Научные публикации

ВОЕННОПЛЕННЫЕ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ В ЕКАТЕРИНБУРГЕ В 1914-1916 гг. (ПО МАТЕРИАЛАМ ГАЗЕТЫ "УРАЛЬСКАЯ ЖИЗНЬ")

      Первая мировая война, трактуемая в советских учебниках как борьба между империалистическими державами за передел мира, безусловно, заслуживает изучения через призму конкретных человеческих судеб, в частности, судеб иностранных военнопленных, обретших временное пристанище на территории Уральского региона.
       Первые сведения о вражеских военнопленных появились на страницах местной печати уже 31 июля 1914 г. (по старому стилю). "Уральская жизнь" [1] извещала своих читателей, что через ст. Вильно проследовало шесть вагонов с пленными немцами, из которых четверо - раненые офицеры - были помещены в местный госпиталь [2].
       8 августа 1914 г. газета сообщила, что накануне, 7 августа, через ст. Екатеринбург-1 (ныне ст. Свердловск Пассажирский) в Вятку проследовало 234 чел. германских подданных, взятых в качестве военнопленных в Прибалтийском крае. "Их свободно, без охраны выпустили гулять по станции... Большинство их из Риги и плохо говорят по-русски, - информировал корреспондент "Уральской жизни" Б. Михайлов, - ... Служили в Риге в разных фирмах и конторах. Война была для них в большинстве неожиданностью. Сейчас же всех собрали и велели ехать в Самару. Здесь два дня держали в тюрьме, а затем отправили в Вятку" [3].
       Речь в данном случае, очевидно, шла о так называемых гражданских пленных. Это были германские и австро-венгерские подданные, находившиеся в запасе армий своих государств и проживавшие к началу войны на территории России. По сути, имелись в виду лица, которые современным международным правом квалифицируются как интернированные, то есть принудительно задержанные одной из воюющих сторон граждане другой воюющей стороны, не принимавшие прямого участия в военных действиях. "Застигнутые в городах России во время войны" они подлежали передаче в ведение министерства внутренних дел в отличие от пленных, взятых "на театре военных действий", которыми распоряжалось военное ведомство [4]. В Екатеринбурге и уезде к началу войны оказалось 68 гражданских пленных, которых разметили под охраной в специально снятой гостинице. Позже, к 20 августа 1914 г. их выслали в Вятку [5].
       29 августа 1914 г. в Екатеринбург прибыли "настоящие" пленные - 9 солдат австро-венгерской армии, чехов по национальности, захваченных во время первых боев. Однако в городе они не задержались, поскольку местом их назначения был Тобольск [6]. За последующие 4 месяца 1914 г. через город проследовало еще 25 партий пленных, в общей сложности более 14,8 тыс. чел. (табл. 1). Местная публика с живейшим интересом встречала и провожала каждый состав с пленными, проявляя искреннее сочувствие к их незавидной судьбе, которое выражалось по-разному - в пожеланиях счастливого пути, раздаче папирос и табака, сборе тут же, во время стоянки поезда, вещей, еды или денег в пользу "страждущих".
       Из 15 074 неприятельских военнослужащих, побывавших в пределах Екатеринбурга в 1914 г., непосредственно в городе осталось только 28 чел. Они прибыли на ст. Екатеринбург-1 16 сентября и с вокзала были препровождены в распоряжение екатеринбургского воинского начальника [7]. Таким образом, в 1914 г. будущая столица Урала играла более чем скромную роль в истории с неприятельскими военнопленными, являясь лишь транзитным пунктом на пути их следования. Отметим, что и в последующем 1915 г. ситуация кардинальным образом не поменялась (табл. 2).

Таблица 1
Движение военнопленных через ст. Екатеринбург-1 в августе-декабре 1914 г.

Источник: Уральская жизнь. 1914. 8, 31 авг.; 4, 5, 18, 27 сент.; 8, 11, 17, 21, 25, 26, 31 окт.; 4, 6, 21, 30 нояб.; 4, 16, 21, 24, 30, 31 дек.
1) Речь идет о гражданских пленных.
2) В источнике место назначения точно не указано: "из Ишима на работы".
3) В источнике место назначения не указано.
4) Точная дата не указана. Очевидно, между 16 и 21 декабря 1914 г.
5) В газете № 289 от 30 декабря 1914 г. сообщалось, что за последние дни, очевидно, между 24 и 30 декабря, через Екатеринбург проехали тысячи военнопленных немцев и австрийцев. Они направлялись на станции Омской железной дороги для размещения в селах Ишимского, Тюкалинского и др. уездов Тобольской губернии.

