Что является объектом мышления?

 

Фейербах «сходил из того, что предмет ложного и предмет истинного мышления — это не два различные предмета, а один и тот же предмет. Ибо для него различие между сущностью и видимостью не служит основанием различения двух миров: сверхчувственного, куда относилась бы сущность, и чувственного, где царствовала бы видимость, но это различие само оказывается в пределах чувственной сферы. Поэтому он и мог понять, что «мистик исследует те же предметы, что и обыкновенный сознательный мыслитель, но действительный предмет представляется мистику воображаемым, а воображаемый — действительным» [39, стр. 120].

Различие между истиной и заблуждением вытекает из того, что истинное мышление постигает истину о предмете способом, соответствующим сущности действительного, тогда как заблуждение не сообразуется с ней. Другими словами, научное мышление раскрывает сущность явлений, или основные определяющие факторы, связывающие различные явления в определенные целостные структуры, тогда как ложное сознание отражает только внешние, видимые стороны действительности. Заблуждение, т. е. ложное отражение предмета, согласно Фейербаху, имеет место, во-первых, тогда, когда видимость абсолютизируется и выдается за сущность; во-вторых, когда отрицают чувственную видимость и, обнаружив ее, вместе с этой видимостью отбрасывают также и истинную сущность чувств, что находит свое крайнее выражение в превращении ущности, отличной кажущейся сущности, в существо другого рода, совсем отличное существо, т. е. в подмене чувственных реальностей выдуманными существами. В конечном счете, думает Фейербах, источник и тайна всех человеческих заблуждений— в разрыве, разладе между чувственностью и мышлением. Открыть эту тайну и свести заблуждение к его источнику — значит понять заблуждение в его истинности и снять его.

Надо сказать, что особое недовольство у современных противников теории отражения вызывает тот фейербаховский тезис, согласно которому заблуждение есть «неравенство» с сущностью предмета, именно потому, что оно есть «равенство», вернее, адекватное отражение

207

определенной позиции человека, проявления его сущно­сти при известных условиях, или, что является другой стороной того же самого, ложное отражение действи­тельного мира. Именно исходя из этой теории Фейербах показал, что величайшее заблуждение человечества, каким является религия, есть отчужденный образ действи­тельной человеческой сущности и что «бог, религиозный идеал, есть... всегда человеческое существо; но при этом так, что множество свойств, принадлежащих действительному человеку, от него изъято; он не все человече­ское существо; он только нечто от человека, нечто, выхваченное из всего целого, «афоризм» человеческой природы» [37, стр. 777], «зеркало человека» [39, стр. 95].

На анализе одной, именно религиозной формы об­щественного сознания Фейербах сумел показать и дока­зать, что все человеческое сознание есть отражение дей­ствительного мира. После того, как Фейербах показал, что «всякий бог есть существо, созданное воображением, образ, и притом образ человека, но образ, который чело­век полагает вне себя и представляет себе в виде самостоятельного существа» [37, стр. 701], только невеже­ственные в философии люди могут требовать от сторон­ников теории отражения показать им того бога, который отражен в понятии «бог», и того коня, который отражен в понятии «Пегас»...

Спор о том, является ли все наше мышление отраже­нием действительного мира, а тем самым и спор об ис­тинности и универсальности материалистической теории отражения, Фейербах считал нужным решать не путем придумывания всякого рода хитроумных вопросиков и выдвижения нелепых и абсурдных требований, а по су­ществу.

Впрочем, коли об этом зашла речь, для Фейербаха не представляло бы каких-либо трудностей показать на примере приведенного нами рассуждения Г. Петровича, что заблуждение есть отражение и при этом весьма адекватное. Было бы достаточно поставить перед Г. Петровичем вопрос: считаете ли вы, что упреками в адрес материалистической теории отражения вы высказы­ваете свое действительное отношение к этой теории? Если нет, тогда ваше мышление не связано с вами, и, следовательно, противником теории отражения следует считать вовсе не вас, а ваше мышление... А если да, то

208

тогда вы должны признать, что ваше рассуждение отражает, и еще как! — ваше враждебное отношение к теорий отражения, ваше поразительное незнакомство с азбучными истинами материализма. Таким образом, сказав А, т. е. признав себя противником теории отражения, вы должны будете сказать и Б, т. е. признать, что ваше мышление, независимо от того, сомневаетесь ли вы в его истинности или нет, является отражением весьма реальной позиции весьма реального, «весьма телесного» существа.

