ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА -- Военная мысль -- Кингстон-Макклори Э. Дж. Глобальная стратегия

Кингстон-Макклори Э. Дж. | Kingston-McCloughry E. J.
Глобальная стратегия

«Военная литература»: militera.lib.ru
Издание: Кингстон-Макклори Э. Дж. Глобальная стратегия. — М.: Воениздат, 1959.
Оригинал: Kingston-McCloughry E. J. Global Strategy. — London, 1957.
Книга на сайте: militera.lib.ru/science/kingston_mccloughry_ej/index.html
Иллюстрации: нет
OCR: Андрей Мятишкин (amyatishkin@mail.ru)
Правка: sdh (glh2003@rambler.ru)
Дополнительная обработка: Hoaxer (hoaxer@mail.ru)

[1] Так обозначены страницы. Номер страницы предшествует странице.
{1}Так помечены ссылки на примечания. Примечания в конце текста

Кингстон-Макклори Э. Дж. Глобальная стратегия. — М.: Воениздат, 1959. — 320 с. / Перевод с английского Черепанова В. Я. под научной редакцией кандидата исторических наук капитана 1 ранга Кулакова В. М. // Air vice-marshal E. J. Kingston-McCloughry. Global Strategy. — London, 1957.

Аннотация издательства: В книге «Глобальная стратегия» английский вице-маршал авиации Кингстон-Макклори рассматривает проблемы планирования и ведения мировой войны империалистическими государствами. Анализируя современную военно-политическую обстановку и определяя задачи военной стратегии, автор призывает к выработке единой, так называемой глобальной стратегии, которая дала бы западным державам возможность достигать агрессивных политических целей военными средствами. Кингстон-Макклори знакомит читателей с существующими в Англии взглядами на стратегическое использование в войне отдельных видов вооруженных сил. Значительное внимание в книге уделяется ведению локальных и ограниченных войн. Автор также останавливается на англо-американских противоречиях военного и политического характера. Книга рассчитана на читателей, интересующихся военной идеологией, стратегией и внешней политикой империалистических государств.

Содержание

Предисловие к русскому изданию [5]
Предисловие автора [15]

Часть первая

Глава I. Эволюция войны [23]
Глава II. Переход от классической стратегии к современной [37]
Глава III. Стратегия и географические зоны [56]
Глава IV. Западная Европа [75]
Глава V. Средняя зона [87]
Глава VI. Юго-Восточная Азия и Тихий океан [102]

Часть вторая

Глава VII. Союзная объединенная стратегия [117]
Глава VIII. Национальная совместная стратегия [147]
Глава IX. Разработка национальной стратегии [187]
Глава X. Стратегия на театре военных действий [210]
Глава XI. Стратегия сухопутных войск [225]
Глава XII. Морская стратегия [238]
Глава XIII. Воздушная стратегия [252]
Глава XIV. Оборона метрополии [275]
Глава XV. Заключение [290]

Именной указатель [309]
Указатель географических названий [311]
Предметный указатель [315]
Примечания

Все тексты, находящиеся на сайте, предназначены для бесплатного прочтения всеми, кто того пожелает. Используйте в учёбе и в работе, цитируйте, заучивайте... в общем, наслаждайтесь. Захотите, размещайте эти тексты на своих страницах, только выполните в этом случае одну просьбу: сопроводите текст служебной информацией - откуда взят, кто обрабатывал. Не преумножайте хаоса в многострадальном интернете. Информацию по архивам см. в разделе Militera: архивы и другия полезныя диски (militera.lib.ru/cd).

Предисловие к русскому изданию

В наши дни все отчетливее сказывается влияние общего кризиса капитализма на современную военную мысль западных держав. Неравномерность развития капиталистических стран, усиление всех противоречий капитализма, продолжающийся распад колониальной системы, неуклонный рост могущества социалистического лагеря, изменение соотношения сил в пользу системы социализма — все эти факторы находят прямое отражение в буржуазной военной идеологии и военной науке. Военная идеология империалистических держав приобретает крайне агрессивный и реакционный характер.

Империалисты пытаются найти выход из общего кризиса капитализма с помощью авантюристической политики «с позиции силы». Они надеются, что вооруженное насилие даст им возможность вновь надеть цепи капиталистического рабства на народы, строящие социалистическое общество. Военная наука и идеология империалистических держав Запада поставлены на службу агрессивным кругам, вынашивающим планы третьей мировой войны. Военные деятели США и Англии стремятся выработать такую стратегию, которая, по их мнению, наилучшим образом соответствовала бы агрессивным целям лагеря империализма. Решению этой проблемы и посвящена книга английского вице-маршала авиации Э. Дж. Кингстона-Макклори{1} «Глобальная стратегия», изданная в Лондоне в 1957 году. [6]

Автор книги пытается рассмотреть наиболее общие проблемы стратегии главных капиталистических стран, исследует стратегические проблемы Англии в свете ее современного международного положения и новой расстановки сил, а также с учетом роли и места ее в системе современных агрессивных блоков. В то же время все эти проблемы рассматриваются автором в свете появления новых средств борьбы, прежде всего ядерного и ракетного оружия, и изменения взглядов на характер будущей войны.

Термин «глобальная стратегия», как известно, получил распространение в буржуазной военной литературе в годы второй мировой войны, когда в нее оказались втянутыми государства пяти континентов и когда стратегическое планирование приняло глобальные, то есть всемирные масштабы.

Глобальная стратегия западных держав прежде всего исходит из того, что будущая война неизбежно явится мировой, коалиционной, тотальной войной. Эта стратегия, рассчитанная на достижение военными средствами реакционных политических целей, предусматривает объединение всех сил империализма в агрессивный военный союз для борьбы против социалистического лагеря. Такого рода классовый союз монополистической буржуазии принимает форму милитаристских блоков, внутри которых происходит острая и напряженная борьба, отражающая глубокие противоречия между капиталистическими странами. Западные государства, входящие в агрессивные блоки, возглавляемые Соединенными Штатами Америки, различаются по экономической и военной силе, по прочности политической власти в метрополиях и колониях. Различно поэтому и отношение буржуазии к проблемам ведения современных войн и к вопросу о неизбежных революционных последствиях новой мировой войны, если она будет развязана. Все это вместе взятое [7] определяет различие в подходе правящих кругов западных государств к выбору соответствующих их силам, внутреннему и международному положению путей достижения политических целей, равно как и способов решения военных задач. Эти же обстоятельства накладывают отпечаток на то, какое содержание вкладывают военные теоретики различных империалистических государств в понятие «глобальная стратегия».

Глобальная стратегия в американском понимании — это стратегия, направленная на установление мирового господства монополистической буржуазии США. Занимая главенствующее положение в НАТО и других агрессивных военных блоках, правящие круги США используют его в своих целях. Эти круги рассчитывают вести войну чужими армиями и на чужих территориях, полагая, что таким путем им удастся предотвратить вовлечение в сферу военных действий территории США. «Американские политики, — указывает по этому поводу Н. С. Хрущев, — питают надежду ценой принесения в жертву своих союзников отвести от себя ответный удар, уберечь территорию Соединенных Штатов Америки от гибельных последствий ядерной войны или хотя бы ослабить эти последствия»{2}.

Такого рода замыслы правящей верхушки США, разумеется, -не могут вызывать восторга у руководящих деятелей стран Западной Европы. С точки зрения милитаристских кругов Англии, Франции и ФРГ, союзная объединенная стратегия империалистических держав должна служить целям монополий их стран и учитывать в первую голову их собственные интересы. Кингстон-Макклори не случайно решил доказать, что. краеугольным камнем союзной объединенной стратегии является национальная стратегия. На странице 209 он пишет: «Хотя союзная объединенная стратегия является самой всеобъемлющей, основным видом стратегии в современных условиях является национальная совместная стратегия. На базе этой стратегии развивается союзная стратегия, и ее должны принимать за основу отдельные виды вооруженных сил при формулировании своих стратегий».

Однако на пути выработки единой союзной стратегии, отмечает Кингстон-Макклори, стоит множество препятствий. [8]

Это, во-первых, огромное неравенство в ресурсах, людских резервах и военной мощи между западными державами; В конечном счете оно может привести не только к расхождению интересов союзных государств, но и к их столкновению. Кингстон-Макклори отмечает, что между США и Англией существуют разногласия во взглядах на то, каким должен быть подход к решению основных военных проблем. Эти разногласия обостряются, например, когда речь идет о ведении так называемых «локальных войн». «Великобритания, — пишет автор, — должна быть готова самостоятельно решать проблемы, связанные с ведением холодных и локальных войн, и поэтому она должна уделять первоочередное внимание соответствующим областям стратегии» (стр. 118). Говоря об очередности основных целей национальной стратегии и касаясь вопроса о заморских территориях, автор приходит к выводу, что Англия может оказаться в критическом положении, если она останется без союзников.

Резко расходятся взгляды английских и американских военных теоретиков и на проблемы, касающиеся ведения тотальной войны. Кингстон-Макклори, явно имея в виду американские планы ведения войны чужими руками, недвусмысленно заявляет, что не может быть сильной союзной стратегии, если беспокойство англичан по поводу того, что их могут стереть с лица земли в первые же дни войны, не разделят американцы. Любое заверение в том, что США смогут выдержать ядерное нападение и в конечном итоге обеспечить победу союзников, добавляет автор, будет слабым утешением для разрушенного Соединенного Королевства.

Противоречия между империалистическими державами и целый ряд других факторов мешают выработке единой союзной объединенной стратегии, жалуется автор. Кингстона-Макклори тревожит грызня, которую затеяли руководители вооруженных сил стран — участниц НАТО и в которой, как он считает, прежде всего повинны Соединенные Штаты.

Ожесточенная борьба между различными видами вооруженных сил за максимальную долю в военном бюджете в немалой степени влияет на содержание английской военной доктрины. Кингстон-Макклори высказывается по этому поводу довольно откровенно: «Распространенные среди руководителей трех видов вооруженных [9] сил мнения и взгляды разнообразны — от согласия или почти согласия через различные оттенки точки зрения до острейших разногласий» (стр. 297). Эти взгляды, констатирует автор «Глобальной стратегии», «слишком часто определяются интересами вкладчиков капитала» (стр. 298). Сделав такого рода признание, автор оказывается бессильным наметить сколько-нибудь удовлетворительные пути ослабления раздоров между различными военными ведомствами.

Неоднократно отмечая наличие серьезных противоречий между буржуазными государствами, особенно между США и Англией, Кингстон-Макклори призывает «сгладить национальные различия, ликвидировать национальную подозрительность и укрепить силы стран за счет использования их национального суверенитета и национальных особенностей» (стр. 302). Однако и самому автору книги понятно, что стремление империалистов к космополитическому единству в их борьбе против социалистических стран, пролетарского и национально-освободительного движения не может устранить глубоких предпосылок для противоречий между буржуазными государствами. «В отношении проблем ведения тотальной войны..., — пишет он на стр. 303, — следует ожидать глубоких расхождений между стратегическими взглядами англичан и американцев. Поэтому при формулировании союзной стратегии придется отказаться от многих национальных интересов».

Идеологи империализма под «национальными интересами» всегда понимают интересы крупных монополий, которые никогда добровольно от них не отказываются. Поэтому почва для противоречий внутри агрессивных милитаристских блоков не может быть ликвидирована «добрыми пожеланиями» стратегов Запада.

Призывы к укреплению единства внутри империалистического лагеря, к совершенствованию военной организации империалистических держав сопровождаются в книге Кингстона-Макклори многочисленными рассуждениями об особенностях и характере будущей войны. Автор пытается представить эту войну как «оборонительный акт» со стороны западных держав. Набившая оскомину клевета об «агрессивности» социалистических стран, которую усердно распространяет автор, преследует цель прикрыть действительную агрессивность империалистических [10] милитаристских блоков. Но обмануть народы не так-то легко. На глазах всего мира американские и английские империалисты не только ведут активные приготовления к нападению на социалистические страны, но и выступают в роли палача малых и слабых народов.

Нарочито искажая подлинные причины обостренности современной международной обстановки, автор с неменьшим рвением фальсифицирует историю второй мировой войны. В своих исторических экскурсах он полностью солидаризируется с наиболее реакционными буржуазными историками, отрицающими решающую роль Советского Союза в достижении победы над фашистским блоком.

В книге подробно рассматриваются важнейшие положения американской и английской военных доктрин, теория тотальной войны. В целях маскировки агрессивной сущности глобальной стратегии автор, исследуя эти положения, исходит из того, что «советский блок — наиболее вероятная сила, способная нарушить мир» (стр. 15). Надо ли опровергать это лживое утверждение, понадобившееся автору лишь для того, чтобы ввести в заблуждение западного читателя и представить дело таким образом, будто все агрессивные мероприятия англо-американского блока носят оборонительный характер.

Кингстон-Макклори понимает, какие гибельные для капиталистической системы последствия влечет за собой тотальная война с применением ядерного оружия в современных условиях. Однако, противореча самому себе, он в качестве единственного и наилучшего инструмента политики «с позиции силы» выдвигает «стратегию устрашения», которая предусматривает бешеную гонку вооружений и прежде всего накопление громадных запасов атомных и водородных бомб. На страницах книги автор детально рассматривает главные аспекты этой стратегии. В войне против социалистического лагеря, пишет автор, решающую роль должны сыграть стратегическая авиация и беспилотные средства, несущие ядерные заряды. Кингстон-Макклори ратует за расширение сети авиационных баз вокруг социалистических стран, считая стратегическое воздушное наступление лучшим способом достижения победы.

Однако все эти агрессивные расчеты автора «Глобальной стратегии» построены на ложной основе. «Советский Союз, — сказал в своем заключительном слове на [11] XXI съезде КПСС Н. С. Хрущев, — сейчас имеет средства, чтобы нанести сокрушительный удар по агрессору на любой точке земного шара. Ведь не для красного словца мы говорим о том, что у нас организовано серийное производство межконтинентальных баллистических ракет. И говорим это не для угрозы кому-либо, а чтобы внести ясность в действительное положение дел»{3}.

Крайне агрессивная и авантюристическая стратегия империалистических держав, делающая ставку на достижение решающего стратегического эффекта от массированного применения ядерного оружия, исключительно опасна. В мировой ядерной войне воюющие государства не могут рассчитывать на свою неуязвимость. В первые же часы после ее начала самому суровому испытанию подвергнутся не только вооруженные силы воюющих государств, но и прочность их социально-экономических систем. В такой войне, как ни в одной другой, решающую роль будут играть высокий моральный дух народа, его готовность и способность идти на любые жертвы ради победы над врагом. Как никогда в прошлом, исход войны будет зависеть от сплоченности народных масс, воодушевляемых благородными, справедливыми целями.

В условиях войны против социалистического лагеря империалистические правители неизбежно окажутся перед лицом возмущения широких трудящихся масс капиталистических стран, способных сделать решительные выводы в отношении того строя, который периодически ввергает народы в кровопролитные войны.

Мировая ядерная война — наиболее опасный вид войны для всех государств. Но для империалистических держав с их антагонистическим общественным строем, с их агрессивной реакционной политикой такие войны гибельны. Это обстоятельство не могут не учитывать военные круги западных государств, которые усиленно ищут новых путей для проведения политики «с позиции силы». Наряду с поисками «социально безопасных» способов решения военных задач военщина, находящаяся на службе монополий, постоянно совершенствует формы и методы непосредственного вооруженного подавления революционных выступлений трудящихся как в мирное, так и в военное время. На военной организации и военных доктринах [12] империалистических держав, таким образом, сказываются коренные противоречия между трудом и капиталом, между стремлениями монополий сохранить свое обреченное историей классовое господство и стремлением трудящихся добиться социального освобождения, а также противоречие между метрополиями и колониями. Именно по этой причине при подготовке агрессивных войн военные идеологи и теоретики империализма вынуждены учитывать не только всю сложность решения военных задач в современных условиях, но и неизбежность борьбы против революционных выступлений трудящихся масс метрополий и народов колоний.

В последнее время буржуазные военные идеологи начали особенно настойчиво пропагандировать теорию локальных войн. Как известно, ее основные положения подняли на щит американское и английское командования. В США созданы специальные высокомобильные соединения для ведения локальных войн. По замыслам американских авторов этой теории, основные политические цели лагеря империализма могут быть достигнуты с гораздо меньшей опасностью для капиталистической системы с помощью не тотальной войны, а серии локальных войн, ведущихся по общему стратегическому плану, но расчлененных по месту и времени. Таким путем империалисты рассчитывают подавить поодиночке социалистические государства и задушить национально-освободительное движение в колониях. Теория локальных войн сводится к попыткам ограничить войну по месту ее ведения, локализовать военный конфликт с таким расчетом, чтобы не подвергать испытаниям мировой тотальной атомной войны прочность тыла империалистических государств.

Автор книги считает, что в локальной войне большую роль должны сыграть сухопутные войска и военно-морские силы. Однако и в локальной войне, по его мнению, превосходство в воздухе, которое он считает возможным достигнуть с помощью новейших видов оружия, будет решающим фактором. Кингстон-Макклори выступает против традиционной для Англии теории господства на море и в отличие от английских адмиралов считает, что достижение господства на море не может быть решающим для исхода войны.

Пропаганда теории локальных войн вовсе не означает [13] отказа империалистов от планов тотальной войны. Как это следует из содержания таких книг, вышедших за последнее Бремя в США, как «Ядерное оружие и внешняя политика» Г. Киссингера, «Военная политика и национальная безопасность» (под редакцией В. Кауфмана), а также из настоящей книги, подготовка к ведению локальных войн предполагает постоянную готовность к тотальной ядерной войне. В опубликованном в американской печати в январе 1958 года «Докладе рокфеллеровской группы» по вопросам военной политики и стратегии было выдвинуто требование подчинить военную стратегию США подготовке и ведению как тотальной, так и малых, то есть локальных войн. По заявлению авторов доклада, применение ядерного оружия в этих войнах почти неизбежно.

Империалистические замыслы подготовки локальных войн представляют огромную опасность для народов. Как было указано в ноте Советского правительства государствам-членам Организации Объединенных Наций, в эпоху бурного развития военной техники, атомного и ракетного оружия невозможно удержать войну в определенных географических рамках. Действие современных видов оружия не знает географических пределов. Кроме того, локализация войны невозможна и в силу политических изменений, происшедших за последние годы на международной арене. Вовлечение в войну одного государства в силу существующей системы блоков и обязательств неизбежно, как по цепной реакции, повлечет за собой вступление в войну других государств.

Было бы глубоким заблуждением предполагать, что смертельная угроза, которую несут в себе любые виды агрессивных войн для господства буржуазии, исключает опасность их развязывания агрессивными реакционными силами. Не только не ослабевает, но еще более усиливается стремление наиболее воинствующих представителей финансового капитала при помощи новой войны установить мировое господство империализма.

Коммунистическая партия Советского Союза и Советское правительство решительно и последовательно проводят ленинскую внешнюю политику мира и дружбы между народами. Принятый XXI съездом КПСС семилетний план развития народного хозяйства СССР наглядно свидетельствует о том, что наше социалистическое [14] государство ориентируется на мир, а не на войну. Выполнение семилетнего плана, говорится в докладе Н. С. Хрущева на XXI съезде, «в такой степени увеличит экономический потенциал СССР, что вместе с ростом экономического потенциала всех социалистических стран обеспечит решающий перевес в соотношении сил на международной арене в пользу мира, и таким образом возникнут новые, еще более благоприятные условия для предотвращения мировой войны, для сохранения мира на земле»{4}.

Вместе с тем в резолюции съезда указывается, что «в настоящее время возможность развязывания войны империализмом существует и нельзя недооценивать опасность войны. Поэтому социалистические страны, все миролюбивые силы должны поддерживать величайшую бдительность и усиливать борьбу за сохранение мира»{5}.

Успешное решение вооруженными силами социалистических государств задач всесторонней подготовки к отпору агрессорам требует самого пристального изучения всего нового, что дает современная буржуазная военная мысль. Следует учитывать, что она не стоит на месте, а развивается вместе с ускоренным созданием новых видов оружия. В этом отношении настоящая книга как произведение автора, считающегося на Западе крупным знатоком социально-политических и военно-технических проблем современной войны, представляет определенный интерес. Читатель найдет в «Глобальной стратегии» значительный фактический материал, показывающий, какими путями военные теоретики Запада стремятся совершенствовать военную организацию, вырабатывать новые, наиболее целесообразные формы и методы вооруженной борьбы в интересах агрессивных кругов, готовящих военные авантюры против социалистических государств.

Книга публикуется с незначительными сокращениями. Исключены места, не представляющие интереса для советского читателя.

В. Кулаков

Предисловие автора

В 1949 году, когда была опубликована моя книга «Война в трех измерениях» (War in Three Dimensions), я завершил попытку изучить принципы стратегии в современной войне. Эта работа явилась результатом оценки развития воздушной мощи и ее влияния на ход событий в двух мировых войнах. Однако дальнейшие размышления натолкнули меня на мысль, что я лишь слегка коснулся этого сложного, но чрезвычайно важного вопроса. Новое впечатление подтвердилось моими исследованиями взаимоотношений между политическим руководством верховным командованием, которые впоследствии были опубликованы в книге «Руководство войной» (The Direction of War), изданной в 1955 году. Начав с рассмотрения деятельности верховного командования с точки зрения всех видов вооруженных сил, я стал затем и стратегию как таковую рассматривать с тех же позиций. Насколько мне известно, еще никто не делал попытки написать книгу о проблемах стратегии с точки зрения всех видов вооруженных сил.

На протяжении всего исследования по причинам, которые позже станут ясны читателю, я рассматривал советский блок как наиболее вероятную силу, способную нарушить мир. Существует лишь несколько крупных держав, которые могли бы решиться изолированно ввязаться в серьезный конфликт. Франция и Западная Германия — постоянные члены Североатлантического союза, и, если бы одна из названных стран вышла из него, это разрушило бы существующую оборонительную структуру свободных наций в Западной Европе. В таком случае странам Северной Америки, Британского Содружества наций и другим свободным странам пришлось бы коренным [16] образом пересмотреть всю стратегическую концепцию сохранения мира.

В настоящее время определился, если не стал еще предельно четким, характер союза между Советской Россией, коммунистическим Китаем и некоторыми государствами Восточной Европы, направленного против западноевропейских держав, находящихся в союзе с Соединенными Штатами Америки. Что коммунистическая половина мира направлена против некоммунистической — это, по-видимому, слишком примитивное заявление. Правильнее рассматривать коммунизм сам по себе как выражение этой угрозы. В мире существует множество различных форм зависимости, равно как и государств, не связанных ни с западными странами, ни с Советским Союзом. Рассматриваемый в книге противник представляет собой не просто воплощение идеологической угрозы, а скорее определенное государство, именуемое Россией, — Россию как могучую растущую державу, желающую расширить сферы своего влияния, как государство, символизирующее самые разнообразные идеалы. Мы имеем дело с Россией как военной силой, как организованным обществом, как державой в прямом смысле слова. Было бы неразумным отвергать приемлемые в какой-то степени побуждения русских лидеров только на том основании, что они исходят от русских. Но нам нужно следить за тем, чтобы побуждения русских и наши интересы сталкивались в не слишком большом количестве областей, не слишком часто и не в ущерб нам. Именно по этим причинам автор, рассматривая те или иные проблемы, оценивает современную обстановку с политической, военной точек зрения, а также с точки зрения дипломатии.

С течением времени политические события могут настолько изменить стратегическую расстановку сил, что Россия не будет больше представлять собой главную угрозу миру во всем мире и ее место займет другая выдвинувшаяся на передний план держава, которая также будет угрожать нашей безопасности. Тем не менее положения, рассматриваемые в настоящей книге, еще надолго сохранят свое значение.

Необходимо помнить, что никогда еще события не сменяли друг друга так быстро, никогда человеческие судьбы не изменялись столь стремительно. Сто лет назад [17] колесо истории вращалось медленнее. Существовала возможность наблюдать и отмечать характерные черты событий. В наши дни писать о глобальной стратегии особенно трудно. Теперь колесо истории стало, вращаться быстрее, и жизнь стала давать человеку больше благ. Но эти блага могут быть сведены на нет чудовищными для человечества возможностями, таящимися в ядерном оружии и ядерной энергии. Не всегда легко предвидеть исход политических сдвигов, даже когда цель их ясна. Например, трудно решить, к чему в конце концов приведет Багдадский пакт: либо он выльется в какую-то другую организацию, которая в мирное время будет противодействовать советскому проникновению на Средний Восток, либо примет форму союза — придатка Североатлантического союза вроде «Средневосточного союза», занимающегося вопросами обороны Среднего Востока.

Какие бы политические изменения ни принесло с собой будущее, основные требования стратегии останутся в силе. Могут исчезнуть одни государства и появиться другие, но географическая среда останется неизменной. Время и пространство по-прежнему будут определять стратегические идеи и средства их осуществления, будь то на суше, на море или в воздухе. Вот почему в данной книге так подробно рассматриваются географические зоны. И то, что верно в отношении географической среды, верно и в отношении истории, и хотя значение этих факторов может изменяться, история так или иначе остается необходимым связующим звеном в вопросах стратегии.

Если бы в одной из двух великих войн нашего времени победу одержали немцы, стратегические проблемы сегодняшнего дня выглядели бы совсем иначе. Если бы Германия выиграла первую мировую войну, Великобритания и Британское Содружество наций перестали бы существовать, и вполне вероятно, что Европа стала бы самой мощной в мире военной и экономической системой государств, в которой полностью, правда путем насилия. были бы решены проблемы объединения, стоящие сейчас перед странами Западной Европы. Европа тогда контролировала бы громадные заокеанские источники сырья и стратегические базы. При таких условиях Западная Европа, которая сейчас по своему влиянию на мировые события является не более чем второклассной и притом не [18] самой скоординированной силой, конечно, превратилась бы в мирового гиганта.

Если бы Гитлер выиграл вторую мировую войну, угроза со стороны русских, безусловно, никогда не возникла бы, а борьба за экономическое господство в мире велась бы между Европой, подчинившей себе Африку и, возможно, Азию, и странами Северной Америки.

Из всего сказанного видно, в какой степени исход войны, а также изменения в политическом устройстве и политике могут отразиться на стратегических проблемах будущего.

В любом из приведенных выше случаев демократические свободы, о которых мы так заботимся, не существовали бы и непреодолимая сила автократии сгладила бы национальные разногласия в Европе. Не очень привлекательный идеал единства! Но в Европе сейчас предпочитают согласовывать каждый шаг, и похоже, что страны полны решимости сохранить свой национальный суверенитет и свободу. В этом находит свое отражение главная проблема нашего века: решатся ли сейчас страны Североатлантического союза и Соединенные Штаты Америки добровольно отказаться в какой-то мере от своих национальных интересов и национального суверенитета, чему они противились бы под угрозой силы?

В первой части книги рассматриваются стратегические проблемы, диктуемые современной международной обстановкой. Вопрос о возможностях осуществления этих проблем вызывает множество затруднений. Попытки выяснить характер этих затруднений и наметить пути их преодоления сделаны во второй части книги.

Стратегия развивалась в течение многих веков, Ее развитие шло от простейших форм, обусловленных самыми примитивными вооруженными силами, через более развитые формы стратегии отдельных видов вооруженных сил к самым сложным формам объединенной стратегии союзных государств, создаваемым зачастую неожиданно, без предварительной подготовки. Импровизация иногда делает приятные сюрпризы, принося успех, но уж слишком часто вела она к крупным неудачам, громадным потерям в живой силе и ресурсах. Таким образом, в век, когда союзные нации пытаются защитить себя от других объединившихся держав или, наоборот, разгромить их, прежде всего необходимо найти основу, на которой [19] союзная объединенная стратегия могла бы обеспечивать эффективность совместных усилий союзных государств, причем, что самое важное, в любой части земного шара. Добиться взаимного понимания между союзниками — еще не значит избавиться от всех наших затруднений, но все же их будет намного меньше. Стратегии различных видов вооруженных сил вместо того, чтобы доминировать над национальной стратегией (National strategy), наоборот, будут направляться ею, что обеспечит более тесное единство цели и функций. Такой подход к стратегии в свободном мире{6}, при котором на первый план выдвигаются самые важные концепции, а не ставится цель слить воедино множество менее важных, а иногда противоречивых стратегических концепций, обеспечит большую экономию не только в усилиях, но и в ресурсах. Именно это соображение должны принимать во внимание государства, доведенные до крайней нищеты двумя мировыми войнами.

Установив этот принцип, необходимо сделать следующий шаг — рассмотреть различные стратегические концепции и выяснить, как отразится на них применение оружия современных видов и ближайшего будущего, а также задачи сегодняшнего дня. Если в первой части книги примеры и советы из области стратегии прошлого указывают путь к решению стоящих перед нами стратегических проблем абстрактно, то во второй части делается попытка определить твердо установившиеся принципы более конкретно.

Глобальная стратегия (Global strategy), как ни одна отрасль военной теории, требует подлинно международного подхода. Однако в силу необходимости данная работа ограничивается взглядами английского офицера, который считает, что одним из величайших факторов, которые могут оказать влияние на союзную стратегию (Allied strategy), является будущее положение самой Англии. Некоторые пораженцы утверждают, что Англия быстро теряет свою мощь и свои владения. Конечно, колоссальные усилия, затраченные в ходе двух мировых войн, тягчайшим образом подорвали экономическое благосостояние Англии. Мы уже отказались от многих важных владений на Среднем и Дальнем Востоке, и, может [20] быть, нам придется отступать еще дальше. Сейчас мы одни несем непосильное финансовое бремя. Это связано с обороной заморских районов Британского Содружества наций и союзных государств.

По-видимому, страны Британского Содружества наций должны сделать гораздо более пропорциональный вклад в дело развития глобальной стратегии; вполне вероятно, что Англия определит свое подлинное место и внесет ценный вклад в союзную стратегию, причем не как отдельная страна, а как член союза.

Война как таковая имеет слишком много лишенных всякой закономерности черт, поэтому следует сделать все возможное, чтобы свести к минимуму число случайностей. Уроки истории достаточно убедительно показывают, что мы как нация в значительной степени подвержены случайностям; об этом же свидетельствует существующее у нас убеждение, правда неразумное, что мы всегда можем выиграть последнюю битву. Подобная точка зрения — не единственный фактор, усугубляющий наши затруднения, но она, бесспорно, принадлежит к числу таковых, и ее также нужно изменить, поскольку в новой войне первая битва может оказаться и последней. [21]

Часть первая

Глава I.
Эволюция войны

Нет таких двух войн, которые протекали бы одинаково. Новая война может оказаться совершенно непохожей ни на одну из войн, уже пережитых человечеством. Как по характеру, так и по своим причинам и целям она, очевидно, будет отличаться от предыдущих войн и потребует новых идей в области стратегии. Поэтому дать определение войне не так легко, как это может показаться вначале. Современным условиям вряд ли соответствует классическая формула, определяющая войну как вооруженный конфликт между государствами, которые пытаются навязать друг другу свою волю и для достижения этой основной цели мобилизуют все свои усилия. Изменения в характере войны обусловили появление нескольких новых видов войн, и если раньше можно было провести точную* разграничительную линию между состоянием войны и состоянием мира, то сейчас это сделать труднее.

В настоящей книге под термином тотальная война понимается вооруженный конфликт, который не ограничен территориально, а также в отношении используемых видов оружия и способов борьбы. Сюда относятся войны с применением как на фронте, так и в тылу оружия массового поражения — атомного, водородного, бактериологического и химического. Война с применением этих видов оружия обязательно будет глобальной.

Под ограниченной войной подразумевается любой вооруженный конфликт, не связанный с использованием [24] современных видов оружия массового поражения против тыловых районов. В данном случае вводятся ограничения в области применяемых видов оружия, но территориальных ограничений нет. К этому типу войн относятся вооруженные конфликты, подобные второй мировой войне. Однако в будущем в войнах такого типа возможно применение атомного оружия в тактических целях, что, конечно, во многих случаях неизбежно будет граничить с применением его в стратегических целях, и останутся ли при таких условиях военные действия ограниченными или перерастут в тотальную войну — это будет зависеть от их выгодности для воюющих сторон.

Под локальной войной подразумеваются военные действия, ограниченные как по применяемым видам вооружения, так и территориально. Типичный пример таких войн — война в Корее. Существовала опасность, что война в Корее может перерасти в ограниченную или даже тотальную войну, но она все-таки осталась в рамках локальной войны, в которой воюющие стороны ограничились применением так называемых обычных видов вооружения, а боевые действия велись только на корейской территории и окружающих ее морях. Возможно, что в настоящее время в тактических целях атомное оружие будет применяться и в войнах этого вида.

К четвертому виду войн относится холодная война, в которой организованные вооруженные силы противников не действуют друг против друга, а используются для поддержки полицейских сил и войск безопасности или для борьбы с подрывной деятельностью. Цель холодной войны, — не прибегая к военным действиям, нарушить соотношение сил или свергнуть законную власть путем просачивания, подрывной деятельности или экономического и технического проникновения, то есть любыми средствами, за исключением войны.

Однако определения существующих сейчас типов войн{7}, несмотря на их точность, упрощают обсуждение проблем войны. Создается впечатление, что дискуссия закончилась, но на деле мы лишь только начали ее. Сложность [25] войны любого типа не допускает упрощенного подхода к ней.

Во время войны все осложняется и обостряется: война сильно влияет на настроение, силы и моральное состояние народа, а такие факторы, как географическое положение, экономика, сырьевые ресурсы, вооружение, продовольствие, а также множество явлений повседневной жизни, которые мы принимаем как должное и которые обычно считаются малосущественными, во время войны вдруг приобретают огромное значение. Все это вместе взятое является составной частью проблем, которые должна учитывать стратегия. Примеры таких резких изменений в стратегическом значении различных факторов можно легко найти, обратившись к событиям 1914 года, когда многие люди, может быть даже с большим упорством, чем в 1939 году, не желали смотреть на окружающую их обстановку с точки зрения тех положений, па которых строится стратегия.

Государства постоянно находятся в состоянии дипломатического, финансового, экономического и идеологического соревнования. Отношения между ними изменяются от сотрудничества через разногласия, конкуренцию и взаимное запугивание к враждебным актам и затем к войне. Такого рода отношения неизбежно ведут к тому, что государства объединяются в союзные, нейтральные и враждебные лагери. За последнее время общепринятое понимание сущности войны изменилось, поскольку теперь тотальная война по меньшей мере грозит свести на нет ту цель, ради которой она ведется. Если прежде война была орудием, государственной политики, с помощью которой государство добивалось осуществления своих целей или укрепляло свое могущество, то теперь тотальная война вполне может стать орудием уничтожения всех воюющих государств и цивилизации. Таким образом, вполне возможно, что холодные, локальные и ограниченные войны будут возникать и впредь, а государства будут вести рискованную игру вокруг различных форм агрессии, которые определяются указанными терминами. До тех пор, пока государствам-агрессорам будут противостоять достаточные сдерживающие силы, находящиеся в надлежащей боеготовности, они не посмеют развязать войну на уничтожение. Однако мы не можем рассчитывать на это и обязаны быть готовыми к войне любого типа. [26]

Функции наших вооруженных сил определяются политическими целями. Вплоть до второй мировой войны наша традиционная политическая цель состояла в том, что мы должны были защитить свои интересы с помощью минимальных вооруженных сил мирного времени, поддерживаемых союзами. Мы зависели от этих минимальных сил, которые могли сдержать первый натиск нападающего, пока им не будут брошены на помощь сначала отмобилизованные контингента, а затем все наши силы, в кратчайший срок приспособленные к нуждам войны. Наша общая военная задача в мирное время — создание-с минимальными затратами максимальных сдерживающих сил, которые могли бы защитить нас от нападения любого агрессора, а также обеспечить нам максимально выгодную позицию на переговорах с союзниками. Исходя из этого, мы комплектовали каждый вид вооруженных сил с таким расчетом, чтобы в мирное время все они несли повседневную службу и одновременно являлись бы основой для быстрого создания в случае войны крупных вооруженных сил, способных воплотить в себе наши максимальные военные усилия.

Наши вооруженные силы выполняли свои задачи с помощью способов, которые частично были неотъемлемым качеством соответствующих видов вооруженных сил, а частично обусловливались традицией. Например, вначале мы не разделяли вооруженные силы на виды. Эти силы представляла армия, которая выполняла все военные задачи. В результате ряда событий и в связи с накопленным опытом вооруженные силы были разделены на два вида: на военно-морской флот — для обеспечения господства на море, и на сухопутную армию — для боевых действий на суше. Дальнейшая эволюция вооруженных сил обусловила появление военно-воздушных сил для ведения боевых действий в воздухе. Основные функции каждого вида вооруженных сил достаточно ясны, однако этот вопрос значительно осложнился, когда перед ними встали некоторые второстепенные задачи, например: военно-морские силы должны были обстреливать побережье, сухопутная армия отвечала за противовоздушную оборону, а военно-воздушные силы поддерживали действия военно-морского флота и армии. Задачи различных [27] видов вооруженных сил еще более осложняются в условиях холодной, локальной, ограниченной и тотальной войн, как об этом говорилось выше.

Структура каждого из трех видов наших вооруженных сил определяется характером стоящих перед ними основных и второстепенных задач, хотя на нее, бесспорно, сильно повлияли различные традиции, воззрения и многочисленные ведомственные соображения. Например, мощный военно-морской флот, обеспечивая господство на море и давая возможность торговому флоту приносить нам громадные доходы, позволял также громить огромные континентальные армии без излишних затрат. Линейные корабли в иностранных гаванях в прошлом неоднократно выступали в роли средства устрашения; не раз флот защищал нас, пока мы мобилизовали свои внутренние резервы; доступ к мировому рынку и свобода внешней торговли также обеспечивались в огромной степени благодаря бдительности нашего военно-морского флота. Роль сухопутной армии заключалась в том, чтобы захватывать и удерживать территории противника, вести сражения и закреплять достигнутые успехи путем полицейских акций и патрулирования. Армия участвовала в решающих сражениях, и это возвеличило ее роль в глазах общественности. Таким образом, армия и флот имеют богатые традиции. Военно-воздушные силы не имели времени для создания соответствующих традиций и вначале использовались для поддержки армии и флота, выполнявших свои традиционные Задачи. Но со временем они стали играть специфическую роль — наносить удары по расположенным в тылу объектам и промышленным центрам противника или же, наоборот, защищать от таких ударов свою страну. В настоящее время именно в этом заключается главная задача военно-воздушных сил.

III

В период войны сторона, подвергшаяся нападению, неизбежно оказывается в менее выгодном положении, поскольку ей значительно труднее выработать четкий стратегический план. Жертва агрессии может лишь строить предположения о стратегическом замысле противника, в то время как напавшая сторона по крайней мере знает направление первого удара. Изучение эволюции войны даст нам мало пользы, если мы; рассматривая развитие [28] стратегии, не сделаем следующей оговорки: война и стратегия развиваются параллельно, но не одновременно. За последние годы эта истина подтверждалась неоднократно.

Более ста лет теория стратегии учила, что цель войны — сломить волю противника к продолжению военных действий и что методом достижения этой цели является дезорганизация его вооруженных сил с помощью сражения. Именно эту теорию я и предлагаю сейчас рассмотреть применительно к современным условиям и к условиям будущего.

Основы воли государства к ведению войны различны в зависимости от природы данного государства. В первоначальной форме эта воля воплощалась исключительно в личности монарха, и чтобы сломить эту волю, было достаточно уничтожить его самого или расстроить его планы. Это подтверждается следующими крайними случаями: часто исход сражения определяли смерть или бегство монарха, находящегося на поле боя, потому что воля к ведению войны у воюющих армий и народов либо отсутствовала полностью, либо была присуща им в незначительной степени. Воплощение воли к ведению войны в личности одного человека наиболее ярко проявляется в древних способах решения исхода войн или споров путем поединка двух богатырей; так был решен спор Давида и Голиафа, о котором говорится в Ветхом завете.

Когда армии являются наемными или профессиональными (к последним это относится в меньшей степени), волю воюющих государств к ведению войны все еще воплощают в себе отдельные личности, а вся масса народа пассивно воспринимает результаты того или иного сражения. Однако когда гражданские или национальные армии, проникнутые духом патриотизма, сражаются не за плату, а во имя своих национальных интересов, они сами являются носителями воли к ведению войны. Основой этой воли являются настроения всего народа.

Примером могут служить войны демократических городов-государств Древней Греции, где гражданские органы, объявлявшие войны и руководившие ими, и армии, которые вели их, были слиты воедино. Чем теснее армии связаны с государством, тем шире рассредоточивается воля к ведению войны.

Воля государства к ведению войны может быть более или менее широко рассредоточена; она также может различаться [29] по силе и интенсивности в зависимости от того, насколько важные цели преследуются войной. Присоединение какой-либо области или захват крепости оправдает лишь затрату соответствующего количества сил и средств. С исчезновением возможности достигнуть намеченной цели ценой этих затрат исчезает и воля к ведению войны, если к тому времени эту цель не заменит другая, достижение которой будет затрагивать, например, национальную гордость, за спасение которой можно заплатить более высокую, но все же не беспредельную цену. Таким образом, чем теснее связана цель войны с жизненными интересами государства, тем сильнее воля к ведению войны. Если цель войны приобретает первостепенное значение — например, военное поражение грозит государству полным уничтожением, означающим потерю национальной самостоятельности и страдания для всего народа, — затрата любых сил и средств в пределах физических возможностей данного государства становится целесообразной.

Следует заметить, что в то время как цели, ради достижения которых возникает война, зачастую предельно ясны для одной, если не для обеих сторон, то цели, заставляющие продолжать войну, как правило, в ходе ее становятся весьма туманными как для одной, так и для другой стороны. Так, захват какой-то территории может явиться предлогом для начала войны, а война, когда о первоначальной причине давно уже забудут, тем не менее будет еще долго продолжаться обеими сторонами, стремящимися во что бы то ни стало избежать неуспеха или поражения. Государства способны даже удвоить свои усилия, когда первоначальная цель войны уже забыта.

Политические и экономические изменения, происшедшие в западных странах за последние столетия, привели к тому, что власть от отдельных лиц или классов перешла к народам. В связи с этим воля к ведению войны также стала достоянием масс, а не каких-то отдельных лиц или групп{8}. Вместе с этим изменились и цели войн. [30]

Войны больше не ведутся ради свержения какой-то династии или присоединения новой территории — такие цели обычно не возбуждают у народа воли к ведению войны. На смену этим простым целям пришли более сложные, затрагивающие интересы каждого человека, и они воспринимаются как причина возникновения современных войн.

Важным этапом в этом процессе было появление огромных гражданских армий или армий, набираемых по призыву, заменивших собой небольшие профессиональные или наемные армии прошлого; указанному процессу сопутствовало усиление воинствующего политического течения, ставившего себе целью коренным образом изменить конституции и жизненные уклады в странах Западной Европы. Под влиянием событий французской революции и последовавших за ней наполеоновских войн Клаузевиц написал свой великий философский труд о природе войн и принципах стратегии. И хотя это звучит иронически, но те же самые события ознаменовали начало постепенного исчезновения условий, которые Клаузевиц положил в основу своей теории.

Классическая военная доктрина, утверждающая, что цель войны — сломить волю противника путем дезорганизации в ходе сражения его вооруженных сил, обосновывалась следующими соображениями. Воля к ведению войны существовала в сознании определенных лиц и в определенной степени. Поэтому воздействием на эту волю можно было добиться окончания военных действий задолго до того, как полностью истощатся физические возможности продолжать войну. Метод подобного воздействия на волю противника заключался в обезвреживании [31] его средств ведения войны. Самый легкий, быстрый и экономичный способ добиться осуществления этой цели — дезорганизовать вооруженные силы противника, не прибегая при этом к уничтожению живой силы и техники свыше необходимого уровня.

Однако к началу XIX столетия вооруженные силы начали утрачивать свою обособленность от народных масс и уже не являлись исключительным и самостоятельным орудием ведения войны. Но по мере того как воля к ведению войны становилась достоянием все более широких слоев населения, а цели войны расширялись, воздействовать на эту волю становилось значительно труднее. Это не означает, что в какой-то период XIX столетия принципы классической стратегии потеряли свое значение. Ни экономическое развитие, ни достижения науки, ни политические перемены, происшедшие за сто лет после битвы под Ватерлоо, не принизили значения дезорганизации вооруженных сил противника в процессе ведения войны.

Правда, боевая мощь армий стала уже зависеть не только от богатства воюющего государства, но и от его природных ресурсов и уровня развития промышленности.

В результате тыл страны — шахты, заводы, транспорт вместе с обслуживающим их гражданским населением, и прежде всего рабочими, — приобрел такое же значение, как и фронт, который без поддержки тыла больше уже не мог существовать. Однако тыл страны по-прежнему должны были защищать вооруженные силы, действовавшие на суше и на море. Исключая морскую блокаду, противник, как и раньше, мог воздействовать на тыл враждебной страны лишь путем уничтожения или разгрома ее вооруженных сил.

Демократическое движение и новые методы политической организации и пропаганды позволили всему населению той или иной страны проникнуться волей к ведению войны, причем в такой степени, что эта воля может сохраниться дольше, ч»м существуют физические возможности ведения войны. Новых методов воздействия на волю к ведению войны не появилось, а указанные изменения сами по себе не смогли произвести революции в стратегии. Описанные выше тенденции фактически привели лишь к революции в принципах и способах ведения боевых действий за последние тридцать лет, в то время [32] как радикальные изменения в боевой технике и средствах массового производства ее в сочетании с изменениями в общественном сознании привели к соответствующим изменениям в стратегии.

Военная наука и искусство ведения войны не развиваются в строгой последовательности, и делать прогнозы в этой области трудно. В ходе развития истории традиционные военные концепции изменялись коренным образом, например после изобретения пороха, кораблей со стальным корпусом и паровыми двигателями, оружия, заряжающегося с казенной части, пулеметов, мин, подводных лодок, танков, самолетов и электронной техники. Все эти и многие другие изобретения оказывали большое влияние на войну и вооруженные силы как в стратегическом, так и в тактическом плане, причем преимущества всегда получала страна, которая первой оценивала и практически применяла то или иное новое изобретение. Иногда использование изобретения обусловливало улучшение наступательных возможностей, а иногда — оборонительных. Однако редко новое изобретение, сразу же ведет к коренной ломке старых способов ведения войны, потому что военные авторитеты, особенно в мирное время, неохотно идут на замену старых, испытанных способов и боевой техники новыми, еще не проверенными на практике.

Появившиеся сейчас новые виды оружия снова меняют общепринятые представления о войне, причем в большей степени, чем когда-либо раньше. Вполне естественно, что грядущие поколения будут считать эти изобретения эпохальными. Появление же ядерного оружия приведет к более значительным, чем когда-либо в прошлом, изменениям в характере войны, в методах ее ведения, а также в структуре всех видов вооруженных сил. Поэтому очень важно, чтобы мы всегда располагали по возможности более полными сведениями о происходящих изменениях, так как самой существенной чертой нашей эры, эры оружия массового поражения, является то, что времени для приобретения опыта на поле боя не будет.

Все значение предстоящих перемен легко осознать, если иметь в виду, что запасы ядерного оружия, которыми располагают США в мирное время, по своей разрушительной [33] силе в несколько раз превосходят все взрывчатые вещества, примененные в военных целях с момента их изобретения. Приведение в действие такой громадной разрушительной силы в первые несколько дней войны даст неслыханные результаты. Водородное оружие, обладающее еще более чудовищными возможностями, грозит человечеству уничтожением, и теоретически с его помощью можно создать снаряд, способный расколоть самоё землю. Стремление увеличить наступательную мощь боевой техники привело к созданию оружия, которое во время второй мировой войны в своей самой простой форме было представлено снарядами «Фау-1» и «Фау-2». В недалеком будущем подобные беспилотные бомбардировщики и баллистические ракеты станут важным дополнением к бомбардировочной авиации и со временем смогут занять доминирующее положение в боевой авиационной технике. Например, в США уже сейчас создается межконтинентальная баллистическая ракета с ядерным боевым зарядом, разрушительная сила которого превосходит силу взрывчатки, сброшенной всеми ВВС за время второй мировой войны. Новые образцы ядерного оружия должны значительно увеличить наступательную мощь всех трех видов вооруженных сил. Такое оружие в руках противника, готового применить его, при отсутствии эффективных контрмер может привести к крушению цивилизации в течение первых же недель войны. Наступление получит еще большие преимущества перед обороной, так как ядерное горючее решительным образом повысит наступательные возможности боевых кораблей, подводных лодок, а со временем и самолетов.

В наш век поразительного научного прогресса на войну окажут влияние не только указанные новые виды оружия. К революционным переменам в стратегии и тактике, очевидно, приведет и развитие управляемых снарядов, которые применяются для самых различных целей. На самолетах вместо нынешних пулеметов и пушек будут применяться управляемые снаряды класса «воздух — воздух». Снаряды класса «земля — воздух» дополнят или заменят собой зенитную артиллерию и истребительную авиацию, а баллистические ракеты — артиллерию и, возможно, бомбардировочную авиацию. Какой бы сложной ни казалась проблема защиты территории от современного бомбардировщика, проблема защиты от баллистической [34] ракеты несоизмеримо сложнее. Опыт прошлого показывает, что против любого нового наступательного оружия всегда находили эффективное средство борьбы, однако средство защиты от баллистической ракеты еще не найдено. По всей вероятности, от нападения с помощью таких средств противника может удержать лишь боязнь ответного удара. Вопрос о том, чему отдать предпочтение — наступлению или обороне, вероятно, никогда не будет решен, поскольку в один период развитие техники содействует одному из этих двух взаимно дополняющих друг друга способов ведения войны, а в другой — другому. И все же многое будет зависеть от решений, к которым придут компетентные лица в мирное время, по вопросу о соотношении научных усилий, затрачиваемых на нужды наступления и обороны. Необходимо учитывать, что наступление играет главенствующую и все возрастающую роль, но нельзя пренебрегать обороной.

Характер причин, которые принимают во внимание руководящие деятели государств при подготовке к войне, коренным образом изменился. Стремление овладеть новыми территориями и источниками сырья уже не является причиной возникновения войн. Сейчас весь мир охватила идеологическая борьба — борьба соответствующих укладов жизни, напоминающая собой войны крестоносцев. Однако современная идеологическая борьба преследует совершенно иные цели как по характеру, так и по масштабам. По иронии судьбы эта новая побудительная причина к войне возникла в эру водородной, бомбы{9}.

Беспрецедентные оборонительные приготовления западных держав перед лицом угрозы тотальной войны подводят нас к ближайшей проблеме глобальной стратегии. [35]

Сейчас нам придется столкнуться не просто с малозначительными локальными трудностями прошлых дней. Теперь нам угрожает не только тотальная война, связанная с применением ядерного оружия и вытекающими отсюда катастрофическими последствиями, но и ограниченная мировая война, локальные и холодные войны, определения которым даются в начале главы. Будущее всего человечества зависит от характера принятой стратегии, которую волей-неволей приходится рассматривать в глобальном плане.

Ядерная мощь и стратегическая авиация не гарантируют нас от всех случайностей. Войны продолжаются, несмотря на то, что они ограничены географическими рамками и применением обычных видов вооружения. Существуют местные конфликты, в которых великие державы принимают участие через посредничество других стран: соперничающие великие державы в различной степени снабжают малые страны, находящиеся в конфликте, всем необходимым, в том числе вооружением, но при этом воздерживаются от открытых актов вмешательства, которые могут привести к тотальной войне. Правда, нельзя сказать, что во время войны в Корее основные державы поступали именно таким образом.

Холодная война — это старая форма конфликта, но методы ее ведения и преимущества, которые она дает, определились лишь с приходом к власти Гитлера, когда под холодной войной стали понимать любые враждебные мероприятия, за исключением открытых военных действий. Размах действий военно-морских или военно-воздушных сил в холодной войне обычно ограничивается использованием их для поддержки сухопутных войск и полиции. К сожалению, подрывная деятельность, свойственная начальному периоду подобных конфликтов, и партизанские действия в значительной степени помогают коммунистической или враждебной экспансии в странах с нестабильным режимом, в бедных странах или в странах, терзаемых муками своего собственного поднимающегося национализма. Западные страны должны тщательно изучать эти новые формы ведения войны и конкретную стратегию, знание которой необходимо для борьбы с ними.

Самое сильное влияние на войну и на формы ее ведения оказывает процесс совершенствования оружия, как наступательного, так и оборонительного. В этом убеждает [36] нынешний век, когда совершенствование оружия не только революционизирует способ ведения войны, но и обусловливает появление целого ряда новых видов войн. Развитие политического и национального самосознания за последние полтораста лет также оказало влияние как на войны и методы их ведения, так и на причины возникновения этих войн. Решающим фактором, который влияет на ведение современных войн (равно как и на методы сохранения мира), является стратегия, цель которой — с наибольшей выгодой использовать все элементы войны. Стратегия занимает доминирующее положение в ведении войны; в то же время она вызревает в обстановке войны и мира, как это, надеюсь, станет ясно из следующей главы. [37]

Глава II.
Переход от классической стратегии к современной

В мирное время цель стратегии — избежать войны или защитить национальные интересы, не прибегая к военным действиям; в период же войны стратегия определяет цель войны, планы и методы ее ведения{10}. Она может накладывать ограничения на военные действия или снимать их, ускорять или замедлять ход событий. Именно стратегия придает военным действиям осмысленный характер. Стратегии приходится иметь дело не только с реальным противником, но и с определенными условиями и со свойственными войне случайностями, с которыми всегда неожиданно сталкиваются воюющие стороны. Трудно найти что-нибудь более динамичное, чем развитие войны и связанной с ней стратегии. Поэтому, когда мы даем определение стратегии, а всякое определение имеет тенденцию не принимать во внимание процесс развития, мы должны опасаться закостенелых догм и доктрин, которые могут сделать наши суждения устаревшими. Наше определение должно охватывать все постоянно меняющиеся концепции и формы стратегии, по мере того как последняя сообразуется с изменениями, происходящими в самой войне. Это, может быть, даже важнее, чем формально правильно оценивать современную эпоху. [38]

Поскольку природа войны изменялась даже тогда, когда страны в отношении источников сырья и других средств жизни были в основном независимыми, война становилась делом все более усложнявшейся стратегии. Неизбежно война превратилась в борьбу за захват тех или иных территорий, за укрепление влияния в этих районах или усиление контроля над ними. Стратегия главным образом имела отношение к созданию армий и развертыванию их на полях сражений при благоприятных обстоятельствах, которые давали наилучшие шансы победить противостоящие армии. Фактически суть сухопутной стратегии (Land strategy) сводилась к тому, чтобы в наиболее благоприятный момент и в самом выгодном месте бросить свою превосходящую армию против армии противника.

С ростом морского могущества появился новый вид стратегии, нацеленной на заморскую экспансию и развитие торговли. Морская стратегия (Sea strategy) не только отличается от сухопутной, но и во многих отношениях сложнее ее. В ранний период морская стратегия в основном имела дело с эскортированием караванов торговых судов, и все наши великие флотоводцы не искали встречи с противником. Цель военно-морской стратегии (Naval strategy) в тот период сводилась к охране торгового судоходства. Эта простейшая форма стратегии начала усложняться с постройкой все более и более крупных кораблей, которые предназначались для борьбы с уступающими им по размерам эскортными кораблями, пока, наконец, не появились мощные флоты, выступавшие друг против друга в морских сражениях. В результате морская стратегия еще более усложнилась, так как один флот, несмотря на свое превосходство, не всегда мог вынудить противника принять бой, а это в свою очередь привело к появлению новых элементов морской стратегии — к блокаде и поддержанию «флотов в готовности». С появлением подводных лодок, мин, а затем и авиации в морскую стратегию была внесена еще большая путаница.

Важным этапом в развитии стратегии явилось комбинированное применение сухопутной и морской стратегии, которое, например, дало возможность Британскому Содружеству наций воспользоваться преимуществами той и другой стратегии и взять верх над другими державами, [39] которые главным образом опирались на сухопутные силы. Однако следует иметь в виду, что естественное сближение сухопутной и морской стратегии не проходило гладко. В течение многих лет точки зрения представителей военно-морских и сухопутных сил неизбежно расходились. Мальборо{11} был первым выдающимся руководителем, который оценил многообещающие выгоды комбинированного применения сухопутной и морской стратегий. Однако споры по этому вопросу не прекращались. Представители сухопутных сил утверждали, что военно-морской флот призван содействовать торговле и обслуживать армию, а представители военно-морских сил считали, что главная цель стратегии — завоевание господства на море. Комбинированное использование обоих видов стратегии давало многообещающие результаты, но зачастую оно не приносило тех непосредственных выгод, которые давало раздельное применение сухопутной и морской стратегий. История знает много войн, которые велись при взаимодействии военно-морских и сухопутных сил, но это была скорее более или менее удачная координация двух видов стратегии, а не одна общая стратегия.

В период первой мировой войны морская и сухопутная стратегии находились в тесном взаимодействии. Эта война внесла в стратегию новый и преобладающий фактор: воюющие державы впервые поняли и признали, что они ведут борьбу не на жизнь, а на смерть за сырье, рынки, территории, а также за свое экономическое и государственное существование. Они не собирались определять исход борьбы исключительно по результатам сражения. К тому времени государства стали более демократичными в том смысле, что их руководящие деятели обрели более высокое политическое сознание и все людские и экономические ресурсы направили на создание огромных национальных армий и флотов. Факт поражения [40] они признали лишь тогда, когда эти армии в флоты были полностью разбиты и истощены. Фактически это была тотальная война. Как мы теперь знаем, появление военно-воздушных сил во время первой мировой войны могло бы еще больше усложнить стратегию в целом, но на деле привело лишь к усложнению морской и сухопутной стратегии, дополнив ту и другую проблемами потенциальных возможностей авиации и авиационного обеспечения. Несмотря на великие сухопутные сражения и громадные потери, решающую роль в достижении победы сыграли наши заморские стратегические ресурсы и наша морская стратегия, благодаря которым мы получили преимущества над Германией, экономические ресурсы которой были истощены{12}. Ограниченные виды классической стратегии, имевшие дело с каким-то одним театром военных действий или с одним континентом, переросли в стратегию, охватывающую значительную часть мира. Но и эта стратегия была обновлена. Она охватила еще большие пространства в период второй мировой войны.

Германия начала первую мировую войну из соображений главным образом экономического характера, хотя пропаганда того времени утверждала совсем другое. Замыслы Гитлера по своему диапазону были шире: он начал вторую мировую войну с тем, чтобы завоевать «жизненное пространство» и объединить Европу под нацистским игом. Случилось так, что именно этот период явился кульминационным в эволюции стратегии: сама война революционизировалась и вызвала серьезные изменения в стратегии. За время, прошедшее между двумя войнами, была сформулирована воздушная стратегия (Air strategy), согласно которой военно-воздушные силы должны применяться для ликвидации военного потенциала [41] и действий по тылам противника вне всякой зависимости от боевых действий на суше и море. По поводу этой новой стратегии между отдельными видами вооруженных сил разгорелась ожесточенная полемика, которая проходила еще более бурно, чем некогда споры о взаимоотношении между морской и сухопутной стратегиями. Авторитеты в области военной авиации утверждали, что действия по тыловым районам противника имеют более важное значение, чем авиационное обеспечение боевых действий сухопутной армии и военно-морского флота, в то время как авторитеты в области военно-морских и сухопутных сил продолжали считать эти действия авиации второстепенными, отвлекающими внимание от основной цели войны и даже ведущими к напрасной трате военных усилий государства.

Вторая мировая война опровергла оба эти утверждения. В ходе нее была создана воздушная стратегия, предусматривавшая подрыв военного потенциала противника, кроме действий против его армии и флота. Была создана и воздушная стратегия авиационной поддержки сухопутной армии и флота, особенно при проведении важных операций. Гибкость воздушной мощи определяется диапазоном тех задач, которые она может выполнять, и известной свободой в выборе этих задач. Эта идея гибкости воздушной мощи и вносит сложность в воздушную стратегию. К счастью, именно она сделала практически применимыми те два элемента воздушной стратегии, которые определились в ходе прошлой войны. Однако необходимо помнить, что в будущем эффективно использовать авиацию, снабженную ядерным оружием, управляемыми снарядами, баллистическими ракетами и сверхзвуковыми самолетами, для достижения стратегических целей легче, чем применять ее в качестве непосредственной воздушной поддержки.

Вслед за созданием воздушной стратегии произошла еще одна очень важная перемена. Появление ядерного оружия указало путь к новой воздушной стратегии, которая в случае применения этого оружия могла бы превратить обычную войну с ее долгими, длящимися целые годы кампаниями в такую войну, исход которой определился бы в сравнительно короткое время. Таким образом, в результате второй мировой войны тотальная война и последствия поражения в ней приобрели новые масштабы. [42]

В дополнение к той беспощадной борьбе, которую ведут армии и флоты в сражениях, военно-воздушные силы распространяют военные действия на все население тыла, угрожая самой жизни наций.

Исходя из особенностей боевых действий военно-воздушных сил, был сделан вывод, что тыл страны не может больше прикрываться одними только военно-морскими и сухопутными силами. Морская стратегия, правда, давно уже играет значительную роль в жизни и экономике воюющей страны, однако результаты этого влияния сказывались не сразу и часто не были очевидными. Воздушная стратегия со всей ясностью показала, что война сейчас ведется гражданским населением не в меньшей степени, чем вооруженными силами. Это в свою очередь привело к необходимости выработки новой стратегии обороны тыла, создания военных сил и гражданских организаций для проведения в жизнь новых, порожденных современной войной требований.

Принципы ведения войны известны каждому командиру. На практике они скорее представляют собой смешение общепринятых действий и действий, необходимость которых диктуется создавшейся обстановкой. Это скорее даже не принципы, а отдельные руководящие положения, и многие командиры с удовольствием узнали бы, что им, хотя и бессознательно, удалось действовать в соответствии с полным кодексом принципов ведения войны. Однако те же самые командиры, добившись успеха, уже меньше беспокоились бы о том, что удача пришла к ним ценой нарушения некоего святого догмата.

Стратегические факторы, которые принято считать никогда не меняющимися и которые известны как принципы ведения войны, коротко можно изложить следующим образом:

а) Выбор цели.

б) Поддержание морального состояния.

в) Ведение наступательных действий.

г) Обеспечение безопасности.

д) Достижение внезапности.

е) Сосредоточение сил.

ж) Экономия усилий, [43]

з) Обеспечение гибкости.

и) Организация взаимодействия,

к) Управление.

Нетрудно привести примеры, которые характеризуют эти принципы как нечто слишком хорошее, чтобы быть истинным, поскольку они могут реально существовать (и это важно отметить) лишь тогда, когда они определены и обусловлены ходом событий. Кроме того, эти так называемые принципы имеют еще две отличительные черты, заслуживающие внимания. Во-первых, они ни в каком смысле не являются абсолютными или постоянными принципами, на которые можно рассчитывать как на существующие сами по себе и только ожидающие того, чтобы их применили: они желательны или становятся желательными, но они никогда не являются абсолютно необходимыми или же легко познаваемыми. Они приближают нас к тем условиям, с которыми приходится встречаться на войне, когда мы стремимся «воспользоваться преимуществами сами и лишить их противника». Эта общеизвестная истина таит в себе основную опасность, поскольку те же самые условия, если смотреть на них с противоположной стороны, могут дать противнику преимущества. Во-вторых, эти принципы имеют тенденцию противоречить друг другу и» таким образом взаимно исключать друг друга. Возьмем хотя бы два примера. Если мы решим предпринять наступательные действия, это вполне может причинить ущерб нашей безопасности, по крайней мере на начальном этапе. Сосредоточение же сил может воспрепятствовать экономии усилий, а в известных условиях даже оказаться гибельным, например, если будет нанесен удар с воздуха атомным, химическим или бактериологическим оружием. Таким образом, в конкретной обстановке командир может заметить десяток выгодных обстоятельств, но воспользуется только теми, на которые он в состоянии влиять.

Указанные принципы фактически являются не столько принципами ведения войны, сколько положениями, трактующими с военной точки зрения различные условия, создаваемые войной. Эти положения лежат в основе того, что происходит на войне, поскольку они представляют собой естественно возникающие преимущества или невыгоды в том виде, как их оценивает командир. Он должен располагать всеми необходимыми сведениями о противнике [44] и о своих войсках, чтобы воспользоваться выгодами реальной обстановки. Это ясно, если рассматривать создавшуюся обстановку с точки зрения ее положительных и отрицательных сторон. Существуя благодаря естественным причинам и даже в силу необходимости, такие условия присущи самой природе войны и как таковые могут быть использованы командиром в большей или меньшей степени. Они становятся фактором, с которым нужно считаться. Но каким бы проницательным ни был командир, он не может создавать эти условия или приспосабливать отдельные их элементы к своим военным целям, если перевес берут другие моменты или если сами условия не благоприятствуют ему. Они становятся залогом победы только в том случае, если диктуются фактическим ходом боевых действий. Возведение их в ранг принципов — плоды трудов военных писателей и академиков, которые, изучая конкретные сражения или войны, приходят к заключению, что победы часто можно добиться путем использования одного или нескольких указанных выше факторов. Они, следовательно, имеют скорее апостериорное, чем априорное значение. Избежать эмпирической оценки боевых действий почти невозможно, и это ведет к тому, что проанализировать можно лишь прошлое, в то время как будущее остается в тумане, Рассуждать подобным образом легко, когда событие уже свершилось, но гораздо труднее придерживаться точно такого же метода при планировании тех или иных действий в силу тесного переплетения различных условий и факторов либо в ходе боя, либо до его начала, в штабе. Факторы, влияющие на принципы ведения войны, меняются в зависимости от обстоятельств и различных непостоянных величин, таких, например, как соотношение численности личного состава и боевой техники воюющих — сторон, географическое положение, соотношение материальных ресурсов, сравнительное количество и качество разведывательных данных, обстоятельства и образ жизни в тылу в сочетании с моральным состоянием населения и войск, соотношение войск, находящихся на фронте и в тылу, а также личные качества командиров, руководящих войсками.

Поэтому настоящая книга не ставит себе целью истолковать так называемые принципы ведения войны. Некоторые замечания можно даже расценить как противоречащие [45] этим принципам, и в зависимости от меняющихся обстоятельств, возможностей и обстановки может показаться необходимой новая концепция, трактующая по-иному различные действия. В этой связи роль и функции трех видов вооруженных сил согласно новому взгляду на стратегию представляют собой крайне сложную проблему.

III

Современная стратегия охватывает нечто большее, чем практическое искусство командира. Самым существенным дополнением к ней являются проблемы мирного времени. Сюда относится оценка потенциальных возможностей новых видов вооружения; оценка характера угрозы со стороны противника; оценка и завоевание симпатий мирового общественного мнения; оценка проблем холодной войны; определение численности и характера вооруженных сил, необходимых в мирное время, а также степени их боеготовности на случай внезапной войны с особым учетом их сдерживающей мощи; базирование и дислокация собственных вооруженных сил в мирное время; численность и состав резерва мирного времени и величина запасов военных материалов; решение всего комплекса проблем обороны метрополии и их координирование с действиями вооруженных сил; определение места наших национальных вооруженных сил в системе союзной стратегии и координирование связанных с этим проблем.

Ясно, что это расширение сферы, охватываемой стратегией, меняет характер взаимоотношений между политическим и военным руководством при рассмотрении вопросов ведения войны. Политическое руководство должно заниматься самыми разнообразными стратегическими проблемами, а военное руководство — более чем когда-либо раньше принимать во внимание политические проблемы при разработке стратегии. Эти две области неизбежно будут частично совпадать.

Несмотря на общность конечной цели, военные стратеги и политические руководители не всегда приходят к соглашению, и в основном потому, что их методы решения тех или иных вопросов различны. Так, политическое руководство государств, не считая лишь самых могущественных, стремится наложить как можно больше ограничений [46] на военную стратегию. Военную стратегию можно правильно разработать лишь тогда, когда будет точно определена цель войны или цель мирной политики. Если создается обстановка, при которой политическое руководство оказывается застигнутым врасплох, как это уже имело место в условиях холодной и локальной войн и может случиться в тотальной войне, следует принять срочные меры политического характера, чтобы как-нибудь исправить создавшееся положение. Не удивительно, что такие меры нередко оказываются плохо обдуманными и даже препятствуют формулированию правильной военной стратегии.

Военные руководители Запада вполне могли бы сказать своим правительствам: «Мы сейчас достигли такого положения, что в ближайшие пять — десять лет, если, конечно, вы не допустите просчетов, тотальная война маловероятна; если же начнется ограниченная или локальная война, опять-таки из-за вашего просчета, то мы в силах прекратить ее, если вы наберетесь мужества приказать нам это». События последних лет в области холодной войны свидетельствуют об ограничениях, как прямых, так и косвенных, со стороны политического руководства. Холодную войну в основном следует вести на политическом фронте; результаты ее не порождают ни уверенности, ни действенной всеобъемлющей военной стратегии. Главная опасность подобного положения заключается в том, что как политические, так и военные руководители могут рассчитывать друг на друга, надеясь, что именно те, другие, найдут панацею от всех бед.

