Доклад И. Г. Абрамсона на теоретическом семинаре РПК
Социальная структура современного российского общества
- Не стоит тратить время на повторение избитых положений из перечня справедливых обвинений в адрес нынешней власти. Главное из этих обвинений - развал страны и её экономики. Наша задача - выяснить в рамках обсуждаемой темы, к каким результатам контрреволюция 1991-93 гг. привела изменяющуюся социальную структуру российского общества и какие из этого выводы вытекают для левых политических сил.
К концу 1990-ых годов либеральная экономическая политика привела к тому, что класс наёмных работников оказался в бедственном и безвыходном положении. Вот что писала в 1998 г. специалист по трудовым отношениям Т. Чалова: "В настоящее время мы имеем редкую возможность наблюдать становление психологии работника наёмного типа не как равноправного члена общества, а как совершенно бесправного, загнанного в угол человека, стремящегося всеми силами не оказаться в рядах безработных, а потому согласного почти на любые условия продажи своей рабочей силы". Прошло 6 лет после публикации этого наблюдения. К сожалению, позитивные изменения в психологии трудящихся мало заметны.
А прежде чем обсуждать, как изменились социальный состав трудящихся, людей наёмного труда, и само место этой главной производительной силы общества в народонаселении, отметим, что, по официальным данным Госкомстата, естественная убыль населения России (без учёта миграции) с 1992 по 2001 г., т. е. за первые 10 лет рыночных реформ, составила 7 млн. 700 тыс. человек, что больше населения некоторых стран Европы, например, Дании. Рождаемость с 1989 по 2001 сократилась с 14,6 до 9,1 на 1000 человек, смертность, наоборот, увеличилась с 10,7 до 15,6.
Будучи марксистами, мы должны, по-видимому, начать рассмотрение структуры нашего общества с состояния рабочего класса. Пассивность и долготерпение именно рабочих России удивляют мир. То и другое в совокупности представляется необъяснимым феноменом. Но многие серьёзные исследователи продолжают считать, что и в начале ХХI века рабочее движение России способно сыграть такую же конструктивную роль, как в начале века ХХ. Вот что пишет, например, Б. Славин: "Мы можем предъявлять к рабочему классу массу претензий за его чрезмерную терпеливость, определённые государственные иллюзии, за то, что он не проявляет должной классовой солидарности, чувства интернационализма и т. д. и т. п. Тем не менее других субъектов исторического действия мы в реальности не имеем... Единственно, кто продолжает сегодня осознанную борьбу за свои права - это рабочий класс, которого не хотят замечать, но с которым вынуждена считаться политическая власть".
Однако, если брать во внимание только рабочих промышленных предприятий и строительных организаций, то оказывается, что после вспышек движения этого слоя наёмных работников в конце 80-ых и в середине 90-ых с пиком в 1997 г. оно заметно ослабевает и значительно уступает другим отрядам российских трудящихся, несмотря на безостановочный процесс капиталистической реставрации со всеми его тяготами.
Так, например, число забастовок, число участвующих в них и число не отработанных за их время человеко-дней, достигнув в 1997 г. максимумов, соответственно, 17007, 887300 и 6000500, уже в 2000 г., снизилось до 925 (т. е. в 18,4 раза), 35000 (25,4 раза) и 236100 (25,4 раза).
Анализ забастовок по отраслям, в которые, кроме промышленности, строительства и транспорта, включены образование и здравоохранение, показывает, что наибольшую активность в них после 1994 г. проявляют не рабочие заводов, а учителя школ и, вообще, работники образования. Так, на них приходится в 1995 г. 96,6 процентов от общего количества забастовок и 65,4 процентов участников забастовок, в 1996 г., соответственно, 89,3 процентов и 37,9 процентов (в промышленности, строительстве и на транспорте суммарно - 57,2 процента), в 1997 - 91,8 и 59,9, в 1998 - 94,8 и 68,0, в 1999 - 97,8 и 90,2, в 2000 - 96,6 и 77,3. Если же взять всех рабочих, занятых в промышленности, то участие в забастовках в 1995 г. принимали лишь 0,8 процента. В то же время бастовало 4,4 процента всех занятых в образовании. Так что можно сказать, что в 1995 г. забастовочная активность работников образования была в 5,5 раза выше, чем у рабочих промышленности. В 2000 г. бастовало только 48 трудовых коллективов, из них 47 - учительские. Уже этот феномен, прослеженный на не таком уж малом времен'ном интервале - десятилетии и более, подтверждает справедливость вывода о необходимости расширительно рассматривать класс современного пролетариата. Учителя, созидающие товар такой особой важности, коим является квалифицированная рабочая сила, составляют не просто один из отрядов современного пролетариата, а такой его отряд, который раньше других проникается классовым сознанием.
В фундаментальной работе "Трансформационная Россия: поиск адекватной теории" М. Воейков приводит вывод нашего питерского коллеги, участника движения "Альтернатиыв", социолога Б. Максимова, сделанный им в результате многолетних исследований: "Рабочее движение не дотягивает до уровня социально-политической силы, способной повлиять на ход коренных общественных преобразований". Это противоречит, казалось бы, традиционным марксистским взглядам в приведённом вначале высказывании Б. Славина.
