НА ПОЛЕ БИТВЫ “ТРАКТОРНОЙ ВОЙНЫ”

 

1. ПОСЛЕ ПЕРВОГО СРАЖЕНИЯ

 

Борис Максимов

 

Что за “тракторная война”?

           

Для неосведомленных надо вначале пояснить, что такое “тракторная  война”, о которой здесь идет речь. В кратком изложении история такова.

Одним из главных программных заявлений правительства Е.Примакова, так же как предыдущих и последующего С.Степашина, было поддержание отечественного производителя. Примаков, имевший невиданный кредит доверия, за установку на возрождение отечественного производства снискал  аплодисменты при выступлении в Союзе промышленников.

Кировский завод тоже был воодушевлен тем, что правительство повернулось лицом к своему производителю. Совместно с городскими и областными властями он подготовил  и направил в Москву проект создания лизинговой компании для реализации продукции сельскохозяйственного машиностроения. Мудреное слово “лизинг” расшифровывается довольно просто – это продажа крестьянам техники в кредит, под будущий урожай. В этом завод видел путь поддержания отечественного производителя и выход для крестьянина. Дело в том, что  в сегодняшней ситуации у крестьян нет таких средств, чтобы сразу заплатить за трактор “Кировец”, а завод не может сам поставлять продукцию в долг, т.к. ему надо закупать комплектующие, оплачивать электроэнергию, платить зарплату, отчислять налоги и т.п. Лизинговая же компания, имея оборотный капитал при поддержке (гарантиях) государства, выполняет роль передаточного звена – забирает трактора у завода и предоставляет их сельским хозяйствам. Надо отметить, что лизинг не был изобретением Кировского завода, так делают даже в благополучных странах, не провалившихся, как наша, в пропасть экономического кризиса. Работники Кировского завода воспрянули духом.

И вдруг на заводе узнают, почти случайно, что главные тогдашние патриоты отечественного производста и радетели сельского хозяйства, вице-премьеры Маслюков и Кулик, ведут переговоры о закупке сельхозтехники не с российскими заводами, а с американскими, и прежде всего компанией “Джон Дир”. С подачи не кого иного, как министра сельского хозяйства,  под-

____________________

Максимов Борис – к.ф.н., с.н.с. Институт социологии РАН

 

готовлен проект поставки в Россию американских тракторов, комбайнов, сеялок, культиваторов, плугов, борон и т.п. (список из десятков наименований и сотен тысяч единиц), всего на сумму в 1 млрд. долларов в первый заход и, кроме того,  создания сети МТС, обслуживающих эксплуатацию импортной техники, – еще на 7 млрд. Все это, разумеется, в кредит, который приплюсовывается к нашим внешним долгам, уже сегодня ставшим удавкой на шее России. Через некоторое время в “Сельской жизни” появился рекламный разворот, расхваливающий заокеанскую компанию, которая, де, предлагает ни более и ни менее как... “реанимацию российского сельхозмашиностроения” (знаменательно, что дело дошло до “реанимации”). Здесь же приводился текст правительственного  решения, на котором красовались подписи Маслюкова и Кулика и резолюция Примакова: “Согласиться”. Авторы разворота, стремясь придать убедительность своей рекламе, видимо, перестарались – вынесли на свет документы, появление которых имело эффект разорвавшейся бомбы. Для Кировского тракторного завода, как и для многих  российских заводов сельхозмашиностроения, реализация проекта означала добивание отечественного производства. При этом правительство, при всех своих красивых прокламациях, делало этот шаг совершенно  осознанно. Министр сельского хозяйства сам признался: “Я отдаю себе отчет, что такие соглашения ударят по нашему машиностроению” (1).

После этого и разразилась “тракторная война”, бушевавшая на заводе, в коридорах власти и в первую очередь – на газетных полосах. Множество газет, от утренних центральных до вечерних городских, напечатали статьи, показывающие ярко – одни – с болью, другие – отстраненно, третьи – с издевкой – абсурдность хода правительства. Пересказать их нет никакой возможности. Все подчеркивали, что трактор “Кировец” в 5 (!) раз дешевле американского, адаптирован к российским условиям, заводом создана уже сеть станций технического обслуживания... Выходит, что российское правительство поддерживает не свои заводы, а “Джон Дира”. Корреспондент “Санкт-Петербургских ведомостей” издевательски вопрошал: “А что если предложить правительству США закупать тракторы Кировского завода? Интересно, как оценят такой проект в конгрессе, сенате, в Белом доме и во всей тамошней прессе” (2). Кстати, отметим, что выражение “тракторная война” не придумано нами, так назывались многие публикации.

Но какое отношение имеет “тракторная война” к рабочему движению, может вопросить читатель, знакомый с публикациями. Ведь оно здесь вроде бы не проявлялось. В том-то и дело, что имеет отношение, однако эта сторона осталась совершенно неосвещенной. В публикациях ломались копья по поводу трактора “Кировец”, выражались негг. ание или сарказм ввиду вероломства, глупости и буквально “безумия” правительства (как выразился директор Кировского завода), от имени завода во всех без исключения случаях выступал генеральный директор, о рабочих никто и не вспоминал (как о солдатах). Спасение уникального трактора – это, разумеется, очень важное дело. И все же трактор – железный. За ним стоят живые люди, сотни, тысячи человеческих судеб. У одного Кировского завода десятки поставщиков (электрооборудования, двигателей, резинотехнических изделий и т.д.), это тысячи работников на смежных предприятиях. С этой стороны, с точки зрения рабочих, профсоюзов, их коллективных действий мы и хотим посмотреть на “тракторную войну”.

 

Кто воевал в первом сражении?

 

Ввиду неосвещенности человеческой стороны войны во всех многочисленных публикациях, приходится прежде всего отметить, что не только начальники разного ранга, но и журналисты научились не замечать живых людей, особенно рядовых работников. Не балуют они пристальным вниманием выступления рабочих (и следовательно, не стоит ждать, что они будут союзниками).

Если судить по газетам, то главным воином со стороны завода была администрация во главе с генеральным директором. Как уже говорилось, он, и никто другой, фигурирует во всех статьях. Между тем первым забил тревогу профсоюз. Именно  профком предприятия обнаружил публикацию, в которой мельком говорилось о договоре с “Джон Диром” на поставку техники по лизингу под гарантии российского правительства (которые оно упорно не соглашалось давать своим компаниям). И не только обнаружил – забеспокоился, насторожился, первым оценил опасность ситуации. И, как положено на войне, повел разведку, добывая информацию. Скоро выяснилось, что дело уже зашло далеко. На очередном совещании профсоюзного актива ситуация была поставлена на обсуждение, в результате его приняли “План действий КНП”, состоящий из 13 пунктов, весьма примечательный документ, последним пунктом которого было аж “Обратиться в органы ФСБ, Совет безопасности РФ”, среди других предусматривалось “Создание мобильной группы активистов для... (умолчу пока), “Создать при КНП постоянно действующую группу для немедленного реагирования на происходящие события, рассмотреть вопрос ее финансирования” ... Профком сразу почувствовал, что предстоит именно война. Председатель профкома: “Мы приняли решение – надо готовиться к сражению за свое предприятие”.

