ЗАМЕТКИ О ВЕРЕ И БЕЗУМИИ
Начало Вверх

ЗАМЕТКИ О ВЕРЕ И БЕЗУМИИ

Лев Левинсон (Москва)

I

“Проповедовать распятого Христа - безумие в глазах эллинов”, - пишет о своем служении апостол Павел в Первом послании к Коринфянам (1 Кор. 1:23).

Действительно, вера в Иисуса, приговоренного к позорной казни, для привыкших поклоняться героям - нечто ненормальное. Столь же ненормальное, как для сегодняшних христиан - вера в милиционера Виссариона, называющего себя новым Иисусом и проповедующего Последний Завет. Согласно концепции психиатра проф. Ю. Полищука, и то и другое следует рассматривать как коллективное поражение сверхценными идеями, “возникшее психогенно в результате индукции, наведения со стороны человека-индуктора или группы людей, оказывающих массивное внушение с использованием своего служебного положения” . [1 Заключение Комиссии (группы) под руководством проф. Ю.И. Полищука по медико-психологической и юридической оценке деятельности некоторых религиозных организаций. Машинопись, 1995, с. 4].

Полищук, Кондратьев и иже с ними полагают, что разница между Иисусом и Виссарионом в том, что в случае последнего мы имеем дело с “псевдорелигией”, для чего вводится даже специальное понятие “псевдорелигиозный бред”. При этом не уточняется, на основании каких научных (а не идеологических) критериев можно отличить религию от псевдорелигии. Православие же, будучи “истинной религией”, выступает в построениях антисектантской психиатрии как проверенное и безопасное для здоровья вероисповедание, сочетающее в себе наглядную историю отечества (Ледовое побоище, Куликовская битва), этнографический театр, традиционную кулинарию и - за неимением иной – “национальную идею”.

Столь внушительный набор ценностей оставляет за бортом основы христианского учения, то есть Новый Завет Иисуса Христа, подобно тому, как образами Кутузова и Наташи Ростовой вытесняется из сознания учащегося философская проповедь Льва Толстого. Специалистам по психиатрии невдомек, что псевдорелигиозной деятельностью, в евангельском понимании, прежде всего должны считаться освящения банков и торжественные молебны в честь юбилея автомата Калашникова, а не безумец Закхей, вопреки общепринятым нормам поведения взбирающийся на дерево, чтобы увидеть сына плотника - Иисуса, и не безумная Мария (сестра Лазаря), выливающая, вопреки всякому здравому смыслу, дорогостоящее миро на ноги какого-то человека.

В каком бреду - религиозном? псевдорелигиозном? - находились апостолы (сектанты своего времени), внезапно заговорившие на разных языках? А “бред” Франциска Ассизского, Ксении Петербургской, Серафима Саровского, Анны-Екатерины Эммерих? О разновидностях “ненормальных” верующих толкуют не только профессиональные целители советской школы, но и все, кому не лень, например, православный историк- либерал Д. Поспеловский, полагающий, что “есть достаточно причин и юридического, и психиатрического характера для уголовного преследования таких культов, как мунисты, Белое братство, Богородичный центр, виссарионовцы и сам Виссарион”. Причиной “психиатрического характера”, которая якобы оправдывает уголовное преследование верующих, Поспеловский, ничтоже сумняшеся, называет “зомбирование человека” [2 “Религия и право”, № 2-3, 1997, с. 45.].

Интересно, является ли “зомбированием”, с точки зрения профессора церковной истории, призыв раздать все, что имеешь, ради Царства Небесного? Рассуждения о “сектах” религиозных и светских либералов представляются куда более зловредными, чем деятельность профессиональных гонителей от психиатрии, с равным рвением изобличающих вред всех религий, кроме табуированной Русской Православной Церкви (РПЦ).

В отличие от главного врача Ярославской психбольницы В. Турлаева, обвинившего христианский центр “Новое поколение” (христиан веры евангельской) в “психическом заражении окружающих псевдорелигиозными идеями” [3 Письмо Ярославской областной клинической психиатрической больницы в прокуратуру Ярославской области от 9.07.96 № 01-38/574.], Поспеловский, блюдущий табель о рангах, не затрагивает религиозного истэблишмента: баптистов, адвентистов, пятидесятников, добившихся на Западе признания и неприкосновенности. Видимость терпимости и флер западничества как бы отделяют Поспеловского в глазах читателя от авторов дилеммы “православие или смерть”, проклинающих без разбора новостильников, католиков и сатанистов.