Как бы нам ни хотелось провести точную границу между военной областью стратегии и областью политического руководства войной, сейчас такое разграничение на самом решающем уровне было бы крайне опасным. Стратегическое руководство должно тесно переплетаться с политическим на самом высоком уровне. Стремление военных руководителей прошлого свести свои обязанности к эффективному использованию войск, выделенных им политическим руководством, сейчас свидетельствовало бы лишь о крайней косности взглядов. Политические руководители несут ответственность за политику и руководство войной, и само собой разумеется, что эффективная и обоснованная стратегия опирается на эффективную и обоснованную политику. [47]

Военные руководители являются военными советниками политических руководителей, и они должны вместе разрабатывать стратегию. Кроме того, военные руководители обязаны точно придерживаться этой стратегии и эффективно проводить ее в жизнь.

Современная стратегия призвана радикально изменить прежнюю стратегию отдельных видов вооруженных сил — национальную и объединенную стратегию (Combined strategy). Как никогда ранее, тот или иной вид вооруженных сил при решении какой-либо стратегической проблемы вынужден теперь подходить к ней не просто как к проблеме, затрагивающей сухопутные, военно-морские или военно-воздушные силы в отдельности, а как к общей проблеме, касающейся всех трех видов вооруженных сил. Такая проблема должна рассматриваться во взаимосвязи со всем комплексом других проблем. Это означает не согласование ради вежливости, а активную стратегическую политику с современной точки зрения всех трех видов вооруженных сил, разрабатываемую в тесном взаимодействии, без ведомственной грызни. На деле это должно вылиться в создание совместной стратегии (Joint strategy). Стратегические концепции в данный момент представляют собой самостоятельные стратегии трех видов вооруженных сил, согласуемые и координируемые пропорционально размерам тех влияний, которые в тот или иной период являются в верховном командовании или политическом руководстве преобладающими. Попытки добиться целостности и взаимной связи, делавшиеся в прошлом, были малоуспешными — в основу их были положены точки зрения руководителей отдельных видов вооруженных сил, а не совместная точка зрения, основанная на общегосударственном подходе.

При существующих условиях, когда нужны современные виды вооружений, становится все более очевидным, что мы уже не можем позволить себе содержать вооруженные силы такой структуры и таких размеров, как раньше. Если мы будем производить самые современные истребители, бомбардировщики, боевые корабли и бронетанковую технику, а также ядерное оружие, оборонительные управляемые снаряды и баллистические ракеты, нам будет еще труднее сводить концы с концами. Более того, исследовательские ресурсы для нужд обороны, которыми располагает Соединенное Королевство, в лучшем [48] случае составляют одну четверть того, чем располагают Соединенные Штаты Америки или Советская Россия. В этой связи не следует забывать, что объем научно-исследовательской работы одинаков как для создания одной атомной бомбы, одного бомбардировщика, одного авианосца или одной бронемашины, так и для десятка тысяч.

Величайшая финансовая опасность кроется в том, что Соединенное Королевство и Соединенные Штаты по-прежнему будут пытаться экономить на обороне старым и совершенно неудовлетворительным методом: сокращать средства, выделяемые каждому виду вооруженных сил, оставляя общую структуру вооруженных сил неизменной. Это неизбежно приведет к вырождению и упадку.

Хотя различные принципы стратегии вооруженных сил формулируются сравнительно просто, на деле определение стратегии каждого вида вооруженных сил связано с серьезными трудностями, с одной стороны, из-за их обособленности, а с другой, как это ни парадоксально, из-за их все возрастающей зависимости друг от друга, особенно из-за возможностей широкого использования военной авиации другими видами вооруженных сил. Значительное число исследований, основанных на теоретическом анализе и учитывающих уроки истории, посвящено стратегии армии и флота, меньше — авиационной стратегии. В результате были разработаны всесторонне обоснованные стратегические доктрины для каждого вида вооруженных сил. Однако вопросу разработки новых концепций совместной и объединенной стратегии на театрах военных действий уделялось слишком мало внимания{13}. Исторических данных об этих важных видах стратегии на высоком уровне явно недостаточно, и в этом, вероятно, кроется главная причина того, что ясного понимания совместной и объединенной стратегии сейчас нет. Можно без преувеличения сказать, что совместная стратегия представляет собой результат соглашения между стратегиями трех видов вооруженных сил. В еще большей степени это относится к объединенной стратегии, которая также представляет собой результат компромиссного [49] соединения отдельных элементов национальных стратегий союзников, на которые часто очень сильное влияние оказывают различные политические соображения, а также личные достоинства и авторитет союзного руководства, причем в ущерб военным факторам.

По-видимому, стратегии соответствующих видов вооруженных сил каждого государства, входящего в коалицию, должны быть подобны или даже идентичны стратегиям соответствующих видов вооруженных сил всех других государств. Однако на деле это далеко не так, причем не только в отношении стратегии, но и в отношении привычек, обычаев, потребностей и задач каждого из видов вооруженных сил. При таких обстоятельствах и при отсутствии единой всеобъемлющей стратегии, которая могла бы включить в себя любую другую, согласованное использование стратегических или военных ресурсов является трудным делом. Наряду с национальной стратегией мы должны разработать в мирное время объективную союзную стратегию, в которую национальная стратегия любого союзного государства не просто включалась бы, а была бы подчинена ей, как часть целому. Непрочное состояние мира, в котором находятся государства, достаточно убедительно говорит о том, что мы не можем ждать, пока разразившаяся война заставит, наконец, политическое руководство и верховное командование нашей страны принять необходимые решения. В отношении стратегии решения нужно принять безотлагательно. Существование союзной стратегии гарантировало бы, что такие решения были бы не только быстрыми, но и, насколько это возможно в пределах человеческих способностей, мудрыми и в равной мере экономичными. В наш век технического прогресса подобная союзная стратегия, опирающаяся на достаточное количество сил, в ближайшем будущем, бесспорно, могла бы предотвратить и тотальную, и ограниченную, и локальную войны.

Существуют различные виды стратегии. В основе союзной, или, как ее называют, объединенной, стратегии лежит союзное руководство или союзная оборонительная политика. Национальная, или совместная, стратегия основывается на национальном руководстве и национальной [50] оборонительной политике. Стратегии трех видов вооруженных сил и стратегия обороны метрополии (Ноте defence strategy) — на национальной оборонительной политике. Стратегии театра военных действий и специальных военных объединений, таких, как стратегическая бомбардировочная авиация, — на союзной и национальной оборонительной политике и на стратегиях видов вооруженных сил. И наконец, стратегия отдельного сражения (strategy of the Battle){14} основывается на стратегии театра военных действий (Theatre strategy) и стратегиях соответствующих видов вооруженных сил.

Наша стратегия основывается на политике обороны и охватывает разработку различных национальных военных задач мирного и военного времени, сообразование этих задач с развивающимися событиями и агрессивными намерениями, определение размаха и сроков мероприятий по мобилизации и приведению в действие всего потенциала для нужд войны, выделение и балансирование части вооруженных сил, необходимых для выполнения той или иной конкретной задачи мирного и военного времени, определение средств и методов размещения правильно сбалансированных сил там, где они в нужный момент могут потребоваться, и, наконец, обеспечение обороны метрополии.

Оборонительная политика вытекает из трех соображений: готовность и потенциальные возможности страны, готовность и потенциальные возможности союзников, готовность и потенциальные возможности противника. Она определяется: руководством, политической, экономической и моральной силами государства, его географическим положением и другими обстоятельствами; руководством, могуществом, географическим положением, общностью интересов и взаимным доверием союзных государств и потенциальных союзников; руководством, политикой, географическим положением, наличными и потенциальными силами вероятных агрессоров.

В настоящее время оборонительная политика миролюбивых государств формулируется на основе четырех главных требований стратегии. Во-первых, она должна [51] предусмотреть создание сил, сдерживающих тотальную войну, которую в противном случае может развязать любой вероятный агрессор. В данном случае сдерживающим фактором служит угроза применения ядерного оружия, стратегической бомбардировочной авиации и, возможно, баллистических ракет в наступательных целях. Во-вторых, она должна обеспечить способность эффективно бороться с холодной войной, в которой орудием борьбы, в зависимости от обстановки, могут оказаться политические мероприятия и военная сила. В-третьих, она должна предусмотреть удовлетворение острых запросов локальной войны или ограниченной мировой войны, для чего потребуются обычные сухопутные, военно-морские и военно-воздушные силы (а возможно, и атомное оружие для применения в тактических целях). В-четвертых, она должна дать нам возможность защищать себя и, когда это возможно, правильно использовать любые преимущества, если тотальной войне суждено будет разразиться; в данном случае мы, конечно, полагаемся на запасы ядерного оружия, на стратегическую бомбардировочную авиацию и на баллистические ракеты.

Первое и последнее требования оборонительной политики тесно связаны между собой, потому что. угрозой, удерживающей агрессора от нападения, является вероятность его собственного поражения. Третье требование не так тесно связано с указанными двумя, так как по существу стратегическое применение ядерного оружия маловероятно, чего нельзя сказать о тактическом применении атомного оружия.

А раз это так, то водородная бомба — эффективное средство, удерживающее противника от нападения, — вряд ли сможет помешать холодной и локальной войнам, а со временем, пожалуй, даже ограниченной мировой войне. Применение ее является крайней мерой против тотальной войны. Возможно, лучшим средством против ограниченных, локальных и даже холодных войн было бы англо-американское воздушнодесантное соединение, поддерживаемое выгодно базирующимися морскими силами и готовое выступить там, где это необходимо. Трудность создания таких международных сдерживающих сил очевидна и объясняется политическими причинами. Приведем два примера. Соединенным Штатам пришлось бы согласиться с тем, что Англия пошлет войска на Формозу [52] не только в случае усиления беспорядков, но и с тем, чтобы задушить их в зародыше. В свою очередь Соединенному Королевству пришлось бы согласиться с тем, что Соединенные Штаты пошлют войска, скажем, даже на Кипр. Здесь мы привели наиболее яркие примеры, но ведь имеется много других беспокойных районов, где международные политические затруднения не так уж серьезны; по всей вероятности, эти затруднения можно урегулировать, а указанные международные силы дали бы там самые эффективные результаты.

Холодные, локальные и даже ограниченные войны выдвигают перед западными державами две сложные проблемы. Они ставят современные виды оружия в невыгодное положение и требуют большого количества войск, которые западным державам отмобилизовать значительно труднее, чем коммунистическим странам. Политика холодных и локальных войн, проводимая коммунистическими странами, также заставляет неагрессивные страны Запада задумываться над тем, какую часть средств отвести для холодных и локальных войн, и какую — для тотальной, так как потребности их различны. Таким образом, проблема, как привести в соответствие требования стратегии тотальной войны с требованиями стратегий холодной и локальной войн, остается неразрешенной. Тем не менее оба эти вида стратегии тесно связаны между собой, поскольку и холодная и локальная войны влияют на ту позицию, которую мы занимаем по отношению к тотальной войне. Проигрывать холодные и локальные войны нам также нельзя, ибо они сами по себе могут оказаться решающими как в военном, так и в экономическом отношении, а глобальная война в наше время может не начаться вовсе. Что касается Соединенного Королевства, то поскольку оно скорее всего окажется втянутым в холодную, а отчасти, может быть, и в локальную войну, одно, без союзников, ему следует позаботиться о том, чтобы его вооруженные силы были приспособлены к любым случайностям и одновременно посильно помогать созданию объединенных сил союзников.

Многие, в том числе и некоторые выдающиеся люди нашего времени, полагают, что сила и влияние религии превосходят чисто физическую силу и влияние науки. [53]

Этот взгляд выходит из круга вопросов, затрагиваемых настоящей работой, однако нельзя игнорировать силу и влияние политического и военного руководства, которые часто одерживают верх над силой и влиянием стратегии. История неоднократно подтверждала это. Например, победа Веллингтона под Ватерлоо, увенчавшая славой его карьеру, объясняется его талантом полководца и упорством войск, а не примененной им стратегией, которая оказалась ошибочной. Еще одной иллюстрацией являются действия Гитлера после прорыва союзников с нормандского плацдарма в 1944 году. Своим наступлением союзники за несколько недель привели громадные немецкие войска во всей Франции и даже в Германии в такое замешательство, что верховное командование немецкой армии решило, что его стратегия потерпела крах. Лишь благодаря руководству Гитлера немецкая армия избежала разгрома и в ней был наведен какой-то порядок. Войска Гитлера оказывали сопротивление почти до самой его смерти, то есть в течение длительного времени после того, как его стратегия потерпела крах.

Пожалуй, самым блестящим примером влияния руководства на характер стратегии является тот факт, что Черчилль сумел поднять Англию на борьбу с угрозой гитлеровского вторжения после событий под Дюнкерком в 1940 году, то есть в самые мрачные дни второй мировой войны. В этом отношении замечательна его речь, произнесенная 4 июня 1940 года:

«Мы будем бороться до конца во Франции, на морях и океанах, мы будем сражаться со все растущей уверенностью. Наша мощь в воздухе будет расти. Мы будем защищать свой остров любой ценой; мы будем сражаться на своем побережье, мы будем сражаться на полях и улицах, мы будем сражаться в горах; мы не сдадимся, и даже если, чего я ни на одно мгновение не допускаю, наш остров или большая часть его будет покорена и народ станет умирать с голоду, наша империя за морями, вооруженная и охраняемая британским флотом, продолжит борьбу до тех пор, пока по божьей воле Новый Свет со всем своим могуществом не придет к нам на выручку и не освободит Старый Свет».

История, бесспорно, покажет, хотя это уже ясно и так, что стратегическое положение Соединенного Королевства в то время не давало никаких оснований для сколько-нибудь [54] успешной борьбы против немецкого вторжения. Хотя противник и допустил ряд серьезных ошибок, Англия пережила стратегическое бедствие по существу только из-за руководства Черчилля.

Во всех приведенных выше случаях сохранялся какой-нибудь элемент, имеющий жизненно важное значение для стратегии. В результате изменений обстановки всегда может появиться возможность возникновения новой стратегии, каким бы невероятным это ни казалось. Материальные факторы стратегии имеют широкий диапазон, факторы политические, психологические и философские также важны и могут становиться решающими. Стратег должен учитывать все то, что отражается на жизни и духовном начале народов — своего собственного, союзников и вероятного противника.

Подобно тому, как под влиянием требований времени организованные вооруженные силы сначала были созданы, а затем увеличены, история диктовала свою волю стратегии, которая призвана руководить вооруженными силами. С военной точки зрения, сменявшие друг друга империи и последовательные этапы цивилизации представляют собой цепь успешных стратегических этапов. Стратегические неудачи влекли за собой исчезновение империй. Как и в прошлом, создавшиеся сейчас условия, а также уроки истории породят союзную стратегию, которая в свою очередь будет оказывать доминирующее влияние на историю нескольких грядущих поколений.

Стратегическая обстановка претерпевает непрерывные изменения не только в военном, но и в политическом и экономическом отношениях. Даже сейчас экономическая помощь, оказываемая другими державами тем районам, где прежде преобладало наше влияние, может нарушить стратегическое равновесие, которое имеет чрезвычайно важное значение для нас и наших союзников.

Западные державы не только поставили соображения военного порядка над торговыми и экономическими интересами, но и намеренно отказались от коммерческих выгод, чтобы добиться военных преимуществ. Сам по себе такой подход является правильным, и он принесет положительные результаты, однако коммунистические державы недавно показали нам (события на Среднем Востоке), что мы, очевидно, недооцениваем связи между экономикой и стратегией. Оказывая экономическую помощь [55] ряду стран и не связывая их принятыми в таких случаях обязательствами, ограничениями и союзами, коммунистические державы закладывают основу не только материальной, но и духовной дружбы и тем самым могут сорвать попытки западных стран разработать эффективную стратегию и добиться международной гармонии, особенно в тех районах, где для Запада добрая воля народов имеет столь важное значение.

Вряд ли нашелся бы человек из нынешнего или из предшествующего поколения, который преуменьшил бы важность проблем, на которых мы только что коротко остановились. Однако здесь следует дать один ценный совет: изучая проблемы современной войны, мы должны помнить принципы, лежащие в основе функций вооруженных сил и, конечно, функций (приобретающих все более важное значение) гражданских органов внутреннего фронта, основой которого является оборона метрополии. С точки зрения стратегии, важна скорее функция, чем сам вид вооруженных сил.

Современные взгляды на стратегию являются прямой противоположностью стратегическим теориям Клаузевица. Современная стратегия — не мертвая схема, составленная путем исследования, — она непрерывно развивается и совершенствуется. Современная стратегия должна вобрать в себя все лучшее из обоих миров: из мира прошлого — уроки истории — и из мира будущего, который нам поможет представить наша проницательность, основанная на теории и практике. [56]

Глава III.
Стратегия и географические зоны

Поскольку стратегическая обстановка в мире с течением времени может меняться, рассмотрение вопросов, стоящих перед нами сегодня, не только полезно и поучительно, но и обязательно. Стратегию можно считать наукой войны с таким же основанием, как экономику — наукой торговли. С течением столетий меняется и характер войны и характер науки с ее научными концепциями, причем иногда очень заметно, как например в нашу эпоху. Подобно этому должна меняться и стратегия. Одной из главных целей этой книги является попытка проследить, какие исторические формы принимала стратегия, и дать им оценку, чтобы иметь некоторую основу для прогнозов и объяснить, как будет протекать война в будущем.

Применение стратегии имеет две стороны, и обеим им ошибочно приписывалась тенденция развиваться независимо одна от другой, чему главным образом способствовали разногласия во мнениях, в методах их применения и даже в терминологии. Во-первых, существуют признаваемые всеми тремя видами вооруженных сил так называемые принципы ведения войны, которые породили среди нас различные воззрения. В этом отношении стратегия сталкивается с определенной трудностью, развившейся из факторов — географических и прочих, — на которые руководитель может влиять, и из факторов, на которые он повлиять не может. Это различие можно проиллюстрировать на примере разницы между отступлением французов и англичан в 1914 году из Бельгии на Марну, [57] которое отчасти развивалось по стратегическому плану, который предусматривал переход к обороне с последующим переходом в контрнаступление, и отступлением французов и англичан в Европе в 1940 году, когда союзники не планировали перехода ни к обороне, ни к контрнаступлению, что привело к эвакуации англичан под Дюнкерком и к падению Франции. Во-вторых, существуют проблемы границ, буферных районов и баз, занимавших доминирующее положение в стратегии в течение ряда столетий. Сейчас в связи с развитием современной авиации значение границ, очевидно, в значительной мере уменьшилось. Однако в мирное время ядерное оружие делает географическое положение чрезвычайно важным фактором, поскольку в начале тотальной войны оно может решающим образом повлиять на ее исход.

В течение ряда столетий географическое положение военных баз оказывало решающее влияние на стратегию. После окончания второй мировой войны местное население стало требовать, чтобы Великобритания отказалась от ряда важнейших баз, и некоторые из них сейчас уже потеряны, а остальные находятся в критическом положении. Также после второй мировой войны Соединенные Штаты построили базы в самых различных местах, и точно так же некоторые из них уже требуют ликвидировать, как например в Исландии, Японии, Марокко и даже на Филиппинах. Такие протесты союзники должны учитывать, так как даже с появлением самолетов и баллистических ракет с радиусом действия, позволяющим во время тотальной войны доставлять водородные бомбы с баз, расположенных на собственной территории, или с авианосцев, региональные базы не потеряют своего значения для действий вооруженных сил во время локальных и холодных войн. Будем надеяться, что свободные страны мира найдут возможным по-прежнему разрешать у себя сооружение баз для союзных войск. Таким образом, территория и границы по-прежнему играют главную роль в стратегии современной ограниченной войны, которая по сути дела очень похожа на неограниченную войну прошлого. Ведь если от ядерного оружия когда-нибудь откажутся все нации, территориальный аспект стратегии приобретет свое прежнее значение.

Маловероятно, что между великими державами сейчас начнется тотальная война, хотя войны, ограниченные [58] по своим размерам, могут вестись между более крупной державой и более мелкой или между малыми державами. При холодной, локальной и ограниченной войнах стратегические замыслы более крупных держав будут сужены и ограничены территориальными соображениями, а также наличием районов частичного сопротивления и абсолютной обороны. Стратегические замыслы, которые десять лет назад могли бы показаться устаревшими, все еще имеют ценность благодаря тому средству, которое грозило сделать их ненужными — сдерживающему влиянию атомного и водородного оружия. В настоящее время согласно требованиям глобальной стратегии наличие баз стратегической бомбардировочной авиации приобретает первостепенное значение. Для Англии и в меньшей степени для Соединенных Штатов было бы выгодно иметь такие базы не только в Соединенном Королевстве, но и по всему миру, не прибегая к их аннексированию.

Было бы ошибкой считать, что все, кто не с нами при нынешней политической обстановке, обязательно выступят против нас в случае всеобщего конфликта. Однако Советская Россия, Китай и их коммунистические сторонники не только занимают большую часть территории Евразии, но и обладают в значительной степени независимостью в отношении средств к существованию и способны ценой лишений и с помощью других способов создать самые грозные вооруженные силы. В то же время у свободных стран во владении или под контролем находится большая часть территорий и морей, которые окружают коммунистический территориальный массив. Как правило, свободные страны своим процветанием, а в ряде случаев даже самым своим существованием обязаны морской торговле.

Следовательно, основная задача нашей обороны — не допустить, чтобы за железный занавес отошли новые территории, так как это повлекло бы за собой потерю не только друзей и потенциальных союзников, но и источников продовольствия и сырья, баз и возможного военно-промышленного потенциала и привело бы к расширению советского влияния. Такое понимание обороны может показаться упрощенным, но тем не менее связанная с ним стратегия в условиях современных тотальной, ограниченной, локальной и холодной войн чрезвычайно сложна.

Союзная стратегия основывается на водородном оружии [59] и других видах оружия массового поражения, которые представляют собой главное средство, сдерживающее развязывание тотальной войны. Несмотря на свою неагрессивность, мы бесспорно, применим это оружие в качестве ответной меры, если противник начнет такую войну.

Союзная стратегия основывается также на применении атомного оружия на поле боя, особенно в районах, входящих в Североатлантический союз. Каким бы отрицательным ни было наше отношение к подобной стратегии, мы вынуждены придерживаться ее, поскольку по финансовым и другим причинам наши союзные контингента в настоящее время не могут без нее противостоять любым серьезным действиям со стороны советского блока. Таким образом, союзники решили полагаться на тактическое атомное оружие, конечно, в Западной Европе, сознавая, что нам, очевидно, придется применить его первыми и что такое решение может легко привести к тотальной войне и, значит, связано с риском гибели цивилизованного общества. Любое решение применить атомное оружие первыми будет связано с мучительными колебаниями, и, следовательно, мы примем его лишь в самом крайнем случае, но даже и тогда, в зависимости от места и обстоятельств, оно в какой-то степени вызовет протесты среди союзных наций. К сожалению, эта стратегия неизбежно дает нашим противникам возможность с помощью дипломатии создавать обстановку, неблагоприятную для союзников.

Как бы нам ни хотелось превратить эту стратегию в систему последовательных мер сдерживания агрессии, было бы неблагоразумно — пусть даже осуществимо — заранее точно определять обстоятельства, при которых мы прибегнем к крайним мерам. И уж, конечно, нельзя рассчитывать на то, что противник воспримет систему последовательного сдерживания агрессии и последовательных ответных мер так же, как и мы.

В некоторых случаях с локальной агрессией, несомненно, можно бороться с помощью локальных ответных мер. Можно даже допускать в этих случаях применение тактического атомного оружия. Такие местные ответные меры не обязательно приведут к тотальной войне. Что же касается сдерживания агрессии угрозой применения водородной бомбы, то в этом случае агрессора [60] нужно постоянно держать в неведении, заставляя его догадываться, как далеко могут зайти его вооруженные силы без риска попасть под удар водородной бомбы.

Хотя при применении атомного оружия в тактических целях под ударом нередко могут оказаться тыловые районы одной или нескольких стран, как слаборазвитых, так и высокоразвитых, вое же между таким тактическим применением и применением его в стратегических целях есть существенная разница. Если в первом случае оружие массового поражения применяется главным образом против военных объектов и вооруженных сил противника, то во втором — прежде всего против гражданских объектов, таких, как крупные города и другие важные центры в тылу страны. Водородные бомбы в условиях ограниченных войн в тактических целях применяться не будут.

Не следует обманывать себя, думая, что при тактическом применении наши атомные бомбы не принесут людских жертв и не причинят ущерба тыловым районам стран, где будут вестись военные действия, в частности в Западной Европе. Жертвы среди гражданского населения и материальный ущерб, без сомнения, будут значительными. Дело в том, что противник, исходя из обстановки и своих планов, сам сможет решать, ограничиться ли ему применением своего оружия только в тактических целях в данном районе или начать его применение в стратегических целях, то есть перейти к мировой тотальной войне.

Ввиду того что сейчас великие державы каждого лагеря имеют возможность немедленно нанести ответный удар, который невозможно предотвратить, взаимная угроза нейтрализовалась, а мировая стратегическая и политическая картина приобрела видимость стабильности. Значение этой стабильности может быть переоценено, поскольку равновесие заметнее всего выступает в районах, географически представляющих собой единое целое, с высоким уровнем организации в политическом и военном отношениях, таких, например, как Западная Европа. Такая стабильность не свойственна районам, где агрессия не вызовет немедленного ответного удара стратегической бомбардировочной авиации в сердце страны агрессора и где применение тактического атомного оружия не обязательно приведет к тотальной войне. Таким образом, [61] не следует полагать, что в конфликтах за пределами «стабильных» районов будут применяться только вооружения обычного типа.

Затронутый нами в общих чертах вопрос о нашей собственной обороне и обороне наших союзников имеет прямое отношение к рассматриваемому в настоящей главе вопросу о географических зонах. Говоря отвлеченно, очевидно, наша оборона — это оборона территорий, населенных союзными нам народами.

Если бы можно было предвидеть, с каким противником придется воевать стране, каков будет характер войны и когда она начнется, то нетрудно было бы путем простых расчетов добиться того, чтобы военные приготовления оказались вполне достаточными, но не чрезмерными, или, иными словами, избавиться и от риска и от ненужных затрат. Практически, конечно, события предвидеть точно нельзя, их можно лишь оценивать, поскольку они зависят от целого ряда причин, из которых не все могут быть вскрыты, а если и вскрыты, то не всегда по достоинству оценены. Кроме того, совокупность причин подвержена изменениям — одни причины появляются и приобретают значение, другие, наоборот, теряют значение и исчезают вовсе. Следовательно, метод оценки событий нужно время от времени пересматривать и соответственно изменять. Долг правительства — следить за тем, чтобы проводимые страной оборонительные мероприятия соответствовали текущей оценке обстановки, и добиваться максимальных гарантий от нападения с минимальным риском и минимальными излишними затратами.

Государству при разработке политики обороны приходится решать сразу несколько проблем. Сначала оно должно выяснить, какие силы потребуются в начале и в ходе вероятной тотальной, а также ограниченной, локальной и холодной войн, и в зависимости от этого определить минимальные размеры приготовлений мирного времени, обеспечивающие соответствующие силы для каждого вида войн. Одновременно, и это даже более важно, государство должно определить, в какой степени эти отдельные виды приготовлений или даже их альтернативные [62] варианты способны реально предотвратить или оттянуть войну.

Форсирование водных преград, даже таких узких, как Ла-Манш или пролив между Сицилией и Мальтой, в условиях боевых действий на суше, море и в воздухе без обеспечения господства в воздухе имеет не больше шансов на успех, чем оно имело бы в условиях боевых действий только на суше и море без обеспечения господства на море. В той мере, в какой это справедливо при наличии господства в воздухе, оборону можно организовать с большой экономией сил непосредственно на водной преграде или непосредственно за ней. Соединенное Королевство и его доминионы находятся под защитой оплошных водных преград, за исключением лишь Канады, граница которой с Соединенными Штатами тянется по суше на большом расстоянии. Южно-Африканский Союз также защищен водной преградой, США защищены океанами. Однако есть еще одно важное условие успешного сопротивления даже при наличии самой хорошей водной преграды. Чтобы выйти из войны победителем, необходимо иметь промышленные и Экономические ресурсы (за линией максимальной экспансии) и защищать их либо от сухопутных и военно-морских сил, либо от стратегических бомбардировок противника. Сейчас хорошо организованная оборона от налетов бомбардировочной авиации противника важнее, чем морская преграда.

Если ресурсы, требующиеся государству для ведения борьбы за намеченной им линией максимальной экспансии или перед ней, этим государством не контролируются или если оно не обеспечило себе господствующего положения, необходимого для транспортировки этих ресурсов туда, где Они требуются, то такое государство так же мало приспособлено для проведения самостоятельной политики, как это имело бы место в том случае, если бы район его максимальной экспансии был полностью отрезан от территории самого государства. Точно так же, если бы какая-нибудь великая держава господствовала на коммуникациях, по которым доставлялась бы нефть к местам потребления, она фактически пользовалась бы правом вето в таких местах. Так же обстоит дело и с источниками урановой руды.

Из этого следует, что районы, где производится все [63] существенно важное для обороны — продовольствие, сырье, готовые изделия, и пути, соединяющие их с районами потребления, по возможности должны полностью включаться в обороняемую зону. Таким образом, напрашивается вывод, что территории, находящиеся вне пределов союза, могут являться объектом обороны в такой же степени, как любая составная часть самого союза, если на них находятся необходимые ресурсы или если они господствуют над коммуникациями. В каждом конкретном случае степень контроля, который необходимо осуществлять над такими территориями, различна. В некоторых случаях можно не затрагивать нейтралитета производящей страны, если удастся лишить противника возможности вмешательства, не принимая мер, нарушающих нейтралитет страны. В других, крайних случаях нельзя будет обойтись без оккупации страны во время войны или даже в мирное время.

Конечно, недостаточно включить в зону максимальной экспансии районы размещения промышленных и экономических ресурсов, а также коммуникации, необходимые для организации успешного сопротивления, если эти ресурсы и коммуникации не будут надежно защищены от стратегических бомбардировок противника. Создание превосходства в воздухе, достаточного для обороны этих потенциальных объектов нападения, так же важно для успешного сопротивления, как и обеспечение господства в воздухе, дающего в случае необходимости возможность оборонять зону максимальной экспансии от превосходящих сухопутных и военно-морских сил противника. Концентрация в Англии важных промышленных ресурсов и важных путей сообщения придает обороне ее территории от стратегических бомбардировок особо важное значение, которое может уменьшиться лишь с помощью чреватого серьезными последствиями постепенного перемещения населения и промышленности в пределах Британского Содружества наций.

III

Фактором, в какой-то мере мешающим ясно представить стратегические потребности во всех районах мира, является то, что холодная, локальная или ограниченная войны для различных стран, расположенных в различных частях света, не имеют одинаковой важности. Например, [64] вторжение в Южную Корею задело интересы Соединенных Штатов на Дальнем Востоке и, бесспорно, побудило их принять решение оказать сопротивление этой агрессии с помощью Организации Объединенных Наций. В противоположность этому, беспорядки на Среднем Востоке, которые не прекращаются после второй мировой войны, несомненно, затрагивают стратегические интересы Англии, хотя интересы США, признанные в свое время, они могут затрагивать не так непосредственно и глубоко.

Мы должны предположить, что наш противник — агрессор, и проследить в общих чертах, какую форму на первых фазах примет ограниченная или холодная война. Будучи агрессором, противник, по-видимому, поставит себе целью захватить территории, важные в военном или политическом отношении. Вне всякого сомнения, намеченные объекты будут находиться в зоне частичного сопротивления союзников, ибо иначе война не начнется. Маловероятно, что такие объекты будут расположены в пределах самого союза, и почти невероятно — в пределах фактической зоны максимальной экспансии. Прежде чем вероятный противник достигнет положения, которое давало бы ему возможность решиться на захват важных областей территории союзников, какие-нибудь его действия неизбежно приведут к войне. Например, вторжение Германии в Польшу послужило поводом для войны в 1939 году, то есть значительно раньше, чем создалась обстановка, при которой Германия могла бы напасть непосредственно на Соединенное Королевство.

Противник постарается завершить свои операции как можно быстрее, чтобы «локализовать» войну и не дать ей перерасти во всеобщую мировую войну. Таким путем он не только добьется максимального сосредоточения войск на интересующем его объекте, но и воспользуется миром, хотя бы и временным, и оставит у себя то, что уже получил.

Эта начальная фаза обязательно предполагает превосходство противника в сухопутных силах, так как трудно представить себе, чтобы какая-нибудь страна, кроме великой военной державы, решилась бы вести наступательную войну против союзников. Если противник не сможет добиться значительного численного превосходства, [65] он вряд ли перейдет в наступление, особенно если выбор времени зависит от него самого. Поэтому большое значение будет иметь господство в воздухе на театре военных действий. Следует ожидать, что противник, стремясь любыми средствами ускорить продвижение своих сухопутных и военно-морских сил, будет уделять огромное внимание их. авиационной поддержке и мерам по срыву авиационной поддержки, организуемой другой воюющей стороной. Основной формой сопротивления, которая, вероятнее всего, окажется возможной для союзников в угрожаемом районе, будет авиационная поддержка армии и флота и борьба с авиацией противника.

В течение всей второй фазы авиационная поддержка и борьба с авиацией противника по меньшей мере сохранят свое значение. Если противник сможет продолжать наращивать угрозу выхода к линии максимальной экспансии и прорыва ее, это будет означать, что его сухопутные и военно-морские силы по-прежнему обладают превосходством, а авиация поддержки не подавлена. Трудно переоценить значение усилий, необходимых для обеспечения эффективности собственной авиационной поддержки и дезорганизации авиационной поддержки противника. Для примера возьмем два случая из соответствующего этапа второй мировой войны. Если бы битва за Англию, в которой победила тактика подавления поддерживающей авиации противника, была проиграна, то никакие блестящие успехи стратегической бомбардировки промышленных объектов Германии и гражданского населения не помешали бы армиям в Нормандии и Бретани вторгнуться в пределы Соединенного Королевства. Далее, когда войска Роммеля рвались к дельте Нила, уничтожение самолетами и подводными лодками шести транспортных судов, направлявшихся в Тобрук, имело для спасения союзников большее значение, чем уничтожение всех нефтепромыслов в Плоешти в тот период войны.

Значение стратегических бомбардировок во второй фазе будет возрастать. Теперь уже пойдет борьба за постепенное истощение всех ресурсов воюющих сторон, и стратегические бомбардировки будут применяться все шире и шире, чтобы довести ресурсы до такого уровня, когда они перестанут удовлетворять потребности. Чем в меньшей степени противник из-за складывающейся [66] обстановки сможет эффективно использовать свое превосходство в сухопутных и военно-морских силах, тем чаще он будет прибегать к стратегическим бомбардировкам. Маловероятно, что будущий агрессор, подобно Германии и ее союзникам в 1939–1940 гг., не постарается обеспечить себе превосходство с целью ведения стратегических бомбардировок, наземных операций и осуществления авиационной поддержки.

Стратегические бомбардировки и защита от стратегических бомбардировок противника должны сочетаться. Однако можно сделать вывод, что борьба со стратегическими бомбардировками противника будет, как правило, иметь довольно большое значение для обороны союзников до тех пор, пока не удастся достигнуть равновесия сил. До этого момента союзники в целом будут обладать меньшими преимуществами, чем их противник, и поэтому применение против них стратегических бомбардировок может скорее принести желаемые результаты. Поэтому, с точки зрения союзников, борьбе со стратегическими бомбардировщиками противника при подобных обстоятельствах следует отдать предпочтение перед усилением своих собственных стратегических бомбардировщиков, хотя, как известно, борьба со стратегической бомбардировочной авиацией включает в себя удары по тем объектам, которые имеют самое непосредственное отношение к наступательным возможностям стратегической авиации противника.

Роль и значение стратегического бомбардировщика продолжают возрастать независимо от обстановки. Возможность расширения ограниченной войны до размеров тотальной подчеркивает потребность в соответствующих базах. Советский метод идеологической экспансии направлен на то, чтобы использовать любые преимущества как при наступлении, так и при отходе, а поэтому заслуживает глубокого изучения. За методами ведения холодной, локальной и ограниченной войн в различных зонах вырисовывается призрак стратегии тотальной войны. Долго ли еще удастся избегать тотальной войны — это вопрос, связанный с эффективностью нашего подхода к холодным, локальным и ограниченным войнам и с продолжительностью действия сдерживающих войну сил» [67]

Сейчас стратегия свободных стран опирается на два великих стратегических бастиона, с которыми связаны наши проблемы. Стратегическое значение любого района зависит от уровня национального сознания, моральных убеждений, производственной мощи и пригодности данного района для применения наступательной и оборонительной стратегии. В этом отношении, особенно по размаху производственной мощи и стратегическим преимуществам, на первом месте стоит Западная Европа. Первый, западный бастион включает Северную Америку и Западную Европу, которые вместе представляют собой промышленно-производственную базу западного образа жизни и оборонительных ресурсов. Мощь западного бастиона значительно превосходит все то, что может создать сейчас советский блок{15}.

Важно, чтобы коммунисты не получили больше ни малейшей доли западноевропейских производственных и людских ресурсов. Однако в отличие от оружия второй мировой войны, в ходе которой Германия получила большие выгоды, возможности новых видов оружия таковы, что в тотальной войне захват и оккупация какой-то части или даже всей Западной Европы не увеличит существенно производственной мощи противника. Отсюда ясно, что западный бастион имеет исключительно важное значение в трех отношениях, а именно: неевропейские западные державы связаны с Западной Европой прочными узами дружбы; западным союзникам необходимо сохранить все свои преимущества, в том числе территориальные, и лишить таких преимуществ противника; в Западной Европе наиболее выгодно расположены базы, с которых можно быстро нанести ответный удар по военным и промышленным объектам России и ее приверженцев.

К восточному бастиону относятся некоммунистические страны Юго-Восточной Азии и Дальнего Востока. В этих районах находятся главные источники стратегического [68] и промышленного сырья, имеющие важное значение для западного бастиона, и громадные продовольственные ресурсы для удовлетворения потребностей многочисленных народов, которые населяют эти края, так что держава, контролирующая эти продовольственные ресурсы, будет господствовать и над народами. Восточный бастион обладает громадными ресурсами живой силы, пригодной для создания крупных армий, которые можно использовать в том типе войн, который наиболее вероятен в этой части мира. Восточный бастион не располагает такой концентрированной промышленной мощью, как западный, и нуждается в громадной промышленной помощи, которая необходима ему не только для его вооруженных сил, но и для обеспечения средств к жизни и для процветания.

Западный бастион может существовать независимо. Для западного образа жизни было бы катастрофой, если бы коммунисты продвинулись дальше на запад, за существующую сейчас границу, отделяющую свободный мир от несвободного. В этом случае под угрозой оказались бы громадные источники сырья и продовольствия, а любая потеря производственной мощи военного потенциала свободных стран Востока благоприятствовала бы коммунистам. Моральное воздействие такой утраты на Индию и другие свободные страны на востоке было бы огромным, а реакция на это Запада была бы чревата серьезными последствиями. Угрозе подверглись бы безопасность в районе Тихого океана и цепь американских баз, а положение Австралии и Новой Зеландии в средней части зоны стало бы опасным. Более того, восточный фланг средней зоны оказался бы уязвимым и стал бы серьезной помехой для стратегии как средней зоны, так и Европы. К несчастью, восточный бастион включает страны и территории, народы которых имеют самый низкий жизненный уровень в мире и в которых с появлением азиатского, национализма создались условия для ведения холодной войны.

Несмотря на наличие двух стратегических бастионов, мы для удобства будем сейчас рассматривать проблемы нашей обороны, связанные с периферией евразийского массива, в пределах трех различных географических зон, помня, однако, что даже при таком широком охвате нельзя допускать изолированного подхода. [69]

В частности, необходимо рассмотреть нашу стратегию в пределах каждой из этих трех зон, так как, несмотря на огромные ресурсы западного бастиона, мы не можем быть одинаково сильны на всем протяжении коммунистических границ и должны сосредоточивать свои силы в каких-то определенных районах — восточного бастиона и опасных в отношении холодной войны.

Нефтяные запасы Среднего Востока и нетронутые ресурсы Африки, включая крупнейшие залежи урановой руды в Бельгийском Конго, представляют большой интерес для честолюбивой державы не только с точки зрения их богатства. Утрата этих ресурсов угрожала бы сильным истощением стратегических ресурсов западных держав и, кроме того, могла бы подорвать основы их стратегии на Востоке и Западе. Продвижение на юг в этом районе привело бы к обходу флангов как на западе, так и на востоке. Под угрозой оказались бы не только нефтепромыслы Среднего Востока, но и авиалинии и морские пути сообщений, например на Средиземном море и в Индийском океане, имеющие жизненно важное значение для западных держав. Различные националистические движения на Среднем Востоке, приводящие к холодным и локальным войнам, свидетельствуют о том, что этот район является самым уязвимым и требует дальнозоркой политики и решительной стратегии.

Изучение военных проблем, связанных с каждой из трех зон, имеет важное значение для разработки различных видов наступательной и оборонительной стратегии в рамках соответствующей совместной стратегии, а последней, в свою очередь, в рамках союзной объединенной стратегии.

В западную зону входит Западная Европа вместе с Соединенным Королевством, американский континент и Атлантический океан. Восточная зона включает Тихий океан со всеми свободными странами, расположенными на его западных берегах, и восточную часть Индийского океана. Средняя зона включает Средиземное море, Средний Восток вместе со странами, расположенными в районе Персидского залива, Африку и западную часть Индийского океана. Проблемы северной части евразийской периферии, простирающейся вплоть до полярных районов, объединены с проблемами северных [70] частей западной и восточной зон, куда они и входят в системе глобальной стратегии.

Прежде чем приступить к подробному рассмотрению трех стратегических зон, следует остановиться на одной наиболее обшей проблеме. Поскольку основой западной обороны являются наступательные операции стратегической авиации дальнего действия против тыловых районов Советской России и ее приверженцев, мы постоянно нуждаемся в глобальной системе авиабаз вокруг всей обширной советской территории, усиленной системой баз авианосной авиации. К счастью, западные державы для этой цели имеют достаточное количество районов, разбросанных по всему миру. Удовлетворительные сухопутные базы военно-воздушных сил имеются на территории Соединенного Королевства, Западной Европы, Северной Африки и Среднего Востока, а отчасти и на Дальнем Востоке. Необходимо обеспечить безопасность районов, расположенных перед этими базами. Тот факт, что большая часть лучших авиационных баз из тех, которые расположены в указанных районах, находится на территории Соединенного Королевства, делает эту территорию наиболее вероятным объектом сильных ударов бомбардировочной авиации противника с самого начала военных действий. Западные державы имеют в своем распоряжении Атлантический океан, Средиземное море, Индийский и Тихий океаны, которые могут быть использованы авиацией, базирующейся на авианосцы, как удобные бассейны для действий против тыловых районов противника. Наземные и морские базы — прекрасное сочетание, использование которого обеспечивает военно-воздушным силам западных держав большую гибкость и дает им преимущества в тотальном воздушном наступлении против Советской России и ее приверженцев.

В то время как ограниченная территория Англии делает ее уязвимой, ведет к интенсификации оборонительной системы и, как это ни парадоксально, даже предполагает достаточную степень эффективности обороны, громадные советские и китайские территории дают этим государствам явные преимущества. Им нет надобности оборонять всю территорию, но для защиты даже незначительной части подобной территории нам потребовалась бы весьма обширная система обороны, [71] Тысячи квадратных километров делают возможным рассредоточение и укрытие, и может случиться так, что бомбардировщикам будет очень трудно наносить удары по конкретным военным объектам. Западные державы сильно обеспокоены тем, что будущую войну, как тотальную, так и ограниченную, придется вести в Европе, которая вполне может превратиться в радиоактивную пустыню.

Организация, требующаяся для ведения локальной и холодной войн, сильно отличается от той, которая необходима для ведения войны тотальной, поскольку военно-дипломатическая обстановка при местной или холодной войне коренным образом отличается от обстановки, которую создает неограниченная угроза. На Западе, где угроза носит реальный характер, существует организация как для холодной, так и для тотальной войн. На Среднем Востоке и в Юго-Восточной Азии западные державы больше подготовлены к общему конфликту широкого охвата, чем к сдерживанию противника в случаях острой необходимости, как этого требует характер стратегии в этих районах. Разобщенность организаций, требующихся для ведения локальных и холодных войн, подтверждается тем фактом, что изолированно велись уже три локальные войны: в Малайе — Англией, в Индо-Китае — Францией и в Корее, причем последняя война представляет собой единственный пример объединенных действий, правда, главным образом под руководством США.

Все это ставит нас перед чрезвычайно важной проблемой, которой посвящена данная книга, а именно перед необходимостью создания новой национальной и союзной стратегии. Общепризнано, что главной слабостью западных держав в Юго-Восточной Азии и на Среднем Востоке является их политический курс. Холодная война в различных районах земного шара ведет к разобщенности в политике отдельных государств, и это хорошо понимают коммунистические державы; если не считать тотальной войны, проблема безотлагательного объединения и организации ни в чем так остро не проявляется. Главная задача политики — создать такие условия, которые позволили бы провести объединение, если оно потребуется, как можно быстрее и с наименьшими трениями. Даже в Западной Европе, [72] где военно-дипломатическая организация стала крайне сложной, все еще нужно многое сделать, чтобы обеспечить эффективное использование ресурсов, сил и сырья в соответствии с их назначением.

Между Соединенным Королевством и Соединенными Штатами Америки существуют некоторые разногласия по основным стратегическим вопросам, касающимся вооружения и вооруженных сил. Различия обнаруживаются в государственных политических концепциях, в подходе к конкретным военным проблемам, а также во взглядах на вероятность перехода от войны ограниченной к войне тотальной в результате предлагаемых мер, на частные вопросы государственной военной политики, на догмы и доктрины, касающиеся применения военной силы для решения конкретных проблем.

В НАТО разногласий между стратегией Соединенного Королевства и Соединенных Штагов Америки нет. В зоне НАТО колониальные интересы ни той, ни другой стороны не затрагиваются, а общая угроза со стороны Советской России и ее приверженцев достаточна, чтобы разрешать любые споры. На Среднем Востоке, или в средней зоне, разногласия возникают, с одной стороны, на почве подозрений, которые питают американцы к английской колониальной и торговой политике, а с другой стороны, на почве опасений, что американцы не совсем понимают стратегические возможности обороны и наступления в данном районе.

На Дальнем Востоке и в Юго-Восточной Азии между Соединенным Королевством и Соединенными Штатами Америки существуют разногласия по многим вопросам; в основном они объясняются различными колониальными и торговыми интересами в этих районах. Точки зрения на многочисленные политические вопросы отличаются ограниченностью, а многие высокопоставленные американские офицеры склонны рассматривать эту зону как предмет забот лишь одних Соединенных Штатов и с подозрением относятся к военным концепциям англичан, основанным на британском колониализме. У каждого государства в этой зоне свои интересы и свои сферы влияния, и для сохранения их разрабатываются национальные стратегии. Угроза в этой зоне еще не приобрела настолько серьезного характера, чтобы привести к самопроизвольному [73] объединению этих стратегий, однако нет сомнений, что объединенная англо-американская стратегия смогла бы оказать большое влияние на стратегию каждого из этих двух государств, повысив их эффективность и экономичность.

За критическими рубежами в Европе, в средней зоне и на Дальнем Востоке имеются большие окаймляющие зоны, где может быть больше возможностей для компромиссов и где Россию и Китай всегда необходимо держать в неведении относительно того, как будут реагировать западные державы на различные формы агрессии в этом районе, начиная с просачивания и кончая нападением с помощью ядерного оружия. В пределах этих окаймляющих зон располагаются многочисленные выдвинутые районы, имеющие стратегическое значение, определяемое важностью их расположения. Например, внутренний стратегический район, включающий Сингапур, имеет более важное значение, чем его внешняя прилегающая часть, в состав которой входит Индо-Китай. Как предполагает союзная стратегия, прямое нападение Китая на указанный внутренний район, безусловно, приведет к ответному атомному удару по объектам на китайской территории, в то время как при нападении на его внешнюю часть ответные меры будут носить более умеренный характер.

При решении как военных, так и политических проблем мы должны придерживаться глобальной точки зрения, и приходится сожалеть, что в этом смысле чувство соперничества склонно преобладать над стремлениями к поиску совместных решений. Однако, рассматривая вопросы, затронутые в книге, мы увидим, что операции сухопутных, военно-морских и военно-воздушных сил неразрывно связаны между собой. Ни при каких обстоятельствах ни один из видов вооруженных сил не сможет самостоятельно обеспечить победу нал противником, так как возможности эффективных действий одного вида сил создаются действиями другого вида, и наоборот. Эта взаимосвязь и взаимозависимость различных видов вооруженных сил имеет большее значение, чем простая идея взаимодействия на поле боя, которая всем знакома по второй мировой войне.

В настоящей главе была сделана попытка осветить проблему жизненно важных географических зон в общих [74] чертах, а не останавливаться на этих зонах подробно, поскольку связанные с ними стратегические проблемы требуют более тщательного рассмотрения. Применение политики сдерживания представляет особую трудность. Сдерживающая сила западных держав состоит из двух частей, а именно: из боевого компонента и из организационного компонента.

Боевой компонент — это вооруженные силы, вооружение и необходимые запасы материальных средств, с помощью которых можно вести войну любого типа.

Организационный компонент включает в себя командование, органы военного планирования и органы, ведающие внешней политикой, которые определяют, где и когда должен применяться боевой компонент. В настоящей книге особое внимание уделяется второму компоненту, и в дальнейшем при детальном рассмотрении географических зон я надеюсь показать сильные и слабые стороны существующих концепций организационного компонента в отношении определяемой им стратегии и дополнительную эффективность, которую он может извлечь из новой концепции стратегии. [75]

Глава IV.
Западная Европа

Всякий раз, когда географические зоны рассматриваются с точки зрения стратегии, различные авторитеты пытаются установить, где эти зоны начинаются и где кончаются, однако ради той цели, которую мы себе ставим, целесообразнее проследить, как меняется характер зон в связи с развитием стратегии, чем определять их нынешние границы. Сейчас западная зона представляет собой неопределенно очерченный район, включающий американский континент, Атлантический океан, простирающийся на север до Арктики, страны Западной Европы, ограниченные западным побережьем и железным занавесом от Норвегии до Средиземного моря, а также западные районы Северной Африки.

Этот район — цитадель военной глобальной стратегии союзников. В Северной Америке находятся крупнейшие в мире центры промышленного и военного производства, включая производство атомного и водородного оружия. Однако Западной Европе должно быть отведено особое место в системе союзной стратегии, поскольку она не только стоит на втором после Америки месте по производству промышленной продукции, но и является источником культуры и ценностей всей западной цивилизации. Постепенное присоединение Россией отдельных частей Западной Европы не только означало бы катастрофу для свободных европейских стран, но и угрожало бы могуществу Америки — настолько велики преимущества живой силы, производственной мощи, ресурсов и [76] стратегического положения, которыми воспользовались бы Советы. На Западе и в Малой Азии находится ряд лучших баз и морских пространств для нанесения атомных ударов по важнейшим объектам советского блока, однако в западной зоне в свою очередь также существует множество уязвимых, имеющих жизненно важное значение объектов, по которым Россия может нанести удар своим атомным оружием, и было бы неблагоразумно упускать это из виду.

Таким образом, рассматривая западную зону, мы сделали первый важный вывод — Англия уязвима. Хотя Соединенное Королевство находится на внешнем крае европейской территории, оно по своей мощи превосходит ближайших соседей Советской России на континенте. Без поражения Англии захват Европы был бы еще далеко не завершен, и, наоборот, если бы такое поражение было нанесено в самом начале конфликта, вся Европа оказалась бы в объятиях коммунизма. Русские не могут не оценить того, что Гитлер, приступив к завоеванию Европы, дал Англии передышку, что в конечном счете привело его к поражению.

Считается, что система обороны Соединенного Королевства является самой эффективной в мире, но бесспорно также и то, что она в большей степени, чем все остальные, подвержена опасности оказаться объектом действий стратегической бомбардировочной авиации и баллистических ракет. Для нанесения удара атомными или водородными бомбами требуется намного меньше самолетов, чем для обычного бомбового удара, но результат будет значительно эффективнее того, которого могли добиться тысячи самолетов во время прошлой войны. Истребительная авиация сейчас не в состоянии серьезно препятствовать действиям современных бомбардировщиков, а управляемые снаряды еще недостаточно совершенны, чтобы гарантировать их уничтожение в необходимых количествах. Для бомбардировки Англии вовсе не требуется посылать много бомбардировщиков. Из нескольких сотен посланных бомбардировщиков достаточное число обязательно пробьется к цели. Пожалуй, можно быть уверенным, что достаточно сбросить на наши [77] крупнейшие города и важнейшие районы до двух десятков водородных бомб, и мощь Англии, а также ее воля к сопротивлению будут сломлены. Таким образом, мы должны сделать все возможное, чтобы эти бомбы никогда не упали на Англию. Нам нужно до конца использовать превосходство союзников в материальных средствах, в области науки и производственной мощи для создания и приведения в немедленную готовность таких сил, которые могли бы нанести тягчайший урон атомоносной бомбардировочной авиации противника, если наши меры по предотвращению войны окажутся безуспешными. Свою уязвимость мы полностью осознали во время событий в Корее, когда малейший безответственный шаг американцев мог вызвать переход локальной войны в тотальную. Наша уязвимость от атомного и водородного оружия связана со своеобразным противоречием: сильнее всех желая воспрепятствовать применению подобного оружия, мы будем вынуждены применить его первыми, если русские дивизии попытаются завоевать Европу.

За последнее время силы Североатлантического союза значительно возросли. Его стратегией руководят два органа: постоянная группа Совета Североатлантического пакта, состоящая лишь из представителей Англии, США и Франции, и военный комитет Совета Североатлантического пакта, который состоит из представителей всех государств — членов НАТО. Англия придает большое значение работе постоянной группы, потому что стратегическое руководство, особенно во время войны, намного легче осуществлять группе, состоящей всего лишь из трех членов, чем группе из одиннадцати членов. Практически руководство со стороны второй группы неосуществимо. Англия считает также, что в меньшей группе ей легче влиять на исход споров с Америкой, чем в большой группе, то есть в военном комитете. Очевидно, по тем же причинам Америка склонна шире использовать военный комитет, по крайней мере в мирное время. Согласие Англии войти в Западноевропейский союз означает отказ от прежней политики, потому что теперь британские войска включены в одну организацию с войсками Германии, Франции и других континентальных держав. В связи с этим Англии пришлось поступиться некоторыми суверенными правами в области западноевропейской [78] стратегии. Фактически суверенные государства, входящие в НАТО, позволяют международному органу даже давать рекомендации относительно характера их участия в общих оборонительных усилиях. Хотя в последние годы Канада поддерживает идею более тесного сплочения с остальной частью Западной Европы, тенденция Англии воздерживаться от четкого определения сущности Британского Содружества наций не позволила ей решительно связать свои интересы с интересами континента, особенно потому, что заокеанские члены Британского Содружества могли не одобрить этого. Последнему соображению придается очень большое значение, так как Англия понимает, что ей удалось пережить две мировые войны только благодаря своей морской мощи, обеспечивавшей связь со странами Британского Содружества наций, а также благодаря помощи со стороны США. Главной причиной, побудившей Англию изменить свою политику, явилось то, что сейчас США принимают такое же активное участие в обороне Европы, как Соединенное Королевство.

Учреждение НАТО и штаба верховного главнокомандующего объединенными вооруженными силами в Европе повлекло за собой необходимость проведения ряда одновременных согласованных мероприятий, что означает координирование оборонительных систем, а также планирование объединения сил и военного производства. Оборона была обеспечена, и несмотря на то что был сделан шаг вперед в области новых политических взаимоотношений правительств, именно здесь может выявиться слабость либо под влиянием ослабления напряженности и общей апатии, либо из-за преград, которые ставят экономическая стратегия и коммунистическая пропаганда.

III

Хотя атомное и водородное оружие играет главную роль в системе союзной объединенной стратегии и национальной стратегии западных держав, щитом, прикрывающим Западную Европу, являются сухопутные силы государств и средства авиационной поддержки, выделяемые штабу верховного главнокомандующего объединенными вооруженными силами в Европе и Западноевропейскому союзу. Без этих сил рухнула бы вся система [79] НАТО, а в Западной Европе перестала бы существовать и воля к сопротивлению коммунистическому просачиванию и различным видам постепенной агрессии даже в холодной и локальной войнах. В условиях ограниченной или тотальной войны отвод любой значительной части наличных дивизий западной армии создал бы возможность для завоевания всей Западной Европы.

Как англичане, так и американцы в принципе согласны, что ни одна из этих стран не может защищать Старый Свет самостоятельно, как это в состоянии сделать Америка на Дальнем Востоке, судя по некоторым ее заявлениям. Однако в районах, примыкающих к этим двум зонам на их флангах, вопрос о стратегической взаимозависимости союзников не так ясен. Например в — отношении средней зоны, которая находится на фланге Западной Европы, и Юго-Восточной Азии, примыкающей к Дальнему Востоку, Британское Содружество наций может без колебаний заявить, что, хотя они долгое время были сферами ее влияния, сейчас ей там нужна помощь Америки. Однако США, как это они дали ясно понять, не спешат взять на себя подобную ответственность, хотя теперь концепция союзной объединенной стратегии в упомянутых районах уже проясняется для обеих стран. Фактически Соединенные Штаты признают, что даже объединенные англо-американские силы не могут сдерживать внутреннего натиска на протяжении всего периметра русского и китайского блоков и бороться с холодной, локальной и ограниченной войнами без эффективной объединенной стратегии. Сейчас многие считают, что в последние годы именно отсутствие объединенной стратегии, отвечающей требованиям времени, приводило две наши страны к политическим и военным разногласиям, что объяснялось не столько разногласиями национального порядка, которым придавалось стратегическое значение в различных районах земного шара, сколько перенесением военных и стратегических соображений на практические планы. Это происходило в результате того, что различия во мнениях и интересах государств, а следовательно, и различия в их стратегии приводили к усилению одних районов за счет ослабления других; ослабленные районы теряли значение в пределах зон, а особенно между зонами.

В отношении флангов указанного района все еще [80] имеются разногласия стратегического порядка. Северный фланг, представленный Данией и Норвегией, не вызывает никаких разногласий главным образом потому, что там не сталкиваются англо-американские интересы. Серьезные разногласия возникали по поводу юго-восточного фланга, на особенностях которого стоит остановиться, чтобы проиллюстрировать различные национальные подходы к общей стратегической проблеме. В частности, Соединенные Штаты смотрели на включение Греции и Турции в состав Североатлантического союза как на расширение европейской системы на южном и юго-восточном флангах. Англия же рассматривала такое расширение с иной стратегической точки зрения. Англия, по-видимому, была дальновиднее Америки, понимая или по крайней мере признавая, что при тотальной, ограниченной, локальной или холодной войнах союзникам недостаточно ограничивать свою стратегию районом, охватываемым Североатлантическим союзом. Как уже говорилось, Англия относит Средний Восток ко второй глобальной зоне, считая, что его безопасность имеет большое значение не только для Североатлантического союза, но и для его собственных интересов. С точки зрения Англии, средняя зона, расположенная между западной и восточной зонами, должна рассматриваться как самостоятельный театр военных действий. Поэтому должны быть самостоятельные верховные командования для Среднего Востока, Юго-Восточной Азии и Дальнего Востока, подобные штабу главного командования войск атлантических держав в Европе. Такие стороны стратегий различных театров, как распределение ресурсов между ними, а также издание директив и утверждение планов находятся в ведении центрального высшего союзного органа, подобного англо-американскому объединенному штабу периода второй мировой войны, или какого-нибудь органа, приданного постоянной группе Совета НАТО.

Следует призадуматься над утверждением, что Англия и Америка являются соратниками по оружию и вместе с тем непримиримыми соперниками в мирный период, в частности в области торговли. Оборонительные мероприятия последних лет задержали равномерное восстановление экономики Соединенного Королевства, и среди гражданского населения широко распространилось [81] мнение, согласно которому наше перевооружение является частью американской политики, а не английской. Это, конечно, вздор, однако нация, доведенная до бедности двумя мировыми войнами и вынужденная нести на своих плечах тяжелое бремя подготовки к новой войне, ждет такого времени, когда нависшая угроза войны значительно уменьшится и наступит период процветания. Существуют опасения, что англо-американская дружба, порожденная крайней необходимостью, носит временный характер, и если в мире восстановятся нормальные отношения, может выясниться, что Англия напрасно готовилась к войне, которая так и не началась, и ей будет все труднее возвращать старые рынки и приобретать новые. Англия в результате громадного перенапряжения, которое ее экономика испытывает и будет испытывать, окажется менее, чем в былые времена, приспособленной к конкуренции в торговле под лозунгом «свобода для всех», и это перед лицом возрождающихся Западной Германии и Японии. При наличии таких мнений подозрительность малых государств по отношению к американской политике в Европе не является неестественной. Однако Соединенные Штаты, если не принимать во внимание их позицию в вопросе о ленд-лизе, поставки по которому были прекращены вскоре после окончания войны, что англичане восприняли как поспешный и недружелюбный акт, заслуживают глубокого уважения за проводимую ими политику помощи Европе и другим странам. Послевоенная политика Америки определяет позицию, которую она займет, когда грозные годы минуют. Какой бы ни была экономика мирного времени, нам пока остается надеяться, что прозорливость и практичность Америки будут продолжать распространяться на нынешнюю критическую обстановку, причем не только в том смысле, что Америка может дать англичанам, но и в том смысле, что она будет сознавать бесспорную силу Соединенного Королевства. Вряд ли нужно подчеркивать здесь, какие уроки должна извлечь из этого союзная стратегия.

В Европе существует несколько подлинно нейтральных государств, прежде всего Швеция и Швейцария, которые по крайней мере по духу и своим симпатиям находятся [82] на стороне стран западной демократии и которые отдали много времени и сил делу послевоенного восстановления Европы. Они имеют вооруженные силы, и никто не стал бы оспаривать их твердой решимости отстаивать свою независимость.

Испания находится под большим вопросом, поскольку она ни в каком смысле не представляет собой страну либеральной демократии. Однако у нее есть довольно веские основания препятствовать распространению коммунизма и сдерживать натиск как русской идеологии, так и русских войск. Она располагает значительными войсками, а ее западное и южное побережья имеют множество районов, пригодных для высадки союзных войск на случай, если порты, расположенные севернее, временно окажутся недоступными. Испания в целом является хорошей военной базой, и, кроме того, у нее много ценных военно-морских баз и мест для строительства авиационных баз. Америка подходит к вопросу об Испании правильнее, чем Англия, которая, подобно Франции, все еще вспоминает события гражданской войны в Испании, которую называют «холодной войной тридцатых годов». Утверждают также, будто Испания еще не созрела для роли союзника или участника Североатлантического союза. Однако истина скорее кроется в том, что взгляды английских кругов и некоторых кругов на континенте еще сами не созрели до сознания необходимости принять ее.

Если оставить в стороне нейтральную Австрию, на примере которой можно лишний раз видеть отличие такого рода нейтралитета от добровольного нейтралитета стран, подобных Швеции и Швейцарии, то другой страной, оборона которой имеет особое значение для западных держав, является Югославия, юго-восточный сосед Австрии. Югославия — самая важная страна в системе европейской обороны — представляет собой наглядный пример влияния географического положения на оборону Североатлантического союза в целом и оборону самой Югославии: в силу расположения гор и рек большинство путей сообщения Югославии идут на север и юг, что облегчает вторжение с севера. Это — коммунистическая страна, не имеющая общих границ с Советским Союзом. Хотя в послевоенные годы Югославия занимала выжидательную позицию, получая выгоды как от Советского [83] Союза, так и от западных держав, она является членом важного Балканского пакта, примыкающего к Североатлантическому союзу. Ее колебания между двумя лагерями наглядно показывают, как политические события могут коренным образом изменять стратегическую обстановку. То, что Тито не допустил какого бы то ни было вмешательства в свои дела со стороны Советского Союза, имеет огромное значение. Обстановка в этой части Европы продолжает улучшаться, и с точки зрения стратегии это является правомерным. Вслед за любым серьезным нападением на Югославию со стороны любого из ее соседей, находящихся под коммунистическим влиянием, последует обращение в Организацию Объединенных Наций. Югославия имеет достаточные для крайних случаев силы, приспособленные для внутренней борьбы и борьбы с партизанскими действиями.

Оборонительная зона Западной Европы по своей форме напоминает ломоть дыни. Один из ее флангов удлинен в сторону Турции. Как и у дыни, самая ценная часть зоны находится в центре, где сосредоточены оборонительные силы Запада. Между скандинавскими и романскими странами существуют различия в интересах и симпатиях, которые еще более подчеркиваются наличием на одном из флангов Греции и Турции. Отдаленность флангов может вызвать потребность в помощи или войсках, которые нельзя будет выделить за счет обороны центральной части, так как это создало бы трудности для французского и западногерманского правительств. Главная сила позиции Североатлантического союза восточнее Рейна в настоящее время заключена в господстве на Средиземном море, а также на выходах из портов Балтийского и Северного морей. Однако имеются три серьезные причины, объясняющие, почему оборонительные силы Западной Европы сосредоточены именно в Западной Германии. Стратегия, предусматривающая отход с территории и последующее ее освобождение, является невозможной для послевоенного периода. Очень важно, чтобы Соединенные Штаты Америки и Соединенное Королевство выступили единым фронтом в этом районе. Как уже говорилось ранее, коммунистическая оккупация приведет к уничтожению в захваченных странах всех ценностей, к ликвидации всех лиц, способных к руководству, и освобождать будет некого и нечего, [84] Франция и Италия особенно сильно реагируют на такую возможность, но вряд ли сильнее, чем Западная Германия. Они считают, что, кроме перевооружения Западной Германии, в этом жизненно важном районе союзникам необходимо продолжать сосредоточивать все большее и большее количество войск. Стратегия, целиком и полностью навязанная политическими факторами, уступает стратегии, которая могла бы выбирать зону обороны в пределах, диктуемых географическими факторами, наличием людских ресурсов, экономическими соображениями и национальными традициями.

Германия сейчас является членом Североатлантического союза и входит в состав Западноевропейского союза, который зависит от некоторых других стран в отношении своих вооруженных сил. Однако нельзя упускать из виду две крайне важные стороны растущей военной мощи Германии. С одной стороны, Германия придаст оборонительному сообществу силы, особенно в сухопутных операциях, поскольку растут ее промышленность и вооруженные силы, с другой — она приобретет огромное влияние над нашей стратегией. Германия, несомненно, будет оказывать доминирующее влияние на нашу стратегию в Западной Европе, поскольку ее центральное положение в Европе в сочетании с ее военным потенциалом облегчает ей и делает почти естественной игру с Востоком и Западом в целях расширения сфер своего влияния. Об этом же говорит стремление Германии к воссоединению; этот вопрос все больше выходит на передний план как главная политическая проблема в Германии и Европе. До тех пор, пока отношения России с Америкой и другими западными державами не наладятся, Германия будет стараться натравливать их друг на друга, так как ее политика будет, естественно, заключаться в том, чтобы извлечь все возможные выгоды из своего ключевого положения между Востоком и Западом.

Мало кто из немцев примирился с потерей территорий как на востоке, так и на западе. Германия вряд ли надеется восстановить свои границы -1941 года, но она не удовлетворится меньшим, чем она имела в 1937 году, [85] а возможно, в 1939 году. Сейчас Германия — хозяин своей судьбы. Стратегию Североатлангического союза нужно разрабатывать и направлять так, чтобы не дать Германии возможности стать и хозяином судьбы всей Европы. При существующей организации Западноевропейского союза все вооруженные силы Западной Германии непосредственно подчинены штабу верховного главнокомандующего объединенными вооруженными силами НАТО в Европе. Эффективной гарантией от любой авантюры со стороны перевооруженной Германии является не какой-нибудь орган Западноевропейского союза, а полномочия, которыми наделен теперь штаб верховного главнокомандующего объединенными вооруженными силами НАТО в Европе в области снабжения военными материалами: он имеет право прекратить снабжение горючим по нефтепроводам, принадлежащим НАТО, поставки боеприпасов и снаряжения. В глубине души Россия уверена, что ни Америка, ни Англия не являются агрессорами{16}, однако у нее есть все основания опасаться Германии, военная мощь которой растет на глазах. Россия должна заботиться о том, чтобы Германия не втянула Америку и Англию в какой-нибудь союз, ставящий целью возвратить бывшие немецкие территории.