М. Воейков пытается найти этому объяснение. Последуем за ним и будем критичны. Он прав, когда напоминает известное марксистское положение, заключающееся в том, что рабочий класс сам по себе не может подняться в своей борьбе выше тред-юнионистской задачи - лишь улучшить своё материальное положение в существующей социально-экономической системе, и приводит известное место из ленинской работы "Что делать?": "История всех стран свидетельствует, что исключительно своими собственными силами рабочий класс в состоянии выработать лишь сознание тред-юнионистское, т. е. убеждение в необходимости объединяться в союзы, вести борьбу с хозяевами, добиваться от правительства издания тех или иных необходимых для рабочих законов и т. п. Учение же социализма выросло из тех философских, исторических, экономических теорий, которые разрабатывались образованными представителями имущих классов, интеллигенцией". Это положение, вошедшее в анналы марксизма в начале ХХ века, сохраняет свою силу и через 100 лет, особенно ярко подтверждаясь в условиях современной России. Так, Л. Булавка по итогам анализа протестных акций на 20 предприятиях в разных регионах страны заключает: "Основные лозунги и требования протестного движения отстаивают, главным образом, буржуазные, а не социалистические права рабочих. Таким образом, теоретически рассматривая рабочее движение, можно утверждать, что оно само по себе не ведёт к изменению буржуазного способа производства".
В анализе роли современного рабочего класса важно знать его величину и его дифференциацию. Рассуждая о величине рабочего класса, его количественной доле в российском обществе, М. Воейков в "Трансформационной России" отталкивается от традиционного понимания этого класса как социальной совокупности людей, занятых в материальном производстве преимущественно физическим трудом. С этим можно уже спорить, если иметь в виду даже не рубеж ХХ и ХХI веков, а начало НТР, т. е. вторую половину ХХ века и особенно - его последнюю четверть. Крупный советский статистик и демограф Б. Урланис, писавший в 1976 г.: "Обычно к рабочим причисляют лиц, которые непосредственно заняты изготовлением продукции или выполняют вспомогательные функции в процессе изготовления продукции", более точен. Но обе формулировки станут вполне корректны, если будет восстановлена в решающих правах категория "пролетариат", более широкая, нежели "рабочий класс", включающая в себя последний в его традиционном понимании. Об этом подискутируем далее, в п.3.
Что же касается рабочего класса в традиционном понимании, то оценка его доли среди всех занятых в народном хозяйстве величиной 30 процентов, данная М. Воейковым, вероятно, правомерна. Хотя она ниже оценки В. Трушкова, который считает, что современная численность рабочих России составляет примерно 30 млн., т. е. более 40 процентов всего активного населения России. В статье, опубликованной во втором номере журнала "Социологические исследования" за 2002 г., он даёт следующую сводку занятости по основным отраслям народного хозяйства:
|
1990,тыс.
|
1999,тыс.
|
1999 (1990, проценты)
|
промышленность
|
22809
|
14297
|
62,68
|
строительство
|
9020
|
5080
|
56,32
|
транспорт
|
4934
|
4060
|
82,29
|
связь
|
884
|
859
|
97,17
|
ЖКХ
|
3217
|
3316
|
104,48
|
Напоминая, что объём промышленного производства составил в 1999 г. половину (49,94 процента) от уровня 1990 г., В. Трушков констатирует сокращение общей численности рабочих за 10 лет в 1,4 раза и уменьшение численности промышленного рабочего класса примерно на 7 млн., или почти в 1,6 раза.
Из приведённых цифр очевидно снижение производительности труда: по промышленности - на 25 процента, на транспорте - 40-50 процентов. Но это, пишет В. Трушков, результат не лени, а упадка энерго- и техновооружённости промышленного производства в современной России. Износ основных фондов в конце 1990-ых гг. составил 52 процента в целом по промышленности, в том числе в химии и нефтехимии более 60 процентов. На 7,12 года вырос средний возраст оборудования, более 35 процентов которого старше 20 лет.
Ухудшается качественный состав рабочего класса. Это связано с изменением характера производимой продукции. Даже производство часов сократилось в 10 раз. Среди безработных большинство - квалифицированные рабочие (в 2001 г. - более 3 млн.).
Вызывает удивление весьма значительный удельный вес "бюрократического класса" в активном населении, определённый М. Воейковым по косвенным данным величиной 20-25 процентов. Он включает в эту им же закавыченную категорию "всякого рода руководителей, директоров, начальников, заведующих и т. п." Такая недетализируемая широта охвата может дезавуировать эту оценку, ибо нельзя, например, заведующих лабораториями в НИИ или кафедрами в вузах, эксплуатируемых буржуазным государством, причислять к "бюрократическому классу".