Доверия Поспеловскому и ему подобным больше, чем краснодарскому священнику Хирному, требующему депортировать “кришпантов, бабтистов и иегову”. Но тем хуже, ибо эти “демократы”, защищая позиции “добропорядочных” верующих, отдают остальных на растерзание. Призывая к психиатрическим и уголовным преследованиям “сектантов”, признавая существование фантастического “зомбирования”, профессора верно служат религиозным монополистам, поделившим стада верующих на овнов и козлищ.

II

Передовым отрядом антирелигиозной карательной психиатрии выступают многочисленные родительские комитеты “по спасению от тоталитарных сект”. Ориентируясь на интересы заказчика в лице РПЦ, “профессиональные родители” селекционируют, сочиняют и распространяют компромат на “деструктивные культы”. Естественно, что мамы и бабушки, пострадавшие от православия, тоже, как ни странно, огорченные душеспасительным уходом своих мальчиков и девочек (в том числе и несовершеннолетних) в православные монастыри, не находят понимания в антисектантских комитетах.

Между тем и в православии, и в других религиях, именуемых “традиционными”, поскольку они остаются живыми религиями (а не только фольклорными заповедниками вроде ансамбля “Березка”), существует весь набор так называемых “негативных психических воздействий”, предвзято отмечаемых проф. Полищуком и К исключительно в “сектах”. Признавая это, нелепо делать вывод о необходимости уголовного или какого-либо иного преследования Православной Церкви за чинимый ущерб. Напротив, гарантируя свободу вероисповедания, правовое государство защищает право как соответствующих объединений, так и каждого человека на антиобщественное поведение, на следование целям, отличающимся от общепринятых в секуляризованном мире, на иной образ жизни, иную систему ценностей, что в православии так и называется “иночеством”. Пределом этой защищенной антиобщественности могут быть только уголовные или административные [4 Имеется в виду административное право в современном для России понимании] законы, применяемые, когда осуществление прав и свобод верующих нарушает права и свободы других лиц.

Задача здесь не так уж проста и не имеет подходящего на любой случай решения. Право, по аналогии с истиной, должно быть всегда конкретно, для чего и существуют следствие и суд, способные определить, содержит ли то или иное событие состав преступления.

Например, Конституция России (ст. 38) обязывает трудоспособных детей, достигших 18 лет, заботиться о нетрудоспособных родителях. Евангелие же можно обвинить в том, что оно призывает возненавидеть отца и мать (Лк. 14:26), потому что “враги человеку - домашние его” (Мф. 10:36). Пример этому якобы показал сам Иисус, не признавший мать по крови матерью, братьев по крови – братьями: “И указав рукою своею на учеников своих, сказал: вот матерь моя и братья мои” (Мф. 12:49).

По словам Макса Вебера, “то, что спаситель, пророк, священник, духовник и брат по вере должен стать верующему ближе, чем кровные родственники или члены семьи как таковые”, является в религиях спасения (к каковым относится и христианство) само собой разумеющимся. При этом “чувство религиозного братства - чем последовательнее проводились его принципы, тем сильнее - всегда сталкивалось с порядками и ценностями мирской жизни” [5 Вебер М. Теория ступеней и направлений религиозного неприятия мира. - Избранное. – М.: 1994, с. 12-13.].

Бесспорно, что религиозные предписания должны быть абсолютны для верующего. Как же он должен поступать, находясь между гражданским и религиозным долгом? Как государству реагировать на столь откровенные призывы к разрушению семьи, которая, согласно упомянутой статье Конституции, находится под его, государства, защитой?

Несмотря на очевидную необходимость дифференцированного подхода, базовой позицией хотелось бы считать приоритет прав и свобод отдельного человека над правами объединения, будь то государство, семья, религиозная община. Каждый - автор своей жизни, имеющий право отречься от семьи, общества и от себя самого, в том числе и от стандартного поведения, правил общежития, избрав опасный путь религиозного эксперимента со своей плотью и со своей душой. “Мы безумны (юродивы) Христа ради”, - пишет апостол (1 Кор. 4:10).

Инвективы против сектантства есть, таким образом, чистой воды подмена, когда собственно религиозное отношение к миру и духовный тип сознания преподносятся как исключительное свойство “деструктивных культов”. Доказательств ложности такого построения множества.

