КРИЗИС ИНДУСТРИАЛЬНОЙ МОДЕЛИ СОВЕТСКОГО ТИПА

( часть 2)

 

А. Белоусов, А.Клепач

 

Четыре года кризиса показали, что спад и инфляция порождены не только спецификой выбранного шокового  пути  стабилизации экономики, но и общей природой рыночной переориентации планово­го хозяйства. Я.Корнаи справедливо выделяет особый феномен трансформационного спада, отличный от циклического или стабили­зационного сокращения производства (1). Трансформационный спад характеризуется:

- движением от рынка продавца к рынку покупателя, от избыт­ка конечного спроса к его дефициту;

- замещением государственной собственности частной и корпо­ративной;

- изменением размерной структуры предприятий за счет резко­го увеличения мелкого и среднего бизнеса;

- дефицитом экономической координации, поскольку разрушение плановых механизмов не компенсируется формированием новых ры­ночных регуляторов.

Заметим, что в условиях России трансформационный спад нало­жился на долгосрочный структурный кризис, связанный с исчерпа­нием традиционной ресурсоемкой модели индустриального роста и энергетическим кризисом (2). Проблема трансформации не сводится к вопросу об изменении типа рынка или механизма экономической координации. Требуют исследования прежде всего общие вопросы вектора изменений, типа нарождающейся экономической системы.

___________________

А.Белоусов, А.Клепач - кандидаты экономических наук, старшие научные сотрудники Института народнохозяйственного прогнозирова­ния Российской академии наук.

Поскольку же дело касается трансформации воспроизводственных процессов в 1991-94 гг. особое значение приобретает не только масштаб неравновесия спроса и предложения, но и качественные структурные изменения на макро- и микроуровне экономики:

- сдвиг конечного спроса от инвестиций к потреблению;

- взаимосвязи между изменениями в структуре производства и относительных цен (в т.ч. соотношения внутренних и мировых цен);

- структурных сдвигов от производительного к товарному и фи­нансовому капиталу, развития долговой экономики как в форме квазикоммерческого кредита предприятий (неплатежей), так и го­сударственного долга;

- не столько формальная приватизация общественной (госу­дарственной) собственности, сколько качественные изменения в системе государственного патернализма и корпоративного поведе­ния.

На какой фазе процесса трансформации находится в настоящий момент российская экономика, "как далеко до дна кризиса" и до состояния равновесия? Рассмотрим не институциональный, а восп­роизводственный аспект проблемы.

3. Новая дефицитная экономика: дефицит денег, или избыток предложения, мощностей и занятости

В статике спрос и предложение образуют замкнутый круг, мы исходим из того (см. первую часть статьи), что в динамике имен­но спрос, финансовые потоки, а не физические ресурсные факторы играют решающую роль в падении производства. Хотя производство в 1993 г. начало достаточно гибко реагировать на колебания ко­нечного спроса, российская экономика не достигла равновесного

состояния. Важнейшие формы рыночного неравновесия:

- дефицит конечного спроса;

- завышенная скорость оборота денег и дефицит как оборотных средств предпритяий, так и сбережений экономических субъ­ектов;

- несоответствие между падающей эффективность факторов про­изводства и нормами их доходности.

Либерализация цен не устранила проблемы дефицитности, или в более широком контексте - несбалансированности, а привела к изменению его форм. Товарный дефицит и нормированное распреде­ление уступили место избыточному предложению (особенно, в ин­вестиционном и промежуточном секторе), на фоне растущего скры­того ресурсного дефицита по мере увеличения масштабов спада и проедания накопленных заделов (в строительстве). В явном виде рыночная несбалансированность проявляется в остром денежном де­фиците как в абсолютном (сокращение реальных денежных остат­ков), так и относительном выражении (увеличение скорости оборо­та).

Денежный дефицит. Скачок цен, последовавший за их освобож­дением в январе 1992 г., сжал денежную массу (М3) почти в 5 раз. Автономная инфляция издержек и относительно жесткая кре­дитно-денежная политика правительства привели к сокращению ре­альной денежной массы в течение 1992 г. вдвое и в 1993 г. – в 2.4 раза. Только в 1994 г. наступила стабилизация на уровне 5% от денежного предложения в декабре 1991 г. Сжатие денежной мас­сы не только оказало негативное влияние на производство, пред­определило чрезмерные масштабы спада, но и радикально изменило структуру и характер денежных потоков.

Отставание масштабов падения доходов и производства от обесценения денег проивело к резкому ускорению оборачиваемости денег, падению склонности к сбережению субъектов хозяйствования и расширению неденежных расчетов (бартера и неплатежей).

