ВЗЛЕТ И ПАДЕНИЕ РОССИЙСКОЙ ОЛИГАРХИИ:

СИМБИОЗ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ

И ПОЛИТИЧЕСКОЙ ВЛАСТИ

В НОВОЙ РОССИИ

 

                                                                                                                     Петер Шульце

 

 

Некоторые теоретические замечания о взаимосвязи

распада и трансформации общественного строя

           

В западной и российской социологии Российская Федерация определяется как переходное общество, т.е. используется теоретическая дефиниция, сформулированная прежде всего критиками и теоретиками из среды западноевропейских левых применительно к теперь уже не существующему общественному строю реального социализма в бывшем СССР и его сателлитах. Согласно этой критике, советский общественный строй реального социализма представлял собой гибрид или промежуточную стадию между капитализмом и социализмом. Он отличался странной двойственностью, смешанностью капиталистических и социалистических факторов. В некотором роде речь шла об остановившейся в своем развитии общественной формации, которая на базе коллективной собственности на землю и промышленное производство сформировала собственные властные отношения, получившие  самое позднее в 30-е гг. закрепление в виде явно господствующего сталинского режима.

В России с 1991 г. также происходит трансформация общественной системы. Хотя этот процесс уже прошел несколько стадий,  что обозначились лишь контуры нового политического, экономического и идеологического строя. Конечно, новая общественная формация все еще носит явные признаки прежнего советского общества, но, в отличие от советского переходного общества, направление дальнейшей трансформации, кажется, уже наметилось и выражено более отчетливо (1). С гораздо меньшим шумом, чем неожиданно возникающие конфликты на уровне актуальной политики, а также вопреки ожиданиям консервативных сил элиты, ориентирующихся на особый российский путь или на евразийскую идею, происходит формирование собственного типа демократического общественного строя на основе рыночного хозяйства, которому еще предстоит найти свое место в мировой экономике помимо уже интегрированных в нее своих энергетических и сырьевых секторов.

______________________

Шульце Петер - глава московского представительства Фонда им. Ф.Эберта.

Можно указать на следующие особенности прошедшего периода:

1. Прежнее советское общество не сформировало государство в его западном понимании. Оно лишь располагало политическими институтами, первоочередной задачей которых являлось обеспечение внутренней и внешней безопасности. Функции государства частично перешли к коммунистической партии. С ее уходом от власти и падением влияния исчез важный интеграционный, нормативный, контролирующий институт. Развитие нового российского государства, которое установило бы обязательные общие нормы, подчинило бы социальные и экономические процессы  общему государственному регулированию и гарантировало бы правовую безопасность и защиту граждан, сама задача построения такого государства были вне сферы политических интересов первого поколения реформаторов.

2. Поскольку постсоветское общество и его политическая система не располагали эффективно работающими структурами или испытанными методами разрешения и предупреждения конфликтов, то для этого периода характерно преобладание политического элемента.

3. Поскольку общество находится лишь в начальной стадии дифференциации по интересам, то практически отсутствует формулирование и организованное отстаивание собственных интересов социальных групп. Это означает, что еще не смогли сформироваться и тем более укорениться в обществе ни базисные группировки, характерные для гражданского общества, ни политические партии или движения. Связь и отождествление определенных социальных группировок с партиями подвержены сильным колебаниям. Вследствие недостаточной интегрирующей силы политического элемента и отсутствия политических партий и движений в период после 1991 г. экономические процессы нередко кажутся оторванными от политических  и преобладают субъективные факторы. До сих пор превышение полномочий или вмешательство со стороны высшей политической инстанции – обычное явление.

Тем не менее можно констатировать, что с начинающейся политической стабилизации и скромным экономическим ростом с середины 90-х гг. и особенно в высшей фазе олигархического господства до 1998 г. начинает развиваться российский средний класс. Общество все больше и больше дифференцируется (2). И все же политическая власть не может опереться на однородные социальные группы. Поскольку почти полностью отсутствуют настоящие посредники,  или “промежуточные мостки”, в политической и общественной системе, политика остается без корректировочной обратной связи. Непрекращающиеся кризисы снова и снова сталкивают ее с проистекающей из периода реформ опасностью собственноручного разрушения своей общественной легитимации.

-4. Несмотря на события на Северном Кавказе, для остальных субъектов Федерации прежние опасности территориального раздробления и сепаратизма, кажется, миновали. Сформировались политические, административные и экономические региональные элиты, стремящиеся обеспечить субъектам федерации самостоятельную жизнь в рамках формирующейся Российской Федерации. Тенденции к закреплению региональной идентичности и отстаиванию во взаимоотношениях с центром местных интересов способствуют стабилизации страны. В отношениях между центральной исполнительной властью и региональными правительствами установились более или менее упорядоченные процедуры для сбалансирования интересов. При этом региональные администрации приобрели относительно высокую степень экономической и политической автономии в принятии решений. Тем не менее резкие политические, этнические и социальные различия, а также увеличивающийся разрыв в уровнях экономического развития регионов мешают субъектам Федерации играть адекватную роль в политической системе. Пока, например, не будут созданы юридические основы для финансовых расчетов между регионами и центром, будет сохраняться их частичная зависимость от центра. Это касается в первую очередь регионов, зависящих от трансфертных платежей, т.е. большинства субъектов федерации.

5. Выборы губернаторов и региональных парламентов хотя и создали отдельные от центра автономные инстанции, однако основы финансового федерализма, как и распределение полномочий между регионами и местными районами, по-прежнему остаются неясными. Конечно, можно постулировать, что региональные инстанции, замещая отсутствующие политические партии, действуют в политической системе в роли корректива по отношению к центральной власти. Они могли бы исполнять эту роль еще эффективнее, если бы зачатки межрегиональной кооперации, подобные существующим в ассоциациях Урала, Поволжья,  Сибири, Северо-Западном регионе, в Центральной России и т.д., получили бы большее развитие в институциональном и правовом отношениях. Иначе говоря, если бы межрегиональные ассоциации могли сообща разрабатывать и осуществлять конкретные проекты кооперации в области энергоснабжения, транспорта или  подготовки кадров в высших учебных заведениях, при наличии собственных финансов они смогли бы наконец приступить к активному развитию  региональной экономики. Тем самым они превратились бы в важный фактор политической стабилизации, поскольку меры в области промышленной политики и улучшение региональной инфраструктуры ослабляли бы социальные волнения и политический экстремизм.

6. Объединения в экономике, особенно в финансовых секторах, в торговле и в энергетике, превратились в крупные олигархические конгломераты, поддерживающие тесные связи с политикой. Этим партикулярным группировкам по интересам в значительной мере чужды представления об общественном благе. Свою энергию они направляют на приумножение личной власти и богатства. До тех пор пока перераспределение бывшего государственного имущества в ходе приватизации не завершено окончательно и новая экономическая элита не уверена в надежности обладания своей собственностью, вряд ли можно ожидать, что эти группы, действующие  в значительной мере на “свободном от права” поле, поймут необходимость укрепления эффективно функционирующих государственных инстанций. В этом заключается причинная взаимосвязь между коррупцией, злоупотреблением властью и организованной преступностью. Последняя взяла на себя как бы государственные функции, поскольку государственные инстанции не способны обеспечить выполнение обязательных правовых норм для всех действующих здесь физических и юридических лиц.