Взять, например, жития киево-печерских святых, изобилующие описанием всевозможных расстройств, могущих служить иллюстрациями для сексопатологии Р. Крафта- Эбинга (“истории болезни” Никиты Затворника, отплясывавшего до изнеможения в пустой келье, Иоанна Многострадального, закапывавшего себя по пояс в землю, или Моисея Угрина с его мазохизмом и страхом перед половым актом). Недаром Василий Розанов называл “Киевский патерик” отравленным “ядом скопчества” [6 Розанов В.В. В темных религиозных лучах. – М.: Республика, 1994, с. 344.] (ср. с заключением комиссии Полищука: “Исчезает половое влечение у молодых людей. У женщин прекращаются менструации, у мужчин наступает половая импотенция, что свидетельствует о прекращении функции половых желез, об искусственном ее подавлении, что можно обозначить как психическую кастрацию с прекращением детородной функции” [7 См. прим. 1. С. 6.]).

Действительно, сублимация сексуальности в мистические переживания “Царства непорочного зачатия” и жизни “через лоно Божией Матери, где похоть рассеивается”, у Иоанна Береславского, предстоятеля Богородичного центра (Церкви Божией Матери Державной [8 Богородичный центр относится антисектантами к “тоталитарным сектам”.]), влечет за собой отрицание естественной половой жизни – “греховного эроса”, от которого должно отказаться христианину вместе с “родовыми поражениями в крови” [9 Архиепископ Иоанн. Врата любви. – М.: 1997, с. 35-36.], особо раздражающими ветхих комитетских родителей. Но ведь то же самое есть не только в экстатичном богородичном христианстве Береславского, но и в самом что ни на есть “традиционном” православии, великие подвижники которого из боязни “обратиться в ничто, приблизившись к женщине” (по свидетельству Иоанна Мосха), “не допускали на глаза себе не только сестер, но даже родных матерей” [10 Мосх И. Луг духовный. – Спб.: 1906, с. 265.].

Разрыв родственных связей во имя православного подвижничества, радикальное изменение себя ради Православной Церкви ничем не отличаются от того, что происходит при вступлении в Общество сознания Кришны, Аум Синрике, харизматические церкви. Разница лишь в том, что в православии или католицизме фанатичные, ревностные последователи, активно практикующие члены общин составляют меньшинство от основной массы формальных (номинальных) христиан. В новых же религиозных движениях, создающихся по иному принципу, номинальное членство исключено, возможна лишь активная вовлеченность, живое участие. Следует отметить, что в харизматическом движении говорение на иных языках, исцеление и другие экстатические формы богослужебной жизни, представляющие, по мнению упоминавшихся психиатров, опасность для психики, сочетаются с успешной деятельностью в миру, в том числе в сфере бизнеса. Значительную часть харизматов составляет молодежь. Тем самым опровергается основной тезис противников новых движений, что “сектантство” уводит от действительности сотни тысяч здоровых и нужных обществу молодых россиян. В отличие от господствующего православия, отвечающего экономическим интересам лишь узкого круга паразитирующей на нем номенклатуры, для паствы же экономически бесперспективного, харизматические церкви, объединяющие сегодня усилия с более традиционными формами пятидесятничества, содержат в себе объективно выгодную для капиталистических отношений идеологию, согласно которой “доход является зримым выражением благословения Богом труда верующего и тем самым богоугодности его экономической деятельности” [11 Вебер М. Социология религии. /Избранное. – М.: 1994, с. 203.].

Правда, само харизматическое движение отмежевывается от прочих НРД. Пропагандист борьбы с сектами Александр Дворкин также не включает харизматов в “черный список”, рассматривая, однако, как секту Новоапостольскую церковь, также протестантское новообразование. Важно другое: харизматические церкви уже преследуются в России как наносящие ущерб психическому здоровью. И в поликлиниках г. Ярославля уже, как в хрущевскую антирелигиозную кампанию, висят плакаты “‘Новое поколение’ опасно для вашего здоровья”.