Но «трудно сказать», более того, «невозможно сказать», в какой холодный пот повергло бы философов, усматривающих в отрицательном отношении к теории отражения показатель творческого подхода, если бы Фейербах предложил им еще один «догматический» вопрос: признаете ли вы, что вне «ас существуют вещи и что наши ощущения являются их образами?

Если нет, тогда ваше рассуждение о том, что мышление не есть отражение, последовательно, но тогда вы не материалисты, а тем самым и «е марксисты, и не имеете никаких оснований выдавать себя за таковых.

Если да, тогда ваше рассуждение о том, что мышление не есть отражение, лишено элементарной последова­тельности и находится в прямом противоречии с исти­ной, выработанной всем развитием материализма, а именно, что нет ничего в мышлении, что оно «е почерпа­ло бы из чувственного контакта человека с вещами, т. е. что мысль, дух, разум по содержанию не говорят ничего другого, кроме того, что говорят чувства. Быть материалистом и быть сторонником теории отражения — это одно и то же. С точки зрения материализма, нет иного пу­ти разрешения познавательной проблемы, кроме как на основе принципа отражения.

Тезис Фейербаха, согласно которому не мышление определяет собою бытие, а бытие — мышление, имел фундаментальное значение для понимания им мышления как отражения. Из того, что бытие определяет мышление, следует, что мышление не может быть чем-либо иным, как отражением бытия, ибо нелепо думать, что бытие может определять его к чему-то абсолютно отлич­ному и отрешенному от него. На первый взгляд, может показаться необычным, как в рамках такой теоретиче­ской позиции, согласно которой бытие определяет созна-

209

ние, может вообще существовать проблема ложного со­знания, причем именно ложного сознания об этом же бытии. Если бытие обусловливает сознание, если послед­нее есть его «отражение», тогда оно как будто может быть только таким, каким является бытие и, следова­тельно, не может быть ложным.

Фейербах увидел эту проблему, но, не поняв общест­венной природы человеческого бытия, не мог дать ей настоящего решения. Однако в своей попытке свести, — как он выражался, — все сверхъестественное — через по­средство человека — к его истинной сущности он выска­зал по этому вопросу целый ряд соображений, которые вошли в содержание марксистского воззрения «а мир. Одним из важнейших положений, выработанных им в ходе критики религии как извращенного отражения ис­тинной человеческой сущности, является тезис, согласно которому субъект отражения отражает предмет в меру своей сущности и свою собственную сущность. В объек­те, подчеркивал Фейербах, обнаруживается сущность человека; и какой бы объект мы ни познавали, мы по­знаем в нем и нашу собственную сущность. Его положе­ние, что в существе бога объективируется собственная сущность человека и что перед сознанием человека вста­ет лишь то, что лежит позади него (сознания), имеет принципиальное значение для обоснования универсаль­ности принципа отражения. И тот, кто не понимает этого, волен, конечно, оспаривать или ограничивать материали­стическую теорию отражения, но причислять себя к ма­териалистам он не имеет никакого права.

Фейербах, как мы видим, шел путем, отличным от того, какой предлагают нам противники теории отраже­ния, прекрасно понимая, что последовательное проведе­ние материализма в том, что мы теперь называем гно­сеологией, требует объяснения всех форм и продуктов человеческого мышления из принципа отражения. За­блуждение, а также мышление о том, что было, и о том, что будет, одним словом, любое мышление он понимал как отражение бытия, совершенно правильно считая, что только взяв за точку исхода принцип отражения, можно научно решить вопрос об источнике и направленности процесса познания, а тем самым и основной вопрос фило­софии в пользу материализма. Ибо противоположная точка зрения, согласно которой сознание есть не отра-

210

жение материального мира, а некая самостоятельная сущность, есть не что иное, как дуализм, независимо от того, есть ли это явный дуализм или дуализм, выра­стающий «а почве отождествления бытия и мышления. Фейербах считает, что мышление, где бы оно ни сущест­вовало, существует только как отражение бытия: отра­жение есть сущность и закон сознания вообще. А то, что является законом для сознания вообще, есть закон и для мышления в более узком смысле, сколь бы истин­ным или ложным оно ни было: «Мысль выражается только в образах» [39, стр. 110].

Фейербах считает, что признание первичности бытия и вторичности мышления, т. е. признание первичности оригинала и вторичности «копий» является ключевым по­ложением теории отражения; и, напротив, отрицание пер­вичности бытия делает совершенно беспредметной эту теорию как материалистическое решение вопроса об ис­точнике, возможности и границах познания. Именно здесь проходит демаркационная линия между материализмом, одной стороны, теологией и идеализмом, — с другой. В действительности, где все течет только естественным порядком, копия следует за оригиналом, образ — за вещью, мысль — за предметом, но в сверхъестественной, причудливой сфере теологии оригинал следует за копией, вещь следует за образом... Это как раз значит: сначала мы познаем, мыслим мир, а потом он начинает существо­вать реально; да он существует лишь потому, что его по­мыслили, бытие есть следствие знания или мышления, оригинал есть следствие копии, сущность есть следствие образа» [36, стр. 442].

