вести о
предстоящих переменах. Для детальной проработки вопросов восстановления
объединений ПВО 6 апреля Главком принял решение направить в места
предполагаемых развертываний управлений армий и округов ПВО рекогносцировочные
группы. Одну из групп для поездки в Баку и Ташкент приказано было возглавить
мне. Группу, направлявшуюся в Ленинград и Минск, возглавил генерал Б. В.
Бочков.
Поездки групп состоялись, и 13 апреля мы с
генералом Бочковым доложили Главкому о результатах рекогносцировки. После
доклада Главком приказал мне не позже 15–16 апреля вылететь с той же целью в
Хабаровск.
Итоги работы обеих групп сводились к тому,
что развертывание управлений объединений ПВО в прежних местах их дислокации до
1980 года вполне возможно. Серьезное сопротивление этому решению можно было
ожидать в Баку, где на служебных фондах бывшего округа ПВО обосновалась Ставка
Главнокомандования Южного направления. Общей, наиболее сложной для всех мест
предполагаемой дислокации управлений, стала проблема обеспечения офицерского
состава квартирами. По интересовавшим нас вопросам я встречался в Ташкенте с
начальником штаба ТуркВО генерал-лейтенантом Ю. А. Гусевым, командующим ПВО
округа полковником В. А. Цивашевым и его начальником штаба генерал-майором О.
В. Погребцовым. В Баку переговоры велись с начальником штаба Ставки
генерал-лейтенантом В. М. Кожбахтеевым с участием командующего ПВО генерала В.
П. Синицына. Поездка на Восток проходила в период с 16 по 19 апреля. Это
задание было посложнее, и группа по составу включала 20 человек. Предстояли
встречи с Главкомом войск Дальнего Востока генералом армии И. М. Третьяком,
командующим войсками ДВО генералом армии Д. Т. Язовым и др. Нужно было побывать
на КП почти всех соединений ПВО, сделать прикидочную оценку состояния боевого
управления. Дальневосточный округ имел некоторую особенность. При передаче ему
ОА ПВО в 1980 году была максимально сохранена структура управления силами и
средствами ПВО. Управление ими осуществлялось централизовано с КП бывшей
отдельной армии ее прежним командующим генерал-лейтенантом Н. И. Чукариным.
Отличие заключалось в том, что теперь у командующего ПВО сил и средств на
боевом управлении прибавилось за счет окружных соединений и частей ПВО, а штат
личного состава управления значительно уменьшился.
В новых проработках Главного штаба по организации
ПВО в приграничных районах возникло предложение сформировать на Дальнем Востоке
управление округа ПВО с дислокацией в Хабаровске. Предстоял трудный разговор по
этому вопросу с Главкомом войск ДВ генералом армии И. М. Третьяком. Положение
осложнялось еще и тем, что наш выезд в войска осуществлялся без прямых указаний
из Генштаба. Со мною был лишь план, утвержденный маршалом С. Ф. Ахромеевым с
пунктом о проведении рекогносцировки.
На второй день после прибытия в Хабаровск в
7 час. 45 мин. мы с генералом Н. И. Чукариным встретились в штабе округа и
вместе явились на доклад к командующему войсками округа генералу армии Д. Т.
Язову. Я представился командующему и изложил ему цель приезда. Командующий
выслушал нас и порекомендовал обязательно встретиться и доложить Главкому
генералу армии И. М. Третьяку. Он тут же связался с Главкомом по телефону и
получил согласие на встречу с нами. В это время генерал И. М. Третьяк находился
на юге края в Воздвиженске. Генерал Язов направлялся своим самолетом на аэродром
Хвалынка для контроля за ходом подготовки к приему корейской авиаэскадрильи с
дружественным визитом и предложил нам с Чукариным лететь вместе с ним. В салоне
самолета Ту-134 наша беседа по перспективе развертывания управления округа ПВО
продолжалась. В беседе принимал участие и командующий авиацией округа
генерал-лейтенант авиации В. С. Буланкин. У меня складывалось впечатление, что
командующий поддерживает идею создания округа ПВО на Дальнем Востоке.
После посадки самолета на аэродроме Хвалынка
мы продолжали путь в Воздвиженск с генералом Чукариным. Я думал о встрече с
генералом И. М. Третьяком, о котором говорили, как о неординарном человеке с
особо крутым характером. Естественно, я волновался об ее исходе.
В Воздвиженске нам сказали, что Главком
находится на Сергиевском полигоне, и мы вылетели туда на дежурном вертолете.
Когда наш вертолет приземлился на площадке рядом с вертолетом Главкома, к нам
подъехал майор на УАЗике, и мы направились к месту, где Главком проводил
заслушивание командования танковой дивизии. Не доехав до места занятий на
70–100 метров, мы увидели Главкома в группе генералов, в числе которых был Член
Военного совета Ставки, генерал-полковник Дружинин и командующий 5-ой армией
генерал-лейтенант И. Н. Родионов. Подойдя, я представился Главкому. Обращаясь
ко мне, он спросил: «Можете Вы сделать доклад о цели прибытия в присутствии
товарищей из Ставки, или разговор должен быть только между нами?» Я ответил,
что могу сделать его и в присутствии товарищей из Ставки.
Все же мы отошли в сторону от основной
группы, и я доложил Главкому о задачах, поставленных перед нашей группой. В
заключение доклада попросил Главкома высказать свое мнение по нашим
предложениям. Главком вначале бурно среагировал, сказал, что он на этот счет
никаких указаний из Генштаба не получал и вправе не допустить нас к работе в
боевых порядках Войск.
Особенно Главком возмущался предложением по
организации на Дальнем Востоке округа ПВО. Часть беседы с генералом армии
Третьяком я постарался тогда записать по свежей памяти, содержание которой и
воспроизвожу.
Содержание беседы с генералом армии И. М. ТРЕТЬЯКОМ
(Сергиевский полигон, 16 апреля 1985 года, 12.15–13.15)
В заключение своего доклада о цели работы
нашей группы я попросил Главкома высказать свое мнение по данному вопросу,
чтобы учесть при выработке предложений в рамках поставленной задачи.
ГК: Тов. генерал, я не скажу Вам своего мнения,
так как не имею на этот счет никаких указаний Генерального штаба, так же
поступил и командующий войсками округа.
ЗНШ: Делаю ссылку на план мероприятий,
утвержденный начальником Генштаба, показываю Главкому этот план и зачитываю
пункт, предусматривающий работу рекогносцировочной группы.
ГК: А у нас такого плана нет, и в графе
исполнителей ни Ставка, ни округа не значатся. Обращается к начальнику
Оперативного управления Ставки: «Вы имеете этот план или выписку из него?»
Начопер: Нет, не имеем.
ГК: Я запрашивал товарищей Язова и Постникова.
Они тоже ничего не имеют, и мы вправе не допустить Вас к работе.
ЗНШ: Это не наша вина, мы такой план и указания
Генштаба имеем. Посланы к Вам Главнокомандующим и обязаны выполнить
поставленную задачу. Если Вы не будете допускать нас, мы обратимся в Генштаб.
ГК: Я понимаю, что Вы здесь ни при чем. Вы
получили задачу и должны ее выполнить, но мы не можем раскрывать Вам
оперативные планы.
ЗНШ: Они нам и не нужны. Мы располагаем всеми
данными, касающимися группировки Войск ПВО. Для нашей работы этого достаточно.
Нам нужны будут некоторые сведения по служебным и жилым фондам на случай
развертывания управления округа ПВО. Здесь мы будем изучать возможности
размещения управления и обеспечивающих частей, прежде всего на фондах, которые
раньше принадлежали армии ПВО.
ГК: Почему Вы настаиваете на округе, а может, я
считаю, что здесь достаточно армии?
ЗНШ: Такая задача поставлена Генштабом (прошу
Главкома прочесть пункт № 1 плана). Мы исходим из наличия Войск ПВО в границах
Ставки, особенностей дислокации группировки и поставленных задач и считаем, что
здесь целесообразно иметь округ ПВО со всем комплектом тыловых и специальных
частей, включая строителей. И в этом нас поддерживает Генеральный штаб.
ГК: Создание объединения ПВО – это не решение
вопроса, а продолжение нескончаемой реорганизации, борьба за портфели. Я не
разрешу выдавать Вам какие-либо данные и не пущу Вас на командные пункты!
ЗНШ: Это будет неправильно, я по долгу службы
обязан бывать на КП войск ПВО.
ГК: Ну, пожалуйста, можете ехать на свой
«Алмаз».
ЗНШ: Нам необходимо побывать не только на КП ПВО
округа, но и на КП некоторых соединений.
ГК: Побывайте.
Обращается к Н. И. Чукарину: «Покажите им
все, что мы тут строим, и как совершенствуем систему».
Чукарин: Тов. Главнокомандующий, строится в
основном все для соединений и частей авиации, а до рот и батальонов еще не
дошли.
ГК: Ты брось, я тебе перечислю все, что
делается в войсках.
ЗНШ: Тов. Главнокомандующий, мы не настаиваем
сейчас на Вашем мнении, что иметь – округ или армию, но у Вас имеется КП, УС и
помещение, где можно разместить округ и обеспечить управление.
ГК: Я его Вам не скажу, так как я не знаю,
какое мнение у министра обороны и начальника Генштаба. Пока я вижу борьбу за
портфели. Надоело все это. Я уважаю Александра Ивановича Колдунова, но зачем
все это делать.
ЗНШ: Речь идет о повышении надежности системы
ПВО. Информирую его о совещании у МО 16.03. Пересказываю основные недостатки,
выявленные за пять лет, ссылаясь на доклад начальника ГШ на совещании.
ГК: Я не сказал Вам своего мнения на этот счет,
так как мне не известно мнение других Главкомов, а если мы, четыре Главкома и
двадцать командующих военными округами на совещании у МО выскажемся против?
ЗНШ: Могу Вам сообщить, что мы уже работали по
этому вопросу в трех округах и одном Главкомате. Там нашли полную поддержку,
все командующие высказываются за образование объединений ПВО, и на совещании у
МО 16.02 все члены коллегии высказались за это же. О недостатках существующей
оргструктуры ПВО в приграничных военных округах было подробно сказано в
докладах маршала Ахромеева и нашего Главкома. Об этом свидетельствует
пятилетний опыт. Существующее управление Войсками ПВО потребует коренной ломки
с началом войны, так как основные лица, ответственные за ПВО, уйдут с фронтами.
ГК: (кивая на Чукарина) Никуда он не уйдет.
ЗНШ: Уйдет, тов. Главнокомандующий, он обязан
уходить с Вами.
ГК: Ну и что, если заменяется. Опыт войны
показал, что такая замена командующих произошла, войну проводили другие. И
сейчас, в случае чего, у многих заболят животы.
ЗНШ: То были непреднамеренные обстоятельства, а
теперь мы к ним хотим еще прибавить заблаговременно спланированные
неприятности, что обернется для всех очень плохо. Лучше не допустить этого.
В это время член Военного совета М. И.
Дружинин обращается к Чукарину: «А что лучше, округ или армия?»
Чукарин отвечает, что, конечно, округ, и
говорит о раздробленности группировки и трудностях использования дальнобойных
средств ПВО.
ГК: Вы перегнали МиГ-31 на Сахалин нештатными
экипажами.
ЗНШ: Это не нарушение. Были подобраны наиболее
подготовленные летные экипажи из инструкторов Центра БП ПВО и иап. Учитывались
– большая ответственность за исполнение поставленной задачи, ограниченные сроки
перегонки в СМУ и освоение на этих типах нового аэродрома на Сахалине,
организация боевого дежурства. Так поступил бы каждый Главком.
ГК: Да, с этой задачей Вы справились, группу
сопровождал Ваш хороший генерал (подсказываю, Чуйко). Да, да! В 1980 году мы
приняли от Вас слабо подготовленные и не обустроенные авиаполки. Летчики Ваши
не умели стрелять по земле, имели малый налет и т.д.
ЗНШ: Главная задача наших ап ПВО не наземные
стрельбы, а перехваты. В основном в этом направлении и проводилась подготовка.
Групповая слетанность и воздушные бои отрабатывались в зависимости от типа
перехватчиков. Для некоторых типов эти задачи не подходят и не нужны. Мы
оцениваем подготовку авиаполков не по общему налету, а по задачам.
Переезд на вертолетную площадку,
возобновление разговора с ГК.
ГК (обращаясь ко мне): Так, значит, округ ПВО
мыслится подчинить мне оперативно?
ЗНШ: Да.
ГК: Теперь я не буду отвечать за нарушение
границы.
ЗНШ: Эта ответственность с Вас не снимается.
ГК отводит в сторону Чукарина: У тебя все
имеется, чтобы взять управление КП, УС, ты сможешь обеспечить управление?
Чукарин: Смогу, вполне. Мне понадобится
городок для размещения частей обслуживания. Тот, что был в армии, сейчас занят.
Желательно освободить.
ГК: Городок для тебя найдем.
Расстаемся. Прошу у Главкома разрешения на
продолжение работы в рамках дозволенного. Получаю разрешение.
Обратно в Хабаровск мы возвращались тем же
путем. На аэродроме Хвалынка самолет произвел посадку, чтобы взять на борт
генерала Д. Т. Язова и других товарищей. Мы с Н. И. Чукариным доложили ему о
встрече и содержании беседы с Главкомом.
На следующий день на самолете Ан-26 вместе с
генералом Чукариным и офицерами группы начали свой путь по маршруту Владивосток
– Южный Сахалинск – Комсомольск–на-Амуре.
Этот полет был для меня интересен не только
в связи с решением служебных вопросов, но и в чисто познавательном смысле. Я
впервые был на Дальнем Востоке, поэтому с любопытством смотрел вокруг, старался
запомнить все, что увидел. Судьба в дальнейшем сложится так, что я не один раз
еще побываю на Востоке своей Родины, и всегда этот край для меня будет
одинаково интересен.
На аэродроме Центральная Угловая в штабе
истребительной авиадивизии я встретил своего товарища по училищу генерала П. Ф.
Вяликова. Оба обрадовались неожиданной встрече на «краю» земли. Прошел год, как
погиб Саша Федотов, наш общий друг. Я рассказал, как помянули Александра
Васильевича в первую годовщину его гибели. При выходе из штаба ко мне подошел
полковник и с заметным волнением спросил: «Товарищ генерал, это Вы были в
Арцизе начальником штаба полка?» Я ответил ему: «Да, был». Он: «А моя фамилия
Щапин. Вы меня, старшего лейтенанта, отправили учиться в академию. Помните?»
«Конечно, помню». В то время всякий раз, принимая молодых летчиков в полку, я
советовал им работать над собой, думать об учебе в академии. Многие летчики
следовали совету. Я вспомнил, как выезжал на учебу старший лейтенант Щапин.
Тогда пришлось взять его вместе с женой и ребенком на вертолет, чтобы доставить
из Арциза в Одессу. Теперь Щапин был начальником штаба иад.
С Центральной Угловой мы направились во
Владивосток на КП корпуса ПВО, где к нам присоединился командующий ПВО Ставки
войск Дальнего Востока генерал-лейтенант В. А. Шевцов. С КП корпуса мы проехали
в бухту Золотой Рог, осмотрели порт. Впервые я находился во Владивостоке и имел
возможность познакомиться с этим особенным городом.
18 апреля утром вылетели на о. Сахалин, в
аэропорт Сокол. На аэродроме нас встретил командир дивизии ПВО генерал-майор
Валентин Николаевич Майоров, мой сослуживец по Бакинскому округу ПВО. И я
вспомнил, как предложил в 1979 году полковнику Майорову должность начальника
штаба дивизии на Чукотке. Он согласился и получил это назначение. Пройдет еще
несколько лет, и генерал-лейтенант В. Н. Майоров будет назначен командующим
Отдельной армией ПВО в Новосибирске. В первый день его пребывания в качестве
командующего ОА ПВО мы будем с ним вместе.
Отработав в дивизии, мы в тот же день
вылетели в Комсомольск-на-Амуре в корпус ПВО, где командиром был генерал-майор
Борис Евгеньевич Овсянников, хорошо знакомый мне по совместной службе в 8-ой ОА
ПВО. С аэродрома сразу направились на КП корпуса, ехали через весь город, история
которого известна каждому советскому человеку. По пути осматриваю город, слушаю
пояснения. Сделав свои дела на КП корпуса, мы вылетели в Хабаровск.
19 апреля я доложил о работе нашей группы в
ходе поездки командующему войсками округа генералу армии Д. Т. Язову,
начальнику штаба генерал-полковнику В. А. Патрикееву и члену Военного совета
генерал-полковнику Н. Ф. Кизюну. Командование округа восприняло доклад с
пониманием, многие точки зрения у нас совпали. Нас вдохновил дружеский прием в
округе, и мы возвращались в Москву с чувством исполненного долга и надеждой на
преодоление препятствий на предстартовом этапе восстановления Войск ПВО.
20 апреля я доложил о результатах поездки в
ДВО Главнокомандующему и члену Военного совета. В ходе своего доклада отметил
положительную роль в сохранении системы ПВО Дальнего Востока генерала Н. И.
Чукарина и начальника политотдела управления ПВО генерал-майора Солтана
Наликовича Коболова. Александр Иванович Колдунов поблагодарил меня за
выполнение задания.
Командировки оторвали меня от текущих дел в
Главном штабе. Вновь назначенный вместо генерала А. А. Пахомова начальник
Оперативного управления генерал В. М. Штепа ввел меня в курс событий, сказал,
что в Главном штабе не прерывается работа по выработке и предоставлению в Генштаб
предложений по восстановлению войск. Владимир Максимович сообщил и о том, что
предвидятся перемещения руководства управления ПВО и ВВС Генерального штаба.
Генерал Е. В. Калашников собирался на преподавательскую работу в Академию
Генштаба, а его заместитель генерал М. С. Виноградов – в Управление
исследований. В Главкомате не жалели об этом, если не сказать больше.
От генерала И. М. Мальцева узнал, что на
меня пожаловались начальнику Генерального штаба маршалу Ахромееву главкомы,
генерал армии Ю. П. Максимов и генерал армии И. М. Третьяк, первый на то, что я
якобы «требовал выселить» из Баку Ставку Южного направления, а второй – что я
настаивал на создании округа ПВО на Дальнем Востоке. Маршал С. Ф. Ахромеев
приказал генералу Мальцеву подготовить справку о моем поведении. Не знаю,
докладывали ли ему подробности, но больше этот вопрос не возникал.
25–26 апреля состоялась командировка в
Ленинград, где я встречался с командующим ПВО ЛенВО генерал-лейтенантом
Александром Васильевичем Самойловым, моим давним знакомым по совместной службе
в 8-ой ОА ПВО. Мы беседовали о вариантах организации боевого управления силами
и средствами ПВО после восстановления армии.
28 апреля к нам домой приехал дорогой гость
– Владимир Дмитриевич Лавриненков. Он прибыл в Москву для подготовки к участию
в Параде 9 мая по случаю 40-летия Победы. Мы провели вместе с Владимиром
Дмитриевичем почти сутки. Вспоминали службу в 8-ой ОА ПВО, время нашей
слаженной работы. К сожалению, после службы в 8-ой ОА ПВО я не встречал такого
дружного и слаженного коллектива. Заслуга в этом принадлежала, прежде всего, ее
командармам А. И. Покрышкину и В. Д. Лавриненкову. Я был счастлив, что смог еще
раз пообщаться с этим великим человеком современности. Я знал, что большие люди
нелегко поддаются разгадке. У них настолько много особенностей, что сразу
трудно составить полную характеристику такого человека. Кроме того, нужно уметь
глубоко видеть и обладать способностью передать то, что увидел. Не претендуя ни
на первое, ни на второе, я не имею права не попытаться составить портрет этого
замечательного человека. Его внутренняя сила сочеталась с величайшей
скромностью, умением не бросаться в глаза в обществе. Редкостная способность
управлять самим собою перерастала у него в искусство управления многотысячными
военными коллективами. Владимир Дмитриевич был исключительно ответственным и
дисциплинированным военачальником. Его отличали государственность в решении
вопросов обороноспособности, постоянство и твердость, точность в действиях. Он
мог за месяц наметить дату и время мероприятия и не отклониться от его
проведения ни на час. Как командарм, Владимир Дмитриевич придавал особое
значение сплочению коллектива, и многое делал для этого лично. Он особо и
всесторонне изучал нового человека во всех условиях. Это был исключительно
смелый, правдивый человек. Он никогда не придирался к мелочам. Все его решения
носили отпечаток мудрости и смелости. Предельно простой в обращении с
подчиненными, он ценил войсковое товарищество, дружбу и всегда приходил на
помощь людям. Меня удивляла его способность быстро и безошибочно оценивать
ситуацию. Судьба Владимира Дмитриевича сложная, суровая, гордая и завидная. А в
целом блестящая и достойная подражания.
В тот день мы расстались с Владимиром
Дмитриевичем, договорившись о встрече 1 мая. К сожалению, 1 мая встреча не
состоялась. Владимир Дмитриевич в этот день был с фронтовыми друзьями, а затем
возвратился к себе в Киев, не дождавшись праздника в Москве.
9 мая страна с особой торжественностью
отмечала праздник 40-летия Победы. Нам с сыном Андреем, внуком Сашей и его
отцом Евгением посчастливилось побывать в этот день на Красной площади. Парад
на всех нас произвел незабываемое впечатление. Казалось, что после первого
Парада Победы в 1945 году войска не проходили по Красной площади так красиво и
вдохновенно. На редкость четкий шаг и строгое равнение. Знамя Победы нес дважды
Герой Советского Союза маршал авиации Н. М. Скоморохов, младший сержант
Кантария находился рядом с нашей трибуной. За знаменщиком проходили батальоны
Героев Советского Союза, кавалеров орденов Славы, участников Парада Победы 1945
года, партизан и ветеранов труда. За ними – войска Московского гарнизона и
боевая техника. День выдался солнечный, теплый. Народ радостный, ликующий,
нарядный, с орденами и медалями на груди. По окончании Парада детей отправили
домой с В. А. Белоусовым, а мы с Евгением и присоединившейся к нам Тамарой
Иннокентьевной направились в Центральный концертный зал гостиницы «Россия» на
премьеру спектакля, посвященного Великой Отечественной войне. Так был проведен
один из самых памятных дней нашей жизни.
В середине мая я побывал в командировке в
Североморске и Мурманске по поводу создания системы «Щит». Поездил по Кольскому
полуострову, познакомился с нашей группировкой ПВО и условиями дислокации многих
частей.
После командировки меня ждали новые задания
по написанию докладов Главкому на Совет обороны и др.
17 мая вышли газеты с Постановлением «О
мерах по преодолению пьянства и алкоголизма, искоренению самогоноварения»,
которое сыграет отрицательную роль и приведет не к прекращению пьянства, а к
его усилению. Тогда же Постановление было воспринято как необходимая мера для
предотвращения дальнейшего расшатывания дисциплины в стране.
30 мая руководство Главкомата возвратилось с
учения «Гранит-85». Я был вызван к Главкому с тезисами его выступления на
коллегии, и мы вместе с ним сделали последнюю редакцию текста. На завтра, на 10
часов, была назначена коллегия, на которой окончательно решалась судьба войск.
На коллегию вызывались от Главкомата шесть человек, кроме Главкома, генералы Е.
С. Юрасов, С. А. Бобылев, И. М. Мальцев, Ю. Т. Чесноков и я. Приглашалось
большое количество участников из Центрального аппарата, Главкоматов направлений
и военных округов.
31 мая я проснулся в 5 часов утра, вспомнил
май 1980 года, расформирование объединений ПВО и мысли, связанные с надеждой на
восстановление. Подумал о предстоящей коллегии и взаимоотношениях с Александром
Ивановичем Колдуновым. Они складывались медленно, но основательно. Их
цементировал совместный труд. Главком последние годы чрезмерно загружен и
привлекает меня для подготовки ответственных докладов, совместного
формулирования мыслей на бумаге. Иду на зарядку, ведь день предстоит серьезный.
Коллегия началась в 10.00. Обычно
присутствовало до пятидесяти человек, сегодня же более ста, в том числе
товарищи из ЦК КПСС во главе с заведующим отделом Административных органов Н.
И. Савинкиным.
Совещание открывает министр обороны Маршал
Советского Союза С. А. Соколов. Он оглашает повестку дня и предоставляет слово основному
докладчику – начальнику Генерального штаба маршалу С. Ф. Ахромееву.
Докладчик начал с того, что в 1979 году
Советом обороны было принято решение о проведении в Вооруженных Силах ряда
организационных мер, в том числе образование Главкоматов направлений,
реорганизации общевойсковых дивизий, ВВС и Войск ПВО. Некоторые из них в
течение пяти лет оправдали себя, другие показали свою нежизнеспособность. Далее
маршал привел перечень отрицательных факторов, вызванных реорганизацией в
Войсках ПВО. Они полностью совпадали с оценками Главкомата.
На коллегии выступили 13 человек, в том
числе генерал армии И.М. Третьяк, который поддерживал воссоздание армии ПВО, но
хотел, чтобы она входила в состав округа.
Маршал Н. В. Огарков отстаивал свои прежние
позиции и мастерски их аргументировал. Делал ставку на возросшую опасность
нападения средств воздушного противника. В этой обстановке якобы не стоит
отвлекаться на создание армий ПВО, как излишнего звена в управлении. Были
нападки на ПВО даже оскорбительного тона, в частности, говорилось о низком
уровне истребительных авиаполков, переданных в ВВС из ПВО и др. Расхваливались
преимущества реорганизации, проводимой по его инициативе с 1980 года. Маршал ни
в чем не уступал, ничего не признал ошибочным.
Генерал армии М. М. Зайцев, Главком ГСВГ,
сказал, что он доволен тем, что в группе войск в течение сорока лет существует
сложившаяся объединенная структура ВВС и ПВО. Хвалил объединенный командный
пункт.
Генерал армии В.А. Беликов, командующий
ПрикВО, отметил возросшие возможности войсковой ПВО и «застой» в корпусе ПВО,
поэтому «пусть его забирают и используют по предназначению».
Речь Главнокомандующего Войсками ПВО
Главного маршала авиации А. И. Колдунова прозвучала четко и убедительно. По
словам маршала С. Ф. Ахромеева, Главком «прошелся, словно танк». Сильное
впечатление произвело сообщение Главкома о том, что построение системы ПВО по
военным округам не новость. Такая система уже была перед войной, и от нее
пришлось отказаться уже к декабрю 1941 года, как негодной в военное время.
Только в выступлении Александра Ивановича прозвучала озабоченность о ПВО
государства. Остальные же ограничивались прикрытием фронтов и направлений.
В выступлениях генералов армии Ю. П.
Максимова, Е.Ф. Ивановского, А. А. Епишева, адмирала флота Горшкова, маршала В.
Г. Куликова, генерал-полковника Ю. Т. Чеснокова прозвучала поддержка
предложений нашего Главкома.
В 14.00 коллегия закончилась. Министр
поблагодарил за обмен мнениями и отдал распоряжение подработать проект
постановления и подготовить доклад на Совет обороны.
Нельзя было сказать, что коллегия однозначно
пришла к единому мнению по предложениям основного докладчика. Многое из
касающегося ПВО еще должно было рассматриваться на различных уровнях, что
означало продолжение борьбы.
После возвращения в Главкомат мы встретились
с Главкомом и обменялись своими впечатлениями. Главком выглядел утомленным. Я
понимал, что ему не на кого переложить часть своих забот. Штаб не имел
необходимого веса. Присматриваясь к работе генерала И. М. Мальцева, я сожалел,
что его стиль ведет к накапливанию неразрешенных вопросов, нарушению
ритмичности работы штаба. Игорь Михайлович подчеркивал желание размежеваться с
некоторыми из нас, обособиться в деятельности, которая требует коллективного
опыта, разума и напряжения сил. Огорчало меня и резкое ухудшение его отношений
с генералом В. А. Белоусовым.
8 июня я был на докладе у Главкома. Он
получил проект постановления коллегии от 31 мая на согласование. В тот же день
меня вызвали в Генштаб к начальнику ГОУ генерал-полковнику И. А. Гашкову. Темой
нашего разговора были оргизменения. Пришлось еще не один раз бывать у него и
его заместителя генерал-полковника В. П. Шутова по вопросу дислокации
управления армии ПВО в Баку. Мы настаивали на Баку, потому что там был построен
новый КП, оснащенный АСУ «Алмаз-4». В Главкомате был подготовлен доклад с
обоснованиями размещения штаба армии в Баку на имя НГШ ВС.
15 июня состоялось крупное совещание по
вопросам ПВО у маршала С. Ф. Ахромеева. С докладом выступил генерал И. М. Мальцев
и другие, всего 21 человек. В целом совещание прошло для нас благоприятно. В
этот раз маршал Ахромеев выглядел бодрым, являл участникам совещания пример
четкости и конкретности. Дал всем возможность высказаться, обменяться мнениями,
не разрешая при этом излишних разглагольствований. Маршал всегда ценил время,
терпеливо и с уважением относился к людям. У него не было любимчиков. Он
требовал только государственного подхода к делу. Совещание, несмотря на попытки
некоторых товарищей, например, маршала войск связи И. А. Белова,
генерал-полковника М. А. Гареева, подсунуть каверзные вопросы по отношению к
ПВО, прошло в рамках, определенных коллегией МО от 31 мая. Наиболее сложной
проблемой оказалась организация управления силами и средствами ПВО в связи с
появлением главных командований на направлениях, затем размещение управлений и
изыскание численности.
В заключение маршал С. Ф. Ахромеев поставил
задачу проведения реорганизации без снижения боевой готовности войск, с учетом
всех особенностей: предлагалось проделать всю работу без применения «железной
пяты».
26 июня я был на вечере в Кремле,
посвященном выпуску военных академий. Впервые торжества проходили без
спиртного. Чувствую усталость. На службе ни минуты свободного времени. Мой
небольшой кабинет напоминает горячий цех. В нем постоянно люди – одиночки и
группы с текстами, картами, схемами. Здесь зарождаются новые мысли, предложения
по вопросам размещения, оргштатной структуре, укомплектованию кадрами,
средствами связи, инженерной техникой. Здесь пишутся многие доклады,
составляются справочные данные. Тут сходятся интересы всех управлений, отделов
и служб штаба, ГУВ, НИИ и НТК. Отсюда «родившиеся» проекты докладываются на
подпись или утверждение Главкому или начальнику штаба. Люди работают с
огоньком. Активность максимальная, главное, все горят желанием выполнить
задание побыстрее и лучше.
Между делами слежу за внутриполитической
обстановкой. 1 июля Пленум ЦК КПСС. Отправлен на пенсию член Политбюро ЦК КПСС
Г.В. Романов, ему всего 62 года.
4 июля руководство выехало в Минск на
Оперативный сбор по плану министра обороны. Там предполагается встреча с
Генеральным секретарем ЦК КПСС М. Горбачевым.
Мне дано задание 12 июня вылететь в составе
так называемой «нейтральной» комиссии в Хабаровск и Ташкент для конкретной
проработки вопросов размещения Управлений отдельных армий.
10 июня нам стало известно о встрече в
Минске руководства ВС с М. Горбачевым и назначении нового начальника Главного
Политического управления СА и ВМФ генерала Лизичева. Генерал армии А. А. Епишев
покинул этот пост после 23-летнего пребывания на нем. Вместо Главного маршала
артиллерии Толубко Главкомом РВСН назначен генерал армии Ю. П. Максимов, а
вместо него Главкомом Южного направления – генерал армии М. М. Зайцев, вместо
Зайцева – генерал армии П. Г. Лушев, вместо Лушева командущим войсками –
генерал-полковник В. М. Архипов из ЗакВО.
В период с 12 по 16 июля я находился в
Хабаровске и Ташкенте. Возвратились оттуда с конкретными предложениями по
размещению Управлений армии. Обсуждение на местах этих проблем было сложным.
Снова встреча с генералом армии И. М. Третьяком, тяжелый разговор с командующим
ТуркВО генерал-полковником Поповым и многими другими.
После посадки нашего Ту-154 на аэродроме
Чкаловский я получил записку от начопера генерала В. М. Штепы с указанием ехать
сразу на совещание к начальнику Генерального штаба, у которого получил задание
подготовить материал на Совет обороны.
19 июля завершилась деятельность рабочей
группы по претворению в жизнь постановления коллегии МО от 31 мая. В плане
мероприятий удалось провести желание Главнокомандующего о реорганизации Войск
ПВО приграничных округов в 1985 году на всех направлениях, кроме Южного. На юге
она намечалась в первом полугодии 1986 года. Поставив свою согласующую подпись
на плане, я фактически завершил идеологическое участие в вопросе восстановления
Войск ПВО. Для меня этот период длился с 1978 по 1985 год. Финал
результативный. Это, пожалуй, главное, что я смог сделать для Войск ПВО. Я
праздновал победу, которая не отмечается наградами, а измеряется чувством
исполненного долга перед Родиной. Впереди предстояла организационная работа по
формированию Управлений армий, корпусов и дивизий ПВО с истребительной
авиацией.
После большого напряжения появилась
возможность передохнуть. Прошел без особых событий июль, в августе я ушел в
очередной отпуск. Отдых проводили с женой в уютном небольшом санатории ПВО в
Гудаутах. Рыбачил, побывал в горах. Время прошло великолепно. Возвратились к
себе в «Зарю» к 1 сентября. Отпуск продолжался до 10 сентября. Внимательно
присматривался к деятельности молодого Генсека Горбачева. Он подавал надежды на
оздоровление государственного и партийного аппарата. Обновлял Политбюро, где
появились новые имена: В. И. Воротников, Е. К. Лигачев, В. П. Никонов, Н. И. Рыжков,
С. Д. Соколов. Менялись министры, менялся стиль руководства страной, ее
внутренней и внешней политикой. Рос авторитет Горбачева внутри страны и за
рубежом. Казалось, все складывается так, как должно было быть. Создавалось
впечатление, что во главе государства появился руководитель, по которому давно
истосковался народ. Думалось, что в скором времени новые подходы в управлении
коснутся и Вооруженных Сил. Военные ожидали Совета Обороны.
Главком отдыхал в Ессентуках и собирался
часть отдыха провести в Сухуми. 11 сентября он приезжал в Главкомат, чтобы
подписать ряд документов, в том числе представления к генеральским званиям. Я с
10 сентября вышел на службу и сразу включился в состав рабочей группы от
Главкомата по написанию Положения о Министерстве обороны. И снова работа без
временных пауз. В конце сентября ушел в отпуск начальник Главного штаба,
временно исполняю его обязанности.
26 сентября я был вызван к маршалу С. Ф.
Ахромееву для объяснения по поводу неблагополучного состояния дел в учебных
центрах для иностранцев. К моему приезду в приемной начальника Генштаба уже
находились начальники учебных центров полковники Е. Е. Торгованов, Г. Д.
Вербицкий и подполковник В. С. Казанцев. Разговор у маршала был нелицеприятный.
Речь шла о недостаточном внимании со стороны Главкомата к обустройству и быту
иностранных слушателей в центрах обучения.
После доклада Главкому о замечаниях
начальника Генерального штаба по центрам им были приняты меры по устранению
недостатков. В центры направлялась группа офицеров для более детального
изучения их состояния и оказания помощи.
29 сентября мне пришлось докладывать маршалу
С. Ф. Ахромееву план развития Войск ПВО на 12-ю пятилетку. Со мною были
генералы В. А. Белоусов. В. М. Штепа, Ю. И. Рысев, М. В. Шульга. Трудно было с
изысканием численности – больной вопрос для всех видов ВС. Я закончил свой
доклад без предложения о сокращении численности, чем разочаровал присутствующих
товарищей из Генштаба. По этому поводу маршал сказал: «Вы в вежливой форме
предъявили мне свой ультиматум. Я понимаю Ваше положение подчиненного, но от
изыскания численности Вам не уйти». Наша группа после доклада почувствовала
облегчение. В спокойной обстановке мы смогли изложить все, что требовалось от
нас. Уже после доклада маршал в беседе с нами образно сказал о роли людей в
генеральских званиях. О том, что они должны уметь ставить перед руководством
принципиальные вопросы и отстаивать их, если нужно, говорить начальству и
неприятные вещи. Чтобы только угодничать, достаточно быть в звании прапорщика,
а генерал обязан с достоинством и смелостью проводить в жизнь линию общих
интересов, не бояться говорить правду.
На следующий день я доложил Главкому о
разговоре у начальника Генштаба. Он был удовлетворен нашими действиями и отдал
распоряжение на изыскание численности.
5 октября Александр Иванович сказал мне о
заседании Высшей аттестационной комиссии (ВАК) по присвоению очередных воинских
званий. Моя кандидатура не прошла, хотя Главкома поддержал начальник Генштаба.
Решили, что рано, перенесли вопрос на февраль. Речь шла о звании
генерал-полковника.
8 октября Главком уехал на итоговую проверку
в 8-ю ОА ПВО в Киев. Так как в Главкомате не было ни одного его заместителя, он
оставил меня за старшего и при этом напутствовал: «Смотри в оба».
Я понимал значение доверия, которое оказывал
мне Главком. Нужно было оправдать то, что достигается с трудом. Не думал я, что
немногим больше, чем через сутки после нашего разговора с Главкомом, придется
действовать по внезапной «вводной» и на деле подтверждать надежды Главкома.
10 октября в войсках произошло событие,
которое по самому факту и последствиям относилось к ЧП по первому перечню. День
начался как обычно. В Московском округе ПВО проводилось учение по плану
итоговой проверки, которую проводил Маршал Советского Союза В. И. Петров. Он
находился в боевых порядках войск. Наш Главком из Днепропетровска перелетел в
Ростов. Я находился на ЦКП, следил за выполнением полетов по плану учения в МО
ПВО. После выполнения задания авиацией перешел в здание штаба. Около 17 часов
дежурный генерал ЦКП В. А. Кузнецов доложил о каких-то неполадках на передающем
центре Отдельного радиолокационного узла системы предупреждения о ракетном
нападении (СПРН) в г. Печоре. Центр был выключен, о чем я сразу доложил
Главкому и приказал дежурному генералу доложить на ЦКП ГШ ВС. Повторный доклад
уже был о пожаре на передающем центре узла. Он поступил мне около 20 часов.
Вместе с генерал-лейтенантом Б. А. Алисовым,
заместителем командующего рода войск, и полковником А. Н. Сколотяным –
начальником штаба рода войск, мы сели за доклад-донесение начальнику
Генерального штаба. Связаться с маршалом С. Ф. Ахромеевым по телефону не смог.
Утром в 7 час. 10 мин. маршал вызвал меня к
телефону, и я доложил о случившемся. В 8 час. 10 мин. доложил Главкому. Он
приказал послать донесение министру обороны. Генерал-полковник Ю. В. Вотинцев,
командующий родом войск, в 11.00 с группой офицеров вылетел в Печору. К этому
времени мы располагали более точными данными о пожаре. Начался пожар в 16 час.
21 мин. 10-го октября от возгорания кабеля и продолжался более 12 часов,
охватив семь этажей. Всю ночь люди самоотверженно боролись с огнем. На месте
пожара находились Главный конструктор РЛС В. М. Иванцов и Главный инженер рода
войск генерал Н. В. Кисляков. Они сделали все возможное, чтобы сохранить людей
в этой чрезвычайно сложной ситуации. Пожар вывел ОРТУ из боевой работы на
несколько месяцев. Это была большая неприятность для всех Войск ПВО. Предстояло
детальное разбирательство и восстановление РЛС.
После возвращения из 8-ой ОА
Главнокомандующего я доложил ему о подробностях происшествия и принятых мерах.
Он сильно был озабочен и расстроен. Для меня же начался полумесячный период
переговоров с генералом Ю. В. Вотинцевым, находившимся на месте происшествия.
Главком приказал ему возглавить совместную комиссию с представителями
промышленности для установления истинной причины пожара и выработки мероприятий
по их предотвращению. 19 октября Главком с министром радиопромышленности П. С.
Плешаковым вылетели в Печору на ОРТУ.
В стране началась подготовка к ХХVII съезду
КПСС. М. Горбачев готовился к встрече с Рейганом в Женеве. Американцы
упорствовали, всячески оговаривали предложения Советского Союза по разрядке
международной напряженности, стремились внушить сомнения в их искренности. Сами
же не вносили ни одного конструктивного предложения. Между тем М. Горбачев
заявил: «В результате, международное развитие подошло к рубежу, который нельзя
преодолеть, не приняв в высшей степени ответственных решений, направленных на
то, чтобы поставить предел гонке вооружений, остановить сползание к войне».
Неясно было одно, что подразумевалось под решениями высшей степени
ответственности.
В Главкомате шла работа по подготовке к
подведению итогов за год, отрабатывались планирующие и организационные документы
к новому учебному году.
25 октября мы с Н. И. Москвителевым
принимали участие в совещании у маршала С. Ф. Ахромеева по самолету А-50
(самолет радиолокационного обнаружения и наведения). Мне пришлось дважды
выступить против принятия этого самолета на вооружение в том виде, в каком он
представлялся комиссией, что явно не понравилось товарищам из Минрадиопрома и
Минавиапрома.
В конце октября возвратился из отпуска мой
начальник генерал И. М. Мальцев. Завершилась еще одна моя стажировка в
должности начальника Главного штаба. Месяц выдался на редкость напряженным,
пришлось усиленно потрудиться.
1 и 2 ноября прошли подведения итогов у
министра обороны и в Главкомате. Войска неплохо отчитались за год.
13 ноября 1985 года умер трижды Герой
Советского Союза маршал авиации Александр Иванович Покрышкин. Для советского
народа и Вооруженных Сил смерть Александра Ивановича явилась тяжелой утратой.
Она больно отозвалась для всех, кто знал Александра Ивановича лично, его друзей
и сослуживцев. Умер великий человек своего поколения, лучший летчик Великой
Отечественной войны, славный сын и богатырь России.
Предстояло прощание с Александром
Ивановичем. Председателем комиссии по похоронам был назначен наш Главком, в
состав комиссии включили и меня. Комиссия сделала все возможное, чтобы прощание
с Александром Ивановичем 16 ноября прошло так, как этого желали его семья,
Вооруженные Силы и народ.
Хоронили Александра Ивановича на
Ново-Девичьем кладбище. Среди выступавших на траурном митинге были А. И.
Колдунов, И. Н. Кожедуб, К. В. Сухов, Г. М. Егоров, В. Я. Олейников. Поминки
проходили в ЦДСА. Памятные речи произнесли зам. Главкома ВВС генерал-полковник
В. В. Решетов, маршал авиации А. П. Силантьев, П. Е. Шелест, от земляков –
рабочий П. М. Сулеев, поэт Ф. И. Чуев, боевой друг полковник А. И. Труд. Он
сказал о том, что прошел с Александром Ивановичем все небо войны, от Бессарабии
до Кавказа и от Кавказа через Кубань, Сандомир до Берлина, об «академии»
Покрышкина в годы войны, о том, как он по крупицам собирал опыт войны, внедрял
все лучшее в тактику боя, как он, слетав на «Мессершмите», определил его слабые
стороны.
Я получил еще один урок в жизни, не
бесследно прошло во время похорон общение с различными категориями людей. На
фоне человеческой беды отчетливее просматривались люди, лучше улавливались их
достоинства. Я ближе познакомился с семьей А. И. Покрышкина и почитал за честь,
что смог хоть чем-то быть полезным ей в эти скорбные дни. После траурной
церемонии мне еще много придется общаться с Марией Кузьминичной Покрышкиной по
вопросам ходатайств о пенсиях, льготах, увековечивании памяти Александра
Ивановича и др. Я не перестаю восхищаться любовью и преданностью Марии
Кузьминичны своему мужу. Когда бы ни пришел к могиле Александра Ивановича, там
всегда убрано и свежие цветы. А какой удачный поставлен памятник! Это все
заботы Марии Кузьминичны. Каждый раз на Ново-Девичьем появляется желание
поклониться этой замечательной женщине, жене и другу народного героя.
Общение с Марией Кузьминичной позволило еще
больше узнать об Александре Ивановиче, человеке высокой морали и чести. Так, я
узнал о том, что, когда Александра Ивановича отозвали в 1944 году с фронта, и
маршал авиации Новиков предложил остаться ему на одной из должностей в
Главкомате ВВС, Александр Иванович отказался, мотивируя тем, что он научился
воевать, бить фашистов, а его, обученного такому ремеслу, хотят отлучить от
фронта, боевых друзей и товарищей, которые нуждаются в нем как в командире.
После окончания войны Александру Ивановичу
предложили временное пособие в размере 50 тысяч рублей, но он отказался принять
такую сумму, мотивируя тем, что разрушены тысячи городов и сел, которые нужно
восстанавливать. Рассказала мне об этом Мария Кузьминична тогда, когда
потребовалось вмешательство нашего Главкома, чтобы не позволить бюрократам
лишить ее права проживания на даче, давно закрепленной за их семьей.
К середине декабря План развития Войск ПВО
на 12-ю пятилетку был утвержден министром обороны. Предстояла большая работа по
его осуществлению. Одним из основных мероприятий являлось восстановление армий
ПВО.
Кажется, 10 декабря, когда я был на докладе
у Главкома, он назвал меня заместителем начальника Генерального штаба.
Впоследствии выяснилось, что между Главкомом и А. Н. Сошниковым (ЦК КПСС)
состоялся разговор на предмет моего перевода в Генштаб на должность заместителя
НГШ по управлению и АСУ. Точность названия должности не гарантирую, знаю
только, что вводилась новая с подобным названием. Главком якобы дал согласие на
мое перемещение.
В этот же день мы остановились на том, чтобы
ходатайствовать перед министром о присвоении имени А. И. Покрышкина Киевскому
Высшему инженерному радиотехническому училищу (КВИРТА). Исходили при этом из
того, что в ВВС и в ВПВО к тому времени уже не было неименованных авиационных
училищ. КВИРТУ по своему значению, размещению и принадлежности в наибольшей
мере подходило для этой цели. Ходатайство Главкома было удовлетворено, КВИРТУ
стало носить имя А. И. Покрышкина.
Узнали о сроке проведения Совета обороны –
29 декабря. Перед этим шла усиленная подготовка Главкома к докладам по развитию
войск.
27 декабря Главкома пригласил маршал С. Ф.
Ахромеев. Я со схемами поехал вместе с ним. У маршала С. Ф. Ахромеева была
проведена репетиция доклада Главкома в присутствии зам. министра обороны по
вооружению генерала армии В. М. Шабанова. Главком четко сделал доклад,
уложившись в девять минут. Еще потребовалось пять-семь минут на рекомендации, и
мы уехали к себе. Тут я не могу не сказать об одном случае, который можно
отнести к характеристике маршала С. Ф. Ахромеева. Когда я вешал схему, у меня
оторвалась пуговица от тужурки, я поднял ее и положил в карман. Маршал заметил
мое смущение и предложил присутствующим снять тужурки. Я был ему очень
благодарен. Это был настоящий урок такта.
29 декабря 1985 года в воскресенье состоялся
долгожданный Совет обороны, который рассмотрел и утвердил предложения нового
руководства Министерства обороны. Это означало начало практического претворения
в жизнь Плана развития Войск ПВО. Я снова удивлялся напористости Главкома, выдюжившего
в неравной борьбе. Сколько пришлось ему испытать неприятностей за последние
четыре года, особенно в 1981–1985 годах, в спорах за целостность Войск ПВО.
Офицеры Оперативного управления Главного
штаба подсчитали, что Главкомом за четыре года было написано 59 докладов в
защиту войск, а устных докладов и объяснений по этому вопросу не пересчитать.
Помню, с каким нетерпением в то воскресенье мы ждали возвращения Главкома с
Совета обороны. Мне звонили по телефону товарищи из разных мест и задавали один
и тот же вопрос: «Ну, как там закончилось? Какое решение? Можно ли сегодня
поднять чарку?»
Александр Иванович возвратился с Совета в
17.20. Он привез добрую весть. Был счастлив. А на второй день Главком был уже
озабочен вопросом воссоздания армий. В Главкомат шли звонки со всех сторон,
поздравляли с решением Совета обороны и наступающим Новым годом.
1986 год. Завершение службы на штабных должностях
2 января при встрече Главком сказал мне о
возможных вариантах моего перемещения внутри Главкомата. Я искренне обрадовался
тому, что останусь в Войсках ПВО.
В Генштабе отрабатывался проект приказа
министра обороны по практическому выполнению мероприятий, утвержденных на
Совете обороны. Возникало много вопросов, требовавших нашего постоянного
участия. Нельзя было допустить, чтобы в приказе на стадии его отработки не были
учтены интересы Главкомата, ибо после его издания промахи поправлять трудно.
Штаб был занят детальной разработкой плана
объемной и необычной для всех работы. Центр всей организации действий в Главкомате
по этому вопросу сосредоточился в моем кабинете. Был уточнен июньский план 1985
года по ответственным за формирование ОА ПВО из числа заместителей Главкома и
срокам. Ответственными по ОА ПВО были назначены: по Ленинградской – генерал Л.
Г. Смирнов, по Минской – генерал Б. В. Бочков, по Ташкентской – генерал Е. С.
Юрасов, по Хабаровской – генерал В. С. Дмитриев, по Кавказской – генерал И. М.
Мальцев. На управление генерала Н. И. Москвителева возлагался контроль за
приемом училищ ВВС – Армавирского училища летчиков-истребителей и
Даугавпилского технического авиаучилища, а также истребительных авиационных
полков. Начальники других управлений контролировали прием училищ и военных школ
из Сухопутных войск.
Нам удалось решить вопрос с ГОМУ ГШ о
возвращении формируемым армиям ПВО прежних наград (они все были
Краснознаменными) и сохранению их прежней нумерации, кроме вновь создаваемой
армии на Кавказе. Серьезные разногласия возникали между Главкоматом и Генштабом
по выбору места дислокации штаба армии вместо Бакинского округа ПВО. Генштаб
настаивал на размещении его в Тбилиси, что означало оставление в Баку недавно
построенного защищенного КП ПВО. В Тбилиси же возникали трудности со служебным
и жилым фондом, а также с размещением командного пункта армии.
25 января в Главный штаб поступил доклад об
утрате Боевого Знамени в одной из радиотехнических частей Уральской армии ПВО.
Знамя сгорело во время пожара вечером 24
января. Часовой не смог вынести Знамя, сам обгорел, чуть не погиб. Случай
тяжелый. Для расследования происшествия вылетел генерал-полковник авиации И. М.
Мальцев. Меня огорчало, что армией, где это случилось, командовал мой товарищ,
генерал-лейтенант авиации В. Г. Царьков. Его в этот день избрали на
партконференции Свердловска делегатом ХХVII съезда КПСС.
8 февраля министр обороны подписал приказ о
проведении организационных мероприятий в Войсках ПВО, вслед за чем последовала
директива Генерального штаба.
Дважды я докладывал для уточнения Главкому
график работ комиссий по формированию армий. Мы встретились с определенными
трудностями, так как ни у кого не было опыта в формировании таких крупных
структур. Возникала необходимость в составлении специальных инструкций, над
которыми пришлось поработать. При их написании я использовал свой личный опыт в
расформировании управления и штаба округа ПВО, теперь же последовательность
действий отрабатывалась в обратном порядке.
В наших проработках для изыскания кадров на
укомплектование вновь формируемых органов управления объединений мы предлагали
откомандировать опытных офицеров из внутренних объединений ПВО и Главкомата.
При этом многие из них должны были назначаться с повышением и осваивать
обязанности уже на новом месте. Таким образом, ожидалось преднамеренное
ослабление половины штабов объединений за счет оттока опытных офицеров, вторая
же половина требовала определенного времени для своего становления.
Для Главкомата возникала дополнительная
задача сохранения надежного управления войсками при ослаблении управления в
армиях. Еще до начала процесса формирования мы предвидели особые затруднения с
укомплектованием аппаратов авиационных служб в армиях и соединениях. Все эти
особенности налагали на руководство Главкомата, начальников управлений, служб и
отделов повышенную ответственность. Нужно было тщательно продумывать все
вопросы по содержанию и срокам проведения укомплектования штабов личным
составом, его размещению, обустройству, приему авиаполков от ВВС, оснащению
органов управления средствами связи и другой техникой. Предстояло организовать
работу всех служб, боевую подготовку, оснастить формирования необходимой
документацией и т.д. По объему и важности задачу, которую предстояло решить
Главкомату в 1986 году в ограниченные сроки, можно было отнести к операции
крупного масштаба. Подавляющее большинство офицеров штаба, всех управлений и
служб работало в этот ответственный период с полной отдачей. Особенно большие
нагрузки выпали на управления Оперативное, Организационно-мобилизационное,
кадров, авиации, связи, тыла, которые возглавлялись соответственно генералами
В. П. Штепой, В. А. Белоусовым, Е. А. Александровым, Н. И. Москвителевым, В. Е.
Балковым, М. Ф. Бобковым. Офицеры этих управлений работали сутками, ведь
формирования проводились параллельно с основной жизнедеятельностью войск. Нужно
было успевать делать все: осуществлять контроль несения боевого дежурства,
разрабатывать и проводить учения, оказывать помощь, реагировать на все
процессы, происходящие в войсках. И офицеры справлялись с этими задачами
благодаря самоотверженному труду, высокой сознательности и огромному желанию
внести свой вклад в укрепление системы противовоздушной обороны страны.
За время своей службы я часто размышлял над
тем, что наши офицеры не получали от государства достойной платы за свой
большой труд. Жили зачастую ниже среднего достатка, с трудом сводя концы с
концами, многие по много лет не имели квартир. Нередки были случаи, когда
задерживались назначения офицеров на вышестоящую должность и присвоение
воинских званий. В связи с этим хотелось бы сказать о существовавшем порядке присвоения
очередных воинских званий.
Присвоение звания для каждого
военнослужащего является радостным, волнительным событием. До генеральского
звания схема присвоения воинского звания сравнительно проста. Выходит срок,
начальник пишет представление, посылает его по команде, кадровики контролируют
правильность оформления документов и включают в проект приказа. Издается
приказ, и офицеру объявляется о присвоении звания. Несмотря на такую простую
схему, допускались задержки в присвоении званий по субъективным причинам.
Гораздо сложнее процедура присвоения
генеральского звания как первичного, так и последующих. Во-первых, процесс
затянут по времени. Обычно представления к генеральским званиям приурочивались
к государственным праздникам. Для большинства офицеров представления
повторялись от двух до пяти и более раз и по времени растягивались на годы.
Нужно было заслужить, чтобы на тебя подали представление. Хотя формально и
существовали сроки пребывания в занимаемой должности для представления к
генеральскому званию, но каждый начальник решал этот вопрос по своему
усмотрению.
Во-вторых, представление, если оно и было
написано, проходило сложный путь рассмотрения. Первоначально оно
рассматривалось на Военном совете армии (округа), затем в Управлении кадров
вида ВС. Из Управления кадров список кандидатов представлялся
Главнокомандующему. Главком после просмотра в зависимости от своего личного
мнения выносил кандидатов на рассмотрение Военного совета вида ВС, откуда со
значительными сокращениями список передавался в Главное управление кадров МО
СССР. Там он тщательно изучался и передавался на одобрение в Административные
органы ЦК КПСС. После согласования с ЦК КПСС список кандидатов рассматривался
министром обороны и Высшей аттестационной комиссией (ВАК), где действовали свои
правила в решении этого вопроса. Естественно, после такого фильтра
счастливчиков значительно убавлялось. Затем следовал доклад министру обороны, и
список передавался в правительственные органы для издания Постановления СМ
СССР. Пока списки с кандидатами проходили все инстанции рассмотрения, кандидаты
изматывались от ожидания и особенно тяжело переносили неприсвоение звания. Для
некоторых это было целой трагедией.
Теперь можно представить самочувствие
офицера, если такая процедура повторялась несколько раз подряд. Решил написать
об этом, как об одном из примеров социальной незащищенности военного человека.
Хотя законы и положения по этим вопросам совершенствовались, они явно отставали
от требований времени и службы.
Мероприятия, проводящиеся в наших войсках,
наводили на размышления об их будущем. Слишком часто войска претерпевали
серьезные изменения. Не было к ним на протяжении всей истории устойчивого,
бережливого отношения. Слишком много было желающих перестраивать,
переподчинять, сокращать, реорганизовывать и зачастую небезущербно. Так и в
этот раз войскам предстояло оправиться от очередной перестройки. Оставалась
тревога, что с уходом с поста Главнокомандующего А. И. Колдунова Войска ПВО
могут снова подвергнуться переподчинению и другим изменениям. А смена Главкомов
могла произойти в ближайшие пять лет. Александру Ивановичу шел 63 год, к тому
же пошатнулось его здоровье. В ближайшем окружении Главкома не было кандидатов
на этот пост. Всем заместителям, за исключением начальника Главного штаба генерала
И. М. Мальцева, было за 60. Но возраст – еще не главный аргумент для такой
должности, как Главком. Других возможных кандидатов в войсках ПВО не
просматривалось. Наиболее вероятен вариант, что при внезапной замене Главкомов
на этот пост будет назначен человек из Сухопутных войск, а отсюда следовало
ожидать новых пертурбаций. Мои предположения очень скоро подтвердились.
10 февраля я вместе с товарищами из ГВФ и
ВВС был вызван в ЦК КПСС к А. Н. Сошникову для получения указаний по
обеспечению прилета в Москву самолетов с делегациями и гостями ХХVII съезда
КПСС. Александр Николаевич поочередно заслушал нас о принятых мерах для
обеспечения безопасности пролета, приема самолетов, их размещения на аэродромах
и устройства экипажей.
18 февраля состоялся предсъездовский Пленум
ЦК КПСС. Б. Н. Ельцина избрали кандидатом в члены Политбюро, Гришин был
освобожден от обязанностей члена Политбюро, а Русаков – от обязанностей
секретаря ЦК КПСС. Мотивация общая – ухудшение состояния здоровья.
25 февраля 1986 года начал работу XXVII
съезд КПСС. В течение пяти часов с политическим докладом выступал М. Горбачев.
На пятый день работы съезда были закончены прения по политическому докладу.
Выступило 63 делегата. Необычной была оценка внутригосударственного и
внутрипартийного положения. Впервые открыто прозвучала критика негативных
явлений, получивших распространение в последние годы во всех звеньях
руководства. Были осуждены такие явления, как «зоны» вне критики. Свежими и
необычными по своему построению и содержанию были выступления Ельцина,
Лигачева, Шеварднадзе, Громыко, Чебрикова. Создавалось впечатление честного
разговора с народом. Съезд как бы выравнивал корабль, получивший опасный крен.
В докладе Председателя Совета Министров Н.
И. Рыжкова «Об основных направлениях экономического развития» говорилось о
недостатках, допущенных в экономике страны в 70-е годы и их усугублении в
начале 80-х годов. Признавалось, что груз ошибок настолько велик, что
избавиться от него сразу невозможно. Наблюдая за работой съезда по телевидению,
я искренне радовался и завидовал участвовавшим в нем нашим командующим армиями
генералам В. Г. Царькову, В. А. Прудникову, В. А. Побединскому, Е. Л. Тимохину.
Мне не приходилось быть участником ни одного столь значительного партийного
форума. Штабная служба вела нас, штабистов, мимо подобных мероприятий.
4 марта по вызову Главкома на беседу к нему
прибыли кандидаты на должности командующих армиями генералы В. В. Литвинов и Г.
А. Кромин.
До приезда Главкома со съезда мы
побеседовали об их предстоящей работе на этапе формирования управления армий,
приема соединений и частей из военных округов. Затем они были представлены
Главкому. В заключение беседы с ними Главком, обращаясь к генералу Литвинову,
сказал: «Ну, давай командуй армией, потом заменишь меня, уж старым становлюсь».
Кромина он спросил: «Справишься? Эта армия на сложном направлении». Оба будущих
командарма бойко заверили Главкома, что справятся. Я был рад своему участию в
церемонии назначения этих молодых, окончивших Академию Генерального штаба, перспективных
военачальников. Для них открывалось большое будущее. К сожалению, счастье
военного человека переменчиво. Иногда получается все не так, как планируется.
Беда не прошла мимо и этих блестящих командиров. Их военная карьера внезапно
оборвется, о чем будет сказано ниже.
6 марта завершил работу ХХVII съезд КПСС.
Наш Главком был избран в состав ЦК КПСС. На второй день я доложил Главкому о
проделанной работе в Главкомате за все дни его отсутствия, о своих поездках по
различным вопросам в Генштаб. Представил тексты всех телеграмм, отправленных в
войска от его имени, доложил о работе по подготовке к выезду комиссий по
формированию управлений армий и ходе подбора кандидатов к назначению на
должности.
Выехавшие в свои направления по формированию
генералы В. Н. Абрамов, А. Г. Смирнов, Е. С. Юрасов, Б. В. Бочков, В. А.
Кучерявый постоянно держали со мной связь, информировали о ходе выполнения
задачи, обращались за помощью и советом при решении на местах ряда вопросов.
Если вопросы для меня были ясны, отвечал им сразу, но чаще приходилось искать
на них ответы самому. Мне помогали генерал С. В. Никулин и офицеры ОМУ. Вместе
с ними составляли срочно инструкции, графики, планы, готовили проекты приказов,
указаний и вооружали ими свои комиссии.
Параллельно с основной задачей, решением
которой были заняты большинство офицеров Главкомата и штаба по формированиям,
приходилось выполнять и другую работу. Так, мне было поручено прочитать лекции
на ВАКе в Академии Генерального штаба по ведению противовоздушных операций Войсками
ПВО и обзорную лекцию о Войсках ПВО в Комитете Государственной Безопасности.
Лекции были прочитаны, особый интерес к Войскам ПВО проявила аудитория КГБ. В
академии Генерального штаба меня тепло встретили начальник кафедры ПВО
генерал-лейтенант Н. А. Асриев и его заместитель генерал-лейтенант М. С.
Ситников. Оба они были известными генералами не только в Войсках ПВО, но и в
Вооруженных Силах. У генерала Н. А. Асриева я учился, а у генерала М. С.
Ситникова принимал должность начальника штаба БО ПВО. Встретился я также и с
заместителем начальника академии по научной работе генерал-полковником Ф. Ф.
Гайворонским, которого хорошо знал со времен своей учебы в академии. Встреча с
генералами, бывшими моими учителями, налагала на меня особую ответственность при
чтении лекции.
Я уже говорил о том, что среди офицеров
штаба распространялись слухи о нескольких вариантах моей дальнейшей службы. Шли
разговоры о назначении в Генштаб, инспекцию МО, Академию ПВО, зам. Главкома по
ВУЗам и др. Главком говорил мне о двух должностях. 14 марта к концу дня мне
позвонил начальник Управления кадров генерал-лейтенант авиации Александров и
сообщил совершенно неожиданный для меня вариант возможного перемещения. Он
сказал, что оставлять занимаемую должность мне все равно придется, просил
подыскивать кандидатуру вместо себя. Своей тайной я поделился с генералом В. А.
Белоусовым. Наш выбор пал на генералов Е. Л. Тимохина и Н. И. Чукарина.
21 марта по телефону состоялся разговор с
Главкомом, в котором Александр Иванович предложил мне новую должность. Главком
спросил: «Кого назначить вместо тебя?» Я предложил генералов В. А. Кучерявого и
Е. Л. Тимохина. Ни одна кандидатура не получила одобрения. После разговора с
Главкомом меня не покидали мысли о новой должности, означавшей крутой поворот в
военной судьбе. Перспектива выглядела заманчиво и в то же время означала смену
привычной области труда, к которой я относился с особым чувством уважения.
В конце марта мне надлежало выехать в Тбилиси для формирования управления 19-ой
ОА ПВО. Официально эта задача возлагалась на генерала И. М. Мальцева. Мы
договорились с ним, что он вылетает вместе с комиссией 28 марта и к исходу 29
марта возвращается. Я же должен был сменить его и остаться в Тбилиси до конца
формирования и решения вопросов размещения.
В Тбилиси, в отличие от других регионов
формирований, армия создавалась впервые, было гораздо больше хлопот с
изысканием служебных и жилых фондов для штаба армии и личного состава. Мне
предстояло выполнить сложную задачу и отчитаться о ее выполнении перед
Главкомом. Пришлось тщательно оценить обстановку, продумать последовательность
своих действий, организацию встреч с партийным и советским руководством
республики и города, с руководством Главкомата южного направления и
командованием ЗакВО.
Мне удалось с помощью генералов В. П.
Синицына и А. А. Адоньева, кандидатов на должности командующего и члена
Военного совета армии, полностью осуществить свой план действий и в течение
девяти дней решить основные вопросы, необходимые для начала функционирования
управления 19-ой ОА ПВО. Нет необходимости описывать подробности всех своих
действий. Схематично же они выглядели следующим образом:
31.03. Прилет в Тбилиси. Встреча с
генерал-лейтенантом В. П. Синицыным, генерал-майором А. А. Адоньевым и
командиром 12-го к ПВО генерал-майором Ф. И. Савченко. Изучение обстановки и
согласование с ними плана работы;
1.04. Встреча с командующим ЗакВО
генерал-полковником К. А. Кочетовым, выяснение позиций;
2.04. В ЦК КПГ у второго секретаря Б. В.
Никольского с просьбой о выделении для офицеров армии двухсот квартир;
3.04. В Совете министров республики у
Председателя СМ О. Е Черкезия по тому же вопросу, что и в ЦК, с просьбой
выделения жилого фонда для офицеров и предоставления общежития на сто мест;
4.04. Встречи с Главкомом Южного направления
генералом армии М. М. Зайцевым, членом Военного совета генерал-полковником А.
И. Ширинкиным и командующим войсками округа генерал-полковником К. А.
Кочетовым. В результате сложного разговора был решен вопрос о размещении
управления армии в новом здании округа. Корпус и зенитная ракетная бригада ПВО
оставались на своих фондах;
9.04. Встреча с первым секретарем ЦК КПГ
Потиашвили, первым секретарем городского комитета КП Гобуния и другими
представителями власти, и поездка вместе с ними для осмотра новых жилых домов,
выделенных для армии правительством Грузии.
Доложив Главкому о положительном решении
всех вопросов, касаемых размещения штаба 19 ОА ПВО и выделения жилья для
офицеров в г. Тбилиси, я получил разрешение на возвращение в Москву.
10 апреля в ЦТСА состоялось торжественное
собрание, посвященное Дню Войск ПВО страны. Были на торжествах с женой.
