ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА -- Мемуары -- Ожимков П.М. Из воспоминаний о войне

Ожимков П.М.
Из воспоминаний о войне

«Военная литература»: militera.lib.ru
Издание: Ожимков П.М. Из воспоминаний о войне @ Военная литература, 2005.
Книга на сайте: militera.lib.ru/memo/russian/ozhimkov_pm/index.html
Иллюстрации: нет Источник: www.allaces.ru
OCR, правка: Василий Харин (mail@allaces.ru)
Дополнительная обработка: Hoaхer (hoaxer@mail. ru)

Ожимков П.М. Из воспоминаний о войне @ Военная литература, 2005. (militera.lib.ru) /// Ожимков П.М. Из воспоминаний о войне. — Самиздат, ~ 1978.

Из предисловия (автор): В своих воспоминаниях о суровых днях войны, которые мне пришлось пережить на фронтовых дорогах и на полевых аэродромах от Воронежа до Сталинграда и до Берлина, постараюсь рассказать, насколько мне это удастся, о хорошо знакомых мне сослуживцах и однополчанах: описать их деловые качества, особенности характера и геройства.

Содержание

Предисловие
Из истории гвардейского Берлинского Краснозаменного ордена Богдана Хмельницкого истребительного авиаполка
О главных наставниках авиаполка
Такими были ветераны войны
В знак памяти о погибших летчиках
Случаи из жизни авиаполка на фронте

Все тексты, находящиеся на сайте, предназначены для бесплатного прочтения всеми, кто того пожелает. Используйте в учёбе и в работе, цитируйте, заучивайте... в общем, наслаждайтесь. Захотите, размещайте эти тексты на своих страницах, только выполните в этом случае одну просьбу: сопроводите текст служебной информацией — откуда взят, кто обрабатывал. Не преумножайте хаоса в многострадальном интернете. Информацию по архивам см. в разделе Militera: архивы и другия полезныя диски (militera.lib.ru/cd).

Предисловие

В своих воспоминаниях о суровых днях войны, которые мне пришлось пережить на фронтовых дорогах и на полевых аэродромах от Воронежа до Сталинграда и до Берлина, постараюсь рассказать, насколько мне это удастся, о хорошо знакомых мне сослуживцах и однополчанах: описать их деловые качества, особенности характера и геройства.

Очень немногие из общего числа активных участников войны будут встречать сорокалетие Победы над фашизмом, и поэтому очень важно сохранить в памяти советского народа имена героев и других участников Великой Отечественной войны и на примерах их жизни воспитывать молодежь.

Многое устарело из того, что было использовано Советской Армией в прошлой войне с фашизмом. Коренным образом изменилась техника вооружения, способы ее действия и войск и другое.

Но человек остается, как всегда, главной и решающей фигурой во всех сложных исторических событиях и свершениях. И от его подготовки, воспитания у него сознательного отношения к любому порученному ему делу и обязанностям зависит очень многое.

Можно и уверенностью утверждать и о том, что не все устарело из методов воинского обучения и политического воспитания молодежи, которые применялись во время Великой Отечественной войны, и еще некоторые из них могу? быть с успехом применены и в настоящее время. Для этого необходимо лучше знать различные стороны походной и боевой жизни бывших воинов-летчиков, познать силу их волевого характера и преданности родине, представить себе и то, как сочетались у них, прежних героев, благородство и простота души, общечеловеческие чувства и некоторые их житейские слабости.

В своих воспоминаниях постараюсь воссоздать очерковую галерею психологических портретов из хорошо знакомых мне людей и в пределах моих возможностей ответить молодым современникам о том, какими они были тогда боевые летчики-герои и другие активные участники войны, внесшие свой личный вклад в общее дело победы над фашизмом.

Во время войны, как и в любое другое время, особо важное значение имел удачный подбор кадров руководящего состава и штабных офицеров воинской части.

От организационно-направляющей способности руководителей воинского коллектива, от их умелой требовательности, личного примера, их морального и делового облика во многом зависел общий порядок, здоровый настрой и боевой успех воинской части в целом.

Приведенные мной деловые характеристики на офицеров штаба и на летный состав подтверждают умелое решение этого вопроса.

Воинская часть на фронте была для личного состава одновременно: домом, школой воспитания мужества и других необходимых человеческих качеств и поэтому без краткого описания истории части (авиационного полка) невозможно представить все события и боевые подвиги героев, происходившие во время войны.

Краткие сведения из истории части приведены в следующем разделе.

П.М.Ожимков

Из истории гвардейского Берлинского Краснозаменного ордена Богдана Хмельницкого истребительного авиаполка

Личный состав авиаполка за период Великой Отечественной войны, с 22.06.41 г. по 9.05.45 г., внес весьма существенный вклад в дело разгрома немецко-фашистских войск:

— произведено всего 23883 боевых вылета, в том числе в составе гв.авиадивизии — 15464;

— проведено 1197 воздушных боев, в которых сбито 729 самолетов противника, в том числе в составе гвардейской авиационной дивизии — 503;

— свои потери — 82 летчика;

— в полку выросло 22 Героя Советского союза, из них 2 летчика — Василий Александрович Зайцев и Виталий Иванович Попков — удостоены этого высокого звания дважды.

В условиях нарастающей опасности и нападения на Советский Союз со стороны фашистской Германии, с 5 по 25 мая 1940 г., в г.Орша Белорусской ССР под №129 был сформирован истребительный авиаполк.

Командиром авиаполка был назначен (майор) Вихров Тимофей Григорьевич, военкомом был батальонный комиссар Рулин Виктор Петрович, начальником штаба авиаполка -Бондаренко Андрей Павлович.

С 10 февраля 1941 г. авиаполк входил в состав 9 смешанной авиадивизии.

Грозные и трагические дни начала войны — 22 июня 1941 г. авиаполк встретил на аэродроме Тарново вблизи г.Белостока. Командиром авиаполка был в то время Беркаль Юрий Михайлович, начальником штаба — Русанов Д.А., военкомом — Рулин Виктор Петрович.

В авиаполку имелось 62 летчика, летавших на самолетах типа МИГ-3 и И-153 (Чайка/.

Без объявления войны, в нарушении ранее заключенного договора, фашистская Германия, рано утром, 22 июня 1941 г. начала военные действия против Советсткого Союза на обширном участке фронта.

Первый день войны был встречен личным составом полка организованно, и уже в четыре часа утра, 22 июня 1941 г., летчики 129 авиаполка вступили в бой с немецкими самолетами: л-т Соколов и л-т Дыбенко сбили по одному немецкому самолету Ме109. В 4 часа 25 мин. лейтенант Николаев сбил немецкий бомбардировщик Хенкель-111.

Но на стороне немцев был явный перевес в численности и боевой мощи авиации.

В 4 часа 50 мин. 22 июня немецкая авиация нанесла массированный бомбовый удар по аэродрому 129 авиалолка, при котором была уничтожена большая половина всех самолетов.

Налеты немецкой авиации по аэродромам и автодорогам продолжались непрерывно. Отражая налеты немцев, авиаполк с оставшимися самолетами из 27 МИГ-3 и 11-И-16, вместе с линией фронта, отступал в направлении г. Смоленска. Это было очень тяжелое время для многих советских людей. Только лично прочувствовавшему на себе человеку первые дни войны, и особенно непосредственно на фронте, под обстрелом и бомбежками, в условиях отступления наших войск, можно оценить и представить ее морально-трагическую тяжесть с ничем не сравнимыми страданиями для жизни и судеб многих людей.

Каким-то особым, трудно объяснимым, тяжелым грузом нависла в те дни война своей коварной неизвестностью, бедствиями и угрозой смертельной опасности для миллионов живущих людей.

Какую силу характера и мужества нужно было иметь советским людям в тылу и на фронте, чтобы сохранить веру в силу России, в неизбежность победы над врагом и не поддаться ошеломляющему шоку от неудачи первых дней войны и перехода от мирной жизни к войне! Вера в победу над фашизмом сохранялась и у самых простых советских людей.

Мне запомнились слова пожилого рабочего в первые дни войны в г. Ленинграде. Наблюдая воздушный бой наших истребителей с немецкими самолетами над городом, он сказал: «Да, схватились между собой два богатырья... Но наш русский богатырь обязательно победит немецкого, и эту победу я чую душой своего» Подобные мысли и слова были в то время обычными.

Мне довелось быть в Ленинграде с начала войны, включая весь декабрь 1941 г. и познать тяжесть блокадных дней с бомбежками и пайком из 175 гр. сухарей (и ничего более/, так хорошо и полно отраженных в трех первых сериях кинофильма «Блокада» писателя А.Чаковского.

С начала военных действий личный состав авиаполка передвигался и действовал с аэродромов гг. Смоленска, Брянска, Орла, Тулы и только 27 июля прибыло в полк первое пополнение из 9 самолетов МИГ-3 с командиром группы Желваковым.

8 августа прибыла в полк вторая группа летчиков с самолетами МИГ-3. В нее входили летчики: Нюнин И.М., Лавейкин И.П., Песков П.И., Мочалов Ф.П. и другие.

В то же время, на аэродром совхоза Дугино прибыла группа летчиков в составе Зайцева В.А., Штоколова Д.К., Мещерякова И.И. Истомина, Горюнова С.Т.

20 августа летчиками авиаполка был одержан значительных боевой успех: действуя с аэродромов Луховицы и Дугино, в воздушных боях было уничтожено девять немецких самолетов. Особую отвагу и мастерство в воздушных боях проявили летчики Зайцев В.А. и Нюнин И.М.

21 августа, в сложном бою, совершив беспримерный подвиг, погиб летчик Ковач П.С. Ему было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

В сентябре 1941 г. летчик Зайцев В.А. назначается заместителем командира 129 авиаполка.

В июне и августе 1941 г. 129 авиаполк входил в состав 47 смешанной авиадивизии, базирующейся на аэродроме Шликовка [Шайковка???].

В условиях холодной и снежной зимы, в ноябре-декабре 1941 г. авиаполк, действуя с полевых аэродромов Залазино, Луковники, Красное на Западном и Калининском фронтах, наносил противнику ощутимые удары. До 6 декабря 1941 г. на боевом счету авиаполка уже было сбито в воздушных боях 62 немецких самолета и 20 самолетов уничтожено на вражеских аэродромах. Было произведено 1793 боевых вылета с налетом 1980 часов.

Приказом Наркома Обороны №351, подписанного И.В.Сталиным, 6 декабря 1941 г. полку присвоено звание Гвардейского Истребительного авиаполка.

Командиром авиаполка с июня 1941 г. по май 1942 г. был Беркаль Ю.М. Заместителем командира авиаполка — Зайцев В.А.

С мая 1942 г. по март 1944 г. командиром авиаполка был Зайцев В.А.

С начала октября 1941 г. по 31 октября 1942 г. авиаполк участвовал в боях на Калининском фронте.

12 декабря 1942 г. 5-й гв.ИАП перебазировался под Сталинград на аэродром Троицкое и вошел в состав 207-й истребительной авиадивизии (позднее переименованной в гвардейскую авиадивизию/. Авиадивизия входила в состав 3-го смешанного авиакорпуса под командованием генерала В.Аладинского и 17 ВА под командованием генерала Красовского Степана Акимовича. Прибывшие на Сталинградский фронт в декабре 1942 г. авиаполки дивизии имели на самолетах пушечное вооружение и по своим боевым характеристикам и маневренности не уступали немецким Ме-109. Авиаполк был укомплектован самолетами Ла-5. 106 и 107 авиаполки также были полностью укомплектованы самолетами ЯК-9б и другими.

Командование гвардейской Днепропетровской краснознаменной ордена Богдана Хмельницкого Истребительной авиадивизии:

командир дивизии — А.П.Осадчий

начальник штаба — Н.Г. Шевяков

начальник политотдела — Н.М.Рассохин

начальник связи — А.П.Слухарев

пом.нач.связи — П.М.Ожимков

В составе гвардейской авиадивизии наш авиаполк участвовал в боях на Сталинградском фронте за освобождение Донбасса и г.Днепропетровска, а также на юге Украины (ст.Раздельная) и г.Луцка, в освобождении Польши и на территории Германии, до самых последних дней Победы над фашистской Германией.

После краткого описания истории авиаполка предоставим очередь и место основной теме воспоминаний — о хорошо знакомых мне однополчанах.

Вспомним их боевые дела, помянем добрым словом, и пусть положительные стороны и штрихи из их жизни на фронте послужат полезным примером для воспитания нашей молодежи.

Первые очерки посвящаю прославленным начальникам авиаполка: дважды Герою Советского Союза В.А.ЗАЙЦЕВУ и бессменному комиссару В.П.РУЛИНУ.

О главных наставниках авиаполка

ЗАЙЦЕВ Василий Александрович

(10.01.1911) деревня Семибратское, ныне Коломенского района. Московской области.

Советский летчик-истребитель, полковник (1946/. дважды Герой Советского Союза (5.5.1942 и 24.8.1943/, член КПСС с 1932 г. В Советской Армии с 1932 г.

Окончил Луганскую военно-авиационную школу пилотов (1933) и курсы усовершенствования командиров звеньев в г.Борисоглебске (1936/.

Во время Великой Отечественной войны командовал авиаэскадрильей, был штурманом и зам.командира истребительного авиаполка, в 1942-44 — командир гвардейского истребительного авиаполка, в 1944-45 — заместитель командира авиадивизии 17-й воздушной армии.

Воевал на Западном, Калининском, Донском, Юго-Западном, 1, 2 и 3-м Украинских фронтах.

За 115 успешных боевых вылетов и участие в 16 воздушных боях, в которых лично сбил 12 самолетов противника, ему было присвоено звание Героя Советского Союза.

За 299 боевых вылетов, в которых уничтожены 22 самолета, награжден второй медалью «золотая Звезда». Всего совершил 427 боевых вылетов, в 163 воздушных боях сбил 34 самолета противника и 19 — в групповом бою, 2 немецко-фашистских истребителя принудил к посадке на свой аэродром.

В послевоенный период — зам.командира гвардейского авиационного соединения. С сентября 1946 г. — в запасе. Работал начальником аэроклуба, затем директором завода.

Награжден орденом Ленина, тремя орденами Красного Знамени, орденом Богдана Хмельницкого, 2-й степени. Отечественной войны 1-й степени, медалями.

Умер в 1961 г., бюст дважды Героя советского Союза установлен в г.Коломне.

Литература: «Люди бессмертного подвига», издание 4-е, книга I, М.,1975 г.

Советская военная энцикдопедия. Москва, 1977 г., стр.369.

На посту с радиолокатором

Очень большое доверие со стороны командования 2ВА было оказано мне в июле 1944 года. Меня вместе с заместителем командира авиадивизии, дважды Героем советского Союза подполковником В.А.ЗАЙЦЕВЫМ, направили в качестве ответственных офицеров в район восточное г.Дубно на радиолокационную станцию.

Нам была поставлена задача: путем использования данных радиолокационного наблюдения и мощной радиостанции типа СЦР-399 обеспечить своевременный вызов истребителей и не допустить бомбовых ударов немецкой авиации по району сосредоточения наших войск, готовившихся к наступлению.

Впервые новая радиолокационная техника использовалась для решения очень важных тактических задач в боевых условиях фронта.

Радиолокатор П-3 и американская радиостанция СЦР-399, месте с экипажами, были выделены из средств связи 2ВА.

Чтобы использовать имеющуюся телефонную связь со штабом 2ВА и авиадивизией, радиолокатор и радиостанция были развернуты и хорошо замаскированы недалеко от штаба кавалерийского корпуса.

Наши фронтовые соседи оказывали нам радушное гостеприимство и всякую помощь в бытовых вопросах. Новая радиолокационная техника пользовалась всесторонним признанием. Относительно спокойная обстановка перед началом наступательной операции способствовала хорошему отношению к нам со стороны командира кавалерийского корпуса.

Наш начальник — дважды Герой Советского Союза В.А.ЗАЙЦЕВ был принят, как гость, и жил вместе с генералом в отличных бытовых условиях. Высокое звание героя, его добрый и простой характер располагали к себе командира кавалерийского корпуса и его товарищей.

Много раз, в различной боевой обстановке, приходилось мне встречаться с В.А.ЗАЙЦЕВЫМ на войне: перед его вылетом на самолете, на командном пункте авиаполка, среди подчиненных ему летчиков, и всегда я с большой симпатией и восхищением наблюдал за ним, стараясь понять в его действиях и выражениях лица трудно объяснимую для меня самого силу его героического характера и летного мастерства бесстрашного воздушного бойца.

Он был всего на два года молоке меня по возрасту, и мне были особенно близки и понятны его жизненные условия — крестьянского парня, в то далекое время двадцатых и тридцатых годов многие мальчишки со школьной скамьи мечтали быть летчиками, они по-настоящему и добросовестно учились, воспитывали свой характер и физическую выносливость к трудной работе.

Можно с уверенностью сказать, что, вероятно, и В.А.Зайцев, еще будучи школьником, мечтал и готовил себя быть хорошим летчиком, и в этой его мечте и была заложена большая доля, а может быть, и первооснова его геройства во время войны.

Всмотритесь в лицо героя на фотографии! В его чертах и выражениях, без подсказки и хвалебных комментариев, можно прочесть его душевную простоту, благородство в силу воли, серьезный и практический ум и деловитость.

Вот таким представляется мне психологический портрет хорошо знакомого мне боевого летчика-героя, о котором я расскажу более подробно ниже в своих воспоминаниях о нем.

В.А.Зайцева мне довелось знать больше года, но несмотря на мое знакомство с ним, он для меня все еще представлял большой интерес. Я очень хотел, при близком общении с ним на посту радиолокационной станции, узнать его еще ближе, чтобы ответить самому себе на вопрос: что же главное в его характере, в поведении и других психологических особенностях как человека? Что помогло ему заслужить такое высокое звание — дважды Героя Советского Союза?

Всем известно, что звание Героя присваивается за тяжелые подвиги и геройство в бою. За основу при представлении к наградам и званию Героя берутся сухие цифры, выражающие показатели ратных дел героя: количество совершенных им боевых вылетов, проведенных воздушных боев, сбитых немецких самолетов.

Мне, в дополнение к цифровым показателям боевых дел, хотелось вскрыть и отметить духовную сторону в лице и характере самого героя: его психологическую первооснову геройства, что, разумеется, выполнить не так просто и тем более очень трудно выразить эти качества самого героя в краткой форме моих воспоминаний.

Зайцев В.А. был для многих, знавших его, легендарной личностью и пользовался заслуженным авторитетом у летчиков. Очень немногим участникам войны удавалось заслужить своими подвигами звание дважды Героя Советского Союза.

Из рассказов летчиков мне было известно, что В.А.Зайцев владел своей, особой тактикой в воздушном бою. Он хорошо знал уязвимые места немецких самолетов, умело выбирал в быстротечном бою место для прицельной стрельбы, часто стрелял наверняка и с первой очереди сбивал вражеский самолет, попавший ему в прицел самолетного оружия. Случалось, что за один боевой вылет ему удавалось иногда сбивать по два немецких самолета.

Как командир авиационного полка, В.А.Зайцев был учителем воздушного боя для многих молодых летчиков. Он заставлял их учиться на земле прицельной стрельбе из самолетного оружия, умело вести воздушный бой, использовать различные тактические приемы и оказывать взаимовыручку в бою.

На словах и в обращениях с другими он был откровенен, порою резок в своих выражениях, но всегда внушал летчикам оптимизм и уверенность, столь необходимые в трудной боевой работе.

Воспитанный в рабочем коллективе Коломенского завода, В.А.Зайцев сочетал в себе лучшие черты «русского характера» — природную сметку и разумную удаль «Гордого Сокола», воспетого в бессмертных словах писателя М.Горького.

«Безумству храбрых ноем мы песню». Эти популярные слова для многих наших летчиков были основным девизом в их жизни.

К своему летному мастерству В.А.Зайцев относился с увлечением и спортивным азартом. Иногда у него возникала душевная потребность наслаждаться самим полетом в воздушной стихии и возможностями быстрокрылой машины, послушной воле человека. Он иногда не мог отказать себе в том, чтобы не выразить для других людей свое увлечение и радостное ощущение им полета.

Случались с нашим героем и такие увлечения: когда ему приходилось лететь над медленно плывущим по Волге пароходом, он не мог устоять «от соблазна», чтобы удержаться от того, чтобы не показать другим людям свое мастерство и отвагу летчика. Входя в роль «добровольного артиста», летчик начинал демонстрировать фигуры высшего пилотажа и в заключение своих спортивных номеров пролетал на малой высоте над теплоходом и заставляя «зрителей» ложиться на палубу.

Видимо, это доставляло для летчика В.А.Зайцева душевное удовольствие и выражало собой его увлеченность полетом и характер отважного летчика. Подобные действия летчика случались редко и были неофициальными. Они сохранились в памяти тех его близких товарищей, с кем ему приходилось летать.

Находясь на старте аэродрома с микрофоном от радиостанции, мне лично приходилось не раз быть свидетелем подобных «шуток» со стороны некоторых летчиков, когда они, возвращаясь на аэродром в хорошем настроении, снижались над стартом до бреющего полета и заставляли меня и других падать на землю, хотя такие «шутки» запрещались и были не безопасны и для самых летчиков. Вероятно, это было проявлением у некоторых летчиков избыточных чувств от полета; их удали и большого желания показать эту удаль и смелость другим. Таким летчиком был и В.А.Зайцев.

Многими различными особенностями, как боевой летчик, обладал В.А.Зайцев, которые возвышали его перед другими летчиками: его отличное здоровье, физическая натренированность воздушного бойца, отлично владеющего прицельной стрельбой из самолетного оружия и техникой пилотирования, смелость и отвага, сочетающие в себе элементы риска с быстрой, трезвой рассудительностью во время воздушного боя.

С внешнего вида В.А.Зайцев был стройным блондином, с типично русским приятным выражением лица, которое отражало его доброту, бодрое настроение и некоторую беспечную удаль. Но самой главной, на мой взгляд, чертой характера летчика Зайцева В.А. была его простота во всем: в выражении его лица, в словах во время разговора с ним, во всех его делах и поведении. Та бескорыстная, открытая для всех человеческая простота, которая не уменьшалась у него и при таком высоком и заслуженном звании.

Многие из нас любят прошедшего через века литературного героя Сервантеса Дон-Кихота, благородного рыцаря, воевавшего с ветряными мельницами. Простота и отвага в характере В.А.ЗАЙЦЕВА чем-то напоминали собой благородное рыцарство, которое особенно ярко проявлялось у него, когда ему приходилось участвовать в смертельных схватках с врагом, ради жизни на земле всех простых людей, за Советскую Родину.

Проявление благородного рыцарства и доброты нашего героя сочетались с его высокой командирской требовательностью к своим подчиненным. Командирская справедливая строгость принималась подчиненными как необходимость военного времени. Для многих молодых летчиков, прибывающих для пополнения в авиаполк, служба в прославленном гвардейском полку была не только почетной обязанностью, предоставленной им честью, но и большим моральным удовлетворением, потому что они в личном примере своего командира, в его летном мастерстве и неоднократно одержанных победах в воздушных боях, укрепляли свою веру в окончательную победу над врагом. Многие летчики хотели быть похожими на своего командира-героя, учились у него умело вести воздушные бои.

Мне приходилось замечать, что весь порядок в авиаполку и В.А.ЗАЙЦЕВА и настроение личного состава всегда отличались от других авиаполков дивизии в лучшую сторону. Боевой настрой для всего коллектива во многом создавался самим командиром, его справедливой и строгой требовательностью, его личным примером воздушного бойца, который своими делами вдувал каждому летчику неписанные правила в боевой жизни: «Делай и воюй так, как это умею делать я сам, и ты добьешься успеха».

Не случайно, что в авиаполку к концу войны было воспитано 24 Героя Советского Союза, в том числе двоим из них присвоено звание дважды Героя Советского Союза.

Боевую биографию дважды Героя Советского Союза В.А.ЗАЙЦЕВА можно дополнить следующими показателями: рождения 1911 года, в 1932 году окончил авиационную школу летчиков в г.Луганске, начал воевать с первых дней войны. В самое трудное время войны 1941-1941гг. он заслужил себе славу отважного летчика и имел на своем боевом счету 19 сбитых самолетов. Одному из первых летчиков, ему было присвоено звание Героя Советского Союза.

В.А.ЗАЙЦЕВА лично знал М.И.КАЛИНИН, из рук которого он получил две звезды Героя Советского Союза.

За время войны В.А.ЗАЙЦЕВ совершил 427 боевых вылетов, провел 163 воздушных боя, лично сбил 34 самолета противника и 19 самолета — в групповом бою.

Вот с таким героем мне пришлось находиться на радиолокационной станции в июле 1944 года, с хорошо знакомым мне летчиком В.А.ЗАЙЦЕВЫМ.