В числе первых же пунктов было обратиться к администрации (“провести переговоры”), в органы власти, на родственные предприятия и к своему  трудовому коллективу.

Итак, первым делом профком “повел переговоры” с администрацией предприятия. Хотелось бы обратить внимание на парадоксальность ситуации: профсоюз, дело которого – противостоять работодателю, угрожая остановкой производства, вынужден подталкивать его на действия по сохранению этого самого производства. А что оставалось делать? Дело в том, что администрация вначале не реагировала на ситуацию (опасность). То ли генеральный боялся прослыть “красным директором”, то ли судьба производства его мало трогала. Только недели через две администрация тоже вступила в борьбу. Потом и профсоюз, и руководство завода будут подчеркивать совместность действий, расценивать это даже как одно из главных достижений (мы еще обратимся к этому моменту). Однако фактом остается то, что профсоюз, работники оказываются более, чем работодатель (вместе с правительством), заинтересованными в сохранении отечественного производства. Полное несоответствие классическому представлению о роли профсоюзов. Его сторонники, критически относясь к социальному партнерству, говорят: “Трудящиеся должны связывать свои интересы не с рыночным успехом данного предприятия, как хотели бы работодатели, а с интересами всех трудящихся отрасли и всего рабочего класса” (3) и обоснованно показывают, что “если трудящиеся будут принимать на себя заботу о конкурентоспособности предприятия, на котором работают, то они должны будут вступать в конкуренцию с рабочими других предприятий: кто будет работать дешевле и в худших условиях” (4). И это совершенно справедливо.

Но, видимо, в сегодняшней российской практике есть ситуации, которые не подходят под эти правила. Шахтеры, выступая против закрытия шахт, тоже вынуждены воевать не только с властью, но и со своими начальниками, которые нередко даже заинтересованы в признании предприятия нерентабельным (чтобы приватизировать по дешевке). О поведении заводских работодателей уже говорилось. Профсоюз мотивировал свою позицию тем, что перед лицом “внешнего противника” (которым в данном случае оказывается свое правительство) приходится объединяться. Сами рабочие говорят: “У генерального много денег, он может прожить и без тракторного производства. А у меня ничего нет, кроме рабочего места. Потерять его – значит потерять все”.

Так или иначе, вначале профкому пришлось выступать не только инициатором, но и в одиночестве. Первое “Открытое письмо” на имя премьер-министра ушло за подписями председателей профкомов АО и тракторного завода. В правительство обратились за разъяснениями, “почему предполагаемые действия правительства должны наносить урон отечественному товаропроизводителю”, чтобы высказать свое мнение о сути дела и просить правительство “сформулировать свою официальную позицию” (5). Профсоюз не рассчитывал получить ответ (его и не последовало), важно было подать свой голос. Профком забросил обращение и в Государственную Думу, апеллируя к патриотизму депутатов (“зная ваше отношение и истинное желание помочь отечественному товаропроизводителю”) (6).

Одним из главных маневров профсоюза был поиск союзников. Обратились к коллегам на родственные предприятия – Ростсельмаш, Волгоградский тракторный, Челябинский тракторный завод – с предложением выступить единым фронтом. Этим заводам (особенно Ростсельмашу) грозила не меньшая опасность. Но с солидарностью, главным оружием современного пролетариата, увы, ничего не получилось. Рабочая (точнее, профсоюзная) солидарность оказалась в дефиците и в тот момент, когда более всего была нужна. Вывод можно было сделать, что ее заблокировали профсоюзные лидеры. Одни из них говорили, что рассчитывают извлечь выг.  из совместного производства (об этой возможной “выгоде” хорошо написал корреспондент “Труда”, сказав в подзаголовке: “Ростсельмашу придется поработать на подхвате у американской “Амеко” (российский представитель “Джон Дира”)” (7); вторые – что “боятся помешать администрации (“Директор сидит в Москве по этому вопросу, как бы не навредить”)”; третьи просто избегали контактов. Таким образом, главный ресурс задействовать не удалось, пришлось рассчитывать только на собственные силы. И это тоже было весьма показательно для сегодняшней России.

Обратились к собственному трудовому коллективу, чтобы опереться на него. Профсоюзный комитет, таким образом, выступил организатором коллективных действий работников. Вначале было подготовлено “Коллективное письмо Председателю Правительства РФ”, в котором выражалось мнение о соглашении с “Джон Диром” (“получается, что у американских трудящихся есть повод благодарить российское правительство, а русским рабочим остается лишь писать письма”), высказывалась уверенность, что “ситуацию еще можно изменить”, и содержалось приглашение посетить предприятие и лично убедиться в конкурентоспособности тракторов “Кировец” (8). Под письмом поставили подписи более 1,5 тыс. работников тракторного завода (из 2 тыс.), притом подписи собрали в течение одних суток.

Но это был лишь первый шаг “честных граждан и добросовестных налогоплательщиков” (как подписались работники под письмом). С этого момента коллектив был взбудоражен, настраивался на самые решительные действия, и война приобретала характер, так сказать, народной. В дальнейшем рабочие готовы были объявить забастовки, организовать пикеты, перекрытия трасс и даже сесть на трактора и поехать в Москву (для координации таких действий и могла понадобиться “мобильная группа активистов”, о создании которой упоминалось ранее). С этим невозможно уже было не считаться ни своей администрации, ни правительству; есть основания полагать, что это был главный “засадный полк”, решивший исход сражения; но данный момент – что весьма примечательно – не отметила почти ни одна газета. Рабочие же высказывались о ситуации жестко: “Российское правительство сложно назвать нашим, если оно занимается созданием рабочих мест не у нас, а там, в Америке. Его скорее можно назвать американским. Оно – не наше”. “Как только мы поймем, что решение не отменяется, мы будем действовать по-своему. На этот раз – редкое единодушие, все готовы выступить. Даже те, кто в отпусках, приезжают, спрашивают: Когда начнем? Куда пойдем? Мы и до Москвы доберемся”. “Можно провести такую параллель. В Югославии американцы начали войну оружием, путем бомбежек. Здесь они применяют экономический разгром. Это бомбежки тракторами, комбайнами, плугами и т.п. По духу, результатам – это тоже война, она несет опустошение. И делается это руками наших правителей. Кто же тогда они?! И можно ли это терпеть?!”

Таким образом, был участник “тракторной войны”, который оставался пока потенциальным, но в кульминационный момент мог появиться и от жестких слов перейти к такого же рода действиям.