Посмотрели концерт, хорошо провели время среди своих сослуживцев.
В середине апреля в войсках начинались
итоговые проверки. 14 апреля в 16.23 дежурные силы ПВО ЗакВО принудили к
посадке на аэродроме Кюрдамир иранский пассажирский самолет «Фалкон ДА-20».
Экипаж выполнял полет по временной трассе Тегеран, т.м. 100 км восточнее Баку,
Дербент, Тбилиси (посадка), Женева. Самолет вошел в воздушное пространство СССР
без разрешения органов УВД и в дальнейшем следовал без вступления с ними в
связь, затем попытался возвратиться с нашей территории в Иран. Двумя МиГ-25,
поднятыми на перехват, самолет-нарушитель был принужден к посадке в Кюрдамире.
На борту самолета находился министр нефти и газа Ирана.
За Главкома оставался генерал Е. С. Юрасов.
Ему пришлось докладывать министру обороны, разбираться в случившемся. Министром
обороны действия ПВО были одобрены.
15 апреля авиация США внезапно нанесла
бомбовые удары по г. Триполи и другим объектам Ливии. Это была наглая агрессия.
Удары авиации по городам Ливии продолжались несколько дней. Авиация США знала
слабые места ПВО Ливии: отсутствие сплошного радиолокационного поля,
устойчивого управления силами и средствами ПВО, низкую боевую готовность
дежурных сил и отсутствие современных зенитных ракетных комплексов.
В Главном штабе Войск ПВО проводился анализ
успеха разбойного нападения на Ливию, и делались соответствующие выводы.
К сожалению, Войска ПВО испытывали недостаток
в новых ЗРК, РЛС и автоматизированных системах управления. Для детального
изучения тактики нанесения ударов авиацией США в Ливии и действий системы ПВО в
Ливию была направлена группа офицеров Главкомата во главе с начальником штаба
ЗРВ генералом В. С. Ярошенко.
24 апреля руководство Главкомата выехало во
Львов на сборы по организации службы войск. Сборы проводились под руководством
министра обороны.
26 апреля (суббота) я заступил ответственным
дежурным по Парково-хозяйственному дню (ПХД) в наших войсках. В Министерстве
дежурил генерал армии Майоров. При заступлении на дежурство дежурный генерал
ЦКП доложил мне об аварии на Чернобыльской атомной электростанции, где в 1 час
20 минут ночи произошел взрыв в одном из энергоблоков. При этом пострадало около
восьмидесяти человек, и была заражена местность. Вблизи Чернобыля
дислоцировались три объекта ПВО, в том числе зенитный ракетный дивизион,
отдельная радиолокационная рота (оба подразделения сокращенного состава с общей
численностью до семидесяти человек) и приемный центр станции загоризонтного
обнаружения, где насчитывалось до 1500 человек с семьями. К счастью, «язык»
радиоактивного заражения в этот день обошел наши гарнизоны. Чтобы уточнить
ситуацию в районе АЭС, я вышел на связь с оперативным дежурным КП штаба
Гражданской обороны Украины. Не помню фамилии дежурного, но он мне спокойно
ответил, что пожар действительно был на АЭС, но никакой опасности для
окружающей среды, а тем более для Киева, он не представляет.
В течение всего времени дежурства я интересовался
через дежурного генерала ЦКП развитием событий в районе Чернобыля. Нам
удавалось добывать отрывочные сведения о создании чрезвычайной комиссии в
Москве, но создавалось впечатление, что это происходило в обычном спокойном
ритме.
27 апреля в 6.00 мне на квартиру позвонил
генерал В. И. Кузиков, которому была подчинена загоризонтная РЛС, находившаяся
в 9 км от АЭС. Он сообщил, что созданная чрезвычайная комиссия не исключает
решения о полной эвакуации населения г. Припяти, если будет оставаться угроза
взрыва ядерного реактора. Он высказал также свое мнение о подготовке к
эвакуации гарнизона станции. Мы решили, чтобы он лично вылетел с группой
офицеров в Чернобыль, оценил на месте положение, составил план эвакуации и при
необходимости организовал вывоз личного состава и семей. Я тут же связался с ОД
КП 8-ой ОА (г. Киев) генералом Н. Н. Усенко, затем с зам. командующего армией
генерал-лейтенантом А. П. Субботиным (командующий армией генерал В. А.
Прудников находился на сборах ПриКВО вместе с Главкомом) и отдал им
предварительные распоряжения об обеспечении эвакуации людей автотранспортом,
встрече генерала Кузикова с группой на аэродроме Жуляны и доставке его на
вертолете в Чернобыль. К этому времени у меня уже созрело однозначное решение о
необходимости эвакуации войсковой части Кузикова. Уточнил задание Кузикову
немедленно вылететь ближайшим рейсовым самолетом ГВФ в Киев. Доложил обо всем
генералу Е. С. Юрасову. Он утвердил план действий, а я продолжал осуществлять
принятое решение. Созвонился с начальником КВИРТУ генерал-лейтенантом Николаем
Куприяновичем Поляковым, ввел его в курс дела и попросил подготовиться к приему
1500 человек в лагерях училища в районе п. Ирпени. Надо сказать, что генерал Н.
К. Поляков очень ответственно отнесся к выполнению этой задачи.
В Чернобыль вылетел не генерал Кузиков, а
его начальник штаба генерал Р. С. Попкович. Эвакуация была начата в тот же
день, и уже по истечении суток с объекта генерала Кузикова и подразделений 8-ой
ОА ПВО были вывезено 240 женщин и более 500 детей. Оставшиеся 600
военнослужащих и около 100 человек гражданских специалистов промышленности
эвакуировались вторым эшелоном. В гарнизонах было оставлено минимальное
количество личного состава для охраны техники и имущества. Подразделения охраны
периодически заменялось свежими силами.
Утром 28 апреля я доложил Главкому об
обстановке с нашими гарнизонами в районе АЭС. Он был сильно обеспокоен
происшествием на АЭС и одобрил наши решения и действия. Таким образом, мне
пришлось участвовать в событии, которое вскоре отнесут к величайшей трагедии
века.
20 мая я получил приказ выехать в 12-ю ОА
ПВО г. Мары (Туркмения) для расследования невыполнения дежурными силами задачи
при действиях по самолету-нарушителю воздушного пространства СССР.
Легкомоторный самолет со стороны Ирана пересек границу, пробыл в воздушном
пространстве СССР 15 минут на высоте 2,5–3 км при скорости 300 км/час и
безнаказанно ушел на свою территорию в районе п. Меана. Разбирательство выявило
массу недостатков и нарушений на боевом дежурстве, неприятно было также и то,
что это случилось в сформированной армии ПВО. Завершили мы свою работу разбором
действий дежурных боевых расчетов от пунктов управлений радиотехнических
подразделений до КП дивизии ПВО с анализом действий отдельных лиц.
21 мая в Марах меня застало известие о
смерти генерал-полковника артиллерии Леонида Михайловича Гончарова. Умер он
внезапно от сердечного приступа на полигоне Эмба. По пути на полигон он завозил
из Киева свою жену Нину Васильевну и дочь Наташу в наш городок, где им была
приготовлена квартира для временного проживания. Связано это было со здоровьем
Наташи, которая собиралась рожать. Мне пришлось заниматься подготовкой жилья
для них. Встретиться с Леонидом Михайловичем мы не смогли, по телефону
договорились, что он заедет к нам на обратном пути с полигона. В то время
Леонид Михайлович занимал должность начальника Академии ПВО Сухопутных войск.
Безвременная кончина Леонида Михайловича очень расстроила. Не стало моего
хорошего друга, командира дивизии и командующего армией.
25 мая я возвратился из командировки. На
следующий день доложил Главкому и начальнику штаба о результатах своей работы и
получил приказ 29 мая вылететь в Тбилиси на завершающий этап формирования
управления 19-ой ОА ПВО.
В Тбилиси мне предстояло провести тренировки
по слаживанию расчета КП армии, убедиться в его готовности к боевому управлению
группировкой войск ПВО на Кавказе, включая Ростовскую и Волгоградскую области.
После проведения подготовительной работы
боевой расчет командного пункта 19-ой ОА ПВО в 9.00 31 мая 1986 года заступил
на боевое дежурство с соблюдением торжественного ритуала. Этот день считался
днем рождения 19-ой ОА ПВО, которой будут переданы Боевое Знамя Бакинского
округа ПВО и орден Боевого Красного Знамени. Ровно шесть лет назад мне пришлось
завершить расформирование БО ПВО, теперь же я участвовал в рождении армии ПВО,
не зная о том, что жить ей придется не более шести лет. В 1991 году не станет
СССР, а через год и 19-ой ОА ПВО.
В Москву мы с генералом В. П. Синициным
вылетели вместе. Он направлялся в Академию Генерального штаба для сдачи
экзаменов экстерном. Наш Ан-26 произвел посадку в Ростове, где должна была
состояться встреча генерала Синицина с командующим 8-ой ОА ПВО генералом В. А.
Прудниковым для подписания акта о передаче 12-го к ПВО в состав 19-ой ОА ПВО.
У меня же были дела с командующим 12-го к
ПВО генералом Н. Л. Кременчуком. Вопрос касался его личной судьбы. Незадолго до
этого корпус подвергся внезапной проверке инспекцией Министерства обороны и
получил неудовлетворительную оценку. Главком намерен был снять командира,
поручил мне на месте ознакомиться с материалами проверки и подготовить проект
приказа. Я знал генерала Н. Л. Кременчука по отзывам товарищей, но лично
познакомился впервые. После встречи и общения с ним я пришел к мнению, что вина
комкора не столь велика, чтобы снимать его с должности. Со мною согласился и
генерал В. П. Синицин, ставший его командующим.
Николай Лукич не был снят с должности.
Главком ограничился другим взысканием. Впоследствии Н. Л. Кременчук будет
назначен начальником штаба 6-ой ОА ПВО в Ленинград, где проявит себя с
положительной стороны, ему будет присвоено звание генерал-лейтенанта.
3 июля я был вызван в ЦК КПСС по поводу
назначения на новую должность. В отделе административных органов ЦК состоялись
беседы с товарищами Н. Г. Чукардиным, А. Н. Сошниковым и Н. И. Савинкиным. Все
они поддержали мою кандидатуру.
12 июля был подписан приказ министра обороны
Маршала Советского Союза С. Д. Соколова о назначении меня на должность
командующего войсками противоракетной и противокосмической обороной (ПРО и
ПКО). Позже силы и средства ПРО и ПКО и системы предупреждения о ракетном
нападении (СПРН) получат название «Войска ракетно-космической обороны» (РКО).
Назначение на эту должность означало для меня
смену штабной работы, на которой я находился 25 лет, на командную. Передо мною
открывалось новое, неизведанное поле деятельности. Я понимал важность этой
уникальной в Вооруженных Силах должности и, естественно, думал: «Выдержу ли?
Хватит ли сил и способностей? Оправдаю ли такое неожиданное и смелое решение
Главкома?»
Итак, свершился третий по счету за мою
службу качественный скачок:
Первый – переход из ВВС в ПВО. Второй – с
летной работы на штабную. Третий – со штабной работы на командную, который по
своей сущности являлся наиболее значимым, ответственным и заключительным этапом
военной службы.
Часть V
Командующий
войсками противоракетной и противокосмической обороны
14 июля Главный
маршал авиации А. И. Колдунов поздравил меня с назначением на должность
командующего войсками ПРО и ПКО. Приказ о моем назначении был подписан МО СССР
12.07.86 г. Главком еще раз спросил: «Кого же назначить вместо тебя?» Я
ответил: «Генерала Е. Л. Тимохина».
Мне не сразу
пришлось вступить в новую должность. В течение месяца, пока в отпуске находился
генерал И. М. Мальцев и подыскивался кандидат вместо меня, я продолжал
исполнять обязанности на прежней должности. Сложность предстоящей работы
требовала от меня серьезной подготовки, поэтому я еще до приказа о назначении
начал изучать новые для меня войска и технику. С этой целью привлекал офицеров
из Управления ПРО и ПКО, где в отделе главного инженера были
высококвалифицированные специалисты.
Занимаясь своими
делами, я все больше думал о том, как встречусь с войсками, которыми предстояло
командовать. Неоднократно разговаривал с генерал-полковником артиллерии Ю В.
Вотинцевым. Старался от него узнать побольше об особенностях войск, объектах,
частях и их командирах, конструкторских бюро, занятых разработкой вооружения.
Генерал Ю.В. Вотинцев бессменно командовал войсками Противоракетной и
Противокосмической обороны (ПРО и ПКО) почти 19 лет. Хотелось узнать методы его
работы, чтобы в максимальной мере сохранить преемственность управления, что
немаловажно для войск при смене руководства. Договорились с Юрием
Всеволодовичем о конкретной дате приема мною должности – 12 августа, о чем я
доложил Главкому, и получил от него на это согласие.
В штабе уйма дел.
Теперь все труднее найти час-другой для самообразования. Отвлекают частые
телефонные звонки. Прибывают с докладами офицеры отделов и служб,
рассматриваются самые разнообразные вопросы. Люди торопились с решением своих
проблем, зная о том, что я покидаю штаб. Сам же я чувствовал, как на последнем
этапе стал легко ориентироваться во всех штабных делах, сказывался солидный
опыт и любовь к штабному ремеслу. Я никогда не ограничивал свою штабную работу
лишь бесчисленным потоком документов. В ее основе всегда лежали практические
дела в войсках, широкое общение с личным составом всех категорий и постоянное
расширение рамок своей деятельности. Этими правилами я руководствовался в
полку, дивизии, корпусе, армии, округе и в Главном штабе. Все это позволяло
держать в руках нити управления, которыми обеспечивается командир, вносило
разнообразие в штабной труд, делало его интересным и полезным.
Не без грусти я
готовился к смене рода своей деятельности, но теперь было не до эмоций. Надо
было думать о предстоящей ответственной работе, о том, как стать командующим
сложного рода войск, весьма важного не только в Вооруженных Силах, но и в
государстве, аккумулирующего в себе передовые достижения отечественной науки и
техники.
5–8 августа я
находился в поездке в ГСВГ и БВО. Командировка была связана с внедрением в
Сухопутных войсках автоматизированных систем управления. Выезжали в составе
группы Генерального штаба.
В Германии работали
в Вюнсдорфе и на Магдебургском полигоне, в БВО в учебной дивизии в Борисове и в
Колодищах. Каждый раз, когда я бывал в Германии, вспоминал войну 1941–1945 г.г.
Невольно присматривался к германской земле, откуда начиналось нашествие
фашизма, к местности и быту немецкого населения, где все иначе, чем на родине.
В Германии внешне во
всем порядок, чистота городских улиц, строгость во дворах, дома с заостренными
крышами, четкие кварталы засаженной земли, асфальтированные узкие дороги, а в
населенных пунктах сельской местности улицы выложены булыжником. Заметная
обособленность жизни каждого двора. И хотя немало лесных массивов, но лес, как
правило, насажен и отличается от нашего худостью и бедностью.
Пролетая на
вертолете в стороне от Магдебурга и наблюдая город, я вспомнил о дочери Оле,
которая родила здесь в 1980 году внука Сашу. В ГСВГ я встретился с генералом Н.
Ф. Черкашиным, бывшим командующим А ПВО ОН, а ныне нашим представителем в ННА
по ПВО и ВВС.
Что касается средств
АСУ, с которыми мы знакомились, то они не внушали больших надежд. Система АСУ
«Маневр» была громоздкой, дорогостоящей и требовала большого времени для
оснащения ею войск. Не вызывали восхищения и другие средства автоматизации
управления, как не пытались их расхваливать при демонстрации.
9 августа я доложил
Главкому о результатах своей поездки. Через 2 суток начальник Главного штаба
возвратился из отпуска и приступил к своим обязанностям. Я получил возможность полностью
заняться подготовкой к новой должности.
В этот день мы
смогли несколько часов провести в беседе с генералом Ю.В. Вотинцевым. По моей
просьбе прошлись с ним более детально по списку руководящего состава войск.
Беседа наша проходила в кабинете Юрия Всеволодовича. Он заметно волновался,
много курил.
Состояние его,
прослужившего в Вооруженных Силах 50 лет, прошедшего войну и возглавлявшего
войска ПРО и ПКО, начиная с их колыбели, я хорошо понимал.
Генерала Ю.В.
Вотинцева я ближе узнал во время службы в Главкомате. Мне нравилась его
четкость выражения мыслей. В выступлениях на Военных советах войск его речи
отличались высокой патриотичностью, возвышенностью. Тем, кто их слушал,
внушалась уверенность в глубокой преданности и непогрешимости дел в войсках. Я
всегда воспринимал его выступления именно таким образом. Войска ПРО и ПКО были
закрытыми, находились на особом счету, так как предназначались для решения
задач стратегического значения. Их командующий был хорошо известен в
Вооруженных Силах, пользовался непререкаемым авторитетом, как у руководства
Вооруженных Сил, так и у личного состава войск ПВО. Многие годы командования
ПРО и ПКО (около 19 лет) и возраст Юрия Всеволодовича могли вызвать и
переоценку состояния дел в войсках.
Юрий Всеволодович
был сыном революционера, председателя ТуркЦИКА, зверски убитого в Алма-Ате в
1919 году. За время командования престижными войсками к его боевым наградам
прибавилось много других орденов, в том числе звезда Героя Социалистического
Труда. Глядя на генерала Вотинцева, я думал, что и на этот раз мне приходится
менять на посту человека намного старше и опытнее себя, к тому же очень
заслуженного. Невольно задавал себе вопрос: «Справлюсь ли? Хватит ли мне опыта,
закалки, ума, чтобы оправдать доверие войск и тех, кто рекомендовал меня на
этот пост?» С такими мыслями закончился последний день моего пребывания в
штабной должности.
Перед тем, как
начать свое повествование о службе в должности командующего, хотелось бы
сделать короткое отступление, суть которого в следующем.
Через несколько лет
после увольнения из Вооруженных Сил и после смены власти в нашем государстве
генерал Ю.В. Вотинцев в своих воспоминаниях под названием «Неизвестные войска
исчезнувшей сверхдержавы» даст развернутую картину создания и развития войск противоракетной
и противокосмической обороны.
В настоящей повести
я постараюсь продолжить историю «Неизвестных войск» в последний период
существования СССР, рассказать о том, при каких обстоятельствах они становились
известными советскому народу, который создавал их во имя мира на земле. О том,
как и почему войска стали мишенью номер один в планах ослабления
обороноспособности СССР при молчаливом согласии его Верховного
Главнокомандующего.
12 августа в 12 час.
40 мин. мы вместе с генералом Вотинцевым прибыли на доклад к Главкому. В
кабинете Главкома находились генералы Е.С. Юрасов, И.М. Мальцев, Б.В. Бочков,
М.Ф. Бобков, Н.В. Сечкин, В.Г. Михайлов. Генерал Вотинцев доложил Главкому о
сдаче, я – о приеме должности. Главком зачитал приказы МО СССР об увольнении
Ю.В. Вотинцева и моем назначении. Поздравляя меня, Александр Иванович сказал:
«Ты и не думал, что будешь командующим?» Затем хорошие слова были сказаны в
адрес генерала Вотинцева. Ему были вручены грамота министра обороны и подарок
от Главкома.
От Главкома все
направились на обед в столовую, где Александр Иванович указал мое место между
двумя его заместителями Ю.В. Бочковым и А.Г. Смирновым. Из столовой мы с
генералом Юрасовым и Вотинцевым направились в Управление командующего ПРО и
ПКО, где состоялись церемония прощания подчиненных со своим командующим и
представление меня личному составу.
Оставшись с
офицерами Управления, я сказал им, что впервые назначен на должность
командующего, что мне войска ракетно-космической обороны мало известны. Тем не
менее, длительная штабная работа, приобретенные в ходе нее качества и Ваша
помощь, будут способствовать овладению необходимым уровнем знаний, чтобы мы
сообща продвигались вперед в деле совершенствования войск. Большинство офицеров
управления мне были знакомы. Во всяком случае, я хорошо уже знал своих
заместителей генерал-лейтенанта Б.А. Алисова, начальника штаба генерал-майора
Г.Д. Воротникова, главного инженера генерал-майора Н.В. Кислякова и ряд других
офицеров Управления рода войск.
После встречи со
своими подчиненными я отдал команду адъютанту старшему прапорщику В.Н. Козлову
на переезд из прежнего своего кабинета, чтобы следующий рабочий день начать на
новом месте. С этого дня в обращении ко мне я слышал непривычные для себя, но
многозначащие слова «товарищ командующий». Начинался период напряженной работы.
Знакомство с войсками и объектами проводилось по утвержденному Главкомом
личному плану. Путь познаний предстоял трудным, но пройти его нужно было с
максимальной эффективностью и в короткий срок.
Эта работа
осложнялась тем, что войска представляли собой сложные технические объекты
территориально расположенные на больших расстояниях друг от друга и
объединенные единым алгоритмом управления, обеспечивающим работу в реальном
масштабе времени. Объекты системы предупреждения о ракетном нападении и
контроля космического пространства находились по периметру всей территории
Советского Союза. С севера на юг от Кольского полуострова до Азербайджана, с
запада на восток от Риги, Мукачево до Камчатки, Находки. Объекты системы ПРО
размещались вокруг Москвы. Характерным для всех из них было обновление. Причем
процесс обновления систем проходил в условиях непрерывного несения ими боевого
дежурства при исключительно высоком уровне автоматизации. На смену каждой из
существующих систем приходила новая, более эффективная, сложная и требующая
значительных капитальных вложений. Степень готовности вновь создаваемых систем
была различной. К тому же новые системы требовали укомплектования их обученным
личным составом, которого не всегда хватало даже для средств, находящихся на
дежурстве.
В решении задач
развития и совершенствования войск большую роль играли конструкторские бюро,
научно-производственные коллективы промышленности и научные учреждения Войск
ПВО.
Наряду с типовыми
задачами для каждого командира в круг обязанностей командующего входили самые
разнообразные вопросы. Это – организация и обеспечение боевого дежурства
системами предупреждения о ракетном нападении, противоракетной и
противокосмической обороны, контроля космического пространства, контроль за
ходом создания новых систем, поддержание тесной связи с конструкторскими бюро и
научно-производственными объединениями, выработка совместно с НИИ Войск ПВО
оперативно-стратегических обоснований направлений дальнейшего развития систем,
проведение исследовательских учений, а также участие в различного рода
испытаниях.
В итоге, передо мною
открывалось широкое поле деятельности. Оно требовало перегруппировки внутренних
сил и срочного их пополнения недостающими составляющими. Возможно, впервые за
все годы службы я ощутил огромную ответственность, которая взвалилась на меня,
как на командующего войсками, постоянно находившимися в центре внимания не
только высших военных, но и правительственных инстанций.
Прошло полгода после
окончания работы ХХVII съезда КПСС. В периодической печати и других средствах
массовой информации стало отводиться много места внезапно обнажившимся болезням
нашего общества. Начиналась критика социализма. Огорчало то, что болезни
общества преподносились как зло, порождаемое не отдельными личностями, а
социальной системой.
Невольно думалось,
как же так получалось? Почему? Ведь в стране и партии была система управления,
соответствующие органы, учреждения и средства, достойные руководители. Общество
заболевало, а на его болезнь своевременно не реагировали те, кому следовало.
Выходило так, что народ и верхи жили каждый по-своему. Между собою мы, офицеры,
рассуждали о том, что было бы, если бы Л.И. Брежнев еще пробыл у власти пять
лет. Мы понимали, как трудно теперь поворачивать общество в здоровое русло,
выводить его из экономического и идеологического тупика. Однако в том, что
будут преодолены все препятствия на этом пути, никто из нас в 1986 году не
сомневался. Мы верили могучим силам, коими были КПСС, дружба народов, советская
власть и несметные ресурсы страны.
С 18 по 23 августа в
Главкомате проводился оперативный сбор, в нем принимали участие командующий
армией Предупреждения о ракетном нападении генерал-лейтенант Н. И. Родионов и
командир корпуса ПРО генерал-майор В. А. Савин, с которыми я имел возможность с
пользой провести несколько дней.
27–28 августа мы с
генерал-лейтенантом Михаилом Ивановичем Ненашевым, начальником управления
разработок и испытаний средств и систем ПРО, ПРН, ПКО и ККП, находились на
ракетном полигоне Плисецк при запуске космического аппарата системы обнаружения
стартов БР США. Поездка носила для меня ознакомительный характер. Михаил
Иванович был превосходный знаток своего дела. Проведенное с ним время в
командировке можно было приравнять к курсу обучения.
Генерал М. И.
Ненашев принадлежал к когорте военных ученых, прошедших Великую Отечественную
войну. Он являлся одним из пионеров создания и становления зенитно-ракетных
Войск ПВО и Войск ракетно-космической обороны. Его заслуги были отмечены
званиями Героя Социалистического Труда и Лауреата Государственной премии.
Впоследствии мне неоднократно приходилось в процессе работы ощущать помощь
этого мудрого, всегда доброжелательного и жизнерадостного человека.
Посещение полигона,
наблюдение за предстартовой подготовкой и пуском ракеты-носителя можно отнести
к практическому освоению новой должности.
Должность
командующего давала о себе знать постоянно. В частях имели место чрезвычайные
происшествия, иногда с гибелью людей, грубые нарушения воинской дисциплины
самого различного характера, которые требовали моего личного участия в
расследованиях. Постепенно я знакомился с группировкой и объектами войск,
дислоцировавшихся вблизи Москвы. Для лучшего ознакомления с состоянием воинских
частей я старался придерживаться правила проведения встреч со всеми категориями
военнослужащих этих частей во время их посещений. Такой метод оправдал себя.
Возвращаясь из войсковой части после таких встреч, я уже имел необходимое для
начала представление о положении дел в войсковой части. Далее по тексту просто
«части».
К середине сентября
я побывал на объектах СПРН (система предупреждения о ракетном нападении) на
Печоре, в Мончегорске и Скрунде. На РЛС в Печоре меня встретили командир
соединения ПРН полковник Анатолий Васильевич Соколов, начальник политотдела
соединения полковник Анатолий Васильевич Емельянов и командир части
подполковник Владимир Иосифович Полищук. На РЛС еще продолжалась работа по
устранению последствий пожара в 1985 году. Личный состав нес большие нагрузки,
осуществляя боевое дежурство и проводя восстановительные работы своими силами.
До встречи с личным
составом я смог познакомиться с состоянием всего объекта, условиями жизни и
быта людей. На меня хорошее впечатление произвело трудолюбие людей, их большой
вклад в восстановление РЛС. Мне было известно, что после чрезвычайного
происшествия на объект устремилась масса всяких комиссий по расследованию и
контролю за ходом восстановления станции.
Комиссии обращали
внимание лишь на состояние станции. Их мало интересовала жизнь и быт личного
состава, который, к сожалению, за последние месяцы накопил физическую и
психологическую усталость. Поэтому, когда я в начале своей речи обратился на
собрании офицеров со словами благодарности к ним за бдительную службу на боевом
дежурстве и большую работу, проделанную по восстановлению станции, то заметил,
как потеплели лица людей. В дальнейшем разговор велся по целому комплексу
вопросов. На собрании выступило семь офицеров, которые дополнили общую картину
состояния дел в части и на объекте.
Аналогично прошли
знакомства с РЛС и личным составом в воинской части полковника Владимира
Ивановича Ищишина в Мончегорске и воинской части полковника Альбетраса
Болеславича Новицкаса в Скрунде.
Теперь я имел
представление о группе РЛС, обеспечивающих разведку космического пространства с
Северо-Западного и Северного воздушно-космического направления. В Скрунде
(ЛатвССР) полным ходом шло строительство новой РЛС типа «Дарьял», которая шла
на замену устаревшей РЛС «Днепр». Я изучал особенности каждого гарнизона,
условия быта личного состава срочной службы, офицеров, прапорщиков и их семей,
взаимоотношения с местными органами власти. До конца сентября мне удалось
побывать на боевых стрельбах одной из частей корпуса ПРО на испытательном полигоне
в районе оз. Балхаш и на РЛС системы ПРН в Куткашенах (Аз.ССР), Севастополе и
Мукачево. Работал я по известной уже схеме. Гарнизоны, в которых побывал,
отличались друг от друга рядом особенностей. Наиболее благоустроенными
гарнизонами были Севастопольский и Мукачевский. Оба располагались в
окрестностях городов.
Севастопольский
объект располагался на южном берегу Казачьей бухты, а сама РЛС на мысе
Херсонес. Командовал частью опытный командир полковник Иван Макарович Полтава.
Часть на протяжении нескольких лет являлась отличной. Основной бедой гарнизона
была нехватка жилья для офицерского состава. Эта часть переполнялась офицерами,
в семьях которых были больные, нуждавшиеся в черноморском климате. Она была
одной из частей, куда многие офицеры стремились попасть по замене из Заполярья,
Балхаша и других мест с неблагоприятным климатом.
Примерно также
расценивался в войсках и мукачевский гарнизон, где командовал подполковник
Виталий Сергеевич Дубровин.
Объект в Куткашенах
размещался в 90 км севернее Кировобада на южной стороне главного Кавказского
хребта. Радиолокационная станция дальнего обнаружения типа «Дарьял» была
недавно введена в строй. Командиром этой части был подполковник Геннадий
Андреевич Добров. Для этого объекта, как и для Печорского, было характерно то,
что он был принят от строителей с большим не завершением строительства от
первоначального проекта. Его завершение ложилось на плечи личного состава, не
располагавшего для этого ни средствами, ни специалистами, ни силами, ни
временем.
Надо сказать, что
незавершенность строительства объектов СПРН была хронической болезнью времени.
Все торопились отрапортовать о готовности объекта к заступлению на боевое
дежурство, оставляя хвосты недостроя, от которых зависел быт личного состава и
семей военнослужащих. Детские сады, магазины, клубы, поликлиники, спортивные
сооружения, столовые, автопарки и даже очистные сооружения отходили на
второстепенный план, что впоследствии лихорадило людей, изматывало командиров
нескончаемыми заботами по благоустройству жилых городков. Немало забот для
командования представляло низкое качество выполненных работ и на
технологических сооружениях. Все это не могло пройти мимо моего внимания. У
меня начинало формироваться менее радужное представление о состоянии войск в
отличие от того, которое складывалось когда-то по оценкам генерала Ю. В.
Вотинцева.
Понимал я и то, что
придется рассчитывать на собственные силы по завершению недостроя и других
«хвостов», ибо ни главкому, ни его первому заместителю, курировавшему войска
РКО, по известным причинам говорить об этом, а тем более жаловаться, было
бесполезно.
28 сентября явился
для нашей семьи приятным днем. У нас гостил Владимир Дмитриевич и Евдокия
Петровна Лавриненковы. Они приезжали в Москву к своему сыну Петру. С Владимиром
Дмитриевичем мы в неторопливой беседе провели почти четыре часа. Он поделился
со мною замыслом написания книги об Ахмет-Хане Султане, своем фронтовом друге,
летчике. А я подумал, что благородная цель свойственна благородной душе, какою
одарен природой Владимир Дмитриевич. Я внимательно слушал и всматривался в
черты лица моего собеседника, человека, которого я знал много лет. Мне
казалось, что в них прибавилось еще мужества. В тот день Владимир Дмитриевич
подарил нам свои книги «Колокола памяти» и «Без войны». Мы тепло расстались с
нашим большим другом и незаурядным человеком.
В начале октября мне
удалось побывать на узле Загоризонтной радиолокации в Комсомольске-на-Амуре и
вновь строящемся объекте системы обнаружения из космоса пуска БР. При
знакомстве с узлом ЗГО я обратил внимание на его ничтожный вклад в
эффективность системы предупреждения. Помню нашу затянувшуюся беседу на объекте
с командиром части полковником Иваном Васильевичем Ювченко и главным инженером
полковником Медведевым. Вызывало сомнение то, что станция ЗГО несла боевое
дежурство, будучи не принятой на вооружение. Было над чем поразмышлять.
Возвратившись из
дальней командировки в Москву, я продолжал знакомство с системой ПРО и другими
объектами войск в районе столицы. Здесь особенность работы заключалась в том,
что надо было вникнуть в большой масштаб нового строительства и модернизацию
ранее созданных средств, режим несения боевого дежурства и т.д.
К концу октября я
уже побывал в основной группировке подчиненных войск, продолжал углублять свои знания
в части физики работы разнообразных средств, стоящих на вооружении систем,
ближе знакомился с командованием соединений и частей, а также с конструкторами.
Работа моя строилась на тесном взаимодействии с заказывающими управлениями ГУВ,
Инженерного управления ПВО. Постепенно я начинал обретать знания и опыт в
управлении войсками. Мне хорошо помогали мои заместители генералы Б. А. Алисов
и Н. В. Кисляков. Тесный контакт был установлен с командирами корпуса ПРО
генералом Виктором Андреевичем Савиным, начальником Центра контроля
космического пространства полковником Александром Петровичем Зайцевым,
командиром части ПКО полковником Сергеем Сергеевичем Мартыновым. Сложнее
достигалось взаимопонимание с командующим армией СПРН генерал-лейтенантом
Николаем Ивановичем Родионовым, который тяготел к максимальной
самостоятельности, и при каждом удобном случае старался дать понять мне об
этом. Его поддерживал в этом член Военного совета генерал-майор А.А. Поздеев. Я
видел, что они переоценивают свои способности по управлению армией, допускают
серьезные промахи в ряде направлений. К ним нужен был особый подход.
В армии и в корпусе
неблагополучно было с дисциплиной, что никак не вязалось в целом с хорошим
обустройством гарнизонов по сравнению с другими родами войск. В соединениях был
самый высокий уровень укомплектованности офицерским составом, в том числе
старшими офицерами. На каждые пять-шесть солдат приходился один офицер.
Фактически не было бесквартирных семей офицеров и прапорщиков, кроме
Севастопольской части, где временно семьи селились в общежитии.
Проводя встречи с
офицерами частей рода войск по вопросам дисциплины и организованности, я всегда
подчеркивал эту особенность и то обстоятельство, что в других родах войск ПВО
не было таких идеальных условий для службы, как в войсках ракетно-космической
обороны, где части армии выполняли боевую задачу на месте постоянной
дислокации. Большинство из них не тревожили выходами на полигон или другими
маневрами. Ритм службы был установившийся, одинаковый для мирного и военного
времени, что присуще для войск постоянной готовности. В каждой части был
мощный, укомплектованный аппарат управления – командование, штаб, политорган. В
некоторых гарнизонах одних политработников было свыше 20 человек. Однако жизнь
казармы нередко оставалась потемками для командиров. Поэтому нельзя было
мириться с низким уровнем дисциплины в наших войсках. Многое зависело от
качества работы командиров, политорганов и штабов. Некоторым руководителям,
особенно армейского звена, мои требования были не по душе. Обращал на себя
внимание и факт неравномерности уровня подготовки частей, в числе лучших из
года в год числились одни и те же части, остальные не поднимались на уровень
передовых. Не трудно было заметить и промахи с подбором кандидатов на должности
командиров частей. Некоторые из них были назначены явно ошибочно, не
справлялись со своими обязанностями. Решения по исправлению ошибок с
назначениями принимались медленно, нерешительно. В этом сказывались недоработки
командующего и члена Военного совета армии. Так постепенно открывались для меня
все новые особенности вверенных мне войск и определялись направления приложения
своих сил. Вникая в вопросы организации боевой подготовки, я не обнаружил
курсов этой подготовки. Было решено в Управлении рода войск написать такие
Курсы. Эта задача была возложена на вновь назначенного начальника боевой
подготовки полковника А.Н. Сколотяного. Заместителем начальника штаба рода
войск был назначен разносторонне подготовленный и ответственный офицер
полковник В.К. Тимофеев.
По мере того, как
шло время моего пребывания в новой должности, я понимал необходимость
самообразования. Произошло так, что войска свалились на меня внезапно всеми
своими системами, отживающими и нарождающимися. В каждой системе ПРО, ПКО, ПРН,
ККП было множество своих средств, и мне их нужно было знать хотя бы в такой
мере, чтобы из всего многообразия взаимосвязанных систем и средств сложилось
единое, четкое представление о вооружении и применении средств
ракетно-космической обороны. Теперь я стремился поскорее стать компетентным
начальником, постигал законы небесной механики, изучал космические аппараты и
остальные вопросы.
В начале ноября
побывал на вновь строящейся Красноярской РЛС (Енисейск) и РЛС в
Усолье-Сибирском (под Иркутском). «Путешествие» по объектам Сибири мы совершили
с офицером Управления подполковником А.П. Блиновым. До Красноярска летели
рейсовым самолетом МГА. От Красноярска до РЛС проехали на «Волге» 250 км по
заснеженному тракту. В пути любовались природой, сибирскими деревнями, основанными
более двух веков назад. Я думал о своей Спецшколе ВВС, которая в 1942 году была
эвакуирована в Енисейск. Осматривая позицию, где строилась РЛС на берегу
могучей реки Енисей с ее кристально чистой и прозрачной водой. В 15 км выше по
Енисею в него впадала река Ангара. На второй день мы начали путь в Иркутск. В
Иркутске нас встретили находившиеся там командир дивизии ПРН полковник Н.И.
Сорокин и командир части подполковник В. И. Дудкин. Вместе с ними мы продолжили
путь в Усолье-Сибирское. Я впервые был в этих местах и с большим интересом
воспринимал увиденное. А смотреть было на что. Мы проехали почти весь город
Иркутск, затем Ангарск и Усолье-Сибирское. В течение суток я смог осмотреть
действующую и строящуюся РЛС, гарнизон и встретиться с личным составом. На этом
завершилось мое ознакомление со всеми объектами СПРН.
Теперь я мог
приступить к знакомству с научно-производственными объединениями, с их
руководителями, занятыми оснащением наших войск вооружением, аппаратурой
автоматизации управления и отработкой систем.
14 ноября вместе с
генералами М.И. Ненашевым, Н. В. Кисляковым побывали в НПО им. Лавочкина и его
опытном заводе в Химках. Я познакомился с производством межпланетных
космических станций и специальных космических систем и их разработчиками, известными
конструкторами В.М. Ковтуненко, А.Г. Чесноковым, А.П. Миловановым и другими.
Это поистине был день познаний. Расстались мы с товарищами НПО, готовые к
тесному продолжению сотрудничества.
15 ноября вызвал на
беседу ранее отстраненного мною от должности одного из командиров частей
корпуса ПРО подполковника В.И. Петрова. Неурядицы в семейной жизни и серьезные
упущения по службе привели к утрате им авторитета среди подчиненных и вынудили
меня прибегнуть к крайней мере – отстранению Петрова от должности. В беседе он
признался, что командиром части больше быть не мог. «Суд чести» ходатайствовал
об увольнении его из Вооруженных Сил. В просьбе изменить решение суда я
отказал, так как не имел таких полномочий. С Петровым долго возились до меня,
но почему-то не могли принять решительных мер. Его отстранение от должности
благотворно подействовало на дела в части и тех начальников, которые имели
привычку слабо реагировать на требования воинских законов.
18 ноября мы
встретились с генерал-лейтенантом Е.Л. Тимохиным. Он назначался на должность
Первого заместителя начальника Главного штаба, вызывался в ЦК КПСС. Я советовал
ему очень серьезно подойти к новой должности, напомнил, что в этой работе не
бывает мелочей.
21 ноября
подводились итоги за год у Министра обороны. После выступлений Главкомов в
течение трех часов делал доклад маршал Советского Союза С.Л. Соколов. Он
говорил о возрастающей агрессивности и военных приготовлениях США, их
стремлении к превосходству над СССР и задачах ВС, сводящихся к тому, чтобы ни в
чем не уступить, не нарушить стратегического паритета. Затем выступил
присутствующий на совещании член Политбюро Л.Н. Зайков. Он упрекнул Вооруженные
Силы в медленной перестройке, выразил разочарование тем, что народом и партией
сделано больше, чем Вооруженными Силами. Якобы есть что-то мешающее Вооруженным
Силам нащупать то, чего им не хватает. В целом его речь была путанной, не
оставившей хорошего впечатления. На второй день состоялось подведение итогов в
Главкомате.
23 ноября в
воскресенье я анализировал объемную информацию последних дней. Был под
впечатлением от доклада министра обороны, в котором он подытожил фактическое
состояние дел в Вооруженных Силах и осветил перспективу их развития. Положение
СССР в международном отношении было сложным. Чтобы нам удержаться на нужном
уровне, надо было предпринимать что-то радикальное. В государственном масштабе
делались попытки предпринять меры экономического и социального порядка по
ускорению решения, в том числе и оборонных задач. Станут ли они эффективными –
должно было показать время. А оно шло стремительно и в случае неудачного нашего
эксперимента все будет потеряно. Особенность в соревновании между СССР и США
заключалась в том, что СССР фактически рассчитывал на свои силы и
незначительную поддержку стран соцлагеря. США опирались на потенциал всего
империалистического лагеря и были намного сильнее. Отсюда и вся сложность СССР,
необходимость огромного напряжения советского народа в экономике и увеличение
усилий в Вооруженных Силах. Такие размышления наводили на мысли о собственных
возможностях.
24 ноября подвели
итоги в своем роде войск, а с 25 ноября я убыл в отпуск. В этот день доложил на
подпись Главкому документы. Обедали с генерал-полковником авиации Г.Ф.
Байдуковым. Он собирался в США. Георгию Филипповичу уже под 80, но в нем не
ослабевает сила разума. Мне всегда нравится наблюдать за манерой неторопливого,
но на редкость емкого разговора этого мужественного человека.
Георгий Филиппович
спросил меня, как я осваиваю новую должность, передал привет Тамаре и пожелал
нам хорошего отдыха в Сочи.
20 декабря мы
возвратились из Сочи, где провели отдых в лучшем виде. Отпуск мой заканчивался
2 января 1987 года. Я созвонился с генералом Б.А. Алисовым, узнал обстановку,
она позволяла продолжать отдых. В это время у нас гостила Оля с внуками, так
что было чем заняться.
Заканчивался 1986
год, год ХХVII съезда КПСС, начала перестройки, поисков путей предотвращения
ядерной катастрофы и трагических событий в государстве. А их в 1986-м году
произошло немало – авария на Чернобыльской АЭС, гибель теплохода «Адмирал
Нахимов» под Новороссийском, взрыв на шахте «Ясиновская-Глубокая», провалы
мостов, пожары, неудача переговоров Горбачева с Рейганом в Рейкьявике, сильный
нажим США на СССР, переход вероятных противников к неудержимой гонке
вооружений, нагнетание напряженности.
Что нас ждало в
Новом 1987 году? Как сложатся дела в Войсках ПВО и в личной жизни? С такими
вопросами я шел навстречу новому году.
1987 год.
Год 70-летия Великой Октябрьской Революции и начала «капитуляции»
В своем новогоднем
обращении к советскому народу М. Горбачев славил советский народ, его поддержку
политики Коммунистической партии, преодоление застойных явлений в экономике.
Говорилось о поисках путей оздоровления международных отношений, прекращения ядерных
испытаний, разоружении. Было также сказано: «Наше миролюбие не имеет ничего
общего со слабостью. Мирный труд советских людей надежно защищен. На страже
завоеваний социализма стоят могучие, оснащенные всем необходимым Вооруженные
Силы». Так выглядело отношение к обороноспособности на словах, на деле же было
другое.
Рабочие будни января
для меня начинались с посещений ряда научно-исследовательских институтов. Так,
я побывал в НИИ Войск ПВО, НИИДАР, где имел возможность ознакомиться со
структурой и организацией работ по созданию средств контроля космического
пространства и использования его в военных целях. Изучал Постановления ЦК КПСС
и СМ СССР по созданию объектов РКО. Начинал втягиваться в процесс жизни
соединений, принимать в нем активное участие.
19 января в армии
ПРН проводился партийный актив с приглашением ведущих конструкторов средств и
системы предупреждения, таких как академик А.И. Савин, главные конструктора
В.Г. Репин, А.А. Васильев, В. М. Иванцов, А.Г. Чесноков. Партийные активы
полезны были и тем, что на них можно было получить объемную информацию по
решению поставленных задач. Через три дня я принял участие в комсомольской
конференции армии ПРН, где также имел возможность получить представление о
делах и суждениях передовой части личного состава и выступить перед
комсомольским активом по вопросам решения поставленных задач. Я с большим
вниманием всегда относился к партийным и комсомольским собраниям в частях и
соединениях, никогда не уклонялся от участия в них, потому что видел в этом большую
пользу.
26 января в
Центральном аппарате начался сбор, а на 27 января намечался Пленум ЦК КПСС по
итогам перестройки и кадрам. Военные с интересом ждали его. 28 января в газете
«Правда» был опубликован доклад М. Горбачева на Пленуме, в котором говорилось,
что «накопившиеся в обществе проблемы в значительной мере связаны с
недостатками в деятельности самой партии». Вроде бы сказано смело и правдиво.
Перестройка принимала широкий размах, много велось разговоров о демократизации,
однако четких ориентиров и программы не было.
В ходе военной игры
я впервые в роли командующего сделал доклад Главкому. В этот раз и в
последующих докладах на учениях для меня образцом являлись доклады моего
предшественника генерал-полковника Ю.В. Вотинцева. Старался делать их не хуже,
понимал, что нахожусь под пристальным наблюдением своих подчиненных.
3 февраля М.
Горбачев побывал на строящемся объекте ПРО в Софрино, его сопровождал
Главнокомандующий.
Неожиданным для меня
было известие о снятии с должности командующего МО ПВО маршала авиации А. У.
Константинова. Мне был известен стиль руководства войсками маршала по БО ПВО.
Он отличался от стиля работы и поведения с подчиненными знакомых мне
военачальников не в пользу Анатолия Устиновича. При его назначении в Московский
округ ПВО я предчувствовал недоброе, если Анатолий Устинович не пересмотрит
свой стиль поведения. То, что можно было делать в Азербайджане, не могло быть
долго терпимым в столичном округе. Крушение А.У. Константинова началось на
новом месте не сразу.
Анатолий Устинович
был отмечен на округе высшей наградой – орденом Ленина и присвоением
маршальского звания.
По долгу службы мне
часто приходилось бывать в гарнизоне Дуброво, где дислоцировались уникальные по
своему предназначению объекты Войск ПВО и ВМФ, в том числе Центр контроля
космического пространства. Войсковые части этого гарнизона были в
непосредственном подчинении командующего противоракетной и противокосмической
обороной.
Командирами частей
гарнизона в то время были полковники Зайцев Александр Петрович и Мартынов
Сергей Сергеевич. Оба они отличались высокой профессиональной подготовкой, были
честными и трудолюбивыми, обладали всеми другими лучшими качествами советского
офицера. Их работу в качестве командиров осложнял большой объем решаемых личным
составом задач и непродолжительное пребывание в занимаемых должностях. Помимо
выполнения боевых задач, на объектах проводилась модернизация, строились
корпуса под новейшие вычислительные комплексы и связное оборудование и др.
Полковник Мартынов,
кроме всего, являлся начальником гарнизона, что требовало от него
дополнительных хлопот по налаживанию быта и поддержанию порядка в соответствии
с требованиями Устава гарнизонной службы. Такие особенности требовали
постоянного внимания управления рода войск к этому гарнизону. Приходилось часто
бывать в нем с целью оказания помощи командирам в решении ряда вопросов.
Особенно много их возникало с промышленностью и строителями.
Нужно сказать, что
полковники Зайцев и Мартынов с честью выполнили свои служебные обязанности.
Войсковые части, которыми они командовали, постоянно добивались положительных
оценок по итогам боевой подготовки, что послужило их дальнейшему росту по
службе. Оба они станут генералами. А на их место придут не менее способные и
авторитетные офицеры, ныне полковники Рубцов Юрий Сергеевич и Киричанский
Геннадий Ильич.
Сложное положение
было и с корпусом ПРО. В некоторых его частях было неблагополучно с
дисциплиной. Комкор В. А. Савин нуждался в помощи. Снятый и уволенный из
Вооруженных Сил по моему ходатайству командир части подполковник Петров донимал
жалобами, проверка которых отнимала у командования и политорганов всех уровней
много времени.
Я продолжал
укреплять личные контакты с конструкторами А.И. Савиным, А.Г. Басистовым и
другими, руководством Главного управления специального строительства (ГУСС МО).
Теперь мне чаще приходилось работать с товарищами из Главного управления
вооружения Войск ПВО. Принимал участие в различных комиссиях по новым системам
и вооружению.
После январского
Пленума ЦК КПСС велось много разговоров о перестройке в стране и Вооруженных
Силах. Приходилось ломать голову над перестройкой в Вооруженных Силах, но
понять до конца ее суть было нелегко.
На начало марта
спланировали проведение учебного сбора в своем роде войск. Серьезно готовились.
В Главкомате произошли некоторые перемены. Заместитель Главкома по авиации Н.И.
Москвителев был назначен представителем по ВВС и ПВО в Германию (ННА), вместо
него был назначен генерал В. И. Андреев. Представителем по ПВО в Болгарию
назначался генерал В.С. Ярошенко.
С 2 по 5 марта в
Кубинке провели сборы с большой пользой для всего руководства нашего рода
войск. В сборах принимали участие офицеры Главкомата (по службам) и
представители промышленности. Хорошо поработали по подготовке сборов офицеры Управления
рода войск. Особое внимание было уделено подготовке офицеров в Пушкинском и
Житомирском училищах. Участники сборов разъехались нацеленными на активную
работу. После их проведения можно было считать, что управление войсками было
освоено мною в полном объеме.
Огорчало то, что за
употребление спиртного в ходе сборов пришлось отстранить своего начальника
штаба генерала Г.Д. Воротникова и предложить ему подать рапорт на увольнение из
Вооруженных Сил. Это был уже второй человек из Управления, с которым приходилось
расставаться на этой почве. К сожалению, об этой их слабости я не был
предупрежден при приеме должности. По окончании сборов подвел итоги в
Управлении, объявил благодарность за подготовку к сборам полковникам А.Н.
Сколотяному, А.И. Дедову, В.В. Грошеву, И.А. Алешину, В.В. Недорезу.
Одновременно я обратился к офицерам с просьбой о повышении дисциплины и
недопущению проступков на почве спиртного, дискредитирующих Управление.
Оставшись с членами
бюро партийной организации товарищами В. И. Гапоненко, В. В. Недорезом, В. И.
Филимоновым и А. А. Игнатовым, я проинформировал их о своих намерениях
ходатайствовать об увольнении из Вооруженных Сил генерала Воротникова по
исполнении ему 55-ти лет в июле 1987 года. Порекомендовал им не возбуждать
сейчас вопрос о наказании его в партийном порядке, чтобы не отвлекаться от
основных дел в работе. Члены бюро согласились со мною. Однако через некоторое
время мне пришлось объясняться на этот счет в Политуправлении войск.
Генерал-полковник авиации Н. И.
Москвителев
7 марта мы с
генералами В.И. Андреевым, П.И. Кузьминым, В.Ф. Сибирцевым, Р.С. Акчуриным и
Н.В. Сечкиным заехали на дачу в пос. Заря к генералу Н. И. Москвителеву, чтобы
попрощаться с Николаем Ивановичем, он уезжал к новому месту службы в ГДР. Визит
был исполнением товарищеского долга. Мы все глубоко уважали Николая Ивановича,
этого прекрасного человека.
Генерал Москвителев
много лет командовал авиацией Войск ПВО. За это время в значительной мере
преобразился самолетный парк авиации, произошли большие сдвиги в области
автоматизации систем управления авиацией. Как военачальник, Николай Иванович
проявил себя на посту командующего авиацией способным и сильным человеком. Он
пользовался широкой известностью в войсках и большим авторитетом. Его природные
дарования и мужество обеспечили ему длительную работу на этом ответственном
посту в течение пятнадцати лет.
В войсках ПВО страны
этот период времени был характерен высокой интенсивностью создания и освоения
новых авиационных комплексов перехвата, таких как МиГ-23п, МиГ-31п, Су-27п. На
долю Николая Ивановича выпало пережить и немало трагических потерь летного
состава. Не один раз мне приходилось наблюдать его в первые минуты получения
скорбных известий. Я видел, сколько требовалось сил и мужества выстоять в это время.
Генерал Москвителев
– человек чести. Он никогда не позволял себе по отношению к подчиненным грубых
окриков, оскорблений, не нагнетал обстановку. Его запоминающаяся приятная
внешность полностью гармонировала с внутренним содержанием. Наша длительная совместная
служба заканчивалась, и я сожалел об этом, хотя понимал, что всему приходит
конец. Я рад был за Николая Ивановича, который заслуженно получил возможность
спокойно завершить свою службу в Вооруженных Силах на новой должности
представителя ВВС и ПВО в ННА ГДР. Мы тепло расстались со своим старшим
товарищем и другом.
В середине марта в
Главкомате работала комиссия Министерства обороны. Возглавлял ее первый
заместитель министра обороны генерал армии П.Г. Лушев. Зам. министра знакомился
с Главкоматом Войск ПВО и некоторыми объектами ракетно-космической обороны. Его
сопровождали офицеры Генерального штаба. Генерал армии в Главкомате проводил
заслушивание командующих родами войск. 18 марта на ЦКП в его присутствии
проводилась штабная тренировка, в ходе которой продолжались заслушивания. Когда
было приказано прибыть на заслушивание мне, то в нашем пункте управления на ЦКП
не оказалось карты командующего. Ее не взял на тренировку по халатности наш
начальник штаба. Пришлось понервничать самому и вызвать раздражение Главкома.
Явился я на доклад с опозданием, с мыслями как следует не собрался, толкового
доклада не получилось. Мне было стыдно перед Главкомом. Это был первый и
последний случай неудачного моего доклада высшему руководству. Переживали
неудачу все офицеры нашего управления.
19 марта был на
партактиве в армии ПРН в Солнечногорске, в котором принимал участие зам
начальника Главпура СА и ВМФ генерал-полковник Д.А. Волкогонов. Актив проходил
в духе перемен, начавшихся в стране. Участники активно выступали, говорили обо
всем, что их беспокоило. Волкогонов дал высокую оценку партактиву. С генералом
Волкогоновым я уже был знаком по редколлегии журнала «Военная мысль». Пройдет
время, когда наступит горькое разочарование в этом горе-философе.
С некоторого времени
звучание слова «перестройка» стало модным в нашей жизни. Все больше
«вскрывалось» перегибов и преломлений в марксистской теории, говорилось об
оппортунизме в замаскированном виде. Выходило так, что теперь необходимо
переосмысливать теорию потому, что жили «не по тем законам». Народ сбивался с
толку, путался, нуждался в более веских разъяснениях, что к чему, но вместо
разъяснений ком путаницы возрастал. В связи с этим я вспоминал партактив
Министерства обороны, выступление начальника ГПУ СА и ВМФ генерала армии А.Д.
Лизичева. Он говорил о застойных явлениях в Вооруженных Силах, о нарушениях
взаимоотношений между офицерским составом на почве того, что расцветал
протекционизм, когда отдельным недостойным военнослужащим устраивалась
незаслуженная карьера. Я же думал о нарушении взаимоотношений между старшими
чинами Сухопутных войск и Войск ПВО. Поводом для этого явилось принижение роли
Войск ПВО Генеральным штабом, его бывшим начальником. В нашей армии ощущался
недостаток воспитания. Это проявлялось почти на всех ступенях военной иерархии.
С 23 по 28 марта с
группой офицеров я работал на Печорском радиолокационном узле. Дежурный генерал
ЦКП Е.И. Левенцов доложил мне о гибели в автокатастрофе четырех офицеров
Мингечаурского РЛУ. На расследование выезжали генералы Б.А. Алисов и В.М.
Смирнов. Виновником автокатастрофы оказался азербайджанец, наркоман, который на
своей машине совершил лобовое столкновение с «Жигулями», в которых находились
наши офицеры. Это была тяжелая потеря для войск РКО и трагедия для гарнизона.
28 марта 1987 года в
Москву на встречу с Горбачевым прибыла М. Тэтчер. Последнее время между ними
завязалась тесная дружба.
Я находился под
впечатлением поездки в Печору на РЛУ. Главными вопросами там являлась работа с
личным составом всех категорий. Нас, командиров, начинали серьезно беспокоить
неуставные взаимоотношения. Широкое распространение во всех Вооруженных Силах
получило такое явление среди солдат, как глумление над личностью. Это крайне
осложняло солдатскую жизнь, наносило большой ущерб моральному состоянию личного
состава и решению основных задач. Нельзя сказать, что ничего не предпринималось
со стороны командиров по воспрещению таких нежелательных проявлений в казармах.
Были строгие приказы МО СССР и Постановления ЦК КПСС по принятию неотложных мер
по искоренению позорных, не присущих Советской Армии, явлений и т.п. Однако
отклонения принимали массовый размах, и бороться с ними становилось все
труднее. Мало того, к ненормальным отношениям между старослужащими и молодыми
воинами прибавлялись трения между военнослужащими на национальной почве, тем
более что развитие событий в стране шло в направлении разрушения национального
единства. Резкое падение дисциплины в государстве и обществе, как в зеркале,
отражалось в армии.
Борьба за
оздоровление климата в армейской среде была малоэффективной, но не вести ее
означало полностью потерять контроль за личным составом и допустить разгул еще
больших отклонений от нормальных взаимоотношений. Стараясь найти с солдатами
общий язык, узнать от них самих истинное положение дел в казарме, я больше
встречался с ними, беседовал в индивидуальном порядке и слушал на собраниях.
Все это помогало мне в выборе оптимальных путей к поддержанию порядка в
воинских коллективах. И, тем не менее, положение среди личного состава срочной
службы оставалось сложным, взрывоопасным. Для нас, командиров, многие явления в
казармах оставались загадочными. Трагедия была в том, что они принимали
массовый характер и делали попытки командиров по их пресечению
малоэффективными.
30 марта был Военный
совет. Мне здорово досталось от Главкома за гибель офицеров в Мингечауре, за
пьянку начальника штаба и за другие непорядки. Член Военного совета С.А.
Бобылев дополнил Главкома.
На второй день
состоялся разбор итогов комиссии генерала армии П.Г. Лушева. Некоторые
недостатки коснулись и нашего рода войск. Мой доклад Лушеву был отнесен к
разряду слабых. Нужно было выслушать справедливую критику, выжить. У
командующих не бывает легких путей. Сложным было командование армией ПРН.
Методика работы командующего армией генерала Н.И. Родионова не согласовывалась
с моими понятиями. Командующий и член Военного совета армии генерал А.А.
Поздеев были слишком претенциозны, много говорили, но мало делали, кроме того,
командующий ограничивал инициативу своих замов и помощников, отбивая у них
желание самостоятельно мыслить. Пришлось объясниться с генералом Родионовым по
его стилю руководства. Одновременно я напомнил ему, чтобы он не проявлял
двойственности в наших взаимоотношениях. Напомнил ему также то, что руководствуюсь
нашими общими интересами и поступаю так, как они того требуют, что разногласия
в нашей работе могут принести только вред. Родионов отрицал всякие проявления
бестактности по отношению ко мне. При нашем разговоре присутствовал генерал
Поздеев, неразлучный спутник командующего. В данном случае его присутствие было
уместным.
9–10 апреля прошли
торжественные собрания по случаю Дня Войск ПВО и Дня космонавтики, я был на
обоих.
12 апреля в День
Войск ПВО позвонил В.Д. Лавриненков, поздравили друг друга с праздником ПВО.
Владимир Дмитриевич беспокоился о состоянии авиации армии. Дело в том, что 31
марта при полетах на аэродром Бельбек погиб командующий авиацией армии генерал
Уманец. Причиной гибели явилось пренебрежение летными законами летчиком –
начальником высокого ранга. Полет самолета Су-15 выполнялся после длительного
перерыва без восстановления навыков в технике пилотирования. Владимир
Дмитриевич близко воспринял случившееся, разговаривал по этому поводу с
командующим армией генералом В.А. Прудниковым, дал ему дельные советы. Ему
нравился Прудников как командарм, но упущения его в вопросах обеспечения
безаварийности в авиации были налицо, что беспокоило старого командарма.
В середине апреля
начались итоговые проверки войск за зимний период обучения. Я проводил проверку
частей полковников А.И. Зайцева и С.С. Мартынова в гарнизоне Дуброво, что дало
возможность лучше познать своих подчиненных и степень решения частями
поставленных задач. Мне нравилось тесное общение с личным составом. Части
гарнизона были на хорошем счету, отличались благоустроенностью, высокой
организованностью, неплохими успехами в боевой подготовке, подтянутостью
личного состава. Трудно передать то, что ощущаешь каждый раз при виде
построенных в развернутом строю частей, прохождение подразделений колоннами
торжественным маршем под оркестр или с песней. В эти минуты наполняешься
чувством гордости за свою Родину и ее защитников, как никогда чувствуешь и свою
причастность к защитникам Отечества.
Прервав работу в
гарнизоне Дуброво, я вылетел на строящиеся объекты в Нуреке, Мингечауре и
Зеленчукской в составе комплексной группы контроля за ходом создания объектов
под руководством генерал-лейтенанта Леонида Вениаминовича Шумилова – первого
заместителя начальника строительства и расквартирования Войск МО.
По установленному
порядку контроль комплексными группами хода создания объектов для наших войск
производился систематически не реже одного раза в квартал. Такие группы
комплектовались офицерами Министерства обороны, Генштаба, Главного штаба, ГУВ,
ИУ ПВО, представителями промышленности, конструкторских бюро. Изучался ход
создания объектов, принимались на месте меры по обеспечению выполнения планов и
графиков их создания в установленные сроки. Нужно заметить, что создание
объектов ПРН, ПРО и ПКО шло со значительным отставанием от первоначальных
сроков, определенных постановлениями. Это была моя первая поездка в составе
комплексной группы. Она была весьма полезной, помогала понять механизм создания
объектов, определить способы воздействия на темпы их строительства и оснащения.
22 апреля я был в
Кремлевском Дворце на торжественном собрании, посвященном 117 годовщине со дня
рождения В.И. Ленина. С докладом выступал Н.И. Рыжков. Доклад приковал внимание
своим содержанием, прозвучал ровно, озабоченно, клятвенно. Во многих местах его
содержание увязывалось с перестройкой в стране. В зале царила особая
торжественность, брала гордость за партию и народ. Разве кто мог тогда
подумать, что к социалистическому государству подкрадывалась огромная беда? И
те, кто сейчас возглавляет КПСС и Советское правительство, сдадут Лениным
созданную партию и социалистическое государство без боя.
Последняя декада
месяца была занята поездками и работой на объектах в Подмосковье, подготовкой к
учению с соединениями рода войск и подготовкой выступления на научной
конференции в Министерстве обороны, которая планировалась на 27–28 апреля.
Научная конференция в Министерстве обороны проводилась после 15-летнего
перерыва. В ней принимали участие член Политбюро ЦК КПСС Л. Н. Зайков, Президент
академии наук СССР Г. И. Марчук и вице-президент академик Е.П. Велихов,
руководство Министерства обороны, заведующий отделом административных органов
ЦК КПСС Н.И. Савинкин, зам. председателя Совета Министров Ю.Д. Маслюков и
другие.
Задачами конференции
являлось уточнение направлений развития Вооруженных Сил с учетом недавно
принятой военной доктрины. Были сделаны содержательные доклады начальником
Главного разведывательного управления генералом армии П.И. Ивашутиным,
начальником Генерального штаба ВС маршалом С. Ф. Ахромеевым, маршалом Н.В.
Огарковым, генералом армии А.И. Грибковым. Смело прозвучало выступление
начальника ГШ ВВС генерал-полковника авиации В.Е. Панькина.
От Войск ПВО
выступил начальник штаба МО ПВО генерал-полковник Ю.А. Горьков. В своем
выступлении он не выходил за рамки проблем организации ПВО в округе. Я считал
недостатком, что от Войск ПВО не было выступления хотя бы начальника Главного
штаба. Что касается моего выступления, то его сняли с плана по мотивам
закрытости войск.
На второй день
конференция проводилась до 12.00 по секциям (по видам ВС). Хорошими были
выступления молодых командующих армиями ПВО генералов В.В. Литвинова и Г.М.
Решетникова. Они говорили о неувязках в управлении, вызванных оперативным
подчинением ОА ПВО Главкоматам направлений.
Продолжение
конференции было в Министерстве обороны с 14.30, где выступили все Главкомы
видов ВС. Заключительным на конференции стало выступление министра обороны
маршала Советского Союза С.Л. Соколова. В работе нашей секции в Главкомате
принимал участие Генеральный инспектор ВС генерал армии И.М. Третьяк. Во время
обеда они с Главкомом вспоминали годы войны. И.М. Третьяк бывалый солдат в
войну. Он говорил: «Пуля, свист которой слышишь, не твоя, таков закон. Твоя та,
которую не слышишь. Снаряд тоже, если он не разрывается впереди тебя, не твой.
Перед боем бойцы никогда не ели, зато надевали чистое белье». Вспоминал эпизоды
военного времени и А.И. Колдунов. Он рассказал о встрече с американцами в 1944
году под Одессой, о том, как они сбились с курса и произвели посадку на их
аэродроме, о том, какой дружеский прием был им устроен. Вспоминал и другие
истории. Мы внимательно слушали двух бывалых воинов и не подозревали того, что
через месяц военные судьбы этих двух героев и ветеранов основательно
перехлестнутся и в корне изменятся.
После научной
конференции 29 апреля у министра обороны были подведены итоги первого зимнего
периода обучения войск. Крепко досталось от министра Войскам ПВО и ВВС. На
совещании я встретился с генералом В.Г. Царьковым. Он назначался командующим
Московским округом ПВО вместо маршала авиации А.У. Константинова. Я искренне
был рад выдвижению Владимира Георгиевича, вполне достойного кандидата на такой
высокий пост. Владимир Георгиевич волновался, что было вполне понятно. Объем
работы предстоял громадный. С ним уже побеседовал Генсек М. Горбачев. На днях
ожидался приказ МО СССР о назначении.
30 апреля я был на
подведении итогов в корпусе ПРО у Савина в п. Акулово (под Кубинкой). После
докладов начальника политотдела корпуса полковника Владимира Семеновича
Федорова и комкора генерала В.А. Савина я проинформировал офицеров о научной
конференции, об основных выводах, сделанных на конференции по возможным
направлениям дальнейшего военного противостояния стран блоков НАТО и
Варшавского Договора. Они сводились к тому, что накопленный обеими сторонами
запас ядерного оружия делал ядерную войну катастрофической для ее участников.