      При этом, однако, в городе активно обсуждался вопрос о возможности вовлечения пленных в экономическую жизнь региона. 26 августа 1914 г. "Уральская жизнь" с воодушевлением "приветствовала" распоряжение вятского губернатора об обращении пленных на общественные работы в пользу земств и городов [8]. 2 сентября газета сообщала о совещании в Лесном департаменте Управления земледелия и государственных имуществ по вопросу о применении труда пленных иностранцев. Одновременно в издании помещалось известие об обращении министра внутренних дел к начальнику Пермской губернии с предложением разместить на территории последней австрийских и германских военнопленных с тем, "чтобы они были заняты работами для городских и земских самоуправлений" [9].
       В тот же день, 2 сентября 1914 г., проблема принудительного труда пленных обсуждалась на собрании городской Думы Екатеринбурга. Оживленная дискуссия закончилась принятием решения о "приглашении" 200 военнопленных для уборки городских площадей и ассенизационных работ, рубки леса в городской даче для нужд бедного населения, разработки карьеров песка, камня и пешки для мощения улиц. Поскольку закон требовал предоставить пленным помещение с отоплением и освещением, постановили также соорудить два теплых барка, выделив из городской казны 4 тыс. руб. [10]
       Серьезные сомнения члены Думы выражали по поводу продуктивности подневольного труда пленных, которые, помимо всего прочего, могли оказаться неспособными к производству тех или иных работ из-за отсутствия нужных технико-технологических навыков. Эта же проблема волновала и частных предпринимателей, намеревавшихся использовать пленных в своем хозяйстве. В начале октября 1914 г. "Уральская жизнь" писала: "По Южно-екатеринбургскому горному округу владельцами горных заводов заявлено требование на 500 чел. военнопленных для работ. Изъявили желание иметь пленных Ревдинские заводы - до 150 чел., Вознесенские рудники - 100 чел., Шайтанские заводы - 50 чел., остальные предприятия - по 20-25 чел. Некоторые из заводских предприятий сначала желают убедиться, пригодны ли военнопленные для работ" [11].
       Преодоление новых, незнакомых ранее городским самоуправлениям, казенным заводам и частным предпринимателям трудностей, связанных с вовлечением пленных в производственные процессы, осложнялось тем, что и местное, и общероссийское законодательство явно запаздывало с определением норм и механизмов организации трудоиспользования вражеских солдат и офицеров. Тезис о "желательности принудительного обращения военнопленных на казенные и общественные работы...", продекларированный Рескриптом от 2 сентября 1914 г., на фоне вызванного войной оскудения трудовых ресурсов получил широкую поддержку в российском обществе. Однако канализировать эту поддержку в практическое русло стало возможно только после 7 октября 1914 г., когда правительство утвердило "Правила о порядке предоставления военнопленных для исполнения казенных и общественных работ в распоряжение заинтересованных ведомств" [12]. Еще позже, соответственно 28 февраля и 17 марта 1915 г., законную силу обрели документы, регламентировавшие использование труда пленных на сельскохозяйственных работах и в частнопромышленном секторе [13].
       Только в декабре 1914 г., после относительного прояснения процедуры отпуска военнопленных на работы местных самоуправлений, власти Екатеринбурга возбудили ходатайство перед пермским губернатором о предоставлении 120 чел. для городского карьера. Попутно испрашивался аванс на их содержание в размере 6 085 руб., согласно смете, составленной членом городской управы Н.П. Чечеткиным по поручению дорожной комиссии [14]. В то время, как губернская администрация формулировала свои соображения по этому поводу, в Екатеринбурге случилось ЧП: 7 января 1915 г. развалился строившийся в городском карьере рабочий барак для военнопленных. 11 января 1915 г. "Уральская жизнь" извещала своих читателей: "Барак с продольными стенами в 28 саж. длины строился безо всякого фундамента прямо на земле. ...Внутри никаких капитальных стен и перегородок. На днях на стены начали накладывать балки. Когда было положено 26 балок, тонкие бревна одной из стен не выдержали нагрузки, и под тяжестью сначала с треском вылетела промежуточная между окнами кладка, а затем начал валиться и весь барак..." [15]. Вина за случившееся была возложена на городскую управу, с попустительства которой городская дорожная комиссия приняла к реализации явно недоработанный проект строительства. Более того, возведение барака осуществлялось без необходимой на то санкции губернских властей, а именно губернского строительного отделения.
       Вскоре город столкнулся с новыми проблемами, связанными с военнопленными. 14 января 1915 г. с прибывшего на ст. Екатеринбург-1 поезда № 49 были сняты два трупа турецких военнопленных, умерших в дороге. На следующий день умерло еще три пленных турка. Как выяснилось, все скончавшиеся болели брюшным тифом. Эти факты, что вполне закономерно, вызвали обеспокоенность в городе. На опасность распространения эпидемических болезней, завезенных в Екатеринбург с военнопленными, указывала и губернская администрация, требуя от городской управы обеспечить полную изоляцию неприятельских солдат и офицеров [16]. Снятые с эшелонов они, в основном страдавшие тифом и дизентерией, размещались в вагонах на изоляционном пункте железнодорожной больницы.

Таблица 2
Движение военнопленных через ст. Екатеринбург-1 в 1915 г.

