Публикуется по изданию:
Сен-Жюст Л.А. Речи. Трактаты.
СПб.: Наука, 1995. с. 119-134.
(Примечания опущены).

Граждане, представители французского народа! Существует естественное соглашение между свободными правительствами и свободными народами, в силу которого правительства обязуются жертвовать собою во имя отечества, а народы не принимают на себя никаких обязательств, кроме одного - быть справедливыми. Восстание является для народов гарантией, которая не может быть ни отменена, ни изменена; но и у правительства должна быть гарантия, она в справедливости и добродетели народа.

Из этого следует, что самым опасным заговором, замышляемым против правительства, является разложение общественного духа, дабы отвратить его от справедливости и добродетели; тогда, лишив правительство гарантии, можно решиться на все, чтобы его уничтожить.

Итак, я должен принести вам сегодня от имени Комитета общественного спасения суровую дань любви к отечеству. Я должен разоблачить перед лицом французского народа вероломный план уничтожения гарантий правительства, раскрыть заговор против французского народа и против Парижа.

Я должен высказать вам с беспощадной откровенностью суровые истины, которые до сих пор оставались сокрытыми. Голос дунайского крестьянина был услышан даже развращенным сенатом, потому-то я и решаюсь высказать вам все, вам, друзья народа и враги тирании. Что сталось бы с нами, граждане, если бы истине пришлось таиться и молчать, а порок мог безнаказанно решиться на все? Пусть же дерзость врагов свободы будет дозволена тем, кто эту свободу защищает! Когда свободное правительство установлено, оно обязано сохранять себя всеми справедливыми средствами; оно может с полным правом прибегнуть к самым энергичным действиям; оно должно уничтожить все, что препятствует благоденствию общества, и смело разоблачать заговоры.

Мы берем на себя смелость возвестить вам, возвестить народу, что пришло время вновь обратить всех к морали, внушить ужас аристократии; пришло время объявить войну безудержному разложению, вменить всем в обязанность бережливость, скромность, гражданские добродетели; пришло время вернуть в небытие врагов народа, которые потворствуют порокам и страстям развращенных людей; их цель — создать партии, вооружить одних граждан против других и в разгар междоусобиц восстановить трон и оказать тем самым услугу иностранным державам. Сколь ни была бы резкой эта речь, она придется не по нраву лишь тем, кому не дорого отечество, кто хочет вновь обратить народ в рабство и уничтожить свободное правительство. В Республике зреет заговор, замышляемый заграницей, которая стремится путем разложения помешать установлению свободы. Ее цель — превратить в заговорщиков всех недовольных, вызвать скандальные интриги и тем самым опозорить нас, если только это возможно, перед всем миром. Совершаются злодеяния, чтобы вину за них возложить на народ и на революцию; именно тирания совершает все те злодеяния, которые мы видим, и именно она объявляет их виновником свободу. Заграница разлагает всех и вся. С тех пор как у нас была введена простота одежды, их цель — обратить все богатства на обильные яства, распутство и разорение народа, а также на содержание наемных преступников.

После того как наши декреты лишили врагов революции их имущества, за границей почувствовали, что им нанесен удар, и начали возбуждать беспорядки, чтобы причинить беспокойство правительству и приостановить его деятельность.

Нам известно лишь одно средство пресечь это зло: совершить наконец революцию в гражданском состоянии, начать войну против всякого рода пороков, которые насаждают среди нас, дабы обессилить Республику и подорвать ее гарантию; навсегда отказаться от всякой снисходительности по отношению к тем, кто нападает на существующий порядок; беспощадно принести в жертву на презренной могиле тирана всех, кто сожалеет о тирании, кто может возродить ее у нас. Иностранные державы намеревались не только развратить Республику и обречь ее на медленную агонию; в дальнейшем из этой речи вы узнаете, что был подготовлен заговор, чтобы внезапно все уничтожить и заменить существующее правительство королевским; за разложением должен был последовать дерзкий удар, подготовленный всеми правительствами, дабы низвергнуть демократию.