Это заставляло ориентироваться на войну с применением обычных средств
поражения, хотя в любой момент война могла перерасти в ядерную. Да и подготовка
к ядерной войне составляла основу агрессивных планов империалистических кругов
во главе с США.
В связи с
ориентацией на неядерную войну в Вооруженных Силах НАТО предусматривалась
модернизация имеющегося вооружения и создание новых систем оружия, позволяющих
достичь целей в войне. План модернизации ограничивался сроком 1990–1992 годов.
Суть его заключалась в создании высокоточного, дальнобойного оружия. Особое
место отводилось крылатым ракетам различной дальности и предназначения, новым
стратегическим бомбардировщикам с малозаметным покрытием, оснащенным десятками
стратегических крылатых ракет (СКР). Планировалось поступление на вооружение
разведывательно-ударных комплексов, применяемых по принципу «обнаружил-поразил».
Совершенствовались средства управления войсками и оружием на основе создания
АСУ, широкого применения воздушных командных пунктов. Усовершенствованию
подлежали и боезаряды, эффективность которых по разрушительной силе и
поражающим возможностям становилась близкой к ядерным.
Вероятный противник
вынашивал планы внезапного нападения для достижения преимуществ с первых часов
и дней войны. С этой целью заблаговременно создавались мощные группировки
Сухопутных войск, ВВС и ВМС на основных сухопутных и морских ТВД с расчетом,
чтобы избежать крупных и длительных перегруппировок. На боевое дежурство
привлекалось большое количество сил, способное в ядерной войне совершить
внезапный удар. Действовали заранее организованные обеспечивающие системы в
космосе: разведывательные, навигационные, топогеодезические, связи и другие.
США взяли курс на милитаризацию космоса, осуществлялась программа СОИ. Все это
учитывалось СССР и другими странами Варшавского Договора, и принимались
соответствующие меры.
ХХVII съезд КПСС
подтвердил решимость делать все для сохранения мира. На нем было провозглашено,
что СССР никогда первым не начнет войну ни с каким государством и никогда
первым не применит ядерного оружия. Такие установки КПСС придавали нашей
военной доктрине более выраженный оборонительный характер. Однако это нисколько
не должно было снижать нашей решимости и готовности дать достойный
сокрушительный отпор любому агрессору. Перед военным искусством ставилась
сложная задача: «Каким образом в таких условиях все это осуществить?»
На ВНК говорилось о
недопустимости отставания от противника по всем направлениям. В то же время мы
не должны были копировать противника в гонке вооружения, а находить решения,
которые бы приводили к нейтрализации усилий противника.
Выступая перед
офицерами, я подчеркивал важную роль и место войск ракетно-космической обороны
в системе обороноспособности нашего государства.
Праздник Первомая
прошел для меня на дежурстве по Главкомату, на которое я заступил в 16.30,
сменив генерал-полковника В.С. Дмитриева. Не успел переговорить со всеми
дежурными в армиях, как пришлось убыть на ЦКП для руководства дежурными силами
по блокированию воздушного разведчика США СР-71, действовавшего на Севере вдоль
Кольского полуострова на высоте 20 км и скорости 3000 км/час. С нашей стороны
было произведено несколько подъемов истребителей-перехватчиков с выводом к
границе для возможного противодействия разведчику. Появлялись разведчики и над
Балтийским морем со стороны Швеции и Финляндии. Наши дежурные силы действовали
аналогично, как и на Севере. После работы на ЦКП я смог возвратиться в свой
кабинет и в спокойной обстановке заняться самообразованием, вкладывая в голову
необходимые знания по вооружению своих войск, еще и еще раз убеждаясь в
безграничности процесса познавания в этой области.
После праздников
снова потянулись напряженные дни работы в Управлении и в войсках. Наше
Управление было небольшим, насчитывало около 30 человек вместе с тремя
служащими СА. Я старался больше бывать в войсках, часто в войска выезжали и
офицеры, особенно инженерного отдела.
Со своим
заместителем генералом Б.А. Алисовым мы строили работу по принципу, который я
усвоил еще от В.Д. Лавриненкова, который говорил: «Нам с заместителем вместе
нечего делать в Управлении. Если командующий здесь, то заместитель должен быть
в войсках и наоборот». Подходило время посещений наших училищ в Житомире и
Пушкине. Я готовился к этим поездкам.
6 мая состоялось
открытие мемориальной доски барельефа А.И. Покрышкину на доме, где он жил по
ул. Большая Бронная, 19. Стоял хороший ясный день. К 15.30 собрались ветераны,
боевые друзья Александра Ивановича, представители власти. Среди собравшихся –
полковник Г.Г. Голубев, генералы Г.У. Дольников, Н.Л. Трофимов, С. И. Харламов,
маршалы авиации А.П. Силантьев, И.Н. Кожедуб, генерал армии Н.И. Шкадов и
многие другие. Ровно в 16.00 – торжественная церемония открытия барельефа.
Ленточку разрезали И.Н. Кожедуб, С.И. Харламов и Е.С. Юрасов. С небольшими
речами выступили маршал авиации Кожедуб, генералы Дольников, Харламов, Трофимов
– все Герои Советского Союза. От Войск ПВО выступил Герой Социалистического
труда генерал Юрасов. Барельеф блестел в лучах солнца, выполнен был удачно,
отражая характер трижды Героя. Теперь на этом доме три мемориальных доски –
двум политикам Суслову и Черненко и национальному герою А.И. Покрышкину.
Возвращаясь к себе,
мы с генералом Юрасовым вспоминали А.И. Покрышкина, говорили о благородстве его
жены Марии Кузьминичны, о ее заботах по увековечиванию памяти Александра
Ивановича.
Постепенно расширялся
круг моего знакомства с конструкторами, и устанавливалось тесное сотрудничество
с ними. Я уже знал руководителей РТИ им. академика АН СССР А.Л. Минца,
товарищей Виктора Карловича Слоку (директора), конструкторов Юлия Владимировича
Поляка, Виктора Михайловича Иванцова, Александра Александровича Васильева.
Тесные контакты устанавливались с директором ЦНИИ «Комета», Генеральным
конструктором космической системы предупреждения и системы противокосмической
обороны академиком АН СССР Анатолием Ивановичем Савиным, главным конструктором
СПРН Владиславом Георгиевичем Репиным, Генеральным конструктором системы ПРО г.
Москвы членом-корреспондентом АН СССР Анатолием Георгиевичем Басистовым,
Генеральным конструктором НПО им. С.А. Лавочкина членом-корреспондентом АН СССР
Вячеславом Михайловичем Ковтуненко, главным конструктором КА обнаружения
стартов БР Анатолием Григорьевичем Чесноковым, руководителями НИИ Министерства
обороны.
Совместная работа с
ними проводилась при рассмотрении проектов в НПО непосредственно на создаваемых
или модернизируемых объектах войск, на заседаниях ВПК, в комиссиях и на
межведомственных совещаниях. Неоднократно мы встречались у Главкома для
рассмотрения ряда специальных вопросов по системам и отдельным образцам
техники.
9 мая 1987 года вместе
с женою и сыном были в Концертном зале «Россия» на торжественном собрании и
концерте, посвященном Дню Победы. В этот раз доклад делал генерал-полковник
Леонид Михайлович Леонов – заместитель Главнокомандующего, начальник Главного
управления вооружения Войск ПВО. Я с большим уважением относился к этому
разносторонне подготовленному человеку, возглавлявшему ответственный участок
работы по заказу вооружения для Войск ПВО. Мы давно были знакомы с Леонидом
Михайловичем, теперь же интересы службы требовали нашего тесного содружества.
Мы с большим интересом слушали докладчика, в голосе которого ощущалось
волнение, когда говорилось о Великой Отечественной войне, той страшной беде,
что выпала на испытание советского народа.
11 мая во время
поездки на объект ПРО в Софрино я встретился с генерал-лейтенантом Олегом
Андреевичем Лосевым – зам. министра радиопромышленности. В неторопливой,
деловой беседе удалось детально поговорить о состоянии дел на объекте, путях
решения поставленных задач после посещения объекта Генсеком. С того времени до
самой кончины Олега Андреевича в 1992 году между нами установились самые добрые
и деловые отношения, которые во многом способствовали взаимопониманию в решении
общих задач. В то время войсковой частью на объекте командовал высокоподготовленный
командир, инженер по образованию, полковник Юрий Иванович Седлецкий.
В середине мая я
побывал в Пушкинском высшем ордена Красной Звезды училище радиоэлектроники.
Училище готовило для наших войск офицеров преимущественно для работы на
электронно-вычислительной технике. В 1986 году училище подвергалось
инспектированию министром обороны, было выявлено большое количество
недостатков, особенно в вопросах жизни и быта, и поставлена
неудовлетворительная оценка. Начальником училища был генерал-майор Иван
Наумович Яковлевич, выходец из наших войск. Нашей группе пришлось основательно
поработать по комплексу вопросов. В первую очередь мы проверили устранение
недостатков по замечаниям инспекции. Глубже вникли в процесс обучения.
Осуществляли встречи с профессорско-преподавательским составом. Побывали на
всех кафедрах. Провели встречи с курсантами старших и младших курсов. Я понял,
что непосредственное подчинение училища аппарату заместителя Главкома по ВУЗам
без активного участия в его жизни со стороны управления командующего рода войск
не должно продолжаться. Договорились с командованием училища о тесном контакте
в работе. Мы взяли на проработку некоторые вопросы перспективных перемен в
училище. С того времени оба наши училища, хотя формально и оставались в
подчинении зам. Главкома по ВУЗам, но фактически управление ими осуществлялось
командующим рода войск через отдел боевой подготовки.
Находясь в Пушкине,
представилась возможность побывать в семье старшей дочери Ирины. Гарнизон, где
служил ее муж майор Сергей Татарников, находился в сорока минутах езды на
автомобиле. Возвращаясь от них, я думал о жизни дочери, которая почти 20 лет
путешествовала с родителями, и теперь продолжает кочевать с мужем по военным
точкам. Незавидная жизнь. Долго думал о своих дочерях, об их нелегкой доле
офицерских жен. Ирина сама стала военнослужащей – прапорщиком.
В Ленинграде я
навестил Василия Иосифовича Пирогова, своего сослуживца и старшего товарища по
19 д ПВО. Он ленинградец, влюблен в свой город, после выхода в отставку в нем и
обосновался. Мы тепло провели несколько часов у него дома за прекрасным
благодаря заботам жены Веры Васильевны столом.
По возвращении из
командировки мною была написана докладная записка Главкому по результатам
работы в училище, в которой отразил бедственное положение с жильем для
офицерского состава, отсутствие автопарка, необходимость строительства учебного
корпуса и другие вопросы. Реакция Главкома на мой доклад была крайне
раздражительна. Со свойственной ему резкостью он высказал мне по телефону свое
недовольство. Меня начинало беспокоить отношение Главкома к моим докладам о
недостатках в войсках, с которыми все чаще сталкивался по мере знакомства с
ними. Докладывать приходилось о самых серьезных из них, требующих неотложных
решений, но давала знать о себе привычка руководства Главкомата слышать до
моего вступления в должность о положении дел в войсках в основном
положительное. На этой почве я чувствовал ухудшение в отношениях с Главкомом.
Последнее время мы
все, из близкого окружения Главкома, замечали его повышенную нервозность.
Видимо серия неприятностей в войсках, в том числе и снятие маршала
Константинова, повлияли на настроение Александра Ивановича.
26 мая чествовали
ветерана Вооруженных Сил, известного в стране героя, генерал-полковника авиации
Георгия Филипповича Байдукова с 80-летием со дня рождения. Это необыкновенно
одаренный человек. Прославленный летчик, совершивший впервые вместе с В.
Чкаловым и А. Беляковым в 1937 году перелет из Москвы через Северный полюс в
Америку на одномоторном самолете АНТ-25, пробыв в воздухе 63 часа 25 минут и
преодолев расстояние свыше 25 тысяч километров. В годы Великой Отечественной
войны – командир крупного авиасоединения. В послевоенные годы Георгий
Филиппович занимал пост министра Гражданского воздушного флота, будучи
начальником Главного управления вооружения МО СССР, он внес огромный вклад в
техническое оснащение Вооруженных Сил, особенно Войск ПВО страны. Известный
писатель. Теперь Георгий Филиппович – консультант Главкома по вопросам
вооружения, а для нас всех – живая история нескольких поколений советских
людей. Чествование юбиляра проходило в здании ГУВ на Фрунзенской набережной в
Москве. Юбиляр был в парадно-выходной форме. Правительство наградило Георгия
Филипповича орденом «За службу Родине 1-ой степени». Он стал кавалером трех
этих орденов. Главком задерживался у министра обороны, и мы имели возможность
больше часа провести за непринужденной беседой с Георгием Филипповичем в
кабинете генерала Л.М. Леонова. Среди поздравлявших был и сын В. Чкалова, Игорь
Валерьевич.
Георгий Филиппович
делился своими впечатлениями о полете в США на Ил-62 в 1975 году, рассказывал,
как долго пришлось тогда хлопотать, чтобы полет состоялся. В этом, 1987 году,
исполняется 50 лет со дня перелета в Америку, и тоже планируется полет в США по
маршруту 1937 года. Он предлагал этот перелет совершить на самолете Ан-124
«Руслане», способном перевозить 120 тонн груза, загрузив в него АНТ-25 (из
музея Чкалова), чтобы там, в Америке, наглядно продемонстрировать скачок нашей
научной мысли и возможности промышленности СССР путем сопоставления двух
самолетов. Пока такому замыслу ставились преграды со стороны бюрократов. Он так
и не осуществился.
К 14 часам приехал
Главком, и начались официальные поздравления юбиляра.
С Фрунзенской набережной
я поехал в штаб МО ПВО, чтобы поздравить В. Г. Царькова с назначением на
должность командующего и присвоением ему звания генерал-полковника. Мы провели
вместе около 40 минут. Владимира Георгиевича беспокоила ответственность,
которая взваливалась на его плечи, знакомое мне чувство. Ведь он продолжал
список именитых командующих Московским округом ПВО П.Ф. Батицкого, А.И.
Колдунова, Б.В. Бочкова, А.У. Константинова.
27 мая генерал Б.А.
Алисов доложил с полигона о неудачных пусках противоракет (ПР). Главком отнесся
к этому спокойно. Было принято решение из-за устаревания и ненадежности
стартовых средств в дальнейшем прекратить стрельбы противоракетами системы
А-35, на смену которой шла новая система.
Роковой
день. Посадка М. Руста в центре Москвы
Четверг. 28 мая 1987
г. был обычным рабочим днем. На ЦКП проводилась штабная тренировка по плану
Генерального штаба. Главком находился в своем рабочем кабинете, начальник
Главного штаба на сессии ВС в Таллине.
Большинство офицеров
нашего управления вместе с заместителем начальника штаба А.А. Игнатовым были на
тренировке на ЦКП (Центральный командный пункт Войск ПВО). Я занимался текущими
вопросами у себя в Управлении. Во второй половине дня около 17 часов
закончилась штабная тренировка, и полковник Игнатов доложил мне о ее
результатах в части касающейся. Докладывая мне, он сказал о нервозности
дежурного расчета ЦКП, вызванной какой-то воздушной целью со стороны
Прибалтики. Якобы на ЦКП уже несколько часов большой шум и неразбериха.
Дежурный генерал С.И. Мельников не может добиться от оперативных дежурных КП
Ленинградской армии и Московского округа ПВО характеристик нарушителя режима
полетов, по которому осуществляются подъемы истребителей из дежурных сил.
Игнатов подчеркивал на редкость неорганизованные действия расчета ЦКП. Я
спросил его: «А где же генерал-лейтенант Е.Л. Тимохин, руководитель
тренировки?» Он ответил, что генерал Тимохин ушел с ЦКП в 14 часов и находится
в своем кабинете, что ему дежурный генерал Мельников несколько раз докладывал
об обстановке. После такой информации я не сомневался, что обстановка
контролируется Главкомом, ибо о такой ситуации ОД ЦКП обязан докладывать
Главкому. Показалось только странным то, что генерал Тимохин до окончания
тренировки покинул ЦКП. Это уже была вольность с его стороны. Присматриваясь к
своему сменщику на посту первого заместителя начальника Главного штаба, мне
казалось, что он переоценивает свои возможности, пренебрегает моими советами,
которые давал ему перед назначением.
В 18 час 20 мин мне
доложили о выезде Главкома. Через несколько минут стали разъезжаться по домам
его заместители и командующие родами войск. В 21 час 15 мин, когда я был дома,
мне позвонили с ЦКП и сообщили о посадке иностранного легкомоторного самолета
на Москворецком мосту в 19 час 10 минут. После недолгих раздумий я выехал на
ЦКП, где уже были Главком и генерал Тимохин. Операторы составляли донесение
министру обороны. Мой приезд был кстати. Е. Л. Тимохин, понимая всю серьезность
случившегося, нервничал, нуждался в поддержке. Пришлось взять составление
донесения в свои руки. С этой целью я быстро познакомился со схемой полета
нарушителя, с донесениями, которые уже поступили от большинства частей,
участвовавших в действиях по нарушителю. К 23 часам донесение на 1,5 листах
было составлено и подписано Главкомом без поправок. Александр Иванович сидел в
Главном зале, когда ему подали текст донесения. Я наблюдал за ним через стекло
комнаты, которая размещалась позади главного зала, и понимал, что Главком
ставит свою последнюю подпись.
К тому времени я уже
представлял развитие событий и то, что виновниками плохих действий дежурных сил
и недоклада Главкому в течение нескольких часов о чужом самолете в небе Родины
были люди, руководившие дежурными силами, начиная от приграничных районов до
самой Москвы. Большая вина ложилась на дежурного генерала С.И. Мельникова и
генерала Е.Л. Тимохина, прервавшего свое участие в тренировке на ЦКП и халатно
отреагировавшего на доклады генерала Мельникова о действиях по
самолету-нарушителю. Все это привело к тому, что Главком с его могучей головой,
находясь на своем рабочем месте, был искусственно изолирован от развития
событий и так и не узнал до отъезда домой, что чужой самолет уже несколько
часов пробирался к Москве на малой высоте. Это я считал главной ошибкой командующего
«Ленинградской» 6-ой армией ПВО генерала Г.А. Кромина и оперативного дежурного
ЦКП генерала С.И. Мельникова.
Первоначально
неизвестный самолет был обнаружен радиотехническими средствами в районе города
Кохтла-Ярве. Попытки определить его государственную принадлежность не
увенчались успехом. Задача осложнялась еще и тем, что даже отечественные
самолеты, так называемые «малая авиация», не были оборудованы системой
опознавания «свой-чужой».
Доклад на
вышестоящий КП оперативным дежурным войсковой части ПВО, чье воздушное
пространство пересек Руст, был задержан на 20 минут. Это время ушло на
уточнение данных о самолете-нарушителе, вместо того, чтобы дать команду
дежурным силам на пресечение полета. Хотя пресечение полета тихоходной цели
можно считать непосильной задачей для сверхзвуковых истребителей-перехватчиков
ПВО. Когда же самолет-нарушитель входил в зоны поражения зенитных ракетных
дивизионов, командирам не давали разрешения на открытие огня на поражение
гражданского самолета.
Генерал-майор
Кромин, получив донесение о нарушителе, растерялся. Сказалось отсутствие опыта
командования объединением ПВО в приграничном районе. Поднятый на перехват
сверхзвуковой истребитель-перехватчик с аэродрома «Тапа» обнаружил
самолет-нарушитель, и летчик доложил, что самолет не наш, спортивный,
европейской марки. Но четкой команды по воздействию по самолету-нарушителю
летчик не получил. Тем временем легкомоторный самолет был потерян из-за большой
разницы в скоростях полета. Генерал Кромин сообщил в Московский округ ПВО и
оперативному дежурному ЦКП о самолете, как о простом нарушителе режима полетов,
чем ввел в заблуждение расчеты КП МО ПВО и ЦКП Войск ПВО. Генерал Мельников, не
имея достаточно полных данных о нарушителе, не доложил о нем Главкому,
понадеялся, что КП Московского округа разберется с нарушителем сам, и приказал
снять цель с оповещения на ЦКП.
На КП МО ПВО в это
время шла напряженная боевая работа по контрольным целям, которой руководил
первый зам. командующего войсками округа генерал-лейтенант Ю.Г. Бражников. Он
не придал особого значения информации о «простом нарушителе режима полетов». В
итоге, из шести подъемов дежурных истребителей с аэродромов Тала (2), Хотилово
(1), Лодейное поле (2), Андреаполь (1) в двух случаях цель обнаруживалась ими,
но преследование ее носило прерывистый характер, без четких распоряжений
экипажам на атаку и поражение цели. Надо представить положение всех, кто
руководил действиями перехватчиков. Ведь по самолетам-нарушителям гражданской
авиации огонь на поражение был запрещен, а принудить к посадке тихоходный
самолет реактивными сверхзвуковыми истребителями практически невозможно.
Метеоусловия для маскировки полета на малой высоте для нарушителя были самыми
благоприятными, в то время как облачность почти по всему его маршруту в 7–9 баллов
на высоте 300–600 м затрудняла обнаружение нарушителя подобного типа нашими
скоростными истребителями.
Наконец в 18 час 04
мин на КП армии в Тайцах самолет был квалифицирован как птицы. Вслед за
Тайцами, то же было сделано и на КП МО ПВО. А самолет-нарушитель, между тем,
продолжал полет на высоте 300–600 м. Маскируясь периодически в облаках,
нарушитель достиг центра столицы, сделал вираж над Кремлем, и в 19 час 10 мин
произвел посадку на Москворецкий мост, срулил с него на автостоянку, где и
остановился вблизи Красной площади. Это был легкомоторный самолет типа
«Цессна-117», моноплан фирмы США с тактико-техническими характеристиками по
скорости, не превышающей 230 км/час, и дальностью полета до 1200 км.
Пилотировал самолет 19-летний гражданин ФРГ Матиас Руст.
С тяжелым сердцем я
покидал ЦКП. Обидно было за случившееся. Представлял, какие тяжкие обвинения
обрушатся теперь на Войска ПВО и Вооруженные Силы, какие удары предстоит
принять командованию, десяткам и сотням людей. Ведь у нас это умели делать, не
в пример другим! Не буду брать во внимание то, что для Войск ПВО уже десятки
лет не могут построить специальный самолет для борьбы с воздушными шарами и
тихоходными самолетами. По приказу, которым руководствуются командиры и
дежурные боевые расчеты КП, запрещено пресекать огнем оружия на поражение
нарушение режима полетов, в том числе и иностранными не боевыми самолетами.
Система ПВО страны, в конце концов, создавалась для борьбы не с любыми
средствами, которые могут залетать в наше воздушное пространство, а для
отражения нападения воздушного противника, т.е. для борьбы с боевыми
самолетами, крылатыми ракетами и другими боевыми беспилотными аппаратами,
представляющими опасность для объектов страны. Никакая противовоздушная оборона
любой страны в мирное время не способна противостоять воздушным хулиганам,
преднамеренно нарушающим воздушное пространство, тем более на летательных
аппаратах спортивного типа на малых и предельно малых высотах. Такая задача
непосильна государству с экономической точки зрения, а тем более она
невыполнима для СССР, имеющего протяженность границ в 67 тысяч километров. Я
был убежден, что все это не будет браться во внимание властными структурами,
начиная от Политбюро ЦК КПСС, а ажиотаж по проблеме пролета Руста примет
государственный масштаб, собьет с толку население страны, поколеблет веру в
Вооруженные Силы. Это, в свою очередь, облегчит заинтересованным кругам внутри
страны и за ее пределами достижение коварных целей ослабления доверия и любви
народа к своим Вооруженным Силам, подорвет их авторитет. Войска же ПВО вновь
могут подвергнуться реорганизации, что нарушит начавшуюся их стабилизацию,
осложнит все дальнейшие процессы укрепления системы противовоздушной обороны
страны, посеет неуверенность в работе кадрового состава войск.
Расправа
Утром 29-го мая мне
позвонил из Отдела административных органов ЦК КПСС Н.Г. Чукардин. Он задал
несколько вопросов, касающихся пролета Руста. Днем по делам я был в Кремле у
В.М. Каретникова (начальник отдела ВПК), где все интересовались подробностями
полета иностранного самолета. В свою очередь товарищи рассказывали, как они
наблюдали за необычным полетом над Кремлем неизвестного самолета.
В этот день в
Берлине заканчивало свою работу совещание Политического Консультативного
Комитета стран-участниц Варшавского Договора. В Москве ждали возвращения
Генерального секретаря. Соответствующие органы готовили в срочном порядке
материалы по пролету Руста.
В 21.45 по
телевидению сообщили весьма кратко о происшедшем. В сообщении прозвучали слова:
«Полет не был пресечен». Это был сигнал к расправе.
В это время думалось
о вреде для системы ПВО экспериментов, проводимых в течение почти семи лет по
инициативе начальника Генерального штаба маршала Н.В. Огаркова. В результате
реформирования был нанесен ощутимый ущерб общей системе ПВО страны. На период
реорганизации Войск ПВО были остановлены в своем дальнейшем развитии такие
важные направления, как автоматизация органов управления, совершенствование
авиационной группировки, выращивание командных кадров, особенно оперативного
звена, подготовка летчиков-перехватчиков. Часть авиационных полков, вооруженных
истребителями-перехватчиками, вместе с пунктами наведения (ПН) были переданы в
состав ВВС и перевооружены на авиатехнику для решения боевых задач, не
связанных с ПВО. Некоторые дивизии и корпуса ПВО в приграничных военных округах
остались без авиации, хотя боевые задачи в районах их ответственности изменены
не были. В целом была ослаблена школа подготовки личного состава, особенно
расчетов командных пунктов в духе высокой выучки и бдительности. Череда опытных
учений, проводимых весь этот период в приграничных округах силами и средствами
ПВО, и постоянные споры о целесообразности различных вариантов тактики
применения и управления ими расхолаживали личный состав. В итоге, то полезное,
что имелось в войсках, терялось, а новое не успевало утверждаться.
В пропуске Руста,
как в зеркале, находили отражение все эти негативные стороны, порожденные
совершенно излишней и даже вредной реформацией войск. К сожалению, число любителей
реформирования Войск ПВО за все время их существования не уменьшается, и
берутся за это серьезное дело, как правило, люди далекие от понимания вопроса.
Пролет Руста давал повод для нового «хирургического» вмешательства в Войска
ПВО, что не предвещало ничего хорошего.
В субботу 30 мая
состоялось Политбюро ЦК КПСС. От Войск ПВО вызывались А.И. Колдунов, генералы
В.Г. Царьков, Ю.Т. Бражников, С.И. Мельников и полковник В.П. Москалев –
начальник ЦКП. Заседание вел М. Горбачев. Как мне рассказали, доклад по сути
происшествия сделал первый зам. министра обороны генерал армии П.Г. Лушев.
После него взял слово Председатель Совета Министров Н.И. Рыжков. Он предложил
освободить от должностей министра обороны Маршала Советского Союза С.А.
Соколова и Главкома Войск ПВО главного маршала авиации А. И. Колдунова,
остальных виновников судить. Его поддержали все члены Политбюро. Рассказывали,
что маршал Соколов достойно ответил: «Если члены Политбюро единодушны в своем
мнении, я должен уйти с поста». На этом же заседании Политбюро был назначен
новый министр обороны. Выбор пал на заместителя министра обороны начальника
Главного управления кадров, далеко не блиставшего военными дарованиями,
генерала армии Д.Т. Язова, которому впоследствии придется сыграть бездарную
роль последнего руководителя Вооруженных Сил СССР.
Александр Иванович
Колдунов из Кремля приехал к 15 часам в пос. Заря, но через 30 минут был вызван
к новому министру обороны и Зайкову. Кара над ним свершилась. Мы понимали, что
будут сняты и другие руководители, кто вместе с ним нес ответственность за
войска ПВО. Начальник главного штаба генерал И. М. Мальцев находился в эти дни
в командировке в Прибалтике и по вызову Главкома вернулся в Москву 30-го мая.
У меня из головы не
выходил Александр Иванович Колдунов. В самые трудные часы он оказался один на
один с бедой. Не было рядом с ним ни члена Военного совета С.А. Бобылева,
который лежал в госпитале, ни начальника Главного штаба И.М. Мальцева. Мне
рассказал Е. Л. Тимохин, что, когда вечером 28 мая Главком приехал на ЦКП, он
обратился к дежурному генералу С.И Мельникову со словами: «Что же Вы меня так
подводите?» Днем раньше Главком разбирался с угоном Ан-2 в Прибалтике,
докладывал министру. Ночью, в тот же день, потерпел катастрофу Су-27 (аэродром
Крымск), а в полдень катапультировались летчики с МиГ-25 (аэродром Васильков).
Все в течение одних суток, а сколько таких суток в году! И сколько нужно иметь
сил человеку, чтобы все это выдержать! Нет, работу Главкома описать невозможно,
ее можно только видеть, находясь рядом с ним.
Трудно было
смириться с таким финалом службы Главкома. Ведь с его заменой причины слабости
нашей ПВО в борьбе с маловысотными целями не будут устранены. Нет в достаточной
мере РЛС для их обнаружения, нет и средств для их перехвата. Наши заявки
промышленности по ним из года в год полностью не выполнялись. На Войска ПВО
по-прежнему не обращается должного внимания, а затеянная в 1978–1980 годах
перестройка затормозила их развитие на несколько лет. Теперь войска ожидал
очередной удар.
В 21 час в программе
«Время» прозвучало сообщение о Политбюро и его решении об освобождении от
должности Главнокомандующего Войсками ПВО А.И. Колдунова и об «укреплении»
руководства Министерства обороны СССР. При этом воинское звание Главкома не
называлось. В 21 час 10 мин последовало сообщение об уходе на пенсию по
возрасту министра обороны маршала Советского Союза С. Л. Соколова и назначении
министром обороны генерала армии Д.Т. Язова. Характерно было и то, что смена
лиц в руководстве Министерства обороны СССР совпадала с принятием 29 мая 1987
года новой оборонительной доктрины странами Варшавского Договора, новыми шагами
сближения с западом. Во всем этом чувствовалась таинственность, загадочность.
Смена
Главкомов
Если судьба А.И.
Колдунова была решена, то с остальными руководителями Главкомата и кандидатом
на должность Главкома было неясно.
31 мая, находясь в
поездке по войскам, я позвонил дежурному генералу С.Н. Чернышеву чтобы узнать
обстановку в Главкомате. Он сообщил, что министр обороны приказал Начальнику
Главного штаба генерал-полковнику авиации И.М. Мальцеву временно исполнять
обязанности Главкома и, что Мальцев созывает членов Военного совета. Я подумал,
а кто же будет назначен новым Главкомом, хотя по Главному штабу распространялся
слух о возможном назначении Главкомом И. М. Мальцева. Я считал этот вариант
неосуществимым, ибо, по сути происшедшего, большая ответственность ложилась на
Органы управления. В таких случаях начальников штабов не повышают.
Главком в этот день
находился у себя в поселке «Заря». Предложение генерала Е.С. Юрасова заехать к
нему всем составом Военного совета было Александром Ивановичем отвергнуто.
1 июня Главком
прибыл в штаб как обычно в 8 часов 45 минут. К нему заходили заместители. В 12
часов решил зайти к Главкому и я. Александр Иванович сидел за столом, на
котором была гора различных папок и документов, выложенных из сейфа. Принял он
меня спокойно, спросил: «Что тебе?» Я сказал: «Уезжаю в командировку, на
учения, зашел поблагодарить Вас». Александр Иванович подал мне руку, не поднимаясь,
сказав при этом: «Ну что поделаешь. Давай!» Я вышел из кабинета. Так
закончилась наша совместная служба.
На обед в тот день
Александр Иванович не пришел. За столом было поредевшее число его соратников.
Все молчали или перешептывались. Видно было, что каждый про себя осмысливал
происшедшее и думал о последствиях. Я, глядя на генерала Тимохина, подумал о
большой его ошибке, допущенной в тот злополучный день 28 мая, которая
заключалась в недокладе Главкому о развитии событий. Этот факт был самым неприятным
и для Главкома и в ходе расследования.
Как это так?
Находясь на своем рабочем месте, Главком не знает, что делается в границах двух
оперативных объединений в течение шести часов! Я чувствовал и свою причастность
к происшествию в том, что когда-то предложил кандидатуру генерала Е.Л. Тимохина
на должность вместо себя. Главком вначале не согласился, а я же продолжал
повторять свое. К чести Александра Ивановича, он никогда и никого не обвинял в
случившемся. До своей кончины носил все в себе.
Итак, завершилась
моя служба еще с одним видным и известным военачальником. Взаимоотношения наши
были непростыми. Сам Александр Иванович Колдунов был сложным человеком. Нелегко
было работать с ним его заместителям, не говоря о других начальниках управлений
и служб Главкомата. Главком имел цепкую память, глубоко вникал во все вопросы
состояния войск и создания нового вооружения, требовал и от своих подчиненных
компетентности в вопросах своих служебных обязанностей. Александр Иванович был
наделен природой ценными качествами: смелостью, душевностью, завидным
оптимизмом, юмором. После встречи с ним у каждого оставалось в памяти нечто
необычное, запоминающееся. Надо сказать, что последнее время наш Главком
заметно изменился. Все чаще я видел его погрустневшим и раздражительным. Видимо
влияло большое напряжение в работе в течение нескольких лет, борьба за
отстаивание системы ПВО страны и войск в целом, а также ухудшение здоровья.
Сегодня для всех
оставалось загадкой – кто же станет Главкомом. Между тем, начинал раскручиваться
маховик наказаний. В 6 ОА и МО ПВО работала прокуратура, активизировались
партийные органы, готовился приказ министра обороны. Личный состав войск ПВО
находился в подавленном состоянии.
2 июня началось
учение в нашем роде войск, но мысли о полете Руста не покидали меня ни на
минуту. Анализ событий того рокового дня наводил меня на мысль, что это была
тщательно продуманная и подготовленная провокация, летчик прошел специальную
подготовку, иначе полет с такой точностью не выполнить. Вылет Руста из ФРГ снимался
на кинопленку, встреча его в Москве – тоже с кинокамерой. Много и других
признаков продуманной акции, рассчитанной на понижение международного престижа
СССР и дискредитации его обороноспособности, повод для избиения преданных
военных кадров и подрыв веры советского народа в свои Вооруженные Силы. Не зря
убежденный враг СССР, бывший помощник президента США Бжезинский, приветствовал
меры, принятые Политбюро. И об этом в торжественном тоне сообщило 31 мая наше
телевидение в программе «Время».
Пройдут годы, не
станет СССР, и еще больше окрепнет во мне предположение, что Руст является
звеном единой цепи замысла подрыва СССР, дело рук коварного предательства.
Работая по плану
учения в своих войсковых частях Подмосковья, я поддерживал связь с Главным
штабом через генерала В.А. Белоусова. Он держал меня в курсе событий. В
частности, Владимир Алексеевич сообщил, что на 5 июня планируется по нашим
вопросам Совет обороны, а на 6 июня назначен партийный актив Главного штаба. О
новом Главкоме сведений пока не было.
В средствах массовой
информации нагнеталось возмущение граждан СССР безнаказанностью пролета Руста.
Был удачный повод обрушиться лавиной обвинений на Вооруженные Силы с подачи
высшего органа власти, каким было Политбюро ЦК КПСС, тем более что за это дело
взялись те, кто был далек или совершенно не желал разобраться в истинных
причинах несрабатывания системы ПВО по маловысотной и малоскоростной воздушной
цели, не представляющей военной угрозы.
Подавляющее
большинство критиков не жалело при этом «красок», чтобы бросить черную тень на
все Вооруженные Силы.
Позже министр
обороны Д. Язов, отвечая на вопросы делегатов 28 съезда КПСС весной 1989 года:
«Что предпринимается для того, чтобы на Красной площади не садились самолеты
других государств?» ответит: «Случай с посадкой на Красной площади
легкомоторного самолета, пилотируемого Рустом, был всесторонне проанализирован.
Министерством обороны были приняты меры по устранению вскрытых серьезных
недостатков, укреплению руководства Войсками ПВО, по оснащению войск современной
техникой, совершенствованию системы управления, повышению бдительности и
организации несения боевого дежурства, улучшению воспитательной работы. Работа
продолжается».
В этой связи
необходимо сказать следующее. Конечно, желательно иметь средства ПВО с
необходимой плотностью на всем протяжении нашей государственной границы (64
тыс. км) и содержать их постоянно в готовности к немедленному применению, но
это нереальная задача, прежде всего, для экономики нашей страны.
И последнее. В
соответствии с Чикагской конвенцией о международной гражданской авиации 1944
г., участником которой является наша страна, мы должны воздерживаться от
применения оружия против гражданских воздушных судов (к ним относятся и
легкомоторные спортивные самолеты). В соответствии с принятыми обязательствами
такие суда при нарушении ими воздушного пространства можно только принуждать к
посадке, что является более сложной задачей, чем уничтожение.
К сожалению, наши
усилия по плановому повышению возможностей Войск ПВО не всегда находят
понимание на местах. В качестве примера хочу привести развернувшуюся в
Закарпатье кампанию по запрещению строительства РЛС предупреждения в районе г.
Мукачево, которая находит поддержку среди средств массовой информации и даже
руководства Закарпатского обкома КПУ. Эта РЛС является средством для выдачи
информации предупреждения о ракетном нападении и, по заключению ведущих ученых
страны, вредного влияния на людей не оказывает.
В подготовленной к
изданию книге (1997 г.) в разделе «Холодная война» и американская разведка» в
главе «Предательство президента» ее автор, бывший разведчик, генерал-майор КГБ
Эдуард Яковлев напишет: «В мае 1987 года тогдашнему министру обороны С.
Соколову и главнокомандующему ПВО маршалу авиации А. Колдунову М. Горбачев
предъявит обвинение в том, что ПВО страны не проявило должной бдительности, и
допустило до Красной Площади иностранный самолет, пилотируемый М. Рустом.
Скорее всего, этот
перелет был провокацией со стороны иностранных спецслужб, чтобы помочь М.
Горбачеву освободиться от министра обороны и других военачальников, недовольных
односторонним разоружением СССР. После того, как в районе Сахалина в 1983 году
был сбит южнокорейский самолет «Боинг», Советское правительство категорически
запретило сбивать гражданские самолеты, даже если они грубо нарушают наши
границы. Именно этим объясняется, что самолет Руста остался цел. Нарушать
указания правительства никто не решился, хотя возможность сбить самолет,
безусловно, была. Какой-либо вины в этом двух маршалов не было». (Сов. Россия,
16.08.1997 г.).
5 июня под моим
руководством закончилось первое учение с работой по обнаружению реальных пусков
БР. За это время я побывал во многих частях, встречался с личным составом. Люди
находились под впечатлением от полета Руста и в ожидании перемен. Мне
приходилось разъяснять, в чем суть ошибок дежурных расчетов командных пунктов,
и подчеркивать необходимость повышения слаженности в действиях расчетов,
повышении бдительности. С личным составом изучалось решение Политбюро.
Принимались все возможные меры по недопущению промахов дежурными боевыми
расчетами.
6 июня в Главном
штабе из разговора по телефону с В.Л. Белоусовым я узнал о предстоящих кадровых
переменах. Снимались с должностей и увольнялись из Вооруженных Сил Член
Военного совета генерал-полковник С.А. Бобылев, Первый заместитель Главкома
генерал-полковник Е.С. Юрасов, заместитель Главкома генерал-полковник Б.В.
Бочков, начальник радиотехнических войск генерал-лейтенант Н.В. Сечкин и
генерал Е.И. Тимохин. По руководству Главкомата наносился ощутимый удар.
Намечался ряд других «карательных» мер, направленных на ослабление управления
войсками. Заработала машина наказаний офицеров по партийной линии. Уже были
исключены из партии генералы Г.В. Кромин, Ю.Т. Бражников, С.И. Мельников.
Получили партвзыскания Начальник штаба МО ПВО генерал-полковник Ю.А. Горьков и
Член Военного совета округа генерал-лейтенант А.Я. Костин.
Вместо увольняемых
товарищей подбирались к назначению новые кандидатуры. Вскоре стало известно,
что на пост Главнокомандующего рассматривается генерал армии Иван Моисеевич
Третьяк.
К чести генералов и
офицеров ПВО, в период разбирательства с происшествием они вели себя достойно,
принимая удары судьбы.
Меня не покидала
мысль о промахе некоторых должностных лиц Главкомата, Ленинградской армии и
Московского округа ПВО, которые неумышленно продержали несколько часов в
неведении Главнокомандующего Главного маршала авиации А. И. Колдунова о
воздушной обстановке, складывавшейся в границах ответственности двух
объединений ПВО. Тем более что Главком находился на своем рабочем месте в
немедленной готовности взять на себя управление дежурными боевыми средствами.
Вина за это ложилась в первую очередь на дежурную службу командных пунктов
объединений и ЦКП Войск ПВО.
За все это было до
боли обидно. Я понимал и то, что войскам, еще не успевшим оправиться от
«реформирования» 1978–1985 г.г., предстоят новые испытания.
В самом тяжелом
положении оказались генералы Г.В. Кромин и С.И. Мельников. На них обрушилась
гора обвинений и ни от кого они не получали никакой поддержки. Эти люди
остались один на один с бедой.
Невольно я искал
причины, приведшие к крушению Главкомата. Сознание подсказывало, что начинать
анализ необходимо с его верхушки. В моем представлении, эта «верхушка» включала
двух человек – Главкома и Члена Военного совета. Как ни расценивай происшедшее,
а в итоге страдало большое количество подчиненных. Это обычное явление при
ошибках начальников. В разгадках этих ошибок я обращался к особенностям
характера и стилю работы А.И. Колдунова и С.А. Бобылева, имеющих завидную
фронтовую биографию и богатый жизненный опыт. Работая в согласии между собой,
они в то же время отдалялись от большинства своих соратников по службе.
Для подчиненных была
создана обстановка, ограничивавшая свободный обмен мнений и справедливых
суждений, а самое главное, они оба были малодоступны даже для руководящего
состава Главкомата. Если Член Военного совета откровенно уклонялся от попыток
широкого общения с ним, то Главком не любил возражений подчиненных, иногда был
крут с ними. Александр Иванович недостаточно учитывал ту особенность, что
созданные заново несколько армейских управлений возглавили молодые, грамотные,
но не имеющие должного опыта, командующие, нуждающиеся в обучении, терпеливом
их «становлении». Все это требовало более тесного общения с Главкомом. Их
нельзя было отталкивать от себя. У некоторых не ладилось с работой, а
необходимой помощи своевременно они не получали. Им ничего не оставалось, как
«выкарабкиваться» самим, но они же занимали ответственные должности, где
допущенные ошибки могли обернуться большой бедой для войск. В такое положение
попал и недавно назначенный на должность командующего Отдельной армией ПВО
генерал Г.В. Кромин. В тот роковой день он просто побоялся обратиться к
Главкому с докладом, ибо мог «нарваться» на очередную взбучку. Перед этим
Кромин не один раз испытал неблагосклонность к нему со стороны Главкома.
8 июня представилась
возможность ознакомиться с проектом постановления ЦК КПСС. В нем был растоптан
весь авторитет Войск ПВО. Определялся длинный список наказываемых. Давались
указания по профилактическим мероприятиям в Войсках ПВО. Министерством обороны
готовились проверки войск с привлечением таких военных авторитетов, как
Ахромеев, Лушев, Куликов, Третьяк, Лобов. На генералов Юрасова, Бочкова,
Бобылева, Сечкина министр подготовил представления к увольнению, не дожидаясь
документов снизу. Попирались все законы. К людям, вчера еще пользующимся
доверием и уважением, сегодня относились как к преступникам. Поговаривали и о
замене Начальника Генштаба. Маршал С.Л. Соколов слег в госпиталь. Готовилась
коллегия Министерства обороны. Новый министр активизировал свою деятельность.
В ЦК КПСС уже
побывали кандидаты на новые назначения – на пост Главкома генерал И.М. Третьяк,
на должность зам. Главкома – генералы В.В. Литвинов и А.П. Морин.
Соответственно прорабатывалась цепочка назначений вместо них. Шла подготовка к
выезду для длительной работы по вопросам ПВО в военных округах. Создавалось
впечатление, что до этого никто ничего не делал, и что такой профилактикой в
области организационной деятельности будет решен главный вопрос – придания
способности войскам бороться с маловысотными малоскоростными целями.
Серьезный удар
войскам, не успевшим еще оправиться от недавнего их реформирования, наносился
массовым перетряхиванием кадров. Не успели командующие вновь образованных армий
ПВО укрепиться на своих местах, как их почти всех сменили. Пополняя свежими
силами Главкомат, на их место назначали молодых и недостаточно опытных для
таких должностей офицеров. Войска никак не могли стабилизироваться в
руководящем составе, что отрицательно сказывалось и на решении задач.
Как нам стало
известно, 11 июня генерал армии И.М. Третьяк был на беседе у М. Горбачева,
визит окончился утверждением его на пост Главкома. Теперь все сомнения на этот
счет были рассеяны.
12 июня я провел
разбор учения, а 13-го в Управлении состоялось партийное собрание с повесткой
«О неотложных мерах по выполнению Постановления Политбюро ЦК КПСС от 30.05.1987
года». В этот же день был проведен партактив в Московском округе ПВО с участием
кандидата в члены Политбюро ЦК КПСС, Первого секретаря Московского городского
комитета партии Б.Н. Ельцина, начальника Главного ПУ СА и ВМФ генерала армии
А.Д. Лизичева и других представителей партийной и советской власти. С докладом
выступил командующий войсками округа генерал-полковник авиации В.Г. Царьков.
Актив получил широкий отклик в войсках ПВО. Знакомство в округе с материалами
актива свидетельствовало о большой наэлектризованности людей. Из выступлений
коммунистов на активе выходило так, что все до этого в округе было крайне
плохо. Руководство округа самобичевало себя и разбирало недостатки подчиненных.
Подчиненные же не щадили своих начальников. Основными мишенями критики были
выбраны бывший командующий войсками округа маршал авиации А.У. Константинов и
начальник штаба генерал-полковник Ю.А. Горьков. Досталось и всем начальникам
родов войск. Их методы и стиль работы якобы строились на принципах полной
оторванности от подчиненных и авторитарности.
Польза от такого
актива была сомнительной, несмотря на участие в нем Ельцина (он являлся Членом
Военного Совета Московского округа ПВО) и его выступление с жесткой критикой
состояния дел в округе в свете требований ХХVII съезда КПСС при переходе к
демократии и гласности. Актив скорее подорвал сплоченность коллектива, посеял
рознь между людьми, еще в большей мере осложнил работу нового командующего
войсками округа генерала В.Г. Царькова. Впереди был актив в Главкомате.
Думалось: «Неужели и он будет таким же?»
Когда я писал эти
строки (12 сентября 1994 года), стало известно о посадке самолета «Цессна» у
Белого дома в Вашингтоне. Только какая-то случайность не дала столкнуться ему с
резиденцией президента великой державы. Самолет разбился от столкновения с деревом
вблизи здания, летчик погиб. По меркам «Кремля» это сверхпозорный случай. В
скором времени после посадки Руста несколько ночей подряд совершал
несанкционированные полеты над столицей Франции Парижем легкомоторный самолет,
отвлекая на себя известные силы и средства для пресечения полетов. Но ни во
Франции, ни в США за эти пролеты не были сняты министры обороны, а тем более не
была затронута честь Вооруженных сил. Там отнеслись более здраво к оценкам
таких пролетов.
У политического
руководства страны был повод, чтобы нанести новый удар по престижу Вооруженных
сил. Оно видело в них главное препятствие на пути развала страны.
Машина наказаний в
войсках ПВО продолжала раскручиваться. На 10 июня уже было привлечено 34
человека, 12 из них исключены из КПСС, в том числе 5 генералов. Отрабатывался
приказ министра обороны, в котором наказанию подлежали десятки лиц. Александр
Иванович Колдунов тяжело заболел, находился в госпитале. Такова цена расплаты
за воздушное хулиганство какого-то мерзавца, а возможно, и за тщательно
продуманную и проведенную определенными кругами провокацию в русле
многообразной, по форме необъявленной, войны против СССР.
Первая
встреча с новым министром обороны
Встреча произошла 15
июня на КП армии ПРН в Солнечногорске. Она была кратковременной, но
запоминающейся. Мне доложили о появлении в Управлении армии министра обороны
Д.Т. Язова. Я срочно выехал туда и в 12.30 прибыл на КП армии, где командарм
генерал-лейтенант Родионов заканчивал свои доклад министру в специальном
классе. Войдя в класс, я представился министру, здороваясь, он подал руку и
жестом пригласил меня сесть. Командарм продолжал доклад. Речь шла о вещах
совершенно новых для министра. Докладчик мельчил, давал слишком подробные
пояснения по макету с многочисленными орбитами, заметно волновался, часто
вытирая пот со лба. Министр начал нервничать, видно было, как ему надоел доклад
вспотевшего командарма. Когда доклад закончился, и мы выходили из класса,
министр спросил меня:
– Зачем ты приехал?
Я ответил:
– Чтобы получить от Вас
указания. Считаю своим долгом быть в частях, которые Вы посещаете.
– А ты кто?
– Командующий
войсками ПРО и ПКО.
– Это что, при
Главкоме?
– Да, при Главкоме.
Есть такое Управление в составе 30-ти человек.
– И чем Вы
занимаетесь?
– Управлением войсками.
Тем временем мы уже
вышли из класса, и министр недружелюбно посмотрел в сторону командарма,
возмущаясь плохим порядком. Уже из машины слышу его слова: «... чем занимаются
тридцать барбосов». Пригрозив нам увольнением, если через месяц не будет наведен
порядок, министр уехал.
Я выслушал доклады
командарма и Члена Военного Совета (ЧВС) о маршруте движения министра, где и
что ему не понравилось. Они сказали, что в одной из казарм получили замечание
за неодинаковую окраску коек, в другом месте несколько плакатов для
политзанятий были прикреплены гвоздями. Доклады дежурных по подразделениям были
не по Уставу. Не скошена трава в приказарменной зоне, попадались окурки.
Командарм не смог ответить на его вопрос: «Сколько по времени должна
отмачиваться перед приготовлением соленая морская и пресноводная рыба в
зависимости от температуры ее охлаждения?» Разве это существенно знать для
командарма?
По боевым делам
претензий к докладу командарма не было, да и интереса к этому особого не
проявлялось. В чем я убедился сам.
Министр пробыл в
расположении армии ровно 2 часа. Последствия его посещения мы будем испытывать
не менее года. Командарму Родионову придется расстаться со службой.
Предвзятость министра перед проведением коллегии была очевидной.
Меня поразила перемена
в человеке. Я же познакомился с будущим министром в поездке на Дальний Восток,
тогда он произвел на меня приятное впечатление. Газеты писали о нем, как о
лучшем военном руководителе перестроечного периода. Сегодня же я встретился с
человеком совершенно противоположного склада. Приходилось лишь сожалеть, что
делает с человеком неограниченная власть.
Возвратившись в
Главкомат, я доложил начальнику Главного штаба генерал-полковнику авиации А.М.
Мальцеву о результатах посещения министром обороны Солнечногорского гарнизона.
Он уже все знал, был поглощен подготовкой к коллегии, назначенной на завтра. От
Главкомата на коллегию вызывались по большому списку.
16 июня 1987
года. Коллегия Министерства Обороны
Коллегия началась в
10 часов утра. Присутствовали: Секретарь ЦК КПСС А.И. Лукьянов, Н.И. Савинкин,
А.Н. Сошников. Министр обороны прочитал Постановление ЦК КПСС от 12.06.87 г.,
затем с комментариями выступил Лукьянов. Он сказал о политическом и моральном
ущербе, нанесенном народу и Вооруженным Силам пропуском Руста до Москвы. Об
оскорблении гордости советского народа и т.п. О том, что Постановление ЦК КПСС
должно стать программой действий для Вооруженных Сил, говорил о невыполнении в
ВС Постановления ЦК КПСС от 10.11.85 г. по коренному укреплению воинской дисциплины,
о крупных неприятностях в Войсках ПВО, ВВС и ВМФ за последние годы.
После него начались
выступления других товарищей. Всего выступило 15 человек, в том числе Главкомы
видов ВС и заместители министра. Среди выступавших были генерал армии И. Ф. Ивановский,
маршал авиации А.Н. Ефимов, адмирал флота В. Н. Чернавин, маршалы Советского
Союза С.К. Куркоткин, В.Г. Куликов, С.Ф. Ахромеев, генералы армии В.Л. Говоров,
Ю.П. Максимов, П.Г. Лушев, Д.А. Лизичев. От Войск ПВО было предоставлено слово
начальнику Главного штаба генерал-полковнику авиации И.М. Мальцеву, зам.
Главкома по боевой подготовке генерал-полковнику А.Г. Смирнову, зам. Главкома
по тылу генерал-лейтенанту М.Ф. Бобкову.
В своих выступлениях
крупные военачальники не смаковали несчастье, постигшее Войска ПВО, были
объективными в своих оценках происшествия. Больше говорили о недостатках в
своих видах и о просчетах в работе Военной коллегии. Много внимания уделялось
подготовке командиров и командующих, признавалась неспособность некоторых из них
принимать решения в экстремальных ситуациях. Критиковалась работа Генштаба,
говорилось о неудачных выдвижениях на большие посты людей, не заслуживающих
этого.
Мне понравились
выступления маршала Куркоткина и генерала Говорова. Они сказали о том вреде,
который был нанесен Войскам ПВО ненужным их реформированием, что особенно
отрицательно отразилось на подготовке кадров. Генерал Говоров отмечал, что шли
беспочвенные споры, каким должен быть командный пункт ПВО и ВВС, объединенным
или совмещенным, кому быть на нем старшим и т.д.
Правдиво и
самокритично было выступление маршала Ахромеева. Он назвал многие решения по
перестройке войск в 1970–1980 годах волюнтаристскими. Неплохой доклад получился
у генерала И.М. Мальцева. Неожиданно к трибуне были последовательно вызваны
Заместитель Главнокомандующего войсками ПВО по тылу генерал-лейтенант М.Ф.
Бобков и Заместитель Главнокомандующего войсками ПВО по боевой подготовке
генерал-полковник А.Г. Смирнов. Михаил Федорович Бобков на заданный министром
вопрос о причинах плохого обеспечения отдаленных подразделений ПВО четко
ответить не смог, подрастерялся в той атмосфере грубости обращения к нему,
лишился возможности вести диалог. Министр посадил его на место и приказал
уволить из Вооруженных Сил.
Алексея Григорьевича
Смирнова обвиняли в отсутствии боевой подготовки в войсках. Подлил «масло в
огонь» новый Главком генерал И.М. Третьяк. Он напомнил о получении двойки при
инспектировании Пермского корпуса ПВО.
Министр сделал упор
на свое вчерашнее посещение Управления ПРН армии в Солнечногорске, сказал, что
там тоже не занимаются боевой подготовкой. Генерал А.Г. Смирнов с достоинством
защищал войска. Вынужден был напомнить о том, что Войска ПВО успешно выполняли
свой интернациональный долг во Вьетнаме, Египте и других местах. Он лично
трижды был за рубежом, командуя соединениями ПВО, имеет награды советского
правительства, и если бы в войсках не было боевой подготовки, то они не смогли
бы выполнять с таким успехом боевые задачи за рубежом. Он говорил, что нельзя
судить о всех войсках по одному случаю. И далее в таком же духе. Генерал
Смирнов отстаивал честь Войск ПВО, как истинный их патриот. Его доклад мною
воспринимался с большим волнением и благодарностью. В это время я подумал о
сотнях тысяч личного состава наших войск, хотелось, чтобы они узнали еще об
одном благородном и смелом поступке глубокоуважаемого и авторитетного
военачальника. В целом коллегия являлась одной из акций предусмотренной серии
«профилактических мероприятий» в Войсках ПВО.
Главком, генерал
армии И.М. Третьяк, после своего назначения продолжал завершать работу на
прежней должности, заканчивал инспектирование Уральской армии ПВО. 17 июня он
побывал на нашем Печорском ОРТУ. Особых замечаний там не сделал. Мы теперь
сосредоточили свое внимание на устранении недостатков, на которые указал
министр обороны при посещении гарнизона в Солнечногорске.
18 июня я был в
Командной академии ПВО в г. Калинине на встрече с выпускниками факультета войск
РКО. Заодно познакомился с нашим факультетом. На обратном пути заехал в одну из
частей корпуса ПРО в районе г. Клина, чтобы встретиться с командованием и
побеседовать о требованиях нового руководства Министерства Обороны и
Главкомата.
Первая встреча с
новым Главкомом Героем Советского Союза и Героем Социалистического Труда генералом
армии Иваном Моисеевичем Третьяком состоялась в Главкомате 20 июня 1987 года.
Это был девятый за послевоенные годы Главком Войск ПВО. Шестеро из них были
сняты со своего поста – в 1948 году (генерал-полковник М.С. Громадин), в 1953
году (генерал-полковник Н.Н. Нагорный), в 1954 году (маршал авиации К.А.
Вершинин), в 1966 году (маршал авиации В.А. Судец), в 1978 году (маршал
Советского Союза П. Ф. Батицкий), в 1987 году (маршал авиации А.И. Колдунов).
Такая частота смены Главкомов свидетельствовала о высокой динамичности жизни
Войск ПВО, их зависимости от поведения вероятного противника, нарушавшего
воздушные границы СССР, постоянного поиска решений по совершенствованию системы
ПВО страны и величайшей ответственности. Отсюда большое количество постановлений
ЦК КПСС и правительства, замена Главкомов и беспрерывная цепь реорганизаций
войск. Как сложится судьба девятого Главкома, должно было показать время.
Причины частых смен
Главкомов Войск ПВО можно объяснить еще и тем, что высшее политическое государственное
руководство, особенно последних лет, не имело необходимого представления о
Войсках ПВО. Знало о войне по кино и книгам, недооценивало роли и значения
противовоздушной обороны, «непробиваемости неба» для потенциала государства,
обеспечения сохранения высокого морального духа населения в первые часы и дни
войны, стабильности работы тыла, без чего нельзя выстоять в современной войне.
Забегая несколько
вперед, приведу выдержку из одного интервью Нового Главкома Войск ПВО генерала
армии И.М. Третьяка, касающеюся истории его назначения. «Для меня новое
назначение, – рассказывал он, – было неожиданностью. Первым позвонил министр
обороны. Пригласил в кабинет, сообщил проект приказа. У меня были контрдоводы:
во-первых, всю жизнь служил в «царице полей» – в пехоте, во-вторых, возраст,
может, лучше назначить кого помоложе, в-третьих, мало времени, чтобы решить те
проблемы, которые обозначились. Потом была встреча с Генеральным секретарем ЦК
КПСС М. С. Горбачевым, который по Конституции возглавляет Совет обороны. Он же
представил меня и на Политбюро. Все мои пожелания были выслушаны. Время и
средства для решения задачи мне дали».
Новый Главком
обратился с небольшой речью к собравшимся в Главкомате офицерам. Он сказал: «С
этого дня будем работать вместе, хотели вы этого или нет, но командир не
невеста, его не выбирают, а назначают». Далее Главком определил ближайшие
задачи. Они сводились к следующему:
– скорее войти в
курс дела, освоить с нашей помощью то, что необходимо на первое время;
– скорее выйти из шока, в котором оказались Войска ПВО;
– все, что было спланировано, необходимо выполнить с учетом требований ЦК;
– необходимо поддерживать дисциплину в период кадровых перестановок;
– просил во всех делах проявлять настойчивость, быть честным, не охаивать предыдущие
дела, а стараться работать.
На этом совещание
было окончено. Мы поняли, что Главкому будет очень трудно, что он всесторонне
взвешивал «за» и «против» занятия такого ответственного поста, и что его
назначение Главнокомандующим нужно рассматривать как выполнение приказа.
Характерная деталь:
придя в столовую, Главком отказался сесть в торец стола, где сидел А.И.
Колдунов, сослался на маршала С.К. Тимошенко, умного и мудрого человека,
который говорил: «Это место для царей». За обедом Главком делился своими
впечатлениями инспектирования научно-исследовательских учреждений Вооруженных
Сил, а затем перешел на строительную тему. Мы уже знали, что он был большой
специалист в этой области.
24 июня я докладывал
Главкому о войсках РКО. Доклад был основательно подготовлен и длился полтора
часа. Поблагодарив меня за доклад, Главком еще несколько минут делился со мною
своими мыслями о необходимости быть ближе к людям, по-доброму относиться к ним,
как это делали известные полководцы. Что раньше было именно такое отношение
начальников к подчиненным, а потом почему-то все изменилось, появились
чванливые начальники, стали оскорблять и унижать подчиненных. Он сказал:
«Видимо, мы, фронтовики, упустили где-то и не смогли передать идущим за нами
поколениям, как надо ценить человека». Он был прав, его суждения совпали и с
моими взглядами. Жаль, что дальше размышлений дела не шли. Начался период
гласности, открытости. Многие следовали больше моде течения, много говорили,
учили, каким нужно быть, а в своих действиях не всегда следовали тому, чему
учили.
21 июня состоялись
выборы в местные Советы народных депутатов. 25 июня принял участие в партактиве
корпуса Савина. Вопросы все те же, что и у других. После партактива побывал на
объекте корпуса в Балабаново.
30 июня прошел
партактив Главного штаба и управлений Главнокомандующего с участием Н.И.
Савинкина, А.Н. Сошникова (ЦК КПСС) и генерала армии П.Г. Лушева. Доклад сделал
Главком, выступило девять человек, в том числе Савинкин и Лушев. Как и
следовало ожидать, резкой критике подверглось прежнее руководство Главкомата,
начальники управлений, однако огульного осуждения всего и вся не было.
Выступавшие взвешенно подходили к оценке обстановки в своих выступлениях.
В период с 2 по 23
июля я находился в Радиотехнической инженерной академии Войск ПВО им. Говорова
в Харькове, в качестве Председателя государственной экзаменационной комиссии.
Такое поручение позволило хорошо познакомиться с авторитетным высшим учебным
заведением Вооруженных Сил, каким являлась академия. Там был факультет по
подготовке инженеров и для войск ракетно-космической обороны. Академия (ВИРТА)
была кузницей инженерных кадров среднего и высшего звена, она располагала
большим научным потенциалом, насчитывала в то время 32 доктора и 250 кандидатов
наук. На счету академии было немало открытий мирового значения. Командовал
академией генерал-полковник Владимир Константинович Стрельников – бывший
командующий армией ПРН, приложивший немало усилий по дальнейшему
совершенствованию процесса обучения слушателей и поднятию на более высокую
ступень научной и изобретательской работы. В этот раз был сделан выпуск 600
слушателей, среди них 6 золотых медалистов и 50 отличников. К сожалению, с
разрушением СССР не стало в перечне военных ВУЗов России этого уникального
научного центра.
23 июля я доложил
Главкому о завершении работы в ВИРТА, результатах выпускных экзаменов и получил
разрешение убыть в очередной отпуск с выездом в Евпаторию с 24 июля. Главком
предупредил, что до отъезда на юг я должен быть на Военном совете с участием
министра обороны, который назначен на 25 июля, кроме того, до отпуска мне
надлежало принять участие в выпуске ВИРТА 27 июля в Харькове и быть на приеме
выпускников в Кремле 28 июля.
Еще в Харькове мне
стало известно о директиве министра обороны, по которой корпуса и дивизии ПВО
передавались в оперативное подчинение военным округам, а корпуса во
Владивостоке и Североморске – флотам. Вскоре я лично познакомился с документом.
Это означало утрату полной самостоятельности Войсками ПВО, как вида Вооруженных
Сил. Было ясно, что в поиски форм управления войсками включился новый Главком.
В связи с этим я думал об одном из вариантов, который прорабатывался нами год
назад, суть которого сводилась к образованию на территории страны не отдельных
армий, а округов ПВО. Такая оргструктура Войск ПВО была бы наиболее
целесообразной со всех точек зрения. Она положила бы конец извечным спорам
между видами Вооруженных Сил. К сожалению, этот вариант не был принят.
25 июля 1987
года. День Военного Совета войск ПВО с участием Министра Обороны генерала армии
Д.Т. Язова
Фактически это был
суд над войсками. На Совет были вызваны командующие и члены Военных советов
армий, командиры соединений ПВО, командиры частей РТВ.
В первой половине
совещания с докладами выступили министр обороны и начальник Главного
политического управления генерал армии А.Д. Лизичев. В своем выступлении
министр вылил на войска приличный ушат грязи. Все плохое в Вооруженных Силах
было отнесено к Войскам ПВО. Он не стеснялся в выражениях, подбирал самые
скверные и оскорбительные слова. Все присутствующие на совете в одночасье были
обращены в «дармоедов». Речь его была крайне злостная. Стыдно было слушать и
обидно за Вооруженные Силы, что их возглавил человек, лишенный интеллекта. С
этого времени, вплоть до августа 1991 года, я так и не обнаружил в нашем
министре признаков военного таланта и элементарной этики в общении с
подчиненными. От речи министра, его грубого поведения на совете осталось
навсегда плохое впечатление. Мысленно я сверял лозунги перестройки и разглагольствования
в партийной прессе о бережном отношении к человеку с действительностью. Думал о
том, что у нас никогда слова не совпадали с реальной действительностью.
16 июля новый
министр обороны Д.Т. Язов стал кандидатом в члены Политбюро ЦК КПСС и, по логике,
должен был свято следовать той линии поведения, которая исходила от ЦК КПСС. На
самом же деле было совсем другое.
Во второй половине
дня совет продолжался без министра. Новый Главком изложил свою программу
действий и способы достижения поставленных задач. Выступил также вновь
назначенный член Военного совета генерал-лейтенант Виктор Алексеевич Силаков,
ранее служивший с Язовым на Дальнем Востоке. Новое руководство Главкомата
приступило к работе. А как складывалась судьба прежних руководителей?
Александр Иванович
Колдунов и Сергей Андреевич Бобылев лежали в госпиталях с тяжелыми
заболеваниями, генерал Е.С. Юрасов уже был уволен, остальные генералы Б.В.