Во время перестройки инфляционная накачка экономики привела к увеличению предложение денег (М1) относительно  ВВП  СССР с 64% в 1985 г. до 74-76% в 1990-1991 гг. В 1992 г. в России от­носительно жесткая монетарная политика и необузданная инфляция издержек сократили относительное предложение денег до 44%. В 1993 г. несмотря на ускорение спада обеспеченность производства денежной массой сократилось до 23% (ожидаемый уровень 1994 г. - 15-16%, продолжение падения отчасти отражает растущий объем до­ходов сферы услуг).

Хотя неплатежи предприятий (форма товарного кредита) не являются квази-деньгами и лишь в малой части оформлены вексель­ными обязательствами они приняли на себя основную тяжесть де­нежного дефицита в сфере обращения. С учетом дебиторской задол­женности предприятий относительный уровень денежно-кредитного предложения составил в 1992 г 83% ВВП (в 1991 г. - 84-91%), что практически полностью компенсировало сжатие собственно денежной компоненты. В 1993-1994 г. на 1 рубль денежной массы приходи­лось, соответственно, 117 и 144 копеек долгов. Однако разбуха­ние долговой надстройки уже не компенсировало обостряющийся де­нежный дефицит и относительное предложение кредитно-денежных ресурсов упало до 50%, а затем и 40% ВВП. Дефицит денег как средства обращения - реальность, которая не компенсируется ни падением производства, ни ростом товарных запасов, ни увеличе­нием неплатежей. Стимулируемый денежным дефицитом рост реальных процентных ставок хотя и сбивает денежный спрос способствует расширению неплатежей, т.е. загоняет "болезнь" вглубь.

В какой мере слом традиционных норм оборачиваемости денег является мерой денежного дефицита, или, напротив, это приближе­ние к нормам зрелой сбалансированной рыночной экономики?

Если взять за образец экономику США, то для 80-х гг. отно­сительно стабильный уровень предложения М1 составит 15-16% ВНП, что близко к кризисному российскому уровню. Однако из этой счетной близости не следовало бы делать скороспелых выводов о том, что мы догнали американскую экономику и почти на пороге кредитно-денежной сбалансированности. Прежде всего во время Ве­ликой депрессии, которую Россия уже далеко обошла по масштабам спада, относительный уровень денежного предложения был значи­тельно выше - 26%. А во время военного подъема насыщенность производства денежной массой поднималась до 35%, что ближе к российскому уровню 1992 г., но никак не 1993-1994 гг..

Качественное отличие денежного предложения в американской экономике от российской связано с принципиально иной структурой денежной массы. В СССР и России в силу неразвитости рынка цен­ных бумаг и ограниченности срочных депозитов как физических, так и юридических лиц М1 составляет 94-95% М3. В США - 25% от М2 и - 20% М3. Поэтому и относительное предложение денежной массы в широком смысле, обслуживающей процесс сбережения, мно­гократно превышает уровень характерный для денег обращения (М1). В частности, в 1990 г. относительное предложение М3 сос­тавило 78% (почти в 5 раз выше, чем для М1), а агрегата L (вкл. в частности государственные краткосрочные облигации) - 94 % ВНП.

Денежный дефицит в российской экономики проявляется прежде всего в отсутствии денежной материи для обеспечения процесса формирования сбережений домашних хозяйств и, особенно, предпри­ятий. Хотя относительно высокие реальные процентные ставки и рост реальных доходов населения в 1993-1994 г. способствовали повышению склонности к сбережению, это привело лишь к незначи­тельному снижению доли М1 в М3 (в 1994 г. - до 80%). Завышенная скорость обращения денег = низкая склонность к сбережению.

К дефициту денег как средства накопления экономика адапти­руется во многом за счет разбухания банковского капитала. Отно­шение активов коммерческих банков и наличных денег (обозначим как агрегат М5) к ВВП поднялось с 62% в 1991г. до 130% в 1992 г.. К концу 1993 г. это соотношение снизилось до 88%, что тем не менее соответствует уровню денежного обеспечения (М3) произ­водства и доходов до либерализации цен. Рост банковской надс­тройки частично компенсировал денежный дефицит, но в отчужден­ной от производства форме. Основой этого банковского здания стали не рублевые депозиты, а долларизация российских финансов

- увеличение валютных остатков и их растущая рублевая цена в условиях постоянно падающего курса национальной валюты. Ок­тябрьский скачок курса рубля еще более подорвал доверие к руб­левым депозитам и подчеркнул зависимость банковской системы и сбережений от доллара.