Мы отвечаем за спасение народа, и мы не предадим его. Кто как не вы заинтересован в том, чтобы его спасти, кто как не вы заинтересован в его счастии? Ваше дело неотделимо от дела народа: без него вы не можете быть счастливы; вы не сможете пережить гибель свободы; вашему делу, как и делу народа, уготована либо общая триумфальная колесница, либо общая могила.

Поэтому лишать народ изобилия и обвинять в этом вас — безрассудная политика. Разве станете вы друзьями королей, вы, кто заставил их всех трепетать на своих тронах; вы, кто установил демократию, кто отметил за избиение народа смертью тирана, кто взял на себя почин принести свободу миру.

Кто будет вам другом здесь, на земле, если не народ, пока он свободен, и не цикута, когда он лишится свободы?

Первым вдохновителем заговора является английское правительство. Вот что было сказано в государственном совете за два дня до открытия заседаний в парламенте:

"Если мы начнем войну, то правительство Франции, которое корчится в судорогах, примет новые меры, чтобы сломить наше сопротивление; если мы заключим мир, у них начнется гражданская война: так добьемся же разложения этой Республики". К этому добавили: "Пусть все наши заседания начинаются со слов „Добьемся разложения этой Республики". Далее было сказано, что "необходимо готовиться к войне, но отсрочить начало кампании, это даст двойное преимущество: можно будет держать английский народ в повиновении и не подвергаться никакому риску" в борьбе с нами.

Итак, вас уже не смогут удивить новые потрясения, уготованные для нас. Все эти высказывания привели к тому, что богачи в Париже лишают народ самого необходимого и устраивают обеды по сто экю на человека. Заговорщики пользуются особыми знаками, чтобы узнавать друг друга в театрах, в местах, где они встречаются и обедают.

Английское правительство приняло двойное решение: делать вид, что усиленно готовится к войне, и вместе с тем разжигать страсти всех честолюбивых, алчных и развращенных людей.

Поскольку вы возложили на нас обязанность заботиться о благе отечества, мы использовали все средства, чтобы проникнуть в замыслы наших врагов. Не имея возможности помешать нашим победам, они намереваются внести путаницу в наши представления о публичном праве, привить нам дурные нравы, внушить ненасытную алчность, дабы мы, отупев от пороков, устав от дел и устремляясь к наслаждениям, ощутили посреди всеобщей апатии необходимость вождя; и когда все будет готово, этого вождя с триумфом понесут на руках. Эта мысль о необходимости вождя вызвала нелепые надежды у некоторых людей, уверовавших, что вскоре они увидят себя поднятыми на щит. Льстя себя надеждой на большое богатство, заговорщики уже поделили между собою отечество. Так иностранные державы сумели сыграть на безрассудстве, на нелепых слабостях, на испорченности каждого.

Этот план заговора, самого чудовищного, какой только можно себе представить, ибо добродетель и невинность он приносит в жертву преступлению, этот план осуществляется следующим образом.

И подобные сцены возобновлялись неоднократно. Дворяне, иностранцы, бездельники, продажные ораторы — вот орудия заграницы, вот участники заговора против отечества, против народа. Мы объявляем войну этим тартюфам патриотизма. Мы будем судить о них не по их притворству, а по их бескорыстию, по простоте их речей, по мудрости их советов.

Дух подражания есть признак преступления. Нынешние контрреволюционеры, не осмеливаясь обнаружить свою подлинную сущность, неоднократно скрывались под личиной патриотизма. Несколько месяцев назад в Нанси объявился некий Марат, который намеревался разжечь там новую Вандею; другой Марат появился в Страсбурге, он именовал себя рейнским Маратом; священник и австриец, он был контрреволюционер. Но был лишь один Марат; его "последователи" — лицемеры, которых стыдится его тень. Добродетели нельзя подражать: каждый добродетелен по-своему или же он лицемер. Если бы Питт явился во Францию шпионить за нашим правительством, он принял бы обличье честного человека, чтобы не быть разоблаченным. Так же поступают и те, кто из скромности присваивает себе имена великих людей древности; под этой личиной прячется лицемер, продавший свою совесть. Человек благородный, выдвинувшийся среди народа смелостию и спокойствием, присущими безупречной честности, имеет только одно имя, как он имеет одно сердце. Разложение, о котором я говорил, есть плод заговора заграницы; и именно среди людей, присвоивших эти имена, следует искать заговорщиков.