Бочков, М.Ф. Бобков, В.Н. Сечкин и др. проходили медицинскую комиссию в
госпитале на предмет увольнения. «Чистка» аппарата Главкомата продолжалась.
Вместо генерала Сечкина на должность Начальника радиотехнических Войск прибыл
начальник факультета командной академии ПВО генерал-майор Дубров Григорий
Карпович, имевший большой опыт службы в войсках на командных должностях на
дальнем Востоке.
Генерала Е.Л.
Тимохина отстоял Главком по просьбе начальника Главного штаба. Еще в конце июня
состоялся приказ министра обороны о наказании более сорока человек, цепная
реакция приказов о наказаниях и привлечениях к партийной ответственности людей
набирала силу, некоторые отдавались под суд. Такова была расплата войск ПВО за
пропуск легкого гражданского самолета, не представлявшего в военном отношении
для государства никакой опасности.
В Кремле
28 июля я в составе
делегации от ВИРТА был на выпуске в Кремле. Из Харькова выпускники приехали в
Москву поездом в 9 час. 30 минут. С вокзала направились прямо в Кремль. До
начала приема было более 2-х часов. День начинался солнечным свежим утром.
Заехав на территорию Кремля на «Волге», мы прогуливались с генералами В.К.
Стрельниковым и В.П. Пантелеевым по аллеям душистого зеленого кремлевского
парка-сада. Обращала внимание чистота, зелень ухоженных газонов, большое
количество лип и фруктовых деревьев, обещавших богатый урожай. Прогуливаясь, мы
вели разговор о том, что видели внутри кремлевских стен, говорили об удачном
исполнении памятника В. И. Ленину. В.П. Пантелеев сказал, что, когда в Москве
гостил Никсон, он утром подошел к памятнику В. И. Ленина и долго стоял в
раздумье. В 11 часов мы зашли внутрь Кремля, где в залах ожидания встретились
со своими знакомыми сослуживцами и преподавателями. Без четверти 12 началось
заполнение Георгиевского зала и Грановитой палаты. Каждой академии отводились
места за столами, накрытыми лучшими закусками и безалкогольными напитками.
Георгиевский зал блистал своим величием и красотой. По центру зала широкая
ковровая дорожка до стола руководства. На стенах столбцы золотых текстов с
перечнями частей и подразделений русской армии, отмеченных Георгиевским
крестом. Все люстры включены. Военные всех родов войск в парадно-выходной
форме. Играет музыка. Очень красиво и торжественно. Ровно в 12.00 министр
обороны генерал армии Д.Т. Язов зачитал приветствие ЦК КПСС и Советского
Правительства. Обратился к выпускникам и преподавателям, напутствовал их на
решение сложных задач. Было предоставлено слово трем выпускникам и одному
преподавателю. После торжественной церемонии министр пригласил к столам. Через
некоторое время к столу руководства Министерства обороны были приглашены
начальники военных академий. Затем министр со своими заместителями направился
по центральному проходу в Грановитую палату, где находились выпускники
академий, чтобы и там произнести поздравительную речь. К столам выпускников
ВИРТА подошел Главком, где пробыл 10–15 минут. Церемония длилась два часа.
После окончания
торжеств мы вышли во двор Кремля и сфотографировались у памятных мест вместе со
слушателями. Попрощавшись с руководством академии, я покинул Кремль и на
автомобиле отправился домой. Красная площадь в этот день была перекрыта. С 25
июля на ней проводилась сидячая забастовка татар, требовавшие автономии в
Крыму. Начиналась национальная проблема в условиях перестройки. В этот же день,
вечером, мне позвонил Владимир Дмитриевич Лавриненков. Он приезжал в Москву в
Суворовское училище по вопросу устройства своего внука Володи. Мы встретились.
Он поблагодарил меня за транспорт, поинтересовался А.И. Коддуновым и Е.С.
Юрасовым, сообщил о намерении на Украине издать его произведения двухтомником.
После этой короткой встречи Владимир Дмитриевич уехал на вокзал. Эта была наша
последняя встреча.
Последние два дня я
провел на выезде по гарнизонам, переговорил с командирами частей в Кубинке,
Балабаново и Дуброво.
31 июля провели
партийное собрание в своем Управлении. Из ГУВ присутствовал начальник
управления по созданию средств ПРО, ПРН, ПКО генерал Е.В. Гаврилин. Разговор на
собрании шел о ходе перевооружения. После партсобрания проводили в запас
полковников И.А. Алешина и А.М. Рябинина. Теперь я мог начать свой отдых с
выездом в санаторий Войск ПВО в Евпатории. За меня оставался первый заместитель
генерал-лейтенант Б.А. Алисов.
28 августа окончился
мой отпуск, и я приступил к своим служебным обязанностям. В этот же день
состоялся приказ МО СССР о назначении меня членом Военного совета Войск ПВО, а
полковника А.Н. Сколотянного – начальником штаба рода войск. Это было мое
последнее назначение за время службы.
В войска поступили
новые документы, регламентирующие боевое дежурство. Приказ МО СССР № 0080 и
директива МО и НГПУ по организации партийно-политической работы на боевом
дежурстве № 0116 и «Обращение» к личному составу Вооруженных Сил. Их изучали,
пересоставляли инструкции и т.п. К Войскам ПВО начало меняться отношение со
стороны министра обороны, сказывался авторитет в Сухопутных войсках нового
Главкома. По инициативе Главкома начались работы во всех гарнизонах по очистке
прилегающего леса, превращению его в «парковые» зоны. На этот счет в войсках
ходили разные толки.
Красноярская
РЛС. Встреча с конгрессменами США
3 сентября в 18.10 я
получил ответственную задачу от Главкома – возглавить группу американцев в
поездке на строящуюся РЛС дальнего обнаружения в районе Красноярска.
Разговаривая со мною по телефону, Главком сказал, что его попытки не взваливать
на меня такую ответственную задачу по соображениям закрытости войск и
политического аспекта, не увенчались успехом. Подробный инструктаж я должен был
получить на следующий день в Генштабе.
Задание для меня
явилось полной неожиданностью. Днем раньше прошел разговор, что в СССР прибыла
группа конгрессменов США для инспекции строящейся Красноярской РЛС. Вопрос был
связан якобы с нарушением Договора 1972 года по ПРО между СССР и США.
Весь день 4 сентября
я провел в Генштабе. Никакого инструктажа мне никто не давал, я сам добывал
данные о составе группы и содержании задачи. Вместе с начальником 4 управления
ВВС и ПВО ГШ генералом В. И. Макаровым хлопотали о выделении специального
самолета для полета в Красноярск, прикидывали маршрут и время полета, договаривались
с командованием СибВО о всестороннем обеспечении группы, нашего перелета, в том
числе о выделении вертолетов для доставки группы с аэродрома Енисейск на
объект. Обстановка прояснилась лишь к концу дня.
Группа насчитывала
15 человек, из них – 9 американцев и 6 наших товарищей, в том числе
вице-президент академии наук СССР академик Е.П. Велихов, А.Г. Арбатов и А.А.
Кокошин из института США и Канады, В.Ф. Федоров (ЦК КПСС), В.В. Волгин (КГБ). С
американской стороны были конгрессмены Дауни Томас, Моуди Джим, Карр Роберт, их
помощники Мор Джефри, Пейм Кристофер, Кихрен Томас, Брод Ульям, Баттиста
Энтони, Шерман Роберт. Среди последних были эксперты и разведчики. Вылет был
назначен на 4 сентября с аэродрома Внуково-1 на самолете Ту-134 спецрейсом. Возвращение
в Москву 5 сентября в 23 часа 30 минут. Сбор назначен на аэродроме Внуково в 3
часа 30 минут.
Позволю на этом
сделать отступление, чтобы коротко напомнить предысторию Красноярской РЛС,
почему она стала предметом спора с американцами, и чем было вызвано решение
нашего правительства допустить их на РЛС.
Договор по ПРО,
заключенный между СССР и США в 1972 году, стал фундаментом договорно-правовой
системы ограничения и сокращения стратегических вооружений. Стороны раз и
навсегда договорились не развертывать противоракетную оборону территории страны
и даже не создавать основу для такой обороны, ограничить разрешенные системы
ПРО согласованным минимумом. По Договору в СССР развертывалась система ПРО для
защиты Москвы, в США для защиты ракетной базы в районе Гранд-Форкс. Обеим
сторонам разрешалось иметь по 100 ПУ и противоракет.
Длительное время
Договор был предметом особой заботы обеих сторон. Для содействия его целям была
создана советско-американская постоянная консультативная комиссия, где обсуждались
вопросы выполнения договора. Однако американская сторона изменила собственным
заверениям. В середине 70-х годов США начали развертывание новых крупных РЛС с
антенными фазированными решетками типа «Пейв-Пос» на базах Отис (штат
Массачусетс) и Бил (штат Калифорния).
Развертывание этих,
а затем и последующих – на базах Робинс (штат Джорджия) и Гудфеллоу (штат
Техас) – аналогичных РЛС Советская сторона расценила, как возможное намерение
при определенных условиях создать систему ПРО страны. Однако и этим дело не
закончилось. В конце 1986 – начале 1987 годов американцы закончили
строительство и ввели в состав действующих станций РЛС типа «Пейв-Пос» за
пределами США, в местечке Туле (Гренландия). Развертывание этой РЛС было ничем
не прикрытым нарушением Договора по ПРО, которым разрешено строительство
подобных РЛС по периферии только собственной территории (с ориентацией во вне).
С принятием программы СОИ (Стратегической оборонной инициативы) или «Звездных
войн» подозрения с нашей стороны о попытках отхода США от Договора усилились.
Так обстояли дела с выполнением Договора Соединенными Штатами.
Советское
Правительство, принимая решение на строительство крупной РЛС с фазированной
антенной решеткой в районе Красноярска, учитывало действующую в США стратегию
«ядерного устрашения», которая допускала, в отличие от СССР, нанесение ядерного
удара первыми, исходило из интересов наличия системы предупреждения о ракетном
нападении с круговым радиолокационным полем.
Американским
специалистам было известно, что у нас не было РЛС для контроля
северо-восточного ракетоопасного направления. С целью создания кругового
радиолокационного поля предупреждения и контроля за северо-восточным
ракетоопасным направлением еще в 1979 году были завершены исследования по
созданию РЛС на Крайнем Севере в строгом соответствии с Договором по ПРО. Тогда
же были выполнены проектные работы и на строительство в районе Красноярска.
Оказалось, что этот вариант может быть реализован быстрее и обойдется в три
раза дешевле, чем развертывание РЛС на Крайнем Севере.
Было решено начать
строительство в Красноярске, поскольку новая РЛС, информационная по характеру,
будет развернута на расстоянии более трех тысяч километров от центра Европы и
не может рассматриваться как часть территориальной системы ПРО страны. Тем
более что американская сторона к тому времени нарушила Договор развертыванием
своих РЛС с антенной фазированной решеткой в районах, не предусмотренных для
этих целей.
Никто не предполагал
тогда, что через четыре года Президент США Р. Рейган выступит с программой СОИ,
и Красноярская РЛС станет козырной картой американской администрации в
переговорах по разоружению. Продолжая квалифицировать ее, как РЛС системы ПРО,
администрация Президента в ежегодных докладах Конгрессу всячески раздувала факт
«нарушения» Договора строительством Красноярской РЛС, умалчивая перед
Конгрессом о собственных нарушениях Договора и не упоминая о претензиях
Советской стороны. В этих условиях возникла угроза сохранения Договора по ПРО.
Советская сторона выступила за продолжение усилий с целью поиска принципиальных
решений, которые сняли бы претензии сторон друг к другу, в том числе и путем
предложенных радикальных развязок. Эти усилия могли бы быть продолжены на
очередной сессии советско-американской постоянной консультативной комиссии
(ПКК) и в ходе предстоящей встречи министра иностранных дел СССР с
Госсекретарем США. Руководствуясь интересами сохранения устойчивого мира и
продвижением вперед в переговорах по сокращению стратегических вооружений,
Советское Правительство пошло на беспрецедентный шаг, каким явилось решение о
допуске на строящуюся РЛС американцев. В ходе осмотра РЛС американцы должны
были убедиться в том, что РЛС не относится к типу тех, которые используются в
системах ПРО, а принадлежит к информационным станциям обнаружения космических
объектов.
Задача
представителей Минрадиопрома О.А. Лосева, А.А. Васильева и других, которые
выехали на РЛС несколькими днями раньше, и Минобороны, состояла в организации
совместной работы на РЛС и подтверждении ее предназначения для информационных
целей.
Поездка на
РЛС
4 сентября поездка
конгрессменов США на РЛС была санкционирована постановлением Политбюро ЦК КПСС
№ П82/10. После хлопотливого дня я в роли представителя Главного командования
ПВО к трем часам в военной форме прибыл во Внуково-1. Вскоре подъехали В.Ф.
Федоров и Е.П. Велихов. В 3 час. 30 мин. подошел микроавтобус, из которого
первым вышел Владимир Владимирович Волгин. Он исполнял роль переводчика. Я
успел поздороваться с ним и предупредить, кем меня представить американцам
(истинная должность моя не должна была раскрываться). В это время нас окружили
плотным кольцом американцы, которые были похожи по своему виду на туристов.
Несмотря на темноту, защелкали фотоаппараты со вспышками. Пока я здоровался со
всеми, был сделан, наверное, десяток фотоснимков. Одеты американцы были
преимущественно в джинсы и куртки, на ногах кроссовки. Почти у всех спортивные
сумки и фотоаппараты. Обращала на себя внимание простота общения. По их
обращению и поведению трудно было разобраться, кто же из них старший по
положению, хотя мне представили старшего. Им являлся Дауни Томас, но по его
поведению этого понять было нельзя. Это первое, что бросилось мне в глаза, в
отличие от наших манер. У нас начальника видно издалека. В любом окружении он узнается
по ряду признаков: важность, отсутствие в руках портфеля (сумки), следование
впереди группы и т.п.
Знакомство и
изучение американцев продолжалось фактически во все время нашего полета до
Енисейска и возвращения. Ведь они для меня были словно люди с другой планеты.
Садились на дозаправку в Омске. В аэропорту в депутатском зале мы вели беседы.
Американцы проявляли ко мне тоже немалый интерес, внимательно рассматривали
форму, все ее детали. Признавались, что впервые общаются с советским генералом.
Они интересовались прохождением службы офицерским составом нашей армии, какие у
нас отпуска по продолжительности, где мы проводим отдых по путевкам, в каких
местах и санаториях. В беседах принимал активное участие академик Е. П.
Велихов, свободно владеющий английским языком.
Томас Дауни
(старший) небольшого роста, щупленький, в очках, ему 38 лет, уже 13 лет как
член палаты представителей в Конгрессе. Когда я выразил удивление, что он таким
молодым стал конгрессменом, он рассказал, как достиг этого. Я пожелал ему стать
президентом, так как он располагал для этого большим запасом времени. Томас
ответил, что, когда это произойдет, то пригласит меня в гости.
В Енисейск мы
прилетели в 16 час. 20 минут. На аэродроме нас уже ждали вертолеты
Красноярского управления гражданской авиации. На двух из них мы полетели на
объект с пятиминутным интервалом. По уговору с командирами экипажей полет
осуществляли на предельно малой высоте над Енисеем, чтобы меньше запоминались
детали местности. Летели 35 минут. Стояла хорошая погода. Это было чудесное
путешествие для восприятия глаза – внизу лента прозрачной реки, слева – крутой
гранитный берег выше нашего полета, справа – пологий берег с могучей тайгой.
Посадку произвели на
площадке вблизи РЛС. Нас встречали О.А. Лосев – зам. министра
радиопромышленности, А.А. Васильев – конструктор РЛС, генерал-полковник Л.М.
Леонов – начальник ГУВ, генерал-лейтенант Л.В. Шумилов – зам. начальника по
строительству и расквартированию ВС и другие. Не теряя времени, начался обход,
знакомство с РЛС и ее строительством. Объяснения давались по ходу. Американцы
задавали очень много вопросов.
После завершения
обхода, когда мы подошли к развернутым большим армейским палаткам, где был
подготовлен обед, произошел забавный случай. У палатки стоял ящик со щетками
для чистки обуви. Когда я нагнулся и взял сапожную щетку чтобы смахнуть с обуви
пыль, ко мне подбежал Роберт Карр, взял из рук щетку и начал чистить мой
туфель. Остальные смеялись и фотографировали эту сцену. Разогнув спину, Карр
протянул руку, в которую я вложил 20 копеек за труд. Получилась сцена, когда
американский конгрессмен почистил советскому генералу обувь. То ли в шутку, то
ли всерьез, но за обедом Роберт Карр сказал: «Раз советский генерал не почистил
мне обувь, то моя карьера конгрессмена на этом будет закончена». Не знаю, как
обошелся трюк Р. Карру, но если бы я почистил американскому конгрессмену обувь,
моя карьера на этом закончилась бы наверняка. Это была вторая особенность
американцев, подмеченная мною, раскованность, умение шутить.
Не могу не заметить
и такой детали, как реакция американцев на обеденный стол, который был накрыт
на удивление всем с русской щедростью. Нужно отдать должное работникам
военторга СибВО. Большой стол на 25 персон был застелен белоснежной скатертью.
На нем по обоим флангам красовались в огромных подставках зажаренные поросята,
много разной закуски – икра красная, черная, салаты, напитки и соки в красивых
бутылках и сосудах, конфеты в раскрытых коробках, фрукты и т.п. Американцы
бросились фотографировать стол со всех сторон. С трудом удалось усадить их и
приступить к еде. Конгрессмены признавались, что такого богатства пищи они у
себя в Америке не видели. Говорили о высоких ценах на икру, и что они редко
позволяют себе дома кушать ее. К столу подавались блюда с пельменями
по-сибирски, суп с севрюгой и т.д. Гости ели с большим аппетитом, расхваливали
все. В середине обеда начался обмен тостами, но пили не спиртное (у нас тогда
это было запрещено), а безалкогольные напитки. В тостах наших гостей говорилось
о необходимости дружбы и мира между народами наших стран. Джим Моуди, первым
взявший тост, сказал, что следовало бы поднять тост за руководителей наших
стран, но один из них не заслуживает того (имел ввиду Рейгана). Затем говорили:
физик Томас Корхен – член комитета по делам ВС (Вооруженных сил), Энтони
Батиста и Роберт Карр. С ответным тостом поднялся Е.П. Велихов.
После обеда пришлось
продолжить в течение 30 минут работу на РЛС. Дело в том, что при первом осмотре
я запретил фотографирование. Энтони Батиста пожаловался, что без фотографий им
трудно будет убедить Конгресс в недостроенности РЛС, что им придется делать
зарисовки, но это не доказательство. По фотографиям они могли бы
аргументировать свои доклады более убедительно. Тогда я, посоветовавшись с
академиком Велиховым и Лосевым, принял решение разрешить сделать снимки на двух
этажах передающего центра, где не было технологической аппаратуры. Мое решение
не поддержал О.А. Лосев. Я брал на себя всю ответственность.
После четырех часов
пребывания на объекте мы начали возвращение в Москву тем же маршрутом. Теперь
можно было подвести итог нашей работы. Он заключался в том, что американцы
могли убедиться, что РЛС не относится к классу станций системы ПРО, и что до
завершения строительства РЛС понадобится еще не менее 2,5–3 лет, чтобы потом по
фактическим замерам излучения можно было определить предназначение РЛС.
На обратном пути в
самолете разговоры между нами то возобновлялись, то затихали. Для меня было
ясно одно, что американцы боятся ядерной войны, они опасались возможного
расползания ядерного оружия по государствам. На этот счет они говорили, что
когда оружие в руках таких цивилизованных стран, какими являются нынешние пять
его обладателей, то можно еще надеяться на надежность контроля, но при
расширении числа таких стран опасность его применения возрастет.
Вместе с
американцами мы просматривали в салоне самолета видеозаписи, сделанные на РЛС.
Неоднократно возвращались к разговору о сохранении мира, нормализации отношений
между нашими странами, сохранении Договора по ПРО. Внутренне я чувствовал
положительное значение посещения конгрессменами-демократами Красноярской РЛС,
увязывая его с сохранением станции.
После вылета из
Омска в самолете был организован ужин со 100 граммами водки (она была припасена
мною). Гости с восторгом отнеслись к такому сюрпризу. Я вспомнил, как перед
вылетом из Москвы обратился к одному товарищу из аппарата ЦК КПСС с вопросом:
«Как быть со спиртным?» Он сделал паузу, и я услышал в ответ: «Так у нас это
запрещено». Тогда я сказал: «Так запрещено на земле, а в воздухе запрета не
было». Он подумал и ответил мне: «Пожалуй, правильно». Так мы все-таки выпили с
американцами. После этого Томас Дауни презентовал нам троим – Велихову,
Федорову и мне, по бутылке виски. Те самые, которые он все время носил с собой
на РЛС, но, глядя на хозяев, так и не предложил выпить в столовой. А я мучился
в догадках, что неразлучно носит с собою в сумке старший американец. Во
Внуково-1 самолет произвел посадку в 22 часа. Мы по-дружески распрощались и
разъехались. Впереди предстоял отчет.
Краткая справка на
членов палаты представителей конгресса США и других членов делегации
Томас Дауни
(демократ от штата Нью-Йорк)
Томас Джозеф Дауни
родился 28 января 1949 года в Нью-Йорке. В 1970 году окончил Корнелльский
университет по специальности «Производственные и трудовые отношения».
С 1971 по 1974 год
был членом законодательного органа округа Саффолк, Нью-Йорк.
В 1974 году окончил
школу права университета Св. Иоанна, в 1979 году защитил диссертацию в
Американском университете, получив ученую степень доктора права.
В 1975 году избран
членом палаты представителей от штата Нью-Йорк. Является членом ряда комиссий
палаты представителей, в том числе бюджетной и по ассигнованиям.
В 1978–1979 годах
входил в число советников конгресса по вопросам ведения переговоров по
ограничению стратегических вооружений.
Характеризуется как
энергичный и решительный деятель, способный вести переговоры по крупным
политическим вопросам.
Голосовал в
конгрессе против развертывания МБР «МХ», активно выступает за замораживание
ядерных вооружений, прекращение испытаний ядерного оружия. Сторонник
прекращения военной помощи США никарагуанским контрреволюционерам.
Вероисповедание –
методист.
Женат. Имеет двоих
детей.
Член клуба «Сыны
Италии».
Роберт Карр
(демократ от штата Мичиган)
Роберт Карр родился
27 марта 1943 года в г. Джейнсвилл, штат Висконсин.
В 1965 году окончил
Висконсинский университет, в 1968 году получил ученую степень доктора права.
В 1968–1969 годах
занимался юридической практикой в штате Мичиган, в 1969–1972 года работал в
аппарате генерального прокурора штата Мичиган.
С 1975 года – член
палаты представителей конгресса США от штата Мичиган (не избирался на 1981–1982
годы). Член комиссии палаты представителей по ассигнованиям.
Характеризуется как
политический деятель умеренных взглядов. В 1985 году голосовал в конгрессе
против выделения средств на закупку МБР «МХ», выступает за замораживание
ядерных вооружений.
В 1983 и 1985 годах
голосовал против оказания военной помощи США никарагуанским
контрреволюционерам.
Вероисповедание –
баптист.
Женат с 1980 года.
Джим Моуди (демократ
от штата Висконсин)
Джим Моуди родился 2
сентября 1935 года в г. Ричлендз, штат Виргиния.
В 1957 году окончил
колледж в г. Хаверфорд, штат Пенсильвания.
С 1958 по 1960 год
являлся сотрудником американской благотворительной организации КАРЕ в Югославии
и Иране.
С 1961 по 1964 год
работал в Пакистане в составе американского Корпуса мира, затем в центральном
аппарате этой организации в Вашингтоне.
В 1964–1965 годах
являлся сотрудником агентства международного развития.
В 1967 году окончил
Гарвардский университет.
В 1967 и 1969 годах
работал в министерстве транспорта США. В 1973 году окончил Калифорнийский
университет, получил ученую степень доктора экономических наук.
В 1977–1978 годах –
член законодательного собрания штата Висконсин.
В 1979–1982 годах –
член сената штата Висконсин.
С 1983 является
членом палаты представителей от штата Висконсин, входит в состав комиссии по
внутренним делам и делам островных территорий и в комиссию по общественным
работам и транспорту.
Голосовал в
конгрессе США против развертывания МБР «МХ», за замораживание ядерных
вооружений. Активно выступает за ограничение вмешательства США в Центральной
Америке, прекращение помощи контрреволюционерам, ведущим борьбу против
правительства Никарагуа.
Вероисповедание –
протестант.
Холост.
Сотрудник комиссии
по ассигнованиям палаты представителейконгресса США Роберт Шерман
Р. Шерман родился в
1939 году в г. Филадельфия (штат Пенсильвания).
В 1965 году окончил
университет штата Коннектикут. С 1968 года работает в Вашингтоне, сначала
помощником сенатора Дж. Макговерна, затем помощником ряда членов палаты
представителей от демократической партии.
Является
специалистом в области контроля над вооружениями, имеет научные труды по этой
проблеме, публикации в прессе.
Консультировал по
вопросам сокращения вооружений членов палаты представителей от демократической
партии Т. Дауни, Р. Карра и Л. Окойна.
Женат. Имеет двоих
детей.
Сотрудник комиссии
по делам вооруженных сил палаты представителей конгресса США Энтони Батиста
Э. Баттиста родился
в 1938 году в г. Нью-Йорк.
С 1963 по 1964 год
работал в НАСА. В 1969 году окончил физический факультет университета штата
Оклахома. В течение 1964–1971 годов работал в Лаборатории вооружений ВМС, с
1971 по 1974 годы вел исследования в Центре вооружений надводных кораблей ВМС
США.
С 1975 года работает
в конгрессе США.
Автор многих статей
и научных трудов по проблемам строительства вооруженных сил, контроля над
вооружениями, отношений между СССР и США. Придерживается умеренных политических
позиций, сторонник сотрудничества и расширения контактов между советскими и
американскими учеными и политическими деятелями по основным проблемам
современности.
Женат. Имеет
четверых детей.
Доклад
Министру Обороны, ЦК КПСС и начальнику Генерального штаба
Утром в 8 час.10
мин. мне на квартиру позвонил дежурный генерал ЦКП войск и передал приказание
министра обороны срочно доложить ему о поездке. Быстро собираюсь с мыслями,
выручают заметки, сделанные в самолете и согласованные с А.А. Кокошиным и А.Г.
Арбатовым. В 8 час 25 мин связываюсь с министром (он был на даче), доложил
коротко по ЗАС предварительную совместную оценку, к каким выводам пришли
американцы. Более точная информация может быть сегодня к концу дня, когда
американцы подготовят свой отчет и ознакомят с ним академика Е.П. Велихова.
Я доложил министру
главные три предварительных вывода, к которым пришли американцы. Это то, что
РЛС не может решать задачи ПРО, что она может применяться как в целях контроля
за космосом, так и в интересах предупреждения о ракетном нападении (ПРН), и что
до завершения создания РЛС необходимо еще 2–3 года.
Министр задал
несколько вопросов по организации работы группы (время вылета туда и
возвращение назад, сколько времени группа находилась на РЛС, где обедали).
Ответил. Он поблагодарил меня.
После разговора с
министром обороны Д. Язовым нужно было доложить обо всем своему Главкому и
начальнику Генерального штаба, для этого необходимо было выехать в управление
на телефоны Кремлевской связи. До выхода из дома получил несколько телефонных
звонков. По одним я должен был быть к 11.00 у начальника Генерального штаба, по
другим в это же время в ЦК КПСС, в приемной Л.Н. Зайкова. Приехал в штаб,
доложил Главкому (на квартиру) и начальнику Генерального штаба о вызове в ЦК,
попросил разрешения задержаться до окончания работы в ЦК. К 11.00 я прибыл в
приемную Л. Н. Зайкова. Там уже находились Олег Сергеевич Беляков – зав.
оборонным отделом, его сотрудник В. Ф. Федоров и О. А. Лосев. Перед нами стояла
задача подготовить информационный текст для ТАСС. Академик Е.П. Велихов
набросал текст. Я съездил к маршалу С.Ф. Ахромееву, завизировал его и передал
Белякову. После чего прибыл в Генштаб к В.И. Макарову – великому труженику
Генштаба. Там уже кипела работа по составлению первичного донесения в ЦК КПСС.
К 18 часам эту работу закончили. Такие документы требуют много времени, так как
должны быть небольшими по объему и лаконичными по содержанию. Взяв с собой один
экземпляр, я поехал к себе с тем, чтобы в 20 часов встретиться с Е. П.
Велиховым у него на квартире и узнать, к каким выводам пришли американцы (они
обещали его ознакомить с содержанием своего отчета), а завтра прибыть к члену
Политбюро Л. Н. Зайкову с этой информацией и заодно завизировать у Велихова
проект записки в ЦК. Собирались ехать к нему также О.А. Лосев и В.Ф. Федоров.
Мы условились о встрече у метро «Октябрьское поле» в 8 часов вечера. Перед
самым выездом из дома я позвонил Евгению Павловичу домой. Он сказал: «Хорошо,
приезжайте, как раз у меня будут все американцы». «Вот тебе раз! Зачем они нам?
И какое мы имеем право на несанкционированную встречу с ними?» – так я подумал,
повесив трубку. Оставалось одно – поездку отменить, встречу перенести на утро.
Свое решение я сообщил Федорову и через него Велихову и Лосеву.
Встреча с
членом Политбюро ЦК КПСС Л.Н. Зайковым и кандидатом в члены Политбюро А.Н.
Яковлевым
О вызове в ЦК к
11.00 7 сентября мне передали в день возвращения из Красноярска, когда наш
самолет произвел посадку во Внуково.
Как условились
накануне с Федоровым, я должен был прибыть в ЦК КПСС пораньше, к 9 час 30 мин.
В назначенное время я прибыл в кабинет 978 на девятом этаже, где уже был
главный конструктор РЛС А.А. Васильев. Через несколько минут прибыли О.А. Лосев
и А.А. Кокошин. Стали думать, с чем нам идти к Зайкову. Отпечатанный материал
только тот, который мы подготовили вчера в Генштабе. Решили снять копию, чтобы
положить на стол Зайкову. У А.А. Кокошина оказался с собой листок с мнением
американцев, прилагаем и этот листок, отредактировав текст. В 10 час 45 мин
направились в приемную Зайкова, где находился академик Е. П. Велихов. Ровно в
11 часов нас пригласили в кабинет. Кроме Л. Н. Зайкова там были секретарь ЦК
кандидат в члены Политбюро Александр Николаевич Яковлев и Олег Сергеевич
Беляков. Л. Н. Зайков поздоровался с нами за руку и пригласил сесть. Кабинет №
1 угловой, большой, кресла, столы, книжный шкаф. Сели. Лев Николаевич
обращается к нам, советуется, как лучше провести заслушивание, устанавливает
порядок предоставления слова сначала О.А. Лосеву, затем мне и Е.П. Велихову.
Общее время наших докладов и беседы составило 1 час 30 минут. Лосев, я и
Велихов докладывали по 20 минут. Руководители партии нас слушали с интересом. Я
доложил, что на меня возлагалась задача организации сопровождения американцев,
создания благоприятных условий их работе и т.п. План по времени был точно
выполнен. Рассказал, как вели себя конгрессмены, о чем велись разговоры с ними
в пути. Сказал, что американцы проявляли желание сохранить Договор по ПРО,
высказывали тревогу за распространение ядерного оружия, что повышает опасность
его применения какой-либо страной (кроме США и СССР), а это может привести к
катастрофе. Много говорилось о необходимости сотрудничества. Они проявляли
большой интерес ко мне, советскому генералу.
Л.Н. Зайков спросил
у меня: «Как Вы сами считаете, были ли американцы искренны с Вами и правильно
ли мы поступили, что пустили их на Красноярскую РЛС?» Ответил, что решение
было, наверное, правильным, в их искренность хочется верить. Больше за то, что
они были искренними.
Лосев и Леонов в
своих докладах подробно доложили о технической стороне, по вопросам самой РЛС,
которыми интересовались американцы. Велихов говорил о политическом выигрыше,
который получен тем, что разрешили американцам посетить нашу РЛС, о том, какие
возможно ожидать действия от них, и как нам дальше вести с ними (в рамках
вооружений). В конце встречи Зайков и Яковлев порекомендовали, как подготовить
Записку в ЦК, чем ее необходимо дополнить, и в 12 часов 30 минут наша встреча
завершилась.
Во время этой
встречи я всматривался в знакомые по портретам лица партийных деятелей. Это
было мое первое близкое общение с партийными чиновниками такого ранга. Мое
внимание больше привлекал А. Яковлев. Он мало говорил, и по его глазам
угадывалось особое удовлетворение, когда разговор касался полезности
проведенного мероприятия. Разве мог я предположить в те минуты, что общаюсь с
одним из главных «архитекторов перестройки», человеком, который вскоре
прослывет как матерый изменник социализма, отмежуется от партии КПСС, откажется
от всего того, что способствовало его возвышению до больших высот в партии и
советском государстве. Получив указания, мы направились в оборонный отдел, чтобы
заново подготовить текст Записки в ЦК. После окончательной редакции с О.С.
Беляковым предстояло представить текст на подпись Президенту АН СССР Гурию
Ивановичу Марчуку и министру обороны, за министра Радиопромышленности было
разрешено подписать О.А. Лосеву.
С текстом я выехал в
Генштаб для согласования с маршалом Ахромеевым. Маршал одобрил текст, и я
поехал на Ленинский проспект в Академию наук.
Встреча с
академиком Г. И. Марчуком, Президентом Академии Наук СССР
По договоренности он
назначил время встречи в 17.30, я опоздал на две минуты (задержался в пути и с
процедурой пропуска к Президенту). Набрал номер телефона в приемную, узнал, что
меня уже ждут, спрашивали. Поднимаюсь на второй этаж. Приемная – овальная
большая комната с портретом В. И. Ленина и видных ученых. Академик уже был
занят. Пришлось подождать около получаса. Принят я был очень дружелюбно.
Президент академии наук Гурий Иванович Марчук обаятельный человек с правильными
чертами лица, загорелый брюнет с густыми седеющими волосами, по национальности
белорус. Кабинет его небольшой, скромно обставленный. Наша встреча длилась
около 15 минут. Когда я зашел, он спросил: «Вы откуда?» (имелось в виду,
родом). Я ответил: «С Кубани».
Он попросил
повторить название моей должности, он спутал сначала с должностью Главкома.
Гурий Иванович уже был подготовлен Велиховым, однако внимательно прочитал
материал, кое-что пришлось пояснить. Поставил свою подпись, и мы тепло
расстались с ним.
Из содержания
доклада в ЦК КПСС (привожу текст):
«Посещение американцев обеспечивали: от Минрадиопрома О.А. Лосев, А.А.
Васильев, от Минобороны В.М. Красковский, Л.М. Леонов, Л.В. Шумилов
(должностное положение представителей Минобороны не раскрывалось).
В ходе ознакомления
американцам были показаны сооружения передающего и приемного центров,
находящихся в различной стадии строительства и монтажа технологического
оборудования... При осмотре станции американцы задавали вопросы, касающиеся
причин размещения РЛС в районе Красноярска, ориентации ее сектора, возможных
сроков ввода и стоимости строительства. В части технических характеристик РЛС
они интересовались рабочим диапазоном РЛС, числом передающих модулей,
производительностью ЭВМ, количеством одновременно сопровождаемых ИСЗ. На
вопросы были даны соответствующие ответы с учетом нашей аргументации,
используемой на советско-американских переговорах в Женеве (перечень вопросов
прилагается, их было 26). В процессе осмотра объекта американцы использовали
фотовидеоаппаратуру и диктофоны. Фотографирование технологического оборудования
внутри помещений ограничивалось. В заключение посещения был организован обед. В
целом пребывание американской группы конгрессменов на объекте прошло в
корректной обстановке».
Из Академии наук я
выехал в ЦК к О.С. Белякову, чтобы передать ему черновой экземпляр материала
(так договаривались). Расставаясь, он поблагодарил меня за работу, сказал,
чтобы я звонил ему, когда нужно. Покидая здание ЦК КПСС (в 18.30), я думал о
том, как сблизился за последние два дня с товарищами из Оборонного отдела.
Побывал у члена Политбюро, имел возможность почувствовать работу ЦК, коснуться
того, как вырабатывается политическая линия государства, хотя бы по одному из
многочисленных вопросов.
Естественно, трудно
описать, запечатлеть все то, что пережил и перечувствовал за трое суток,
начиная с получения задания. Нет времени сосредоточиться над записями. В
голове, как в калейдоскопе. За короткое время познакомился со многими людьми. О
нашей поездке с американцами было передано по радио (с фамилиями), по
телевидению и напечатано в газетах. Задание, которое я выполнил, подняло меня в
глазах сослуживцев, товарищей и руководства. Сам я приобрел определенный опыт,
прибавилось уверенности.
Через два дня в
программе «Время» по ТВ передали фрагмент пресс-конференции из Вашингтона, которую
проводили конгрессмены во главе с Т. Дауни с отчетом своей поездки на
Красноярскую РЛС.
А мы занялись
подготовкой записки в ЦК КПСС по изложению «новой позиции», суть которой
заключалась в классификации Красноярской РЛС, как станции контроля космического
пространства. Текст записки готовили в ГУВе вместе с Л.М. Леоновым, товарищами
из 1 управления Е.В. Гаврилина. К исходу 10 сентября нас с Л.М. Леоновым принял
начальник Генерального штаба маршал С. Ф. Ахромеев, внес свои поправки.
Договорились о повторном докладе 11 сентября. На второй день к 12.30 текст
записки был подготовлен. Я позвонил начальнику Генштаба, попросил разрешения
прибыть к нему. Маршал спросил: «Где Вы находитесь?» Ответил: «В Генштабе». Он:
«Приходите». Прочитав текст, маршал уточнил один вопрос: «По какому признаку
американцы смогут определить принадлежность РЛС к средствам контроля космоса
при инспектировании на месте?» Я ответил: «По направленности лепестка излучения
и заданному алгоритму». После этого маршал подписал текст и разрешил передать
его в ЦК для дальнейшего согласования с другими ведомствами. Только после этого
я почувствовал, что в какой-то мере развязался с поручением, исполнение
которого постепенно полностью легло на меня. Теперь можно было переключиться на
работу в войсках. Меня ожидали в этот день в гарнизоне Дуброво в войсковой
части 28289, где было спланировано собрание офицеров и прапорщиков, а на
следующий день должен был быть на сборах в Солнечногорске у генерала Н. И.
Родионова.
12 сентября по пути
в Солнечногорск вместе с нашим главным инженером генералом Н.В. Кисляковым
заехали в Генштаб поинтересоваться «Запиской». Генерал Э.Ф. Богачев сообщил,
что из ЦК записка уже разослана по заинтересованным ведомствам. По «кремлевке»
связался с зав. Оборонным отделом ЦК О.С. Беляковым, чтобы согласовать
дальнейшие совместные действия. Он сообщил о кончине министра
радиопромышленности П.С. Плешакова.
В штабе армии
состоялась встреча со всеми командирами частей и начальниками политорганов.
Обратился к ним с вопросами по решению насущных задач и по подготовке к
предстоящим учениям по плану министра обороны «Центр-87».
Возвратившись к себе
в управление, прочитал шифртелеграмму с отзывом американцев, посетивших
Красноярскую РЛС. Они расценивали их допуск на станцию, как «беспрецедентный»
случай. Он вынуждает «ястребов» в Конгрессе занять оборону, в существенной мере
облегчает положение наших дипломатов на всех переговорах. Американцы дали
убийственную оценку качеству строительства РЛС. Образно было сказано Т. Дауни:
«Если бы члены Конгресса посетили такой объект в США, то руководившего
строительством генерала отдали бы под трибунал. Если ничего не знать о нем
заранее, то нельзя понять – строят его или разрушают». Такая оценка вызвала
сомнения американцев и в других наших возможностях, в частности, в области
технологического оборудования. Они признавались в том, что переоценивали наш
уровень и возможности. Было обидно за такую оценку. На самом деле строительная
культура объектов всегда была предметом ожесточенных споров между заказчиками и
исполнителями.
14 сентября был на
докладе у маршала Ахромеева. Он принял меня, несмотря на большую занятость,
прочитал «Записку», согласованную со всеми, сказав при этом, что правильно я
сделал, добившись с ним встречи. Вопрос о Красноярской РЛС на некоторое время
затихал. Газета «Известия» напечатала статью «Открытость окупит себя».
За обедом в столовой
Георгий Филиппович Байдуков рассказал нам о гибели В.П. Чкалова. Он считает,
что причиной гибели явилось то, что Чкалов вылетел на И-180 с выпущенным шасси,
которые были законтрены в этом положении, что и сыграло роковую роль, ибо,
когда отказал мотор и самолет начал резко снижаться, выпущенные шасси создавали
дополнительное сопротивление, что не дало возможности дотянуть до посадочной
площадки. Факт контровки шасси еще нигде не описан, но об этом нужно рассказать
народу, что и собирался сделать Георгий Филиппович.
Позвонила М.К.
Покрышкина. Она возвратилась из Керчи, была на спуске на воду танкера
«Александр Покрышкин». Благодарила за участие в ходатайстве о присвоении имени
А.И. Покрышкина морскому судну.
Продолжались мои
тесные контакты с командирами и личным составом частей. Моим правилом было
больше работать в войсках. Я начинал ощущать плоды своей работы. Не спеша с
комкором В.А. Савиным и командармом Н.И. Родионовым подбирали на должности
командиров более подходящих для этой роли офицеров. Главком принял решение
взять на итоговую проверку армию и корпус. Предвидя большую вероятность такого
решения, в войсках заранее начали подготовку к проверке.
На Западе продолжали
смаковать пролет Руста к Москве. В западногерманском журнале «Штерн» № 24
восхвалялся «подвиг» Руста, прорвавшего сильнейшую систему ПВО из ста стартовых
комплексов ракет «земля-воздух» 6 авиаполков с 240 истребителями-перехватчиками
и т.д. В статье извещалось, что через 48 часов лишился своего поста Главком ПВО
Александр Колдунов, сбивший во Второй мировой войне 46 немецких самолетов, что
случай с Рустом дал Михаилу Горбачеву повод сместить с поста министра обороны
75-летнего маршала Соколова, при котором влияние военных в военно-политическом
руководстве значительно снизилось. Подмечалось и то, что 1 мая на трибуне
Мавзолея было лишь пятеро военных вместо пятнадцати.
Что же, все
правильно. Расчет авантюрного пролета Руста подтвердился. Расправляться со
своими нас не нужно было учить.
17 сентября Главком
представил нам своего нового заместителя по тылу генерал-лейтенанта Анатолия
Алексеевича Вобликова, старого своего сослуживца по БВО, и начальника
инженерного управления генерал-майора Анатолия Васильевича Соломатина из ДВО.
Главком работает
много. Нас зря не дергает. Ему хорошо помогает секретариат. Когда нужно,
вызывает командующих армий и командиров корпусов напрямую и заслушивает их по
интересующим вопросам по дисциплине, укомплектованности, ходе заготовок
продовольствия на зиму и др.
19 сентября работал
в нашем учебном центре в Кубинке. Центром командовал генерал-майор А.Б.
Антощенко. В Центре проводилась переподготовка офицерского состава на новую
технику и подготовка младших специалистов для нашего рода войск. Здесь же была
и школа прапорщиков. Центр выглядел прилично, имел хорошую учебную базу и
неплохой преподавательский состав.
20 сентября,
воскресенье, когда я докладывал по завершению дежурства по Главкомату генералу армии
А.Д. Лизичеву о том, что в войсках – без происшествий, он удивился и сказал
мне: «А солдата съел медведь на Камчатке, а второй умер там же от кровоизлияния
в мозг». Пришлось разбираться дополнительно. Оказалось, это произошло на сутки
раньше, но все равно должны были доложить мне при заступлении на дежурство.
Бывали и такие недоразумения.
21 сентября началось
стратегическое командно-штабное учение. Предстоял доклад министру обороны. Все
управление работало напряженно, инициативно. 25 сентября к нам на заслушивание
прибыл министр в сопровождении своих помощников. Заслушивание началось в центре
боевого управления (ЦБУ), который находился в надземном помещении ЦКП. Мы
впервые должны были докладывать министру обороны. Теперь уже отчитываться за
свой профессиональный уровень. В памяти еще свежи впечатления от Военного
совета, на котором все руководство войск ПВО было обругано. Поэтому,
естественно, все, кому надлежало докладывать, волновались.
Заслушивание
началось с начальника разведки, затем был вызван начальник Оперативного
управления, командующие родами войск и в заключение первый заместитель
Главкома. Главком находился в Праге. Особые осложнения были вызваны при
докладах начальника оперативного управления Главного штаба полковника А.Н.
Дуброва, командующих авиацией и ЗРВ генералов В.И. Андреева и Р.С. Акчурина. Во
время их докладов министр перебивал, поучал, употреблял оскорбительные
выражения. Особенно досталось Андрееву и Акчурину. Например, наиболее
подготовленному генералу Андрееву было сказано, что он «ничего не смыслит в
оперативном деле» и «зачем Вы соглашались идти на эту должность?», а у Акчурина
спросил: «Сколько Вам лет?», что означало сигнал на увольнение. В общем,
чувствовалась предвзятость во всем. Штаб был обвинен в лености. Наблюдая за докладами
своих коллег и понимая, что к чему, я внутренне отмобилизовался, даже
успокоился, учел, конечно, промахи своих друзей и приготовился к разговору.
Мой доклад по
времени занял семь минут. Делал я его спокойно, последовательно и, видимо, он
был интересен для министра и его окружения своей новизной. Министр меня не
перебивал. В конце доклада он поблагодарил и задал всего лишь один вопрос. Я
ответил на него. Затем министр потребовал в качестве доказательства сказанного
мною в докладе представить все «отданные» распоряжения в войска и произведенные
нами расчеты по динамике учений. Все документы оказались исполненными, и я по
приказу министра передал их на контроль генералам Сухорукову (начальнику
Главного управления кадров ВС) и Гарееву. В заключении министр сказал, что «в
итоге заслушивание не получилось, минус всем вам и Главному штабу». Уточнив
задание Главному штабу по учению, министр покинул Главкомат. Меня поздравляли
товарищи за удачный отчет. Не зря все управление болело и начиняло меня
знаниями. Произошла в своем роде реабилитация после неудачного доклада генералу
П.Г. Лушеву в марте сего года.
Мы привыкали к
Главкому, который быстро вникал в обстановку. В нем чувствовался солидный
практический опыт. Он был прост с подчиненными, сам не гнушался черновой
работы. Очень тесно общался с министром обороны, в недавнем прошлом своим
подчиненным на Дальнем Востоке. Иван Моисеевич был скромен, с сильным чувством
товарищества. Такой начальник не даст в обиду подчиненного. Я любил слушать его
воспоминания и эпизоды из жизни, чаще всего он вспоминал фронтовые годы, когда
в возрасте 22 лет командовал полком. У него было много встреч с известными нам
военачальниками и государственными деятелями. В таких беседах от него мы
слышали немало интересных эпизодов. Например, из жизни секретаря ЦК КПСС
Пономарева:
– когда тот прибыл в
качестве посла в Непал, при встрече ему сыграли гимн «Боже, царя храни». Посол
заявил протест. Дирижера оркестра обрекли на смерть, посадив в яму. Пришлось
выручать. После этого оркестр ежедневно исполнял у резиденции посольства
советские и русские песни.
В ходе
командно-штабных учений Главком трудился наряду со всеми нами, оценивал
обстановку, вырабатывал решения, чем служил примером для командующих.
29 сентября
закончилось учение. Остались позади напряженные дни. Почувствовал усталость.
Только нашим управлением за время командно-штабных учений было отработано 127
текстуальных и графических документов. Наш новый начальник штаба – полковник
А.Н.Сколотяный – хорошо работал. Он явился для меня надежной опорой.
Сегодня Главком
попросил начальников родов войск высказать свое мнение по поводу
противовоздушной операции на ТВД. Кому-то показалось слишком много операций.
Сам Главком был за то, чтобы оставить такую операцию в Наставлении по ведению операций
ВС СССР. Нужно было узнать наше мнение, предлагал нам собственноручно письменно
изложить свое мнение, что и было мною сделано без промедления.
М. Горбачев в эти
дни находился в Мурманской области, где заявил на встрече с трудящимися, что
«... вышли на кризис перестройки, который продлится 1,5–2 года». Такое
заявление настораживало. Перестройка начинала пробуксовывать. Сильно путались с
нею и в армии. Нам навязывали повестки дня партийных собраний на эту тему.
Теперь все неудачи и нарушения воинской дисциплины относились к «застою»,
отсутствию демократии и гласности, чего мы откровенно не понимали.
В Вооруженных Силах
жизнь и деятельность войск регламентировалась уставами, наставлениями, курсами
боевой подготовки и программами и, наконец, приказами. Критиковать их, не давая
ничего взамен, означало вступление в противоречие с действующими уставами и
приказами, а критика командиров и принятых в армии законов способствовали
расшатыванию дисциплины. Так обстояло дело с перестройкой в Вооруженных Силах.
Еще в большей мере
шла неразбериха в громадном организме всего государства, с его внешней
политикой, народным хозяйством и социальным устройством. Становилось очевидным,
что мы окунулись в перестройку без научных проработок и нас начала увлекать
стихия, от которой ничего хорошего ожидать было нельзя. Архитекторы
перестройки, вместо того, чтобы во-время остановиться, признаться народу в
своей несостоятельности и ошибках, следовавших чередой, тащили его и
государство в бездну. Но это будет осознано народом позже, а пока еще верили, и
по инерции шли за Горбачевым, маскировавшим под термином «рыночная экономика»
сползание к капитализму.
В первые дни октября
пришлось основательно поработать в одной из частей корпуса в Балабаново, где
командиром был полковник Александр Яковлевич Семин, начальником политотдела –
подполковник Владимир Павлович Варфоломеев. Эта часть занимала особое место
среди всех остальных частей корпуса ПРО и требовала к себе повышенного
внимания. Работали там вместе с нашими офицерами управления полковником В.В.
Грошевым, подполковником В.Н. Филимоновым и майором И. В. Мальцевым.
Возвращаясь из Балабаново, я испытывал чувство удовлетворения своей должностью,
тем, что она обеспечивала мне возможность широкого общения с людьми. Не зря
сокровенной моей мечтой было стремление стать командиром.
Долгим и сложным был
путь к заветной цели, но он осуществился. Сознание достижения цели
стимулировало желание работать еще больше. Я понимал, что время моего
пребывания в должности ограничено, подпирал возраст, а род войск весьма
сложный, поэтому нужно было успеть сделать в ограниченное время как можно
больше.
5 октября состоялся
разбор оперативного КШУ. Перед разбором учения нас собрали в зале Главпура, где
мы прослушали доклад генерала армии Лизичева. Доклад занял полтора часа. Речь
его посвящалась выполнению требований ЦК КПСС, относящихся к Вооруженным Силам,
перечислялись Постановления ЦК и другие документы. Говорилось о преобразованиях
в стране, о перестройке, о «громадном» внимании ЦК к Вооруженным Силам и
медленном изменении дел в лучшую сторону. Затем сделал доклад министр обороны.
Он назвал цифру погибших в ВС за девять месяцев, она была слишком велика.
Министр предупредил о строгой ответственности начальников за каждую гибель.
Странно было то, что
все негативные явления, происходящие в армии, теперь увязывались с перестройкой
в стране и, якобы, тормозили ее.
После такой вводной
все перешли в другой зал, где начался разбор ОКШУ. В разборе принимали участие
товарищи Л.Н. Зайков, А.И. Лукьянов, Ю.Д. Маслюков, министры оборонных
министерств, ответственные работники ЦК, Совмина, представители научных
учреждений.
Первому было
предоставлено слово маршалу С.Ф. Ахромееву. Содержание его доклада включало
замысел проведения учения и организацию управления. Разбирая недостатки, маршал
сказал о том, что командующий войсками РКО устные свои распоряжения не
подтверждал письменными документами.
В перерыве я спросил
одного из авторов доклада генерала А.А. Данилевича: «Как же так, почему Вы
исказили истину?» Он ответил: «Вчера министр сказал, что он не дождался от меня
подтверждающих документов». Спорить с генералом было бесполезно. Он оставался
верен своим принципам.
В докладе министра
было уделено внимание международной обстановке, устремлениям империалистов США
к наращиванию вооружения, сколачиванию военных блоков, подготовке нанесению по
СССР безответного удара. Затем он перешел к разъяснению оборонительной
доктрины, ее сути, заключающейся в том, что нужно быть способными отразить удар
и переходом в контрнаступление разгромить агрессора. Воспринималась такая
формула слишком сомнительно, она означала:
– жди, когда по тебе
нанесут удар с использованием всех преимуществ, каким всегда обладает
нападающий, а потом переходи в контрнаступление и громи агрессора. Тот, кто мало-мальски
представлял, что означал первый внезапный удар противника в современных
условиях, тот понимал, что после вряд ли станет возможным переход в
контрнаступление.
Говорилось и о
возвращении ВВС к прежней структуре. Я тогда подумал: «Бедные наши Вооруженные
Силы, сколько они терпят из-за смены руководства. Какой вред наносится им
беспрерывными, непродуманными реформированиями». Это был результат отсутствия
перспективного научно-обоснованного плана их развития. Теперь то же самое
происходило и со всем государством под девизом перестройки.
Министр очень просто
готов был решить судьбу противовоздушной операции. По его мнению, выходило:
если на ТВД проводится оборонительная операция, то зачем еще какие-то операции
проводить? Было дано указание разобраться науке и, если она не устоит, операции
не быть.
На частном разборе
Главком дал низкую оценку работе Главного штаба и управлениям. Сказал, что,
имея большой опыт работы в крупных штабах, он впервые встретился с таким
неподготовленным коллективом. В укор ставилось то, что офицеры Главкомата не
были научены работать с картой, на которой должна отражаться динамика развития
обстановки Сухопутных войск на ТВД, действовали неслаженно, слабо
взаимодействовали с Главкоматами других видов ВС и стратегических направлений.
Главком отчасти был прав в своих оценках и требованиях. Мы длительное время
сидели в своей скорлупе, решали и мыслили обособленно, почти не обменивались с
другими видами ВС положительным опытом. Большой вред был нанесен антагонизмом в
верхах Сухопутных войск и Войск ПВО. Это нужно было признать.
В начале ноября я
выехал в командировку на Балхаш вместе с зам. главного инженера полковником
В.С. Капитоновым. Там пришлось основательно поработать. Назначенный два года
назад командиром дивизии полковник Н.И. Сорокин с трудом осваивал эту
должность.
Гарнизон,
расположенный на берегу озера Балхаш, имел свои особенности: первая – в нем
была сосредоточена группа РЛС типа «Днепр» и велось строительство РЛС «Дарьял»;
вторая – отдаленность района; третья – сложные климатические условия; четвертая
– трудности снабжения и поддержания жилого городка в нормальных условиях для
жизни. Сказывались ошибки строителей в проектировании систем водоснабжения и
канализации. Особенно много неприятностей было в период наступления холодов,
когда озеро покрывалось ледяной шугой.
Несмотря на
отдаленность, плановая замена офицеров с этого района законом не
предусматривалась, и некоторые офицеры служили там по 15–17 лет. Люди морально
уставали, беспокоились за судьбы своих детей, которым подходило время
продолжать учебу в ВУЗах. Много было семей, нуждавшихся в переводе в
Европейскую часть Союза по причине заболеваний самих родителей или детей.
Пришлось разбираться конкретно по заявлениям офицеров и организовывать замену.
Через два года удалось удовлетворить просьбу почти всех желающих сменить место
жительства.
В запущенном
состоянии содержались и территории служебного и жилого городка. Пришлось
принять безотлагательные меры по наведению порядка. Тем более что приближался
праздник 70-летия Великой Октябрьской Социалистической революции.
Много времени я
провел с комдивом Н.И. Сорокиным и командирами частей. Хотелось подучить их,
подсказать, где, что, когда и как делать. Вместе с ними разобрались с
показателями по основным видам подготовки, в причинах их снижения. Основная
часть подполковника И.И. Капустина по вопросам внутреннего порядка дошла до
«критической черты». Полковник В.С. Капитонов аналогичную работу провел с
инженерным составом.
Меня возмущало то,
что большое количество командиров и начальников (в гарнизоне дислоцировался
штаб дивизии) всех рангов, и в том числе более 25 политработников, в
сравнительно небольшом гарнизоне не предотвратили беспорядка по всем вопросам,
начиная с солдатской казармы и кончая жилым городком. После трех дней
напряженной работы всего личного состава удалось привести в божеский вид
территории городков.
5 ноября было
проведено гарнизонное торжественное собрание по случаю 70-летия Октября. После
торжественного собрания силами художественной самодеятельности был дан
прекрасный концерт.
6 ноября мы с
полковником Капитоновым вылетели в Москву. С этого времени Балхашский гарнизон
стал объектом моей особой заботы.
В Москве
торжественное собрание прошло 2 ноября. На нем с обширным докладом «Октябрь и
перестройка. Революция продолжается» выступил М. Горбачев.
70-летие
Великой Октябрьской Социалистической Революции. Парад на Красной площади
Парад начался в 10
часов. Принимал парад министр обороны генерал армии Д.Т. Язов (впервые). Мы с
генералами В.И. Андреевым, А.А. Вобликовым и Г.К. Дубровым были на трибуне «Б»
справа от Мавзолея (постоянное место для военных). Парадные расчеты отличались
четкостью рядов. На трибуне Мавзолея Руководители партии и правительства, среди
приглашенных – Фидель Кастро и другие зарубежные гости. Военные потеснены в
самый угол трибуны, с 1 мая для них отводится на верхней площадке трибуны не
более пяти мест.
Погода стояла сухая,
прохладная. Я вспоминал 40-летие Октября, когда проходил в составе парадного
строя слушателей КВВА ВВС. Старался уловить новое в построении и прохождении,
но перемен не обнаружил. Расчет академии им. Гагарина перед прохождением стоял
на прежнем месте напротив Мавзолея. Менялись только знаменосцы и начальники
академий. Уже несколько лет академию ведет на парадах Дважды Герой Советского
Союза маршал авиации Н.М. Скоморохов. На этом параде инсценировалась история
советских Вооруженных Сил.
Начинался парад
прохождением колонн первых формирований рабоче-крестьянской Красной Армии, в
том числе красногвардейцев и конников, затем прошли строи личного состава и
военной техники современных Вооруженных Сил.
Общаясь со многими
знакомыми генералами, я узнал неожиданно для себя о разногласиях с ЦК Б. Н.
Ельцина, проявившиеся якобы на Пленуме ЦК в октябре.
Б.Н. Ельцин выразил
свое несогласие и попросил выхода из состава ЦК или Политбюро (он кандидат в
члены Политбюро, первый секретарь МК КПСС). Решение, видимо, последует после
праздников. Факт неприятный. Если это так на самом деле, то плохо, значит,
полного согласия между руководством нет, значит, появилась трещина в «Ленинском
ЦК».
Б. Н. Ельцин обратил
на себя внимание пламенной революционностью, активностью и решительностью в
перестройке. Он был назначен в МГК КПСС с должности секретаря ЦК КПСС, до этого
был Первым секретарем обкома КПСС в Свердловске. Своими взглядами и действиями
Борис Ельцин отличался от остальных руководителей. От этого человека можно было
ожидать чего-то необычного. Это должно было показать время.
В 11.30 мы покинули
Красную площадь и в том же составе возвратились к себе на Зарю (жилой городок
Главкомата).
Дома был приготовлен
праздничный обед. Нашими гостями были Саша и Марина Ленцовы, Светлана Ивановна
и Владимир Иванович Андреевы, а несколько позже Надежда Ивановна и Виктор
Иванович Суворовы. Мы радостно провели праздничный день, отметили величайшее
событие, каким явилось 70-летие Октября.
В международных
отношениях характерным была борьба за мир, которая заметно активизировалась. В
декабре предстояла встреча М. Горбачева с Р. Рейганом. Газета «Правда» сообщала
об отставке министра обороны США Каспара Уайнбергера, побившего рекорд
пребывания в этой должности (без малого семь лет). Его деятельности на этом
посту Америка обязана и сомнительными рекордами взвинчивания пентагоновских
бюджетов, усилением военных приготовлений. За последние шесть лет Вашингтоном в
топку гонки вооружений было брошено около двух триллионов долларов. Уайнбергер
не скрывал свою неприязнь к любым договоренностям между СССР и США в области
ограничения, сокращения или ликвидации вооружений. Считали, что, не сумев
предотвратить заключение договора по РСД-РМД, Уайнбергер предпочел отставку.
11 ноября сообщили
об освобождении от должности первого секретаря МГК КПСС Б.Н. Ельцина «за
ошибочные действия... и крупные политические ошибки». Вместо него на этот пост
был избран Л.Н. Зайков. Слухи о разногласиях в Политбюро подтвердились.
Позднее нам стали
известны некоторые подробности о Ельцине. Он обратился с письмом к Горбачеву,
когда тот находился в отпуске (август-сентябрь). Горбачев пообещал разобраться
с письмом после праздников, а до этого, как позднее выяснилось, Горбачев не
сказал о письме даже членам Политбюро.
На октябрьском
Пленуме ЦК (19.10.), который имел целью рассмотреть доклад Генсека на
торжественном собрании к 70-летию Октября, после 3-х часовой работы, когда
казалось, что он подошел к концу, неожиданно попросил слово Б. Ельцин. Горбачев
пожал плечами. Слово предоставили. В своем выступлении Ельцин сказал, что
перестройка в течение двух лет эффекта не дала, рабочий класс недоволен, сами
руководители не перестраиваются, начинает зарождаться что-то вроде культа, были
задеты несколько членов Политбюро. В конце своего выступления Ельцин попросил
вывести его из кандидатов в члены Политбюро с тем, чтобы дальнейшую его судьбу решила
Московская парторганизация. После его выступления выступили 25 человек, все
осудили Ельцина. Итог ясен. Вчерашний Пленум МГК КПСС вывел Б. Ельцина из
состава бюро и освободил от должности первого секретаря МК.
В Москве начались
партийные активы в «поддержку» мнения ЦК. Факт с Ельциным был неприятен тем,
что он всего два с лишним года пробыл кандидатом в члены Политбюро и за такой
срок пошел по «ошибочному» пути и «допустил крупные недостатки». Мне же
казалось, что деятельность Ельцина соответствовала духу времени. Возникало
сомнение по отношению к другим деятелям партии – не заблуждаются ли они.
16–19 ноября я
выехал на РЛС в Скрунду Латвийской ССР. Это была моя вторая поездка в эту
часть, которой командовал полковник А.Б. Новицкас, а начальником политотдела
был подполковник, позднее полковник, Г.М. Соханенко.
РЛС в Скрунде
выполняла задачу обнаружения БР на основных стратегических воздушно-космических
направлениях (Западном и Северо-Западном). Здесь же было развернуто
строительство новой РЛС типа «Дарьял» взамен действующей РЛС «Днепр». При
первом моем посещении гарнизона я обратил внимание на запущенность работы с
личным составом срочной службы в нем и неблагополучное состояние с дисциплиной.
Командиром части был опытный офицер, литовец. Мне докладывали, что раньше он
хорошо командовал частью, но за последнее время потерял интерес к работе,
собирался увольняться, и дела резко стали ухудшаться. Тревожные сигналы из
Скрунды поступали к нам в управление, чем и была вызвана моя поездка. На месте
я убедился в неблагополучии дел, в том, что полковник Новицкас не может
выправить положение дел без вмешательства вышестоящих органов.
Длительное время
болел начальника штаба полковник Егоров, затем он был уволен, долго оставалась
вакантной должность начальника тыла, не было заместителя по вооружению.
Командиру одному было трудно в этих условиях организовывать жизнь и
деятельность личного состава, как этого требовали уставы. После встреч и бесед
с личным составом всех категорий я убедился, что дела можно поправить, оказав
помощь полковнику А.Б. Новицкасу, прежде всего в укомплектовании по штату
ключевых должностей. На эту тему состоялся серьезный разговор с командармом Н.
И. Родионовым, который медлил с подбором кадров для Рижского ОРТУ.
Одновременно с моим
нахождением в Скрунде начальник штаба полковник Сколотяный с группой офицеров
работал в ОРТУ в Куткашенах (Азербайджанская ССР).
По возвращении из
командировки в Управлении мы обменивались мнением о положении дел в войсках и
направлениях совершенствования наших двух высших училищ – Житомирского и
Пушкинского. В обоих из них было установлено по два срока обучения, по 4 и 5
лет, вместо единого пятилетнего. Сложность новой техники, которая внедрялась в
войсках взамен старых средств, требовала повышения уровня подготовки в
училищах. Мы склонялись к установлению пятилетнего срока обучения для всех
курсантов. Обсуждали и вопросы обновления преподавательского и командного
состава офицерами из войск, о чередовании ими службы в войсках и училищах.
Особой заботой было пополнение учебно-материальной базы училища экспонатами
новой техники, в том числе ЭВМ.
В связи со сменой
Главкомов мы считали полезной организацию встречи генерала армии И. М. Третьяка
с представителями промышленности, генеральными конструкторами и руководителями
НИИ. Главком дал свое согласие на такую встречу, и мы совместно с начальником
института по вводу и испытанию систем РКО генералом Ю. Г. Ерохиным составили
план проведения совместного совещания.
Со временем для меня
все сложнее становилось выполнять свои обязанности члена редколлегии журнала
«Военная мысль», поэтому я обратился к Главному редактору журнала генералу А.П.
Антонову с просьбой об освобождении меня от членства в редколлегии.
В то время в состав
редколлегии журнала входили генерал армии С.П. Иванов, генерал-полковник Ф.Ф.
Гайворовский (мои учителя в ВАГШ), генерал-полковник М.А. Гареев. Я с большим
интересом участвовал в заседаниях редколлегии и каждый раз выносил для себя
много нового.
Прогнозируя развития
событий в связи с претензиями американцев к нам по Красноярской РЛС, мы
неоднократно совещались с генералами В. В. Литвиновым, Ю. Г. Ерохиным, Е. В.