Североатлантический союз в начале своего существования был не в состоянии противостоять натиску русских, и его стратегия основывалась на атомной бомбе и стратегической авиации США. Хотя вооруженные силы НАТО значительно возросли, надежным щитом стратегии НАТО по-прежнему остается атомное оружие, усиленное сейчас водородным, вместе с бомбардировщиками стратегической авиации США, американским военно-морским флотом, а также бомбардировочной авиацией и военно-морским флотом Англии. Межконтинентальные баллистические ракеты с ядерным боевым зарядом еще более укрепят перечисленные силы. Естественно, что этому щиту сейчас бросает серьезный вызов Россия, обладающая таким же оружием. Эта взаимная угроза превратилась в великую силу, сдерживающую войну, [86] но, как это ни парадоксально, именно она может привести к тотальной войне в Европе или где-нибудь еще. Как уже указывалось, агрессор всегда осведомлен о первоначальных действиях, и, естественно, эти действия, как он полагает, должны давать ему преимущества. Искушение со стороны агрессора велико. Его решимость воспользоваться этими преимуществами, несмотря на угрозу ответного удара сдерживающими силами, представляет собой главную опасность для союзных держав Запада. [87]

Глава V.
Средняя зона

При переходе от рассмотрения западноевропейской стратегии к оценке стратегии других районов прежде всего бросаются в глаза факторы невоенные, хотя и связанные со стратегией. К настоящему моменту западные державы достигли значительной степени единства лишь в Западной Европе. Это единство поддерживается сознанием общей опасности. Понятно, что функции НАТО не должны распространяться на все территории земного шара. Этот союз предназначен для обеспечения обороны конкретного района, однако полученные им уроки могли бы быть использованы при создании других региональных оборонительных союзов, конечно, с обязательным учетом конкретных обстоятельств. Американская и английская политическая стратегия на Среднем Востоке и в Юго-Восточной Азии в значительной мере характеризуется отсутствием позитивного подхода. В отличие от коммунистов, которые предлагают народам этих обширных районов панацею от всех бед, мы предлагаем им гарантию свободы и помощь. В этих окраинных районах мы постоянно оказываемся перед дилеммой — демонстрировать ли нам свою силу или ограничивать ее применение. В обмен на свои гарантии мы предъявляем народам щекотливые в политическом отношении требования — они должны вносить определенный вклад в дело своей обороны. Однако доверие к союзникам изменяется в зависимости от тона их разговора. Подход к решению стратегических проблем Средней зоны станет более правильным, [88] когда Соединенные Штаты Америки и Соединенное Королевство разработают необходимую союзную объединенную стратегию и будут, таким образом, действовать заодно.

Стратегический район, охватываемый Средним Востоком, значительно увеличился с развитием методов ведения войны. Ранее район Среднего Востока, имевший стратегическое значение, ограничивался полосой западного побережья Аравийского полуострова в восточной части Средиземного моря, которая тянулась от Балкан к Египту. Громадным пустыням, окружающим Египет со всех сторон, за исключением долины Нила, не придавалось никакого значения, и их считали просто стратегическим препятствием. Сейчас Средняя зона включает ту часть Малой Азии, которая называется Средним Востоком, и к ней же можно отнести территории, находящиеся между восточной частью Средиземного моря и Индией, то есть арабские страны вместе с Израилем и Ираном. Этот район все еще представляет собой мост, соединяющий Европу, Северную Африку и Южную Азию, а связанные с ним стратегические проблемы достаточно ясны, поскольку на севере этот район граничит с русскими сферами влияния на протяжении свыше пяти тысяч километров от Болгарии до Памира, и, следовательно, любое ослабление бдительности создало бы здесь условия для просачивания или агрессии со стороны коммунистов.

В начале первой мировой войны взгляды представителей наших морских и сухопутных школ стратегической мысли на стратегию на заморских театрах военных действий расходились так же значительно, как и на стратегию обороны метрополии. Перспектива создания национальной совместной стратегии (National joint strategy) для этих театров была даже более отдаленной, чем для Соединенного Королевства. Безусловно, постоянно изменяющаяся степень важности морских и сухопутных операций со времени падения Наполеона оказала сильное влияние на взаимоотношения между соответствующими видами вооруженных сил, что привело к образованию двух самостоятельных и несогласованных между собой видов стратегии. В частности, Крымская и англо-бурская войны велись главным образом сухопутными силами, а роль флота сводилась к перевозке войск; Если вспомнить задачи, которые решали сухопутные силы в Индии, [89] и преобладающую роль этих сил в борьбе с немецкой угрозой в Европе после агадирского инцидента{17}, то нетрудно объяснить пристрастие к сухопутной стратегии в ущерб совместной стратегии. Кроме того, численность и мощь индийской армии оказали сильное влияние на формирование нашей средневосточной стратегии.

Таким образом, в начале первой мировой войны, несмотря на трезвый взгляд нашего морского командования на значение военно-морской стратегии для заморских театров, стратегическая концепция нашей армии фактически была оборонительной и сводилась к удержанию нашей главной базы в Египте. Эта стратегия была настолько явно оборонительной, что планом предусматривалась защита Суэцкого канала со стороны Египта от нападения Турции. Лишь после того как турецкая армия произвела несколько набегов через канал и сам Китченер прибыл из Лондона на Средний Восток, план обороны был расширен таким образом, что стал предусматривать оборону канала на рубеже, проходящем по пустыне на Синайском полуострове.

С развитием войны развивались и стратегические концепции. Впервые мы были наказаны за то, что не имели хорошо продуманной национальной стратегии, когда наши сухопутные силы в Европе оказались в безвыходном положении. Это вынудило нас прибегнуть к совместной стратегии на Средиземном море. Она привела к Дарданелльской кампании{18}, которая, однако, постыдно провалилась, так как верховное командование в Уайтхолле{19} еще не соглашалось с идеей совместной стратегии даже в такой простой форме. Оно поспешно составило плохо продуманный нерешительный план, не стремясь к его [90] осуществлению. Беда в том, что выводов стратегического порядка из ошибок, которые привели к этому провалу, до следующей мировой войны сделано не было.

Конечно, в ходе первой мировой войны вновь приобрели значение Балканы и особенно Турция, которые так часто играли важную роль в нашей стратегии. Впоследствии наша стратегия распространилась на Месопотамию (ныне Ирак), Палестину, Трансиорданию и Сирию, то есть фактически на весь Средний Восток, бассейны Средиземного моря и Индийского океана.

К началу второй мировой войны географическое понятие Средний Восток еще более расширилось и стало включать все Средиземное море. На его северном побережье, начиная от Гибралтара, этот стратегический район проходил через Испанию, Францию, Италию, Грецию, Турцию, всю Аравию, Иран и до Индийского океана, а на южном побережье, опять-таки начиная от Гибралтара, — через Марокко, Алжир, Тунис, Ливию, Египет, Судан, Сомали, Эфиопию и, наконец, через Южную Африку.

К тому времени у нас было три вида вооруженных сил, и, когда началась война, каждый вид имел свою стратегию на Среднем Востоке. Говорить о разумной общей стратегии для данного театра военных действий не приходилось, так как между стратегическими воззрениями отдельных видов вооруженных сил имелись существенные разногласия. Военно-морской флот придерживался своей традиционной роли и стратегии, защищая коммуникации Средиземного моря. Он также взял на себя обеспечение бесперебойного использования своей важнейшей базы на Мальте и прохода военных кораблей через Суэцкий канал. Решили, что торговые суда, направляясь в Индийский океан и дальше, будут идти вокруг мыса Доброй Надежды, несмотря на громадную стоимость таких перевозок. Все соображения, касающиеся желательности торгового судоходства по Средиземному морю, во время войны отвергались.

В армии продолжали считать, что на большинстве направлений средневосточная база прикрыта от нападения противника громадными пустынями. Руководители армии, [91] занятые разработкой стратегии для Западной Европы, ничего другого для Среднего Востока, кроме сдерживающих операций, не придумали. Но исключительно важная роль громадных нефтяных ресурсов Среднего Востока резко подчеркивала необходимость разработки стратегии для их защиты. Война также сильно повышала роль стран и водных пространств Среднего Востока как театра наиболее важных боевых действий. Победа здесь приносила нам большие выгоды, но еще большие выгоды получал противник в случае нашего поражения: доступ к важным нефтяным ресурсам и в Северную Африку, выход в Средиземное море и Индийский океан, в Индию и за нее. Для нас это также означало бы потерю важной базы и людских резервов в индийской армии.

Военно-воздушные силы, занятые разработкой стратегических планов нападения на немецкие военно-промышленные объекты и ревностно старавшиеся преуменьшить свою роль в обеспечении авиационной поддержки операций военно-морского флота и сухопутных сил, придавали воздушной стратегии для Среднего Востока второстепенное значение по сравнению с воздушной стратегией для Европы. В то время воздушная стратегия еще не созрела, и руководство ВВС не могло осознать, какую роль предстоит сыграть военно-воздушным силам как на средневосточном, так и на других заморских театрах военных действий. Война слишком хорошо показала значение для сухопутных сил и военно-морского флота авиационной поддержки, правильно сочетаемой со стратегическими бомбардировками в указанных районах.

На Среднем Востоке и Средиземном море представители армии и флота оказывали сильное давление на лорда Теддера, требуя авиационной поддержки в том виде, как они ее понимали, то есть максимальной непосредственной авиационной поддержки каждого боевого маневра, каждой операции, которые намечались военно-морскими и сухопутными силами. Располагая весьма ограниченными силами, Теддер отказывался распылять их, как того требовали армия и флот. Гибкость военно-воздушных сил имеет первостепенное значение, и напоминание об этом может показаться излишним, флот же и армия настоятельно требовали, чтобы авиация была передана в их постоянное распоряжение. В критический период лорд Теддер считал действия на коммуникациях [92] Роммеля главной задачей ВВС, а поддержку армии и флота военно-воздушными силами необходимой только в решающих сражениях. В ходе кампании на Среднем Востоке, когда стали очевидными причины наших катастроф в Греции, на Крите и в других операциях, он, не теряя времени, сообщил верховному командованию и всем, кого это касалось, о сложившихся тогда условиях ведения современной войны. Теддер создал новый дух и новый метод взаимодействия военно-воздушных сил с другими видами вооруженных сил, и его личный вклад в разработку общей концепции войны, в планирование и организацию ведения войны на Среднем Востоке и Средиземном море был значительным.

Из войны на Среднем Востоке мы извлекли полезный урок, поняв, что ВВС могут обезвредить любые военно-морские силы, действующие в сравнительно ограниченном районе, причем размеры его определяются радиусом действия самолетов. Нам удавалось контролировать обстановку на Средиземном море до тех пор, пока мы имели дело с одними итальянцами, но как только на этом театре военных действий появились немецкие ВВС, которые получили базы на северном и южном берегах Средиземного моря, нашим военно-морским силам пришлось отступить, или же мы рисковали понесли большие потери. Позднее, окрепнув и получив базы на всем протяжении побережья Северной Африки, мы стали препятствовать противнику перебрасывать подкрепления из Европы по морю, а позже и по воздуху. Боевые действия в Северной Африке фактически велись за овладение воздушными базами, что оказало непосредственное и исключительно важное влияние на нашу международную (International strategy) и межведомственную стратегия (Inter-Service strategy), определив наши возможности.

III

Мы рассмотрели изменения в характере стратегических проблем Средней зоны, происходившие до и во время второй мировой войны. Однако в послевоенный период произошли еще более радикальные перемены. В частности, серьезные последствия для сохранившихся территорий Британского Содружества наций имела [93] утрата индийской армии и самой Индии как военной базы, вследствие чего военная мощь Англии значительно уменьшилась не только в Юго-Восточной Азии, но и на Среднем Востоке и фактически во всем мире. Затем последовали вывод английских войск из Палестины, Судана и Египта и распри с Ираном по поводу договора о нефти. В то же время смелая и решительно отстаивающая свою независимость Турция сейчас входит в состав НАТО, связана союзом с Ираком, Ираном, Пакистаном и, поддерживаемая Америкой, занимает в настоящее время ключевую позицию, обеспечивая оборону по рубежу, который тянется от границы с Болгарией вдоль Кавказских гор до иранской границы, и является надежной защитой от русских. Эти послевоенные перемены оказали сильное влияние на нашу стратегию в Средней зоне.

Следует признать, что Англия не спешила перестраивать свою стратегию на Среднем Востоке в соответствии с требованиями новой передовой стратегии, применение которой оказалось возможным в результате союза с Турцией и которая была продиктована развитием современных видов оружия. Каждый вид вооруженных сил старался самостоятельно, по-своему подойти к новой обстановке, вместо того чтобы заниматься этим в интересах вооруженных сил в целом. Во флоте по-прежнему делали ставку на Египет с его военно-морскими базами, выходящими флангом к Суэцкому каналу, и отказывались признавать какую-либо новую стратегию. В армии тоже рассуждали, как во времена многолетней оккупации Египта, придерживаясь стратегических принципов, действовавших в течение двух мировых войн. Военно-воздушные силы, очевидно, первыми показали путь к передовой стратегии.

Подъем неистового национализма в Египте и других арабских странах, а также в Израиле требует создания какой-то международной власти, которая обеспечивала бы для всех стран мира свободное судоходство по Суэцкому каналу как в мирное, так и в военное время. К несчастью, политические события вынудили Англию оставить Суэцкий канал до того, как ей удалось обеспечить свободное судоходство по нему и перейти к новой стратегии, основанной на сочетании мобильности с базами на Кипре и в Ливии. [94]

Безуспешная попытка добиться международного соглашения могла привести к серьезным осложнениям, прежде чем на Среднем Востоке удалось бы навести порядок. В этой связи уместно заметить, что Средний Восток представляет собой наглядный пример обстановки, при которой великие державы могли бы оказаться втянутыми скорее в ограниченную, чем в тотальную войну.

В деле создания объединенной стратегии на Среднем Востоке союзники зашли значительно дальше, чем отдельные виды вооруженных сил в становлении совместной стратегии. Не удивительно, что Англия, имеющая многолетний опыт деятельности в этой зоне, где она фактически одна защищала интересы некоммунистических стран мира, осознала необходимость объединенной стратегии на Среднем Востоке раньше, чем Соединенные Штаты Америки.

По мнению англичан, стратегическое значение Средиземного моря заключается в том, что через него проходят торговые пути, морские коммуникации и воздушные трассы в Индийский океан, на Дальний Восток, в Австралию и Новую Зеландию, а также другой возможный путь в Америку. Для западных держав Средний Восток имеет большое стратегическое значение еще и потому, что, владея Средиземным морем, Советская Россия могла бы не только обойти фланг Западной Европы с востока, но и нанести удар вдоль Персидского залива, а затем в направлении Индийского океана и Африки, в которой, как полагают, имеются громадные, еще нетронутые запасы важнейших видов сырья. В частности, в Бельгийском Конго находятся самые богатые в мире залежи урановой руды.

В противоположность этому американцы склонны понимать стратегическое значение Средиземного моря главным образом с точки зрения безопасности южного фланга Западной Европы и доступа к своим авиационным базам. Главная артерия путей сообщения Соединенных Штатов с Дальним Востоком, с Австралией и Индийским океаном проходит по Тихому океану. Путь на Дальний Восток через Ближний Восток они считают второстепенным в мирное время и сильно уязвимым во время войны ввиду наличия таких звеньев, как Средиземное море, Суэцкий канал и Индийский океан. [95]

Интерес к Среднему Востоку американцы стали проявлять в начале XIX столетия, когда они развернули там миссионерскую и филантропическую деятельность. На рубеже XIX и XX столетий и американское правительство, и американские деловые круги начали понимать значение этого района, и позднее его стратегическая роль стала для них все более проясняться. Но даже несмотря на это, стратегия для Среднего Востока не была окончательно сформулирована американцами, и они до сих пор рассматривают его как фланг Североатлантического союза, как дополнение к нему и место для баз, с которых можно будет наносить удары в случае тотальной войны, а не как район, требующий принятия серьезных оборонительных мер в рамках холодной и локальной войн. Их отношение к Израилю кажется почти доброжелательным в свете тех противоречивых требований, которые предъявлял и продолжает предъявлять этот район к государствам, заинтересованным в его безопасности. В течение многих лет здесь на переднем плане стояли три проблемы: права евреев, права арабов и безопасность в этой зоне{20}. Американцы, оказывая Израилю дипломатическую поддержку и щедрую финансовую помощь, не хотели принимать участия в решении военных задач, которые сопутствовали образованию государства Израиль. Отрадно то, что за последнее время США и Соединенное Королевство пришли к более тесному взаимопониманию в вопросах политики и стратегии на Среднем Востоке.

В послевоенный период Средняя зона по количеству беспорядков, проистекающих от локальных и холодных войн, уступает только Дальнему Востоку. Израильско-арабский конфликт, настойчивость национализма, оказание военной помощи и предложения финансовой помощи со стороны советского блока — все это нарушило мирное [96] равновесие между, соседними странами и отразилось на наших собственных торговых и стратегических интересах{21}.

Ввиду нового подъема националистического движения в арабских странах, с одной стороны, и в Израиле — с другой, той лютой ненависти, которую они питают друг к другу, давления, оказываемого мусульманским братством, требующим возврата к истинному учению корана, и вполне понятной подозрительности со стороны арабских стран и Израиля по отношению к западным странам там лишь недавно появилась оборонительная организация, объединяющая некоторые средневосточные страны, которая по своему характеру обещает стать похожей на группировку западноевропейских стран, добровольно объединившихся в рамках НАТО. Дело доходило до того, что Израиль и арабские страны были готовы скорее пойти на риск оказаться под влиянием коммунизма, чем поступиться своей недавно завоеванной независимостью. В свое время считали, что заключенный главным образом по инициативе Египта пакт арабских государств, направленный против Израиля и в меньшей степени против влияния западных держав, в конце концов может послужить основой обороны данного района. Однако этого не случилось из-за подозрений и неприязни, порожденных среди народов арабских стран фактом образования Израиля, а также из-за обычного недоверия, питаемого ими к целям великих держав, заинтересованных в этом районе. Например, Англия по договору обязана защищать Иран, Иорданию, Египет, Ливию и Саудовскую Аравию. Англия, США и Франция гарантировали неприкосновенность нынешних границ Израиля, хотя осуществление этих гарантий усложняется тем, что точную границу между Египтом и Израилем провести трудно. На Среднем Востоке Израиль, безусловно, является пробным камнем, определяющим отношения между [97] Египтом и западными державами. Еще одной страной, имеющей большое стратегическое значение на Среднем Востоке, является Турция, расположенная между Россией и главным направлением, на котором может осуществляться любое наступление на Египет. В отличие от арабских государств Турция признает новое государство Израиль и входит в НАТО. Ясно, что мы еще далеко не добились политической и военной стабильности на Среднем Востоке, и вполне вероятно, что перегруппировка стран там еще продолжится, возможно, в самом ближайшем будущем. Положение главной базы Англии на Кипре уже связано с такой перегруппировкой, которая имеет особое значение для нашей стратегии в отношении холодной и локальной войн.

Тем не менее после длительного периода разочарований свободным странам в какой-то мере удалось заполнить брешь в своей обороне между НАТО и СЕАТО путем заключения Багдадского пакта, который координирует действия северного пояса стран Среднего Востока: Турции, Ирака и Пакистана. Великобритания является членом этого союза, а США поддерживают его материально. Указанные три региональные оборонительные организации отличаются одна от другой по политическому, экономическому и военному характеру, по своей мощи и назначению, так как они созданы в противовес различным видам национализма, призваны действовать в разных условиях и решать разные проблемы.

Сейчас еще не время предсказывать судьбу Багдадского пакта{22}, однако ясно, что прежде чем он займется активной подготовкой, направленной против всеобщей войны, первой его целью будет укрепление средневосточной зоны в холодной войне. Таким образом, ближайшая и важнейшая задача Багдадского пакта — развитие и поднятие благосостояния стран, заполняющих брешь, с тем чтобы сделать их мощными в экономическом отношении, что необходимо для обеспечения подлинной безопасности от коммунизма. Никакой военный пояс на [98] Среднем Востоке без решения этой последней задачи по всей Средней зоне не будет достаточным. Второй целью должно стать обеспечение контроля и создание постоянного органа, который определял бы характер угрозы, согласовывал общую стратегию и тактику для данного района и готовил необходимые силы и оборону.

Эти усилия, ограниченные сейчас северным поясом, должны быть распространены на всю Среднюю зону, в частности на Египет и Суэцкую базу. Однако безопасность средней зоны не будет полностью обеспечена до тех пор, пока Багдадский пакт или что-нибудь подобное ему не объединит центральные и южные территории Африки в центральный или южный пояс стран.

Вторая мировая война раскрывает изменения в характере стратегии на Среднем Востоке в такой же мере, как и в любой другой зоне, подтверждая необходимость разработки национальной совместной стратегии, которая связала бы воедино стратегические доктрины трех видов вооруженных сил. Со всей наглядностью война показала, что такая стратегия крайне необходима. В послевоенный период характер будущей стратегии еще более прояснился. Как уже говорилось, необходимость разработки союзной объединенной стратегии поняли по крайней мере наши американские союзники. Исходя из требований этой общей объединенной стратегии, каждое государство на Среднем Востоке, охватываемое ею, могло бы сформулировать свою национальную совместную стратегию сразу же после разработки и одобрения политического курса.

Между тем интересы Англии и ее национальная совместная стратегия приняли в этой зоне своеобразный характер. В отличие от периода, предшествовавшего второй мировой войне, когда Англия господствовала над такими странами, как Египет, Судан, Палестина и Ирак, сейчас она не контролирует ни одну из этих стран. Нас уже больше не обременяют наши старые политические, экономические и административные проблемы, связанные с управлением этими странами, и мы ограничили свои заботы такими военными базами, как Гибралтар, Мальта, часть Ливии, Кипр, Аден и Британское Сомали. К счастью, [99] сейчас требованиям союзной объединенной стратегии соответствуют три основных объекта интересов Англии в Средней зоне. Во-первых, сохранение удобных в географическом отношении позиций, что важно для обороны зоны и сдерживания русской коммунистической экспансии; во-вторых, охрана источников нефти в этом районе и, в-третьих, сохранение морских и воздушных коммуникаций, идущих с запада к Индийскому океану и далее.

Трагедия английской национальной стратегии на Среднем Востоке заключается в том, что в то время как все свободные страны глубоко заинтересованы в сохранении нефтяных ресурсов, а также воздушных и морских коммуникаций, Англии с ее ограниченными ресурсами и средствами приходится одной обеспечивать оборону этого района в мирное время. Таким образом, если не принимать во внимание факторов, обусловливающих наши возросшие потребности в сквозном транзитном проходе, особенно в мирное время, то все вопросы, связанные с сохранением нефтяных ресурсов как в мирное, так и в военное время, касаются теперь не только одной Англии. Они представляют исключительный интерес для всех западных и других свободных стран. Такой ход событий обусловил радикальные перемены в стратегии Англии для Средней зоны. Значение и масштабы этих перемен, вызвавших отход от старого принципа опираться на Англию, станут ясными по мере укрепления обороны свободных стран. Западным странам и свободным странам Средней зоны придется взять на себя соответствующую часть забот по обороне. Ясно, что при этом западным странам придется проявлять осторожность, чтобы каким-нибудь образом не задеть националистических чувств.

Время от времени необходимо напоминать себе, что здесь мы рассматриваем не просто Средний Восток. Весь этот район, особенно его северный пояс, имеет крайне важное значение. Особое внимание может привлечь к себе его легковоспламеняющийся центр. Поскольку круг вопросов, охватываемых стратегией, расширился, расширилась и сфера, требующая неослабного внимания. Если обстоятельства в случае локальной или тотальной войны когда-нибудь вызовут необходимость действий в этом районе, участие западных стран не будет представлять собой просто традиционную помощь, как это [100] имело место в двух мировых войнах, оно станет крайне необходимым. Западные страны, подобно нам, будут не просто бороться за какой-нибудь водный путь, авиалинию или нефтепромысел, они будут вести борьбу за само свое существование. Поэтому отрадно, что мы имеем в резерве такую силу, как Пакистан, на восточном фланге этой зоны. Устоит ли он против агрессии со стороны решительного противника или нет — это во многом будет зависеть от той уверенности в силах, которую ему удастся привить благодаря эффективности английской национальной стратегии и союзной стратегии на Среднем Востоке.

Ключевым моментом современной стратегии является быстрота, с которой широко рассредоточенные английские и союзные вооруженные силы, особенно сухопутные, смогут сосредоточиться и занять оборону не только в зоне Суэцкого канала, но и в Пакистане, Иране, Ираке и Турции, чтобы преградить путь любому наступлению русских. Прежняя стратегия на Среднем Востоке отличается от новой тем, что сражения всеобщей войны вряд ли будут вестись в зоне Суэцкого канала или вблизи от нее, хотя там могут разыграться локальная или холодная войны. Важно помнить, что морские и воздушные коммуникации Среднего Востока вряд ли окажутся доступными для торговых судов и гражданской авиации. Поэтому нужно держать в готовности другой маршрут — вокруг мыса Доброй Надежды для торговых судов и через Центральную Африку для гражданской авиации.

Уход англичан из зоны Суэцкого канала, перемещение штаба на Кипр и рассредоточение вооруженных сил Англии в этой части земного шара вызвали необходимость переработки стратегии на Среднем Востоке. Некогда крупные, сконцентрированные английские вооруженные силы теперь рассредоточены: основная их часть находится на территории Англии, образуя стратегический резерв, часть пехоты — на Кипре, бронетанковые войска — в Триполи, а по всему Среднему Востоку тянется цепь авиационных баз истребительной авиации ПВО, авиационной поддержки, а также стратегической бомбардировочной авиации.

Возвращение английских войск в зону Суэцкого канала в случае, если Средний Восток или Египет окажутся под угрозой, предусматривается договором. В соответствующем [101] пункте договора речь идея — об «угрозе, создаваемой вооруженными силами», а не об угрозе холодной войны, и эта формулировка вызывает немало беспокойства в свете развития недавних событий на Среднем Востоке. Резиденция командующего английскими войсками на Среднем Востоке переместилась из зоны Суэцкого канала на Кипр, хотя как оперативная база Кипр, не заменяет собой зону Суэцкого канала. Английские средневосточные базы фактически рассредоточены в районе, охватывающем Ливию, Ирак, Кипр и базы НАТО в Турции. В случае войны Кипр скорее явится важнейшей транзитной базой, чем базой, с которой можно вести операции. Такое положение вынудит нас искать политическое решение возникшей сейчас кипрской проблемы. Однако, не говоря уже о проблемах, которые могут возникнуть во время войны, при сложившейся обстановке свободные страны мира не могут рассчитывать на то, что Англия обеспечит свободу судоходства по Суэцкому каналу даже в мирное время. Для этого нужен какой-то международный орган.

Как бы ни развивались события в Западной Европе и на Дальнем Востоке, судьба цивилизации может решиться и на Ближнем Востоке, там, где занялась заря нашей истории. Скорее всего в этой зоне стратегия Запада может потерпеть крах. [102]

Глава VI.
Юго-восточная Азия и Тихий океан

Прежде чем приступить к рассмотрению стратегии на Тихом океане, целесообразно остановиться на условиях, сложившихся там перед второй мировой войной. Среди сопредельных государств, расположенных в западной части Тихого океана, Япония была могущественным агрессором. В то время полагали, что в случае войны с Японией Китай сохранит нейтралитет или же будет для нас малополезным союзником, а страны Юго-Восточной Азии останутся нейтральными. Таким образом, доминирующее влияние на нашу стратегию оказывали островное положение Японии, расстояния, отделяющие США и страны Британского Содружества наций от этого района, и потребности этих стран в морском транспорте. Прежде чем замышлять какие-либо операции на суше, мы должны были обеспечить себя военно-морскими и военно-воздушными силами и соответствующими хорошо защищенными базами.

Главная база Англии в этом районе находилась в Сингапуре, поблизости от огромной армии и ресурсов Индии. Ясно, что в случае любого серьезного нападения со стороны Японии передовые базы Англии в Китае оказались бы незащищенными. Соединенные Штаты Америки были в еще худшем положении, так как, несмотря на наличие значительных американских сил на Филиппинах, их главная база находилась на Гавайских островах, более чем в 5000 километрах от Японии. Другая база США — на Алеутских островах, — имевшая второстепенное значение, находилась почти на таком же удалении. [103]

Следовательно, опорным пунктом английской стратегии была военно-морская и авиационная база в Сингапуре; предполагалось, что она обеспечит безопасность Австралии, соседних английских и французских островов, а также защитит выход из Тихого океана в Индийский. При такой стратегической концепции английский план войны с Японией сводился к тому, чтобы отойти к Сингапуру и удержать эту базу, опираясь па ее укрепления и ограниченные военно-морские и военно-воздушные силы. Считали (впоследствии это оказалось ошибочным), что характер местности в Малайе исключает возможность нападения японцев на Сингапур с суши. Предполагалось также, что натиск японцев на французский Индо-Китай удастся сдерживать в течение продолжительного времени. При любых обстоятельствах, ведя войну с Германией в Европе, английское и французское правительства практически не имели возможности в случае войны с Японией усилить свои военно-морские, сухопутные и военно-воздушные силы, выделенные для Дальнего Востока. Единственным утешением был громадный потенциальный резерв сухопутных войск, который представляла собой находящаяся поблизости индийская армия. Кроме того, Британское Содружество наций, несомненно, рассчитывало на значительную помощь со стороны Соединенных Штатов Америки, если бы Япония стала угрожать американским торговым и стратегическим позициям в западной части Тихого океана. Но, к несчастью, никакой союзной стратегии разработано не было.

Внезапный сокрушительный удар, нанесенный японцами по главной американской базе в Пирл-Харборе, выявил полную несостоятельность стратегии Соединенных Штатов: американские военно-морские и военно-воздушные силы были уничтожены, и, следовательно, США временно потеряли свою военную мощь на Тихом океане. Впоследствии такая же судьба постигла и стратегию Англии. Сначала японская авиация потопила основной корабельный состав флота Англии в этом районе, а затем японские войска, наступавшие через Малайю, захватили Сингапур. Таким образом, Япония спутала все английские планы обеспечения безопасности главной базы на Дальнем Востоке. Английская стратегия того времени была слабой, но даже если бы она оказалась совершенной, [104] она все равно не спасла бы Сингапур. Об этом же свидетельствует имевшая место до войны борьба между стратегическими воззрениями представителей отдельных видов вооруженных сил. Даже тактика, применявшаяся при обороне Сингапура, не отвечала современным требованиям войны, что привело к катастрофе: флот, не имевший поддержки со стороны авиации, которая базировалась на Сингапур, был обречен на верную гибель. Как США, так и Англия неправильно оценили роль военно-воздушных сил в стратегии на Тихом океане, что привело к полному краху нашей стратегии на этом театре военных действий. После провала нашей стратегии японцы приступили к захвату важных островных баз на Тихоокеанском театре военных действий и стали не спеша организовывать их оборону.

Несмотря на провал нашей стратегии на Тихоокеанском театре военных действий, у Британского Содружества наций и Соединенных Штатов Америки оставалась их национальная стратегия, с помощью которой можно было предпринять ответный удар, собрав и подготовив необходимые силы. С помощью своей политики и стратегии Япония втянула в войну Америку — страну с колоссальными ресурсами, которая оказалась нашим самым могучим союзником. Таким образом, Англия и Соединенные Штаты разработали стратегию, направленную на то, чтобы вновь овладеть интересующим их районом Тихого океана и разгромить Японию. С этого момента у нас появилась своего рода союзная стратегия, но, к сожалению, в первые дни нашего союза она ни в коей мере не являлась целостной объединенной стратегией (Integrated combined strategy). В самом деле, хотя Соединенные Штаты бросили на Тихий океан громадные военно-морские, сухопутные и военно-воздушные силы, стратегия их не была единой национальной стратегией, и между отдельными видами вооруженных сил скорее существовал дух соперничества, чем единства. Более того, виды вооруженных сил США соперничали друг с другом, а их руководители расходились во мнениях со своими британскими союзниками. Например, Рузвельту пришлось преодолеть сильную оппозицию со стороны главного морского командования США, прежде чем он смог дать свое согласие на совместные действия военно-морских сил Англии с американскими военно-морскими силами. [105]

Однако нет худа без добра. Потеряв фактически весь свой военно-морской флот, Соединенные Штаты приступили к его воссозданию, не будучи связанными старыми предрассудками. Это выразилось в том, что новая американская морская стратегия была разработана с учетом огромной роли авиации и авианосного флота в современной войне. События подтвердили правильность такой стратегии, и по мере развития военных действий американцы стали отвоевывать один за другим стратегически важные острова на Тихом океане, все чаще и чаще топить японские военные корабли и торговые суда. Но, к сожалению, на протяжении всей войны отдельные виды вооруженных сил действовали в соответствии со своими взглядами на стратегию, что усиливало распри между главнокомандующими американских военно-морских, сухопутных и военно-воздушных сил. Фактически даже система координирования действий отдельных командований и видов вооруженных сил со стороны верховного командования по мере нарастания событий все больше отклонялась от нормальной организации. Командования адмирала Нимица и генерала Макартура были организованы скорее по географическому признаку, чем исходя из разделения функций армии и флота. И Нимиц и Макартур непосредственно подчинялись комитету начальников штабов США, когда речь шла о проведении морских, сухопутных или воздушных операций в отведенных им районах. Ни адмирал Нимиц, ни генерал Макартур не имели намерения идти на сколько-нибудь существенное перераспределение сил, если бы такая потребность назрела. Только громадный военный потенциал и громадные вооруженные силы Америки делали практически возможным существование такой системы и избавляли ее от угрозы разгрома по частям. Тем не менее имели место случаи, когда недостатки в стратегии и ошибки командования в области организации взаимодействия почти вплотную приводили к катастрофам.

После окончания второй мировой войны в стратегии на Тихом океане и в Юго-Восточной Азии произошли значительные изменения. Юго-Восточная Азия — собирательное понятие, включающее Бирму, Таиланд, Индо-Китай, [106] Малайю, Индонезию и Филиппины. Изменения в стратегии были главным образом обусловлены изменениями в силах, положении и группировке соответствующих стран. Вследствие этого некоммунистические страны стали наиболее уязвимыми опытными полигонами для охватившей сейчас весь мир идеологической борьбы между западным и коммунистическим образами жизни. Особенно ожесточенно разгорелась эта борьба в странах Юго-Восточной Азии, взбудораженных растущим националистическим движением и часто подвергающихся влиянию экспансионистского коммунизма. Это беспорядочное скопление громадных островов и полуостровов, площадь которых в два раза превосходит площадь Европы, густонаселенных и обладающих несметными богатствами, представляет собой самый уязвимый район, так как в подобные места коммунизму проникать легче всего. Именно поэтому названные страны Тихого океана и Юго-Восточной Азии таят в себе угрозу холодной войны, более опасную, чем открытая военная угроза: не говоря уже об очевидной подрывной тактике, здесь может быть нанесен смертельный удар по обороне Запада. Фактически свободные страны могут выиграть борьбу за Европу, но потерять Азию.

Из всех изменений наибольшее значение имеют два: потеря западной демократией Индии с ее армией и появление Китая как могучей, монолитной державы после многолетних внутренних раздоров.

Наиболее угрожаемыми районами Тихого океана являются Японские острова и территории, захваченные Японией до вступления ее во вторую мировую войну. Японские острова — сфера ответственности США: все признают, что желательно не допустить перехода японских материальных и военных ресурсов под контроль недружелюбного государства. Однако в отношении Китая существуют большие разногласия. Англия считает, что Китаю с его коммунистическим правительством должно быть предоставлено место в Организации Объединенных Наций, что следует попытаться разобщить цели СССР и Китая и что Китай должен получить возможность сойти с курса Москвы.

Что касается всеобщей войны, то пройдет еще много времени, прежде чем аграрный Китай даже с помощью русской промышленности сможет создать современные [107] вооруженные силы, которые представляли бы собой угрозу западным державам. Когда же Китай разовьет свою промышленность и военный потенциал, то вместе с Россией они представят для нас самую грозную силу, если останутся в союзе друг с другом. Борьбу они будут вести главным образом с помощью громадных сухопутных и военно-воздушных сил, которые бросят вызов военному могуществу Запада, опирающемуся в основном на военно-воздушные и военно-морские силы. Хотя при борьбе на громадных, независимых от поставок извне, массивах суши наш флот лишится многих своих преимуществ, недостатки, присущие ограниченным и всегда перегруженным сухо-путным коммуникациям, дадут большие преимущества нашим военно-воздушным силам.

Война в Корее, происшедшая в послевоенный период, явилась примером русско-китайского вызова. Здесь между коммунистами и Западом шла открытая борьба за часть территории, примыкающей к России, Китаю, а также к Японии. Все началось с холодной войны, перешедшей затем в локальную, которая велась ожесточенно, с большими потерями. Кроме того, имели место многочисленные инциденты, которые грозили привести к тотальной войне, однако ни одна из сторон не решилась на это. Китай так и не направил туда своих войск, ограничившись посылкой добровольцев. Западные державы оказались в невыгодном положении, решив не прибегать к нападению на базы, расположенные на китайской территории, и на скопления подкреплений за рекой Ялуцзян, к блокаде китайского побережья, а также к ядерному оружию. Таким образом, когда обеим сторонам показалось, что они достаточно навоевались, война заглохла, и никто не мог назвать себя победителем.

Корейский конфликт, рассматриваемый изолированно, мог просто явиться результатом просчета со стороны коммунистов, которые недооценили решительности Объединенных Наций, возглавленных Соединенными Штатами и Англией. Этот конфликт показал, что могут происходить многочисленные локальные или даже ограниченные войны, которые не обязательно должны перерастать в тотальную войну и которые сами по себе не оправдывают применения ядерного оружия в стратегических целях. Применение ядерного оружия при подобных обстоятельствах (а искушение с его помощью [108] сразу же положить конец конфликту велико) привело бы как раз к тому, чего мы всеми силами стремимся избежать. Война в Корее, вскрыв всю опасность рассредоточения жизненно важных для нас сил, показала, насколько важно располагать правильно подобранными силами в нужном месте в нужный момент. Это еще раз напоминает нам о необходимости пересмотреть нашу стратегическую позицию в Юго-Восточной Азии и в районе Тихого океана и попытаться определить, что именно, в какой степени и каким путем следует защищать.

Рост националистического движения в Индо-Китае поставил под угрозу французский контроль в этой стране. Англия, к счастью, вняла голосу благоразумия и избежала подобного положения в Индии, Пакистане, Бирме, Палестине и даже в Иране и Египте. Как и в Корее, борьба в Индо-Китае началась с холодной войны, а затем переросла в кровавую бойню, хотя оставалась в рамках локальной войны. В последний момент Франция ради спасения своей репутации пошла на перемирие, а коммунисты добились, пожалуй, даже весьма существенной победы, которая может привести к дальнейшим успехам. Индо-Китай представляет собой прекрасный пример того, как ход событий может превратить малозаметную на мировой арене страну в страну, имеющую исключительно важное значение. До начала холодной войны стратегия не принимала в расчет Индо-Китая, но теперь он приобрел громадное значение, так как если Вьетмин, снабжаемый Китаем, захватит власть во всей стране, под угрозой окажутся Таиланд и Малайя, причем настолько серьезной, что ее не удастся ликвидировать даже с помощью американского ядерного оружия.

Такой сильный соперник западных держав, как Япония, разгромленная во второй мировой войне, начинает медленно и неуклонно оправляться после поражения. Сегодня Япония еще зависит от Соединенных Штатов в отношении своей обороны и экономической помощи, но пройдет еще немного времени, и она начнет восстанавливать свои вооруженные силы. Являясь самой развитой индустриальной страной среди восточных государств, она прилагает огромные усилия к тому, чтобы завоевать рынки в Китае, России, а также в странах Запада. Если когда-нибудь между Россией, Японией и [109] Китаем будет заключен союз, то ясно, что он явится серьезной угрозой для западных государств. Однако без союзников Япония уже не имеет возможностей захватить части китайской территории или весь Китай, и такой захват, пожалуй, совершенно невозможен, если Китай не окажется втянутым в войну с Западом. Конечно, по мере развития современного Китая и современной России Япония вряд ли будет снова делать ставку на гегемонию в Азии или даже претендовать на плацдарм в Маньчжурии или Корее, а без экономики этих стран Япония не может представлять серьезную угрозу Британскому Содружеству наций, находящемуся в союзе с Соединенными Штатами Америки. Таково наиболее значительное стратегическое изменение в положении на Тихом океане.

В отношении коммунистических стран стратегическое положение Британского Содружества наций также сильно изменилось. Гонконг — теперь единственная английская база в Китае — представляет собой просто торговый центр; он не будет иметь военного значения в глобальной войне. Тем не менее в условиях холодных и локальных войн, подобных войнам в Корее и Индо-Китае, Гонконг сыграет значительную роль.

Мы ушли из Бирмы и таким образом лишились стратегической позиции, прикрывающей черный ход в Китай и Индию. Во время второй мировой войны через Бирму проходил жизненно важный путь, по которому снабжался Китай — наш тогдашний союзник. При своем нынешнем положении Бирма по-прежнему сохраняет особое значение, поскольку враждебный Китай имеет общую границу с Бирмой, Ассамом, Непалом и Тибетом. Со стратегической точки зрения, Бирма стала представлять собой опасный вакуум в свете стоящих перед нами проблем холодной и локальной войн. Даже наши базы в Сингапуре находятся под угрозой ввиду коммунистического просачивания и подрывной деятельности местных националистов в Малайе.

III

Крупнейшее изменение, которое привело к ослаблению позиций Англии на Востоке, связано с Индией и Пакистаном. Наша прежняя стратегия, рассматривавшая [110] индийскую армию как мощную сухопутную силу, а самоё Индию как крупную военную базу для операций в любой части периферии Индийского океана и как громадный резерв живой силы для ведения операций в любой части мира, потерпела крах. Националистическое движение в Индии и Пакистане в сочетании с борьбой за Кашмир нейтрализовало Индийский полуостров с военно-стратегической точки зрения. Тем не менее Индия вместе с Цейлоном занимает доминирующее положение на Индийском океане и контролирует важнейшие морские и воздушные коммуникации, ведущие на восток. В условиях холодной войны Индия по-прежнему является мощным бастионом, сдерживающим распространение коммунизма. Более того, Индия и Пакистан обещают стать влиятельными посредниками между коммунистическими странами и странами Запада. Эти факты сами по себе показывают, в какой степени успехи стратегии в Юго-Восточной Азии и на Дальнем Востоке зависят от терпения, благоразумия и дружелюбия, проявляемых этими двумя странами.

Что же касается нашей стратегии на Тихом океане, то сейчас она значительно эффективнее, чем до второй мировой войны. В какой-то мере это объясняется нынешней позицией Австралии и Новой Зеландии, решивших в мирное время взять на себя часть забот по обороне Дальнего Востока (раньше этим занималась одна Великобритания). Но главную роль в этом сыграли обладающие громадными ресурсами Соединенные Штаты, которые развернули на Тихом океане громадные вооруженные силы, и если с помощью обычных видов вооружений Китай сдержать не удастся, придется применить современное оружие. Однако, как уже говорилось ранее, нужно помнить, что потеря индийской армии значительно ухудшает положение Англии и Юго-Восточной Азии и на Дальнем Востоке вообще в основном потому, что проводимая ею в этом районе политика требует даже больших военных обязательств, чем раньше.

Трудности, связанные с проведением эффективной стратегии на Дальнем Востоке, свидетельствуют о слабости политики Запада в данном районе. Причиной этой слабости является противоречивость интересов и доктрин ряда заинтересованных государств. У Соединенных [111] Штатов Америки и Англии много противоречивых торговых интересов, а также противоречащих одна другой стратегических концепций, являющихся следствием различного подхода к решаемым проблемам. Подход различных государств Запада к проблемам Юго-Восточной Азии и Дальнего Востока в значительной степени определяется историческими традициями. Например Англия является историческим преемником европейского влияния на страны Дальнего Востока, которое в XVI веке оказывали португальцы и голландцы, пришедшие в эти страны с запада через Индийский океан. Америка же является преемником влияния испанцев, пришедших через Тихий океан. Для Англии Дальний Восток находится там, где кончается сфера ее глобальных интересов, в то время как для Америки Дальний Восток — это преддверие угрозы со стороны агрессоров. Точка зрения Австралии представляет собой нечто среднее между этими двумя. Еще более непримиримыми являются интересы и догматы западных стран — Соединенных Штатов, Англии, Франции — и азиатских стран, таких, как Индия, Пакистан, Цейлон, Бирма и Таиланд, находящихся под влиянием растущего националистического движения и особенно остро реагирующих на попытки возрождения в любой форме западного империалистического покровительства, ограничений, обязательств и советов, в чем они подозревают западные страны. Ясно, что быстро решить эту проблему нельзя, особенно если учесть различие между нашими жизненными укладами: высокий уровень политического сознания и экономического благосостояния — на Западе и сотни миллионов первобытных, неграмотных людей с их многочисленными противоречивыми религиями, сектами, вероучениями и крайне низким жизненным уровнем — на Востоке. Таким образом, у западных держав нет общего согласованного плана; самое большее, чего мы смогли добиться, — это ограниченного взаимодействия в подходе к некоторым нашим региональным проблемам.

Сила западных стран заключается в их стратегии тотальной войны. Что касается Соединенных Штатов Америки, то эта сила основывается на преобладающей военной мощи и средствах ее использования, таких, как великий стратегический островной барьер, состоящий [112] из баз, созданных во время второй мировой войны. Действуя с этих островных баз, мощные американские военно-воздушные и военно-морские силы могут господствовать над любой частью Тихого океана. Вот почему Америка так заботится о безопасности цепи своих баз. Например до тех пор, пока существует националистический Китай, Формоза имеет политическое значение, однако в стратегическом отношении она, очевидно, не представляет никакой ценности для Соединенных Штатов. Тем не менее если бы Формозой обладали коммунисты, это причинило бы ущерб американскому стратегическому барьеру, и ее вновь пришлось бы отвоевывать в случае большой войны Америки с Китаем. Точно так же потеря Пескадорских островов нанесла бы ущерб обороне Формозы. Но более важным фактором является то, что США могут эффективно защищать Формозу без таких жертв и без такого напряжения, как в Корее. И коммунистический Китай, и США заявили, что проблема Формозы является для них жизненно важной, оказывающей огромное влияние на их политику, и локальная война в этом районе может привести к превращению холодной войны в тотальную или, возможно, в ограниченную. Но, очевидно, коммунистический Китай не решится бросить вызов американским вооруженным силам на Формозе или в других местах.

СЕАТО, представляя собой некоммунистическую организацию для обороны Юго-Восточной Азии, в корне отличается от Североатлантического союза, созданного для обороны Западной Европы и Атлантического океана. Важно понять, в чем заключается разница между ними. Североатлантический союз состоит из ряда стран, которые должны находиться в готовности в любой момент отразить прямое нападение в районе Атлантического океана и в Европе, а СЕАТО включает всего две страны, фактически являющиеся странами Юго-Восточной Азии, — Таиланд и Филиппины. Для остальных стран, входящих в СЕАТО, то есть для Соединенных Штатов, Англии, Австралии, Новой Зеландии, Франции и Пакистана, Юго-Восточная Азия — лишь аванпост их обороны. Кроме того, разница заключается еще и в том, что у Североатлантического союза имеются объединенный штаб, общие базы, снабжение и запасы, а также объединенные воинские части. Все это эффективно используется для обороны Западной [113] Европы, подкрепляемой мощной американской и английской стратегической авиацией и военно-морским флотом, которые оснащены ядерным оружием, имеют заранее разработанные планы действий и держат в постоянной готовности необходимые силы. Фактически Североатлантический союз вооружен до зубов.

В настоящее время СЕАТО является крайне слабой организацией и состоит лишь из постоянного секретариата, который наряду с другими делами ведет борьбу с подрывной деятельностью в этом районе. В области борьбы с коммунизмом в Юго-Восточной Азии достигнуты некоторые успехи. Не последнюю роль в этом играет экономическая помощь, оказываемая странам, которые в ней остро нуждаются.

Важно, чтобы любые меры, принимаемые западными державами для обеспечения безопасности Юго-Восточной Азии, находили поддержку со стороны азиатских некоммунистических стран и пользовались их доверием. В этой связи Англия считает, что Америка недооценивает роли Индии и важности сохранения доброжелательного отношения с ее стороны. Англия придает большое значение своим взаимоотношениям с Индией и Пакистаном, направляя свою политику и стратегию так, чтобы они отвечали интересам этих стран. В силу указанных причин формирование любой военной организации для обороны Юго-Восточной Азии, в которую входили бы как западные, так и азиатские страны, должно протекать как можно медленнее. Любые попытки создать сейчас в этом районе организацию, подобную Североатлантическому союзу, привели бы к распаду СЕАТО.

Юго-Восточная Азия и Тихий океан, как ни один театр военных действий, нуждаются сейчас прежде всего в стратегии холодной войны, хотя им также необходима стратегия, с помощью которой они могли бы сдерживать локальную, ограниченную или тотальную войны и, если потребуется, вести и выигрывать их. Следует подчеркнуть, что если в мирное время наши проблемы касаются важнейших и легко уязвимых районов Востока, то в случае тотальной войны, если ей суждено когда-либо разразиться, наши главные проблемы будут связаны с Европой, где находятся наиболее уязвимые жизненно важные районы. Таким образом, стратегия на [114] Востоке тесно связана со стратегией на Западе. Любые события на Западе эхом отзовутся на Востоке, и наоборот. Сила Запада на Востоке будет более, чем простым эхом, если заинтересованные державы подойдут к стоящим перед ними общим проблемам объективно, с искренним желанием их разрешить.

Часть вторая

Глава VII.
Союзная объединенная стратегия

Союзная объединенная стратегия в настоящее время имеет две особенности, которые следует уяснить с самого начала. Первая определяется наличием атомного оружия у двух великих держав Запада — Соединенных Штатов и Англии. Решимость сохранить и применить это мощное средство предупреждения тотальной войны составляет первую особенность союзной объединенной стратегии и в свою очередь порождает целый ряд проблем, хотя и связанных между собой, но отличных от проблем, которые возникли в результате создания оборонительного Североатлантического союза. Существование НАТО и штаба верховного главнокомандующего объединенными вооруженными силами в Европе составляет вторую особенность союзной объединенной стратегии — особенность, которая в основном связана с обычными видами вооружения и общепринятыми формами взаимного политического союза и военной защиты. Что же касается СЕАТО и Багдадского пакта, то они еще не развились в эффективные союзные организации. Как уже подчеркивалось, обе эти особенности переплетаются, и любой анализ должен неизбежно вскрыть зависимость НАТО и штаба верховного главнокомандующего объединенными вооруженными силами в Европе от военной мощи двух великих западных держав. Следовательно, в настоящем исследовании Соединенным Штатам должно быть уделено значительное внимание не столько потому, что в них нуждается Западная Европа, сколько потому, что Англия зависит от военной стратегии США. [118]

Основу союзной объединенной стратегии (Allied combined strategy) составляют стратегические запасы атомного оружия и средства их немедленной доставки к жизненно важным центрам агрессора. Примерно до 1950 года запасы атомного оружия в США превосходили подобные запасы в России и служили полной гарантией от какой бы то ни было агрессии. Однако сейчас мы должны исходить, из предположения, что запасы атомного и водородного оружия в России стали сдерживающим фактором даже по отношению к оборонительной войне. В самом деле, вполне вероятно, что в настоящее время в накоплении запасов атомного оружия достигнута такая стадия, когда и западные союзники и Россия сознают нецелесообразность ведения тотальной атомной войны как для победителя, так и для побежденного.

Прежде чем могут быть сформулированы национальная стратегия или стратегия отдельных видов вооруженных сил, необходимо определить очередность задач союзной стратегии, касающихся различных видов войны с точки зрения их важности. Эта очередность время от времени может меняться, однако для настоящего времени нижеследующие положения представляются обоснованными.

Первоочередной задачей союзной объединенной стратегии является сдерживание развязывания тотальной войны, второй — холодная война, третьей — локальные войны, четвертой — тотальная война в случае, если сдерживающие средства не оправдают себя, и пятой — ограниченная война. Возможно, что некоторые авторитеты поменяют местами тотальную и ограниченную войны даже применительно к современной обстановке.

Несмотря на вышеуказанную очередность задач союзной стратегии, существуют различные соображения, в силу которых отдельные государства, входящие в союзы, уделяют различное, иногда даже первоочередное внимание их собственной национальной стратегии. Так, Великобритания должна быть готова самостоятельно решать проблемы, связанные с ведением холодных и локальных войн, и поэтому она должна уделять первоочередное внимание соответствующим областям стратегии. Это объясняется тем, что сейчас национальная политика и национальные интересы определяют союзную стратегию. Далее. Для выполнения первой задачи союзной объединенной стратегии необходимы запасы атомного оружия и средств [119] его доставки к цели, а также сухопутные войска и поддерживающие их военно-воздушные и военно-морские силы НАТО. Соединенные Штаты считают, что, обладая огромными ресурсами, они должны обеспечить предоставление основной части стратегической авиации. Соединенные Штаты полагают, что страны Британского Содружества наций должны предоставить базы для этой стратегической авиации, но они не настаивают на том, чтобы мы выделили значительную часть самолетов стратегической авиации. Англия, исходя из своих чисто национальных соображений, выделит такое количество самолетов стратегической авиации, какое сочтет нужным. Однако Соединенные Штаты настаивают, чтобы все западноевропейские союзники выделили значительные сухопутные войска для вооруженных сил НАТО. Таким образом, обязательства Англии, вытекающие из членства в НАТО, с точки зрения общего дела западных союзников, должны рассматриваться как имеющие первоочередное значение. В настоящее время при любом анализе объединенной стратегии необходимо представлять, что в течение длительного времени Россия будет единственной страной, способной угрожать существованию западных стран. Китай, расположенный в противоположной части земного шара, возможно, решится начать войну против Запада в союзе с Россией или самостоятельно, однако один Китай не в состоянии поставить под угрозу наше существование. В прошлом русские предпочитали создавать мощную сухопутную армию в ущерб развитию военно-морских и военно-воздушных сил, но теперь было бы опасным считать, что они не пересмотрели свою точку зрения, исходя из анализа современных достижений и технического прогресса. Напротив, многочисленные факты говорят о том, что русские усвоили и оценили стратегическое значение изменений, происшедших в наше время. Следовательно, о<ни также должны ясно сознавать, что третья мировая война с применением термоядерного оружия явится самоубийством как для них, так и для западных союзников. Но благодаря тому, что русские укрепляют свои мощные вооруженные силы, что вызвано, по крайней мере частично, страхом нападения, они имеют возможность широко использовать холодные и локальные войны всех видов, которые оказались для них столь результативными. Россия перевооружается, рассчитывая также [120] на то, что западные союзники со временем утратят свое единство, ослабнут или обанкротятся.

Согласованная союзная объединенная стратегия особенно важна в области накопления запасов водородного и атомного оружия — она позволит избежать создания больших запасов, чем это необходимо, и не ущемлять излишне другие стратегические потребности. Так, например, если России требуется, скажем, одна тысяча водородных бомб для уничтожения западных союзников, а наши запасы, предназначенные для уничтожения России, будут исчисляться 10 тысячами таких бомб, то этот факт сам по себе отнюдь не означает усиления нашей позиции, так как для этой цели нам, возможно, будет достаточно иметь одну — две тысячи водородных бомб. Подобные явления, наоборот, следует рассматривать как нерациональное расходование наших ресурсов, которые с большей эффективностью можно использовать в других сферах.

В начале первой мировой войны Англия представляла собой великую державу первой величины, обладающую огромной экономической и военной мощью. Эта страна фактически была индустриальной мастерской всей Британской империи, самостоятельной в промышленном отношении. Ее военно-морской флот в два раза превосходил флоты всех других стран мира, вместе взятых. Это означало, что в то время мы могли одни планировать и вести большую войну. К началу второй мировой войны финансовое, экономическое и военное могущество Англии сильно пошатнулось. У нее появились конкуренты в области промышленности и производственной мощи, в то же время Германия располагала вооруженными силами, во многих отношениях превосходящими английские. Более того, к этому времени колоссально возросла экономическая мощь Соединенных Штатов. И хотя Англия в течение многих месяцев одна вела войну с державами оси, ей потребовалась помощь США, чтобы одержать победу в войне{23}. [121]

В настоящее время относительная индустриальная и военная мощь Англии еще более уменьшилась, а мощь ее потенциального противника намного возросла. Теперь Англия не в состоянии одна вести мировую войну или даже применить свои вооруженные силы для отражения нападения противника без существенной помощи со стороны союзников. По сути дела она зависит от своих союзников. Без помощи со стороны Америки Англия не может даже планировать подготовку к войне, не говоря уже о вступлении в большую войну. Следовательно, огромное значение союзной объединенной стратегии для Англии на современном этапе очевидно.

В прошлом на протяжении нескольких столетий Англия почти не зависела от своих союзников, и в ее ранней истории мало примеров существования союзной объединенной стратегии. Исключением являются лишь войны Мальборо. Он первый сформулировал союзную объединенную стратегию и применил ее на практике, положив начало совместным действиям союзников. Его огромный вклад в эту область заключается в объединении стратегии военно-воздушного флота и сухопутных войск с дипломатией и в их максимальном использовании. Мальборо пришлось также бороться с вмешательством союзников в руководство военными действиями, которое он осуществлял, хотя характер и степень такого вмешательства в прошлом существенно отличались от имевшего место в мировых войнах XX века. Кроме того, ему пришлось преодолеть возражения, касающиеся его стратегии, со стороны политических коллег, кругозор которых зачастую был узким из-за обстоятельств местного характера. Поражает сходство между проблемами, стоявшими перед Мальборо, и теми, которые возникали в обеих мировых войнах XX века. Деятельность Мальборо охватывала почти все цивилизованные народы его времени и распространилась на все освоенные континенты и морские пространства земного шара. Мальборо, как и мы в обеих мировых войнах, вел борьбу против нации, которая с помощью военной силы пыталась навязать свою волю и свой образ жизни всем другим нациям в период, когда Европа была бессильна без английской помощи. Он наблюдал, как Англия приняла брошенный ей вызов, и оказался способным выступить в роли верховного главнокомандующего вооруженными силами союзников. Мы [122] называем так этот пост потому, что Мальборо был в центре дипломатической борьбы почти двадцати европейских союзных стран и возглавлял все вооруженные силы союзников, боровшихся против Франции, в ходе десяти военных кампаний и лично командовал войсками в крупных сражениях. Только одного его авторитета было достаточно для обеспечения согласованности действий союзников.

В прошлом, как это было в эпоху Мальборо, союзная стратегия скорее зависела от личности военачальника, чем от военной организации и системы координации и согласования. Даже в первую мировую войну стратегия союзников во многом являлась продуктом хороших или плохих взаимоотношений между государственными, военными и другими деятелями, а не продуктом какой-либо определенной военной организации или концепции. Иллюстрацией этого служит руководство английскими и французскими войсками в Западной Европе — главы обоих государств вместе со своими военными советниками время от времени встречались для выработки определенных совместных действий и стратегии, проводившихся затем в жизнь при минимальном согласовании действий между главнокомандующими вооруженными силами этих государств. Только после того, как наступление немцев во Франции в 1918 году создало чрезвычайно тяжелую обстановку, западные союзники решили назначить Фоша верховным главнокомандующим английскими и французскими войсками, но даже этот шаг привел лишь к ограниченному согласованию их действий. После прибытия в 1918 году во Францию экспедиционного корпуса США союзная стратегия сводилась лишь к взаимному соглашению между французами и американцами относительно места ввода американских войск в бой и к согласованию в очень общих чертах их действий. Во второй мировой войне союзная объединенная стратегия стала делом первостепенной важности, что вынудило нас уделить ей такое внимание, которого она заслуживала. Союзная объединенная стратегия всегда будет в значительной степени определяться личными качествами политических и военных руководителей различных государств, а также специфическими национальными целями войны, как это продемонстрировала позиция США в отношении так называемого британского империализма [123] на Ближнем и Среднем Востоке. И сегодня для осуществления контакта между этими руководителями требуется высокоразвитая союзная организация. В объединенной стратегии проблемы и трудности союзников подчиняют себе проблемы и трудности, стоящие перед отдельными государствами, и таким образом вырабатывается наиболее точная общая линия, осуществление которой, как и в национальной стратегии, во многом зависит от личных качеств соответствующих руководителей.

III

Объединенная стратегия коренным образом изменилась, когда Соединенные Штаты после нападения японцев на Пирл-Харбор в декабре 1941 года стали союзником Англии во второй мировой войне. Характер этой стратегии, разумеется, определялся характером соглашения между политическими руководителями обоих государств в области военной политики союзников. Первая встреча Черчилля и Рузвельта во время войны состоялась у Арджёнтии на о. Ньюфаундленд. В последующие годы войны они встречались еще девять раз; кроме того, они обменялись примерно двумя тысячами телефонных разговоров, писем и телеграмм. Между ними, разумеется, возникали споры и разногласия, однако они всегда были на высоте стоящих перед ними задач. Никогда в истории политика союзников не имела такого большого значения, как в этот критический период, и никогда в прошлом она не зависела в столь значительной степени от тесного взаимодействия глав двух великих держав. Величайшей заслугой этих политических руководителей было то, что они хорошо понимали друг друга и глубоко сознавали огромное значение стоящих перед ними стратегических проблем.

Первая совместная англо-американская операция была задумана с целью осуществить вторжение в Северную Африку, и она получила кодовое название «Торч». При ведении совместных военных действий большие трудности зачастую встречаются при выработке соглашения о национальности главнокомандующего союзными войсками. Но хотя у англичан было много способных генералов, Черчилль с готовностью дал согласие на предложение Рузвельта назначить генерала Эйзенхауэра [124] главнокомандующим союзными войсками. Существенную роль в столь быстром согласии Черчилля сыграл тот факт, что Соединенные Штаты возражали против нанесения удара в районе Средиземного моря. В то время союзники не были в состоянии осуществить вторжение в Европу, что со всей убедительностью подтвердила проведенная два года спустя операция «Оверлорд». Однако Черчилль считал, что имелись многочисленные возможности для вторжения, как он выражался, «в мягкое подбрюшье» в районе Средиземного моря, и последующие события подтвердили правильность этого вывода.

Стратегическая обстановка, в условиях которой подготавливалась операция «Торч», имела одну особенность — западные районы Северной Африки были заняты французскими войсками, которые по своей приверженности варьировались от пронацистских и сомнительно нацистских до явно просоюзнических.

Сложная политическая обстановка и существование правительства Виши послужили другой причиной, сделавшей назначение генерала Эйзенхауэра столь желательным, так как благодаря этому операция «Торч» представлялась скорее американской, чем английской затеей. Считалось также, что внезапное нападение на североафриканское побережье увенчается успехом до того, как Германия сможет усилить свои войска в этом районе. Так как операция «Торч» была первой англоамериканской совместной операцией, само собой разумеется, что в процессе естественной эволюции объединенной стратегии в военной области возникало много непредвиденных проблем, при решении которых приходилось учитывать интересы вооруженных сил обеих стран. Так, например, день начала операции в Англии принято условно обозначать день Д, а в последующие дни — день Д+1, день Д + 2 и т. д. В Соединенных Штатах эти же самые дни обозначались как день Д1, день Д2 и т. д. Следовательно, в обозначении сроков проведения операции появлялось недопустимое расхождение на один день. В наших планах, например, 12 февраля имело написание 12/2, тогда как в американских эта же самая дата писалась 2/12. Все наши операции за пределами метрополии планировались по гринвичскому времени, а американцы в своих документах пользовались местным временем. Эти и многие другие оперативные и процедурные [125] вопросы необходимо было урегулировать, но ни одна сторона не хотела отходить от своих правил.

Однако по существенным вопросам объединенной стратегии серьезных разногласий почти не было. Этому во многом способствовало стремление командиров и их штабов делиться своим опытом и знаниями с союзником и перенимать у него все лучшее — стремление, которое поощрялось и поддерживалось генералом Эйзенхауэром. Организация союзного штаба и сама стратегия были далеко не совершенными, но этот недостаток компенсировался стремлением успешно провести первую совместную операцию. Тот факт, что союзный штаб функционировал весьма успешно, объясняется, по-видимому, нововведениями, внесенными Эйзенхауэром. Этот штаб в основном был укомплектован офицерами и генералами сухопутных войск, которые служили под начальством Эйзенхауэра, являвшегося одновременно верховным главнокомандующим вооруженными силами союзников и главнокомандующим сухопутными войсками союзников. Планирование боевых действий военно-морских и военно-воздушных сил и руководство ими осуществляли в основном соответствующие главнокомандующие, которые поддерживали связь со штабом Эйзенхауэра. Это впоследствии послужило образцом для штаба верховного главнокомандующего вооруженными силами союзников, хотя некоторые утверждают, что такая организация штаба не способна обеспечить твердого руководства войсками.

Хотя вторжение союзников в Нормандию в 1944 году (операция «Оверлорд») явилось блестящим примером применения подлинно объединенной стратегии, из рассмотрения трудностей, с которыми встретились союзники при ее подготовке, особенно в политической и стратегической областях, можно извлечь много полезных уроков. После отступления из Дюнкерка в 1940 году стало ясно, что для достижения окончательной победы над Германией мы должны будем изыскать пути и средства для вторжения на континент. Некоторые американские и английские энтузиасты бомбардировок уверяли, что одними бомбардировками с воздуха можно сломать хребет Германии до. того, как возникнет необходимость введения [126] наших армий на ее территорию. Другие, в том числе влиятельная группа руководителей американской армии, считали, что для разгрома немецких армий необходимо будет вторгнуться на материк. Планы вторжения, разработка которых требовала от штабов больших усилий, готовились до и после вступления США в войну; однако только в апреле 1943 года, когда был назначен начальник штаба верховного главнокомандующего вооруженными силами союзников в Европе (главнокомандующий еще не был назначен), при разработке планов стали исходить из учета реальных условий.

Главная причина нереальности планов вторжения в Западную Европу на этой ранней стадии планирования заключалась в том, что комитет начальников штабов не пришел к единому мнению по вопросу о том, какие операции, когда и как должны быть проведены, и проявлял нежелание назначить кого-либо ответственным за разработку планов и их последующее проведение в жизнь. К тому же наличных ресурсов было недостаточно даже для проведения части операций, предусматривавшихся многочисленными планами союзников, и это в первую очередь относилось к десантным судам, что приводило к постоянным изменениям в распределении ресурсов и пересмотру англо-американских соглашений. Кроме того, пока существовала угроза вторжения противника в метрополию, главная проблема, которую должна была разрешить Англия, состояла в том, чтобы избежать опасности преждевременного использования войск, предназначенных для целей обороны, и в том, чтобы, не ослабляя сил обороны, подготовиться к вторжению во Францию.

Структура органов английского высшего командования, решавших в то время вопросы подготовки и проведения совместных операций, была слишком запутанной и сложной. Нет необходимости перечислять многочисленные комитеты и планирующие органы, которые остро нуждались в руководстве и не имели ни полномочий, ни права принимать решения. В настоящее время Уайтхолл не стал бы заниматься объяснением причин столь хаотической организации планирования. Американское высшее командование стояло перед аналогичными трудностями. Однако, хотя в США координация действий между отдельными видами вооруженных сил была сопряжена [127] с большими трудностями, чем в Великобритании, вторжение в Европу для американцев являлось более легкой военной задачей, так как эта операция проводилась не у порога их дома. Кроме того, располагая мощным военным потенциалом, американцы знали, что как бы ни был велик связанный с этим риск, армия Гитлера находилась далеко от их страны.

В начале августа 1942 года генерал Маршалл и Гарри Гопкинс прибыли в Англию и от имени правительства Соединенных Штатов представили конкретные предложения, касающиеся англо-американских операций в Западной Европе в 1942 и 1943 годах. Эти предложения стали известными под названием «плана Маршалла». План предусматривал проведение операции с использованием около 6000 боевых самолетов и 48 дивизий, как только в Англии сосредоточится достаточное количество сил и средств, то есть примерно в апреле 1943 года. Эта идея не была новой для английского комитета начальников штабов, но «план Маршалла» поставил идею вторжения на первое место, и генерал Маршалл настаивал на том, чтобы этот план в дальнейшем положили в основу стратегической программы Соединенного Королевства и Соединенных Штатов.

Генерал Маршалл требовал от Черчилля все отложить в сторону ради осуществления основной цели — вторжения во Францию. Однако премьер-министр был непреклонен: он не уставал указывать на необходимость обеспечения обороны Индии и Среднего Востока. И действительно, как мы уже видели, премьер-министр добился отсрочки вторжения во Францию и использования выделенных для нее сил и средств для операции «Торч» — вторжения в Северную Африку. И хотя после принятия этого решения русские настаивали, чтобы англичане и американцы предприняли операции с целью сковать в Западной Европе 40 дивизий противника, премьер-министр не пошел дальше своего заверения в том, что второй фронт будет открыт так скоро, как это представится возможным, и что мы предполагаем использовать в этих целях до полутора миллионов человек.

Когда к концу 1943 года началась серьезная подготовка к. операции «Оверлорд», задача высшего командования союзников в значительной степени была усложнена тем, что политические руководители Англии и США [128] не дали твердых и согласованных указаний относительно распределения сил и средств. Неопределенность положения в этот период усиливалась тем, что высокопоставленные американские генералы и адмиралы требовали отдать предпочтение боевым действиям на Тихом океане, а не на Европейском театре.