Ужесточение дефляционной политики в 1995 г. в условиях снижения темпа инфляции может привести к незначительному росту реальной денежной массы и стабилизации относительного денежного предложения (М3) на уровне 15-16% ВВП (при более мягком вариан­те возможен рост до 16-18%). Новый момент в правительственных планах - поворот к форсированному развитию рынка ценных бумаг и прежде  всего переход к финансированию дефицита бюджета за счет иностранных и внутренних займов (отказ от кредитов  ЦБ России).

Предложение денег и долговых обязательств (даже при условии вы­полнения сверхоптимистичных плановых ориентиров эмиссии госу­дарственных ценных бумаг на 100 трлн. руб.) составит от 25 до 28 % ВВП, что не решает проблемы денежного дефицита и, особенно, дефицита рублевых депозитов.

Со стороны предложения трансформационный спад в российской экономике характеризуется: а) повышенной чувствительность про­изводства к дефициту спроса по сравнению с динамикой цен, кото­рые в условиях инфляции издержек слабо реагируют на сжатие де­нежной массы; б) относительным избытком предложения ресурсов, что ведет к резкому снижению эффективности их использования; в) несоответствием структуры доходов факторов производства динами­ке сравнительной эффективности (отдачи). Избыточная занятость и растущий дефицит современного производительного капитала соче­тается с изменением первичного распределения доходов в пользу наемного труда.

Наемный труд. Выпуск промышленной продукции в 1994 г. оце­нивается в 47% от уровня 1990 г. Занятость сократилась на 11% (отставание более чем в 4 раза), что привело к резкому падению производительности и увеличению доли заработной платы (начис­ленной) в цене продукции с 7% в январе 1992 г. до 16% в июне 1994 г.(декабрь 1991г. - 19 %). Спад почти перечеркнул экономию на заработной плате, достигнутую за счет шока от либерализации цен.

Несмотря на ограниченные масштабы высвобождения занятых в России сформировался высокий уровень безработицы. На конец сен­тября безработица охватила 4.7 млн. чел, или 6.3% экономически активного населения (в методологии МОТ). С учетом частично за­нятых и лиц, отправленных в вынужденные отпуска, потенциал без­работицы оценивается в 12% населения.

Избыток наемного труда проявляется не только в форме прямо­го и скрытого сокращения занятости, но и снижении цены труда (в реальном выражении) и нарастании задолженности по заработной плате. Потенциал избыточного наемного труда (в промышленности), связанный с задолженностью по зарплате, оценивается в 1994 г. в 10-12% фонда оплаты труда. Фактически экономика подошла к рубе­жу жесткого размена между поддержанием занятости и реальной за­работной платы.

Производительный капитал: от сброса выпуска к сбросу мощ­ностей - обесценение производительного капитала. В результате спада уровень загрузки мощностей в промышленности в 1994 г. составит 42-45%  (в 1991 г.  - 74%),  в  машиностроении  -  32-40% (71%), в легкой промышленности - 38-42%.

Целый ряд производств (минудобрения, сельхозмашиностроение, дорожная и строительная техника, чермет-трубы и др.) подошли к критическому уровню минимальной загрузки мощностей (или перешли его). Сформировалась угроза - выпадение не отдельных продуктов, цехов, а целых производств и технологических цепочек в базовых жизнеобеспечивающих гражданских секторах экономики. В условиях острейшего денежного дефицита и инфляции текущий платежеспособный  спрос  стал  утрачивать роль ориентира для производства (и потенциального спроса).

Продолжающееся старение производственного аппарата в соче­тании с падением загрузки мощностей и ростом издержек по их поддержанию привели к существенному сокращению мощностей. За 4 года производственные мощности сократились на 18% (быстрее чем занятость), в т.ч. в черной металлургии - около 10%, химико-лесном комплексе и машиностроении - 15-20%.  Экономика России ока­залась перед угрозой сброса мощностей до 70% загрузки, сокраще­ния накладных издержек ценой утраты потенциала развития.

Либерализация цен первоначально привела к инфляционному взлету рентабельности почти вдвое (с 30 до 60% к издержкам при сокращении удельной заработной платы). Этот относительный избы­ток прибыли обернулся ее дефицитом по отношению к потребностям в финансировании оборотных средств и капитальных вложений. Нес­балансированность между нормой прибыли и потребностью в росте капитала (инфляционном) резко обострилась во второй половине 1993 -1994 гг. по мере падения нормы прибыли вслед снижающейся отдаче капитала (и загрузке мощностей) и растущим постоянным и переменным издержкам. Низкая доля прибыли в цене становится ре­зультатом и условием сохранения относительно избыточных (при данном уровне загрузки) мощностей.