Источник: Уральская жизнь. 1915. 3, 4, 8, 11, 13, 15, 16, 18, 20, 21, 25, 27, 29 янв.; 17, 24, 26, 27, 28, февр.; 31 марта; 1, 4, 7, 8, 10, 12, 15, 18, 19, 24, 28, 30 апр.; 9, 13, 17, 27, 29 мая; 16, 23, 25, 26 июня; 7, 8, 15, 18, 25, 31 июля; 4 авг.; 8 сент.; 11 окт.
1) В источнике место назначения точно не указано.
2) Точная дата не указана. Очевидно, между 4 и 7 января 1915 г.
3) В источнике место назначения точно не указано: "из Тюмени на работы в заводы".
4) Точная дата не указана. Очевидно, между 3 и 11 октября 1915 г.

      По распоряжению Пермской железной дороги спешно, в течение 3-4 недель, на ст. Екатеринбург-1 сооружались три "заразных барака" на 300 кроватей. Непосредственно в городе после долгих дискуссий между городской и земской управами для больных военнопленных предоставили лазарет для раненых Всероссийского союза городов при городской больнице [17]. Необходимость в последнем, однако, в скором времени отпала, во-первых, потому что число снимаемых с поездов больных военнопленных власти явно переоценили, а во-вторых, к концу марта 1915 г. завершились работы по оборудованию изоляционного пункта на ст. Екатеринбург-1 [18].
       23 февраля 1915 г. стало известно, что г. Екатеринбург "назначен эвакуационным обсервационным пунктом для всего местного района. Сюда будут привозиться все военнопленные и отсюда больные распределяться по изоляционным пунктам (таковые, кроме Екатеринбурга, были открыты в Тюмени и Омске - С.Н.), а здоровые отправляться в места распределения и далее в Сибирь" [19]. Первоначально предполагалось, что до деления пленных на партии их в городе будет скапливаться до 3 тыс. чел., позже была названа более скромная цифра в тысячу человек [20].
       В порядке реализации решения о превращении Екатеринбурга в "перевалочную базу" для пленных прибывших 25 февраля в город 600 австрийских и турецких солдат разместили в зданиях Гоголевской и Вознесенской школ. "Пленные остаются в городе временно, - подчеркивала "Уральская жизнь", - до прибытия новых партий. После этого будет произведена разбивка их на эшелоны, которые будут направляться в уезды Камышловский, Ирбитский и др. Пермской губернии, а также в Сибирь" [21].
       Факт концентрации в Екатеринбурге значительного количества военнопленных актуализировал проблему их вовлечения в трудовые процессы. Тем более что в это время наконец-то завершилось строительство рабочего и жилого бараков для пленных близ городского карьера. Власти Екатеринбурга снова подняли вопрос о привлечении пленных к работам перед губернской администрацией. Одновременно ходатайство об отпуске пленных было направлено екатеринбургскому уездному воинскому начальнику, в распоряжение которого в конце марта 1915 г. было выделено 404 солдата австро-венгерской армии из славян [22].
       11 апреля 1915 г. "Уральская жизнь" сообщала, что екатеринбургский воинский начальник отпустил "для работ по приспособлению воинских помещений в распоряжение городской управы 10 военнопленных австрийцев", которые занимались кладкой печей. Предоставление городу столь незначительной партии пленных явно не удовлетворяло действительной потребности в рабочих руках, в то время как возможности для увеличения их количества были. Газета не случайно указывала, что "в настоящее время проходящих военнопленных в городе находится в Вознесенской школе около 80 и школе им. Н.В. Гоголя 370 чел." [23]. Подтолкнуть местные военные и гражданские власти к скорейшему разрешению широкого трудоиспользования пленных должно было также сообщение о положительном рассмотрении этого вопроса по линии железнодорожного ведомства. В публикации от 15 апреля говорилось, что, в частности, на ст. Екатеринбург-2 (ст. Шарташ) к ремонтным работам пути уже привлечено 55 военнопленных славян.
       Переписка городской управы с местным воинским начальником и пермским губернатором становится особенно активной во второй половине апреля 1915 г. Стимулом для этого стало прибытие в Екатеринбург 17 апреля партии австрийских пленных в количестве 1 406 чел. Самую крупную из всех, предназначенных для "постоянного жительства" в городе, ее сначала разместили в Харитоновском саду (парк Дворца детского творчества), затем - в помещениях нового Гостиного двора (место, где находится здание Администрации г. Екатеринбурга). Еще позже порядка 100-130 пленных, при условии их отпуска на работы по благоустройству города, планировалось поселить в Богоявленской школе. Вопреки плану в конце апреля все находившиеся в городе пленные были переведены в здание Верх-Исетского народного дома-театра (находился между городом и Верх-Исетским заводом) как достаточно изолированное от городского центра [24].