В качестве дополнения к общей характеристике героя мне вспоминается эпизод в его поведении, на радиолокационной станции как простого человека с присущими для всех людей слабостями и некоторыми вольностями.

Скучновато и однообразно проходило время даже при таком ответственном дежурстве — на посту с радиолокатором. Я старался использовать свободное время, кроме непосредственного контроля за работой экипажей радиостанции и радиолокатора, для изучения схем и материальной части новой техники. С большим интересом я изучал схемы американской радиостанции. Моя долголетняя специальность по связи и учеба в академии помогали мне самостоятельно по чертежам осваивать новую технику.

В.А.ЗАЙЦЕВ в первые дни своего нахождения при радиолокационной станции жил с командиром кавалерийского корпуса.

Вероятно, «лихие кавалеристы» старались доказать летчику, что владеть конем не легче, чем боевым самолетом. Мои предположения подтверждались тем, что я сам видел, как во дворе усадьбы помещичьего дома, где жил генерал, он демонстрировал свое искусство верховой езды, а кончилось это тем, что летчику ЗАЙЦЕВУ был подарен генералом боевой конь серой масти.

Пересадка с боевого самолета ЛА-5 на коня оказалась непростым делом. Но наш герой-летчик ради сохранения своего престижа не мог отказаться от дорогого генеральского подарка и показать «свою слабость» в овладении верховой ездой на коне.

Он согласился осваивать своего коня.

К сожалению, занятия по верховой езде окончились для моего начальника весьма печально. Конь сбросил наездника из седла, и он при падении сильно ушиб нижнюю часть ноги.

Боевой летчик, разочаровавшись в прелестях верховой езды, отказался от дорогого генеральского подарка — резвого скакуна. Поврежденная нога еще долгое время беспокоила неудачного наездника, и боль в ноге ему приходилось долго еще скрывать, чтобы не дать повод для насмешек и возможных кривотолков среди летчиков и причинах случившегося, ради уважения к ЗАЙЦЕВУ этот случай, его падение с коня, я также сохранял в тайне от других, особенно от его начальника.

В конце войны В.А.ЗАЙЦЕВУ очень не повезло: в чехословацком городе Брно он попал в автомобильную аварию. В легковую автомашину, в которой он ехал, из узкого переулка врезалась грузовая машина. Во время аварии он получил серьезную травму ноги.

Мне приходилось навещать В.А.ЗАЙЦЕВА, в больнице г.Бадена в Австрии, где он больше полугода находился на лечении. Неудачно сросшаяся у него кость ноги при ходьбе на костылях в больнице вторично поломалась, и нога очень долго не заживала.

Настроение у больного, прикованного на месяцы к больничной койке, по-прежнему было бодрым и веселым. Во время нашей беседы он продолжал, как и раньше, шутить, называя вытянутую на рычагах с подвешенным грузом ногу «пушкой». Он жаловался мне на то, что ему еще не приходилось так долго «стрелять» из тяжелой для него «пушки».

Перенесшему все опасности для жизни в многочисленных воздушных боях, когда «счастливая судьба» героя щадила его, ему было очень тяжело сознавать себе калекой от слепого случая с ним на земле при автомобильной аварии. По состоянию здоровья он был отстранен от полетов и уволен из рядов Советской Армии.

Несмотря на тяжелую болезнь, долгие годы после войны В.А.ЗАЙЦЕВ руководил аэроклубом в своем родном городе Коломне. Он работал в управлении дирекции на одном из заводов г.Коломны.

Прославленный летчик — дважды Герой Советского Союза — Василий Александрович ЗАЙЦЕВ скончался в 1961 году.

Установленный бронзовый бюст в г.Коломне стал ему вечным памятником.

Последние годы жизни героя, омраченные его болезненным недугом, не должны собой затмить яркий образ боевого летчика, который должен служить вдохновляющим примером для воспитания советской молодежи.

Заместитель командира авиаполка по политической части — РУЛИН Виктор Петрович

(1913-1981 гг.)

Нет более точного слова для определения и выражения уважения, близости и авторитета к начальнику воинского коллектива со стороны его подчиненных, — чем произвольно возникшее для него — БАТЯ.

Многие, и очень часто, «батей» называли в авиаполку заместителя командира по политчасти Виктора Петровича Рулина. Это высокое простонародное звание им было заслужено его душевной простотой, заботой и вниманием ко всем подчиненным; его трудолюбием, а главное — его боевыми делами во время полетов.

В.П.Рулин был опытным и заслуженным летчиком, в 1934 г. он окончил Ворошиловградское (Луганское) военное училище летчиков. Служил на Дальнем Востоке и принимал активное участие в событиях у озера Хасан и на Халхин-Голе. Еще до войны с Германией был награжден двумя орденами Боевого Красного Знамени и орденом Красной Звезды. С начала организации части, в 1940 г., до окончания войны был бессменным комиссаром и заместителем командира полка по политической части.

На фронте Виктор Петрович часто по своей инициативе поднимался на своем боевом самолете Ла-5 и вместе с подчиненными ему летчиками летал на выполнение боевых заданий, разделяя с ними всю опасность их боевой жизни, и это было главным и определяющим условием его авторитета. Об этом свидетельствует его славная боевая и трудовая биография военного летчика.

Виктор Петрович Рулин в годы Великой Отечественной войны совершил солее 300 боевых вылетов. Сбил лично в воздушных боях 8 самолетов и 9 самолетов противника в групповом бою.

А всего за свою службу на Дальнем Востоке — у озера Хасан, на Халхин-Голе, на Карельском перешейке и в году Великой Отечественной войны он совершил свыше 500 боевых вылетов, более 200 штурмовок, сбил лично и в групповом бою 18 самолетов противника.

Действенность и доходчивость воспитательной работы комиссара полка состояла в том, что он учил подчиненных не только словами, но и личными боевыми делами, комиссар полка много времени проводил среди летчиков и как старший их товарищ умело вел с ними простой душевный разговор, и не только на отвлеченную тему, о шутками и юмором, но и целенаправленно, не упуская возможностей для воспитания и дружеской поддержки их в трудной обстановке, особенное внимание он уделял молодым летчикам.

Виктор Петрович, будучи сам уже немолодым человеком, хорошо понимал летчиков, двадцатилетних парней, их душевные потребности после напряженных полетов, в часы отдыха. Он один из первых в авиадивизии подыскал очень способного солдата-аккордеониста Мишу Двилянского, который все время находился с летчиками и играл для них в общежитии и столовой.

В дни интенсивных полетов авиаполка В.П.Рулин очень часто и длительно находился на старте аэродрома и помогал по радио летчикам во время их посадки. Случалось, что после боевого вылета не выпускались шасси или другие неисправности у самолетов, и помощь по радио с земли была для летчиков очень необходимой.

Никто в авиаполку не знал всех военнослужащих, их индивидуальные особенности так, как это удалось знать В.П. Рулину. Со всеми он находил время поговорить в доходчивой для них форме. Обычно свой разговор с подчиненными он начинал с намекающей шутки или какого-либо ободряющего слова.

Здороваясь с инженером по спецоборудованию самолетов, капитаном М.Ховановым, он обычно так начинал свой разговор:

— Ну, как дела, «князь Хованский?»

— Хорошо, товарищ подполковник, — улыбаясь отвечал Хованов и было заметно, что он был доволен простотой обращения к нему и сравнением его с князем Хованским, дальше уже мог продолжаться и деловой обычный разговор.

Мне часто приходилось дежурить с Виктором Петровичем на старте. В свободное время между нами велись разговоры на свободную тему, и я не переставал удивляться его осведомленности о подчиненных.

Служил в авиаполку сержантом по фамилии М.Туровский, который не отличался особой дисциплинированностью, и случалось с ним это неоднократно. Как-то мной был задан комиссару вопрос: «Почему так терпеливо относятся к нарушениям дисциплины сержанта М.Туровского?». Наш комиссар мне ответил так:

— Конечно, выгнать Туровского можно и легко, вплоть до штрафного батальона. Но ведь Туровский по образованию инженер, а после войны такие специалисты будут очень нужны восстанавливать все разрушенное немцами. Туровский защищал свой диплом на тему: «Автомобиль без колес, на воздушной подушке». А это тоже что-то значит.

Для меня в то военное время автомобиль на «воздушной подушке» казался маловероятным изобретением. Но В.П. Рулин и во время войны умел думать и руководить людьми с учетом больших государственных интересов.

Мне было очень жаль расставаться с заслуженным боевым летчиком авиаполка Героем Советского Союза И.П.Лавейкиным, когда его отправляли в Москву. На мой недоуменный вопрос по этому поводу В.П.Рулин ответил:

— Конечно, для полка отправка Лавейкина для дальнейшей службы в Москву — большая и неприятная потеря. Но разве лучше будет, если он, находясь в авиаполку, совсем потеряет свое здоровье? У Лавейкина обнаружена язва желудка, а в фронтовых условиях такой болезнью долго не протянешь.

Так хорошо и подробно мог знать о своих подчиненных и заботиться о них подполковник В.П.Рулин, прозванный в авиаполку «батей». Коренной москвич, комиссар полка В.П.Рулин был рослым человеком, с крупными чертами лица, выражающими его простоту, ум и сдержанность дипломата. Его духовное и моральное влияние на личный состав военнослужащих авиаполка, и особенно на летчиков, было огромным, это был настоящий большевистский комиссар, человек и политработник с большой буквы.

Припоминается мне, когда В.П.Рулин сумел организовать поездку из Джезковицы военнослужащих полка для ознакомления с лагерем узников фашизма — Майданеком. Эта поездка произвела необыкновенно сильное впечатление на всех людей, которым удалось увидеть своими глазами размеры лагеря, условия, в которых приходилось жить узникам фашизма, механизированные устройства — «душегубки» и печи, в которых сжигали умерших от болезней, морального унижения, тяжелого труда и расстрелянных бесправных людей.

Следует напомнить волнующие слова песни о Бухенвальде:

- Люди Мира, на минуту встаньте!
Слушайте, слушайте! Гудит со всех сторон.
Это раздается в Бухенвальде
Колокольный звон, похоронный звон.
Сотни тысяч заживо сожженных,
Строятся...

Не только в Бухенвальде был оборудован фашистами лагерь смерти. Таких лагерей на территории Германии и оккупированных стран было около десятка, среди них и лагерь в Польше — Майданек, где были уничтожены сотни тысяч людей. В числе уничтоженных были женщины, дети, старики. Мне рассказывал капитан М.Хованов о том, что ему пришлось видеть в Майданеке.

Территория лагеря занимала площадь около пяти квадратных километров и была застроена одноэтажными деревянными бараками, в которых на сплошных двухъярусных нарах могли спать узники лагеря, узкий проход посередине барака разделял ряды нар. Грязь и тяжелый спертый воздух еще не выветрился тогда в пустых бараках, узники которых были освобождены советскими войсками. Фашисты, с немецкой педантичностью, утилизировали отходы человеко-истребительного «производства». Огромные накопившиеся штабеля детской, женской и другой обуви, упакованный в тюки человеческий волос в помещениях лагеря своеобразными сравнительными диаграммами выражали масштабы нечеловеческих зверств и число уничтоженных в лагере беззащитных людей: евреев, русских, поляков и других национальностей.

Вероятно, нельзя выразить никакими словами или сравнить с какими-либо диаграммами страдания и унижения тех миллионов узников, которым пришлось испытать ужасы в фашистских лагерях.

В.П.Рулин умел и старался сделать что-либо полезное и приятное для своих подчиненных. Я с благодарностью вспоминаю о том, как ему удалось в трудные и напряженные дни войны, 4 мая 1945 г. организовать поездку однополчан на автомашине в только что освобожденный Берлин. В качестве святой реликвии об этой поездке у меня сохранилась фронтовая фотография, где наша группа летчиков вместе с В.П.Рулиным и другими однополчанами сфотографировалась у здания Рейхстага в Берлине.

Виктор Петрович Рулин и после увольнения из рядов Советской Армии продолжал проводить большую воспитательную работу с молодежью г.Москвы. Он был одним из главных организаторов юбилейных сборов ветеранов полка, которые проводились совместно с подшефными школами из различных городов. Сборы ветеранов полка имели очень большое воспитательное значение для молодежи.

Совместно с Н.Г.Ильиным ими была подготовлена и издана книга о летчиках авиаполка «Гвардейцы в воздухе».

За успешные боевые действия он был награжден:

— тремя орденами Красного Замени

— орденом Отечественной войны 1-й степени

— орденом Красной Звезды

— многими медалями

Мне несколько раз довелось быть гостем у В.П.Рулина в его весьма скромно обставленной квартире в Москве. Он угощал меня жареными окунями, выловленными им при удачной рыбалке на Волге. Обо всем мы поговорили с ним в задушевной беседе.

Перед его кончиной я с ним разговаривал по телефону. Он старался по-фронтовому быть бодрым и оптимистично настроенным.

Вот таким был наш боевой комиссар — В.П.Рулин — наш БАТЯ.

Умер В.П.Рулин 4.ХII.1981 г.

Такими были ветераны войны

ГЕРОЙ СОВЕТСКОГО СОЮЗА ЗАМЕСТИТЕЛЬ КОМАНДИРА ПОЛКА И.П.ЛАВЕЙКИН

Летчика И.П.ЛАВЕЙКИНА мне довелось знать с декабря 1942 года, когда гвардейский авиаполк вошел под Сталинградом в состав авиадивизии А.П.ОСАДЧЕГО.

По моему заключению, в нашей авиадивизии не было другого летчика, который бы имел такой авторитет и известность, какими обладал в то время И.П.ЛАВЕЙКИН. Фамилия ЛАВЕЙКИН очень часто упоминалась в штабе авиадивизии при разборе итогов боевых действий авиаполков, в сводках и отчетах для штаба авиакорпуса. Даже со стороны весьма строгого и сурового командира дивизии А.П.ОСАДЧЕГО всегда замечалось особое уважение и отеческое благоволение к И.П.ЛАВЕЙКИНУ за его храбрость и летное мастерство во время боевых полетов.

И.П.ЛАВЕЙКИНА часто назначали командиром группы истребителей для выполнения очень сложных и ответственных заданий как самого опытного и тактически грамотного летчика. И это было не случайно, потому что свой боевой опыт ему пришлось накапливать в самых первых дней войны в очень сложных и трудных условиях, когда приходилось вести воздушные бои с превосходящими по числу и весьма наглыми фашистскими летчиками. Одному из первых летчиков в авиаполку И.П.ЛАВЕЙКИНУ было присвоено звание Героя Советского Союза.

Мне часто приходилось видеть И.П.ЛАВЕЙКИНА на полевых аэродромах среди других летчиков, и мне казалось в то время, что все его движения, выражение лица и глаз подчеркивали в нем его природное дарование к летному мастерству, увлеченность и привычку к полетам, его мужество и отвагу. Его походка была чем-то похожа на походку моряка. После выхода из кабины самолета ЛА-5 он шел в «развалочку», неторопливыми редкими шагами; как будто все еще ему мешали пристегнутые к ногам ремни парашюта.

А с каким увлечением он докладывал на командном пункте авиаполка о результатах своего боевого полета! По его громким словам, торопливой речи было заметно, что он еще не успел погасить в себе азарт воздушного бойца. Своим темпераментом при докладе он внушал другим, что для него во всем мире не было ничего более важного, чем ем стремление успешно выполнить порученное боевое задание.

Он дополнял и сопровождал речь жестами своих рук, выражая этим пространственное положение в воздухе своего истребителя, напарника или атакуемый ими самолет противника. И был заметен на его возбужденном лице, в остром взгляде черных соколиных глаз очень сильный, волевой характер боевого летчика.

Выполняя обязанности заместителя командира авиаполка И.П.ЛАВЕЙКИН продолжал часто летать на боевые задания.

В авиаполку все называли его по имени и отчеству Иваном Павловичем, подчеркивая этим его авторитет и уважение к нему, в то время, как многих других заслуженных летчиков называли просто ласкательными именами: Саша МАСТЕРКОВ, Сережа ГЛИНКИН, Толя БЕЛЯКОВ.

В начале октября 1944 г., к огорчению многих моих однополчан, И.П.ЛАВЕЙКИН был переведен по службе: его назначили страшим инструктором по воздушному бою в главное управление боевой подготовки летчиков фронтовой авиации ВВС, чтобы он мог передать свой боевой опыт и учить других летчиков в боевых частях на фронте.

В конце войны, на немецком аэродроме Альтено, я имел приятную встречу с Героем советского Союза И.П.ЛАВЕЙКИНЫМ. Он от души сердечно обнял меня и расспрашивал о своих однополчанах — боевых летчиках родного для него авиаполка. Он в то время летал на самолете ЯК-3 и участвовал в воздушных боях за Берлин и под Дрезденом.

В последний раз мне довелось увидеть И.П.ЛАВЕЙКИНА в Москве, в марте 1979 г. Постарел и заметно изменился в лице генерал-майор. Герой Советского Союза И.П.ЛАВЕЙКИН, любезно встретивший меня в качестве своего гостя в своей, весьма скромной по внешнему виду и жилплощади квартире. Только выражение его глаз и беспокойный характер напоминали мне со времен войны прежнего боевого летчика. Но он по-прежнему был бодр, энергичен и подвижен. Мне подумалось тогда, что только его волевые качества и неукротимая энергия позволили ему так долго сохранить свою трудоспособность и продолжать свою службу в должности начальника кафедры военной академии им.М.В.Фрунзе.

И.П.ЛАВЕЙКИНУ много пришлось истратить сил и энергии, пережить во время воздушных боев на войне и при полетах в мирное время на скоростных истребителях в ночном небе. Его общий летный и ратный труд можно назвать колоссальным трудом и образно, для сравнения, отнести к своеобразному труду пахаря, добывающего в поле самое главное для жизни людей — хлеб насущный.

В наши дни опасный и тяжелый труд летчика по своей значимости и по объему вполне сравним с трудом пахаря, и И.П.ЛАВЕЙКИНА, за его подвиги, геройство и колоссальный труд летчика — мне хотелось назвать «пахарем воздушной стихии». А ведь давно принято называть моряков за их тяжелый и опасный труд — «пахарями моря». Наши летчики, к сожалению, все еще не удостоены этого трудового сравнения с тружениками земли — пахарями.

О колоссальном ратном и летном труде И.П.ЛАВЕЙКИНА говорят его цифровые данные:

— за время войны он совершил 497 успешных боевых вылетов;

— провел 106 воздушных боев;

— лично сбил 24 самолета противника;

— в групповых боях сбил 15 самолетов противника.

За время своей сорокалетней службы в Советской Армии — 25 лет провел в качестве летчика.

После войны, в 1950 году, окончил военно-воздушную Академию. В 1957 г. успешно окончил Академию Генерального штаба СА.

После учебы в академиях И.П.Лавейкин около шести лет командовал авиационными соединениями и сам летал на скоростных ночных истребителях.

ДОПОЛНЕНИЕ

Тревожным напоминанием о днях минувшей войны 1941-1945гг. звучит и волнует наши сердца песня в исполнении ансамбля «Песняры»

— Каждый четвертый — сбит в небе сокол,

— Каждый четвертый — погиб на войне.

Да, так оно и было во время войны, и эти, приведенные мной слова, должны обязывать всех свято хранить память о войне и о погибших героях.

Легко и просто можно повторять известную всем фразу: «Ничто не забыто, и никто не забыт». Но только отдельным лицам, с большой душой и большими достоинствами их доброго сердца свойственно на деле сохранять память и славу о погибших на войне своих товарищах.

К таким лицам, которые продолжительное время свято и активно сохраняют память о своих боевых товарищах, можно без всякого преувеличения отнести практические дела И.П.Лавейкина.

В марте 1979 г. мне довелось присутствовать на торжественной линейке пионерского отряда имени погибшего Героя Советского Союза А.Б.Мастеркова в одной из школ г.Москвы.

Трудно передать словами эмоциональное воздействие на пионеров и школьников, когда со своими воспоминаниями о Герое Советского Союза А.Б.Мастеркова выступал И.П.Лавейкин и другие его боевые товарищи и друзья. На детских лицах пионеров, в той торжественной обстановке переполненного спортивного зала школы было прочесть их волнение и глубоко возбужденные чувства — быть в своих делах похожими на старших товарищей, так горячо, ярко и трогательно рассказывающих им о герое А.Б.Мастеркове и о войне, после приема в пионеры и вручения пионерских галстуков были отнесены цветы на могилу А.Б.Мастеркова, на Калитниковское кладбище.

Пионерские сборы, посвященные памяти Героя Советского Союза А.Б.Мастеркова, при активном участии И.П.Лавейкина — проводятся 22 марта ежегодно.

Хорошо известны однополчанам факты, когда при активном участии И.П.Лавейкина, после войны, посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза Е.В.Быковскому и сооружен памятник на его могиле, в г.Старобельске, Ворошиловградской области.

Несмотря на занятость своими делами и должности большого начальника, И.П.Лавейкин не пожалел несколько их недель и личного труда, чтобы возвеличить и увековечить память о ранее ему подчиненном летчике-герое Е.В.Быковском.

Много времени было уделено И.П.ЛАВЕЙКИНЫМ для розыска другого, очень отважного летчика, летавшего во время войны с ним в одной эскадрилье — П.Т.КАЛЬСИНА, который не вернулся с боевого задания 13 декабря 1943 г. из района Кривого Рога — Апостолово. Тщательные и продолжительные поиски следов погибшего героя П.Т.КАЛЬСИНА были безрезультатными, и увековечить память о нем не удалось.

И.П.ЛАВЕЙКИН всегда отзывчиво и по-простому помогает своим однополчанам, которые обращаются к нему с просьбой о помощи в бытовых и семейных вопросах.

В плеяде советских заслуженных героев-летчиков 1930-1960гг. И.П.ЛАВЕЙКИН не одинок, у нас много широко известных летчиков, подобно ПОКРЫШКИНУ, ГРОМОВУ, КОКИНАКИ, КАМАНИНУ и другим.

Но не все еще наши герои-летчики окружены ореолом литературной славы и известностью, хотя их жизненные подвиги, их трудолюбие могли быть достойным примером для воспитания советской молодежи.

СТАРШИЙ ЛЕТЧИК, ГЕРОЙ СОВЕТСКОГО СОЮЗА Е.В. БЫКОВСКИЙ

В начале апреля 1943 г. после вынужденного отступления из района г.Красный Лиман, в Донбассе, авиаполки и штаб авиадивизии возвратились на свой прежний аэродромный узел в г.Старобельск.

На юго-западном фронте, на рубеже по реке Сев.Донец наступило относительное затишье.

Для летного состава авиадивизии обычная боевая работа продолжалась, хотя и с меньшим напряжением, чем в период Сталинградской битвы. Немецкая авиация еще не потеряла свою былую мощь, и наносила бомбовые удары по аэродромам на линии фронта, и завязывала воздушные бои с нашими истребителями.

Наши истребители ЛА-5, по своим боевым данным, не уступали немецким истребителям типа Ме-109 и в воздушных боях часто одерживали над ними победу.

По долгу службы мне часто приходилось быть на аэродромах и оказывать необходимую организационную и техническую помощь в деле повышения эффективности радиосвязи во время боевых вылетов, это давало мне возможность ближе знакомиться с летным составом авиаполков, лично знать отдельных летчиков.

Весной 1943 года аэродромы часто подвергались налетам немецкой авиации, и по этой причине все самолеты находились в укрытиях — капонирах.

Командный пункт полка был в землянке-блиндаже. В расположении личного состава и на стоянках самолетов были вырыты окопы и щели. На взлетной полосе находилось дежурное звено из 2-4-х самолетов, готовых к взлету по сигналу с КП.

Победа наших войск под Сталинградом и теплая весенняя погода как-то по-особому настраивали всех воинов-фронтовиков, вселяли бодрость, усиливали работоспособность, инициативу и веру в конечную победу над фашизмом.

На примере наблюдаемого мной воздушного боя летчика Е.В.БЫКОВСКОГО попытаюсь рассказать о том, каким тяжелым был этот бой для самого летчика, какая подготовка и натренированность должна быть у воздушного бойца, чтобы выдержать испытания в те короткие минуты боя.

В один из весенних дней 1943 г., находясь на аэродроме г.Старобельска, мне пришлось наблюдать неравный воздушный бой летчика Евгения Быковского с четырьмя немецкими истребителями Ме-109.

Е.В.БЫКОВСКИЙ вместе с другим летчиком находился взлетной полосе в готовности к взлету по команде с КП.

Над аэродромом появилась четверка немецких истребителей и сходу пыталась штурмовать наши самолеты на аэродроме. Получив команду на взлет, Е.БЫКОВСКИЙ оказался в воздухе без своего напарника, который не смог взлетать из-за неисправности в моторе самолета.

Летчик БЫКОВСКИЙ вынужден был один вести воздушный бой с четырьмя самолетами. В этой героической схватке он проявил необыкновенную виртуозность воздушного акробата — бойца. Избегая прицельного огня от «мессеров», умело маневрируя своим самолетом в воздушном бою, он сам стрелял по атакующим его самолетам противника.