Гаврилиным, полковниками Г. В. Кононенко, А. Т. Поповым о том, каким образом
восполнить «Енисейские потери». В нашем Управлении на этот счет была обобщенная
точка зрения военных, она заключалась в продолжении создания Енисейской РЛС. О
чем и было доложено руководству.
Первый день декабря
начался с подведения итогов у министра обороны. Настроение у меня было
обыденное, почему-то не было, как прежде, волнения. Наверное, оттого, что
нового ничего от министра не услышу. Свою «концепцию» он уже изложил. Первый
день совещания прошел по отработанной схеме. В 10.00 открыл совещание министр,
предоставил слово для доклада начальнику Генерального штаба маршалу С.Ф.
Ахромееву, затем начальнику ГПУ СА и ВМФ генералу армии А.Д. Лизичеву. После
основных докладчиков выступили Главкомы, несколько командующих и членов
Военного совета военных округов.
На второй день
совещание продолжилось докладом министра обороны. После 13 часов разъехались
для подведения итогов по Главкоматам. Подведение итогов в Главкомате
перерастало в оперативный сбор с командно-штабной игрой. В конце дня предстоял
перелет в Днепропетровск на суточные показные занятия, которые были проведены
на полигоне 6 ТА под Новомосковском, а также на стартовых позициях ЗРВ, РТВ и
аэродроме Кайдаки. Занятия проводили генералы А.Г. Смирнов, А.П. Морин, Р.С.
Акчурин и другие. Главком неотлучно был с нами.
5 декабря завершился
сбор. Что можно о нем сказать? В теории военного искусства мы переходили к
обороне, наступление отодвигалось на второй план. На поворот в военной теории
повлияла принятая странами Варшавского Договора оборонительная доктрина,
которая была объявлена в конце мая с.г. В чем заключалась ее суть, было сказано
раньше.
Мы заведомо обрекали
себя на поражение. Из доклада министра вытекала необходимость пересмотра
программ учебников и наставлений под новую доктрину. Невольно думалось: «Не
перегнем ли, не пожалеем ли об этом через некоторое время?» Перегибы для нас
свойственны. Трудно предсказать развитие событий в дальнейшем. Безусловно,
лучшим рецептом для «Обороны» и «Наступления» могла послужить многосторонняя
договоренность о разоружении и достижение мира политическими средствами. Война,
как средство разрешения споров между государствами, должна быть исключена.
В обстановке
внедрения «Оборонительной» доктрины представлялся рациональный пересмотр
пропорции видов ВС. Вполне законным было бы сосредоточение внимания на
противовоздушной обороне государства, т.е. войсках ПВО, которые по своему
предназначению носили оборонительный характер. К сожалению, такого пересмотра
взглядов внутри Министерства обороны не произошло.
В средствах массовой
информации нарастал вал сообщений и прогнозов по предстоящей 7 декабря встрече
М. Горбачева и Р. Рейгана в США. Справедливо будет отметить значительное
оживление отношений между СССР и США.
7 декабря стал
знаменательным днем – начало визита М. Горбачева в США для подписания договора
о сокращении ракет средней и меньшей дальности. Путь Горбачева в США пролегал
через Лондон, где он встречался с М. Тэтчер.
8 декабря Горбачев,
Шеварднадзе, Яковлев и другие прибыли в Вашингтон. В ходе встреч стороны много
говорили о мирных помыслах, партнерстве на равных и т.п. Был подписан договор о
сокращении ядерных вооружений.
Переговоры и встречи
в США длились три дня. Процедура их проведения подавалась советскому народу,
как впечатляющая, с высочайшей организацией. Подозрительно пышно обставлялись
все переговоры. Рейган сыпал русскими поговорками, обменивались речами,
устраивались всевозможные встречи, обеды, и т.п. Так торжественно за всю
историю наших отношений с Америкой никого еще не принимали. Средства массовой
информации старательно подавали все детали пребывания советских руководителей в
заокеанской стране.
В моем дневнике
появилась запись: «По всей вероятности, итог переговоров внесет существенные
коррективы в состояние наших Вооруженных Сил. Произойдет гораздо большее, чем
мы можем сегодня предположить».
Время не заставило
долго ждать, хотя Горбачев на обратном пути, в Берлине, заверил всех
руководителей социалистических государств, что снижение ядерного и ракетного
щита не подрывает безопасности нашего содружества. Эта была заведомая ложь.
Как скажет потом на
процессе по «делу ГКЧП» маршал Д.Т. Язов в январе 1994 г.: «Все это оказалось
обманом. Вскоре пала «Берлинская стена», ...стало ясно, что судьба
послевоенного порядка, существовавшего в Европе 45 лет, предрешена. В течение
буквально двух-трех недель была расстроена экономика ГДР (а ведь она входила в
десятку наиболее развитых государств мира), и объединение Германии стало
неизбежным. Под видом демократизации проходили известные изменения в Болгарии,
Венгрии, Польше, Румынии, Чехословакии и Югославии Мы потеряли своих военных
союзников, рассыпался Варшавский Договор в том виде, в каком он существовал 35
лет. Потеряны стратегические позиции в Европе. «Новое мышление», политическая
практика как бы отменяли все то, что когда-то было завоевано ценой огромной
крови и миллионов жизней. На смену приходило доверие между Западом и Востоком,
в основном, за счет уступок Советского Союза».
Теперь можно
предположить, насколько широким и предательским был диапазон переговоров
апологетов нового мышления с руководством США в период декабрьской встречи.
Последний месяц года
был характерен для нашего Управления многими поездками по подмосковным
объектам, участием в комиссиях по заводским испытаниям, в заседаниях
научно-технического комитета, участием в партактивах и, конечно же, в разбирательствах
ЧП.
С Балхаша
возвратился мой заместитель генерал Б.А. Алисов. Он доложил о неблагополучном
состоянии дел в дивизии. Нужно было думать, как усилить руководство дивизии.
Комдив Н.И. Сорокин нуждался в толковых заместителях. Гарнизон постоянно
находился на грани крупных неприятностей.
30 декабря по
инициативе члена Военного совета войск генерал-полковника В. А. Силакова была
устроена встреча представителей 169 зрп, инициатора соцсоревнования в Войсках
ПВО в 1988 году, с ветеранами войны и Войск ПВО. Участвовал весь состав
Военного совета, кроме Главкома. Ветеранов представляли хорошо знакомые мне
генералы и офицеры в отставке. Среди них были Герои Советского Союза Николай
Александрович Козлов, Владимир Николаевич Пчелинцев, Валентин Ефимович Шапиро,
генералы: Владимир Демидович Годун, Михаил Петрович Ермолаев, Федор Петрович
Трубчанин, Михаил Алексеевич Фоминский, Иван Леонтьевич Добровольский,
полковник Анатолий Дмитриевич Кузнецов. У каждого из них своя военная
биография, все они были хорошо известными в Войсках ПВО, а снайпер В. Н.
Пчелинцев – и всему миру. Еще в годы войны он летал в Америку на встречу с
американским народом, чтобы рассказать ему о том, как сражается с фашистами
советский народ.
Заканчивался 1987
год, по своему содержанию самый богатый событиями различного характера:
хорошими и плохими, мелкими и значительными как внутри государства, так и в
межгосударственных отношениях, как в войсках ПВО, так и в Вооруженных Силах,
как в воинских коллективах, так и в личной жизни военнослужащих.
Последний день года,
31 декабря, мы провели с женою, сыном, тещей за праздничным столом, подвели
итог прожитого года и думали о новом 1988 годе, хотя четко знали, что
предугадать события и судьбу даже на годичный срок в наше время невозможно.
1988 год
Существенным
событием начала Нового года явилось совещание под руководством
Главнокомандующего с представителями промышленности. Оно было задумано мною
после смены Главкомов и имело целью знакомство Генеральных и Главных
конструкторов, в целом всей кооперации Головного Министерства МРП с новым
руководством Главкомата.
Совещание состоялось
6 января в Главкомате. Его участниками были министр МРП В.И. Шимко, академики
АН СССР Р.А. Беляков, Б.В. Бункин, А.И. Савин, членкор. АН СССР А. Г. Басистов,
заместители министров О.А. Лосев, С.М. Большаков и многие другие видные ученые
и руководители оборонных отраслей промышленности. На совещании были заслушаны
три доклада военных: Ю. Г. Ерохина – начальника НИИ, О.П. Сидорова – зам.
начальника ГУВ и мой, а также три доклада товарищей от промышленности: В.Г.
Морозова, А.И. Савина, Б.В. Бункина. Была предоставлена также возможность
выступить более десяти участникам. Совещание длилось свыше четырех часов и
имело большое значение для дальнейшей совместной работы в духе полного
взаимопонимания. Все его участники отметили полезность широкого обмена мнениями
в достижении оптимальных путей решения общих задач при создании новых средств и
вооружения. Впоследствии обе стороны (военные и промышленники) долго ощущали
эффективность проведенного совещания.
8 января мы с
начальником управления кадров генералом Е.А. Александровым работали по кадровым
вопросам в управлении армии ПРН. Нашей заботой являлся подбор кандидатуры на
должность командующего армией. Из двух кандидатов, генералов Н.К. Сергеева и
Б.М. Смирнова, остановились на Смирнове.
В прессе много
статей о перестройке, мнимых «сдвигах», однако ни в экономике, ни в
нравственном отношении улучшений не видно. Каждое десятое предприятие в стране
убыточное, каждое четвертое испытывает финансовые затруднения. Возрастание цен
на водку и предшествовавшая ему антиалкогольная кампания стимулировало
самогоноварение и спекуляцию, способствовало распространению наркотиков. В
искусстве творилось что-то непонятное. Телевизионные передачи все чаще были
безнравственными. Продолжались «интенсивные» награждения высшими отличиями
артистов. Широкий размах приобретала ревизия прошлого. Добрались до Ворошилова,
зацепили Калинина, приподнимают Хрущева. В итоге – время сложное. Вырисовывался
клубок противоречий. Четкой, конкретной программы на перспективу не было.
Начался процесс разобщения наций и людей. Нарождалась прослойка хапуг и
любителей наживы на ниве индивидуальной деятельности и кооперации. Некому было
удерживать новые процессы в ограниченных рамках, начиналось перерождение людей,
почувствовавших неуправляемость. Некому было ставить преграды этим процессам.
Начали наблюдаться признаки деградации советского общества.
Кончина В.Д.
Лавриненкова
14 января, четверг.
Печальный день. Умер Владимир Дмитриевич Лавриненков. Оборвалась жизнь
настоящего человека, героя, коммуниста, любимца личного состава и друга. Узнал
я о несчастье от И.М. Мальцева во время доклада. О подробностях кончины
Владимира Дмитриевича никакой информации не было.
После обеда я обратился
к Главкому с просьбой отпустить меня на похороны. Он не разрешил, сказав при
этом: «Нет, Вам ехать не надо». Через несколько минут, сопровождая Главкома до
приемной, я еще раз обратился к нему за разрешением выехать в Киев, и получил
вторичный отказ. Не мог понять, в чем дело.
Председателем
комиссии по похоронам был назначен А.Г. Смирнов. В семье решено было ехать на
похороны Тамаре и Андрею. Если отпустит меня Главком, то поедем втроем. Завтра
сделаю еще одну попытку отпроситься. Я не мог не попрощаться с Владимиром
Дмитриевичем.
15 января весь день
прошел в поездке по объектам наших войск вместе с Главкомом. Иван Моисеевич
возмущался плохим качеством строительства, порою нервничал. В моей повторной
просьбе выехать на похороны было опять отказано. По возвращении в Главкомат
состоялась встреча с генералом Н. И. Родионовым. Он обратился с просьбой о
предоставлении ему квартиры в Москве. Я согласился ходатайствовать о
предоставлении ему квартиры в счет лимита войск.
Вечером проводил
Тамару с Андреем в Киев на похороны Владимира Дмитриевича. Оказывается, он
заболел 2 января.
16 января – день
похорон Владимира Дмитриевича. Мысленно переносил себя в Киев. На душе не то
что грустно, а тяжело. Почему не разрешил Главком поехать мне на похороны? Во
время обеда он завел разговор о вчерашней поездке. Сначала о строительстве, но
я ответил в резкой форме, что нужно быть последовательным в отношении к
строителям, не оплачивать им брак. Тогда перешли к знанию уставов. Я ответил
Главкому, что не претендую на отличные знания, хотя мне ни одного вопроса по
уставам вчера не задавалось. Сегодня мне было не до этих мелочей. Не покидала
мысль о Владимире Дмитриевиче.
В 19.50 возвратились
нашим самолетом из Киева А.Г. Смирнов, Е.С. Юрасов, П.И. Григорьев, с ними мои
жена и сын. Рассказали о похоронах. Владимиру Дмитриевичу были возданы все
почести, которых он заслужил своей жизнью. Не стало искренне любимого человека.
Разговор с Главкомом
за обедом оставил плохой осадок. Мне бы лучше не вступать в полемику,
сдержаться, но видно, слишком много накопилось. Многострадальные наши Войска
ПВО. Ведь они многие годы не пользовались вниманием высшего военного
руководства, а с него брали пример и командующие военными округами. Имея в
своих руках строительные войска, они слишком слабо реагировали на нужды ПВО. Мы
не могли осваивать выделяемые денежные лимиты, а если и брались в округах
что-либо строить для ПВО, то строительство затягивалось, это были муки. В итоге
в войсках хирели, особенно малые, карликовые гарнизоны радиолокационных рот,
зрдн и др. Теперь же правительство взялось за войска. Помогло событие 28 мая
1987 года. До этого принимались лишь решения, но дальше дело не шло. Зато в
военных округах тратились средства и задействовались силы для возведения
дорогих спортивных комплексов, роскошных солдатских столовых, допускались
всевозможные излишества при оборудовании учебных дивизий, центров, полигонов.
Шло соревнование, кто больше удивит министра. На том же Дальнем Востоке, когда
там руководили нынешний министр обороны и наш Главком, не было обустроено ни
одного гарнизона ПВО. Были одни обещания. За обедом в Павшино 15 января я
сказал Главкому, что на Войска ПВО не обращалось внимания годами, и только
теперь, благодаря тому, что он возглавил Войска, командующие войсками военных
округов, возможно, помогут вывести войска из создавшегося тяжелого положения.
В газетах – статьи о
ходе перестройки. Сомнения и надежды. Статьи об известных людях партии и
страны, поплатившихся в период культа своими жизнями, о негативных сторонах,
имевших место в нашем государстве в различные периоды. Читаешь, узнаешь,
переживаешь. Даже в социалистической России нашлось место террору, беззаконию,
взяточничеству, бесправию и другой грязи. Сколько же нам потребуется еще
времени на искоренение всего этого!?
15 января в
«Комсомолке» статья А. Афанасьева «Победитель» о судьбе А. А. Кузнецова
(Ленинградское дело).
16 января в
«Известиях» статья Юрия Феофанова «Кто у телефона?» о взяточниках, окружавших
Л. Брежнева, его секретаре Бровине.
7 января в «Московской
правде» статья Льва Колодного «Здравствуйте, Черемушки».
В «Правде»
опубликована статья «Кобры над золотом» о мафии воров в Узбекистане со времен
Рашидова.
В «Литературной
газете» статья Владимира Соколова «Зона молчания» о «государстве» в Узбекистане,
основанном неким Адыловым, председателем колхоза им. Ленина.
Наводилась тень на
недавнее наше прошлое. Нужно было ожидать увеличения информации, направленной
на замарывание социализма.
На службе
становилось все сложнее. Нагрузки возрастали ежемесячно. Они вызывались
необходимостью тесной работы с промышленностью и усилением влияния на войска,
без чего не выполнить было требований приказов и директив с задачами на новый
учебный год. По сравнению с прошлыми годами требовалось увеличение
интенсивности партийного, идеологического и воспитательного влияния на личный
состав. Чередою проводились партсобрания, партактивы, партконференции, в
которых нужно было участвовать, делать доклады и выступления. К тому же, в
связи с перестройкой-революцией в стране, нужно было зорко следить за
происходящим. Время становилось поистине дорогим, и нехватка его чувствовалась
постоянно.
Набирала темпы в
работе Государственная комиссия по системе ПРО под руководством заместителя
министра обороны по вооружению генерала армии В.М. Шабанова, в которой на меня
возложили работу подкомиссии по определению ТТХ системы в соответствии с
заданными.
28 января после НТС МРП вместе с генералом Е. В. Гаврилиным заехали в
министерство радиопромышленности к министру В.И. Шимко для подписания протокола
совещания от 6 января сего года. Любезно были им приняты, хотя заранее и не
договаривались о встрече.
После возвращения к
себе намеревался доложить Главкому наши соображения по оргмероприятиям в
корпусе генерала В.А. Савина. Встреча с Главкомом была перенесена на 29 января.
Доклад на второй день состоялся и был воспринят Главкомом и его первым
заместителем положительно. Суть наших предложений заключалась в передаче
корпусу всех огневых подразделений, находящихся на заключительной стадии их
создания из состава Управления по вводу объектов РКО, которым командовал
генерал-лейтенант В.И. Кузиков. Это мероприятие вытекало из всесторонней оценки
обстановки и явной целесообразности.
Главком и генерал
В.В. Литвинов с большим вниманием относились к новой системе ПРО, углубляли
свои знания в этой области. На генерал-лейтенанта Литвинова по преемственности
возлагались задачи курирования деятельности ГУВ и управления войск РКО, поэтому
с Владимиром Васильевичем по службе у меня были тесные деловые контакты.
В конце моего
доклада Главком дал задание изучить вопрос о переподчинении Управления генерала
В.И. Кузикова, входившего в состав ГУВ, нашему Управлению рода войск, установив
срок исполнения до 15 февраля 1988 года. Нужно было основательно изучить этот
вопрос.
1 февраля начались
сборы в Главкомате. На семинарских занятиях в группе Главкома разбирались с
новой военной доктриной, ее сутью, составными частями. Основные ее положения
вызвали недоумение. Из доктрины вытекало, что противник первым наносит удар,
затем должен последовать контрудар с нашей стороны и разгром противника. Если
ждать, когда противник окажется над нашими объектами, то мы не успеем даже
ввести в бой свои силы ПВО. Тогда ни к чему заблаговременно отработанные планы
боевых действий и соединений ПВО с дальними рубежами ввода в бой истребительной
авиации. Применение своих сил по этим планам уже не могло получиться, а это
означало, что противник свой замысел удара полностью реализует, а наши планы
нуждались в принципиальной корректировке.
Непонятно и с
объектами ПРН. В период безъядерной войны, если противник выбьет
последовательно наши ОРТУ, это будет означать лишение возможности нанести
ответно-встречный удар. Ибо, не имея средств предупреждения, мы не сможем
организовать удар возмездия.
Положения нашей военной доктрины: первое – никогда первыми не начнем войны;
второе – никогда первыми не применим ядерного оружия, ставят нас в зависимое
положение от обстоятельств. Было над чем поразмыслить. Временно это или
надолго?
2 февраля занятия
проходили по плану. Первые часы семинара под руководством члена Военного совета
генерала В.А. Силакова. У него хорошо получается проведение всех занятий и
выступлений. Спокойный приглушенный голос, без эмоций, без рисовок, очень прост
в обращении, доступен.
После окончания
занятий слушали Главкома. Его указания для меня всегда являлись хорошей школой.
Я удивлялся и восхищался его умом, работоспособностью, знаниями и богатейшим
опытом, его энергией, желанием и настойчивостью в проведении в жизнь
поставленных целей. Сегодня Главком изложил программу действий на ближайшие
месяцы. Решительно потребовал повысить исполнительность, перестать врать.
Строго выполнять обязанности по всем вопросам, среди которых: кадровый,
укомплектование прапорщиками, сверхсрочнослужащими, женщинами, отпуска,
строительство и другое.
4 февраля
проводилась командно-штабная игра (КШИ). Впервые была создана обстановка,
заставившая солидно поразмыслить и потрудиться. Удивил своей простотой и
ясностью изложения обстановки Главком, поставив задачи всем командармам и
начальникам управлений. Заслушивание предложений проводилось на рабочих местах.
Методика проведения
штабной игры на этот раз отличалась от прежней тем, что не было общих
заслушиваний. Обучение командиров осуществлялось каждого и в отдельности.
Усиленно пришлось поработать и управлениям Главкомата. Я много трудился над
своим докладом и окончательно отработал текст только к концу дня. Мне помогали
товарищи из управления.
5 февраля сбор
закончился проведением расширенного Военного совета по выполнению Постановления
ЦК КПСС от 12.06.1987 года, а с утра Главком проводил заслушивание наших
командиров – генерала В. М. Смирнова и генерала В.А. Савина. Беседы прошли
спокойно. Я был удовлетворен работой Савина и его группы. С армейцами еще
предстояло поработать.
Генерал-полковник Ю. А. Горьков
В моей военной жизни
имя генерала Ю.А. Горькова занимает особое место. Юрию Александровичу 7 февраля
исполнилось 60 лет. Он находился в госпитале, проходил медицинскую комиссию
перед увольнением с действительной военной службы (последствия пролета Руста).
Я разыскал его в госпитале и поздравил с юбилеем.
Познакомились мы с
Юрием Александровичем во время службы в 28 к ПВО (Львов) в начале 60-х годов.
Затем была совместная служба в 21 д ПВО (Одесса). Одно время наши семьи жили в
одном доме, в Одессе, и с тех пор подружились. В то время (1968–69 годы)
подполковник Горьков командовал зрбр, а я был начальником оперативного
отделения дивизии. Затем Юрий Александрович был направлен в академию
Генерального штаба и по ее окончанию получил назначение на должность командира
дивизии ПВО в Толмачево. Через некоторое время он стал начальником штаба ОА ПВО
в Новосибирске, затем командующим ОА на Севере и теперь увольнялся из
Вооруженных Сил с должности начальника штаба Московского округа ПВО.
Юрий Александрович
принадлежит к послевоенному поколению офицеров. Выходец из рабоче-крестьянской
семьи, он впитал в себя огромную любовь к армии и ревностно нес военную службу
в Войсках ПВО страны, пройдя путь в них от курсанта до генерал-полковника. Уже
после увольнения с действительной военной службы Юрий Александрович будет
плодотворно трудиться в научном управлении Генштаба, заниматься историческими
исследованиями и напишет книгу «Кремль, Ставка, Генштаб», открывшую новые
страницы Великой Отечественной войны. Им будет также подготовлен и опубликован
ряд других ценных исторических публикаций.
Его поступление в
ВАГШ в 1969 году и переписка с ним повлияли и на мои устремления учиться в
академии Генерального штаба. После окончания мною ВАГШ наша служба проходила на
виду друг у друга. Нас всегда объединяла общая цель, общие увлечения службой,
схожесть военных судеб, дружба семей.
* * *
Февраль проходил для
офицеров нашего управления в повседневных делах, частые поездках на основной
объект системы ПРО в Софрино. В середине месяца я побывал на Мурманском ОРТУ,
которым командовал подполковник Анатолий Семенович Шишкин. ОРТУ находился в
районе Мончегорска. Вместе с подполковником Шишкиным побывали у первого
секретаря горкома А.В. Карташева и на заводе «Североникель». Решили некоторые
вопросы взаимодействия. Надо сказать, что взаимопомощь гражданских и военных
занимала почти повсеместно большое место в организации жизнедеятельности наших
объектов. Всюду мы придавали большое значение установлению нормальных
взаимоотношений между нашими войсковыми частями и местными властями. Это было
полезным во всех отношениях для обеих сторон.
Приближался
70-летний юбилей Советской Армии и Военно-морского Флота. Готовились к нему и в
наших войсках. Все командиры стремились с лучшими показателями прийти к этому
крупному празднику. В ознаменование такой даты была учреждена юбилейная медаль
«70 лет Вооруженным Силам СССР», которой награждались все офицеры и прапорщики,
а также ветераны Вооруженных Сил.
18 февраля на
совещании у министра обороны были вручены юбилейные медали генералам
Центрального аппарата, вручались награды в разных залах. Командующим родами
войск, начальникам управлений Генштаба вручал медали генерал армии П. Г. Лушев.
17–18 февраля
состоялся Пленум ЦК КПСС, вывод из кандидатов в члены Политбюро Б.Н. Ельцина.
Избраны кандидатами в члены Политбюро Ю.Д. Маслюков и Г.П. Разумовский,
секретарем ЦК КПСС О.Д. Бакланов.
22 февраля в
Кремлевском Дворце съездов состоялось торжественное собрание представителей
трудящихся Москвы и воинов столичного гарнизона, посвященное 70-летию СА и ВМФ.
Торжества в Кремлевском Дворце проходили с 16 часов до 21 часа 30 минут. С
докладом выступил министр обороны генерал армии Д. Т. Язов. По содержанию
доклада и тематике концерта чувствовалась оборонительная направленность нашего
военно-политического курса. Много слов было сказано о мире. От ветеранов слово
было предоставлено генералу армии А. Ф. Щеглову. После торжественной части
состоялся концерт, на котором присутствовали члены правительства. Дворец был
заполнен в большинстве военными. Много было знакомых, обстановка праздничная,
торжественная. Я сидел в одном ряду со своими сослуживцами В. В. Литвиновым,
А.П. Мориным, Р.С. Акчуриным, В.М. Штепой, С.Н. Масловым. В перерыве я
встретился с маршалом С.Ф. Ахромеевым, мы тепло поздравили друг друга.
Двумя днями раньше
узнал о награждении меня орденом «За службу Родине в ВС СССР II степени».
В день праздника, 23
февраля, я побывал в гарнизоне Дуброво. Вечером, на исходе праздничного дня, в
программе «Время» было передано о развитии событий в Нагорно-Карабахской
автономной области, вспыхнувшем конфликте, кажется, 20 февраля. Сообщение это
не могло пройти мимо нашего внимания. В то время было трудно предсказать, чем
обернется карабахская проблема, но где-то внутри зарождалась тревога, как бы из
этой искры, метко брошенной в сердце Кавказа, не разгорелся большой пожар
национальных разногласий в масштабе всего Союза.
Праздники,
проходившие в стране в связи с 70-летними юбилеями установления советской
власти и образования армии, омрачались появляющимися сомнениями в непорочности
курса перестройки, стихийно расширявшей свои масштабы. Великие преобразования
требуют великих людей. Похоже, их не было.
Конец февраля
ознаменовался ухудшением положения в Нагорном Карабахе, волнениями в Армении,
событиями в Сумгаите и Баку. В моем дневнике появилась запись: «Кавказцев
быстро не успокоить, творятся безобразия. Нарастает тревога. Появляются
признаки расшатывания общества. Куда и до чего дойдем?»
Между Ираном и
Ираком шла «война городов». Обменивались ракетными ударами Багдад с Тегераном.
Наш южный узел был единственным средством обнаружения ударов баллистическими
ракетами иракцев по Тегерану.
Заботами управления
Войск РКО и Главного управления вооружения было создание объектов в
установленные сроки. К сожалению, строители и промышленность не укладывались в
первоначально обозначенные сроки, и большинство объектов превращались в
долгострой, требовали дополнительных затрат и привлечение личного состава сверх
установленных норм. По этому поводу часто велись разговоры с представителями
промышленности и строителей, как правило, они носили острый характер. Такой
разговор состоялся у Главкома с министром МРП В. И. Шимко в присутствии
представителей сторон, и 29 февраля Главком вынужден был предупредить, что в
случае переносов сроков ввода объектов он будет снимать с объектов личный
состав.
На этом совещании я
допустил некорректность по отношению к В. И. Шимко, неосторожно употребив в
адрес МРП выражение «Сроки берутся с потолка». Министр обиделся и сказал
Главкому, что если бы он был здесь хозяином, то попросил бы генерала выйти. Я
понял, что совершил ошибку, которая могла повредить в будущей работе, многое
теперь зависело от Владимира Ивановича. К счастью, инцидент не получил
развития, наоборот, в дальнейшем наши отношения складывались так, что мы о нем
не вспоминали.
24 февраля в
присутствия генералов В. В. Литвинова, И. М. Мальцева, Л.М. Леонова, Е.В.
Гаврилина, В.И. Кузикова я доложил Главкому свое мнение по вопросу
переподчинения «Первого управления по вводу объектов РКО» с выводом не в пользу
переподчинения. Меня поддержали генералы Литвинов и Леонов. Кузиков же выступил
за переподчинение, советовал мне при этом «не бояться брать управление к себе,
они не подведут». Главком снова дал время нам на раздумывание.
К этому времени уже
было известно о положительном решении в Генштабе по нашему предложению о
создании в войсках РКО нового соединения. Предложение исходило от нашего
управления.
По долгу службы мне
часто приходилось бывать на заседаниях и просто деловых встречах в
Военно-промышленной комиссии (ВПК), которая размещалась в Кремле. 3 марта во
второй половине дня вместе с генералами О.А. Лосевым, Е.В. Гаврилиным, О.П.
Сидоровым и товарищами из НПО «Вымпел» Н.В. Михайловым и П.М. Морозовым более
двух часов дискутировали у начальника отдела ВПК В.М. Каретникова. Расстались,
не придя к единому мнению. Такое бывало часто. Выходили из Кремля уже при свете
фонарей, через Спасскую башню. Внутри Кремля готовилась смена караула у
Мавзолея. Выйдя из Кремля, мы направились на стоянку автомашин, примыкавшую к
собору Василия Блаженного. На Красной площади несколько десятков граждан
ожидали смены караула у Мавзолея В.И. Ленина. Каждый раз, бывая в Кремле, я испытывал
чувство гордости за свою могучую Отчизну, ее сердце – столицу, которая
начиналась с Кремля, за любовь советских людей к ней, почитание В.И. Ленина.
Несколько слов о
Военно-промышленной Комиссии. Ее создание было вызвано этапом коренных
качественных преобразований Вооруженных Сил. В это время началось массовое
внедрение ракет (от ракет поля боя, тактических, до межконтинентальных),
ядерного оружия, радиоэлектронной техники, предпринимаются решительные меры по
подъему отечественной науки (не только военной), создаются новые НИИ, КБ,
заводы, целые городки оборонной науки. Оборонной промышленности уделяют
первостепенное внимание первые лица государства. В составе Президиума Совета
Министров СССР создается специальный орган – Комиссия по военно-промышленным
вопросам (с 1968 г. – Государственная Комиссия Совета Министров – ВПК) под
руководством заместителя Председателя Совета Министров СССР. В качестве ее
членов входили министры оборонных министерств – атомного, ракетного,
судостроительного, авиации, электроники, радиотехники, вооружения сухопутных
войск, боеприпасов, а также заместитель министра обороны СССР – начальник
вооружения.
Эта комиссия
располагалась в Кремле и являлась научно-техническим штабом создания советской
военной мощи. Первым Председателем ВПК был Д.Ф.Устинов, с 1962 по 1985 г.г. –
Смирнов Л. В., в 1985 –1987 г.г. – Ю.Д. Маслюков, в 1987–1991 г.г. – И.С.
Белоусов. По долгу службы мне приходилось встречаться с заместителем
Председателя ВПК Леонидом Ивановичем Горшковым – известным конструктором и
организатором производства вооружений и систем управления.
Горшков Л.И.
Принимал самое
активное участие в создании и постановке на боевое дежурство зенитно-ракетной
системы ПВО С-25, развернутой на обороне Москвы, был руководителем ОКБ по
разработке проекта системы С-75 «Волхов». Эта система находилась на вооружении
более 20-ти лет. Ею также были оснащены системы ПВО стран Варшавского договора
и других дружественных стран.
В 1996-м г. Горшков
Л. И. был назначен заместителем Председателя Комиссии Президиума Совета
Министров СССР по военно-промышленным вопросам. С этих пор он активно
подключается ко всем работам по созданию систем предупреждения о ракетном
нападении, системы противоракетной обороны Москвы. По его инициативе и при
непосредственном участии был разработан знаменитый «черный чемодан».
Будучи заместителем
Председателя ВПК Л.И. Горшков более 20-ти лет возглавлял работу ряда отделов
ВПК. Лично руководил работами по созданию новых специальных видов вооружения,
являлся участником войн во Вьетнаме, Афганистане, Египте и Сирии.
За заслуги в области
создания новых образцов вооружения и техники гражданского назначения Горшков Л.
И. удостоен званий Герой Социалистического Труда и Лауреат Ленинской и
Государственной премий. Горшков Л. И. награжден четырьмя орденами Ленина,
орденом Октябрьской Революции, тремя орденами Трудового Красного Знамени,
орденом Отечественной войны II-ой степени и многими медалями, является почетным
доктором МГУ им. М. В. Ломоносова, академиком Международной академии связи и Международной
академии информации, информационных процессов и технологий.
* * *
Я всегда с интересом
слушал Главкома на официальных и неофициальных встречах. Общаться с Иваном
Моисеевичем – означало проходить школу. Например, он не переставал внушать нам,
начальникам, чтобы мы меньше наказывали офицеров, не лишали их единовременного
пособия, не задерживали присвоения очередных званий. Он призывал нас к
проявлению заботы о младших. Говоря об этом, он ссылался на годы войны.
Приводил много примеров из своей жизни и жизни знакомых военачальников.
Вспоминал генерала П.И. Батова, как тот после того, как поругает, обязательно
позднее позвонит этому человеку и попросит не обижаться на него. Подобные
примеры человеческого отношения стали нам на пользу. Главком при этом всегда
удивлялся, почему новое поколение начальников растеряло добрую традицию
уважительных взаимоотношений к подчиненным. За такую школу мы были Главкому
благодарны.
4 марта командарм 19
ОА В.П. Синицын, прибывший на Военный совет, рассказал о событиях в Сумгаите и
Баку, как там расправлялись азербайджанцы с армянами, какие применялись пытки,
вплоть до сдирания с живых людей кожи и других ужасных издевательствах. Только
в Сумгаите 28 февраля были убиты 31 и пострадали около 200 человек. Военные вынуждены
были взять под охрану армян. По всей вероятности, событиями в Азербайджане
кто-то управлял. Возможно, по единому замыслу организовывались столкновения
между людьми в Прибалтике, Средней Азии, на Кавказе. В каких-то два последних
года перестройки мы стали свидетелями подрыва национального единства.
Итак, еще вчерашняя
гордость советского народа за свое национальное единство дала трещину.
Неизвестно, какой она станет в дальнейшем. Ненормальности в национальных
отношениях, как в зеркале, находили отражение в нашей многонациональной армии,
которая к этому времени не менее чем на 30 процентов была укомплектована личным
составом из республик Средней Азии, Закавказья и Прибалтики. Дальнейшее
расширение национальной розни грозило основательным подрывом моральных основ
Вооруженных Сил. Нам, военным руководителям, были очевидны все негативные
явления среди личного состава на этой почве, с которыми мы неминуемо должны
были столкнуться.
Нашими частыми
семейными гостями в этом году были Саша и Марина Ленцовы. Саша учился в
академии им. Фрунзе. Жили они в Москве. Мне нравился Саша своими качествами
современного офицера. Три года он провоевал в Афганистане, опыт и зрелые
взгляды делали его хорошим собеседником. Я видел в нем тогда перспективного
офицера и не ошибся. Он будет назначен командиром ВДВ, станет генералом.
Сегодня праздник, 8
Марта. Все вместе провели несколько приятных часов. Говорили о развитии событий
в стране, вспоминали родную Кубань.
В период с 13–18
марта проводился учебный сбор командиров Войск РКО. Впервые на базе ВИРТА в
Харькове. Трудно переоценить этот сбор. Начальник академии генерал-полковник
В.К. Стрельников и начальник факультета РКО генерал-майор Э.Я. Лусс вместе с
преподавателями сделали все необходимое, чтобы сборы прошли на высоком уровне.
К проведению занятий подключились лучшие преподаватели и известные ученые. Нам
были предоставлены прекрасно оборудованные аудитории и лаборатории.
В последний день
сборов была проведена научно-практическая конференция с инженерным руководящим
составом, в которой принял участие начальник академии. Учебный сбор явился
заметной вехой в учебе наших командиров в начале нового учебного года. Все
участники сборов с благодарностью покидали храм науки, каким была академия.
После возвращения в
Москву меня ждала большая работа в НИИ и в комиссии по объекту в Софрино, а
также масса текущих дел в Управлении и частях корпуса генерала Савина.
В государстве
происходили процессы, которые огорчали, ясности и уверенности в будущем нет.
4 апреля в первой
половине дня я доложил Главкому об итогах работы комиссии по уточнению сроков
создания новых РЛС. Главком не согласился, возмущался, говорил о каких-то
потаенных возможностях промышленности. Для меня же было ясно, что
промышленность без принятия особых мер не в состоянии справиться с заданным
объемом производства. К разговору об этом должны были возвратиться на следующий
день вместе с другими товарищами.
5 апреля состоялся
продолжительный разговор у Главкома. В нем приняли участие генералы В. М.
Каретников, О.А. Лосев, Л.М. Леонов, Е.В. Гаврилин и другие. Финал был таков,
что Главком согласился с новыми сроками, которые указывались в уточняющем
проекте Постановления. Хотя и в этот раз по ОРТУ на Балхаше и новой космической
системе для всех ее трех этапов сроки были заниженными, нереальными. Однако мои
возражения не были приняты. Теперь я попадал для Главкома в число «противников»
ускорения создания объектов. Таким образом, произошло не то, что должно было
быть. Правда осталась недосказанной.
10 апреля мы с женой
выехали по путевке в Кисловодск, чтобы там укрепить здоровье, отвлечься на
природе, побывать на своей родной Кубани. Отдыхом в Кисловодске остались
довольны. Время проводили вместе с генералом Павлом Александровичем Кузнецовым
и его женой Ниной Алексеевной.
С Павлом
Александровичем я познакомился в Главном штабе, когда он прибыл к нам для
прохождения службы в Оперативное управление после окончания академии
Генерального штаба. В то время, в звании полковника, он обратил на себя
внимание, как вдумчивый, организованный, четкий в действиях, высоко культурный
офицер. Мне он сразу понравился. В нем просматривалось хорошее будущее. В 1985
году, когда генерал В.Г. Царьков был назначен командующим Отдельной армии, он
попросил на должность начальника штаба армии генерала Кузнецова. Не без
сожаления и гордости Оперативное управление рассталось с генералом Кузнецовым.
На новой должности его способности раскрылись в полной мере. В мае 1988 года
генерал-лейтенант П.А. Кузнецов был назначен на должность начальника штаба
Московского округа ПВО. Ему предстояло продолжить службу со своим прежним
командующим В.Г. Царьковым. Я был рад закономерному возвышению своего товарища,
который продолжал совершенствоваться в искусстве штабиста, и которого не
портили как человека высокие звания и должности. Замечательной женщиной
оказалась и его супруга Нина Алексеевна.
Памятной была наша
поездка с женой на Кубань, где мы отметили 40-летие Победы в Великой
Отечественной войне. В этот день мы были в г. Абинске. На улицах и в парке
Победы было очень много празднично одетых людей. Среди них выделялись ветераны
с многими наградами. Создавалось впечатление, что на праздничный митинг пришли
все жители, кто способен был ходить. Я гордился таким большим количеством
героев, своими земляками. Действительно, здесь живут смелые люди и патриоты,
здесь войну народ знал не понаслышке.
Вспоминалось
детство, 1942–1943 годы, пожарища от бомбежек, танками перепаханные поля,
улицы, тогда еще станицы, переполненные наступающими советскими войсками. Ведь
только при освобождении Абинской в 1943 году погибло свыше 11 тысяч наших
солдат и офицеров. Долго еще после войны мы собирали разрозненные захоронения и
формировали из них братские могилы. А минеры до 1947 года извлекали из земли
неразорвавшиеся снаряды и бомбы, и подрывы их напоминали о войне.
Гостили мы, в
основном, у моей сестры Лилии Макаровны в поселке Холмский (раньше станица),
где я встретился со своими товарищами. Шесть дней, проведенных в родном краю,
отвлекли меня от тяжкого груза службы и вдохнули новые силы. 10 мая мы
возвратились на свою «Зарю» в Подмосковье.
13 мая в корпусе ПРО
проводились торжества по случаю 10-летия боевого дежурства системы ПРО. На
торжества были приглашены генеральный конструктор системы Григорий Васильевич
Кисунько (генерал-лейтенант, член-корреспондент АН СССР, Герой
Социалистического Труда), генерал-лейтенант Владимир Иванович Марков (директор
НИИДАР), генерал-лейтенант Николай Иванович Родионов (бывший комкор),
генерал-майор Анатолий Павлович Пеньков (в то время зам. комкора по вооружению)
и многие другие. Выступили с докладами инициаторы и те, кому выпала честь
организовывать боевое дежурство. Много было воспоминаний. Комкор В.А. Савин
зачитал приказ и вручил награды ветеранам.
14 мая я приступил к
работе после отпуска. Ознакомился с обстановкой, узнал, что уже прошли беседы в
ЦК КПСС, кандидаты на новые должности: генерал В.М. Смирнов – на должность
командарма, генерал А. В. Соколов – на должность зам. командарма и полковник
В.А. Доброхотов – на должность командира дивизии вместо Соколова. Зашел к В.В.
Литвинову поздравить его с присвоением ему звания «генерал-полковника».
Москва готовилась к
встрече Р. Рейгана. 15 мая начался вывод советских войск из Афганистана. В
прессе – масса статей, посвященных ходу перестройки, некоторые очень смелые.
Многообещающей должна была быть 19 Всесоюзная Партконференция.
Я поглощен был
служебными делами. Снова поездки по объектам. Приходилось часто бывать на
объектах в Софрино и Луховицах. Объектами особой заботы стали подразделения,
принятые от генерала Кузикова в состав корпуса ПРО. Прибавились нагрузки и
комкору Савину. Мне пришлось возглавить итоговую проверку в частях полковников
Зайцева и Мартынова в Дуброво.
27 мая доложил
Главкому по итогам проверки. Попросил его утвердить оценку «хорошо» обеим
частям. После доклада Главком спросил: «Обеим частям поставили «хорошо?»
– «Да!»
Главком: «Вы очень
добрый человек. Там было много недостатков, когда я посещал их». – «Товарищ
Главнокомандующий, недостатков много и сейчас, но они не выходят из рамок хорошей
оценки. Постараемся устранить их». Главком: «Вольтер Макарович, Вы очень добрый
человек».
– «Для кого как.
Прошу утвердить оценку».
Главком: «Утверждаю.
Надо оценивать по тому, что заслужили».
– «Благодарю Вас,
товарищ Главнокомандующий».
В этот день мне
стало известно о намерении посетить КП СПРН секретарем ЦК КПСС О. Д.
Баклановым. Пришлось выехать к Родионову, чтобы с ним составить план проведения
встречи и организовать ее подготовку.
29 мая ожидался
прилет в СССР Президента США Р. Рейгана. Советский народ стремился к
нормализации отношений с американцами. Мир устал от гонки вооружений и
постоянной угрозы ядерной войны. В тезисах ЦК КПСС к 19 Всесоюзной
Партконференции признавалось, что «прямая угроза войны с участием крупных
держав уменьшилась... Перспектива обуздания гонки вооружений со всеми
последствиями этого, включая сокращение бремени военных расходов, стала более
реальной... Воздействие реалий современного мира и возможные модификации ряда
объективных факторов, порождавших войны, позволяют думать, что обеспечение
безопасности государств все больше будет перемещаться из сферы соотношения
военных потенциалов в сферу политики примата права, общечеловеческой морали в
выполнении международных обязательств».
Этот объективный
анализ действительности мог бы вселить уверенность советских людей в своем
будущем, стимулировать их труд и благие надежды, если бы развитие событий не
искажалось чрезмерной торопливостью и уступчивостью в принятии решений со
стороны Советского Союза.
Президент США прибыл
в Москву в 14 часов. Во Внуково его встречали Громыко и Шеварднадзе. М.
Горбачев дожидался приезда Рейгана на пороге Большого Кремлевского дворца, где
начались переговоры. Это было новшеством.
30 мая я выехал в
Житомирское училище (ЖВВИУ РЭ ПВО). Это был единственный объект, на котором до
сих пор не был. Откладывать поездки туда больше не мог. С собою взял начальника
боевой подготовки полковника А. А. Игнатова. Путь лежал через Киев, где нас
встретил начальник училища генерал-майор Борис Григорьевич Бондарев. С вокзала
поехали на Байково кладбище, чтобы поклониться могилам своих командармов
Владимира Дмитриевича Лавриненкова и Леонида Михайловича Гончарова. С кладбища
направились в КВИРТУ, хотелось встретиться с начальником училища
генерал-лейтенантом Н. К. Поляковым, к которому я проникся особым уважением
после его четкой реакции на мои указания по устройству семей офицеров,
эвакуированных из зоны Чернобыльской АЭС, а также посмотреть оформление
наименования училища на центральном входе в связи с присвоением ему имени А.И.
Покрышкина.
После встречи с
генералом Поляковым мы выехали в Житомир. Почти три полных дня пробыли в
училище. Познакомились с богатой его историей, которая началась с 1918 года, с
учебной базой, встретились с курсантами, преподавателями. Обменялись мнениями
по перспективе развития училища, совершенствованию учебного процесса. Вместе с
генералом Бондаревым и начальником политотдела полковником Е. П. Зотовым
побывали в обкоме и горкоме КПУ. С этих пор я был частым гостем училища, дважды
приезжал туда на выпуски офицеров.
По возвращении из
Житомира, 3 июня, я был вызван к Главкому и получил от него задание о встрече 3
июня на КП СПРН О. Д. Бакланова.
Встреча и
доклад секретарю ЦК КПСС О.Д. Бакланову
Вечером 2 июня я
прибыл к генералу Родионову. Еще раз проверил структуру его доклада, внес
поправки. Убедился в готовности встречи по другим вопросам. Со мною был зам.
главного инженера полковник В.С. Капитонов. К 22 час. 30 мин. мы прибыли в
гостиницу городка, где еще раз вспомнили некоторые данные по нашим системам
вооружения, выпили по чашке чая и легли спать. Утром выехали на командный пункт
к месту встречи, которая должна была состояться в 9 часов.
После 8.00 начали
прибывать участники встречи. Первыми приехала охрана, ею занялся начальник штаба
армии генерал Н.К. Сергеев. Попытались сделать список, но внесли в него только
тех, о ком точно знали, что будут. В 8.45 в сопровождении ГАИ прибыли на
«ЗИЛе», двух «Чайках» и других машинах гости. Мы удивились их большому составу.
Приехали: секретарь ЦК КПСС О. Д. Бакланов; И. С. Белоусов – заместитель
председателя СМ СССР, председатель Госкомиссии по военно-промышленным вопросам;
министр МРП В. И. Шимко, зав. отделом ЦК КПСС О.С. Беляков и сопровождающие их
работники ЦК и промышленности.
Основным докладчиком
от нас, военных, был определен командарм Н.И. Родионов. Он и начал докладывать
в спецклассе. Когда дошел до изложения главных проблем развития системы,
почувствовалась неуверенность, и мне пришлось взять разрешение на продолжение
доклада. Я изложил проблемы и затруднения, с которыми столкнулись при развитии
космического эшелона, затем наземного (или надгоризонтальных средств
радиолокации). Разобрались основательно. О.Д. Бакланов тут же потребовал
назначить рассмотрение проблемных вопросов с привлечением ученых. Пожалуй, для
нас было главным то, что мы поставили в известность инстанцию об истинном
состоянии дел в модернизации СПРН.
Встреча продолжалась
до 13.30. В заключение секретарь ЦК был ознакомлен с оборудованием зала БУ и
принципами управления. Поинтересовался, когда были обнаружены последние БР,
посмотрел журнал учета обнаружений БР. Поблагодарил нас за хорошие доклады,
отметил важность решаемой задачи. От обеда отказался. Все гости уехали в 13.30.
С полковником В. С.
Капитоновым выехали с КП армии на завод в Красногорск. Пробыли там полтора
часа, ознакомились с производством технологического оборудования для Нурекского
объекта контроля космоса. С завода заехали в НИИ к Ерохину, где решили ряд
вопросов. Настроение было приподнятое в связи с успешным посещением Бакланова
КП СПРН.
5 июня в Союзе
начались празднования 1000-летия Христианства на Руси. Впервые к религиозному
празднику проявлялся большой интерес и признаки заботы о его проведении со
стороны государства.
6–7 июня вместе с
Главкомом и небольшой группой конструкторов и строителей побывали на строящемся
объекте системы контроля космического пространства в районе города Нурека.
Размещались в Душанбе, гостинице ЦК КП Таджикистана. Главкома встречало
руководство республики и командующий войсками ТуркВО генерал-полковник А.В.
Ковтунов, мой старый знакомый по службе в Баку.
8 июня проводили в
запас командарма генерал-лейтенанта Н. И. Родионова. Время для проводов было
выбрано удачно, проводились учебные сборы, и все командиры частей армии вместе
с представителями промышленности имели возможность принять участие в церемонии
проводов командарма.
В должность
командарма армии ПРН вступил генерал-майор Виктор Михайлович Смирнов, которому
суждено будет через три года стать командующим войсками РКО.
12–17 июня
на сборах по плану министра Обороны, г.г. Рига, Лиепая, Вайноде, Скрунда
В отличие от
предыдущих сборов, этот сбор ограничивался рамками тактического масштаба и
посвящался организации и методике проведения в войсках боевой подготовки.
Привлекались командующие, члены Военных советов, заместители по боевой
подготовке командующих военных округов и начальники родов войск Главкоматов,
начальники академий. Министр обороны выступал дважды с докладами 13 и 17 июня.
Он побывал на занятиях в видах ВС. В нашей группе он был 16 июня. Выступал
перед нами в течение сорока минут, выступление начальника Главного
Политического управления генерала армии А.Д. Лизичева заняло двадцать минут.
Выступление министра
обороны 13 июня оставило плохое впечатление своей грубостью, оскорбительными
формулировками в адрес некоторых генералов, особенно, когда делался анализ
состояния воинской дисциплины. Было очень неудобно за министра, его тон и
манеру обращения к заслуженным людям. Например, им был обруган начальник Высшего
училища связи генерал-лейтенант Пилипенко, у которого трое курсантов отобрали у
нечестного гражданина радиоаппаратуру и деньги. Курсантов осудили. Министр
причислил к этим курсантам и самого начальника училища – Героя Советского
Союза, почетного гражданина Киева. Я лично знал этого скромного, заслуженного
генерала по службе в Киеве. Министр поднял его, приказал подойти к нему ближе,
к трибуне, обзывал по-разному, приказывал уволить немедленно. В таком духе было
обращение и с другими. Вот тебе и перестройка, и новые, более чуткие, подходы к
людям! При таком обращении чувствуешь себя бесправно и неуверенно, тем более
что в оправдание не позволяется открыть рта.
Что касается других
вопросов двухчасового доклада министра обороны, то мы не обнаружили в нем никаких
новых мыслей. В последующие дни министр в обращении с генералами был более
вежлив (не исключено, что кто-то из ЦК КПСС порекомендовал ему смягчиться),
хотя и не без проявления нетактичности.
Обмениваясь между
собою мнениями, мы сходились на пожелании, чтобы министр обороны мыслил более
крупными масштабами, подавал без эмоций глубокие идеи, а, главное, являлся
образцом военной культуры поведения, чего нам всем так недостает на современном
этапе.
Касаясь занятий,
проходивших в каждом виде Вооруженных Сил, то они были организованы и проведены
на высоком уровне, принесли участникам сборов большую пользу. В подготовке
занятий и их проведении принимали участие наши генералы А.Г. Смирнов, В.В.
Литвинов, В.И. Андреев, Р.С. Акчурин, Г.К. Дубров.
На всех занятиях
присутствовал Главнокомандующий. Он самым активным образом влиял на все
процессы обучения, вызывал нас всех на обмен мнениями, делал заключения и т.п.
Располагались мы на базе штаба корпуса ПВО, жили в «своем» городке. Занятия
проводились на одном из зрдн в местечке Булли (западная окраина Риги) на берегу
залива и один день в Лиепае, где на аэродроме знакомились с новыми образцами
вооружения и проводилось комплексное ЛТУ с привлечением авиации, 3РВ и РТВ.
Интересным зрелищем
был показательный воздушный бой над аэродромом на самолетах Су-27, а также
эпизод принуждения к посадке вертолета-нарушителя воздушной границы СССР.
Погода стояла хорошая, и мы могли наблюдать все, что демонстрировалось в
воздухе. В Лиепае побывали у моряков на одном из крейсеров.
Министру понравилась
стартовая позиция зрдн в Булли и он принял решение присвоить командиру бригады
досрочно звание «полковник», о чем объявил нам при встрече.
В своем обращении к
нам министр обороны отметил заслуги Главкома генерала армии И. Третьяка по преобразованию
наших войск, однако сказал и о большом еще количестве неприятностей при
выполнении задач по охране границ. В то же время отметил и положительные
действия по пресечению нарушения воздушного пространства «Боингом» в границах
19 ОА ПВО. Похвалил командарма генерал-лейтенанта В.П. Синицина.
Будучи в Прибалтике,
мне удалось выбрать время и с генералом А.А. Вобликовым побывать на ОРТУ в
Скрунде. До Главкома доходили слухи о неблагополучии в этом гарнизоне с
водокоммуникационными сооружениями, содержании жилых домов офицерского состава,
плохом состоянии котельной, солдатской столовой и т.п. Все эти недостатки для
меня не являлись новостью. Они устранялись по мере сил.
Посещение гарнизона
подтвердило низкую исполнительность полковника Новицкаса. Генерал Вобликов
доложил Главкому о своих впечатлениях, и мне пришлось не единожды выслушать
недовольство генерала армии Третьяка. Нужно было принимать крутые меры. Был
заменен командир части, обращено внимание нового комдива генерала В.А.
Доброхотова и руководства армии. Вывод гарнизона из запущенного состояния
потребовал длительного времени и больших усилий, начиная от командования части
до управления рода войск и всего личного состава части.
Поездка и пребывание
в течение шести дней в Прибалтике дали возможность острее прочувствовать
обострение национального вопроса в стране на современном этапе. Мы были
свидетелями многотысячного пятичасового митинга в Риге 14 июня, посвященного
годовщине репрессий 14 июня 1941 года, с требованиями полной реабилитации профашистских
элементов Латвии. Мы также имели возможность прочитать в газете «Советская
Латвия» резолюцию Пленума деятелей культуры, из которой видны были
антисоветские настроения латышей с требованием предоставить им суверенитет, не
вмешиваться в экономику, не разрешать прописывать в республике увольняемых из
Вооруженных Сил военнослужащих и членов их семей.
Мы узнали о Пленуме
ЦК Компартии Эстонии в Таллине по переизбранию первого секретаря К.Г. Вайно в
связи с тем, что он якобы не чистокровный эстонец и родился в Новосибирске.
В Закавказье
состоялись сессии Верховного Совета Армянской ССР и Азербайджанской ССР. Армяне
вышли с ходатайством о включении в состав республики НКО, а азербайджанцы –
против. Что это?
Оценивая
происходящее в стране, я приходил к выводу о признаках кризиса в экономике,
идеологии и национальном вопросе. Народ расшатывается. Надвигаются тучи.
Разрешит ли 19 ВПК проблемы?? Будет ли наведен порядок в государстве? Пресса и
телевидение все больше запутывают людей. Мы можем остаться без истории своего
поколения. Она мрачна. На душе тревожно.
22 июня я провел в
ВКА ПВО в Калинине. Встречался со слушателями выпускниками факультета войск
РКО, созданного в 1965 г. Ближе познакомился с его руководителями – генералами
В.А. Кряжевым, В.С. Просветовым, полковником, впоследствии генералом, Е.М.
Артемовым. Председателем государственной экзаменационной комиссии в этот раз
был генерал армии А.Ф. Щеглов. Я представился ему, и между нами с участием
начальника академии генерал-полковника А.И. Хюпенена состоялся разговор, в
котором генерал Щеглов поделился своими мыслями о превращении Харьковской ВИРТА
в факультет с передачей его в ВКА. Это предложение Афанасий Федорович намерен
был доложить Главкому. Мог возникнуть вопрос, который потребует тщательного изучения,
прежде чем ему разрешиться.
Генерала Щеглова я
знал давно, когда он был первым заместителем Главкома Войск ПВО. В 1966 году он
награждал меня командирскими часами, в то время я был начальником штаба 90 иап
в Червоноглинске. Авторитет генерала армии в Вооруженных Силах был велик, и его
предложения вряд ли останутся без внимания, в чем мы убедились позднее, когда
пришлось отстаивать существование ВИРТА.
Последняя декада
июня проходила в заботах по формированию управления нового соединения на базе
частей контроля космического пространства и приему в состав корпуса Савина
достраивающихся позиций дивизионов ПРО от генерала Кузикова.
Коммунистическая
партия готовилась к 19-й Всесоюзной партконференции. Всколыхнулся весь народ.
Вопросы к рассмотрению на ней выносились злободневные. Как они будут решены на
конференции? Не произойдет ли раскол в руководстве? Чем все закончится?
Положение в государстве и внутри КПСС сложное, а по некоторым направлениям,
таким, как экономика, идеология, национальный вопрос – предкризисное. Судя по
прессе, народ расшатывается, перестройка заходит в тупик. Ясно одно, что с этим
периодом ералаша в стране нужно скорее кончать.
25 июня я был на
выпуске в Пушкинском училище (ПВУРЭ ПВО). День выпуска в военном училище особо
красочный и волнительный изо всех дней. На торжества, которые развертываются
перед тобою на плацу, нельзя взирать равнодушно. Берет за душу все, что ты
видишь и слышишь. Ритуалы последнего построения выпускников, поздравление
министра обороны с окончанием училища, вручение дипломов, прощание со Знаменем
училища, прохождение строем. На выпуск съезжаются родственники, приходит очень
много горожан, в том числе невест молодых офицеров. Этот поистине праздничный
день остается памятным для выпускников на всю жизнь. Начальником Пушкинского
училища был генерал-майор Иван Наумович Яковлевич, выходец из корпуса ПРО.
27 июня наш сын
Андрей успешно окончил среднюю школу. Выпускников чествовали в Доме офицеров
поселка «Заря». Были там и мы с женой. Мы рады, что сыну удалось проучиться в
одной школе беспрерывно в течение семи лет, не то, что его сестрам, которые в
общей сложности учились в одиннадцати школах. Андрей собирался стать военным.
Его выбор был сделан, это – Пушкинское училище. Нас ожидала разлука с сыном. Я
думал, как быстро летит время. Как будто вчера еще выносил его на руках из
родильного дома, а сегодня ему уже 17,5 лет.
28 июня в Москве
начала свою работу 19 Всесоюзная партийная конференция. С докладом на ней
выступил М. Горбачев. Потом начались прения. Уже по первым выступлениям
чувствовался иной стиль, чем прежде. Высказывались мысли, идущие вразрез с
идеями, изложенными докладчиком. Конференция обещала быть необычной,
напряженной, без былого согласия.
В последний день ее
работы, 1 июля, были выступления Б. Ельцина и Е. Лигачева. Ельцин просил у
делегатов политической реабилитации. Его выступление было встречено
настороженно. Он говорил о бесконтрольности расходования членских взносов, о
выборности на партийные должности и т.п. Когда делегаты захлопали, давая понять
о нежелании больше его слушать, вмешался М. Горбачев и попросил дать
высказаться оратору. Ельцин сказал, что на октябрьском Пленуме он выступил,
пребывая в болезненном состоянии, клялся в том, что его линия не имеет
расхождения с Партконференцией и т.п. Сошел он с трибуны, не получив поддержки
делегатов.
В выступлении Е.
Лигачева Ельцин подвергся всестороннему разоблачению. Были и другие выступления
с осуждением его поведения. Что же касается меня лично, то я понял теперь, что
Ельцин – выскочка в партии и авантюрист. Таких лидеров не должно было быть в
партии. Еще я понял и то, что Ельцин всячески цепляется за сохранение своего
положения в верхних эшелонах партии, чтобы в удобный момент вырваться в
лидерство, если не в партии, то в государстве.
Конференция
закончила свою работу бесцветным выступлением М. Горбачева. Возможно, потому,
что на ней была дана возможность делегатам не во всем единодушно соглашаться с
докладчиком, я подумал о возвращении в партии ленинского духа и стиля. Это
радовало и вселяло уверенность в обновлении партии, что она сохранит себя
могучей и здоровой.
В войсках же полным
ходом шли заводские испытания на ряде объектов. Приходилось всему нашему
небольшому коллективу управления работать в комиссиях непосредственно на
объектах с конструкторами и организаторами производств, такими как Н.В.
Михайлов, А.В. Меньшиков, А.А. Кузьмин, А.А. Курикша и другими.
Большие нагрузки
несла горстка наших инженеров управления во главе с генералом Н.В. Кисляковым и
его удачно подобранным заместителем полковником В.С. Капитоновым.
12 июля мы
расстались с сыном. Он уезжал сдавать экзамены в училище, а я – в командировку
на Дальний Восток. К концу июля нам стало известно о зачислении Андрея в
училище. С этих пор он становился военнослужащим. Какой путь на этом поприще
готовила ему судьба, подлежит разгадать времени.
В середине июля я
побывал в частях полковника И.В. Ювченко и подполковника В. Н. Ступина в
Комсомольске-на-Амуре. Посещение загоризонтного ОРТУ подтвердило идею
пересмотра его предназначения.
19 июля закончилось
репортажем по ТВ заседания Президиума Верховного Совета СССР, Азербайджанской
ССР и Армянской ССР по вопросу Нагорного Карабаха. Шел непримиримый спор двух
сторон. Представители Армении, особенно академик Амбарцумян, предупреждал Горбачева
о серьезности положения и возможности более мощного взрыва на почве
разногласий, просил Президента подойти более серьезно к разрешению возникшей
проблемы. Горбачев же вел себя на совещании некрасиво, перебивал ораторов,
поучал их, не вникал серьезно в их предупреждения. Видно было, что разногласия
кавказцев зашли далеко. Совместное совещание Президиума – запоздалая реакция.
М. Горбачев не может или не хочет погасить пожар. Выхода так и не было найдено.
Ухудшалось положение во всем государстве, росла преступность, одно из
проявлений его слабости.
В наших войсках
продолжались перестановки кадров. С июня 1987 года только в Главкомате были
заменены 12 заместителей Главкома и начальников управлений и служб.
Преобразовывались части корпусов в дивизии, проводились и другие мероприятия,
но они не делали систему ПВО прочнее. Главное все же заключалось в новых видах
вооружения и автоматизации системы управления, в чем явно отставали.
Генерал-полковник В. В. Литвинов
Мне все чаще
приходилось решать с генералом В. В. Литвиновым вопросы, касающиеся войск РКО,
видеть его в деле, на многочисленных комиссиях, совещаниях, проводимых на
различных уровнях.
Больше года Владимир
Васильевич в должности Первого заместителя Главкома. Ему 52 года. Он
принадлежит к военачальникам послевоенного поколения. Трудится плодотворно.
Высокая оперативная и теоретическая подготовка, большая практика службы в
войсках. Строг, подтянут. Такой же четкий и ход мыслей. Способен отстаивать
свои идеи. Не избалован почестями и наградами. В обращении с подчиненными
прост, подхалимов не любит. В оценках объективен.
С ним я знаком еще
по Одесскому военному округу. Он тогда, в звании майора, служил в управлении
ПВО округа. Затем служба в других местах на различных командных и штабных
должностях, учеба в академии Генерального штаба ВС СССР. Прохождение службы
после окончания ВАГШ на должностях: Начальника ПВО, ДВО; командующего ПВО
Западной группы войск (ЗГВ); командующего ПВО войск Западного направления и
командующего 2 ОА ПВО, после ее восстановления в 1986 году, до назначения на
должность Первого заместителя Главнокомандующего Войсками ПВО в июне 1987 года.
Мне нравился Владимир Васильевич своими качествами военного человека,
независимостью и оригинальностью мышления, принципиальностью. В нем просматривался
крупный военный руководитель.
* * *
1–4 августа в
Советском Союзе с официальным визитом находился министр обороны США Ф.
Карлуччи. Министры обороны обеих стран обсуждали вопросы сокращения вооруженных
сил на блоковой основе: НАТО и Варшавского Договора. При этом Карлуччи ссылался
на необходимость согласования им всех вопросов со странами, входящими в блок
НАТО.
Зато нам
согласовывать ни с кем не надо. У нас все и за всех решали один-два человека –
Горбачев и Шеварднадзе. Язов оценивал визит Карлуччи, как полезный,
направленный на снижение напряженности и способствующий укреплению мира. Был
доволен и Карлуччи. Он побывал на аэродроме в Кубинке и в районе Алабино на
батальонных учениях с боевой стрельбой.
В Крыму он посетил
крейсер «Слава». Ему была предоставлена возможность побывать и выступить в
академии Генерального штаба, где он сказал о полезности, если бы Советский Союз
опубликовал свой военный бюджет. Такой шаг, якобы, помог бы «всему миру»
оценить возможности и намерения Советского Союза. Речь шла и о военных
доктринах. Американец недвусмысленно заявил, что, хотя СССР и назвал новую
военную доктрину оборонительной, США продолжают считать ее по структуре ВС СССР
наступательной. Выходило, что нужно ломать все. И наше политическое и военное
руководство, видимо, готово было «выполнить» пожелания министра обороны США.
Среди военных начались разговоры о скором принятии решения на приведение в
соответствие дислокации и состава ВС оборонительной доктрине. Мы понимали, что
в первую очередь это коснется в большей мере наших группировок ВС в странах
Восточной Европы и на западе СССР.
4 августа был прощен
М. Руст, осужденный к четырем годам лишения свободы. В объяснениях
корреспонденту «Известий» член коллегии Прокуратуры СССР В. Андреев всячески
принижал тяжесть вины преступника, сведя «проказу» Руста к злостному
хулиганству. Далее рисовалась картина содержания Руста в колонии, схожая с
санаторными условиями: и питался он нормально, и встречался регулярно с родными
и соотечественниками, и книги читал, и пользовался хорошим медицинским
обслуживанием. Зато наши командиры, обвиненные в пролете Руста, были наказаны
со всей несусветной для данного случая жестокостью. И никто не думал их
реабилитировать. Бывший Главнокомандующий, дважды Герой Советского Союза, был
до своей кончины прикован к больничной койке. Многие были лишены того, без чего
терялся смысл жизни.
Читаем газеты,
смотрим ТВ. Какими только болезнями не заболевает наше общество, до какой
степени запущены эти болезни. Главное, изменился в худшую сторону наш человек.