В обществе не утвердилась ориентация на правовые нормы и незаметно также, чтобы структуры политической и экономической власти заботились о будущем страны. И все же можно констатировать некоторые перемены. Во-первых, начались поиски некой “коллективной”, относящейся ко всему обществу “идентичности” (3). Во-вторых, прежняя модель трансформации натолкнулась на свои границы, а ее поборники дискредитированы. Кажется, впервые начинает формироваться центристская политическая сила, выдвигающая на передний план вопрос о реструктуризации и модернизации экономики с учетом социальных аспектов. Сопутствующие этому изменения в стратегии трансформации предполагают также смену прежних  элит власти. Опорой такого развития являются властные группировки в регионах, часть промышленного капитала и некоторые фракции административных элит, подчеркивающих вопросы расширения правовой государственности и роль государства в дальнейшем процессе трансформации. Множатся признаки того, что летом 2000 г. в стране начнется смена курса.

Памятуя  высказанные соображения при  анализе новейшей российской истории, для которой с конца 80-х гг. характерны скорее изломы и асимметричные процессы развития в экономике и политике, станут более понятными нередко кажущиеся несовместимыми действия лиц и инстанций, принимающих решения в политике и экономике.

Такие диспропорции вообще не чужды российской истории. Как прежде, так и теперь верхи государства оперируют в как бы свободном от легитимации и права пространстве или стремятся выйти из-под контроля со стороны выборных инстанций. Точно так же, как феодальный авторитаризм продолжал существовать в большевистском централизме, а в рамках последнего – в концепции “революции сверху”, так и сегодня аналогичные представления определяют понимание государства и политики, характерное для современной, постсоветской элиты. В конечном итоге, несмотря на все усилия по федеративному обустройству страны и децентрализации компетенций и привилегий, в Конституции и в мышлении правящей элиты продолжает сохраняться унитарно-централистская традиция. Власть парламента, т.е. Думы и Совета Федерации, ограничена классическим правом на отклонение или одобрение бюджета. Действительный контроль над исполнительной властью фактически отсутствует. Примерно то же  относится и к региональному уровню.

Мы уже указывали на относительное доминирование политического элемента в переходные периоды. Подобный же вывод с негативным значением можно сделать применительно и к экономическим процессам.

Преобразование экономики хотя и происходит под руководством политических инстанций, но практически ими не регулируется. До сих пор не видно какой-либо стратегической концепции, которая представляла бы попытку определить, как следует обеспечить включение страны в мировое хозяйство на основе разделения труда и использования ее сравнительных преимуществ и какие в соответствии с этим отрасли промышленности следует развивать в первую очередь.

Однако незрелость российского общества отнюдь не являлась только тормозом его дальнейшего развития. На самом деле можно было бы выдвинуть и противоположный тезис: отсутствие норм государственного регулирования, которые вследствие сохранения бюрократических структур старой системы вряд ли могли быть эффективными, как раз и позволило стране столь быстро и радикально освободиться от явных признаков своего прошлого. Но эта мобильность достигается ценой непредсказуемости и в силу явного доминирования высших органов политической власти нередко носит черты произвола.

Очевидно, что динамика преобразований не привела к равномерному и одновременному социальному и экономическому развитию. Результатом изменений стали усиливающиеся экономические и социальные диспропорции. Региональные различия свидетельствуют о резких перепадах в развитии 89 субъектов Федерации. Лишь примерно 10 из них не зависят от федеральных дотаций, т.е. являются чистыми плательщиками. Большинство субъектов Федерации будут и в обозримом будущем не в состоянии преодолеть свое экономическое отставание, не говоря уже о том, чтобы вообще обходиться без федеральных дотаций.

Здесь пролегает граница политической автономии регионов, поскольку центральная власть может противопоставлять относительно слабые регионы более сильным и тем самым укреплять собственное влияние.

Общественно-нормативные последствия такого перепада в развитии еще опаснее, поскольку могут породить в обездоленной части населения тенденции к социальной маргинализации, опасность поляризации и отчуждения.

Но если, с одной стороны, приходится мириться с тем, что ценой за быструю трансформацию является состояние перманентной неустойчивости, или динамичного хаоса, то, с другой стороны, именно это обстоятельство требует от политических деятелей максимальной способности и готовности к компромиссу.

Эти тезисы описывают такую общественную систему, механизмы которой, а именно политика, экономика и нормативная общественная ориентация, практически еще не синхронизированы, но в которой вместе с тем налицо высокая степень необходимого для этого экзистенциально важного основополагающего консенсуса. Несмотря на всю политическую борьбу, на различие позиций, ритуально демонстрируемое перед лицом общественности в парламентах и в отношениях с правительством, политические и экономические элиты страны объединяет, как представляется, солидный основополагающий консенсус. Определяющим нормативным фактором для элит страны становится задача предотвращения потенциально возможного краха страны и направления трансформации в социально приемлемое русло.

Указанный консенсус сохранялся, несмотря на политические вихри, начавшиеся после увольнения с поста премьер-министра В.Черномырдина, вплоть до финансового кризиса в августе 1998 г. С этого времени проявляются тенденции к распаду и переоценке, обусловленные конфликтами между различными группировками в структуре власти. Новые акценты обозначились в короткий период премьерства Е.Примакова с сентября 1998  по май 1999 г. В то время они не смогли победить, однако отнюдь не были перечеркнуты отставками правительств. Скорее всего они являются выражением изменений внутри прежней структуры власти, касающихся доминирования тех или иных группировок.

 

Границы консенсуса власти

 

Вспомним еще раз основные элементы консенсуса, сохранявшегося с 1993 г. по 1998 г. Его носителями были все значимые группировки господствующего политического класса, т.е. представленных в Думе политических фракций и в Совете Федерации – региональных сил, а также большинство функциональных элит из сферы административного управления, экономики и науки.

7. Существовало широкое согласие в отношении того, что необходимо продолжать процесс реформ (при всем различии подходов к социальной и экономической политике) и не допускать авторитарных решений или возврата к прошлому.

8.Конфликты, возникающие в процессе трансформации, должны разрешаться политическими средствами, мирным путем.

9.Особое геополитическое положение страны должно найти своё выражение в национальной идее, которую необходимо разработать сообща. Поиски “российской идентичности” были проявлением нового или вновь обретенного чувства национальной самодостаточности. Эта идея вытекала из осознания того, что Россия должна самостоятельно формулировать свои национальные интересы, обусловленные ее геополитическим положением, и в случае необходимости отстаивать их вопреки сопротивлению других держав.

10.По мере политической и экономической консолидации новой Российской Федерации усиливалась критическая оценка западной помощи.

11. Ностальгические воспоминания об утраченной советской империи почти не проявлялись, в то время как позитивное восприятие новых отношений усиливалось. Это подтверждают инвестиции в жилищное строительство и бизнес, планирование семьи и довольно высокая норма сбережений.

12.Необходимо любой ценой защищать существование Российской Федерации и давать отпор сепаратистским опасностям.

13.-Российское правительство должно заботиться о защите своих соотечественников, в результате распада СССР живущих на положении меньшинств в “ближнем зарубежье” и в балтийских республиках.