Раскритикованный Фейербахом идеалистический те­зис, согласно коему «сначала мы познаем, мыслим мир, а потом он начинает существовать реально», воспроиз­водится, как мы видели, современными противниками теории отражения, в частности в их утверждении, что предвидение не есть отражение. Фейербах, правда, «е занимался специально проблемой предвидения, но он ре­шил вопрос в принципе. Сформулированный им тезис, что познание всегда есть познание чего-то, а именно действительного мира, дает основу и для ответа на вопрос: является ли предвидение отражением? Кто дает от­рицательный ответ на этот вопрос, должен ответить на другой: является ли предвидение познанием, и если да,

211

то познанием чего оно является? Здесь возможны толь­ко два ответа: что предвидение есть познание действи­тельного мира, или же что оно есть мышление о ничто. Последний ответ основывается на метафизическом, при­чем грубо метафизическом, понимании отношения про­шлого, настоящего и будущего, т. е. на таком понима­нии, согласно которому будущее не дано в настоящем в какой-либо форме, а есть то, что должно прийти после «окончания» настоящего. Трудно представить себе что-либо менее согласующееся с диалектическим способом мышления. Что же касается первого ответа, он импли­цирует признание всякого мышления, в том числе и мыш­ления о будущем, отражением и, следовательно, призна­ние первичности бытия без каких-либо оговорок.

Фейербах с порога отвергал то карикатурное пони­мание, которое не признает бытия без мышления, т. е. бытия, не тождественного мышлению. «Вообще бытие для нее (философии Фейербаха. — Й. Э.) есть первое, но не бытие в смысле гегелевской логики, которое через категорию непосредственности оказывается тождествен­ным с мышлением, а бытие в человеческом понимании, бытие, гарантированное только чувством, бытие, кото­рое, как я выразился в другом месте, есть предмет бы­тия, т. е. то, о чем я знаю лишь тогда, когда я есть» [33, стр. 391].

На место того мышления, которое в философии Спи­нозы фигурирует как «мышление бога», Фейербах ста­вит отражение, употребляя термин «мышление» для обо­значения только высшей формы отражения, свойствен­ной и специфичной для человека, «в котором природа делается личным, сознательным, разумным существом».

Отсюда вытекает: признание абсолютной первично­сти «бессознательного существа природы» по отношению к мыслящему существу и тем самым мышлению — так как мышление является его неотъемлемым предика­том—есть существенная первичная научная предпосыл­ка материалистической теории отражения. Без сущест­вования «бессознательного существа природы», или, употребляя выражение Якова Бёме, «мрачной стороны природы», не было бы и ее познавательного освещения, а следовательно, и теории такого освещения.

В самом вопросе о том: «как относятся наши мысли об окружающем нас мире к самому этому миру?» —

212

имеется утверждение, что мышление есть отношение. Познавательное отражение, как и всякое другое отра­жение, есть отношение, или, как сказал бы Маркс, мое сознание есть также мое отношение к моей среде, и как таковое оно (отношение) предполагает существование того, что вступает в отношение — отражаемого и отра­жающего. Это отношение, как и всякое другое отноше­ние человека к вещам, предполагает некоторое расстоя­ние от того, к чему приходят, и это расстояние нужно в отношении перейти. Переход, по мнению Фейербаха, воз­можен только, если ему предшествует некоторая основа или почва, на которой человек уже стоит, так сказать, до всякого проникновения в другие существа (а «все, что существует, есть существо, независимо от того, рас­сматривается ли оно как субстанция, личность или как-нибудь иначе» [39, стр. 47 — 48]); т. е. до всякого отно­шения к вещам человек как существо вместе с тем дол­жен находиться в изначальном соприкосновении с той основой, на которой стоят все вещи, в силу которой все существа и он сам есть то, что есть. Такой основой яв­ляется бытие, или природа. Этим отвергается точка зре­ния, которая заранее фиксирует человека как субъекта, существующего где-то вне бытия, тогда как, с другой стороны, берет бытие только в качестве объекта и лишь затем постфактум связывает их актом познания. «Толь­ко если мы отмежуем мышление от человека, если мы будем его фиксировать как нечто самостоятельное, воз­никнут мучительные, бесплодные и неразрешимые для этой точки зрения вопросы: каким образом мышление приходит к бытию и объекту? Ибо, если взять мышле­ние как нечто самостоятельное, т. е. отмежевать его от человека, оно окажется вне всякой связи и сродства с миром» [30, стр. 199].