Причина в том, что обновленная формация христиан веры евангельской (пользующаяся известной популярностью в среде молодежи и предпринимателей), равно как Свидетели Иеговы (ориентированные на средний класс в его российском преломлении: оторванных от деревенских корней горожанок предпенсионного возраста, военных в отставке и т.п.), составляют весомую конкуренцию РПЦ, стремящейся стать монополистом на религиозном рынке. Последователи харизматов и Свидетелей Иеговы исчисляются уже сотнями тысяч. Поэтому православие вынуждено мобилизовать все влиятельные структуры (включая психиатрию и прессу) на борьбу с этим “злом”. Отсев “пострадавших” от религиозной деятельности в соответствии с госзаказом (будь то действительно пострадавшие или выдаваемые за таковых) превращает психиатрию в аппарат преследования инаковерующих. Быть православным фанатиком не в пример комфортнее, чем рядовым российским кришнаитом или протестантом. Между тем экстремизм в православии, в отличие от якобы присущего некоторым “сектантским” общинам, стократ опаснее, поскольку перетекает в политическую сферу и приводит, в сочетании с национальной нетерпимостью, ксенофобией, к экстремизму политическому.

Дело не в том, что православных подвижников следует лечить наравне с “сектантами”. Задача психиатрии - противостоять попыткам, в том числе со стороны религиозно индифферентных родственников, вернуть - медицинскими методами - верующего человека к общепринятому гражданскому стандарту.

Ради доброго дела - психиатрической реабилитации новых религиозных движений - посмотрим еще раз на религиозную классику. Возьмем “Лествицу” преподобного Иоанна Синайского (Лествичника), одно из наиболее ярких и по сей день популярных творений восточного монашества, чтобы, с одной стороны, увидеть еще раз паноптикум душевных расстройств, с другой - образец святости, с третьей - мощнейшее выражение игры свободного человеческого духа, открывающего в себе и для себя бездны ада и блаженства.

Вот описание не выдуманной, а реально существовавшей обители кающихся, “святых осужденников”, “страны плачущих”, составленное Лествичником как поучение, как пример (слово 5-е):

“Видел я, что одни из сих неповинных осужденников всю ночь, до самого утра, стояли на открытом воздухе, не передвигая ног, и жалким образом колебались, одолеваемые сном по нужде естества; но они не давали себе ни мало покоя, а укоряли сами себя и бесчестиями и поношениями возбуждали себя.

Другие умиленно взирали на небо, и с рыданием и воплем призывали оттуда помощь. (...)

Иные непрестанно били себя в грудь, воззывая прежнее состояние души своей и невинность своей жизни. Иные из них омочали землю слезами; а другие, не имея слез, били сами себя. (...) Другие же, рыдая в сердце, глас рыдания удерживали в устах; а иногда, когда уже не могли терпеть, внезапно вопияли. (...)

Другие сидели в задумчивости, поникши к земле и непрестанно колебля главами, подобно львам, рыкали, и стенали из глубины сердца и утробы. (...)

У иных видны были языки воспаленные и выпущенные из уст, как у псов. (...) Другие, вкусив немного хлеба, далеко отвергали его от себя рукою, говоря, что они недостойны человеческой пищи, потому что делали свойственное скотам. (...)

У иных видимы были колена, оцепеневшие от множества поклонов; глаза, померкшие и глубоко впадшие; вежди, лишенные ресниц; ланиты, уязвленные и опаленные горячестью многих слез; лица, увядшие и бледные, ничем не отличавшиеся от мертвых; перси, болящие от ударов и кровавой мокроты, извергаемой от ударений в грудь. Где там было приготовление постели? Где одежды чистые и крепкие? У всех они были разорванные, смердящие и покрытые насекомыми” [12 Преподобного отца нашего Иоанна Лествичника Лествица. /Репринт. - Свято-Успенский Псково- Печерский монастырь: 1994, с. 59-64. (Орфография и пунктуация при цитировании приближены к современным нормам.)].

Что это - зависимые расстройства личности? Или великая поэзия? Искание себя? Альпинист рискует, канатоходец рискует, гонщик рискует.

И если гонщик еще может оправдать себя перед обывателем, сказав, что гонится за деньгами, то чем оправдаться монаху в глазах своей нормальной семьи?

“Моя внучка Маша после окончания Уральского политехнического института ушла в монастырь, - пишет в Государственную Думу пенсионерка М.А.Ш. из г. Екатеринбурга. - Мы морально к этому были не готовы, поэтому это для нас страшное горе. Но самое страшное в том, что сталкиваясь с церковью, мы обнаружили непонятные вещи. <...> Девушек кодируют (а ведь это уголовное деяние) на забвение прошлого. Они как попки скороговоркой твердят одно и то же: “Мы для прошлого умерли, у нас нет родителей, у нас нет сестер и братьев”. Для девушек нет ни газет, ни ТV, ни радио<...> Помогите нам в борьбе с той нечистоплотностью, что примазалась к церкви”.