Самые ожесточенные споры между союзниками, с одной стороны, и между руководителями отдельных видов вооруженных сил — с другой, велись вокруг стратегии воздушных бомбардировок. По этому вопросу политические руководители обеих стран соглашения не достигли. Несмотря на решение о вторжении во Францию, директива политических руководителей англо-американскому объединенному штабу об использовании стратегических бомбардировщиков, выработанная в Касабланке (январь 1943 года) одновременно с утверждением операции «Оверлорд», предусматривала последовательное разрушение и дезорганизацию немецкой военной, промышленной и экономической системы и подрыв морального духа немецкого народа, в результате чего он должен был потерять способность к вооруженному сопротивлению. Никто из участников совещания в Касабланке не имел ясного представления о том, какого размаха действий стратегической авиации потребует подготовка операции «Оверлорд», и это, к сожалению, дало пищу конфликтам. Произошло немало международных споров, прежде чем верховный главнокомандующий убедил политических деятелей, занимающихся подготовкой операции «Оверлорд», отдать предпочтение стратегическим бомбардировкам. В заключение следует заметить, что после вторжения в Нормандию необходимость стратегических бомбардировок стала особенно ясной: без стратегической авиационной подготовки вторжение кончилось бы полным провалом.

В ранний и самый тяжелый для Америки период войны быстрота, слаженность и эффективность работы нашего политического руководства и верховного командования, а также их компетентность произвели на Рузвельта большое впечатление, когда он познакомился с их деятельностью во время своей первой встречи с Черчиллем в Вашингтоне после событий в Пирл-Харборе. Особенно [129] сильное впечатление произвела на него быстрота передачи сведений из Лондона в Вашингтон для Черчилля, а также работа его секретариата, который мастерски вел протоколы заседаний и поразительно быстро фиксировал принятые решения. Во время-этой первой встречи Рузвельт решил перенять у нас организацию и порядок работы нашего комитета начальников штабов и секретариата, а также согласился образовать в Вашингтоне англо-американский объединенный штаб и секретариат для согласования союзной стратегии, планов и операций вооруженных сил союзников. С одной стороны, эти меры обеспечивали хорошую организацию взаимодействия, однако, с другой — на деятельность англо-американского объединенного штаба сильное влияние неизбежно оказывали американская политика и стратегия, так как он находился на территории США.

Тесный личный контакт между премьер-министром Англии и президентом Соединенных Штатов во второй мировой войне, который поддерживался путем обмена телеграммами и личными беседами, несомненно, был чрезвычайно важен для общего дела, несмотря даже на то, что в силу этого государственный департамент США и министерство иностранных дел Англии иногда оказывались на заднем плане. Указанный недостаток в первую очередь характеризует работу государственного департамента и объясняется манерой ведения дел президентом — через специального представителя Гарри Гопкинса. На завершающем этапе войны метод обсуждения и зачастую разрешения многочисленных проблем англо-американской политики путем переписки между Черчиллем и Рузвельтом имел дурные последствия. Но необходимо помнить, что президент разделял точку зрения американцев, по крайней мере в отношении России и Китая, рассматривая Россию как почти лишенную, а Китай как полностью лишенный империалистических целей; в то же время он игнорировал или отбрасывал как преследующий эгоистические цели вклад Англии в дело развития Азии и Африки. Он умышленно не замечал в английской колониальной политике каких-либо проявлений долга в отношении колониальных народов.

Как мы уже видели, во время второй мировой войны военные вопросы, общие для Англии и США, решались высокоэффективным англо-американским объединенным [130] штабом. Однако при решении многих более важных вопросов министерство иностранных дел и государственный департамент оказывались в худшем положении, так как не существовало англо-американского политического органа связи, соответствующего англо-американскому объединенному штабу. В то время, казалось, не было особой потребности в таком органе, к тому же трудно создать объединенный политический орган, который не дублировал бы работы существовавшей дипломатической машины и, следовательно, не создавал бы путаницы. Тем не менее большей координации действий можно было достигнуть, особенно во время многих важных бесед между премьер-министром и президентом. Хотя на некоторых конференциях и присутствовали начальники штабов, министерство иностранных дел и государственный департамент не были представлены не только своими руководителями, но и не всегда своими старшими представителями. Например, ни министр иностранных дел, ни государственный секретарь не присутствовали при встрече союзников в заливе Пласеншия в августе 1941 года, когда была предложена, правда, несколько неожиданно, декларация, известная под названием Атлантической хартии. Показательно, что не существует ни одного аутентичного экземпляра этой хартии, на котором стояли бы все необходимые подписи. На второй конференции, в Квебеке, в сентябре 1944 года премьер-министр и президент подписали документ, в основу которого был положен «план Моргентау»{24}, причем ни английский министр иностранных дел, ни американский государственный секретарь даже не знали об этом. В некоторых отношениях вооруженные силы Соединенных Штатов встретились даже с большими трудностями, чем наши вооруженные силы, так как США сделали еще меньше, чем мы, в области организации взаимодействия флота и армии, а также в области координации и планирования их действий. Взгляды командований американских военно-морских сил и армии резко расходились, и это расхождение значительно усилилось после катастрофы в Пирл-Харборе. Поэтому американские руководители были твердо убеждены, что для проведения [131] совместных операций с участием всех видов вооруженных сил необходимо единое командование. В США эта задача решалась проще, чем у нас, так как у них существовало только два вида вооруженных сил, каждый из которых имел в своем составе военно-воздушные силы. Интересно отметить, что, когда американцы вступили в войну, они пытались разрешить проблему единства командования в морских десантных операциях, предоставляя всю полноту власти командующему военно-морскими силами на весь период до «окончания высадки и передавая ее командующему сухопутными войсками лишь после того, как, по мнению последнего, десант прочно закрепится на берегу. Фактически этот принцип никогда не соблюдался американцами на практике при проведении операций собственными силами.

Соединенные Штаты, являясь в настоящее время самой мощной державой в мире{25}, в некоторых отношениях сталкиваются с самыми трудными стратегическими проблемами по сравнению со всеми остальными западными союзниками. США сравнительно недавно оказались в роли ведущей мировой державы. Многие страны свободного мира, особенно на Востоке, питают подозрение к чрезвычайно щедрой помощи Америки и к каждому ее шагу. Обладая огромной мощью и располагая почти неограниченным количеством военной техники, американцы не без основания проявляют нежелание жертвовать своими солдатами, в то время как бомбардировщик, реактивный снаряд или военно-морской корабль способны выполнить ту же задачу без больших потерь в живой силе. Соединенные Штаты с их мощными военно-воздушными силами не собираются выделять большого количества сухопутных войск для военного конфликта. Они определенно намерены применить новые виды оружия большой мощности с тем, чтобы поддержать наземные войска всеми имеющимися средствами. Поэтому, несмотря на расширение сферы, охватываемой стратегией [132] США, и увеличение военных обязательств, политика Соединенных Штатов преследует цель сокращения американских сухопутных войск за границей. Частично они будут заменяться национальными войсками, созданными с американской помощью в таких странах, как Южная Корея, националистический Китай, Филиппины и Индо-Китай.

Стремясь ко все более тесному слиянию стратегий союзников и к более четкому рабочему контакту между высшим политическим и военным руководством союзников, особенно между Соединенным Королевством и Соединенными Штатами, мы должны помнить, что различие взглядов на общие проблемы и, следовательно, расхождения между ними, носящие зачастую существенный, а иногда серьезный характер, являются естественным явлением. Главной причиной этих расхождений, несомненно, являются различные и противоречащие друг другу национальные интересы. В этом направлении прогресс может быть достигнут только путем использования всех возможностей для сближения и примирения национальных интересов, то есть путем взаимных уступок. В военной области действуют другие важные факторы, порождающие разногласия, но ликвидировать эти разногласия значительно легче. Такие факторы, как национальные традиции, военный опыт, национальный характер, темперамент и обычаи, приводят к формированию военных руководителей различных типов, а также порождают различные методы и подходы к решению общих проблем.

. В свете этих факторов возникает несколько противоречивых течений международной военной мысли. Тенденция американцев строго придерживаться писаного слова и догм резко отличается от более гибкой практики англичан, придерживающихся общих принципов и свободно истолковывающих точное значение писаного слова в свете опыта. В отношении техники ведения дел американские руководители зачастую прямолинейны и откровенны в своем стремлении к ясным, неопровержимым директивам. Английские же руководители по сравнению с ними более мягки и сговорчивы. Хорошей иллюстрацией этих различий может служить позиция американцев, поддерживающих систему с верховным главнокомандующим во главе. В отличие от них англичане, [133] когда это возможно, предпочитают иную систему — комитет главнокомандующих трех самостоятельных видов вооруженных сил, несущих совместную ответственность. В этой связи небезынтересно заметить, что англичане только недавно и с некоторой неохотой образовали пост независимого председателя комитета начальников штабов. По-видимому, наиболее разительно проявляется различие в организации вооруженных сил Соединенных Штатов и Соединенного Королевства в полноте той власти, которой наделены комитеты конгресса по расследованию — в широком смысле этого слова — военных учреждений и командований. Власть этих комитетов значительна; они могут даже поставить под угрозу положение любого главнокомандующего.

Ни одна из этих национальных систем не смогла примирить отдельные виды вооруженных сил, и в результате наша объединенная и совместная стратегии испытывают определенные трудности. Английское высшее военное командование с его эффективно действующей системой комитетов стремится скрыть разногласия между отдельными видами вооруженных сил и их узковедомственный подход к рассмотрению тех или иных вопросов путем нахождения возможностей для соглашения, и поэтому народ редко слышит о разногласиях между военными. В то же время разногласия, имеющие место внутри комитета начальников штабов Соединенных Штатов, общеизвестны. Расхождения во взглядах отдельных членов комитета начальников штабов объясняются не только их принадлежностью к различным видам вооруженных сил, но и различным подходом к самой политике.

Союзная объединенная стратегия сталкивается с теми же трудностями, что и стратегия Соединенного Королевства, но характер их более сложный. Основной слабостью стратегии союзников является естественная тенденция западноевропейских стран ставить свой суверенитет и узконациональные интересы выше некоторых факторов, без которых невозможна эффективная союзная стратегия. Чем полнее согласие между США и Англией, тем эффективнее их общая стратегия. Например, уязвимость и безопасность Англии в случае атомного нападения — важнейший вопрос, по которому должно быть достигнуто соглашение между Соединенным Королевством [134] и Соединенными Штатами. Не может быть сильной союзной стратегии, если беспокойство англичан по поводу того, что их могут стереть с лица земли в первые же дни войны, должным образом не разделят американцы; и любое заверение в том, что Соединенные Штаты в состоянии выжить после атомного нападения и в конечном итоге обеспечить победу союзникам, представляло бы мало утешения для разрушенного Соединенного Королевства. Так как Соединенные Штаты и их военный потенциал значительно менее уязвимы, чем Соединенное Королевство и его военный потенциал (хотя эта точка зрения не имеет широкого признания в США), для Соединенного Королевства важно, чтобы базы бомбардировщиков противника были атакованы в первую очередь, причем массированно. Возможно, что американцы менее, чем англичане, озабочены уязвимостью Соединенного Королевства и предполагали бы атаковать другие цели, которые, с их точки зрения, имеют большую ценность для достижения победы в войне. Однако хотя наши взгляды по этому вопросу и могут расходиться, они, безусловно, дополняют друг друга, что можно проиллюстрировать на примере огромного многообразия задач, которые могут быть возложены на стратегические военно-воздушные силы, находящиеся в нашем общем распоряжении. Английское оружие должно быть такого высокого качества, чтобы оно создавало уважение к позиции Англии со стороны как Соединенных Штатов, так и России. До тех пор, пока Англия не сделает этот вклад, она не может быть уверена, что цели противника, имеющие для нее очень важное значение, окажутся поставленными на первый план в первые же часы тотальной войны.

Рассматривая возможное развитие союзной стратегии в ближайшие десять — — двадцать лет, не следует забывать, что американская цивилизация становится все более и более американской. Каким бы тривиальным ни казалось подобное заявление, необходимо отметить, что это поистине исключительное явление, которое стали осознавать в начале первой мировой войны. Превращение огромной разнородной общины в одну нацию — свидетельство дальновидности государственных деятелей Соединенных Штатов и немалый комплимент характеру самих американцев. Хотя и Англия, и Соединенные Штаты являются странами Запада, американский образ [135] жизни все более и более отличается от традиционной европейской цивилизации, что является наиболее существенным результатом указанного выше процесса. Иммигранты все реже обращают свои взоры к бывшей родине как источнику вдохновения. Новый идеал они обрели в лице Соединенных Штатов, и в их взгляде на остальной мир есть доля оптимизма. В результате они склонны проводить свою линию, и это различие между новым и старым миром будет оказывать все большее влияние на глобальную стратегию и судьбы народов всего мира.

Однако на пути выработки и применения единой союзной стратегии действительно стоит непреодолимое препятствие, которое, по всей вероятности, более, чем какой-либо другой фактор в истории прошлых коалиций, способствовало уменьшению преимуществ такой коалиции. Это огромное неравенство в ресурсах, людских резервах и военной мощи между самими союзными нациями. Масштаб неравенства является наиболее опасным свойством коалиций, которое может привести не только к расхождению интересов, но и к их столкновению. В настоящее время многие склонны рассматривать заявления о том, что Соединенное Королевство имеет равные с западными союзниками права решать вопросы, связанные с союзной стратегией, несмотря на превосходство Соединенных Штатов в финансовом и экономическом отношении, как праздные и не отвечающие действительности. Национальная политика, интересы и позиция Соединенных Штатов во многом отличаются от политики, интересов и позиции Соединенного Королевства и других стран — участниц НАТО или же Британской империи и ее доминионов. Полагают, что Соединенные Штаты как доминирующий партнер будут иметь решающее слово в вопросах политической или военной стратегии союзников и что эта стратегия со временем начнет вращаться вокруг идей Соединенных Штатов — сначала интересы Соединенных Штатов, а затем уже союза.

Вышесказанное ни в какой степени не следует рассматривать как критику Соединенных Штатов. Но рано или поздно нам придется признать тот факт, что Соединенное Королевство не является больше доминирующей державой, и мы должны быть готовы согласиться со своим новым положением в союзе, возглавляемом Соединенными Штатами. Было бы лицемерием по отношению к НАТО, [136] если бы в мирное время английское правительство заявляло о своей приверженности к союзной стратегии, а во время войны попыталось проводить узконациональную стратегию. Несмотря на процесс объединения, протекающий в рамках НАТО и Западного союза, правительства все еще слишком неохотно идут на отказ от своего национального суверенитета в пользу союзнического единства. Это особенно характерно для правительств демократических стран, которые ответственны перед своими народами, в течение столетий живших в условиях монархического режима.

Цель традиционной политики изоляционизма, характерной для Соединенного Королевства и Соединенных Штатов в XIX веке, заключалась в том, чтобы в мирное время избежать военных союзов и содержать минимальные вооруженные силы. Таким путем и Англия и Америка могли отмобилизовать свои вооруженные силы и сохранить за собой свободу действий до тех пор, пока не наступал удобный момент для необходимого и действенного вмешательства. Соединенное Королевство своевременно отказалось от этой политики «свободных рук» в начале нашего столетия. Опыт двух мировых войн показал, что недостаточная военная подготовка как в организационном, так и в численном отношении до начала военных действий едва не привела нас к катастрофе. Если бы Соединенные Штаты до 1914 года связали себя обязательством применить всю свою мощь с самого начала европейской войны, первая мировая война, возможно, никогда бы не началась. Подобно этому, если бы США связали себя военными обязательствами в Европе до 1939 года, без сомнения, второй мировой войны удалось бы избежать. В некотором отношении примечательно, что изоляционизм в Америке существовал дольше, чем в Великобритании, и нельзя не выразить восхищения по поводу того, как быстро и умело Соединенные Штаты изменили свою политику и вошли в новую роль.

VII

Перед союзным командованием в Юго-Восточной Азии в прошлой войне стояли более сложные проблемы, чем в Европе. Штаб союзных войск в Юго-Восточной Азии, безусловно, сталкивался со своими трудностями, [137] связанными с межсоюзническими отношениями. Хотя англичане занимали ведущее положение на этом театре, различные мероприятия, проведенные с целью удовлетворения требований Соединенных Штатов, значительно затрудняли работу. Одна из трудностей заключалась в том, что главнокомандующий американскими сухопутными войсками на этом театре военных действий одновременно был заместителем верховного союзного главнокомандующего, при этом следует учесть, что американские сухопутные войска не подчинялись верховному союзному главнокомандующему.

Союзная объединенная стратегия в Юго-Восточной Азии и на Дальнем Востоке в послевоенный период является еще менее удовлетворительной в силу причин, о которых говорилось выше. Действительно, холодная война и угроза скорее локальной, чем тотальной войны делают выработку и проведение в жизнь объединенной стратегии в этих районах очень трудным делом. В мирное время многие свободные страны Азии проявляют подозрительность в отношении истинных целей политической и военной деятельности западных держав, полагая, что она приносит пользу скорее западным державам, чем азиатским странам. До тех пор, пока эти подозрения не будут устранены, мы не можем рассчитывать на выработку разумной и всеохватывающей объединенной стратегии для этого района, подобной стратегии НАТО.

Из послевоенных инцидентов на Дальнем Востоке корейская война 1950 года представляет особый интерес. Здесь вооруженные силы объединенных наций, правда, руководимые американцами, впервые осуществляли операции, применяя объединенную стратегию многих государств. Эти операции показали, как трудно для верховного главнокомандующего увязать изменения в обстановке с директивой союзников, которая по необходимости должна быть приемлемой для всех, а также как трудно для политических руководителей союзников увязать свою приемлемую для всех директиву с изменениями в обстановке. Одно из основных разногласий между союзниками было связано с сильным желанием со стороны многих американских политических и военных руководителей подвергнуть стратегической бомбардировке, включая применение атомных бомб, район к северу [138] от реки Ялуцзян; ему противостояло такое же сильное желание со стороны большинства остальных союзников воздержаться от риска превратить локальную войну в тотальную. Разногласия возникли также в результате попытки военных руководителей Соединенных Штатов продолжить наступление сухопутных войск до реки Ялуцзян, в то время как английские руководители считали, что наступать выше самой узкой части Корейского полуострова неразумно.

Обстановка на Формозе в 1955 году служит другим примером расхождений во мнениях между государствами по вопросам союзной объединенной стратегии, хотя здесь, к счастью., благодаря терпению и настойчивости англичане в конечном итоге убедили Соединенные Штаты, которые хотели защищать прибрежные китайские острова Мацзу и Куэмой, отказаться от этого и таким образом избежать вооруженного столкновения с коммунистическим Китаем, так как названные острова не имеют большого стратегического значения ни для обороны Формозы, ни для вооруженных сил союзников на Дальнем Востоке.

Положение в Индо-Китае также породило, разногласия в области англо-американо-французской объединенной стратегии. В критический период кампании, когда Франция, наконец, обратилась за помощью, столкнулись английская и американская стратегии. К счастью, мудрость-взяла верх и здесь, и Франция, пусть даже на время, вышла из безнадежного положения, при котором ей оставалось капитулировать перед коммунистами. Следует напомнить, что Индо-Китай, расположенный около Китая и Индии, является ключевой позицией в стратегии союзников. Оккупация Индо-Китая японскими войсками после падения Франции проложила путь к падению Сингапура и Бирмы в прошлой войне, и такая катастрофа может повториться.

VIII

В послевоенные годы в военных делах союзники достигли огромных успехов. Никогда в прошлом такое множество наций в — мирное время не соглашалось действовать совместно в военной области, как это имеет место в рамках штаба верховного главнокомандующего [139] объединенными вооруженными силами в Европе. Еще более ободряющим является согласие западных стран формулировать и координировать политику обороны Западной Европы в мирное время. НАТО имеет теперь в Париже Постоянный совет, возглавляемый генеральным секретарем, и совет из 15 постоянных представителей, которые по рангу на одну ступень ниже министров. Генеральный секретарь имеет в своем распоряжении действенный секретариат, который при определенных условиях может стать первоклассным могущественным органом. Ясно, что в мирное время НАТО не может иметь той верховной власти, которую имели в период последней войны Черчилль и Рузвельт, но это положение можно легко изменить при сильном обострении обстановки или во время войны.

Работа Постоянного совета организована таким образом, что решения его принимаются не голосованием, а путем достижения общего согласия; при этом, чтобы убедить всех членов согласиться с мнением большинства, приходится применять различные формы воздействия. Круг вопросов, решаемых НАТО в мирное время, охватывает международную, политическую, экономическую и военную области. Широта его не имеет прецедента. Создание этой организации было вызвано сознанием того факта, что проблема обороны Западной Европы на случай тотальной войны охватывает ныне все стороны национальной и международной жизни. Границы географического района, в которых действует НАТО и штаб верховного главнокомандующего объединенными вооруженными силами в Европе, неизбежно ставят перед нашими государствами ряд трудных проблем. Ясно, что во время войны современные искусственные границы ответственности НАТО утратят смысл и что оборонительная организация и стратегия свободного мира должны быть расширены и распространены на весь мир.

НАТО показывает нам наиболее вероятный путь, по которому будет развиваться в Европе союзное политическое руководство и высшее командование, причем достижение единства союзников по военным вопросам представляется идеалом. Мы должны добиваться единства с нашими союзниками с помощью правильно организованного взаимодействия и найти пути к устранению или [140] сведению к минимуму всевозможных задержек, разочарований, избегая создания громоздких организаций, которые часто возникают при такой форме единства. Международная напряженность и угроза войны делают сотрудничество наиболее легким путем достижения единства, так как в этом случае каждый союзник готов пожертвовать своими национальными убеждениями и интересами. С уменьшением же угрозы войны на передний план выступают торговля и другие стороны жизни нации, и достижение военного единства методом сотрудничества становится значительно более трудным делом. Поэтому приходится всегда подвергаться известному риску — достижение единства путем сотрудничества может оказаться слишком медленным процессом, и вполне возможно, что оно будет достигнуто слишком поздно.

Североатлантический союз заложил прочную основу для совместного планирования, взаимодействия и сотрудничества, создав все условия для достижения единства политического руководства и высшего командования. Он был задуман как организация мирного времени, но его можно использовать и как основу для создания союзного руководства и командования в случае войны. Эта организация постепенно стала выполнять политические, экономические, военные и финансовые функции, и этим она резко отличается от подобных союзов мирного времени, существовавших в прошлом. Ее назначение в мирное время состоит в том, чтобы осуществлять планирование, боевую подготовку вооруженных сил и организационные мероприятия на случай войны; во время войны она призвана служить основой организации, которая будет осуществлять стратегическое руководство свободной Европой.

Недавние события, особенно войны в Корее и Индо-Китае, подчеркнули ограниченность военной подготовки союзников. Корейская война показала высшему командованию и политическому руководству НАТО, а также каждому рядовому человеку на Западе, что свободный мир не подготовлен к ведению холодной или локальной войны и что коммунистическая стратегия в отдаленных районах земного шара может серьезно ослабить оборону свободного мира в Западной Европе. События в Индо-Китае и более поздние события на Ближнем и [141] Среднем Востоке и в Северной Африке вновь подчеркнули эту слабость. Мы убедились, что холодная война поставила большую стратегию свободного мира в зависимость как от политических и экономических, так и от военных и географических факторов. Теперь недостаточно одной координации военных операций со стороны высшего военного командования; политическое руководство также должно согласовывать экономическую и внешнюю политику с военными делами.

Главная угроза войны всегда возникает там, где находится центр сосредоточения сил, и сейчас убедительным примером этого служит Европа. Особенно остро реагируют на угрозу незащищенные районы Среднего, Ближнего и Дальнего Востока. Возникновение СЕАТО является показателем того, что Соединенные Штаты, Англия, страны Британского Содружества наций и наши дальневосточные друзья извлекли урок из создания НАТО. Багдадский пакт также является ободряющим признаком эффективности союза между Западом и некоторыми странами Среднего и Ближнего Востока. Оборонительная организация свободного мира, по-видимому, медленно, но уверенно распространяется на весь мир. В широком плане глобальная стратегия концентрируется вокруг двух главных мировых бастионов, которые расположены в Западном и в Восточном полушариях. В дополнение к этому наметились три основные географические зоны — Западная, Восточная и Средняя, что облегчает изучение как союзной, так и национальной стратегии больших и малых стран. Хотя вопрос о форме, в которую должна вылиться глобальная оборона союзников, по-видимому, выходит за рамки настоящего исследования, вполне вероятно, что в силу конституционных и национальных факторов и интересов, а также в силу административных причин ее лучше всего подразделять на три географические зоны. Запад и Восток имеют легко отличимые различия — с точки зрения стратегии они действительно представляют собой два самостоятельных бастиона. Однако, когда речь идет о выработке стратегии для всех районов, Средняя зона представляет особую трудность. Она — ни Восточная и ни Западная, а самостоятельная зона со своими специфическими национальными и географическими особенностями, что делает ее уязвимой. [142]

Существование НАТО и СЕАТО, независимо от их недостатков, означает, что с тех пор, как мировая война стала характерной чертой истории, мы впервые имеем или можем иметь в своем распоряжении готовую военную машину союзников, способную выработать необходимую стратегию для противодействия любой попытке уничтожить какого-либо одного или всех наших союзников.

Помимо атомного оружия, служащего фактором сдерживания тотальной войны, союзники должны основывать свою объединенную стратегию также на ведении холодной и, возможно, локальной войны, в которой ни один из противников не применяет атомного оружия, за возможным исключением применения его в тактических целях. Поэтому союзникам потребуются их обычные военно-морские, сухопутные и военно-воздушные силы. Численность и боевую мощь этих вооруженных сил трудно предопределить, особенно ввиду отсутствия такого понимания в этой области политики и стратегии между союзными государствами, какое существует между ними в отношении тотальной войны. В самом деле, в зависимости от условий места и обстановки то или иное союзное государство не может быть всегда уверено в том, что оно получит помощь от союзников даже в локальной войне и определенно не получит ее в холодной войне. Более того, трудно предвидеть район, масштаб и характер военных усилий, которые наши потенциальные противники могут приложить в начале такого конфликта, а также как быстро они смогут затем отступить или, наоборот, усилить наступление скорее по. политическим, чем по военным соображениям.

При определении доли каждого государства в союзнических обычных военно-морских, сухопутных и военно-воздушных силах, необходимых для ведения локальной и холодной войн и для предупреждения развязывания этих войн, следует учитывать также потребности в обычных вооруженных силах для ведения тотальной войны и для предупреждения ее развязывания. В этом отношении показательны вооруженные силы союзников, базирующиеся в Европе и на Атлантическом океане. Ясно, что в дополнение к вооруженным силам НАТО [143] каждое крупное союзное государство должно иметь обычные военно-морские, сухопутные и военно-воздушные силы, находящиеся в стратегически выгодных районах, а также удобно расположенные, достаточно мощные и обладающие высокой мобильностью резервы. Чем теснее сотрудничество между союзниками в предоставлении этих вооруженных сил и в оценке проблем локальной и холодной войн, тем большей экономии сил и средств можно достигнуть. Чем глубже осознает агрессор необходимость применить эти вооруженные силы без промедления, тем большую роль они сыграют в деле предотвращения развязывания подобных войн.

Географическая среда, национальные ресурсы, общая топография, доступность, коммуникации, а также политические изменения в соответствующих странах и районах — факторы, которые также могут оказать существенное влияние на союзную объединенную стратегию в отношении стратегических бомбардировок. Географическая среда и национальные ресурсы, кроме того, определяют потребности в морских коммуникациях. Для союзников морские коммуникации имеют жизненно важное значение в большей части земного шара, в то время как для России они играют очень незначительную роль. Поэтому союзная объединенная стратегия должна сохранить за нами морские пути в противовес русской стратегии, направленной на то, чтобы лишить нас этих путей. Морские коммуникации обеспечивают нам превосходство в том отношении, что, имея их, мы сможем создать и использовать военно-морские, военно-воздушные базы и базы управляемых реактивных снарядов вокруг большей части России (в пределах дальности действия нашей авиации) для действий против ее даже самых отдаленных жизненно важных центров. Более того, эти коммуникации позволят нам использовать авианосцы в качестве высокоподвижных баз для базирования бомбардировочной и разведывательной авиации, беспилотных самолетов и управляемых реактивных снарядов при действиях в отдаленных районах земного шара. Морские коммуникации имеют для нас чрезвычайно важное значение и при ведении локальной или холодной войны в отдаленных районах. В этом случае роль географической среды также очень велика в смысле глубины территории, которую союзники, Россия и ее приверженцы могут [144] использовать для заблаговременного предубеждения о воздушном нападении, а также в смысле организации ПВО и наземной обороны. Все эти соображения играют чрезвычайно важную роль при формулировании стратегии союзников.

В основе нашей объединенной стратегии лежат следующие положения. Термоядерное оружие привело к такому значительному превосходству наступательных средств над оборонительными, что тотальная война, по-видимому, явится самоубийством для всех воюющих стран и, следовательно, концом цивилизации. Нашим лучшим и единственным средством обороны является стратегия устрашения. Со стороны Запада кульминационный пункт этого устрашения может быть достигнут при наличии баллистических ракет и бомбардировщиков — носителей ядерных бомб, находящихся в постоянной боеготовности и способных нанести смертельный ответный удар. Советский блок должен знать, что мы не только полны решимости нанести эффективный ответный удар, но и в состоянии сделать это. Стратегия устрашения может стать еще более эффективной, если ее подкрепить мощной истребительной авиацией и управляемыми снарядами ПВО, а также организацией эффективной обороны метрополии, что явится показателем нашей решимости не отступать даже перед угрозой водородной войны. Противовоздушная оборона и оборона метрополии, безусловно, заставят агрессора задуматься и усомниться в том, что он в состоянии добиться молниеносной победы путем нанесения внезапного и предположительно смертельного удара.

Соображения, касающиеся ведения тотальной войны, во многом соответствуют тем, которые относятся к проблеме предотвращения такой войны. Большая часть стратегической авиации должна быть предоставлена Соединенными Штатами. Соединенные Штаты и Соединенное Королевство располагают незначительными возможностями для усиления вооруженных сил НАТО. Само существование Соединенного Королевства будет зависеть в основном от эффективности противовоздушной обороны и организации обороны метрополии.

Насколько мы можем предвидеть, при существующем мировом соотношении сил эффективная оборона любой свободной нации Запада невозможна, если ее рассматривать [145] или организовывать изолированно. Оборона союзных наций может быть эффективной лишь в том случае, если она организуется коллективно. Разумеется, невозможно создать изолированную эффективную противовоздушную оборону Соединенного Королевства даже при условии четырехкратного или большего усиления наших средств ПВО и нашей стратегической авиации. Эффективная оборона Германии, Франции или любого другого западноевропейского государства также невозможна, если ее организовывать обособленно. Фактически нельзя изолированно организовать удовлетворительную оборону даже Соединенных Штатов, так как в этих. условиях они окажутся один на один с Советской Россией, контролирующей всю Европу, Африку и, возможно, Азию.

Это не есть преувеличение сложности обстановки, но мы не намерены и преуменьшать трудности, возникающие на, пути примирения различных национальных точек зрения. Если на первое место ставить вопросы союзной стратегии и обороны союзников и разрешать их коллективно, то можно быстрее добиться разрешения тех или иных проблем в изолированных районах. При этом важно, чтобы национальные интересы не входили в противоречие с общей обороной союзников. Проблемы Франции, связанные с Северной Африкой, английские проблемы на Кипре или даже сложная проблема обороны Западной Германии не были бы такими сложными и не вызвали бы такого большого беспокойства, если бы союзники действительно создавали общую оборону, а не только признавали необходимость ее.

Что касается ограниченной глобальной войны, в которой исключено применение атомного оружия в стратегических целях, то в настоящее время союзникам, очевидно, нецелесообразно выделять значительную часть средств для обеспечения своей обороны в случае возникновения такой войны. В любом случае исхода ограниченной глобальной войны не предрешит один сокрушительный удар, и у нас хватит времени для мобилизации и использования всех имеющихся ресурсов. Однако ограниченная глобальная война требует большего объема планирования в национальном и международном масштабах. Если будет достигнуто соглашение о запрещении атомного оружия и будут обеспечены достаточные [146] гарантии соблюдения такого соглашения, то подготовке к ограниченной глобальной войне, очевидно, будет уделяться первоочередное внимание.

Настоящий сравнительно краткий обзор основных проблем союзной объединенной стратегии дает некоторое представление об их многообразии и сложности. Но ясно одно — тотальная война явится войной западных союзников против других коалиций народов и это само по себе должно выковать действенную союзную объединенную стратегию. И хотя многие — как отдельные лица, так и государства — считают, что такая союзная стратегия необходима и что в мирное время следует достигнуть соответствующих международных соглашений, подобные высказывания могут оказаться лишь праздной и не совсем искренней болтовней об отдаленном идеале. Не будем же обманывать себя: союзная объединенная стратегия не просто желательна — от нее зависит само наше существование. [147]

Глава VIII.
Национальная совместная стратегия

Изменение положения Англии и уменьшение ее экономической мощи по сравнению с Соединенными Штатами и Россией относятся к числу главных причин, обусловливающих многие изменения в ее национальной политике и стратегии. В прошлом Англия могла обеспечить себе победу в войне, несмотря на то что ее подготовка во многих областях в мирное время даже после серьезных поражений на первоначальных этапах военных действий была явно недостаточной.

Раньше каждый вид вооруженных сил Англии был самостоятелен и как в мирное, так и в военное время мог применять свою стратегию независимо от других видов. Кроме того, руководители английских вооруженных сил не рассчитывали на такую значительную помощь союзников в тотальной войне, на какую они могут рассчитывать теперь со стороны гораздо более мощных американских вооруженных сил. Поэтому при формулировании национальной политики и национальной военной стратегии Англии важно учитывать существование союзной организации и зависимость Англии от помощи союзников: финансовое и экономическое положение Англии не оставляет другого выбора.

В главе II данной книги уже приводились примеры того, как отдельные виды вооруженных сил упорно применяли свою узковедомственную стратегию в ущерб национальной совместной стратегии. Поскольку в этой книге сущность стратегии рассматривается применительно к национальной совместной стратегии, к стратегии [148] видов вооруженных сил и обороны метрополии, то данную главу целесообразно начать, хотя это и связано с риском некоторого повторения, с краткого исторического обзора основных изменений в развитии стратегии.

Этот обзор, однако, не следует рассматривать как исчерпывающую картину совместных операций, то есть операций с участием всех видов наших вооруженных сил. Существует много примеров операций, когда правильная стратегия и координация действий приводили к отличным результатам. По-видимому, наиболее ярким примером успешной операции, в которой участвовали все виды вооруженных сил, является высадка десанта на побережье Нормандии в 1944 году. Однако имели место и неудачные совместные операции видов вооруженных сил, которые кончились или полным провалом или частичным успехом и о которых здесь не упоминается. Отбор исторических примеров, включенных в данную главу, был произведен таким образом, чтобы дать читателю общее представление о цене, которую мы заплатили за применение несогласованной узковедомственной стратегии как в мирное, так и в военное время.

Квебекская совместная военная экспедиция 1759 года — пример успешной амфибийной операции, в которой стратегия военно-морского флота эффективно переплелась со стратегией сухопутных войск. Удачная координация стратегии флота и армии была достигнута также на последнем этапе Семилетней войны (1756–1763гг.). Но затем, в последние десятилетия XVIII века, в ряде совместных операций, особенно на Средиземном море и в английских территориальных водах, действия военно-морских и сухопутных сил были плохо согласованы. Картахенская экспедиция 1741 года и шельдская экспедиция 1809 года могут служить лучшими примерами неудачных операций, в которых мы пострадали из-за отсутствия правильного согласования стратегии флота и армии. В большинстве случаев несогласованность стратегии в этих кампаниях и операциях бывала результатом трений между командующими.

В войне против Наполеона британский флот и армия сражались против общего врага, и все же каждый из них применял самостоятельную стратегию. Разумеется, их стратегия в известной мере была координирована, но куда большего эффекта можно было бы добиться меньшей [149] ценой, если бы флот и армия взаимодействовали более тесно. К сожалению, даже в критические дни начала первой мировой войны, этого первого опыта неограниченной, или тотальной войны, продолжали существовать две самостоятельные стратегические концепции, возникшие со времени отделения английского флота от армии. И хотя их стратегия в какой-то степени координировалась на разных этапах этой войны, она никогда не представляла единого целого. Каковы бы ни были потери, в каком бы тупике мы ни оказались и как бы надолго ни затянулась война, в основе стратегии нашей армии неизменно лежала идея разгрома немецкой армии на полях Европы. Стратегия флота в своей основе противостояла лобовой стратегии армии: флот стремился использовать господство на море для нанесения удара там, где противник был наиболее уязвим. Типичным примером может служить дарданелльская экспедиция, окончившаяся, к сожалению, поражением, что, безусловно, объясняется конфликтом между руководителями флота и армии. Хотя в первой мировой войне уже появилась военная авиация, ее стратегическое использование не выходило за рамки оказания поддержки военно-морским и сухопутным силам.

Начиная с XVI века, когда вооруженные силы Англии были разделены на флот и армию, существование национальной совместной стратегии было поставлено под угрозу в результате обособленного, самостоятельного развития стратегии флота и армии. Стратегия армии исходила из концепции Александра Македонского и Наполеона, предусматривавшей захват и удержание территории, в то время как стратегия флота была направлена на расширение заморского предпринимательства и торговли путем обеспечения за собой господства на морях. По мере того как эти два вида вооруженных сил становились все более независимыми друг от друга, их стратегии все более расходились, что приводило к соперничеству и даже конфликтам. Такое положение сохранялось до второй мировой войны, да и теперь оно не изменилось.

Интересно отметить, что в политических кругах Англии в настоящее время наблюдается незначительное расхождение во взглядах на характер стратегии. Но в течение длительного исторического периода в парламентских партиях существовали две школы стратегической мысли. В противовес армейской школе континентальной [150] стратегии существовала влиятельная школа, которая отдавала предпочтение военно-морским операциям на заморских территориях. Теория английских тори сводилась к тому, что для Англии гораздо выгоднее, если она будет субсидировать своих союзников, сражающихся за нее на континенте, в то время как ее мощные военно-морские силы или, вернее, ее мощный торговый флот захватит порты и рынки сбыта противника. Таким путем Англии удавалось при помощи торговли финансировать войну.

На развитие английской системы объединенного командования влияли различные междуведомственные противоречия: высшее командование каждого вида вооруженных сил несло ответственность за свою стратегию и действия, хотя оба несли ответственность за операции в целом. Сейчас все великие державы встретились с проблемой координирования стратегий отдельных видов вооруженных сил, но ни одна из них не нашла решения, которое отвечало бы интересам англичан и соответствовало бы их национальному темпераменту. Как это ни странно, но тот факт, что английская система объединенного командования, несмотря на присущие ей трения между отдельными видами вооруженных сил, в прошлом функционировала бесперебойно, привел к тому, что сейчас не чувствуется желания внести в нее изменения, которых требует современная обстановка.

После окончания первой мировой войны, когда военно-воздушные силы стали третьим видом вооруженных сил, особенно сказывалось отсутствие национальной совместной стратегии и стремление каждого вида вооруженных сил проводить свою обособленную стратегию. Это было связано главным образом с проблемой потенциальных возможностей военно-воздушных сил, вокруг которой разгорелись споры. Послевоенная же экономия и снижение военных расходов, вынудившие флот и армию отказаться от ряда традиционных преимуществ, которые высоко ценились ими, сделали этот спор еще более ожесточенным.

В послевоенный период первый удар по традиционной стратегии английской армии нанес Черчилль, который предложил возложить контроль над Ираком на военно-воздушные [151] силы, считая, что такой контроль обойдется дешевле, чем контроль с помощью армии.

В Индии армейская стратегическая концепция укоренилась так глубоко, что лишь вынужденное признание того факта, что некоторая авиационная поддержка необходима для ведения эффективных действий на суше, заставило армию пойти на уступки.

Среди высшего командования в Индии и в Уайтхолле разгорелись споры — сторонники военно-воздушных сил считали, что стратегии военно-воздушных сил следует уделить больше внимания.

Позже, не имея на то оснований, они даже увеличили свои притязания, утверждая, что военно-воздушным силам необходимо отвести главную роль в защите северозападной границы Индии от нападений враждебных племен. Интересно, что, несмотря на столетнюю давность борьбы сухопутных войск с пограничными племенами, которая обошлась очень дорого и в результате которой англичане понесли огромные потери в людях, угроза со стороны этих племен исчезла с уходом английских войск из Индии. Причины такого удивительного изменения заслуживают изучения, но решение вопроса о том, в какой степени это вызвано изменением политики и политической обстановки и в какой — изменениями в стратегии, выходит за рамки нашей книги. Утверждение, что исчезновение угрозы можно скорее объяснить изменениями в стратегии, чем в политике и в политической обстановке, было бы неразумным.

Другой стратегической проблемой, которая породила еще более ожесточенные споры между видами вооруженных сил Англии, явилось падение Сингапура. В то время как руководители флота и армии отстаивали стратегию, основывающуюся на использовании дорогостоящей стационарной артиллерии береговой обороны, командование военно-воздушных сил утверждало, что стратегия, опирающаяся на военно-воздушную мощь, была бы более совершенной и экономичной. Эти разногласия обошлись очень дорого. Теперь известно, что англичане израсходовали миллионы фунтов стерлингов на батареи береговой артиллерии, но когда Сингапур в феврале 1942 года подвергся нападению, эти батареи не произвели ни одного выстрела — они были установлены [152] для ведения огня в направлении, противоположном тому, с которого атаковали японцы{26}.

В годы между первой и второй мировыми войнами между руководителями флота и военно-воздушных сил велся спор по поводу стратегической ценности линкора и самолета. Он показывает, как командования флота и ВВС подходили к решению проблем национальной стратегии. Исход этого спора был таков, что в начале второй мировой войны Англия имела большое число линкоров и лишь несколько авианосцев, недостаток которых лишал нас многих ценных преимуществ. До нападения японцев на линейный флот Соединенных Штатов в Пирл-Харборе в декабре 1941 года ценность линкора, с точки зрения национальной стратегии, определена не была. Как в прошлом, так и теперь руководители флота и ВВС подходят к решению вопросов, связанных с использованием морской авиации, с узковедомственной точки зрения, без учета стратегического значения ее для государства в целом. Рожденная в великих спорах, английская морская авиация сначала подчинялась ВВС, а впоследствии была частично передана флоту. В результате в ведении английского флота сейчас находится авианосная авиация, в то время как военно-воздушные силы сохранили за собой морскую авиацию, базирующуюся на суше, а также летающие лодки. Это искусственное разделение функциональной ответственности порождено соображениями практицизма, но на современном этапе по мере развития национальной стратегии функциональные, финансовые и материальные трудности все более возрастают. К сожалению, английское Адмиралтейство{27} и в меньшей степени министерство авиации в силу узковедомственных причин заботятся лишь о сохранении, если не о еще большем разграничении, существующего разделения ответственности.

Прогресс в области военно-воздушной мощи, не связанный с чрезмерными затратами, невозможен, если власти не заменят старое испытанное оружие новым, еще [153] не проверенным. Например, министерство авиации не пожелало разместить заказы на управляемые снаряды и ускорить их производство, считая новое оружие недостаточно совершенным в конструктивном отношении, и, исходя из этого, распределило свои средства. Однако ценность современной, да и будущей истребительной авиации, не располагающей управляемыми снарядами, ограничена: при теперешних скоростях невозможно вести эффективный огонь из обычной пушки или пулемета. Точно так же в дальнейшем, несомненно, будет возрастать роль баллистических ракет, и тем не менее министерство авиации стремится сохранить бомбардировщики в таком большом количестве, на которое только может согласиться министерство финансов, что неизбежно отрицательно сказывается на внедрении нового оружия.

III

После первой мировой войны изучение стратегии видов вооруженных сил Англии в соответствующих штабных колледжах, особенно в армейском, стояло на высоком уровне. Тем не менее, несмотря на частые заявления в пользу совместной стратегии, она фактически представляла собой совокупность стратегий трех видов вооруженных сил. Лишь в редких случаях руководители флота, армии или авиации отказывались от обычаев и традиций своего вида вооруженных сил в пользу всеобъемлющей национальной стратегии. В годы, предшествовавшие второй мировой войне, лишь немногие армейские офицеры, а они составляли наиболее образованную группу офицеров вооруженных сил, согласились бы с тем, что основное назначение бомбардировочной авиации заключается не в поддержке сухопутных войск и военно-морских сил, а в чем-то другом. Многие принципы, правила и догмы того времени носили узковедомственный характер. Например, значительное число учебных пособий и программ, изучавшихся слушателями штабного колледжа английской армии, было составлено много лет тому назад на основе уроков англо-бурской войны, и руководящий состав колледжа, включающий многих выдающихся офицеров и генералов, ежегодно предпринимал малоуспешные [154] попытки поставить обучение на современную основу. Но все дело было в том, что при существовавшем тогда положении дел никакой пересмотр учебных программ и пособий не мог изменить направленность подготовки офицерских кадров. Известен случай, когда начальник колледжа в Кэмберли перед полной аудиторией сделал ряд саркастических замечаний по поводу решения одним из слушателей учебной задачи, связанной с использованием танков. Слушатель предложил использовать танки для рейда по тылам -противника на глубину до нескольких миль от переднего края. Начальник же колледжа считал слишком рискованным использовать танки, которые ценились очень высоко, на таком большом удалении от линии фронта. Позже этот слушатель стал советником лорда Монтгомери по использованию бронетанковых войск в Северной Африке, а затем при вторжении на европейский континент в 1944 году. Этот пример говорит о том, что в предвоенный период наши стратегические взгляды зачастую были неверными, а тактика, основанная на них, имела множество недостатков.

Постановка обучения в военно-морском штабном колледже также во многом устарела в результате возникновения военно-воздушных сил и других достижений, причем для флота это имело даже более серьезные последствия, чем для армии. Руководители же штабного колледжа ВВС исходили из вероятных потенциальных возможностей оружия, которое еще не было создано, и их оценка возможностей существовавших тогда военно-воздушных сил не соответствовала действительности, что в конце концов привело к тому, что они не смогли определить действительное место военно-морских сил и сухопутных войск в военном арсенале государства. Постановка обучения во всех трех штабных колледжах отражала взгляды и идеи руководящих офицеров высших командований соответствующего вида вооруженных сил. Так обстояло дело с преподаванием военной стратегии в тот критический период.

Трудно забыть тот факт, что именно в тяжелые годы накануне второй мировой войны множество умных и талантливых офицеров и генералов, особенно в армейских штабах, было поглощено узковедомственными интересами. В этот период руководители каждого [155] вида вооруженных сил, не заботясь об интересах всего государства, стремились оправдать свою стратегию, независимо от общей военной концепции. Несмотря на существование различных координирующих органов, наша стратегия периода второй мировой войны была скроена из трех ведомственных стратегических концепций, явившихся результатом индивидуального подхода к решению одной и той же проблемы, и. не представляла единого целого.

Организация разведывательных органов послужила другой причиной обострения разногласий между руководителями армии, флота и военно-воздушных сил, особенно в начале второй мировой войны. Каждое министерство имело свое разведывательное управление, деятельность которого координировалась объединенным разведывательным комитетом при комитете начальников штабов. Наличие многочисленных разведывательных органов зачастую приводило к тому, что чрезвычайно важная разведывательная информация, полученная из общего источника, утрачивала свою ценность в процессе ее оценки или обработки в доклад различными группами офицеров-разведчиков, которые в большинстве случаев использовали эту информацию для показа в лучшем свете узковедомственной и предвзятой точки зрения своих начальников, при этом они проявляли такое завидное усердие, что архивные работники, безусловно, будут изумляться.

Во время прошлой войны ввиду того, что существовали три самостоятельные ведомственные стратегии, споры по поводу использования и заслуг отдельных видов вооруженных сил были неизбежны. Как показал послевоенный анализ, стратегические бомбардировщики союзников сократили производство нефти в Германии в период с весны 1944 года и до конца войны на 95 процентов, железнодорожная сеть Германии в этот же период в результате действий союзной авиации фактически была выведена из строя. Последнее обстоятельство сделало возможным продвижение сухопутных войск союзников по Европе. Ход войны с Японией показал, что для разгрома ее нет необходимости в генеральном сражении на суше. Япония капитулировала со своей нетронутой армией до того, как первый союзный солдат вступил на Японские острова. Это красноречивый [156] пример правильного использования современной мощи на море, суше и в воздухе{28}.

Когда началась вторая мировая война, Англия имела три самостоятельные ведомственные стратегии, хотя были предприняты попытки выработать единую национальную стратегию. Высший военный орган Англии — комитет начальников штабов — состоял из руководителей каждого вида вооруженных сил, которые, по-видимому, в большинстве случаев действовали согласованно.

Военно-морская стратегия, опиравшаяся на многолетний опыт, все еще сводилась к обеспечению господства на морях. Она не смогла угнаться за развитием авиации, подводных лодок и мин, которые впоследствии оказались для нее слишком дорогостоящими. Армия находилась в довольно трудном положении — многие руководящие деятели поняли, что стратегия, которая предназначала большую часть сухопутных войск для действий в Западной Европе, опасна. Первоначальный план англичан предусматривал отправку на континент минимального количества сухопутных войск. Однако за несколько месяцев до начала войны политические соглашения с Францией вынудили Англию принять новый план, согласно которому на континент предполагалось направить крупные контингента сухопутных войск. Последующие события подтвердили правильность принятого решения, так как без обязательства Англии выделить эти войска Франция не объявила бы войну Германии. Англия в свою очередь также не смогла бы объявить ей войну без своего французского союзника.

Суть английской воздушной стратегии сводилась к следующему: стратегическая бомбардировочная авиация должна была наносить удары по Германии, а истребительная авиация — обеспечить оборону Соединенного Королевства. Воздушная стратегия вопросы авиационной поддержки сухопутных войск и военно-морских сил отодвигала на второй план, и средства авиации для этой цели выделялись неохотно и скупо. В ходе [157] дальнейших событий стало ясно, что прежде чем направить английский экспедиционный корпус на континент до падения Дюнкерка, его необходимо было обеспечить авиационной поддержкой, которая на переломных этапах войны имела гораздо большее значение, чем любая бомбардировка Германии. Потеря этого корпуса поставила Англию перед опасностью проигрыша войны. В то же время выявилась несостоятельность принципов, на которых основывалась наша воздушная стратегия в начале войны: ограниченные возможности бомбардировщиков и недостаточная разрушительная сила бомб того времени не представляли смертельной угрозы для Германии.

После прорыва немцев под Седаном возникли серьезные разногласия по вопросу об английской истребительной авиации. Руководители армии, на которых оказывало давление французское высшее командование, настаивали на том, что необходимо направить на континент значительное количество истребителей для действий совместно с английским экспедиционным корпусом, в то время как командование военно-воздушных сил утверждало, что это может сильно ослабить оборону Соединенного Королевства. В дальнейшем битва за Англию показала, что в этом споре право было наше авиационное командование и что даже вся имеющаяся истребительная авиация не смогла бы спасти тогда английский экспедиционный корпус.

Все перечисленные недостатки английской стратегии в значительной степени явились следствием того, что руководители каждого вида вооруженных сил настаивали, чтобы их стратегия была положена в основу национальной. При этом они выставляли, на передний план ее преимущества и одновременно скрывали недостатки и слабые места. Если руководители старых видов вооруженных сил подчас ошибались в оценке стратегических проблем, то не удивительно, что командование молодых военно-воздушных сил временами проявляло неуверенность или даже ошибочно подходило к решению тех или иных вопросов.

Норвежская кампания второй мировой войны, которую мы рассмотрим довольно подробно, выявила многолетнюю недооценку командованием английских ВВС авиационной поддержки действий военно-морских сил [158] и сухопутных войск. С момента слияния королевского воздушного корпуса с королевской военно-морской авиационной службой и выделения их в самостоятельный вид вооруженных сил вопросам авиационной поддержки и переброскам по воздуху уделялось очень мало внимания, и такое положение продолжалось вплоть до второй мировой войны и даже в течение значительного времени после ее начала.

С большим нежеланием и в результате сильного давления со стороны руководителей английской армии в начале второй мировой войны экспедиционному корпусу, направлявшемуся во Францию, выделили несколько истребительных эскадрилий, причем эти яв»о недостаточные авиационные средства вплоть до захвата немцами Бельгии, Голландии и Франции в 1940 году были усилены очень незначительно. События заставили командование ВВС создать группировку авиации на Среднем и Ближнем Востоке для оказания поддержки сухопутным войскам, а также для проведения более эффективных стратегических и тактических бомбардировок при действиях у Эль-Аламейна и в период наступления из Северной Африки в Сицилию и Италию. Под большим давлением, причем со стороны самых высоких политических инстанций, была обеспечена достаточная авиационная поддержка, включая выделение стратегических бомбардировщиков, во время вторжения в Нормандию, а также в период последующих операций, вплоть до окончания войны.

Уроки второй мировой войны в отношении авиационной поддержки и перебросок по воздуху, по-видимому, уже забыты или игнорируются командованием английских военно-воздушных сил. Сейчас авиационное наступление, бесспорно, является первой линией национальной обороны, хотя мы понимаем, что такое наступление в основном должны вести силы стратегической авиации Соединенных Штатов. Несмотря и а огромную мощь своих стратегических бомбардировщиков, Соединенные Штаты содержат мощный военно-морской флот, который имеет свою авиацию поддержки, и, кроме того, они располагают значительным количеством авиации поддержки в сухопутных войсках. Этот пример говорит о многом, и тем не менее в английских военно-воздушных силах все еще находятся [159] энтузиасты, которые придают слишком большое значение развитию бомбардировочной авиации в ущерб авиационной поддержке нашего флота и армии.

Каковы же причины неуспеха Норвежской кампании 1940 года? Государственные и военные деятели Уайтхолла, руководившие этой кампанией, по своим личным качествам не уступали руководителям, которые четыре года спустя осуществили успешное вторжение в Нормандию. Большинство командиров, непосредственно руководивших операциями на море, на суше и в воздухе, также не уступало командирам, которые руководили более поздними операциями. Если политических или военных руководителей и можно в чем-нибудь упрекнуть, то только в том, что они недостаточно глубоко вникли в сложившуюся в то время международную и военную обстановку. Более того, Черчилль, тогда министр обороны, имел огромное влияние на руководителей армии, флота и ВВС, которые в тот период входили в комитет начальников штабов. Как это часто случается при оценке исторических событий, мы располагаем крайне недостаточными сведениями об обстановке, в условиях которой проходила эта кампания и о причинах, приведших руководителей к решениям, которые были приняты ими. Разумеется, нельзя понять причин поражения в Норвегии, не зная обстановки и условий, в которых действовал Уайтхолл.

К Норвежской кампании мы оказались неподготовленными почти во всех отношениях. Это была совместная операция всех видов вооруженных сил, но в ней отсутствовали объединенное планирование и единый для всех трех ведомств замысел операции. Каждый вид вооруженных сил по-своему подходил к решению общей проблемы.

Английский флот следовал своей концепции войны, которая на протяжении ряда столетий неизменно обеспечивала ему успех. Руководители флота стремились использовать его мощь в первую очередь для организации блокады противника и для поиска немецкого флота. Они решили, что Норвежская кампания даст возможность создать чрезвычайно ценные базы, а также предупредить установление Германией контроля над [160] норвежским побережьем. Уверенные в своих силах и придерживающиеся, как всегда, консервативных взглядов, руководители флота пользовались большим авторитетом в Уайтхолле. Тогда они еще не осознавали всего значения воздушной мощи.

Представители английской армии смотрели на Норвежскую кампанию как на отвлекающую операцию сомнительной ценности, считая, что основной задачей союзников является сосредоточение всех сил во Франции. В сущности они рассматривали эту операцию как высадку сухопутных войск на норвежское побережье в заранее определенных пунктах с целью овладения стратегическими объектами для организации обороны Норвегии на случай наступления немецких сухопутных войск с юга. Они смотрели на военно-морские силы как на транспортное средство для сухопутных войск. Армия так же, как и флот, тогда еще не осознавала значения воздушной мощи.

Руководители военно-воздушных сил основное внимание уделяли противовоздушной обороне Соединенного Королевства и стратегическим бомбардировкам Германии. Борьба за превосходство в воздухе и особенно боязнь быть «нокаутированными» противником влияли на их планы. Командование ВВС не имело достаточных средств для выполнения любой из этих задач и поэтому рассматривало всякий проект, подобный проекту Норвежской кампании, как такое отвлечение сил и средств, которого не следует поощрять. Более того, в то время руководители военно-воздушных сил смотрели на авиационную поддержку сухопутных войск и военно-морских сил как на второстепенную задачу по сравнению со стратегическими бомбардировками Германии и организацией противовоздушной обороны метрополии.

С начала войны действия английского флота развивались традиционно. Сухопутные войска были развернуты на континенте Европы с момента начала военных действий, но не произвели ни одного выстрела. Следует отметить, что армия не имела опыта ведения современной сухопутной войны как в смысле использования войск, так и в смысле воздействия современного оружия на моральный дух войск противника. Авиационное наступление сводилось лишь к сбрасыванию листовок, если не считать бомбардировок военно-морских целей [161] противника. Вторая мировая война к тому же была первой большой войной, в которой впервые после своего создания в 1918 году приняли участие королевские военно-воздушные силы — первые ВВС, выделенные в самостоятельный вид вооруженных сил. Руководители ВВС были полны желания подтвердить правильность своих заявлений о роли воздушной мощи, которые они делали на протяжении многих лет. Но к тому времени они успели разочароваться в боевых качествах имевшихся у них самолетов и вооружения. Они считали, что действия авиации в Норвегии при авиационных средствах того времени являются крайне сложными.

Хотя восемь месяцев «странной войны» не заставили Уайтхолл бездействовать, они не объединили английских министров видов вооруженных сил и командиров в единый высокоэффективный боевой аппарат. Оказалось, что многие старшие офицеры и генералы, которые во время войны должны были занять ответственные посты, не желали подвергать себя испытаниям войны. А у многих лучших штабных офицеров и генералов вследствие перегрузки бумажной работой и составления слишком большого количества планов уже наблюдалась усталость от войны. Когда началась Норвежская кампания и командующие приступили к выполнению оперативных планов, имели место многочисленные безуспешные попытки усовершенствовать их в условиях боевой обстановки — попытки, которые, как следовало бы знать Уайтхоллу, были практически неосуществимы по административным причинам.

В отличие от английской военной машины, которая еще не была приведена в соответствие с характером операций второй мировой войны, Германия добросовестно и всесторонне готовилась к войне на протяжении ряда лет. Она имела современную военную теорию, инициативу, войска, высокоэффективную машину для политического и военного руководства военными действиями и опыт ведения современной войны.

В начале второй мировой войны английский военный кабинет рассматривал проблему лишения Германии шведской железной руды, которая поставлялась ей через Нарвик, посредством минирования морских путей или другими средствами, но не пришел ни к какому решению. Позже, когда началась русско-финская война, [162] имели место многочисленные дискуссии в политических и военных кругах, в результате которых был выработан план посылки англо-французских войск на помощь финнам, и начались соответствующие приготовления. Замысел этой операции сводился к тому, чтобы вырвать инициативу из рук Германии путем высадки союзных войск в Нарвике, Тронхейме и Бергене{29}. Однако финны капитулировали за несколько дней до начала осуществления этого плана. В дальнейшем в соответствии с желанием самих англичан, а также в результате давления со стороны Франции, требовавшей, чтобы союзники взяли инициативу в свои руки, были разработаны планы минирования ряда районов в норвежских прибрежных водах с целью приостановить поставки железной руды в Германию. Для отражения попыток немцев воспрепятствовать минированию эти планы предусматривали высадку союзных войск в Нарвике и в других портах Южной Норвегии, но эти войска не были подготовлены к тому, чтобы противостоять сильному противодействию со стороны немцев. В крайнем случае они смогли бы сломить лишь слабое сопротивление норвежских войск.

В это же самое время Германия планировала вторжение в Норвегию для осуществления стратегических задач военно-морского флота. Интересно, что этот план, выдвинутый по инициативе командования немецкого военно-морского флота, вызвал в лагере противника большие разногласия между ведомствами — его выполнение привело бы к перенесению наступления немцев в Западной Европе с ноября 1939 года на весну 1940 года. По-видимому, настояния Квислинга и возможность быстро покорить Норвегию сыграли решающую роль в одобрении Гитлером этого смелого и талантливого плана. Немецкие силы должны были вторгнуться в Норвегию через те же порты, что и английские. Немцы держали свой план в глубокой тайне. Он включал меры по введению союзников в заблуждение, содержал указания относительно использования воздушнодесантных войск и был рассчитан на быстрое выполнение. [163]

К сожалению, английский план этой кампании предусматривал крайне ограниченное использование разведки. Положение дел усложняло и то обстоятельство, что каждое министерство вело разведку через свои разведывательные органы, и в результате получаемые сведения зачастую носили противоречивый характер. Лишь через некоторое время деятельность разведывательных органов стала координироваться военным министерством.

Германия же была хорошо осведомлена о намерениях союзников и, захватив инициативу, воспользовалась этим преимуществом. Недостаточность разведки, безынициативность действий и отсутствие боевого опыта ведения современной сухопутной войны явились основными причинами поражения союзников.

В стратегическом отношении ведение боевых действий в Норвегии было сопряжено с большими трудностями для любой воюющей стороны, которая не смогла захватить инициативу в свои руки ввиду географических условий этой страны, особенно вследствие сравнительно больших расстояний между крупными портами, слабо развитых коммуникаций и ограниченного количества удобных мест для оборудования аэродромов и даже взлетно-посадочных площадок.

Что касается ресурсов, то возможности союзников были ограниченными -по сравнению с Германией, которая могла создать большое численное превосходство в войсках и располагала значительно большим количеством истребительной, бомбардировочной и транспортной авиации. Кроме авиации, союзники испытывали острый недостаток в оборудовании, необходимом авиационным эскадрильям для действий вдали от своих баз. Только на море союзники имели превосходство в силах, но даже это превосходство в значительной степени могло быть компенсировано или сведено на нет немецкой авиацией. Германия не зависела от доброжелательности Норвегии и других нейтральных стран, включая Америку, в такой степени, как союзники: немцы предпочитали опираться на поддержку квислингов. Более того, политика союзников в области бомбардировок (предусматривала атаку с моря или воздуха только [164] чисто военных объектов в самом узком понимании этого слова.

Наше политическое руководство и военное командование периода Норвежской кампании следует отнести к числу наихудших во всей английской истории. Разумеется, мы не учли уроков Дарданелльской кампании первой мировой войны. Верховные военные советы союзников, состоявшие из представителей Соединенного Королевства и Франции, возложили на Соединенное Королевство руководство и командование операциями в Скандинавии. Поэтому английский военный кабинет был уполномочен принимать решения за союзников, хотя здесь необходимо отметить, что французы делали все возможное, чтобы перенести военные действия как можно дальше от территории Франции. Главным звеном, связывающим в то время формулирование политики и ее проведение в жизнь отдельными видами вооруженных сил, являлся министерский комитет по военной координации. Его председателем был министр по координации обороны. Перед самым началом Норвежской кампании этот пост ликвидировали, после чего председателем комитета стал первый лорд Адмиралтейства. В состав комитета входили: военный министр, министр авиации и министр снабжения. Руководящую роль в нем играл Черчилль — первый лорд Адмиралтейства. Фактически он исполнял обязанности министра обороны, хотя Чемберлен не решился открыто вверить ему военное министерство и министерство авиации. Комитет был наделен широкими полномочиями и имел право самостоятельно принимать решения, лишь информируя об этом кабинет с целью их утверждения.

На заседаниях министерского комитета по военной координации обычно присутствовали начальники штабов. На первом этапе войны комитет занимался в основном вопросами снабжения, но с началом Норвежской кампании о»и были сняты с повестки дня, и большое внимание стало уделяться вопросам стратегии и даже техническим деталям проведения операции. Комитет был плохо подготовлен к осуществлению такого непосредственного повседневного руководства военными действиями. Сам состав комитета исключал возможность выработки единого мнения или доктрины, которая смогла бы устранить конфликты между отдельными [165] видами вооруженных сил, носившие подчас серьезный характер. Более того, комитет не мог точно знать, какие операции являлись возможными с точки зрения их административно-хозяйственного обеспечения. Этот орган был не в силах осуществлять повседневное руководство военными действиями, даже когда его председателем стал премьер-министр. В тревожные дни Норвежской кампании в день иногда проводилось два плохо подготовленных заседания комитета. При таком неудовлетворительном руководстве нельзя провести успешную операцию одним видом вооруженных сил, не говоря уже о совместной операции всех трех видов вооруженных сил, зачастую придерживающихся противоречивых взглядов.

Несмотря на малочисленность состава этого министерского комитета, формулировавшего политику, небольшой объединенный штаб, который обслуживал его, едва успевал выполнять работу — его организация была рассчитана на ведение перспективного планирования в области политики в мирное время. Более того, даже комитет начальников штабов в то время не проникся духом сотрудничества, что необходимо для осуществления повседневного руководства операциями. Его члены не имели права издавать приказы совместно с главнокомандующим или даже отправлять общие телеграммы. Военная машина Уайтхолла фактически пыталась выполнять работу штаба командующего на театре военных действий. События, однако, показали, что необходимо иметь главнокомандующего вооруженными силами на театре военных действий для проведения совместных операций, и на время всех последующих кампаний назначались командующие оперативными группами или главнокомандующие.

Не удивительно, что в области планирования существовала большая путаница, а неожиданное изменение планов и приказов в свою очередь приводило к отмене всех запланированных мероприятий по материально-техническому обеспечению. Обстановка оставалась неясной, но Адмиралтейство, получив от воздушной разведки сообщение о выходе из баз немецкого флота, тотчас же отдало флоту метрополии приказ выйти ему навстречу. Войска, которые раньше погрузили на корабли, в спешном порядке высадили на берег, причем [166] на кораблях остались и снаряжение и техника, и впоследствии они не могли получить их в течение длительного времени. Министерский комитет по военной координации и даже сам премьер-министр узнали об этих действиях Адмиралтейства лишь некоторое время спустя.

Вскоре стало известно, что немецкие войска высадились в Норвегии, но сведения об их численности и расположении были противоречивыми и неопределенными. Прошло несколько дней, прежде чем в Лондоне осознали всю серьезность обстановки, но и после этого положение оставалось далеко не ясным. Полагали, что оккупация Нарвика могла произойти без боя, и поэтому было решено высадить морской десант сначала в районе Бергена — из политических соображений, а затем в Тронхейме, который считался важным в военном отношении. Но английский военный кабинет не разрешил кораблям с войсками выходить в море до тех пор, пока обстановка на море не прояснится. Следует отметить, что на этом этапе операции в составе морского десанта авиации не было.

Вследствие неполноты разведывательных сведений, недостаточного знания местных условий, поспешных и зачастую неправильных решений, а также вследствие серьезной недооценки немецкой авиации в этот план в дальнейшем были внесены многочисленные изменения, что привело к значительным задержкам и путанице.

Когда же командование узнало, что немецкие войска оккупировали Нарвик, высадка в этом порту была поставлена на первый план. Решили также изучить возможность высадки десанта в Намсусе и в Ондальснесе с тем, чтобы Тронхейм можно было захватить, нанеся по нему охватывающий удар с севера и юга. Для проведения каждой из этих операций назначили командующих войсками, которые подчинялись непосредственно военному министерству, что должно было привести к разобщенности между отдельными районами боевых действий, а также между английскими, французскими и норвежскими войсками. Тот факт, что командующий военно-морскими силами в районе Нарвика адмирал Корк не только являлся старшим командиром, но и имел более высокое воинское звание, чем главнокомандующий флотом метрополии, еще более усложнял [167] проблему командования. Так, например, отдача приказов и служебная переписка между командующим флотом метрополии и адмиралом Корком должна была производиться через посредство Адмиралтейства.

Спустя некоторое время эти планы изменились — командующий военно-морскими силами сообщил, что в районе Нарвика одержана победа «а море, и кабинет уже не сомневался, что союзники овладеют этим портом. В действительности же на первом совещании командующих военно-морскими силами и сухопутными войсками в районе Нарвика выявились принципиальные разногласия между ними, связанные с имевшимися у них директивами, а также с возможностями их выполнения. Командующий сухопутными войсками получил письменные указания от военного министерства, командующий же военно-морскими силами не имел никаких директив, кроме устных указаний. Более того, они были в конфликте на личной почве. Не располагая достаточным количеством сведений об обстановке на месте, Уайтхолл поддержал командующего военно-морскими силами и вынудил командующего сухопутными войсками высадить «а шлюпках морской десант в глубокий снег под пулеметным огнем противника, тем самым приняв на себя ответственность за понесенные потери. В этот же момент командующего военно-морскими силами назначили главнокомандующим всеми войсками, находившимися в этом районе, но даже после этого распоряжением Адмиралтейства район его ответственности был ограничен 100-мильной полосой, считая от Нарвика.