Наблюдавшим за воздушным боем казалось, что летчик Быковский соревнуется со своими противниками в мастерстве высшего пилотажа.

В ярко освещенном полуденном небе над аэродромом временами были видны остроносые силуэты «мессеров» и самолет нашего героя попеременно: то возрастающие по-своему объему, то убывающие, в зависимости от их дальности от наблюдавших этот бой. Только стрельба в воздухе, да неравномерный рокот моторов подтверждали напряженность воздушного боя.

Помощь летчику Е.Быковскому в воздухе оказать было невозможно, потому что все исправные самолеты находились на выполнении боевого задания в полете.

Старший летчик Е.Быковский принял неравный бой, чтобы защитить многих людей и самолеты на своем аэродроме, и это он героически выполнил.

Немецкие летчики, не достигнув успеха в бою, были вынуждены возвратиться на свой аэродром.

Е.Быковский, получив команду на посадку, подрулил на свою стоянку, где летчика-героя встречал командир дивизии полковник А.П.Осадчий и другие офицеры, с восхищением наблюдавшие этот неравный бой.

Когда летчик вышел из кабины самолета и снял свой парашют, мы с удивлением увидели на его спине, поверх мокрой гимнастерки, обильно выступавшую от пота пену, похожую на рыхлые хлопья ваты. Такого у людей мне никогда не приходилось замечать!

В детстве мне не раз приходилось наблюдать резвого молодого коня после длительной и быстрой езды с выступающей на нем пеной. Всегда считалось это признаком чрезмерной и быстрой езды.

Наблюдаемый нами с земли воздушный бой одного нашего летчика с четырьмя «фашистскими стервятниками» казался нам не так тяжелым и впечатляющим. По своей динамике и быстротечности он был похож на своеобразную игру со смертельной опасностью.

Но когда мне пришлось увидеть слой пены на мокрой гимнастерке летчика, его неестественное розовое лицо с выступившими на нем белыми пятнами от соли, я понял и представил для себя — каких неизмеримо больших физических усилий, воли и нервов стоил летчику БЫКОВСКОМУ этот неравный бой в воздухе против четырех врагов!

Очевидным было и то, что в успешном проведении воздушного боя не меньшая роль принадлежала мастерству летчика, в совершенстве владеющего искусством высшего пилотажа, его спортивно-боевому задору, молодецки выглядевшего, с красивым русским лицом двадцатилетнего парня.

Несмотря на усталость после боя, настроение у Е.Быковского было бодрое и веселое. Он шутил и смеялся в ответ на похвалу и на то, что сам командир дивизии полковник А.П.Осадчий, по-отцовски обнял его и обещал представить к награде.

Летчик Женя Быковский был любимцем в своем гвардейском полку. Его теплая, открытая улыбка и всегда бодрое настроение говорили о его душевной доброте, а мягкий, приятный баритон его голоса, часто был слышен по вечерам в строевой песне летчиков.

Е.Быковского уважали за его смелость. Он самоотверженно всегда первым вступал в бой с врагами.

В одном из воздушных боев вражеским снарядом была повреждена часть броневой защиты на сиденье летчика и при этом он получил сильный ушив на спине. Преодолевая боль от ушиба, он продолжал полеты на боевые задания.

Через несколько дней после описанного мной воздушного боя, Е.БЫКОВСКОМУ снова пришлось сражаться в небе под Старобельском. Он первым взлетел с аэродрома и вступил в последний бой с немецкими самолетами, чтобы не дать фашистским разбойникам сбросить бомбы на город. При атаке строя немецких бомбардировщиков он заплатил своей жизнью.

Его самолет, как смертельно раненая птица, с работающим мотором взрелся в болотистую пойму реки Айдар.

За время войны Е.В.БЫКОВСКИЙ произвел 123 боевых вылета, 48 воздушных боев, сбил 9 самолетов противника.

В послевоенное время пионеры из села Половинкино обнаружили обломки самолета в высохшей пойме р.Айдар, а останки праха героя перенесли на сельскую площадь, где и сейчас стоит скромный памятник на могиле летчика, гвардии лейтенанта Е.В.БЫКОВСКОГО.

Высокое звание Героя Советского Союза Евгению БЫКОВСКОМУ присвоено посмертно, в 1965 году, в день двадцатилетия победы над фашистской Германией.

ПОДВИГ ЛЕТЧИКОВ ПЕТРА КАЛЬСИНА И ГЕОРГИЯ БАЕВСКОГО

Никем не писанный, благородно-рыцарский закон боевой дружбы:

— «Сам погибай, а товарища спасай!» — имел довольно многочисленные случаи его применения.

И это было самым высшим проявлением геройства среди воинов на фронтах Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.

Беспримерный героический подвиг, основанный на искреннем чувстве боевого товарищества, был совершен летчиком Петром КАЛЬСИНЫМ, спасшим от немецкого плена своего командира звена — Георгия БАЕВСКОГО.

Это было особый случай героического подвига. Он был обоюдным, т.е. одновременно совершаемым двумя боевыми друзьями в опасной для их жизни обстановке, потому что и спасенному от немецкого плена Георгию БАЕВСКОМУ необходимо было преодолеть чрезвычайно большие физические и моральные усилия для того, чтобы могла быть выполнена рискованная цель его товарища Петра КАЛЬСИНА.

В пасмурный день очень снежной зимы начала декабря 1943 года, летчики Г.А.БАЕВСКИЙ и П.Т.КАЛЬСИН выполняли свой боевой полет на разведку и «свободную охоту» в районе г.Никополя, на юге Украины. Во время воздушного боя П.КАЛЬСИН заметил, что самолет Г.БАЕВСКОГО подбит и с горящим мотором снижается на территорию, занятую немцами.

П.КАЛЬСИН решил спасти своего командира и посадить свой самолет в заснеженной степи, вблизи горящего самолета Г.С.БАЕВСКОГО; это удалось ему сделать, хотя он знал, что и сам идет на смертельный риск в случае неудачной посадки своего самолета.

Большая сила воли и необыкновенное мужество было проявлено со стороны летчика Г.БАЕВСКОГО, совершившего посадку на горящем и подбитом в бою самолете в незнакомой ему степи, а также и когда он, с сильно обожженным лицом и руками выбирался из кабины и в дымящемся комбинезоне бежал к самолету своего друга и спасателя. Взлететь двум летчикам на одноместном самолете ЛА-5 с распаханного и с глубоким снегом поля было далеко нелегким и простым делом. Самолет П.КАЛЬСИНА не смог от работающего мотора сам развернуться для взлета по направлению ветра. Нужно было кому-то поднять тяжелый хвост ЛА-5 и развернуть самолет. Это сделал сам, обожженными руками, Г.БАЕВСКИЙ.

По всей вероятности — сознание нависшей опасности немецкого плена было главной причиной трудно объяснимых в обычное время моральных и физических усилий у летчика Г.БАЕВСКОГО в те минуты его жизни, когда один поднимал для разворота тяжелый хвост ЛА-5, примерялся для возможной посадки в кабину летчика и каким-то чудом потом открыл люк и смог влезть к аккумулятору, в фюзеляж самолета, и терпел при этом боль от сильных ожогов на руках и на лице.

Можно ли все эти действия летчика Г.БАЕВСКОГО назвать и определить другими словами, отличными от слов «героический подвиг»?

Проявляя мастерство в управлении самолетом и «выжимая» всю мощь от мотора, летчику П.Т.КАЛЬСИНУ удалось благополучно оторваться от покрытого глубоким снегом вспаханного поля и главное то, что ему удалось взлететь на минуту раньше, чем смогли подбежать стреляющие под ним немецкие автоматчики.

В тот день руководитель полетов В.П.РУЛИН очень беспокоился, не досчитавшись среди возвратившихся на аэродром самолетов Г.БАЕВСКОГО.

И вдруг! Со стоянки самолетов ему сообщили по телефону, что Г.БАЕВСКИЙ жив и вернулся на самолете вместе с П.КАЛЬСИНЫМ!

Из фюзеляжа самолета полузамерзшего Г.БАЕВСКОГО вытащили мотористы и отнесли его на носилках в санитарную машину.

Радостная весть о спасении Г.БАЕВСКОГО быстро распространилась на аэродроме, и многим она казалась маловероятной потому, что это был первый и единственный случай из боевой практики полка.

За проявленный подвиг по спасению своего боевого товарища, приказом командующего войсками 3-го Украинского фронта, лейтенант П.Т.КАЛЬСИН был награжден орденом Красного Знамени.

Летчик П.КАЛЬСИН в авиаполку пользовался всеобщим уважением за свою простоту, скромность и боевые успехи в воздушных боях.

Он лично сбил 16 самолетов противника.

Петр КАЛЬСИН до войны мечтал быть агрономом: он с особой любовью созерцал окружающую его природу во время отдыха на аэродромах, знал названия многих трав и цветов.

Как-то по особому и франтовато он курил из лично смастеренной им трубочки с длинным мундштуком, на которой был маленький чубук, каким-то чудом удерживающий в нем табачную самокрутку.

Во время беседы П.КАЛЬСИН отвечал на вопросы не сразу, а с намекающим юмором и в полушутливом тоне.

Вот таким запомнился мне летчик П.Т.КАЛЬСИН, с его юношеской худобой на лице, с чертами и выражением у него детской наивности и простоты, которые еще не успело стереть у него суровое время войны.

Через восемь дней после свершенного подвига, 12 декабря 1943 года, П.КАЛЬСИН не вернулся с боевого задания из района Никополя — Апостолово. Последний боевой полет П.КАЛЬСИН, в группе с другими летчиками, выполнял при очень пасмурной погоде. Во время полета он оторвался от группы и затерялся в низкой облачности. Обстоятельства и место гибели героя-летчика П.Т.КАЛЬСИНА остались неизвестными.

Память о нем сохраняется у вечного огня на могилах-памятниках Неизвестному Солдату.

О ЛЕТЧИКЕ Г.А.БАЕВСКОМ

После лечения в военном госпитале со следами ожогов на лице Г.БАЕВСКИЙ возвратился в свой авиаполк и продолжал увеличивать счет сбитых им немецких самолетов.

Выполняя обязанности начальника связи авиаполка, я был всегда очень доволен Г.БАЕВСКИМ за его умелую радиосвязь во время полетов. Он обладал хорошим слухом, четко передавал разведанные с борта самолета.

За хорошую и активную радиосвязь в полете ему было присвоено звание «летчика — мастера воздушной радиосвязи».

Весьма корректным и культурным в обращениях с товарищами, Г.БАЕВСКИЙ был самым грамотным и старательным из всех летчиков авиаполка.

За время войны им было произведено 252 боевых вылета, 50 воздушных боев, сбито 19 самолетов противника. За боевые успехи на фронте Г.А.БАЕВСКОМУ было присвоено звание Героя Советского Союза.

В настоящее время, генерал-майор авиации, кандидат Военных наук, заслуженный военный летчик СССР, Г.А.БАЕВСКИ^ продолжает свою службу и работает в Москве.

Он принимает активное участие в общественно-патриотической работе.

Начальник штаба авиаполка КАЛАШНИКОВ Николай Михайлович

Примерно-показательный тип военного офицера-штабиста представлял собой во всей мой непосредственный начальник, с уважением и некоторой бережливостью относившийся ко мне — начальник штаба авиаполка Николай Михайлович Калашников. Для того чтобы не нарушать святости правил служебной субординации и своего положения старшего начальника, он был строг и официален и при всех обращениях к своим подчиненным и поэтому мог казаться излишне сухим и черствым человеком. Но он был, в первую очередь, строгим к самому себе по всем правилам воинских уставов.

Много лет до войны он был командиром кавалерийского эскадрона и, вероятно, по этой причине в авиаполку его называли «козаком». В кавалерии он приобрел навыки «истого» службиста.

Его худощавая, высокая и стройная фигура физкультурника выражала собой потребность в постоянном движении и увлеченность конно-спортивной верховой ездой.

Несмотря на неудобства походной жизни, Н.М.Калашников был всегда внешне подтянут, побрит и опрятен. Он всегда полностью был занят делами службы, и по его серьезному выражению на лице было заметно, что он непрестанно думает о текущих служебных делах штаба авиаполка. Редко можно было услышать Н.М.Калашникова, когда он принимал участие в разговоре на тему, не связанную со служебными делами.

Неукротимая волевая энергия Н.М.Калашникова, подобно натянутой пружине, в любую минуту готова была вырваться у него наружу в его делах и действиях с удесятеренной силой.

Как бы не казался иногда официальным, «сухим» в обращении с подчиненными, он, как старший по званию, всегда проявлял тактичность, выдержку и очень редко срывался до грубости и только тогда, когда было необходимо заставить подчиненного выполнить очень трудное и срочное приказание.

Его уважали в авиаполку за справедливую требовательность, настойчивость в его характере, и все его распоряжения и приказания выполнялись точно и без промедления, потому что всем было известно о том, что не выполнить замысел, желание и то, что нужно было для начальника штаба авиаполка — невозможно и непростительно.

Штаб авиаполка, руководимый Н.М.Калашниковым, всегда вовремя, с большой аккуратностью оформлял и выполнял всю полковую документацию и отчетность для штаба авиадивизии, за что его всегда ставили в пример перед другими авиаполками.

Очень часто можно было наблюдать такую картину в работе нач. штаба М.Калашникова, проявляемую им энергию, настойчивость и быстроту в действиях для выполнения приказания штаба авиадивизии:

В обстановке интенсивных полетов и напряженной нагрузки для летчиков, когда, например, две авиаэскадрильи полка находились в воздухе, а из штаба дивизии поступало срочное приказание на вылет еще одной группы истребителей для сопровождения штурмовиков ИЛ-2. В подобно сложившейся обстановке Н.М.Калашников дает приказание по телефону на вылет третьей авиаэскадрильи. Одновременно с этим, по «слуховому телефону» мне передают команду: «Ракету на вылет 3-й эскадрильи!». Я стреляю установленным сигналом: «две зеленые ракеты».

Но случилось и так, что после выстрелов сигнальных ракет проходит две минуты, а запуска авиамоторов в 3-й эскадрильи не слышно: вероятно случилась какая-то задержка. Тогда начальник штаба вторично звонит по телефону в 3-ю эскадрилью, но там комэска и адъютанта нет у телефона. Вероятно, они кого-либо ждут, разыскивают или выясняют, каким самолетом можно заменить неисправный самолет.

В такой сложившейся обстановке начальник штаба выбегает из землянки, мчится бегом в расположение третьей эскадрильи, чтобы выяснить на месте причину задержки вылета или передать приказание на вылет с меньшим числом самолетов.

Мне приходилось не раз наблюдать такую картину. Я не считал, сколько таких «стометровок» на аэродроме пришлось пробежать Н.М.Калашникову. Могу лишь подтвердить, что они случались довольно часто.

Вот с такой энергией и настойчивостью руководил летной работой начальник штаба Н.М.Калашников, чтобы как можно быстрее выполнить приказание штаба дивизии. Сбереженные минуты в авиации отражали не только дисциплину исполнителей: они были очень важны для летчиков непосредственно на поле боя.

После войны Н.М.Калашников быстро пошел по восходящей линии служебных должностей от полка до штаба авиадивизии, штаба ВА и в соответствии со своими стараниями и способностями он дослужился до звания генерал-лейтенанта.

Скончался он от болезни в 1973 году.

Командир эскадрильи дважды Герой Советского Союза Виталий Иванович ПОПКОВ,

заслуженный военный летчик Советского Союза

С августа 1944 г. до конца войны мне довелось служить в одном авиаполку с летчиком, командиром эскадрильи В.И.ПОПКОВЫМ, которому было присвоено звание дважды Героя Советского Союза.

Во время войны В.И.ПОПКОВ совершил 475 боевых вылетов. Им было лично сбито в воздушных боях 41 самолет противника и 17 самолетов в групповом бою.

Приведенные цифровые данные со всей очевидностью выражают собой ратный подвиг летчика, его геройство за время войны с немецким фашизмом.

Во время воздушных боев огнем зенитной артиллерии самолет В.И.ПОПКОВА три раза был подбит и загорался в воздухе. Три раза пришлось летчику покидать свой самолет на парашюте. Следы ожога от пламени горящего самолета остались у него на всю жизнь.

Очень трудно нам представить для себя, мысленно ощутить в настоящее время, как нелегко было герою-летчику пережить смертельную опасность и нестерпимую боль от ожога лица на горящем самолете и после выздоровления преодолеть «психологическую контузию» в своем сознании и снова заставить себя сесть в кабину самолета, подняться в воздух и лететь навстречу новым опасностям! Это было проявлением настоящего мужества, подлинного геройства у летчика В.И.ПОПКОВА и у многих других наших летчиков.

Четыреста семьдесят пять раз ему приходилось поднимать свой самолет в охваченное пожаром войны и чрезвычайно опасное небо, насыщенное на линии фронта взрывами зенитных орудий и самолетами противника. Сознательно рискуя жизнью, он летел навстречу опасности, умело преодолевал ее, и часто возвращался на свой аэродром с победой.

Мне хотелось бы, чтобы приведенные мной цифровые данные, характеризующие ратный подвиг В.И.Попкова за время войны, более четко представлялись читателями моих воспоминаний, чтобы они не поддались своему необоснованному умозаключению в том, будто бы героические поступки во время прошедшей войны совершались в результате счастливых сочетаний: обстоятельств, условий и времени для самих героев.

Безусловно, что при массовом героизме, проявленном всем советским народом во время Великой Отечественной войны 1941-1945гг., могли быть герои, совершившие свои подвиги при счастливых для них случайных обстоятельствах. Но, и такого рода геройство советских воинов нельзя считать сугубо случайным, потому что в своем побуждающем истоке к геройству, в своей первооснове для самих героев, были причины общественного характера — это общенародное стремление к победе над врагом за спасение своей Родины от нависшей над ней угрозы полного порабощения и уничтожения со стороны фашизма.

Геройство летчика В.И.Попкова за время войны не могло быть случайным вообще и даже потому, что главный показатель его геройства — это цифры сбитых им самолетов противника и число боевых вылетов, которые характеризуют его геройство, как осознание — необходимый, выполненный им тяжелый и самоотверженный и опасный труд воздушного бойца, труд летчика высокого класса и мастера своего дела.

Безусловно, что и мастерство летчика — воздушного бойца было достигнуто им также в результате его труда, от труда по изучению им военной техники-самолета, в овладении ими в совершенстве, его труда во время боевых полетов, которые выполнились при очень большой мобилизации и напряжении всех духовых и физических человеческих сил.

Главная роль в героических поступках летчиков во время войны, по моему убеждению, принадлежала их умелому, упорному труду и учебе. В дополнение к труду и учебе летчика большое значение имели и его личные природные качества — всестороннее развитие человека: хорошее здоровье, физическая сила и натренированность, быстрота реакции и особая интуиция, позволявшая ему в полете и в бою успевать и быстро думать, быстро принимать решения, действовать и стрелять только с расчетом, наверняка. По всей вероятности, природные качества самого летчика можно было бы отнести к его личному счастью, потому что такой природной одаренностью и способностями обладает далеко не каждый человек.

По моему мнению, особые положительные природные качества В.И.Попкова обусловили его геройство, его успех в ратных подвигах. Они выражали собой его личное счастье, его талант воздушного бойца и в сочетании с его упорным трудом, учебой способствовали общему боевому успеху.

Во время войны я выполнял обязанности начальника связи авиаполка и мне приходилось многие годы лично держать радиосвязь с самолетами, передавать команды для летчиков, принимать от них разведданные и информацию о полете.

В.И.Попков был одним из самых способных летчиков в использовании радиосвязи во время боевых полетов. Своим певучим тенором он умело и четко передавал наземным радиостанциям разведданные и очень активно использовал радиосвязь для управления ведомыми им летчиками. «Пошли, братцы» — была его любимой фраза, произносимая им для летчиков, когда они занимали боевой порядок в строю эскадрильи и летали на выполнение боевого задания.

В.И.Попков обладал очень хорошим слухом и с большим вниманием принимал все команды от радиостанций наведения. Вероятно, в умелом использовании радиосвязи во время полетов ему также способствовал его природный талант.

За отличное использование радиосвязи, знание основ радиотехники и самолетного радиооборудования в 1944 г. В.И.Попкову было присвоено звание летчика — «мастера воздушной радиосвязи».

Многие летчики в эскадрилье В.И.Попкова следовали его примеру и также умело использовали радиосвязь. Особенно хорошо держал всегда радиосвязь в полете Герой Советского Союза А.И.Пчелкин.

В.И.Попкова в авиаполку уважали не только за боевое мастерство и высокое звание Героя, которым он никогда ни перед кем не гордился, его уважали за простоту, за человечность. В обращении со своими однополчанами он держал себя просто и не любил, чтобы его товарищи как-то превозносили его или подчеркивали его геройство.

Он всегда старался быть во всех делах равным среди своих боевых друзей. Своих подчиненных в эскадрилье он старался убеждать своей логикой и необходимости выполнения служебных обязанностей и приказаний.

Слушая разговоры В.И.Попкова со своими подчиненными, мне было трудно различать в его словах чередование намекающего юмора от сугубо делового приказания.

Меня лично Виталий Иванович привлекал всегда бодрым и хорошим настроением, приятными чертами юношеского лица, с которого почти никогда не сходила его приветливая улыбка.

Вот таким сохранился в моей памяти образ и психологический портрет боевого летчика, моего однополчанина, дважды Героя Советского Союза В.И.ПОПКОВА, Заслуженного военного летчика СССР.

В марте 1978 г., через 33 года после окончания войны мне удалось повидать в Москве своего однополчанина. Меня встретил солидный, несколько располневший генерал-лейтенант авиации В.И.ПОПКОВ. Его лицо казалось для меня отягощенным всем пережитым им в трудные годы войны и продолжительным напряжением учебы и служебных забот в послевоенное время.

Несмотря на большой период времени, прошедший после войны, лицо подошедшего ко мне генерала четко сохранило для меня знакомы черты: я узнал его. Его лицо и глаза, как и прежде, выражали собой добродушие и неподдельную приветливость ко мне.

Генеральское звание и заслуженная слава дважды Героя Советского Союза не помешала ему по-простому, душевно побеседовать со мной, с простым, состарившимся человеком, его бывшим однополчанином.

Наша дружеская беседа была посвящена воспоминаниям о трудных военных годах и о наших однополчанах, из которых уже многих не осталось в живых за прошедшие тридцать три года послевоенного времени.

Бронзовый бюст дважды Героя Советского Союза В.И.ПОПКОВА установлен на Самотечном бульваре в Москве.

Зам.командира АЭ, ГЕРОЙ СОВЕТСКОГО СОЮЗА С.Г. ГЛИНКИН

- Воспитание к подвигу —

С летчиком С.Г.Глинкиным я познакомился зимой 1943 г., на аэродроме г.Старобельска, который отличался от всех других полевых аэродромов взлетной полосой из кирпича и полуразрушенным от бомбежки ангаром.

Мое внимание в то время привлек худощавый, высокого роста летчик с чрезмерно серьезным выражением лица, на котором была заметна наигранная строгость, явно не соответствующая его двадцатилетнему возрасту.

С.Г.Глинкин выполнял обязанность дежурного летчика у выносного устройства от радиостанции. Он следил за обстановкой в воздухе и на аэродроме, передавал команды взлетающим самолетам, слушал многоголосную передачу от самолетов, сливавшуюся в динамике с шумом и «морзянками», часто низко наклоняясь к раструбу разговорного устройства, отвечал дежурному офицеру, находящемуся в землянке командного пункта полка.

Мне казалось тогда, что С.Глинкин был чем-то недоволен и с большим удовольствием поменялся бы своими обязанностями с любым летчиком, улетавшим на самолете Ла-5 на боевое задание.

Мои предположения о настроении дежурного и КП летчика подтвердил мой старый товарищ — начальник связи авиаполка Г.Моисеенко, которого я знал с 1932 г. по совместной учебе в авиашколе.

Летчик С.Глинкин отбывал наказание (взыскание/, объявленное ему командиром полка. Он временно был отстранен от полетов за нарушение правил по эксплуатации самолета ЯК-9б, приведшее к незначительной неисправности мотора (замораживание трубок водяного охлаждения мотора самолета/.

Наблюдаемый мной случай с летчиком С.Глинкиным должен подчеркнуть тот факт, что герои прошлой войны выходили из простых людей с присущими для многих житейскими недостатками, что воспитание геройства у летчиков было не простым, а очень сложными процессом, включающим в себя элементы строгой требовательности контроля и поощрения в форме наград медалями и орденами.

Замеченные мной глубокое психологическое переживание и расстройство у С.Глинкина, когда ему приходилось на виду своих товарищей «маячить» на земле у КП полка и демонстрировать своим высоким ростом то, что его отстранили от полетов, было для меня весьма понятным. Я восхищался им и искренне ему сочувствовал.