 

Решающая схватка

 

Тем временем появилась упомянутая рекламная публикация в “Сельской жизни”, пришел отрицательный ответ из правительства на предложение о поддержке создания  отечественной лизинговой компании и стало известно, что готовится к поездке в США правительственная делегация, которая, вероятнее всего, подпишет договор с “Джон Диром”. Несмотря на газетный шум, правительство не испугалось, не стало ничего опровергать (хотя его обвиняли в сознательном разрушении своей промышленности), действовало по принципу “А Васька слушает, да ест”. Надо было предпринимать решительные и срочные шаги.

На заводе стало известно, что премьер-министр со своими замами приезжает в Петербург, на ассоциацию “Северо-Запад” (губернаторскую). Решили осадить (атаковать) их здесь, затащить на завод. Действовать стали все, каждый по своей линии. Генеральный начал добиваться возможности выступить на ассоциации, профсоюз, помогая администрации (задействовали губернатора Петербурга, вошли в контакт с органами безопасности, пригрозили выдвижением лозунга отставки губернатора), принялся одновременно готовить пикет у Смольного (куда должен был приехать Примаков) с выставлением тракторов и мобилизацией до двух тысяч пикетчиков, рабочие проводили перекличку своих рядов. Появился повод, о значении которого как спускового механизма мы говорили ранее. На этот раз не нужно было уговаривать людей. Примаков от визита на завод отказался, поэтому оставалось ловить его около штаба бывшей когда-то революции (между прочим, пикет планировалось поставить около памятника К.Марксу). Профком вначале, сражаясь плечом к плечу с администрацией, рассчитывал прежде всего на аппаратные методы борьбы. Но когда стало видно, что они не срабатывают, настраивался на силовое давление путем мобилизации коллектива.

Председатель профкома: “Самый напряженный момент был накануне приезда премьера. До последнего момента оставалось не ясным, заедет ли он на завод. Профком работал на два фронта – добивался визита и одновременно готовил пикет. Вечером поступило сообщение от вице-губернатора Клебанова, что он “затащит Кулика”. Однако пикет решили не отменять, и с этим ушли на ночной отдых, оставив в комитете дежурного...”

Неизвестно, что больше подействовало – угроза пикета, ходатайство губернатора, настойчивость генерального директора, авторитет завода – но один из вице-премьеров, а именно главный идеолог возрождения сельского хозяйства Г.Кулик, согласился заехать на завод. Приехал он к руководству предприятия, но на заводской территории профсоюз выставил пикет, здесь – небольшой, чтобы не пугать высокого чиновника; пришлось вице-премьеру вылезать из правительственного лимузина. Держали его полчаса. Высказали свое мнение о проекте правительства. Профсоюзные лидеры старались держаться корректно, но предцехкома сборочного цеха нарушила благопристойность разговора, бросив: “На кого работаете, господин министр?! Не видно, чтобы в наших интересах, скорее американских. У своих рабочих отбираете кусок хлеба...”, на что Г.Кулик обиделся, сказав, что “зря вы назвали меня господином, я ведь из трудящихся и считаю себя патриотом...”. Вице-премьера пропустили к генеральному директору, но  дали понять, что если он не договорится с администрацией – не уедет с завода. Лидеры, наверное, не пошли бы на крайние меры, но рабочие готовы были и к большему, чем перекрытие дороги.

На заводской площади вице-премьеру продемонстрировали технику, которая не требует снисхождения, сертифицирована, а одна модель трактора, К-744, полностью соответствует европейским стандартам, хорошо зарекомендовала себя на полях разборчивых и экономных немцев и закупается ими. Единственное, что нужно предприятию, – это равные с иностранными фирмами условия поставки, на конкурсной основе. Генеральный директор сформулировал свою позицию: “Дайте нам правительственные гарантии, которые вы обещали американцам, мы даже сами найдем деньги для лизингового фонда”. По словам кировцев, у Кулика “челюсть отвисла”, создавалось впечатление, что правительственные чиновники не знают положения в своей стране, списали Россию... Так или иначе, вице-премьер дал заверения, что “тракторная тематика будет исключена из контракта с американской компанией”.

Администрация и профком удовлетворились этими обещаниями. КНП посчитал, что пикет у Смольного уже не нужен, и отменил его. Но рабочие считали иначе. Из интервью: “Пикет нужен был в любом случае, чтобы рабочие могли почувствовать себя людьми, что-то значащими. Сказать свое слово премьеру, самому ему. А то он свалил вопрос на заместителя, который – сошка, пусть, мол, выбирается как сможет. Они все просто испугались выступления рабочих. Ради отмены пикета Кулик заехал на завод, бросил голословные обещания. Они вилами на воде писаны. Уверены, что подписание договора состоится, вон в газетах пишут, что сумма даже увеличена. У рабочих было редкое единство, свой профком затормозил нас”. “На заводе пикет – это было слабо. Активисты в основном стояли. Председатель полез обниматься с Куликом. Другие вежливенько спрашивали. Только из сборки сказали рабочие слово этому господину. Так свои же потом выговаривали: всегда вы вносите сумятицу!”

 

Закрепление занятых позиций

 

Во всякой войне важно не только занять позиции, но и закрепиться на них. Кировцы предприняли усилия и по закреплению успеха.

Генеральному директору удалось добиться выступления на ассоциации губернаторов “Северо-запада”, в присутствии премьер-министра высказать оценку готовящегося проекта, сказать, что “наше машиностроение способно полностью обеспечить сельское хозяйство отечественной техникой высокого уровня” и еще раз услышать, теперь уже из уст самого премьера, заявление о поддержке отечественного товаропроизводителя и получить заверения об исключении тракторной тематики из проекта.

Завод предпринял еще два, теперь уже фактически политических, маневра. Директор обратился к председателю Государственной Думы Г.Селезневу, нанес ему визит; в свою очередь Селезнев посетил предприятие, заверил кировцев в своей поддержке, затем сделал запрос председателю правительства. Результатом был ответ за подписью зам.министра экономики А.Свинаренко, заканчивавшийся словами: “Минэкономики России считает целесообразным поддержать предложения Минсельхозпрода России о проведении в текущем г.  тендерных испытаний сельскохозяйственных машин различных фирм и по их результатам принять решение о заключении соглашения с той или иной фирмой” (9).