14. Как великая держава, интегрированная, естественно, в систему международных отношений, Россия должна вновь стать равноправным партнером международного диалога.

15. Необходимо бороться с намерениями Запада, особенно США, а также некоторых европейских стран, нацеленными якобы на то, чтобы путем расширения НАТО на Восток изолировать Россию от Европы и добиться ее ослабления, компенсировать эти намерения собственными геополитическими инициативами.

16. Необходимо укреплять сотрудничество в рамках СНГ.

Надо особо подчеркнуть, что господствующие группировки никогда не пытались включить население в достижение этого консенсуса. Напротив, даже демократические группировки одного из крупных российских регионов отвергли прямое участие населения, например, в выборах глав районных администраций в 1997 г. из опасения, что в случае проведения прямых выборов пробившиеся к власти демократы  в конечном счете проиграют. Пока население, занимающееся прежде всего обеспечением своего повседневного выживания, не принимало активного участия в организации общественной и политической жизни, у господствующих сил практически не было нужды заботиться о своей общественной легитимизации.

Несомненно, что большинство населения выступает за реформы, о чем снова и снова свидетельствуют результаты выборов. Как и у политического класса, среди населения преобладают в основном консервативные  настроения, ориентированные на сохранение статус-кво, на которые, однако, накладываются постоянная борьба за приспособление к экономическим переменам и поиски нормативной опоры или некой новой идентичности. Таким образом, в модифицированной форме продолжает сохраняться в качестве некоего внутреннего принципа старый советский социальный контракт, подразумевающий “мирное сосуществование”, или, лучше сказать, “параллельное существование” народа и власти.

Поскольку жизнь руководства политически почти не связана с жизнью населения и сохраняется прежнее раздвоение по формуле “те там наверху” и “мы здесь внизу”, то требование легитимации не оказывает существенного давления на политику. Как ни парадоксально, но до сего времени это позволяло избегать серьезных конфликтов в ходе политической, общественной и экономической перестройки страны.

Несмотря на бедственное экономическое и социальное положение населения, обусловленное застоем производства и хроническим дефицитом национальных, региональных и коммунальных   бюджетов, до 1998 г. не было ни бурных массовых забастовок, ни крупных политических волнений. И это несмотря на невыплату или постоянные задержки с выплатой заработной платы и пенсий, несмотря на катастрофические перебои со снабжением не только в окраинных регионах, но и в европейской части страны.

Правда, уже весной и осенью 1997 г. вспыхивали протесты, множились забастовки. Однако лишь выступления шахтеров ранним летом 1998 г., с которыми отчасти стихийно, отчасти организованно солидаризировались многие другие профсоюзы, стали сигналом наступления нового этапа в социальной и политической борьбе. Эти забастовки явились серьезным политическим событием, которое впервые поставило под вопрос старую формулу господства. Теперь надо будет считаться с трудящимися массами, даже если они пока еще не входят в политические движения и партии или отграничиваются от них. Можно предположить, что на следующих выборах в Думу и выборах президента определяющими будут иные ориентации рабочих, чем те, что были направлены на сохранение статус-кво. В 1996 г. подавляющее большинство промышленных рабочих все еще голосовало за Ельцина и тем самым за статус-кво, за сохранение достигнутого.

Эта перемена в установках вызвана не только экономической нуждой. Приватизация и сама идеология рыночного хозяйства взломали сложившуюся на предприятиях систему отношений между менеджментом и профсоюзами. Если для прежней экономической элиты “красных директоров” еще было характерно взаимодействие между профсоюзным комитетом и администрацией, то теперь доминируют такие внешние по отношению к предприятию факторы и силы, как акционеры, банки и иностранные совладельцы. А они   заинтересованы прежде всего в получении прибыли, а не в сохранении мира на предприятии. Поэтому началась постепенная замена старого менеджмента новыми хозяйственными руководителями, отчасти сопровождавшаяся бурными конфликтами.

Профсоюзы гораздо труднее приспосабливались к новым социальным и политическим условиям. Их прежнее назначение – обеспечивать в тесном сотрудничестве с администрацией предприятия дисциплину и контроль, а также бесперебойное функционирование производства - теперь оказалось ненужным. В новом качестве как тарифных партнеров их не признавали новые управляющие, да и юридически эта их функция была вряд ли осуществимой, так как в условиях парализованного производства практически нечего было делить. Вплоть до провалившейся попытки создать в 1995 г. (вместе с Союзом российских предпринимателей и промышленников во главе с А.Вольским) собственную политическую базу в Думе (Союз труда) они либо следовали правительственным нормативам, либо вели себя спокойно. Однако после того как денежная приватизация вступила в 1997 г. в свою заключительную стадию, профсоюзы оказались под давлением своих членов, участились их конфликты с менеджментом. Волей-неволей им пришлось по-новому определять свою роль представительных органов наемных работников на предприятии и отстаивать ее в своих отношениях с управляющими. Однако, поскольку нормы трудового права не функционировали, они, несмотря на проведенную приватизацию, нередко, как показывают забастовки шахтеров, адресовали свои социальные и экономические требования опять-таки государству.

 

Генезис олигархии

 

Давно уже не слышно саркастических анекдотов о “новых русских” – посмешище переломного периода. Они появлялись в то время, когда всякая частная инициатива в экономике без разбору отождествлялась с мафиозными происками. Однако ваучеризация и лавочный капитализм были лишь краткой прелюдией к громадной денежной  приватизации государственного производственного имущества и природных ресурсов страны. Последовавшая за этим эра, конец которой положил лишь огромный крах в августе 1998 г., породила новое понятие “олигархия”, ассоциируемое на сей раз с мрачными аспектами власти и господства.

Если  расплывчатые понятия “мафия” или “новые русские” отражают индивидуальное стремление к наживе и близость быстро разбогатевших дельцов переломного времени к организованной преступности, то понятие “олигархия” являет собой попытку описать формирование политически неподконтрольной и общественно нелегитимированной структуры власти, которая зарождалась в ходе экономической перестройки и переплетения частнохозяйственных группировок, преследующих общие интересы с органами государства или, как выразительно говорят русские, “органами власти” (4).

Феномен переплетения экономических и государственных интересов не нов и вряд ли может удивить на фоне традиций народного хозяйства бывшего Советского Союза. Откуда же еще, как не из старой номенклатуры, за исключением немногочисленных аутсайдеров, должны были прийти после 1991 г. новые хозяйственные руководители и политическая элита формирующейся Российской Федерации?

Поражают сами масштабы происшедшего, та быстрота, с которой такая структура смогла сформироваться и в кратчайшие сроки пронизать все важные сектора российской экономики и структуры высшего политического руководства. Пожалуй, этот процесс не имеет параллелей с ходом трансформации в других странах Центральной и Восточной Европы.

Формирование структуры власти проходило в несколько этапов и в некоторых случаях началось уже в конечной фазе перестройки. В основном можно выделить три основные стадии.

 

I. Фаза формирования с конца перестройки до ваучерной приватизации (1988-1994/95 гг.).

II. Высшая фаза развертывания олигархической власти  начиная с денежной приватизации 1994 г. и до финансового кризиса в августе 1998 г.