Если удельная заработная плата к средине 1994 г. почти вернулась к своему дошоковому (долиберальному) уровню, то про­мышленная норма рентабельности промышленности упала до 15-16%, что составило около половины от уровня конца 1991 г. До либе­рализации цен на 1 рубль заработной платы приходилось 1.3 рубля прибыли. После отпуска цен это соотношение стало 4:1. Повышен­ная неэластичность зарплаты и занятости к спаду в сочетании с относительным разбуханием оборотного капитала (прежде всего, замедлением оборачиваемости товарно-материальных ценностей) и ростом накладных расходов изменили соотношение прибыли и зарп­латы в пользу труда. В средине 1994 г. на 1 рубль зарплаты при­ходилось менее 80 копеек прибыли. Ужесточение бюджетных ограни­чений для предприятий в 1995 г., по видимому, приведет к восс­тановлению в слабой форме связи между зарплатой и эффектив­ностью труда, что должно привести к снижению удельной заработ­ной платы. Однако в экономике теперь нет места для резкого по­вышения отношения прибыли к заплате как в силу замедления инфляции, так и сдвига конечного спроса в сторону потребления.

 

4. Финансовый кризис предприятий

 

Ускорение спада во второй половине 1993 - начале 1994 г. определялось не столько ростом общего денежного дефицита, сколько резким снижением платежеспособности предприятий и нега­тивным влиянием на производство дефицита оборотных высоколик­видных средств. Кризис из макроэкомического в полной мере стал микроэкономическим, превратившись в кризис предприятий. Его симптомы - нарастание угрозы банкротств и связанной с ними без­работицы.

Ужесточение бюджетных ограничений для российских предприя­тий в процессе трансформационного кризиса приняло следующие ос­новные формы:

- дефицит финансовых средств для капитальных вложений и многократное снижение их прибыльности по сравнению с эффективностью банковского капитала (нормой процента);

- дефицит оборотного капитала, прежде всего его высоколик­видной компоненты, что отражает на микроуровне общий денежный дефицит в экономике;

- кризис платежеспособности, несбалансированность между задолженностью предприятий и их ликвидными ресурсами.

Падение предпринимательского дохода. Тенденция снижения рентабельности производства усугубляется ростом налогового бре­мени (около 50% балансовой прибыли забирают налоги) и относи­тельным повышением процентной ставки по сравнению с нормой при­были. Если в конце 1993 г. годовая норма рентабельности в про­мышленности составляла около 140-170% (при скорости оборота 6-7 раз в год), что ниже годовой ставки рефинансирования на чет­верть, то в средине 1994 г. разрыв стал двукратным (80% при скорости оборота 5 раз в год против 160-170%). Осенью "черный вторник" на валютной бирже и последовавший скачек процентных ставок еще более снизили привлекательность производственной де­ятельности. Собственно предпринимательский доход как разница между прибылью и процентом после 1992 г. стал отрицательным.

Дефицит оборотного капитала 

Инфляционная волна в 1992 г. привела к резкому обесценению  оборотных  средств  предприятий, нарушению процесса  кругооборота  капитала,  что способствовало сокращению производства  и  подрывало  способность  предприятий адаптироваться к спросу. Своеобразный эффект неудовлетворенного спроса при его общем дефиците.

В тоже  время  индексация  оборотных средств предприятий на дореформенном уровне в соответствии с сложившимися темпами инф­ляции требовала запредельного уровня сверхприбыли. С другой стороны, длительное падение производства привело к относитель­ному переизбытку оборотных средств и резкому замедлению их обо­рачиваемости, что контрастировало с постоянно растущей ско­ростью обращения денег. В промышленности оборотный капитал увеличился с 130 дней оборота (1 кв. 1993г.) до 193 дней (2 кв. 1994 г.). Может быть дефицит оборотных средств - это миф, кото­рый скрывает за собой какую-то другую проблему?

В докладе Федерального управления по банкротствам (ФУБ), который получил большой резонанс, главная причина неплатежей указывалась в хищническом использовании директорами крупных предприятий заемных средств и создании дефицита капитала, обслу-

живающего производство ("активы производства прибыли"). В трак­товке ФУБ активы производства прибыли включают в себя товар­но-материальные ценности и авансы поставщикам.