Переживания самого летчика были выражением его высоких морально-боевых качеств и стремлений к подвигам, в самом деле, разве мог, к примеру, другой летчик, со скрывающейся мелкой эгоистической душонкой, заметно для других волноваться и переживать от того, что его оставили на земле, освободив от опасного для жизни полета, от возможности глубокого физического напряжения для летчика при боевом полете? Конечно нет!

Хотя и на аэродроме было не совсем безопасно: и рядом с командным пунктом, у капониров для самолетов — всюду были вскрыты щели и окопчики, в которых приходилось часто укрываться при налетах немецких самолетов.

Всегда, и особенно в военное время, требовательность старшего командира к своим подчиненным, кроме главного элемента воспитания — личного примера во всех его делах и в поведении — должна быть постоянной, умелой и целенаправленной. Подобно опытному садоводу, формирующему крону молодой яблоки и без сожаления срезающему ветви, мешающие дальнейшему росту дерева, командир должен вовремя заметить у своего подчиненного, среди его даже весьма положительных сторон и качеств, ненужные и вредные черты: излишнее самолюбие, показное геройство и пренебрежение к вверенной ему боевой технике и оружию.

К таким умелым и строгим воспитателям боевых летчиков относился командир полка, Дважды Герой Советского Союза ЗАЙЦЕВ В.А.

Вовремя замеченные им недостатки у С.Глинкина, не принизили авторитет боевого летчика, а послужили своеобразной ступенью для формирования у него летного мастерства, выразившегося в его дальнейших боевых успехах.

В феврале 1944 г. С.Глинкину было присвоено звание Героя Советского Союза за 19 лично сбитых им самолетов противника.

Следует добавить, что боевому успеху С.Глинкина способствовал преданный ему самолет Ла-5, с весьма трудолюбивым авиамехаником, ст.сержантом Федором Багаевым.

Подобно живым боевым коням у кавалеристов, самолеты Ла-5 были не всегда одинаковыми между собой. Особенно они отличились своими возможностями в критические моменты воздушного боя, когда летчику приходилось «выжимать» всю силу и надежность машины.

Боевые качества и надежность Ла-5 во многом зависели от малоприметного труда и старания авиамехаников. Им приходилось готовить и ремонтировать самолеты на полевых аэродромах, часто на открытом морозном воздухе, когда степной ветер иглами пронизывал через швы одежды холодеющее тело, а от соприкосновения с металлом обжигало и сковывало руки. Воины, «земные боги войны», выносили все трудности боевой жизни. Они тоже были гвардейцами.

ПОДВИГ ЛЕТЧИКА СЕРГЕЯ ГЛИНКИНА

ВО время подготовки и проведения Львовско-Сандомирской операции воздушные бои с весьма многочисленной еще тогда немецкой авиацией носили массовый и ожесточенный характер.

Штаб 11-й авиадивизии и 5-го авиаполка находились в то время в г.Луцке.

15 июля 1944 г. всем офицерам штаба нашей авиадивизии стало известно о необыкновенно героическом подвиге командира звена, летчика С.Г.Глинкина. Им был сбит при таране на горящем самолете немецкий истребитель Ме-109.

Трудно вообразить сейчас то, какое нужно было иметь самообладание и силу воли С.Глинкину, чтобы в критическую минуту воздушного боя, пренебрегая опасностью для жизни, на объятом пламенем самолете, таранным ударом по самолету ненавистного врага — сбить его!

Огонь на самолете С.Глинкина был рядом, горячие струи обжигали ему лицо, шею, руки, и в такой момент летчик сумел пересилить все муки и боль, чтобы не упустить удобного случая для тарана самолета вражеского летчика, который огнем из пушек успел отбить часть плоскости Ла-5 и поджечь самолет.

Летавшие вместе с С.Глинкиным товарищи видели, как загорелся его самолет и с дымным следом стал терять высоту. В тот момент группового воздушного боя вблизи С.Глинкина оказался немецкий Ме-109.

Увлеченный азартом воздушного боя, С.Глинкин нацелил еще управляемый самолет для таранного удара по фашистскому стервятнику.

Летчики наблюдавшие этот необыкновенный поединок воздушного боя, видели падение поврежденного немецкого истребителя.

С.Глинкину передавались настойчивые команды, чтобы он покинул свой горячий самолет. В быстротечном бою раскрытие парашюта с падающего самолета С.Глинкина никто из летчиков не наблюдал. Все считали его погибшим.

После возвращения летчиков на свой аэродром, по их докладам, в документах авиаполка было записано, что старший лейтенант С.Глинкин не вернулся с боевого задания. В авиаполку все жалели отважного летчика, а его боевые друзья справили по нему поминки.

Прошло около десяти дней после случая с С.Глинкиным, которого все считали погибшим, как на аэродром авиаполка сел самолет По-2, пилотируемый Героем Советского Союза М.Игнатьевым и подрулил к командному пункту. Из самолета с помощью подошедших однополчан вышел С.Глинкин. Он не мог разговаривать. Его лицо и руки были покрыты черным панцирем из обоженной кожи. Только хорошо знавшие его могли узнать в нем боевого летчика.

Весть о возвращении живого С.Глинкина большой радостью быстро распространилась среди личного состава авиаполка. К сидевшему на земле летчику со слезами радости на глазах подошла всеми уважаемая укладчица парашютов Лариса Щеберетова. Она сильно переживала из-за того, что никто не видел раскрытие парашюта, приготовленного ею для летчика.

Она с волнением спросила: «Сережа, почему ты так долго не сообщал о себе? Я за это время поседела от тревоги за тебя».

С трудом и болью, еле шевеля обожженными губами, Сергей смог произнести: «Я не мог».

Тревога укладчицы парашютов Ларисы была вызвана ее ответственностью и сомнениями в том, что она могла случайно допустить небрежность в укладке парашюта, и по этому делу с ней беседовал начальник особого отдела полка ЛИСКЕР С.Д.

Позднее С.ГЛИНКИН рассказывал: ему с большим трудом удалось выдернуть троссик от парашюта, который раскрылся на малой высоте и поэтому его не заметили летевшие с ним летчики. Приземлился он на передовой, в районе г.Золочева, северо-восточнее г.Львова; в бессознательном состоянии его подобрали пехотинцы и доставили в полевой госпиталь. Во время быстрого продвижения наших войск на запад, от передовых частей связи со 2ВА не было и невозможно было сообщить, что С.ГЛИНКИН был жив.

На другой день после возвращения в полк С.ГЛИНКИН санитарным самолетом был отправлен на длительное лечение в г.Станислав.

В свой родной авиаполк С.ГЛИНКИН возвратился на аэродром Замостье, в районе г.Владимира-Волынского.

За совершенный подвиг — таран на горящем самолете немецкого истребителя Ме-109 был награжден орденом Богдана Хмельницкого.

ЛЮБОВЬ ГЕРОЯ

Весна 1945 года радовала и бодрила всех советских воинов близостью явно обозначившейся победы над фашистской Германией.

Условия фронтовой жизни становились легче. Личный состав авиаполка не размещался, как прежде, в неудобных домах и землянках; всем хватало для ночлега места в домах, оставленных немецкими гражданами. Оттаивали человеческие чувства, загрубевшие у многих из нас от тяжелых испытаний военного времени.

Вот в таких условиях и началась большая любовь у нашего героя — Сергея Глинкина, которая не могла быть незамеченной для других его однополчан. В конце войны любовные чувства властвовали среди большей части молодежи, одетой в солдатские шинели, и эти чувства человеческие никто не мог запретить и нарушить.

В одной хорошо оборудованной столовой внимание многих офицеров привлекла очень молодая стройная девушка, выполнявшая обязанности официантки. Она поражала многих из нас только что успевшей расцвести своей необыкновенной свежестью девичьей красоты и обаянии. На ее прелестном розовом лице, еще не освободившемся от детской наивности и простоты, часто сияла искренняя улыбка и приветливость, без слов пытающаяся сказать: «Вот я какая красивая, волшебница, обслуживаю вас за обедом!».

Без всякого преувеличения внешность ее можно было сравнить с цветком розы, распустившим свои лепестки, с капельками росы, отсвечивающимися радужным светом в лучах утреннего солнца, нарисованной рукой искусного художника.

Официантку звали Шурой. Пожилая женщина — старший повар столовой, заменявшая мать для Шуры и оберегавшая ее от всяких случайностей фронтовой жизни, умело подбирала ей нарядные платья, и Шура выглядела еще более обворожительной для молодых офицеров, отвыкших за время войны от женской красоты.

В авиаполку, как в большой семье, ничто не могло быть тайной, и по никем не высказанным моральным правилам любоваться вновь появившейся молодой красавицей запрещалось. Всем нам было известно о начале большой любви у Сергея Глинкина с Шурой.

Влюбившийся в Шуру Сергей был достойным для нее партнером: красивый, высокого роста, стройный парень, с правильными чертами на простом русском лице, носившем следы от ожога на горящем самолете. Оставшаяся на его лице от ожога маска подчеркивала его мужественный волевой характер, и наигранная при разговоре с ним строгость не могла скрыть добродушие, прямоту и благородство его души.

О глубине, искренности обоюдных чувств начавшейся на фронте любви у Сергея и Шуры могли бы рассказать только они сами. Что касается меня, то рассуждая через призму прошедших лет, когда Сергей Григорьевич и Александра Дмитриевна стали дедушкой и бабушкой и ухаживают за внуками от своих двух дочерей, могу утверждать, что их любовь была действительно большой. Она выдержала и преодолела все житейские трудности, испытания разлук, бытовых неудобств при частых переменах местожительства, сопровождавших офицерские семьи.

Удачное сочетание их характеров, моральная поддержка Друг друга — были главными цементирующими условиями в их семейных делах и благополучии.

До самых последних дней войны мне приходилось быть среди летчиков авиаполка, находясь у пульта управления полетами на взлетной полосе аэродрома. С.Глинкин продолжал увеличивать в воздушных боях свои боевые успехи. Находясь на фронте с сентября 1942 г. он произвел 250 боевых вылетов и провел 58 воздушных боев.

Лично сбил 30 вражеских самолетов и один самолет во время группового боя.

В феврале 1944 г. за 19 лично сбитых самолетов ему было присвоено звание Героя Советского Союза.

С группой офицеров авиаполка нам с С.ГЛИНКИНЫМ удалось 4 мая 1945 г. побывать в Берлине и сфотографироваться у здания Рейхстага, а также встретить 9 мая 1945 г. — радостный день Победы над фашистской Германией.

НЕЛЕПЫЙ СЛУЧАЙ

Трудно передать словами необыкновенно радостное, по особенному легкое чувство у всех советских воинов в первый послевоенный месяц. Весь окружающий нас тогда мир и природа воспринимались заново, казалось, что как будто человек вступает в жизнь вторично родившимся. Так глубоки были наши благодарные ощущения мирного времени.

Можно представить особо воодушевленное настроение того времени и у боевых летчиков С.Глинкина и А.Марченко во время их тренировочного полета на По-2, который казался тарахтящей игрушкой по сравнению с боевым самолетом Ла-5, плавно раскачивающимся в теплых воздушных потоках над утопающими в зелени мирными берегами Дуная.

Но человек есть человек, с присущими для него положительными и отрицательными качествами, и человеческие чувства иногда могут стихийно прорываться наружу вместе с легкомыслием и несерьезностью в поступках.

Разве просто было удержаться молодым летчикам от соблазна, чтобы не полюбоваться роскошной природой и красотой полноводного Дуная с живописными берегами и его окрестностей? Им хотелось лучше и ближе рассмотреть все это на мирной земле, насладиться представленной им возможностью при полете на По-2.

Так, вероятно, и было в самом деле при том полете. Алексей Марченко находился в закрытой колпаком кабине и тренировался для полетов ночью, управляя самолетом по приборам. С.Глинкин контролировал намеченный им маршрут и передавал команды.

На малой высоте над Дунаем, увлекшись красивым зрелищем, они не заметили, как задели за провода линии связи и повредили полотняную обшивку плоскости самолета По-2.

Вероятно, эта неприятная случайность испортила летчикам настроение и заставила их сесть на ближайший аэродром в г.Братислава.

По приказанию командира А.П.ОСАДЧЕГО на аэродроме Парндорф, в Австрии, был проведен коллективный разбор случая с С.ГЛИНКИНЫМ. Некоторые офицеры-летчики пришли на сбор весьма в веселом настроении и хотели выразить этим свою поддержку летчику, допустившему незначительную поломку самолета ПО-2.

После строгой, осуждающей С.ГЛИНКИНА речи начальником штаба авиаполка Н.М.КАЛАШНИКОВЫМ выступил летчик Яременко Е.М.

В армии всегда был такой порядок, что всякое нарушение дисциплины среди летчиков должно быть наказуемо.

С.ГЛИНКИН понес очень строгое взыскание. Оформленные на него документы на присвоение ему звания дважды Героя Советского Союза за 31 сбитый им самолет были возвращены в авиаполк и аннулированы.

Переход от военной обстановки к мирной, будничной службе и учебе летного состава происходил, как видно, нелегко и не без курьезов.

Дисциплина и строгость были необходимостью и оправданными. Это вызывалось обстановкой того времени и продолжавшейся еще войной наших союзников на Тихом океане с Японией.

Герой Советского Союза С.Г. ГЛИНКИН, передавая свой боевой опыт молодым летчикам, продолжал свою службу в авиачастях до 1960 года. В настоящее время полковник С.Г.ГЛИНКИН проживает в г.Москве.

Герой Советского Союза СЫТОВ И.Н.

ПОСЛЕДНИЙ ПОЛЕТ

На сборы ветеранов авиаполка, организованных благодаря стараниям РУЛИНА В.П., ПОПКОВА В.И., ВАКУЛИНА Л.Т. и других, 9 мая 1980 г. в Москву приехало около двухсот человек.

После встречи с боевым знаменем полка у дома Советской Армии ветераны собрались на банкете в гостинице «Орленок».

Трудно словами передать искренние чувства радости и воодушевления, овладевшие настроением всех собравшихся на банкете. Ветераны, после продолжительной разлуки, с трудом узнавали состарившихся от времени боевых друзей, делились воспоминаниями о пережитых днях войны, о погибших героях и ушедших из жизни товарищах в послевоенное время.

«Бойцы вспоминали минувшие дни и битвы, где вместе сражались они».

Во время банкета больше всего было сказано слов о командире эскадрильи — Герое Советского Союза СЫТОВЕ И.Н., погибшем в боях за г.Запорожье в октябре 1943 г. На боевом счету героя было 34 сбитых им самолета противника.

Если задуматься над тем, каким тяжелым ратным трудом, чрезмерным напряжением физических и моральных сил героя достались ему победы над 34-мя фашистскими стервятниками, то можно каждому представить себе бесстрашие в характере СЫТОВА И.Н.

Из выступлений многих однополчан, вспоминавших героя, замечалось главное: его ценили, как самого отважного и честного летчика, погибшего в боевом полете случайно.

Особенно откровенно и ярко рассказывал о боевых и моральных сторонах в характере героя Иван АРТАМОНОВ, летавший с СЫТОВЫМ при последнем его полете. Он пытался объяснить предполагаемые им причины и обстоятельства, приведшие к трагической гибели героя СЫТОВА И.Н.

С АРТАМОНОВЫМ нельзя было не согласиться. Может быть он был в чем-то прав в своих предположениях.

Всем фронтовикам было известно, что боевые успехи летчиков доставались нелегко, и были периоды, когда им просто не везло: они теряли в боях своих товарищей, а о сбитых ими самолетах противника доложить было нечего.

В ноябре-октябре 1943 г. войска 3-го Украинского фронта вели ожесточенные и продолжительные бои за овладение Запорожским плацдармом, и напряженность боевой обстановки на фронте оказывалось и на летчиках.

Из рассказа летчика АРТАМОНОВА стало известно, что СЫТОВ пользовался в воздушных боях особым тактическим приемом. Он поднимал своих истребителей на допустимую большую высоту и абажируя в полете, поджидал появление немецких самолетов, использовал свое преимущество в высоте, атаковал их.

Так было задумано СЫТОВЫМ и в последнем его полете в районе г.Запорожья.

Летчик АРТАМОНОВ заметил тогда беспричинное падение с работающим мотором неуправляемого самолета своего командира.

Можно предположить, как это было сказано АРТАМОНОВЫМ,

[Страница отсутствует]

КОМАНДИР ЭСКАДРИЛЬИ А.К.ШТОКОЛОВ

«ТАЛИСМАН»

Мои воспоминания о командире эскадрильи Д.К.Штоколове неразрывно связаны с его выделяющейся от других формой летной одежды. Он мне представляется таким, каким я его часто видел на фронтовых аэродромах, перед боевым вылетом на самолете Ла-5, одетым в очень большой по размеру и сильно изношенный кожаный реглан.

Вероятно, человеческая память лучше и дольше сохраняет в себе какие-либо типичные особенности из жизни и характера людей, особые случаи проявления геройства и даже остроумно высказанной в кругу друзей уместной шутки или острого слова, а также и по другим житейским мелочам.

Кожаный реглан для летчика во время войны был весьма важной и необходимой вещью при полетах в негерметизированной, полуоткрытой кабине самолетов, и его нельзя отнести к житейским мелочам. Просторные размеры и длина реглана не выражали «чудачество летчика», а позволяли утеплять реглан в зимнее время меховой подкладкой. Длинные полы реглана после крепления ремней парашюта и резиновых застежек согревали колени летчика. Кожа реглана и шлемофон с очками, частично и временно предохраняли тело летчика от пламени на горящем самолете, подбитом в бою, и давали в распоряжение летчика драгоценные секунды, чтобы он мог «выброситься» из кабины горящего самолета на парашюте.

Случаи, когда летчику приходилось одновременно вести бой с врагом и с огнем на самолете, были не единичными. Только в нашем пятом гвардейском истребительном полку следы от ожога и травмированную кожу на лице, как несмываемую печать геройства и мужества, носили на своем лице оставшиеся в живых после войны летчики: В.А.Зайцев, В.И.Попков, Г.А.Баевский, С.Г.Глинкин и некоторые другие.

Реглан был самым непосредственным свидетелем и индикатором тех человечески больших напряжений и физических нагрузок для организма летчика, которые приходилось переносить во время боевых вылетов, в зоне зенитного обстрела и в воздушных боях. Поверхность реглана на спине и по бокам со временем становилась жесткой и серой, с подтеками от осевшей на ней соли, от обильного пота летчика.

Вероятно, жизненная практичность, свойственная характеру Д.К.Штоколова, его скромность и невзыскательность во всем, заставляли его отказываться от получения им нового реглана, жаль ему было расставаться со своим «старым и привычным другом». В летнее время, с помощью авиамехаников, реглану устроили «баню» — промывали его от соли, высушивали и смазывали касторовым маслом, и реглан приобрел обновленную и эластичную поверхность и продолжал служить летчику.

Некоторые летчики в нашем авиаполку в шутку называли старый реглан у Д.К.Штоколова — «талисманом», выражая этим словом не оттенки каких-либо предрассудков, а как похвалу командиру эскадрильи за его боевые успехи опытного летчика, летавшего на фронте о самых первых дней войны.

В самом деле Д.К.Штоколов заслуживал такой похвалы своим личным примером и требовательностью. Он был до предела малословен и не любил много говорить. Но каждое высказанное им слово имело значимость и вес обязательного и строгого приказания для его подчиненных. О своих боевых делах, лично сбитых им самолетах противника, об участии в групповых воздушных боях и оказанной помощи в бою своим товарищам Д.К.Штоколов также говорил весьма мало и кратко.

Мне, как начальнику связи авиаполка, излишняя скупость на слова у Д.Т.Штоколова не совсем приходилась по душе. Уж очень было трудно «раскачать» и заставить его включиться на передачу по радио с самолета для аэродромной радиостанции. Но боевые команды для своих подчиненных в полете он передавал активно и умело.

За время войны Д.К.Штоколов совершил 375 умелых успешных вылетов, провел 65 воздушных боев и лично сбил в воздушных боях 13 самолетов противника и чуть-чуть «недовыполнил» свои боевые показатели, чтобы ему было присвоено звание Героя Советского Союза.

По всей вероятности, «талисманный реглан у Д.К.Штоколова не был причиной его боевых успехов за время войны, хотя само слово «талисман» среди летчиков того времени было весьма употребительным.

Подругу своей семейной жизни Д.К.Штоколов встретил на фронте и взял себе в жены военного врача из батальона аэродромного обеспечения — Варвару Васильевну. Нажил с ней двух дочерей, имеет уже и внуков.

В 1950 г. Д.К.Штоколов окончил Краснознаменную воздушную академию и до 1962 года он занимал ряд ответственных должностей в авиационных частях и соединениях: начальника штаба, заместителя командира части, старшего инспектора по технике пилотирования авиакорпуса и др.

После демобилизации по болезни из рядов СА, Д.К. Штоколов до 1978 года работал в должности начальника штаба Ворошиловградского аэродрома.

РАССКАЗ Л.К.ШТОКОЛОВА

Небывало засушливая и жаркая погода в начале лета 1979 г. мало чем изменила зеленый покров Донецкой степи. Земля еще питалась за счет обильных осенне-зимних дождей. Мне было очень приятно в это время находиться в гостях у Д.К.ШТОКОЛОВА, на его небольшой — из десяти ульев — пасеке.

Степной простор, аромат мяты, посеянной между пчелиными ульями, жужжанье пчел — все это расслабляюще действовало на меня, успокаивало и вызывало в моей памяти воспоминания о пережитом в годы войны, и я стал просить своего однополчанина Д.К.ШТОКОЛОВА рассказать о своих делах, подвигах боевого летчика в годы войны.

Дмитрий Кириллович, отвечая на мою настоятельную просьбу, начал свой рассказ:

«...Очень трудно словами выразить и нарисовать обстановку и детали воздушного боя, действия самого летчика. Воздушный бой летчика-истребителя очень сложен и быстротечен во времени. Он может длиться всего несколько секунд.

Некоторым представляется романтика и героизм летчика в воздушном бою, в его наступательном порыве и в выполнении преднамеренных решений самого летчика, это, конечно, верно, но летчику приходилось не только самому нападать, но и выходить из под готовящегося для него удара со стороны противника, иногда в невыгодной и опасной ситуации. Подобная обстановка в воздушном бою очень трудна и требовала от летчика мгновенно находить единственное и правильное решение.

В июле 1943 г., во время происходившего сражения на Курской Дуге, наши истребители летали на прикрытия своих войск в районе севернее г.Харькова. В один из таких полетов, после группового боя с немецкими истребителями, мой ведомый летчик отстал от меня, и я оказался на своем ЛА-5 на некоторое время один без прикрытия своего напарника, в отрыве от своих самолетов эскадрильи.

Одновременно я заметил, что недалеко от меня летает немецкий истребитель Ме-109 и следит за мной. Я сразу догадался, что второй немецкий истребитель готовится атаковать меня... (немецкие истребители всегда летали в паре/. Мгновенно я принял решение: набирать высоту полета и, наблюдая за хвостом своего самолета, резким маневром своего самолета выйти из зоны обстрела противника. Мои предположения оказались верными, и я заметил приближающийся ко мне немецкий истребитель, готовящийся к прицельной стрельбе со стороны хвоста моего самолета... Но я, не допуская его до дистанции прицельной стрельбы, резко, с разворотом вверх, на полном глазу вывел самолет из опасной зоны, предупредив намерение своего противника маневром своего самолета.

Преимущество в высоте полета дало мне возможность самому зайти для атаки (стрельбы) по вражескому самолету, но сбить его не удалось.

Второй мой заход с прицельной стрельбой был сделан по другому Ме-109. Мои противники — немецкие летчики — вероятно поняли, что несмотря на явный перевес сил в бою в их пользу — им небезопасно для самих продолжать атаковать мой самолет, и они «отважили» (удалились) от меня. Мне удалось разыскать в воздухе свою эскадрилью, и я благополучно прилетел с ними на свой аэродром.

В землянке, на своем аэродроме, я снял свой кожаный реглан. Он был мокрым от пота, который был своеобразным индикатором моих сил, напряжения и переживаний, затраченных во время этого сложного и тяжелого боя. Реглан был подобно только что вынутому из воды белью, и его можно было выжимать от пота.

А что касается вашего названия для моего реглана «талисман», оно, конечно, не соответствует действительности. «Талисманом» для летчика всегда были и будут его личные способности и качества, его летная выучка и натренированность, быстрота реакции и сообразительность, его здоровье и физическая выносливость в трудном летном мастерстве воздушного бойца».

Так закончил свой рассказ знакомый мне боевой летчик-ветеран Великой Отечественной войны Д.К.ШТОКОЛОВ.