III. Распад и крушение финансово-промышленных групп начиная  с 1998 г., и перестройка властных структур.

 

 

                               I. Фаза формирования

Определяющими для взлета новой властной элиты были следующие факторы:

1. Непременным условием для взлета новой экономической элиты были связи с государственными инстанциями, поддержка и патронаж с их стороны. С их помощью осуществлялось урегулирование конфликтов между различными фракциями капитала. Привилегированные контакты с высшими политическими представителями правительства или в окружении президента были характерным признаком первой фазы генезиса нового российского капитала. Государство давало экспортные и импортные привилегии отдельным структурам и группам (православная церковь, спортивные союзы, инвалиды Чернобыля, ветераны Афганистана, торговые дома, частно-хозяйственные и культурные ассоциации и т.д.), предоставляло налоговые льготы избранным организациям, регулировало прибыльные валютные сделки по продаже сырья и энергоносителей через лицензируемые банки или разрешало министерствам, а также городским и региональным властям производить свои бюджетные расчеты через частные финансовые учреждения.

2. Связь возникающей экономической элиты с министерствами или комитетами по приватизации устанавливается непосредственно перед переломным 1991 г. и роспуском Советского Союза или сразу же после этого. Вероятно, государственный патронаж начинается еще раньше и включает в себя также перевод партийной и государственной собственности в частные коммерческие структуры. Иначе трудно представить , каким образом в банках и финансирующих обществах за такое короткое время, да еще в условиях тогдашних всеобщих экономических трудностей мог скопиться такой крупный капитал. Откуда бы он взялся?

3. Нестабильность политической власти в начальный период и высокая текучесть субъектов права принятия решений в правительственном аппарате были крайне обременительны для отношений в экономике и политике. Эти отношения в огромной степени определялись индивидуальными факторами, а попытки поставить их на более институциональную основу почти не давали результата, за исключением нефтегазового и топливного комплекса. В отличие от этих в высокой степени индивидуализированных отношений государственного и политического патронажа, которому приходилось снова и снова приспосабливаться к изменениям, порождаемым кадровой чехардой, состав членов - учредителей возникающих финансовых, торговых и промышленных холдингов остается на удивление постоянным.

4. Укрепление российской валюты с апреля 1994 г., а также успешная борьба с инфляцией создали в широких слоях населения позитивное настроение и принесли политические дивиденды. Ностальгические воспоминания о благополучных 70-х гг. брежневской эры хотя и сохранялись, однако важнее в политическом плане было то обстоятельство, что с возникновением нового среднего класса появилась также вера в будущее. В конечном итоге именно это основное настроение обусловило успех Ельцина на президентских выборах 1996 г. и положило начало фазе динамического роста в торговле и финансовых делах. Сохранившаяся часть конкурентоспособных, ориентированных на экспорт предприятий энергетической и добывающей промышленности, металлургии, а также химической и оборонной промышленности воспользовалась шансом найти свою рыночную нишу в глобализированной экономике.

5. Конечно, было бы натяжкой ретроспективно квалифицировать В.Черномырдина как активного реформатора. Однако консолидирующие аспекты периода его пребывания на посту главы правительства бесспорны.

Влияние Черномырдина основывалось, однако, не только на испытанных политических контактах, вплоть до коммунистической оппозиции. Гораздо существеннее было то, что он имел поддержку в важных отраслях “старого” российского капитала, а именно в энергетическом и сырьевом секторах, в крупных металлургических, химических и машиностроительных концернах. “Старый капитал” нельзя отождествлять с традиционным господством прежней номенклатуры и “красных директоров”. Наряду с “новым” банковским, торговым, страховым и т.д. капиталом, сформировавшимся в переходный период, эти отрасли, обеспечивающие валютные поступления, имеют важное значение для российского государственного бюджета и тесно переплетены с интересами региональных структур власти.

Не только Дума мешала построению эффективного государства. Конечно, коммунистическая и патриотическая оппозиция срывала осуществление таких важнейших реформаторских проектов, как приватизация земли или признание правовых гарантий для иностранных инвестиций. К примеру, она затрудняла иностранным инвесторам доступ в энергетический сектор, длительное время блокируя принятие законов, касающихся соглашений о разделе продукции. Что касается олигархии, то она срывала принятие или осуществление любых законов, препятствовавших расширению ее экономической власти. Она сорвала введение эффективной налоговой системы и пресекла разработку общих правовых норм, касающихся, например, деятельности финансового сектора. Только в условиях правовой необеспеченности, отсутствия государственных регламентирующих и контрольных инстанций были возможны такое массированное перераспределение государственного имущества и концентрация капитала в руках немногих финансовых групп. В этом процессе были разрушены нормативные представления об общественном благе, а большинство российских граждан было беззастенчиво лишено социальных прав. Так, старые левые в Думе и новые господствующие группы, возникшие из переплетения государства с экономической властью, фатальным образом сотрудничали друг с другом, подрывая, каждый по-своему, осуществление проекта демократии и рыночной экономики.

6. “Акции за кредиты”, “полюбовные сделки” и “сделки с инсайдером” - вот волшебные формулы приватизации. Поскольку государственное имущество разворовывалось, казна оставалась пустой. Кроме того, не удалось урегулировать вопрос о налогах, выравнивание государственного бюджета достигалось с помощью либо внутренних долговых обязательств, главным образом государственных казначейских обязательств (ГКО), либо кредитов, взятых на международных рынках ссудных капиталов. Пока краткосрочные государственные долги покрывались за счет притока иностранного капитала и Международный валютный фонд (МВФ) своими кредитами подкреплял платежеспособность Российской Федерации, круговорот кредитов и роста государственной задолженности поддерживался как бы сам собой. Финансовый сектор, торговля и сфера услуг переживали бум. По настоянию российского финансового и торгового капитала курс рубля поддерживался на искусственно завышенном уровне, российский рынок наводнялся импортными товарами. Российская промышленность, безнадежно отсталая как технологически, так и по всем аспектам современного менеджмента, переживала резкий спад. Несмотря на нищенскую заработную плату в сфере промышленного производства, она не могла ни обслуживать внутренний рынок, ни конкурировать с импортными товарами. В результате высокой конъюнктуры громадная масса капитала за несколько лет перешла в распоряжение немногих крупных банков и частных финансистов, которые стали скупать омертвленную российскую промышленность, используя для отмывания денег преимущественно оффшорные фирмы в налоговых оазисах. Крупные банки не предоставляли, за исключением разве что для немногих пробных проектов, кредитов на нужды реальной экономики. Концентрация промышленного имущества в руках финансово-промышленных холдингов служила прежде всего спекулятивным интересам. Предприятия либо дробились для последующей выгодной продажи иностранным инвесторам за сумму, во много раз превышающую покупную цену, либо продолжали работать на низком уровне производства. Следует подчеркнуть, что приватизация практически не мобилизовала капиталы для необходимых инноваций и модернизации предприятий.