       Городская управа надеялась получить в свое распоряжение около трети всех военнопленных, поселенных на подведомственной ей территории, и даже провела среди них опрос на предмет владения теми или иными профессиями. Перепись пленных выявила среди них 268 чел., имеющих какую-либо специальность, в том числе: 21 слесаря, 7 ковалей, 3 кузнецов, 14 монтеров и машинистов, 16 фабричных рабочих, 15 каменщиков и штукатуров, 4 горнорабочих, 10 столяров, 32 сапожника, 6 парикмахеров и 9 музыкантов [25]. Рассчитывая, как и прежде, привлечь пленных к работам по благоустройству города и добыче камня в карьере, расположенном в 5-и верстах от Екатеринбурга, местная администрация поддержала также заявки городских предпринимателей, в частности владельцев лесопилен, рассматривавших вражеских солдат как основной источник преодоления дефицита рабочих рук на своих предприятиях [26].
       Окончательно решить вопрос об отпуске пленных на работы, по крайней мере городские, удалось только после нескольких обращений к командующему Казанского военного округа. 5 мая 1915 г. "Уральская жизнь" писала: "4 мая из общего количества военнопленных отобрано 30 чел., командированных на мощение дороги на Сибирском проспекте (ул. Куйбышева - С.Н.). Военнопленные приступили к работе с охотой и относятся к ней старательно. Эти же военнопленные будут потом прокладывать мостовую по Турчаниновской улице (ул. 8 Марта - С.Н.). 120 чел. для работ в карьере отбираются и 6 мая будут отправлены в карьер" [27].
       На следующий день стало известно, что в распоряжение городской управы передано 200 пленных из числа чернорабочих для метения улиц. Предварительно территория Екатеринбурга была разделена на 7 районов с таким расчетом, чтобы каждый район выметался дважды в неделю. Уже 5 мая работы такого рода производились с 3-х до 7-и часов утра на Главном (пр. Ленина) и Вознесенском (ул. К. Либкнехта) проспектах, а также Колобовской улице (ул. Толмачева). С 6 мая 50 пленных стали выводить на работы по "приведению в порядок" главной Торговой площади (Площадь 1905 года). 60 чел. были отпущены уездной земской управе и отправлены на благоустройство Сибирского тракта в районе городского карьера [28].
       К 15 мая число пленных, занятых на мощении городских улиц, увеличилось с 30 до 100 чел., которые были поровну разделены между работами на Сибирском проспекте и Турчаниновской улице. Удачным стал опыт использования пленных в городском карьере. Прибывшие сюда 6 мая 120 австрийцев тут же приступили к "разработке камня, исполняя ее с рвением и обнаруживая некоторые познания, так как среди них оказалось много специалистов", особенно среди 93-х пленных итальянского происхождения, уроженцев Трента и Триеста [29].
       Не останавливаясь на достигнутом, власти Екатеринбурга планировали привлечь оказавшихся среди пленных музыкантов в оркестр Харитоновского сада, открывшегося с 17 мая 1915 г. для бесплатного ежедневного приема публики. Кроме того, солидаризировавшись с обывательским комитетом, городская управа в очередной раз направила пермскому губернатору прошение об отпуске военнопленных на лесопильные заводы, недоукомплектация которых рабочими грозила городу повышением и без того высоких цен на дрова [30].
       21 мая 1915 г. "Уральская жизнь" информировала свою аудиторию о том, что в Верх-Исетском народном доме-театре находится 34 офицера и около 600 солдат австрийской армии, не занятых в экономике Екатеринбурга и прилегающих районов. Вместе с тем издание констатировало, что военнопленные уже выделены едва ли не всем близлежащим горнозаводским предприятиям. Особенно широко труд пленных использовал известный торговый дом "Наследники А.Ф. Поклевского-Козелл". На принадлежащем ему асбестовом прииске в Белоярской волости Екатеринбургского уезда по разрешению Главного управления Генерального штаба работало более 300 чел. военнопленных, еще 70 - на Талицких винокуренном и дрожжевом заводах. 35 австрийцев в качестве рабочих были предоставлены суконной фабрике братьев Злоказовых, 50 чел. отпущены на льнопрядильно-ткацкую и мешочную фабрику братьев Макаровых [31].
       Таким образом, допуск военнопленных на работы в местных заводах и промышленных заведениях стал обычным явлением для хозяйственной жизни города и региона. Появились даже опасения, что вовлечение пленных иностранцев в производственные процессы "уронит требование на местных рабочих и создаст безработицу среди местного рабочего населения и конкуренцию в смысле предложения труда, что поставит рабочие классы в затруднительное положение, особенно при повышенных ценах на продукты" [32]. Однако такую позицию большинство работодателей явно не разделяло, а потому перечень объектов работ, где использовались военнопленные, продолжал пополняться.