Простой здравый смысл, душевная твердость, холодный ум, горячность пылкого и чистого сердца, суровость, бескорыстие — таков характер патриота; но заграница извратила все. Нынешний патриот устыдился имени своего отца и взял себе имя героя, которому ни в чем не следует. Герой убил тирана, а жил скромно; он защищал народ; на любой должности он оставался бедняком. Тот же, кто ему подражает, — наглец, который убивает родину, обогащается; его жизнь отвратительна в своей гнусности; он скрывает свое имя, чтобы стереть память о своих посягательствах... Чего он хочет? Заставить говорить о себе, обрести власть и продаться дороже.

По-видимому, и у нас хотели бы ввести сделки, подобные тем, к которым со всею дерзостью прибегают некоторые члены английского парламента, чтобы стать министрами. Среди нас есть определенного сорта люди, которые напускают на себя свирепость, проявляют притворное рвение, рассчитывая продать себя загранице или же поступить на службу правительству.

Как! Наше правительство унизит себя до того, что станет жертвою подлеца, торгующего своим пером и своей совестью, меняющего цвет в зависимости от своих ожиданий, от характера опасности, подобно той рептилии, что ползает под солнцем! Мошенники! ступайте в мастерские, на корабли, идите пахать землю. Дурные граждане, по поручению иностранных держав возмущающие общественное спокойствие, развращающие все сердца, идите сражаться; презренные виновники народных бедствий, ступайте учиться чести у защитников отечества!.. Но нет, вы не пойдете к ним; вас ждет эшафот!

Вот что надо было им ответить. Заговорщикам свойственно притворство; оповещать о своих замыслах и преступлениях было бы неосторожно. Поэтому не следует обращать внимания на внешнюю сторону речей, но судить о самом человеке так, как подсказывает сегодня долг чести. Долг чести повелевает нам теперь сохранять единство и предоставить народу плоды пяти лет революции, обретенные с таким трудом; долг чести повелевает нам уничтожать всех врагов революции, но так, чтобы, нападая на этих врагов, не поразить тем же ударом отечество. Вильгельм Телль, вынужденный направить смертоносную стрелу в яблоко на голове своего сына, — вот образ народа, вооруженного против самого себя. Приподымем же завесу, которая скрывает заговоры, проследим за речами, за жестами; за ходом мысли каждого.

Так начался мятеж Преси в Лионе. Он долго притворялся, он лукавил, он перетолковывал то, что говорил накануне; если бы он не преуспел, он приноровился бы и к свободе. В любой момент, в любых обстоятельствах он казался тем, кем нужно было казаться. Он выжидал: если его обвиняли, он становился патриотом. Наконец, он обнаружил себя; он увлек за собою слабых; он направлял тех, кто был сильнее. Он сбросил с себя личину, надел белую кокарду и ринулся в бой.

Этим кончит любая партия. Любая партия сеет зло, когда Республика установлена. В Париже есть такая партия: об этом свидетельствуют роялистские воззвания, наглость иностранцев и дворян, которые переговариваются между собою украдкою и шепотом.

Когда появляется партия, какую бы окраску она ни принимала, возникает новая западня... Истине не присуще коварство; коварны они, эти исполнители народного правосудия, стремящиеся избежать его, эти функционеры, встающие между народом и национальным представительством, чтобы утеснять обоих; эти соучастники Шабо, желающие спасти его. Коварна эта партия, вдохновляемая заграницей, которая твердит, что вы недостаточно суровы по отношению к заключенным, а сама только и ждет, чтобы при малейшем волнении открыть им ворота тюрем. Я вижу последователей Преси, вызвавшего в Лионе мятеж против свободы, я вижу последователей Шарета, поднявшего Вандею против французского народа.