            7. С началом денежной фазы приватизации летом 1994 г. банки  стали приобретать и приобрели через аукционы и скупку частных ваучеров контроль над частью сырьевых и энергетических отраслей. В последующие годы этот процесс ускорился. К концу 1998 г. в руках государства остались лишь немногие крупные предприятия в нефтяном и энергетическом секторах, в добыче благородных металлов и в оборонной промышленности. Недостаток финансовых средств в государственной казне, неотложные проблемы с невыплатой зарплаты и пенсий, с одной стороны, и строптивость Государственной Думы в вопросе принятия нового налогового кодекса – с другой, а также то обстоятельство, что законодательство о приватизации земли практически застопорилось, вынудили правительство пойти начиная с 1997 г., на ослабление остававшихся еще ограничений на продажу государственного имущества. Кроме того, надо было вознаградить олигархов финансово-экономического мира за их вклад в победу Ельцина на президентских выборах.

            8. Наконец нельзя не сказать о том, что возникновению корпоративности благоприятствовали организационная и программная слабость партий, а также умышленно заложенное в Конституции безвластие Думы. С другой стороны, именно эта конструкция Конституции способствовала тому, что партии и другие политические группировки не смогли утвердиться в роли посредников между различными общественными интересами и целями.

 

             II. Высшая фаза развертывания олигархической власти

 

С началом денежного, или второго этапа приватизации в 1994/95 гг., а также под влиянием победы Ельцина на президентских выборах в 1996 г. безудержно ускоряется динамика развития властных экономических группировок, наступает высшая фаза власти корпораций.

В ходе структурной перестройки российской экономики за период с 1993 г. по 1997 г. возникли так называемые финансово-промышленные группы (ФПГ). Однако большинство этих финансово-промышленных групп, зарегистрированных в Министерстве юстиции (в общей сложности свыше 30), не входит в число тех могущественных олигархических структур, которые оказывают влияние на судьбы страны. Они пытаются реализовывать свои интересы через соответствующие каналы на местном или региональном уровне, преследуя в лучшем случае разве что (меж)региональные цели.

Для новой экономической элиты характерен удачный синтез “старого” и “нового” капитала. К старому капиталу относятся такие крупные концерны советского времени, как “Газпром”, “ЛУКойл”, “Уралмаш”, а также такие банки, как “Империал”, “Национальный Резерв” и т.д. К группе нового капитала относятся крупные торговые дома, основанные после 1990 г., банки, инвестиционные и финансовые компании.

Таким образом, когда речь идет о возникающей структуре олигархического господства, о синтезе старого и нового капитала, то имеются в виду не указанные выше зарегистрированные финансово-промышленные группы, а экономические конгломераты особого вида. В этой связи следует назвать “Газпром”, “ЛУКойл” (председатель В.Алекперов), “Интеррос-Онэксим-МФК-Ренессанс”, “СБС-Агро-Логоваз-Сибнефть” (экономическая империя Березовского-Смоленского), “Менатеп-Роспром-Юкос” (возглавляемый магнатом Ходорковским), группу “Инкомбанк”, “Банк Российский кредит”, консорциум “Альфа” и “Мост-Банк”, а также группу “Медиа-Мост” во главе с В.Гусинским.

С 1997 г. и до августовского кризиса 1998 г. действующие в национальных рамках финансово-промышленные группы и крупные концерны проводили экспансионистскую политику. Они стремились консолидировать свою экономическую базу и одновременно диверсифицировать ее посредством скупки предприятий из других отраслей. Как раз в этот период и появился (возможно, как результат той выдающейся роли, которую сыграли экономические магнаты в переизбрании Ельцина на пост президента в 1996 г.) тот самый тип политизированного экономического лидера или политолигарха. Бизнесмены вроде Потанина, Березовского, Гусинского или Каданникова уже не удовлетворялись доступом к правительственным инстанциям и правительственной защитой своих интересов. Они хотели большего, хотели стать частью новой структуры политической власти.

В отношениях между государством и финансовыми группами постепенно обозначалась качественная перемена. Менее политизированная часть финансовых групп стремилась расширять и институционализировать свои деловые связи с государством. Те же группировки, которые сами стали фактором или субъектом российской политики, все больше ориентировались на личные связи и часто заключали меняющиеся союзы с властными группировками в политической сфере. Главной целью этой политизированной олигархии был доступ в окружение президента, где происходило принятие решений.

Остается отметить, что олигархическим группам ни разу не удалось сплотиться в союзы или как-то организационно оформить представительство своих интересов. Финансово-промышленные группы, причисляемые к российской олигархии, представляют собой открытые образования, подверженные постоянным изменениям.

Таким образом, российская олигархия – это скорее неструктурированное образование с открытыми внутренними и внешними границами, с крайне индивидуализированными установками и ограниченными целями, которое в силу отсутствия организации и посреднических элементов, присущих западным экономически развитым странам, можно считать корпоративной структурой лишь с большой долей условности. Она практически неподвластна какому-либо общественному или политическому контролю, подвергаясь опасности разве что вследствие кризисов, внутренней конкуренции и прочих изменений конъюнктуры.

До августа 1998 г. можно было выделить с учетом дифференциации по основным сферам деятельности следующие финансово-промышленные группы, которые включали в свою предпринимательскую стратегию, помимо экономических интересов, также политические цели: "Газпром", "ЛУКойл", "Менатеп", "Альфа", "Онэксимбанк", "Мост", "СБС-Агро" и  другие.

 

III. Распад и гибель финансовых групп

 

Организационная слабость, отсутствие институтов и органов взаимодействия и крайняя узость интересов олигархических групп в конечном счете привели  многих из них к гибели.

Вынужденное политическое согласие 1996 г. оказалось недолговечным. А поскольку опасность коммунистического возрождения была преодолена, то конкуренция за еще оставшиеся жирные куски государственной собственности выросла в настоящую “банковскую войну” лета 1997 г., которую удалось смягчить лишь вмешательством президента.

Другие конфликты возникали между энергетическими и сырьевыми концернами и новыми банками, а предметом этих конфликтов была направленность финансовой, внешнеэкономической и валютной политики.

Поскольку этими  конфликтами были предопределены содержание и формы будущего финансового кризиса, мы упомянем лишь противоречивость интересов в валютной политике. Дело в том, что энергетические и сырьевые концерны, стесняемые высокими издержками производства, вызванными технологической отсталостью и падением цен на нефть,  и озабоченные улучшением своих экспортных возможностей, с 1997 г. начали выступать за постепенное, контролируемое снижение курса рубля. В противоречии с ними находились интересы банков и торговли, настаивавших на более высоком курсе рубля к доллару. Такая политика не могла не иметь соответствующих последствий. Ее результатом стали высокие процентные ставки и негибкий антиинфляционный курс. На  немыслимую высоту подскочили издержки производства в обрабатывающей промышленности, в результате чего оказалась еще более  подорванной ее конкурентоспособность, которая и без того была придавлена ее технологической отсталостью. В итоге всего этого лишь немногие предприятия химической промышленности (производство удобрений), металлургии и деревообрабатывающей промышленности имели какие-то шансы на экспорт, а российский рынок был захлестнут волной импортных товаров. Вскоре этим предприятиям начали предъявлять обвинения в демпинге. Собственно говоря, лишь энергопроизводящие отрасли российской экономики оставались конкурентоспособными и были в состоянии на длительные сроки осуществлять поставки на мировой рынок. Но и в этом секторе стали возникать проблемы износа оборудования и недостатка инвестиций. Газовые и нефтяные концерны были весьма заинтересованы в том, чтобы открыть иностранным банкам доступ на российский рынок и таким образом  с помощью совместных предприятий получить инвестиционные кредиты. Но российские банки не были заинтересованы в долгосрочных инвестициях в промышленность. Они получали прибыли на краткосрочных государственных облигациях и на финансировании торговых  операций.