Годы культа и репрессий не прошли даром. Страх, несправедливость сделали свое
дело. Честность подменялось ложью. У людей прибавилось злости. Не думалось в ту
пору, что история отведет нам совсем немного времени, чтобы убедиться в нашей
безнравственности, во время событий в Москве у Белого дома в начале октября
1993 года, когда на глазах у всего мира развернется настоящая народная
трагедия, своей же армией будет расстрелян из танков Верховный Совет России.
Мои рабочие будни
проходили в частых поездках по войсковым частям. В подразделениях, влившихся в
состав корпуса ПРО от генерала Кузикова, сложилась тяжелая обстановка с жильем
для офицерского состава. 10 августа мы вместе с генералами А.В. Соломатиным и
В.И. Кузиковым побывали по этому вопросу у Председателя Моссовета В.Т. Сайкина,
были им любезно приняты, но «подарка», на который рассчитывали, не получили.
Нам было вежливо отказано в выделении квартир по долевому участию. Договорились
о более тщательной проработке возможностей города по выделению квартир для
наших офицеров с заместителями Председателя горсовета. Решение этого вопроса
принимало затяжной характер.
22–27 августа было
проведено учение с нашим родом войск. Руководил начальник Главного штаба
генерал-полковник И.М. Мальцев. Учение прошло нормально. В ходе его я побывал
во многих частях, в том числе на ОРТУ в Печоре, где в моем присутствии
произошло возгорание аппаратуры на 11 этаже передающего центра, которое, к
счастью, удалось ликвидировать без тяжелых последствий.
Выгорело распределительное
устройство передающего модуля, где формируются токи высокого напряжения. Только
благодаря бдительности дежурной смены и смелости солдата была предотвращена
большая беда. Случай напомнил пожар 10 октября 1985 года. Я еще раз убедился в
малой эффективности всех систем пожаротушения на наших объектах. Когда горят
аппаратура и кабель, находящиеся под напряжением, потушить возгорание очень
трудно.
28 августа сын
принял Военную присягу. На торжество в училище ездила жена с дочерью Ириной.
Они отвезли мое поздравительное письмо Андрею. В нем я пожелал сыну верности
военному долгу, счастливой военной судьбы, чтобы суровость и беды обходили его,
а, если и придется с ними встретиться, чтобы преодолевал их мужественно. В эти
дни много думаю о сыне, как бы наверстывая упущенное, понимаю, что не удастся
при жизни проследить его путь до зрелого возраста. Молю Бога о его
благополучии. Как один день прошла его жизнь в семье, и ушел он из семьи,
словно выпорхнул из гнезда. С ним нам было легко. Он за все время жизни в семье
ничего не сделал такого, чтобы нас сильно огорчило. Последние три года с его
стороны были образцом самовоспитания, вежливости, целеустремленности. Он не
курит и далек от спиртного. Экзамены в училище сдал успешно, без поблажек. Его
любят все наши соседи.
На душе тревожно.
Боль за Отчизну, за партию. Дела неважные по всем направлениям. Газеты хоть не
читай. Горькая реальность. Вижу, все недостатки сваливают на Сталина и
Брежнева.
В столице появился
спецотряд милиции в бронежилетах и с резиновыми палками. Объявлено о запрещении
применения дубинок против женщин и детей.
2 сентября во ТВ
передали о глобальном распространении по стране самогоноварения. Потребление
сахара увеличилось на 700 тысяч тонн. Растет наркомания, погублены
виноградники. Обвиняются сотни людей – это уже неблагополучие с управлением в
верхах, однако, вину на себя за такой способ борьбы с пьянством никто из
руководителей государства не берет.
В Вооруженных Силах
растет число преступлений и происшествий. Предпринимаем все возможные меры в
своих войсках по недопущению роста происшествий. Ломаем голову над изысканием
численности. Количество объектов возрастает, а укомплектовывать их личным
составом не можем. Недавно с Главкомом побывали на объекте в Луховицах.
Написал представление
к присвоению генеральского звания на начальника штаба А.Н. Сколотяного.
Работает он неплохо, уверенно руководит штабом. Наше управление пополнилось
свежими силами, шестью лучшими офицерами из своих войск.
8 сентября ездил в
ВКА ПВО на встречу с нашими выпускниками. Рассказал им о перспективе РКО и
требованиях к командирам на современном этапе.
В стране положение
ухудшается. О перестройке одни разговоры. Жизнь дорожает. Продукты становятся
дефицитом. Очереди растут буквально за всем. Новая экономическая реформа не
сказывается на улучшении благосостояния людей. Растет спекуляция.
Правительством издаются скороспелые постановления, но их не выполняют. Жизнь
народа становится менее радостной. На лице каждого человека читаешь
озабоченность. Налицо расстройство во многих областях экономики, культуры.
Спрашивается: кто же будет нести ответственность за падение жизненного уровня и
ослабление государства? Чем заняты государственные деятели? Зачем проводится
огульная замена по обвинениям работников среднего звена управления народным
хозяйством и все прощается тем, кто находится в верхних эшелонах власти?
С некоторого времени
приходится уделять внимание становлению командования нового соединения в
Дуброво, командиром которого назначен генерал-майор Александр Иванович Суслов.
Теперь на его плечи переложены и гарнизонные заботы, а опыта у него еще
недостаточно. Часто навещаю его и поддерживаю. Вместе продумываем планы работы
на объектах соединения в Зеленчуке и Нуреке.
Меня пригласили в
ПВУРЭ (Пушкинское высшее училище радиоэлектроники) ПВО. Я с благодарностью
принял предложение, появилась возможность увидеться с сыном. Наша встреча
состоялась 15 сентября. Сутки провели вместе. Выглядел Андрей в форме курсанта
повзрослевшим и красивым. При отдаче рапорта покачивал всем туловищем – признак
новичка в армии. Мне страшно хотелось обнять сына и поздравить с началом
воинской службы, но рядом были офицеры, пришлось ограничиться крепким
рукопожатием. Его привезли из лагеря, расположенного в районе Красного Села. В
нашем распоряжении было два вечера. Мы смогли выбрать время, чтобы навестить
семью Ирины в гарнизоне Гостилицы. Пребывание в училище дало возможность лучше
познакомиться с бытом курсантов, пообщаться с ними и командно-преподавательским
составом.
В эти дни М.
Горбачев совершил свой визит в Красноярск. Встречен он там был холодно, без
аплодисментов. Внес предложение: Красноярскую РЛС передать Международному
центру по изучению космического пространства. Объяснил свое предложение тем,
что тормозятся переговоры в Женеве о сокращении вооружений, якобы американцы
настаивают на своем, что РЛС построена в нарушение Договора по ПРО. Мы
уступаем.
24 сентября
завершилась моя поездка со строителями и представителями промышленности на
объекты Балхаша, Иркутска, Комсомольска-на-Амуре, Находки, Владивостока. Нужно
сказать, командировки по таким маршрутам были сравнимы с путешествиями. Обычно
они совершались на наших военных лайнерах Ту-154 и Ил-18 и были очень
впечатляющими. Помимо того, что посетишь ряд подчиненных частей для решения служебных
вопросов, сколько увидишь под крылом самолета! И просторы Сибири, и Байкал, и
могучие реки, чего стоит один только Амур! А наши маршруты порою пролегали над
морями, островами и Тихим океаном. Каждый такой полет вызывал непередаваемое
чувство гордости за необъятные просторы Родины, ее богатства, за все то, что
сделано и построено на них советскими людьми.
30 сентября
состоялся Пленум ЦК КПСС. Горбачев продолжал подбирать себе кадры. Из Политбюро
и кандидатов в члены Политбюро были выведены А. Громыко, М. Соломенцев, В.
Долгих, П. Демичев, А. Добрынин (секретарь ЦК). Вновь избраны В. Медведев, А.
Власов, А. Бирюкова, А. Лукьянов, Б. Пуго (утвержден Председателем КПК вместо
И. Капитонова).
1 октября Горбачев
на сессии Верховного Совета СССР избран Председателем Президиума Верховного
Совета. Начинался процесс сосредоточения власти. Нельзя было не обратить
внимания на то, что из шести освобожденных от обязанностей политических
«вождей» почетных проводов удостоился лишь один А.А. Громыко. Кстати, это был
второй член Политбюро, пожелавший оставить этот пост добровольно. Первым, на
моей памяти, был А. Микоян. Остальных же сбрасывали с пьедесталов власти.
В период 4–6 октября
я находился на объекте в Куткашенах (Аз. ССР). Летели на Ан-12 по маршруту –
Клин, Астрахань, Сумгаит, Кюрдамир. Знакомые места. В Азербайджане стояла
летняя погода, признаками осени могла считаться уборка хлопка и сбор гранат. В
Кюрдамире мы пообедали в летной столовой аэродрома, где были еще люди, которые
помнили меня по службе в БО ПВО. С аэродрома в Куткашены ехали на автомашинах
через Геокчай. Проезжали мимо гранатовых плантаций, на редкость был урожайный
год. Народ занимался мирным трудом, пожиная плоды своего нелегкого труда.
Немыслимо было представить, что через каких-то три года эта земля будет
обагрена кровью гражданской войны.
Через два с
половиной часа мы были в Куткашенах, расположеных в предгорье Большого
Кавказского хребта на высоте 600 метров над уровнем моря. В 7 км от Куткашен
расположен древний город Кабала – столица Кавказской Албании, просуществовавшей
до IV н. э. Название этого города произошло от продажи людей в кабалу, т.е. в
рабство. Места исторические, связанные с походами римлян под руководством
Помпея. Хотя в Нагорно-Карабахской области и разгорался конфликт на
национальной почве, здесь еще люди жили в мире и согласии.
Заслушав
командование части по обстановке, мы приступили к работе по совместному плану.
Командир части подполковник Г.А. Добров был в отпуске, за него оставался его
заместитель подполковник А.А. Богатыренко. Когда я пишу эти воспоминания
(январь 1994 г.), Г.А. Добров стал уже генералом и командует соединением ККП.
Возвращались в
Москву мы по западному маршруту с посадкой в Гудаутах, где пришлось задержаться
на несколько часов. Насмотрелись на высший пилотах летчиков местного иап на
самолетах Су-27, искупались в Черном море.
Дома меня ожидало
письмо Е.П. Лавриненковой. Она печалилась своим одиночеством, сообщала, что на
их доме будет установлена мемориальная доска, что заказала памятник Владимиру
Дмитриевичу, просила написать воспоминания о нем для сборника. Я ответил
Евдокии Петровне коротким письмом, обещал обязательно написать о Владимире
Дмитриевиче, но не теперь. Она сохранила мое письмо и включила его в сборник
воспоминаний о Владимире Дмитриевиче в 1993 году.
Сегодня, 7 октября,
в газете «Правда» статья о Красноярской РЛС. Из ее содержания нахожу
подтверждение правильности своего решения – разрешить сделать снимки
американским конгрессменам год назад. Все они – Б. Карр, Дж. Моуди и Т. Дауни,
а также сопровождавший их эксперт Батиста, оказались порядочными людьми, не
покривили душой и не пошли на сделку с «Вашингтон пост», которая в декабре 1987
года со ссылкой на них заявила о нарушении Договора по ПРО. Они же ответили
газете своим письмом-протестом. Молодцы! Есть же порядочные люди! А чего мне
тогда стоило пойти на этот шаг!
10 октября мне
доверительно сообщили, что при рассмотрении списка на присвоение очередных
воинских званий, уже после ВАКа, министр вычеркнул меня. Так закончилась третья
попытка.
Пришел приказ на
увольнение из Вооруженных Сил в отставку генерал-полковника А.Г. Смирнова. В
16.30 я зашел к Алексею Григорьевичу, чтобы вручить ему памятный адрес от
офицеров нашего управления, лично поблагодарить этого замечательного человека,
с которым был знаком с 1963 года.
На следующий день я
убыл в командировку на объекты Прибалтики, Белоруссии, Закарпатья, Северного
Кавказа и Таджикистана. Поездка была напряженной, с перелетами и переездами.
Работали фактически сутками. Отдыхали в самолете. Благо на этот раз нам
выделили самолет Ил-18, на котором командиром экипажа был подполковник В.А.
Серебров, мастер «голубиных посадок». Нашу группу возглавлял генерал-лейтенант
Леонид Вениаминович Шумилов. Основной целью командировки была инспекция хода
строительства новых объектов. Возвратились 17 октября.
Пока я находился в
дальней командировке, Главком побывал в городке Софрино и поставил ряд задач по
приведению его в порядок. Городок еще строился, поэтому содержать его в
образцовом порядке составляло для командиров особую трудность. Досталось
комкору Савину. Работы всем прибавилось. Указания Главкома должны быть
выполнены. Выехали в Софрино вместе с моим заместителем Б. А. Алисовым. Провели
там совещание с командирами и строителями, составили план действий и приступили
к его осуществлению. Вскоре состоялся разговор с Главкомом. Он возмущался
Савиным, требовал наказать комкора.
За обеденным столом
проводили А.Г. Смирнова, подняли по бокалу шампанского. Алексей Григорьевич
очень волновался, признавался, что, сколько ни готовился к этому часу, а пришел
неподготовленным. Привел пример, как провожали одного командарма. Ему было
сказано, что шесть лет провалял дурака. Поблагодарил, что его провожают «тепло
и внимательно». Вместо Смирнова был назначен генерал-лейтенант Н.И. Чукарин.
21 октября
проводилась Военная коллегия по выполнению Постановления ЦК КПСС от 12.06.87
года по вопросам улучшения организации боевого дежурства, повышения
бдительности и боевой готовности Войск ПВО. Докладчиком был наш Главком.
Давно я не был на
коллегии и обратил внимание, как поменялся ее состав. На место маститых и
известных прежних военных авторитетов пришли более молодые военачальники.
Главком в докладе акцентировал внимание на недопоставках промышленностью
вооружения, сказал также и о нуждах войск РКО в личном составе.
В ноябре
планировались итоговые проверки войск. В соответствии с планом Главкома в наших
войсках проверялась армия ПРН. Старшим по проверке армии был назначен
заместитель Главкома генерал-лейтенант А.П. Морин. Мне поручалось проверить
части корпуса генерала Суслова в Зеленчуке и Нуреке. С офицерами, привлекаемыми
к проверке в первых числах месяца, проводились занятия по их подготовке.
Руководил ими новый заместитель Главкома по боевой подготовке генерал Чукарин.
Из нашей части,
дислоцирующейся в районе Скрунды (Латв. ССР), поступило сообщение о
планирующихся 5 ноября с 14.00 до 14.30 демонстрации и митинге протеста против
строительства новой РЛС. Организатором митинга была неформальная организация
«Отчизна и свобода». Их лозунг «Нет ядерной войне». Место проведения шествия по
маршруту – Айскуте, Салдус, Скрунда-объект. Заявка на митинг сделана, согласие
поселкового совета Скрунды дано.
Я переговорил с
командиром ОРТУ полковником В. М. Хухлиным и начальником политотдела
подполковником Г. М. Соханенко. Договорились сохранять порядок, демонстрантов
на объект не допускать. При необходимости кому-то из них выступить на митинге и
разъяснить предназначение объекта, исключительно в интересах безопасности
населения.
В Прибалтике
неспокойно. Образован «Народный фронт». Суть его маскируется под содействие
перестройке. В чем проявит себя «фронт» на самом деле, убедимся позднее. Факт
тот, что его появление связано с подрывом Союза, КПСС. Нам стало известно о
нежелании в Прибалтике проводить праздники, посвященные Октябрьской революции.
2 ноября провел в
гарнизоне Софрино. Со мною был комкор В.А. Савин. Предметом наших забот было
изыскание квартир для нарастающего числа бесквартирных семей офицеров.
Начинался большой спор с промышленниками, вселившимися временно по договору в
пустые квартиры, когда еще не были полностью открыты штаты войсковых частей.
Теперь же промышленники не желали возвращать нам квартиры. На этой почве
возникали серьезные конфликты. Главком запрещал строительство новых домов, а мы
не могли договориться с министерством радиопромышленности. В итоге страдали
офицеры. Между прочим, такая ситуация сложилась на многих вновь строящихся
объектах. Проблема принимала глобальный масштаб. Разрешиться она могла не мелкими
стычками между нашими командирами и представителями промышленности на объектах,
а решением в верхних эшелонах.
К сожалению, большое
начальство было гораздо несговорчивее, чем начальство пониже рангом. От
министерства радиопромышленности этими вопросами ведал зам. министра Олег
Андреевич Лосев – замечательный человек. Он прекрасно понимал наши проблемы, я
же не мог не учитывать его положение. Ссориться и доводить дело до разрыва нам
не хотелось, ибо это не сулило ничего хорошего. Поэтому делали с ним все, что
было в наших силах, чтобы хоть как-то улаживать эту извечно животрепещущую
проблему с жильем.
5 ноября в
Кремлевском дворце в 17.00 – торжественное собрание. У меня имеется
пригласительный билет, но поехать туда не могу из-за заседания комиссии у
генерала армии В.М. Шабанова.
В Главкомате ощутили
первый импульс сокращения Вооруженных Сил. Работаем напряженно, готовим
предложения. Такие вопросы, как правило, решаются в лихорадочной спешке,
поэтому без глубокого продумывания.
Мне нравится оптимизм
Главкома. Его не выбивают из седла никакие вводные. Наверное, ему придают
уверенность большие заслуги перед Родиной и высшие награды. Совещание проводит
демократично, дает возможность каждому высказать свое мнение. Не придирается к
мелким ошибкам. Прост, доступен, очень тверд в решениях. Это, пожалуй, одна из
существенных его особенностей.
Из Скрунды доложили
о состоявшемся митинге в районе РЛС. Приняли участие около 400 человек. Все
прошло благополучно. То было начало затяжной нашей борьбы по защите РЛС системы
ПРН.
7 ноября. На Красной
площади с внуком Сашей Ленцовым. Там все, как и прежде. Встреча с друзьями.
Парадом командовал новый командующий войсками МВО генерал армии К.А. Кочетов,
принимал министр обороны генерал армии Д.Т. Язов. Изменения в украшении Красной
площади. Поубавилось портретов, кроме портрета В.И. Ленина, никого. Праздничный
обед был в нашей семье с Ленцовыми Сашей, Мариной и внуком.
С 9 по 19 ноября я
был в командировке с целью проведения итоговых проверок на объектах в районах
Зеленчука и Нурека. Со мною комкор А.И. Суслов и 20 офицеров. Средством
доставки группы были самолеты Ан-24 и Ан-26 на разных участках маршрута. Эти
части впервые за свое существование стали подвергаться итоговым проверкам. Они
входили в состав 1 Управления создания объектов, их особенностью было
постепенное увеличение личного состава в зависимости от возникающих
потребностей по мере создания объектов. Главной задачей их, личного состава,
являлись – контроль монтажа оборудования промышленностью и овладение его
эксплуатацией и др. Естественно, проводить итоговые проверки в таких частях,
руководствуясь общими нормативами, может, и не совсем справедливо. Однако то, с
чем мы столкнулись у подполковника Б.Н. Филипповского в Зеленчуке, подтвердило
правильность решения Главкома на проведение итоговых проверок в частях
строящихся объектов. Это был один из способов подтягивания их уровня к уровню
боевых частей.
Очень плохо обстояли
дела в Зеленчукской части по всем службам, особенно продовольственной и
парковой. Продсклады оказались пустыми. Запасы продовольствия едва ли
составляли три сутодачи. Из овощей, кроме картофеля, ничего не было. Лук (5
тонн) сгнил. В солдатской столовой развалился кухонный цех, повыходило из строя
все холодильное оборудование, электрокотел и т.п. Везде грязь, антисанитария.
Трудно себе представить, до какой степени запущения было доведено все, что
касалось продовольственной службы. Из солдатского рациона давно исчезло мясо.
Свиньи в подсобном хозяйстве стали дохнуть от голода. Оправдываясь, генерал
Кузиков пытался объяснить причину падежа свиней заболеванием воспалением
легких. Пришлось на месте принимать экстренные меры по пополнению запасов
продовольствия и др. Оставив генерала Кузикова, начальника тыла полковника П.Е.
Лычагина и других в Зеленчуке для устранения недостатков, я вылетел в Душанбе.
В Нуреке дела
выглядели немного лучше, здесь командир подполковник В.П. Тарадай был
посильнее. Ему хорошо помогали заместители. Поставили этой части
удовлетворительную оценку.
19 ноября наша
группа возвратилась из командировки, проделав 10-тысячекилометровый путь.
Немало беспокойства доставили сложные метеоусловия, по всему маршруту
возвращения из Душанбе с посадками в Красноводске, Ставрополе, Клину.
Генерал Морин
поделился со мною впечатлениями о проверке в армии. Там он тоже столкнулся с
невыполнением многих требований. Ему не понравилось поведение командарма В. М.
Смирнова, его высокомерие и слишком болезненное реагирование на замечания. В
целом, дивизия полковника Доброхотова получила хорошую оценку.
Пока мы были заняты
итоговыми проверками, в стране произошло большое событие. 15 ноября стартовал
космический корабль «Буран». Облет земного шара провел успешно. Посадка в
автоматическом режиме прошла великолепно. То был первый и последний его полет.
Проведение итоговых
проверок в Зеленчуке и Нуреке убедило меня в неспособности управления Кузикова
поддерживать своими силами элементарный воинский порядок. Затягивание сроков
создания объектов губительно действовало на личный состав частей, особенно офицерский.
Я пришел к выводу о необходимости переподчинения Кузикова управлению рода войск
с целью усиления влияния на его части, прежде всего, в общевойсковом отношении.
Эта задача становилась трудновыполнимой и для ГУВ, перегруженного инженерными
делами.
При докладе Главкому
об итогах проверки я доложил свои соображения о целесообразности переподчинения
1 Управления, на что Главком дал согласие. Так разрешился давно поставленный
вопрос.
23 ноября по
дежурной службе поступила информация о социальном взрыве на Кавказе. Беспорядки
охватили Баку, Кировобад, Степанокерт, Ереван, Нахичевань, Тбилиси.
Столкновение толп с войсками, имелись жертвы, в том числе, и среди военных.
Особенно острая обстановка в Баку и Ереване. В Азербайджане требуют создания
народного фронта. В Тбилиси лозунги «Грузия для грузин». Похоже, события на
Кавказе были увязаны с волнениями в Прибалтике. В государстве явно
неблагополучно. И, в то же время, никаких правительственных и партийных
решений. Мы ждем обещанного Пленума ЦК по национальному вопросу, но он
откладывается. Странная бездеятельность руководства партии и государства, лично
М. Горбачева. В прессе извещения о создании различных новых союзов. Объясняется
это необходимостью поддержки перестройки. Генсек же вояжирует по загранице со своей
супругой Раисой. 21 ноября он возвратился из Индии. Уже объявлено о его
предстоящей поездке на Кубу, в США, Англию. А в своем доме полыхают пожары.
Беспокоит то, что не принимается своевременных мер по наведению порядка. Все
запускается, потом будем выкарабкиваться. Теперь мы понимаем, что творится в
государстве что-то не то. Жаль, что дальше понимания не шли.
24 ноября в Баку с
21.00 до 4.00 введен комендантский час. Переведены на особое положение города
Баку, Кировобад, Нахичевань. По ТВ об этом ни слова. В трех республиках большая
беда. Города наводнены войсками. Народ бунтует, объяснений нет. Разрушительные
процессы на Кавказе принимали неуправляемый характер. Правительство СССР сидит
в Москве. Сегодня состоялось Политбюро, рассмотрело вопросы реорганизации
аппарата ЦК, поездок в Индию, Югославию, Афганистан. О положении в Закавказье –
ничего. Наоборот, делается вид благополучия, когда рушится дом. Сообщили, что
на сессии БССР осудили поправки к Конституции в Эстонии. Разлад между
республиками ширился. А в телепередаче «Взгляд» продолжается охаивание нашего
прошлого. 25 ноября во «Взгляде» очередной компромат на Л. И. Брежнева.
Подсчитали, что он имел 220 наград и с 1976 года, после инсульта и до своей
смерти, это был, якобы, труп в смысле главы государства и партии.
По приказу министра
обороны проводился сбор командиров корпусов и дивизий. Сборы командиров
соединений ПВО проводились в Рузе, на базе МО ПВО.
Во второй половине
25 ноября, в заключительный день, Главком собрал своих заместителей и командующих
родов войск. Подводились итоги состояния дел в войсках, в том числе и по
дисциплине. Наши три соединения были в числе лучших. Труд не прошел даром.
Сказалась замена пяти командиров на более способных. Дивизия полковника
Доброхотова заканчивала год без происшествий. Такого еще не помнили. Она была
единственной из Войск ПВО, причем разбросана во всей Европейской части Союза.
Неплохо выглядела
дивизия Сорокина. Теперь, когда есть успехи, будет легче решать вопросы у
Главкома.
29 ноября я был на
партконференции у Кузикова, там же был и генерал Леонов. Вел конференцию
начальник политотдела генерал-майор Анатолий Григорьевич Нижегородов. Многое
почерпнул для себя.
Участники
конференции отмечали, что при создании объектов существует два заказчика – ГУВ и
ГИУ, которые действуют несогласованно. У каждого свои интересы, что не
способствует созданию объектов в намеченные сроки.
30 ноября на
партконференции в корпусе Савина. В качестве гостей там были из ГУВ генералы
В.А. Хохлов, Е.В. Гаврилин, представители промышленности, В.С. Дубровский (СМ
СССР), М.Г. Минасян и другие. Вел конференцию начальник Политотдела генерал
Устинов Феликс Васильевич. На конференции шел разговор об освоении нового
вооружения. В центре внимания был объект в Софрино.
В Москве проходила
сессия Верховного Совета СССР. На ней был принят закон о выборах народных
депутатов СССР и назначена дата выборов на 26 марта 1989 года.
6 декабря состоялось
подведение итогов за год. Главком вручил подарки генералам П. К. Сергееву –
начальнику штаба армии, В.С. Федорову – ЧВС, В.П. Панченко – заместителю
командующего армии по вооружению, генералу Кудимову – начальнику штаба корпуса.
Мне было приятно за высокую оценку труда подчиненных.
7 декабря во время
проведения 12 партконференции в Главкомате было получено сообщение о
землетрясении в Армении в районе г. Спитак с большими жертвами. Через некоторое
время узнаем, что сила толчка восемь баллов, в зоне бедствия оказались 700
тысяч человек, остались без крова 500 тысяч человек, погибли 16 тысяч, возможные
потери – 40–45 тысяч человек. На 14 декабря извлечены из-под развалин 21 тысяча
человек, около 6000 человек раненых. Подобного бедствия страна еще не знала.
Весь советский народ помогает Армении. На помощь откликнулись 67 государств
мира.
М. Горбачев 6 декабря
прибыл в США для участия в 43 сессии Генеральной ассамблеи ООН и 7 декабря он
сделал свое выступление, в котором огласил масштабы сокращения Вооруженных Сил
СССР. При этом было заявлено: «Мы будем поддерживать обороноспособность страны
на уровне разумной и надежной достаточности, чтобы ни у кого не возник соблазн
посягать на безопасность СССР и его союзников».
Из выступления
явствовало намерение о сокращении ВС СССР за два года на 500 тысяч человек,
уменьшение танков в группах войск и Европейской части Союза на 10 тысяч единиц,
артсистем – на 8,5 тысяч и боевых самолетов – на 800.
12–15 декабря в
Серпухове командарм В. М. Смирнов проводил сборы с командирами частей армии.
Выкроил время и я для того, чтобы повстречаться с командирами 12 и 14 декабря.
План сборов был хорошо продуман. Занятия проводились качественно, с пользой.
Среди командиров самый опытный полковник И.М. Полтава. Большинство назначены
уже при мне, это полковники И. И. Цулыгин, И.В. Ювченко, Н.В. Лукинов, А.С.
Шишкин; подполковники В.С. Дубровин, В.А. Костецкий, И.И. Капустин, В.Н.
Ступин.
В это время
произошла смена начальника Генерального штаба ВС СССР. Им был назначен
генерал-полковник Михаил Алексеевич Моисеев с должности командующего войсками
Дальневосточного военного округа. Ему 49 лет. Всякий раз смена начальников
Генерального штаба означала изменение военной политики. Мы знали, что М.А.
Моисеев – бывший сослуживец министра обороны. Это – кое о чем говорило. Маршал
С.Ф. Ахромеев, якобы, не соглашался с курсом одностороннего сокращения
Вооруженных Сил. Его вывели в группу Генеральных инспекторов с назначением
консультантом у Председателя Президиума Верховного Совета СССР.
Изучаем Закон о
выборах в Верховный Совет. Разбираемся с трудом. Никакой ясности. Если мы в
своей среде генералов не можем понять, то каково большинству населения!
В Министерстве
обороны дают понять об ухудшении экономического состояния в государстве. Все
чаще поступают указания об экономии везде и во всем. Да, положение в стране
плохое, но закончится ли только экономикой? Впечатление такое, что скатываемся
по наклонной.
30 декабря. Можно
подвести итоги прошедшего года. Они малоутешительны: кризисное состояние
экономики, межнациональные распри, ослабление «нерушимого» союза, чрезвычайные
происшествия, землетрясение в Армении. Похоже, что перестройка продлится не
менее 10–15 лет.
Что касается
Главкома, то преобразования, проведенные в минувшем году и затронувшие тыл,
инженерное управление, управление эксплуатации, привели к расстройству ранее
отлаженного организма. Уже к концу 1988 года стала очевидна их ошибочность.
Нужно было срочно возвращаться к прежним структурам, но у тех, от кого это
зависело, не хватало смелости выйти с протестом. Начальник штаба ограничивался
проведением совещаний, на которых заходили в тупик, и на том все прекращалось.
Мною были сделаны
два доклада на имя Главкома об отрицательных последствиях преобразования
инженерного управления в Главное инженерное управление за счет расширения
штатов и стягивания численности из тыла и Управления создания объектов. Мы были
лишены органов, контролирующих строителей. Начальник ГИУ генерал А.В.
Соломатин, пользуясь покровительством Главкома, отстаивал свою позицию. Не
меньший вред был нанесен войскам передачей функций заместителя Главкома по
эксплуатации Главному управлению вооружения. Так же отрицательно сказалась
перестройка в управлении тыла, после чего окончательно был запутан вопрос
специального технологического обеспечения войск.
Такими поспешными
преобразованиями мы сами себе усложнили жизнь, поставили в трудное положение
все войска. К тому же, создание Главного инженерного управления не привело к
увеличению жилья. Количество бесквартирных офицеров в войсках возрастало. Этому
способствовали и оргмероприятия. Так неутешительно заканчивался для Войск ПВО
1988 год.
1989 год
Новый год начался с
продолжением тревог минувшего 1988 года.
В поздравительных
новогодних посланиях президентов Горбачева и Рейгана народам СССР и США главной
заботой были обеспечение мира, прекращение дальнейшей бессмысленной гонки
вооружений и передача миллиардов народному хозяйству. Так представлялась
перспектива межгосударственных отношений, что же касалось внутреннего положения
в нашей стране, то оно ухудшалось и не прогнозировалось к лучшему.
Первый рабочий день
в новом году ознаменовался совещанием у начальника Главного штаба в поисках
выхода из затруднений, вызванных частичными изменениями функций Главного
инженерного управления (ГИУ), Тыла и ГУВ, из которых выхода так и не могли
найти.
7 января Главком
подписал приказ о подчинении мне хозяйства генерала Кузикова с испытательным
сроком в один год. Против такого решения был генерал-полковник Л.М. Леонов.
Время и дела в течение года должны были показать, насколько будет правильным
это решение.
А пока нашему
управлению предстояло определить и наладить пути рациональных контактов с
управлением Кузикова так, чтобы не потерять наработанные им связи с ГУВ по
специальным вопросам. В связи с этим нашему управлению рода войск прибавилось
забот. Были скорректированы наши планы работ. С этих пор управлением рода войск
должны были заниматься два штаба, размещенные в разных местах: в поселке Черное
и г. Красногорске.
12 января умер
генерал-лейтенант В.М. Каретников. Причина – сердце. 14 января его похоронили
на Ново-Девичьем кладбище.
В. М. Каретников был
начальником отдела ВПК, с некоторых пор называемой Государственной комиссией по
Военно-промышленным вопросам. Знаком с ним я был 6–7 лет. Особенно часто
встречались с ним в последние два года в Кремле, где размещалась комиссия. Он
был опытным совминовцем, настойчиво проводил нужную линию. Его отличали
спокойствие и рассудительность при решении вопросов создания вооружения. До
последней встречи с ним в октябре 1988 года я не замечал никаких признаков его
заболевания. Смерть Виктора Михайловича была для всех внезапной.
Исполнился год, как
умер Владимир Дмитриевич Лавриненков. Вечером разговаривал с Евдокией
Петровной. Она рассказала, как много друзей навестили ее в этот день.
Когда задумываешься
о жизни, сознаешь, как она коротка и какую ценность имеет каждый прожитый день,
отсюда и появляется чувство бережного отношения ко времени, что отведено для
твоей жизни. Желание избегать бесследности и пустоты в прожитом.
Положение в
государстве осложнялось. 15 января Председатель СМ СССР Н. Рыжков на заседании
министров и предсовминов республик заявил о плохом состоянии экономики, росте
инфляции, росте долга государства, ухудшении с продовольствием, анархии с
ценами. Чем все это закончится?
По Москве
распространены ответы Б. Ельцина на вопросы, заданные ему на встрече в Высшей
комсомольской школе при ЦК ВЛКСМ 12 ноября 1988 года. Создается впечатление,
что он настоящий борец, один «идет ва-банк». Завоевывает популярность на фоне
нерешительных лидеров М. Горбачева и Н. Рыжкова. Открыто заявляет о пробуксовке
перестройки из-за отсутствия теории и четких целей, а также многих неверных
тактических шагов. В Юрмале он заявил о «потускнении привлекательности
социализма» и «что ни лидер, то свой социализм».
Престиж партии
снижался на глазах. Чтобы его поднять, народу нужны не обещания, заседания,
пленумы и конференции, а реальные изменения к лучшему. Этому учит нас история,
политическая и классовая борьба. Об этом всегда говорил Ленин и его соратники.
16 января начались
сборы в Главкомате. На второй день их проведения приезжали читать лекции
представители ВАГШ. Генерал В.К. Лозовой, мой сокурсник по учебе в ВАГШ, теперь
старший преподаватель, прочитал лекцию по стратегической оборонительной
операции. Я задал ему вопрос: «Могут ли проводиться СОО в ходе войны и чем они
будут отличаться от СОО, проводимой в начале войны?» Дать ясный ответ на вопрос
лектор не смог, и не потому, что он не обладал знаниями и умом, а потому, что
не имел указаний на этот счет от своего руководства. Мне стало ясно, что
преподаватели продолжают находиться в строгих рамках учебного «кодекса».
Состоялся семинар по
проблемам поддержания воинской дисциплины. Дисциплина в ВС падала. Огорчала
дедовщина. Мы пожинали плоды упущенного. Не удавалось нормализовать и боевую
учебу. Слишком много у командиров забот хозяйственного плана, требующих отрыва
личного состава: содержание подсобного хозяйства, строительство хозспособом,
поддержание служебных и жилых городков в пригодном состоянии для жизни и
деятельности и многое другое. А раз нет нормальной боевой учебы, не может быть
и крепкой дисциплины. Плюс ко всему, всякое принижение роли и значения армии в
государстве, а для нас это довольно частое явление, командирам труднее
становится воодушевлять личный состав на безупречную службу. Это неоспоримый
факт. Тот, кто много лет прослужил в армии, понимал, какое огромное значение
имеют высказывания Главы государства в поддержку своих Вооруженных Сил,
подтверждение их необходимости для защиты Отечества и т.п. Нельзя же все время
ссылаться только на Ленина, его подходы к вооруженной защите государства.
Прошло четыре года,
а наш Глава государства М. Горбачев не удосужился сказать в адрес своих
Вооруженных Сил ни одного ободряющего слова. Наоборот, борьба за снижение
вооруженного противостояния принимала для нас четко выраженный односторонний
характер. Мы начинали опережать всех в своих предложениях и намерениях по
сокращению Вооруженных Сил, за счет этого государственные деятели намеревались
компенсировать свои просчеты в экономике и политике. Военные это хорошо
чувствовали.
21 января закончила
работу Московская партконференция. Я слушал выступление на ней командующего МО
ПВО генерал-полковника В.Г. Царькова. Выступал мой хороший товарищ, поэтому я
старался получше всмотреться в него и проследить за логикой мыслей. Владимир
Георгиевич внутренне волновался, что вполне естественно, ведь вещание шло на
весь Союз, и речь произносилась в присутствии высших руководителей партии и
государства. Я был рад за друга, невольно вспоминал его трудный армейский путь.
После назначения его
на должность командующего округом к нему неблагосклонно относились министр
обороны и наш Главком. Впоследствии Главком изменил к лучшему свое отношение к
Владимиру Георгиевичу. Это стало заметно после посещения Л. Н. Зайковым
командного пункта МО ПВО, где командующий сделал вразумительный и четкий доклад
по войскам округа о выполняемой ими боевой задаче и системе управления. При
этом присутствовал и Главком. Видимо здесь Иван Моисеевич и разобрался в своем
подчиненном. К сожалению, министру обороны что-то мешало изменить отношение к
генералу Царькову. Между собой мы строили предположение, что на них влияет
прежняя близость В. Царькова к Б. Ельцину в период его службы в Свердловске.
В декабре внезапно
была произведена перестановка высших армейских чинов: Главкомов направлений
генералов армии И.М. Волошина, М.М. Зайцева, И.А. Герасимова и некоторых
командующих войсками военных округов. Оставлял свой пост и Главком ВС стран
Варшавского Договора маршал Советского Союза В.Г. Куликов. На ключевые позиции
выдвигались доверенные лица нового министра обороны. Создавалось впечатление,
что все идет, как и раньше, и тут нечему удивляться. А может, за этими
перестановками было нечто другое? Ведь подал же голос маршал С.Ф. Ахромеев в
защиту Вооруженных Сил в статье «Армия и перестройка» в газете «Советская
Россия» от 14 января, в которой предостерегал некоторых слишком ретивых
сторонников разоружения. Возможно, с политикой разоружения в одностороннем
порядке не были согласны и другие военачальники.
В конце января меня
проинформировали товарищи из Особого отдела о нарастающем недовольстве жителей
в районе строящейся РЛС вблизи города Мукачево.
Среди населения
Ужгородской области упорно распространялись слухи о строительстве не РЛС, а
склада ядерных боеприпасов, нарушении экологии, обезвоживании района и т.п. 28
января я вызвал к себе генерала Кузикова и некоторых его офицеров, чтобы
посоветоваться, как быть. Было решено выехать группе офицеров в Мукачево,
встретиться с представителями местной власти, а если потребуется, и с
населением близлежащих к РЛС поселков, и постараться развеять вымысел,
распространяемый о РЛС.
1–4 февраля я
побывал в ОРТУ под Севастополем. Вместе с ЧВС Войск ПВО генералом В. А.
Силаковым и генералами В.М. Смирновым и В.С. Федоровым вручали личному составу
узла Вымпел министра обороны. Награждение проводилось в торжественной
обстановке. Командир части полковник И.М. Полтава продумал все детали
церемонии, хорошо подготовился, пригласил первого секретаря КПУ города П.А.
Власенко, члена Военного совета ЧФ вице-адмирала В.П. Некрасова. Часть
действительно образцовая. Гостям понравился порядок в служебном городке и на
самой станции. Мы были устроены в особняке Военного совета ЧФ в бухте Омега.
Севастополь. Этот
город стал близким для меня с давних пор.
Еще до выезда в
Севастополь я узнал о намерении нашего Главкома объединить Одесскую и
Севастопольскую дивизии (21 д ПВО и 1 д ПВО) в корпус ПВО с дислокацией штаба в
Одессе. Раньше мне приходилось уже сталкиваться с этой идеей, но она каждый раз
отвергалась. Дело в том, что Севастопольская дивизия ПВО была предназначена для
ПВО Крыма, где главным объектом прикрытия был Черноморский флот. Ее группировка
сил создавалась для этой цели. Отрабатывалось тесное взаимодействие дивизии с
силами и средствами ПВО флота. Командование ЧФ считало Севастопольскую дивизию
своей, а личный состав дивизии в свою очередь причислял себя к флоту.
Ликвидация дивизии в Севастополе огорчала и тех, и других. Чтобы каким-то
образом повлиять на замысел Главкома, я встретился с комдивом полковником В.В.
Титовым, и мы вместе сформулировали обоснование против ликвидации 1 д ПВО.
Перед этим переговорили с генералом В.А. Силаковым, просили его повлиять на
Главкома. Со штаба дивизии я связался с генералом В.В. Литвиновым, попросил его
об этом. Он с пониманием воспринял мой доклад и пообещал разобраться на месте,
в Севастополе, где собирался быть на днях. В крайнем случае, если будет
образован корпус, то я рекомендовал Управление его дислоцировать в Севастополе.
Когда мы с генералом В. М. Смирновым были в штабе ЧФ, я переговорил по этому
вопросу и с начальником штаба флота вице-адмиралом В. Е. Селивановым. Он
полностью был согласен с моими доводами, но сказал мне, что они с командующим
ЧФ уже обращались в Главный штаб флота, но оттуда сообщили, что предложение ГШ
ВПВО рассмотрено в Генштабе и повлиять на его изменение уже невозможно.
Управление 1 д ПВО было расформировано. Краснознаменная дивизия перестала
существовать.
Постепенно
усиливалась дезориентация советских людей средствами массовой информации.
Особенно усердствовало ТВ своими передачами «Пятое колесо» и «Взгляд».
Добрались до самого святого – Армии. Стали поносить службу в Советской Армии,
высказываться за переход к ее укомплектованию по принципу наемной. Никто не
пресекал подобных разглагольствований, а моральный дух личного состава
вооруженных сил начинал снижаться. В государстве, в котором нарастал хаос,
лихорадило экономику, возникали социально-политические взрывы, начинались
гражданские войны в республиках, росла преступность, утрачивались ценности
культуры и образования, иначе не могло быть и с армией. Она слабела морально и
физически.
8 февраля было
сообщено о выводе советских войск из Афганистана. Наше девятилетнее
вмешательство в дела этой страны заканчивалось бесславно.
10 февраля
состоялась коллегия Министерства обороны по вопросам войск РКО и УНКС.
Вынашивалась идея их объединения. Докладчиками были наш Главком, начальник УНКС
генерал-полковник А.А. Максимов и заместитель начальника Центра стратегических
исследований (ЦОСИ) генерал-лейтенант М.С. Виноградов. В заключение министр
обороны предложил назначить комиссию, чтобы детально разобраться с данным
вопросом.
Перед коллегией
министр представил своего нового заместителя генерала армии К.А. Кочетова и
председателя Гостехкомиссии генерал-полковника Ю.А. Яшина.
Утром я выехал в
Солнечногорск на комсомольский актив. В пути размышлял об окончании своей
службы в Вооруженных Силах. Мне скоро 58 лет. Пусть это произойдет через два
года, но это уже тот срок, который не за горами. Расстаться с армией нужно так,
чтобы до последнего дня и часа быть ей полезным. Вот в чем задача.
В ходе актива
оригинальными были выступления двух солдат – азербайджанца Мамедова (из НКО) и
армянина Каспарова. Они одновременно поднялись на трибуну и поочередно говорили
о национальной дружбе, корнях товарищества, общего долга перед Отчизной. С
Каспаровым я познакомился в Севастополе во время вручения Вымпела министра
обороны. Выступавшие солдаты продемонстрировали дружбу на деле и дали ей свою оценку.
Не то, что представители власти, оказавшиеся неспособными, а скорее, не
пожелавшими загасить пламя национальной войны.
13 февраля
проводилось совещание у Главкома по противокосмической системе. В нем принимали
участие О.А. Лосев, А.Г. Басистов, Б.В. Бункин, А.И. Савин, Л.М. Леонов, О.П.
Сидоров и другие. Вырабатывалась позиция относительно средств ПКО. Последнее
время на нас нажимают мидовцы, требуют свертывания системы. Проводится серия
совещаний по этому вопросу. Мы не соглашаемся, считаем это уступкой,
способствующей нарушению баланса сил. Ведь американцы не намерены были
сокращать свои программы. Мне приходилось участвовать в совещаниях по этому
вопросу в Генштабе. На них особенно усердствовал в своих требованиях закрытия
системы заместитель министра иностранных дел Карпов и некоторые его советники.
Они настаивали на закрытии, военные сопротивлялись.
15 февраля был
получен приказ о присвоении генеральских званий. Присвоены звания нашим
товарищам А.Н. Сколотяному и комдиву Н.И. Сорокину. Событие немаловажное.
Генерал-полковником авиации стал командующий 8 ОА ПВО В.А. Прудников.
В газете «Московский
комсомолец» от 16 февраля напечатана большая статья: беседа В. Г. Царькова с
корреспондентом. Материал содержательный, познавательный и ценный во всех отношениях.
Позвонил Владимиру Георгиевичу, поздравил его со статьей и выдвижением его
кандидатом в народные депутаты. Статья заслуживала того, чтобы зачитать ее
личному составу на политических занятиях, что я и рекомендовал сделать
командирам.
С 21 февраля М.
Горбачев ездит по Украине. Вчера был в Киеве, сегодня во Львове. Ему задают
вопросы, почему за четыре года перестройки нет сдвигов в лучшую сторону и
сколько еще их ожидать. Он изворачивается, уклоняется от прямых ответов. На
переднем плане в его поездках супруга Раиса Максимовна, ее нескромность
возмущает народ.
19 февраля наше
Управление постигло несчастье. Электротоком у себя на квартире был убит
полковник А.А. Игнатов – начальник боевой подготовки. Погиб способный офицер,
не успевший еще утвердиться в своей должности. Предстояло найти ему замену.
26–28 февраля я
ездил на Кубань, на похороны мужа сестры А.В. Вартаньянца. Несмотря на
занятость по службе, я не мог оставить свою сестру Лилю одну в тяжелые для нее
дни. Из аэропорта Внуково мы вылетели в Краснодар вместе с племянницами Еленой
и Мариной.
3 марта начальник Генерального штаба генерал армии Моисеев посетил командный
пункт ПРН и объект в Софрино. Сопровождали его в этой поездке мы с генералом
И.М. Мальцевым.
В целом посещение
наших объектов произвело на генерала Моисеева сильное впечатление. Мы были
рады, что такое высокое лицо посетило наши объекты. Теперь легче будет находить
взаимопонимание. Впереди было посещение ЦККП.
В средствах массовой
информации раздавались голоса о переходе к многопартийной системе, о
неудавшемся социализме, о перестройке, как выходе из тупика. Либо выведем из
него государство, и будем жить при коммунизме, либо катастрофа. Судьба
государства ставилась на карту. Налицо было отрицательное влияние поспешно
принятых и непродуманных решений.
4 марта после
доклада Главкому о результатах посещения наших объектов начальником
Генерального штаба я выехал в Солнечногорск, чтобы вручить командарму В.М.
Смирнову орден «За службу Родине II степени», которым он был награжден за отличия
в службе к годовщине СА и ВМФ. После вручения награды мы потренировались в
стрельбе из пистолета в тире, оборудованном в подвале здания штаба армии. От
Смирнова я выехал в Главный штаб, где получил указание генерала Мальцева на
подготовку к встрече 6 марта начальника Генерального штаба в корпусе генерала
А.И. Суслова. В разговоре с генералом И.М. Мальцевым мы коснулись судьбы
комплекса ПКО, вокруг которого накалялись страсти. МИД продолжал настаивать на
его демонтаже, чтобы выдать это как новую инициативу СССР. К сожалению, УНКС
активно поддерживает идею МИДа. Решили доложить особо свою позицию начальнику
Генерального штаба.
Посещение корпуса
Суслова начальником Генерального штаба состоялось во второй половине дня 6
марта. Я прибыл к Суслову в 9.30, в моем присутствии он потренировался в
докладе, уточнили маршрут осмотра ЦККП и КП ПКО. Через некоторое время
подъехали О.А. Лосев, академик А.И. Савин, генерал И.М. Мальцев, начальник
Главного штаба флота адмирал К. В. Макаров и другие. Генерал М. А. Моисеев
приехал в 14.50. Нам был отведен 1 час 30 минут. Доклады на ЦККП делали генерал
А.И. Суслов, полковник А. П. Зайцев и подполковник К.Г. Худяков, на КП ПКО –
полковник Г.И. Киричанский. Остальные принимали участие, давая короткие
уточнения или дополнения по ходу беседы. Затем отчитывались моряки. Интересной
по содержанию была беседа начальника Генштаба с академиком А. И. Савиным по
проблемам использования в космосе сил нападения (США) и сил обороны (СССР) и о
путях нейтрализации агрессивных устремлений США. На этом закончилось первое
посещение наших войск новым начальником Генерального штаба. Много пришлось
потрудиться командирам для встречи высокого начальства. Я был им всем
благодарен за высокую организацию демонстрации показа и толковые доклады.
8 марта с женою были
в гостях у Байдуковых Георгия Филипповича и Евгении Сергеевны. Интересно
провели время в прекрасной компании за богатым угощениями столом. Мы
познакомились с дочерьми В.П. Чкалова – Валерией и Ольгой. Среди гостей были
супруги Леоновы и Мальцевы, М.Н. Якушин (летчик, участник Испанской войны).
Георгий Филиппович и Якушин вспоминали В. П. Чкалова. Рассказывали, как он
рвался в небо Испании. Несколько раз обращался за разрешением к Ворошилову, с
которым был на «ты». Быстро прошло время. Прекрасное впечатление осталось от
праздника. Расставаясь, мы сердечно поблагодарили Евгению Сергеевну и Георгия
Филипповича за гостеприимство, понимая, сколько усердия и трудов стоил для них
этот прием.
В середине марта мы
провели учебный сбор с командирами частей рода войск, на этот раз на базе ВКА
ПВО в Калинине и армии ПРН в Солнечногорске. Сборы прошли удачно. Состоялся
полезный обмен опытом и мнениями между командирами. Активное участие в сборах
принимали преподаватели академии, лично ее начальник генерал-полковник А.И.
Хюпенен. Он впервые побывал на наших объектах в Солнечногорске и Софрино.
В это же время, в
Москве, состоялся Пленум ЦК по итогам выборов. От КПСС все 100 кандидатов были
избраны в депутаты ВС СССР. Отменен Агропром. Подвергся критике Б. Ельцин за
призывы подчинения партии советам и «отклонения» от линии партии. В стране
продолжалось ухудшение обстановки. Руководство КПСС никаких решительных мер по
ее нормализации не принимало, сама партия ослабевала и отстранялась от
активного вмешательства в процессы, которые в государстве приобретали все более
стихийный характер. Лидеры в государстве были крайне нерешительными. Признаки
надвигающейся беды были налицо. На национальный вопрос закрывали глаза,
обещанного Пленума ЦК дождаться не могли, пока он состоится, процесс нарушения
дружбы может принять необратимый характер. С демократией и гласностью
неразбериха. Под этой маской появляются антисоветские группировки, их
количество быстро нарастает. Мер пресечения их деятельности никаких не
принимается.
26 марта, в
воскресенье, выборы. Судя по тому, как проходила предвыборная кампания, можно
предположить, что рабочие и крестьяне вытесняются из парламента интеллигенцией.
Не избраны в депутаты многие военачальники. Не были избраны и наши генералы
В.Г. Царьков, В.В. Литвинов и другие.
К волнениям народа в
Прибалтике, Закавказье, Средней Азии прибавилась и Молдавия. Запутались в
экономике, «неведомые» силы нанесли удары по МВД, КГБ, вплотную подобрались
пока еще к единственному оплоту государства – Вооруженным Силам. Передачи по ТВ
лучше не смотреть. На сознание людей стал воздействовать тяжелый груз недавнего
прошлого, которое преподносилось теперь, как негативные события. Даже Сталина
пытаются причислить к агентам царской охранки. Каким нужно быть идейно стойким
человеком, чтобы переварить всю эту ерунду и не потерять верности к советской
Родине.
1 апреля в ЦДСА
проводили встречу с молодыми офицерами корпуса ПРО. Ее инициатором был начпокор
генерал Ф. В. Устинов. Нравится мне этот политработник своей честностью и
искренностью в отношениях со своим командиром. На встречу был приглашен Герой
Советского Союза генерал-майор авиации Николай Александрович Козлов.
Встреча прошла
интересно и, считаю, явилась полезным мероприятием. Молодежь внимательно и с
почтением слушала эпизоды из фронтовых лет Николая Александровича, который в
войну командовал истребительным авиационным полком.
Мы давно были
знакомы с генералом Козловым. Я вспоминал одно крупное учение в 1970 году, в
Одессе, когда он был посредником от Главкомата ВПВО. Тогда, в ходе «совместного
отражения удара воздушного противника» силами ПВО и ВВС при управлении
командного пункта дивизии ПВО, мне предстояло заменить срочно вызванного в
Москву комдива генерала Л М. Гончарова. Генерал Козлов очень беспокоился, как
я, подполковник, буду руководить боевыми действиями авиации, в том числе и
приданной из ВВС для решения задач ПВО. Его смущало, что мы не найдем общего
языка с командующим ВА. Опасения оказались напрасными, мы нашли общий язык с
дважды Героем Советского Союза генерал-лейтенантом В.А. Алексенко, несмотря на
большую разницу в рангах и заслугах.
Время было летнее,
ночь, погода сложная, над морем сплошная облачность и, ко всему, местами гроза.
Экипажи ВВС действовали над сушей, а авиация ПВО – над морем, на дальних
рубежах. Тогда столкнулись два МиГ-21 ВВС. Произошло это на глиссаде снижения
при заходе экипажей на посадку на аэродроме Буялык. На КП дивизии в это время
находилось высокое начальство ВВС, наблюдавшее за нашими действиями по
управлению. Генерал-лейтенанту Алексенко пришлось дважды докладывать о потерях.
После доклада о второй потере самолета Главком ВВС маршал авиации Кутахов
приказал прекратить учение. Для дивизии ПВО учение прошло благополучно, чему
был очень рад Николай Александрович. При докладе Главкому маршалу Батицкому он
похвалил меня. С тех пор и началось наше тесное знакомство, постепенно
переросшее в дружбу.
3–6 апреля я
находился в командировке в Нуреке, Приозерске и Балхаше-9. В этот раз на
объекте контроля космического пространства, в Нуреке, побывали три заместителя
министра: И.П. Корницкий (МОП), С.С. Ванин (МОМ) и Корнеев (МПСС). Вопрос все
тот же – выполнение графика строительства. Как всегда, бурно спорили между
собою. На Балхаше-9 были без заместителей министров. Посещение объектов было
кстати, встряхнули и строителей и промышленников от зимней «спячки». Помимо
вопросов, касающихся строительства, мне приходилось выкраивать время на осмотр
городков, казарм, встречи с командирами и личным составом. После возвращения из
командировки, 7 апреля с женой были на торжествах в ЦДСА по случаю Дня Войск
ПВО. Доклад делал генерал В.В. Литвинов, Главком находился на отдыхе.
Присутствовали министр обороны, его заместители, приглашенные товарищи из
других видов ВС и ЦК КПСС.
В этот день в районе
о. Медвежий затонула советская атомная подводная лодка «Комсомолец». Имелись
человеческие жертвы. Из 69 человек экипажа погибло 42.
В Тбилиси
проводились антисоветские выступления с лозунгами «СССР – тюрьма народов»,
«Грузия оккупирована с 1919 года» и т.п. Якобы провозглашено обращение в ООН и
конгрессу США с просьбой о помощи выхода из состава СССР. Дождались. 9 апреля
при разгоне демонстрантов у Дома правительства есть жертвы. На Кавказ
перебрасываются десантники. По уточненным данным в Тбилиси погибли 18 человек,
пострадали свыше 200 гражданских и 90 военнослужащих.
15 апреля сделал
доклад на совещании у начальника Генерального штаба по перспективе развития
рода войск. Присутствовали все Главкомы видов ВС и руководители оборонных
министерств. Доклад как будто удался. После совещания генерал-полковник В.В.
Корабушин доверительно сказал мне о возможном предложении мне должности
начальника Центра Оперативно-стратегических исследований (ЦОСИ). Якобы моя
кандидатура названа маршалом Ахромеевым, Варфоломей Владимирович готовит себе
смену. Я попросил передать благодарность маршалу и своего отношения на этот
счет не высказал. Мне это назначение было ни к чему. Больше об этом разговора
не было.
16 апреля,
воскресенье. Министр обороны генерал армии Д.Ф. Язов внезапно посетил наш полк
связи в Клину-9. Командир полка полковник Александр Георгиевич Рожков был на
месте и удачно отчитался перед министром. В этом году мне удалось дважды
побывать в этом полку, в том числе по вопросам поддержания воинского порядка.
Командир добросовестно выполнил все указания, министр побывал в столовой, в
казармах, осмотрел весь служебный и жилой городок. Посещение закончилось с
благополучным исходом без «разноса». Офицеры полка получили моральную
поддержку, были воодушевлены на лучшую работу.
17 апреля на Военном
совете рассматривался кадровый вопрос.
Я представлял на
должность главного инженера полковника В. С. Капитонова вместо увольняющегося
по выслуге лет генерала Н.В. Кислякова, и на должность начальника боевой
подготовки полковника В.С. Полищука. Обе кандидатуры были утверждены. Со
скрипом проходил полковник Капитонов из-за возраста. Ему 47 лет. Я же не
представлял кого-либо другого на этой должности. Было просто грешно не
задействовать полностью способности этого человека.
18–20 апреля
находился в Скрунде, разбирался по представлению прокурора о неблагополучии
экологической обстановки. Жалоба была обоснованной. Шесть отрядов строителей,
около четырех тысяч человек, расположенных лагерем в районе строящегося
объекта, два автопарка изрядно засорили территорию и водоемы.
22 апреля в войсках
проводился субботник. В одной из наших частей, в Клину-9, погиб прапорщик
Третьяк. Он сорвался с ели, на макушку которой задумал водрузить свою фуражку
на спор с товарищами. Был, естественно, выпившим. Разбился на месте пикника под
деревом.
Перед этим во время
обеда генерал Силаков сказал о том, что капитан Колосовский из корпуса ПРО
якобы передал какую-то информацию для радиостанции «Голос Америки». Позор.
Начальник политотдела корпуса генерал Устинов доложил, что этот капитан входит
в организацию «Славутич» со штабом в Москве, а возглавляет эту организацию
космонавт П. Попович. Организация отражает единение украинских людей. Это все
необычное, новое. Нужно было разобраться в подробностях.
23 апреля
исполнилось ровно четыре года со дня апрельского (1985 г.) Пленума ЦК КПСС,
провозгласившего курс перестройки. За Пленумом последовали XXVII съезд, 19 ВПК.
В документах прошедших форумов пестрели такие выражения, как «отказавшиеся от
догматических подходов к социализму» в идеологии, экономике и в международной
политике и «вернувшие к жизни ленинский творческий взгляд на проблемы развития
нашего общества». Плюрализм мнений и гласность стали распространенным лозунгом.
Было сделано немало неуклюжих попыток переустроить жизнь на здравых
демократических началах. Получалось неважно. Слишком все преподносилось
запутанно, неясно, в стиле общения с народом М. Горбачева.
Уроки прошедших лет
свидетельствовали о том, что обретение нового курса перестройки дается нам
трудно, подчас мучительно. Обольщаться было нечем. Состоялись: поворот к
хозрасчетной экономике, законы о государственном предприятии и кооперации,
подписание Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности, принятие
поправок и дополнений к Конституции, вывод советских войск из Афганистана,
демократические выборы. Но было и другое: Чернобыль, всплески экстремизма,
катастрофа теплохода «Адмирал Нахимов», посадка Руста в центре Москвы, события
в Нагорном Карабахе, забастовки во многих городах страны, землетрясение в
Армении и Таджикистане, трагедии в Сумгаите, Тбилиси... Однако «социальная
стихия сотрясала воздух куда чаще, чем силы небесные». Таковы были итоги
апрельской перестройки. В перспективе ничего утешительного. Архитекторы
перестройки начинали прятаться за спину народа, создавали образы
антиперестройщиков и т.п. Законы о государственных предприятиях и кооперации
дискредитировали социализм, подготавливали почву для перехода к капитализму.
25 апреля на Пленуме
ЦК КПСС произошло «очищение» ЦК от пенсионеров и сокращение его на 50 человек.
Не укладывалось в голове, как могли вчерашние деятели партии и государства
добровольно отказаться от участия в решении судьбы государства в такой
ответственный период. За этим актом стояли определенные силы, которые расчищали
путь коварным замыслам. Какой позор тем, кто поставил подпись под
принудительным Обращением, да еще с выражением благодарности «ленинской
партии». Удивительно, но Горбачеву поддавались маститые деятели партии и
государства, как лягушки ужу.
Приближались
праздники Первомая и Дня Победы. Я ждал приказа министра обороны СССР о
присвоении звания генерал-полковника. Представление Главкомом было подписано в
начале марта. Было известно, что прошел ВАК и ЦК. Вроде бы ничего уже не могло
помешать, хотя, пока не состоится Постановление СМ СССР и приказ министра,
радоваться преждевременно. А тут, как нарочно, идут вереницей неприятности в
войсках. Начали убегать со службы солдаты. В лексикон отчетности о состоянии
воинской дисциплины входило такое понятие, как «самовольное оставление части».
Беглецов нужно было разыскивать, отвлекать на эту задачу иногда по несколько
офицеров. 22 апреля убежали трое солдат из части подполковника Худякова
(гарнизон Дуброво). Они были задержаны 24 апреля и находились в комендатуре, в
Балашихе. Из-за неправильно организованного поиска до 27 апреля не знали, что
солдаты в комендатуре, хотя искали их круглосуточно. После возвращения их в
часть я выехал к Худякову, чтобы на месте выяснить причины побега, а они
обязательно должны были быть. От хорошего солдат не побежит. В беседе с
беглецами прояснилась причина их поступка. В части имели место неуставные
взаимоотношения. Моему терпению пришел конец. Пришлось освободить Худякова от
должности командира части. На его место будет назначен подполковник Ю. С.
Рубцов.
4 мая Главком
проводил в Центральных курсах авиации ПВО по переучиванию летного состава (г.
Савостлейка) выездной Военный совет по вопросу обеспечения безаварийной летной
работы. На совет были вызваны все командиры и начальники политотделов
авиационных полков. Состоялся серьезный разговор. Он был вызван высокой
аварийностью. За четыре месяца авиация потеряла 13 летчиков и 16 самолетов.
Нужно было остановить рост происшествий, иначе к концу года могли потерять
целый полк.
Я с большим
уважением относился к генералу Андрееву, ценил его как одаренного летчика. В
свое время принимал участие в его выдвижении на высшие должности. Знал его как
порядочного человека, видел в нем перспективного офицера. Кроме всего этого, мы
были семейными друзьями, нашим общим другом был Александр Васильевич Федотов.
После назначения Владимира Ивановича на должность командующего авиацией ПВО у
него в чем-то по работе явно не ладилось. Главное, на что я обратил внимание,
это на его неуживчивость с ближайшими помощниками в Управлении и отсутствие
должного контакта с авиационными командирами объединений и соединений ПВО.
Когда Главком
предоставил слово для выступления мне, то я сказал, что на современных
самолетах при оснащении их надежными системами обеспечения полетов недопустимо
такое количество происшествий. Разборы ЧП показывали зачастую невысокую
профессиональную подготовку некоторых командиров авиаполков, что недопустимо.
Сказал о необходимости повышения методической подготовки командиров звеньев. О
повышении летной дисциплины, воспитания у летчиков и командиров уважения к
документам, регламентирующих безаварийную летную работу. В заключение внес
предложение о поднятии рангов начальников авиации в объединениях и соединениях
ПВО до заместителей командиров (командующих) по авиации. Впоследствии это было
сделано.
Передо мною выступал
генерал А.П. Морин, как курирующий авиацию в Главкомате. К вечеру мы
возвратились в Главкомат, где я узнал о проекте Постановления правительства о
присвоении очередных генеральских званий. На этот раз, якобы, значилась в нем и
моя фамилия. Надежды на присвоение звания крепли. Мы продолжали заниматься тем,
что отстаивали комплекс ПКО. Составляли доклады с аргументацией, доказывали
«верхам» целесообразность его сохранения. Вчера по этому вопросу в ЦК вызывался
генерал В. В. Литвинов, сегодня к 18 часам в ЦК вызван Главком. Продолжаем
сопротивляться позиции МИДа.
5 мая после
возвращения из поездки на объект в Луховицы, где были вместе с генералом
Литвиновым, меня поздравил генерал Кузиков с присвоением звания (он-то знал все
точно).
6 мая. Суббота. Мне
стали известны номера Постановления СМ СССР от 6.05.1989 г. № 376 и приказа МО
СССР от 6.05.1989 г. № 167 о присвоении очередного звания «генерал-полковник
авиации». Это был один из счастливых дней моей жизни. Меня многие поздравляли.
Примерно в 18.20 по
телефону поздравил маршал Советского Союза С.Ф. Ахромеев. Он поблагодарил за
совместную службу, я, в свою очередь, высоко оценил минуты и часы, проведенные
вместе с маршалом во время службы, и поздравил его с наступающим днем Победы.
Это был наш последний разговор.
Стараниями адъютанта
В. Н. Козлова на моей форме появились новые погоны, и к возвращению Главкома с
Совета обороны я уже мог представиться ему в новом звании. Поздравляя меня,
Иван Моисеевич сказал: «Теперь ты веришь в пехоту?» Он был рад, обнял меня и
пожелал дальнейших изменений. Я ответил ему, что мы реалисты, на этом все
закончится. Иван Моисеевич по поводу этого сказал: «Еще неизвестно, что может
быть, как все повернется (при этом он сделал замысловатый жест). Еще, может, и
в космос полетишь, а пока иди и выпей сто грамм». В космос не полетел, а из
Вооруженных Сил буду неожиданно уволен. Предсказания Главкома о неизвестности
были пророческими.
