С. Залыгин. Читая Платонова

С. ЗАЛЫГИН

ЧИТАЯ ПЛАТОНОВА

Платонов относится к тем более чем редкостным писателям, слово которых — сколько бы о них ни писали и ни говорили, сколько бы ни размышляли, ни разгадывали — до конца не будет разгадано никогда.

И мы это чувствуем, и нам остается принимать писателя таким, каков он есть, соглашаясь, может быть, возмущаясь, но более всего — удивляясь ему.

Он как бы некий упрек нам — людям с обычным языком и с обычными понятиями.

Такого рода писатели, сколько бы они ни просуществовали на свете, уже при жизни из жизни выпадают — из ее реального устройства, из человеческого общества, из исторических и современных представлений. Автор «Котлована», мне кажется, и в том, и в другом, и в третьем явлении жизни — повсюду — способен увидеть «котлованность», то есть нелепость, дисгармоничность, драму человеческого существования. Но это именно потому, что душа его больше всего нуждается в разумении и гармонии.

Читая Платонова, мы далеко не всегда узнаем людей в тех людях, которых он создает на страницах своих произведений, но в то же время мы что-то от них вдруг безошибочно угадываем в самих себе, и эта близкая нам потусторонность захватывает нас.

Это — не мистика и не фантастичность, как мы знаем ее по литературе, не ирония, не сатира, не вычурность и не примитив, не реализм и не абстракция: это — искусство (здесь необходимо повториться), которое находится вне наших понятий о нем, хотя понятия эти, казалось бы, уже развиты до предела, и не только развиты, но, кажется, изощрены.

Да, так оно и есть — своей неподотчетностью нам оно и привлекает нас своей болью, своим страхом за будущее — боль, страх и множество нелепиц жизни тоже ведь не подотчетны нам.

В подлинном искусстве обязательно должна быть загадка — это мы знаем и любим, наверное, потому, что еще больше любим разгадки, но перед Платоновым мы то и дело пасуем.

Тем большую обязанность встречаться с ним мы испытываем, а наше читательское достоинство заключается не в том, чтобы уходить от него, а чтобы узнавать его — пусть даже вопреки своим привычкам и устоявшимся представлениям.

Ведь Платонов — еще и та страница нашей отечественной словесности, которая и после классики XIX века снова удивила мир, заставила его вздрогнуть и даже растеряться перед лицом все той же русской литературы, настоятельную необходимость в которой испытывает человек любой национальности, если только он стремится к пониманию человечества.