К сожалению, М. Воейков при всех делаемых им оговорках серьёзно рассуждает о "среднем классе" как о чём-то едином. Странно, что такой марксист столь некритично относится к эвфемизму, введённому буржуазными идеологами именно для того, чтобы затруднить людьми эксплуатируемого наёмного труда понимание антагонизма своих истинных классовых интересов и классовых интересов эксплуатирующих их буржуазии с её бюрократией и её менеджментом. Уровень дохода безотносительно к тому, как он достигается, и уровень образования не могут рассматриваться как политэкономические, классовоопределяющие критерии. Но они могут служить критериями, определяющими побудительность к осознанию и способность осознания своих классовых интересов.
В этом смысле крайне интересны приводимые М. Воейковым таблицы среднемесячной начисленной заработной платы работников по отраслям экономики в 1990, 1998 и 2001 гг. и заработной платы рабочих по отраслям в 1910 г. Так вот, наивысшая - в газовой промышленности (добыча и переработка газа) и наинизшая - в лёгкой промышленности зарплаты относились в 1990 г., как 2,1:1, в 2001 г. - как 9,9:1. Такое расслоение по материальному положению рабочих разных отраслей выгодно властвующей буржуазии - оно препятствует формированию солидарности, классовой общности. Это принципиально отличается от состояния дел в 1910 г. Тогда соотношение между крайними показателями (зарплата рабочих на предприятиях по обработке металлов и по производству машин и орудий, с одной стороны, и на предприятиях пищевой промышленности, с другой) составляло 2,5:1. Кстати, число бастовавших на одном предприятии в 1990 - 99 гг. составляло в среднем всего 53 человека, в то время как в 1895 - 1904 гг. - 244 человека, а после 1908 г. не опускалось ниже 188.
Можно сказать, что 2 фактора характерны для состояния рабочего класса, да и в целом пролетариата, класса эксплуатируемых наёмных работников, современной России: расслоение по уровню материального обеспечения между работниками разных отраслей - фактор, специфичный для России, СНГ и некоторых новых стран капиталистической рыночной экономики, и растущая доля высоких технологий, так называемого "хайтэка", в численности занятых - фактор, сближающий Россию с постиндустриальной экономикой.
Размышляя о тенденциях развития российской ситуации, имея в виду упомянутые факторы, характеризующие состояние российского класса эксплуатируемых наёмных работников, приходится согласиться с прогнозом А. Бузгалина, сделанным им ещё в 1997 г.: "Наиболее вероятным в настоящее время в России остаётся ... не желательная и необходимая нам всем мирная народно-демократическая революция, а вяло текущая стабилизация нынешнего кризисного состояния". Как, в связи с этим, следует развиваться рабочему движению, имея в виду конечную цель - возврат на естественноисторический путь смены формаций?
Отвечая на этот вопрос, мы должны помнить, что пролетариат приобретает необходимый для революционного скачка опыт в практике активной повседневной борьбы за свои экономические и политические права. М. Воейков рассматривает три формы разрешения рабочего вопроса: а) развитие самоуправленческих предприятий, б) развитие социального партнёрства, в) социальный патернализм со стороны государства или фирмы. Вторая форма им отбрасывается: у нас нет ещё сильных профсоюзов, способных на федеральном или региональном уровнях отстаивать права наёмных работников. ФНПР - это тот же ВЦСПС. Только если раньше, начиная с 1930-ых годов, советские профсоюзы были "приводным ремнём" партийно-государственного аппарата, то теперь ФНПР стала "приводным ремнём" буржуазно-государственного аппарата. Так что, отбрасывая форму социального партнёрства, М. Воейков прав.
Но он не прав, предлагая в качестве приемлемого для эксплуатируемых трудящихся социальный, прежде всего - государственный патернализм как форму отношений. По его мнению, социальный патернализм привычен отечественному рабочему классу: в советский период были заложены довольно прочные его основы.
Но это-то и плохо. Социальный патернализм - это и социальное безволие, отказ от борьбы, признание экономического отчуждения с несколько более сносными условиями эксплуатации. Какая уж тут подготовка к революционному скачку! Сам же М. Воейков пишет, что "социальный патернализм гасит рабочее движение". Права, наоборот, Л. Булавка, когда говорит, что рабочие, "приняв патерналистскую опеку (а вместе с этим и власть) начальства, ... тем самым обменяли своё право самим защищать себя как наёмных работников на социальный патронаж начальства".
А вот самоуправленческий тип организации производства перспективен и поучителен. Здесь мы имеем богатый зарубежный опыт. Это в первую очередь система предприятий с коллективной собственностью работников (ESOP), охватывающая 10 процентов работающих по найму в цитадели мирового капитализма - США. Это и мощная кооперативная система в Мондрагоне, Испания. Но наработан уже и собственный самоуправленческий опыт: известная чартаевская система в Дагестане, фёдоровские офтальмологические комплексы. Это социалистические острова в капиталистическом океане. Они не только прививают так необходимые навыки самоуправления, формируя менталитет труженика-коллективиста, работающего на свою ассоциацию, а тем самым и на себя. Они закаляют тружеников в борьбе за существование этих производственных и трудовых самоуправляемых ассоциаций и, таким образом, помогают наращивать боевые политические мышцы.