В конце концов настойчивые требования некоторых банков и других финансовых холдингов раздробить оставшиеся государственные монополии и распродать контрольные пакеты акций предприятий (“Газпром”, телекоммуникации, единые энергетические сети и т.п.) привели к окончательному расколу властной элиты народного хозяйства на два непримиримых лагеря. Эти конфликты вышли на политический уровень и привели к распаду партии власти “Наш дом Россия”, а также к дальнейшей утрате авторитета правительства и президента.

Остается фактом, что консенсус господствующих сил разломился пополам в двух аспектах. С одной стороны, нарушилось единство ведущих магнатов российских финансовых и хозяйственных кругов. С другой стороны, были ослаблены связи  “партии власти” с правительством, с окружением президента и с магнатами экономики.

Потеря единства между доминирующими хозяйственными группировками привела к обострению внутриполитических конфликтов. Образовались конкурирующие между собой властные фракции в лагере правительства, позиции которых в конкурентной борьбе оказались между противостоящими друг другу олигархическими хозяйственными группами.

В корпоративистской формуле господства соотношение между политикой и экономикой изменялось постепенно: авторитет государства ослабевал и становился все более зависимым от хозяйственных групп. Государство теряло свое доминантное положение, а крупные хозяйственные конгломераты и их лидеры становились теневой властью в государстве.

Это привело к трем последствиям. Во-первых, потеря авторитета президентом и правительством ограничила способность государства улаживать конфликты между группами капитала. Этим в свою очередь было обусловлено, во-вторых, то, что пришлось отказаться от любых попыток ввести отношения между корпорациями в организованное русло и  подчинить их умеренным целям. В конце концов это обусловило то, что,  в-третьих, государство превратилось в инструмент и одновременно в объект сражений за распределение влияния между хозяйственными группами (5).

Последствия этого процесса, а именно растущая задолженность государства, агония промышленности, систематическое истощение технологических, социальных и хозяйственных институтов, отсутствие правового государства, а также социальная и хозяйственная маргинализация регионов и их населения нашли свою кульминацию в финансовом и фискальном кризисе августа 1998 г.

Третья фаза, начавшаяся с финансового кризиса и нерешенности вопроса о политическом руководстве, не свидетельствует еще о распаде структуры господства корпораций. Однако она указывает на ее новую перестройку и одновременно расширение ее социальной базы за счет  властных групп в регионах. Государству удалось освободиться от компрометирующих связей с хозяйственными группами. Следующие факторы иллюстрируют возникшую ситуацию.

1. Мощная российская олигархия стала жертвой финансового кризиса. Однако кризис поразил различные части олигархии по-разному. Без сомнения, падение цен на нефть, газ и сырье на международных рынках и смена правительства Черномырдина  привели к ослаблению властных групп топливно-энергетического комплекса (ТЭК) (6). Однако в конце концов эти группы вышли из кризиса политически окрепшими, поскольку теперь они получили возможность с меньшими трудностями претворять в жизнь свои экономические требования, не боясь конкуренции со стороны финансовой олигархии (7). Восстановление уровня цен на энергию с лета 1999 г. усилило значение ТЭК в российской политике. Доказательство этому можно найти в том, что раздробление и приватизация “естественных” монополий сейчас уже перестали быть темой дня. Больше того,  во всех рассуждениях о будущей промышленной и структурной политике ТЭК играет центральную роль.

2. Парадоксальным образом финансовый кризис 1998 г.  и банкротство крупных банков поразили большинство российских промышленных концернов не так тяжело, как это вообще можно было предполагать. Дело в том, что они действовали в фактически демонетаризированном пространстве и проводили свои сделки, включая уплату местных или региональных налогов, преимущественно на основе бартера. По оценкам, до августа 1998 г., около 75 %  предприятий российской промышленности работали на бартерной основе. Что касается этих предприятий, то было ясно, что они были отключены от финансовых потоков. После финансового кризиса для многих из таких предприятий ситуация изменилась. Они вернулись в монетарный кругооборот. С 1999 г. некоторые отрасли в секторе производства товаров широкого потребления и продовольствия достигли впечатляющих показателей роста, но это не коснулось сектора услуг и торговли, оборот которых снизился. По данным Госкомстата, в первые девять месяцев 1999 г. в промышленности наблюдался рост в среднем на 7 % по сравнению с прошлым годом. Только в сентябре 1999 г. продукция промышленности удивительным образом выросла на 20,2 % в сравнении с прошлым годом (8). Так, например, в сравнении с 1998 годом за первые семь месяцев 1999 г. продукция биохимической промышленности выросла на 72,7 %, легкой промышленности – на 25,6 % и химической промышленности – на 24,1 % (9). Постоянное и контролируемое снижение курса рубля после его резкого обесценения оставалось в пределах, заданных Центробанком. Стабилизация валюты на низком уровне, предотвращение инфляционных сдвигов и навязанная политика замещения импорта с начала 1999  г. обеспечили приток иностранных прямых инвестиций в Россию в неожиданно крупном объеме. Это затронуло почти все важные секторы экономики - от производства товаров широкого потребления до автомобильной промышленности. Здесь сыграли свою роль три основные причины. Во-первых, российский рынок в общем остается важным; во-вторых, снижение курса рубля и вызванное этим вздорожание импорта вынудили предприятия, заинтересованные в российском рынке, путем прямых инвестиций преодолевать таможенные, тарифные и валютные барьеры; в-третьих, время, остававшееся до президентских выборов, оценивалось как благоприятное для заключения сделок с российскими предпринимателями на пока еще выгодных условиях. В деловых кругах преобладает надежда на то, что российская экономика в условиях политической стабильности и разрешения проблемы преемственности власти в 2000 г. войдет в фазу продолжительного хозяйственного подъема.

2. Совершенно иным образом кризис поразил финансовый сектор. Фактически все крупные частные банки вошли в штопор. Только старые политические связи спасли их, как, например, банк “СБС-Агро”, от банкротства. Однако из примерно 1600 банков России выживет, вероятно, лишь горстка реструктурированных крупных банков, причем с государственным участием или под государственным надзором. Способность финансовых групп к политической самореализации сократилась. Не считая секторов энергетики и топлива, которые лишь выиграли от нынешнего возрождения уровня цен на энергоносители, все они борются за хозяйственное выживание.

3. Несмотря на то что государству удалось вернуть  и даже    увеличить свободу действий в отношении экономики, а со времени премьерства Примакова еще и доверие населения, подлинная основа олигархии властных групп, а именно президентская власть, так и не смогла оправиться от потрясений кризиса.

4. Остающийся открытым вопрос о политическом руководстве и потеря авторитета президентской власти способствовали тому, что хозяйственные элиты политически переориентировались или все же диверсифицировали свою поддержку партиям и потенциальным кандидатам. Судя по всему, политические группы правого крыла демократов и прежней “партии власти” (Гайдар, Черномырдин, Кириенко), а также губернатор Красноярска генерал А.Лебедь потеряли поддержку хозяйственных элит.