В этот день я написал
письмо своей сестре Лиле, поделился с ней своей радостью, тем, что шел к этому
званию большим трудом, и единственной моей опорой в продвижении к нему
несколько десятков лет была поддержка личного состава, друзей по службе. Ни на
одном периоде своей службы, начиная с 1950 года, я не пользовался вниманием
покровителей, протекционизмом. Путь к этому высокому званию был сложным во всех
отношениях, и сегодня те, кто поздравлял меня, все говорили об этом. Когда меня
поздравляли товарищи из ЦК и я поблагодарил их, что пропустили мою кандидатуру,
в ответ услышал: «А кого же еще пропускать, как не Вас?». Дома меня ждали
Тамара и Евдокия Ивановна. Они уже любовались новыми погонами на
парадно-выходной тужурке, которую привез адъютант из ателье.
Жизнь у меня складывалась
так, что не позволяла долго расслабляться. Оставалось меньше суток до большой
неприятности, которая подчистую вытряхнет из меня то, что люди называют
радостью.
7 мая, воскресенье,
я заступил на дежурство в качестве ответственного по Войскам ПВО. Главком, как
и большинство членов Военного совета, находился в своем рабочем кабинете. Не
помню уже, по какой причине, но было в тот день так.
В 10 час.10 мин. мне
доложили о возгорании на командном пункте корпуса ПРО в Акулово. С этого
времени начала поступать ко мне информация разного толкования. Даже разговоры с
комкором Савиным и оперативным дежурным КП корпуса полковником Ментусом не
проясняли истиной обстановки. Речь шла о серьезном объекте, и в 10.20 я доложил
Главкому о факте пожара, и что удалось его локализовать. Так мне было доложено
полковником Ментусом в разговоре с ним. Хотя и после этого доклада продолжали
поступать малоутешительные сигналы. В 11 часов я приказал выехать на объект
начальнику штаба, разобраться на месте и лично доложить обстановку.
Одновременно поставил задачу офицерам Управления, находившимся на службе, чтобы
они установили связь с дежурным УВД по противопожарной безопасности Москвы.
Полковнику Ментусу было приказано докладывать мне по обстановке на объекте с
интервалом не реже 10 минут. Ему же было отдано распоряжение о подготовке к
эвакуации с командного пункта личного состава, документации и ценного
имущества. Мне продолжали докладывать о распространении по командному пункту
дыма. Примерно в 13.30 с места событий генерал А. Н. Сколотяный доложил о
крайне сложном положении на объекте. Просил разрешения на отключение системы с
боевого дежурства.
Доложив Главкому о
ситуации на объекте, я получил разрешение выехать на объект. То, что предстало
перед моими глазами, сразу развеяло теплившиеся надежды на лучшее. Пожар
распространялся стремительно, охватывая все большую площадь. Прибывали пожарные
средства из 12 близлежащих городов и из Москвы. К концу дня их уже
насчитывалось около 70 единиц. Главное было не допустить гибели людей. После
моего доклада Главкому о реальной обстановке на объекте он выехал к нам. Вслед
за Главкомом прибыл на объект и генерал Литвинов. Объект горел. Пожар
распространялся по кабелям, трассы которых насчитывалось тысячами километров, и
которые распространяли огонь с большой споростью. Противопожарные средства были
малоэффективны, и лишь физический разрыв кабельных жгутов мог предотвратить
полное сгорание объекта. Борьба с пожаром длилась сутки. Удалось сохранить
людей и помещения с основной аппаратурой и вычислительным комплексом командного
пункта.
8 мая заработала
комиссия под председательством генерал-полковника Литвинова, которая закончила
работу 15 мая. Я находился на объекте безвыездно до завершения работы комиссии.
Позади кошмарные часы пожара, которые буду помнить всю жизнь. В самое трудное и
ответственное время пожара Главком находился вместе с нами. Он покинул объект 8
мая после полной уверенности о его прекращении.
Система ПРО потеряла
одну РЛС дальнего обнаружения.
Пожары на наших РЛС
случались и раньше, но с такими последствиями и на глазах у руководства это был
первый. Мы еще раз убедились в несовершенстве как противопожарных систем самих
объектов, так и противопожарных средств, состоящих на оснащении УВД. Экспертиза
показала, что причиной возникновения пожара явилось короткое замыкание в
кабеле.
19 мая я находился в
ПВУРЭ, встречался с выпускниками и третьекурсниками. Получил горькое
разочарование. Начинала отрицательно влиять на людей «вульгарная демократия».
За время предвыборной кампании в училище перебывало немало кандидатов в
депутаты. Каждый из них давал несусветные обещания курсантам, выполнение
которых от того, что включало в себя понятие о воинской службе, не оставляло и
следа. Избирательная кампания разлагающе действовала на курсантов.
В беседах с
курсантами мне задавались вопросы о малой стипендии, о разрешении параллельно с
учебой побочных заработков на жизнь, о нежелании жить в казармах, о падении
престижа армии и нежелании продолжать в ней службу после окончания училища и
т.п. Курсанты были правы – падение престижа армии и особенно офицерской службы
были налицо.
В армии появилась
целая проблема с не желающими продолжать службу в ней молодыми офицерами. Игра
в демократию на всех уровнях вроде бы позволяла офицеру самому определиться в
своей судьбе. В то же время, положение о прохождении службы офицерским составом
ограничивало желание отдельных офицеров прервать службу. Практически офицер был
лишен права на увольнение из Вооруженных Сил. И эту проблему в Министерстве
обороны так и не смогли разрешать. Сколько было на этой почве неприятностей,
сколько пострадало офицеров, тех, кого увольняли после разжалования в рядовые
или без пенсии. Все это наносило моральный ущерб Вооруженным Силам.
25 мая начал
работать съезд народных депутатов СССР. Поведение депутатов на нем необычное.
Выбирали Председателя Верховного Совета. Среди кандидатов Горбачев, Оболенский,
Ельцин. Ельцин дал самоотвод. Избрали Горбачева. Сломаны бывшие устои
молчаливого согласия депутатов с одним человеком. Съезд делался похожим на
балаган. Ничего хорошего его работа не предвещала, тем более с таким лидером.
С 22 по 27 мая я
проводил итоговую проверку в корпусе Савина. Обстановка в корпусе была омрачена
недавним пожаром.
28 мая у нас в семье
гостила моя сестра Лилия Макаровна. Это был ее первый приезд к нам за все
время. Может, и этой встречи не было бы, если бы в Москве не жили в то время ее
дочь Марина и внук Саша. Одновременно в Москве находился мой племянник Олег с
женой Леной. Они также были нашими гостями в этот день.
3 июня произошла
трагедия на участке железной дороги Челябинск-Уфа. Взлетели на воздух два
пассажирских поезда, шедшие навстречу друг другу, Новосибирск-Адлер и
Адлер-Новосибирск. Взорвался трубопровод сжиженного газа, проходивший в
непосредственной близости от железной дороги. Как позже выяснилось, погибло
1070 человек, 703 человека будут госпитализированы, в том числе 115 детей.
На съезде народный
депутат писатель В.Г. Распутин скажет о стране: «Никогда еще со времен войны ее
державная прочность не подвергалась таким испытаниям и потрясениям, как
сегодня».
10 июня первый съезд
закончил работу.
Итак, партии с ее
руководством не удалось вывести страну из кризисной обстановки, теперь надежда
на народных избранников. Съезд проходил без былого единства, хотя при
голосовании проводилась воля Президиума.
Делегаты
Прибалтийских республик требовали (завуалировано) выхода из Союза,
предоставления им полной самостоятельности. Депутат Карякин вносил предложение
о выносе Ленина из Мавзолея. Активную антипартийную позицию занимали академик
А.Д. Сахаров и поэт Е. Евтушенко. Выступления военных делегатов (генерала армии
Лизичева и др.) были бесцветными, без анализа обстановки в Вооруженных Силах,
причин низкого жизненного уровня офицеров, наличия более 200 тысяч семей, не
имеющих квартир и др.
12 июня М. Горбачев
вылетел в ФРГ, где ему был оказан пышный прием.
15 июня сообщили о
погромах турок-месхетинцев в Ферганской области Узбекской ССР. Своевременно
предотвратить погром власти не пожелали.
Авторитет партии
утрачен полностью. Об этом говорит подавляющая часть делегатов съезда. Сейчас
единственный аргумент, обеляющий партию, состоит в том, что она является
инициатором перестройки. Хотя перестройка не улучшает положения в стране.
Невольно думалось о
Родине, победившей в страшной войне и оказавшейся теперь остановленной в своем
развитии на пути к благоденствию народа. Как надоело уже слушать о неудавшихся
лидерах: Сталине, Хрущеве, Брежневе. Когда же появится Имя, с которым придет
уверенность и здоровье общества? Сможет ли в этом утвердиться Горбачев? Пока
большие сомнения. Позже прояснится, что это удавалось ему большими уступками
интересов Родины. Он делал «успехи» во внешней политике, но ничего хорошего не
получалось внутри страны.
На период с 18 по 23
июня был запланирован оперативный сбор руководящего состава ВС по плану
Министерства обороны в районе Наро-Фоминска, на базе Кантемировской дивизии.
Заведомо известно, что от встречи с министром пользы будет мало, слишком
непопулярная личность среди офицерского состава.
В последний день
сборов выступал министр, говорил о сложной обстановке в стране, борьбе за
власть, политизации общества, его расслоении, о том, что постепенно из рук
правительства и партии ускользает управление государством. Экономическое и
финансовое положение в стране приходит в расстройство. Якобы на этой почве
возникают конфликты между нациями.
Из доклада министра
было ясно, что правительство уклоняется от радикальных мер по упрочению власти
и правопорядка в стране. Создавалось впечатление, что делался вид благополучия
для прикрытия тайного заговора. Трудно представить, чтобы о том, о чем сейчас
пишут, можно было подумать три-четыре года назад. В речи министра
констатировались лишь факты, а что же предпринимать в этой ситуации нам,
военным начальникам и Вооруженным Силам, – ни слова.
Верховным Советом
был учрежден «Комитет по вопросам обороны и государственной безопасности». Его
председателем был избран ученый В. Л. Лапыгин. Функции Комитета и его
взаимоотношения с Министерством обороны не совсем были ясны.
24 июня из поездки
по западным нашим объектам возвратился генерал В.И. Кузиков. Он доложил о
настроениях жителей г. Мукачево относительно наших РЛС. Ему пришлось давать
объяснения руководству Ужгородской области. Вроде бы убедили, что на РЛС нет
ядерных установок и излучения СВЧ, превышающих санитарные нормы, поэтому нечего
страшиться за людей и природу. Тем не менее, на сессии народных депутатов
области сегодня принято решение обратиться в Верховный Совет с просьбой о
прекращении строительства РЛС, а в случае отказа послать обращение в ООН. Я
доложил об этом генералу В. В. Литвинову. Договорились, что в понедельник, 26
июня, он доложит обстановку вокруг РЛС министру обороны.
28 июня был семинар
по материалам съезда. Пытались разобраться, утешительного ничего не обнаружили.
Много неясного, кроме того, что кризис государства налицо.
29 июня в ГУВе
провожали в отставку заместителя Главкома – начальника Главного управления
вооружения генерал-полковника Леонида Михайловича Леонова, крупного инженера,
организатора, человека высокой культуры и интеллекта. Я очень уважал Леонида
Михайловича за его деловые и человеческие качества: порядочность, терпимость,
уважительное отношение к людям. В ответном слове Леонид Михайлович поблагодарил
Главкома и всех участников проводов, кратко пересказал свою биографию. Сказал о
том, как «ёкнуло» у него в груди, когда зачитали приказ об увольнении. Я
подумал, что и меня ждет такой же час расставания с армией. Пора было
готовиться.
В своих раздумьях я
возвращался к сборам у министра. Надежды услышать и узнать об обстановке в
объеме, соответствующем происходящим процессам в государстве, не оправдались.
Министр обороны слишком много говорил о национальных возмущениях и свел в этом
вопросе все к индивидуальной работе с националами, призываемыми на военную
службу. Рекомендовал не позволять им объединяться, разубеждать в той идеологии,
с которой они приходят в армию и т.п. Нам было сказано, чтобы мы «боролись»,
«разоблачали», выступали в СМИ против нападок на армию.
Все указания
министра были в общих чертах, и не совсем для нас понятно, против кого мы
должны выступать. Хорошее впечатление осталось от встреч с друзьями. Нас было в
этот раз много. Я думал, что через три-четыре года, после сокращения ВС на два
миллиона человек, ряды участников сборов заметно поредеют.
На сборах было
выявлено самое популярное имя в Вооруженных Силах – генерал-полковника И. Н.
Родионова, командующего войсками ЗакВО. Проявилось это, когда ему вручалась
афганская награда. Зал воспринял имя И. Н. Родионова бурными аплодисментами, не
смолкавшими от его выхода к столу министра до возвращения на свое место.
И.Н. Родионов был
подставлен самим Президентом за Тбилисские события и мужественно отчитывался за
них лично. А кое у кого не хватало совести отвести от него необоснованные
обвинения. Присутствующие в зале знали об этом и своими аплодисментами выразили
солидарность с Игорем Николаевичем и осудили тех, у кого не хватило духу
защитить командующего. Вскоре генерал Родионов будет назначен начальником академии
Генерального штаба.
Полезным на сборах
был показ и демонстрация полетов авиатехники в Кубинке. Посещение музея
бронетанковой техники, просмотр и знакомство со многими другими образцами
вооружения всех видов ВС.
1 июля я был на
выпуске в Житомирском военном училище радиоэлектроники. День выдался жаркий,
без дождя. Торжества процесса выпуска выглядели красиво благодаря стараниям
преподавателей и персонала училища. Наши войска пополнялись тремястами молодых
офицеров. В Житомире обеспокоены внутриполитическим курсом, расслоением народа,
ослаблением советской власти. В Киеве состоялась конференция по учреждению
Народного фронта Киева и Киевской области. Пока так. Позднее нужно ожидать
расширения Народного фронта до республиканских масштабов. Подобные фронты уже
созданы в Прибалтийских республиках, Белоруссии, Грузии. Это не что иное, как
альтернатива КПСС. 1 июля по ЦТ выступил М. Горбачев по вопросам
межнациональных отношений. Реакция явно запоздалая. Признается в весьма
неблагополучном положении – трения, конфликты, насилие. Все это пагубно
сказывается на экономике и жизни нашего общества. В выступлении прозвучал
призыв к людям всех национальностей страны о прекращении раздоров, к единству
наций, иначе «нас могут ожидать худшие времена». В общем, очередные разглагольствования.
4–7 июля был в
поездке на РЛС в Печору и Оленегорск. На Печоре пришлось отключить станцию на
пять суток для восстановления температурно-влажностного режима. На объекте
много беспорядка. Командир части подполковник А. С. Шишкин недорабатывает.
Лучше дела обстояли в части подполковника В.С. Дубровина.
В первых числах июля
я приобрел автомобиль «Волгу» ГАЗ-2410. С тех пор в свободное от службы время
закреплял водительские навыки. Моим незыблемым правилом была утренняя
физзарядка или 40-минутная прогулка. Теперь появился новый вид увлечения –
автомобиль. Меня постоянно тянуло к технике, и не столько ее конструктивные
тайны, сколько управление автомобилем. Поэтому даже непродолжительные прогоны
автомобиля снимали усталость от основной работы, хотя на служебной машине
приходилось ездить очень часто по подмосковным дорогам, иногда на счетчике
показание переваливало за 500 километров в сутки. Даже не все шоферы
выдерживали такую нагрузку, иногда приходилось подменять их. В описываемый
период моим водителем на служебной «Волге» ГАЗ-31 был рядовой Петр Дмитриевич
Муха, 1970 года рождения, из села Петро-Давыдовка Диканьского района Полтавской
области. На редкость честный и дисциплинированный паренек. Ему, малоопытному
водителю из сельской украинской местности, было очень трудно осваивать вождение
по Москве и Подмосковью. Сколько ему пришлось попотеть, дважды «цепляли» нас,
не оставались и мы в долгу, но любовь к машине у Петрика (так звали его в
семье, так называл его и я) была настолько велика, что отлучение его от машины
означало для него трагедию. Пришлось набраться терпения и сохранить Петрика.
Это было оплачено им во много крат. Наша машина всегда была в «боевой
готовности», имела ухоженный вид, а ее водитель выходил благополучно из самых
сложных ситуаций, которые неизбежны на дорогах. Пройдет несколько лет, Петрик
закончит службу, возвратиться к себе на родину, женится, и мы будем с ним
переписываться и вспоминать наши дороги.
11 июля вышло
Постановление ВС СССР «Об увольнении с действительной военной службы студентов
дневных (очных) высших учебных заведений, призванных в Вооруженные Силы в
1986–1988 годах». Такое решение правительства наносило сильнейший удар по
боеспособности и интеллекту армии, по ее основному звену – младших командиров и
специалистов. Ведь на должностях младших командиров и специалистов, как
правило, находились бывшие студенты, определявшие во многом боеспособность
частей. Увольнение около 180 тысяч наиболее подготовленного личного состава
создавало большие трудности в частях.
Только в группе
советских войск в Германии должны были остаться без экипажей 700 танков, 900
боевых машин пехоты. Такое же положение в военных округах, на флотах, в войсках
ПВО и ВВС. Главное то, что Постановление явилось неожиданным для Вооруженных
Сил. Когда генерала армии Д. Язова утверждали на пост министра обороны, он
прямо заявил: «Армии пока нельзя без студентов». Тогда Горбачев сказал: «Надо
подумать» – и дал ночь на размышление. Создавалось впечатление, что Горбачев
торопился привести в исполнение инициативу, исходящую не от него, но очень
нужную ему для маскировки своего истинного намерения по ослаблению Вооруженных
Сил. А что же наш министр? Попытался ли он опротестовать теперь уже четко
обозначенные намерения или подал в отставку? Нет, он взял под козырек и к утру
представил никому не нужные данные о количестве в армии бывших студентов. Так
появилось Постановление.
В армии продолжали
нарастать негативные явления. Молодые офицеры подавали рапорта с просьбой об
увольнении их с действительной военной службы. Таких обращений насчитывалось по
Вооруженным Силам уже несколько тысяч. Министерство обороны не в состоянии было
дать четкий ответ, как быть с рапортами. В лучшем случае разрешалось уволить
некоторых по служебному несоответствию, других увольняли после разжалования. К
армии ослабевалось внимание со стороны правительства. Все это подмечалось в
народе. Появлялись трещины и в его отношении к Вооруженным Силам.
14 июля мы проводили
в запас главного инженера, генерала Н.В. Кислякова, прослужившего в Вооруженных
Силах 40 лет, а в роде войск – около 30 лет. Николай Владимирович страстный
охотник и замечательный человек. Что касалось его профессиональной подготовки,
то она была на самом высоком уровне.
С 19 июля по 12
августа мы с женой отдыхали по путевке в Карловых Варах, санатории «Империал».
Это был первый и последний наш отдых за границей. Возможно потому, что мы
впервые были на отдыхе в другой стране, осталось много впечатлений. Мы увидели
разницу в жизни наших людей по сравнению с жизнью в Чехословакии. Было обидно,
что наше руководство страны, начиная с послевоенного времени, не смогло
обеспечить для советского человека более приличного уровня жизни. Нам все
что-то мешало жить, как жили другие. Разница бросалась в глаза еще и потому,
что в этот период в нашей стране творились безобразия с нехваткой продуктов. С
прилавков магазинов исчезали то соль, то спички, то мыло, то табак. Бешено
росли цены, чего мы не наблюдали за границей. Мне было обидно за нашу
отсталость.
Вроде бы все время
только и велись разговоры о том, что в нашей стране все для человека. На самом
же деле было все не так. Жизненный уровень последнее время все ухудшался. За
четыре года перестройки к этому прибавились – межнациональная рознь, кризис в
экономике, утрачивалась вера людей в партию. Во всем этом я обвинял
руководителей партии и государства. Невольно возникал вопрос: «За что же так
жестоко наказан наш народ? Потрачено столько времени, сил, а мы оказались у
разбитого корыта. Вроде бы решили выправить курс перестройкой, но ничего не
получается».
Впервые в ЧССР я
почувствовал глубокое разочарование и досаду нашими делами на Родине.
Перестройка расшатывала, разрушала все, что создавалось более 70 лет, не давая
ничего хорошего взамен. В государстве нарождались мафии, росли преступность,
наркомания, взяточничество. Будущее становилось непредсказуемым. Нас вели опять
не тем путем.
В Карловых Варах мы
отдыхали одновременно с супругами Литвиновыми. Дни отдыха прошли в посещениях
источника, прогулках по горным тропинкам, наслаждении природой, чистым
воздухом, всем, что было для нас полезным и интересным.
После возвращения из
Чехословакии 14 августа побывал в своем Управлении. Обстановка в наших войсках
мало чем изменилась. Пошатнулись дела в ОРТУ в Скрунде. Пришлось вызвать к
телефону и переговорить с командиром подполковником Г.М. Хухлиным, строго
предупредил его об ответственности за вспышку нарушений воинской дисциплины. До
окончания отпуска побывал на объектах в Софрино, Кубинке, Серпухове и других.
21 августа,
воскресенье. С Андреем (он был в отпуске) были на авиационном празднике в
Тушино. То было прекрасное зрелище. Демонстрировались полеты самолетов Ту-160
(275 тонн), 3М-Т с грузом, Ту-204, МиГ-29 (пилотировал Р. Тоскаев), пилотаж
четверки МиГ-29 летчиками А. Вирозубом, В. Кравцом, А. Зубковым, А. Петровым;
Су-27 – В. Пугачевым и др. В Тушино я случайно встретился с группой
ветеранов-покрышкинцев: Ф.В. Кутинцевым, А.В. Федоровым, А.Л. Ивановым, П.Т.
Шаповаловым, Г.Г. Голубевым. С аэродрома с Георгием Георгиевичем Голубевым заехали
к нам домой. Он подарил мне свою новую книгу «На вертикалях».
26 августа вели
беседу с сыном. Положение в стране такое, что тревожит и молодые души. Андрей
задал мне несколько вопросов, касающихся судьбы Вооруженных Сил в связи с
наметившимся распадом СССР. Он интересовался, каким образом можно удержать от
выхода из состава СССР Прибалтийские республики, достаточно ли для этого
Обращения ЦК КПСС, или вынуждены будут прибегнуть к другим мерам? Какова в этом
деле роль армии? Говорили с ним и о нападках на армию в СМИ, и о Постановлении
об увольнении бывших студентов, нежелании служить в армии молодых офицеров и по
другим вопросам жизни и положения в государстве. Беседа была сложной, трудно
было мне сразу находить ответы сыну. А главное, я сам не знал, чем все это
кончится. Что останется от Вооруженных Сил после распада СССР? Есть ли смысл
Андрею продолжать учебу в военном училище?
28 августа
официально закончился мой отпуск, на второй день в училище уехал Андрей.
30 августа я убыл в
дальнюю командировку на объекты в Находку, Комсомольск-на-Амуре,
Усолье-Сибирское, Балхаш, Нурек, Зеленчукская. Маршрут был проделан на самолете
Ил-18 со скоростью 650 километров в час и занял 32 часа летного времени.
Велика, разнообразна и красива наша Отчизна. Нет таких слов, чтобы выразить
восхищение ее величием. В поездке участвовали генералы Л.В. Шумилов, А.В.
Соломатин, полковник Ю.И. Седлецкий и другие товарищи, более 25 человек. Нашей
задачей был контроль за ходом создания новых объектов и решение других задач.
Возвратились из поездки 6 сентября.
9 сентября в
программе «Время» планировалось выступление Горбачева о положении в стране.
Узнал об этом в первой половине дня от В.В. Литвинова, возвратившегося от
министра обороны. В.В. Литвинов сказал мне об озабоченности министра
обстановкой в самих Вооруженных Силах, что он предпринимает шаги по
предотвращению распространения негативных явлений, ставших характерными для
общества. Но такой преграды еще не изобрели. Кризисная ситуация в экономике
начинает все больше сказываться на ВС. Усложнялась жизнь офицеров, росла
дороговизна, медленно сокращалось число бесквартирных. Становилось все сложнее
работать с подчиненными. Болезни в обществе распространялись и на армию.
В 21 час по ТВ было
передано выступление Генсека. Оно, как и все предыдущие выступления, носило
расплывчатый характер. Общие фразы, призывы, ратование за перестройку,
признание ее трудного хода, о том, что ей мешает. Но ни слова не было сказано,
что же будет предприниматься по предотвращению дальнейшего развала государства.
Произнесенные им слова: «Живем мы так, как работаем» не могли успокоить народ.
Это была попытка обвинить народ и прикрыть свою беспомощность. Через два года
он обвинит в измене ему 18 млн. коммунистов.
11 сентября ЧВС
генерал В.А. Силаков зачитал нам письма ЦК КПСС к парторганизациям и всем
коммунистам, где говорилось о социальной напряженности в обществе, призывалось
не дать погубить перестройку, активнее работать в массах, пропагандировать цель
перестройки, не вступать в организации с антисоциалистическими и антипартийными
уклонами. Готовился Пленум ЦК КПСС. В то же время в СМИ активизировалась
агитация антисоциалистических и антиперестроечных настроений. Управляемость
процессами со стороны правительства ослабевала с каждым днем. Вместо твердого государственного
управления начинали господствовать стихийность и анархия. 11 сентября по
решению нашего Главкома были стянуты курсантские батальоны для очистки лесов
подмосковных гарнизонов ПВО. Дорогостоящая затея и не вовремя. В один день
большинство училищ ПВО оказались под Москвой без явной на то необходимости. В
этом было проявление одной из особенностей нашего Главкома.
14 сентября газета
«Советская Россия» сообщила о съезде Объединенного совета России, где
говорилось, что мы начинали перестройку с тезиса обновления социализма, теперь
же все чаще и настойчивее внушается мысль, что не надо бояться капитализма.
Призывали покончить с уравниловкой, следовать принципу распределения по труду,
начал тиражироваться культ сверхприбыли. «Национализм, особенно в форме
экстремизма – это бревно, брошенное под ноги перестройки».
12 сентября член
Верховного Совета СССР Б. Ельцин в Нью-Йорке выскажет свое восхищение
капитализмом, что он «не загнивающий и, значит, не скоро сгниет», что
«американцы не агрессивны и развязны, а очень приветливы и жизнерадостны». Что,
когда он облетел дважды статую Свободы, то стал в два раза свободнее, что даже
бездомные в Америке оптимистичны, а не агрессивны. Выходило, почему же нам
всего этого бояться? Там же он высказал свое мнение, что шестую статью
Конституции надо или убрать вообще, или серьезно модернизировать, ибо
словосочетание «партия и власть несовместимы». Не без гордости он заявил, что
за двое суток пребывания в США у него «на 180 градусов повернулись мозги», с
такими он и возвратился в СССР.
15 сентября нам
стало известно решение о демонтаже Енисейской РЛС. Очередная уступка США и
проигрыш нашей системы ПРН. Выброшено на ветер 210 миллионов рублей, не считая
50–70 миллионов рублей затрат, которые потребуются на демонтаж. Предложение М.
Горбачева, неизвестно кем подсунутое ему, создать на базе РЛС Международный
центр по изучению космоса, не прошло. Американцы настояли на своем. Им
подобострастно подыграл наш министр иностранных дел Э. Шеварднадзе.
18 сентября был на
совещании у министра обороны, на которое приглашались руководители Центрального
аппарата, командующие и члены Военных советов округов. Речь шла об обстановке в
стране и Вооруженных Силах. Первым выступил начальник ГПУ генерал армии
Лизичев. В основном он поделился впечатлениями от своей поездки в ПрибВО и
ЗакВО. Его речь была хвастливой. Обвинялись командиры и политорганы на местах
за недостаточную инициативу, «слабый наступательный дух». И ничего о корнях
происходящего. По его докладу выходило так, что он съездил в два региона, в
Прибалтику и Закавказье, и навел там порядок, а командиры бездействуют. В
заключение выступил генерал армии Язов. Он призывал «действовать», «бороться»,
«разоблачать», «не допускать» и т.п. Была и просьба к командующим выступить 19
сентября на Пленуме ЦК КПСС по назревшим проблемам.
19 сентября начал
работать Пленум ЦК КПСС. Был рассмотрен первый вопрос «О созыве 28 съезда КПСС
в октябре 1990 года». По национальному вопросу сделал доклад М. Горбачев. 20
сентября Пленум закончил работу. Была принята платформа по национальному
вопросу. Чтобы проверить эффективность этого запоздалого решения, понадобится
время. А тем временем конфликт между Азербайджаном и Арменией перерастал в
войну.
Лидеры автономных
республик в своих выступлениях требовали предоставления им статуса союзных
республик. Участники Пленума говорили о нерешительности, медлительности
политического и государственного руководства. Горбачев оправдывался, подменял
решительность разумной взвешенностью, неторопливыми действиями и т.д. в свойственном
для него стиле.
21 сентября я
получил задачу на поездку с министром обороны и министром МРП на Енисейскую РЛС
22 сентября. Поездка была связана с постановлением Политбюро о демонтаже РЛС.
Для этой поездки от Главкомата, кроме меня, планировались генералы В.В.
Литвинов, О.П. Сидоров, А.В. Соломатин. Приступил к подготовке материала.
Созвонился с генералом Литвиновым. Он находился в Приозерске и планировал
возвращение 22 сентября к 13 часам. В 19 час 30 мин связался по ВЧ с Главкомом
в Сочи, доложил ему о поездке. Он дал мне несколько рекомендаций. Вечер был
беспокойный.
В Рогачево на Новой
земле столкнулись два Су-27, летчики катапультировались и были подобраны
вертолетом в море. В Норильской войсковой части трое солдат угнали автомобиль и
столкнулись с «Жигулями». В результате погиб югославский гражданин, министру
докладывал о ЧП генерал А.П. Морин. Пришлось ему тяжко.
После
войны
Заботы
мирных дней
Из Дрездена самолет взял курс на восток. Под крылом проплывали немецкие
города, деревушки с красными черепичными крышами, ровные квадраты лесов,
пересеченные синими линиями каналов. Если бы не разрушенный бессмысленной бомбежкой
американской авиации в последние дни войны центр Дрездена да не развалины
городов близ Одера, можно было бы подумать, что война нанесла не такой уж
большой ущерб Германии.
Мы летели в Москву, на парад Победы. Маршал Конев разрешил мне по пути навестить
родное село, и теперь я с нетерпением ждал свидания с близкими, которых ни разу
не видел за всю войну.
Когда воздушный корабль пересек государственную границу, я пересел на первое
сиденье второго пилота, откуда открывалась широкая панорама местности. Хотелось
взглянуть на города и села родной республики. Развалины, пепелища, дымки над
землянками у проселочных дорог. По скоплениям дымков да по останкам домашних
очагов, видневшимся сквозь заросли бурьяна, можно было определить, что вот тут,
на этом месте, стояло большое село, и я мысленно переносился в родные Глухи...
Самолет сделал традиционный круг. На аэродроме командир авиаполка
предоставил мне свою машину, чтобы доехать до отчего дома. И вот передо мной
знакомая дорога, по которой я вышагивал мальчишкой, нагруженный сумкой с
домашним хлебом и бульбой - запасом продовольствия на неделю. Те же цветы, те
же запахи родной земли. [323]
- Ну и хорошо же здесь у вас, Степан Акимович! - говорил мне корреспондент нашей
армейской газеты Володя Степаненко, москвич, направлявшийся со мной в столицу.
На чуть вздыбленном холме показались Глухи. Наш дом - неподалеку от околицы.
Увидев запыленную машину с военными, вездесущие мальчишки с криком понеслись по
селу, возвещая о приезде гостей. Вышла из дому и моя мать.
- Степан! - только и сказала она, обнимая меня, не в силах унять слез. А
когда немного успокоилась, тяжело вздохнула и с горечью произнесла: - Василий и
Игнат погибли под Москвой...
И снова в слезы.
Мне уже было известно, что все мои пять братьев в годы войны защищали
Родину, но судьбы их сложились по-разному. Андрей потерял правый глаз,
Александр пришел без руки. Лишь Дмитрий остался невредимым. Он - капитан,
недавно прислал письмо о том, что готовится к увольнению в запас.
Мать после оккупации немцами Могилевщины недолго оставалась в Глухах.
Полицаи не раз заглядывали в ее дом, требуя от нее фотографии сыновей и письма.
Мать сделала все, чтобы ни один документ не попал в руки врага, а потом вместе
с односельчанами ушла в партизанский отряд. Нелегко было ей вышагивать по
лесным дорогам, по болотам, но она находила силы и на кухне помочь, и белье
постирать, и за маленькими ребятишками присмотреть, пока их матери оказывали
помощь раненым партизанам на поле боя. В глухой лесной деревушке Залатве, где
находилось в то время командование партизанских отрядов Могилевщины, все знали
ее и оказывали всяческое внимание.
Начальник штаба партизанского движения Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко,
будучи как-то в Ельце, предложил мне перевезти мать через линию фронта.
- Боюсь, что она не выдержит воздушного путешествия, да еще над линией
фронта. Ведь ей семьдесят лет! - поблагодарил я Пантелеймона Кондратьевича.
Выпив ради встречи рюмочку коньяку, мать будто помолодела. А в дом все шли и
шли односельчане, старики и молодежь, родственники и незнакомые мне люди. Я
узнал среди них и Ивана Каравацкого - отца двух [324] воздушных стрелков,
сражавшихся на Воронежском фронте во 2-й армии.
От души мне было жаль отца, потерявшего на фронте детей, но война есть
война, она без разбору сеет смерть. Да разве словами утешишь горе! Слова тут ни
к чему, и в горнице на минуту все притихли.
Я вновь вспомнил, как встретил одного из братьев Каравацких на полевом
аэродроме. Позже узнал, что оба они сражались достойно и умерли как герои.
- А мой сын Иван был на фронте танкистом,- вступил в разговор сосед
Круталевич. - Сейчас на него тяжко смотреть: ни рук, ни ног...
Война, кажется, не обошла ни одной семьи. У брата моего, Андрея, фашисты расстреляли
дочку и сына, помогавших партизанам. С презрением и ненавистью говорили люди о
бывших фашистских прихвостнях. Зато сколько гордости можно было прочитать в их
глазах, когда речь шла об односельчанах, отличившихся на фронте и в
партизанском тылу!
Я рассказал о земляках В. К. Крикуненко, Е. П. Путранкове, Н. И.
Веселовском, с которыми встречался на фронте, об их доблести в боях за Родину.
Чувство гордости охватило меня, когда узнал, что один из моих племянников,
Василий, получил прозвище Бесстрашного Партизана. Позже мне стало известно, что
Василий Красовский и в мирные дни остался бойцом. Когда партия призвала
молодежь на освоение целины, он одним из первых выехал с отрядом энтузиастов из
Белоруссии в Казахстан. Несчастный случай трагически оборвал его жизнь, и
Бесстрашный Партизан навсегда остался на целине...
До позднего вечера продолжался в нашем доме задушевный разговор. Верилось,
что односельчане трудом своим поднимут из пепла колхоз, заново узнают щедрость
родной земли. Ведь не зря же лучшие из них шли на бой и на смерть, глубоко
убежденные в том, что те, кому доведется жить после победы, будут счастливы.
Узнав, что я направляюсь в Москву, на Парад Победы, люди желали мне здоровья,
успехов в службе в мирные дни.
- Ты честно служи, Степан, - снова, как когда-то, провожая в армию, давала
мне наставления мать, - и все будет хорошо. [325]
Рано утром я выехал на аэродром и улетел в Москву. На Параде Победы у меня
произошел разговор с А. И. Покрышкиным. Он нес знамя сводной колонны 1-го
Украинского фронта. В ожидании торжественного марша я спросил, какие у него
планы.
- Учиться, товарищ командующий. Сейчас об этом каждый думает, - ответил
трижды Герой Советского Союза.
Да, таким, как Покрышкин и сотням других наших молодых командиров, кому не
исполнилось еще и тридцати, самая пора учиться. Война им дала колоссальный
боевой опыт. Теперь к этому опыту надо добавить солидную теоретическую базу, и
тогда послевоенная армия получит великолепных специалистов.
После незабываемого парада на Красной площади я возвращался в Дрезден в
приподнятом настроении. На аэродроме в Дрездене меня встретил начальник штаба
армии генерал Качев и сразу же познакомил с обстановкой. Соединения и части
нашей армии в ближайшие дни должны были перебазироваться на аэродромы Австрии,
Венгрии и Чехословакии. Там предстояло привести в порядок материальную часть,
демонтировать устаревшие и выработавшие ресурс самолеты, а моторы и прочее
оборудование пустить в металлолом для отправки в Советский Союз. Одновременно
надо было расформировать многие части и соединения, организованно провести
демобилизацию старших возрастов военнослужащих и специалистов, в которых остро
нуждалось народное хозяйство.
- Главное, -- предупредил нас командующий ВВС,- сохранить ценные кадры
летчиков, штурманов, техников. Наиболее отличившихся в боях направлять на учебу
в академии.
Штаб армии расположился в живописном пригороде Вены - Лизинге. Обстановка
для работы здесь была превосходная. Отделы штаба разместились в домах, где еще
недавно были общежития для рабочих. Неподалеку от штаба - посадочная площадка
для приема связных самолетов.
По воскресеньям офицеры выезжали в горы, на озера, в Вену, где многое
напоминало о Моцарте, Штраусе, Стефане Цвейге... Из окон коттеджей по вечерам
далеко разносились мелодии штраусовских вальсов, и Венский [326] лес,
прославленный великим композитором, наяву манил под свою прохладную тень.
Давно мы по-настоящему не отдыхали и теперь использовали выходные дни, как
говорится, по их прямому назначению. Однако отдых отдыхом, а боевая учеба для
армии - главное.
Однажды командующий ВВС созвал начальствующий состав на сборы, где широко
обсуждался вопрос о боевой подготовке в мирное время. Все говорили о трудностях
переходного периода, и мне невольно припомнилось окончание гражданской войны.
Тогда перед нами тоже встал вопрос о том, как учить войска в мирное время.
Теоретически подготовленных офицеров, особенно в авиации, было очень мало, да и
сама авиационная наука делала только первые шаги. Как учить летчиков
оперативно-тактическому искусству? Где те основы боевого применения авиации, о
которых у многих из нас было самое смутное представление? И ветераны
гражданской войны находили самый облегченный путь - полеты! И тут уж никто не
мог превзойти их в мастерстве. Они рассуждали так: летчик прежде всего должен
уметь летать, а обо всем другом позаботятся штабы.
На фронте во время оперативных пауз больше всего уделяли внимания полетам,
отрабатывали технику пилотирования, основы воздушного боя, бомбометание и
стрельбу - словом, учили тому, с чем завтра же летчик может столкнуться в бою.
По-настоящему разобраться в том, от чего зависели удачи или промахи той или
иной операции, не хватало времени. И вот теперь предстояло в корне пересмотреть
организацию нашей боевой подготовки во всех звеньях, начиная с солдата и кончая
командиром корпуса, командующим армией.
На сборах была представлена вся новейшая боевая техника, в том числе и
авиационная, с которой мы завершили войну. Теперь задача заключалась в том,
чтобы научить солдат, сержантов и офицеров мастерски владеть ею, еще выше
поднять боевую готовность частей, несмотря на то, что идет демобилизация.
Все пришли к единодушному мнению, что надо провести оперативно-тактические
конференции, на которых следует обстоятельно разобрать крупнейшие операции
минувшей войны, обобщить боевой опыт лучших частей [327] и соединений,
посоветоваться, какими методами внедрять этот опыт в боевую подготовку.
Интересно прошли конференции по обобщению опыта войны. В них приняли участие
не только летчики, штурманы, инженеры, техники и младшие специалисты, но и
представители наземных войск, Главного штаба ВВС и Краснознаменной академии
командного и штурманского состава. Участники конференций очень подробно
анализировали действия 2-й воздушной армии в операциях на Волге, в Курской
битве, в битве за Берлин и при освобождении Праги. Схемы, выставки,
фотоматериалы хорошо подкрепляли выступления докладчиков. Люди наглядно могли
убедиться, какой огромный и трудный боевой путь прошли их родные дивизии и
полки в годы войны, чему авиаторы научились и что предстоит сделать, чтобы
внедрить драгоценный боевой опыт в учебную практику.
Представители военно-учебных заведений отмечали, что участие военных ученых
в подобных конференциях приносит огромную пользу, что изучение опыта поможет
создать хорошие учебные пособия, разработать ценные научные исследования.
Позже, знакомясь с научными трудами в академии, я увидел, как многое из того,
что было высказано творцами боевого опыта - авиаторами 2-й воздушной армии, -
внедрялось в систему обучения. Что ж, это вполне закономерно: практика должна
обогащать теорию, а теория, подобно лучу мощного прожектора, призвана указывать
новые пути практике.
Организуя боевую подготовку, мы уделяли большое внимание вопросам боевого
применения с отработкой тактических задач. В полках много летали, авиаторы ни
на один день не прекращали учебы. И все же в боевой подготовке частей и
соединений было немало недостатков.
После проверки 9-й гвардейской дивизии 1-го гвардейского штурмового корпуса
выяснилось, что экипажи недостаточно метко поражают точечные цели на земле.
Командир дивизии очень правильно, на мой взгляд, квалифицировал этот пробел:
- На войне летчики чувствовали особую ответственность, да и били-то больше
по площадным целям, нежели по точечным. Сейчас - другое дело. Поражение
точечных целей требует определенного мастерства. Будем [328] отрабатывать
методику обучения экипажей на полигоне.
- Как вы себе это представляете? - спросил я комдива.
- Сначала научусь как следует действовать сам,- ответил он, - а потом дам
провозные командирам полков; они в свою очередь - комэскам...
- Когда можно будет вас еще раз проверить?
- Через месяц! -твердо заявил комдив.
Действительно, штурмовикам за месяц удалось ликвидировать выявленный пробел,
и они приобрели твердые навыки в бомбометании по точечным целям. И не
удивительно. Ведь техника пилотирования, приемы владения оружием у фронтовиков
были доведены чуть ли не до автоматизма, значит, предстояло отработать только
прицеливание.
Первые итоги послевоенной учебы были подведены на крупных учениях
Центральной группы войск, которыми руководил генерал армии В. В. Курасов. В нем
участвовал и 5-й истребительный корпус генерала В. М. Забалуева, а также части,
предназначенные главным образом для ведения разведывательных действий.
Авиация впервые взаимодействовала с наземными войсками не в бою, а над
территорией огромного полигона Алленштайн, близ Вены. Полигон в свое время был
крупнейшей учебной базой немецких войск в годы войны. Местные жители
утверждали, что здесь тренировалась и 6-я армия генерала Паулюса...
Пересеченная лесистая местность, где сохранились деревни и церквушки (жители
давно были выселены), давала полное представление о реальных условиях, с
которыми солдат встретится в бою. Ни на одной из рек, пересекавших полигон, не
было мостов. Войска самостоятельно, в ходе боя, должны были наводить переправы
и форсировать водные преграды. В нескольких местах были построены
оборонительные сооружения. Словом, Алленштайн представлял собой вполне
современный полигон, где войска могли получить отличную практику в наступлении
на долговременную оборону «противника» в условиях пересеченной местности,
изобилующей водными преградами. Для нас же основной задачей, которую мы
рассчитывали отработать, была четкая организация управления истребителями над
полем боя. [329]
И вот первые учения совместно с наземными войсками. Дороги развезло, и наши
радиостанции отстали. Когда командир 5-го истребительного авиакорпуса генерал
В. М. Забалуев изменил место своего командного пункта, он оказался вообще без
средств связи и потерял возможность вызывать самолеты с аэродромов, ставить
экипажам боевые задачи. Пришлось передать управление истребителями командиру
8-й гвардейской истребительной дивизии полковнику В. И. Давидкову.
Разумную инициативу проявил начальник штаба 8-й гвардейской дивизии
подполковник П. П. Перцов. Находясь в районе базирования частей и не имея связи
с командиром, он стал выпускать группы истребителей с аэродромов по ранее
намеченному графику. Самолеты появлялись над командным пунктом Давидкова точно
в назначенное время. Командир дивизии с помощью имевшейся у него маломощной
радиостанции связывался с летчиками и ставил им задачи. Управление было
сохранено.
Для всех нас, и особенно для штаба 5-го истребительного авиакорпуса, это
было серьезным уроком. Учения показали, что вопросам управления мы еще не
уделяем достаточного внимания, что тут еще предстоит немалая работа, упорные
тренировки.
Весной 1946 года главком ВВС вызвал авиационных начальников в Москву. Помимо
организационно-методических указаний нам предстояло познакомиться и с образцами
послевоенной авиационной техники, с работой некоторых конструкторских бюро.
«Чем-то обрадуют нас конструкторы?» - подумал я, увидев входящих в зал
заседания А. Н. Туполева, С. А. Ильюшина, А. И. Микояна, А. С. Яковлева, С. А.
Лавочкина, С. К. Туманского и других известных создателей отечественных
самолетов и авиадвигателей.
Я уже говорил, что в конце войны немцы применяли реактивные самолеты, но
они, видимо, еще не были как следует освоены. В дальнейшем немало трофейных
Ме-262, Ме-163 и Хе-162 попало в наши руки. Нам было известно, что конструкторы
С. П. Королев, В. Ф. Болховитинов и другие настойчиво искали пути развития реактивной
техники, создавали опытные машины. И теперь хотелось узнать, насколько они
преуспели в этом деле. [330]
Александр Сергеевич Яковлев рассказал, что у нас строятся опытные образцы
реактивных самолетов Як-15 и МиГ-9. Он заверил присутствующих, что эти машины
будут лучше немецких, хотя, конечно, они еще требуют доработки. Александр
Сергеевич подробно рассказывал о технических трудностях, с которыми встретились
конструкторы, о необходимости быстрейшей разработки новых форм и профилей
крыла, хвостового оперения.
На другой день мне удалось поговорить с конструктором С. А. Лавочкиным.
- Семен Андреевич, когда же мы получим надежный современный истребитель? -
спросил я его.
- Не раньше, думаю, - конструктор сделал паузу,- чем через пять-шесть лет.
- Зачем же мы уничтожаем сейчас самолеты? Ведь скоро учить летчиков не на
чем будет.
- Дело ваше. Только учтите, раньше, чем через пять-шесть лет, хорошей машины
не будет, - повторил он. - Нужно преодолеть звуковой барьер, нужны новые
металлы, материалы особенно высокой прочности... У нас пока эти проблемы не
решены. И решить их в состоянии лишь очень большой коллектив научных
работников.
Лавочкин ошибался в сроках, так как советские реактивные машины со стреловидным
крылом были созданы намного раньше, однако беседа с конструктором очень
озадачила меня. В расчете на немедленное поступление новых самолетов инженерная
служба ВВС уже дала указание демонтировать старые машины и сдавать их в
металлолом. Пришлось срочно связаться по телефону с инженером армии Н. Д.
Гребенниковым:
- Надо прекратить уничтожение истребителей. Ломайте пока старые «илы». Все
Ла-5, Ла-7 и «яки» сосредоточивайте в мастерских. Будем ремонтировать.
Впоследствии оказалось, что мы поступили правильно. Поршневые самолеты в
течение нескольких послевоенных лет еще хорошо послужили нам. Пока одни полки
осваивали реактивные машины, в других бесперебойно продолжались полеты.
В июне 1947 года в Центральную группу войск прибыл главком ВВС К. А. Вершинин.
Маршал побывал на многих наших аэродромах, где присутствовал на занятиях. И,
кажется, остался доволен положением дел. [331]
И вот вечером Константина Андреевича вызвала Москва
Вернулся он довольно скоро и вдруг сообщил, что мне предстоит новое назначение.
- Куда? - спросил я.
- На Дальний Восток, Степан Акимович. Утром Вершинин улетел в Северную
группу войск а я в Москву.
На
Дальнем Востоке
Давненько мы с вами не виделись! - встретил меня Маршал Советского Союза А.
М. Василевский.
Расспросив о положении дел в армии, о боевой учебе личного состава, о его
настроениях, Александр Михайлович сказал:
- Вы назначаетесь, Степан Акимович, командующим авиацией Дальнего Востока.
В приемной у Василевского я встретил многих боевых друзей. Были здесь П. А.
Ротмистров, В. Ф. Трибуц, Н. А. Курочкин, незнакомый мне артиллерийский генерал
Г. Ф. Одинцов, с которым мы потом подружились на Дальнем Востоке. Здесь же
находился и будущий начальник штаба главнокомандующего войсками Дальнего
Востока М. А. Пуркаев, который коротко проинформировал о том, что предстоит
сделать в ближайшие дни. К нему сразу же посыпались вопросы. Я тоже спросил
Пуркаева: при формировании штаба ВВС Дальнего Востока следует ли рассчитывать
на местные кадры?
- Нет, - ответил генерал. - Вам дано право подобрать кадры по своему
усмотрению.
Во время нашей беседы прибыл Маршал Советского Союза Р. Я. Малиновский.
Родион Яковлевич сразу же стал расспрашивать о самочувствии, о том, довольны ли
мы новым назначением. Он дал некоторые указания о предстоящей работе на Дальнем
Востоке. Министр обороны Н. А. Булганин объявил о нашем назначении и указал
срок прибытия в Хабаровск.
Возвратившись в Вену, я доложил о новом назначении генералу армии В. В.
Курасову и просил разрешения подобрать кадры. Не забыл и про [332]
автотранспорт.
- Представьте список офицеров, желающих ехать с вами, - сказал Владимир
Васильевич. - Часть автотранспорта и другой техники можете тоже взять. Эшелон
поступит в ваше распоряжение.
Со мной согласились ехать к новому месту службы член Военного совета Сергей
Николаевич Ромазанов, начальник штаба 8-й гвардейской истребительной
авиадивизии подполковник Петр Пантелеймонович Перцов, начальник связи полковник
Даниил Гаврилович Денисенко и ряд других товарищей, в деловых качествах которых
сомнений не было.
Накануне вылета в Москву в штабе армии состоялось партийное собрание. Таким
образом, почти все сослуживцы оказались в сборе. Я попрощался с товарищами,
поблагодарил их за дружную работу в годы войны и в мирные дни. Тяжело было,
конечно, расставаться: коллектив у нас сложился дружный, работоспособный,
творчески умевший решать большие задачи. Очень жаль, что нельзя было всем
штабом, в полном составе, выехать к новому месту службы.
Короткая остановка в Москве. На Центральном аэродроме вновь собрались вместе
Ротмистров, Курочкин, Одинцов. Далее мы летели в одном самолете с посадками в
Свердловске, Новосибирске. Ночевали в Чите. Время сместилось, и было как-то
непривычно ложиться спать, когда за окном занимался рассвет...
О многом говорили мы в длительном полете. И больше всего, пожалуй, о
международном положении. После известной речи У. Черчилля в Фултоне снова
неспокойно стало в мире. Сложная международная обстановка, агрессивная политика
империалистических государств, усиление «холодной войны» заставили нас принять
меры к дальнейшему укреплению Вооруженных Сил, в том числе и ВВС.
На Хабаровском аэродроме нас встретили представители штаба. Разместились мы
в Богдановском санатории, близ города.
Утром мы побывали у Родиона Яковлевича Малиновского. Главком, справившись о
нашем самочувствии после полета, сразу же изложил программу действий.
Предстояло решить организационные вопросы, а потом уже знакомиться с частями.
Поездка на Сахалин, Курилы, Камчатку и Чукотку намечалась на июль - август. Сначала
[333] надо побывать в Забайкалье, Приморье и на Ляодунском полуострове.
К тому времени на дальневосточных рубежах у нас имелось значительное
количество авиации. Однако уровень боевой готовности не отвечал возросшим
требованиям. В некоторых гарнизонах аэродромное хозяйство находилось в
запущенном состоянии. Ремонту подлежали ангары, мастерские. Не хватало жилья, и
требовалось всерьез заняться строительством жилых домов, казарм,
культурно-бытовых учреждений. Особенно трудным было положение в отдаленных
гарнизонах - на Чукотке, Сахалине, Камчатке и Курильских островах - форпостах
дальневосточной авиации.
Через несколько дней прибыл эшелон из Австрии. Теперь у нас уже было
кое-какое хозяйство. Денисенко сразу же включился в работу по оборудованию узла
связи, нашлась работа Перцову, Герою Советского Союза В. А. Меркушеву,
прибывшему на должность инспектора по технике пилотирования. На должность
главного штурмана ВВС Дальнего Востока был назначен полковник Л. А. Голиадзе.
При первом же знакомстве я попросил Голиадзе доложить, что представляет
собой Дальний Восток в штурманском отношении, какие трудности можно встретить
во время полетов. Мы подошли к большой карте, и главный штурман начал рассказ.
Он подробно охарактеризовал каждый район, его особенности в авиационном
отношении.
Несколькими днями позже я «читал» географию Дальнего Востока с борта
самолета. Тень от крыльев медленно скользила по земле. Под нами мелькали белые
мазанки, окруженные небольшими садами, слева, в синей туманной дымке, тянулась
гряда гор. Это отроги Сихотэ-Алиня. Голиадзе то и дело сверял карту с
местностью. Сегодня он выступал не только в роли штурмана, но и в роли главного
гида в нашем воздушном путешествии по Приморью.
- Под нами Спасск, - объявил штурман. - Но наш путь еще дальше, на юг.
Понимаете, - с грузинским акцентом говорил Лев Алексеевич, - кажется, нашу
Грузию по красоте трудно с чем-либо сравнить, а здесь есть места не менее
экзотичные, чем на Кавказе.
Мы приземлились. Подул резкий пронизывающий ветер.
- Как в аэродинамической трубе, - сказал генерал Д. Я. Слобожан.
В разговор вступили член Военного совета генерал-майор авиации Михаил
Иванович Шаповалов и начальник политотдела генерал Я. И. Драйчук. Шаповалов тут
заканчивал войну, служил на Ляодунском полуострове, хорошо знает людей и
трудности, какие пришлось им пережить.
- Плохо у нас с жильем, - заметил Михаил Иванович. - Получилось так, что
жилой фонд в авиагарнизонах занимают семьи, не имеющие никакого отношения к
авиации. А летчики, штурманы, техники вынуждены снимать частные квартиры в
деревнях. Попытки переселить людей пока не увенчались успехом. Обращение в
округ тоже не помогло...
«Тут без вмешательства Родиона Яковлевича Малиновского не обойдется», -
подумал я.
- Во время войны, - продолжал Шаповалов, - когда японцы часто провоцировали
инциденты на границах, в гарнизонах размещали не только авиаторов, но и части
других родов войск. Нередко пограничные авиагородки полностью занимали
пехотинцы или артиллеристы, а летчиков переводили в тыловые районы. Аэродромы
остались, жилой же фонд, сами понимаете, весь оказался занятым. А когда были
переброшены войска с запада, положение с жильем еще более обострилось.
- А как дела с аэродромами, ангарами, мастерскими?
- Нечем хвастаться. Кое-где полосы размыло, дренажная система нарушилась.
Ангары и мастерские тоже нуждаются в ремонте. Не лучше положение и на
аэродромах в Дальнем...
Самолет приземлился в Сан-Шилипу. Ко мне подошел высокий полковник с
обветренным лицом. Лохматые, сросшиеся брови, крупный волевой подбородок. Это
В. И. Семенов, с которым мы работали еще в 1937 году в авиационном корпусе.
- Вот где довелось встретиться, Степан Акимович!- улыбаясь, сказал он после
рапорта.
Здесь же, в Сан-Шилипу, я встретил З. П. Горшунова. [335] Коренастый полковник
с красным, как у индейца, лицом подошел ко мне и доложил:
- Командир десятого гвардейского Киевского Краснознаменного
бомбардировочного полка гвардии полковник Горшунов!
- Где воевали?
- Под Ленинградом, товарищ генерал. А закончили свой боевой путь у
Порт-Артура.
- Выходит, как в песне: «И на Тихом океане свой закончили поход».
- Наши летчики теперь очень часто поют эту песню, - подтвердил Зиновий
Павлович. - Каждый прошел немалый путь, прежде чем попал сюда, к берегам
Желтого моря...
Затем Горшунов рассказал, как однажды гоминдановцы попытались обвинить
авиаторов полка в провокации.
- Полигон находится на одном из островов Желтого моря, близ демаркационной
линии. Как-то в штаб полка пришел запрос: кто бомбил по острову в Ляодунском
заливе севернее установленной демаркационной линии? Накануне наш полк звеньями
и одиночными самолетами вылетал на полигон. Там был очень опытный штурманский
состав во главе с Василием Андреевичем Ильяшенко. За войну штурман полка
совершил около трехсот вылетов, всегда привозил отличные подтверждения
фотоконтроля, а тут якобы промахнулся по учебной цели. Я вызвал Ильяшенко, и мы
полетели на полигон, чтобы с воздуха визуально обследовать весь район.
Убедились, что ни одна бомба, сброшенная нашими экипажами, не разорвалась за
пределами полигона. Для подтверждения сделали фотоснимки.
Что же оказалось на самом деле? Километрах в шести южнее полигона в этот
день шли упорные бои между частями китайской Народно-освободительной армии и
чанкайшистами. Чтобы оправдаться и дезориентировать свое командование,
чанкайшистский генерал заявил, что «красным» китайцам помогли русские летчики,
что они разбомбили его войска и бои на острове по этой причине закончились
поражением гоминдановцев. На самом же деле части Народно-освободительной армии
самостоятельно, без какой-либо помощи разгромили войска чанкайшистов...
Командир полка сообщил далее, что чаще всего приходится [336] летать над
морем, взаимодействовать с боевыми кораблями флота, бомбить по подвижным
морским целям. Дело это не такое легкое, особенно если учесть, что экипажи
раньше летали только над сушей. И в этом я убедился сам, когда побывал на одном
из наших аэродромов.
В Приморье и на Сахалине очень своеобразные климатические условия. Почти на
каждом аэродроме свой особый микроклимат. В прибрежной зоне много хлопот
доставляют частые выносы на материк морского влажного воздуха, образующего
завесы густого тумана.
Полковник Г. К. Платоненков рассказывал:
- В полку В. С. Логинова аэродром почти всегда открыт: никаких туманов. Там
летчиков мучают только сильные ливни летом и обильные снегопады зимой. А вот у
А. С. Куманичкина аэродром недалеко от моря. Ему особенно тяжело...
- В чем же дело?
- Очень обманчивая погода. То над аэродромом ни облачка, а то, буквально
через несколько минут, густой туман. Бывает и так, что стена тумана километров
на двадцать - тридцать не доходит до аэродрома и стоит целый день. Летать
опасно: вот-вот нахлынет белая волна и окутает плотной пеленой самолеты на
стоянках, спрячет все аэродромные сооружения, закроет взлетно-посадочную
полосу. Беда, если к этому времени самолеты не успеют сесть.
- Как же Куманичкин выходит из положения? - спросил я.
Платоненков рассказал, что командир полка вынужден высылать к побережью,
откуда идет вынос морского воздуха, специальный патрульный самолет. Дежурный
летчик постоянно сообщает на стартово-командный пункт, как себя ведет стена
надвигающегося тумана. Если она стоит на месте или уходит к морю, то полеты
продолжаются. А если передняя кромка выноса начинает перемещаться по
направлению к аэродрому, тут уже не зевай, быстрей сажай самолеты.
- А как вы боретесь со снежными заносами?
Ответил подполковник Г. С. Концевой, заместитель командира:
- Расчищаем снег день и ночь. Иногда самолеты заметает до штыря антенны. Приходится
мобилизовывать [337] на борьбу со снегопадом всех, кто может держать в руках
лопату, в том числе и семьи военнослужащих...
Уже третьи сутки наш пароход разрезал форштевнем зеркальную гладь Тихого океана.
Вместе с командующим Дальневосточным военным округом генерал-полковником Н. И.
Крыловым, генералами П. А. Ротмистровым, П. А. Курочкиным, Г. Ф. Одинцовым мы
направились в морское путешествие. На одном из островов сделали первую
остановку. Здесь мы увидели оригинальное сооружение на одном из бывших японских
аэродромов. Как стало известно, в зимнее время японцы не базировали свою
авиацию на Курильских островах. С наступлением же теплых дней с Хоккайдо и
других островов архипелага сюда перелетали авиачасти и проводили учебу. Надо
сказать, что размеры аэродромов не внушали никакого доверия. К тому же взлет
производился только в сторону моря, а заход на посадку - над водой. Нужно было
обладать незаурядным летным мастерством, чтоб в таких условиях посадить самолет
на узенькую ниточку деревянной взлетно-посадочной полосы.
Ни бетон, ни металлические плиты, которые использовались для сооружения
взлетно-посадочных полос на аэродромах в европейской части страны, на Курилах
не выдерживали испытаний: деформировались. Японцы нашли оригинальное решение
проблемы. Они сооружали деревянные взлетно-посадочные полосы и рулежные дорожки
без единого железного гвоздя. Оказалось, что это очень практично, особенно
зимой, когда неизбежны температурные колебания.
На другом острове Курильской гряды мы увидели более крупный аэродром, с
несколькими полосами. В центре его высилась гора, которую опоясывала рулежная
дорожка. У подножия горы японцы соорудили капониры, куда и закатывали самолеты
на случай атаки аэродрома или стихийного бедствия. Входы в капониры ограждали
подвижные (на роликах) металлические плиты - тоже мера предосторожности. Все
это было очень искусно замаскировано под цвет окружающей местности.
Выяснилось, что на острове нет пресной воды. Ее брали из озера, которое образовывалось
к весне в результате [338] таяния снега, задержанного низкорослым кедрачом. Вот
почему люди здесь любовно ухаживали за этим кустарником. Вырубать его считалось
преступлением.
Летчики жили в землянках, и все же мало кто жаловался на трудности. Однажды,
идя по гарнизону, я встретил женщину. На руках у нее был грудной ребенок, сзади
шел мальчонка лет четырех. Это была жена одного из летчиков. Мы разговорились.
- Живем тут уже третий год, - сказала она. - Привыкли к здешним местам и
климату. Одна беда: нет молока для детей. Нельзя ли помочь?
«Вот это - настоящая подруга офицера, настоящая патриотка, - подумал я. -
Все понимает, все перенесет и мужа подбодрит в трудную минуту».
- Обязательно поможем, - пообещал я жене военнослужащего.
После доклада Р. Я. Малиновскому в каждый батальон аэродромного обслуживания
было завезено по нескольку десятков коров, и курильчане получили свежее
молоко...
Комендатура дальнего гарнизона майора Петрова не имела ни одного жилого
дома. И все же люди здесь трудились, обеспечивали перелеты, самоотверженно
несли нелегкую службу. Но одно дело - тяготы службы для военных, совершенно
иное - для вольнонаемных - рабочих и служащих. Люди жили в палатках. Я зашел в
одну из них. Стенки были обложены толстым слоем мха, посредине стояла печка, за
ней виднелась кровать. Занимал палатку пожилой рабочий-столяр со своей женой.
Обоим лет под пятьдесят. До переезда на Чукотку они жили в Приморье, имели там
комнату с удобствами.
- Что вас заставило поехать сюда? - спросил я хозяина палатки. - Здесь же
очень тяжело, особенно пожилым людям.
- О том, что здесь тяжело, мы знали, - ответил столяр. - Но настолько
привыкли к нашей части, к людям, что когда узнали о передислокации, то решили
поехать с комендатурой Петрова.
- Не жалеете?
- Нисколько. Вот если б организовали сюда доставку свежей картошки, было бы
хорошо...
В 1952 году, возвращаясь из Пекина, я встретил на [339] аэродроме в
Свердловске подполковника Петрова. После Востока он служил на Урале, тоже
начальником комендатуры. В разговоре я вспомнил семью столяра.
- Настоящие патриоты, - подтвердил Петров. - А доставку свежей картошки мы
вскоре наладили. Возили из Марково. Потом люди научились свою выращивать...
Мне сразу же припомнился поселок на Колыме, куда я не раз прилетал в летнюю
пору. В июне там бывали утренние заморозки. Старожилы разжигали между грядками
костры из соломы, и дым медленно тянулся над огородами, не давая холодному
воздуху проникнуть к листьям картошки. Над поселком долго висели дымные столбы.
Таким мне и запечатлелось Марково - далекий поселок на Колыме, где тоже были
свои мичуринцы, научившиеся выращивать на вечной мерзлоте капусту и картошку...
Но вернемся к путешествию по Тихому океану. Позади остались острова Кунашир,
Итуруп, Уруп и самый северный Шумушу. Наш пароход приближался к берегам
Камчатки. Утром в каюту зашел Н. И. Крылов и, размахивая листком бумажки,
спросил:
- Скажи, Степан Акимович, тебе ведь сегодня полсотни стукнуло?
- А откуда тебе известно?
- Вот откуда! - И Крылов протянул мне бланки с поздравительными
телеграммами: одна была от Министра обороны, другая - из Хабаровска, от Родиона
Яковлевича Малиновского.
Отступать, как говорится, было некуда, и я, ожидая очередного вопроса,
посмотрел на Крылова.
- Так вот, надо отметить твой полувековой юбилей,- весело сказал Николай
Иванович.
Вечером в кают-компании состоялся товарищеский ужин. Я поблагодарил друзей
за поздравления с днем рождения и в ответном слове напомнил им ленинские слова
о том, что лучший способ отметить юбилей - еще раз критически взглянуть на
результаты своей работы.
Утром мы уже были на одном из камчатских аэродромов. Я тут же
поинтересовался жизнью и боевой учебой авиаторов, их бытом, запросами и
настроением. Конечно, очень хотелось побывать в знаменитой «долине гейзеров»,
посмотреть на Ключевскую сопку, но все пришлось [340] отложить. В беседе с
командиром выяснилось, что один из летчиков боится летать над морем. Мне
принесли его личное дело.
Старший лейтенант К., оказывается, воевал во 2-й воздушной армии, в боях
сбил семь вражеских самолетов лично и четыре совместно с товарищами. В боевых
характеристиках летчика отмечалось, что дерется он с врагом смело и уверенно, в
действиях решителен, не раз выручал друзей из беды.
- Вы заглядывали в личное дело летчика? - спросил я полковника А. А.
Осипова.
- Просматривал. Дело яснее ясного: трус он. Поэтому мы отстранили его от
полетов.
- Не спешите с выводами... Давайте пригласим летчика на беседу.
Через несколько минут перед нами стоял старший лейтенант К. Лицо бледное, осунувшееся:
видно, очень крепко переживает отстранение от полетов. Поздоровавшись, я
спросил:
- Какое у вас было задание?
- Полет по маршруту над открытым морем на удалении от берега триста
километров. Летали с подвесными баками.