Но предлагая самоуправление как форму организации производства в условиях господства капитала в стране, левые силы призваны одновременно всемерно развивать солидарное протестное движение против наступления на права трудящихся, за их расширение.
- Что общего и что особенного в социальной ситуации сегодняшней России и мира в целом?
Уже говорилось, что резкое расслоение эксплуатируемых наёмных работников по уровню материального обеспечения есть фактор, специфичный для России, СНГ и некоторых неофитов реставрируемого капитализма. В то же время растущая доля "хайтэка" и занятых в нём сближает Россию с миром капиталистической глобализации.
Поговорим об этом подробнее.
В нашей партии есть интересный, оригинально мыслящий человек, "болеющий" за состояние марксистской теории и творчески работающий над развитием, не побоюсь сказать этого, исторического материализма. Имею в виду А. Магдушевского, живущего в Свердловской области. К сожалению, только одно его произведение, к тому же в сильно сокращённом виде опубликовано - в "Альтернативах" номер 2 за 2004 г. Так вот, в последнем своём, тоже неопубликованном, труде "К вопросам марксизма", рассматривая прогноз Энгельса о мировой коммунистической революции в начале ХХ века, А. Магдушевский справедливо пишет, "что революционный антикапитализм не является безусловной чертой рабочего класса".
В. Трушков указывает: мелкобуржуазные гены в рабочем классе в советское время дремали, но не исчезли. С одной стороны, рабочий с начала 1990-ых сам активно переходил в кооперативы, влекомый лёгким рублём, с другой - безработица 1990-ых неизбежно толкала его в ряды мелкой буржуазии. Мелкобуржуазность наряду с диктатурой голода, пишет В. Трушков, - факторы деформации мировоззрения рабочего.
Пытаясь оппонировать В. Трушкову, В. Беленький приводит примеры Выборгского ЦБК, Московской мебельной фабрики, которые показывают, что рабочий может и в наше время проявлять активность. И добавляет, что мелкобуржуазная инфицированность рабочего класса - явление не исключительно российское, в разной степени присущее пролетариату всех стран. Но это не оппонирование, а дополнение. При этом надо сказать, в поддержку В. Трушкова, что Выборгский ЦБК, Ясногорский механический завод и Московская мебельная фабрика - и восторгают как образцы организованного сопротивления и самоуправленческого производства с временным изгнанием хозяев, и одновременно удивляют своей редкостью: вспыхнув в 1998-99 гг., они не нашли сколь-либо заметного подражания. Что же касается мелкобуржуазной инфицированности рабочего класса в других странах, то при этом нельзя не признать, что умение отстаивать свои экономические интересы и организованность рабочего класса в странах Запада намного выше, нежели в России и СНГ.
Интересен анализ особенностей рынка труда в России и странах Центральной и Восточной Европы, проведённый Р. Капелюшниковым. Вот его выводы:
- занятость за весь реформенный период упала не катастрофически - на 12-14 процентов при падении ВВП не менее, чем на 40 процентов; в странах ЦВЕ, наоборот - при падении ВВП менее, чем на 20-25 процентов занятость упала именно на эту величину;
- рост безработицы носит плавный, а не взрывной характер;
- резкое сокращение рабочего времени в целом сильно дифференцировано по отраслям;
- за 1991-2000 гг. снижение реальных зарплат составило в России примерно 60 процентов, в странах ЦВЕ - 30-35 процентов;
- особенно велико - и это характерно именно для России - углубление неравенства в трудовых доходах;
- на протяжении всего периода происходил интенсивный оборот, перетряхивание рабочей силы: коэффициент её валового оборота, равный сумме коэффициентов найма и выбытия, составил 0,43-0,55 для всей экономики и 0,45-0,60 для промышленности, что существенно выше, чем в ЦВЕ, при этом там превалируют вынужденные увольнения, у нас - добровольные;
- только для России и многих стран СНГ характерна несвоевременная и скрытая оплата труда, персонификация отношений между работодателями и работниками, при которых явные трудовые контракты уступают место неявным;
- и, как отмечалось в первом разделе реферата, Россию отличает сравнительно невысокая забастовочная активность: в первой половине 1990-ых гг. на 1 тысячу занятых терялось от 3 до 25 рабочих дней, во второй половине эта величина сначала поднялась до 45-84, к концу десятилетия вновь упав до 3; в странах ОЭСР в 1985-92 гг. потери от забастовок составляли 340 дней на 1 тысячу занятых, в Польше (страна ЦВЕ) в 1992 - 230.
В результате перечисленных особенностей российский рынок труда оказался хорошо приспособленным к амортизации многих шоков системной трансформации. Приспособление к ним реализовалось главным образом за счёт изменения цены труда и его продолжительности и лишь в незначительной степени - за счёт изменения в занятости. Норма эксплуатации наёмного работника в России в итоге выше, нежели не только в ОЭСР, но и в ЦВЕ (это уже наше, а не Капелюшникова, заключение).