Вскоре военное министерство убедилось, что для захвата Нарвика необходимо высвободить войска из района Тронхейма. В дальнейшем в результате изменений в обстановке, особенно под давлением норвежского правительства, требовавшего быстрого захвата Тронхейма, комитет по военной координации предложил вместо охватывающего удара предпринять лобовую атаку Тронхейма сухопутными войсками, а также военно-морскими и. военно-воздушными силами. Уайтхолл план охватывающего удара без проведения предварительной разведки поспешно и неумело переделал в план фронтального удара. Комитет по военной координации полагал, [168] что корабельная артиллерия сможет подавить береговые батареи и что авианосная авиация обеспечит проведение операции. Комитет распорядился, чтобы бомбардировочное командование совершало налеты на аэродромы противника в этом районе как в ночное, так и в дневное время с риском для себя. Однако этот план, к счастью, сорвался, так как у командующего сухопутными войсками был сердечный приступ в день получения директивы, а заменивший его на этом посту генерал стал жертвой авиационной катастрофы.

Главнокомандующий флотом метрополии, когда запросили его мнение о фронтальном ударе, заявил, что эта операция неизбежно приведет к большим потерям в транспортных судах во время их прохождения через узкие проходы, так как они наверняка подвергнутся нападению авиации противника. Он также указал, что ни на одном корабле не имелось фугасных снарядов большой взрывной силы, которые необходимы для выполнения этой задачи. Однако комитет по военной координации отклонил возражения адмирала и отдал приказ о нанесении фронтального удара по Тронхейму. Но вскоре Уайтхоллу пришлось оценить мощь немецкой авиации — палубы авианосца «Суффолк», прибывшего в Скапа-Флоу после бомбардировки аэродрома близ норвежского побережья, были полностью разрушены бомбардировщиками противника, налет которых продолжался почти семь часов. Кораблям, действовавшим в районе Намсуса, также напомнили о мощи немецкой авиации. В результате фронтальный удар по Тронхейму был отменен и заменен охватывающим ударом, но и его пришлось отменить — удары немецкой авиации сделали его неосуществимым. Воздушная мощь противника сделала действия нескольких наших авианосцев вблизи норвежского побережья слишком опасными; одна истребительная эскадрилья самолетов «Гладиатор», направленная с борта авианосца на замерзшее озеро неподалеку от Ондальснеса, была уничтожена немецкой авиацией в течение 24 часов после прибытия в этот пункт. Согласие Уайтхолла на высадку эскадрильи на берег в таких гибельных условиях говорит о том, что Уайтхолл был оторван от реальной обстановки и не разбирался в вопросах материально-технического [169] обеспечения и практической осуществимости операций. Мы допускаем, что замерзшее озеро представляло собой единственную ровную площадку, которую можно было оборудовать под аэродром, но высаживать на него самолеты в условиях противодействия бомбардировщиков противника было равносильно самоубийству. К этому времени кромка льда у берега начала подтаивать, а бомбы противника в конце концов полностью разбили его. Более того, снабжение этой эскадрильи осуществлялось через Ондальснес, где союзники не имели никаких транспортных средств, кроме нескольких лошадей, которых они одолжили у норвежцев. Организация материально-технического обеспечения эскадрильи была фантастической, и санкционировать ее мог только Уайтхолл, но не командир, ответственный за проведение этой операции.

Когда будет писаться история Норвежской кампании, споры о том, в какой степени политическое руководство виновно в этом поражении, будут такими же, если не еще более ожесточенными, как о Дарданелльской кампании в период первой мировой войны. Черчилль был великим военным руководителем, но он определенно нуждался в независимом и авторитетном совете комитета начальников штабов при формулировании своих стратегических взглядов и вытекающих из них планов. Наша стратегия в Норвегии, возможно, потерпела поражение потому, что начальники штабов видов вооруженных сил в то время не решились противопоставить свою точку зрения точке зрения Черчилля и вовремя остановить его, а также потому, что они находились под его влиянием.

Закономерно утверждение, что политические власти должны одобрять военную стратегию. Величайшей же ошибкой в руководстве Норвежской кампанией было то, что политические власти пытались формулировать стратегию. Более того, они даже пытались делать это за круглым столом во время поспешных заседаний, проходивших в обстановке паники. К счастью, ко времени Эль-Аламейна, североафриканской операции «Торч» и операции по вторжению в Европу «Оверлорд» в составе комитета начальников штабов произошли изменения — в него вошли способные и сильные военные руководители, [170] которые оспаривали точку зрения господина Черчилля и контролировали его по каждому военному вопросу.

Битва за Англию и битва за Атлантику — оси, вокруг которых вращалась вся английская национальная стратегия периода второй мировой войны. Первая битва обеспечила безопасность метрополии, а вторая — безопасность коммуникаций, по которым Англия снабжалась продовольствием и почти всеми видами важнейших материалов. С самого начала войны ощущался острый недостаток в самолетах для битв за Англию и за Атлантику, но главный спор между руководителями военно-морских и военно-воздушных сил шел вокруг вопроса о том, должны ли бомбардировщики и разведывательные самолеты дальнего действия переключиться с решения задач, касающихся стратегического наступления на Германию, «а задачи обеспечения совместно с флотом безопасности Атлантики. Трудности, которым на протяжении почти всей войны вследствие борьбы между ведомствами уделялось слишком большое внимание, можно было бы частично преодолеть путем более разумного и, единого подхода к ним и использования имеющихся тактических возможностей. Отрезвляюще действует сознание того, что в те годы флот мог бы проиграть войну, а военно-воздушные силы самостоятельно не смогли бы ее выиграть{30}.

Англия в целом и командование береговой авиации особенно испытывали недостаток в необходимых типах самолетов, что явилось причиной первого серьезного спора между Адмиралтейством и командованием береговой авиации, возникшего в ноябре 1940 года. В определенной степени это было вызвано преднамеренным сосредоточением истребительной авиации во время [171] битвы за Англию. Адмиралтейство выразило недовольство по поводу недостатка в самолетах и потребовало, чтобы береговая авиация была немедленно усилена и регулярно усиливалась в будущем. В этот момент министр авиационного производства предложил передать береговую авиацию в полное подчинение Адмиралтейства.

Предложение министра рассматривалось в высших кругах и обсуждалось Адмиралтейством и министерством ВВС. В результате в апреле 1940 года Адмиралтейству было передано оперативное руководство береговой авиацией. Это внесло лишь незначительное изменение в существующее положение дел, если не считать того факта, что передача оперативного руководства подчеркнула доминирующую роль военно-морских сил в совместных операциях флота и авиации. Ни одна эскадрилья не могла быть переведена из береговой авиации без согласия Адмиралтейства. Оно также получило право решать, должна ли береговая авиация в случае необходимости в первую очередь использоваться для действий совместно с флотом или для охраны торгового судоходства.

Очередное столкновение между Адмиралтейством и командованием береговой авиации произошло по поводу численности самолетов береговой авиации. В начале 1942 года Адмиралтейство обратило внимание на недостаток самолетов береговой авиации, причиной которого на этот раз явилась отправка большого количества самолетов на Средний Восток. Адмиралтейство потребовало передать береговому командованию значительное число самолетов из состава бомбардировочного командования, в том числе большую часть бомбардировщиков «Ланкастер», вновь поступивших на вооружение. В этот период положение на Атлантике и других театрах военных действий было чрезвычайно опасным, и казалось, что из-под контроля союзников могут выйти некоторые жизненно важные коммуникации. Обстановка на Среднем и Дальнем Востоке также была очень серьезной. В Атлантике наши конвои, направлявшиеся в Россию, находились под постоянной угрозой со стороны мощной оперативной группы немецкого флота, в состав которой входил линкор «Тирпиц» и которая поддерживалась подводными лодками и [172] сильной бомбардировочной авиацией, базировавшейся в Норвегии. В этих условиях требование Адмиралтейства можно было удовлетворить лишь в ущерб бомбардировочному наступлению.

В итоге береговому командованию временно передали некоторые бомбардировочные эскадрильи. Одновременно была вновь одобрена стратегическая программа воздушного наступления, хотя в это время оно не могло привести к решающим результатам.

В конце 1942 и начале 1943 года (во время конференции в Касабланке) Адмиралтейство настаивало на систематических бомбардировках баз немецких подводных лодок в Бискайском заливе. Это встретило сопротивление со стороны штаба ВВС, указавшего, что, поскольку все стоянки и ремонтные средства немецких подводных лодок надежно скрыты в мощных железобетонных укрытиях, их бомбардировка приведет лишь к напрасному расходованию сил и средств. Несмотря на это, решение о бомбардировке указанных баз было принято, и бомбардировщики произвели на Лориан и Сен-Назер мощные налеты. Они сбросили много тонн авиабомб, оба города были полностью разрушены, но подводные лодки не пострадали и «е прекратили своих операций.

Позже, в марте 1943 года, Адмиралтейство вновь обратилось с просьбой к высшим кругам о передаче большого количества тяжелых бомбардировщиков военно-морским силам с целью усиления борьбы с подводными лодками противника на пути в Бискайский залив. Так как эту просьбу можно было удовлетворить лишь в ущерб стратегическим бомбардировкам, ее отвергли.

Новый метод строительства подводных лодок путем оборки их из отдельных частей (блоков), освоенный немцами в 1944 году, представлял потенциальную угрозу. Поэтому Адмиралтейство вновь обратилось к высшим кругам с просьбой разрешить проведение крупных бомбардировок верфей в Германии, на которых производилась сборка подводных лодок. Следует отметить, что в этот период для Адмиралтейства сложилась чрезвычайно опасная обстановка. Действия немецких [173] подводных лодок со «шноркелем» в прибрежных водах усиливались, и хотя лодки еще не причиняли серьезных потерь судоходству союзников, английскому флоту и береговому командованию пришлось приложить максимум усилий, чтобы держать эти потери в допустимых пределах. Считалось, что, если противнику удастся направить в открытое море 50 новых подводных лодок типа «XXI», это явится чрезвычайно, опасным возрождением немецкого подводного флота, с которым очень трудно бороться по причине его технического совершенства. В то же время любое отвлечение бомбардировочной авиации подорвало бы наметившийся успех в бомбардировочном наступлении против предприятий по производству синтетической нефти и коммуникаций противника, которое в этот период начало давать ощутимые результаты. Поэтому после обсуждения этой просьбы Адмиралтейства было решено направить для борьбы с немецкими подводными лодками только незначительное число самолетов бомбардировочной авиации. Ее валеты почти не повлияли на производительность верфей, на которых велась сборка подводных лодок. Но поступление на эти верфи отдельных секций подводных лодок значительно сократилось вследствие разрушения шоссейных дорог, каналов и железных дорог, и в результате программа строительства подводных лодок типа «XXI» и «XXII» в марте 1945 года оказалась недовыполненной более чем на половину — Как стало известно позже, из 120 подводных лодок типа «XXI», находившихся в строю к апрелю 1945 года, из-за сложности их конструкции только одна была полностью боеспособной.

Упорная приверженность руководителей трех видов вооруженных сил к своим взглядам тем более удивительна, ибо на всем протяжении второй мировой войны нам приходилось страдать от их разногласий. Так, например, они не были сплочены и не имели единой цели, когда началась операция в Норвегии. Но когда союзникам пришлось отступить из Норвегии, между видами вооруженных сил установилось подлинное взаимодействие. В первые дни войны во Франции (1939–1940 гг.) между ними также не наблюдалось единства, но оно появилось, когда союзники были вынуждены эвакуироваться из Дюнкерка, — в этот период каждый вид вооруженных [174] сил поднялся до уровня стоящих перед ним задач, и все вместе они действовали сплоченно.

Вывод из вышеоказанного очевиден: стихийного признания национальной стратегии только в тех случаях, когда хаотическая стратегия видов вооруженных сил заводит нас в очередной тупик, явно недостаточно. Взгляды руководителей английского Адмиралтейства и министерства авиации на протяжении всей битвы за Атлантику могут показаться правильными, но это были взгляды командований отдельных видов вооруженных сил, которые подходили к этой проблеме с различных позиций, хотя, возможно, и не совсем изолированно. Следует понять, что мы как государство не имели права допустить, чтобы над нашей национальной стратегией доминировала стратегия какого-либо вида вооруженных сил. Мы не можем допустить возможности поражения в силу этой причины, ибо у нас не будет времени выправить создавшееся положение.

Вторжение в Нормандию, известное под кодовым наименованием операция «Оверлорд», завершило осуществление стратегических планов союзников на Западе, а поэтому не удивительно, что оно способствовало возникновению крайне узких стратегических концепций видов вооруженных сил. Верховное командование английской армии по возможности противилось проведению операции, но когда решение было принято, оно выступило за привлечение к участию в операции всех имеющихся сил и средств. С наибольшим опасением относилось к вторжению в Нормандию командование английского военно-морского флота, но оно не могло предложить другого стратегического плана продолжения войны — оно уже имело опыт ведения боевых действий в современной войне и могло должным образом оценить результаты войны в воздухе на Средиземноморском театре военных действий. Поэтому командование флота согласилось действовать совместно с сухопутными войсками в период вторжения в Нормандию при условии обеспечения максимальной авиационной [175] поддержки. Особенно резко возражали против вторжения командования английских и американских военно-воздушных сил. В этом мы видим еще один пример выработки верховным главнокомандующим совместной стратегии с учетом резко противоречащих друг другу стратегических концепций командований всех трех или скорее двух видов вооруженных сил.

Основная причина противоречий между командованием ВВС и штабом верховного главнокомандующего союзными экспедиционными войсками в Европе заключалась во взглядах командования ВВС на стратегические бомбардировки и авиационную поддержку, необходимые для проведения операции «Оверлорд». По случайному стечению обстоятельств в разгар планирования вторжения, в начале 1944 года, английская и американская стратегическая бомбардировочная авиация, преодолев трудности роста, наконец стала грозной силой. Кроме того, в это время среди влиятельных кругов ВВС США и Англии было широко распространено мнение, что совместными силами бомбардировочной авиации этих двух и других союзных стран можно нанести Германии решающий удар путем бомбардировки ее территории и таким образом выиграть войну без необходимости вторжения сухопутных войск союзников на континент. Таким образом, во время вторжения в Нормандию командующие стратегической авиацией союзников более, чем когда-либо раньше, возражали против отвлечения сил бомбардировочной авиации от задач по нанесению ударов по Германии для поддержки военно-морского флота и сухопутных войск, считая эту поддержку второстепенной задачей-

Вокруг «плана борьбы с транспортом», который был важной составной частью плана верховного главнокомандующего, направленного на замедление переброски противником подкреплений для действий против плацдарма в Нормандии после высадки наших войск, разгорелась настоящая борьба. Считалось, что, если Германии не помешать, она перебросит в район плацдарма подкреплений в три раза больше, чем союзники. Осуществление «плана борьбы с транспортом» требовало использования значительных сил бомбардировочной авиации в течение длительного периода перед [176] днем Д. Это было связано с их перенацеливанием с объектов в Германии на объекты во Франции как раз в тот момент, когда репутация командиров всех частей бомбардировочной авиации ставилась в зависимость от результатов нанесения ущерба Германии. Верховному главнокомандующему пришлось использовать свой авторитет, чтобы преодолеть возражения энтузиастов стратегических бомбардировок против поддержки операции «Оверлорд». События показали, что в интересах осуществления «плана борьбы с транспортом» авиация действовала безупречно, лучше, чем в любой другой операции, и в решающей степени обеспечила нашу конечную победу. Система железных дорог противника во Франции и Бельгии, а также железнодорожное сообщение с Германией были парализованы этими действиями авиации на долгое время.

Кроме задач по обеспечению выполнения «плана борьбы с транспортом», ВВС решали многие другие задачи, связанные с проведением операции «Оверлорд», как до дня Д, так и во время высадки союзных войск в Нормандии и в ходе их дальнейших действий. Они должны были подавить мощные батареи береговой обороны, разгромить штабы и узлы связи и разрушить радиолокационные станции, а также береговые оборонительные сооружения и т. п. Все это встретило очень сильные возражения со стороны командования стратегической авиации, и снова только благодаря полномочиям и авторитету верховного главнокомандующего их удалось преодолеть.

Конфликт между стратегическими концепциями командований сухопутных войск и ВВС продолжался и после вторжения в Нормандию. Когда, например, продвижение сухопутных войск было приостановлено у Канн, командование бомбардировочной авиации горячо протестовало против оказания им поддержки, мотивируя это тем, что, начав поддержку сухопутных войск, бомбардировочная авиация должна будет оказывать ее им на всем пути их продвижения к Берлину вместо выполнения своей важнейшей задачи по бомбардировке объектов Германии.

Существовали серьезные расхождения во взглядах на использование нашей транспортной авиации, но не [177] между командованиями сухопутных войск и ВВС, а внутри этих видов вооруженных сил. По мнению одних, было целесообразно использовать транспортную авиацию для снабжения стремительно продвигавшихся вперед бронетанковых войск Паттона, которые после выхода с нормандского плацдарма ощущали острый недостаток в горючем и смазочных материалах. Другие считали необходимым использовать транспортную авиацию для проведения воздушнодесантной операции — выброски воздушного десанта из Англии в тыл отступавших немецких войск. Указанные выше различия в стратегических концепциях, как правило, были следствием узковедомственных стратегических концепций, защитники которых стремились строить на их основе совместную стратегию.

Противоречия между стратегическими концепциями видов вооруженных сил и национальной совместной стратегией сохраняются и в настоящее время в такой же форме, как до и во время второй мировой войны, и имеют под собой ту же почву, причем почти все ведомственные стратегические концепции сознательно или бессознательно мотивируются установившейся традицией и карьеристскими соображениями. Трудности выработки национальной стратегии, свободной от воздействия узковедомственных интересов, межведомственных противоречий и зависти в значительной мере присущи англичанам, но все же мы не одиноки в этом отношении. Брюстер (США) в своем докладе (1948 год) указывает, что командования ВМС и ВВС не имели единого плана действий, и говорит следующее: «Мы знаем, что для объединенного комитета начальников штабов, состоящего из представителей отдельных видов вооруженных сил, разработка действительно согласованных и обобщенных планов может оказаться трудным делом. Приверженность каждого вида вооруженных сил к своим традициям вполне понятна, но безоговорочная преданность интересам своего вида вооруженных сил в ущерб национальной безопасности является роскошью, которую страна не может больше себе позволить».

Подход к национальной стратегии, основывающейся, как это и имеет место в действительности, на союзной стратегии, должен быть здравым и беспристрастным. [178]

VII

В ходе прошлой войны стратегическая концепция командования ВВС постепенно была навязана командованиям военно-морских сил и сухопутных войск, а после того как мы сделали выводы из катастроф в Греции, на Крите и других, наши руководители начали признавать преимущества нанесения ударов по стратегически важным объектам.

Когда союзники приняли решение создать оперативную группу с целью изгнать противника из Северной Африки и был назначен верховный главнокомандующий для этой операции, черты совместной стратегии стали вырисовываться четче. Верховный главнокомандующий, как предполагалось и как позже показал опыт действий на других театрах, имел преимущество перед верховным командованием, состоящим из представителей трех видов вооруженных сил, в деле соединения стратегий видов вооруженных сил в единое целое. Вероятно, в данном случае впервые преимущества разумной и гибкой стратегии использования авиации стали очевидны для командований всех видов вооруженных сил, даже командование ВВС признало важность авиационной поддержки. Так начали разрешать одно из самых крупных противоречий видов вооруженных сил, хотя окончательное соглашение еще не было достигнуто. Была создана гибкая стратегия использования авиации; при проведении решающих морских или наземных операций максимум сил авиации выделялся для выполнения задач по авиационной поддержке, в то время как при проведении обычных повседневных действий военно-морских сил и сухопутных войск, когда обстановка не была напряженной, максимум сил авиации использовался для стратегических бомбардировок таких объектов, как важные узлы коммуникаций, корабли и базы противника, с которых осуществлялось снабжение его войск в районе боевых действий. Кроме того, если в ближайшее время не намечалось важных сухопутных операций, усилия авиации сосредоточивались на объектах в тылу противника и на его военном потенциале. Эта гибкая стратегия принесла свои плоды на Среднем Востоке, например у Алам Эль-Хальфы, где в самый критический момент благодаря ее применению [179] запасы горючего в армии Роммеля были доведены до трехдневной нормы.

Примеры насильственного соединения стратегий трех видов вооруженных сил в одну разумную совместную стратегию могут быть взяты и из опыта кампании в Юго-Восточной Азии. В данном случае также не вызывает сомнений тот факт, что три стратегические концепции вряд ли удалось бы связать воедино без верховного главнокомандующего, поскольку на этом театре военных действий в результате более чем векового пребывания в Индии первоклассной сухопутной армии узковедомственные концепции были даже сильнее, чем в других областях английской сферы влияния.

По существу основой противоречий в вопросах английской стратегии в Юго-Восточной Азии было существование в корне различных стратегий трёх видов вооруженных сил. Стратегия командования ВМФ главную роль отводила господству на море, причем не в каком-либо одном географическом районе, а везде, где только мог появиться военно-морской флот противника, в том числе в Индийском океане. За применением этой стратегии на практике следило Адмиралтейство, которое противилось передаче крупных сил флота в распоряжение местного командующего войсками на театре военных действий. Стратегия командования сухопутных войск на данном театре военных действий в течение ряда столетий предусматривала ведение войны в джунглях с привлечением для этой цели всех сил и средств государства. Если бы командованию сухопутных войск предложили план, предусматривающий уничтожение Японии атомными бомбами или высадку морского десанта с целью захвата Сингапура, то есть план, аналогичный плану вторжения в Нормандию в 1944 году (примерно такой и была стратегическая концепция верховного главнокомандующего), оно все равно предпочло бы вести войну в джунглях. Стратегия командования ВВС, как и всегда, основывалась на стратегических бомбардировках, и любое требование отойти от этой стратегии в интересах обеспечения боевых действий сухопутных войск, в том числе в интересах осуществления в широком масштабе снабжения сухопутных войск по воздуху, рассматривалось как кощунство. К счастью, у нас был верховный главнокомандующий, который [180] в конце концов сумел свести эти противоречащие друг другу стратегии в единую целеустремленную стратегию.

Сейчас командование военно-морского флота больше не оспаривает значения стратегических бомбардировок: ядерное оружие исключает всякую дискуссию между руководителями видов вооруженных сил по этому вопросу. Однако огромная разрушительная сила ядерного оружия заставляет сомневаться в том, что к нему когда-нибудь прибегнут. Уже не ведутся споры по поводу стратегического значения линкоров и самолетов. В настоящее время решается следующий важный вопрос — должна авиация базироваться на авианосцы или на наземные аэродромы, то есть какие самолеты должны иметь в своем распоряжении военно-морской флот и ВВС для решения задач на море.

По тем же причинам не оспаривает значения стратегических бомбардировок и командование сухопутных войск. Оно сознает проблемы и возможности, возникшие в результате появления тактического атомного оружия и способности войск применять его на поле боя, однако в настоящее время руководители видов вооруженных сил никак не решат вопроса о пригодности современных самолетов для выполнения задач авиационной поддержки. Кроме того, мнения командующих видами вооруженных сил расходятся по вопросу об объеме стратегических задач, которые могут быть возложены на транспортные самолеты и вертолеты, а также по вопросу о том, в чьем распоряжении они должны находиться.

Несмотря на существование в корне различных стратегий трех видов вооруженных сил, министерство обороны сознает необходимость создания национальной стратегии, на базе которой должны формулироваться стратегии трех видов вооруженных сил и стратегия обороны метрополии (Home defence strategy). О необходимости создания такой стратегии говорят первые части Белой книги, освещающей вопросы обороны, за 1955 и 1956 годы, которые отводят ядерному оружию решающую роль и в зависимость от него ставят разработку национальной стратегии. В этих документах говорится и о трудностях разработки разумной совместной стратегии, поскольку из последующих частей Белой книги за оба года видно, как узковедомственные стратегии [181] видов вооруженных сил продолжают вторгаться в общую стратегию.

Военно-воздушная стратегия сейчас еще большую роль, чем прежде, отводит стратегическим бомбардировкам. С появлением новых средств борьбы довольно широко распространилась теория, в большей чем когда-либо степени ставящая под сомнение необходимость в тотальной войне иметь какую-либо стратегию для ВМФ и армии. Однако между руководителями видов вооруженных сил нет разногласий, вызванных тем, что армии в холодной, локальной и ограниченной войнах отводится важнейшая роль, хотя их взгляды по вопросу о том, какие ресурсы должны быть выделены для ведения этих войн, а какие для создания сдерживающей мощи и для ведения глобальной войны, резко расходятся. В действительности же все эти узковедомственные стратегии решают один вопрос — какие силы и средства должны быть отданы в распоряжение армии и какие в распоряжение ВВС. Более или менее различны взгляды руководителей видов вооруженных сил на управляемые снаряды, но в то же время никто не оспаривает, что эти средства вносят коренные изменения и в область обороны, и в область наступления. Управляемые снаряды класса «воздух — воздух» и «земля — воздух», вероятно, окажут наибольшее влияние на стратегию обороны и значительно увеличат ее возможности; что же касается наступления, то в нем видную роль сыграют баллистические ракеты, пока мы не знаем более эффективных средств. Поскольку новые средства обороны явятся дополнением к истребительной авиации и даже могут занять ее место, а новые наступательные средства будут дополнять и даже заменять бомбардировочную авиацию, из руководителей всех видов вооруженных сил командование военно-воздушных сил, вероятно, наименее объективно оценивает значение новых средств борьбы и их влияние на нашу будущую стратегию.

VIII

Английская национальная стратегия является самой сложной из всех национальных стратегий ввиду разнообразия глобальных обязательств Англии. Английская стратегия предусматривает не только оборону Соединенного [182] Королевства, но и защиту всех его заморских интересов. Эту стратегию необходимо приспосабливать к стратегиям доминионов, каждый из которых имеет суверенное правительство. Совершенно очевидно, что сила английской стратегии зависит от общего согласия и характера взаимодействия между странами Британского Содружества наций, а отношения между ними могут быть самыми различными: от всестороннего и чистосердечного согласия до серьезных разногласий и даже противоречий. Таким образом, английская стратегия должна приспосабливаться к стратегиям доминионов, ибо нельзя ждать согласия от сторон, безопасностью которых в той или иной степени пренебрегаем мы сами, каковы бы ни были их сравнительное значение и заслуги. Каждому члену Содружества необходимо дать почувствовать, что его стратегические интересы в разумной степени учтены в плане обороны Содружества. Английская стратегия, в которой не были бы в достаточной степени учтены дальневосточные проблемы, касающиеся безопасности Австралии, во многом проиграла бы и привела бы к тому, что этот доминион начал бы искать военной помощи у другого государства. В известной мере это уже стало фактом.

Несмотря на наличие трех видов вооруженных сил, оборона теперь представляет собой единую проблему, и это должно явиться краеугольным камнем стратегии. Различия между видами вооруженных сил заключаются в выполняемых ими задачах, а не в том, что они используют различные виды оружия.

В связи с изменением характера видов вооруженных сил, особенно военно-воздушных сил, важно предопределить задачи каждого из них в мирное время, поскольку благодаря достижениям науки и техники, а также соответствующей организации войск и их подготовке могут быть созданы силы, пригодные для выполнения задачи, поставленной перед ними в мирное время. Если же война покажет, что перед ними была поставлена неправильная задача, наши силы окажутся непригодными, как это имело место в прошлом. Если раньше у нас было время поправить положение, то в будущем этого не случится.

Запасы атомных и водородных бомб Англии всегда будут небольшими по сравнению с запасами США. [183]

Точно так же любая бомбардировочная авиация Англии всегда будет казаться очень незначительной по сравнению с американской. Хотя численность английских ударных ВВС должна определяться в соответствии с численностью союзных ударных сил, следует, кроме того, учитывать политические и военные соображения. Возможно, что английские силы, которые необходимы по чисто военным соображениям, придется увеличить, чтобы они были удовлетворительными с политической точки зрения. При разработке английской национальной совместной стратегии ее авиационная сторона, то есть величина запасов оружия массового поражения и средств доставки его к цели, должна определяться с учетом его качества, а не количества. В деле создания указанных средств поражения и самолетов для их доставки к цели большую роль должны сыграть наука и техника. Конечно, не следует предполагать, что Британскому Содружеству наций когда-нибудь придется вести атомную или термоядерную войну без значительной помощи со стороны США. Пути стратегического использования авиации в рамках совместной стратегии, помимо наступления, должны быть разработаны с учетом обеспечения противовоздушной обороны Соединенного Королевства и других жизненно важных районов, а также с учетом обеспечения авиационной поддержки наших военно-морских сил и армии.

В отношении военно-морской стратегии также следует учитывать, что английские ВМС не могут теперь сравниться с ВМС США или СССР по численности и мощи. Поэтому очевидно, что при разработке военно-морской части английской национальной совместной стратегии необходимо исходить из обеспечения безопасности подступов и прилегающих вод Соединенного Королевства, а также других районов, особенно тех, которые связаны с ним обязательствами и от которых зависит его безопасность. При этом действия на широких океанских просторах, создание большей части баз для авианосной авиации, имеющей на вооружении самолеты — носители атомного оружия, а также создание и использование других военно-морских баз и кораблей возлагается на США. При выработке стратегии для сухопутных войск также нужно исходить из того, что английские сухопутные войска не могут сравниться по [184] численности и мощи с американской и русской армиями и армиями приверженцев России. Англия должна разрабатывать область стратегии, касающуюся сухопутных войск, с учетом своих потребностей в локальных и холодных войнах, где бы они ни велись, а также потребностей, связанных с выполнением обязательств в Западной Европе, обусловленных Североатлантическим пактом. В целом стратегия в отношении сухопутных сил должна предусматривать создание небольших, механизированных соединений, обладающих большой ударной силой и соответствующей мобильностью.

Как и на союзную объединенную стратегию, на национальную совместную стратегию большое влияние оказывают географическое положение страны, ее ресурсы, рельеф местности, близость к потенциальному противнику и изменения в обстановке. Все это в максимальной степени распространяется на Соединенное Королевство, безопасность которого, обеспечиваемая когда-то Ла-Маншем, при современном вооружении значительно уменьшилась. В настоящее время эта цитадель Британского Содружества наций является наиболее уязвимым и выгодным объектом для нападения с воздуха и минирования прибрежных вод. Если в нашу эпоху начнется атомная или термоядерная война, Англия наверняка окажется одной из первых стран, которые подвергнутся нападению, а при современном уровне технического развития средств нападения и защиты вполне вероятно, что результат нападения будет смертельным.

Средний Восток — еще один пример взаимосвязи географического положения и изменений в обстановке. До постройки Суэцкого канала верблюжьи тропы, по которым медленно двигались караваны, и морские коммуникации в восточной части Средиземного моря, а также между Суэцким и Персидским заливами создавали целый ряд стратегических проблем, которые коренным образом изменились, после того как морские пути Средиземного и Красного морей оказались связанными. В самом деле, в результате соединения этих морей английская стратегия на Среднем Востоке сосредоточилась вокруг Суэцкого канала и Египта. При современном уровне развития авиации, наземного и воздушного транспорта, танков и других видов оружия Египет в значительной мере утратил свое стратегическое значение [185]

В обороне Среднего Востока. В настоящее время союзники располагают средствами для применения стратегии обороны с выдвинутых рубежей и организации обороны Среднего Востока с севера, вдоль южной турецкой и западной иранской границ. Между прочим, именно политические соображения вынудили английское верховное командование должным образом оценить это изменение и принять его к сведению.

Еще одним примером является Дальний Восток, хотя этот район дает значительно большую свободу при определении характера союзной объединенной стратегии. Поэтому стратегии союзных государств опираются не только на объединенную стратегию. Большая согласованность политической линии союзников в этом районе могла бы в значительной мере содействовать разработке союзной объединенной стратегии. Что же касается Соединенного Королевства, то за последнее время потеря такой мощной армии, как индийская, холодные войны, коммунистическая деятельность в ряде районов, в том числе в Индо-Китае, потеря Бирмы и других дальневосточных территорий, увеличение вкладов Австралии в Новой Зеландии в дело обороны в мирное время, стремление Индии самостоятельно решать вопросы обороны и ее новые взаимоотношения с США за последние годы существенно изменили характер стратегических проблем в этом районе. Кроме того, характер рельефа, методы ведения войны, применяемые коммунистами и потенциальным противником, делают войска, предназначенные для тотальной войны, скорее пригодными для решения задач в других районах, чем для решения наших дальневосточных проблем.

Современные политико-географические изменения резко контрастируют с очевидной стабильностью международной обстановки полтора века назад. В то время Наполеон вызвал волну национализма, которая прокатилась по всей Европе. Не возвеличивание им генералов являлось причиной, которая обеспечила продвижение французской армии по полям Европы. Такой причиной была идея свободы. В то время характер войны и стратегии был ясен и понятен; в настоящее же время стратегия отличается большой сложностью. Однако успехи и завоевания Наполеона изменили политическое сознание современной Европы. Многие группы людей воспринимают [186] идею сразу же после ее зарождения, но немногие одновременно провозглашают ее и борются за нее. Это обстоятельство не могло не изменить положения дел в Европе, и сегодня идеи отдельных лиц и политические свободы, вероятно, могут оказывать свое влияние на судьбы всего мира.

Внутреннее устройство государства, его дипломатия, отношения с другими государствами и соответствующая этим отношениям стратегия тесно связаны. Когда король посылал армию воевать, механизм управления был минимальным; решающим был голос короля. В настоящее же время вопрос о том, начать войну или нет, решается государством или союзом государств, и механизм, который руководит войной, весьма сложен и имеет очень важное значение. Проблемы, стоящие перед цивилизованным миром, требуют, чтобы военное и политическое руководство войной было мудрым и смелым.

Политическая сторона руководства войной поэтому имеет первостепенное значение, и следующая глава, написанная, правда, с исключительно английской точки зрения, является попыткой показать сложность современного политического руководства и наметить пути его совершенствования, несмотря на все положительные качества этого руководства. [187]

Глава IX.
Разработка национальной стратегии

Действенная национальная стратегия имеет первостепенное значение для любого государства, и не следует полагать, что, если эта стратегия выражает интересы одного государства, она враждебна союзной стратегии. Общность интересов, предполагаемая союзной стратегией, требует создания эффективных национальных стратегий, причем ответственность и обязательства того или иного государства, связанные с мировой политикой, определяют или должны определять не только силу национальной стратегии, но и ее масштабы.

Обязательства Соединенного Королевства велики, и это тем более увеличивает его потребность в эффективной национальной стратегии. Соединенные Штаты Америки — сильнейшая держава мира, но даже их национальная стратегия далеко еще не избавилась от противоречий и споров между руководителями видов вооруженных сил. Однако данная книга не ставит себе целью заниматься американской стратегией.

При рассмотрении вопросов обороны Соединенного Королевства с политической точки зрения вряд ли возможно всесторонне осветить проблемы, стоящие перед другими союзными державами, однако все они, как правило, имеют что-то общее, и поэтому даже простое сопоставление может оказаться поучительным. Нельзя недооценивать влияния политической машины на разработку эффективной национальной стратегии. Пути, которые ведут к созданию национальной стратегии, в области военной истории и в области военной деятельности [188] объясняют многое такое, что в противном случае осталось бы необъяснимым, и могут даже внести ясность в проблемы, связанные с политическими и военными обязательствами.

Пожалуй, не совсем удобно называть «машиной» те органы и тех людей, которые разрабатывают национальную стратегию, да и для них такое определение едва ли покажется лестным. Однако национальная стратегия развивается только через посредство именно этого сложного механизма, который соединяет в себе интеллект, планы, деятельность органов и отдельных лиц и обязан защищать интересы этой стратегии. Именно этот механизм либо ослабляет стратегию, либо делает ее способной к выполнению стоящих перед ней задач. Именно здесь должны зарождаться благоприятные перемены, позволяющие все громоздкое и устаревшее отбросить, а все хорошее принять, сделав этот механизм еще более совершенным.

В мирное время в Англии все важнейшие военные вопросы решает комитет обороны кабинета министров (Defence Committee of the Cabinet) под председательством премьер-министра, а во время войны — военный кабинет (War Cabinet). Министры принимают участие в обсуждении тех или иных вопросов по приглашению премьер-министра — в зависимости от повестки дня. В обсуждении нередко участвуют такие ведущие министры, как министр иностранных дел и министр финансов, а начальники штабов, как правило, присутствуют всегда. Существующая сейчас организационная структура комитета обороны, разработанная в 1947 году, похожа на ту, которая успешно функционировала во время второй мировой войны. Важной ее особенностью в мирное время является то, что премьер-министр назначает постоянного министра обороны (Whole-time Minister of Defence), который, являясь заместителем председателя комитета обороны, осуществляет через свое министерство общее руководство обороной страны. Министр обороны несет ответственность перед парламентом за распределение национальных ресурсов между тремя видами вооруженных сил, а также за то, какие стратегические задачи они решают. Он является единственным представителем вооруженных сил в кабинете, хотя при обсуждении вопросов, связанных с обороной, [189] на заседания кабинета обычно приглашают министров видов вооруженных сил. Министр обороны может председательствовать на заседаниях комитета начальников штабов как по своему желанию, так и по просьбе начальников штабов, однако в последнее время постоянным председателем комитета стали назначать старшего по званию из начальников штабов. Во время войны должность постоянного министра обороны упраздняется, его министерство распускается, а верховное руководство обороной переходит в ведение соответствующих органов кабинета министров.

Комитет обороны занимается всеми вопросами, связанными с подготовкой к войне. В мирное время функции комитета распадаются на три большие группы: разрешение текущих проблем обороны, включая разработку планов дислокации вооруженных сил в соответствии с задачами, стоящими перед ними в мирное время, и согласование этих планов с планами политического руководства в других областях; руководство планированием мобилизационного развертывания вооруженных сил и их снабжения во время войны; осуществление контроля над военным планированием гражданских ведомств и согласование их решений с планами отдельных видов вооруженных сил и органами снабжения. В мирное время ответственность за координирование деятельности в этих областях несет министр обороны, а подчиненные ему комитеты консультируют комитет обороны по всем вопросам, которыми он занимается.

Разработка планов мобилизации ресурсов страны в военное время требует согласованной деятельности почти всех правительственных органов, как гражданских, так и военных. Эта задача осуществляется системой подкомитетов, которыми руководит комитет обороны. Подкомитеты состоят главным образом из официальных лиц — из представителей родов войск, видов вооруженных сил и различных гражданских ведомств, а если необходимо, в их состав вводятся также лица, не состоящие на государственной службе.

Министерство обороны представляет собой небольшое учреждение, укомплектованное гражданскими служащими и офицерами трех видов вооруженных сил, которые консультируют министра по всем интересующим его вопросам. Из этих лиц создается секретариат. Часто [190] они назначаются председателями многочисленных комитетов, с помощью которых министерство ведет свою работу. Сюда же входит аппарат трех начальников штабов и персонал нескольких объединенных военных органов, за которые теперь отвечает министр обороны. Важнейшими из таких органов являются штаб морских десантных операций (Combined Operations Headquarters), объединенное разведывательное бюро (Joint Intelligence Bureau), директорат научной разведки (Directorate of Scientific Intelligence), колледж имперской обороны (Imperial Defence College), объединенный штабной колледж (Joint Service Staff College). Главными советниками министра обороны являются: постоянный секретарь (Permanent Secretary), официально возглавляющий министерство обороны и председательствующий в объединенном комитете военного производства (Joint War Production Committee), председатель комитета начальников штабов (Chiefs of Staff Committee) и председатель комитета по руководству военной научно-исследовательской работой (Committee on Defence Research Policy).

Министр обороны несет особую ответственность за пропорциональное распределение всех наличных ресурсов между тремя вида-ми вооруженных сил в соответствии со стратегической политикой, определяемой комитетом обороны. Сюда относятся разработка общих задач в области исследовательской работы и развития военного производства, урегулирование общих административных вопросов в целях единообразного их решения всеми видами вооруженных сил, руководство объединенными органами, такими, как штаб морских десантных операций, колледж имперской обороны и т. п. В последние годы министерство обороны стало заниматься вопросами обороны в международном масштабе, и сейчас оно является центром, в котором изучаются и формулируются точки зрения правительства на военную сторону международных событий. Можно с уверенностью сказать, что значение этой важной функции министерства будет возрастать, и оно неизбежно окажется вынужденным принять на себя аналогичные функции министерств трех видов вооруженных сил.

Аппарат, с помощью которого министр выполняет свою работу, предназначен для того, чтобы обеспечивать [191] рациональное использование ресурсов, выделяемых на нужды обороны, живой силы, вооружения, боевой техники, различных сооружений и т. п. Существует процедура, согласно которой бюджеты отдельных видов вооруженных сил утверждаются на каждый очередной финансовый год в соответствии с программой, рассчитанной на три года вперед, чтобы дать тем или иным органам возможность заниматься обеспечением обороны как единой проблемой в свете экономического положения и стратегических потребностей страны. Сначала начальники штабов видов вооруженных сил докладывают комитету обороны свои соображения по поводу стратегических потребностей страны. Затем министерства вооруженных сил исчисляют эти потребности в денежных суммах, а министр обороны с помощью соответствующих министров и начальников штабов координирует исчисленные таким образом потребности и представляет комитету обороны согласованный проект расходов, связанных с обеспечением вооруженных сил всем необходимым. Со своей стороны объединенный комитет военного производства, состоящий из ответственных гражданских должностных лиц и офицеров, докладывает министру обороны, а через него — -комитету обороны свои соображения по поводу пропорционального распределения промышленных ресурсов, требующихся для производства вооружения и техники для вооруженных сил. Таким образом, министр обороны составляет для представления комитету обороны и кабинету министров подробные предложения по обеспечению обороны страны в виде общей сметы расходов.

Для решения административных вопросов, общих для всех трех видов вооруженных сил, имеется комитет министров вооруженных сил (Service Ministers Committee) под председательством министра обороны, в который входят военный министр, министр авиации и морской министр. При этом комитете имеются два консультативных комитета — комитет ответственных офицеров по личному составу и комитет по снабжению. По оперативным вопросам оба консультативных комитета связаны с комитетом начальников штабов. Комитету министров вооруженных сил подчинены и некоторые другие комитеты, координирующие деятельность ряда служб, например медицинской и общеобразовательной. [192]

По вопросам военной научно-исследовательской работы министра обороны и начальников штабов консультирует комитет по руководству военной научно-исследовательской работой, который состоит из ответственных лиц, занимающихся как научными, так и оперативными вопросами, связанными с работой в министерствах вооруженных сил (Service Departments) и министерстве снабжения (Ministry of Supply). Председателем этого комитета должен быть видный ученый, назначаемый на несколько лет.

Начальники, штабов трех видов вооруженных сил образуют комитет начальников штабов и являются советниками комитета обороны по вопросам стратегии, распределения военных ресурсов и сил, а также по всем другим военным вопросам. Кроме того, у каждого начальника штаба имеется еще две категории обязанностей: он возглавляет соответствующий вид вооруженных сил и одновременно является главным военным советником соответствующего министра. Положение усложняется тем, что все военные начальники, находящиеся в составе совета любого министерства, несут коллективную ответственность за деятельность соответствующего вида вооруженных сил, однако каждый из них несет личную ответственность перед своим министром за работу подчиненного ему в министерстве аппарата. При такой сложной организационной структуре слаженность в работе во многом зависит от личных качеств руководителей. Министры, в свою очередь, несут ответственность перед парламентом за деятельность своих министерств в соответствии с общим курсом, намеченным кабинетом министров и комитетом обороны, в рамках тех ресурсов, которые им выделил министр обороны.

Комитет начальников штабов обслуживается рядом комитетов, в частности, объединенным комитетом планирования (Joint Planning Staff), объединенным разведывательным комитетом (Joint Intelligence Staff), объединенным комитетом административного планирования (Joint Administration Staff) и комитетом по руководству военной научно-исследовательской работой (Defence Research Policy Staff). Эти комитеты состоят из офицеров, представляющих три вида вооруженных сил. Например, объединенный комитет по планированию состоит из начальников [193] управлений планирования (Directors of Plans) Адмиралтейства, военного министерства и министерства авиации, а начальники разведывательных управлений (Directors of Intelligence) вместе с представителями других разведывательных органов образуют объединенный разведывательный комитет. Заместители начальников штабов Адмиралтейства, военного министерства и министерства авиации входят -в состав комитета противовоздушной обороны (Air Defence Committee). Основной принцип существующей английской организации заключается в том, что входить в комитет начальников штабов, а также в его комитеты и совместно определять политику должны именно те офицеры, которые отвечают за проведение ее в трех видах вооруженных сил.

Гражданские государственные органы, действующие на коллегиальной основе, в большинстве случаев играют главную роль в решении различных вопросов. Хотя влияние военных кругов на первый взгляд может показаться преобладающим, на самом деле оно является поверхностным и второстепенным.

Интеллектуальный уровень англичан, шотландцев, валлийцев и ирландцев высок. Однако характер государственной службы Англии в большей степени определяется врожденными чертами англичан, чем шотландцев, валлийцев или ирландцев. Служащим-англичанам свойственны такие качества, как учтивость, скромность, отсутствие чванливости, добросовестность, надежность, честность. Эти качества не зафиксированы в каких-либо официальных документах. Они — продукт гения англичан, который развивается на основе уверенности в собственном превосходстве, культивировавшейся многие годы. Не случайно, что эта уверенность прививается в английских школах и что именно ее символизирует скромный дом премьер-министра на улице Даунинг-стрит, 10{31}. Важно отметить еще одну особенность английского государственного служащего: при подходе к внешнеполитическим вопросам его трезвая логика иногда берет верх над пылкостью и горячностью, свойственным [194] иностранцам; это объясняется некоторыми характерными чертами английского государственного служащего, силой привычек и традиций, а также большим опытом. Иногда, конечно, у английской правительственной машины наблюдается тенденция отставать от Америки и других государств, идти не в ногу с ними. В некоторых случаях это бывает вполне оправданным, в других же — не приносит никакой пользы и вызывает лишь сильное раздражение.

III

Адмиралтейство, военное министерство и министерство авиации выполняют свои функции по-разному, что в какой-то степени объясняется специфическими особенностями трех видов вооруженных сил. Аппарат каждого из указанных министерств включает и офицеров и гражданских служащих. Офицеры во главе с начальником штаба занимаются чисто военными вопросами, а гражданские служащие, которыми руководит постоянный заместитель министра, отвечают за то, чтобы министерство эффективно функционировало как государственный орган. В частности, постоянный заместитель министра несет ответственность перед парламентом за правильное расходование всех денежных средств, отпускаемых министерству и соответствующему виду вооруженных сил. Все три министерства вооруженных сил выполняют свои функции по-разному главным образом ввиду существующих отношений между офицерским составом и гражданскими служащими внутри этих министерств; гражданские служащие обладают большей властью в том смысле, что решают все финансовые вопросы и вопросы, связанные со штатным расписанием. С точки зрения этих отношений организация министерств различна. Это видно из схем организации, однако мало кто знает, как действует военная машина Уайтхолла в целом и чем отличается работа одного министерства от другого, так как все они представляют собой громадные организации, выполняющие чрезвычайно сложные функции. В самом деле, те отношения внутри министерств, которые оказывают наибольшее влияние на их организацию, определяются такими неуловимыми и почти несоизмеримыми факторами, как [195] историческое прошлое, пути развития министерства, сила традиций и обычаев, престиж, а также индивидуальные особенности самих офицеров.

Историческое прошлое и сила традиций наибольшее влияние оказывают на Адмиралтейство. Его организация почти не менялась с тех времен, когда с ним слили морское министерство (Navy Board), которое раньше существовало отдельно. В результате даже сейчас адмиралы нередко оказывают на ОБОИХ гражданских служащих и казначейство большее влияние, чем соответствующие им по положению генералы в военном министерстве или маршалы в министерстве авиации. Объясняется это также тем, что большинство гражданских служащих, занимающих сейчас ответственные посты, со школьной скамьи привыкли уважать традиции, славное прошлое и мощь военно-морского флота Англии. Эта черта сохранилась у них до сих пор. Кроме того, члены парламента, как и весь наш народ, хорошо понимают, что на протяжении многих столетий военно-морской флот являлся главной силой, обеспечивавшей развитие стран Британского Содружества наций и процветание их торговли. Из всех видов вооруженных сил только военно-морской флот даже в мирное время оправдывал средства, затрачиваемые на его содержание. Указанные факторы настолько сильны, что даже сейчас, пусть подсознательно, сказываются на отношении гражданских служащих Адмиралтейства к адмиралам. В действительности во многих отношениях хозяевами в Адмиралтействе являются адмиралы, гражданские же служащие — их слуги, но и те и другие работают в обстановке большого взаимного доверия. В целом принцип работы Адмиралтейства состоит в том, что офицеры флота ставят определенные задачи, а гражданские служащие, которым дается большая свобода действий, выполняют всю черновую работу, связанную с их решением, и разрабатывают соответствующие документы. Такие взаимоотношения между офицерами и гражданскими служащими имеют отрицательную сторону, а именно: многочисленные второстепенные вопросы вносятся для обсуждения прямо в совет Адмиралтейства.

Существующая организация военного министерства была принята на основании рекомендаций, выдвинутых [196] в докладе, представленном комитетом Эшера, который был создан после англо-бурской войны в целях выявления и устранения крупных недостатков в организации сухопутных войск. Сейчас военное министерство укомплектовано высококвалифицированными офицерами, должности которых не дублируются в соответствующих инстанциях гражданскими служащими, как это делается в двух других министерствах вооруженных сил. Эти офицеры одни ведают всем комплексом вопросов, решаемых военным министерством во всех его инстанциях. Таким образом, в военном министерстве контроль со стороны правительственных чиновников осуществляется в основном армейским советом.

У министерства авиации также славное прошлое, хотя оно является молодым по сравнению с двумя другими министерствами. Когда наши государственные деятели и гражданские служащие учились в школе, там не преподавалась история авиации, и это привело к серьезным последствиям. Нельзя также забывать, что министерство авиации было создано вопреки самым серьезным возражениям со стороны Адмиралтейства и военного министерства, причем в такое время, когда ощущался острый недостаток в хорошо подготовленных штабных офицерах ВВС. В период создания министерства авиации некоторые наиболее дальновидные деятели казначейства понимали, что проблемы, стоящие перед новым министерством, еще не определились, но они могут иметь громадное значение для нашего военного могущества и для самой страны. Каковы бы ни были истинные причины, которыми руководствовалось казначейство, организация, принятая в 1918 году при создании министерства, позволяла гражданским служащим оказывать огромную помощь офицерам ВВС, но вместе с тем давала им и большую власть в области, руководства. В соответствии с принятой организацией в различных инстанциях руководство осуществляется совместно военным и гражданским персоналом. Министерский аппарат заполнен гражданскими служащими, находящимися в двойном подчинении. По гражданской линии они подчинены постоянному заместителю министра, но одновременно находятся в непосредственном подчинении тех военных начальников, к которым они назначены помощниками в различных инстанциях. Такая система может показаться [197] нелепой, так как в некоторых случаях наряду с офицерами ту же работу выполняют гражданские служащие. Однако она имеет свои преимущества — позволяет наладить работу министерского аппарата так, чтобы он мог самостоятельно решать многочисленные мелкие вопросы, не обращаясь в воздушный совет.

Министерство обороны было создано после второй мировой войны для координации деятельности министерств вооруженных сил, с одной стороны, и министерства снабжения, министерства внутренних дел и остальных невоенных министерств — с другой. Его функции были преднамеренно ограничены первым этапом координирования, в то время как реальная власть в значительной мере сохранялась тремя министерствами вооруженных сил. Организация министерства — скорее координирующего, чем исполнительного органа — очень сложна, и все тонкости ее трудно описать в нескольких словах. При существующем положении правильнее было бы называть его не министерством обороны, а канцелярией министра обороны.

Хотя министр обороны является заместителем председателя комитета обороны и в любое время может созвать совещание комитета начальников штабов под своим председательством, его подлинное место как командной инстанции при решении оперативных вопросов точно определить нельзя. Трудность заключается в том, что комитет начальников штабов как орган, состоящий из профессиональных военных советников правительства, подчинен непосредственно комитету обороны. Положение о министерстве гласит: «Важно, чтобы начальники штабов как профессиональные военные советники правительства имели право лично докладывать свои соображения по всем специальным вопросам стратегии и планирования непосредственно кабинету министров и комитету обороны — Поэтому они не обязательно должны представлять свои соображения в комитет обороны или кабинет министров только через министра обороны». Пожалуй, некоторые лица будут даже утверждать, что комитет начальников штабов не является органом министерства обороны, хотя в положении сказано, что «как коллегиальный орган комитет начальников штабов в своей работе должен опираться на организацию, действующую в рамках нового министерства, проводя заседания [198] под председательством нового министра, когда министр или начальники штабов сами этого пожелают». На деле министр обороны, уклоняясь от решения этой проблемы, редко присутствует на заседаниях комитета начальников штабов, и таким образом все военные вопросы находятся сейчас в ведении Адмиралтейства, военного министерства и министерства авиации, начальники штабов которых образуют комитет начальников штабов во главе с постоянным председателем.

Из всего сказанного ясно, что по сравнению с остальными министерствами вооруженных сил в министерстве обороны отношения между военными представителями и гражданскими лицами самые сложные и запутанные. И объяснить это очень трудно, так как функции работников министерства являются в основном консультативными, а не административными. Вероятно, именно поэтому гражданский и военный аппараты сплочены в министерстве обороны теснее, чем в других военных министерствах.

За время своего существования Адмиралтейство, военное министерство и министерство авиации создали много различных комитетов и рабочих групп для изучения вопросов организации своих министерств и представления соответствующих рекомендаций. Неизбежно каждое министерство приходило к выводу, что его организация является лучшей. Сейчас нам нужен объединенный комитет, который на коллегиальной основе объективно рассмотрел бы организацию всех трех министерств, отметив лучшие и худшие стороны каждого из них. Может быть, на первых порах целесообразно предоставить министерству обороны дополнительные полномочия в целях постепенного совершенствования организационной структуры наших военных ведомств. Кроме того, было бы полезно чаще практиковать обмен гражданскими служащими между министерствами вооруженных сил.

Как уже говорилось выше, важным органом комитета начальников штабов является объединенный комитет планирования. Он также организован в типично английском стиле — его представители входят в состав соответствующих министерств, хотя в оперативном отношении они [199] подчинены комитету начальников штабов. На решении вопросов, имеющих значение для всех ведомств, такая структура сказывается отрицательно. Объединенный комитет планирования имеет своих представителей во всех заморских командованиях, в Вашингтоне и в старых доминионах. Он поддерживает тесную связь с министерством иностранных дел и со всеми другими заинтересованными министерствами Соединенного Королевства. Четкость. — основа деятельности Уайтхолла, и это видно на примере организации работы в данном объединенном комитете по координированию различных точек зрения всех должностных лиц по любому конкретному вопросу. При рассмотрении проблемы, общей для всех ведомств, от кого бы она ни исходила — от министерства или от какого-нибудь другого органа или же от самого комитета начальников штабов, объединенный комитет планирования со знанием дела быстро готовит документы на основе всех точек зрения по данному вопросу. Слабость объединенного комитета планирования заключается в том, что, координируя точки зрения различных военных ведомств, этот орган редко подходит к ним с позиций, которые были бы общими для всех ведомств. Вместо того чтобы находить наиболее правильное решение в интересах всех видов вооруженных сил в целом, ему приходится добиваться соглашения между ними.

Мы уже видели, что, кроме объединенного комитета планирования, комитет начальников штабов обслуживают объединенный разведывательный комитет, комитет по руководству военной научно-исследовательской работой и ряд других комитетов и подкомитетов. В рамках организации, на которую опирается комитет начальников штабов, все эти органы связываются воедино с помощью секретариата министерства обороны. Он имеет два отдела: гражданский отдел, который занимается регулированием и координацией невоенных проблем, таких, как снабжение и финансирование вооруженных сил, и отдел старшего штабного офицера (Chief Staff Officer's Division). В составе этих двух отделов и параллельно с ними работают отделения, обслуживающие объединенный комитет планирования, объединенный разведывательный комитет, объединенное разведывательное бюро, комитет по руководству военной научно-исследовательской работой и множество других органов. [200]

Организация и методы работы различных отделов и отделений секретариата довольно гибки и могут приспосабливаться к любой обстановке. Неоценимым достоинством секретариата является то, что, обращаясь в различные военные и гражданские ведомства, он не обязан действовать по инструкции. Если секретариату требуется заключение или информация по какому-нибудь вопросу, он обращается непосредственно к тому лицу, которое в состоянии их дать. Совместно с объединенным комитетом планирования он может без особого труда быстро получить их от любых компетентных лиц, в какой бы части света они ни находились.

Для секретариата специально подбирается военный и гражданский персонал высшей квалификации. От других объединенных комитетов секретариат отличается тем, что находится исключительно в ведении министерства обороны, в то время как работники межведомственных объединенных комитетов, входящих в министерство обороны, находятся в двойном подчинении: во-первых, каждый из них подчинен руководству соответствующего вида вооруженных сил, а, во-вторых, как представитель коллегиального органа — министерству обороны. На практике это различие является наиболее важным, так как деятельность объединенных комитетов сковывается зависимостью входящего в их состав персонала от различных военных ведомств. Работа секретариата имеет свои специфические особенности и по своей технике отличается от обычной штабной ведомственной работы. Прежде всего секретариат готовит документы для совместных заседаний, которые он обслуживает в министерстве. Сюда входит разработка повесток дня, определяющих круг рассматриваемых вопросов и порядок их обсуждения, а также ведение протоколов по решениям, принимаемым на заседаниях высшей инстанцией. Секретариат должен также координировать работу своих комитетов, подкомитетов или рабочих групп с деятельностью других органов министерства или верховного командования. Хотя юридически по своему статусу секретариат не наделен властью, на деле он является очень влиятельным органом благодаря своей осведомленности, эффективной организации, независимому положению и связям с лицами, имеющими власть. Секретариат может облегчить урегулирование в министерстве обороны таких вопросов, [201] решения по которым трудно добиться даже руководящему составу военных ведомств, действующему через официальные каналы.

Как уже говорилось выше, каждое министерство вооруженных сил заранее решает, какую позицию оно займет в отношении тех или иных вопросов, стоящих на повестке дня заседаний комитета начальников штабов, причем делается это на так называемых инструктивных совещаниях. Для начальников штабов эти инструктивные совещания, практикуемые в их министерствах, очень важны, так как именно здесь определяется точка зрения, которой каждый из них будет придерживаться на заседании комитета начальников штабов. Быстрота решения вопросов является важным фактором, поскольку многие вопросы приходится рассматривать в срочном порядке.

Естественно, что каждому виду вооруженных сил свойствен врожденный консерватизм, а в трудные дни острого финансового кризиса каждый из них спешит занять намеченную позицию и готов пожертвовать многим ради сохранения своих особенностей. Именно поэтому наши министерства так и не пришли к единой оценке немецкой угрозы перед второй мировой войной. Серьезным недостатком нашей военной системы является сейчас то, что решение военных проблем производится на трехсторонней основе, то есть объединенными комитетами. Для нашей страны, которая первой увидела необходимость отделить военную авиацию от двух других видов вооруженных сил, чтобы сохранить ее и дать ей возможность развиваться, будет настоящей трагедией, если она позже других поймет, что современная война и современная обстановка требуют единства взглядов, единства руководства и единства планирования в самом прямом и самом широком смысле этого слова.

Дальнейшее объединение нашей национальной стратегии в рамках министерства обороны позволит добиться значительной экономии и повысит эффективность наших трех видов вооруженных сил. Этого не наблюдалось даже во вторую мировую войну, так как она состояла в основном из ряда кампаний, являвшихся совместными во всех отношениях — в отношении разведки, планирования [202] и ведения операции, причем многие из них представляли собой лишь составную часть какой-либо кампании, проводимой объединенными союзными силами. В каждой из таких кампаний в различной степени участвовали и военно-морские, и сухопутные, и военно-воздушные силы, но все они рассматривали решаемые задачи со своей, пристрастной точки зрения.

Преимущества дальнейшего объединения ведомств особенно скажутся в мирное время, когда каждый вид вооруженных сил ведет борьбу за свою долю ограниченных ресурсов. Сейчас, когда флот, армия и авиация, конкурируя между собой, пытаются получить новые виды ядерного и управляемого оружия, это прежде всего относится к проблеме достижения правильной сбалансированности сил, необходимых для обеспечения обороны. Это особенно касается определения наилучшего соотношения между численностью бомбардировщиков, базирующихся на аэродромы и авианосцы; между количеством истребителей, управляемых снарядов и артиллерии, а также между количеством бомбардировщиков и баллистических ракет.

По мере развития техники замена любых устаревших видов вооружения современными неизбежно влечет за собой все возрастающие расходы. Наиболее актуальным сейчас стал следующий вопрос: от чего конкретно нужно отказываться, принимая на вооружение новую дорогостоящую технику, чтобы удерживать затраты страны на оборону в разумных пределах? Чем, например, нужно пожертвовать ради такого дорогого, но имеющего большую перспективу оружия, как атомное и водородное, ради сложных и дорогостоящих бомбардировщиков и истребителей будущего, ради многообещающих, очень дорогих, но еще не зарекомендовавших себя управляемых снарядов и баллистических ракет? Подобные вопросы требуют самого тщательного изучения. В прошлом узковедомственные воззрения очень часто приводили к самым неожиданным компромиссам. Сейчас необходимо установить экономическое и стратегическое равновесие между отдельными видами вооруженных сил и казначейством.

К несчастью, представители каждого вида вооруженных сил склонны полагать, что со своей стороны они делают все возможное для выработки национальной стратегии. По-видимому, они никак еще не могут приспособить свой образ мыслей к условиям сегодняшнего дня, [203] особенно в отношении современных видов оружия. Примером этого может служить несвоевременное укомплектование подразделений управляемых снарядов ВВС личным составом, в то же время истребительная авиация обеспечивалась личным составом в первую очередь. Такое же положение наблюдалось при распределении личного состава между подразделениями ствольной и реактивной авиации. Однако в вооруженных силах считают, что трудно отказаться от старой традиции, согласно которой на каждые три боевые машины в строю одна должна быть в резерве.

На такие вопросы трудно дать исчерпывающий ответ даже на уровне министерства. Однако при объективном изучении этих вопросов на более высоком уровне в них наверняка можно внести ясность. Например, при неоднократном обсуждении вопроса о сокращении накладных расходов морской авиацией и береговой авиацией ВВС не удалось достигнуть каких-либо существенных результатов из-за непреодолимых ведомственных барьеров. При подходе к этому делу с точки зрения подлинных интересов совместной стратегии, безусловно, можно было бы изъять ряд авианосцев и ликвидировать некоторые береговые базы, не снижая боеспособности объединенных сил.

Изучение состояния дислокации наших ВВС на заморских базах также не привело к радикальным переменам, а ведь характер дислокации определился много лет назад, когда самолеты были еще примитивными, а мобильность авиации — ограниченной и ненадежной. Предусматривается постоянная дислокация бомбардировочных, истребительных и морских эскадрилий по какому-то определенному принципу вместе со всем необходимым для боевой подготовки, управления, снабжения, устройства семей и создания условий для жизни в каждом заморском командовании. Многочисленные новые факторы, казалось бы, требуют радикальных перемен. Такими факторами являются: возросшие расходы на содержание ВВС и связанная с этим потребность в их сокращении; разнообразие стоящих перед страной задач по ведению тотальной, локальной и холодной войн; наличие новых требований стратегической мобильности; сильно возросшие возможности воздушного транспорта; возросшие требования квалифицированного личного состава для обслуживания сложной техники; все возрастающие трудности [204] в обеспечении семей жильем и ряд других проблем, связанных с личным составом. Для изучения этих вопросов пришлось бы -работать в масштабах министерства, но трудность заключается в том, что, каковы бы ни были результаты изучения, любые коренные изменения, затрагивающие традиции, обычаи и профессиональные интересы, равно как и любые новые принципы, многими кругами были бы восприняты с предубеждением и вызвали бы возражения.

Дислокацию заморских сухопутных войск также необходимо пересмотреть с точки зрения всех видов вооруженных сил. Принцип постоянного пребывания наших войск на заморских базах и в различных районах, с которыми связаны наши интересы, военные авторитеты, по-видимому, рассматривают как аксиому. Современные условия настоятельно диктуют необходимость более экономного использования этих войск. Правда, в критических обстоятельствах за морем войсками все чаще используется воздушный транспорт, однако обычно переброска войск, как правило, производится по морю, которая не только дороже обходится, чем переброска по воздуху, но и вообще является нелепой, так как сковывает значительные контингенты войск, находящихся в процессе переброски. Вопрос о дислокации наших войск за морем должен быть пересмотрен и в другом отношении. Изменение характера постоянной организационной структуры наших войск за морем могло бы дать нам определенные преимущества и привести к экономии. Например, при наличии современного воздушного транспорта не лучше ли было бы ввиду трудностей, связанных с финансированием и укомплектованием, сократить постоянные гарнизоны, скажем, в Гибралтаре, на Мальте и в Вест-Индии, а необходимые подвижные резервы вместе со средствами воздушного транспорта держать в Англии? При осуществлении подобного плана в ряде мест было бы целесообразно сократить гарнизоны, состоящие из регулярных частей, за счет увеличения призыва молодежи из местного населения на службу в регулярных или территориальных войсках.

Мы уже говорили о четырех основных требованиях, которым в первую очередь должна отвечать наша национальная стратегия, однако к рассматриваемой проблеме применить их довольно трудно. Например, какую часть [205] своих усилий страна должна направить на предотвращение тотальной войны и какую — для ведения локальных и холодных войн, которые нередко требуют наличия войск в определенных местах? Определить это может лишь беспристрастный авторитетный орган. Положение осложняется еще и тем, что с изменением международной обстановки и обстановки внутри страны меняется и характер национальной стратегии. Для учета всех этих факторов в процессе разработки и пересмотра эффективной национальной стратегии или при наличии ведомственных предрассудков необходим центральный орган, ведающий вопросами обороны. Важность подобного органа неоспорима ввиду тех больших прав и того большого влияния, которыми обладают отдельные виды вооруженных сил; кстати сказать, оборона метрополии в них должным образом не представлена.

Каким бы ни был этот орган, при его создании мы обязаны принимать во внимание существование самостоятельных видов вооруженных сил, министерств и учреждений с их традициями, обычаями, методами руководства и координирования деятельности.

Министерство обороны ежегодно издает Белую книгу о состоянии обороны, однако при этом оно не принимает во внимание требования национальной стратегии. В этой книге показывается распределение ресурсов между тремя видами вооруженных сил и представлены три самостоятельные точки зрения на национальную стратегию. В пей в соответствии с реальными возможностями определена некая средняя потребность военных ведомств.

Каждый вид вооруженных сил имеет свой боевой устав, в котором изложены основные принципы его стратегии. Однако с появлением ядерного оружия эти уставы устарели, а переработка их оказалась связанной с большими трудностями. И в этом нет ничего удивительного, так как сейчас ни один вид вооруженных сил не может составлять своего устава в отрыве от других видов. Прежде чем составлять уставы для различных видов вооруженных сил, необходимо создать общий устав, который отражал бы стратегические принципы всего государства. Такой общий боевой устав имел бы громадное [206] значение — он объединил бы разрозненные стратегии видов вооруженных сил в единую национальную стратегию.

Политических деятелей обычно обвиняют в нерешительности. Мало кто задумывается над тем, что причины, порождающие эту нерешительность, могут крыться в недрах самой политической системы; между тем людям осведомленным ясно, что в Уайтхолле далеко не все в порядке, по крайней мере в области обороны правительственная машина работает явно со скрипом.

Каждое из трех военных министерств содержит большой аппарат, занимающийся вопросами политики и стратегии соответствующего вида вооруженных сил. Как уже говорилось выше, это, естественно, обусловливает узковедомственный подход к национальной стратегии. Сейчас остается нерешенной следующая проблема: каким образом министр обороны и председатель комитета начальников штабов могут получать объективные рекомендации по противоречивым вопросам, общим для всех ведомств, в условиях, когда военные ведомства все еще обременены предрассудками, а начальники штабов не избавились от личных интересов. Ни один из объединенных комитетов не может дать ни министру обороны, ни председателю комитета начальников штабов объективной рекомендации по тому или иному вопросу, поскольку каждое должностное лицо, входящее в их состав, прежде всего несет ответственность перед своим министерством, а интересы министерства обороны являются для него второстепенными. Например, министру обороны и председателю комитета начальников штабов могут представить лишь документ, в котором приведены в какой-то мере согласованные точки зрения трех военных ведомств; ничего другого они ни требовать, ни просить у объединенных комитетов не могут.

При существующих условиях нецелесообразно создавать в масштабе министерства обороны какие-либо громоздкие органы, аналогичные тем, которые имеются в подчиненных ему министерствах. Эту задачу следует решить с помощью секретариата министерства обороны. Вне зависимости от рекомендаций и документов, которые разрабатываются объединенным комитетом планирования, секретариат министерства обороны через свои органы в трех министерствах вооруженных сил может получать объективные рекомендации по тому или иному вопросу: [207] для председателя комитета, начальников штабов и министра обороны. Министр обороны должен требовать такие объективные рекомендации и пользоваться ими, пусть даже под угрозой конфликта с начальниками штабов.