- Почему же вернулись?
- Мне показалось, что отказывает мотор...
- Расскажите подробнее.
- Как только скрылся берег, - продолжал старший лейтенант, - я услышал стук
мотора и доложил об этом ведущему группы. Он приказал продолжать полет. После
этого мне показалось, что мотор еще хуже стал работать, и я вынужден был
покинуть строй. Когда произвел посадку, командир приказал опробовать двигатель.
Неисправностей не обнаружили. Меня назвали трусом и отстранили от летной
работы.
Выслушав летчика, я сказал ему:
- Мы разберемся и, возможно, переведем вас на материк. А сейчас, мне
думается, вам следует продолжать тренировки в полетах над морем. Считайте, что
на летной работе вы восстановлены.
Когда К. вышел, у нас состоялся довольно нелицеприятный разговор с
командованием части. Здесь грубо нарушили основное правило в летном обучении -
последовательность. В самом деле, разве можно летчика, [341] пусть и опытного,
но никогда ранее не летавшего над морем, сразу выпускать в маршрутный полет на
большое расстояние? А ориентировка над морем? Это же целый комплекс сложных
задач. Я предложил штурману Голиадзе провести показательные занятия с
летчиками-истребителями о способах ориентировки над морем, а инспектору по
технике пилотирования и офицерам отдела боевой подготовки - о методике обучения
экипажей.
Надо сказать, что наше вмешательство оказалось небезрезультатным. Авиатор К.
со временем стал отличным морским летчиком. Он летал много раз на полный радиус
действия и вел воздушные бои над морем.
Однако не со всеми летчиками обходилось так благополучно, как с
вышеназванным. Расскажу об одном из них, хотя, признаться, воспоминание о нем
не относится к числу приятных.
Однажды, когда я был в Москве, в отделе кадров встретился мне стройный,
подтянутый летчик, имевший несколько боевых наград. Назовем его майором М.
Обратившись ко мне, он сказал:
- Я уже несколько дней ожидаю назначения на должность, но безрезультатно.
- С вами беседовали работники отдела кадров?
- Да, вызывали на беседу несколько раз. Предлагают работу здесь, в штабе. Но
я летчик, и готов отправиться хоть на край света, лишь бы летать!
Его увлеченность летной работой выглядела так естественно, что я подумал:
«Побольше бы таких энтузиастов». Мы разговорились. Майор рассказал о том, что
совершил много боевых вылетов во время войны, что непродолжительный срок его
часть входила в состав 2-й воздушной армии. Я спросил летчика:
- Поедете на Дальний Восток?
- Готов ехать немедленно!
Майор не спрашивал меня ни о квартире, ни о де« нежном содержании. Поневоле
я почувствовал расположение к этому человеку. Он был назначен на должность
инспектора по технике пилотирования.
Ввод в строй летчика М. почему-то затянулся. Первый вылет откладывался с
одного дня на другой: то машина не готова, то погода ухудшилась, то еще
случались какие-то неполадки. М. стал роптать. Неоднократно [342] заявлял, что
перестраховщики «зажимают» его. Генерал А. И. Подольский принял все меры, чтобы
майор наконец вылетел.
И вот самолет поднялся в воздух.
Но дальше стало твориться что-то странное. Майор несколько раз пытался зайти
на посадку с убранными шасси. На аэродроме объявили тревогу. Летчика запросили
по радио:
- Что случилось?
- Не могу выпустить шасси!
Ему рассказали последовательность действий при выпуске шасси. Он выслушал,
но ничего сделать так и не смог. Много раз пытался сесть с убранными шасси,
однако все получалось неудачно. В конце концов майору все же удалось приземлить
непослушную машину. Оказалось, что на Ил-10 он никогда не летал. Пришлось
спешно освобождать его от «инспектора техники пилотирования»...
Камчатка осталась позади. В синей туманной дымке снова вырисовывались
знакомые берега. Порой налетал ветер, и качка усиливалась. Не раз мы попадали и
в штормы. На корабль наваливались гигантские волны, смывавшие все, что не
успели закрепить. В таких случаях генерал Н. Ф. Папивин, настороженно
прислушиваясь к треску в корпусе корабля, шумел на палубе:
- Где спасательные пояса? Капитан, кажется, решил нас утопить...
Потом море успокаивалось, и все шло своим чередом. Я еще находился под
впечатлением встреч с замечательными людьми, пришедшими осваивать суровый край,
- моряками, летчиками, строителями, учителями и врачами, солдатами и офицерами
отдаленных гарнизонов, всеми, с кем довелось познакомиться за последнее
время...
Летом 1950 года на одном из аэродромов Приморья приземлились стреловидные
реактивные машины. Это были первые эскадрильи Георгия Агеевича Лобова.
На дальневосточных рубежах сгущались черные тучи войны. Американская
военщина уже начала войну в Корее, непрерывно устраивала провокации на границах
Китая. Разведывательные самолеты с американскими опознавательными знаками не
раз пытались вторгнуться [343] и на территорию советского Дальнего Востока.
Нужно было в короткий срок перевооружить наши части на реактивную технику,
Я спрашивал Лобова, какие трудности встретились у него при переучивании на
реактивную технику, сколько ушло на это времени, какие извлекли уроки. Он, не
торопясь, обстоятельно отвечал. В конце беседы подытожил:
- Главное препятствие, пожалуй, чисто психологического свойства. Первое
время о новой машине у нас ходили буквально легенды. Летчики смотрели на
реактивный истребитель с чрезмерной почтительностью. А на деле - все намного
проще...
- Почтительность тоже не мешает. Ведь дело-то новое, да и не совсем обычное.
- Нет, мешает, - возразил Лобов. - Конечно, не всем, но мешает. Посмотришь
на иного летчика и чувствуешь: сковывает машина его действия, создает излишнее
напряжение в полете. А не победишь этого в себе - на реактивном самолете не
полетишь!
С интересом приглядывался я к Лобову. Он возмужал, на смуглом скуластом лице
особенно выразительны были глаза. Лучики морщин без слов говорили, что
тридцатипятилетнего авиатора вряд ли баловала жизнь. Я знал, что Георгий
Агеевич в юности был рабочим, трудился обжигальщиком на цементном заводе
«Пролетарий» в Новороссийске, там же заводские ребята избрали его комсомольским
вожаком. Потом - Новочеркасский институт. Георгий хотел строить боевые и
гражданские самолеты для нашей авиации, но учиться долго не пришлось. Его
вызвали в комсомольский комитет института, потом в горком.
- Хотим направить тебя в школу военных летчиков, - сказал секретарь.
Лобов пробовал возразить, сказать, что строить самолеты не менее важное
дело, но его убедили, что Воздушному флоту теперь нужны военные летчики. Летное
училище он окончил по первому разряду и сразу же был выпущен командиром звена -
всего три курсанта удостоились такой чести. Началась служба в одной из строевых
авиачастей под Ленинградом. Георгий учил подчиненных, упорно учился сам, пока
не наступила пора проверить приобретенные боевые навыки. В боях [344] с финнами
он получил боевое крещение. Отечественную войну встретил на границе, в Западной
Белоруссии, будучи политработником.
Когда нависла прямая угроза захвата нашего аэродрома противником, Лобову
пришлось вместе с другими летчиками поджигать свои самолеты. Улететь на них
было нельзя: они стояли без горючего. Осунувшиеся, измотанные непрерывными
боями, летчики чуть не со слезами на глазах выполняли приказ комиссара, но
другого выхода не было.
- Мы еще вернемся сюда, - говорил товарищам Лобов, - и дальше пойдем.
Летчики верили, что скоро поднимется на недруга вся наша огромная страна.
Трагедия отступления не переросла в бессильное отчаяние, они верили своей партии,
представителем которой был для них Георгий Лобов.
С крайних западных рубежей Георгий Агеевич Лобов попал на ленинградский
«пятачок». Воевать здесь было очень трудно. Едва наберешь высоту, как под
крылом город, тут же и линия фронта. Хотя система обнаружения была довольно
несовершенной, истребители не раз наносили ощутимые удары по врагу. Эскадрилья
Георгия Лобова состояла из ночников - бойцов высокого летного искусства. Чтобы
вести этих людей за собой, комиссару самому надо было уметь многое. И молодые
летчики, которым политработник больше всего уделял внимания, оправдывали его
надежды. Вылетая в ночное небо Ленинграда, они не раз преграждали путь врагу.
Осенней ночью 8 ноября 1942 года на глазах тысяч ленинградцев летчик Алексей
Севастьянов таранным ударом сбил «хейнкель», и обломки самолета с паучьей
свастикой упали в Таврический сад. Младший лейтенант Севастьянов учился у
Лобова, многое перенял у него, прежде чем стать умелым воздушным бойцом. Ныне
одна из улиц Ленинграда носит имя Алексея Севастьянова, не дожившего до
светлого дня победы.
На завершающем этапе войны у гвардии подполковника Лобова, командира
истребительной дивизии, было на счету уже около двух десятков сбитых вражеских
самолетов. А последний, двадцать седьмой самолет он сбил над Прагой.
В мирные дни, когда встал вопрос о том, кому доверить [345] освоение
реактивной техники, выбор пал на Лобова. И Георгий Агеевич отлично справился с
задачей. Полетев одним из первых на реактивном истребителе, он переучил на
новую технику десятки летчиков. В основу обучения он положил личный показ -
самое действенное средство в новом деле.
И вот мы беседуем с Лобовым о том, как здесь, на Дальнем Востоке, лучше
решить задачу по переучиванию.
- Что, если передать одно из ваших подразделений в часть, которая пока
летает на поршневых самолетах?- спрашиваю я.
- На время переучивания? - уточняет Лобов. Чувствуется, что ему жаль
расставаться со своими летчиками.
- Да.
- Лучшего способа, пожалуй, сейчас и не придумать, - соглашается Лобов и
добавляет: - Неплохо будет, если к нам тоже перевести одно из подразделений,
летающих на старой материальной части.
Контроль за переучиванием летчиков на реактивные самолеты был возложен на
генерала Алексея Ильича Подольского - энергичного, знающего дело специалиста.
Спустя некоторое время он докладывал, что учеба идет полным ходом.
Теоретические занятия чередуются с полетами на самолетах МиГ-15. Чтобы ускорить
выполнение плана боевой подготовки, полеты организовали одновременно на трех
аэродромах.
К осени 1950 года две наши части истребителей полностью переучились на
реактивную технику. Метод обмена подразделениями получил самое широкое
распространение. Успешно шло переучивание авиаторов, которыми руководили в ту
пору офицеры Г. С. Концевой, Г. К. Платоненков, Г. И. Гроховецкий и другие.
Успех объяснялся тем, что на Дальнем Востоке мы имели опытные кадры авиаторов.
Так, летчики, которыми командовал Герой Советского Союза полковник Н. В. Исаев,
еще до переучивания успешно освоили полеты на полный радиус, на предельных высотах
вели воздушные бои, уверенно действовали над морем, совместно с наземными
войсками не раз на учениях уничтожали морские десанты «противника».
Не все, конечно, шло гладко, бывали и промахи. [346]
Как-то во время проверки боевой подготовки полковник Литвинов доложил, что
его часть небоеспособна, так как летчики не успели отработать упражнения в
стрельбе по конусу. Полковник Н. В. Исаев с оценкой Литвинова не согласился.
- Дайте мне три-четыре дня на подготовку, а потом можете проверить, - заявил
он.
Мы пошли навстречу его просьбе. Полковник Исаев организовал интенсивную
работу. Сначала он устроил показные полеты с командирами, а те в свою очередь
дали провозные летчикам. Наибольший налет оказался у самого Исаева, с утра до
вечера не вылезавшего из кабины самолетов.
Четыре дня спустя мы произвели проверку, и авиаторы получили хорошую оценку.
Заслуга в этом прежде всего полковника Исаева - боевого, опытного командира,
проявившего в трудный момент незаурядные организаторские способности. Кое-кто
пытался объяснить успех тем, что, мол, командир устроил аврал.
- Летчики у нас хорошие, - как бы оправдывался Исаев. - Просто, увлекшись
техникой пилотирования на Ла-9, мы не уделили одновременно внимания огневой
подготовке. А сейчас приняли меры, и навыки восстановлены. Никакого аврала я в
этом не вижу.
Не случайно позже летчики Исаева очень быстро переучились на реактивную
технику.
Учились не только летчики. Напряженно занимались командиры всех степеней. Главнокомандующий
войсками Дальнего Востока Маршал Советского Союза Родион Яковлевич Малиновский
систематически проводил учения. И где бы они ни проходили - на Сахалине, в
Приморье или в Забайкалье, - главком требовал от нас зрелого мышления,
оригинальных решений, нацеливал действовать творчески, применительно к быстро
меняющейся обстановке.
Особенно большое внимание уделялось морской подготовке. Летчики научились
наносить точные удары по подвижным морским целям, успешно штурмовали
«противника», пытавшегося высадить десанты с моря, вели воздушные бои, отражая
«налеты» на Владивосток.
Во время учений нам приходилось постоянно взаимодействовать с флотом. У меня
остались самые приятные воспоминания о совместной работе с нашими опытными, [347]
эрудированными флотоводцами адмиралами Н. Г. Кузнецовым и В. Ф. Трибуцем,
которые глубоко понимали специфику действий авиации на морском театре.
В неустанных трудах и учениях рос и совершенствовался коллектив офицеров и
генералов штаба ВВС Дальнего Востока. Вдумчиво и обстоятельно решал все вопросы
начальник штаба генерал Н. И. Кроленко. Высокой штабной культурой обладал
сменивший его генерал А. А. Саковнин. Мы хорошо сработались с товарищами Н. Ф.
Папивиным, С. Е. Белоконем, С. В. Слюсаревым и Д. Я. Слобожаном. Товарищи М. М.
Шишкин, А. И. Харебов, Н. Д. Гребенников, Н. Г. Афонин, А. И. Любимов и другие
не жалели ни сил, ни времени для порученного дела.
Шел уже четвертый год работы на Дальнем Востоке. Я познакомился с людьми,
освоился с особенностями края, считал себя дальневосточником и совсем не
предполагал, что скоро окажусь вдали от друзей, от родного коллектива.
В октябре 1950 года меня вызвали в Москву. Было два часа ночи, когда я вышел
от Александра Михайловича Василевского с новым назначением.
- На аэродром? - спросил шофер, которому, видно, уже не раз приходилось
отвозить посетителей начальника Генерального штаба прямо на Центральный
аэродром имени Фрунзе.
Вместе со мной летели генералы П. И. Фоменко и В. М. Лихачев. Им, как и мне,
предстояло работать в у Китае под руководством генерала армии, ныне Маршала
Советского Союза, Матвея Васильевича Захарова.
Вскоре мы прибыли в Читу, а затем вылетели в Пекин. Шесть часов воздушного
пути - и вот уже самолет делает традиционный круг над аэродромом, чтобы зайти
на посадку. Через час мы уже разговариваем с Матвеем Васильевичем Захаровым.
- Работы предстоит много,- начал Захаров, - в основном по созданию
национальных кадров летно-технического состава, формированию новых авиачастей,
строительству аэродромов.
Матвей Васильевич назвал срок формирования частей, и стало ясно, что впереди
у нас - непочатый край неотложных задач. [348]
Правительство Китайской Народной Республики принимало все меры к тому, чтобы
в ближайшие два-три года создать военно-воздушные силы. Торопили события.
Военные действия в Корее перешли в такую фазу, когда возникла непосредственная
угроза территориальной целостности Китая.
Советский Союз оказывал очень большую помощь Китайской Народной Республике в
создании авиации. О размерах этой помощи можно судить хотя бы по такому факту.
Вскоре после прибытия в Китай мне было поручено сообщить Мао Цзэ-дуну, что
Советское правительство решило безвозмездно передать Китайской Народной
Республике несколько сот самолетов МиГ-15. Мао Цзэ-дун поблагодарил наш народ за
столь щедрый подарок.
Самолеты прибыли очень скоро. Будет уместно напомнить, что «миги» были
подарены КНР в 1951 году, когда мы только начали перевооружение своих
истребительных частей на реактивную технику. Кроме боевых самолетов в Китай
поступало много разнообразного авиационного имущества: запасные части,
инструменты, станки для авиамастерских, аэродромное оборудование,
керосинозаправщики.
Большую помощь оказывали мы и в подготовке авиационных кадров. Генерал С. Д.
Прутков, ранее прибывший в Китай с большой группой летно-технического состава,
уже успел немало сделать. Приступили к работе летные и технические школы.
Правда, укомплектовать их оказалось не так-то просто. Среди молодых рабочих и
крестьян в стране было много малограмотных: учились в основном дети мелкой
буржуазии, промышленников и торговцев. Поэтому китайское правительство
развернуло широкую сеть курсов для рабоче-крестьянской молодежи, годной по
состоянию здоровья к службе в авиации.
Еще труднее обстояло дело с созданием национальных инженерных кадров для
авиации. Раньше их в Китае не было. Мы предложили китайским товарищам призвать
в авиацию молодых людей, окончивших технические вузы и средние учебные
заведения. Через полгода или год из них можно подготовить квалифицированных
специалистов. С нашим предложением согласились. Вскоре по всей стране была
развернута сеть краткосрочных [349] курсов, и проблема подготовки
инженерно-технических кадров успешно решилась.
Несколько сложнее было готовить летчиков. К тому времени в Китае уже работал
ряд училищ первоначального обучения. Молодежь охотно шла в авиацию, с большим
трудолюбием изучала советскую авиационную технику - бомбардировщики Ту-2, Пе-2,
штурмовики Ил-10, истребители Ла-9 и МиГ-15. Однако китайские товарищи быстро
уставали во время полетов. Это объяснялось тем, что в их пищевом рационе не
хватало жиров, мяса, масла. К новым же нормам питания они привыкали с трудом,
особенно в первое время. По этой причине происходил отсев из училищ.
Другая трудность состояла в том, что советские летчики-инструкторы не знали
китайского, а курсанты в свою очередь русского языка. Пришлось срочно издать
китайско-русские разговорники. Для советских инструкторов были организованы
кружки по изучению китайского языка.
За год будущие летчики налетали по сто - сто двадцать часов, ознакомились с
элементами боевого применения, овладели летно-тактической подготовкой. Словом,
из недавнего пехотинца получался неплохой летчик, особенно из тех командиров,
которые уже успели побывать в боях. Китайские ВВС получили вполне подготовленных
авиационных командиров, хорошо знающих природу общевойскового боя, умело
разбирающихся в наземной обстановке, что очень важно при современных
требованиях к воздушному бойцу.
Советские инструкторы много внимания уделяли обучению китайских товарищей
стрельбе и бомбометанию, полетам на больших высотах и на предельный радиус. В
каждом авиасоединении были барокамеры, и почти весь летный состав прошел
тренировки. Профилактика оказалась не лишней. Потом не было ни одного случая
потери летчиками сознания в воздухе. Для полетов на большие расстояния в
бомбардировочных частях широко применялся межаэродромный маневр.
Однажды на аэродром, где проходили полеты со стрельбой и бомбометанием,
приехал Чжу Дэ. Экипажи действовали настолько умело, что Чжу Дэ усомнился,
китайские ли это летчики. По его просьбе после приземления все экипажи были
построены у своих самолетов. [350]
Чжу Дэ прошел вдоль строя и, пристально вглядываясь в лица летчиков, каждому
задавал один-два вопроса.
- Вот теперь можно считать, что мы вполне удовлетворены подготовкой наших
летчиков, - сказал он.
Возвращаясь в город, я спросил Чжу Дэ, почему он так внимательно смотрел на
летчиков.
- Пустили слух, что нас обманывают, летают, мол, не китайские летчики, а
русские...
Боевая подготовка летного состава китайских ВВС была на уровне современных
требований. И когда китайские добровольцы вылетели на фронт, чтобы помочь
корейскому народу в борьбе против американских империалистов и их
лисынмановских прихвостней, в первых же боях они продемонстрировали не только
мужество и отвагу, но и высокое летное мастерство. Они часто обращали в бегство
воздушного противника. Факелами летели вниз «мустанги», «сейбры»,
«шутингстары», «летающие крепости», поверженные китайскими истребителями.
Если учесть, что летчики корейской Народной армии и китайские добровольцы
вынуждены были вести борьбу с опытными воздушными пиратами Америки, то станет
понятным, сколько от них потребовалось искусства, упорства и настойчивости. Как
правило, американцы предпринимали бомбардировочные налеты только при
многократном превосходстве истребительного прикрытия. Бывали случаи, когда на
один бомбардировщик они высылали десять истребителей. Но и в этих условиях
корейские летчики и китайские добровольцы наносили весьма чувствительные потери
американским бомбардировщикам, встречая их далеко на подступах к объектам.
Американский журнал «Ньюсуик» сообщал об одном из неудачных вылетов,
совершенном 30 октября 1951 года: «Потери - 100 процентов. Это были потери,
понесенные бомбардировщиками Б-29 в «черный вторник», когда 8 бомбардировщиков
Б-29 совершали налет в сопровождении 90 истребителей».
У меня сохранились некоторые номера журнала «Дружба». На страницах его не
раз рассказывалось о помощи советских авиаторов китайским. Вот статья героя [351]
второй степени подполковника китайских ВВС Ли Ханя «Мой советский друг»,
опубликованная в февральском номере за 1958 год. В ней рассказывается, как
советский летчик Потасьев помогал китайским авиаторам овладеть ночными
полетами. Не буду цитировать статью, хочу только рассказать о сути дела.
В китайской части было мало летчиков, которые владели техникой ночных
полетов. Чтобы помочь подготовить группы ночников, Потасьев взял на себя личное
руководство. Днем он контролировал учебу китайских авиаторов в аудиториях, а
ночью уходил на аэродром. Когда ему напоминали об усталости, он говорил:
- Нет, я не устал. Чтобы вы скорее овладели мастерством ночных полетов, я
готов работать все двадцать четыре часа в сутки.
Перед окончанием программы обучения Потасьев решил проверить каждого летчика
и за одну ночь совершил пять вылетов, ни разу не выходя из кабины самолета.
Прощаясь с китайскими товарищами, он передал им принесенную из дому
вечнозеленую тую.
- Я сам посадил это растение, - сказал советский летчик. - Передаю его вам.
Пусть наша дружба никогда не увядает, как эта вечнозеленая туя.
У китайцев широко распространена поговорка: «Пьешь воду, не забывай о том,
кто вырыл колодец». К сожалению, маоисты очень быстро забыли эту пого- ворку...
Кузница
крылатых кадров
Уже более года командовал я авиацией родной для меня Белоруссии после
Дальнего Востока, Китая, службы в Московском и Северо-Кавказском военных
округах. Сердце радовалось, что авиация наша крепнет, оружие ее
совершенствуется, дальности полетов воздушных кораблей становятся
межконтинентальными, скорости - сверхзвуковыми. И вот в апреле 1956 года
совершенно неожиданно меня вызвал [352] командующий округом Маршал Советского
Союза С. К. Тимошенко и объявил:
- Приказом Министра обороны вы назначены начальником Военно-воздушной
академии. Поздравляю, Степан Акимович, с новой и вместе с тем знакомой для вас
работой - воспитанием авиационной молодежи.
Апрельским солнечным днем ехал я в Монино - небольшой подмосковный поселок.
Ехал и думал о предстоящей работе. Придется вспомнить . Краснодар. Да разве
прежним опытом обойдешься? Сейчас к подготовке командных кадров
военно-воздушных сил предъявляются повышенные требования, тем более что
руководить академией предстояло в переломное время. Армия перевооружается. В
авиачасти поступает новая техника. Ракетно-ядерное оружие коренным образом
меняет представления о характере будущей войны. А сколько нового вносит в
военное дело широкое использование радиоэлектроники! Теперь авиация будет вести
боевые действия не так, как в годы Отечественной войны. Уже в Корее применение
реактивных самолетов изменило тактику борьбы в воздухе. Значит, надо учиться
самому и в практике подготовки слушателей пересмотреть опыт минувшей войны.
Наши офицеры должны быть высокообразованными людьми. Без основательных
теоретических знаний, глубокого изучения современной техники, правильного
понимания сущности происходящих изменений в характере боевых действий нельзя
стать хорошими командирами частей и подразделений. Теперь от авиационного
командира, как никогда, требуются широта мышления, умение быстро
ориентироваться в сложной обстановке и принимать смелые и обоснованные решения.
И где, как не в академии, офицеры должны получать эти знания и навыки!
Пока я размышлял, машина въехала в красивую аллею, ведущую в академический
городок, который я не видел уже много лет. Перед глазами вновь предстал первый
строитель Монинского гарнизона Константин Васильевич Маслов. Кажется, ничего
здесь не изменилось, только, может, деревья подросли с той поры, как мы
встречались с Константином Васильевичем.
Нет, изменилось многое... Смотрю по сторонам и вижу [353] новые учебные
корпуса, дома, которых раньше не было. Прежний начальник академии Федор
Яковлевич Фалалеев, рачительный и вдумчивый хозяин, видать, немало постарался,
чтобы людям жилось уютно.
Спустя несколько минут мы встретились с генерал-майором авиации Адамом
Станиславовичем Дземишкевичем и генерал-лейтенантом авиации Серафимом
Александровичем Пестовым, руководившим до этого академией на протяжении ряда
лет. Высокий, слегка сутулый генерал Пестов в свое время был известен в ВВС как
хороший летчик-истребитель. Его перу принадлежала популярная книжка «Полеты на
У-2», которая стала путеводителем для молодых авиаторов. Я знал, что он снискал
себе заслуженное уважение в академии, и был рад, что Серафим Александрович
остается моим заместителем.
- Сверхзвуковые скорости полетов, ядерное оружие,- начал Пестов, - очевидно,
внесут много нового в учебную и научную работу. Я думаю, что коллектив академии
справится с большими и сложными задачами.
Мы начали подробно обсуждать предстоящие дела, и я с удовлетворением
заметил, что Серафим Александрович, Адам Станиславович и другие помощники тоже
много думают о перспективах деятельности академии. Наши взгляды в основном
совпадали, и в этом единстве мнений можно было видеть залог успеха дальнейшей
работы.
В кабинет вошли новые люди. Это были начальники факультетов и кафедр,
политработники. Приятно было видеть среди них знакомых мне по 2-й воздушной
армии Владимира Варденовича Нанейшвили, ставшего начальником факультета,
Василия Григорьевича Точилова - заместителя начальника академии по политической
части.
Полный новых впечатлений, возвращался я вечером домой, продолжая размышлять
о неотложных задачах. Надо решительно обновлять программы. Нельзя учить
офицеров так, как их учили пять-шесть лет назад. Даже опыт прошлого года
придется пересмотреть применительно к новой технике. А люди тут действительно
хорошие. Многие прошли школу войны, долго служили в строю. Таким не надо
повторять прописных истин о [354] связи академии с жизнью частей. Сами остро
чувствуют, что без этой связи нельзя успешно работать.
За шестнадцать лет существования академии здесь сложился большой и дружный
педагогический коллектив, в котором немало молодых, талантливых ученых -
воспитанников академии. Работали здесь и старые преподаватели, еще довоенной
формации.
Весной 1940 года, когда на Западе полыхало пламя второй мировой войны,
Центральным Комитетом партии и Советским правительством было принято решение о
создании авиационной командной академии. 29 марта 1940 года Народный комиссар
обороны издал приказ, первый пункт которого гласил: «Выделить из состава
Военно-воздушной ордена Ленина академии им. Н. Е. Жуковского факультеты:
оперативный, командный, заочный командный, штурманский и КУНС{12} ВВС в
самостоятельную академию». Во втором пункте этого приказа было сказано:
«Присвоить вновь организуемой академии наименование: Военная академия
командного и штурманского состава ВВС Красной Армии».
Первым начальником академии был генерал-майор авиации З. М. Померанцев,
возглавлявший до этого академию имени Н. Е. Жуковского. Вскоре Померанцева
сменил генерал-лейтенант авиации Ф. К. Арженухин.
За один предвоенный год коллектив молодого учебного заведения достиг немалых
успехов: был налажен учебный процесс, первые выпускники покинули аудитории и
разъехались по частям, чтобы в суровой боевой обстановке применить свои знания.
В годы войны воспитанники академии находились во всех звеньях
Военно-Воздушных Сил, начиная от подразделений и частей и кончая авиационными
объединениями и штабом ВВС. Они выполняли самые разнообразные задачи и
проявляли при этом исключительно высокие морально-боевые качества. Безграничная
преданность социалистической Родине, непоколебимая верность воинскому долгу,
высокое боевое мастерство, бесстрашие и героизм - вот те черты, которые были
свойственны питомцам академии. [355]
За образцовое выполнение боевых заданий командования, за высокое воинское
мастерство, доблесть и мужество, проявленные в Отечественной войне, многие
воспитанники академии были удостоены звания Героя Советского Союза. В числе их
был и Александр Васильевич Утин, один из талантливых авиационных командиров.
Когда началась война, слушатель второго курса А. В. Утин вместе с товарищами
уехал на фронт. Вначале он командовал полком, потом дивизией, а с июня 1943
года - истребительным авиакорпусом. В том же году ему было присвоено звание
генерал-майора, а в августе 1944 года - генерал-лейтенанта авиации.
Летом 1944 года 6-й гвардейский истребительный авиакорпус, которым
командовал А. В. Утин, прибыл во 2-ю воздушную армию. Энергичный и
рассудительный командир пользовался большим авторитетом. Мы поручали ему самые
ответственные задачи, и он блестяще решал их.
Летчики 6-го гвардейского истребительного авиакорпуса произвели 33 155
боевых вылетов, участвовали в 1296 воздушных боях. Здесь выросли такие
замечательные мастера воздушного боя, как трижды Герой Советского Союза А. И.
Покрышкин, дважды Герои Советского Союза Н. Д. Гулаев, Д. Б. Глинка, Г. А.
Речкалов. Корпусу, преобразованному в гвардейский, было присвоено наименование
Львовский и вручен орден Красного Знамени. Боевые успехи корпуса - результат
умелого руководства А. В. Утина, показывавшего личный пример в бою. Сам
командир летал на всех типах истребителей, какие имелись в корпусе. В конце
войны за мужество и героизм А. В. Утин был удостоен высокого звания Героя
Советского Союза.
Дважды Героями Советского Союза стали на фронте воспитанники академии А. В.
Ворожейкин, Е. П. Федоров. Отличились и многие другие офицеры.
18 августа 1945 года за успехи в подготовке кадров академия была награждена
орденом Красного Знамени. Правительственными наградами был отмечен труд многих
офицеров, генералов, служащих.
После войны в академии десятки отважных воздушных бойцов получили глубокие
теоретические знания и понесли их в авиационные части. Репутация крупного [356]
научного центра, задающего тон при разработке перспективных проблем применения
авиации, стала принадлежать ей по праву.
Здесь я встретил бывшего летчика 2-й воздушной армии, ныне Героя Советского
Союза, Виктора Дмитриевича Артамонова...
- Здравствуйте, товарищ командующий! - приветствовал он меня.
- Здравствуйте, товарищ Артамонов. Вы что, здесь учитесь?
- Нет, преподаю.
Это очень примечательный факт: лихой штурмовик, один из лучших командиров
эскадрилий избрал стезю ученого. Впрочем, один ли он! После войны академию
окончили четыреста пятьдесят Героев Советского Союза и двадцать восемь дважды
Героев - цвет советской авиации. Многие из них ныне возглавляют части и
соединения ВВС, а некоторые, как Виктор Дмитриевич Артамонов, избрали путь в
науку. И это вполне закономерно: люди с боевым опытом - наш самый ценный
капитал.
Во 2-й воздушной армии был отличный летчик-истребитель, командир одной из
лучших эскадрилий Сергей Яковлевич Жуковский. Мне памятны воздушные бои над
Днепром, Вислой и Одером, в которых участвовала восьмерка Сергея Яковлевича.
Виртуозный пилотаж, стремительность атак, тонкий расчет и глубокое понимание
тактики боя - таков «почерк» комэска.
Кончилась война, и мастер воздушных боев Герой Советского Союза С. Я.
Жуковский поступает в Военно-воздушную Краснознаменную академию. Здесь он
отличается упорством в овладении наукой, прилежанием и особой жаждой знаний.
После окончания учебы его назначили командиром полка. Он учил людей, не
переставая учиться сам. Новые гарнизоны, новая служба в Белоруссии, на Дальнем
Востоке, вновь в европейской части нашей страны... Жуковский -
генерал-лейтенант авиации, служит в строевых частях, но по-прежнему не забывает
родной академии, поддерживает самую тесную связь с ее
профессорско-преподавательским коллективом.
Высокие командные посты доверила Родина Герою Советского Союза генералу А.
Н. Катричу, дважды Герою [357] Советского Союза генералу А. Н. Ефимову и другим
питомцам ВВКА.
Еще с давних времен вошла в обиход военных крылатая фраза: «Каждый солдат
носит в своем ранце маршальский жезл». Ничуть не преувеличивая, можно сказать,
что и в нашей армии каждый талантливый человек может достигнуть многого, если у
него есть воля, если он настойчив в достижении поставленной цели, если
самозабвенно трудится, отдавая весь жар души любимому делу. Примером тому -
путь наших молодых ученых, достойно занявших место рядом с ветеранами академии.
Весной 1940 года я впервые знакомился с курсантами Краснодарского
авиаучилища штурманов. В строю, вытянув длинные, худые шеи, стояли вчерашние
десятиклассники, угловатые парни, съехавшиеся сюда со всех концов страны. Был
среди них и невысокий юноша из Ашхабада - Георгий Молоканов, сын машиниста.
Только два года тому назад он с отличными оценками закончил десятилетку в
родном городе. В училище он с первых же дней зарекомендовал себя как способный
математик. А математика в штурманском деле, как известно, наука первостепенная.
Осенью 1940 года лейтенант Молоканов стал летчиком-наблюдателем 169-го
бомбардировочного авиаполка.
Потом началась война. Полк Молоканова входил в состав резервной авиабригады.
Все попытки молодого штурмана попасть на фронт кончались одним ответом:
- Война, вероятно, будет длительной, фронту требуются кадры.
Вскоре молодой штурман звена поехал в Оренбург, где был зачислен слушателем
штурманского факультета нашей академии.
Летом 1944 года старший лейтенант Георгий Молоканов, с отличием закончивший
академию, был назначен помощником главного штурмана 8-й воздушной армии по
радионавигации. Меньше года довелось ему воевать, но и за это время в полной
мере проявились его организаторские способности.
После войны Георгий Федосеевич поступает в адъюнктуру и в конце 1949 года
защищает диссертацию. Оценивая вклад его в штурманское дело, известный
навигатор Герой Советского Союза профессор Александр Васильевич [358] Беляков
так отозвался о способностях молодого ученого: «Хорошо подготовлен в области
высшей математики и физики, умеет использовать математический аппарат при
разработке новых вопросов самолетовождения с применением общих средств, а также
радио и астрономии. Достоин назначения начальником кафедры...»
Я вполне был согласен с мнением нашего профессора, и вскоре подполковник
Молоканов был утвержден в новой должности.
В настоящее время генерал-майор авиации Георгий Федосеевич Молоканов -
профессор, доктор технических наук, автор популярных в авиации учебников «Учет
ветра в самолетовождении», «Теоретические основы самолетовождения», большого
научного труда «Курс самолетовождения»...
И вот теперь совместными усилиями всего профессорско-преподавательского
состава, в том числе и бывших воспитанников академии, нам предстояло поднять
уровень учебной и научной работы на более высокую ступень, укрепить связи со
строевыми частями, сделать новые идеи, научные исследования, теоретические
расчеты достоянием широкого круга офицеров-практиков.
Когда мы начали обсуждать эти вопросы, рекомендации были самые различные.
- Надо больше внимания уделять стажировкам слушателей, - предлагали
начальники факультетов.
- Хорошо, если бы преподаватели почаще бывали в строевых частях, - вторили
им начальники кафедр.
Да, конечно, стажировка слушателей и преподавателей - дело хорошее. Но
только ею обойтись нельзя. Слушатели - будущие командиры авиационных частей и
подразделений - должны повышать свою летную квалификацию. А много ли можно дать
летной практики в условиях академии? Здесь офицеры больше всего занимались
теоретической подготовкой.
Решили увеличить время летной практики и войсковой стажировки слушателей
непосредственно в частях и за счет этого значительно улучшить подготовку
офицеров по их специальностям, а также укрепить деловую связь академии с
полками и соединениями. [359]
Новая организация летной практики оказалась весьма эффективной. Годовой
налет слушателей на боевых самолетах увеличился почти вдвое. Теперь выпускники,
возвращаясь в строй, не нуждались в дополнительных тренировках, как это было
ранее, а немедленно приступали к обучению своих подчиненных не только на земле,
но и в воздухе.
На состоявшемся собрании партийного актива многие коммунисты обратили
внимание на плохую реализацию выполненных в академии исследований.
- Значительная часть научных работ бесполезным грузом ложится на полки нашей
библиотеки. Интересные расчеты, ценные выводы не используются на практике в
войсках и в конструкторских бюро авиационной промышленности, - говорил
начальник факультета генерал-лейтенант авиации А. В. Беляков.
Его беспокойство разделяли все присутствующие. Было решено давать более
широкую информацию о научных исследованиях. С этой целью в академии начали
регулярно издаваться научные труды и пособия под общей рубрикой «В помощь
строевым частям». Профессорско-преподавательский состав сразу почувствовал
ощутимые результаты своей творческой деятельности. И здесь тесная связь
академии со строевыми частями сыграла свою положительную роль.
Немало пришлось затратить сил, чтобы учебный процесс привести в соответствие
с задачами времени. У больших полотнищ бумаги, на которых были вычерчены новые
учебные планы, разгорались диспуты. Технический вопрос планирования учебного
процесса приобрел принципиальное значение. Какие дисциплины и в какой
последовательности должны изучаться на факультетах? Как лучше обеспечить
дифференцированное обучение слушателей разных специальностей?
Конечно, профилизация обучения потребовала от
профессорско-преподавательского состава затраты дополнительных усилий.
- Нам приходится разрабатывать десятки программ, создавать много новых
лекционных курсов, - говорил начальник кафедры генерал-майор авиации В. И.
Кириллов. - И все же без такой перестройки обойтись нельзя. [360]
Серьезное беспокойство вызывала необходимость изучения слушателями и
профессорско-преподавательским составом курсов высшей математики и физики.
Молодые офицеры уже на первых курсах приобретают солидные знания по этим
дисциплинам. Но как эти знания будут использоваться преподавателями специальных
наук? Как они смогут поднять теоретический уровень своих лекций, если сами не
изучали высшей математики?
Пришлось заняться общетеоретической подготовкой самих преподавателей. В
распорядок дня профессорско-преподавательского состава внесли существенные
коррективы. Утром они преподавали, а вечером учились сами. Сначала в расписании
вечерних занятий были только физика и высшая математика, затем появились теория
вероятности, теория боевой эффективности... С каждым днем все весомее
становился общетеоретический багаж знаний преподавателей, повышался
теоретический уровень лекций и семинаров.
Теперь предстояло всерьез заняться перестройкой обучения слушателей
специальным дисциплинам. Военные кафедры получили возможность широко
использовать математический аппарат для аргументации основных теоретических
положений. Специальные курсы были обновлены.
Значительно глубже стали исследоваться и научные проблемы. Многие процессы,
которые раньше оценивались лишь умозрительно, получили строгое математическое
обоснование. Расчеты с использованием вычислительной техники позволили глубже и
точнее анализировать тактику боевого применения авиации.
Военные ученые смело решали самые актуальные вопросы боевого использования
новейшей авиационной техники. В этой связи мне хочется продолжить рассказ о
Герое Советского Союза В. Д. Артамонове.
Вряд ли думал Виктор Дмитриевич, что станет заниматься научно-педагогической
деятельностью. До войны он учился в Московском полиграфическом институте и
одновременно работал токарем на заводе имени Авиахима. Как и для многих юношей
начала сороковых годов, подлинной школой жизни стала для него армия, а первой
академией - фронт. В феврале 1943 года младший [361] лейтенант Артамонов прибыл
во 2-ю воздушную армию. Только что закончились бои по ликвидации Сталинградской
группировки врага, а командир 291-й штурмовой дивизии Андрей Никифорович Витрук
уже готовил молодых летчиков к новым схваткам.
- Впереди Украина, всем работы хватит, - сдерживал он порывы молодых, когда
те рвались в небо. - Сначала надо подучиться.
Как заботливый отец, Витрук не хотел преждевременно выпускать молодых
пилотов в бой, тренировал их в полетах над полигоном, учил, чтобы каждая бомба,
каждый снаряд попадали по цели. Не раз видели в те дни Ил-2 Витрука в воздухе.
Комдив учил не только рассказом, но и показом. И не было в те дни прилежнее
ученика, чем Виктор Артамонов. Настоящую боевую закалку он получил в боях под Киевом,
когда штурмовал отступающие фашистские войска. В июле 1944 года Виктор уже
водит группы «илов», а потом становится командиром эскадрильи. Закончил он свой
боевой путь в Югославии, совершив сто шестьдесят два боевых вылета.
А потом академия, адъюнктура и в 1954 году досрочная защита кандидатской
диссертации. Ныне полковник Артамонов - один из ведущих наших ученых. Живой
носитель боевого опыта, он умело передает свои знания слушателям, учит их
творчески применять все то новое, что внесла практика в жизнь.
Не преувеличу, если скажу, что нет такой авиационной части и тем более
соединения, в которых бы не было наших выпускников. Глубокие теоретические
знания и хорошие практические навыки позволяют ее питомцам умело выполнять свой
служебный долг. Герои Советского Союза Г. Г. Голубев и К. А. Рябов храбро
сражались в годы войны. Голубев был ведомым у трижды Героя Советского Союза А.
И. Покрышкина. После окончания академии Голубев и Рябов были назначены
заместителями командиров авиачастей. В настоящее время генерал-майор авиации К.
А. Рябов и полковник Г. Г. Голубев - авторитетные командиры, умелые воспитатели
своих подчиненных.
Воспитанники академии Герои Советского Союза Г. Т. Береговой, Н. И.
Коровушкин испытывают новые самолеты. За успешную работу по внедрению новой
техники [362] они удостоены высокого звания «Заслуженный летчик-испытатель
СССР».
В 1951 году закончил академию дважды Герой Советского Союза майор В. В.
Сенько. Начав войну в звании сержанта стрелком-бомбардиром ночного легкого
бомбардировщика, В. В. Сенько к 1945 году уже был прославленным штурманом
дальней авиации, дважды Героем Советского Союза. Сейчас он работает в одном из
учебных заведений ВВС.
Мы по праву гордимся тем, что наши питомцы принимают непосредственное
участие в освоении космического пространства. 18 марта 1965 года на весь мир
разнеслось новое сообщение ТАСС о запуске в Советском Союзе космического
корабля «Восход-2». В составе экипажа командир корабля летчик-космонавт П. И.
Беляев и второй пилот летчик-космонавт подполковник А. А. Леонов.
Павел Иванович Беляев с 1956 года по 1959 год прошел полный курс обучения в
нашей академии, «в высшем учебном заведении, - как подчеркивала в те дни
«Правда»,- известном своими традициями, стоящем на уровне растущих достижений
современной авиации»{13}.
Многие преподаватели помнят, что слушатель капитан Беляев отличался в учебе
своим трудолюбием и настойчивостью. Успешно окончив академию, он заслужил право
стать адъюнктом. Но тут перед ним открылись совершенно новые возможности. Еще
несколько лет упорного труда, и наш воспитанник вместе с подполковником
Леоновым впервые в истории осуществил увлекательнейший научный эксперимент -
полет с выходом человека в космическое пространство. Смелый, дерзновенный полет
обогатил отечественную науку, возвеличил авторитет нашей Родины. По отзывам
председателя Государственной комиссии, Беляев показал себя прекрасным волевым
командиром. Он блестяще руководил всеми работами на корабле, хорошо произвел
посадку. Павел Иванович продолжает совершенствовать свои знания и учится заочно
в адъюнктуре академии.
Мы постоянно поддерживаем связь с бывшими слушателями. Это дает возможность
выпускникам получать [363] необходимую ориентировку в новейших достижениях
военно-научной мысли, а академии - совершенствовать качество подготовки
авиационных кадров.
Герой Советского Союза полковник В. П. Лакатош писал нам: «Академия явилась
для меня высшей школой военного и политического образования, школой воспитания
высоких качеств гражданина-воина социалистической Родины».
Жизнь не стоит на месте. Ныне объем знаний, которые получают слушатели,
много шире, чем, скажем, пять - десять лет назад. Людям, окончившим академию в
пятидесятых годах, приходится думать о существенном обновлении своего
теоретического багажа, чтобы не отставать от современных требований науки и
передового опыта.
Из года в год крепнут наши связи со строевыми частями. Нередко кафедры
проводят выездные заседания, летно-тактические учения, военно-научные
конференции. Одно из таких учений состоялось осенью 1965 года в Прибалтийском
военном округе. В нем принял участие и преподаватель кандидат военных наук
полковник В. Я. Ермаков. Владимир Яковлевич провел в академии ряд очень важных
научных исследований, направленных на повышение уровня боевой подготовки
строевых авиачастей. И здесь, на учениях, преподаватель нашей академии остался
верен своему правилу: проверять теорию практикой!
Длительное время Ермаков занимался исследованием вопроса о вызове сверхзвуковых
бомбардировщиков в район цели из положения «дежурства». Дело в том, что еще в
довоенное время мы привыкли относить бомбардировщики к тяжелым летательным
аппаратам, высотным, сравнительно малоскоростным. «Бомберы», как шутливо их
называли летчики других родов авиации, действовали в составе крупных групп, на
больших высотах. Подготовка к вылету у бомбардировщиков исчислялась часами...
Во время войны в тактику бомбардировщиков было привнесено немало нового.
Вспомним «вертушку» И. С. Полбина: самолеты действовали по точечным целям на
поле боя. Они пикировали почти отвесно и переходили к горизонтальному полету
почти у самой земли. [364]
Ныне в бомбардировочной авиации служат летчики, в которых живет полбинская
жилка: они ищут новые пути применения своего грозного оружия, стремятся сделать
свои машины неуязвимыми для противовоздушной обороны противника. Для этого им
приходится отрабатывать полеты на предельных скоростях и предельно малых
высотах, самостоятельно отыскивать цели и бомбардировать их с ходу...
Во время учений на аэродроме дежурили подразделения военных летчиков 1-го
класса Г. К. Долгушева, В. Н. Ботова, А. И. Тунько, А. В. Жукова. Взлетев по
сигналу, экипажи быстро скрылись в густой дымке. На маршруте летчики получили
задачу - уничтожить в районе Н. пусковые установки ракет и танки «противника».
Полет проходил над незнакомой местностью, и нашему преподавателю военному
летчику 1-го класса В. Я. Ермакову, пилотировавшему одну из машин, порой было
трудно ориентироваться, осуществлять поиск малоразмерных целей, хотя он, как и
другие, перед заданием хорошо изучил район по карте крупного масштаба. Полет
проходил на малой высоте. Под плоскостями стремительно проносились реки и поля,
леса и деревни, и летчику едва хватало внимания, чтобы точно держаться в строю.
Наконец штурман ведущей машины офицер Шаров предупредил о подходе к цели.
Стремительным был налет бомбардировщиков. Там, где только что стояли пусковые
установки ракет и двигались танки «противника», вздыбилась земля от разрывов
бомб. Удар был произведен с ходу, без задержки.
Спустя день после учений в части состоялась летно-тактическая конференция.
Основной доклад сделал полковник В. Я. Ермаков. Преподавателя хорошо дополнили
подполковник А. А. Ивашов (тоже выпускник нашей академии), рассказавший о
методах поиска целей на малых высотах и предельных скоростях, офицер Долгушев -
о боевых действиях бомбардировщиков из готовности номер один, и другие
участники учений.
Вернувшись в академию, В. Я. Ермаков рассказал преподавателям кафедры об
учениях, подчеркнул, как важно сейчас не отставать от жизни, чтобы готовить
летные кадры с учетом современных требований. Недавно [365] В. Я. Ермакову
присвоено звание «Заслуженный летчик СССР».
Научно-исследовательской работой занимаются не только преподаватели, но и
слушатели. С первых же курсов мы прививаем им навыки самостоятельного
творческого мышления, учим анализировать и обобщать факты. Многие из нынешних
преподавателей начинали путь в науку с работы в кружках. По их стопам идет
молодежь.
Воспитанники академии летают сегодня не только над родными просторами. В
академию приезжают учиться люди из братских армий социалистических стран.
Обучение их осуществляется по тем же программам, что и обучение наших
слушателей.
Я уже говорил, что в академии встретил немало боевых товарищей, с которыми
прошел большой путь от Дона до Эльбы.
- Хорошо бы к двадцатилетию Победы собраться снова вместе. Есть что
вспомнить, да и летной молодежи полезно послушать ветеранов, - сказал как-то в
беседе генерал Петр Пантелеймонович Перцов.
Эту мысль поддержал наш партийный комитет. Инициативная группа во главе с
генерал-лейтенантом авиации П. П. Перцовым, в которую вошли генерал-майор А. И.
Щербаков, полковники Г. С. Васильков, Е. Р. Игнатов, В. А. Кошелев, И. В. Тимохович,
В. К. Тихоненко, полковник запаса А. В. Смирнов, подполковник запаса Н. И.
Амплеев, направила ветеранам письменные приглашения и попросила прислать свои
воспоминания о войне, о боевых друзьях-однополчанах. Сотни конвертов полетели в
разные концы страны.
И ветераны откликнулись. Многие приехали на знаменательную встречу.
Оказалось, что нет в стране такого участка в народном хозяйстве, где бы не
трудились бывшие авиаторы - летчики и штурманы, техники и механики, радисты и
мотористы 2-й воздушной.
Дважды Герой Советского Союза полковник запаса Дмитрий Борисович Глинка,
одержавший в войну пятьдесят боевых побед, водит ныне воздушный лайнер на
международных линиях Аэрофлота. Начальником территориального Управления
гражданской авиации работает бывший летчик, а затем командир звена 8-го
транспорт-ного [366] авиаполка В. Н. Горб. За время войны он сделал около
четырехсот боевых вылетов, из них семьдесят в глубокий тыл противника,
доставляя партизанам оружие, медикаменты, эвакуируя раненых.
После войны Владимир Никитович закончил Ростовский государственный
университет и высшее училище Гражданского воздушного флота. Сейчас он учится в
аспирантуре, готовится защищать кандидатскую диссертацию о применении
сверхзвуковых транспортных самолетов в системе Аэрофлота. За успехи в мирном
труде он награжден орденом Трудового Красного Знамени и медалью «За трудовое
отличие».
Вместе с В. Н. Горбом трудится генерал-лейтенант авиации запаса Петр
Петрович Архангельский, бывший командир 4-го бомбардировочного авиакорпуса. Его
смена службы движения получила звание бригады коммунистического труда. Боевую
эстафету Петр Петрович передал двум своим сыновьям-летчикам, которые служат
ныне в авиации.
В Минске работают бывший снайпер бомбардировочных ударов командир эскадрильи
Герой Советского Союза Е. С. Белявин и полковник запаса Алексей Алексеевич
Исаев. В 1953 году в родной Минск вернулся бывший командир истребительного
авиаполка Герой Советского Союза подполковник в отставке А. В. Лобанов. Тут
когда-то прошла его юность: на заводе имени С. М. Кирова он работал токарем и
без отрыва от производства закончил аэроклуб. В годы войны Александр Васильевич
сделал восемьсот пятьдесят боевых вылетов, сбил двадцать шесть фашистских
самолетов. Вернувшись из армии, Лобанов сначала пошел работать инструктором
того же самого аэроклуба, где когда-то получил путевку в воздух, затем в
институт механизации сельского хозяйства.
Однажды я смотрел по телевизору спектакль А. Салынского «Барабанщица».
Мелькнули титры с фамилиями автора, режиссера, художника. Потом надпись:
«Музыку к спектаклю написал композитор Леонид Афанасьев».
- А знаете, это ведь бывший летчик из девятьсот сорок восьмого штурмового
полка, - сказал мне один из друзей.
- Как? Летчик стал композитором? Уж не тот ли, [367] который написал музыку
к песне «Первая эскадрилья»?
- Он самый.
Нас было двенадцать верных друзей -
Надежные руки и крылья,
Нас было двенадцать веселых парней
- Первая эскадрилья!
В юности Леонид и не мечтал стать композитором. Он любил небо. Окончив
Оренбургское авиаучилище, лейтенант Афанасьев был оставлен в нем инструктором и
более года обучал курсантов летному делу. В ноябре 1943 года попал в
действующую армию. На своем «иле» немногим более чем за полгода он совершил
девяносто семь боевых вылетов, был выдвинут на должность командира эскадрильи,
награжден двумя орденами Красного Знамени, орденами Отечественной войны I
степени, Александра Невского и многими медалями.
Один из боевых вылетов в июле 1944 года кончился для Леонида Викторовича
трагически: он был тяжело ранен и парализован. Потянулись тяжелые дни в
госпитале. В довершение ко всему он потерял речь. Только в январе 1945 года
Афанасьев вернулся в родной полк, где его уже считали погибшим. «О полетах даже
и не думай, отдыхай, поправляйся, а там видно будет», - сказал ему командир
полка. Но разве для этого разыскивал Афанасьев на дорогах войны свой родной
полк? Раненая нога еще плохо слушалась, а он уже начал тренироваться. Товарищи
помогли ему, и он вновь почувствовал, что обрел крылья. А 22 января 1945 года
снова повел в бой свою первую эскадрилью.
Когда закончилась война, Леонида Афанасьева списали с летной работы, а год
спустя он уволился в запас. Наступила пора выбрать земную дорогу...
В Чите и в Москве, в Кишиневе, в Орле
Мы верности клятв не забыли,
Единой дорогой идет по земле
Первая эскадрилья!
Леонид подал заявление о зачислении в консерваторию. В 1951 году майор
запаса Л. В. Афанасьев с отличием закончил Алма-Атинскую консерваторию. За
дипломную работу «Концерт для скрипки с оркестром» он был удостоен звания
лауреата Государственной премии. [368] Потом учился в аспирантуре Московской
консерватории по классу композиции у Арама Ильича Хачатуряна.
Ныне Леонид Афанасьев - автор нескольких симфоний, одна из которых посвящена
летчикам, музыки к двенадцати художественным кинофильмам, в том числе
«Призвание», «Стучись в любую дверь», «Память сердца», «Евдокия», «Когда
деревья были большими», «Утренние поезда». И по-прежнему он верен армейской
теме. Когда композитору предложили написать музыку к фильму «Прыжок на заре»,
он с большой радостью включился в работу, показывающую армию наших сегодняшних
дней, новое поколение бойцов, пришедшее на смену ветеранам:
А грянет беда - подросли сыновья,
И тоже мечтают о крыльях! -
Нас будет двенадцать, как прежде, друзья,
Первая эскадрилья!
В 948-м штурмовом полку воевал командир эскадрильи капитан Филипп Васильевич
Пархоменко. После войны на Всеармейском смотре художественной самодеятельности
жюри, куда входили известные артисты, единодушно признало у летчика незаурядное
дарование вокалиста. Пархоменко сразу же был зачислен в труппу Большого театра
Союза ССР. А потом - годы труда, гастрольные поездки по стране, за рубеж.
Ветер колышет над Красной площадью алые полотнища боевых знамен. Через
несколько минут начнется торжественный марш академий и частей Московского
гарнизона в честь двадцатилетия нашей Победы. У боевого стяга, когда-то
водруженного над рейхстагом, застыли знаменосцы Герои Советского Союза
Константин Самсонов, Иван Егоров, Мелитон Кантария, имена которых знали в нашей
Советской стране буквально все - от мала до велика.
Сотни героев-фронтовиков в теплые майские дни 1965 года съехались в столицу.
Среди них и ветераны 2-й воздушной, ныне заслуженные генералы, передовики
производства, колхозники, ученые. Многие из них расположились на гостевых
трибунах близ ленинского Мавзолея. [369] Двадцать лет назад, чеканя шаг, они
шли на Параде Победы в сводной колонне 1-го Украинского фронта.
После парада многие ветераны 2-й воздушной армии, о которых я рассказывал
выше, встретились в Монино. Когда под звуки фанфар в зал внесли боевые знамена
прославленных авиакорпусов, дивизий, полков, ветераны встали в едином порыве. И
гордость, и волнение охватили каждого: ведь под этими стягами совершены сотни подвигов...
Один за другим выходят на трибуну офицеры, генералы, прославленные воздушные
асы. И первое слово ветераны обращали к молодежи: будьте такими же, как ваши
отцы и старшие братья, прославившие Родину в битвах с врагом, в беспримерных
космических полетах, в завоевании новых авиационных рекордов. Пусть все ваши
помыслы будут направлены к одной цели - благородному служению Родине.
Никогда не изгладится из памяти 29 марта 1966 года - день открытия XXIII
съезда КПСС. Кремлевский Дворец съездов был залит лучами весеннего солнца. Сюда
со всех концов страны прибыли тысячи делегатов, самые достойные сыны и дочери
народа, приехали посланцы восьмидесяти шести коммунистических и рабочих партий
со всех континентов земли. Сотни счастливых улыбок. Весеннее чувство радости
жизни, грядущих свершений и надежд.
Я оказался в кругу сослуживцев по фронту, по 2-й воздушной... Александр
Иванович Покрышкин, Иван Никитович Кожедуб, Евгений Яковлевич Савицкий, Иван
Иванович Пстыго, Анатолий Леонидович Кожевников... Многих из них я знал совсем
молодыми. Неумолимое время наложило печать на их лица, посеребрило шевелюры,
лучики морщин залегли у глаз, но ветераны полны энергии.
Почти каждый день мы встречались на съезде. И когда Леонид Гаврилович
Монашев, бывший штурман, а ныне первый секретарь Курского обкома партии сказал:
«Приехали бы к нам, Степан Акимович, посмотрели на места, где воевали летчики
второй воздушной», я подумал, глядя на него: «Авиация многих подняла, в том
числе и таких, как Монашев, к высотам государственной и партийной жизни». [370]
- А у нас в Мироновке, - включился в разговор председатель колхоза имени
Жданова Киевской области А. Г. Бузиницкий, - уже скоро яблони зацветут... После
мартовского Пленума дела пошли в гору.
У Александра Гавриловича рядом со Звездой Героя Социалистического Труда два
ряда орденских ленточек - фронтовые награды за ратный труд во 2-й воздушной
армии. Всю войну офицер Бузиницкий обеспечивал боевые вылеты летчиков, а теперь
вот уже четырнадцать лет руководит передовым колхозом Украины. Я спрашиваю
Бузиницкого:
- Будете выступать?
- Записался.
Когда Александр Гаврилович произносил свою речь, съезд не раз аплодировал
ему. В его рассуждениях - широта, размах. Государственный человек! Бузиницкий -
представитель, если так можно сказать, среднего поколения. А слева от меня,
рядом с космонавтами Павлом Беляевым и Алексеем Леоновым, сидела миловидная
девушка, Люба Сысоева, доярка из подмосковного совхоза «Звенигородский». Она
шуршала листками блокнота, готовилась к выступлению.
- Главное, не волнуйся, дочка, и все будет хорошо! - сказали мы Любе, когда
она направлялась к трибуне.
Замечательно выступила Люба. Как солнце в капле воды, отразились в ее речи
достижения народа за полвека Советской власти.
Я думаю о судьбе этой девушки. У Любы было нелегкое детство, на фронте погиб
отец. Она осталась в большой семье с матерью, сестренками, братишками один
другого меньше. Случись такое до революции, идти бы Сысоевым с сумой, иначе -
голодная смерть.
Любу, ее братишек и сестренок подняла на ноги Советская власть. Подняла и
возвысила. На груди у Любы - орден Ленина, на лацкане костюма - депутатский
значок, она студентка 6-го курса сельскохозяйственного института. Разве есть
хоть одна капиталистическая страна, где бы доярку избрали членом парламента?!
- Чувство рабочей гордости - это великое чувство! - доносится с трибуны
звонкий голос Любы Сысоевой. - Два года назад я ездила с нашей молодежной
делегацией в Америку, и был там такой случай, Чтобы [371] показать, какая у них
свобода, нам устроили встречу с американскими сенаторами. Много говорилось о
демократии, расхваливался американский строй, но тут-то и вышла осечка.
Спрашивают, кто я такая. Я отвечаю: депутат Верховного Совета РСФСР, а по
профессии - доярка. Как сейчас помню, у них даже лица вытянулись.
Эти слова Любы съезд встретил смехом, аплодисментами, а она спокойно
продолжала свой рассказ об Америке:
- Оно и понятно. В их конгрессе доярок нет, демократия не позволяет. Тогда
господа решили меня проверить. В городе Сиракузы один из них, мистер Ли,
по-просил, чтобы я показала свои руки. «Ну что ж, мистер Ли, - сказала я, -
пожалуйста, смотрите - обыкновенные рабочие руки». Но этого оказалось мало.
Когда мы были в гостях у американского фермера господина Лешера, меня снова
просят: «А теперь покажите, как у вас в России доят коров». И я успешно провела
вечернюю дойку, а господину Лешеру пришлось признать, что в Советском Союзе и
члены парламента умеют коров доить.
То, что произошло со мной в Америке, не случайно,- заключила Люба. -
Буржуазная пропаганда хочет изобразить дело так, что в нашей стране простой
человек имеет право только на черную работу, а управляют, мол, коммунисты. Они
хотят разделить наш народ на правящий класс - партию и на простых исполнителей
- массы. А вот в совхозе, где я работаю, каждый пятый рабочий- коммунист. Мы и
есть тот самый правящий класс!
Да, мы и есть тот правящий класс, который полвека тому назад пришел к
управлению своей страной и сделал ее самой передовой в мире. Хорошо сказала Люба
Сысоева, молодой коммунист, одна из тех, кто понесет нашу эстафету вперед, к
славному будущему, имя которому - коммунизм.
Десять дней работал съезд, а зарядку дал на многие годы. Перед нами не
только предстали дела нашего многомиллионного народа, но и открылись новые,
величественные перспективы. И верится, что грандиозные задачи, которые наметил
съезд, будут решены, как бы сложны и трудны они ни были. Порукой этому -
героический [372] труд поколений, вот уже полвека преобразующих нашу страну под
водительством партии, рожденной гением и сердцем Ильича.
Пятьдесят лет назад началась моя служба в авиации. Девятнадцатилетним
парнишкой я впервые познал романтику летных будней. В двадцать лет встретил
Великую Октябрьскую социалистическую революцию, через год навсегда связал свою
жизнь с партией.
Почти полувековая история созданных В. И. Лениным, выпестованных
Коммунистической партией Вооруженных Сил насыщена крупнейшими событиями. Она
связана с воспитанием нескольких поколений воинов - людей беспредельного мужества,
стойкости, всем сердцем и душой преданных великому делу коммунизма, своему
любимому Отечеству, народу, родной партии.
В разные времена, в разных условиях сражались на фронтах, защищая свободу и
независимость первой в мире страны социализма, бойцы Чапаевской дивизии и
немногочисленные в пору гражданской войны красные военлеты, стоявшие насмерть
панфиловцы и герои Великой Отечественной войны - летчики. Но всех их объединяет
одно - пламенный советский патриотизм, готовность отдать свою кровь, а если понадобится
и жизнь, во имя Родины.
Эти благородные качества партия воспитывает у всех воинов, в том числе и у
авиаторов послевоенного поколения, не прошедших суровую школу боевых испытаний.
Нам, авиаторам старшего поколения, радостно видеть крылатую молодежь, всех,
кто стоит у истоков большого пути, перед кем открываются неизведанные дали. Где
только сегодня не увидишь советских Икаров! Они охраняют родное небо, участвуют
в борьбе за высокие урожаи, помогают открывать богатства земных недр,
прокладывают путь кораблям в океане. Кажется, нет ни одной отрасли народного
хозяйства, где бы не трудились бывшие летчики. Дорога в космос тоже начинается
с полетов на самом обычном самолете. Молодых людей захватывает романтика
космических пространств, сверхзвуковых скоростей, полетов к новым [373]
планетам. Перед каждым из них открываются заманчивые перспективы.
Ежегодно в нашу Краснознаменную Военно-воздушную академию вливается новый
отряд молодых летчиков и штурманов. Это - люди, для которых служба в военной
авиации стала смыслом жизни. Именно им придется принять машины, которые, может
быть, сегодня только зарождаются в конструкторских бюро.
Я счастлив тем, что вы, наследники нашей крылатой славы, проложите трассы к
другим планетам и поведете советские звездолеты в простор, который пока еще
называется мечтой романтиков. Всем сердцем верю, что ключи от неба в надежных
руках. Дерзайте, друзья мои, расправляйте могучие крылья во весь богатырский
размах!
Перечень условных сокращений
ВВС –
Военно-воздушные силы
впп – взлетно-посадочная полоса
ВС – Вооруженные Силы
зрбр – зенитная ракетная бригада
ЗРВ – зенитные ракетные войска
зрдн – зенитный ракетный дивизион
зрп – зенитный ракетный полк
иап – истребительный авиационный полк
ККП – контроль космического пространства
КП – командный пункт
МРП – министерство радиопромышленности
НГШ – начальник Главного штаба
НГШ ВС – начальник Генерального штаба Вооруженных сил
НПП – наставление по производству полетов
ОА – отдельная армия
обато – отдельный батальон авиационного технического обеспечения
ОД – оперативный дежурный
орлр – отдельная радиолокационная рота
орту – отдельный радиолокационный технический узел
ПВО – противовоздушная оборона
ПКО – противокосмическая оборона
ПН – пункт наведения
ПУ – пункт управления
ПРН – предупреждение о ракетном нападении
ПРО – противоракетная оборона
РЛС – радиолокационная станция
РКО – ракетно-космическая оборона
РП – руководитель полетов
РСП – руководитель системы посадки
ртбр – радиотехническая бригада
РТВ – радиотехнические войска
ртп – радиотехнический полк
СВС – советский военный советник
СККП – система контроля космического пространства
СКП – стартовый командный пункт
СПРН – система предупреждения о ракетном нападении
УРС – управляемые реактивные снаряды
ТЭЧ – технико-эксплуатационная часть
ЦККП – центр контроля космического пространства
ЦКП – центральный командный пункт
ЧВС – член Военного совета