5. Появившиеся вначале опасения, что финансовый кризис и кризис доверия населения приведут к захвату власти националистической и коммунистической оппозицией, вероятнее всего, не оправдаются. Радикализация части населения, особенно российского среднего класса, так и не произошла. Напротив, средний класс приспособился к новым условиям на пониженном экономическом уровне и по мере сглаживания волн кризиса и появления признаков экономического подъема снова обрел веру в будущее. Для коммунистической оппозиции и более мелких националистических и популистских партий эта тенденция включала и то, что им пришлось, подобно силам прежнего реформистского лагеря, смириться с перспективой потери голосов на предстоящих выборах.

6. На политической переориентации части хозяйственной элиты, несомненно, выиграли мэр Москвы Ю.Лужков и его политическое движение “Отечество”. Однако поддержка Лужкова происходит лишь вполсилы. И в то же время борьба старых властных групп из окружения Березовского и “семьи” против Лужкова ведется с ожесточенностью, не имеющей прецедента в новейшей европейской истории.

7. Несмотря на то что у Лужкова имеются многолетние хорошие отношения со всеми хозяйственными группами, за исключением Б.Березовского и его союзников, старая властная элита боится попасть в подчинение “московской модели” и потерять самостоятельность.

8. Над московской хозяйственной элитой доминирует городская администрация или, точнее, “режим личной власти” самого мэра. К тому же аппарат московских властей в меньшей степени зависит от финансовой поддержки других элитных групп. Город располагает своими хозяйственными ресурсами и властными группами (АФЦ “Система”, “Московский банк”, недвижимость, совместные торговые предприятия и т.п.). В отличие от финансово-промышленных групп, самостоятельно действующих на общероссийском уровне, все эти силы всегда находятся под политическим контролем городской администрации.

Таким образом, ближайший период времени может совпасть с началом фундаментальных перемен в структуре господства корпораций.

Доминирование финансовых групп идет на убыль. Прежняя политическая элита дискредитирована как социальными, так и хозяйственными искривлениями, вызванными процессом реформ, а также  неудачами конкретных лиц этой элиты. Уже в течение короткого времени премьерства Примакова внутри политической элиты наметились смена ориентации и большие изменения в ее составе. Группы административной элиты, до сих пор стоявшие далеко от трансформационного процесса и имевшие лишь небольшие возможности получения выгод от свободного действия рыночных сил, также как, например, группы из области службы безопасности, несомненно, получили ныне больший вес. Эта тенденция становится заметной, если взять за основу биографии трех последних премьер-министров. Все они - и Примаков, и Степашин, и Путин – выходцы из системы безопасности и, независимо от того, какие собственные цели связывал Кремль с их назначением, выступают за восстановление государственного порядка и внутренней безопасности, но в то же время и за продолжение рыночного развития, правда, с несколько иными акцентами.

Таким образом, не предполагается ни прекращение демократического развития, ни отмена реформ. Постепенно  намечается нечто иное - новый синтез власти. Возникает новая социальная основа корпоративного господства, с одной стороны, однозначно ставящая задачу на подчинение хозяйственных властных элит государству, а, с другой стороны, требующая от государства создания государственно-правовых и инфраструктурных условий для хозяйственной деятельности. Если эта смена удастся, то можно  ожидать, что обновление и чистка государственного аппарата власти, т. е. борьба с коррупцией и проникновением криминального элемента, начнутся с формулирования целей и задач хозяйственного и общественно-политического развития. Хозяйственные группы власти из энергетического и сырьевого секторов, но вместе с ними и отечественная промышленность, выигравшая от обесценивания рубля, несомненно, поддержат такой ход дел. В конечном счете, эти перемены будут способствовать и тому, чтобы снять все еще распространенную сдержанность международных инвесторов.

Таким образом, возникла совершенно новая ситуация. Раздробленность политических сил сковывает решительность правительства в продолжении реформирования государства и экономики. Как бы парадоксально это ни звучало, но в этом комплексе бездеятельности, вызванной неясной или фрагментарной, а потому и противоречивой поддержкой со стороны господствующих групп, как раз и должно заключаться объяснение действий военных в Чечне. Поскольку правительство Путина не видело возможностей для своего успеха ни в социальной, ни в экономической  ни в финансовой политике, оно сфокусировало свою деятельность на решении иных, более легко выполнимых задач.

Тем самым становится возможным наметить сразу несколько политических целей, причем все они относятся к репертуару правящих элит, близких к области безопасности: демонстрация мощи государства, отпор сепаратизму и укрепление внутренней безопасности. Эта политика содержит вероятность того, что удастся отвлечь общество от внутриполитических скандалов, столь часто потрясающих авторитет государства и правительства с начала 1999 г. Разыгрывая карту внутренней безопасности, правительство Путина старается создать противовес опыту и компетентности в экономической политике, приписываемые его политическому противнику Лужкову.

Военная кампания в Чечне независимо от того, каковы будут затраты, если она своевременно принесет приемлемые результаты или даже успех, может оказать решающее влияние. Отсюда – жесткий, отвергающий политические решения, курс правительства.

Однако необходимо остановиться еще на одной силе, до сих пор почти не проявлявшей себя на уровне общероссийской политики, а именно - на регионах. Впервые в истории молодого российского федерализма регионы объединяются в политические блоки и группировки. Раньше в этом не было нужды, поскольку бывшая партия власти “Наш дом Россия” представляла политические и хозяйственные властные элиты регионов.

Руководствуясь политическими и экономическими факторами, особенно с тех пор как исполнительная верхушка власти - губернатор, равно как и парламент, стала выборной, регионы развернули самостоятельную жизнь и оказывают влияние на формирование федерализма снизу, с самой его основы. Так, регионы действуют в политической системе часто в качестве корректирующего фактора в отношении центральной власти.

Однако поскольку весь ход прежней трансформации породил резкие политические и социальные конфликты, а также увеличивающуюся разницу в уровнях экономического развития между регионами и между периферией и центром, - Москвой, постольку различными являются не только интересы регионов, но и степень их независимости от центра. Но тут  стремление отдельных регионов к усилению своей автономии наталкивается на объективные границы.

Во-первых, большинство субъектов Федерации находится в зависимости от платежных трансферов центра, и эта зависимость будет оставаться на обозримое время; во-вторых, поскольку правовые условия для системы финансового выравнивания отсутствуют, дотации этим регионам зависят от их политической благонадежности для центра; в-третьих, традиционная тупость обособленности  и этнически-культурное многообразие затрудняют сотрудничество и унификацию пересекающихся интересов регионов. И все же независимо от того, сближаются ли отдельные регионы с политическим блоком Лужкова - Примакова или даже присоединяются к нему либо, напротив, продолжают демонстрировать свою лояльность Кремлю, усиливается тенденция  роста автономности регионов и их постепенного выхода из тени президентской власти.

Регион представляет губернатор или президент, а также председатель регионального парламента. Эта конструкция требует от обеих сторон в определенной мере предварительного согласования и сотрудничества.