       К июню 1915 г. пленные закончили замощение Сибирского проспекта. Продолжались аналогичные работы на Турчаниновской улице, а также благоустройство Сенной площади (занимала пространство между современными ул. Куйбышева, Луначарского, Декабристов, Белинского) и городской свалки на Московском тракте (ул. Московская). Пленные австрийцы, кроме того, занимались устройством коновязей для военных частей, расквартированных в Екатеринбурге. С середины июля военнопленные нижних чинов были допущены к погрузочно-разгрузочным работам на ст. Екатеринбург-1 Товарный. Ежедневно здесь трудилось от 40 до 80 чел. Еще 300 чел. использовалось на 6-м и 8-м участках Пермской железной дороги на ремонте путей. К концу июля окончательно решился вопрос об отпуске Екатеринбургу 30 пленных "для образования оркестра для сада народных развлечений". К августу 1915 г. своего пика достигла численность пленных, занятых в городском карьере. 200 трудившихся здесь австрийских солдат, в том числе 40 итальянцев-каменотесов, "проявляли настолько работоспособности", что городская управа приняла постановление об увеличении их заработной платы [33].
       Среди промышленных предприятий повышенным спросом на военнопленных отличались горные и металлургические. К сожалению, их полный список помещенные в "Уральской жизни" материалы составить не позволяют. Косвенным подтверждением его обширности является тот факт, что только в двух июньских номерах газеты за 1915 г. названо 5 заводов, пользовавшихся трудом пленных иностранцев: Калатинский, Невьянский, Нижнетагильский, Богословский и Надеждинский [34].
       Росту удельного веса военнопленных в экономически активном населении региона способствовала отмена в середине 1915 г. всяких ограничений их отпуска на работы, о чем штаб Казанского военного округа 20 июня сообщил телеграммой за № 10057. В сентябре 1915 г. эту информацию продублировала губернская администрация, ссылаясь на решение военного министерства о выделении пленных всем предприятиям "по действительной надобности". 24 сентября "Уральская жизнь" довела до сведения своих читателей, что при распределении бывших неприятельских солдат между заинтересованными в их труде структурами предпочтение будет отдаваться производствам оборонного значения [35]. Очевидно, на практике так оно и было. Альтернативные источники указывают, что в сентябре 1915 г. Особым совещанием по обороне государства 100 тыс. военнопленных было снято с сельскохозяйственных работ и предоставлено работающим на оборону промышленным предприятиям, в том числе 30 тыс. чел. - уральским. К концу 1915 г., по данным Совета Съездов горнопромышленников Урала, на разных предприятиях края трудилось около 25 тыс. пленных, из них около 4,5 тыс. - на крупных лесных работах, преимущественно по хозяйственной заготовке леса [36].
       Определение четких государственных приоритетов в вопросе использования труда военнопленных иностранцев мало повлияло на уже сложившуюся ситуацию с их распределением в Уральском регионе. Отраслевая специфика местного хозяйственного комплекса изначально предполагала концентрацию подавляющего большинства пленных на производственных объектах военно-стратегического характера, как казенных, так и частных, на фоне которой вливание вражеских военнослужащих в ряды работников предприятий гражданского профиля было не столь заметным.
       Следующий 1916 г. внес свои коррективы в организацию трудоиспользования иностранных военнопленных. 1 декабря 1915 г. "Уральская жизнь", цитируя источник в Пермском губернском по городским и земским делам присутствии, сообщала, что военный министр отдал общее распоряжение об "оставлении военнопленных на работах по удовлетворению городских потребностей на возможно-продолжительное время. Лишь в случае возникновения настоятельной нужды в усилении контингента рабочих угольных и металлургических предприятий, часть военнопленных может быть снята с городских работ". Одновременно Екатеринбургу было отпущено еще 100 пленных, к которым в середине декабря 1915 г. добавились новые 46 чел., прибывшие из Челябинска для работ в городском карьере [37]. Анализ последующих номеров газеты свидетельствует, что это были практически последние пленные, направленные в распоряжение местных властей, не считая 50-и германских и австрийских офицеров, расквартированных в номерах В.Г. Александрова на Покровском проспекте (ул. Малышева) в начале февраля 1916 г. [38], но, однако, не подлежавших привлечению к труду без их согласия в соответствии с нормами международного права.
       В течение 1916 г. "Уральская жизнь" лишь дважды упомянула об использовании пленных иностранцев в городском хозяйстве. При этом, что характерно, прежнее воодушевление, с которым читающая публика извещалась о занятиях пленных общественно-полезным трудом, сменилось плохо скрываемым разочарованием. "На работах в карьере, - констатировало издание 7 февраля 1916 г., - в настоящее время находятся 160 военнопленных; из них 80 работают непродуктивно, хотя и получают плату, одинаковую с русскими рабочими". В том же духе выдержано датированное 11-м июня сообщение газеты о привлечении 30 чел. пленных к уборке городских улиц [39]. Случаи нерадивого отношения к труду со стороны солдат германской, австро-венгерской и турецкой армий, уставших надеяться на близкое завершение войны и возвращение домой, фиксировались все чаще и чаще, равно как и побеги военнопленных. Одним из самых массовых стал, в частности, побег 10 австрийцев с заводских работ в Кыштыме, совершенный 19 июля 1916 г. В таких условиях вполне закономерным было произошедшее в середине 1916 г. ужесточение законодательных норм ответственности пленных иностранцев за дисциплинарные нарушения. Отныне, писала "Уральская жизнь" 29 июля 1916 г., ввиду участившихся отказов военнопленных от исполнения возложенных на них работ и самовольных уходов с мест производства виновные "будут подвергаться более суровой чем до сих пор каре в виде ареста строгого, усиленного и, наконец, тюремного заключения" [40].