Профсоюзный комитет по своей линии пригласил на завод второго Геннадия – Зюганова – “как лидера самой большой фракции в Государственной Думе, поддерживающей также правительство Примакова”. Если Селезнев общался с администрацией, то Зюганов пошел по цехам, разговаривал с рабочими, жал им руки... Принял лидера КПРФ и генеральный директор. На заключительной встрече присутствовали представители как общественных организаций, так и администрации, рядом с гостем сидели и председатель профсоюза, и генеральный директор (рабочих, однако, не пригласили). Зюганов высказался за “однозначную поддержку отечественного товаропроизводителя”, сказал, что “Кировский завод – визитная карточка России, и если угробят предприятия типа вашего, то выхода из кризиса уже не будет”, высказал также восхищение единством действий администрации и профсоюза, рабочих. “Меня тронуло и порадовало отношение рабочих и инженеров к руководству завода. Ваши руководители не потеряли связь с трудовым коллективом, пользуются его поддержкой”. Генеральный директор в ответ выразил уверенность, что “Геннадий Андреевич нам поможет”. Вполне вероятно, что лидер коммунистов повлиял на позицию Министерства экономики, возглавляемого коммунистом Маслюковым.

От политической окраски визитов все открещивались. Директор говорил, что “мы воспринимаем визит Г.Зюганова, как депутата, встретившегося с избирателями”. Во всяком случае объективно, политическая окраска была налицо, так же как зарабатывание политиками очков на ситуации.

Таким образом, если в конце 80-х гг.  Кировский завод принимал для оказания поддержки демократа Ельцина, главного оппозиционера коммунистическому режиму, то в конце 90-х принимал лидеров-коммунистов, при этом фактически во главе с администрацией. Такая смена ориентаций очень многозначительна.

К закреплению позиций можно было отнести повышение мобилизационной готовности трудового коллектива, который, как показали события, достиг готовности к массовым коллективным действиям. Закреплению успеха способствовал и шум, поднятый в прессе. Ввиду него уже невозможно стало без огласки проворачивать проекты, подобные “джондировскому”.

Итак, была достигнута победа, в том числе и рабочих?

2. УРОКИ “ТРАКТОРНОЙ ВОЙНЫ”

 

Какая  победа?

 

Предыдущий наш текст заканчивался риторическим вопросом: “Итак – победа?”. О  победе вроде бы свидетельствовали полученные заверения  со стороны правительства и некоторые предпринятые им действия. Была создана, наконец, лизинговая компания на базе  Агроснаба для реализации  машиностроительной продукции в сфере АПК “с использованием средств федерального бюджета”. При этом  информация о постановлении, подписанном  в 14 часов 10 марта, в 16 часов того же дня появилась на факсе завода. От компании сразу же поступил заказ на 350 тракторов. Благодаря шуму в прессе вообще увеличился спрос на продукцию предприятия. Украина, взявшаяся было закупать американские трактора и вкусившая уже все привходящие моменты, связанные с эксплуатацией зарубежной техники, заказала 400 “Кировцев”. Председатель Совета  Федерации Е. Строев провозгласил: “Что толку разговаривать о поддержке отечественного производителя?! Я вот заказываю 100 тракторов – вот и поддержка. Призываю других  губернаторов сделать то же самое”. У завода появилась такая загрузка, что стали думать, не увеличить ли численность, не принять ли уволенных ранее? Как стало известно, визит правительственной делегации в США как будто бы закончился подписанием не контракта (договора) с компанией “Джон Дир”, а только протокола о намерениях. Во всяком случае, тракторы класса “Кировец” изъяты из договора. К показателям победы можно отнести и то, что рабочие хотя и не выступили в полную силу, но дали почувствовать свою решимость, и вот получили работу на какую-то перспективу. Вообще сыграли решающую роль, хотя и не отраженную в публикациях.

Итак – победа? За счет чего – мы еще обратимся к этому, а сейчас зададимся некоторыми вопросами. Почему у работников завода нет уверенности, что они победили? Генеральный директор: “Г. Кулик заверил, что из контракта будет исключён пункт о поставке тракторов, но у меня осталось беспокойство, что так и произойдёт”. Профсоюзный лидер: “Я не жду гарантий от правительства. Это – процесс борьбы”. Рабочий: “Мы уверены, что подписание договора не за горами. Нам просто бросают кость, чтобы мы не возникали какое-то время”.  Если победа, то надо посмотреть, какая она, эта победа? Какие выводы, уроки можно извлечь из “тракторной войны”?  Допустим, Кировский победил, а как другие заводы и рабочие на них? Мы уже упоминали длинный перечень оборудования, планируемого закупать у американцев. За каждым видом этой продукции стоит российский завод и работники на нём; возглавляет этот ряд предприятий не менее известный гигант и флагман комбайностроения завод “Ростсельмаш”.  “Тематику” этих предприятий никто даже не собирался исключать из договора, и значит, им не светит даже иллюзия победы.

  

А как другие заводы?

 

Благодаря шуму, поднятому “тракторной войной” открылась широкая панорама состояния сельскохозяйственного машиностроения в России, одного из наиболее жизненно важных секторов в промышленности, отечественном производстве, уже состоявшегося умирания целой отрасли. В общих чертах состояние было, конечно, известно, но не доходило, что при конкретизации оно выглядит так ужасно. Честно говоря, не думал, что это производство в таком упадке. Вот некоторые цифры. В 1996 г.  объём выпускаемой продукции на заводах  сельскохозяйственного машиностроения в целом составил всего 10,4% от уровня 1992 г. Производственный потенциал был использован в среднем лишь на 5-7%, как отмечает А.Свинаренко, упомянутый в прошлом тексте (10); в том числе по тракторостроению – на 10,3%, зерноуборочным комбайнам –  на 6%, плугам, сеялкам и культиваторам – от 2 до 9%. После 1996 г.  положение ещё более осложнилось. В настоящее время  по сравнению  с 1990 г. производство тракторов упало в 19 раз, тракторных плугов – в 68, сеялок – в 27 раз. (11). В штуках производство тракторов уменьшилось с 178 тыс. в 1991 г.  до 10 тыс. в 1997 г., комбайнов за то же время – с 55 тыс. до 2,8 тыс. (12). За средними цифрами скрывается то, что некоторые производства вообще прекратились.

Чтобы оживить эти цифры, – несколько газетных публикаций, связанных с “тракторной войной”. “Гремевшее на весь союз предприятие, на “верфях” которого строились “степные корабли”, в полном развале. В корпусе сборки знаменитых комбайнов “Дон-1500” – пугающая тишина. Ее нарушают  сторож с собакой да слоняющиеся как тени, на всякий пожарный случай, дежурные электрики и сантехники”. “Мощности   предприятия   рассчитаны    на  75  тыс.  машин  в  год;  в  прошлом  году сделали лишь 79 машин. То есть по прежним меркам работали два дня в год. Каждому из работников предприятие задолжало в среднем по 2000 рублей. На этот год заказов на “Дон” пока нет”. “На “Дон” работали около 600 предприятий, сейчас комбайновый комплекс практически разрушен” (13).

На Таганрогском комбайновом заводе занялись “отверточным” производством (т.е. сборкой) южно-корейских автомобилей. Такая же картина на культиваторном заводе “Красный Аксай”. Людей выгнали на улицу, чтобы прикручивать колеса к готовым иностранным машинам (14).