КОМАНДИР ЗВЕНА Н.Ф.МАКАРЕНКО

С летчиком Н.Ф.МАКАРЕНКО мне пришлось служить в одном авиаполку около шести лет — на фронте и в мирное время. И ни одного из летчиков я не знал так близко и хорошо, как его.

Моя семья несколько месяцев жила в 1947 г. в г.Веспреме (Венгрия) в одной квартире с семьей МАКАРЕНКО.

Но несмотря на такое очень близкое знакомство с Н.Ф.МАКАРЕНКО, мне не удалось заприметить что-либо особенное, весьма колоритное в его поведении и характере, что могло бы отличать его от многих других летчиков. Ведь бывает же так в жизни, когда лихого спортсмена-футболиста трудно выделить из городской толпы обычной молодежи. Лихой и заслуженный спортсмен хорошо смотрится во время игры на футбольном поле, где он может раскрыть перед всеми все свои способности.

Свои высокие положительные качества отважного летчика-бойца Н.Ф.МАКАРЕНКО проявил во время войны и своим летным мастерством, смелостью, товарищеской помощью и взаимовыручкой.

Н.Ф.МАКАРЕНКО уважали в авиаполку, и ему часто приходилось летать в паре с заслуженными героями-летчиками И.П.ЛАВЕЙКИНЫМ и Г.А.БАЕВСКИМ, участвовать с ними в воздушных боях с превосходящими по численности самолетами противника, рискуя собой, активными действиями прикрывать своих командиров, а иногда спасать им жизнь.

В пятом авиаполку боевые приключения Н.Ф.МАКАРЕНКО, его решительность и смелость начались с зимы 1942 г. на Калининском фронте, когда он, при перелете с аэродрома Старица произвел удачно небывало смелую посадку своего самолета на колесах, на заснеженную полосу аэродрома Луковниково, с которого летали истребители только с установленными на шасси лыжами.

В очень тяжелое время войны 1942 г., когда приходилось вести воздушные бои с превосходящими по численности самолетами противника, Н.Ф.МАКАРЕНКО делал по восьми боевых вылетов за день. На подбитом в бою самолете, с одной лыжей на шасси, когда вторая лыжа вертикально висела на поврежденном шасси, он сумел посадить самолет и отделаться при такой рискованной посадке легкими ушибами.

В одном из воздушных боев Н.Ф.МАКАРЕНКО был вынужден покинуть свой подбитый самолет на парашюте. Этот случай произошел на самой огневой черте линии фронта. Только ветер, дувший в направлении к своим войскам, помог ему избежать немецкого плена или смерти.

Зимой 1942 г. на Калининском фронте, Н.Ф.МАКАРЕНКО вылетел на боевое задание в паре с И.П.ЛАВЕЙКИНЫМ, и им, двум нашим летчикам, пришлось вести неравный воздушный бой с шестеркой немецких самолетов Ме-109.

Смело прикрывал Н.Ф.МАКАРЕНКО своего командира, отбивая воздушные атаки истребителей противника, но во время этого боя снаряд от немецкой пушки — «эрликон» разорвался в кабине самолета. Сотня осколков от разорвавшегося снаряда врезались в ноги и тело, но он случайно остался жив и вернулся на свой аэродром.

И чего только не случалось во время войны легендарного и необычного! Таким легендарным случаем был факт, когда один из осколков разорвавшегося снаряда попал в орден Боевого Красного Знамени, висевший на груди гимнастерки летчика, пробил на нем отверстие. И, быть может, по счастливой случайности орден летчика защитил его сердце.

Прошло более тридцати лет после войны, но часть мелких осколков, до которых хирурги не смогли «докопаться», до настоящего времени осталась в теле летчика, болью дает о себе знать, напоминая ему о тяжести войны.

После продолжительного лечения и физических тренировок в военном госпитале, в мае 1943 г. Н.Ф.МАКАРЕНКО вернулся в свой авиаполк и включился в строй боевых летчиков. Он продолжал полеты на самолете ЛА-5 и в воздушных боях увеличил боевой счет сбитых самолетов противника.

Всего за время войны Н.Ф.МАКАРЕНКО:

— произвел 254 успешных боевых вылета;

— провел 51 воздушный бой;

— лично сбил 14 самолетов противника;

— сбил в групповых боях 6 самолетов противника.

В мирное время Н.Ф.МАКАРЕНКО продолжительное время служил в авиационных частях и передавал свое летное мастерство и опыт боевого летчика молодым летчикам.

После демобилизации из рядов Советской Армии Н.Ф.МАКАРЕНКО продолжает честно трудиться в народном хозяйстве. Об этом свидетельствует форма на его послевоенной фотографии. Он имеет хорошую семью и живет в г.Чернигове, на Украине.

Командир эскадрильи Герой Советского Союза Леонид Михайлович СОКОЛОВ

Самым высоким уважением и большой симпатией пользовался у летчиков и лично у меня командир эскадрильи Л.М.Соколов.

Летчик с довоенной подготовкой и большой летной практикой, волжанин с типично русским лицом, со стройной рослой фигурой, со спокойным характером и мягким приятным ревучим голосом. Свой обычный разговор с собеседником он умел вести с некоторым юмором, большим тактом и с намеками на поставленные вопросы и всегда чем-то был похож на артиста.

Главная моя симпатия к Л.М.Соколову была за его умение использования радиосвязи в полете в своей группе и с наземными радиостанциями.

Если было бы возможным в то время записать радиопередачи на магнитофонную ленту и сравнить ее с другими передачами летчиков, то можно было бы заключить, что все переданное и принятое по радиосвязи у Л.М.Соколова было намного больше.

Слушать и принимать по радио четкие передачи от летчика Соколова, его обстоятельные донесения о разведке было не только хорошо понятно, но и приятно. Сам командир авиадивизии А.П.Осадчий любил слушать его передачи с самолета.

Во всех своих делах на аэродроме: при проверке готовности материальной части самолетов к полетам, по изучению ж усвоению летчиками боевой задачи перед вылетом Л.М.Соколов проявлял всегда свойственные ему спокойствие, неторопливость и рассудительность.

Спокойный голос командира эскадрильи в полете, его четкие команды, безусловно, положительно сказывались на его подчиненных и на выполнении боевого задания.

Летчики эскадрильи старались во всем подражать своему командиру и учились у него боевому мастерству. Во время полетов они внимательно слушали передаваемые команды, действовали сплоченно и предусмотрительно, учитывая обстановку на линии фронта и по этой причине им удавалось избегать лишних потерь.

За большое число совершенных групповых вылетов, за лично сбитые в воздушных боях немецкие самолеты Л.М.СОКОЛОВУ было присвоено звание Героя Советского Союза и воинское звание подполковник.

В послевоенные годы Л.М.СОКОЛОВ находился в рядах Советской Армии и охранял еще не совсем спокойное наше небо. Во время высотного полета он получил травму от частичной разгерметизации кабины самолета.

Мне удалось встретиться с Л.М.СКОЛОВЫМ во время сборов ветеранов полка в Москве — в мае 1980 г., на которые он приехал из последних своих сил, — сильно больным.

Я старался сказать что-то приятное для Героя и благодарил его за помощь во время моей службы. Он любезно отвечал на мои радостные воспоминания о совместной службе, но вскоре уехал со сборов ветеранов, отказавшись от торжественной части и свидания с однополчанами.

Боевой летчик — Герой Советского Союза, подполковник в отставке, Леонид Михайлович СОКОЛОВ умер в г.Смоленске в 1981 году.

Секретарь партийной организации авиаполка Алексей Павлович ПЕТРОВ

Казалось бы, что можно сказать примечательного и особенного о такой простой и, казалось, малозагруженной должности офицера, выполняющего обязанности освобожденного секретаря партийной организации авиаполка — капитане А.П.ПЕТРОВЕ? Но такое утверждение не является приемлемым для оценки работы во время войны партийного секретаря. Истинная характеристика и оценка достоинства человека должна даваться не по занимаемой им должности, а по его отношению к этой должности, его практическому труду, добросовестности и инициативе в работе. Эти качества и выражают главную суть человека, они украшают, возвышают его на любой должности.

На обязанности А.П.ПЕТРОВА было планирование и практическое проведение всей политической и агитационной работы в авиаполку. Он сам часто делал доклады на собраниях и проводил беседы в авиаполку. В авиаэскадрильях и звеньях были выделены агитаторы, которые по рекомендации и материалам А.П.ПЕТРОВА регулярно проводили политинформации и читки газет. А самое главное было в его работе то, что он хорошо знал весь личный состав авиаполка, постоянно был в курсе всех событий и боевых дел и настроений.

Самой популярной и распространенной темой в конце войны для политинформаций была читка сводок Совинформбюро о продвижениях наших войск и об одержанных победах над немецкими войсками. Отмечались также недостатки в работе и дисциплине, ставились задачи на дальнейшую работу.

Центром всей политической работы на полевом аэродроме был «красный уголок», в котором на длинном столе, покрытом красной материей, всегда лежали свежие газеты и отдельные журналы.

На аэродроме Джезковицы «красный уголок» был оборудован рядом с командным пунктом полка, около речки, и представлял собой крытый толем сарай, без потолка, стены были сплетены из веток деревьев и обклеены толстой бумагой. На противоположном от входа стене висели два больших портрета Ленина и Сталина, выполненных масляной краской художником-самоучкой, солдатом полка Николаем Мишариным.

На боковых стенках «красного уголка» висели 24 увеличенных портрета летчиков — Героев и дважды Героев Советского Союза — воспитанников части, из которых еще многие продолжали службу в своем авиаполку. Портреты летчиков были нарисованы на холсте цветным карандашом художником из солдат Н.Мишариным.

«Красный уголок» можно было бы скорее назвать более подходящим именем.»комнатой славы героев-летчиков», ранее служивших в авиаполку и продолжающих свою службу.

В настоящее время на всех заводах и в учреждениях есть Доски почета с портретами передовых производственников, которые служат поощряющим фактором для многих рабочих и служащих. Тем более, такая наглядная поощрительная форма агитации для боевых летчиков была важна и необходима во время войны, в условиях походной жизни.

Во время войны создать своими силами портретную галерею летчиков было непростым делом, и в этом была большая заслуга политработников: комиссара В.П.Рулина, секретаря парторганизации А.П.Петрова и комсорга полка П.Т.Вакулина.

А.П.Петров был чрезвычайно скромным, простым человеком, но в партийных делах и по своей службе всегда проявлял смелую партийную принципиальность и требовательность. До фанатизма он был идейно убежденным человеком и чем-то напоминал своим характером образ литературного героя Макара Нагульного из романа Шолохова «Поднятая целина».

Рабочий по происхождению, А.П.Петров с раннего возраста работал на заводе фарфоровых изоляторов в г.Славянске, в Донбассе. Он долгое время служил солдатом и сержантом сверхсрочной службы в пограничных войсках на самой южной точке Советского Союза г.Кушка, на границе с Афганистаном. Нелегкая служба в пограничных войсках закалила стойкость характера А.П.Петрова и придала ему оттенок некоторой внешней суровости. Служба под горячим солнцем высокогорного района сделала его лицо обветренным и оставила на нем маску какой-то особой желтизны. Высокая фигура Алексея Петрова, как у хорошего физкультурника-бегуна, казалась костлявой, но сильной.

В предвоенные годы он руководил аэроклубом в г.Славянске и сам мог летать на легкомоторных самолетах, что было особенно важно для секретаря партийной организации, чтобы летчики понимали его, как человека, близкого к ним по специальности.

Я очень уважал Алексея Павловича Петрова за его скромность, партийную принципиальность и смелость, которые очень пригождались в особо сложных условиях боевой походной жизни. Дорога к победе над фашистской Германией была не такой простой и гладкой, как в месяцы относительного затишья на 1-м Украинском фронте, во время нашего базирования на аэродроме Джезковицы. На войне приходилось решать очень сложные вопросы, связанные с конфликтами во взаимоотношениях между людьми и общей дисциплиной. Алексей Петров был всегда смелым и принципиально-строгим во всех сложных партийных делах.

После окончания войны А.П.Петров был демобилизирован и работал в г.Славянске на заводе фарфоровых изоляторов. Скончался он в шестидесятых годах.

Секретарь комсомольской организации полка ВАКУЛИН Павел Трофимович

Секретарем комсомольской организации полка в 1944-1945гг. был весьма энергичный и деятельный комсомолец, выполнявший свои обязанности с особым пристрастием и комсомольским задором, выдвиженец из авиамехаников, Вакулин Павел Трофимович.

Политико-воспитательная работа с комсомольцами была особенно важна потому, что их численность было больше, чем членов партии. Комсомольцами были многие из офицеров, в том числе и летчики.

Комсомольский вожак полка с раннего утра до поздней ночи находился среди однополчан у стоянок самолетов, в землянках авиаэскадрилий, в общежитиях личного состава и в столовых. Он старался быть как можно ближе к труженикам авиаполка: мотористам, оружейникам и другим солдатам.

Комсомольский секретарь проводил беседы с комсомольцами в общедоступной форме, непосредственно и просто, часто в индивидуальном порядке. Он старался оказывать свое влияние на комсомольцев и помогал им не только словом, но и делом в их практическом труде по обслуживанию и заправке самолетов.

Комсомольская организация, руководимая Павлом Трофимовичем Вакулиным, во всех общественных, делах была хорошим помощником для партийной организации и комиссара полка.

После войны П.Т.Вакулин успешно закончил учебу в Военно-политической академии. Закончил учебу в адъюнктуре при академии и приобрел навыки весьма образованного и высоко развитого политработника.

Павел Трофимович в послевоенное время поддерживает связь со своими однополчанами и помогает им. При его активном содействии было организовано несколько товарищеских встреч ветеранов авиасоединения в Москве.

Впервые после войны мне удалось повидаться с П.Т.Вакулиным только в ноябре 1978 г. Он продолжал свою службу в Управлении политико-воспитательной работы МГА в Москве и имел воинское звание полковника.

Начальник строевой службы авиаполка Петр Сергеевич ГУДКОВ

«Петя Гудков» — так называли всеми уважаемого молодого парня — начальника строевого отдела и кадров полка, старшего лейтенанта Петра Гудкова, за его добродушие, простоту и исключительную трудоспособность.

На обязанности П.С.Гудкова было практическое составление, оформление и отправка весьма многочисленной документации авиаполка, которая, как всякое бюрократическое приложение канцелярских дел, способно было быстро разрастаться по своему объему даже и во время войны.

В таком звене управления, как штаб авиационного полка, в конце войны изготовлялось и печаталось очень много различных бумажных документов, от ежедневных боевых донесений, приказов, отчетов, сводок по материальному обеспечению, характеристик и аттестаций, наградного материала и других документов.

Оформление документации в штабе авиаполка требовало от исполнителей очень много времени и труда. Не случайно было, что в последние годы войны самым ценным трофейным материалом для штабов была бумага и печатная лента для машинок, которые расходовались в очень большом количестве.

Петя Гудков с какой-то одержимостью занимался своим канцелярским делом и работал до предела своих сил. Даже и ночной сон у него, утомленного работой за день, был продолжением его рабочего дня, вероятно, по инерции его стремлений успеть все делать и из-за чрезмерной усталости.

В Польше Петя Гудков жил в крестьянском доме, в одной комнате со мной и почти каждую ночь нам приходилось слушать, как во время своего сна он что-то диктует машинистке или отдает распоряжение по составлению документации своему писарю. На работу он уходил в пять часов утра и возвращался к полуночи.

В штабе авиаполка вместе с ним работал писарь Бацемакин и вольнонаемная машинистка — доброволец — двадцатилетняя Аня. На машинистку Аню редко кто мог смотреть, не восхищаясь ее только что расцветшей юностью удивительно красивой девушки.

Голубоглазая блондинка с крупными миловидными чертами лица, она напоминала собой специально созданную художником куклу из папье-маше в изящном оформлении, на лицо которой искусный мастер положил в меру белизны и яркого румянца.

Все работники штаба с большой бережливостью и очень ласково относились к машинистке Ане и этим старались заставить ее печатать на машинке быстрее и аккуратнее.

От любовных соблазнов лихих и статных молодцев-летчиков Аню охранял сам начальник штаба Н.И.КАЛАШНИКОВ, с которым в авиаполку все считались за его строгость и авторитет.

После войны Аня вышла замуж за хорошего человека Героя Советского Союза майора Ганчикова.

В 1978 г. мне удалось повидаться с П.С.ГУДКОВЫМ и его женой Клавдией Митрофановной, которая переносила все тяготы войны и солдатской службы на фронте в батальоне аэродромного обеспечения.

Мне было очень приятно встретиться со своими однополчанами и принимать от них искреннее добродушие и гостеприимство.

Петр Сергеевич ГУДКОВ скончался в Москве в 1982 году.

Начальник химической службы авиаполка РОТАНОВ Евгений Алексеевич

Перед началом войны Евгений Алексеевич РОТАНОВ с отличием окончил факультет химии Саратовского университета и был самым образованным офицером в авиаполку.

По причине того, что немцы во время войны не решились на применение химического оружия, Е.А.РОТАНОВ был мало загружен по своей специальности. Он был универсальным исполнителем в различных командировках, в исполнении отдельных поручений и других работ в авиаполку.

По своему характеру Е.А.РОТАНОВ был весьма энергичным человеком, любил во всем быстроту. С увлечением и откровенностью устанавливал различные знакомства, любил коллектив и активно поддерживал все компании на любом уровне. Среди развеселившихся друзей своей компании он всегда был главным и веселым собеседником. Он мог хорошо петь, вести интересный разговор, продолжительное время декламировать на память стихи и прозу. Простое и веселое поведение Жени Ротанова забавляло его фронтовых друзей, и он был желанным участником и собеседником во всех компаниях однополчан.

Евгений Ротанов был высокого роста, с худощавым красивым артистическим лицом, с крупными карими глазами и чем-то походил своим лицом на известного артиста в молодости Е.Вахтангова. Но главной человеческой красотой у Е.А.Ротанова, которая нравилась очень многим, была до наивности постоянная откровенность во всем, его прямота, доверчивость и искреннее добродушие. Он ничего не мог и не хотел скрывать или утаивать от других. Все, что он мог знать о себе, было известно и другим, жившим с ним рядом товарищам.

Самой изнуряющей обязанностью для Е.А.Ротанова было его долголетнее дежурство в качестве оперативного дежурного авиаполка на командном пункте.

Поэтичной и романтичной может быть изображена военная землянка в песнях и с первого знакомства во время недолгого пребывания в ней. Но в течение нескольких лет сутками периодически жить в ней и не досыпать во время тревожного дежурства ночью, осенью и весной, когда под полом хлюпает вода, а бревенчатый накат потолка покрывается цветами плесени, во время ветра и снежных метелей зимой, поверьте мне, жить в землянке тяжело и неприятно.

Очень много суток Е.А.Ротанову пришлось провести за годы войны в землянках на аэродромах в качестве оперативного дежурного, который во время отдыха личного состава, ночью, а также при отсутствии вблизи телефонной связи начальства авиаполка, при срочных случаях, выполнял обязанности самого старшего начальника. Он обязан был принимать самостоятельное боевое решение.

Для подтверждения факта сбитого летчиками авиаполка немецкого самолета, по установленным правилам, необходимо было получить справку от двух свидетелей. Очень часто немецкие самолеты сбивались на линии фронта, и в том случае необходимо было разыскать место упавшего самолета и привезти необходимую справку от свидетелей. Для получения подобных справок всегда посылали в командировку Е.А.Ротанова.

Обычно указанный на карте летчиками район падения немецкого самолета был весьма приближенным и найти его на многокилометровой площадке, на линии фронта, под обстрелом, было нелегко и непросто. Благодаря своей энергии и находчивости Е.А.Ротанов всегда разыскивал сбитые немецкие самолеты и привозил необходимые справки от свидетелей.

Многие из летчиков полка своим боевым счетом сбитых самолетов во многом должны быть признательными Евгению Алексеевичу, который умело и настойчиво разыскивал каждый сбитый немецкий самолет.

Многие недели Е.А.Ротанову приходилось проводить под артиллерийским обстрелом во время нахождения на радиостанции наведения, на передовой линии фронта. Об условиях нахождения офицера-наводчика на радиостанциях наведения мной было написано раньше.

Мне не раз приходилось жить в одной комнате с Женей Ротановым. Я с сочувствием успокаивал его в неутешном для него горе, когда он весной 1945 года получил известие о гибели своего второго брата — офицера, в районе озера Балатон, в Венгрии. Очень тяжело переживал гибель своего брата Е.Ротанов и плакал, как малое дитя.

Сразу после окончания войны мой очень молодой товарищ, однополчанин Е.Ротанов, демобилизовался из рядов Советской Армии. После демобилизации Е.А.Ротанов включился со всей присущей ему энергией и спокойствием в самую передовую и ответственную отрасль советской науки. Упорным трудом он внес свой личный вклад в развитие техники и ему была присвоена ученая степень доктора технических наук.

Упорный и долголетний труд в научных учреждениях сильно подорвали здоровье Е.А.Ротанова, и во время моего свидания с ним в марте 1978 г. он выглядел совсем больным и слабым человеком.

Евгений Алексеевич скончался в Москве в 1979 году.

В знак памяти о погибших летчиках

Лейтенант МАРКИН, октябрь 1944

В период базирования авиаполка на аэродроме Джезковицы не обошлось без потерь среди летчиков. Погибли при выполнении боевых заданий двое очень хорошо знакомых мне летчиков: лейтенант Маркин и старший лейтенант Бузункин.

В авиаполк эти летчики прибыли в конце 1944 г. и считались молодыми летчиками. Их называли «безлошадниками» по причине того, что они не имели за собой постоянно закрепленных самолетов, которых из-за постоянного ремонта не хватало для всех летчиков. Очень часто летчиков-»безлошадников» назначали для дежурства на старте, где приходилось и мне находиться в течение светлого времени дня и устанавливать радиосвязь с самолетами и принимать от них донесения во время полетов.

Для «молодых» летчиков дежурство на старте было полезным и давало им возможность приобретать навыки в пользовании радиосвязью, в умении четко и смело говорить по микрофону.

В свободное время между мной и летчиками велись разговоры на свободную тему. Они рассказывали о себе и о своей прежней службе, о семье. Очень молодой офицер летчик МАРКИН в 1944 г. окончил летную школу, родом он был из г.Калинина. Во время ознакомительных полетов летчик показал хорошее владение боевым самолетом ЛА-5 и вскоре был допущен к полетам в составе группы.

Несчастные и трагические случаи в жизни летчиков мне часто приходилось наблюдать с 1934 г., а во время войны они были довольно обычным явлением.

Трагический случай гибели летчика МАРКИНА произошел на моих глазах. Эскадрилья самолетов вместе с МАРКИНЫМ возвращалась с боевого задания. При подходе к аэродрому МАРКИН по радио сообщил, что у него отказал мотор самолета, и ему была передана команда немедленно садиться. Если бы аэродром Джезковицы был обычной открытой формы, вероятно, летчик МАРКИН успел бы сесть, заходя на посадку поперек взлетной полосы, но аэродром имел форму узкой полосы, с боковых сторон закрытый деревьями.

Летчик пытался «тянуть» на неисправном моторе, потерял высоту и скорость полета и врезался в деревья на границе аэродрома. При взрыве самолета возник пожар, и останки летчика и само самолет сгорели.

Из родных никто не приезжал на похороны летчика МАРКИНА. Вероятно, у него не было близких родственников. Похоронили летчика МАРКИНА на польской земле.

Старший лейтенант БУЗУНКИН

С летчиком, старшим лейтенантом Бузункиным я познакомился также во время его неоднократных дежурств, на старте аэродрома Джезковицы. Он уже в то время имел большой боевой опыт и совершил около 150 боевых вылетов на малом ночном бомбардировщике По-2. За боевые полеты на малом ночном бомбардировщике ночью, он был награжден орденом Боевого Красного Знамени.

Вероятно, ради боевой романтики Бузункин, по личному ходатайству, сменил «тихоходный» в полете самолет По-2 на быструю и грозную машину — самолет Ла-5. В нем проснулась боевая душа летчика, жаждущая подвигов и больших дел, хотя ему в нашем боевом авиаполку пришлось долгое время терпеть должность запасного летчика, «безлошадника», потому что боевых самолетов не хватало для всех.

Летчик Бузункин до войны много лет работал учителем литературы в средней школе и был весьма эрудированным и начитанным человеком. По причине своего скромного поведения он с трудом «вписывался» в быт и боевой коллектив летчиков, уже давно привыкших несколько свободно относиться к вечерним «ста граммам» водки, выдаваемой им в столовой, за ужином.

Заветной мечтой летчика Бузункина, которой он с увлечением отдавался и рассказывал мне во время нашего дежурства, было желание после войны возвратиться на прежнюю работу — в школу — учить детей. Но этой мечте летчика не суждено было сбыться.

Во время одного из боевых полетов, будучи ведомым в паре с опытным и боевым летчиком И.С.Глазковым, летчик Бузункин не вернулся с боевого полета.