       Обращает на себя внимание то обстоятельство, что поданные в 1916 г. городской управой Екатеринбурга заявки на труд военнопленных постоянно отклонялись. В феврале военное начальство ответило прямым отказом на ходатайство о дополнительном отпуске 200 военнопленных в городской карьер. Возобновить эксплуатацию данного объекта, временно приостановленную в конце апреля, власти Екатеринбурга попытались в июле, испросив у штаба Казанского военного округа для этих целей 150 военнопленных. Однако и теперь дело решилось не в пользу города, так как все военнопленные были отданы на работы "первостепенной важности" [41].
       Надежды городской управы на повторение в новом весенне-летнем сезоне удачного опыта использования пленных иностранцев на мощении городских улиц также не оправдались. Апрельская заявка дорожной комиссии Екатеринбурга на 200 военнопленных, необходимых для организации работ на участке 4-й Мельковской улицы между Турчаниновской улицей и Арсеньевским проспектом (ул. Свердлова), на Тихвинской (ул. Хохрякова) и Водочной улицах (ул. Мамина-Сибиряка), а также Александровском проспекте (ул. Декабристов), была оставлена без удовлетворения [42].
       Особенно активно местные власти лоббировали вопрос о привлечении военнопленных к реализации такого крупномасштабного и значимого проекта, как строительство Екатеринбургского горного института. 6 февраля 1916 г. "Уральская жизнь" уведомила свою аудиторию о намеченной на весну закладке фундамента здания и ходатайстве городского головы А.Е. Обухова об устройстве в Екатеринбурге концентрационного лагеря для военнопленных на 4 000 чел., создание которого обеспечило бы главную стройку города рабочими руками. Однако ни из Перми, ни из Казани скорого ответа не последовало. 23 февраля в заседании городской думы было принято решение разместить тысячу ожидавшихся в ближайшей перспективе военнопленных в доме бывших наследников Коробейниковых с ежемесячной выплатой владельцам арендной платы в размере 500 руб. Практически одновременно по телеграфу к пермскому губернатору обратился председатель екатеринбургской уездной земской управы А.М. Симонов: "...Ввиду огромного требования на труд военнопленных со стороны предприятий, работающих на оборону, общественных учреждений и сельских хозяев на предстоящие полевые работы, екатеринбургская уездная земская управа считает необходимым учреждение лагеря для военнопленных в Екатеринбурге как головном распределительном пункте на Урале, поддерживает ходатайство комиссии по постройке Екатеринбургского горного института и просит довести об этом до сведения военного министра" [43]. Почти год спустя, 10 февраля 1917 г., "Уральская жизнь" известила своих читателей о том, что постройка здания Екатеринбургского горного института заканчивается, но ни в предыдущих, ни в последующих номерах издания информации как об участии пленных в строительстве, так и о формировании в городе и его окрестностях специального лагеря для бывших вражеских военнослужащих обнаружить не удалось [44].
       Ограничительные тенденции в использовании несвободных работников на объектах городских самоуправлений в течение 1916 г. обретали все более устойчивый характер под влиянием ряда факторов. Степень интенсивности этого процесса, как и ранее, определялась прежде всего колебаниями спроса на труд пленных со стороны предприятий военно-промышленного комплекса. Вместе с тем условия всемерной милитаризации явно не способствовали сбалансированному развитию аграрного производства, где со временем также обозначился дефицит трудовых ресурсов. Перевод части бывших солдат противника в категорию сельскохозяйственных рабочих не гарантировал 100-процентного успеха в решении проблемы, но, безусловно, мог смягчить ее проявления. 2 февраля 1916 г. "Уральская жизнь" сообщала об отпуске пленных в деревню следующее: "...Раздаются пленные в крестьянские хозяйства по одному или партиями от 2 до 5 чел., охрана их - за домохозяином. Ближайший же надзор и учет пленных - на местной полиции. В хозяйствах с большой запашкой, где число пленных может достичь 10 15 чел., пленные отпускаются при условии найма для их охраны сторожей" [45].