Демократия во Франции погибнет, если магистраты будут обладать большим влиянием, чем народ, и используют это влияние для своего возвышения. Эти простые истины еще никто не дерзнул высказать по той причине, что после уничтожения правительственной иерархии ни одна идея, ни один принцип не пришли ей на смену; по той причине, что правительство само как будто опасается того влияния, которое приобрели его чиновники; по той причине, что коалиция, в которую вошли многие члены государственных органов, коалиция, направленная против народа, против свободы, против национального представительства, уже укрепилась.

У нас не были провозглашены принципы нашего публичного права, этот священный и грозный закон, высший закон спасения народа. Нельзя допустить, чтобы аристократия бросала вызов правительству; нельзя допустить, чтобы мятежник, продающий свою родину, оказывал сопротивление правосудию, заявляя при этом, что он сопротивляется угнетению; нельзя допустить, чтобы изменники злоумышляли против самой истины, которая их преследует, и против законной власти, которая их карает.

Снисходительность не только в том, чтобы оберегать преступников, находящихся под стражей; не менее опасна снисходительность, которая щадит скрытых врагов народа.

Ваша политика должна вобрать в себя обширный план возрождения. Решитесь на все, чего требуют интересы свободного государства, что содействует его укреплению. Где же Тарпейская скала? Или вам не хватает смелости сбросить с этой скалы аристократию, какой бы личиной она ни прикрывала свой медный лоб. Как! На другой же день после того как мы призвали вас к непреклонной суровости в отношении врагов революции, содержащихся под стражей, попытаться использовать против патриотов подъем, вызванный в общественном мнении этой идеей; пусть это убедит вас, сколь хитроумно действуют враги отечества. Добрые граждане радовались новому триумфу свободы, и вдруг взрыв, внезапный, непредвиденный. Мы говорили вам о счастье; эгоизм воспользовался этой идеей, чтобы вызвать яростные крики аристократии. Внезапно пробуждается жажда того счастья, которое состоит в забвении других и в наслаждении излишествами. Счастье! счастье! восклицают повсюду. Но не счастье Персеполиса предлагаем мы вам, это счастье растлителей человечества; мы предлагаем вам счастье Спарты и Афин в их лучшие времена; мы предлагаем вам счастье добродетели и скромного достатка; мы предлагаем вам счастье наслаждаться необходимым и отказываться от излишеств; мы предлагаем вам счастье ненавидеть тиранию, довольствоваться своей хижиной и плодородным полем, возделанным собственными руками. Мы предлагаем народу счастье быть свободным и спокойным, мирно наслаждаться плодами и нравами, порожденными революцией; счастье возвратиться к природе и морали, счастье основать республику. Именно народ создает республику простотою своих нравов, а не шарлатаны, которых следует для начала изгнать из нашего общества, если вы хотите, чтобы оно было счастливым. Счастье, которое мы вам предлагаем, не есть счастье развращенных народов; обманулись те, кто ожидал от революции права быть столь же дурными, как дворянство и богачи при монархии; плуг, поле, скромное жилище, свободное от податей, семья, защищенная от вожделений разбойника, — вот счастье.

Чего же хотите вы, вы, кто не хочет добродетели, чтобы быть счастливым? Чего хотите вы, вы, кто не хочет террора против злодеев? Чего хотите вы, кто лишен добродетели, кто обращает террор против свободы? А между тем вы объединены, ибо все преступления связаны друг с другом и образуют в настоящий момент огненное кольцо вокруг Республики.

Чего хотите вы, кто устремляется в общественные места, лишь бы только быть на виду, лишь бы услышать: “Смотри-ка, говорит такой-то; вот прошел такой-то”? Вы хотите оставить занятие своего отца, который, вероятно, был честным ремесленником, чей скромный образ жизни сделал вас патриотом, оставить, чтобы стать влиятельным и надменным лицом в государстве.

Вы погибнете, вы, кто устремляется к богатству, кто ищет счастья не там, где ищет его народ.