Считая анализ Капелюшникова интересным, никак нельзя согласиться с его рецептом: установить строгий контроль за "правилами игры" при смягчении для работодателей самих правил - рецепт махрово буржуазно-охранительный.
- Теперь настало время вновь вернуться к важной теоретической проблеме - что такое современный пролетариат? Важность проблемы очевидна. Её решение определит, какую социальную базу имеет современное коммунистическое движение и как с этой социальной базой работать.
Но сначала о терминах. Можно ли считать синонимами понятия "рабочий класс" и "пролетариат"? Можно, но неудобно. Особенно в наше время - начиная с середины ХХ века. До того рубежа эти категории, действительно, практически не расщеплялись. А далее научно-техническая революция так усложнила субъектную структуру великого противоречия наёмного труда и капитала, что от тождества ничего не осталось. Одна из категорий стала составной частью другой.
Выше приводилась формулировка Б. Урланиса, относящая к рабочим "лиц, которые непосредственно заняты изготовлением продукции или выполняют вспомогательные функции в процессе изготовления продукции". Они не исчерпывают собой класс пролетариата, определённый в "Принципах коммунизма" Ф. Энгельса. Далеко не исчерпывают. Особенно сегодня. Вспомним определение Энгельса: "Пролетариатом называется тот общественный класс, который добывает средства к жизни исключительно путём продажи своего труда, а не живёт за счёт прибыли с какого-нибудь капитала, - класс, счастье и горе, жизнь и смерть, всё существование которого зависит от спроса на труд, т. е. от смены хорошего и плохого состояния дел, от колебаний ничем не сдерживаемой конкуренции".
Не является ли сегодня согласно этому определению пролетарием инженер-программист "Майкрософт", которого эксплуатирует Билл Гейтс, присваивая создаваемую этим инженером прибавочную стоимость продаваемого информационного продукта? Конечно, является. Не является ли сегодня таким же пролетарием российский специалист с высшим образованием, кончивший с отличием институт им. Бонч-Бруевича и работающий по найму в каком-нибудь "Телекоме"? Разумеется, является. То же самое можно сказать, например, о конструкторах заводов концерна "Силовые машины", обогащающих своим трудом Потанина, или об инженерах-нефтяниках, работающих на буровых "Сибнефти" или ТНК, прибавляющих дополнительные доллары и евро к счетам Абрамовича и Вексельберга в зарубежных банках, или о научных сотрудниках НИИ, скажем, оборонного ведомства буржуазного государства, или о профессорах и преподавателях государственных и коммерческих вузов и школ, готовящих квалифицированную рабочую силу для властвующего класса капиталистов и живущих на зарплату, похожую на подачку, или о врачах государственных и частных клиник, "ремонтирующих" для "коллективного капиталиста" покупаемый им товар "рабочая сила".
Перечень можно продолжать сколь угодно долго. Но не все, работающие по найму, имеют право в него войти. Даже если формально подпадают под определение Энгельса. Не могут в этот перечень войти менеджеры компаний, организующие труд других наёмных работников, работающие над тем, как эффективнее эксплуатировать труд персонала для обогащения корпорации, её хозяев.
Оценка современного классового состава российского общества дана в Программном Заявлении РКП-КПСС, принятом в июне 2004 г. на Пятом съезде этой партии, нашей союзницы по Ассоциации марксистских организаций. В этом документе численность пролетариата России оценена в 24 млн., что составляет примерно 28 процентов трудоспособного населения. Из них индустриальные рабочие составляют 10 млн. (около 12 процентов), массовая интеллигенция (инженеры, научные работники, преподаватели, врачи и другие пролетарии умственного труда) - примерно 14 млн. (16 процентов). Ещё 7 млн. (чуть более 8 процентов) - пролетариат и полупролетариат села. Суммарно эти цифры близки приведённым выше, в п.1, оценкам В. Трушкова и М. Воейкова. Огромную массу - почти половину трудоспособного населения страны составляет городской полупролетариат: работники непроизводственных отраслей, торговли и сервиса, мелкие служащие, различные маргинальные слои. Около 10 млн. (12 процентов) - чрезвычайно пёстрая, многослойная мелкая буржуазия. Её двойственное положение, когда она постоянно выталкивает из себя "вверх" пополнение крупной буржуазии и гораздо чаще - "вниз", в пролетарии, своих разорившихся представителей, определяет и её неустойчивые политические симпатии.
Итак, мы видим, что социальная структура усложнилась, с развитием производительных сил диверсифицируется состав главной из этих сил - силы наёмного труда. При этом возрастает доля квалифицированного и высококвалифицированного труда.
Но одновременно с научно-техническим прогрессом усиливается поляризация современного буржуазного общества. Промежуточные слои вымываются. Относительно большая их часть пополняет ряды эксплуатируемых, меньшая - эксплуататоров. Усиливается финансовая мощь мирового капитализма, захватывающего господствующие позиции в непроизводственной сфере и интенсивно использующего СМИ и шоу-бизнес как духовные ОВ против своего классового противника. Усиливается количественно и качественно пролетариат, пока ещё разобщённый, особенно в России и СНГ.