Поскольку к тому же на региональном уровне политические партии почти не получили заметного развития и не смогли укрепиться в обществе, во многих регионах возникла некоторая более или менее крепкая консенсуальная властная структура взаимодействия между законодательной и исполнительной властью. По своему содержанию во многих, особенно в экономически сильных регионах, возникли политические блоки власти, состоящие из различных партий и проявляющие более или менее тенденцию к тому, чтобы стать политической избирательной машиной соответствующего губернатора.

От этого правила игры регионального корпоративизма, характеризующегося подчинением хозяйственных групп политической администрации и режиму личного правления губернатора, отличаются другие формы, в которых доминирующая роль губернатора не так ярко выражена. В то время как в приведенном примере с Пермью можно говорить о почти  полицентристской модели регионального корпоративизма, действующей через заинтересованное участие в принятии решений многих региональных сил, южно-российская Ростовская область выделяется скорее именно моноцентристскими связями хозяйства и политики. Губернатор действует как промежуточное звено для добывания дотаций из Москвы. Контакты между администрацией и хозяйством, несмотря на существование совета директоров, носят скорее индивидуализированный характер. Как и в Перми, политические партии почти не имеют возможностей контроля над исполнительными органами и сплотились, несмотря на различное их происхождение, в некоторую неформальную коалицию. Линии конфликтов проходят главным образом между общероссийским партийным руководством и их региональными звеньями и менее – между партиями и региональной исполнительной властью.

Оба варианта корпоративной региональной власти на различных уровнях хозяйственного и социального развития, причем каждый  по-своему, создают политическую стабильность.

Подобные результаты могут быть достигнуты и на основе других правил игры регионального корпоративизма, например в регионах, в которых доминируют коммунистические губернаторы и политические элиты. Однако, как показывает пример Санкт-Петербурга, наблюдаются и другие процессы, имеющие дестабилизирующие последствия. Поводом часто является чрезмерная радикализация городской или региональной политики, поскольку вопросы политической борьбы в масштабе  общероссийской политики становятся здесь фактором конфликтов.

Суммируя все это, можно сделать вывод, что представления о правовом государстве, восстановлении порядка в стране, обновлении и активизации промышленного потенциала, а также о правах на автономное формирование региональных разновидностей демократии должны были бы направить регионы скорее всего в сторону московской модели.

Ведь программные требования блока “Отечество - вся Россия” идут именно в этом направлении, хотя во многих пунктах  расплывчато и с перенасыщением популистской риторикой. Речь идет о том, чтобы дать государству больше полномочий, начать возрождение и модернизацию хозяйственного потенциала страны, способствовать капиталовложениям в производящие отрасли экономики, совершенствовать структуру местного самоуправления и не отдавать контроль над процессом принятия политических решений ни концернам, ни внешним силам. По этой проблематике экономической политики у региональных элит существует далеко идущее согласие.

С программной точки зрения, политические и хозяйственные властные группы региональной элиты больше симпатизируют московской модели, поскольку она в своей основе соответствует их представлениям. Таким образом, не случайно, что от регионов исходила альтернатива приоритетам центра и государства в целом, принадлежавшим пройденной фазе трансформации, которая после августа 1998 г. лишилась стратегии и движущих сил. Для реализации этой альтернативы необходимо государство, причем государство, очищенное от коррупции и мафиозных влияний. С этой  задачей региональным элитам самим не справиться. Для ее решения им придется взять в попутчики органы внутренней безопасности. Союз этих обеих группировок намечается в тандеме Лужкова и Примакова.

Смена направленности и стратегии в российской политике теперь уже так или иначе становится  неизбежной. Ведь считается, что усилилась тенденция к гегемонии хозяйственных групп, которые делают ставку на активизацию, модернизацию и обновление отечественного производства и руководствуются международными рыночными стратегиями. Их представления об экономической политике находят отклик у властных групп регионов.

Этот процесс отражается и на политическом уровне. Поколение прежних реформаторов находится политически вне игры, а между двумя крупными демократическими партиями “Яблоко” и “Отечество” практически нет резких различий в программах и в их видении дальнейшего общественного, политического и экономического развития.

В этом смысле, если вернуться к высказанному в самом начале тезису, ускорится формирование подлинной рыночной экономики и  формально демократической общественной системы, которая будет отличаться сильными корпоративистскими тенденциями и иметь соответствующую структуру.

 

 

Примечания:

1.       См. по данному вопросу: Peter W.Schulze, Herrschaft und Klassen in der Sowjetunion, Frankfurt am Mein 1975.

2.       См.: Исследование Московского представительства фонда Фридриха Эберта “Средний класс в России”, Москва, май 1999.

3.       См. Gernot Erler, Global Monopoly, Weltpolitik nach dem Ende der Sowjetunion, Berlin 1998, S. 98 ff. Изучение вопроса о российской идентичности выявило удивительные вещи. Концепцию особого российского пути или евразийскую концепцию отстаивает лишь ничтожно малая группа интеллектуалов. Равным образом и ориентация на ценности и порядки дореволюционной России почти не находит отклика в населении. См. по данному вопросу исследование Московского представительства Фонда Фридриха Эберта “Российская идентичность, ценности, общественные представления и политические идентификации в постсоветской России”, в: “Исследования и анализ. Власть и общество в новой России”, Москва, сентябрь 1998 г.

4.       Р.Джеймс Вулси, бывший директор ЦРУ, дал точное описание этого феномена: “Российская проблема заключается в том, что правительство, бизнес и организованная преступность настолько тесно связаны друг с другом, что очень трудно найти чистые институты, с которыми можно было бы работать”, см.: “Moscow Times”, 7.9.1999, p.13.

5.       Связи “Газпрома” с государством были, вероятно, еще теснее, чем других финансово-промышленных групп. Например, Дубинин, долгое время возглавлявший Центральный банк России, вышел из этого концерна. В.Ильюшин, бывший советник президента Ельцина, перешел в правление “Газпрома”, а бывший министр топливной промышленности и энергетики П.Родионов был назначен затем на пост заместителя председателя “Газпрома”.

6.       Только после финансового кризиса 1998 г. произошли изменения. Так, крупнейший российский автомобильный концерн “Автоваз” в Тольятти перешел с бартерных сделок на денежное обращение, поскольку в результате падения курса рубля резко вырос спрос на автомобили.

7.       В опубликованном 18 мая 1999 г. “Независимой газетой” списке 50 важнейших российских концернов хозяйственные руководители “Газпрома”, “ЛУКойла” и “Медиа-Мост” занимают первые три места. Их председатели считаются “особенно влиятельными”. Новые в этом списке – энергетический концерн  РАО ЕЭС России с А.Чубайсом во главе и “Межпромбанк” во главе с С.Пугачевым. В группе следующих 20 концернов находятся “Альфа-Банк” (П.Авен), “Аэрофлот” (В.Окулов), “Группа Альфа” (М.Фридман), “Юкос” (Ходорковский), “Интеррос” (В.Потанин), “АвтоВАЗ” (Г.Пугин), крупнейший государственный банк Сбербанк России (А.Кузьмин) и московский холдинг АФК “Система” (Б.Евтушенко).

8.       “Moscow Times”, 16.10.1999, p. 13.

9.       “Moscow Times”,17.8.1999, p. 10.