Граждане, я возвращаюсь к этой жестокой мысли: как только мы заговорили с вами о счастье, партия, вдохновляемая заграницей, постаралась вложить в понятие о счастье подлость, эгоизм, презрение к человечеству, ненависть к суровому порядку управления, который один только может нас спасти. Пусть народ требует свободы, когда он угнетен; пусть он следует совету Миноса, пусть преследует магистратов. Но когда свобода торжествует, когда тирания испускает дух, побуждать его предать забвению общее благо, нанести удар родине ради личного благополучия — вот подлость, вот лицемерие, заслуживающее кары; именно так губят свободу. Произошло смещение всех понятий. Скажите злодею: "В прошлом году мы выиграли двадцать сражений, в этом году у нас миллион двести тысяч солдат", — он вам ответит: "Это не имеет значения; у меня есть личный враг, от которого я должен избавиться". Таковы наши дела; все перевернуто вверх дном. Негодяй, которого должен осудить революционный трибунал, заявляет, что сопротивляется угнетению, ибо он хочет избежать эшафота.

Не знаю, решился бы кто-нибудь сказать вам все это, чувствуй он себя в чем-то виновным или причастным к бедствиям страны. Я же говорю с вами со всею прямотою безупречно честного человека, готового ради спасения отечества пойти на все, все высказать. Честность — это сила, позволяющая смело противиться любым посягательствам.

Если народ полюбит добродетель и воздержанность; если с лиц исчезнет надменность; если в гражданскую общину вернется стыдливость, а контрреволюционеры, умеренные и мошенники будут повержены в прах; если, беспощадные к врагам революции, мы сохраним чувствительность и любовь к патриотам; если функционеры, уединившись в своих кабинетах, посвятят себя добрым делам, не помышляя об известности, призывая в свидетели лишь свою совесть; если вы дадите землю всем обездоленным, если вы отнимите ее у всех негодяев, тогда я признаю, что вы совершили революцию. Но если все пойдет по-другому, если заграница возьмет верх, если пороки восторжествуют, если новая знать займет место прежней, если кара не настигнет тайных заговорщиков, нам останется обратиться в ничто или погрузиться в лоно божества; значит, революции не было; значит, нечего ждать на земле ни счастья, ни добродетели.

Знаете ли вы, кто является последним оплотом монархии? Это класс людей, которые ничего не делают и не могут обойтись без роскоши и излишеств, это те, у кого нет иных помыслов, кроме дурных; кто пребывает во власти скуки, преисполнен безумной жажды наслаждений и отвращением к общественной жизни; кто внимает слухам, кто старается предугадать намерения правительства и всегда готов из любопытства сменить одну партию на другую. Вот этот класс и нужно обуздать. Заставьте всех что-нибудь делать, выбрать профессию, полезную для дела свободы. У всех этих бездельников нет детей; их слуги не вступают в брак, они всегда разделяют их мнение, всегда готовы поддаться влиянию заграницы. Разве нам не нужно строить корабли, умножать мануфактуры, распахивать новь? Какими правами обладает в нашем отечестве тот, кто ничего для него не делает? Это у них — гнусное представление о счастье, это они — главные противники Республики.

Присмотритесь к тем, кто жалуется на тяжелые времена, — это отнюдь не самые обездоленные: люди скромного достатка жалуются гораздо меньше. В департаментах Верхняя Вьенна и Коррез всегда питались каштанами, в департаменте Пюи-де-Дом едят хлеб и тушеные овощи; таков старинный обычай в этих местностях, славящихся добрыми нравами. Для всех деревенских жителей единственной пищей являются плоды; подобно илотам, они разводят скот, который не кормит их и не одевает; торговцы продают им втридорога шерсть, изготовленную ими самими. Именно те, кто больше всех имеет, больше всего оскорбляют народ, ибо живут за его счет. Какая заслуга в том, что вы слывете патриотами, если вы осыпаны благами, если памфлет приносит вам тридцать тысяч ливров дохода, если вы угнетаете граждан, будучи сами свободны и могущественны?