Лишь от министерства снабжения секретариат не может быстро получить необходимой объективной рекомендации. Важно как можно скорее исправить это положение, так как нельзя допускать, чтобы в таком учреждении не было представителей секретариата министерства обороны. Это особенно необходимо потому, что сейчас существует большой разрыв между требованиями, предъявляемыми министерством обороны в отношении технического оснащения вооруженных сил, и реализацией этих требований министерством снабжения. На ликвидацию этого разрыва потребуется несколько лет.

Необходимо также согласовывать военные проблемы с. проблемами гражданской обороны. Сейчас министру обороны вменено в обязанность заниматься этим, и он должен добиться, чтобы секретариат имел возможность получать объективные рекомендации в данной области.

Между командованием вооруженных сил и политическими деятелями должна существовать какая-то связь не только в отношении ответственности, но и в отношении руководства. Проблема здесь заключается в следующем: в какой именно инстанции это делать? Каким образом правительству получать наиболее верные рекомендации и проводить в жизнь свою военную политику? Каким образом лучше всего связать трех начальников штабов, а также руководство гражданской обороной с комитетом обороны?

Назначение председателя комитета начальников штабов представляло собой попытку восполнить существующий разрыв и укрепить министерство обороны, что является имитацией системы, принятой в США, которая, возможно, имеет определенные преимущества, однако в Уайтхолле она, по всей вероятности, лишь увековечит существующие недостатки. Эта мера согласуется с духом компромисса, царящим в Уайтхолле, но не способствует укреплению централизации.

Усовершенствований и изолированных решений по отдельным вопросам недостаточно, так как заниматься нужно всей проблемой в целом. Важно осознать необходимость [208] срочно отыскать пути, решения указанной проблемы.

Эффективность работы военного аппарата Уайтхолла значительно повысилась бы, если бы, например, практикуемое ежегодно аттестование офицеров, занимающих должности в объединенных ведомственных и союзных органах, осуществлялось не по линии соответствующих видов вооруженных сил, а по линии министерства обороны. Существующая система аттестования, безусловно, непригодна для офицеров, находящихся на различных должностях в союзных органах. Практически такую систему аттестования можно распространить на всех офицеров, окончивших колледж имперской обороны (Imperial Defence College) и объединенный штабной колледж (Joint Service Staff College). Для ведения дел по аттестованию было бы достаточно ввести в штат министерства обороны небольшую группу работников, способных объективно подходить к рассмотрению тех или иных вопросов. Все офицеры различных видов вооруженных сил сразу осознали бы важность этого мероприятия, которое оказало бы громадное влияние на их служебную деятельность, сделав ее независимой от соответствующих министерств, являющихся сейчас источником всех пристрастных суждений. Таким путем удалось бы изменить влияние порядка подчинения на деятельность объединенных органов.

Непосредственно с этим связано и другое мероприятие, которое было бы желательно осуществить, а именно: введение положения об обязательном предварительном согласовании с министром обороны и утверждении им всех кандидатур, выдвигаемых различными военными министерствами для назначения в объединенные ведомственные и союзные органы. Трудно понять, почему до сих пор не существует такого положения. К указанным двум мероприятиям нужно добавить третье — необходимо, чтобы министерства видов вооруженных сил согласовывали с министром обороны назначения всех адмиралов и генералов. Как правило, адмиралы и генералы занимают посты либо в объединенных ведомственных органах, либо посты, тесно связанные со всеми тремя видами вооруженных сил. Вряд ли кто будет оспаривать, что министерству обороны, располагающему всеми данными о прохождении службы офицерами в объединенных ведомственных [209] органах, легче судить о целесообразности назначения на подобные должности тех или иных лиц, чем любому из подчиненных ему министерств.

Сейчас важно, чтобы представители наших трех видов вооруженных сил перестали подходить к новым видам оружия со своих узковедомственных точек зрения, как они подходили к другим вопросам на протяжении всей истории своего существования. В первую очередь нужно принять меры, чтобы новые виды оружия были со всей благосклонностью приняты военно-морскими, сухопутными и военно-воздушными силами, даже если им придется пожертвовать некоторыми своими свято хранимыми традициями и интересами. Оснащение новым оружием любого из видов вооруженных сил должно производиться не просто на пропорциональной основе, а в соответствии с подлинными нуждами всех вооруженных сил в целом. Если положение в этой области не изменится, нам вряд ли удастся добиться подлинного единства командования и наиболее целесообразного использования наших ресурсов. Мы не можем больше допускать, чтобы наши министерства вооруженных сил, не заглядывая в будущее, наугад нащупывали пути использования новых изобретений и новых научных идей, чтобы наши финансовые и материальные ресурсы тратились понапрасну.

Хотя союзная объединенная стратегия является самой всеобъемлющей, основным видом стратегии в современных условиях является национальная совместная стратегия. На базе этой стратегии развивается союзная стратегия, и ее должны принимать за основу отдельные виды вооруженных сил при формулировании своих стратегий. Сейчас национальная стратегия является краеугольным камнем для всех других видов стратегии, и если нам удастся преодолеть узковедомственные интересы, у нас будут все основания полагать, что у Англии найдется достаточно таланта, силы и опыта для разработки такой национальной совместной стратегии, которая являлась бы существенным вкладом в дело создания союзной объединенной стратегии. [210]

Глава Х.
Стратегия на театре военных действий

На заре английской военной истории стратегия армии на театре военных действий в основном являлась делом командующего. В то время война носила ограниченный характер, и ее вели профессиональные войска. Как только командующий отплывал из Англии, получив директивы Уайтхолла и располагая выделенными ему силами и средствами для ведения кампании, он должен был в основном полагаться на самого себя, так как связь была плохо развита, и поэтому регулярное руководство боевыми действиями из Англии было весьма слабым. Командующий не мог рассчитывать на быструю переброску подкреплений или на получение любой другой помощи.

Морская стратегия прошлого в основном была такой же, как современная, за исключением лишь того, что Адмиралтейство всегда имело конституционные права, которые давали ему возможность осуществлять твердое руководство боевыми действиями на море. Более того, нередко оно располагало более полными разведывательными данными о передвижениях кораблей и войск противника, чем адмирал, находящийся в море. Адмиралтейство в тот период находилось в гораздо лучшем положении, так как могло в значительно больших масштабах использовать подвижность флота и таким образом осуществлять расстановку сил на морях и океанах в соответствии с изменяющейся обстановкой.

Таким образом, Уайтхолл, как правило, не мог оказать большого влияния на стратегию командующего армией после его отплытия из Англии, в то время как [211] Адмиралтейство постоянно пыталось осуществлять контроль над стратегией военно-морских сил, где бы они ни находились. Именно по этим причинам в прошлом руководство совместными операциями всегда являлось сложным делом. Поэтому зачастую для координации стратегий армии и флота из Англии на места направлялись специальные комиссары, но, как правило, их вмешательство или не давало никаких результатов или сводилось к половинчатым решениям. Естественно, что в таких условиях наши военачальники прошлого должны были обладать такими высокими личными качествами, как находчивость, храбрость, сильный характер, крайне необходимыми для успешного ведения боевых действий. С тех пор как война перестала быть делом только профессиональных войск, приняла неограниченный характер и стала делом всего государства, правительство с помощью своих военных советников осуществляет гораздо больший контроль над стратегией на суше и на море. Все чаще командующие должны были представлять на одобрение Уайтхолла стратегию как того или иного вида вооруженных сил, так и совместную стратегию видов вооруженных сил. Это стало возможным благодаря появлению более совершенных средств связи всех видов. Но если те или иные группы лиц и противились нарушению равновесия в осуществлении контроля над стратегией командующими и Уайтхоллом, лишь появление авиации и создание третьего вида вооруженных сил в этот период решило данную проблему.

Усиление централизованного контроля над стратегией проходило не всегда гладко, хотя, как и нужно было ожидать, все возникавшие недоразумения следовало отнести скорее за счет совместной стратегии, чем за счет стратегии какого-либо одного вида вооруженных сил. В качестве примера можно привести Дарданелльскую операцию периода первой мировой войны, когда нерешительность, отсутствие в Уайтхолле какой-либо стратегии и плана привели к катастрофе, о которой мы уже упоминали. Норвежская кампания 1940 года потерпела неудачу по тем же причинам.

Только с вступлением США в войну эти проблемы и применение объединенной стратегии вынудили нас обратить внимание на узконациональный подход к совместной стратегии и совместным операциям, В этом отношении [212] одной из самых сложных проблем являлось планирование и выделение авиации для оказания поддержки военно-морскому флоту и армии в соответствии с изменяющимися фазами войны.

Особенности сухопутных войск, характер ведения войны на суше, а также административно-хозяйственные потребности войск (не учитывая в данном случае обычаев и традиций) требуют, чтобы территориально войска были подчинены одному национальному или союзному армейскому главнокомандующему, ответственному за сухопутную стратегию в данном районе. Мы приходим к выводу, что главнокомандующий сухопутными войсками может быть ответствен непосредственно перед своим командованием в метрополии или же перед союзным верховным главнокомандующим, назначенным для осуществления руководства и координирования стратегий трех видов вооруженных сил в целях выполнения какой-то определенной задачи.

В войне на море для охраны морских коммуникаций тех или иных районов обычно создаются флоты, состоящие из различных классов кораблей. Кроме своих морских функций военно-морские силы могут выполнять второстепенные задачи по оказанию поддержки сухопутным войскам или авиации. Так же как и главнокомандующий сухопутными войсками, главнокомандующий военно-морскими силами может быть ответствен перед своими начальниками в метрополии или же перед союзным верховным главнокомандующим, назначенным для осуществления руководства и координирования стратегий всех видов вооруженных сил. Однако в отличие от главнокомандующего сухопутными войсками главнокомандующий военно-морскими силами — это часто признается необходимым — несет ответственность непосредственно перед своими начальниками в метрополии за обеспечение господства на море, но если какая-либо часть его сил оказывает поддержку сухопутным войскам или авиации, то он подчиняется непосредственно союзному верховному главнокомандующему и главнокомандующему сухопутными или военно-воздушными силами.

Во время второй мировой войны Адмиралтейство настаивало, чтобы английские военно-морские силы в Юго-Восточной Азии, охранявшие морские коммуникации в Индийском океане и прилегающих к нему морях, подчинялись [213] главнокомандующему военно-морскими силами, который нес ответственность непосредственно перед Адмиралтейством. Таким образом, для проведения комбинированных операций верховный главнокомандующий вооруженными силами союзников в Юго-Восточной Азии располагал ограниченными военно-морскими силами. Было решено, что, если когда-либо верховному главнокомандующему союзников потребуется поддержка военно-морского флота, главнокомандующий военно-морскими силами окажет ему посильную помощь, не забывая о выполнении других задач.

Таким образом, мы видим, что — выполнение задач по оказанию поддержки усложняет деятельность флота, однако использование в этой роли ВВС является еще более сложным, поскольку военно-воздушные силы представляют собой однородные силы, предназначенные для выполнения специальных функций, таких, как бомбардировка, ведение боя, охрана морских коммуникаций и осуществление перевозок. Кроме того, в связи с тем, что ВВС могут выполнять самые различные задачи, их можно с успехом использовать для оказания поддержки как военно-морскому флоту, так и сухопутным войскам. На Среднем Востоке в последней войне во время боевых действий до сражения у Эль-Аламейна и после него военно-воздушные силы с большим успехом использовали ограниченное количество бомбардировщиков, привлекая их по возможности к стратегическим бомбардировкам, а когда назревала необходимость, бомбардировщики оказывали поддержку флоту и сухопутным войскам. При проведении операции «Оверлорд» английские и американские бомбардировщики стратегической авиации оказывали мощную поддержку флоту и сухопутным войскам в подготовительный период, во время высадки, а также в последующих боевых действиях. Хотя использование авиации союзников в Бирме во время второй мировой войны еще долго будет вызывать споры, этот факт является еще одним примером осуществления функционального контроля над теми или иными силами.

Изменения в теории военно-морской стратегии, являющиеся результатом опыта боевых действий вооруженных сил США на Тихоокеанском театре во время [214] второй мировой войны, настолько серьезны, что следует изложить уроки, извлеченные из основных сражений этой кампании. Первые месяцы 1942 года принесли Японии ряд крупных побед, в результате которых она захватила большую часть стратегических позиций на Тихом океане, причем достигла всего этого значительно быстрее и с гораздо меньшими потерями, чем предполагал японский генеральный штаб.

Более того, Япония считала, что ей удастся закрепить свое господство над огромными пространствами Тихого океана и наладить добычу нефти в Ост-Индии, прежде чем Америка сможет прийти в себя после Пирл-Харбора и развернуть свои силы. Стратегическая цель Японии — а в достижении ее она даже не сомневалась — заключалась в том, чтобы уничтожить Тихоокеанский военно-морской флот США и организовать воздушное патрулирование между островом Уэйк, атоллом Мидуэй и Алеутскими островами. Тогда флот Японии мог бы свободно плавать в западной и северной частях Тихого океана, а сухопутные войска имели бы возможность высадиться в любом пункте этого района. Прежде всего Япония должна была уничтожить военно-морской флот США — это являлось ее основной задачей. Она была уверена, что в противном случае Соединенные Штаты через некоторое время после создания на базе своих огромных ресурсов мощных вооруженных сил смогут перейти в контрнаступление.

Поворотный пункт войны на Тихом океане — сражение в Коралловом море, которое произошло в результате попытки Японии захватить Порт-Морсби, представлявший собой ключевую позицию в период наступления японцев на Австралию. Большую помощь американским вооруженным силам в сражении в Коралловом море оказала их разведка. С одной стороны, в результате этой операции Япония достигла тактических успехов в том отношении, что американские потери были значительно большими, чем японские. С другой стороны, это сражение принесло Соединенным Штатам стратегическую победу{32}, ибо попытка противника захватить Порт-Морсби была сорвана. [215]

Сражение в Коралловом море явилось для США не только стратегической победой, оно также ознаменовало начало применения нового способа ведения боевых действий на море, ибо это сражение явилось первой операцией военно-морского флота, в которой все потери противнику были нанесены авианосной авиацией. Ни один корабль той и другой стороны не встретил в пределах видимости надводного корабля противника. Правда, при ведении этого нового вида боевых действий на море обеими сторонами было допущено много ошибок, но уроки, извлеченные из использования в -сражении в Коралловом море авианосцев, и наглядное доказательство их ценности для морских сил, полученное в этом же сражении, явились необходимым предварительным условием серьезной победы США в сражении у атолла Мидуэй, которое последовало несколько позже.

Атолл Мидуэй — самый отдаленный аванпост на территории Гавайских островов — со всеми своими авиабазами и базой подводных лодок стоял как часовой на пути к Гавайям. Лишь после сражения у атолла Мидуэй японцы могли осуществить наступление в направлении Гавайских островов и дальше на восток. Ослепленное первыми победами, японское верховное командование не было обеспокоено неудачей в Коралловом море и считало, что японские вооруженные силы без особого труда смогут захватить Порт-Морсби. Японцы также надеялись, что после их налета на остров Цейлон англичане не смогут предпринять каких-либо действий против их морских коммуникаций. Таким образом, командование японского военно-морского флота продолжало разрабатывать планы захвата атолла Мидуэй, а затем и западной группы Алеутских островов. Японцы считали, что нападение на атолл Мидуэй — лучший способ заставить американский флот принять бой. Конечно, главнокомандующий военно-морскими силами США на Тихом океане адмирал Нимиц не мог отдать японцам Мидуэй без боя, как в свое время остров Уэйк.

Японское военно-морское командование было слишком самоуверенным. Основывая свои планы на внезапности, которая принесла такие значительные успехи во время нападения на Пирл-Харбор, оно рассредоточило свои силы в обширном районе северной части Тихого океана и таким образом создало все условия для разгрома [216] своего флота американцами по частям. Адмиралу Нимицу опять повезло — он имел хорошую разведку, и это дало ему. возможность своевременно планировать контрмероприятия.

Сражение у атолла Мидуэй началось 4 июня 1942 года. Это поистине великий день в истории военно-морского флота Соединенных Штатов, так как весь ход войны на Тихом океане зависел от исхода этого сражения{33}.

Японцы одержали победу в первой фазе сражения за Мидуэй в основном потому, что действия американских самолетов, базировавшихся на атолл Мидуэй, при выполнении задач по бомбардировке и авиаразведке были малоэффективными. В следующей фазе, однако, американская авианосная авиация атаковала японские авианосцы с большой решимостью, и в результате японцы потеряли четыре авианосца — основную силу их военно-морского соединения.

И хотя остальная часть японского флота не понесла никаких потерь, японцам пришлось отступить в западном направлении, причем без крупных столкновений. После этого японцы стали придерживаться оборонительной тактики.

Сражение у атолла Мидуэй было вторым крупным сражением на Тихом океане, в котором самолеты играли главную роль, а подводные лодки — второстепенную. В этих сражениях ни один корабль той и другой стороны не открыл огня по кораблям противника. С кораблей велся только зенитный огонь. Сражение у атолла Мидуэй еще больше, чем сражение в Коралловом море, подчеркнуло решающую роль авианосной авиации в современной войне на море. Хотя японский флот имел огромное превосходство в корабельной артиллерии, он был вынужден отступить, не сделав ни одного выстрела по американским кораблям.

Сражение у Алеутских островов и все другие сражения на Тихом океане также сводились к боевым действиям [217] авианосной авиации. Таким образом, у США и других стран появилось новое мощное оружие для ведения войны на море.

Что касается подводных лодок, то следует заметить, что хотя ни одно судно не было потоплено американскими подводными лодками во время первой мировой войны, работа по их совершенствованию не приостанавливалась. Во второй мировой войне американские подводные лодки по своей эффективности в боевых действиях на море занимали второе место после самолетов. Почти одна треть всех потопленных японских военных кораблей и не менее 63 процентов японских торговых судов приходилось на долю подводных лодок.

Действия американского военно-морского флота на Тихом океане во время второй мировой войны являются образцом современной морской мощи. Эта мощь зависит в первую очередь от самолетов и во вторую — от подводных лодок. Развитие каждого из этих видов оружия после второй мировой войны еще больше увеличило их ударную мощь.

III

Во время второй мировой войны была установлена практика (как видно, этой практики будут придерживаться и в будущем) назначения верховного главнокомандующего объединенными вооруженными силами союзников, который ведает стратегией на театре военных действий (Theatre strategy). В некоторых отношениях проведение стратегии на театре военных действий ввиду ряда обстоятельств связано с наибольшими трудностями по сравнению со всеми другими видами стратегий. Верховные главнокомандующие ответственны только перед самыми высшими военными органами союзников{34}, и поэтому национальные политические и военные власти не могут осуществлять непосредственного руководства их действиями. Ясно, что до тех пор, пока чувство общности интересов и коллективной ответственности у союзников не разовьется до такой степени, в какой оно существует в вооруженных силах каждого государства, [218] отношения между верховным главнокомандующим и этими властями могут приводить к серьезным осложнениям. Более того, политический глава государства, гражданином которого является верховный главнокомандующий, всегда будет оказывать влияние на последнего.

Стратегия на театре военных действий имеет отношение не только к объединенной, но и к совместной стратегии. Ввиду того что стратегия определенного вида вооруженных сил одного государства может значительно отличаться от стратегии такого же вида вооруженных сил другого государства, различия в доктринах и мнениях могут приводить даже к столкновениям между верховными командующими, различными главнокомандующими и командирами на театре военных действий не только в рамках совместной стратегии, но и в рамках стратегии видов вооруженных сил. Верховный главнокомандующий часто должен не упускать из виду боевых действий сил, не находящихся под его командованием, и учитывать при проведении своей стратегии и в своих планах боевые действия таких сил, как стратегические бомбардировщики, военно-морские силы, силы сопротивления, транспортная авиация и воздушно-десантные войска, а это обусловливает некоторые осложнения. Опять-таки из-за нежелания отдельных государств дать согласие на назначение союзного политического руководителя на театре военных действий политические функции обычно возлагаются на верховного главнокомандующего. Их выполнение часто занимает много времени и отвлекает его от решения важных стратегических проблем.

Политические власти союзников избегнут многих перечисленных трудностей, если добьются такого положения, при котором их объединенная стратегия, относящаяся к данному театру военных действий, будет четкой и определенной, а политические проблемы перестанут отрицательно влиять на военное планирование.

До сих пор существует тенденция судить о мощи того или иного государства по эффективности какого-либо одного вида вооруженных сил — флота, армии или авиации. Те, кто придерживается этой ошибочной точки [219] зрения, определяют военно-морскую мощь по количеству кораблей, мощь сухопутных сил — по количеству батальонов и мощь военно-воздушных сил — по количеству эскадрилий.

Эти люди не мыслят категориями современной тотальной войны, и поэтому они не могут выработать динамичной и всеобъемлющей политики как для наступательных, так и для оборонительных действий. В наше время нельзя полагаться на мощь какого-нибудь одного вида вооружённых сил, и тот, кто рассматривает виды вооруженных сил раздельно и измеряет мощь каждого из них соответственно по числу кораблей, батальонов или эскадрилий, делает огромную ошибку.

Деятельность того или иного вида вооруженных сил является лишь составной частью военных усилий государства. Действительным мерилом мощи любого государства является его тотальная военная мощь, в которую каждый вид вооруженных сил вносит свой вклад. Тотальная военная мощь государства может быть определена как мощь воюющей страны, складывающаяся из авиационной мощи, морской мощи и сухопутной мощи, используемых как единое целое, кроме того, из ее гражданской мощи, которая в свою очередь складывается из мощи метрополии и мощи заморских территорий. Все элементы военной мощи взаимосвязаны и взаимозависимы. Военно-морской флот, армия, военно-воздушные силы, торговый флот, гражданская оборона, торговля, финансы, промышленность, пропаганда, сырье, продовольствие, ученые, конструкторы, средства связи и, конечно, все рабочие военных предприятий зависят друг от друга и от руководства. Действительный военный потенциал государства является результатом организации, подготовки, балансирования, координирования и направления всех усилий для достижения максимальных результатов.

Таким образом, зная характер современной войны, неразумно судить о мощи государства по мощи какого-либо одного вида вооруженных и гражданских сил. Военная мощь государства значительно превышает объединенную мощь видов вооруженных сил, рассматриваемых не как единое целое. Воздушная мощь стала основной силой воюющей державы; военно-воздушные силы способны нанести по силам противника молниеносный, [220] а иногда даже решающий удар. Морская мощь поддерживает общие военные усилия государства. Сухопутная мощь предназначена для захвата и удержания территории противника. Гражданская мощь осуществляет снабжение и обеспечивает всеми необходимыми средствами ведение войны во всех областях и формах. Один вид мощи зависит от другого; взятые в отдельности, даже в своих областях, они несовершенны и бессильны. Эффективность компонентов тотальной военной мощи колеблется; важность той роли, которую они играют в политике, стратегии и тактике, также постоянно изменяется в зависимости от ударной силы наступательной и оборонительной техники.

Стратегия воздушной обороны представляет собой другой спорный вопрос. В данном случае проблема заключается в определении соотношения средств, затрачиваемых на научно-исследовательские работы в области воздушного наступления и воздушной обороны, особенно в области распределения ресурсов воздушной обороны территории страны. Эта проблема касается также установления правильного соотношения расходов на противовоздушную оборону территории своей страны и на противовоздушную оборону заморских стран; сил авиации, которые следует выделить для армии, военно-морского флота, а также для НАТО. В наше время возникли такие сложные проблемы, как сбалансированность между истребителями и оборонительными управляемыми снарядами, а также сбалансированность между обороной от бомбардировщиков и от баллистических ракет. Соединенные Штаты стоят перед спорной проблемой, которая оказывает особенно сильное влияние на союзную объединенную стратегию. В данном случае имеется в виду сбалансированность между американскими средствами сдерживания и ресурсами воздушной обороны, а также между количеством самолетов, которые они должны выделить своим сухопутным и военно-морским силам, входящим в состав вооруженных сил НАТО в Европе. Эти проблемы могут быть разрешены только принятием союзниками решений, предусматривающих выработку эффективной экономичной объединенной стратегии, за которой последует принятие объективных национальных решений, предусматривающих выработку эффективной и экономичной совместной стратегий. [221]

Олицетворением воздушной мощи являются военно-воздушные силы, которые используют свои основные средства — самолеты и баллистические ракеты — для нанесения удара непосредственно по противнику, по его вооруженным силам или по его средствам, обеспечивающим существование нации. Но в наши дни и особенно в будущем о воздушной мощи следует судить по ее способности нанести удар по противнику и осуществлять перевозку грузов по воздуху. Воздушная мощь зависит от возможностей страны обеспечить промышленность необходимым сырьем, от количества выпускаемых самолетов, от запасов предметов снабжения, степени подготовки личного состава, запасов продовольствия, от средств связи и путей сообщения. Рабочие, торговый флот, защищаемый военно-морским флотом, и войска, охраняющие аэродромы и обеспечивающие противовоздушную оборону страны, являются такой же важной составной частью воздушной мощи, как и эскадрильи.

Точно так же о морской мощи нужно судить по ее способности обеспечивать деятельность торгового флота и наносить удары по военно-морским силам противника. События минувшей войны показали, что эскадрилья бомбардировщиков-торпедоносцев иногда может оказать значительно более сильное влияние на морскую мощь, чем двенадцать или большее количество эскадренных миноносцев и даже более крупных кораблей. Во время второй мировой войны вблизи Сингапура 20–40 японских самолетов берегового базирования оказались сильнее английского линейного корабля, эскортируемого крейсерами и эсминцами. Морская мощь должна зависеть от сухопутной и воздушной мощи, необходимых для защиты ее баз и для обороны ее морей. Гражданская мощь является основой морской мощи, ибо без нее невозможно строить новые корабли и проводить морские операции.

Олицетворением сухопутной мощи является армия, задача которой заключается в разгроме войск противника и оккупации его территории. Тот факт, что в целях более эффективного использования сухопутной мощи ее следует поставить в зависимость от воздушной мощи, не требует особых доказательств. В самом деле, воздушная мощь, обладающая способностью осуществлять разведку, перевозку грузов по воздуху и быстро наносить [222] мощные удары по противнику, часто играет решающую роль в эффективном использовании сухопутной мощи. Однако только воздушная мощь и армия не могут образовать сухопутной мощи. Военно-морской и торговый флоты также принимают участие в перевозке необходимых предметов снабжения и подкреплений через моря и океаны. Но основой сухопутной мощи опять-таки является гражданская мощь, позволяющая создать, оснастить и содержать сухопутные, военно-морские и военно-воздушные силы на поле боя.

Гражданская мощь зависит от воздушной, морской и сухопутной мощи, что дает возможность создать и поддерживать условия, в которых она существует. Воздушная мощь, морская мощь и сухопутная мощь в свою очередь зависят от гражданской — это поддерживает боевую эффективность каждой из них. Гражданская мощь является основой национальной мощи. Когда воюющая держава не может создавать условий для существования гражданской мощи, она должна просить мира.

Типичным примером организации армии по функциональному принципу является английское командование ПВО, артиллерия которого обеспечивала противовоздушную оборону Соединенного Королевства. Это командование внесло ценный вклад в нашу оборону во время второй мировой войны, однако из-за огромных скоростей современных самолетов и высокого потолка полета артиллерия крупного и среднего калибра перестала быть эффективной, и теперь ее необходимо заменить управляемыми снарядами «земля — воздух». Спор по вопросу о ликвидации командования противовоздушной обороны — типичный пример противоположности взглядов руководителей видов вооруженных сил. В данном случае командование армии поставило под сомнение заявление военно-воздушных сил о том, что тяжелая зенитная артиллерия устарела.

По сравнению с армией и флотом военно-воздушные силы, если они должным образом организованы, обучены и оснащены, обладают гибкостью — в определенных условиях они могут быть использованы как в своей основной роли, так и для оказания поддержки армии и флоту. Пожалуй, со времени появления воздушной мощи именно вокруг этой проблемы разгорелись самые ожесточенные споры. Немалую роль в этом сыграли предрассудки. [223]

Командование военно-воздушных сил с пренебрежением относится к использованию авиации для оказания поддержки другим видам вооруженных сил, руководители же армии недооценивают эффективность стратегических бомбардировок за пределами зоны боевых действий.

Теперь мы достигли такой стадии, когда чем большего уровня достигает развитие бомбардировщиков, баллистических ракет и оружия массового поражения с целью использования этих видов оружия в стратегических целях, тем менее пригодны они для оказания непосредственной поддержки армии и флоту. Таким образом, уже в мирное время мы должны иметь в виду необходимость использования авиации во время войны для оказания поддержки другим видам вооруженных сил и поэтому обеспечить военно-воздушные силы всеми необходимыми средствами, а также подготовить личный состав ВВС для выполнения указанной роли. Это обстоятельство, безусловно, следует принимать во внимание при формулировании нашей совместной стратегии. Вероятно, ввиду огромной мощи стратегического авиационного командования Соединенных Штатов Соединенное Королевство должно отдать предпочтение скорее развитию авиации для оказания непосредственной поддержки, чем для стратегических бомбардировок, так как мы не имеем возможности создать стратегическую авиацию в таких размерах, как мы этого желаем. Во время второй мировой войны военно-воздушные бомбардировочные силы стратегические бомбардировки предпочитали задачам по оказанию непосредственной поддержки сухопутным войскам. Это — следствие давних споров между руководителями ВВС и армии. Нельзя также отрицать, что существовавшие в то время типы бомбардировщиков и уровень подготовки летного состава не позволяли эффективно использовать бомбардировочную авиацию для оказания непосредственной поддержки армии. Возможности сухопутных войск были ограниченными, к тому же они не имели опыта для более полного использования бомбардировочной авиации на поле боя. Однако нет такой причины, которая позволяла бы бомбардировочным силам продолжать придерживаться этой точки зрения. Если наши руководители выработают совершенную совместную стратегию и будут полны решимости [224] строить на ней дальнейшие действия, мы можем надеяться иметь должным образом сбалансированную воздушную стратегию.

Вопросы обороны метрополии занимают особое место. Еще сорок лет назад руководители Англии поняли, что для защиты метрополии от атак противника мало иметь в своем распоряжении только вооруженные силы. Появление новых видов оружия поставило внутренний фронт Соединенного Королевства перед гораздо большей опасностью, чем сами вооруженные силы. Ни одна национальная стратегия не будет полной без включения в нее специальных проблем, связанных с обороной метрополии, так как они, по всей вероятности, должны оказывать влияние на боевые действия и даже на боевую мощь видов вооруженных сил. Таким образом, при изучении компонентов национальной стратегии оборона метрополии должна рассматриваться как неотъемлемая часть целого.

Оборона метрополии будет осуществляться различными силами с применением различных видов стратегии. Эта оборона распадается на несколько военных и гражданских категорий. Силы противовоздушной обороны состоят из истребителей, управляемых снарядов, зенитной артиллерии и системы заблаговременного оповещения. Морская оборонительная система включает оборону наших портов и подходов к ним — содержание в исправности разгрузочно-погрузочных средств и морских оборонительных сооружений, а также обнаружение и уничтожение мин. В задачу сухопутной оборонительной системы входит оказание поддержки со стороны армии гражданской обороне в целях поддержания нормальных жизненных условий населения, эффективности действий береговой артиллерии и береговых оборонительных сооружений в целях успешной борьбы с воздушными десантами, а также в целях удержания на высоком уровне гражданских усилий и боевой мощи армии для отражения натиска противника. [225]

Глава XI.
Стратегия сухопутных войск

При рассмотрений союзной объединенной стратегии, национальной совместной стратегии и стратегии на театре военных действий отчетливо выступают требования, которые могут быть предъявлены к отдельным видам вооруженных сил. Остается лишь установить, в какой степени стратегии видов вооруженных сил отвечают этим требованиям и каким образом они будут решать стоящие перед ними специфические проблемы. Здесь мы не собираемся дополнять многочисленные труды, посвященные стратегии каждого из видов вооруженных сил, особенно армии и флота. Однако в необходимых случаях даются краткие справки с целью показать, что стратегии видов вооруженных сил в какой-то мере создавались скорее на базе основных особенностей каждого из этих видов, чем на основе национальной стратегии.

Стратегия сухопутных войск — старейшая из трех и одновременно самая простая в том смысле, что решаемые ею вопросы определены наиболее четко. Главная задача сухопутных войск всегда заключалась в том, чтобы разгромить противостоящие сухопутные войска противника. В условиях, существовавших до первой мировой войны, армия того или иного воюющего государства защищала все жизненно важные компоненты его военного могущества, и ее обычно было легче втянуть в сражение, чем военно-морской флот. Невоенные объекты, даже такие важные, как столицы государств, можно было временно оставлять противнику, если обладание [226] ими не было крайне необходимо для ведения войны. Для достижения победы, как и сейчас, требовалось найти и уничтожить на поле боя главные силы противника. Именно с такими трудностями столкнулся Наполеон в 1812 году, когда, несмотря на оккупацию Москвы, он не добился капитуляции русского правительства и не смог навязать русской армии сражения. В то же время любой невоенный объект, имеющий жизненно важное значение для обороноспособности воюющей стороны, прикрывался сухопутными войсками до самого последнего момента, и овладеть им можно было, лишь разгромив эти войска на поле боя. Отсюда и возник традиционный взгляд, заключающийся в том, что главная задача сухопутных сил — разгромить армию противника. Из этого вытекало, что военачальник должен был вывести войска на поле боя и их действиями внести максимум дезорганизации в войска противника.

Само сражение для любых войск логически распадалось на два этапа, хотя практически они могли настолько тесно переплетаться, что провести грань между ними было крайне трудно. На первом этапе ни одна из сторон не обладала превосходством, которое давало бы ей возможность внести в войска другой стороны большую дезорганизацию, чем та, которая вносилась в ее собственные войска. На этом этапе потери обеих сторон в живой силе и технике могли быть равными или даже несколько большими, чем будущего победителя. Второй этап сражения начинался, когда одна из сторон добивалась решающего превосходства над своим противником, и длился до тех пор, пока войска не выходили из соприкосновения или пока боевые действия не заканчивались как-нибудь иначе. Именно на этом этапе одной из воюющих сторон удавалось дезорганизовать войска другой, нанеся им тяжелые потери в живой силе и технике с наименьшими потерями для собственных войск.

Руководство войсками, находящимися в соприкосновении с противником, называлось тактикой, и этот термин применялся в отношении любых войсковых подразделений, частей или соединений. Стратегия же в отличие от тактики охватывала руководство войсками, не находящимися в соприкосновении с противником. Ввиду того что военачальник мог свободно перебрасывать лишь [227] войска, еще не введенные в бой, то есть не находящиеся в соприкосновении с противником, к области стратегии (в строгом смысле этого термина) относились только вопросы о перегруппировке войск. Кроме того, поскольку резерв нижестоящего командира с точки зрения его начальника всегда считался уже введенным в бой, область тактики и стратегии для каждой инстанции была различной, начиная с мелкого подразделения, где переброска резервного взвода относилась к области стратегии, и кончая высшими объединениями, где к стратегии относилась перегруппировка войск в масштабах нескольких театров военных действий. Этот последний тип стратегии был назван большой стратегией, которая занималась вопросами дислокации и боевого использования всех ресурсов воюющей страны. Цель стратегии заключалась в том, чтобы, после того как войска войдут в соприкосновение, добиваться такого исхода сражения, который, насколько это возможно, совпадал бы с заранее предвиденным, в то время как тактика ставила себе целью сократить до минимума первый этап сражения, представлявший собой сражение в узком смысле этого слова, и вместе с тем увеличить продолжительность и эффективность второго этапа, включавшего преследование и разгром противника.

Как в тактике, так и в стратегии существенное различие между наступлением и обороной состояло в том, что наступающие войска искали встречи с противником, в то время как обороняющиеся ждали или избегали ее. В области стратегии выбор наступления или обороны обычно определялся не только условиями войны и положением сторон, но и целью, с которой велась данная кампания. Однако сторона, находившаяся, с точки зрения стратегии, в обороне, могла прибегнуть к наступательной тактике, и наоборот, поскольку в области тактики выбор наступления или обороны зависел от временно складывавшейся у противостоящих войск обстановки на каком-то конкретном участке. Преимущества двух основных видов боя — тактического наступления и тактической обороны — определялись такими факторами, как характер действий, качество вооружения и условия местности в каждый конкретный отрезок времени, а они могли меняться в ходе кампании, не говорят уже о всей войне. Но стратегическое наступление — по [228] крайней мере в условиях войны на суше — было явно более слабым видом боевых действий, поскольку наступающий в силу ряда особенностей, присущих наступлению, обычно оказывался в невыгодном положении: его коммуникации растягивались, ему приходилось оккупировать территорию противника, он встречал заранее подготовленную оборону. Поэтому при ведении боевых действий на суше к наступлению могла успешно прибегать лишь та сторона, которая была сильнее в военном отношении. Это положение подробно рассматривается в 6-м и 7-м томах сочинений Клаузевица.

Новые виды оружия окажут огромное влияние на сухопутные войска, хотя пока еще характер перемен, пожалуй, не определился в них так же четко, как в военно-воздушных или военно-морских силах. Со временем придется пересматривать всю стратегию ведения войны на суше. Сущность современной стратегии, возникшей на базе условий и опыта прошлого, заключается в том, что она опирается на сложную систему баз, складов и коммуникаций, необходимых для снабжения нескольких малоподвижных (не полностью моторизованных) армий, ведущих оборонительные или наступательные действия, большим количеством боеприпасов и продовольствия. Это привело к созданию громоздкой организации, которая в значительной степени подвержена воздействию современной авиации. С появлением атомного оружия возникла потребность в новой стратегии, которая позволила бы уменьшить уязвимость системы объектов, на которую опираются сухопутные войска на театре военных действий. Новая стратегия, безусловно, приведет к повышению моторизации боевых частей и соединений и обслуживающих подразделений, к устранению необходимости ведения затяжных сражений, длящихся неделями и требующих подвоза большого количества боеприпасов и продовольствия, к сокращению количества тяжелой артиллерии, которая будет заменена более дальнобойными атомными орудиями и управляемыми снарядами, позволяющими избавиться от сложной проблемы снабжения передовых районов. Изменится и организация транспорта: шире будет использоваться транспортная авиация, включая [229] вертолеты и самолеты с вертикальным взлетом; кроме того, уменьшится его зависимость от крупных, легко уязвимых полевых баз и складов.

Указанные изменения в структуре сухопутных войск, без которых они не смогут решить своей основной задачи, будут способствовать решению некоторых наиболее важных второстепенных задач. В частности, для решения задач, связанных с холодной войной, и задач, стоящих перед армией мирного времени, целесообразно иметь механизированные соединения и части, обладающие повышенной мобильностью и гибкостью: они не требуют таких сложных коммуникаций, такой громоздкой системы снабжения и такого громадного количества артиллерийских боеприпасов, как войска, ведущие обычные сражения. Транспортная авиация, необходимая для решения сухопутными войсками их главной задачи, особенно при наличии самолетов, не требующих длинных взлетно-посадочных полос, вполне подходит и для решения двух указанных выше второстепенных задач при благоприятной воздушной обстановке. Кроме того, в результате недавно принятого решения о распределении ответственности за зенитные управляемые снаряды между видами вооруженных сил Англии еще одна второстепенная задача — противовоздушная оборона страны — перешла к военно-воздушным силам. Таким образом, в армии освободилось много квалифицированного кадрового личного состава и большое количество солдат территориальной армии для выполнения других неотложных задач. С развитием ядерного оружия возросла роль такой второстепенной задачи, как оборона страны, включающая содействие гражданской обороне, обеспечение деятельности соответствующих служб и организацию спасательных работ. Это потребует более тесного и плодотворного сотрудничества между армией и органами гражданской обороны в мирное и военное время.

Тактика сухопутных войск развивалась на основе изменений в стратегии и в характере вооружения. Например, огневая мощь автоматического оружия и пулеметов, возросшая в ходе первой мировой войны, коренным образом изменила английскую тактику периода англо-бурской войны и на некоторое время дала большие преимущества обороняющейся стороне. Вместе с возросшей мощью артиллерии это привело к развитию упомянутом [230] выше системы баз, складов, коммуникаций и созданию крупных резервов, необходимых для обеспечения затяжных сражений, явившихся результатом изменений в тактике. Во время второй мировой войны бронетанковые войска уравновесили шансы наступающей и обороняющейся сторон, и это повлекло за собой появление в тактике новых черт. В связи с возросшим значением авиационной поддержки тактика подверглась дальнейшим изменениям.

Интересно отметить, что во время второй мировой войны к традиционной тактике прибегали не немцы, а союзники. Так было, например, в Норвегии, Франции, России, отчасти в Африке и во время Арденнской битвы в декабре 1944 года. Требование мобильности, проявившееся в блицкриге, было, пожалуй, самой существенной чертой из числа тех, которые появились в стратегии сухопутных войск во время второй мировой войны. Эта новая черта внесла коренные изменения в методы ведения боевых действий периода первой мировой войны, когда маневренность практически отсутствовала, а следовательно, почти не было и полководческого искусства в широком смысле этого слова. В то время огневая мощь сильно возросла, и характер войны свидетельствовал о превосходстве обороны над наступлением. Именно этим объясняется, почему война приняла характер упорной затяжной борьбы на сплошной линии фронта. В связи с этим следует отметить, что на Западном фронте флангов фактически не было. Если бы «линия Мажино» прикрывала всю границу Франции, стратегия сухопутных войск в случае предоставления ее во второй мировой войне самой себе, возможно, развивалась бы в том же направлении. Ведь англичане и французы вначале собирались закрепиться на линии фронта и вести войну на истощение.

Пока еще неясно, как метод блицкрига может быть применен в будущем, однако нельзя игнорировать тех уроков, которые были извлечены из использования внезапности, быстроты и маневренности. В данном случае мы имеем дело с превосходством наступления над обороной, достигнутым благодаря использованию танков и высокоподвижных транспортных средств. Однако главный вывод, который нужно сделать из полученных уроков, заключается не просто в том, что танки дали преимущества [231] наступлению, а в том, что стратегию и тактику нужно рассматривать в свете как своих наступательных возможностей, так и наступательных возможностей противника. Оборона может быть снова усилена за счет применения ядерного оружия, но вряд ли будущая война станет из-за этого позиционной или ограниченной. В прошлой войне немцы заранее готовились к блицкригу, и сейчас нам нужно искать ответа на вопрос, к чему готовится вероятный агрессор сегодня.

В наше время новое оружие оказывает чрезвычайно сильное влияние на стратегию сухопутных войск, но еще более сильное влияние оно, безусловно, будет оказывать на их тактику. Появление новой стратегии и новой структуры сухопутных войск, применение атомной взрывчатки в бомбах, артиллерийских боеприпасах, управляемых снарядах и в минах, внедрение нескольких видов управляемых снарядов и баллистических ракет — все это чревато серьезными последствиями для тактики как наступательной, так и оборонительной. В самом деле, по сравнению с двумя другими видами вооруженных сил сухопутным войскам, пожалуй, будет труднее всего дать правильную оценку новым требованиям, предъявляемым к тактике, и перестроиться в соответствии с ними. Следует пересмотреть концепцию даже обычного сухопутного сражения, так как вполне вероятно, что ядерное оружие зачастую будет давать возможность разгромить войска противника на подготовительном этапе, до ввода их в сражение. Современная тактика, бесспорно, должна дать сухопутным войскам возможность действовать так, чтобы они как можно дольше не представляли собой целей, против которых противнику выгодно применить атомное оружие, и вместе с тем сосредоточиваться и наносить удары там, где считает нужным командующий; она должна также вынуждать противника концентрировать свои войска и подставлять их под удар.

Тактике бронетанковых войск в новых условиях следует уделить особое внимание не только из-за той угрозы, которую представляют для танков управляемые противотанковые снаряды, но и потому, что они являются мощным наступательным средством сухопутных войск и могут стать самым уязвимым и выгодным объектом для атомного удара.

Несмотря на все изменения в задачах, стоящих перед [232] сухопутными войсками, тактическое превосходство в воздухе в будущем при проведении сухопутных операций, очевидно, будет иметь еще большее значение, чем когда-либо в прошлом. Большую роль в этом сыграют современные виды оружия. Тщательного изучения требуют, конечно, вопросы тактики местной противовоздушной обороны на поле боя, так как с появлением нового оружия сухопутным войскам больше всего угрожает нападение с воздуха, в какой бы форме оно ни совершалось: с помощью ли авиабомб или управляемых снарядов или баллистических ракет дальнего, среднего и ближнего действия. Мы уже говорили о том, что на обеспечение войск зенитными средствами нужно обратить особое внимание. В этом отношении распределение ответственности за противовоздушную оборону между сухопутными войсками и военно-воздушными силами является самым важным вопросом.

III

В соответствии с нашей новой национальной стратегией стратегия сухопутных войск, которая прежде всего должна помогать сдерживать войну угрозой применения силы, а если это не удается, то обеспечить развертывание максимальных сил, определяет структуру нашей армии как нечто в корне отличное от традиционной структуры. Приходится полностью отказаться от стратегии сухопутных войск, которая основывается на мобилизации с последующим развертыванием сил на базе минимального количества войск, сохраняемых в мирное время. Не следует забывать, что размеры сил, которые можно содержать в мирное время, ограничены.

Каким образом сухопутные войска смогут внести свой вклад в дело сдерживания тотальной войны? Безусловно, в этой области первенство следует уступить военно-воздушным силам с их запасами ядерного оружия. Но полностью полагаться на возможности военно-воздушных сил — значило бы чересчур упрощать эту проблему.

Крупнейшим вкладом наших сухопутных войск в дело сдерживания тотальной войны является, конечно, та роль, которую они играют в НАТО вместе со своими тактическими военно-воздушными силами. В данном случае они играют важную роль в обеспечении глубины маневра и противовоздушной обороны Англии. [233]

В условиях тотальной войны нашим сухопутным войскам придется сыграть главную роль при оказании сопротивления агрессору. С этой задачей лучше всего может справиться территориальная армия, некогда составлявшая резерв кадровых сухопутных сил мирного времени.

Если угрозой применения силы тотальную войну предотвратить не удастся, сухопутные войска со своим тактическим атомным оружием и смертоносными продуктами радиоактивного распада при поддержке тактических военно-воздушных сил смогут внести большой вклад в дело развития нашей национальной и союзной стратегии при ведении тотальной войны. В частности, они помогут НАТО сдержать в Западной Европе продвижение противника, а также будут играть ведущую роль в обеспечении обороны тыловых районов. В дополнение к этому стратегические военно-воздушные силы смогут оказать сухопутным войскам громадную поддержку, если таковая потребуется в критические периоды.

Новая национальная стратегия, безусловно, потребует сокращения многочисленных организаций, запасов снаряжения и техники, количества складов и сооружений, рассчитанных на создание громадных нерегулярных войск в течение нескольких месяцев после начала тотальной войны. Это необходимо хотя бы потому, что в условиях атомной войны такие войска вряд ли успеют повлиять на ее исход, и даже сомнительно, что они вообще сумеют попасть на фронт. В любом из вышеупомянутых случаев их было бы целесообразнее использовать для выполнения различных задач в тылу страны.

С появлением новых видов оружия возникла новая концепция готовности сухопутных войск к войне, точно так же, как и двух других видов вооруженных сил. Это относится не только к главной задаче сухопутных войск — участию в НАТО с целью обороны Европы, но и к второстепенным задачам, таким, как обеспечение безопасности тыла страны и решение проблем холодной войны, где бы они ни возникли. Таким образом, многие вопросы, связанные с организацией, боевой подготовкой и личным составом, необходимо будет пересматривать в свете стратегии, тактики и вооружения сухопутных войск, определяемых нашей новой национальной стратегией. Кроме того, придется пересмотреть в духе новых требований [234] готовности к войне отношения между кадровым личным составов или частями и личным составом нерегулярных частей. В связи с необходимостью решения задач по обеспечению обороны метрополии — для этой роли вполне подходит личный состав нерегулярных частей — придется по-новому решать многие проблемы в области боевой подготовки. С новой концепцией готовности к войне связан также вопрос о радикальном изменении соотношения между численностью и состоянием войск и боевой техники первого эшелона и резерва. Это опять-таки сильно отразится на вопросах боевой подготовки личного состава.

Ясно, что любые управляемые снаряды, предназначенные для сухопутных войск, будут приняты на вооружение артиллерии, за исключением тех, которые применяются танками. Это не приведет к большим переменам, а лишь потребует некоторых изменений в организации артиллерии. Наибольшие трудности возникнут в связи с необходимостью хранения и обслуживания управляемых снарядов, особенно тех, которые в мирное время находятся на складах. Сейчас пока еще рано говорить, какой характер примут эти трудности, однако, учитывая небольшую численность квалифицированного кадрового личного состава в мирное время, в период войны придется там, где это возможно, использовать квалифицированных гражданских специалистов.

Взаимосвязь и взаимозависимость видов вооруженных сил становится особенно очевидной, если рассматривать их с точки зрения решаемых ими главных задач. Нашей национальной стратегии грозит опасность, которая заключается в том, что каждый вид вооруженных сил, считая наиболее важной свою главную задачу, все настойчивее требует, чтобы два другие вида вооруженных сил обеспечивали выполнение и его второстепенных задач.

Однако нужно иметь в виду, что главные задачи связаны с второстепенными: без поддержки со стороны тактической авиации или без обеспечения средствами морского транспорта наши сухопутные войска оказались бы небоеспособными, и, наоборот, громадная ударная мощь наших военно-воздушных сил оказалась бы во многом бесполезной, если бы не было сухопутных войск, закрепляющих успех. Эти примеры просты, но они снова ставят нас перед вечной проблемой, особенно в отношении [235] второстепенных задач, — кто и чем должен заниматься? Роль тыла страны возрастает, и без равновесия, которое могут поддерживать в этой области сухопутные войска, самые энергичные усилия двух других видов вооруженных сил, направленные на выполнение главных или второстепенных задач, могут не принести должных результатов.

Мы уже говорили о том, что с возрастанием значения ядерного оружия как фактора, сдерживающего тотальную войну, усиливается вероятность локальных и холодных войн в Европе и других частях мира. «В такого рода конфликтах главная роль принадлежит сухопутным войскам, а военно-воздушные и военно-морские силы играют второстепенную роль, обеспечивая их боевые действия. Странам Британского Содружества наций, которые разбросаны по всему миру, особенно угрожает опасность оказаться втянутыми в локальные и холодные войны и при этом вести их без поддержки со стороны других стран. Поэтому Англия должна заботиться о том, чтобы ее национальная стратегия обеспечивала организацию, оснащение и подготовку таких сухопутных войск, которые обладали бы средствами, позволяющими немедленно использовать их там, где они потребуются.

Новые виды оружия увеличивают возможности сухопутных войск, касающиеся выполнения этой задачи. Задачи военно-морского флота в отношении оказания поддержки действиям сухопутных войск, очевидно, не подвергнутся существенным изменениям. Но при условии применения тактического атомного оружия военно-воздушным силам, предназначенным для ведения тотальной войны, оказывать поддержку сухопутным войскам будет все труднее и труднее, однако их возможности в этом отношении возрастут в колоссальной степени.

Разработка стратегических принципов усложняется тем, что мы не знаем, какого рода войну нам придется вести. Холодные войны, а также войны, при которых боевые действия будут ограничены пределами какого-то определенного района, можно предвидеть и заранее готовиться к ним. Однако применение атомных бомб находится под большим вопросом, поскольку главы великих держав в Женеве заявили, что в будущем это оружие не должно применяться. Поэтому вполне возможно, что опасность агрессии в виде холодных и локальных войн [236] будет по-прежнему возрастать, к в зависимости от политики агрессора и его жертвы подобные войны могут достигнуть таких размеров, что их нельзя уже будет считать ограниченными, однако в силу тех или иных причин они не повлекут за собой применения мощного водородного оружия. Такая возможность вполне вероятна, хотя водородная бомба рассматривается как средство, сдерживающее неограниченную агрессию. Отсюда следует, что мы можем столкнуться с «половинчатыми» войнами, при которых атомное оружие будет применяться не в стратегических, а в тактических целях, а войска будут использоваться, как в обычной войне.

В свете изложенного выше необходимо обратить внимание на две стороны прочной и продолжительной связи между стратегиями видов вооруженных сил, касающиеся наших сухопутных войск. Во-первых, сухопутная стратегия оказывает большую помощь воздушной стратегии, увеличивая глубину противовоздушной обороны и сокращая расстояния, которые нужно преодолевать авиации во время наступательных ударов. Это подтверждается опытом второй мировой войны, во время которой восточная часть Германии находилась вне пределов досягаемости бомбардировочной авиации, пока союзные сухопутные войска не заняли Италию и другие страны Западной Европы, и, наоборот, силы противовоздушной обороны Англии испытывали большое напряжение, пока в руках немцев находилась значительная часть европейского континента. Во-вторых, сухопутная стратегия существенно помогает воздушной стратегии тем, что создает большое напряжение для тыла и военного потенциала противника. Своими действиями наши армии заставляют армии противника требовать от страны больше живой силы, больше боевой техники и других материалов; ясно, что с возрастанием этих потребностей противника возрастает и эффективность наших стратегических бомбардировок. Так, во время второй мировой войны немецким сухопутным войскам для поддержания своей боеспособности требовалось более трех четвертей всех громадных военных ресурсов Германии.

С появлением ядерного оружия отмеченные факторы сильно изменились, однако в какой-то мере они сохраняют свое значение. Даже если громадная разрушительная сила новых видов оружия избавит стратегию сухопутных [237] войск от необходимости создавать напряжение для тыла и военного потенциала противника, наша национальная стратегия все равно должна быть готова к локальной войне, при ведении которой указанные виды оружия применяться не будут. Глубина противовоздушной обороны сейчас важна, как никогда раньше; наши зенитные управляемые снаряды и истребители будущего смогут эффективно использовать любую дополнительную глубину, которую обеспечит стратегия сухопутных войск. Сравнительная прямолинейность стратегии сухопутных войск, показанная выше, не должна послужить причиной заблуждений. В этой главе изложены ее основные особенности, но она не так проста, как это может показаться непосвященным. Может также создаться впечатление, что морская и воздушная стратегии столь же прямолинейны. Однако при сравнении они оказываются более революционными ввиду их сложности. [238]

Глава XII.
Морская стратегия

Существующая сейчас искусственность в разграничении ответственности за цели, а также задач военно-морского флота и военно-воздушных сил Англии мешает формулированию эффективной национальной стратегии. Искусственным это разграничение является потому, что оно произведено не на основе всесторонней оценки нужд национальной стратегии, а на основе факторов, определяемых традицией и профессиональным престижем. Нация, признательная за многочисленные услуги, оказанные ей в прошлом, привыкла к тому, что виды вооруженных сил требуют людей, денег и ресурсов, а виды вооруженных сил, накопив такой ценный капитал, как доброжелательность нации, продолжают расти и развивать свои стратегии, не считаясь с другими задачами, в частности, не заботясь о решении более важных проблем, с которыми имеет дело союзная объединенная стратегия. Скоро все поймут, если уже не поняли, что подобный подход к стратегии не экономичен и что при таких условиях становится все труднее создавать эффективную стратегию.

Необходимо сохранить военно-морской флот, конечно в измененном виде, причем вместе с его авиацией, как одно из средств применения морской стратегии; необходимо также держать в постоянной готовности военно-воздушные силы вместе с их разведывательной и транспортной авиацией, тактическими и стратегическими бомбардировщиками как средство проведения нашей воздушной стратегии над сушей и морем. Иногда нас удивляют случаи, когда стратегия одного вида вооруженных сил дублирует стратегию другого, захватывает ее область, как [239] это кажется на первый взгляд. Обе стратегии нужно рассматривать как часть более всеобъемлющей стратегии; уже сам по себе запутанный характер морской и воздушной стратегии свидетельствует о том, что стратегии обоих видов вооруженных сил необходимо формулировать на основе, национальной стратегии. Взаимоотношения между этими двумя стратегиями крайне сложны, даже если их не запутывать факторами, присущими структуре военно-морского флота и военно-воздушных сил. Если придерживаться указанного различия в развитии этих двух стратегий, то разграничение функций, в том виде, как они здесь представлены, не вызовет серьезных затруднений.

Стратегия, связанная с действиями на море, определяется нами как морская (maritime), а не как военно-морская (naval), так как термин военно-морская стратегия заставляет думать о боевых кораблях или о военно-морском флоте, считающемся старейшим видом вооруженных сил, в то время как мы ставим себе целью сосредоточить внимание на самих функциях, а не на средствах их выполнения. Вооруженное судно торгового флота, защищающееся от нападения, любой самолет, несущий патрульную службу на морских коммуникациях либо атакующий военный корабль или торговое судно, — все это морские боевые единицы не в меньшей степени, чем корабль военно-морского флота, однако причислять их к категории военно-морских сил было бы не совсем правильно.

Характер морской стратегии определяется географическим положением, уровнем развития экономики воюющих сторон, а также уровнем развития морской боевой техники. Эффективное воздействие на средства морского транспорта островного государства лишает его возможности вести боевые действия против сухопутных войск противника на любой территории, кроме своей собственной (не считая использования для этой цели военно-воздушных сил), или даже угрожает существованию такого государства, если оно не имеет всех необходимых средств внутри страны. Когда же способность государства вести войну в значительной мере или полностью зависит от морских перевозок, то такое воздействие может оказаться вполне достаточным для достижения победы над ним, если война не закончится с помощью быстрых и решительных мер. Однако скоротечными войны бывают лишь в исключительных случаях, хотя англичане всегда представляют [240] их именно такими, принимая желаемое за действительное. При всех видах военных действий, за исключением обороны одного или группы островных государств, завоевание господства на море не может быть решающим — ему должны предшествовать операции сухопутных или военно-воздушных сил, или же они должны следовать за ним.

Даже при наличии у противника превосходящих сил на море при некоторых обстоятельствах может оказаться возможной успешная переброска по морю войск, продовольствия и других грузов. Такой случай может представиться, если морское пространство, по которому проходят коммуникации, является достаточно обширным по сравнению с величиной и радиусом действия военно-морских и военно-воздушных сил, пытающихся воспрепятствовать морским перевозкам. Но в большинстве случаев нельзя обойтись без надежного, бесперебойного сообщения по морю, а обеспечить его можно, лишь подавив военно-морские и военно-воздушные силы противника в соответствующих районах. Например, вполне вероятно, что летом и осенью 1805 года Наполеон в любое время мог перебросить свои войска из Франции в Англию, прежде чем английский флот успел бы активно воспрепятствовать этому. Однако он не счел возможным пойти па это — его коммуникации оказались бы перерезанными сразу же после вторжения. Поэтому он решил отложить задуманную операцию до тех пор, пока ему не удастся уничтожить или значительно ослабить линейный флот Англии и таким образом обеспечить на более длительный период безопасность своих морских коммуникаций в Ла-Манше. Гитлер также начал бы вторжение на территорию Англии в ближайшие же месяцы после событий под Дюнкерком в 1940 году, если бы не опасался, что военно-морской флот и авиация противника перережут морские коммуникации в Ла-Манше или помешают их использованию.

На протяжении многолетней истории существования морских сил их основной задачей было уничтожение или подавление морских сил противника, а действия против его торгового судоходства, предпринимавшиеся в необходимых случаях, по своему значению отходили на второй план. Однако флоту одной стороны не всегда удавалось навязать сражение флоту другой против ее воли, так как флот этой стороны мог укрыться в своих базах. Однако [241] в таких случаях морские силы, избежавшие разгрома в бою, оказывались нейтрализованными угрозой нежелательного для них сражения, а господство на море, по крайней мере на некоторый период, все равно обеспечивалось. Структура современных военно-морских сил складывалась в процессе исторического развития под влиянием целого ряда факторов и причин, таких, например, как борьба за завоевание превосходства в артиллерийском вооружении, требовавшая создания более мощных боевых кораблей и флотов, которые могли бы навязывать сражения флотам противника, уничтожать и подавлять их, защищая таким образом более мелкие военные суда и обеспечивая свободу торгового судоходства. Появление подводных лодок резко изменило характер задач, решаемых военно-морскими силами, которым пришлось организовывать экспортную службу для охраны караванов судов торгового флота. Мины, явившиеся новой угрозой для судов в море и гаванях, в свою очередь потребовали создания необходимых средств борьбы с ними и разработки методов их применения. К значительным переменам привело развитие авиации, а также возникшая потребность в авианосцах. Все упомянутые выше факторы обусловили коренные изменения в структуре флотов за последнее время; сейчас их боеспособность обеспечивается авианосцами без поддержки со стороны линейных кораблей, и военно-морская авиация, таким образом, является основным наступательным и оборонительным компонентом военно-морского флота.

Появление новых видов оружия отразится на военно-морской авиации почти так же, как на военно-воздушных силах, и нет надобности повторять сказанное выше. Однако возникнет целый ряд проблем, касающихся только военно-морского флота, таких, например, как необходимость усиления авианосного флота специальными кораблями, оборудованными для транспортировки и запуска оборонительных и наступательных баллистических ракет или управляемых снарядов, которые усилят или заменят собой артиллерийское вооружение. Определенные проблемы придется решать и в связи с использованием управляемых бомб, самонаводящихся или управляемых торпед и мин более смертоносных, чем прежде. Внедрение двигателей, работающих на атомной энергии, также породит множество проблем. [242]

Новые виды оружия, появившиеся в наше время, несомненно, окажут сильное влияние на военно-морской флот и явятся причиной значительных перемен. В частности, новые виды оружия в огромной степени будут способствовать выполнению военно-морским флотом его главной задачи — обеспечения господства на море, так как при современном уровне развития техники ядерное оружие заметно увеличивает уязвимость флотов, торговых судов, совершающих рейсы в составе караванов или находящихся в районах сосредоточения портов, военно-морских баз и даже отдельных крупных кораблей. Огромное влияние на характер боевых действий на море окажет также появление крупных подводных лодок с атомными двигателями. До сих пор применялись подводные лодки, обладающие способностью уходить под воду лишь на какое-то определенное время. Действуя в подводном положении, такие лодки по ряду причин вынуждены время от времени всплывать на поверхность. В такие моменты они могут быть легко атакованы любыми средствами борьбы с ними. Этот недостаток свойствен даже подводным лодкам, оборудованным «шноркелем». В отличие от указанных типов лодок подводные лодки с атомными двигателями могут действовать на больших глубинах; продолжительность же их пребывания под водой ограничивается лишь выносливостью экипажей. Эти лодки быстроходны, имеют большой радиус действия, кроме того, они могут достигать таких огромных размеров, которые позволят брать на борт значительное количество торпед, баллистических ракет, мин и другого вооружения. Сильно возросшие наступательные возможности новых видов вооружения усложняют задачи, решаемые военно-морским флотом, в частности, задачи, связанные с торговым судоходством, от которого Россия не зависит в такой степени, как государства, входящие в НАТО, особенно Англия.

Для обороны морских объектов мы можем использовать эффективные управляемые снаряды, хотя следует заметить, что сейчас из всех наших морских проблем труднее всего поддается определению равновесие между наступательными возможностями будущих управляемых бомб, снарядов и торпед, которые будут применяться [243] против объектов военно-морского флота, и оборонительными возможностями наших будущих управляемых снарядов и электронной техники, предназначенных для борьбы с ними. Тактическое превосходство в воздухе, безусловно, сыграет решающую роль в войне на море, а новые виды оружия будут иметь громадное значение для его завоевания. Следует всегда с осторожностью подходить к определению очередности мероприятий по развитию военно-морских сил.

На второстепенных задачах, стоящих перед военно-морским флотом, появление новых видов оружия не скажется столь отрицательно, как в авиации. В частности, оно не должно сильно затруднить выполнение флотом задач, диктуемых локальными и холодными войнами, или выполнение функции мирного времени; это оружие не должно сильно подорвать способность флота быстро сосредоточиваться и наносить удары там, где это требуется. Объем и значение второстепенных задач, которые флот призван решать в тотальной войне, по всей вероятности, возрастут весьма существенно. Таких задач три: во-первых, предоставление флоту мобильных баз для запуска атомных бомб, баллистических ракет и управляемых снарядов по важным военно-промышленным объектам противника, находящимся на большом удалении, или в целях обеспечения комбинированных операций союзников и совместных действий видов вооруженных сил; во-вторых, предоставление флоту мобильных баз для разведки и обнаружения целей, а также для наведения авиации дальнего действия и управления баллистическими ракетами; в-третьих, обеспечение деятельности портов и разгрузки судов в запасных портах в случае атомного нападения.

Стратегия, определяющая расположение наших нынешних военно-морских баз и дислокацию флота, обусловлена теми потребностями, которые возникали в прошлом в связи с необходимостью обеспечения господства на море. Эта стратегия с изменением политики и развитием техники постоянно менялась; появление же новых видов оружия требует ее коренного пересмотра. Военно-морские силы Англии опираются на ряд баз, находящихся как в Англии, так и за океаном. Ядерное оружие представляет собой настолько серьезную угрозу для баз в самой Англии, что необходимо принять все возможные меры к рассредоточению и защите уязвимых районов, [244] к созданию запасных баз, а возможно, даже попросить базы у Канады. Точно так же Англия должна рассредоточить и защитить порты, расположенные на ее побережье, и стоянки судов торгового флота, подготовить запасные порты и стоянки, предусмотреть создание искусственных гаваней и средств для разгрузки судов прямо на побережье, сократить до минимума потребность в ввозе средств из-за границы в начальный период войны.

Появление нового оружия отразится также на наших заокеанских базах, уязвимость и значение которых, как и самих флотов, будет во многом зависеть от сравнительного соотношения мощи такого наступательного оружия, как управляемые снаряды и баллистические ракеты, с одной стороны, и оборонительных управляемых снарядов, предназначенных для борьбы с ним, — с другой. Заморские базы, занимающие небольшую площадь, как и сами военные корабли, особенно удобны для обороны с помощью управляемых снарядов. Подобная оборона может оказаться весьма эффективной в отношении бомбардировочной авиации. Все приведенные выше соображения необходимо учесть при пересмотре системы наших военно-морских баз и портов, причем подходить к этому вопросу следует с позиций не одного государства, а всех союзных государств. За этим последуют изменения в дислокации военно-морских сил.

Англия всегда имела достаточное количество морских баз во всех частях света: Гибралтар, Мальта, Кипр, Аден, Цейлон, Сингапур, Гонконг и, кроме того, базы на территории доминионов. Однако сейчас остро встал следующий политический вопрос: сколько времени еще удастся удерживать некоторые из этих баз и в какой степени на них можно рассчитывать. Англия и ее друзья с тревогой ждут, как решится этот вопрос. США никогда не обладали такой развитой сетью морских баз. Поэтому американский военно-морской флот является более автономным, чем английский. Организация американского флота такова, что он может действовать на большом удалении от своих береговых баз, опираясь на специальные плавучие базы, состоящие из транспортных и ремонтных судов. Конечно, подобные плавучие базы обходятся очень дорого, так как требуют намного больше судов и личного состава по сравнению с менее автономным флотом, опирающимся на береговые базы. Короче [245] говоря, при наличии береговых баз требуется значительно меньше судов и людей.

США даже при наличии у них автономного флота, то есть флота, который может действовать на большом удалении от своих баз, все равно вынуждены широко использовать базы государств, входящих в НАТО, и базы Испании.

Обычная военно-морская тактика развивалась в рамках обычной военно-морской стратегии и была рассчитана на применение видов оружия, считавшихся современными. Вплоть до начала второй мировой войны тактику морских сражений определяли линейные корабли, а тактику конвойной службы — подводный флот, сковывавший торговое судоходство. Сейчас решающее влияние на тактику современных морских сражений оказывает авианосный флот, а действия подводных лодок и минные заграждения по-прежнему — главная угроза торговому судоходству. Новые виды оружия, созданные в наше время, в корне изменят современную военно-морскую тактику потому, что до тех пор, пока нам не удастся обеспечить безопасность сосредоточенных сил морского флота с помощью оборонительных управляемых снарядов, необходимо принимать все возможные меры, чтобы не создавать объектов, по которым противник может нанести атомные удары. Наши взгляды на тактику должны измениться таким образом, чтобы самостоятельными объектами воздушного нападения считались не только караваны судов, сосредоточения боевых кораблей, как было принято раньше, но и отдельные корабли. Определенное содействие в этом направлении окажет совершенствование вертолетов и самолетов, способных совершать взлет и посадку вертикально, однако специалистам придется много потрудиться, чтобы выработать тактику для будущего военно-морского флота. Эта работа должна быть проделана на общесоюзнической основе с учетом всех достижений научной мысли.