Как в армии и, вообще, в вооружённых силах роль различных их видов меняется со временем, так и в составе пролетариата происходит смена авангардных отрядов. Если передовым отрядом пролетариата до середины ХХ века являлся индустриальный рабочий класс, то ныне на роль авангарда законно претендуют и это исторически ответственное место занимают научные и инженерно-технические работники, занятые в сфере высоких технологий.
Если раньше, 50-70 лет назад, уровень развития металлургии и машиностроения определял уровень экономики той или иной страны, то сегодня - это "хайтэк". Поэтому если тогда естественно основное внимание революционеров-марксистов обращалось на работу с рабочими крупных заводов индустриальных центров, то сегодня научно-технические и инженерно-технические работники должны занять ведущие позиции перед новыми решительными схватками с мировым капиталом. Кстати, научно-технический и инженерно-технический компоненты пролетариата как социальные субъекты более остальных подготовлены к переходу в "царство свободы". Это люди, как правило, творческого труда, те самые "homo creator", по А. Бузгалину, у кого уже сегодня труд - не только жизненная необходимость, но, действительно, первая жизненная потребностью.
Иногда слышится возражение против деления современного общества на буржуазию и пролетариат как представление устаревшее. Аргументы возражающих сводятся к тому, что, во-первых, в развитых капиталистических странах большинство трудящихся имеют акции и, соответственно, получают дивиденды от тех или иных компаний и что, во-вторых, во многих крупных компаниях нет не только индивидуума-хозяина, как, например, тот же Гейтс или наш какой-нибудь Мордашов или Алекперов, но и в совете директоров ни у кого нет контрольного или блокирующего пакета акций. Что можно сказать по поводу этих возражений? Распыление части акций на многие десятки и сотни тысяч эксплуатируемых и обеспеченных предметами первой необходимости пролетариев богатых стран не меняет их общественно-политического положения. Они по-прежнему в основном живут за счёт продажи своей рабочей силы. Акции - это добавка, которой крупный капитал делится со своим антагонистом, чтобы сильнее его привязать к себе любимому и одновременно затуманить его классовое сознание. Ну, а что касается отсутствия у каждого из членов совета директоров какой-нибудь "Дженерал электрик" контрольного пакета акций, то это не меняет сути отношений коллективного капиталиста и коллективного пролетария. Допустим, что в среднем каждый из 20 членов совета директоров имеет 3 или 2,5 процента акций. Значит, суммарно - это 50-60 процентов. Остальные 40-50 процентов распределяются по десяткам тысяч так называемых миноритарных акционеров. Кто хозяин? Разумеется, консолидированный в совете директоров крупный капитал, часто транснациональный.
Вернёмся к понятию "средний класс". Раз оно прижилось, не будем его отбрасывать. Но не будем только придавать ему излишнее социально-экономическое, тем более - политэкономическое значение. Это не класс в марксистском понимании, а вычленение людей, могущих принадлежать даже к объективно враждебным друг другу классам, объединяемых лишь по уровням дохода и образования и с учётом самоидентификации.
Мы можем говорить о "среднем классе" примерно в таком же не политэкономическом смысле, как мы когда-то говорили о самом привилегированном "классе" советского общества - детях.
Кстати, М. Воейков показал, повторяя это в разных публикациях, что в Советском Союзе к "среднему классу" можно было отнести 60-70 процентов населения.
Но манипулируя понятием "средний класс", затушёвывая противоположность коренных интересов истинных классов, идеологические прислужники капитала пытаются продлить исторические сроки его диктатуры идейным ослаблением его естественного противника. Отсюда следует, что мы, марксисты, должны осторожно пользоваться этим понятием.
- Выяснив усложнившийся, расширившийся состав современного пролетариата, ведущий отряд которого по характеру труда существенно отличается от индустриальных рабочих прошлого, мы должны отметить в связи с этим две отличительные особенности обоих авангардов. Цеховые условия труда индустриальных рабочих повседневно способствуют укреплению изначально присущего заводским рабочим чувства коллективизма, общности интересов, по крайней мере, на уровне цеха или даже завода. Это объективно облегчает партийным пропагандистам формировать у этих пролетариев классовое самосознание. Новые пролетарии, инженерно-технические, особенно же - научные работники обычно отделены и отдалены друг от друга. Их труд, главным инструментом которого является персональный компьютер и(или какой-либо приборный комплекс, индивидуализирован. Этот фактор объективно затрудняет формирование у новых пролетариев сознания классовой общности. Но, с другой стороны, другая особенность новых пролетариев - высокий образовательный уровень - играет компенсирующую роль, объективно облегчая понимание социалистической перспективы и необходимости целенаправленной классовой борьбы.