Такова истина. Скромно заботиться о нуждах народа значит обречь себя на безвестность. Поэтому, чтобы дать гарантии правительству, нужно, чтобы каждый обладал справедливым сердцем и точным умом.

Определите же точные границы для установленных властей, ибо разум человеческий имеет свои границы; имеет свои границы и мир: за ними смерть и небытие; имеет свой границы и мудрость; по ту сторону свободы начинается рабство, по ту сторону природы — хаос. Так неужели же мы хотим, чтобы природа оставила нас! Блуждающий взгляд, сочинение, лишенное простоты, мрачное и напыщенное, в котором свобода, попав в давно уже расставленную ловушку, выглядит смехотворно, разве в этом достоинство патриотизма? Именно внешние враги порождают все эти искажения. Они тоже революционны, но их революционность направлена против народа, против республиканской добродетели. Их революционность преступна. Вашей же должна управлять безупречная честность законодателя.

Я обрисовал наше общее положение и раскрыл тайные причины тех действий, которые беспрестанно подрывают мощь нашего общественного организма. Мы окинули мысленным взором все тайные пути, по которым распространялся заговор. В общественном мнении зрело предчувствие, что готовится обширный заговор. Метания виновных, которые мы наблюдаем в последние дни, их растерянность, вызванные хладнокровием и выдержкой правительства, хмурый вид подозрительных — все предвещает кару, которая вскоре поразит преступников и послужит примером для других.

Короли Европы смотрят на часы в ожидании момента, когда наступят обещанное им крушение нашей свободы и гибель Парижа. Вы примете суровые меры, которые будут вам предложены; вы поддержите достоинство нации; вы будете достойны самих себя, проявив мудрость и силу, необходимые в данных обстоятельствах.

Нужно признать одну истину: если мы будем довольствоваться изложением общих принципов, не пытаясь применить их на деле, как это слишком часто с нами случалось, мы окажемся бессильными против врагов народа. Что значат слова для заговорщиков, прячущих свое лицо, пока они не разоблачат сами себя? Пламенная речь на мгновение возбуждает сердца, заговорщики дают нам высказаться; они присоединяются к вам на тот краткий миг, когда общественное мнение еще возбуждено; но вскоре они становятся тем более смелыми, чем меньше вызывают подозрений.

Найдется ли такой патриот, который и теперь усомнится в необходимости защитить существующий порядок вещей от его врагов и не присоединится к нам против заговорщиков?

Теперь, когда я проследил преступные и темные дела фракции, вдохновляемой заграницей, когда я указал на те ловушки, которыми грозит свободе уничтожение -чувства природы, справедливости и морали, после того как я охарактеризовал все виды развращенности, следует разрешить загадку, на первый взгляд неразрешимую загадку разногласий между различными фракциями.

Прочность нашей Республики в самой природе вещей. Суверенитет народа требует, чтобы он был един, что несовместимо с существованием фракций: значит, всякая фракция есть покушение на суверенитет.

Прежде, когда фракции приводили к изоляции деспотизма и ослаблению влияния тирании, они были благом; теперь, когда они приводят к изоляции свободы и ослабляют влияние народа, они преступны.

В этом вся суть фракций. Обдумав причины ниспровержения тирании в нашей стране, иностранные державы стремятся использовать фракции, чтобы ниспровергнуть Республику.

Граждане всей Франции, если сердца ваши созданы для добра и постижения истины, вы поймете теперь, какие западни расставили ваши враги, и вы соединитесь в суверене, чтобы оказать сопротивление всем партиям.

Меры по задержанию виновных уже приняты; они окружены. Остается принять меры к тому, чтобы разрушить планы развращения, еще более губительного, чем ярость самих заговорщиков. Эти меры мы предложим вам в качестве закона сурового, но справедливого. Воздадим же хвалу гению французского народа за то, что свобода вышла победительницей в борьбе с одним из величайших преступлений, когда-либо замышлявшихся против нее. Разоблачение этого обширного заговора, страх, который оно вызовет, предложенные вам меры избавят Республику и вселенную от всех заговорщиков; пусть все граждане заботятся о безопасности народа, пока правительство преследует заговорщиков. Война будет вестись с той же яростью. Ни минуты покоя, пока враги революции и французского народа не будут уничтожены. Никакой снисходительности, никакой жалости к виновным, осмелившимся посягнуть на свободу отечества!