“Липецкий тракторный завод полностью разрушен.  Выпуск тракторов уменьшился в 20 раз, в 3 раза – численность: из 22 тыс. 15 оказались за проходной, а оставшиеся не получают зарплату почти 2 года”  (15).

Замерли цеха на “Бежецксельмаше”, где выпускали машины для уборки льна, на “Дальсельмаше” – крупнейшем в России производителе комбайнов для рисовых чеков (16). До 1991 г.  в России были 22 конструкторские организации, которые ежегодно справлялись с разработкой 80-100 наименований сельскохозяйственных машин. Половина из таких организаций вообще реально прекратили свое существование (17). “Как назвать все эти процессы?” – вопрошает журналист “Сельской жизни”. И отвечает: “Здравомыслящий человек (18).

Как все это отражается на сельском хозяйстве и в конечном счете  на продуктах питания, их стоимости – это понятно, об этом многие пишут. Парк техники на селе падал в соответствии с темпами сокращения выпуска, поступление ее за последние 5 лет уменьшилось в 18-20 раз. За последние семь лет из структуры посевных площадей выведено 15 миллионов гектаров пашни. “Когда мы со всех сторон слышим крестьянские стоны о том, что зарастают бурьяном бывшие пахотные земли, то должны понимать, что разрушение машиностроения – одна из главных причин этому”. “Пересчитайте это на центнеры зерна, картофеля, кормовых культур – и вы получите истинную цену разрушения сельхозмашиностроения. Это и хроническое недоедание миллионов граждан, и утрата производственной независимости” (19).

Открывшаяся сделка с “Джон Дир”, конечно, неприглядна. Но, оказывается, и она не спасает положения. “Поставки от “Джон Дира” составляют лишь каплю в море, не более 5% общей потребности” (20).

Но какое отношение все это имеет к рабочему движению? – снова может спросить читатель. Мы убеждены, что имеет. Пример “тракторной войны”, открывшаяся картина состояния сельхозмашиностроения показывает, что рабочим нужно знать положение не только у себя на предприятии, но и в стране и соответственно бороться не только за зарплату, занятость, но и выступать в широком плане, в качестве субъекта всей общественной жизни, думать за всю Россию (и в первую очередь, разумеется, о сохранении всего отечественного производства). Дело в том, что сегодня, очевидно, нет другой социальной силы, способной изменить ситуацию в целом, добиться благоприятного хода реформ. Надежда остается на рабочее движение; как говорит Г.Ракитская, только сильное демократическое рабочее движение с собственной идеологией, с программами народно-демократических общественных преобразований может быть гарантом перехода к демократическому неэксплуататорскому обществу (21). Выходит, рабочим нужно вспомнить свою ведущую роль. А в том, что рабочее движение остается силой, убеждены ученые, не интегрированные нынешним режимом.

Пример в этом, и как это конкретно может быть, и показывают кировцы. Вообще-то нужно отметить, что многие истины известны; “тракторная война” просто подтверждает их еще раз, делает нагляднее.

 

Чего ждать от правительства?

 

В числе основных уроков – об отношении к правительству. Одной из главных иллюзий является ожидание, что правительство, президент, власти вообще обо всем позаботятся сами, мол, это их прямой долг. Сегодняшние идеологи внушают, что не надо лезть в политику, это дело специалистов (и кивают на цивилизованные страны). Но как тогда оценить действия правительства, которое на публику выдает красивые намерения, а на практике делает нечто противоположное?! При этом упорно гнет свою линию даже тогда, когда прозвучала общественная оценка его действий как “безумных”, “преступных”. Может быть, оно не понимало, что делает, или у него были какие-то свои резоны? Но о том, что понимало, говорят упомянутые признания министра сельского хозяйства (“Я отдаю себе отчет в том, что такие соглашения ударят по нашему машиностроению”), он же высказал и аргумент (“Но делать что-то нужно”). Вице-премьеры вообще никаких резонов не высказали.

Как же тогда понять поведение правительства? Очевидно, у него своя логика, свои мотивы. Кировцы высказали убеждение, что здесь не обошлось без личной заинтересованности  высших чиновников, иначе невозможно объяснить их поведение (упоминания об этом мелькали и в прессе). В частности, определённо высказался по этому поводу генеральный директор завода: “Был резкий запах лоббирования. Обоснование имелось, но, по оценке российских экспертов,  сделка наносит огромный вред отечественному производителю, вплоть до банкротства целых предприятий и отраслей, в том числе приводит к потере тысячи рабочих мест на Кировском заводе. Американцы решили устроить просто фантастическое ограбление” (22). В заинтересованность членов правительства вполне можно поверить; если коррупция процветает во всей системе власти, то немудрено, что она захватила и верхние её этажи. В лучшем случае действуют какие-то политические соображения, а ради них могут пожертвовать и отечественным производством. Можно ведь наблюдать, как президент меняет правительства, не считаясь с экономическими последствиями; он же, как известно, готов был развалить Союз, чтобы победить в борьбе с Горбачёвым.

Таким образом, битва за трактор показала, что даже правительство  “народного доверия”, каким именовали кабинет Е. Примакова, на деле не заслуживает никакого доверия, ни тогда, когда провозглашало заботу о своём производителе, ни при выдаче заверений “исключить тракторную тематику”. Если даже поверить в его искренность, где оно со своими обещаниями?!

Допустим, поверить в продажность чиновников даже на высшем уровне можно, но как это воспринимать? Смириться? Мол такова природа власти, с этим ничего не поделаешь. Пример кировцев говорит, что смиряться, терпеть, успокаиваться нельзя. На власть надо постоянно давить, только тогда она что-то делает. Все заводчане говорят, что предпринятые ими действия – это только начало борьбы. Так, в обращении КНП к членам профсоюза звучит: “Промежуточный результат достигнут, но это лишь начало долгой и трудной борьбы (за свои права и интересы, за рабочие места и высокую заработную плату для каждого кировца)” (23). Как говорят рабочие, надо “гнать волну”. Время настало такое, что за всё надо бороться, воевать. При этом важно “не стесняться” выступать первыми, быть инициаторами. На заводе считают одной из главных заслуг именно то, что первыми по-настоящему резко поставили вопрос защиты отечественного производителя, заставили правительство прислушаться к своим гражданам, к России. В итоге добились определённых результатов для себя и подали пример другим. Член профкома: “Мы  предлагали себя в качестве образца, как пример действий по защите отечественного производителя, в том числе для Федерации профсоюзов. Но флагманом нас не сделали. Флагманство профсоюза утонуло в разговорах об экономических проблемах, о технике”. В том же духе высказался генеральный директор: “Если мы добьемся исключения пункта о поставке американских тракторов, Кировский завод можно будет по праву называть пионером в борьбе за утверждение отечественной продукции на российском рынке. Еще никто так последовательно, настойчиво и уверенно, как Кировский завод, не отстаивал свои интересы” (24).