Эта бабушка, прожившая жизнь при советском строе, смотрит свое ТV и видит нарядного упитанного Патриарха рядом с Ельциным и Черномырдиным. Она готова порадоваться куличам и крашеным яйцам, даже, возможно, сходить за святой водой и подать записку об упокоении близких в родительскую субботу. Но пойди объясни ей, что как раз яйца и записки, вкупе с Патриархом, “примазались” к тому живому христианству, в котором стремится искать Бога ее внучка.

Ладно - бабушка. Бабушке не уступает и упоминавшийся проф. Поспеловский, предлагающий преследовать за “зомбирование” не только “секты”, “но и отдельных православных псевдостарцев, которые тоже коверкают немало молодых душ” [13 См. прим. 2].

Приведем еще одно письмо. Господин В.В.Б. из г. Азова Ростовской области, разыскивая в монастырях РПЦ свою дочь Татьяну, пришел в ужас от иноческого жития: “Игуменья в монастыре - это царь и бог. Без нее в монастыре никто лишний раз вздохнуть не может, не говоря уже о другом. На все нужно ее благословение. <...> Как живут в скитах - видел. Сказать, что они живут как рабы, - ничего не сказать! Это непередаваемо. Хороший хозяин скот содержит значительно лучше”.

Эти картины будто бы списаны у того же Лествичника: “Простосердечный монах <...> всегда послушен, совершенно сложивши бремя свое на своего руководителя; и как животное не противоречит тому, кто его вяжет, так и душа правая не противится наставнику, но последует ведущему, куда бы он ни захотел; хотя бы повел на заклание, не умеет противоречить” (слово 24-е) [14 См. Лествица, с. 161].

Сетования бабушки из Екатеринбурга и папы из Азова не находят у антисектантов спроса, хотя таких обращений множество. Зато в чести родители “жертв тоталитарных сект”, создавшие, с помощью СМИ, легенду о десятках тысяч убитых горем российских семей. В действительности таких семей не больше, чем пострадавших от православия. И это при том, что демонизация “сект” информаторами типа Дворкина увеличивает страх родственников, встревоженных, как правило, самим фактом “вербовки” родного человека в страшную “секту”. Вдохновляемые антисектантскими функционерами, родители “жертв” живописуют: “Псевдорелигиозные организации, такие, как “Аум Синрике”, “Сознание Кришны”, “Виссарион” и другие, представляют собой настоящие фабрики по массовому производству душевнобольных людей, организованных по типу концентрационных лагерей, в которых жертвы находятся “добровольно” в состоянии полной психической зависимости от культа (его лидера, системы мировосприятия и дисциплины)” [15 Письмо А.М. Палкиной, члена Комитета по спасению молодежи, адресованное парламентским слушаниям “Свобода совести и права человека”, 14 февраля 1995 г].

III

Проблема “психиатрия и религия” не может рассматриваться лишь в применении к проблеме так называемых “сект”, противопоставляемых “цивилизованным” традиционным верованиям. Безумие и религия - это совсем другая проблема. “Слово Божие острее всякого меча обоюдоострого: оно проникает до разделения души и духа, составов и мозгов”, - сказано в Новом Завете (Евр. 4:12). Такое разделение может быть весьма и крайне болезненно, но это выбор конкретного человека, дело его свободы, включая свободу отказаться от собственной свободы.

В буддийских текстах говорится об этом так: “Благородный и понятливый ученик ощущает отвращение к телу, отвращение к чувству, к способности понимать, к деянию и к разуму. Ощутив отвращение, отказывается от них; отказавшись от них, освобождается” [16 Сутта питака. Самйутта Никайа. III. 68. Цит. по кн.: Всемирное писание. Сравнительная антология священных текстов. – М.:, Республика, 1995, с. 471]. Или нам предстоит вернуться к безбожным пятилеткам и объявить войну всякой вере (что не мешает, кстати, продолжать жалкие манипуляции с национальной Церковью на политической сцене), или необходимо признать религию властной силой, которая вправе требовать от человека всей его жизни.

Яндекс.Метрика

© (составление) libelli.ru 2003-2020