Такой подход вызывает серьезные возражения. Прежде всего функционирование капитала нуждается не только в материальных компонентах, но и хотя бы в денежных средствах на расчетных счетах. В условиях дефицита спроса разбухание производственных и товарных запасов - путь не к производству прибыли, а к замед­лению оборачиваемости и росту издержек. Уровень ТМЦ в промыш­ленности поднялся с 53 дней в начале 1993 г. до 72 в средине 1994 г. В то же время в циклических кризисах сброс запасов - необходимая фаза на пути от спада к депрессии и оживлению. О внутренней противоречивости накопления активов прибыли свиде­тельствует изменение структуры запасов. В народном хозяйстве отношение запасов готовой продукции и товаров к производственным запасам поднялось с 26%  в 1991 г.  до 50%  в 1992 г., что в значительной мере носило трансформационный характер (корнаист­ский эффект перехода к рыночной модели поведения). В 1993-1994 гг. эта пропорция составила, соответственно, 85% и 90%, что оп­ределяется затовариванием вследствие дефицита спроса, а так же распространением бартера. Таким образом, значительная часть то­варного и производительного оборотного капитала на деле отчуж­дена от процесса производства товаров и производства прибыли.

Увеличение оборотного капитала во многом идет за счет фи­нансовой надстройки (денежных средств, дебиторской задолженнос­ти). Если в 1989 г. финансовый или ссудный капитал (финансовые активы за вычетом средств на расчетных счетах) составлял около 15% оборотных активов промышленных предприятий, то в 1992 г.- 56% и в 2 кв. 1994 г. - 62%. Превращение предприятия в ква­зи-банк идет не только в результате специфики дефицитной рос­сийской экономики, но и в силу общей природы трансформации субъекта производства в агента экономики финансовых (и кредит­ных) рынков.

Эта финансовая надстройка имеет свою особую логику движения, проявляющуюся, в частности, во внереализационных доходах предпри­ятий от изменения валютного курса и процентов по депозитам (более 20% балансовой прибыли промышленности, а на многих крупных экс­портно-ориентированных предприятиях - до 50%). В то же время фи­нансовый элемент оборотного капитала играет существенную роль в поддержании процесса производства, т.е. не отчужден полностью от активов производства прибыли. Это проявляется в следующих формах:

а) дебиторская и кредиторская задолженность компенсируют дефицит платежеспособного спроса и денежных средств; б) переход к рынку лишает деньги пассивной роли, принадлежавшей им в плановой систе­ме, и повышает значение денежного капитала в процессе кругооборо­та; в) в превращении уровня ликвидности в критерий выживания и регулятор производства.

Структура финансового капитала предприятий изменяется в пользу коммерческого кредита (при ограниченности банковско­го). Реальный дефицит - это не общий дефицит оборотных средств или материальных активов прибыли, а дефицит высоколиквидных (прежде всего денежных) средств. При повышении насыщенности производства оборотными активами уровень обеспеченности денеж­ными средствами (включая остатки на валютных счетах) промышлен­ности упал с 20 дней ( 1 кв. 1993 г.) до 10 дней в первой поло­вине 1994 г.

Недостаток высоколиквидных оборотных средств - микроотра­жение общего денежного дефицита, но он имеет и свою специфику. Прежде всего - поддержка ликвидности за счет валютных накопле­ний и, следовательно, относительно высокая зависимость финансов предприятий от курса и экспорта. С другой стороны, крайне нез­начительные размеры денежных ресурсов народного хозяйства по сравнению с массой денег в обращении (около 12-19% агрегата М3 в зависимости от типа статистики) и активами банковской системы (6-11%). По данным банковских балансов на счетах предприятий и организаций находится около 40% агрегата М3. Это свидетельству­ет не только о сокрытии предприятиями своих ресурсов от налого­вой инспекции и кредиторов, но и о перекачке средств из офици­альной (полугосударственной) экономики в частную неформальную, об отчуждении банковского сектора от предпринимательского.

Кризис платежеспособности: во второй половине 1993 - начале 1994 г.  российская экономика попала в своеобразную долговую ловушку: в условиях нарастающего денежного дефицита задолжен­ность предприятий играет роль важнейшего средства поддержания производства, обращения и финансов. В 1993-первой половине 1994 г. уровень задолженности в промышленности (задолженность банкам и кредиторам) возрос с 70 до 140 дней оборота. Платой за двук­ратное повышения долговой нагрузки стало резкое снижение плате­жеспособности предприятий, что в условиях нарастания угрозы банкротств отрицательно влияет как на производство, так и спо­собность заимствования.