 

 

О единстве действий с администрацией

 

На заводе одним из главных результатов (достижений) считают единство действий администрации, профсоюза, всего трудового коллектива. Особенно это подчёркивает дирекция и профсоюзный комитет. Последний, в частности, ставит себе в заслугу, что удалось в начале “тракторной войны” подвигнуть администрацию на противостояние правительству во взаимосвязи с трудовым коллективом; пойти даже на встречу с Зюгановым. Член профкома: “Может быть, это было самое важное – то, что продемонстрировали взаимодействие перед лицом общего “внешнего противника”. После того как администрация включилась в борьбу, мы пошли в ногу, стали вместе стоять насмерть. Никак не удавалось довести наше письмо, а затем и “Открытое письмо” до Примакова. Потребовали от администрации активных действий. Генеральный директор вышел на Селезнёва, перед этим дал команду Крикунову (директору тракторного завода) поехать в Москву, добыть все бумаги о проекте. Когда выяснили, что в Питер приедет Примаков, началась совместная двухнедельная борьба, чтобы завлечь его на завод. Вместе атаковали губернатора, направили ему пакет документов (их там потеряли). Вошли в контакт с органами безопасности. Мы согласовывали линии при действиях за воротами. Надо подчеркнуть единство порыва, отметить сознательность, просвещённость работников, рабочих – на заводе она высока. В этот момент рабочие не полезли в разборку собственника. Генеральный боялся, что его не поймут, посчитают, что всё это нужно ему, пусть он и действует. Но в этот момент рабочие не спрашивали о зарплате”.

В обращении профсоюза к работникам с выражением благодарности “за проявленную активность, сплочённость и солидарность” также подчёркивается, что “в сложных условиях рыночной экономики именно единство позиций, сплочённость действий всех трудящихся предприятия –  главный залог успеха в достижении общих целей” (24). Генеральный директор со своей стороны тоже отметил единство действий, выразил благодарность коллективу. “Когда мы перешли к решительным действиям, администрация и трудовой коллектив объединились. И в этом единении нет ничего удивительного. Это продолжение традиций, уходящих корнями в историю нашего предприятия, в этом единении – мощь и сила Кировского завода. Я благ. рен КНП, его председателю, сумевшему в очень короткие сроки довести информацию до сведения всего коллектива и мобилизовать его на защиту наших общих интересов. Я считаю, показан прекрасный пример взаимодействия администрации и профсоюза. Понимание общей цели позволило коллективу противостоять угрозе потери рабочих мест без остановок производства” (25).

Г.Зюганов при визите на завод также отметил тронувшие его отношения между рабочими, инженерами и руководством (как мы говорили выше). “Я впервые попал на предприятие, где интересы администрации и коллектива сошлись. На меня сильное впечатление произвела атмосфера взаимопонимания на вашем заводе. Я уверен, вместе мы победим”.

Мы привели так много высказываний на эту тему потому, что сами заводчане подчеркивали ее значение. Рабочие, правда, отнеслись к “единству интересов” более сдержанно, не с таким пафосом, как профком и лидер коммунистов, но и они приняли участие в общей борьбе, при этом (потенциально) готовы были стать даже главной ударной силой.

Легче всего проявить скепсис к этому опыту кировцев и даже поиронизировать по данному поводу. Но перед нами такой факт из реальной жизни, который требует серьезного, уважительного отношения к себе, таковы сермяжная правда, действительность. Видимо, надо сделать вывод, что в определенных ситуациях сотрудничество с администрацией необходимо, особенно в сегодняшней России, где нередко главным становится противостояние не между профсоюзом и работодателем, а предприятием в целом и властью, причем речь зачастую идет о самом существовании производственной организации. То есть сотрудничество носит ситуационный, частный характер, и в таком виде его надо принимать. Надо заметить, что ни профсоюз, ни особенно рабочие в ходе общей битвы не забывали, не отбросили свои претензии по поводу зарплаты, сокращения численности, они их просто отложили из тактических соображений. Председатель профсоюза: “Параллельно с борьбой против правительства мы получили обещания со стороны генерального директора относительно заработной платы. Нас не устраивает ее уровень. И как только покончим с правительством, возобновим свои требования, будем добиваться выполнения обещаний”. Рабочая: “Мы сейчас, конечно, не стали возникать. Но когда слышим, все твердят, что наш трактор в 5 раз дешевле американского, это не так уж и здорово. За счет чего он такой дешевый? Да за счет того, что нам платят зарплату в 600 рублей, работаем в казематах, которые называются цехами. Дайте нам заработать на жизнь, пусть трактор будет немного подороже. Нам еще предстоит воевать, здесь – со своим директором. Вообще-то я так скажу о сегодняшней ситуации. Правильно говорят, что рабочему нечего терять, кроме своих цепей. Но горе-то в том, что у нас нет и цепей, которые можно было бы потерять. Хоть иди в кузнечный и заказывай там, чтобы отковали цепи. Это напоминает мне анекдот, когда, помните, рабочие, которым объявили, что их завтра вешать будут, спрашивают: “Веревку свою приносить или казенную дадут?”. Так вот и нам впору спросить у сегодняшних капиталистов: “Цепями вы нас обеспечите, или самим доставать?”.

Здесь можно было бы еще говорить об известной российской специфике, коллективизме, знаменитой соборности, инерции патернализма, о чем-то типа неприятия социальной дифференциации, последствия длительного воспитания в духе единства интересов всех социальных групп, также о том, что, может быть, интересы работодателей и наемных работников совпадают относительно развития (сохранения) производства и противостоят в делении прибыли... Но, пожалуй, лучше последней рабочей не скажешь.

Между прочим, заводские профсоюзные лидеры рассказывают, как при встрече с представителями финских профсоюзов спрашивали последних об их поведении в аналогичной ситуации. “Мы задали финнам вопрос: как у них действует профсоюз при разрушении производства, когда нет загрузки? Они долго переговаривались, но ответить не смогли. Мы им говорим: когда понадобится, приезжайте, мы вас научим, у нас уже есть опыт”.