Мы дадим вам правдивый отчет о тех опасностях, каким нам предстоит подвергнуться при выполнении своего долга: заговорщики бросают вызов добродетели, мы бросаем вызов им. Возвысимся же духом, дабы постичь то необъятное счастье, которое мы обязаны дать французскому народу: всякий, кто обладает во вселенной чувствительным сердцем, воздаст должное нашему мужеству. Тот, кто стремится к добру, имеет право быть дерзким, непоколебимым, непреклонным.

Национальный конвент, заслушав доклад своего Комитета общественного спасения, постановляет:

Статья 1. Революционный трибунал продолжит сбор сведений об инициаторах и соучастниках заговора, направленного против французского народа и его свободы; он немедленно подвергнет аресту виновных и предаст их суду.

2. Объявляются изменниками отечеству и караются как таковые все уличенные в том, что содействовали каким бы то ни было образом развращению граждан, ниспровержению власти и подрыву общественного духа; те, кто вызывал беспорядки дабы помешать доставке продовольствия в Париж; кто предоставлял убежище эмигрантам; те, кто попытается открыть тюрьмы; те, кто будет доставлять в Париж оружие с целью уничтожить народ и свободу; те, кто попытается поколебать или изменить республиканскую форму правления.

3. Поскольку Национальный конвент облечен верховной властью волею французского народа, всякий, кто попытается захватить эту власть, кто прямо или косвенно посягнет на безопасность или на достоинство Конвента, является врагом народа и карается смертью.

4. Сопротивление республиканскому и революционному правительству, центром которого является Национальный конвент, есть покушение на общественную свободу; виновный в этом, а также тот, кто попытается каким-либо действием унизить, уничтожить Конвент или воспрепятствовать его деятельности, карается смертью.

5. Комитет общественного спасения, согласно закону от 14 фримера, смещает всякое должностное лицо, уклоняющееся от исполнения декретов Национального конвента или постановлений Комитета, а также уличенное в нарушении долга или в небрежности при исполнении своих обязанностей. Комитет преследует их по всей строгости законов, он позаботится о временном их замещении.

6. Установленные власти не имеют права передавать свои полномочия; они не могут рассылать своих комиссаров ни внутри Республики, ни за ее пределы без специального на то разрешения Комитета общественного спасения; полномочия и поручения, данные до сего момента, аннулируются. Те, кто после провозглашения настоящего декрета осмелится продолжать их отправление, караются двадцатью годами тюремного заключения.

Агенты Комиссии продовольствия, вооружения и пороха будут временно продолжать исполнять свои обязанности.

7. Для скорейшего суда над врагами революции, заключенными в тюрьмах, учреждается шесть народных комиссий. Комитеты общей безопасности и общественного спасения совместно займутся их формированием и организацией.

8. Обвиняемые в заговоре против Республики, уклонившиеся от судебного разбирательства, объявляются вне закона.

9. Наблюдательные комитеты, оставившие на свободе лиц, известных в своем округе как неблагонадежные, смещаются и заменяются другими.

10. Каждый гражданин обязан указать на заговорщиков и лиц, объявленных вне закона, если ему станет известно их местопребывание.

II. Каждый, кто станет укрывать их у себя или в ином месте, рассматривается и карается как их сообщник.

12. Лицам, арестованным за участие в заговоре против Республики, запрещается поддерживать сношения с кем бы то ни было в устной или письменной форме; за это несут уголовную ответственность лица, приставленные к ним в качестве стражи, а также тюремная охрана; всякий, кто окажет содействие или будет участвовать в такого рода сношениях, карается как сообщник.

13. Комитету общественного спасения поручается строго следить за исполнением настоящего декрета; он отчитывается в этом перед Конвентом согласно закону. Внесение декрета в Бюллетень означает его обнародование.

Примечание