“Прошедшее и будущее суть μή σν π νечто не сущее, хотя и не просто ничтожное, а такое присутствующее, которому чего-то не хватает, каковая нехватка обозначается через "уже не" — "еще не". Так увиденное, время оказывается рядом последовательных Теперь, из которых каждое, едва названное, сразу исчезает в "вот только что" и уже гонимо наступающим "вот сейчас". Кант говорит о так представленном времени: "У него только одно измерение"”.

Постараемся понять, зачем Хайдеггер вспоминает здесь своего постоянного оппонента-опору и ради этого приведем несколько рассуждений Канта о времени. В Трансцендентальной эстетике о времени читаем:

“Время имеет только одно измерение: различные времена существуют не вместе, а последовательно... Различные времена суть лишь части одного и того же временим... мы... представляем временную последовательность с помощью бесконечно продолжающейся линии, в которой многообразное составляет ряд, имеющий лишь одно измерение” (27).

Продолжу цитаты рядом рассуждений из Трансцендентальной логики, из Второй главы Аналитики основоположений.

“Между двумя мгновениями всегда имеется время... всякий переход из одного состояния в другое совершается во времени, причем первое из этих мгновений определяет состояние, из которого выходит вещь, а второе — состояние к которому она приходит... Изменение не состоит из таких мгновений, а производится ими, как проявление их... Это продвижение вперед во времени определяет все и само по себе ничем не определяется, то есть части его даны только во времени и посредством синтеза времени, но не раньше времени...” (28).

Начиная прислушиваться к такого рода рассуждениям и входя в них, мы обретаем и на мгновение можем сохранить иллюзию, будто речь идет о том же, о чем мы только что говорили с Аристотелем и Хайдеггером: о времени. Но стоит нам убрать многоточия и восстановить контекст, нелепость такого предположения бросится нам в глаза: априорная форма чувственности как таковая может быть понята только в другом контексте и, как на первый взгляд представляется, не имеет сущностных точек соприкосновения ни с Аристотелем, ни с Хайдеггером. Но зачем же в таком случае Хайдеггер припоминает здесь Канта? Зачем в работе того же 1962 года он специально разбирает Тезис Канта о бытии, явно вновь обнаруживая потребность найти (для фундаментальной онтологии? для поставленной Кантом под вопрос метафизики?) поддержку и обоснование в Канте?

Для того, чтобы действительно приблизиться к ответу на этот вопрос припомним, что в год появления Бытия и времени Хайдеггер читает лекции по Критике чистого разума, легшие в основу вышедшей первым изданием в 1929 году книги Кант и проблема метафизики (29). Хайдеггер подчеркивал, что эта книга имеет смысл только при рассмотрении ее вместе с Бытием и временем (30), а существо хайдеггеровского подхода к Критике чистого разума Канта состоит в том, что она, по Хайдеггеру, не является теорией магматического и естественнонаучного познания, поскольку это вообще не теория познания (31). Речь у Канта идет, поясняет Хайдеггер, об обосновании метафизики, и потому необходимо понять ту его форму, которую избрал Кант. Это значит, что мы должны обоснование метафизики понять как критику чистого разума (32) и не должны забывать, что избранная Кантом форма трактата о методе есть форма разработки онтологической проблематики.

Центральный вопрос кантовской критики “как возможны синтетические суждения a priori”, который и спровоцировал проведение обоснования метафизики как критики чистого разума, по существу, является для Хайдеггера вопросом о том, как можно мыслить бытие без сущего. Вернувшись таким образом к основному вопросу, с которого началось наше рассуждение, мы покамест нисколько не приблизились к ответу на него, но зато оказались в состоянии гораздо отчетливее уяснить горизонт, в пределах которого мыслится этот вопрос. Ясно также, что здесь же должен встать и вопрос об истине, и нас теперь нисколько не удивит, что Хайдеггер ставит этот вопрос в том самом параграфе, где хочет показать, что означает обоснование онтологии как критика чистого разума.

“Поскольку к существу любого познания принадлежит его истинность, трансцендентальная проблема внутренней возможности синтетического понания a priori является вопросом о существе истины онтологической трансценденции. Это означает определение существа "трансцендентальной истины", "которая предшествует всякой эмпирической и делает ее возможной". В самом деле, никакое знание не может противоречить ей не утрачивая вместе с тем всякого содержания, то есть всякого отношения к кому бы то ни было объекту, стало быть, всякой истины”. Истина существующего необходимо следует истине бытия” (33). “Истина существующего” означает “истина настоящего”, разумеется — “настоящего времени”; ибо только оно — в отличие от прошлого и будущего — по-настоящему существует. И если мы сейчас устанавливаем понимание этого, переднами открывается определенный горизонт, очерчиваемый таким пониманием.