В заключение этого раздела стоит привести слова проф.Д.Манделя, внимательно изучающего российскую действительность и сопоставляющего ее с порядками в странах классического (современного) капитализма. Анализируя практику социального партнерства, обнаруживая, что и на Западе работодатели призывают “входить в положение предприятия, руководства”, и делая однозначный вывод “на основе опыта тех профсоюзов, которые принимают партнерство и соглашаются на уступки без серьезной борьбы, что такая стратегия (сотрудничества) не срабатывает”, он разбирает случай, подобный кировскому. “Есть еще один вопрос, в котором надо разобраться. А если ситуация такова, что в проблемах предприятия виновата государственная политика, и администрация, директора поставлены в такие условия, что просто ничего не могут сделать? По-моему, это не меняет сути дела. Почему? Да потому, что в руках директора – вся экономическая власть на предприятии. И он должен отвечать за его судьбу, а не трудящиеся, которые отстранены от власти на предприятии. Даже если государственная политика виновата в проблемах предприятия, сопротивление трудящихся, их борьба будут толкать директора активнее добиваться, чтобы правительство изменило политику. К тому же сопротивление трудящихся дает ему веский аргумент перед правительством. И если бы на большинстве предприятий трудящиеся реагировали на задержку зарплаты и на сокращение рабочих мест коллективными протестами, то, я уверен, государство быстрее пересмотрело бы свою политику” (26). Заключает он все же так: “Главное – в том, чтобы профсоюзы всегда сохраняли свою независимость от администрации. Это не исключает сотрудничества, но сотрудничество должно быть всегда с независимых позиций и исходя из интересов трудящихся, а не интересов администрации или интересов предприятия так, как их понимает и определяет сама администрация” (27).

  

О солидарности

 

Пример “тракторной войны” заставляет еще раз обратиться к проблеме солидарности среди рабочих, профсоюзов. Война наглядно показала ее значение, точнее – сколь разрушительно ее отсутствие. Первый урок здесь – важно прежде всего (глубоко) осознать, что раздробленность, боязнь выступать и выступать вместе, отказ от совместных действий, защиты общих интересов во имя частных (например, надежды на выгоды от совместного производства), нежелание поддержать других просто из солидарности, именно отсутствие общего сопротивления привели на грань развала отдельные предприятия и целую отрасль, а дальше ведут просто к самоуничтожению.

Кировцы понимают значение солидарности, поэтому одним из первых их шагов и было обращение на родственные предприятия. Неделю они занимались тем, чтобы объединиться с другими заводами. Говорили: “Давайте вместе волну погоним”. Отказ последних от совместного выступления не обескуражил профсоюз, рабочих. И это – второй урок относительно солидарности. В отсутствие внешней поддержки они не побоялись выступить, надеясь на себя, рассчитывая на внутреннюю сплоченность и сознательно подавая пример другим. Здесь они действовали просто образцово, оправдывая роль флагмана в борьбе за интересы людей труда. Профсоюзный лидер: “Мы ввязались, хотя не дождались поддержки и знали, что со всех сторон можно получить оплеухи, сверху – за то, что лезем не в свое дело, снизу – за то, что действуем заодно с администрацией. Была принята и сработала схема связи с членами профсоюза: собрания в подразделениях – заводской актив – объявления; обратная информация в коллектив. Это же надо подумать, какое дело мы провернули – генеральный решился на визит Зюганова, даже принял его”.

Итак, нельзя успокаиваться, надо действовать постоянно, не “стесняться” выступать первыми, в т.ч. и тогда, когда не видно союзников, надеяться на себя, т.к. ни на кого нельзя положиться, в т.ч. на центральные профсоюзы, необходимо гибко реагировать на ситуацию.

 

О рабочем контроле

 

В ходе “тракторной войны” кировцам стало понятно и то, что одних выступлений, разовых акций, какими бы они ни были решительными, все равно недостаточно. Нужен какой-то постоянно действующий контроль за  действиями правительства, властей, да и своей администрации. Иначе всегда остается чувство неуверенности в достигнутых результатах. Вот и сейчас – выступили, заявили протест, оказали давление, получили обещания, подтолкнули создание лизинговой компании. В то же время у всех осталась неуверенность – будут ли выполнены обещания, какие другие ходы предпримет правительство, понявшее, что нельзя давать утечку информации? Некоторые, как уже говорилось, даже уверены, что заверения останутся красивым жестом, как и широковещательные заявления о поддержке российского производства. А когда правительство, не успев развернуться даже в основной части контракта с американцами, было известным образом отправлено в отставку – кто теперь будет выполнять его обещания, как вообще будут обстоять дела? Дожидаться, когда снова вынырнет какой-нибудь контракт, и опять объявлять войну своей родной власти? А если новый премьер, прошедший школу работы в органах безопасности, примет надежные меры против разглашения государственных планов?

“Тракторная война” и в этом плане дает урок. В повестку дня встало установление постоянного рабочего контроля, при этом не только на предприятиях, но и на уровне органов власти, вплоть до государственной – подобно тому, какой рабочие устанавливали на заводах в 1917 г. Необходимость такого контроля осознает все большее число рабочих, профсоюзных лидеров. Вопросам трудового контроля было посвящено очередное занятие школы трудовой демократии, проходившее в феврале 1999 г. на  базе Ижорского завода в Петербурге. Хорошим пособием в этом вопросе может служить книжка, написанная упомянутая Д.Манделем, об опыте рабочего контроля на  предприятиях Петрограда в 1917 г. (28). Вот что говорит по данному поводу одна из сегодняшних рабочих Кировского завода: “Мы должны видеть финансовые документы, уметь читать их, а для этого нужна соответствующая подготовка, обучение. Надо бы разобраться, из чего складывается стоимость трактора. Вот говорят, что он самый дешевый. А за счет чего? Может быть, потому, что доля зарплаты мизерная? В несколько раз ниже, чем на Западе... Нужен контроль за тарифами. Их надо повышать дифференцированно. Там, наверху, идет закулисная игра, о которой мы ничего не знаем, только догадываемся. Контролем могла бы заниматься комиссия, квалифицированная, независимая, эрудированная, в которую входят, например, члены цехкомов. Подобная комиссия вроде бы даже есть в составе КНП, но рабочим надо взять ее в свои руки. Директор, когда его попросят, все расскажет. Но так ли это на самом деле? Комиссия могла бы документально подтвердить. Рабочему надо доводить до сознания, что за него никто ничего не сделает. Пока  он сам не поймет, что только он своим требованием, своим кулаком может добиться реальных изменений, в т.ч. и на самом верху. В капиталистическом обществе конфликты неизбежны, т.к. интересы разные. Нам нужна зарплата и нормальные условия труда. У них забота – поменьше заплатить, побольше стребовать. Конфликты будут всегда. Мы должны уметь действовать. Где-то применить дипломатию, а где-то стоять насмерть”...

Контроль за действиями исполнительной власти вообще-то должны осуществлять органы представительной власти, на высшем уровне – Государственная Дума. Важная роль может принадлежать средствам массовой информации, федерациям профсоюзов. Но всем известно как они выполняют эту функцию, в частности центральные профсоюзные лидеры сами стремятся к хождению во власть. Отсюда и нужен контроль со стороны такого независимого и сильного субъекта, как рабочие. По крайней мере на период, пока ситуация в производстве (экономике) не нормализуется. Российским рабочим, жившим при советской власти, когда говорилось о ведущей роли рабочего класса, мысль о контроле не должна быть чуждой. Сегодняшняя жизнь вынуждает рабочих выйти на арену общественной жизни.