Если в конце 1992 г. коэффициент текущей ликвидности пре­вышал безопасный для банкротств уровень (отношение краткосроч­ных активов к краткосрочной задолженности превышало 2:1), то в средине 1994 г. практически все отрасли промышленности стали формальными банкротами (коэффициент ликвидности - 1.4). Самое узкое место платежеспособности - обеспеченность долгов денежны­ми средствами. При рекомендуемой норме 0.2-0.3:1 фактический уровень к средине 1994 г. составил 0.08:1 (против 0.4 в начале 1993 г.).

Инфляция и дефицит спроса ведут к снижению потока денежных поступлений в результате выпуска продукции (денежная отдача), тогда как задолженность кредиторам за закупленное сырье и мате­риалы (а теперь и труд) растет. В этих условиях поддержание производства и уровня ликвидности становятся несовместимы друг с другом. Выгоднее остановить завод и существовать за счет распродажи запасов. Простои по причине отсутствия спроса или необходимых ресурсов (что во многом связано с дефицитом оборотных средств) составляют в 1994 г. около 20% фонда рабочего времени.

Прямолинейная политика стимулирования банкротств, застав­ляя предприятия повышать уровень текущей ликвидности любой це­ной приведет лишь к новой волне сокращения производства, пос­кольку дефицитные денежные средства уйдут на погашение долгов. К тому же значительная часть взаимной задолженности предприятий (особенно, в ВПК, ТЭК и сельском хозяйстве) порождена задолжен­ностью самого правительства по расходам бюджета. Банкротство предприятий - оборотная сторона банкротства бюджета, преобразо­вание государственного по своей природе долга (например, доти­рование цен топлива, оборонные заказы, социальная инфраструкту­ра предприятий, особенно, города-предприятия) в частные долги предприятий (по большей части приватизировавшихся).

5. 1994-1995 гг. Вторая волна кризиса, или депрессивная стабилизация?

 

В развитие трансформационного кризиса российской экономики можно выделить следующие четыре основных стадии.

1) Латентная стадия (1990-1991 гг.): сокращение производс­тва под влиянием ресурсного дефицита, формирование избыточных инфляционных сбережений населения и предприятий, создание институциональных элементов рыночной системы и повышение регулиру­ющей роли прибыли в процессе воспроизводства.

2) Инфляционно-либерализационный шок (январь-июнь 1992 г.): инфляционное уничтожение как избыточных, так и значительной части нормальных сбережений; образование денежного дефицита и резкое сжатие конечного (особенно, государственного) спроса к которым производство адаптируется за счет нарастания долгов, бартера и избыточных запасов; развертывание инфляции издержек, корректирующей ценовые пропорции в пользу ТЭК и сырьевых экс­портно-ориентированных производств.

3) Кризис спроса (вторая половина 1992 - первая половина 1994 г).: адаптация предложения к сжатию спроса за счет сокра­щения выпуска (снижения загрузки мощностей) в условиях интен­сивной инфляции издержек и приближения цен сырьевых экспортных товаров к мировому уровню.

Различаются два подпериода. Первый - компенсационный (июнь 1992 - июнь 1993 г).: производство теряет автономность от спро­са и реагирует на его дефицит сначала обвалом в 3-м кв. 1992 г., а затем на основе денежной накачки стабилизацией в конце 1992 - начале 1993 г.. Второй - дефляционный (июль 1993 - март 1994 г.): резкое увеличение масштабов спада, прежде всего в об­рабатывающей промышленности вслед за новым сокращением инвести­ционного и потребительского спроса в условиях замедления инфля­ции, мощный структурный сдвиг в пользу ТЭК и металлургии.

4) Депрессивная стабилизация (вторая половина 1994 г. - ?): стабилизация выпуска под влиянием приближения к пре­дельным уровням недогрузки мощностей и прекращением падения от­носительной насыщенности оборота денежной массой.

Если понимать под трансформационным спадом переход от пла­ново-ресурсного механизма воспроизводства к рыночно-капиталис­тическому, или от ресурсно-дефицитного к спросо-дефицитному ти­пу регулирования (что терминологически менее точно), то такой переход вполне завершился на рубеже 1993-начала 1994 г.  Транс­формация в направлении сбалансированности объема и структуры финансовых и ресурсных потоков не только не завершена, но и в некотором отношении (например, интенсивности денежного, или инвестиционного дефицита) дальше от равновесного уровня, чем в сре­дине 1991 г. (павловские стабилизационные меры). В этом смысле процесс трансформации находится в тупике, поскольку не может быть денежной экономики без денег, не может быть переход к рынку поку­пателя при отсутствии покупателя. Не может быть перехода от госу­дарственного предприятия, работающего по заказу, к капиталисти­ческой корпорации (пусть и с государственным или трудовым участи­ем) при отсутствии достаточного уровня капитала (хотя бы оборот­ного).