Как и в других видах вооруженных сил, применение атомного оружия в военно-морском флоте изменит понятие готовности его к войне. Являясь старейшим видом вооруженных сил, флот всегда находился в готовности решать задачи, связанные с политическими инцидентами и разного рода неожиданностями, а в последнее время также задачи, обусловливаемые холодными и локальными [246] войнами. В будущем в мирное время флот должен будет обладать способностью немедленно принимать решительные меры против налетов авиации, действий подводных лодок и минирования как в наступательных операциях, так и при защите морских сообщений или обороне портов и гаваней. Если противник применит атомное оружие и современные мины, главная задача военно-морских сил в первые дни будущей войны будет заключаться в принятии именно этих мер. Кроме мер по обеспечению обороны наших портов, в такой легко уязвимой стране, как Англия, может приобрести огромное значение оказание помощи работе портов, снабжение малых портов всеми необходимыми средствами и даже организация экстренной разгрузки судов прямо на побережье. Задачу по обеспечению бесперебойной работы портов вполне может решить личный состав резерва военно-морского флота, причем с помощью подготовительных мер, принимаемых еще в мирное время. Конечно, это потребует установления более тесных связей между Адмиралтейством и рядом невоенных министерств.

III

Новая национальная стратегия оказывает сильное влияние и на морскую стратегию. Подобно сухопутным войскам, военно-морские силы вынуждены сейчас уступить авиации первенство в деле сдерживания тотальной войны. Новые условия требуют, чтобы флот мирного времени, как и армия, был готов выполнять стоящие перед ним задачи сразу же после начала войны, не ожидая мобилизации.

Долгое время к числу второстепенных задач военно-морских сил относились действия корабельной артиллерии по объектам противника, расположенным на побережье. Однако ввиду огромной разрушительной силы нового оружия эта второстепенная задача становится теперь важнейшей из главных. Военно-морские силы, обладая авианосцами со средствами атомного нападения, а также кораблями, вооруженными баллистическими ракетами и управляемыми снарядами, впервые в истории могут сыграть ведущую роль в непосредственных наступательных действиях против сухопутных войск и тыловых объектов противника. Наши подводные лодки с атомными двигателями также могут быть оснащены наступательным [247] оружием, и это коренным образом изменит их главную функцию по охране морских коммуникаций, дав им возможность непосредственно участвовать в наступательных действиях против тыловых объектов противника. Применение вертикально взлетающих самолетов позволит значительно сократить размеры будущих авианосцев и таким образом уменьшить их уязвимость от обычных средств нападения по сравнению с нынешними крупными авианосцами. Маневренность этих авианосцев значительно возрастет, и они станут менее уязвимыми от баллистических ракет, чем береговые базы, а наша страна будет в меньшей степени зависеть от иностранных баз, что особенно важно на Среднем Востоке. В таких условиях авианосный флот сможет оказывать влияние на противника, вынуждая его воздерживаться от действий по тыловым объектам другой воюющей стороны до тех пор, пока имеется достаточное количество авианосцев, готовых нанести ответный удар. Авианосный флот, безусловно, поможет не допустить развязывания противником атомной войны. Но в то же время возросшие наступательные возможности авианосного флота могут сделать его весьма привлекательным объектом нападения, так как противник будет считать уничтожение авианосцев своей важнейшей задачей. Уязвимость авианосцев от налетов авиации и атак подводных лодок определяется также тем влиянием, которое они могут оказать на исход будущей войны. Высказывалось предположение, что авианосцы явятся первыми жертвами авиации, баллистических ракет, а также подводных лодок новейшей конструкции, обладающих большим радиусом действия, высокой скоростью хода и маневренностью и вооруженных самонаводящимися средствами нападения. В настоящее время Россия располагает подводным флотом, который приблизительно в пять раз превосходит подводный флот, который имела Германия в 1939 году. Мы уже убедились, что с точки зрения уязвимости нельзя дать окончательной оценки ни будущим авианосцам, вооруженным управляемыми снарядами и другими новыми средствами защиты, ни будущим подводным лодкам. По-видимому, сейчас создаются многообещающие средства защиты авианосцев. Мы имеем достаточно веские основания считать, что именно те качества, которые придают авианосцам свойства сдерживающей и наступательной [248] силы — способность рассредоточиваться и маневренность, в немалой степени содействуют и их собственной обороне. Морская стратегия никогда не должна упускать из виду всех этих постоянно меняющихся факторов.

Мобильность авианосцев, используемых в качестве подвижных авиабаз, дает возможность воздействовать по противнику с самых неожиданных направлений, выбирать для воздушных налетов маршруты, проходящие над менее защищенными участками территории, наносить удары с воздуха по самым слабым местам его обороны. Плавучие авиабазы военно-морского флота являются дополнением к базам нашей бомбардировочной авиации — они обеспечивают большую мобильность и наступательную мощь сил, действующих на решающих участках. Трудно переоценить значение авианосцев как баз для операций, проводимых в ходе холодных и локальных войн. Если нам придется лишиться своих баз, скажем, на Среднем Востоке, авианосцы при определенных условиях можно использовать как запасные базы. Большое значение для холодных и локальных войн авианосцы имеют еще и потому, что с их помощью можно окружить подвижными авиабазами всю советско-китайскую территорию, то есть район, где наиболее вероятны такого рода войны. Высокая мобильность и гибкость военно-морских и военно-воздушных сил — важный противовес подавляющему превосходству коммунистического Китая в живой силе.

Система организации наших военно-морских сил и их стратегия первое место должны отводить авианосцам и кораблям — носителям баллистических ракет, снабженным ядерным оружием, которое повышает их эффективность как средство устрашения. Военно-морской флот по-прежнему должен быть в состоянии оказывать эффективную поддержку другим видам вооруженных сил в холодных и локальных войнах. Если развязывание тотальной войны предотвратить не удастся, флот, обладающий перечисленными выше качествами, рассчитанными на то, чтобы угрозой применения силы не допустить глобальной войны, окажется более приспособленным к ведению тотальной войны с применением атомного оружия, чем флот, организованный для обеспечения торгового судоходства в ходе затяжной войны на истощение.

Баллистические ракеты и управляемые снаряды, обладающие достаточной точностью попадания при дальностях [249] три тысячи километров и более, в свое время поступят на вооружение всех видов вооруженных сил. Тем не менее сейчас и, очевидно, в течение еще многих лет использование кораблей военно-морского флота, как надводных, так и подводных, в целях сокращения расстояний до объектов удара с трех тысяч километров, скажем, до одной тысячи будет давать определенные преимущества.

В связи с ростом угрозы со стороны подводного флота в ходе двух мировых войн и развитием авиации во время второй мировой войны наши военно-морские силы оказались вынужденными, по крайней мере до вторжения в Нормандию, ограничиваться выполнением задач главным образом оборонительного характера. Однако в ходе второй мировой войны американский флот, действовавший на Тихом океане, показал путь к новой наступательной морской стратегии. С развитием новых видов оружия и возрастанием роли морской авиации наши военно-морские флоты вновь обрели способность к наступательным действиям. В ходе холодных и локальных войн, особенно против коммунистических держав, военно-морской флот приобретет свою традиционную наступательную мощь и будет вести самые различные по своему характеру боевые действия против вооруженных сил противника.

Совместно с сухопутными войсками, наносящими удары по противнику и обеспечивающими глубину обороны на суше, военно-морской флот будет наносить все более мощные удары на море, вынуждая противника подвергать максимальной нагрузке свой военный потенциал. Например, во время первой мировой войны блокада, организованная военно-морским флотом Англии, по своему значению в известном смысле была равна стратегическим бомбардировкам, проводившимся во время второй мировой войны, и фактически явилась фактором, обеспечившим победу. Блокада, организованная во время второй мировой войны, сковала экономику Германии, создала напряжение у нее в тылу, подвергла большой нагрузке ее военный потенциал, позволила значительно увеличить эффективность стратегических бомбардировок союзной авиации и вынудила немцев перенаправить значительную часть своих военных усилий на ведение морских операций. Точно таким же образом морская стратегия США на Тихом океане помогала воздушной стратегии, дополняя ее. [250]

Авиация стала основным компонентом военно-морского флота, и это обусловлено не только его новыми наступательными функциями, но и его традиционными функциями по охране морских просторов. Во многих отношениях корабельный состав военно-морского флота занимает сейчас подчиненное положение по отношению к авиации, являясь ее носителем. Правда, военные суда всегда были носителями тех или иных видов вооружения — артиллерийского, минно-торпедного и т. п., однако самолеты и баллистические ракеты, особенно если они предназначены для нанесения ударов по объектам, расположенным в глубоком тылу противника, ставят перед нами целый ряд проблем, в которых воздушная и морская стратегия тесно переплетаются. Искусственное подразделение функций, свойственных тем или иным видам вооруженных сил, в системе морской стратегии Англии многогранно: армейская артиллерия применяется для противовоздушной обороны наших портов и охраны каботажных перевозок, истребители военно-воздушных сил — для борьбы с самолетами, сбрасывающими мины в наших портах и прибрежных водах, корабли военно-морского флота — для траления этих мин, самолеты с береговых баз военно-воздушных сил — для ведения разведки на море, самолеты с авианосцев военно-морского флота и с береговых баз военно-воздушных сил — для отражения налетов на караваны транспортных судов.

С момента появления военно-воздушных сил Адмиралтейство долгое время вело арьергардные бои, отстаивая интересы флота, министерство же авиации, заранее рассчитывая на успех, выдвигало явно преувеличенные требования. Но каковы бы ни были желания представителей этих двух видов вооруженных сил, жизнь требовала все более тесного сближения их стратегий, и поэтому теперь военно-морские и военно-воздушные силы неразрывно связаны. Ясно, что настало время для более полного объединения, вспомогательных функций морской и воздушной стратегии как в отношении традиционных задач по обеспечению безопасности морских коммуникаций, так и в отношении новых задач, связанных с наступательными действиями.

В слиянии военно-морских и военно-воздушных сил, очевидно, кроются большие преимущества, но прежде чем предпринимать конкретные шаги в направлении объединения [251] каких-либо функций названных Видов -вооруженных сил, этот вопрос необходимо самым тщательным образом изучить в соответствующих министерствах. Полное слияние военно-морских и военно-воздушных сил в настоящее время может оказаться не совсем правильной мерой, но было бы ошибочным считав эту идею неосуществимой и не заслуживающей внимания. Тем не Менее вряд ли вызывает сомнение тот факт, Что сейчас имеются веские основания для объединения высших инстанций, разрабатывающих обе стратегии. Такое объединение могло бы дать более положительные результаты, чем практикующаяся сейчас координация двух узковедомственных точек зрения в комитете начальников штабов; оно должно охватить такие виды деятельности, как разведка, планирование, ведение и обеспечение боевых действий, использование техники и, может быть, даже финансирование.

Нас не может удовлетворить Национальная стратегия, разработанная путем согласования узковедомственных Точек зрения Адмиралтейства и министерства ВВС на авианосную и аэродромную авиацию. Ясно, что национальная стратегия должна быть господином положения, а морская и воздушная стратегии должны стать ее слугами.

Многие авторитеты испытывают значительные затруднения, пытаясь избавиться от ведомственных соображений и подчинить свои суждения и опыт интересам национальной стратегии. Вероятно, стратегия на Средиземном море является ярчайшим примером того, как можно слить в единое целое авианосную и аэродромную авиацию, а также корабли, вооруженные ракетами, добившись тем самым не только максимальной экономии, но и максимальной эффективности. Деление функций авианосной и аэродромной авиации явно ведет к тому, что как сил, так и баз требуется больше, чем при их совместном существовании в рамках национальной стратегии. Более того, этот пример говорит о том, что наши вооруженные силы должны быть организованы на основе союзной стратегии, а не на основе отдельных национальных стратегий Англии и Соединенных Штатов. Точно так же объективный подход к решению общих проблем, стоящих перед союзниками на Дальнем Востоке и Тихом океане, привел бы к значительному повышению эффективности и экономичности стратегии в этих районах. [252]

Глава XIII.
Воздушная стратегия

Рассматривая военную историю, не так-то легко воздать должное основоположникам стратегий военно-морского флота и сухопутных войск. Это объясняется тем, что современная стратегия военно-морского флота и стратегия сухопутных войск являются плодом многовекового развития. Что же касается военно-воздушных сил и их стратегии, то при их короткой истории казалось бы сравнительно легко отыскать людей, которые, если можно так выразиться, сформулировали основные положения воздушной стратегии. Однако здесь существует национальное соперничество.

Итальянские и некоторые американские энтузиасты ВВС считают создателем воздушной стратегии Дуэ, который в своей книге «Господство в воздухе», впервые опубликованной в 1921 году, изложил основные положения воздушной стратегии, причем в большей своей части они используются на практике и в настоящее время. Однако некоторые английские энтузиасты приписывают первоначальное изложение принципов воздушной стратегии маршалу королевских военно-воздушных сил виконту Тренчарду. Это слишком большая претензия, так как даже когда Тренчард стоял во главе самостоятельных ВВС в 1918 году, он предпочитал стратегии, предусматривающей нападение па тылы противника с воздуха, воздушную стратегию, предусматривающую поддержку армии. [253]

Почти не вызывает сомнений тот факт, что основоположником воздушной стратегии был генерал Смэтс (1917 год). Под влиянием воздушных налетов немцев на Лондон в июне и июле 1917 года Смэтс, вдохновленный генералом Гендерсоном, в августе 1917 года написал исторический меморандум. Этим документом были заложены основы будущих королевских ВВС. В нем говорилось: «Насколько можно предвидеть в настоящее время, использование ВВС как самостоятельного вида вооруженных сил в будущих войнах не имеет пределов. И, возможно, недалек тот день, когда воздушные операции, влекущие за собой опустошение территорий противника и разрушение промышленных районов и населенных пунктов в широких масштабах, могут стать основными операциями войны, а такие устаревшие формы, как сухопутные и морские операции, могут стать второстепенными и подчиненными первым».

Королевские ВВС после первой мировой войны выделились в самостоятельный вид вооруженных сил, имея собственную своеобразную стратегию, и этим они обязаны своим руководителям того времени и проницательности государственных деятелей, подобных Смэтсу. Это была не привилегия, данная новому роду войск, личный состав которого понес большие потери в войне, а признание того, что позднее колоссальная воздушная мощь приобретет огромное влияние (и вторая мировая война подтвердила это). Воздушные силы как тактический придаток наших сухопутных сил были явно недостаточны. Мы понимаем, что в воздухе нам понадобится сила огромной ударной мощи, равная воздушной мощи других европейских стран, если не превосходящая ее. Стратегия, учитывающая самые различные изменения, обусловленные появлением воздушной мощи, могла быть разработана только в том случае, если бы этот вид вооруженных сил задумали и организовали с учетом стоявших перед ним огромных задач. К сожалению, и английское военное министерство и Адмиралтейство противились созданию нового вида вооруженных сил, и это было следствием скорее врожденного консерватизма, чем реальной оценки его возможностей. В сухопутных войсках и военно-морском флоте они по-прежнему видели единственную силу, способную решить исход войны. Как отмечалось ранее, обе стороны в этом споре преувеличивали свои претензии [254] 6 отношении эффективности или неэффективности стратегии ВВС. Вторая мировая война, которой было суждено научить нас столь многому, подтвердила правильность высказываний о необходимости использования ВВС для поддержки наземных и военно-морских сил, с одной стороны, и для проведения стратегических бомбардировок — с другой.

В то время как армия и флот самостоятельно определили свою стратегию применительно к своим особенностям и отнюдь не в рамках национальной стратегии, военно-воздушные силы не смогли сделать этого, потому что возможности ВВС все еще не определены и находятся в стадии изучения. Дать такому молодому, но уже такому мощному виду вооруженных сил стратегию, рассчитанную на общенациональные и даже международные нужды, — серьезное испытание Мудрости политического руководства Уайтхолла или Вашингтона.

Если рассмотреть последствия войны в воздухе, окажется, что воздушные силы по сравнению с двумя другими более старыми видами вооруженных сил имеют другие функции и воздействуют на иные факторы, которые в свою очередь влияют на роль сухопутных и военно-морских сил. Вследствие этого старое понятие о цели войны, заключающееся в том, чтобы сломить волю противника к победе путем дезорганизации его вооруженных сил в бою, требует коренного пересмотра. Его необходимо заменить новым понятием, основанным на осознании действительной природы воздушной войны.

Впервые военно-воздушные силы были применены в операциях, проводимых морскими и сухопутными силами; их задача состояла в поддержке этих сил, а также в предотвращении или упреждении операций сухопутных сил противника. Такая характерная черта военно-воздушных сил как гибкость, которая достигается высокой скоростью, дальностью действия, а также относительной независимостью этих сил от естественных препятствий, имеет особо важное значение при оказании поддержки сухопутным и военно-морским силам. С ростом воздушных сил и их операции по поддержке морских и сухопутных сил превратились из основных во вспомогательные.

Однако новое место воздушной стратегии подвергалось сомнению и оспаривалось. Вплоть до второй мировой войны очень немногие почтенные военные стратеги [255] признавали, что воздушные силы могут выполнять какую-либо функцию, кроме оказания поддержки сухопутным и военно-морским силам. Они доказывали, что разгром сухопутных войск и военно-морского флота противника является предпосылкой победы, и воздушная стратегия, предусматривающая обход военно-воздушными силами сухопутных войск и военно-морского флота противника по воздуху и нанесение удара непосредственно по его тылу, была дискредитирована.

Во время первой мировой войны Адмиралтейство пополнило наши военно-морские силы авианосцами, но это было сделано для того, чтобы иметь самолеты для поддержки самих военно-морских сил, но не для использования их в целях выполнения самостоятельных задач. Мы уже видели, какая полемика разгорелась вокруг вопроса о достоинствах линкоров и авиации как основных компонентах морской мощи и вокруг вопроса о береговой артиллерии и авиации как основных компонентах береговой обороны. Лишь после окончания второй мировой войны руководителям двух более опытных видов вооруженных сил стало ясно, что воздушная стратегия может быть отличной от стратегий армии и флота. Только тогда была признана самостоятельная роль военно-воздушных сил, то есть их способность наносить удары по военным и невоенным объектам всех видов с больших расстояний и во всех направлениях от авиационных баз.

В Англии эта полемика и ведомственные предрассудки привели к тому, что на военно-воздушные силы была возложена ответственность за обеспечение поддержки сухопутных войск, но тем не менее этот вид поддержки все еще остается на положении Золушки. Мы видели, что спор по поводу сфер действия военно-морского флота и военно-воздушных сил в военно-морских кругах привел к крайне искусственному и неэкономичному разделению обязанностей между Адмиралтейством и министерством авиации: в ведении первого оказалась вся авианосная авиация, а в ведении второго — вся боевая авиация берегового базирования.

В случае тотальной войны воздушные силы союзных держав, служащие средством сдерживания в мирное время, окажутся идеальным оружием ведения такой [256] войны, потому что чем эффективнее они как средство сдерживания, тем лучше они смогут выполнять свои боевые задачи. Трудной, крайне важной проблемой, которая должна быть изучена в мирное время, является проблема выбора групповых и одиночных объектов, против которых должны быть направлены стратегические бомбардировщики и баллистические ракеты.

Существует две крупные категории систем объектов, которые необходимо поразить в начальных и решающих фазах тотальной войны. Этими объектами являются, во-первых, объекты, обеспечивающие победу, разрушение которых ведет прямо или косвенно к поражению противника, и, во-вторых, объекты, обеспечивающие безопасность, разрушение которых ослабит натиск противника и таким образом облегчит нанесение ударов нашими силами по его объектам первой категории. Установление соответствия между нанесением по противнику ударов, которых он не в состоянии выдержать, и обеспечением безопасности наших баз, с которых наносятся эти удары, является одним из наиболее трудных стратегических решений: это есть соответствие между тем, что мы хотели бы делать, и тем, что мы должны делать.

Чтобы принять решение, касающееся выбора систем объектов, необходимо всесторонне изучить эти объекты. Например, рассматривая объекты на территории России, необходимо знать все подробности о системе расположения промышленных предприятий, рассредоточенных по всей ее территории, благодаря чему там нет или почти нет жизненно важных систем объектов; подробности о редкой и чрезвычайно уязвимой сети железных дорог, особенно в таких узловых пунктах, как Москва, Киев. Смоленск и Харьков; иметь сведения о способности русских к маскировке и использованию подручных средств; знать подробности об особенностях политической власти, которая в мирное время сконцентрирована в Москве, и о децентрализации управления страной по отдельным краям и областям; подробности о числе баз стратегических бомбардировщиков, количестве бомбардировщиков; иметь подробные сведения об авиационной промышленности и об организации и мощи русской системы противовоздушной обороны.

После начальных фаз войны, а возможно даже одновременно с ними стратегическая авиация может быть [257] использована для поддержки военно-морских или сухопутных сил во время проведения ими военных операций или перед ними, что будет осуществляться либо путем нанесения прямых ударов по сухопутным и военно-морским силам противника, либо путем изоляции их от помощи извне. Воздушная стратегия должна быть достаточно гибкой, чтобы в зависимости от обстановки можно было или атаковать обе категории объектов (объекты, обеспечивающие победу, и объекты, обеспечивающие безопасность) или поддерживать сухопутные и военно-морские силы.

При сравнении стратегий Соединенного Королевства и России выясняется, какое важное значение имеют географические факторы. В Англии наблюдается большая концентрация жизненно важных объектов, разрушение которых даже в ограниченном количестве было бы смертельным для страны. В то же время Соединенное Королевство, являясь довольно компактным, имеет возможность прибегнуть к высокоэффективной обороне с помощью истребителей и управляемых снарядов. В противоположность этому промышленные предприятия России, расположенные к западу и востоку от Уральского хребта, разбросаны широко. В России не наблюдается такой высокой концентрации жизненно важных объектов, как в Англии, поэтому любая противовоздушная оборона с помощью истребителей и управляемых снарядов представляет для России гораздо более сложную проблему.

Роль авиации в холодной и локальной войнах, где основные наступательные средства массового поражения обычно не применяются, в основном сводится к достижению превосходства в воздухе на театре военных действий и в прилегающих к нему районах в интересах сухопутных сил, к обеспечению воздушных перебросок, оказанию поддержки армии и к нападению на коммуникации и базы, обслуживающие войска противника. Современные военно-воздушные силы не только сохранили, но и значительно развили свою способность выполнять две первые задачи, но, к сожалению, в настоящее время боевые самолеты стали менее пригодными для оказания поддержки. Такова цена прогресса в авиации, но дальнейшее развитие военной техники уже нашло другие средства поддержки, такие, например, как тактическое атомное оружие и управляемые снаряды. [258]

Новые виды оружия в громадной степени увеличат важность основных задач авиации: с одной стороны, оружие массового поражения, бомбардировщики дальнего действия и баллистические ракеты усилят роль сдерживающей и разрушительной мощи наступления, с другой стороны, оборонительные управляемые снаряды поднимут на еще большую высоту защитную мощь обороны.

С тактической точки зрения, бомбардировочной авиации будут необходимы самолеты, обладающие максимальной скоростью, максимальной дальностью действия и максимальным потолком. Эти повышенные летные данные означают, что самолеты будут характеризоваться большей мощностью и сложностью их оборудования. Их стоимость, следовательно, неизбежно возрастет. И действительно, стоимость очередной серии наших бомбардировщиков уже настолько высока, что мы можем позволить себе иметь в строю лишь строго ограниченное число этих самолетов. Таким образом, поскольку дело касается технических изменений, в будущем нашу бомбардировочную авиацию должны составлять самолеты с высокими летными данными, правда в меньшем количестве по сравнению с прошлым, когда применялось обычное оружие. К счастью, громадный рост ударной мощи авиации позволяет выполнять те или иные задачи с помощью значительно меньшего количества самолетов. Например, разрушения, причиненные взрывом одной примитивной атомной бомбы в Хиросиме, равны разрушениям, причиненным при налетах на Гамбург тысячами бомбардировщиков с обычными бомбами. Кроме того, меньшее число самолетов будет компенсироваться более точным бомбометанием, что, вероятно, будет достигаться путем применения управляемых бомб. Необходимость повышения летно-технических характеристик привела к разработке новых видов наступательного оружия, образцы которого в период прошлой войны — «Фау-1» и «Фау-2» — были весьма примитивными. Будущие беспилотные бомбардировщики и баллистические ракеты станут важным дополнением к нашим бомбардировщикам и в свою очередь вызовут необходимость дальнейших радикальных изменений в структуре ударной авиации.

Независимо от того, будет ли наша бомбардировочная авиация оснащена пилотируемыми самолетами или беспилотными средствами, все равно понадобятся довольно [259] значительные высокоэффективные силы разведывательной авиации и авиации наведения, причем они скорее будут нужны при использовании беспилотных средств, чем пилотируемых самолетов. Опыт прошлой войны иллюстрирует это — ведь уже тогда в составе английского бомбардировочного командования на каждые десять боевых бомбардировщиков приходился один разведывательный самолет или самолет наведения. Теперь же в связи с появлением ядерного оружия, обладающего колоссальной разрушительной силой, данное соотношение должно быть один к одному. Следует, однако, иметь в виду, что мы могли бы прибегнуть к ограниченному использованию разведывательной авиации лишь при осуществлении налетов на крупные и хорошо известные объекты. Подразделения радиолокационной разведки и радиопомех, созданные при бомбардировочном командовании в период второй мировой войны с целью оказания содействия нашим бомбардировщикам в борьбе со средствами ПВО противника, приобретают первостепенное значение в связи с новыми техническими достижениями. Эти подразделения должны оказывать помощь нашим пилотируемым бомбардировщикам и, что еще важнее, нейтрализовать действия противника по перехвату наших беспилотных бомбардировщиков и управляемых снарядов дальнего действия класса «земля — земля».

С появлением новых боевых средств наша истребительная авиация также претерпит радикальные изменения. Мы уже видели, что старая система постепенного выведения из строя бомбардировочной авиации противника путем нанесения ему, скажем, 5–10 процентов потерь является непригодной в случае применения противником атомного или водородного оружия. Если мы хотим уцелеть в будущей войне, необходимо, чтобы процент потерь противника в бомбардировщиках приближался к полному уничтожению. К счастью, развитие зенитных управляемых снарядов дает в этом отношении известную перспективу. Для борьбы с современными бомбардировщиками, обладающими высокими летно-техническими характеристиками, потребуются сверхзвуковые истребители (пилотируемые или беспилотные) и управляемые снаряды; производство и применение их обойдется дорого, в число их будет ограниченным. Поэтому названные оборонительные средства должны обладать большой точностью [260] и мощностью огня. В современных условиях ни один пулемет или пушка не являются достаточно эффективными по дальности стрельбы, меткости и поражающим возможностям. В связи с этим для вооружения истребителей понадобятся управляемые снаряды класса «воздух — воздух». Однако следует помнить, что управляемые снаряды класса «воздух — воздух», вероятно, в течение ближайших нескольких лет будут характеризоваться ограниченными возможностями применения на больших и малых высотах, поэтому следует сделать все возможное для устранения этих недостатков.

Управляемые снаряды класса «земля — воздух» как наиболее совершенная замена средней и тяжелой, если нелегкой, зенитной артиллерии существенно повлияют на нашу современную. истребительную авиацию, вызвав появление множества новых тактических концепций. Новые виды оружия, обладая высокой поражающей способностью, будут иметь и свои недостатки; один из основных недостатков — высокая стоимость многочисленных центров, необходимых для их хранения. Чем меньше дальность полета управляемых снарядов, тем больше требуется центров с достаточным количеством снарядов, обеспечивающим отражение самого крупного воздушного налета на объекты в пределах дальности их полета. И чем больше дальность полета управляемых снарядов, тем меньше потребуется центров для их хранения; с возрастанием высоты полета снаряды и их аппаратура управления усложняются и делаются дороже. Однако более выгодное по сравнению с другими великими державами географическое положение и размеры Соединенного Королевства, вероятно, благоприятствуют организации здесь обороны с помощью снарядов класса «земля — воздух».

С появлением новых видов оружия возникает новая проблема в области обороны, внушающая величайшее беспокойство. По мере увеличения дальности и точности действия баллистической ракеты, а также ее поражающих возможностей трудность решения этой проблемы будет возрастать, потому что как бы ни была сложна оборона от современных скоростных бомбардировщиков, оборона от баллистических ракет во много раз сложнее. В ближайшие годы самым эффективным методом противоракетной обороны будут, вероятно, налеты на системы [261] объектов противника, которые обеспечивают их производство и запуск. Тем не менее противоракетная оборона является крайне сложной проблемой, за разрешение которой наши ученые должны взяться со всей серьезностью. Для целей ПВО необходимы также эффективные средства создания радиопомех, которые могли бы помешать противнику нарушить действия наших сил обороны и лишить его возможности использовать наши даже самые малосущественные средства обеспечения самолетовождения или бомбометания.

Современный истребитель и новый зенитный управляемый снаряд обусловят большие изменения в организации наших войск ПВО. Например, в Соединенном Королевстве со всей тщательностью -должен быть продуман вопрос о том, будет ли ПВО состоять из двух отдельных компонентов — службы самолетов-истребителей и службы управляемых снарядов класса «земля — воздух», причем обе службы окажутся в непосредственном подчинении командующего ПВО, или же каждый сектор должен иметь комплекс этих средств ПВО. В любом случае сочетание нового вида оружия — управляемого снаряда с более старым — истребителем и увеличение скорости выхода на цель при налете заставят нас изменить систему управления и оповещения (организация которой вообще является трудным делом) с целью наладить взаимодействие тех элементов ПВО, которые должны обеспечивать управление боевыми средствами и осуществлять контроль за ними.

Стратегия обороны с помощью управляемых снарядов, очевидно, будет менее сложной по сравнению со стратегией обороны с помощью истребителей. В будущей войне решающую роль сыграют дальность действия снаряда, высота его полета и система дальнего обнаружения. По-видимому, наиболее сложной проблемой, касающейся стратегии обороны с помощью управляемых снарядов, является технический прогресс; трудность состоит в определении таких характеристик боевых средств, которые позволят превзойти наступательные боевые средства противника, причем все это должно производиться без особых дополнительных затрат. В настоящее время считают, что чем больше дальность действия, тем выше минимальная эффективная высота, ниже которой потребуются зенитные орудия или какой-либо другой вид оружия. [262]

Конкретные проблемы стратегии состоят в принятии решения, где расположить центры управляемых снарядов и какой должна быть величина запасов. Центры управляемых снарядов с соответствующим запасом, сделанным в мирное время, будут, конечно, обходиться дорого, и они не будут мобильными, так что в течение некоторого времени в наших системах обороны управляемые снаряды, по всей вероятности, будут сочетаться с истребительной авиацией, а это потребует искусного и твердого тактического руководства.

Стратегия боевого использования баллистических ракет обещает быть даже еще более простой, чем стратегия боевого использования оборонительных управляемых снарядов. При условии надлежащей осведомленности об объекте, без помощи специальной разведки, стратегия будет определяться дальностью полета ракеты и точностью ее наведения, в конечном счете она сведется к выбору местоположения площадок для запуска ракет и определению величины запасов этих ракет. Очевидно, важную роль будут играть корабли-ракетоносцы, по крайней мере до тех пор, пока не появятся ракеты требуемой дальности действия. Когда удастся разработать средства ПВО для успешной борьбы с баллистическими ракетами, дополнительными факторами стратегии станут выбор направления, в котором будет нанесен удар, и района запуска ракет с минимального удаления от объекта. Как и в отношении оборонительных управляемых снарядов, самой сложной проблемой стратегии боевого использования баллистических ракет является улучшение характеристик этого вида оружия. Было бы слишком поздно, если бы о наличии у противника превосходящих боевых средств нам стало известно — лишь с началом военных действий.

По-видимому, с появлением новых видов оружия выполнение военно-воздушными силами вспомогательных задач во многих отношениях осложнится. Боевые средства, которые являются наиболее подходящими для выполнения основной задачи тотальной войны, становятся все менее подходящими для холодной и локальной войн: в этих видах войн подлинная мощь современной авиации не может быть применена. С появлением новых видов оружия оказание воздушной поддержки флоту и армии становится все более сложным делом: атомные бомбардировщики, баллистические ракеты и истребители с более [263] высокими характеристиками, несомненно, не являются такими же подходящими средствами оказания воздушной поддержки; какими были прежние виды авиационного оружия. В случае применения атомных бомб в тактических целях мощь авиационной поддержки значительно увеличится. Больше того, современные виды оружия будут играть решающую роль при завоевании превосходства в воздухе, которое окажется решающим фактором локальной войны, особенно при оказании воздушной поддержки. Вспомогательной задачей военно-воздушных сил, значение которых все возрастает, разумеется, являются воздушные перевозки.

Важно, чтобы второстепенные задачи военно-воздушных сил были пересмотрены в свете современных условий с целью определить, какие из них (если таковые найдутся) можно возложить на два других вида вооруженных сил. Необходимо очень внимательно рассмотреть вопрос о том, в каких масштабах военно-воздушные силы должны выполнять вспомогательные задачи с помощью собственных сил и средств, и в каких масштабах это должны делать армия и флот с помощью своих средств. В современных условиях было бы неэкономично для флота обеспечивать авиационную поддержку с помощью собственных самолетов берегового базирования, а для армии — обеспечивать авиационную поддержку собственными силами, но это существенно важные потребности обоих названных видов вооруженных сил, и поэтому они каким-то образом должны быть удовлетворены. В предыдущей главе уже упоминалось о новых взаимоотношениях между флотом и военно-воздушными силами.

Найти правильное соотношение между отдельными компонентами наших военно-воздушных сил в современных условиях важнее и труднее, чем когда-либо ранее, по той причине, что всякий грубый просчет, если он обнаружится уже в ходе войны, вызовет теперь более серьезные последствия, чем прежде, вследствие высоких темпов развития современной науки и удивительно быстрого технического прогресса, а также вследствие международной напряженности и больших затрат, связанных с перевооружением. В настоящее время особенно важно определить соотношение между бомбардировщиками и баллистическими ракетами в составе главных ударных сил, между истребителями и управляемыми снарядами [264] в системе противовоздушной обороны и, наконец, между этими различными видами оружия при выполнении вспомогательных задач. Разрешение этих проблем в соответствии с нуждами стратегии того или иного государства не будет одинаковым у каждой великой державы. В частности, перед Британским Содружеством наций в целом стоит своя и вполне определенная проблема — примирить нужды заокеанских членов Содружества с нуждами Соединенного Королевства и его обязательствами в Западной Европе.

Еще слишком рано определять степень важности бомбардировщика и баллистической ракеты, так как многое будет зависеть от технического прогресса. По всей вероятности, в системе противовоздушной обороны в будущем оборонительные управляемые снаряды класса «земля — воздух» будут играть главную роль на ближних подступах к жизненно важным центрам, а истребитель, дополненный управляемым снарядом дальнего действия, — на дальних. Больше того, новые виды оружия, возможно, позволят упростить и таким образом удешевить нашу истребительную авиацию, так что мы сможем иметь больше самолетов, а для действий на максимальных высотах использовать управляемые снаряды класса «земля — воздух». Что касается наших основных заморских баз с их ограниченными территориями, то управляемые снаряды класса «земля — воздух» могли бы сыграть решающую роль в противовоздушной обороне этих объектов и таким образом сократить объем задач, возлагаемых на истребители.

Современные условия также требуют пересмотра вопроса о стратегическом развертывании королевских ВВС. Ограниченное число дорогостоящих и сложных по устройству бомбардировщиков, истребителей и управляемых снарядов, потребность в высококвалифицированном обслуживании самолетов, а также высокая мобильность военно-воздушных сил в настоящее время могут привести к новой системе развертывания ВВС, согласно которой все части, вооруженные современными высокоэффективными средствами борьбы, будут базироваться в Соединенном Королевстве и по мере надобности перебрасываться на заморские территории. Эта система ближе других к системе, принятой флотом, и в большей степени, чем остальные, отвечает требованиям гибкости стратегии. [265]

Организация штабов командующих воздушными соединениями должна соответствовать задачам, которые они выполняют. Эти штабы должны поддерживать тесный контакт с авиационными командованиями метрополии — истребительным, бомбардировочным, береговым и транспортным, чтобы следить за подготовкой и боевой деятельностью любой авиационной части, которая может быть переведена для обучения или для ведения боевых действий на их театр. Их организация и системы связи должны также обеспечивать управление воздушными силами союзников, размещенными на их театре.

Тактика обычной авиации явилась результатом действия целого ряда факторов, таких, как оптимальные размеры и бомбовая нагрузка наших бомбардировщиков с обычным вооружением; летные данные наших бомбардировщиков; их уязвимость и способность обороняться в случае атаки истребителей и при обстреле с земли; уровень эффективности наших прежних навигационных, бомбардировочных и разведывательных средств. Сочетание именно этих факторов определяло необходимость применения в наступательных операциях значительного числа бомбардировщиков, совершавших массированные налеты в дневное время и налеты волнами — ночью, а для обороны — значительного числа истребителей, прикрывавших бомбардировщики во время дневных налетов. Дальнейшее техническое развитие бомбардировщиков, истребителей, разведывательных самолетов и самолетов поддержки наряду с повышением точности наведения управляемых снарядов, применяемых как в наступательных, так и в оборонительных целях, и внедрением управляемых бомб, вероятно, позволит сократить количество самолетов, необходимых для наступательных и оборонительных действий. Это сокращение окажется возможным особенно потому, что один или два бомбардировщика, вооруженные ядерным оружием, смогут уничтожить важную цель. Истребитель, имеющий на вооружении управляемые снаряды класса «воздух — воздух», будет также значительно более смертоносным, чем наши обычные истребители. Вполне возможно, что тактическое превосходство в воздухе в будущей войне удастся завоевать через одну — две недели после ее начала с помощью атомного нападения на аэродромы, а не через много месяцев, как это было в прошлой войне. [266]

Применительно к этим новым условиям и следует разработать крайне необходимую новую тактику военно-воздушных сил.

Как уже указывалось, новые виды оружия создают новые проблемы обучения летного состава. Пилотируемые бомбардировщики и истребители с требуемыми характеристиками будут такими дорогостоящими, такими сложными и такими малочисленными, что управлять ими смогут только специалисты самого высокого класса. Вполне возможно, что будущему бомбардировщику с высокими летными данными, имеющему на вооружении водородную бомбу — важную часть национального арсенала, потребуется командир экипажа, если не весь экипаж, со значительно большим опытом и чувством ответственности по сравнению с личным составом, которому мы в настоящее время вверяем технику королевских ВВС. Именно высокая стоимость и малочисленность самолетов в будущем потребуют пересмотра уровня подготовки нашего теперешнего летного состава. Придется прибегнуть к новым методам обучения стрельбе управляемыми снарядами. Уже сейчас некоторые снаряды после испытаний возвращаются на землю невредимыми на специальных парашютах, и, несомненно, развитие фотопулемета, электронной аппаратуры и других комплексных приспособлений для обучения поможет в какой-то степени уменьшить расход снарядов в мирное время, но какой-то минимум снарядов класса «воздух — воздух» и класса «земля — воздух» всегда будет необходим для практических занятий. Например, Англия для этих целей может найти учебные полигоны на своей территории или вокруг нее для всех трех видов вооруженных сил, но возможно, что военно-воздушным силам потребуются более обширные полигоны — такого масштаба, как ракетные полигоны в Австралии. Это повлечет за собой организацию длительных поездок, которые в свою очередь потребуют разрешения других проблем.

III

Стратегическая авиация подвержена действию шести факторов, которые могут иллюстрировать ее отход от так называемых традиционных принципов ведения войны. [267]

Военно-воздушные силы оказали на эти принципы такое воздействие, что пересмотр их в настоящее время является не просто борьбой с устаревшими догмами, а необходимостью. Ниже мы приводим эти факторы. В некоторых случаях может показаться, что они в какой-то степени напоминают традиционные принципы ведения войны, но внимательное рассмотрение поможет раскрыть их иное содержание.

Безопасность базы. С возникновением угрозы применения ядерного оружия обеспечение безопасности базы составляет совершенно иную проблему по сравнению с периодом второй мировой войны. Вот пример значения безопасности из прошлой войны. В 1940 году Германия имела свыше тысячи истребителей и около двух тысяч бомбардировщиков, но в 1944 году в результате налетов нашей бомбардировочной авиации это соотношение резко изменилось. В этот период на вооружении ВВС Германии было свыше двух тысяч истребителей и только около; двухсот бомбардировщиков. В настоящее время мы должны обеспечивать безопасность наших баз с помощью мощной ударной авиации, находящейся в полной боевой готовности, а также с помощью истребителей и управляемых снарядов, смело прибегая при этом к сосредоточению и рассредоточению названных сил. Первым принципом воздушной войны обычно считалось завоевание господства в воздухе путем постепенного истощения противника, но сейчас это не просто предпосылка к победе, а ключ к нашему спасению. Формы решающих сражений периода второй мировой войны сейчас устарели, и мы должны завоевать господство в воздухе над территорией противника и над нашей собственной территорией с помощью истребителей, управляемых снарядов, баллистических ракет и бомбардировочной авиации, добиваясь тесного взаимодействия всех этих средств.

Выбор объекта (цели). Этот фактор тесно связан со стратегической разведкой и осведомленностью о структуре резервов и военного потенциала противника. Вторая мировая война дала немало примеров расхождений во взглядах различных политических, гражданских и военных властей на вопросы выбора систем объектов и отдельных объектов для налетов. Возникали расхождения во взглядах на то, совершать ли налеты на ключевые объекты, которые представляли собой важнейший элемент [268] экономики противника и требовали прицельного бомбометания, или прибегнуть к бомбардировке по площади, с целью разрушения городов. Взгляды на вопрос о преимуществах бомбардировок по площади с целью разрушения крупных городов и прицельного бомбометания по узловым объектам транспортной системы противника расходились особенно резко. В период второй мировой войны, как правило, во время налета соединения бомбардировщиков средней численности можно было сильно разрушить: а) один большой завод и вывести его из строя на 3–4 месяца; б) один крупный железнодорожный узел, который можно было восстановить через несколько недель, если налет производился только на этот узел, но если в то же время удар наносился по другим, связанным с ним узлам, действие налета было более эффективным; в) жилой квартал промышленного города — действие налета было кратковременным, но значительным; г) одну авиабазу — действие налета было кратковременным, но он оправдывался тактическими соображениями. Военно-воздушные силы во время второй мировой войны не могли нанести быстрый и решающий удар по таким крупным странам с высокоразвитой промышленностью, как Германия или Соединенное Королевство, в которых многие города выдержали самые сильные налеты. Города с удивительной быстротой оправлялись после серий сильных налетов, и их производственную мощь в основном можно было восстановить. Анализ эффективности действия бомбардировочного командования во время второй мировой войны показывает, что из-за низкого уровня штурманских расчетов почти 50 процентов бомб, сброшенных на юго-западную Германию в период с мая 1940 по май 1941 года, падало далеко от объектов налетов, а из сотни налетов на Рур в сентябре 1941 года только одна бомба из десяти падала в пределах пяти миль от объекта. Когда Англия вступила во вторую мировую войну, самая крупная английская авиабомба весила всего 500 фунтов, то есть была не тяжелее бомб, применявшихся во время первой мировой войны. Стратегические нужды, однако, потребовали позднее наладить производство 10-тонных бомб. Развитие ядерного оружия резко изменило характер воздушного нападения. Сейчас ясно, что небольшое число бомбардировщиков может обладать достаточной мощью, чтобы значительно [269] подорвать военный потенциал противника и даже уничтожить его средства к жизни.

Конечно, мы должны обладать способностью находить цели и эффективно поражать их: этот фактор тесно связан с развитием навигационных средств, средств, обеспечивающих точное бомбометание, а также с развитием баллистических ракет и управляемых бомб. В настоящее время достигнут значительный прогресс в отношении усовершенствования методов и средств, применявшихся во время второй мировой войны.

Эффективная дальность действия. Этот фактор является наиболее важным, вместе с другими он иллюстрирует свою связь со стратегиями остальных видов вооруженных сил. Во время второй мировой войны военно-воздушные силы, чтобы полностью выявить свою мощь, были вынуждены ждать, пока армия и флот обеспечат необходимые базы и уменьшат глубину обороны противника. Восточная Германия была недосягаема для эффективного воздействия до тех пор, пока не удалось захватить южную часть Италии. Пришлось осуществить крупные десантные операции, прежде чем удалось добраться до Японии. Это обстоятельство все еще заслуживает внимания в случае холодной и локальной войн, хотя сегодня бомбардировщики могут достичь любой части земного шара без предварительных сухопутных или морских операций. Современные военно-воздушные силы могут перебросить оружие массового поражения на тысячи миль с целью уничтожения городов или опустошения целой страны в полном смысле этого слова.

Фактор времени. Воюющие страны во второй мировой войне устояли перед ударами с воздуха, потому что они наносились постепенно. Прошло более четырех лет, прежде чем мы развернули наши бомбардировочные силы для наступления; сейчас же мы должны быть готовы уже в самом начале войны нанести по противнику смертельные удары. С возникновением угрозы применения атомной бомбы на первое место вновь выдвинулось наступление, и безопасность Запада стала зависеть от фактора сдерживания. Как уже подчеркивалось, потенциальный противник обладает инициативой, и наши планы должны быть чувствительными ко всем переменам в области политики, военного дела и науки. Эта гибкость при планировании и проведении операций необходима [270] для того, чтобы противостоять любым неожиданным действиям противника. Соединенные Штаты не скрывают своей мощи и готовности своих сил, и чрезвычайно важно, чтобы потенциальный противник оценил степень этой готовности. Однако трудно решить вопрос о том, как долго такие силы могут находиться в постоянной готовности, что само по себе является в какой-то степени новым и трудным делом для стран Запада. Ясно, что необходимы серьезные изменения в уровне боевой готовности наших военно-воздушных сил, потому что в тотальном конфликте нужно будет уничтожить авиацию противника, а не обескровить ее, и исход войны решат скорее части и соединения на поле боя, а также запасы предметов снабжения и боевой техники, созданные в мирное время, чем производство, развернутое в военное время, как это имело место во второй мировой войне. Следует помнить, что Германия для ведения второй мировой войны создала большие запасы всего необходимого и приняла стратегию блицкрига. Такая политика в тот период была единственно возможной для агрессивного государства; в результате ее проведения Франция и Польша пали через несколько недель. Так как в будущем война может быть выиграна в первом «раунде», мы не можем игнорировать этого урока. Больше того, атомные бомбы типа сброшенных в Нагасаки сейчас быстро превращаются в тактическое оружие. Если первые атомные бомбы причинили разрушения главным образом ударной волной и световым излучением, вызывающим пожары, то сейчас возникли другие формы воздействия водородных бомб, которые могут превзойти эффективность названных факторов. Бомба мощностью в 5 мегатонн уничтожит все в районе площадью до 700 квадратных километров, поразив его смертельной дозой радиации. Кроме того, радиоактивное выпадение будет смертельным для обеих сторон, в городе или деревне, кто бы ни применил это оружие.

Стратегические бомбардировщики являются сейчас излюбленным орудием союзной стратегии, и ясно, что нашей первой задачей должно быть уничтожение или нейтрализация стратегических бомбардировщиков и стартовых площадок для запуска управляемых снарядов России, Китая и их союзников. Осуществление действительного плана, однако, будет зависеть от разведки, силы [271] фронтовых соединений противника, его резервов, запасов ядерного оружия, числа запасных баз и оборонительных сооружений.

Возможность применения авиации зависит от степени превосходства в воздухе, а последнее имеет две стороны, как и господство на море, которое предполагает наличие сил, способных помешать противнику использовать море в наступательных целях, и сил, способных не дать противнику возможности помешать нам использовать море в целях обороны. Отличие заключается в том, что до появления авиации оборонительное и наступательное господство на море достигалось для всех целей одними и теми же средствами — путем разгрома или устрашения противника — и являлось неразрывным целым. Оборонительное же превосходство в воздухе с успехом может обеспечиваться без наступательного превосходства, так как средства их достижения различны.

При рассмотрении вопроса о стратегических бомбардировках крайне важно понять тот факт, что, имея в своем арсенале баллистические ракеты, можно добиться превосходства в воздухе, не применив ни одного самолета. Если предположить, что пассивные контрмеры целиком зависят от применения оборонительных управляемых снарядов и другого наземного оружия, то станет ясно, как можно добиться оборонительного превосходства в воздухе без применения военно-воздушных сил.

На практике, конечно, ни одна воюющая сторона не стала бы сознательно пренебрегать никакими экономичными средствами, обеспечивающими превосходство в воздухе, которое ей крайне необходимо. Воюющая сторона, стратегически находящаяся в обороне, при возникновении военных действий, естественно, будет добиваться максимального оборонительного превосходства в воздухе, откладывая даже, если это необходимо, достижение наступательного превосходства в воздухе в полном смысле этого слова до более поздней стадии в зависимости от хода войны и своих возможностей перейти в стратегическое наступление.

Превосходство в воздухе, будь то оборонительное или наступательное, редко является абсолютным. Успех различных мер и контрмер может иметь самый различный характер. В частности, превосходство в воздухе может колебаться в отношении по месту и времени. Оно [272] может быть местным и временным, но может иметь и тенденцию охватить весь мир и приобрести постоянный характер. Короче говоря, высокой степени временного или местного превосходства в воздухе почти всегда можно достигнуть путем концентрации сил либо для обороны какого-нибудь одного объекта или системы объектов, либо для обеспечения определенной наступательной операции. Однако лишь когда воюющая сторона постепенно достигает общего превосходства над противником, временное и местное превосходство в воздухе превращается в более широкое и продолжительное и в конце концов обеспечивает неуязвимость своих объектов и возможность почти беспрепятственно действовать против объектов противника. Примером этого может служить превосходство в воздухе, которого удалось достигнуть союзникам над Соединенным Королевством и над побережьем Нормандии во время вторжения во Францию в 1944 году.

Несмотря на изложенное выше, важно понять, что создание скоростных и высотных самолетов, ядерного оружия, электронной и счетно-решающей аппаратуры, управляемых снарядов, управляемых бомб и баллистических ракет оказывает сильное влияние на значение различных сторон оборонительного и наступательного превосходства в воздухе. Очень важно решить споротом, кто имеет превосходство — наступающий, который применяет один или по крайней мере небольшое число бомбардировщиков с высокими летно-техническими данными, причем вооружение каждого из них позволяет уничтожить целый город, или обороняющийся, применяющий оборонительные управляемые снаряды наряду с небольшим числом истребителей, вооруженных смертоносными управляемыми снарядами. Способ решения этой проблемы значительно отличается от старых методов установления превосходства над мощной бомбардировочной авиацией путем ее истощения с помощью многочисленной истребительной авиации. Этот способ также значительно отличается от метода использования большого соединения бомбардировщиков с целью вывести из строя авиабазу, причем лишь на короткий период по сравнению с мощным и продолжительным действием одной ядерной бомбы. С появлением баллистических ракет с ядерными боевыми зарядами эта проблема становится [273] еще более решающей и представляется еще более трудноразрешимой. Все перечисленные проблемы заставляют нас сделать следующий вывод — техническое развитие в дальнейшем будет играть еще большую роль, чем до сих пор, хотя военное руководство по-прежнему будет иметь первостепенное значение, даже если бы оно касалось только области разведки.

Интересно отметить, что развитие воздушной стратегии дублировало ход развития военно-морской стратегии и что во многих отношениях воздушная стратегия взяла на себя задачи, которые издавна решали военно-морские силы. За время своей истории воздушная стратегия взяла на себя задачу проведения бомбардировок, задачу поддержки армии при подавлении непокорных государств путем демонстрации своей мощи или путем бомбежки. Военно-воздушные силы постепенно превратились в такой вид вооруженных сил, который отличается большой наступательной мощью и занимает такое же место, какое занимал флот в XIX веке как главное средство сдерживания агрессии. Старая доктрина «флота в готовности» («the fleet in being») — флот противника закупорен в своих гаванях, но все же необходимо иметь крупные силы, способные не дать этому флоту возможности ускользнуть и организовать блокаду или перейти к наступательным действиям где-нибудь в другом месте — нашла свою параллель и в воздушной стратегии. Военно-воздушные силы, находящиеся в состоянии полной боевой готовности и снабженные ядерным оружием, могут подобным же образом и даже в большей степени сковать военно-воздушные силы противника на неопределенное время, так как возможности такой мощи, находящейся в готовности, чрезвычайно велики, и их нельзя игнорировать.

Это сопоставление прошлых и настоящих нужд помогает раскрыть характер стратегических задач, стоящих перед нашими национальными и союзными военно-воздушными силами. Последние достижения науки революционизировали национальную стратегию главным образом потому, что они оказали сильное влияние на воздушную стратегию. Ни одна великая держава не может, во всяком случае в наши дни, проводить свою политику с помощью тотальной войны, потому что и победитель и побежденный были бы уничтожены в результате воздействия [274] ядерного оружия. Поэтому для нас лучшим средством выжить является создание в мирное время устрашающей силы в виде мощных запасов водородного и атомного оружия. Бомбардировочная авиация, флот и баллистические ракеты, постоянно готовые к боевому использованию, сознание того, что все агрессоры знают о их силе и о нашей решимости оказать сопротивление агрессии, а также противовоздушная оборона и оборонительная система метрополии, способные заставить любого потенциального противника усомниться в своей способности нанести эффективный внезапный удар, — таковы наши лучшие средства обороны.

Необходимо произвести коренной и объективный пересмотр концепции применения военно-воздушных сил на базе национальной стратегии, сформулированной в рамках союзной стратегии, что имеет жизненно важное значение. В условиях тотальной войны, например, нельзя рассматривать нашу бомбардировочную авиацию или ударные воздушные силы в отрыве от союзных сил. Неверно также представлять себе противовоздушную оборону Соединенного Королевства в случае общего советско-коммунистического наступления как что-то изолированное. Такая концепция не отвечает требованиям момента. Наша оборона может иметь смысл лишь в случае, если наряду с учетом географического положения союзников, величины их территорий и баз во всем мире она принимает во внимание все многообразие и изменчивость факторов расстояния и факторов времени, которые сделали бы одновременное нападение невозможным, а также все оборонительные и ударные силы союзников, предназначенные для принятия контрмер.

Таким образом, при существующих условиях для ведения тотальной войны одних английских средств сдерживания было бы недостаточно. В этой сфере особенно важно увязать нашу национальную совместную стратегию с союзной объединенной стратегией, основывающейся на мощи союзников. [275]

Глава XIV.
Оборона метрополии

Поскольку в будущей тотальной войне тыл страны будет охвачен боевыми действиями в такой же, если не в большей степени, как и вооруженные силы на море, на суше и в воздухе, обороне метрополии посвящается отдельная глава. Оборона метрополии — всеобъемлющий термин, который охватывает проблему обеспечения безопасности тыла с помощью войск и гражданского населения. Их действия в этой области никогда не имели такого значения, как в настоящее время.

Что касается континентальных государств, то на протяжении всей истории их обороняли сухопутные армии, занимавшие заранее подготовленную систему укреплений с целью предотвратить прорыв армий противника через границу, а если это не удастся, то предотвратить захват ключевых центров и районов, от которых зависит дальнейшее ведение боевых действий. Такая оборона страны по существу являлась исключительно функцией сухопутных войск. История Франции, Германии, России и других континентальных государств вплоть до второй мировой войны включительно имеет множество примеров применения такой стратегии. Оборона же островных государств зависела от военно-морских сил, способных обеспечить безопасность морских коммуникаций, и от сухопутных сил, в задачу которых входило не допустить высадки войск неприятеля. Гражданские лица в сколько-нибудь организованной форме для выполнения таких задач не использовались. Эта сторона стратегии богато иллюстрируется [276] многовековой историей Соединенного Королевства вплоть до второй мировой войны включительно.

По сравнению с континентальными странами Европы оборона Соединенного Королевства осуществлялась сравнительно легко, и эта легкость не позволяет многим правильно оценить влияние угрозы нападения или непосредственного нападения противника на страны европейского континента в прежние времена. Так, в то время как британский флот успешно обеспечивал безопасность Соединенного Королевства, армиям на континенте часто не удавалось обеспечить оборону своих государств. Сухопутные войска придерживались стратегии обороны своих стран в самом строгом смысле этого слова, поскольку наземными оборонительными сооружениями прикрывались те территории, которые обеспечивали возможность ведения войны. При идеальных условиях эти армии могли бы обеспечить безопасность своей страны даже в случае захвата противником некоторых ее районов, если только они не окажутся ключевыми, то есть такими, на территории которых располагается, например, столичный город, являющийся, как правило, средоточием сил и организатором сопротивления. Это вовсе не означает, что население континентальной державы, располагавшей боеспособной армией, не страдало от вторжения. Тогда вопрос для агрессора состоял не в том, в какой степени уязвимо население за линией фронта, а в том, насколько сильны противостоящие вооруженные силы, где бы они ни находились. Теперь важной проблемой для неагрессивного государства является эффективная оборона всей страны и ее ресурсов, равно как и населения, от непосредственного и, если его не отразить, опустошительного воздушного нападения.

Таким образом, с появлением авиации проблема обороны метрополии значительно осложнилась тем, что военно-морские или сухопутные силы были уже не в состоянии защитить континентальные или островные страны от прямого нападения противника. Этот новый фактор возник не внезапно, не революционным путем, а постепенно, по мере усиления мощи военно-воздушных сил. Первый налет на Англию был совершен накануне рождества 1914 года одиночным германским самолетом, который сбросил бомбу возле Дуврского замка, не причинив [277] ему никаких повреждений. За ним последовали воздушные налеты самолетов и дирижаблей на центральную часть Англии, Лондон и другие города. Но лишь однажды эти налеты вызвали — беспорядки, и для восстановления нормального положения понадобились войска. Постепенно налеты становились все более эффективными, и хотя жертвы и материальный ущерб во время первой мировой войны были невелики, общественность сильно встревожилась и производительность труда значительно снизилась.

По мере усиления воздушных налетов для отражения новой угрозы тылу привлекалось все большее число частей истребительной авиации и зенитной артиллерии, предназначавшихся до этого для использования в составе английских военно-морских и сухопутных сил. Общие мероприятия по обороне Соединенного Королевства, возложенные на Адмиралтейство, с сентября 1914 года вследствие германских воздушных налетов были переданы в ведение армии. В дополнение к этому в качестве составной части обороны метрополии была учреждена служба гражданской обороны.

Следует отметить, что косвенное влияние налетов, совершенных немцами на Лондон в июне и июле 1917 года, было несоразмерно причиненному при этом материальному ущербу и человеческим жертвам. В конечном счете налеты привели к организации комитета Смэтса, который преобразовал королевский воздушный корпус и королевскую службу военно-морской авиации в королевские военно-воздушные силы.

Затемнение было первым мероприятием, проведенным в Соединенном Королевстве в области обороны метрополии. Первоначально эти меры светомаскировки контролировались Адмиралтейством, военным министерством и министерством внутренних дел — каждым в своей сфере; каждое из них пыталось установить свои правила и порядки, но это вело к неразберихе, и контроль впоследствии сосредоточился в руках министерства внутренних дел. Так был получен первый урок в решении проблем обороны метрополии.

Вторым мероприятием, последовавшим непосредственно за первым, были местные воздушные тревоги. Руководство ими первоначально возложили на начальников полиции городов и графств, а позже — на главнокомандующего [278] войсками метрополии; войска же несли ответственность за объявление тревоги, уведомление о которой передавалось гражданскими телефонистами в отдельные пункты по указанию полиции. К этому времени выявилась вся сложность проблемы обороны метрополии, потому что объявления воздушной тревоги и ложные уведомления приводили к значительному замедлению работы. По мере того как воздушные налеты усиливались и немцы переходили к варварским налетам, возрастало требование общественности (в отдельных случаях оно принимало паническую форму) объявлять общую воздушную тревогу. Сначала для этой цели применялись фейерверки и сигнальные бомбы или сигнальные ракеты, вслед за чем на велосипедах или автомашинах выезжали полицейские. Они везли плакаты с надписью «Прячьтесь», свистели и звонили в колокола. За требованием об объявлении общей воздушной тревоги последовало требование о строительстве общественных убежищ, особенно в Ист-Энде, где население ютилось в ветхих жилищах. Основной урок первой мировой войны состоял в том, что воздушные налеты на мирное население вызвали резкое ухудшение морального состояния, что значительно превышало человеческие жертвы и материальный ущерб. Позже мы увидим, что ухудшение морального состояния может быть до некоторой степени уменьшено с помощью эффективной обороны метрополии.

Хотя вопрос о блокаде по тематике относится к главам, посвященным военной стратегии, все же целесообразно (это позволит рассмотреть вопросы обороны метрополии в перспективе) упомянуть здесь о серьезной угрозе, которую составили для нашей страны подводные лодки и мины во время первой мировой войны. Эта новая угроза нашему торговому судоходству поставила нас на грань гибели от голода.

К началу второй мировой войны воздушная угроза, нависшая над Соединенным Королевством, усилилась в значительной степени, и Англия развернула крупные силы обороны метрополии. К делу обороны метрополии [279] была привлечена большая часть истребительной авиации — фактически большая часть всей ее авиации, и для руководства этими силами было создано истребительное командование. В его состав входили регулярные и вспомогательные части. На первом этапе войны основное внимание уделялось увеличению численности и повышению боеспособности этих истребительных сил. Было также сформировано командование противовоздушной обороны — в основном из территориальных частей. Англия вступила во вторую мировую войну, располагая довольно мощной зенитной артиллерией; за время войны количество зенитных орудий сильно увеличилось. Она имела также значительное число аэростатов заграждения, подразделения которых были развернуты вокруг важных центров с целью не позволять противнику совершать налеты с малых высот.

С появлением этих сил, предназначенных для обороны метрополии, возникло множество новых проблем в области разработки основных установок и планов, а также в области командования. Истребительное командование и командование ПВО принадлежали к разным видам вооруженных сил, поэтому была учреждена должность командующего ПВО, на которую был назначен командующий истребительной авиацией, который, таким образом, занял два поста. Тем не менее всегда. было сложно согласовывать потребности трех видов вооруженных сил и в свою очередь военные потребности с соответствующими гражданскими министерствами, например, военные проблемы и проблемы размещения зенитной артиллерии и аэростатов заграждения с гражданской оценкой степени важности различных объектов и систем объектов страны; противоречащие друг другу военные и гражданские потребности в отношении оповещения, затемнения, рассредоточения, эвакуации, транспорта, каботажного судоходства и т. д. Разрешением этих вопросов занимались комитеты, причем для тех условий — довольно успешно. Важно, однако, помнить, что успех этой формы руководства определялся тем, что премьер-министром и министром обороны Англии был Черчилль — сильная личность того времени.

В Англии ко времени ее вступления во вторую мировую войну существовала также широко разветвленная служба гражданской обороны, составляющая часть обороны [280] метрополии. Еще в период мюнхенского кризиса правительство и народ оценили ту роль, которую предстояло сыграть гражданской обороне, и затратили на разрешение этой проблемы громадные усилия и средства. Во время войны эти усилия приняли форму гражданской обороны, имеющей громадное значение. Организация ее оказалась довольно сложной. В органы гражданской обороны было вовлечено большое число рядовых граждан. Численность граждан, полностью занятых в органах гражданской обороны, достигла наивысшего уровня в конце декабря. 1941 года, когда она составляла около полумиллиона человек, а численность граждан, занятых в этих органах не полное время, достигла максимального уровня в марте 1944 года, когда в органах гражданской обороны было занято более полутора миллионов человек. Без гражданской обороны Англия, конечно, не смогла бы продолжать войну.

В результате уроков первой мировой войны органы гражданской обороны в подготовительный период были объединены под руководством министерства внутренних дел, а с началом войны находились в подчинении министерства внутренней безопасности — нового министерства, создание которого было обусловлено громадной важностью гражданской обороны. Это министерство контролировало и согласовывало действия военных ведомств и заинтересованных гражданских органов, а руководство органами гражданской обороны различных районов осуществлялось через районных комиссаров, которым были предоставлены широкие полномочия, используемые ими в случае нарушения связи или в случае возникновения чрезвычайных обстоятельств.

Организация гражданской обороны была разработана на базе организации, которая существовала во время первой мировой войны; она охватывала все службы, необходимые для поддержания жизни в условиях воздушного нападения. Эти службы можно сгруппировать в три категории: предотвращение, уменьшение и восстановление потерь. Эти службы охватывали борьбу с пожарами, мероприятия, связанные с воздушной тревогой, деятельность уполномоченных ПВО, санитарные мероприятия, в том числе оказание первой помощи пострадавшим, спасательные работы, осуществление дегазации, госпитализации, захоронения и затемнения, оборудование бомбоубежищ, [281] эвакуацию, рассредоточение промышленности, снабжение мирного населения и военнослужащих противогазами и другим специальным снаряжением, устройство оставшихся без крова, ремонт жилищ, устройство и обеспечение питанием пострадавших, экстренные перевозки.

За период второй мировой войны противник сбросил на Соединенное Королевство около 65 000 тонн бомб, запустил примерно 6000 самолетов-снарядов «Фау-1» и 1000 ракет «Фау-2». Сражение на внутреннем фронте представляло собой самостоятельную кампанию, и иногда трудно было сказать, закончится ли оно победой или поражением.

Организации гражданской обороны, укомплектованные рядовыми гражданами, в течение долгих лет войны находились в состоянии полной боевой готовности, и именно силы обороны метрополии спасли Англию от разгрома.

С появлением авиации силы обороны метрополии, помимо бомбардировок, столкнулись еще с одной довольно серьезной военной проблемой. Впервые в современной истории страна оказалась под серьезной угрозой вторжения морских и воздушных сил. Немецкая авиация бросила серьезный вызов английским военно-морским силам, к тому же немцы располагали средствами для выброски значительного количества войск по всей стране. Чтобы отразить угрозу вторжения, назначили главнокомандующего войсками метрополии; были созданы военные и гражданские части и проведен целый ряд подготовительных мероприятий.

В конечном счете именно воздушные бомбардировки угрожали Соединенному Королевству. На протяжении нескольких лет войны его города и ключевые центры подвергались непрерывным ожесточенным воздушным налетам. Эти налеты осуществлялись в основном самолетами, но применялись также самолеты-снаряды «Фау-1» и ракеты «Фау-2». Битва за Англию не только покончила со всякой угрозой вторжения в нашу страну, но и явилась переломным воздушным сражением, которое привело задачи гражданской обороны в соответствие с наличными ресурсами и устранило все сомнения — они могли иметь место в английском народе — относительно необходимости продолжать борьбу в суровых условиях. После этой [282] битвы немецкая авиация стала терять свое превосходство, и в конце концов оно начало решительно переходить на сторону союзников{35}.

III

Оборона метрополии, этой цитадели Британской империи, всегда являлась сущностью всякой обороны, но мы видели, как оборона метрополии — одна из сторон национальной обороны — буквально выросла из двух мировых войн и приобрела настолько важное значение в тотальной войне, что на нее были потрачены громадные средства. В результате двух мировых войн перспективы войны и стратегии изменились, и если оставались сомнения на этот счет, то последние достижения науки и техники окончательно развеяли их. Развитие атомного, водородного, химического и биологического оружия в сочетании с баллистическими ракетами преобразовало военные проблемы — вместо обычных военных операций возникли два основных конфликта, происходящих одновременно, — сражение на внутреннем фронте, которое может оказаться скоротечным и роковым, и борьба между вооруженными силами вдали от внутреннего фронта; последняя, независимо от того, будет ли она длительной или скоротечной, в конечном счете оказывает решающее, хотя иногда и косвенное, влияние на внутренний фронт. В тотальной войне прямая угроза тылу стала величайшей проблемой в области обеспечения нашей безопасности и даже сохранения самой жизни. Оборона метрополии должна обеспечивать нормальный ход жизни страны, если основы гражданской жизни рухнут под ударами авиации.

Таким образом, ясно, что мероприятия, связанные с обороной метрополии, должны проводиться сегодня в самых широких масштабах, чтобы поддерживать волю [283] народа к борьбе и нашу способность продолжать боевые действия. Во время первой мировой войны угроза тылу Англии носила скорее моральный, чем материальный характер, во второй же мировой войне ущерб, причиненный нашей стране, сильно возрос, но не настолько, чтобы оказаться решающим, — моральный дух народа еще можно было поддержать. Сейчас угроза касается не только морального состояния народа, но и самих средств нашего существования, которые могут быть уничтожены буквально в одну ночь.

Сейчас более чем когда-либо необходимо внести ясность в вопрос о военном и гражданском вкладе в дело обороны метрополии. Вооруженные силы по возможности должны свести к минимуму эффективность атак противника, а также явиться основой гражданской обороны. Опираясь на эти силы, гражданская оборона должна поддерживать нашу жизнь во всех ее проявлениях не только во время войны, но и в последующий период восстановления порядка в стране. В связи с этим необходимо помнить, что, хотя с помощью гражданской обороны никогда нельзя выиграть войну, без гражданской обороны ее вполне можно проиграть.

Мы должны создать такие условия, чтобы ни концепция обороны метрополии в целом, ни ее отдельные военные и гражданские компоненты не устаревали с течением времени. Значит, отдельные задачи самых различных элементов этой обороны следует постоянно пересматривать в свете изменяющихся условий войны. Это особенно необходимо потому, что боевые средства коренным образом изменились даже в ходе нашей собственной довольно короткой истории.