Выше мы убедились, что “уже не” и “еще не сущее”, то есть прошлое и будущее, так или иначе — каждое на свой лад — охвачены бытием. Предлагая мыслить бытие без сущего, Хайдеггер, по существу, предлагает нам мыслить время без того, что является его первой приметой: без последовательно наступающих теперь, делающих время счисляемым и отделяющих настоящее от будущего. Время в смысле сплошной объединенности, единения того, что мы знаем как прошлое, настоящее и будущее, оказывается сплошным настоящим. В так понимаемом времени ничто не скрыто, все явлено как настоящее. Это значит, что так понимаемое время оказывается абсолютной (=отрешенной от “уже не” и “еще не сущего”) открытостью, или, говоря иначе, сферой сплошного откровения. Это, собственно, уже не время, или, если угодно — это еще не время.

Точно также сущее, когда оно оказывается изъято из оппозиции к "уже не" и "еще не" сущему, до известной степени перестает быть сущим. Оно безусловно сохраняет свою схваченность бытием, и тогда истина сущего следует истине бытия постольку, поскольку открываемая нам в настоящем истина следует истине как таковой, которая на сей раз изъята из сферы перехода от “уже не” к “еще не”, объединяющей для нас обе истины. В таком случае вся сфера собственно времени (последовательных теперь) может рассматриваться как сфера постоянного частичного откровения истины бытия, которое, однако, все-таки остается для нас — насколько мы смогли к нему приблизиться — сферой сущего, то есть того, что в принципе предполагает еще не сущее и уже не сущее.

Покамест — то есть пока мы следим за мыслью Хайдеггера — для нас эта сфера откровения абсолютно пуста. Сам Хайдеггер предпочитает в данном случае говорить о безымянности (34). В отличие от Соловьева, который знает, что в рамках христианского мировоззрения есть предварительное, центральное и окончательное откровение божественной истины людям, Хайдеггер, находясь в хорошо описанном им состоянии Sorge, этого уже не знает. Но к чему приходит он при осмыслении этого состояния? — Один из ответов, важный для нас: к истории.

Посвящая ряд параграфов в Бытии и времени истории, историчность мировой истории, а также затрагивая этот вопрос во Времени и быта Хайдеггер настоятельно подчеркивает, что речь идет не о том, что называется исторической действительностью, которая как объект представ познающему субъекту, и не о науке истории: обе они исходят из прошлого остатки которого могут остаться и в настоящем или быть оценены на основе последующих событий и в их свете как “эпохальные” (35). Но “историческое раскрытие обретает временной характер из будущего” (36). В чем смысл этого заявления?

Когда мы предположили это странное время, которое все целиком в сплошь открыто нам как настоящее, мы не могли не отметить его принципиальной предрасположенности к уже не и еще не сущему. И тем не менее,

мы рассматриваем его как сплошное настоящее. В чем же проявляется эта его предрасположенность к “еще не” и “уже не”?

Говоря, что это странное время ограничено настоящим, мы, по существу, отказались мыслить в нем будущее: мысленно открыв все время, мы, по существу, открыли все прошедшее время и отказались от возможности наступления будущего, потому что все то что в свое время воспринималось как будущее, уже настало. Перед нами оказалось то, что Владимир Соловьев назвал сферой окончательного откровения, и при этом, создав такой его мысленный образ, мы понимаем Хайдеггера, утверждающего, что “историческое раскрытие обретает временной характер из будущего” Сфера исторически раскрывающегося бытия может быть определена нами теперь как то, что в прошлом присутствовало как будущее, в модусе настоящего.

Но это же есть и сфера откровения, то есть сфера истины. “Быть истинным (истина) означает быть открытым” (37) Однако мы можем понять это неправильно, если не учтем один, ясный для обоих мыслителей, момент Выше (38) обращалось внимание на замечание Соловьева о том, что “необходимый для истинного знания синтез элементов, мистического и природного, при посредстве элемента рационального есть не данность сознания, а задача для ума (выделено мной. — Ю. Ш), для исполнения которой сознание представляет только разрозненные и отчасти загадочные данные”. О том же говорит и Хайдеггер, в статье Тезис Канта о бытии “Тезис Канта о бытии остается в силе: бытие есть "просто полагание"... "Просто" имеет в виду чистое отношение объективности объекта к субъективности человеческого познания... Различие в способах полагания определяется из источника исходного полагания. Это — чистый синтез трансцендентальной апперцепции. Она есть первоакт познающего мышления” (39).

Мы можем при правильном следовании тому, о чем идет речь, увидеть еще одну общую заботу обоих рассматриваемых мыслителей. Для того чтобы подобраться к истине, необходимо “продумать бытие без оглядки на метафизику” (40). “… То главное, что имеет в виду наш ум в своей теоретической деятельности, — познание самой истины, то есть познание сущего не только в его данной действительности, но и в его целости, или универсальности, познание всего в единстве,— говорит Соловьев,— эта цель столь же мало достигается положительною наукою, как и отвлеченной философией” (41) . Эта общая забота явственно усматривается, несмотря на различие терминологии и конкретной задачи, стоящей перед каждым. Попытаемся нащупать ее общий смысл.