В преддверии 1995 г. российская экономика находится на "лез­вии бритвы" между сохранением достигнутой тенденции к  стабили­зации и новым срывом производства.

Позитивные стимулы:

- наметившееся осенью 1994 г. повышение уровня производс­тва в отраслях, характеризовавшихся максимальным падением (сельскохозяйственное машиностроение, приборостроение и др.); экстраполяция тенденций производства дает в 1995 г. оценку об­щепромышленного спада на уровне 8%, что допускает во второй по­ловине будущего года повышение выпуска продукции;

- постепенное преодоление российской экономикой стагфляци­онной ловушки - снижение темпов инфляции издержек в сочетании с стабилизацией выпуска; хотя иссякание инфляционного спроса име­ет отрицательный эффект, все большее значение приобретает поло­жительный импульс со стороны относительного повышения реальных величин прибыли и денежных остатков предприятий;

- снижение реальных процентных ставок (прерванное осенним скачком курса) понижает "цену капитала", ослабляет негативный эффект падения нормы прибыли;

- повышение реального курса рубля, хотя и снижает доход­ность экспорта, тормозит инфляцию издержек (прежде всего, рост цен в топливном и сырьевом секторах); препятствует долларизации экономики, повышает привлекательность рублевых депозитов и спо­собствует возвращению экспортированного за рубеж капитала.

Негативные факторы (текущие угрозы):

- сокращение мощностей и многолетний дефицит инвестиций приведет в 1995 г. к падению добычи и переработки топлив­но-энергетических ресурсов (а так же металла), что отрицательно скажется на экспортном потенциале и в перспективе будет пре­пятствовать расширению внутреннего спроса;

- накопленный диспаритет цен между селом и промышленностью (индекс цен реализации сельхозпродукции к ценам на закупаемую селом промышленную продукцию составил в 1992 г. - 58%, 1993 г. - 76%, первой половине 1994 г. - 56%); продолжающееся подтягива­ние цен топлива к мировому уровню превращают эти сектора в оча­ги опережающего роста цен, что подрывает заложенный в бюджете сценарий сдерживания инфляции на среднемесячном уровне в 2% (более реалистично как минимум 5%);

- сохранение "бюджетной ловушки" - сужение налоговой базы по мере сокращения производства, падения доли прибыли в цене продукции и роста неплатежей предприятий друг другу и бюджету; сокращение налоговой базы и необходимость финансирования боль­шой социальной и политической инфраструктуры блокируют снижение налогового бремени, ведут к сокращению государственной поддерж­ки производству и усилению спада, но не обеспечивают снижения бюджетного дефицита и связанной с ним инфляционной опасности; хотя новый проект бюджета претендует на реалистичность он базируется на завышенных оценках налоговой базы  (из-за  недооценки падения рентабельности, резкого увеличения амортизации, недоу­чете потенциала падения производства);

- неустойчивость валютного курса, в обвале которого заин­тересованы экспортеры и отчасти бюджет (покрывающий свои дефи­циты продажей валютных резервов), тогда как интересы повышения надежности рублевых депозитов и снижениям реальной процентной ставки требуют его повышения; в правительственном сценарии ба­ланс интересов базируется на получении более 12 млрд. междуна­родных займов, что имеет не только свои политические препятс­твия, но и связано с увеличением и без того огромной внешней задолженности;

- политика ужесточения требований к ликвидности (стимулиро­вания банкротств) при сохранении накопленного навеса неплатежей (эффект эмиссии казначейских обязательств не сможет существенно повлиять на существующий денежный дефицит, к тому же весьма ве­роятны дополнительные шаги по его ограничению в рамках общей дефляционной идеологии бюджета) может стать дополнительным фак­тором сокращения производства (особенно, в первичных секторах).

Проект бюджета на 1995 г. ставящий жесткие границы кре­дитно-денежной эмиссии и сокращающий бюджетные расходы на на­родное хозяйство (74-75% от уровня 1994 г.) в условиях сохране­ния относительно невысокой склонности населения к расходам мо­жет подорвать сложившуюся стабилизацию производства и сбросить выпуск на более низкий уровень. Потенциальный масштаб промыш­ленного спада в 1995 г. - 18-20% вместо планируемых 12%.