Отмеченные особенности диктуют иные императивы для левых политических движений, для марксистских партий по сравнению с привычными для ХIХ - ХХ (до его середины) веков. Пропаганда должна быть максимально доказательной , убедительной. Образованные марксисты должны идти на открытые дискуссии с представителями иных взглядов и течений в аудиториях КБ, НИИ, вузов. Следует сказать, что эта сторона дела у нас пока хромает.
Далее. "В коммунизм из книжки верят средне" и необходимо объединять людей для совместной борьбы с классово враждебной властью, добиваясь успехов в решении конкретных вопросов отстаивания социальных и трудовых прав граждан, в организации протестных акций. Здесь и РПК, и "Альтернативы" вместе с другими общественно-политическими структурами завоевали определённый авторитет, действуя уже около 5 лет в Комитете единых действий Санкт-Петербурга и Ленинградской области и с недавнего времени ещё и в Движении гражданских инициатив.
Учитывая силу воздействия на умы со стороны СМИ, особенно электронных, необходимо настойчиво пробиваться в их каналы, тщательно готовя выступления. Примеры двоякого рода налицо: прорывы А. Бузгалина и А. Колганова на "Эхо Москвы" и телеканал "Культура", освещение уличных акций КЕД и ДГИ петербургскими и федеральными теле- и радиоканалами. Этого мало, но это уже есть.
- Конечно, для подготовки решительного наступления на капитализм нужна марксистская партия (или партии). И тут нужно сказать о немаловажной, по сути - определяющей роли субъективных факторов, от которых зависит, станет ли партия политическим лидером современного пролетариата, ведущий отряд которого не похож на своего предшественника вековой или даже полувековой давности. Что это за факторы?
По-видимому, сюда можно включить уровень подготовки и поведение, во-первых, руководителей пролетарских партий, во-вторых, самих партий, взятых в целом.
Какими качествами должны обладать лидеры политического авангарда современного пролетариата? Исходя из того, что основу социальной базы марксистских партий ХХI века, т. е. передовой отряд современного пролетариата, составляют наёмные работники, занятые в высокотехнологичных отраслях материального производства, квалифицированные люди, главным образом, творческого труда, руководитель партии должен обладать широким общим кругозором, уровнем знаний, заметно превышающим средний, характерный в целом для общества. Он сам должен быть человеком творческим, должен быть ищущим, критическим марксистом, не приемлющим догматического отношения к теории. Политический лидер современной пролетарской партии - это волевой, умелый, коммуникабельный организатор, человек естественной демократичности, без признаков чванства и самолюбования. Одно из обязательных качеств лидера, особенно в нынешнее время "разброда и шатаний", - понимание необходимости, не поступаясь своими программными принципами, объединения, вплоть до организационного на федеративных началах, с другими объективно родственными организациями с целью концентрации сил ради общего дела. И не только понимание необходимости, но и способность осуществлять объединительный процесс, отбрасывая амбициозные соображения. Выработка такой способности у себя - наиболее трудный, следует признать, императив для потенциальных лидеров современного пролетариата.
Перейдём теперь к самому политическому авангарду. К партии тоже должны быть предъявлены некоторые новые требования в связи с качественным усложнением структуры её социальной базы. Партия - высшая форма ассоциации наёмных работников, ассоциация-образец. Это первое, что нужно иметь в виду, говоря о марксистской партии ХХI века. Второе заключается в том, что она должна быть партией авангардного типа, т. к. без партии-авангарда совершить коммунистическую революцию невозможно. Из этих двух фундаментальных требований следует:
- члены такой партии во всех других ассоциациях должны демонстрировать заинтересованное, инициативное отношение к общему делу соответствующей ассоциации и попутно дружески знакомить товарищей с программно-уставными положениями своей партии;
- как век назад, в ленинские времена, большевики умело вели агитацию в рабочей среде, в первую очередь, в цехах крупных предприятий, так ныне, в начале века ХХI, активисты партий, наследующих дело Маркса и Ленина, должны быть своими людьми в сравнительно малочисленных коллективах пролетариата высокотехнологичных производств, быть не столько агитаторами, сколько пропагандистами марксистского анализа состояния и путей революционного преобразования действительности, организовывать дискуссии на острые темы, не боясь ошибиться в частностях в ответах на вопросы, будучи уверенными в главном;
- членам партии должны быть свойственны открытость, демократичность, образованность;
- обязательны систематический контроль руководящих органов со стороны партийной массы и ротация состава этих органов;
- партия должна быть мозговым центром пролетариата, иметь в своей структуре квалифицированные информационно-аналитические центры;
- при свободе критики и дискуссий должно соблюдаться безукоризненное выполнение демократически принятых партийных решений.
- И последнее, но далеко не по важности: для становления полноценной авангардной партии и для превращения российского пролетариата, как и пролетариата других стран СНГ, в "класс для себя" большое значение имеют интернациональные связи.
Кризис коммунистического движения - не только российское, это всемирное явление. Но и при той разобщённости, при том разброде и теоретической растерянности, охвативших левые силы планеты, объективно (или, точнее, относительно) усиливающих современный империализм, мы имеем примеры партий, у которых нужно поучиться.
