Слепцов, В. Трудное время. 11

Слепцов, В.А.

Трудное время

Повесть

I II III IV V VI VII VIII IX X XI XII XIII XIV XV

Марья Николавна сидела в зале за роялью и одной рукою брала аккорды; Рязанов ходил по комнате; прямо в окно ударяло заходящее солнце.

- Что, Александр Васильич ничего вам не говорил? – спросила Марья Николавна, наклоняясь грудью на рояль.

- Ничего. А что?

- Нет. Я так только спросила.

Она взяла еще несколько аккордов и остановилась.

- А знаете, - сказала она, - Вы это отлично сделали, что уехали от него ¹.

- Что ж тут особенно хорошего?

- Понимаете, теперь весь уезд про это узнает. Скандал. Вот что хорошо.

- Я вовсе об этом и не думал.

Рязанов опять начал ходить. Марья Николавна, размышляя и улыбаясь в то же время, говорила про себя: «Это мне очень, очень понравилось, - потом приложила палец к губам, еще подумала немного и сказала так же тихо: - Очень... вообще все хорошо», - потом вдруг ударила по клавишам и громко, с лихорадочною силою заиграла марсельезу. Эти звуки в одно мгновение преобразили ее: глаза засверкали, она вся вытянулась, подняла голову и, грозно нахмурив брови, смело бросила свои красивые загорелые руки. Сделав последний внезапный переход, она прижала педаль и с новою силою ударила по клавишам. Все лицо ее сияло небывалою отвагою... Она кинула на Рязанова самоуверенный, вызывающий взгляд и остановилась.

Рязанов тоже остановился.

- Привычка-то что значит, - сказал он, подходя к рояли. - Вот вы заиграли марш, мне сейчас же и представилось, что вот тут, рядом со мной, ходит фельдфебель и твердит: левой, правой, левой, правой...

- Что вам за охота вспоминать об этих фельдфебелях, - с неудовольствием ответила Марья Николавна.

- Нет, изредка ничего. Это освежает мысли.

Марья Николавна посмотрела на него и спросила:

- Да вы знаете ли, какой это марш?

- Знаю.

- Так что же вы говорите!

- Я ничего не говорю.

- Однако вы должны же согласиться, - вставая, сказала она, - что и марши бывают разные.

- Еще бы.

- И этот совсем не то, что дармштадтский ², например.

- Разумеется. Но какой бы он там ни был, а все-таки марш; следовательно, рано или поздно будет «стой - равняйсь» и «смирррно» будет; и этого никогда не нужно забывать.

- Я и не забываю.

- То-то же. Стало быть, не из чего и горячиться.

Марья Николавна замолчала; постояв немного перед Рязановым и соображая что-то, она отошла к окну и взглянула на солнце, которое в эту минуту кровавым пятном опустилось над лесом и нижним краем своим уже касалось его зубчатых верхушек; несколько минут она прямо, не сморгнув ни разу, смотрела на солнце, озарявшее все лицо ее грозным красноватым светом.

- Вы понимаете, что я делаю? - спросила она не шевелясь.

- Что?

- Я хочу его переглядеть. - Она указала на солнце. - Знаете, такая игра есть - кто кого переглядит.

Рязанов ничего не отвечал; прислонившись плечом к косяку, он глядел на нее сбоку: она по-прежнему стояла неподвижно, положив обе руки на спинку стула и слегка закинув голову, вся облитая горячим сиянием, и продолжала упрямо, почти с дерзостью смотреть на солнце. Наконец выражение лица ее стало напряженнее, брови сдвинулись, она вдруг быстро заморгала, закрыла глаза руками и отвернулась от окна.

- Ну, что? - спросил Рязанов.

- Не переглядела, - ответила она и засмеялась.

Рязанов тоже отошел от окна.

- Какая глупость мне пришла в голову, - продолжала она, не открывая глаз, - Когда я смотрела на солнце. Я вспомнила, как меня в детстве пугали господом богом: мне тогда говорили, что и на него тоже нельзя смотреть.

- И вы верили?

- Нет; я и тогда не верила. Мне все это как-то смешно было. У моей няньки иконка была: бог-отец, сидящий на воздухе; только воздух был так гадко нарисован, точно будто Саваоф ³ сидит на яйцах. Нянька меня, бывало, пугает им, а я ничего не боюсь. Как посмотрю на него, так и засмеюсь.

- А теперь-то вы не боитесь его?

- Конечно, не боюсь.

- Да так ли это? Подумайте-ка хорошенько! Может быть, это вы только так храбритесь.

- Какой вздор! Не только [его], я и вас даже не боюсь. Я вас только... Уважаю...

Последнее слово она произнесла почти шепотом, как будто нечаянно обронила его, и в то же время бросила быстрый, пугливый взгляд на Рязанова.

Он стоял потупившись и щипал свою бороду.

- Пойдемте куда-нибудь, - вдруг сказала она, сделав движение к двери.

- Куда же?

- Да куда-нибудь, все равно, только уйдемте отсюда!

Рязанов пристально посмотрел на нее.

- Что же вам здесь-то не сидится? Кто вам мешает?

- Все мешает: стены, потолок, все. Я хочу теперь идти, идти куда-то дальше, дальше...

Она остановилась.

- А вы знаете, что я вас теперь совсем не вижу, - говорила она прищурясь. - Вместо лица у вас теперь зеленое пятно. Ах, как это странно! Ну, пойдемте же!

Она сбежала с террасы в сад и оглянулась: Рязанов задумчиво и медленно спускался с лестницы, продолжая одной рукой щипать свою бороду. Она подождала его и, когда он поравнялся с нею, спросила:

- А как вы думаете, Александр Васильич боится [бога] или нет?

- Я думаю, что боится.

В это время тихими шагами, с нахмуренным лицом, в залу вошел Щетинин и, засунув руки в карманы, остановился в дверях; потом вышел на террасу и начал было спускаться с лестницы, но на последней ступеньке остановился, поглядел вслед Марье Николавне с Рязановым, приложил к носу палец, подумал и вернулся.