Летавшие вместе с Бузункиным летчики доложили командиру полка, что они потеряли из вида его самолет, потому что он отстал от их группы за линией фронта.

Напрасно В.П.Рулин укорял и стыдил летчиков и ведущего пары И.С.Глазкова за невнимание к Бузункину в полете как к молодому летчику. Но исправить ошибку летчиков группы было невозможно.

Летчик Бузункин погиб при выполнении боевого задания. Причина и место гибели летчика остались неизвестными.

Память о нем храниться на могилах неизвестному солдату.

Случаи из жизни авиаполка на фронте

ШТРАФНИК

В середине зимы 1943-1944гг., на аэродроме Котивец, восточнее Кривого Рога, от обильных снегопадов стоянки самолетов и взлетная полоса были обвалованы высокими сугробами.

В один из тех зимних дней мне довелось быть на аэродроме при весьма необычном случае, приведшем к поломке двух боевых самолетов.

Виновник этого случая — авиамоторист ЗАЙЦЕВ был отправлен в «штрафную роту».

Случай на аэродроме Котивец (Коробчино) происходил при следующих обстоятельствах: авиатехник с молодым мотористом КИСЕЛЕВЫМ проверяли на самолете ЛА-5 мотор. После запуска мотора техник самолета решил осмотреть систему зажигания и вылез из кабины. Он приказал авиамотористу КИСЕЛЕВУ сесть в кабину и следить за оборотами работающего мотора.

Вероятно, молодому мотористу, не имеющему опыта и достаточных знаний, было неприятно сидеть в кабине ревущего самолета и одновременно следить за жестами руки подающего ему сигналы авиатехника.

Моторист КИСЕЛЕВ, вероятно, не поняв передаваемого ему сигнала, или случайно, передвинул рычаг сектора газа на самолете.

Ла-5, как резвый конь, подпрыгнув на месте, сорвался с тормозных колодок, укрепленных в снегу и на довольно большой скорости вырвался на летное поле.

Опытный моторист мог бы легко и быстро остановить разбег самолета, но Киселев, вероятно, испугался того, что самолет может взлететь с ним и, предполагая, что место в кабине займет опытный техник, вывалился из самолета. Догнать по заснеженному аэродрому неуправляемый самолет было невозможно. На большой скорости, произвольно маневрируя между снежными сугробами, Ла-5 совершал свой рейс. Наруливая одним колесом шасси на сугробы у стоянок самолетов, временно сбавляя скорость, самолет разворачивался и менял свое направление.

Многие из техников пытались догнать самолет, чтобы забраться в его кабину, но этого никому не удавалось сделать. За самолетом бежали, и когда он разворачивался на сугробах, от него разбегались, потому что нельзя было угадать вновь выбранный маршрут неуправляемого самолета.

Чтобы затормозить скорость самолета, кем-то была начата стрельба по скатам шасси, и, как по команде, после первых одиночных залпов, по всему аэродрому затрещали винтовочные выстрели. Свистящие по аэродрому пули были куда опаснее быстрого движения самолета, и поэтому пытавшихся догонять самолет стало меньше.

Обстановка в те минуты на аэродроме была смешной и опасной тем, что на стоянках аэродрома, кроме истребителей авиаполка, находилось два авиаполка самолетов Ил-2, и всем было очевидно, что руление неуправляемого самолета может окончиться плохо.

Всего несколько минут продолжалось произвольное руление самолета по аэродрому, но и этого было достаточно для большого «ЧП».

В одном из своих рейсов неуправляемый Ла-5, натолкнувшись на большой сугроб и самолет Ил-2, повредил у него плоскость крыла. С погнутыми лопастями винта и с ободранной обшивкой застрял в сугробе капонира.

Многие из однополчан с сожалением вспоминают этот случай и не могут удержаться от смеха, представляя себе обстановку на аэродроме в те минуты. Но авиамотористу Киселеву было не до смеха. Он сильно переживал, когда его посадили под арест.

После объявления авиамотористу Киселеву решения об отправке его в штрафную роту, он заметно обрадовался. Вероятно, он предполагал более строгое для него решение суда.

Через полгода с небольшим авиамоторист Киселев искупил свою вину в штрафной роте и возвратился в авиаполк. Заметно было его старание и желание загладить свою вину перед однополчанами аккуратным выполнением возложенных на него обязанностей почтальона, и делал он это добросовестно, с особой почтительностью и уважением. Часто без особой надобности он спешил и бегал по аэродрому, разыскивая адресатов. Помогал своим товарищам по обслуживанию самолетов.

И чего-то только не случалось на войне!

Пленные

Командир звена ЛАВРЕНКО И.П.

Фронтовая жизнь летчиков не всегда складывалась определенно, в границах удачных побед, почестей и наград или славного героического конца во время воздушного боя.

Служба летчиков, хотя и довольно редко, заканчивалась для некоторых из них трагическим позором вынужденного плена, если их сбивали за линией фронта.

Вынужденный плен для летчиков был не только венцом их морального позора, но и невыносимо тяжелым условиями жизни в лагерях, унижавших человеческое достоинство, произволом, жесткостью, полуголодным рабским существованием заключенных.

В наше время многое стало известным о тяжелой участи советских людей, попавших во время войны в фашистские лагеря и тюрьмы.

Но непосредственный рассказ бежавшего из немецкого плена летчика Лавренко И.П., самолет которого был сбит над оккупированными районами Украины, глубоко взволновал меня и остался в моей памяти.

Около двух месяцев Лавренко пришлось добираться до линии фронта, скрываясь от ненадежных взоров людей, идти по ночам и по бездорожью, лесами обходить населенные пункты, голодать и мерзнуть в ветхой одежде.

Но самым трудным испытанием для Ивана Лавренко были несколько часов, когда ему пришлось лежать в холодной воде лесного озера, чтобы служебные овчарки немецкого патруля не могли обнаружить его следы.

Командир звена Лавренко И.П. в авиаполку пользовался заслуженным авторитетом. На его личном счету было несколько сбитых им самолетов.

В последние месяцы войны, после удачно совершенного побега из немецкого плена, летчик Лавренко И.П. вернулся в свой авиаполк. А после войны по состоянию здоровья был уволен из рядов Советской Армии.

В альбоме ветеранов авиаполка за 1980 г. есть военная фотография, напомнившая его рассказ о плене, услышанный мной в 1945 г. на аэродроме г.Веспрем, в Венгрии.

Летчик ВОРОНЧУК А.А. и ФИДИРКО А.С.

Далеко не всем удавалось бежать из немецкого плена и примером для этого летчики ВОРОНЧУК А.А. и ФИДИРКО А.С., которых освободили только при наступлении Советских войск.

Выполняя задание на разведку летчики ВОРОНЧУК А.А. и ФИДИРКО А.С. обнаружили ж.д. эшелон с техникой и солдатами и решили его атаковать. Нанесли большие потери противнику.

На четвертом заходе для атаки эшелона самолет ВОРОНЧУКА А.А. был подбит зенитным снарядом, и он был вынужден посадить свой самолет за линией фронта. Летевший в паре с ВОРОНЧУКОМ ФИДИРКО решился на смелый подвиг. Он пытался сесть рядом с подбитым самолетом ВОРОНЧУКА.

НО при посадке самолет ФИДИРКО перевернулся, и оба летчика оказались в плену.

Если бы летчику ФИДИРКО удалось осуществить свои благородные и смелые намерения, вместо плена его могли ожидать высокие награды и всеобщее уважение. Но на войне не всегда получалось так, как хотелось бы.

Кроме переживаний в тяжелых условиях немецкого плена, летчикам ВОРОНЧУК А.А. и ФИДИРКО А.С. пришлось провести много неприятных для них дел, во время их проверки. Таков был закон и порядок послевоенного времени.

На радиостанциях наведения

На радиостанции наведения под Чугуевым

Для организации связи взаимодействия авиации с наземными войсками и наведения самолетов над полем боя от авиационных соединений 17ВА выделялись радиостанции типа РСБ-ф с офицерами от авиадивизий.

Во второй половине июня 1943 г. меня вместе с пом. нач. штаба дивизии майором КИСЛЫХ, с радиостанцией РСБ-ф откомандировали в расположение наземных войск, в 3-х км восточное г.Чугуева.

Немецкая артиллерия из района г.Чугуева вела периодический обстрел наших позиций, и нам по правилам фронтовой маскировки и с целью безопасности пришлось автомобильную радиостанцию зарыть в земле и хорошо ее замаскировать. Экипаж радиостанции сержанта КРИВОШЕЕВА с нашей помощью быстро справился с этой работой, которая была хотя и тяжелой, но жизненно необходимой в условиях артиллерийского обстрела.

Наши обязанности на радиостанции наведения, кроме постоянного дежурства радистов на прием в радиосети взаимодействия, состояли в том, чтобы находиться в готовности и наводить свои самолеты в случае начала немецкого наступления.

В такой ожидательной готовности нам пришлось находиться до начала небывалой по силе и своему масштабу битвы под Курском, которая началась 5 июля 1943 г.

Следует отметить, что наши ожидания на передовой линии фронта были тревожными, потому что нам были хорошо известны сила и мощь немецких армий. Одновременно мы знали, что наше командирование к лету 1943 г. проявило большую подготовку и значительно укрепило обороноспособность наших войск. Мне пришлось самому видеть глубоко эшелонированную оборону наших войск. На нашем участке, под Чугуевым, в глубину обороны занимали позиции четыре стрелковых дивизии первого рубежа. В районе Сватого и Старобельска также были подготовлены рубежи обороны и сосредоточены резервы наших войск.

В начале июня мне удалось видеть маршала ЖУКОВА, проезжающего с запыленным лицом в открытой машине вместе с сопровождающими офицерами. Вероятно, сам маршал ЖУКОВ лично проверял организацию оборонительных рубежей.

На нашем участке оборонительного рубежа мы видели минные поля, ложные позиции (макеты) артиллерии и танков.

Во время битвы под Курском на нашем участке фронта линия обороны по р.Сев.Донец оставалась без изменения. Но наши истребители и штурмовики непрерывно летали на разведку и наносили удары по железнодорожным составам, узлам и срывали перевозку немецких войск из района Донбасса для помощи своим войскам во время Курской битвы.

Нашей радиостанцией было принято донесение от летчика ХИМУШИНА о том, что на аэродроме Рогань, под Харьковом, производят посадку немецкие бомбардировщики. Наша радиостанция продублировала (передала) это донесение летчика ХИМУШИНА на наши аэродромы, что дало возможность немедленно послать наши самолеты для нанесения бомбового удара по аэродрому Рогань, где было уничтожено нашими летчиками больше десятка немецких бомбардировщиков.

Летчику ХИМУШИНУ за проявленную смелость в боях, отличное использование радиосвязи в полетах и передачу важного донесения по радио, посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. Его именем названа одна из улиц Г.Москвы.

На радиостанции наведения в р-не Малиновка

В начале августа мне приказали сменить позицию радиостанции и переехать в район села Малиновки, что в 15 км южнее г.Чугуева. Следует отметить добросовестное отношение к своим обязанностям экипажа радиостанции РСБ-ф и самого начальника радиостанции сержанта КРИВОШЕЕВА, их трудолюбие и терпеливость переносить бытовые неудобства жизни на передовой линии фронта. Каждый переезд радиостанции на новое место начинался с тяжелой и срочной работы по рытью котлована для автомобильной радиостанции, которая выполнялась обычно в течение одной ночи.

Для меня дежурство на радиостанции наведения на передовой линии было уже привычном делом.

Мы вели наблюдение за воздушным пространством и передавали по радио для своих истребителей о появлении немецких самолетов и держали связь со своими аэродромами. Напряженно и долго смотреть в яркую синеву неба при солнечной погоде было не весьма приятно — уставали и слезились глаза.

Дежурство на радиостанции наведения, в районе села Малиновка было для меня особенно запоминающимся и важным.

В один из дней, перед самым заходом солнца, наблюдая за небом над линией фронта, мне удалось заметить над горизонтом появившиеся точки немецких самолетов. Немедленно подал я команду на запуск двигателя радиостанции, и через несколько секунд было уже видно мне, что на небольшой высоте летят в нашу сторону 12 немецких бомбардировщиков Ю-87, которых мы называли «лапотниками» за их неубирающиеся шасси.

Переданный мной сигнал о полете немецких бомбардировщиков был сразу принят на наших аэродромах, что дало возможность заблаговременно поднять в воздух наших истребителей.

Немецкие бомбардировщики, атакованные нашими истребителями, были вынуждены сбросить свой смертоносный груз в степи, до подхода к аэродромам.

Имея явное преимущество и воздухе над Ю-87, уже устаревшим типом бомбардировщиков, наши истребители расстреливали их и сбивали своим пушечно-пулеметным огнем.

На обратном пути к нашей радиостанции летели только четыре из 12-ти Ю-87, да и тех все еще продолжали преследовать и расстреливать наши истребители

Наблюдая эту победу над Ю-87, команда радиостанции, вместе со мной, от радости кричала «ура!» нашим летчикам, потому что в их победе мы были прямыми помощниками, 8 из 12 Ю-87 было сбито в этом бою нашими истребителями.

В фронтовой газете Юго-западного фронта за август месяц 1943 г. на целой странице была описана победа наших летчиков-истребителей над Ю-87, и в этой статье была только одна краткая фраза — «по сигналу, принятому от радиостанции наведения, было поднята группа истребителей...» Мне было несколько обидным, что газета о принятом сигнале от радиостанции оставила безымянном.

Весь экипаж радиостанции сержанта КРИВОШЕЕВА, вместе со мной, был очень доволен тем, что по праву считал себя помощником и участником победы наших летчиков, потому что выигранные ими секунды в быстром обнаружении самолетов Ю-87 и передачи сигнала на аэродромы имели немаловажное и, может быть, решающее значение для успешного проведения боя наших истребителей с Ю-87.

В начале августа 1943 г. меня отозвали с радиостанцией наведения в штаб дивизии в Александровку. Имея несколько свободных дней, мне удалось написать большую статью по использованию радиосвязи с истребителями фронтовой авиации в целях обмена опытом и некоторые предложения по дальнейшему улучшению связи с постами ВНОС на линии фронта. Моя статья была опубликована в журнале «Связь Красной Армии» № 10 в октябре 1943 г., за моей фамилией — инженер-капитан ОЖИМКОВ.

Под Изюмом с радиостанцией наведения

Как обычно, после организации узла связи на новом месте, мне с радиостанцией наведения пришлось отправиться на линию фронта под г.Изюм, на р.Сев.Донец.

Во время нашего пути по степным дорогам нам часто приходилось видеть сбитые немецкие и наши самолеты.

Особенно большое впечатление на нас произвел полусгоревший самолет ЯК-9.По номеру самолета мы определили его принадлежность к нашей дивизии. На днях, в воздушном бою был сбит знакомый мне летчик ГРИНЕВ.

Летчик л-нт ГРИНЕВ, по всей вероятности, во время боя был серьезно ранен и пытался посадить свой самолет в степи. Но при посадке самолета летчик потерял сознание, а его подбитый самолет во время посадки загорелся. Поблизости от самолета, в степи никого не было, кто мог бы вытащить раненого летчика из кабины горящего самолета. Так погиб в бою за нашу Родину боевой летчик сто седьмого авиаполка нашей дивизии ст.лейтенант ГРИНЕВ, оставшийся в моей памяти как «боевой всадник без головы».

По заданию командования наша радиостанция была развернута в 10 км восточное г.Изюм, на опушке леса, недалеко от р.Оскол. Наша позиция не обстреливалась немецкой артиллерией, и мы не наблюдали над нами в воздухе немецких самолетов.

Вероятно, относительное спокойствие для меня и команды радиостанции было вызвано тем, что немецкое командование было уверено в крепости и непреодолимости своей военной наземной обороны в районе г.Изюм.

Наши самолеты ИЛ-2 поддерживали наземные войска, пытающиеся прорвать оборону немцев в районе г.Изюм.

В течение нескольких дней, с раннего утра до позднего вечера, содрогалась земля от ревущего гула моторов пролетающих над нами одна за другой эскадрилий-штурмовиков ИЛ-2, сопровождаемых нашими истребителями.

Самолеты ИЛ-2 штурмовали и бомбили занимаемую немцами оборону в районе г.Изюм.

Никогда мне не приходилось видеть такого массированного и непрерывного применения штурмовиков ИЛ-2 над полем боя. Приятно было видеть возросшую мощь и многочисленность нашей авиации в 1943 г.

Как мне потом стало известно, наступление наших войск, даже при такой мощной поддержке со стороны штурмовой и бомбардированной авиации, успеха не имело. Прорвать немецкую оборону в районе Изюма нашим войскам не удалось.

В сентябре 1943 г. мне пришлось ехать по дороге через Изюм на Лозовую и своими глазами видеть немецкую оборону в этом районе.

В то время наши войска прорвали немецкую оборону на Р.Миус и по р.Сев.Донец у г.Змиева начали развивать наступление за освобождение Донбасса. Немецкие войска, боясь окружения, вынуждены были отступать на рубеж к Днепру.

Во время поездки от Изюма к Лозовой я понял, что неудачное наступление наших войск под Изюмом было по причине хорошо подготовленной в инженерном отношении, глубоко эшелонированной немецкой обороной в этом районе.

Стальные колпаки-башни с пулеметными гнездами, другие укрепления были оборудованы на большой по ширине площади и имели глубину до 30 км. Такую оборону было трудно прорвать без танков и тяжелой артиллерии.

После неудачного наступления наших войск под Изюмом наша радиостанция наведения вместе со мной была вызвана обратно в Куриловку для отправки на линию фронта в другое место.

Случай под Тарановкой

Боевое напряжение на Юго-Западном фронте, во второй половине августа 1943 г., заметно нарастало. Готовился прорыв немецкой обороны на участке обороны 3-й гвардейской армии генерала ЛЕЛЮШЕИКО, в районе Мерефа-Змиев, и в связи с подготовкой к боям повышалась требовательность ко всему летному составу и офицерам авиационных частей.

Офицеров авиачастей и летчиков начали знакомить с боевой обстановкой непосредственно на линии фронта. Для этой цели группа офицеров штаба дивизии и летчиков с командиром дивизии полковником А.П.ОСАДЧИМ выехала на грузовой автомашине на передовую линию обороны в районе Тарановка. В этой группе находился и я.

Прибыв на передовую, мы осматривали и изучали расположение наших войск, артиллерийские позиции, передовые посты пехоты в предполье ( «ничейной земле») и хорошо просматриваемые немецкие рубежи обороны, их наблюдательный пункт, находившийся на церковной колокольне села Тарановка менее чем в 2-х км от нас.

После проведенной рекогносцировки, как ни странным нам показалось, но наша автомашина выехала на открытую местность еще ближе к немецким позициям.

Заметив нашу «вольность», немецкие наблюдатели на колокольне церкви дали сигналы ракетами и немецкая артиллерия начала обстреливать нашу автомашину беглым огнем.

Снаряды рвались вокруг нас, и мы вынуждены были все выпрыгнуть из автомашины и ползком рассредоточиться по земле.

Вероятно, нас и нашу автомашину немецкая артиллерия расстреляла бы, если бы наши артиллеристы, к которым мы заходили на их позиции, не помогли нам. Они открыли ответный огонь по известным им позициям немцев и заставили «замолчать» немецкую артиллерию.

Для меня прыжок из кузова автомашины был особенно неприятным, потому что во время моего прыжка зацепилась и оторвалась моя полевая сумка, в которой, как обычно, находилась выписка из таблицы радиоданных. К моему счастью, автомашина и моя сумка остались неповрежденными. После этого случая выписку из таблицы радиоданных и другие секретные документы я хранил вместе с партийным билетом во внутренней кармане гимнастерки, где находилась фотокарточка моей жены Клавдии Петровны, сопровождающая меня, как талисман, по всем дорогам войны.

После прекращения стрельбы шофер автомашины и подполковник РАССОХИН выехали в безопасное место, к склону оврага, и мы благополучно вернулись в свой штаб.

После нашей поездки на передовую, по приказанию полковника А.П.ОСАДЧЕГО, для дежурства на радиостанции наведения мне в помощники стали назначаться летчики, которые сменялись каждую неделю. Летчики открыто признались мне в том, что для них находиться на передовой при радиостанции наведения, под постоянным минометным обстрелом, намного неприятнее, чем лететь в привычном для них самолете на боевое задание.

На радиостанции наведения в районе Мерефа-Змиева

В конце августа 1943 г. для освобождения Донбасса готовилось наступление наших войск на участке немецкой обороны Мерефа-Змиев.

Для взаимодействия с частями 3-й гвардейской армии генерала ЛЕЛЮШЕНКО, от нашей дивизии была отправлена радиостанция наведения с весьма ответственными представителями от авиации. Старшими нашей команды был заместитель командира дивизии майор КУЗИН и командир авиаполка подполковник М.В. КУЗНЕЦОВ.

После переправы реки Сев.Донец мы проехали 10-15 км по земле опаленной огнем недавних боев и на опушке леса развернули радиостанцию.

Следует сразу отметить, что дежурство в то время на радиостанции наведения было одним из самых трудных и ответственных. Оно происходило в момент сосредоточения наших войск для дальнейшего наступления.

В то время оперативное применение радиостанции наведения было уже совершенно иным, чем прежде. Офицеры на радиостанции уже не были простыми информаторами для своих летчиков в воздухе, а выполняли роль контролеров и командиров во время нахождения самолетов в зоне их видимости и радиосвязи. А радиостанции наведения располагались ближе к огневым рубежам нашей обороны.

Истребители дивизии должны были прикрывать с воздуха район сосредоточения наших войск от возможных ударов немецких бомбардировщиков.

Наша команда успела зарыть радиостанцию, выкопать вблизи нее щели и укрытия для личного состава радистов, замаскировать наши позиции и радиостанцию, в тот же день нашего приезда, к вечеру, на район нашего расположения и вблизи его был сделан небывалый по силе бомбовый удар немецкими бомбардировками.

Немецкие самолеты, в пикирующем полете, с большой высоты, волнами — одна группа за другой, — сбрасывали рядом с нашей радиостанцией свой смертоносный груз. По нашему наблюдению, армада немецких самолетов была по численности не меньше сорока единиц.

Блажен тот человек, которому не довелось пережить такого ада на земле во время массированной бомбежки!

В то время казалось нам, что земля и небо, вздыбленные от взрывов авиабомб, соединились вместе, в непрерывном реве пикирующих самолетов, в режущем слух свистящем все от падающих авиабомб, оглушительных взрывов на земле, от заволакивающей пелены дыма и земли.

Бомбардировка продолжалась не более десяти минут, но нам казалось это время чрезвычайно долгим. Прижавшись к земле в своих неглубоких щелях и укрытиях, хотелось своим телом, как можно глубже и плотнее, проникнуть в ее спасающую глубину.

К нашему счастью прямого и очень близкого взрыва от авиабомб на нашу радиостанцию не было, и все мы оказались живы и невредимы.

Странно создано природой психологическое восприятие человека. Оно бывает подобно качающемуся маятнику, когда самочувствие и настроение человека от угнетенного состояния и страха стихийно переходит к бодрости и веселью. После бомбежки, когда остался жив и сознаешь, что жизнь продолжается, все это вызывает радость и хочется почему-то без причин смеяться, хотя все мы знали, что возможности повторения подобного налета бомбардировщиков для нас не исключены.

Михаил Васильевич КУЗНЕЦОВ

Находившийся со мной на радиостанции наведения в августе 1943 г. командир 106 истребительного авиаполка Михаил Васильевич КУЗНЕЦОВ был летчиком самого высокого класса.

За время войны ему удалось лично сбить 21 самолет противника и 6 самолетов в групповых боях. Летчики авиаполка, которым он командовал, сбили 290 фашистских самолетов. За личные боевые успехи и умелое руководство авиаполком М.В.КУЗНЕЦОВУ было присвоено звание дважды Героя Советского Союза. Его упитанная фигура внешне была мало похожей на натренированного физкультурника, какими обычно выглядели летчики. Но во время полетов на боевом самолете он мог легко преображаться в воздушного виртуоза-снайпера.

Мне часто приходилось быть в авиаполку М.В.КУЗНЕЦОВА и всегда при встрече со мной он находил время, чтобы поговорить по-деловому и с большим вниманием. В его поведении, в разговоре и в движениях всегда мной угадывалась какая-то особая, размеренная неторопливость, глубокий ум и высокая культура.

Из последних сил на боевом посту

Майор КУЗИН

В первой половине сентября 1943 года около двух недель нам пришлось быть на передовой с радиостанцией наведения в районе западнее г.Змиев до начала отвода немецким командированием своих войск из Донбасса, спасаясь из окружения.

Командир сто шестого полка М.В.КУЗНЕЦОВ был отозван в свой полк после четырехдневного нахождения на радиостанции наведения, а майор КУЗИН — заместитель командира авиадивизии, оставался на радиостанции старшим команды.