       Удовлетворение собранных к 10 февраля заявок на предоставление военнопленных сельским производителям осуществлялось крайне медленно и не всегда полностью. По состоянию на начало апреля 1916 г. из назначенных в ее распоряжение 150 пленных екатеринбургская уездная управа получила лишь 30 чел., тут же распределенных между волостями и имением Нудина (10 чел.). В конце июня, с приближением сенокоса и уборки хлебов, с просьбой о дополнительной партии пленных выступила Шадринская уездная управа, сетуя на то, что весной возбужденное ею ходатайство было удовлетворено лишь частично [46]. Вместе с тем очень скоро численность пленных в сельском хозяйстве региона превысила тот же показатель по городским и земским работам. К маю 1916 г. в пределах Пермской губернии трудилось 47 018 военнопленных иностранцев, в том числе 35 230 чел. - в частной промышленности, 5 079 чел. - на казенных объектах, 3 650 чел. - на железнодорожных, 2 303 чел. - в аграрном секторе, 480 чел. - на работах местных самоуправлений и 276 чел. - на прочих. К концу мая количество занятых в экономике края вражеских военнослужащих возросло до 50 611 чел., из которых на фабричных и заводских работах использовалось 34 194 чел., казенных - 5 731, сельскохозяйственных - 5 060, железнодорожных - 4 145, городских и земских - 913, прочих - 568 чел. [47]
       Перебои в снабжении населения продовольствием и его постоянное вздорожание к середине 1916 г. становятся не просто приметой времени, а таит в себе угрозу социального взрыва. Поэтому насыщение рабочими аграрной отрасли становится теперь первоочередной задачей центральных и местных властей. Еще 4 марта Главное управление Генерального штаба в директиве, отданной в соответствии с приказом военного министерства, предписало, чтобы "ни один военнопленный, сколько-нибудь трудоспособный не оставался в лагере без назначения, и все были отданы сельским хозяйствам" [48]. В июне 1916 г. Министерство земледелия потребовало от военного ведомства направить в Пермскую губернию еще 1 тыс. пленных, из взятых в последних боях. В начале августа они начали прибывать на места и приступили к работам [49].
       Начало следующего 1917 г. прошло под знаком бескомпромиссной борьбы сельхозпроизводителей за обладание пленными иностранцами. Уже в январе екатеринбургская городская управа подала заявку на отпуск 3 тыс. чел. для предстоящего весеннего сева. Из указанного количества от 400-500 чел. управа просила "отпустить теперь же" для исполнения текущих сельхозработ, остальных - не позднее второй половины марта. В то же время ирбитское земство возбудило ходатайство о 10 000 тыс. военнопленных. 8 февраля 1917 г. в Шадринском уезде состоялся съезд по вопросу обеспечения крестьянских хозяйств рабочей силой, на котором число пленных, необходимых в грядущем сезоне, было определено в 1208 чел. Немногим позже просьба о дополнительных 7 тыс. работников была оформлена челябинским уездным земством, которое уже располагало 1509 иностранными военнопленными [50]. Запросы региональной элиты явно не соответствовали имевшимся для их удовлетворения возможностям. Таким образом, пленные, призванные компенсировать нехватку людских ресурсов в деревне, сами стали труднодоступным дефицитом. Остроту момента отразило отданное пермским губернатором в начале марта 1917 г. указание, обязавшее екатеринбургские городскую и уездную управы к 1 апреля "во всех лечебных заведениях освободить от обязанностей санитаров и служителей военнопленных и передать их в распоряжение воинских властей для распределения их на сельскохозяйственные работы" [51]...
       4 марта 1917 г. "Уральская жизнь" сообщила о свершившемся в Санкт-Петербурге государственном перевороте, и на фоне судьбоносных для страны событий, связанных со сменой политического строя, проблема пленных сразу утратила свою актуальность. Однако степень их интеграции в повседневную жизнь страны уже достигла в то время уровня, который обусловил если не натурализацию вражеских солдат и офицеров в России, то по крайней мере их вовлеченность в противоречивые процессы ее последующего исторического развития.

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] «Уральская жизнь» — ежедневная газета, первый номер которой вышел в г. Екатеринбург 2 мая 1899 г. История издания закончилась 18 июня 1918 г., когда вышел приказ командующего войсками Северо-Урало-Сибирского фронта о закрытии газеты под предлогом «разглашения военной тайны».
[2] Уральская жизнь. 1914. 31 июля. (№ 170).
[3] Уральская жизнь. 1915. 8 авг. (№ 176).
[4] Уральская жизнь. 1915. 20 авг. (№ 185).
[5] Там же.
[6] Уральская жизнь. 1915. 31 авг. (№ 194).
[7] Уральская жизнь. 1915. 18 сент. (№ 208).
[8] Уральская жизнь. 1915. 26 авг. (№ 190).
[9] Уральская жизнь. 1915. 2 сент. (№ 195).
[10] Уральская жизнь. 1915. 4 сент. (№ 197).
[11] Уральская жизнь. 1915. 10 окт. (№ 225).
[12] Собрание узаконений и распоряжений правительства. 1915. 29 мая. № 150. Ст. 1162.
[13] Собрание узаконений и распоряжений правительства. 1915 г. 12 марта. № 83. Ст. 715; Собрание узаконений и распоряжений правительства. 29 мая 1915 г. № 150. Ст. 1162.