На этом основывается фейербаховский ответ на во­прос: каковы члены рассматриваемого нами отношения? Самый простой и самый обычный ответ на этот вопрос: бытие и мышление. У Фейербаха это — природа и чело­век: «Я ведь определенно на место бытия ставлю при­роду, на место мышления — человека», «т. е., — как заме­тил Ленин, выписывая это высказывание, - не абстрак­цию, а конкретное» [13, стр. 64].

В этом положении выражена и сила и слабость фей­ербаховской позиции. Слабость вытекает из того, что

213

предмет познания рассматривается независимо от прак­тической деятельности, а человек и его отношение к объ­екту понимаются независимо от его общественных отношений; другими словами, из того, что гносеологическое отношение рассматривается не как общественное отно­шение, а как отношение изолированного индивида.

Важное значение для преодоления идеалистической и создания истинно материалистической концепции субъекта познания имело отстаивание Фейербахом того, что субъектом познавательного отражения является дей­ствительное и цельное человеческое существо, а не ра­зум, взятый в абстрактном смысле, как способность, вырванная из полноты его (человека) реального сущест­вования. «Только реальное существо познает реальные вещи; где мышление «е есть субъект для самого себя, но предикат действительного существа, только там мысль тоже не отделена от бытия... Что же касается изолиро­ванного, в себе замкнутого мышления, мышления без чувств, без человека, вне человека, то это абсолютный субъект, который для другого не может и не должен быть объектом; именно потому, и несмотря на все на­пряжения, такой субъект никогда не найдет перехода к объекту, к бытию» [30, стр. 199 — 200].

Вопрос об отношении мышления к бытию Фейербах, как видим, ставит и решает в системе «природа — чело­век», где мышление ,как отражение есть отношение, вер­нее, одно из отношений человека к своей среде, т. е. к окружающему миру, к природе:

Но отражение как отношение необходимо предпола­гает существование как того, кто относится, так и того, к чему относится, отражающего и отражаемого, в дан­ном случае, человека, отражающего действительный мир в своих представлениях и понятиях, и отражаемого — самого действительного, чувственного мира, понятие ко­торого «заключается уже в характерном выражении: бытие вне нас» [39, стр. 236].

Последние слова — если, конечно, «вне нас» понимает­ся в «собственном смысле», т. е. в смысле первично­сти, — имеют принципиальное значение для интересую­щего нас вопроса. Ибо там, где человек больше не име­ет никакого предмета вне себя, там для него уже исчез­ло различие между мышлением и бытием, субъектом и объектом, чувственным и нечувственным, и материя для

214

него уже не имеет значения реальности и, следователь­но, границы мыслящего разума, но тем самым, как пра­вильно отмечает Фейербах, мышление выходит из своей имманентной, своей собственной границы, «поглощая» все бытие вместе с человеком. Человек сперва превра­щается в «сознание», а мир — в «предмет», благодаря чему все многообразие человеческого отношения к миру сводится к отношению «сознания» к «предмету». Или более точно: так как субъектом делается не действи­тельный человек ,как таковой, а только человек in abstracto, абстракция человека, сознание, то предмет может быть только абстрактной вещью, вещью абстрак­ции, а не действительной вещью. Таким образом, спеку­лятивное единство бытия и мышления как якобы «типичнейших противоположностей» оказывается не чем иным, как отношением мышления к самому себе. «В са­мом деле, если даже мышление или понятие будут опре­делены как единство противоположных определений, то ведь снова эти определения — простые абстракции, мыс­ленные определения, следовательно, опять-таки тождест­ва мышления с самим собой, только разнообразные фор­мы того тождества, от которого исходят, как от абсолютной истины» [30, стр. 196].

Тезисом, что «другое», которое противопоставляет се­бе мышление, отличается от него не на самом деле, не реально, абсолютно исключается принцип отражения.

Каким же образом, спрашивает Фейербах, человек доходит до захвата мышлением достояния бытия? И от­вечает: путем отождествления представления с самим предметом, образа с самой вещью, бытия с мышлением. В результате такого отождествления вместе с действи­тельным бытием, бытием вне мышления, исчезает объект познавательного отражения, а вместе с ним и человек как субъект, отражающий мир на основе представления о цели и результатах деятельности.

215

Дальше