Для питания личного состава радиостанции и офицеров выдавался, как обычно, сухой паек из сухарей, перловой крупы и консервов. В укрытии леса наши радисты варили что-то среднее между супом и кашей, и мы, как приходилось, утоляли свой голод.

Через несколько дней я заметил, что майор КУЗИН не прикасается к солдатской пище и пьет только один чай. Я спросил у него, почему он отказывается от каши и довольствуется только одним чаем. Майор Кузин ответил мне, что у него обострилась язвенная болезнь желудка, что он очень страдает от боли и не хочет в такой ответственный период наступления наших войск идти к врачам и ложиться в госпиталь: «Как-нибудь перетерплю», — закончил свое объяснение майор КУЗИН.

Мне было понятно из его слов, что находясь на боевом посту, он терпит боль из последних сил.

В лесу, где мы располагались с радиостанцией, росли дикие яблоки и груши, плоды которых вполне созрели. Мы решили отдавать свой сахар и варить для майора КУЗИНА компот из диких яблок и груш, чтобы помочь старшему нашей команды в поддержании его сил на боевом посту.

Наша радиостанция переехала на новое место, юго-западнее, в район, где недавно происходили жестокие бои с немецкими войсками.

К нам на радиостанцию зашел покурить раненый 18-летний солдат. Покурив с радистами, он, как бы отчитываясь о чем-то особо важном сказал: «Из нашей роты во время наступления осталось только четверо живых... Все ребята были моими ровесниками».

По лицу солдата, с подвязанной к шее рукой, по его словам, которые он произносил редко, как бы выдавливая их из самого «нутра» можно было понять, что все пережитое им во время недавнего боя — чувство угнетенного психологического шока — не прошли у него. Для восстановления душевного равновесия молодого солдата, оставшегося в живых в первом бою, требовалось определенное время и отдых.

В жаркие дни первой половины сентября, окружающая нас обстановка на передовой, кроме обстрела и бомбежек, имела свою особенность. Нам приходилось и ощущать неприятный, сладковато приторный, характерный, очень сильный запах (вонь) от разлагающихся трупов лошадей и людей, которых еще не успели обнаружить и захоронить тыловые команды санитаров. К этому противному запаху-вони нельзя было привыкнуть или как-то уйти от него.

НО фронт есть фронт и тем, кто навечно остался после боя на земле, с сильно вздувшимся, почерневшим и разлагающимся телом, было гораздо тяжелее в бою, чем нам, «дышавшим еще» противным смрадом.

С радиостанцией наведения у Днепра

После организации связи штаба дивизии в Надежденке (10 км Ю.В.Ново-Московск.) около двух недель мне пришлось дежурить на радиостанции наведения на левобережье Днепра, в районе Петряковки.

Наша радиостанция, по заданию командования, располагалась на позиции в 2-х км от немецкой обороны, и нам в течение суток приходилось находиться под обстрелом немецких самолетов и часто укрываться от разрывов мин в щелях и земляных укрытиях.

Как обычно, мои обязанности состояли в наведении и информации истребителей и штурмовиков, выполняющих боевые задания на поле боя. В ночное время радиостанция не использовалась для наведения своих самолетов и мы могли отдыхать в неглубоких щелях, вырытых в земле по росту человека, подостлав на дно своего окопа ветки деревьев и траву.

Обстановка на нашем участке фронта не позволяла нам спать обычным сном. Наш сон был кратким, часто прерывался взрывами мин, падающими в окрестности нашей радиостанции, яркими вспышками сигнальных и осветительных ракет низко пролетающих над нами немецких самолетов-разведчиков.

В дневное время в нашем районе непрерывными группами пролетали самолеты-штурмовики ИЛ-2, прикрываемые нашими истребителями. Самолеты ИЛ-2 наносили штурмовые и бомбовые удары по немецкой обороне и по переправам через Днепр. Над нами часто происходили жестокие воздушные бои и, несмотря на охрану и прикрытие истребителей боевых действий штурмовиков, нам часто приходилось быть очевидцами, когда немецким истребителям Ме-109 удавалось подбивать и расстреливать наши самолеты ИЛ-2.

Наша информация и команды, передаваемые для летчиков по радио:

— Внимание! Внимание! К нам с запада подходят Ме-109!

— Внимание! К нам в хвост заходят для атаки два Ме-109! — не всегда помогали нашим летчикам.

Командами по радио мы не могли отогнать пристраивавшегося в хвост, быстро летящего и хорошо маневрировавшего немецкого Ме-109 от нашего самолета, труженика войны и боевых ударов — ИЛ-2.

Конечно, не раз нам приходилось переживать, наблюдая трагическую гибель наших летчиков на горящем самолете.

Немецкие самолеты-разведчики и Ме-109 проявляли постоянную боевую активность на нашем участке. Они сбрасывали бомбы и обстреливали на бреющем полете замеченные ими цели.

К концу сентября 1943 г. немецкие войска были вынуждены оставить свои позиции на левом берегу Днепра, а наша радиостанция возвратилась в штаб дивизии, в дер.Надежденка.

На радиостанции наведения с генералом ЗЛАТОЦВЕТОВЫМ на Сандомирском плацдарме

/август 1944/

В августе 1944 г. с радиостанцией наведения мне пришлось выехать на Сандомирский плацдарм. Радиостанция РСБ-ф вместе с командой радистов была выделена от батальона аэродромного обеспечения (БАО). Переправляться через р.Вислу нам пришлось по мосту в районе г.Барану, южнее г.Сандомира. Мне было приказано развернуть радиостанцию на северо-восточном участке оборонительного рубежа Сандомирского плацдарма, имевшего тогда форму вытянутого полукруга с основанием у. р.Вислы, шириной около 50 км.

Впереди нашей позиции, по повышающемуся берегу безымянной речки, хорошо просматривалась передовая немецкой обороны. В окрестностях нашего расположения систематически разрывались снаряды немецкой артиллерии среднего калибра и мин.

Занятые нами позиции на систематически обстреливаемой местности пришлось приспосабливать для жизни, рядом с капониром радиостанции были выкопаны щели для укрытия при обстреле и в случае бомбежек, чтобы можно было из них микрофоном передавать команды для наших самолетов.

Недалеко от радиостанции находился свободный земляной блиндаж с двойным деревянным накатом из бревен, который мог служить для нас защитой от осколков снарядов и мин.

В обязанности нашей радиостанции, кроме контроля за боевой деятельностью летчиков на поле боя, их наведения на наземные цели, возлагалась задача — информировать их по кодированной карте об изменяющейся обстановке на линии фронта.

К полудню второго дня к нам на радиостанцию прибыл помощник командующего 2ВА генерал Златоцветов, который находился с нами около двух недель.

Мне и раньше приходилось встречать генерала Златоцветова. Особенно запомнилась мне трудная ночь в феврале 1943 г., когда пришлось мне устанавливать проводную связь с генералом Златоцветовым из г.Красный Лиман на расстояние 20 км и искать всю ночь самого генерала в большом украинском селе.

Присутствие генерала Златоцветова на радиостанции наведения свидетельствовало о том, какое большое и важное значение в то время командование 2ВА придавало управлению самолетами с радиостанции наведения, непосредственно на передовой, в зоне видимости тех объектов и немецких позиций, по которым должны наноситься сосредоточенные удары нашей штурмовой авиации.

Многие из авиационных генералов, во время последних лет войны, часто находились на передовых позициях с наземными и танковыми войсками. Особенно большую славу завоевали своим геройством и непосредственным руководством боевыми действиями ИЛ-2, командир 1-го штурмового авиакорпуса генерал В.Г.Рязанов и 2-го штурмового авиакорпуса генерал С.В.Слюсарев.

Находясь на радиостанции наведения, генерал Златоцветов держал себя просто и проявлял отеческую заботу и внимание ко всем своим подчиненным. Когда начинался обстрел нашей позиции из «нашей» пушки, которую мы различали по звуку выстрела, еще до того момента, когда до нас долетал и взрывался снаряд этой пушки, генерал Златоцветов приказывал всем свободным солдатам уйти в блиндаж, а сам спокойно оставался с микрофоном радиостанции и продолжал свои передачи для самолета.

Обычно артиллерийский обстрел со стороны немцев продолжался всего несколько минут, потом наступала пауза на неопределенное время.

Генерал Златоцветов был уже пожилым человеком, в возрасте около 50 лет. Небольшого роста, с худощавым интеллигентным лицом, выражающим спокойствие и какую-то затаенную болезненность. При обращении с нами он был вежлив и краток на словах. Его быт и питание мало отличались от нашего солдатского фронтового режима. С наступлением темноты генерал уезжал ночевать в штаб наземной армии и там уточнял задачу на следующий день. Сам он лично командовал по радио, когда самолеты ИЛ-2 находились над «целью» или на подходе к ней.

Установление радиосвязи с командиром подходящей группы штурмовиков или истребителей, выяснение их принадлежности к авиаполкам и фамилии летчиков под контролем генерала возлагались на меня.

У нас и у всех летчиков имелись карты с нанесенной сеткой квадратов и с обозначением линии фронта и немецких позиций. По этим картам мы нацеливали самолеты на намеченные объекты немецкой обороны и наводили своих истребителей.

Обычно, при полете к району нашей радиостанции, командир группы самолетов ИЛ-2 докладывал о себе и в каком квадрате он должен «работать». Передачи по радио были примерно в такой форме: -Армада-3,Я Зенит-47,Иду в квадрат 147,Я Зенит-47,прием:

-Зенит-47,Я Армада-3,действуйте в квадратах 174-176, Я Армада-3,как меня поняли? Прием.

Самолеты ИЛ-2, подходя к цели, делали по 2-3 захода и сбрасывали бомбы по намеченным для них целям и прицельным огнем из самолетных пушек и пулеметов обстреливали наземные цели немецкой обороны.

Легко сказать о тех напряженных и героических моментах наших летчиков — штурмовиков, когда им приходилось вести бой, находясь над немецкой обороной. Для них эти минуты были настоящим сражением не на жизнь, а на смерть. Многие из них не всегда возвращались обратно на свой аэродром.

Даже нам, сторонним наблюдателям с радиостанции наведения, нельзя было спокойно, без переживания и тревоги смотреть на полет штурмовиков ИЛ-2 над полем боя и не восхищаться мужеством и отвагой наших летчиков.

Вся полоса воздушного пространства над немецкой обороной, где пролетали ИЛ-2, покрывалась сплошными взрывами от зенитных снарядов, дым от которых зависал в небе и был похожим на большие, медленно расползающиеся куски серой ваты.

Зенитная оборона немцев на передовой линии фронта, на Сандомирском плацдарме, была сильной и весьма насыщенной. С земли казалось, что преодолеть сплошную завесу от зенитного огня нашим самолетам невозможно. Но наши самолеты ИЛ-2, закованные в броню, летели сквозь непреодолимый зенитный огонь немцев и сами наносили сокрушающие бомбовые удары по врагу и, в первую очередь, по зенитным батареям.

Наши истребители обычно летели выше штурмовиков и сохраняли их от нападения немецких истребителей. Очень часто, одновременно с действиями штурмовиков по наземным целям, завязывались воздушные бои наших «ястребков» с немецкими Ме-109. Нам с земли было удобнее наблюдать воздушную обстановку, и мы предупреждали своих истребителей о появлении немецких самолетов. Передаваемая по радио информация для наших летчиков часто помогала им в бою и давала возможность «выиграть» драгоценные минуты времени для быстротечного воздушного боя.

Командиры групп, зная о том, что за их полетом над целью с земли наблюдает генерал Златоцветов или другой авиационный начальник, действовали по правилам более уверенно и эффективно, с заданной высоты полета.

С радиостанции наведения иногда передавались приказания для самолетов сделать повторный заход по обработке наземных целей. Это обычно делалось по просьбе командиров наземных войск. Уход самолетов с линии фронта происходил только по разрешению радиостанции наведения.

Использование радиосвязи с самолетами, как средства боевого управления над полем боя, в 1944-1945гг. было наиболее полным, что способствовало повышению эффективности, ставшей тогда уже многочисленной советской авиации в разгроме немецких войск. Уместно вспомнить, что к начале войны в 1942 г. радиосвязь с самолетами только начинала внедряться в боевую практику полетов, истребителей и штурмовиков.

Кроме дневной работы наша команда, как могла, спала и отдыхала ночью, варила пшеничную кашу, кипятила чай, чтобы приятнее было есть сухари и соленую селедку. Самым вкусным блюдом для нас были американские консервы с колбасой и свиной тушенкой. Но, к сожалению, их выдавали очень мало.

Дней через десять нашу радиостанцию «перебросили» на юго-западный участок оборонительной дуги на Сандомирском плацдарме. Нам пришлось проезжать еще по «неубранному» полю недавно проходившего сражения. На земле валялись всевозможные немецкие трофеи, подбитые танки, исправные пушки и другое военное имущество. Наша команда радиостанции нашла два немецких автомата и около двух килограммов немецких патронов к автоматам. Они могли пригодиться для нас.

Новая позиция для нашей радиостанции была выбрана очень близко к занимаемой немцами обороне, а маскировка на возвышающей у нас местности, с бедной растительностью, была не надежной. По этим причинам нам приходилось менять позиции радиостанции через каждые 3-4 дня.

Легко говорить об этом, но каких трудов стоило солдатам радиостанции рыть капониры ночью и маскировать радиостанцию. По опыту жизни на передовой мы знали, что немцы постоянно изучают и наблюдают за нашей обороной, и расстрелять из пушки нашу радиостанцию для них не составляло большого труда. Об этом говорил тот факт, что когда мы сменили наши позиции, по старому капониру нашей радиостанции была открыта такая стрельба, что один из снарядов взорвался в пустой капонире. Мы были очень рады, что успели переехать в другое место, а тяжелый труд по рытью нового капонира для радиостанции был для нас награжден самым дорогим — жизнью.

К концу августа 1944 г. Сандомирский плацдарм был расширен до 75 км и глубиной 50-60 км. Положение на этом участке фронта несколько стабилизировалось. Вероятно немецкое командование пришло к выводам, что Сандомирский плацдарм на р.Висле будет прочно обороняться войсками 1-го Украинского фронта.

К концу августа меня вызвали с передовой в штаб дивизии. По обыкновению я должен был написать месячный отчет о работе службы связи (сводку связи) и в ней начертить схемы проводной и радиосвязи.

Оборона на Сандомирском плацдарме была активной, и нашим самолетам еще всю осень 1944 г. приходилось летать на выполнение боевых заданий на этом участке фронта, но, по долгу службы, мне до конца войны не приходилось быть больше на радиостанции наведения.

КОМАНДИР 107 ИСТРЕБИТЕЛЬНОГО АВИАПОЛКА, ГЕРОЙ СОВЕТСКОГО СОЮЗА С.Л.ИНДЫК

В конце августа 1944 г., по делам службы мне пришлось быть на аэродроме авиаполка, командиром которого был подполковник С.Л.Индык.

Особенностью в работе командира авиаполка была его увлеченность боевыми полетами, которые ему приходилось совершать в качестве ведущего группы по несколько раз в день. Мне иногда казалось, что он летает на выполнение боевого задания, не чувствуя страха, усталости и со спортивным азартом. Его атлетически сложенная рослая фигура сибиряка, уроженца из Алтайского края, выражала некоторую грубоватость, чрезмерно резкую строгость и волевой характер.

Но в самом деле он был добрым и отзывчивым человеком. Об этом свидетельствует оказанное им мне внимание и помощь, избавившая меня от неприятного многокилометрового пути на попутных автомашинах от аэродрома до штаба авиадивизии.

Поздно вечером меня вызвал по телефону мой начальник А.Слухаев и приказал немедленно возвратиться в штаб авиадивизии по очень важному делу и добавил при этом: «Когда прибудешь, я тебе обо всем расскажу».

Я несколько заволновался таким сообщением и, главным образом, из-за того, что добираться поздно вечером в штаб дивизии было нелегко и не близко. Меня выручил находящийся рядом мой коллега-начальник связи авиаполка Анатолий Поляков. Он сообщил мне, что на командном пункте только что слышал о том, что сам командир полка С.Л.Индык собирается лететь на ПО-2 в расположение штаба авиадивизии.

На другой день начальник связи А.П.Слухаев сообщил для меня решение командира авиадивизии А.П.Осадчего о перемещениях в занимаемых должностях офицерского состава:

А.П.Слухаев выдвигался на должность начальника связи штурмового авиакорпуса, начальником связи дивизии назначался Г.Моисеенко, выполнявший ранее обязанность начальника связи пятого авиаполка, начальником связи пятого авиаполка назначали меня, инженер-капитана Ожимкова П.М., несколько лет проработавшего в должности помощника начальника связи авиадивизии, на должность помощника начальника связи выдвигался командир радиовзвода В.Фиалко, весьма расторопный и энергичный офицер-радист.

Перемещение в должностях имело целью повысить воинские звания офицерам, которые в нарушении приказа военного времени не присваивались уже несколько лет. Конечно, таким перемещением я был не совсем доволен, потому что за несколько лет мне приходилось выполнить не только свои обязанности, но и обязанности своего начальника, обеспечивая бесперебойную связь штаба авиадивизии. Но, с другой стороны, мой давнишний знакомый и приятель Г.Моисеенко, которого я знал о 1932 г. по совместной учебе в Москве, тоже заслуживал повышения в звании.

Собрав свои походные пожитки: шинель, небольшой чемоданчик с бельем, и взяв с собой аттестаты, я отправился к новому месту службы — на аэродром «Разлопы» — начальником связи пятого гвардейского авиаполка.

На немецкой земле

На старте аэродрома Шпротау

В марте-апреле 1945 г. на аэродроме Шпротау находились два истребительных и три штурмовых авиаполка, в дни интенсивных полетов таким количеством самолетов управлять было нелегко, особенно в начале нашего наступления на Берлин. Руководителями полетов назначались старшие офицеры из авиаполков. Один человек на старте около наземной радиостанции не мог успевать следить за взлетом и посадкой самолетов, слушать передачи летчиков по радио, отвечать им и передавать команды по микрофону.

Мне в такие дни приходилось помогать на старте руководителе полетов. Слушая летчиков, я обычно подсказывал руководителю полетов их индексы (позывные) и запросы на взлет или на посадку. В случае необходимости я дублировал передаваемую команду по радио или сигнальными ракетами.

Руководитель полетов обычно только успевал мне сказать: «Красную-78-му», и стрелял из ракетницы в сторону выруливавшего на взлет самолета с позывными -78, запрещая этим сигналом ему взлет. Случалось, что за день полета, от частой стрельбы из ракетницы мне до боли приходилось «набивать» себе руку от отдачи пистолетов при выстреле.

Очень часто по радио нам удавалось предупреждать аварийные ситуации. Некоторые самолеты возвращались с боевого задания на аэродром с поврежденными шасси и другими неисправностями. Замеченные с земли неисправности самолета и своевременный подсказ о них по радио помогали сберечь и сохранить жизнь летчика.

На современных аэродромах взлетом и посадкой самолетов руководят дежурные диспетчеры в хорошо оборудованных залах, при полной тишине. Нам во время войны приходилось это делать рядом со взлетающими самолетами в жару и холод, под непрерывный оглушающий рев самолетов.

Гибель летчика Героя Советского Союза, старшего лейтенанта Александра Борисовича МАСТЕРКОВА

/20 марта 1945 г./

С летчиком Сашей Мастерковым я познакомился в сентябре 1944 г. на аэродроме Джезковицы. Мне нравилось его серьезное отношение к проводимым мной занятиям по радиосвязи и его четкие ответы во время зачетов.

Мне запомнилась рослая фигура летчика с простым, чисто русским лицом, светло голубыми глазами, с постоянным чубчиком кудрявых русых волос, по-юношески непокорно выбивающихся на лоб из-под пилотки или летнего шлема. Его фигура и лицо, общее поведение в коллективе были приятны и привлекательны для своих однополчан.

Уважение от своих товарищей Саша Мастерков заслужил за свою простоту и доброжелательность. Он был активен в общественной жизни авиаполка: был членом бюро ВЛКСМ полка и выполнял обязанности секретаря комсомольской организации эскадрильи, всегда горячо и в резкой форме осуждал на комсомольских собраниях нарушителей воинской дисциплины и сам был примером для других в своих боевых делах и поведении.

А.Б.Мастерков за время войны совершил около двухсот боевых вылетов, провел сорок воздушных боев, более тридцати раз летал на штурмовку и бомбометание, таранил немецкий бомбардировщик и лично сбил 18 немецких самолетов.

О внимании и чуткости к людям со стороны Саши Мастеркова я могу судить по себе. В начале 1945 г. у меня сильно разболелся желудок, по всей вероятности от сухого пайка, употребляемого мной ранее при частых командировках на радиостанциях наведения и от плохо пропеченного черного хлеба в наших столовых.

Офицеры авиаполка часто питались в одной столовой с раздельным залом для летчиков, для которых готовилась улучшенная пища и выдавался белый хлеб и сыр.

Саша Мастерков заметил усиливающуюся «худобу» на моем лице, плохой аппетит, и, проходя мимо моего стола, не раз просил меня заходить с ним в летную столовую. Он ласково обращался ко мне: «Что же вы, майор, так стесняетесь и не жалеете себя? Пойдемте со мной в летную столовую».

Не раз мне приходилось слышать от Саши Мастеркова такие добрые слова, сочувствующего моей болезни.

Сердечная доброта и внимание, проявленные ко мне со стороны летчика Саши Мастеркова, остались в моей памяти на всю жизнь.

Вот такого хорошего человека, боевого летчика. Героя Советского Союза старшего лейтенанта А.Б.МАСТЕРКОВА потерял наш авиаполк 20 марта 1945 г. во время нахождения на немецком аэродроме Любен. Он погиб при выполнении боевого задания на самолете ЛА-5.

Слушая по радио последний полет А.МАСТЕРКОВА, я был невольным свидетеле его трагической гибели.

Во второй половине дня, по приказанию из штаба дивизии летчики первой эскадрильи под командованием дважды Героя Советского Союза капитана В.И.Попкова, при низкой облачности выполняли боевое задание на «свободную охоту». Десятки истребителей Ла-5 несли на своих крыльях двухтонный груз авиабомб. Их удар по цистернам с горючим на ж.д.станции города Бауцен был весьма значительным. Начался пожар.

Ведомым летчиком в паре с А.Мастерковым летел А.И.Пчелкин, который прикрывал его самолет до последнего момента и рассказал о гибели своего командира.

Мотор самолета А.Мастеркова был поврежден зенитной артиллерией за линией фронта. Теряя высоту полета, летчик изо всех сил старался дотянуть на территорию, занятую нашими войсками. И это ему почти удалось сделать. Как опытный летчик он использовал все возможности, чтобы остаться в живых. Из-за малой высоты полета он не мог покинуть самолет на парашюте обычным способом и вероятно решил раскрыть парашют, находясь в кабине своего низко летящего самолета. Растянувшийся купол парашюта зацепился за «хвост» Ла-5 и выброшенный из кабины летчик повис на стропах зацепившегося парашюта и разбился о землю одновременно с падением своего самолета.

Командование полка решило похоронить Героя Советского Союза старшего лейтенанта А.Б.Мастеркова на его родине — в г.Москве. Останки тела погибшего героя запаяли в цинковый гроб и в сопровождении Е.А.Ротанова самолетом Ли-2 отправили в Москву.

В настоящее время в память об отважном летчике — Герое Советского Союза А.Б.Мастеркове его именем названа одна из улиц г.Москвы, примыкающая к заводу «Динамо», а также 467 СШ г.Москвы. Похоронен боевой летчик, старший лейтенант, Герой Советского Союза МАСТЕРКОВ Александр Борисович в Москве, на Калитниковском кладбище.

Летчик, старший лейтенант Анатолий БЕЛЯКОВ

Рассказ об интереснейшей и колоритной личности летчика Анатолия БЕЛЯКОВА связан с погибшим героем А.МАСТЕРКОВЫМ и не только потому, что они были между собой преданными и верными друзьями, но и по многим другим причинам, о которых следует рассказать с начала и по порядку.

Лично я знал Анатолия БЕЛЯКОВА с 1943 г. Его легко было заприметить среди других летчиков — постоянного весельчака, добродушного балагура и заводилу во всех делах в свободное от полетов время.

Нам пришлось быть на аэродроме авиаполка в очень трудный день происходивших воздушных боев за Днепр, когда с боевого задания на аэродром не вернулись двое летчиков. Чувствуя некоторое угнетенное состояние среди своих товарищей летчиков, отдыхающих в землянке, лейтенант А.БЕЛЯКОВ как обычно продолжал свой отвлекающий разговор и всячески подбадривал их.