[14] Уральская жизнь. 1914. 5, 20 дек. (№ 272, 284).
[15] Уральская жизнь. 1915. 1915. 11 янв. (№ 8).
[16] Уральская жизнь. 1915. 16, 17, 18 янв. (№ 12, 13, 14).
[17] Уральская жизнь. 1915. 25 янв. — 7 февр. (№ 21–29).
[18] Уральская жизнь. 1915. 28 марта. (№ 68).
[19] Уральская жизнь. 1915. 26 февр. (№ 45).
[20] Уральская жизнь. 1915. 28 февр. (№ 47).
[21] Уральская жизнь. 1915. 27 февр. (№ 46).
[22] Уральская жизнь. 1915. 28 марта. (№ 68).
[23] Уральская жизнь. 1915. 11 апр. (№ 80).
[24] Уральская жизнь. 1915. 19, 22, 29 апр. (№ 87, 89, 95).
[25] Уральская жизнь. 1915. 5 мая. (№ 99).
[26] Уральская жизнь. 1915. 22 апр. — 5 мая. (№ 89–99).
[27] Уральская жизнь. 1915. 5 мая. (№ 99).
[28] Уральская жизнь. 1915. 6 мая. (№ 100).
[29] Уральская жизнь. 1915. 13, 15, 20 мая. (№ 104, 106, 110).
[30] Уральская жизнь. 1915. 19, 20 мая. (№ 109, 110).
[31] Уральская жизнь. 1915. 21 мая. (№ 111).
[32] Уральская жизнь. 1915. 30 мая. (№ 119).
[33] Уральская жизнь. 1915. 31 мая — 28 июля. (№ 120–167).
[34] Уральская жизнь. 1915. 20, 24 июня. (№ 137, 140).
[35] Уральская жизнь. 1915. 26 июня, 22, 24 сент. (№ 142, 210, 211).
[36] Доклад Совета XXI Очередному Съезду Горнопромышленников Урала о деятельности Совета Съездов за 1915 год. Б/м, б/г. С. 31; Уральская жизнь. 1916. 21 янв. (№ 16).
[37] Уральская жизнь. 1915. 1, 13 дек. (№ 267, 278).
[38] Уральская жизнь. 1916. 9 февр. (№ 31). Следует отметить, что все стороны-участницы Первой мировой войны признавали за пленными офицерами, а также классными чиновниками и кадетами право на уважительное отношение и пристойные условия содержания. Офицеры и приравненные к ним лица размещались отдельно от нижних чинов в специально оборудованных городских зданиях и даже частных квартирах с обязательством не удаляться с места жительства.. В мае 1916 г. военный министр отдал распоряжение командующим округами не только строго следить за выделением пленным германским и австрийским офицерам пристойных помещений, но и снабдить их необходимой мебелью за счет военного ведомства. Не подлежавшие обязательному трудоиспользованию пленные офицеры могли подыскать себе хорошо оплачиваемую работу, к примеру, учителей в частных домах. Они пользовались относительной свободой передвижения, однако в случае побега, трактовавшегося как нарушение кодекса чести, лишались всех привилегий и подвергались наказанию вплоть до тюремного заключения. История пребывания пленных офицеров в Екатеринбурге таких прецедентов не знала, но тем не менее внесла некоторое оживление в городскую жизнь. Самым примечательным фактом этой истории, безусловно, стало состоявшееся 23 июня 1916 г. переход в православие 26-и пленных чехов — 21 офицера и 5 их денщиков солдатского звания, о чем «Уральская жизнь» сообщала 22 и 25 июня (№ 137, 140).
[39] Уральская жизнь. 1916. 7 февр., 11 июня. (№ 30, 128).
[40] Уральская жизнь. 1916. 26, 29 июля. (№ 165, 169).
[41] Уральская жизнь. 1916. 23 февр., 28 апр., 3, 5 июля. (№ 41, 93, 146, 147).
[42] Уральская жизнь. 1916. 1, 29 апр. (№ 73, 94).
[43] Уральская жизнь. 1916. 6, 25, 26 февр. (№ 29, 43, 44).
[44] Уральская жизнь. 1917. 10 февр. (№ 33).
[45] Уральская жизнь. 1916. 2 февр. (№ 26).
[46] Уральская жизнь. 1916. 5 апр., 26 июня. (№ 76, 141).
[47] Уральская жизнь. 1916. 30 апр., 24 мая. (№ 95, 113).
[48] Интернационалисты: участие трудящихся стран Центральной и Юго-Восточной Европы в борьбе за власть Советов. М., 1987. С. 36.
[49] Уральская жизнь. 1916. 21 июня, 6 авг. (№ 136, 176).
[50] Уральская жизнь. 1917. 27, 29 янв., 18, 21 февр. (№ 22, 24, 38, 40).
[51] Уральская жизнь. 1917. 2 марта.. (№ 48).