В настоящее время от сил и средств обороны метрополии требуется такая боевая готовность, при которой смертельные удары, направленные на ту или иную страну, могут быть отражены с помощью подготовительных мероприятий не только со стороны вооруженных сил, но и со стороны организаций гражданской обороны. Как и в отношении всех других сторон обороны, нельзя рассчитывать на то (и исходить из этого при планировании), что с началом военных действий в течение начального [284] периода воины мы будем иметь возможность отмобилизовать свои силы и даже обучить их.

Не удивительно, что при руководстве силами гражданской обороны возникнет множество трудностей, так как жизнь страны приходится координировать с военными усилиями. Уроки двух мировых войн подчеркивают необходимость централизации руководства на самом высоком уровне и разграничения функций военных и гражданских властей на нескольких уровнях. В Соединенном Королевстве разработкой, планированием, координацией и руководством проведения всех мероприятий стратегического, военно-учебного и административного порядка в интересах вооруженных сил и гражданских организаций, участвующих в обороне метрополии, должен заниматься главнокомандующий войсками метрополии, ответственный перед комитетом обороны через посредство комитета начальников штабов. Во время войны он будет выступать в роли коменданта крепости, то есть командовать всеми войсками, дислоцированными на Британских островах. Главнокомандующий войсками метрополии поддерживает связь с вооруженными силами через командующих различных степеней из состава всех трех видов вооруженных сил метрополии и с гражданскими силами через генерального директора гражданской обороны (Director General of Civil Defence), который связан с местными гражданскими властями через региональных директоров (Regional Directors). Ясно, что и военные и гражданские власти должны искренне стремиться к сотрудничеству, иначе между ними и многочисленными гражданскими ведомствами возникнут споры, которые могут быть разрешены только комитетом обороны.

В настоящее время в Соединенном Королевстве принята следующая организация: первая линия гражданской обороны создается местными властями; тактическим резервом для этих сил местной обороны служит корпус мобильной обороны (Mobile Defence Corps) во главе с генерал-директором; эти силы гражданской обороны поддерживаются личным составом территориальной и регулярной армии, а в случае необходимости — и военно-воздушными силами; специальные военно-морские задачи, связанные с обороной метрополии, выполняются резервистами и кадровым составом флота. В случае нарушения связи или при возникновении чрезвычайных обстоятельств, [285] когда эффективное централизованное управление невозможно, почти вся власть переходит к региональным директорам. Так выглядит структура обороны метрополии, разработанная в Соединенном Королевстве, но, естественно, что у различных наций — различные формы организации обороны метрополии применительно к их политической организации и ожидаемым масштабам нападения.

Прежде чем приступить к разработке планов обороны метрополии, политические руководители должны принять ряд решений: установить существующее и перспективное соотношение между гражданскими и военными ресурсами. Например, должно ли Соединенное Королевство в наш атомный век явиться во время войны военно-промышленной базой или же просто платформой, с которой будут действовать союзные войска, получающие снаряжение из Америки и других заморских баз? От этих решений зависит решение таких важных вопросов в области обороны Британских островов, как значимость отдельных центров в непосредственной обороне от нападения, создание необходимых запасов, военно-промышленных вопросов, вопросов снабжения и безопасности портов во время войны, распределение людских ресурсов в гражданской, военной и промышленной сферах.

Как и во всяком военном деле, важно, чтобы силы обороны метрополии не были захвачены врасплох, поскольку нет ни одного государства, население которого могло бы выдержать внезапные воздушные налеты, проводимые в крупных масштабах в течение сколько-нибудь значительного периода времени. Чем лучше подготовлены к выполнению своих задач военный и гражданский компоненты обороны метрополии и чем лучше подготовлен сам народ к нападению, которое ему придется отражать, тем в большей степени смогут поддержать силы этой обороны жизнь мирного населения во время войны.

Гибкость планов и подготовительных мероприятий является еще одной важной стороной обороны метрополии, поскольку силы обороны метрополии должны иметь возможность приспособиться к характеру и условиям нападения, которые избрал противник. Независимо от того, будет ли нападение рассредоточенным или концентрированным, будет ли оно произведено с помощью водородного, атомного, химического, биологического или обычного [286] оружия и будет ли оно направлено против таких объектов, как города, транспортная сеть, доки, или таких, как энергосиловые установки, независимо от этого потребуется величайшее упорство в достижении цели. Каждое из этих положений ставит перед силами обороны метрополии свои проблемы.

Другой проблемой, требующей самого тщательного рассмотрения и оценки в свете опыта прошлого, является проблема оповещения о появлении воздушного противника. Организация защиты от бомбардировщиков, применявшихся в прошлом, от сверхзвуковых бомбардировщиков и от баллистических ракет по своему характеру различна. Сокращение периода времени между обнаружением воздушного противника и бомбардировкой объектов находит отражение во всем комплексе проблем, касающихся обороны метрополии.

Колоссальные разрушения при воздушных налетах во время второй мировой войны вызывались пожарами, и поэтому в тот период служба пожарной охраны, возможно, являлась самой важной службой гражданской обороны. Ясно, что без эффективно действующей службы пожарной охраны внутренний фронт наверняка рухнул бы. Новые боевые средства, конечно, потребуют принятия даже более значительных мер по борьбе с пожарами, однако при проведении мероприятий с целью спасения человеческих жизней нам придется предусмотреть и такую, например, опасность, как смертоносные радиоактивные осадки — следствие применения ядерного оружия, и возможность применения противником новых видов химического и биологического оружия.

Выявление результатов воздушного нападения станет гораздо более сложным делом вследствие огромных разрушений. Особенно трудно будет получить информацию об ущербе, причиненном водородным или даже атомным оружием, по той причине, что в районе взрыва и на значительном удалений от него будут уничтожены все средства связи. Места взрывов ядерного оружия противника можно приблизительно определить с помощью технических средств, но для получения подробных сведений о нанесенных потерях потребуется авиация, скорее всего вертолеты.

Таким образом, новая значительно возросшая угроза существованию населения тыла потребует, чтобы мероприятиям [287] по обороне метрополии было придано гораздо большее значение. Задача поддержания жизни в условиях ядерного нападения настолько велика, что силам гражданской обороны потребуется значительная помощь со стороны вооруженных сил. Разумеется, поскольку это касается Соединенного Королевства, помощь силам гражданской обороны стала главной задачей вооруженных сил. Отряды сил местной обороны были созданы во время второй мировой войны главным образом для того, чтобы помочь вооруженным силам предотвратить вторжение немцев в Соединенное Королевство. Затем были созданы силы гражданской обороны с целью помочь гражданским ведомствам и полиции уменьшить жертвы и материальный ущерб от воздушных налетов и поддержать жизнь страны. Однако теперь вторжение значительных сил не могло бы произойти в самом начале войны, и поэтому в мирное время вопросам гражданской обороны уделяется большее внимание, чем обучению отрядов сил местной обороны. Нет сомнений, что вооруженным силам придется принять участие в обороне метрополии, но суровые требования будут предъявлены и к ресурсам и к усилиям гражданского населения.

Как «уже было отмечено, демократия несет народу не только права, но и обязанности. Государство, которое либо не подготовилось к обороне, либо перестало обороняться, могло поступить так по разным причинам: оно могло счесть, что игра не стоит свеч, что его правители или правительства продажны и должны быть сброшены любой ценой; или же правительство само могло оказаться слабым и вынести решение прекратить военные действия. Такое государство может не обязательно оказаться просто слабым — оно может страдать болезнью, порожденной демократией. Поэтому сейчас особенно важно, чтобы общественное мнение было здравым, а не безразличным или возбужденным, ибо это несовместимо с политической и военной оценкой международной обстановки во время мира или войны.

Пропаганда и распространение информации являлись также чрезвычайно важными факторами обороны метрополии во время второй мировой войны. Министерство информации проделало огромную работу, помогая поддерживать высокое моральное состояние населения и вооруженных сил путем преподнесения общественности соответствующим [288] образом подобранных фактов в надлежащее время. Хотя эту сторону обороны метрополии невозможно оценить, несомненно, что в будущей войне распространение информации и пропаганда сыграют жизненно важную роль.

Если значение гражданской обороны как одной из сторон обороны метрополии заметно повысится, значение вооруженных сил при выполнении ими различных задач, связанных с обороной метрополии, также возрастет. Вооруженные силы не должны допустить, чтобы нападение противника было сокрушительным, иначе силы гражданской обороны не смогут приступить к выполнению своей задачи по поддержанию жизни тем или иным способом. Вооруженные силы должны также являться резервом для сил гражданской обороны.

В задачу сухопутных сил, особенно частей территориальных войск, входит удержание войск противника на значительном расстоянии от метрополии. Они должны находиться в резерве на случай оказания помощи органам гражданской обороны. Они должны также оказывать поддержку полиции, а в случае войны — установить контроль над страной. Важно, чтобы правительство было готово ко всем перипетиям будущей войны, так как вполне возможно, что в случае мощного удара с помощью ядерного оружия нам придется жить, работать и бороться в условиях военного положения, и тогда задача сил гражданской обороны будет состоять в оказании поддержки вооруженным силам — в противовес общепринятому положению, согласно которому вооруженные силы в обычных условиях поддерживают органы гражданской обороны.

Военно-морские силы, особенно военно-морской резерв, также должны находиться в постоянной готовности оказать помощь в обслуживании портов и в разгрузке судов. Задача ВВС в деле обороны метрополии прежде всего состоит в том, чтобы своими наступательными и оборонительными действиями уменьшить разрушительность нападения противника.

По нашему мнению, в обороне метрополии важнейшую роль будут играть и различные гражданские организации, и вооруженные силы, вследствие этого крайне необходимо координировать их деятельность. В будущей [289] тотальной войне каждый правительственный орган, будь то нейтральный или местный, окажется втянутым в борьбу за существование. Планирование важнейших мероприятий военного времени еще в мирное время должно производиться правительственными органами, ответственными за эффективное посильное участие тех или иных сил в тотальной войне. Таким образом, ни планирование мирное время, ни руководство в военное время не были бы сосредоточены в руках одного человека или в одном органе. В Соединенном Королевстве организация продовольственного снабжения возложена на министерство земледелия, а вопросами расквартирования, эвакуации и водоснабжения занимается министерство жилищного строительства и местное самоуправление. Разнообразие и сложность возникающих проблем обусловливают необходимость тщательного согласования и координации действий. Первоочередная задача министерства обороны в мирное время в отношении обороны метрополии состоит в том, чтобы подготовить отдельные виды вооруженных сил к выполнению задач военного времени. Кроме того, министр обороны, являясь заместителем председателя комитета обороны, должен добиться эффективного согласования действий между различными гражданскими министрами и, в частности, помогать комитету обороны и кабинету министров решать вопрос о распределении расходов.

Решение проблемы координации действий связано со многими трудностями, и это вызвано тем, что в сферу самой гражданской обороны вовлекается великое множество гражданских ведомств, которые в мирное время трудно сочетать с военной властью. Мы уверены, что будущая тотальная война обусловит необходимость введения в Соединенном Королевстве такой формы военного положения, при которой гражданские власти сообразовались бы с требованиями военных властей. Поэтому планирование, осуществляемое в мирное время в интересах обороны метрополии, следовало бы координировать министру обороны. При этом не может быть и речи о том, чтобы военные руководители отдавали приказы политическим руководителям во время мира или войны. Власти органов гражданской обороны должны иметь к министру обороны такой же свободный доступ, как и военные власти. [290]

Глава XV.
Заключение

Наступило время рассмотреть нашу позицию в отношении войны и стратегии. Война всегда считалась величайшим злом, прерывающим мирное течение политического и социального прогресса. Причины и последствия войн во всем их многообразии тщательно исследовались историками, но изучение действительного хода войны обычно выпадало на долю военных писателей. Многие профессиональные историки упустили из виду тот факт, что война есть неотъемлемая часть общественно-политической жизни и что она представляет собой одну из сторон человеческой деятельности. Из этой истины вытекают два важных положения.

Первое положение — определение цели войны является основным фактором — сформулировал Клаузевиц; тем самым он конкретизировал многие другие черты войны, которые в его дни стали ясно различимыми. Но возьмите его знаменитое заявление о том, что «война есть продолжение политики иными средствами» (насильственными средствами), и рассмотрите его в свете современных условий. В случае ядерной войны ничто не оказалось бы таким далеким от истины, как это утверждение. Такая война в случае ее развязывания означала бы конец всякой политики и полное взаимное истребление. Это не означает (в случае благоприятного для агрессора поворота событий), что ядерная война не начнется; это просто означает, что упор делается на холодные, локальные и ограниченные войны, которые справедливо рассматривать [291] как «продолжение политики иными средствами». Как же мы должны действовать в любом из этих случаев?

Второе положение — малочисленность объективных исследований по истории войн и оценки роли, которую играли в них различные соединения, будь то союзные, национальные, либо какого-нибудь вида вооруженных сил, — существенно влияет на все виды стратегии, которые мы можем создать в настоящее время; это обстоятельство в свою очередь наиболее существенно влияет на проблемы нашей подготовки как к тотальной, так и к ограниченной войнам. Если мы ничего не извлекли из уроков прошлого, то наши средства и наша стратегия применительно к этим двум возможностям окажутся устаревшими. История войн содержит прямые или косвенные указания, как следует преодолевать затруднения, которые мы испытываем в настоящее время.

Написание истории часто преследует еще одну цель, помимо увековечения уроков войны в области руководства, стратегии, тактики и материально-технического обеспечения войск. Она состоит в том, чтобы собрать воедино и показать славные дела, которые вселяют чувство гордости, укрепляют традиции и умножают наследие народов и их вооруженных сил. Эта сторона истории касается главным образом доблести, и подход историка к различным явлениям в известной мере зависит от того, в какой степени было больным воображение народа в момент того или иного события и как эти явления отражены в литературе и искусстве. Тот факт, что руководство действиями осуществлялось хорошо или плохо, что сражение было выиграно или проиграно, совершенно случаен.

Истины, которыми богата история (в военном смысле), выявлять чрезвычайно трудно из-за сложности взаимосвязи различных факторов и того мрака, который неизбежно окутывает многочисленные явления войны. Но это обстоятельство отнюдь не служит оправданием для отказа от попытки выявить руководящие принципы, ибо, как я уже пытался показать, многое зависит от трезвого взгляда на прошлое и от беспристрастного подхода к будущему. Основная трудность при изучении войн и военной истории состоит в том, что каждая война есть новая война. Каждая война характеризуется двумя укоренившимися тенденциями: одна тенденция — к прошлому с его привычками и обычаями и другая — к будущему с его [292] возможностями; и все проблемы войны, от материально-технического обеспечения до всеобщей стратегии, пронизывают эти две диаметрально противоположные тенденции.

Развитие стратегии в основном зависит от двух факторов: от политических и дипломатических соображений и от прогресса в области науки и техники. Следует заметить, что последний фактор является независимым от политического руководства, но тем не менее используется им; он нередко влияет на вооруженные силы и их готовность к войне, поэтому следует уделять ему серьезное внимание и рассматривать его именно с этой точки зрения.

Из первого фактора — политических и дипломатических соображений — вытекают различие национальных целей, готовность в случае необходимости проводить политику военными средствами, а также дружественные, враждебные или нейтральные группировки государств в международном масштабе. Этот фактор определяет характер усилий и ресурсов, выделяемых правительствами на военные мероприятия, на подготовку государств к войне, а также для ведения действий в географических условиях вероятных театров военных действий, равно как и на укрепление тыла. Сейчас нетрудно представить себе, что нынешний состав противостоящих друг другу группировок — Советская Россия со своими приверженцами, с одной стороны, и свободные страны Запада — с другой — может измениться в результате политических событий и таким образом обусловить необходимость коренного пересмотра наших стратегических концепций.

Одна из величайших причин, угрожающих безопасности свободных стран, заключается в их врожденной склонности уставать от приготовлений, проводимых с целью -обороны в течение продолжительных периодов мирного времени, и слишком охотно ослаблять свою оборону, когда потенциальные агрессоры делают мирные жесты, независимо от их неискренности. В этом отношении религиозные конфликты прошлого дают хороший урок: неоднократно после многолетних периодов ослабления напряженности фанатизм оживал и давал возможность одерживать легкие победы над противниками, быстро забывающими об агрессии и агрессорах.

Объединение государств в противостоящие одна другой группировки имеет самое непосредственное [293] отношение к разработке конкретной стратегии. В этой связи чрезвычайно важное значение имеет политическая и военная разведка как фактор, позволяющий поддерживать нашу стратегию и военную доктрину на современном уровне. Потребность в хорошо поставленной разведке в современной войне ощущается сильнее, чем когда-либо прежде. Современные вооруженные силы, необычайно мощные (не обязательно в численном отношении) по сравнению с силами прошлого и требующие для своего создания значительной части национального потенциала, могут или добиться решающего успеха или оказаться растраченными впустую в зависимости от имеющихся разведывательных данных. Это может оказаться еще более справедливым в будущем. В прошлой войне наше верховное командование в первую очередь требовало от разведки информации относительно боевых действий на суше и на море. Сейчас от разведки прежде всего требуются сведения о размерах запасов атомных и водородных бомб противника в мирное время и о его основном военном потенциале. Теперь уже недостаточно знать характер группировки войск противника и состояние его военного потенциала. Мы должны иметь сведения не только о его резервах в мирное время и возможностях производства современного оружия, но и о прогрессе в науке. Мы должны как можно больше знать о планах, намерениях и решении противника начать войну, а также создать систему обнаружения и оповещения, которая заблаговременно известит нас о надвигающейся опасности. Это чрезвычайно важно для стратегических военно-воздушных сил, для НАТО и для наших военно-воздушных и военно-морских сил в целом. Очень важно организовать систему заблаговременного предупреждения и оповещения западных стран от Нордкапа до Босфора и Северной Африки с целью как можно быстрее предупредить штаб верховного главнокомандующего объединенными вооруженными силами в Европе и Соединенное Королевство о грозящем нападении и уведомить об этом стратегическую бомбардировочную авиацию, средства ПВО и гражданской обороны. Америка также должна располагать эффективной системой оповещения. Громадное значение в будущей войне приобретет установление связи между европейской системой дальнего обнаружения и оповещения и аналогичной системой Северной Америки, так как разница во [294] времени полета от русских баз до различных баз союзников в этих двух районах (разница, составляющая несколько часов) позволила бы сорвать любую попытку нанести одновременные удары по всем стратегическим районам союзников. Со времени прошлой войны многое сделано для приведения в порядок наших разведывательных служб, тем не менее все еще наблюдается местнический подход к интересам каждого из трех видов вооруженных сил. Соперничество между ними в области разведки и научно-исследовательских работ все еще имеет место.

В прошлые времена войны, которые велись между государствами с помощью профессиональных армий, представляли собой сознательные политические акты; их масштабы и стратегия в определенных пределах находились под контролем. С 1914 года благодаря подъему национализма, бурному росту технических возможностей, а позже — идеологического фанатизма войны все более становятся войнами между народами, страны которых охвачены цепной реакцией, все более втягивающей их в события, не поддающиеся их контролю. Войны на самом деле стали конфликтами, опустошающее действие которых затрагивает целые народы — победителей и побежденных, распространяется на некоторые другие народы мира и выходит за пределы политики любого правительства. Сейчас технический прогресс зашел, по-видимому, так далеко, что способы ведения войны и ее характер начинают коренным образом меняться: страх перед водородным оружием тормозит цепную реакцию агрессии, и сами народы заставляют свои правительства поставить войну и ее стратегию на надлежащее место.

В прошлом неагрессивное государство делало сознательный выбор: подчиниться или воевать, чтобы избежать того, что считалось даже большим злом, чем сама война. В будущем решение вопроса о том, подчиниться или оказать сопротивление, окажется гораздо более сложным делом — настолько серьезны последствия тотальной войны. Здесь агрессору представляется возможность запугивать или шантажировать неагрессивные государства в таких масштабах, о которых предшествующие поколения не могли и думать. Какова же наша собственная позиция в отношении такого шантажа? Сегодня мы провозгласили, что являемся неагрессивными государствами и создали преграду агрессии путем создания НАТО, объединенных, [295] вооруженных сил в Европе, СЕЛ ТО, а также Приняв окончательное решение применять ядерное оружие в стратегических целях. Мы также провозгласили, что готовы применить эти стратегические средства и дальше развивать все имеющиеся средства с целью обеспечить их максимальную эффективность в борьбе с агрессией. Это означает, что у наших политических и военных руководителей не должно оставаться сомнений относительно того, где нам разоблачить агрессора во лжи и где он сознательно или бессознательно уличит нас.

Политические изменения за последние три столетия, как и военные и стратегические изменения, привели к тому, что озабоченность народов судьбой своих государств приняла форму активного участия в определении судьбы нации в целом. Демократия, налагая на нас ответственность, дает нам и преимущества, и это — правда. Преданность народа своему суверенному государству и его готовность к войне, к защите интересов своего государства вытекают из многих источников, причем некоторые из них коренятся в самой человеческой природе. Преданность является результатом внешних условий существования, современных традиций и окружающей обстановки и определяется страхом утратить свое «я» путем растворения в стандартизованном обществе — безымянном, необъятном, безликом и недружелюбном.

Постоянный конфликт между агрессивными и неагрессивными государствами обусловил появление предложения учредить всемирную власть и вручить ей контроль над всеми средствами войны. В этом случае всем государствам пришлось бы отказаться от собственных, то есть национальных вооруженных сил, и тогда ни одно государство или группа государств не смогли бы отвергнуть или оспорить декреты всемирной власти. Разумеется, такая организация коренным образом отличалась бы от Организации Объединенных Наций, которая не имеет иных вооруженных сил, кроме контингентов, которые предоставлены в ее распоряжение различными государствами. Из такой верховной военной власти проистекала бы любая другая власть, включая власть, определяющую жизненный уровень отдельных государств, власть, переселяющую целые народы, или власть, изменяющую образ жизни или даже религию того или иного государства.

Помимо громадных трудностей этнологического, идеологического [296] и религиозного характера, которые возникают при рассмотрении такого предложения, действительным камнем преткновения для всемирной власти является вопрос о том, кто будет ее руководителями, ибо, как только суверенные государства откажутся от военной силы, путь назад будет отрезан. Сомнительно, что мы сможем создать власть демократическую (по согласию), а не тоталитарную (по принуждению).

Как следствие громадной активности, часто наблюдаемой внутри отдельных стран, международная политика направляется дипломатической машиной, которая предназначена для защиты национальных интересов и для достижения объектов дальнего прицела. Ставить точки над и она должна с большой осторожностью. Вследствие этого на протяжении всей истории было трудно приспособить темп работы дипломатической машины к международным призывам к войне.

Право вызывать у народа волю к ведению войны и выдвигать платформу, вдохновляющую его вести войну, должно принадлежать политическим руководителям страны. Военные же деятели являются лишь агентами политических руководителей. Хотя это распределение обязанностей существовало всегда, все же иногда в прошлом политическое и военное руководства сливались в одно целое. Однако трудно допустить возможность такого слияния в великих демократических странах наших дней, где в современной тотальной войне, например, наиболее серьезные проблемы касаются скорее внутреннего фронта, чем чисто военных операций. Политические деятели должны также руководить национальной экономикой и обеспечить подрыв национальной экономики противника, от которой зависит мощь вооруженных сил.

Уже сейчас неясно, где кончается ответственность политического руководства и где начинается ответственность верховного военного командования. Еще Мольтке искал этого разделения сфер ответственности, которое, как и превращение внутреннего фронта в боевой фронт, особенно применительно к Соединенному Королевству, показывает, насколько далеко ушли мы от обычных концепций. Что касается национальной стратегии Англии, то здесь необходимо учитывать, что разделение ответственности — мероприятие искусственное, проведенное для удобства. Довольно широко распространена ошибка, [297] состоящая в том, что многие люди путают относительное значение отдельных частей со значением целого; в частности, у министерства обороны явно недостает чувства единства. Если в этой области не произойдет сдвига, наша национальная стратегия, вероятно, пострадает, а стратегии трех видов вооруженных сил по-прежнему будут избитыми, несмотря на их благие намерения.

Распространенные среди руководителей трех видов вооруженных сил мнения и взгляды разнообразны — от согласия или почти согласия через различные оттенки точки зрения до-острейших разногласий. Нередко эти разногласия нельзя оправдать с государственной или ведомственной точек зрения; часто они возникают из-за пустяков или на личной почве. Индивидуальная точка зрения возникает из комплекса факторов, таких, как воспитание, традиции и привычки, связи, патриотизм, интеллект, характер, эгоизм, стремление к праздной жизни, честолюбие. Ведомственная точка зрения у каждого вида вооруженных сил особенно сильна. Обычаи и традиции каждого вида вооруженных сил настолько сильны, что часто именно они определяют индивидуальную точку зрения. И это не так уж удивительно, поскольку карьера индивидуума и открывающиеся перед ним перспективы также зависят от усвоения данного рода догмы. Таким образом, скрытая основа индивидуальной точки зрения, которая в свою очередь пронизывает всю ведомственную структуру, испытывает влияние особых догматов каждого вида вооруженных сил. Часто оригинальная точка зрения осуждается или отклоняется потому, что она представляет собой новшество, которое не совпадает с текущими интересами данного вида вооруженных сил. Продвижение по службе того или иного лица в значительной мере зависит от того, припишут ли ему точку зрения, угодную лицам, ведающим продвижением по службе в том виде вооруженных сил, в котором это лицо служит в данное время. Не считая исключительных случаев, способности в межведомственном звене не определяют продвижения по службе в такой степени, в какой они определяют в ведомственных звеньях. Этот фактор еще ярче выражен в общесоюзническом звене, так как мы еще не достигли такого положения, чтобы продвижение по службе лиц, которые отрешаются от предвзятых национальных концепций и ведомственных догм, поощрялось, а эти взгляды, [298] как мы видели, слишком часто определяются интересами вкладчиков Капитала. Конечно, точку зрения Соединенных Штатов нередко бывает трудно учесть в союзной стратегии, потому что американцы в большей степени, чем англичане, склонны позволять влиятельным группам, проводящим принятую политику, и их приверженцам в вооруженных силах брать верх над интересами дела. Руководителям Соединенного Королевства необходимо понять, что американцы сталкиваются с такого рода трудностями.

В Соединенном Королевстве в министерстве обороны не так давно был проведен ряд мероприятий с целью предоставить министру обороны большую власть над министерствами отдельных видов вооруженных сил в деле распределения национальных ресурсов между военными ведомствами и силами гражданской обороны в соответствии с политикой комитета обороны. Был также назначен освобожденный председатель в качестве четвертого и беспристрастного члена комитета начальников штабов, как это принято в Соединенных Штатах. Эти меры принесут известную пользу, если упомянутое четвертое лицо окажется не только беспристрастным, но и деятельным и если оно не ограничится принятием к сведению указаний трех начальников штабов, которые в свою очередь получают указания от руководителей своих министерств, обусловленные узковедомственными интересами. Необходимо посмотреть, насколько эффективным окажется это мероприятие.

Что касается деятельности верховного командования на театрах военных действий, то вторая мировая война подняла международные оперативные проблемы на невиданную высоту, и их нельзя теперь решить с помощью мероприятий, касающихся лишь обеспечения взаимодействия вооруженных сил. С целью проведения операций, в которых участвовали громадные союзные и общесоюзные силы, составленные из трех видов вооруженных сил, и в которых несговорчивые лица должны были использовать противоречивые методы действий, было создано множество различных организаций верховного командования в зависимости от конкретных условий и от влияния отдельных военачальников, которых это мероприятие затрагивало. Ни одна из созданных организаций не была совершенной. Поэтому мы должны следить за тем, чтобы не упустить из виду особых нужд времени. Наиболее [299] важный урок, который нельзя оспорить, состоит в том, что необходимо заблаговременно изучать отличительные черты организаций верховного командования, занимающихся совместными операциями{36} (joint operations), особенно союзными совместными операциями.

Второй фактор, оказывающий влияние на стратегию, от которого зависит развитие стратегии, — технический. Он определяет степень оснащенности вооруженных сил средствами ведения войны. Например, целый ряд достижений в области вооружения, таких, как изобретение пороха, оружия, заряжающегося с казенной части, пулеметов, танков, кораблей со стальным корпусом и паровым двигателем, подводных лодок, самолетов и электронных приборов, есть результат прогресса в области науки и техники; и влияние этих изобретений на стратегию неоспоримо. Достижения будущего, несомненно, повлекут за собой даже более существенные изменения. Полезно увидеть эти достижения в перспективе, чтобы понять, что всего лишь пятьдесят лет тому назад очень немногие верили в возможность полета человека и, разумеется, ни один человек не мог предсказать полеты со сверхзвуковой скоростью или господство авиации в военной области в таком масштабе, в каком она господствует сейчас. Всего лишь полтораста лет назад люди не смогли бы поверить, что энергия пара окажет такое сильное влияние на наше процветание и на наш образ жизни; еще менее они смогли бы поверить, что энергия пара окажет такое громадное влияние на стратегию войны и войну вообще. Сегодня эти научные и технические достижения для нас — уже пройденный этап.

Национальная стратегия и потребности наших вооруженных сил в громадной степени усложнились в том отношении, что они должны соответствовать условиям холодной, локальной, ограниченной и тотальной войн. Очередность удовлетворения военных потребностей тотальной войны, с одной стороны, и холодной, локальной и ограниченной — с другой, может меняться в зависимости от [300] изменения международной и политической обстановки. Эта проблема является очень сложной, поэтому не существует единого мнения по вопросу о том, какой должна быть эта очередность сегодня. Что касается трех видов английских вооруженных сил, то приведенный в данной работе анализ национальной стратегии показывает, что их численность и организация должны определяться необходимостью использования их: во-первых, в качестве средства сдерживания тотальной войны; во-вторых, для выполнения наших обязательств по отношению к НАТО, то есть для поддержания политической и военной устойчивости свободных стран Западной Европы на случай угрозы холодной войны или вторжения; в-третьих, для отражения угрозы холодной и локальной войн в отношении свободных стран в других частях света; в-четвертых, для быстрого перехода к тотальной войне, если средство сдерживания не подействует; в-пятых, для ведения ограниченной войны.

Следующее важное изменение, которое следует внести в структуру трех видов вооруженных сил, вытекает из необходимости иметь новую концепцию готовности не только к тотальной войне, но и к холодной и локальной войнам. Совершенно очевидно, что в настоящее время наша безопасность зависит от боеспособности наших сил в мирное время, и поэтому, как уже отмечалось, необходимы изменения в области взаимоотношений регулярных и нерегулярных войск; в соотношении сил и средств первой и второй линий обороны и резерва; в мирном и военном производстве, в организации боевой подготовки, а также в наших старых мобилизационных концепциях.

Придется также в известной мере изменить структуру политического руководства, ибо на нем лежит ответственность за применение ядерного оружия, которое в случае его применения принесло бы опустошительные результаты, но одновременно могло бы оказать огромное влияние на наших союзников и на общественное мнение в отдельной стране и во всем мире. Кроме того, при наличии ограниченных ресурсов для создания запасов управляемых снарядов наряду с серьезными проблемами гражданской обороны, включая продовольствие, топливо, транспорт, коммунальные предприятия, производство, моральное состояние населения и, конечно, само наше существование, возникнет необходимость в согласовании [301] политики и планов верховного командования не только с нашими министерствами, но и с нашими союзниками. В Соединенном Королевстве Уайтхолл наверняка потребует более строгого, чем в прошлом, контроля над руководством военным планированием и проведением боевых операций. Благодаря своему воздействию на национальную жизнь и военный потенциал новые боевые средства приведут к тому, что политическое руководство будет стремиться к установлению более жесткого, чем прежде, контроля над стратегией и над деятельностью военных руководителей; а это значит, что начальники штабов будут теснее связаны с союзными начальниками штабов. В то же время новые боевые средства предоставляют командирам новые возможности для разработки и применения новых тактических приемов, которые позволяют сокрушить противника.

Необходимость иметь и совершенствовать эти боевые средства и возможность вступать в войну при их наличии обусловили бы всеобщую осведомленность об общих проблемах трех видов вооруженных сил. Разведка, своевременное предупреждение о приближении авиации противника, опознавание его боевых самолетов, войсковая разведка в самом широком смысле, затрагивающая и стратегию и тактику, — все это имеет первостепенное значение. Поэтому руководители каждого вида вооруженных сил должны также разрабатывать контрмеры с целью максимально затруднить наступательные и оборонительные действия противника. И действенность наших новых боевых средств могла бы в значительной степени зависеть от таких контрмер. Наконец, верховное командование должно с помощью ученых советников обеспечить координацию деятельности трех видов вооруженных сил на любом уровне, потому что будущая война приобретет более научный характер по сравнению с прошедшими войнами и решения о перевооружении наших войск в дальнейшем будут иметь гораздо большее значение, чем когда-либо прежде.

Вопрос о превращении новых необычных боевых средств сегодняшнего дня в обычные боевые средства завтрашнего дня — вопрос времени; различие между обычным и атомным тактическим оружием уже начинает стираться. Западные державы должны со всей серьезностью подойти к вопросу стоимости вооружений, иначе их ждет [302] перспектива колоссальных расходов; общественное мнение Запада по мере роста запасов водородных бомб может заставить правительство сократить расходы на обычное вооружение.

В области аэронавтики нас ждет гигантский прогресс; ядерная физика стоит на пороге открытий и их практического применения; химическое и биологическое оружие таит в себе громадные возможности, хотя публично о нем упоминают редко; вероятно, оно лучше ядерного подходит для ведения войны со странами, имеющими географические условия, сходные с географическими условиями — Китая. Мы еще недостаточно изучили закон всемирного тяготения и возможности его использования; гигантское развитие астронавтики, как и развитие аэронавтики, будет бурным — каждый новый шаг приведет к бесчисленному множеству новых шагов, и предсказания, кажущиеся фантастическими сегодня, станут реальными завтра.

Вполне вероятно, что межзвездные ракеты обладают такими возможностями, что могут привести к сплочению всех наций на земле против любого общего внешнего врага. На данном этапе бесполезно пытаться предсказать, каким, будет влияние межзвездных сообщений на нашу стратегию. Разумеется, великие державы были бы сильно обеспокоены, если бы потенциальному агрессору первому удалось запустить спутники, несущие аппаратуру, которой можно управлять с Земли.

III

Основу союзной стратегии, несомненно, должно составлять единство интересов и целей. Общая опасность настолько велика, близка и широка по охвату, что никто не сможет остаться в стороне. На этой основе следует сгладить национальные различия, ликвидировать национальную подозрительность и укрепить силы стран за счет использования их национального суверенитета и национальных особенностей. По возможности необходимо извлечь пользу из всех национальных особенностей. Силы, предназначенные для проведения такой союзной стратегии, не следует объединять по принципу «вали все в кучу». Наилучшим способом их использования было бы функциональное использование. Крайне важно избегать [303] полного или даже частичного дублирования усилий, и хорошим примером в этом отношении служат дополняющие друг друга усилия стратегического авиационного командования Соединенных Штатов, английского бомбардировочного командования и союзных флотов. Первой предпосылкой решения множества проблем является известная гибкость мышления политических и военных руководителей, а также дух взаимной приспособляемости, царящей в отдельных видах вооруженных сил и командованиях.

. Мы уже упоминали, что существуют различные мнения по вопросу об очередности основных целей нашей национальной стратегии. Ясно, что гораздо труднее примирить мнения руководителей союзных стран по вопросу о союзной стратегии — как в области формулирования основных целей, так и в области их реализации. Например, вклад Соединенных Штатов в дело сдерживания агрессора значительно превосходит наш собственный вклад, и мы вполне можем положиться на Соединенные Штаты в области всеобщего сдерживания, а сами ограничиться национальной стороной сдерживания. Стратегия НАТО и противовоздушная оборона Соединенного Королевства нам гораздо ближе, и мы склонны уделять им гораздо большее внимание, чем Соединенные Штаты, разумеется, в свете текущей политики. Далее, у Британского Содружества наций заморских территорий значительно больше, чем у Соединенных Штатов, и мы вполне могли бы оказаться в критическом положении, не имея союзников, поэтому было бы понятно, если бы мы уделили больше внимания тем или иным из этих территорий. В отношении проблем -ведения тотальной войны в том случае, если сдерживание не достигнет цели, следует ожидать глубоких расхождений между стратегическими взглядами англичан и американцев хотя бы по той причине, что Соединенное Королевство и Америка в различной степени подвержены действию современных средств. Взгляды руководителей союзных держав сильно расходятся и по вопросу о степени уязвимости соответствующих стран.

Поэтому при формулировании союзной стратегии придется отказаться от многих национальных интересов. Это можно проиллюстрировать на следующем примере. В настоящее время на континенте Европы и в Соединенных [304] Штатах существует сильное движение, руководители которого выступают за то, чтобы соединить систему ПВО Соединенного Королевства с системами ПВО континентальных стран — участниц НАТО. Аргументируют это предложение тем, что противовоздушная оборона Западной Европы представляет собой единую проблему и что единая система ПВО с единым центральным командованием действовала бы эффективнее. Однако англичане оспаривают этот аргумент — у них еще свежа в памяти битва за Англию. Если бы средства ПВО союзников для ведения второй мировой войны оказались сведенными воедино, они в огромной степени были бы растрачены в период падения Франции и разгрома наших экспедиционных войск, и таким образом битва за Англию, которая привела к окончательной победе, была бы проиграна.

Оценивая уроки прошлого, необходимо учитывать новые факторы: в данном случае — влияние ядерного оружия на решение проблемы ПВО. Даже в современных условиях все еще имеются серьезные основания строить противовоздушную оборону Соединенного Королевства отдельно от западноевропейского континента. В противоположность нашим континентальным авиабазам наши авиационные базы в Англии в течение многих лет будут иметь большое значение для успешного проведения стратегии американского стратегического авиационного командования как в смысле сдерживания, так и в смысле фактического ведения любой тотальной войны. Таким образом подчеркивается особое значение безопасности Англии.

Ясно, что при формулировании нашей союзной стратегии мы еще не можем не идти на компромиссы, иначе потребовались бы согласованные политические действия союзников во всех областях, которые связаны с интернациональной стратегией. Следует, однако, надеяться, что с течением времени мы достигнем идеала и, возможно, даже добьемся создания объединенного или федеративного верховного правительства для свободного мира.

То, что выше мы называли первоочередными задачами стратегии, по сути дела является описанием тех факторов, которые в настоящее время заменяют так называемые [305] принципы ведения войны, использовавшиеся прежде для определения влияющих на ход войны преимуществ. Немало было сказано слов, чтобы показать, насколько непригодны эти принципы ведения войны для обозначения текущих потребностей и в чем состоят современные преимущества. Но если бы это исследование привело к установлению лишь одного принципа — принципа перемен, то и тогда оно оправдало бы не только пересмотр наших современных стратегических ресурсов, но и необходимую гибкость в нашем подходе к самой стратегии. Этот трюизм в отношении нас не достигает цели, ибо он слишком универсален, затрагивает все и вся и поэтому не содержит конкретных уроков или, напротив, содержит столько же уроков, сколько на свете людей, — условия одинаково абсурдные.

Что же в свете принципа перемен является постоянным? Какую неизменную черту в клубящемся тумане войны может использовать стратегия? В общем стратегические концепции отстают от развития войны в периоды мира, ожидая начала новой войны как нового стимула роста. В конце каждой войны идеи стратегического преимущества утрачивали или ослабляли свою силу одновременно с оккупацией территории противника, за которой несколько позже следовали мирный договор и отвод войск. Это согласуется с содержащимся в одной из — первых глав настоящей книги утверждением, что война и стратегия развиваются параллельно, но не одновременно. С момента окончания одной войны до начала другой государства добиваются стратегического превосходства, причем в старой форме и редко в форме возможностей будущей войны, примером чего могут служить новые боевые средства. Это положение иллюстрируют события двух десятилетий перед 1939 годом; последующие же 6 лет войны показали, какие быстрые скачки приходилось делать стратегии. Но наиболее интересные события произошли в послевоенное десятилетие.

Во многих странах, включая нашу, экономика перешла на военные рельсы, а международные события дали поискам стратегического преимущества беспрецедентный размах. Внешне это должно дать толчок оптимизму, и многие действительно полагают, что стратегически мы перехитрили тотальную войну. Новый и существенный момент, характеризующий союзную стратегию, состоит в [306] том, что впервые в современной истории обороняющиеся державы так же сильны и готовы к войне, как потенциальные агрессоры, и это служит подавляющим фактором в принципе сдерживания.

Парадоксально, что одержимость Запада идеей тотальной ядерной войны может привести к тому, что его способность справляться с местными инцидентами будет парализована тем, что мы, имея кувалду, забудем о необходимости достаточного количества небольших молотков для ликвидации мелких, но опасных конфликтов. Тем не менее новая концепция, а также угроза холодной войны и подрывной деятельности вызвали такой беспримерный расход денежных средств и материальных ресурсов, который до сих пор был характерен только для периодов горячей войны. Тот факт, что эта гонка, по-видимому, будет продолжаться, является не единственным фактором, который рассеет наше благодушие. На протяжении всей истории развитие боевых средств неизбежно приводило к войнам, оставлявшим после себя все большее число проблем, по-видимому, так же трудно разрешимых, как проблемы, для разрешения которых эти войны велись. И сегодня проблемы, обусловленные последствиями войны, угрожают оказаться катастрофическими для всех, кого они касаются. В этом заключается испытание для современной стратегии; и истина, гласящая, что выиграть войну — значит не только заставить противника сложить оружие, но и создать для себя более благоприятные международные условия по сравнению с теми, которые могли бы создаться, если бы войны не было, имеет сегодня все возрастающее значение. Изменения в характере войн, которые застали нас врасплох, требуют непрерывной приспособляемости и постоянной бдительности, в том числе и в области стратегии. Ядерное оружие, переплетение коммунистических и некоммунистических, национальных и интернациональных сил, новые формы холодной и локальной войн, возможная форма тотальной войны, обращение с военнопленными, суд над военными преступниками — все это требует полного пересмотра системы международного законодательства, кодексов и обычаев.

Но изменения весьма разнообразны, некоторые из них зависят от воли людей, другие — не зависят. Цель событий, приведших нас к положению, в котором мы сейчас [307] находимся, представляла собой совокупность сознательных и вынужденных изменений, затронувших все области политической, социальной, экономической и военной деятельности. Самой характерной чертой современных достижений в области стратегии является, конечно, сдерживающая мощь водородного оружия, которая привела к созданию новой концепции или по крайней мере к модификации старой; линия максимального проникновения характеризуется теперь уже протяженностью не в пространстве, а во времени. Вполне допустимо, что эта сдерживающая мощь могла бы измениться или что от ее применения могли бы отказаться, но ею не исчерпываются все факторы сдерживания. Политические и военные силы НАТО также представляют собой факторы сдерживания, и эта организация сама по себе является удивительным новшеством со стратегической точки зрения.

Настоящая книга ни в коем случае не является призывом к изменениям ради изменений; это скорее призыв осознать изменения в войне, в боевых средствах, в стратегии и в побудительных мотивах, вызывающих войны и действующих в ходе войны. Все это предусматривает изменения в стратегических идеях на всех уровнях; и те изменения, которые произошли за последние 10 лет, в известной степени служат мерилом нашей способности приспосабливаться. Следует заметить, что НАТО вполне отвечает своему назначению. Но только тогда, когда принцип НАТО будет принят не только в Западной Европе, но и в других угрожаемых районах земного шара и когда возникнет политическая и военная организация, способная отразить первоначальную угрозу в любом месте земного шара, мы сможем считать, что в глобальной стратегии сделан великий шаг на пути к созданию союзной стратегии.

Наша история имеет множество примеров использования выгодных средств, но сейчас мы не можем действовать наобум, используя все, что судьбе заблагорассудится дать нам. Это хорошо иллюстрируют политические перемены на Востоке, особенно на Среднем Востоке, которые изменили стратегическое положение Англии в этом районе. Концепция сдерживания требует твердой союзной стратегии; в то же время она требует от каждой нации, в том числе и от нас, в пределах ее влияния эффективной национальной стратегии. Для разработки последней [308] потребуется много времени, если руководители вооруженных сил не будут обладать известной широтой взглядов, то есть будут не просто покорно подчиняться необходимым переменам; они должны подтверждать их стратегическими концепциями, которые содействуют обеспечению национальных интересов. Стратегия внутреннего фронта как возможного боевого фронта является еще одним существенным фактором, который потребует громадной гибкости не только от государства в целом, но и от отдельных видов вооруженных сил, независимо от того, какие функции им придется выполнять для обеспечения его безопасности.

Таким образом, отдельные виды вооруженных сил уже не могут больше полагаться на исключительные средства — для этого нет времени. Силы и боевые средства невозможно быстро приспособить к выполнению задач, которые больше не являются традиционными; эти новые задачи и связанные с ними трудности должны быть осмыслены и решены как можно раньше. Сегодня важна функция, выполняемая тем или иным видом вооруженных сил, а не сам вид вооруженных сил; этот вывод, вытекает из целого ряда соображений. Поэтому следует устранить все, что препятствует ясному пониманию того, какие задачи должны быть выполнены, как они должны быть выполнены и кто должен их выполнять; это послужит основой разумной стратегии отдельных видов вооруженных сил.

Зловещая пауза, образовавшаяся в связи с появлением средств, сдерживающих начало новой мировой войны, должна избавить нас от иллюзии, что человек наконец подчинил войну своему контролю. Именно в такие моменты истории, как настоящий, крайне важно найти правильное стратегическое решение, ибо на карту поставлено многое. Мы обязательно должны разработать новый подход к стратегии, иначе, возможно, уже через несколько лет мы окажемся уничтоженными или нам придется предпринимать тщетные попытки найти разумное стратегическое решение в условиях нового грандиозного конфликта, именуемого тотальной войной. [309]

Именной указатель

Александр Македонский 149

Брюстер 177

Веллингтон 53

Вильгельм III Оранский 39

Гендерсон 253

Гитлер 18, 35, 40, 53, 76, 127, 162, 240

Гопкинс 127, 129

Дуэ 252

Кауфман 13

Квислинг 162

Кингстон-Макклори 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 12, 85, 120

Киссингер 13

Китченер 89

Клаузевиц 30, 55, 228, 290

Корк 166

Людовик XIV 39

Макартур 105

Мальборо 39, 121, 122

Маннергейм 162

Маршалл 127

Мольтке 296

Монтгомери 154

Наполеон 88, 148, 149, 185, 226, 240

Нимиц 105, 216

Роммель 65, 92, 177

Рузвельт 104, 123, 128, 129, 139

Смэтс 253, 277 [310]

Теддер 91, 92

Тито 83

Тренчард 252

Фош 122

Хрущев 7, 11, 14

Чемберлен 164

Черчилль 53, 54, 123, 124, 127, 128, 129, 139, 150, 159, 164, 169. 170, 179

Эшер 196

Эйзенхауэр 123, 124, 125

Яков II Стюарт 39 [311]

Указатель географических названии

Австралия 68, 82, 94, 103, ПО, 111, 112, 182, 185, 214, 266

Австрия 82

Агадир 89

Аден 98, 244

Азия 18, 106, 109, 129, 145

Алеутские о-ва 102, 214, 215, 216

Алжир 90

Англия — по всей книге

Аравийский полуостров 88, 90

Арджентия 123

Арктика 75

Ассам 109

Атлантический океан 69, 70, 75, 112, 142

Африка 18, 69, 94, 98, 129, 130

Балканы 88, 90

Балтийское море 83

Бельгия 56, 58, 176

Бельгийское Конго 69, 94

Берген 162, 166

Берлин 176

Бирма 105, 108, 109, 111, 138, 185

Бискайский залив 172

Ближний Восток 94, 97, 123, 140, 141. 158

Болгария 88, 93

Босфор, пр. 293

Бретань, п-ов, 65

Британское содружество наций 15, 17, 20, 38, 63, 78, 79, 92, 102, 103, 104, 109, 119, 141, 182, 183, 184, 195, 235, 264, 303

Британское Сомали 98

Ватерлоо 31, 53

Вашингтон 128, 129, 199, 254

Вест-Индия 204

Гавайские о-ва 102, 215

Галлипольский п-ов 89 [312]

Гамбург 258

Германия 17, 40 64, 65, 66 67, 77, 84, 85, 89, 103, 120, 125, 145, 155, 156, 157, 159. 160, 161, 162, 163, 170, 172, 175, 176, 236, 247, 268, 269

Гибралтар 90 98, 204, 244

Голландия 158

Гонконг 109, 244

Греция 28, 80, 83, 90, 92, 178

Дальний Восток 20, 64, 67, 70, 72, 73, 79, 80, 94, 95, 101, 103. ПО, 111, 137, 138, 141, 171, 185, 216, 251

Дания 80

Доброй Надежды, м. 90, 100

Дюнкерк 53, 57, 125, 157, 173, 240

Европа 16, 17, 57, 76, 77, 78, 80, 81, 85, 88, 89, 92, 103, 106, 112,

ИЗ, 117, 124, 127, 138, 141, 142, 145, 155, 185, 186, 220. 233, 235, 293, 295, 303

Египет 88, 89, 90, 93, 96, 97, 98, 100, 108, 184

Западная Германия 15, 81, 83, 84, 145

Западная Европа 7, 16, 17, 30, 67, 69, 70, 71, 75, 78, 79, 83, 84, 87, 91, 94, 101, 112, 117, 126, 127, 138, 140. 156, 162, 233, 236, 264, 300, 307

Израиль 88, 95, 96, 97

Индия 68, 88, 91, 102, 106, 108, 109, ПО, 111, 113, 127, 138, 179

Индийский океан 69, 70, 90, 91, 94, 99, 103, ПО, 111, 179

Индо-Китай 71, 103, 105, 108, 109, 132, 138, 140, 185

Индонезия 106

Иордания 96

Ирак 90, 93, 97, 98, 100, 101

Иран 88, 90, 93, 96. 100, 108

Исландия 57

Испания 82, 90, 244

Италия 84, 90, 158, 236, 269

Кавказские горы 93

Канада 78, 244

Канны 176

Касабланка 128, 172

Кашмир ПО

Квебек 130

Кемберли 154

Киев 256

Кипр, о. 52, 93, 97, 98. 100, 101, 244

Китай 16, 73, 102, 106, 107, 108. 109, 112, 119, 129. 132 138 248, 270

Константинополь 89

Коралловое море 214, 215 216

Корея 24, 71, 77, 107, 108, 109, 112, 140

Красное море 184

Крит, о. 92, 178 [313]

Ла-Манш 62, 184, 240

Ливия 90, 93, 96, 98, 101

Лондон 89, 129, 166, 277

Лориан 172

Малая Азия 76, 88

Малайя 71, 103, 105, 106, 108, 109

Мальта, о. 62, 90, 98, 204, 244

Маньчжурия 109

Марна, р. 56

Марокко 57, 90

Месопотамия 90

Мидуэй, ат. 214, 215, 216

Москва 226, 256

Нагасаки 270

Намсус 166, 168, 172

Нарвик 161, 162, 166, 167

Непал 109

Нил, р. 65, 88

Новая Зеландия 68, 94, 110, 112, 185

Норвегия 75, 80, 159, 161, 162, 163, 166, 169, 172, 173, 230

Нордкап, м. 293

Нормандия 65, 125, 128, 148, 158, 159, 174, 175, 176, 179, 230, 249, 272

Ньюфаундленд 123

Ондальснес 166, 168, 169

Ост-Индия 214

Пакистан 93, 97, 100, 108, 109, ПО, 111, 112, 113

Палестина 90, 93, 98, 108

Памир 88

Париж 139

Персидский залив 69, 94, 184

Пескадорские о-ва 112

Пирл-Харбор 103, 123, 128, 130, 152, 214, 215

Пласеншия, залив 130

Плоешти 65

Польша 64, 270

Порт-Морсби 214, 215

Рейн, р. 83

Рур 268

Саудовская Аравия 96

Северная Америка 67, 75, 123

Северная Африка 70, 75, 88, 91, 92, 123, 124, 127, 141, 158, 178, 293

Северное море 83

Седан 157

Сен-Назер 172

Синайский п-ов 89

Сингапур 73, 102, 103, 104, 109, 138, 151, 152, 179, 221, 244

Сирия 90 [314]

Сицилия, о. 62, 158

Скапа-Флоу 168

Смоленск 256

Сомали 90

Средиземное море 69, 70, 75 83, 88, 89, 90, 91, 92, 94. 124, 184. 251

Средний Восток 17, 19, 54, 64, 69. 70, 71, 80, 87, 88, 89, 90, 91, 92, 93, 94, 95, 97. 98, 99, 100, 101, 123, 127, 141, 158, 171, 178, 184, 185, 213, 247, 248, 307

СССР по всей книге

Судан 90, 93, 98

Суэцкий канал 89, 90, 93, 94, 100, 101, 184

США по всей книге

Таиланд 105, 108, 111, 112

Тибет 109

Тихий океан 70, 94, 102, 103, 104, 105, 106, 108, 109, ПО, 111. 112, 113, 128, 214, 215, 216, 217, 249, 251

Тобрук 65

Трансиордания 90

Триполи 100

Тронхейм 162, 166, 167, 168

Тунис 90

Турция 80, 83, 89, 90, 93, 97, 100, 101

Уэйк, о. 214, 215

Филиппины 57, 102, 106, 112, 132

Формоза (Тайвань), о. 51, 112, 138

Франция 7, 15, 53, 57, 71, 77, 82, 84, 89, 90, 96, 108, 111, 112, 122, 126, 127, 138, 145, 156, 158, 164, 173, 176, 230, 240, 270, 272, 304

Харьков 256

Хиросима 258

Центральная Африка 100

Цейлон, о. 110, 111. 215, 244

Швеция 81. 82

Швейцария 81, 82

Эль-Аламейн 158, 213

Эфиопия 90

Юго-Восточная Азия 67, 71, 72, 79, 80, 87, 93 102, 105, 106 108 110, 111, 112, 113, 136, 137, 179, 213

Югославия 82, 83

Южная Азия 88

Южная Африка 90

Южная Корея 132

Ялуцзян, р. 107, 138

Япония 57, 81, 102, 103, 104, 106, 107, 108 109, 120, 155 179, 214, 269 [315]

Предметный указатель

Авиационная стратегия 48

Агадирский инцидент 89

Адмиралтейство 152, 164–167, 170–174, 193, 194, 195, 196, 198, 210, 211, 213, 246, 250, 251, 253, 255, 277

Англо-американский объединенный штаб 80, 128, 129, 130, 217

Англо-бурская война 88, 153, 196

Багдадский пакт 17, 97, 98, 109, 117, 141

Балканский пакт 83

Белая книга 180, 205

Большая стратегия 227

Военно-морская стратегия 38, 89, 156, 181, 213, 239, 252, 273

Военное министерство 164, 167, 193, 194, 195, 196, 198, 253, 277

Воздушная стратегия 40, 41, 42, 91, 181, 236, 237, 238, 239, 249, 250, 251, 252, 253, 254, 257, 273

Генеральный директор гражданской обороны 284

Глобальная стратегия 4, 6. 7, 9, 14, 19, 52, 58, 70, 75, 109. 135, 141. 145, 181, 248, 307

Дарданелльская операция 89, 211

Директорат научной разведки 190

Колледж имперской обороны 190, 208

Комитет министров вооруженных сил 191

Комитет начальников штабов 105, 126, 127, 129, 133, 155, 156, 159, 165, 169, 191, 192, 197, 198, 199, 201, 206, 207, 284, 298

Комитет обороны кабинета министров 188, 189, 191, 192, 197, 207, 284

Комитет по руководству военной научно-исследовательской рабо-

той 190, 192, 199

Комитет противовоздушной обороны 193

Крымская война 88

Линия «Мажино» 230

Локальная война 4, 8, 12, 24, 35, 46. 49, 51, 52, 57, S8. 61, 63, 66. [316] 69, 71, 77, 79, 80, 95, 97 99 100. 107, 108, 109, 112, 113. 118, 119, 137, 138, 140, 142, 143 181, 184, 203, 205, 235, 237, 245, 248, 249, 257, 269, 290, 299, 300, 306

Межведомственная стратегия 92

Международная стратегия 92

Министерство авиации 152, 164, 174, 193, 194, 195, 196, 198, 250, 251 255

Министерство обороны 180, 189, 190. 196–201, 205, 206, 207, 208, 289

Министерство снабжения 192, 197, 207

Морская стратегия 38–42, 210, 237, 238, 239, 246, 248–251

Наступательная стратегия 69, 78

НАТО 7, 15, 17, 18, 59, 72, 77, 78, 79, 80, 82, 83, 84, 85, 87, 93, 95, 96, 97, 101, 112, 113, 117, 119, 135, 136, 137, 139, 140, 141, 142, 144, 184, 220, 232, 233, 242, 245, 293, 294, 300, 303. 304, 307

Национальная совместная стратегия 8, 19, 47, 48, 49, 69, 72, 78, 88. 89, 94, 98, 99, 100, 104, 118, 133, 147, 149, 150, 152, 153, 156, 170, 174, 175, 177, 178, 179, 181, 183, 184, 187, 188, 201–206. 209, 211, 218, 220, 225, 232–239, 246, 251, 254, 273, 274, 296. 297, 299, 300, 307

Оборонительная стратегия 69

Ограниченная война 4, 23, 35, 46, 49, 51, 52, 57, 58, 60, 61, 63, 66, 72, 79, 80, 94, 107, ИЗ. 118, 181, 290, 299, 300

Операция «Оверлорд» 124, 125, 127, 128, 169, 174, 175, 176, 213

Операция «Торч» 123, 124, 127, 169

Объединенный комитет военного производства 190, 191

Объединенный комитет планирования 192, 198, 199, 200, 206

Объединенное разведывательное бюро 190, 199

Объединенный разведывательный комитет 155, 192, 199

Объединенный штабной колледж 190, 208

Принципы ведения войны 42, 43, 44, 56, 305

СЕАТО 6, 97, 112, 113, 117 141, 142, 295

Союзная объединенная стратегия 7, 17, 19, 45, 47, 48, 49, 58, 59, 69, 73, 75, 78, 79, 81, 88, 89, 94, 98, 99, 100, 103, 104, 117, 119, 120, 121, 122, 124, 125, 129, 133, 137, 143, 144, 145, 146, 177, 184, 185, 187, 209, 211, 218, 220, 225, 233, 238, 251, 274. 302, 303, 304, 305, 307

Стратегия армии 48

Стратегия на театре военных действий 50, 210, 217, 218, 225

Стратегия обороны метрополии 50, 88

Стратегия отдельного сражения 50

Стратегия сухопутных войск 225, 236, 237, 252

Стратегия тотальной войны 66, 111

Стратегия флота 48

Сухопутная стратегия 38–41, 89, 212, 236, 237

Тотальная война 6, 23, 24, 25, 35, 40, 41, 46, 49, 51. 52, 57–61, 66, 67, 71, 72, 77, 79, 80, 86, 94, 95, 99, 106, 107, 112, 113, [317] 117, 118, 134, 137, 138, 144, 146, 147, 149, 181, 203 219 233 246, 248, 255, 256, 269, 274, 275, 282, 289, 294, 299, 300, 305, 306, 308

Холодная война 24, 35, 45, 46, 51, 52, 58, 61, 63, 66, 69, 71, 79, 80, 82, 95, 97, 100. 101, 106–113, 118, 119, 137, 140, 141, 142, 143, 181, 184, 185, 203, 205, 229, 235, 245. 248, 249, 257, 290, 299, 300, 306

Штаб морских десантных операций 190

Примечания

{1} Эдгар Джеймс Кингстон-Макклори, вице-маршал авиации, род. в 1896 г. В английских ВВС с 1916 г. В 1929 г. окончил авиационно-штабной колледж, в 1935 г. — армейский штабной колледж. Командовал различными авиационными частями и соединениями. В 1948–1950 гг. занимал должность начальника оперативного штаба истребительно-авиационного командования. В 1952 г. ушел в отставку. Считается на Западе видным специалистом в области стратегии. Написал книги: «Крылатая война», «Война в трех измерениях», «Руководство войной». Последняя книга издана в русском переводе в 1957 г. Издательством иностранной литературы. Кингстон-Макклори является выразителем взглядов наиболее агрессивных империалистических кругов.

{2} «Правда». 27 мая 1958 г.

{3} «Правда», 6 февраля 1959 года.

{4} Н. С. Хрущев. О контрольных цифрах развития народного хозяйства СССР на 1959–1965 годы. Госполитиздат, 1959, стр. 81. Резолюция XXI съезда.

{5} «Правда», 7 февраля 1959 г., стр. 2.

{6} Так автор называет страны капиталистического лагеря, — Ред.

{7} Холодная война не может рассматриваться как один из типов войн, поскольку она не представляет собой продолжения политики военными средствами. (Прим, ред.)

{8} Автор либо заблуждается, либо сознательно стремится ввести в заблуждение читателей с самого начала своего исследования. За последние столетия в большинстве западноевропейских стран в результате буржуазных революций монархии были ликвидированы или власть их резко ограничили конституции и парламенты. Однако эти конституции и парламенты и существующие на их основе буржуазные государства представляют и защищают интересы не народа в целом, а господствующей монополистической буржуазии. Действительная тенденция в развитии современного капитализма прямо противоположна выдвигаемой автором.

По мере того как капитал концентрируется в руках горстки монополистов-миллиардеров, все более узкий круг людей заинтересован в ведении агрессивных, захватнических войн. Сужается, следовательно, и круг носителей «воли к ведению войны», империалистической по своему характеру. А чтобы поднять народные массы на войну за чуждые им интересы, империалисты любыми средствами стремятся выдать цели замышляемых ими реакционных войн за цели «общенародные», разделяемые якобы народом в целом. Таких буржуазных государств, в которых власть принадлежала бы народу, не существует. (Прим. ред.)

{9} Автор предпринимает явно несостоятельную попытку скрыть причины современных войн, ссылаясь на «идеологическую борьбу соответствующих укладов жизни» как на «новую побудительную причину войны». Хорошо известно, что действительные причины современных империалистических войн проистекают в первую очередь из стремления реакционной монополистической буржуазии путем вооруженного насилия восстановить свое господство во всем мире, утраченное в результате революционной борьбы пролетариата и национально-освободительной борьбы народов за прогресс, свободу и независимость. (Прим. ред.)

{10} Здесь, как и в ряде других мест книги, автор отождествляет стратегию и политику империалистических государств. При этом он пытается затушевать агрессивный характер их политики и стратегии. (Прим, ред.)

{11} Мальборо, Джон Черчилль (1650–1722), герцог, английский полководец и политический деятель. Играл видную роль в создании военной коалиции против Людовика XIV, нанес французам ряд поражений. Беспринципный и продажный, Мальборо ради денег и титулов сначала поддерживал короля Якова II Стюарта, затем Вильгельма III Оранского. В 1711 году был снят с поста главнокомандующего и отдан под суд за растрату. В 1714 году был снова назначен главнокомандующим, но значительным политическим влиянием уже не пользовался. (Прим. ред.)

{12} Автор извращает подлинную историю первой мировой войны. Кстати сказать, такая точка зрения широко распространена в Англии. Английские военные, особенно военно-морские историки, грубо фальсифицируя историю первой мировой войны, ни во что не ставят роль русской (как и французской) армии в поражении кайзеровской Германии и полностью игнорируют влияние Великой Октябрьской социалистической революции на исход первой мировой войны. Для английских фальсификаторов истории военно-морской флот Англии всегда представляется «решающей силой», а огромный и действительно решающий стратегический эффект от действий армий ее союзников — «незначительным». (Прим. ред.)

{13} Под стратегией «совместной» (Joint strategy) автор понимает общую, согласованную стратегию вооруженных сил государства. Понятие «объединенная стратегия» (Combined strategy) означает согласованную стратегию государств, участвующих в военной коалиции. (Прим. ред.)

{14} В данном случае автор, как это часто наблюдается в буржуазной военной литературе, не делает различия между стратегией и оперативным искусством. (Прим. ред.)

{15} В чрезмерном преувеличении производственной мощи капиталистических стран автор не оригинален, как и в своих антисоветских вымыслах. Советский Союз, как это хорошо теперь известно и на Западе, обогнал капиталистические страны в ряде областей, особенно в области ракетной техники. (Прим. ред.)

{16} Кингстон-Макклори напрасно пытается дезинформировать читателей насчет действительных агрессивных намерений реакционных кругов США и Англии. Автор прибегает к явно негодным средствам. (Прим. ред.)

{17} Автор имеет в виду инцидент, связанный с так называемым вторым марокканским кризисом, когда кайзеровская Германия в июле 1911 года послала в марокканский порт Агадир канонерскую лодку «Пантера». Это событие вызвало резкое обострение международной обстановки в Европе и едва не привело к войне между Германией, с одной стороны, и Англией и Францией — с другой. (Прим. ред.)

{18} В 1915 году на Галлипольском полуострове при поддержке флота высадились англо-французские войска с целью захватить Константинополь и вывести из войны Турцию, являвшуюся в первой мировой войне союзницей Германии. Операция успеха не имела (Прим. ред.)

{19} Whitehall (англ.) — улица в Лондоне, на которой расположен ряд правительственных учреждений; в переносном смысле — правительство Англии. (Прим. ред.)

{20} Империалистические державы заинтересованы не в безопасности на Среднем Востоке, а прежде всего в получении огромных прибылей от эксплуатации богатых нефтяных источников. По этой причине империалисты всеми силами стремятся препятствовать установлению нормальных взаимоотношений между народами Среднего Востока. (Прим. ред.)

{21} Как видно, автор твердо решил в своем исследовании не только основательно абстрагироваться от действительности, но и извращенно преподносить фактическое положение вещей. Однако клеветой на национально-освободительное движение народов и на социалистические государства невозможно скрыть агрессивный характер империалистической политики на Среднем Востоке. Именно для успеха этой политики и требуется «нарушение равновесия между странами», а не мирное сосуществование государств. (Прим. ред.)

{22} Недавние события в Ираке наглядно показали, каким непрочным является Багдадский пакт — орудие колониальной политики империалистических держав в странах Ближнего и Среднего Востока. Какие бы агрессивные планы ни выдвигали империалисты, последнее и решающее слово остается за народами, не желающими больше терпеть позорный колониальный гнет. (Прим, ред.)

{23} Таким образом, по мнению автора, вторую мировую войну выиграла Англия, а другие страны, в том числе и США, только помогали ей. Тот общеизвестный факт, что главную роль в разгроме гитлеровской Германии и милитаристской Японии сыграли Советские Вооруженные Силы, Кингстон-Макклори обходит молчанием. Разве это не явная фальсификация общеизвестных исторических фактов?! (Прим. ред.)

{24} Г. Моргентау — министр финансов США с 1934 по 1945 г. (Прим. ред.)

{25} Автор сознательно упускает из виду тот крайне неприятный для всех западных стратегов факт, что капиталистический мир — это уже давно не весь мир. (Прим. ред.)

{26} Береговая артиллерия в Сингапуре была установлена с целью отразить нападение противника с моря; японцы же атаковали Сингапур с суши, со стороны Малайского полуострова. (Прим. ред.)

{27} Так называется в Англии министерство военно-морских сил. (Прим. ред.)

{28} В действительности — это красноречивый пример того, как безответственно относится автор к историческим фактам, сознательно фальсифицируя историю своими рассуждениями о «нетронутой» японской армии, главная ударная сила которой — Квантунская армия — была разгромлена советскими войсками. (Прим. ред.)

{29} Подчеркивая антигерманскую, малосущественную сторону плана помощи Маннергейму, автор пытается скрыть его явную антисоветскую направленность. (Прим. ред.)

{30} По-видимому, еще более отрезвляющее действие на военных деятелей Англии должно производить осознание того факта, что от германского вторжения Англию спасло создание Восточного фронта Советским Союзом, а от полного разгрома во второй мировой войне — решающие победы Советских Вооруженных Сил над гитлеровским вермахтом. (Прим, ред.)

{31} Резиденция английского премьер-министра. (Прим, ред.)

{32} Автор переоценивает результаты сражения в Коралловом море, имевшие оперативно-тактическое, а не стратегическое значение как для Японии, так и для США. (Прим. ред.)

{33} Это, конечно, явное преувеличение. Переоценивая значение боевых действий американского флота на Тихом океане, автор не считается с тем огромным политическим и стратегическим влиянием, которое оказали действия Советских Вооруженных Сил на советско-германском фронте — на решающем фронте второй мировой войны — на ход и исход войны на Дальнем Востоке. (Прим. ред.)

{34} Во время второй мировой войны существовал англо-американский объединенный штаб (Combined Chiefs of Staff), созданный для координации боевых действий вооруженных сил Англии и США. (Прим, ред.)

{35} Так называемая битва за Англию сыграла свою роль в борьбе против немецко-фашистских военно-воздушных сил. Однако утверждение автора, что эта битва покончила с угрозой немецкого вторжения в Англию и обусловила переход превосходства в воздухе на сторону союзников, является явно фальсификаторским. Если бы Советские Вооруженные Силы не разгромили военную машину фашистского рейха, Англия несомненно потерпела бы полное поражение во второй мировой войне. В свое время это признавали политические и военные деятели Англии (Прим. ред.)

{36} Автор имеет в виду операции с участием двух или трех видов вооруженных сил, то есть армии, флота и авиации. (Прим. ред.)