Во время боевого вылета самолетов полка на аэродром Рогань в районе Харькова, где находилось много немецких самолетов, подготовленных для действия в районе Курска. В начале июля 1943 г. наши летчики уничтожили на земле и в воздушном бою II немецких самолетов. В этом бою от разрыва зенитного снаряда был поврежден самолет А.БЕЛЯКОВА, а сам он был ранен в левую ногу. С трудом ему удалось посадить самолет на нашей территории.

После лечения в госпитале у А.Белякова оказался поврежденным нерв левой ноги. Врачи отстранили его от полетов по причине того, что ступня ноги при упоре произвольно искривлялась. Но летчик не согласился с заключением врачей, забраковавших его для полетов. Он сам смастерил протез для ноги, привязывал его и нога повиновалась ему. Он вернулся в свой полк к боевым друзьям и всяческим способом «вымаливал» и просил начальство, чтобы ему разрешали летать на боевом самолете. Летчик доказывал всем, что дефект его не может быть помехой для него, чтобы не летать на самолете. Под воздействием постоянных и настойчивых просьб командование полка разрешило А.Белякову летать на самолете Ла-5.

В воздушном бою над левобережьем Днепра самолет А.Белякова был снова подожжен огнем Ме-109 и летчик был вынужден покинуть самолет на парашюте. Он приземлился на парашюте рядом с колхозным током и повредил свою больную ногу. От боли потерял сознание и снова попал в госпиталь.

Зимой 1944 г. во время перебазирования авиаполка, при весьма непонятных обстоятельствах, с малой высоты после взлета самолета, самолет УТ-2 с летчиком А.Беляковым упал на землю и разбился.

Снова А.Белякову долгое время пришлось лежать в больнице. Физические повреждения и ушибы у него при этой аварии были весьма значительными, но они не сломили у него волю и стремление, чтобы снова летать на самолете.

После длительного лечения в госпитале на аэродром Джезковицы в Польше А.Беляков вернулся с большой рыжей бородой, которую было странно видеть на лице у молодого парня. Многие однополчане задавали ему один и тот же вопрос:

— Зачем тебе. Толя, такая страшная борода?

— Буду носить бороду до тех пор, пока мне не разрешат снова летать, — таким был ответ летчика.

Для демонстрации пригодности своих ног А.Беляков достал велосипед и ежедневно, около КП полка, на виду у начальства и особенно во время посещения аэродрома командиром дивизии А.П.Осадчим, он показывал акробатическую виртуозность езды на велосипеде. Упорство и настойчивость летчика А.Белякова не пропали для него даром. Ему снова было разрешено летать на УТ-2.

Летчик А.Беляков выполнил данное для всех обещание и сбрил свою бороду. Он аккуратно выполнял обязанности летчика связи и был очень рад находиться вместе со своими боевыми друзьями, из которых самым близким другом был А.Мастерков, погибший в конце войны в Германии.

Перед отлетом Ли-2 с гробом А.Мастеркова с немецкого аэродрома Шпротау в полку состоялся траурный митинг, посвященный последним проводам боевого товарища. Героя Советского Союза Александра Борисовича Мастеркова. На траурном митинге А.Беляков произнес волнующую речь, главным содержанием которой была его просьба разрешить заменить своего боевого друга в боевом строю, в полетах на самолете Ла-5. Летчик А.Беляков клялся отомстить немецко-фашистским стервятникам за гибель своего друга. Командование полка разрешило ему летать на боевом самолете, и он вместе с другими летчиками авиаполка совершил до конца войны много боевых вылетов и внес своим ратным трудом свой вклад в общее дело по разгрому фашистской Германии.

Стремление инвалида-летчика летать на боевом самолете было проявлением у него истинного патриотизма и геройства. Своими делами он был очень похожим на известного героя из книги Б.Полевого «Повесть о настоящем человеке» подлинного героя этого произведения: Маресьева. А.Беляков был и в самом деле таким героем.

Герой Советского Союза летчик Александр Иванович ПЧЕЛКИН

Всмотритесь в лицо самого героя на его фотографии. Сколько в нем выражено доброты, великодушия, которые замечались у героя не только в лице, но и в его отношениях к товарищам, в его боевых делах отважного человека.

— А.И.Пчелкин был моим надежным боевым щитом при совместных боевых полетах. Он летал со мной в паре в качестве ведомого, — такую оценку дал своему товарищу дважды Герой Советского Союза В.И.Попков, который знал А.И.Пчелкина лучше, чем другие.

Вероятно боевой успех и заслуженная ими слава героев во многом зависела от их самой высокой и настоящей дружбы и умелого взаимодействия при совместных полетах.

Александр Иванович Пчелкин 1921 года рождения, за время войны совершил 317 боевых вылетов, провел 91 воздушный бой, лично сбил 16 самолетов противника.

Настоящее геройство и пример боевого товарищества было проявлено А.И.Пчелкиным во время гибели летчика Мастеркова на территории Германии.

На своем самолете он прикрывал и сопровождал подбитый самолет своего друга и был свидетелем его трагической гибели при неудавшейся попытке покинуть самолет из открытой кабины на малой высоте. Парашют не успел раскрыться и зацепился за хвост самолета и летчик Б.А.Мастерков разбился.

С большим риском для себя, на неровной местности А.И.Пчелкин посадил свой самолет, собрал останки тела погибшего друга, завернул их в его парашют, затолкал в люк своего самолета и прилетел на свой аэродром. Кажется, что все это было сделано просто и легко, но в самом деле, при сложившихся тогда обстоятельствах какое мужество и силу воли нужно было иметь летчику А.И.Пчелкину?

Встречавшим его друзьям на аэродроме он из последних сил смог вымолвить только несколько слов, что останки тела Саши в его самолете и, стыдясь своих слез, удалился.

А.И.Пчелкин был настоящим воздушным бойцом с сильной волей, владевший в совершенстве летным мастерством и умевший ценить боевое товарищество выше всех других принципов жизни. Вместе с тем, он был простым, обыкновенным человеком, и его человеческие чувства были особо легко ранеными от небольшого недоразумения или от небольшой обиды нанесенной ему, которые иногда случались в кругу своих товарищей.

Мне не раз приходилось наблюдать, как этот мужественный летчик мог горько, по-детски плакать. Может быть это проявление слабости и слезы на лице были от произвольно открывающегося в его нервной системе своеобразного «клапана», на котором до предела накапливалось сверхчеловеческое напряжение во время воздушных боев и боевых полетов. Вероятно, по этой причине он не мог сдерживать произвольно выливающиеся у него слезы. Пусть и эти личные слабости послужат для возвеличивания его как человека, много пережившего во время войны.

Скончался А.И.Пчелкин в Москве в 1979 г.

Случай при проверке караулов

Немецкая авиация в конце войны не могла, как прежде, большими группами совершать налеты на наши аэродромы. Но полеты одиночных бомбардировщиков на аэродром Шпротау в феврале-марте 1945 г. производились регулярно каждую ночь. Такие полеты доставляли нам много неприятностей и беспокойства.

С наступлением темноты одиночные немецкие бомбардировщики типа «Юнкерс» ежедневно летали на малой высоте, делали по несколько кругов, беспорядочно сбрасывали бомбы и обстреливали на стоянках наши самолеты. На аэродроме возникали очаги пожаров. Был разрушен командный пункт нашего авиаполка, к счастью в тот момент оперативный дежурный адъютант эскадрильи Борис Кириллович Муха случайно вышел из помещения, в котором разорвалась авиабомба, и остался невредимым. Скончался Б.К. Муха в 1978 г.

Для многих однополчан продолжительный гул низколетающих немецких бомбардировщиков был тревожной и неприятной «музыкой». В один из вечеров я должен был проверять часовых, несущих охрану самолетов на аэродроме и вместе с сержантом Н.Кудряшевым мы пошли к стоянкам самолетов.

В это время в направлении нашего движения, на малой высоте показался еле заметный черный силуэт гудящего немецкого бомбардировщика. Мы только что успели лечь на землю, как совсем рядом с нами засверкали огненные струи трассирующих снарядов, которые ударяясь и разрываясь на бетонной полосе, высекали собой дополнительные огненные брызги. В какой-то миг, после огненного «фейерверка» мне показалось, что опасность для нас миновала, и я встал с земли. Лежавший рядом со мной сержант дернул меня за полу шинели и закричал:

«Ложись!». Я успел вторично лечь на землю и мгновенно услышал, как рядом с нами началась настоящая канонада от взрывов авиабомб, сброшенных немецким самолетом с замедленными взрывателями, чтобы при малой высоте полета они не могли повредить свой самолет.

После того, как над головами просвистели осколки от взрывающихся авиабомба я понял свою ошибку. Я не слышал падения авиабомб и поэтому без опаски встал после обстрела самолета. Сержант Кудряшов слушал шуршание падающих бомб и стук от их падения, и по всей вероятности своим криком «Ложись!» спас мне жизнь.

Сердечное спасибо и в настоящее время я неоднократно произношу сержанту Кудрявшеву, проявившему ко мне в самый критический момент опасности товарищеское внимание и помощь.

Подвиг солдата БОНДЫРЕВА на аэродроме Шпротау

Для противодействия немецким бомбардировщикам на аэродроме Шпротау была установлена зенитная батарея среднего калибра.

Много невероятных случаев бывает на войне. Об этом свидетельствует случай на аэродроме Шпротау, который мне пришлось наблюдать.

Во время наступивших вечерних сумерков, после трудового дня и интенсивных полетов личный состав авиаполка разошелся на отдых и в столовые на ужин. Солдаты, дежурившие у зенитных пушек, почему-то рано ушли в столовую. Мелкокалиберная зенитная пушка, установленная недалеко от ангара на аэродроме одиноко стояла заряженная снарядом.

Немецкий бомбардировщик «юнкерс», не дождавшись темноты, раньше обычного «пожаловал» своим прилетом на наш аэродром со своими коварными замыслами — сбросить авиабомбы.

Во время появления над аэродромом немецкого бомбардировщика около зенитной пушки случайно проходил солдат, оружейный мастер по фамилии Бондырев. Не растерявшись, солдат Бондырев прицелился из зенитной пушки по немецкому бомбардировщику и первым выстрелом поджег его.

Горящий немецкий бомбардировщик упал в окрестностях аэродрома. Оружейный мастер полка, солдат Бондырев, был представлен к награде, и за сбитый им немецкий самолет он получил орден Красной Звезды.

Не зря в народе говорят, что в каждом солдате на войне может скрываться герой. Так оно и получилось с ничем не примечательным и не заметным ранее солдатом Бондаревым. Самый простой был солдат: небольшого роста, с ничем не выделяющийся лицом, малоразговорчивый со своими товарищами. А вот при случае он не растерялся, проявил геройство и сбил немецкий бомбардировщик! Подвиг солдата Бондарева можно сравнить с подвигом Василия Теркина, также случайно сбившего из винтовки немецкий самолет, описанного в поэме А.Твардовского.

«УРА» нашим зенитчикам!

Через несколько дней после первого сбитого немецкого бомбардировщика на аэродроме Шпротау представился для всех нас радостный случай видеть падение второго сбитого самолета.

После ужина личный состав авиаполка готовился к отдыху. Многие офицеры наслаждались теплым весенним воздухом и, как обычно, ожидали очередного рейса «непрошенного» гостя — немецкого бомбардировщика. Находиться вне помещения и следить за полетом бомбардировщика казалось почему-то легче, чем быть в закрытом помещении.

В тот вечер, когда все увидели после удачных залпов зенитных пушек горящий немецкий бомбардировщик, так долго терроризовавший нас своими нудным гудением и ночными бомбардировками — со всех сторон авиагородка, как по команде, прокатилось разноголосое «Ура! нашим зенитчикам». Все мы были очень рады в тот вечер. Сбитые два самолета над аэродромом Шпротау вероятно были у немцев последними в этом районе. До самого окончания войны мне больше не пришлось видеть полеты немецких бомбардировщиков.

АЭРОДРОМ МИССЕН

Вероятно, из-за большой перегрузки самолетами аэродрома Кениг в конце апреля 1945 г. наш авиаполк перелетел на подготовленный грунтовой аэродром около немецкого населенного пункта Миссен-Огрозен, что в 20-30 км западнее города Котбус.

На аэродроме Миссен базировался только один наш полк, и летать самолетам с него было намного спокойнее, чем с аэродромов Шпротау и Кениг-Котбус.

Полеты нашего полка с нового аэродрома продолжались с прежней интенсивностью до самого Дня Победы 9 мая 1945 г.

Первый сбитый немецкий реактивный самолет Ме-262

Для многих военнослужащих нашего авиаполка весьма любопытным зрелищем были демонстративные полеты над аэродромом Миссен шестерки немецких реактивных истребителей Ме-262. Нам странно было впервые наблюдать полеты самолетов «без винта». Несколько раз пролетая над нашим аэродромом, реактивные истребители немцев не бомбили и не обстреливали на стоянках наши самолеты. Вероятно, немецкие летчики на реактивных истребителях, имея большие преимущества в скорости, по сравнению с нашими истребителями, были готовы только к воздушным боям с нашими самолетами и слишком поздно демонстрировали свою новую авиационную технику.

Реактивные истребители Ме-262 не могли помочь фашистской Германии в последние дни войны, потому что абсолютное господство в воздухе принадлежало советской авиации. Об этой свидетельствует факт, который мне лично пришлось наблюдать. Во время появления над нашим аэродромом четырех реактивных Ме-262, истребители двух наших авиаполков дивизии возвращались с боевого задания и заходили на посадку на аэродромы Котбус и Миссен. Нашей аэродромной радиостанцией был передан сигнал о том, что в воздухе «в нашем районе» находится четверка немецких самолетов Ме-262. Принятые нашими летчиками сигналы насторожили их и повысили осмотрительность. Немецкие реактивные истребители оказались в очень невыгодной для них обстановке. Они находились, как в рое растревоженных пчел, окруженные нашими самолетами, барражирующими на разных высотах. С земли мы могли лишь слышать беспорядочную стрельбу многих наших самолетов, когда через их строй пролетали немецкие реактивные истребители.

Случайным или прицельным огнем наших истребителей один реактивный Ме-262 был сбит и упал в лесу, недалеко от Котбуса. Трое из летчиков нашей дивизии претендовали на сбитый ими в бою реактивный Ме-262. Но когда командование проверило факты происходившего воздушного боя и место падения немецкого истребителя — победа в воздушном бою была присуждена летчику 107-го авиаполка Кузнецову, которому за этот подвиг — первый сбитый немецкий реактивный истребитель — было присвоено звание Героя Советского Союза.

Герой Советского Союза подполковник Кузнецов долгое время служил вместе со мной после войны в одной части в Венгрии.

В РЕЙХСТАГЕ

Монументальное здание Рейхстага, с полуразрушенной крышей и еще дымившимися на ней слабыми очагами потушенного пожара символизировало победу наших войск вывешенным на куполе здания простым красным флагом.

В общем потоке наших военнослужащих наша группа летчиков, офицеров штаба, сержантов вместе с В.П.Рулиным поднялась по широкой лестнице на второй этаж громадного зала Рейхстага. На колоннах и стенах его уже были сделаны многочисленные пометки, подписи и фамилии, краткие лозунги различного содержания, например: «От Сталинграда до Берлина — солдат Иванов», «Из Смоленска — Д.Евстегнеев» и др.

Наша делегация от 5-го гвардейского истребительного авиаполка тоже поставила свои подписи и пометки. Я крупным почерком написал на колонне Рейхстага свою фамилию.

На верхнем этаже Рейхстага были везде рассыпаны бумажные бланки немецкой статистики или бюллетени голосования.

Наша группа хотела разыскать коменданта здания, и мы спустились в полуподвальную часть рейхстага. Открыв одну из дверей, я обнаружил огромный зал с немецкими ранеными солдатами, которых обслуживали немецкие медицинские сестры. Такое общение, хотя и с мирными немцами, в Рейхстаге мне явно не нравилось, и тем более потому, что за следующим поворотом полутемного коридора я увидел неубранный труп нашего солдата. О времени его гибели было трудно что-либо заключить. Немецкий госпиталь в Рейхстаге никем не охранялся.

На всех этажах и по лестницам огромного здания Рейхстага двигался непрерывный поток наших воинов: солдат, сержантов и офицеров. На их усталых лицах нельзя было не заметить особое настроение торжества и удовлетворения от осознанного ими чувства одержанной победы над немецким фашизмом и от личного удовольствия, что довелось побывать в эти исторические дни в поверженном Рейхстаге. Подобное чувство было и у меня и у моих товарищей — однополчан.

Военная фотография у Рейхстага

Вспоминая тяжелое время войны, я иногда подолгу смотрю на небольшую, немного выцветшую фотографию своих однополчан у здания рейхстага.

Фотограф-любитель Михаил Хованов заснял группу офицеров и сержантов у Рейхстага. Виктор Петрович Рулин даже и на фотографии выделялся своей солидностью и ростом и был похож на настоящего комиссара. Из двенадцати офицеров, запечатленных на фотографии, было семь летчиков, из которых четверо имели звание Героя Советского Союза, имевшие на своем боевом счету больше, чем по десятку сбитых немецких самолетов. Они были настоящими героями, воздушными бойцами, внесшими свой личный ратный труд в дело разгрома фашистских войск.

А если внимательно всмотреться в фотографию, в лица гвардейцев-летчиков, в их скромную походную одежду, то было бы трудно обнаружить по фотографии какую-либо особенную героику среди активных участников войны. Фотография в целом и в отдельных лицах, изображенных на ней офицеров и сержантов, кажется будничной и скромной. По внешнему виду фотографии можно заключить, что на ней запечатлена особая рабочая бригада войны, т.е. активных участников войны.

Вот стоит на фотографии, правее В.П.Рулина, Герой Советского Союза летчик Михаил Трофимович Игнатьев, в серой солдатской шинели, в шапке-ушанке, о которой наш комиссар в качестве замечания обычно говорил: «Когда же ты снимешь свой шапку-»капелюху», наш герой?. Внешний вид героя М.Т.Игнатьева выражал его скромность.

Четверо летчиков, стоящих в заднем ряду, сфотографировались в пилотках, одетых с подчеркнутым форсом — набекрень. Особенно лихо была надета пилотка на бок головы В.И.Попкова — дважды Героя Советского Союза, капитана (7-й слева в заднем ряду/.

Все гвардейцы носили кирзовые сапоги, которые были очень большими на моих ногах (четвертый слева, впереди/. «Маленький майор в больших сапогах» — так иногда в шутку называли меня.

Фамилии однополчан, сфотографировавшихся у Рейхстага, в большинстве сохранились в моей памяти и их еще можно узнать на снимке: (слева-направо/:

I. Гудков П.С. — начальник строевой службы кадров

4. Ожимков П.М. — начальник связи

5. Орлов А.И. — командир эскадрильи. Герой Советского Союза

6. Штоколов Д.К. — командир эскадрильи

7. Попков В.И. — командир эскадрильи, дважды Герой Советского Союза

8. Лукьяненко — военврач полка

10. Рулин В.П. — комиссар полка

11. Глинкин С.Г. — командир звена. Герой Советского Союза

12. Каплуновский Н.Л. — старший инженер полка

13. Яковлев Г. — помощник начальника штаба

14. Игнатьев М.Т. — командир звена, Герой Советского Союза

18. Петров А.П. — секретарь партийной организации

19. Хованов М.Г. — инженер-электрик

20. Кудряшев Н.С. — механик по вооружению

Примечание: отмеченные знаком по списку скончались до 1978 г.

ВЕСТЬ О ПОБЕДЕ

Рано утром, 10 мая мне позвонил радист нашей радиостанции и передал сообщение из Москвы о подписании окончательного акта капитуляции Германии. Я первыми узнал в нашем гарнизоне эту радостную весть и приказал дежурной телефонистке на коммутаторе сообщить эту радостную новость всем.

С самого раннего утра, подобно нарастающему урагану, на немецком аэродроме Любертин, под Дрезденом всех наших воинов охватывало всеобщее ликование.

Каждый человек старался выразить свой восторг, свою радость по поводу уже наступившей победы чем только мог, всевозможными средствами и способами.

Эту радость все старались выразить так, чтобы не умалить ее исторического значения и ценности, чтобы личная радость каждого была замечена, услышана другими. Ее нельзя было не разделять с друзьями и со всеми очевидцами происходящего торжества. Каждый старался сделать этот исторический и долгожданный день чем-то особенным и запоминающимся надолго.

И что только не творилось на нашем аэродроме в День Победы! Со всех сторон из различного вида оружия были слышны непрерывные и долго несмолкающие залпы салюта. Стреляли из пулеметов и пушек, установленных на самолетах. Отдельные летчики взлетали на своих машинах, пилотажем и самолетными залпами в воздухе выражали свое торжество по случаю победы. Стрельба из личного оружия и самолетами в воздухе продолжалась до полудня, пока не был израсходован боекомплект.

Конечно, в хаосе интенсивной стрельбы могли быть и неприятные случаи, но, к счастью, все обошлось благополучно. Тормозить или регулировать стихийно возникающие порывы радости по случаю Дня Победы было просто невозможно.

Мне с большим трудом и некоторым риском удалось отобрать у солдат своей команды ракетницы и взять под охрану склад ракет на аэродроме. Я опасался того, что стрельбой из ракет солдаты могли поджечь толевые просмоленные крыши ангаров в немецком аэродроме. Если бы возник пожар, то он мог бы омрачить для многих праздничное торжество.

Многие солдаты были обижены моими действиями запрета стрельбы из ракетниц, считая это проявление моей черствости к солдатам даже в такой день победы. Всех недовольных я успокаивал тем, что обещал для них вечером к нашему общежитию привезти несколько ящиков немецких ракет и более десятка ракетниц, чтобы в безопасном месте, при сумерках по-настоящему для всех организовать праздничный салют.

Свое обещание для нашей команды я выполнил.

Наш праздничный салют в первый Лень Победы

Поддаваясь общему настроению торжества по случаю Дня Победы, посоветовавшись со старшим передовой команды майором Г.Яковлевым, мы решили утром, 10 мая, отправить в г.Дрезден на грузовой автомашине Евгения Алексеевича Ротанова, чтобы он через военного коменданта достал что-либо для нашей команды к празднику победы. Как всегда, мы полагались на основные способности Е.А.Ротанова, и в этом мы не ошиблись. К вечеру того же дня он привез к нашему общежитию большую бочку немецкого пива. Ее мы поставили около общежития нашей команды и под руководством одного из сержантов организовали угощение для всех желающих и без всякого регламента.

Мной в тот вечер было привезено в общежитии несколько ящиков различных ракет, установлен стол с десятками ракетниц и каждый желающий мог без ограничения производить салют ракетами.

Фейерверк в тот теплый весенний вечер праздничного дня победы в сосновом лесу, окружавшего двухэтажные немецкие коттеджи, был запоминающимся и интересным. Многие солдаты и сержанты с детским удовольствием стреляли в темную синеву неба, рассыпая в нем разноцветные, особо яркие огни ракет.

Стреляли с удовольствием и без ограничения до тех пор, пока боль в кисти руки от отдачи пистолета при выстреле позволяла держать ракетницу. С особой охотой солдаты стреляли ракетами, огни которых медленно опускались на парашютках. Красивыми казались гирлянды разноцветных огней, ракеты с хлопушками, с различными дымами, свистящие и другие.

Для всей нашей команды праздничный салют ракетами в собственном исполнении был приятным и надолго запоминающимся событием в них жизни.

Наша праздничная компания из офицеров Григория Яковлева, Евгения Алексеевич Ротанова и меня, как и все, переживала особую значимость и торжественность наступившего мирного времени. Майор Г.Яковлев, вероятно подытоживая свои думы и чувства в тот торжественный вечер под солдатский салют ракетами, сказал: «Да, братцы, остаться в живых после такой тяжелой и продолжительной войны для нас с вами самое большое счастье». И он, конечно, был по-своему прав.

Что касается меня, то у меня в тот день переход от войны к мирной жизни возникали очень сложные и в целом бодрящие чувства, которые трудно выразить словами. Мне казалось, что в моем организме, в голове и во всем теле отцепились и ослабли угнетающие и тормозящие особые причины, которые во время войны были для меня привычными и незаметными.

Мне казалось, что тело мое стало легче, как будто свалился с меня какой-то невидимый постоянный груз, это был груз военного напряжения, переживания и неопределенности. Обо всем думалось проще, радостнее. Личные мечты и надежды стали ближе и более доступными. Даже сам воздух, казалось, был больше насыщен озоном, дышалось легче и вольнее.

Очень хотелось увидеть своих родных и близких, и эти желания вырисовывались, как реальная и ближайшая возможность.

11 мая 1945 г. наша передовая команда возвратилась на аэродром Миссек (Госсенхейм/, в свой родной гвардейский истребительный авиационный Краснознаменный ордена Богдана Хмельницкого полк.

Окончилась самая страшная, самая трагическая и тяжелая, самая героическая война советского народа, одержавшего историческую победу над фашистской Германией.