Ослабление ограничений заложенных в проекте бюджета - увеличение  денежного  предложения (в т.ч.  и за счет эмиссионного финансирования бюджетного  дефицита)  и  допущении  повышенного уровня  роста цен (до 5%  как в силу более интенсивной инфляции спроса,  так и издержек) может сдержать падение производства на уровне 10-12%  Это соответствует первому не столь идеологичному прогнозу подготовленному самим Министерством экономики и не по­лучившему поддержки сначала в МВФ, а затем и в правительстве. Тенденция к депрессивной стабилизации, сформировавшаяся во вто­рой половине 1994 г., закрепляется. В этом случае структурные дефициты спроса и капитала остаются, структурная несбалансиро­ванность и инвестиционный кризис растут, но текущий дисбаланс спроса и предложения, запасов и потоков (падение оборачиваемос­ти) несколько сглаживается.

Даже если отвлечься от политических условий, пространство для значительного улучшения макро- и микроэкономических парамет­ров в 1995 г. крайне ограничено. Доступные инструменты стимулиро­вания производства, ослабления дефицита спроса и оборотного капи­тала: повышение инвестиционной направленности бюджета (госинвес­тиции - около 5% ВВП, против 2.7 по правительственному проекту); увеличение относительного предложения денег в сочетании с органи­зацией (с помощью казначейских обязательств) частичного взаимоза­чета долгов; значительное снижение реальной процентной ставки (5-6% годовых). Их задействование потенциально позволяет практи­чески остановить спад (индекс производства - 98% к 1994 г.) при умеренном усилении инфляции (за счет введения элементов ценового контроля над пропорциями цен в ТЭК, железнодорожном транспорте и металлургии) до 5-6%.

Возможно, что перелом кризисных трансформационных процессов будет осуществлен на пути постепенного оздоровления финансо­вого положения предприятий, повышения насыщенности оборота де­нежной массой (не столько за счет эмиссии, сколько за счет снижения инфляции) и продолжения роста реальных доходов населе­ния. Основным источником накоплений стали бы сбережения населе­ния (учитывая что склонность к сбережениям поднялась в 1994 г. до 26-27% располагаемых доходов против 14% в 1990 г.). Ключевой вопрос - формирование механизма рынков капитала и нормальных реальных процентных ставок, который позволил бы повысить сте­пень организованности сбережений населения и мобилизовать их для покрытия дефицита бюджета и финансирования частных инвести­ций (особенно, в жилье).

Однако, структурный кризис и инвестиционный голод могут не дать этого времени. Постепенную трансформации вряд ли переживут отечественные производители инвестиционного оборудования ни ВПК, которые не впишутся в сложившиеся процентные ставки и бу­дут неконкурентоспособны не только по отношению к импорту, но и к инвестициям в долговые обязательства государства, жилье или производство отечественных (может быть иностранных, но на тер­ритории России) потребительских товаров длительного пользования.

Радикально преодоление трансформационного спада, по види­мому, связано с необходимость создания относительно нерыночного инвестиционного сектора (а так же нерыночных форм поддержки АПК и ВПК), работающего во многом по заказу и на деньги "казны" (правительства) в рамках стратегического (индикативного, а где -то и директивного) планирования. Важна мера, чтобы это насилие над рынком не уничтожило его.

Другим шагом к выходу из кризиса мог бы  быть своеобразный эмиссионный шок - значительное однократное повышение уровня на­сыщенности оборота денежными средствами. Фактически - это не дефляционная, а инфляционная денежная реформа, направленная на преодоление денежного дефицита и, следовательно, дефицита высоколиквидных оборотных средств предприятий. Ее предпосылки - ослабление потенциала инфляции издержек; накопление валютных резервов и выработка механизма связи (или наоборот разрыва) курса и внутренних цен; обход инфляционных ожиданий хозяйствен­ных агентов, ориентированных не на шоки, а на постепенные изме­нения (или умеренные скачки); сочетание эмиссионного спрыска (денежной реформы) с последующей жесткой дефляционной монетар­ной политикой. Ключевой вопрос - каналы эмиссии, чтобы деньги заработали - уровень производства, доходов и налоговым поступ­лений поднялся вверх при поддержании стабильного курса и отно­сительно высоких (по отношению к доллару) процентных ставок.

В этом случае радикально изменились бы структурные пара­метры трансформационного процесса.

 

Примечания

 

1) Я.Корнаи. Трансформационный спад. Вопросы экономики.1994. № 3. С. 4-16

2) А.Белоусов, А.Клепач. Кризис индустриальной модели советско­го типа. Альтернативы. 1994. Выпуск 1 (4).С. 158-177.