Возьмём, например, Рабочую партию Аргентины, Partido Obrero. Руководители партии Хорхе Альтамира, Освальдо Коджола, Луис Овьедо, Пабло Резник - высокообразованные марксисты, прекрасно знающие теорию и историю революционной борьбы (вспомним, к примеру, доклад О. Коджолы, зачитанный у нас в прошлом году на конференции, посвящённой столетию II съезда РСДРП - какие интересные наблюдения содержались в нём о тактике большевиков в 1905-07 гг. - а это ведь, казалось бы, сугубо "наш" материал). И продолжая постоянно сверять возникновение и эволюцию социальных противоречий у себя в стране, в Латинской Америке, в мире с законами марксовой революционной диалектики, внося свой вклад в дальнейшее развитие теории (их работы публикуются, переводятся на английский и широко распространяются), эти товарищи отнюдь не выглядят кабинетными учёными. Они - в гуще масс, в гуще борьбы. И их естественная демократичность мне, побывавшему в гостях у РО в конце мая - начале июня 2000 г., бросалась в глаза на каждом шагу: и на улице, и на партийном съезде. Подавляющее большинство делегатов ХI съезда - молодые люди 25 - 30 лет: рабочие, инженеры, научные работники, учителя, врачи, студенты. Само ведение съезда пронизано демократичностью: первые лица партии - не в президиуме, а среди делегатов, президиум же из 3 человек, меняющийся на каждом заседании, состоит из активистов столичной и провинциальных организаций партии; в список для тайного голосования при избрании ЦК из 23 человек вносятся фамилии чуть ли не 50 человек, никто не ограничивает выдвижение и обсуждение кандидатур, но авторитет признанных лидеров столь велик, что все они проходят по большинству голосов в новый состав ЦК. Не мудрено, что РО в ходе революционной волны 2001-02 гг. ярко продемонстрировала способность исполнять функции политического авангарда. Более всего это проявилось в развитии движения пикетерос. Возникнув как организация безработных, оно в ходе борьбы, под значительным влиянием товарищей из РО, превратилось в боевую организацию, вобравшую в себя рабочих действующих крупных предприятий, фактически новый вариант советов рабочих депутатов. И в руководстве этой всеаргентинской рабочей организации находится член ЦК РО т. Нестор.
Российскому пролетариату многому следует поучиться у зарубежных братьев. Более всего близка российской экономическая ситуация в странах Латинской Америки. Но политический уровень латиноамериканских пролетарских масс значительно выше. Повсеместно. Аргентина уже вспоминалась. Возьмём Бразилию - крупнейшее государство южноамериканского континента. Разве не есть свидетельство силы организованного рабочего движения страны победа социал-демократа Лулы на последних президентских выборах? Да, разумеется, - это реформист по своим взглядам, склонный к беспринципным компромиссам, но всё же его избрание есть поражение бразильской буржуазии, поражение североамериканского империализма, и сам он вынужден вести политику, хотя и совершенно не революционную, но всё же направленную на некоторое ослабление степени капиталистической эксплуатации. А Венесуэла? Какое колоссальное давление на Чавеса, берущего за образец Фиделя Кастро, оказывает внешняя (США) и местная реакция, не могущая простить ему национализацию нефтяной промышленности. И только поддержке венесуэльского организованного пролетариата обязан Чавес победе на референдуме. Или возьмём намного более отсталую, но богатую своими недрами страну - Боливию. Там семидневной блокировкой всех дорог рабочие оловянных рудников добились выполнения своих требований. Безземельные крестьяне, объединившись с рабочими, в 2003 г. подняли всеболивийское восстание, подавлять которое отказались солдаты, и был сброшен откровенно проамериканский режим.
Возьмём развитые страны европейского капитализма. Здесь тоже в руководстве профсоюзов рабочая аристократия. Её линия поведения - оппортунизм. Но не столь махровый, как у нас, ибо профсоюзные функционеры подконтрольны. Активная, массовая борьба европейского пролетариата серьёзно затрудняет буржуазным правительствам завинчивать антисоциальные гайки. Посмел только Берлускони высказать предложение ограничить права профсоюзов при решении вопросов увольнения работников или поднять пенсионный возраст, как в каждом случае миллионы со всей Италии на профсоюзных автобусах направлялись на массовые демонстрации протеста в Рим, и премьер снимал свои прожекты. Та же активность во Франции, Испании, Германии и других странах. Совсем недавно, в Германии активисты Марксистско-ленинской коммунистической партии провели опрос среди участников проходящих по понедельникам манифестаций протеста против пакета законопроектов, ущемляющих социальные права граждан. Более 70 процентов манифестантов в восточных землях и 53 процента - в западных заявили, что социализм предпочтительнее капитализма, плохо лишь, что в практике его реализации были допущены крупные ошибки. Это один из признаков того, что во многом успешная экономическая борьба подводит европейских пролетариев к пониманию необходимости перехода к борьбе политической.
октябрь 2000 г.
|