Но как осуществлять сегодня контроль? Проще всего было бы призвать делать, как в 1917 г.,  или предложить свои проекты, в частности, напомнить о формах, применявшихся на начальных этапах перестройки, известных СТК. Но мы исходим из убеждения, что невозможно механически переносить в сегодняшние дни опыт далеких лет или пытаться внедрить сконструированные кем-то со стороны формы. Производство стало совсем другим, сегодняшнюю администрацию не сравнить с прежними капиталистами, сами рабочие сильно изменились. Многие из них имеют высшее образование, способны разобраться, допустим, в финансовых документах. СТК, в частности, имели, как известно, свои недостатки.

Вывод состоит в том, что надо создавать формы рабочего контроля в соответствии с сегодняшними реалиями. И главное – создавать самим рабочим, не ожидая, что кто-то преподнесет их в готовом виде. Только рожденное самими массами жизненно и прочно. Ведь и прежний рабочий контроль (как и Советы) был рожден самой жизнью, являлся результатом “творчества масс” (используем этот шаблон), поэтому был действенным и живучим (другое дело, что его в дальнейшем выхолостили). Ввиду опасности подавления или формализации надо вместе с рождением формы контроля продумывать и способы его сохранения, предотвращения обюрокрачивания, подпадания под влияние администрации и т.п.

 

Но – не “железный занавес”

 

В заключение стоит уточнить, кто же является противником, с кем надо воевать. Дело в том, что газетные публикации пестрят заголовками типа “Джон Дир” против Петра Семененко”, “Джон Дир” вытесняет “Дон”, “Перетянет ли “Кировец” “Джон Дира”?” Если судить по таким публикациям, главным противником оказывается американская компания. Как бы нам не потерять верные ориентиры, не перепутать, с кем надо бороться. Конечно, поведение американской компании предстало как агрессивное, и в данном случае выбран самый невыгодный вариант взаимодействия – не приобретение оборудования, технологий, а закупки готовой продукции в ущерб своему производству. И все же дело не в “Джон Дире”, компания делает свой бизнес. Дело в нашей собственной власти, использующей взаимодействие с зарубежными фирмами не на пользу, а во вред. Вообще-то, сотрудничество нам необходимо. Одним из главных пороков прошлого является герметизация страны, что, в частности, и обусловило отсталость нашего производства. Возвращение к практике “железного занавеса” было бы губительным для него.

В конце прошлого г.  довелось проводить исследование на российском предприятии, которое не просто сотрудничает с иностранцами – вошло в одну из транснациональных компаний (ТНК). Можно было ожидать подавления российского предприятия инофирмой, вытеснения отечественной продукции. Но этого не произошло. Иностранцы подняли предприятие, вложив в него десятки тысяч долларов, продукция производится прежде всего российская и для российского потребителя. ТНК улучшила условия труда, медицинское обслуживание, выделяет средства на социальную сферу, осуществляет системное повышение квалификации и продвижение работников, заработная плата здесь в 2-3 раза выше среднеотраслевой и городской, постоянно индексируется, о злополучных задержках нет и речи. В результате работники, в т.ч. и рабочие, удовлетворены предприятием, положительно относятся к иностранному инвестору, считают, что им просто повезло, с оптимизмом смотрят в будущее. По результатам другого анализа на 29 предприятиях, взаимодействующих с зарубежными компаниями, сотрудничество, как правило, оказывалось фактором успешности предприятия (притом – главным фактором). Сам Кировский завод имеет совместное производство с немецкой фирмой “Ландтехник”, которая помогает доводить “Кировцы” до мировых кондиций, налаживает взаимодействие с фирмой “Катерпиллар” и др.

Так что сотрудничество сотрудничеству рознь, не со всяким следует бороться. Воевать надо с собственными политиками. Это, кстати, понимают кировцы, и отмечают, что дело не в американцах: “Разумеется, каждая фирма имеет право торговать своими изделиями, как хочет. Наши претензии не к “Джон Диру”, хотя и здесь остается немалое поле для прямых договоренностей между иностранными и отечественными предприятиями. Недоумение вызывает позиция родного правительства, отдающего явное предпочтение заграничному поставщику в ущерб коренным национальным интересам” (29).

Кстати сказать, совершенно вышло из поля зрения, что взаимодействие нужно не только в плане производства, но и по линии профсоюзов, рабочих организаций. “Тракторная война” выявила отсутствие и интернациональной солидарности. О ней даже не вспоминают. Между тем зарубежные профсоюзы в принципе могут быть союзниками. Они заинтересованы не во всяких сделках своих компаний. Нередко угроза переноса производства в страны с более дешевой рабочей силой используется как средство давления на собственных наемных работников. Но на то, чтобы задействовать интернациональную солидарность, не хватило даже кировцев. А вот профсоюз упомянутого предприятия, вошедшего в ТНК, устанавливает связи с профсоюзами других предприятий компании (за рубежом), готовится вступить в международный профсоюз по своей отрасли. Председатель профкома убежден, что солидарность с зарубежными коллегами необходима.

 

Примечания:

 

1.       “Коммерсант”. №239. 23 декабря 1998г. с.8

2.       “Санкт-Петербургские Ведомости”. 16 февраля 1999 г.

3.       Давид Мандель. О “социальном партнерстве”// Бюллетень школы трудовой демократии. №5. М.: Институт перспектив и проблем страны, 1998. с.7-8.

4.       Там же.

5.       Открытое письмо КНП АО “Кировский завод” Председателю Правительства РФ Примакову Е.М.  15 января 1999 г.

6.       Обращение КНП АО “Кировский завод” к депутатам Государственной Думы. 3 февраля 1999 г.

7.       “Труд”. 9 февраля 1999 г.

8.       Коллективное письмо Председателю Правительства РФ Примакову Е.М. 20 февраля 1999 г.

9.       Письмо первого зам. министра экономики РФ Председателю Государственной Думы. 5 марта 1999г.

10.    Письмо первого зам. министра  экономики РФ Председателю Гос. Думы. 5 марта 1999 г.

11.    Деловая панорама. 22 февраля 1999 г.

12.    Советская Россия. 20 февраля 1999 г.

13.    Труд. 9 февраля 1999 г.

14.     “Липецкая газета”. 31 марта 1999 г.

15.    Сельская жизнь. 19 января 1999 г.

16.    Сельская жизнь. 20 февраля 1999 г.

17.    Сельская жизнь. 19 января 1999 г.

18.    Сельская жизнь. 20 февраля 1999 г.

19.    Сельская жизнь. 2 марта 1999 г.

20.    Ракитская Г. Состояние рабочего движения и перспективы России // Рабочая политика. 1995. №2. с. 18-19.

21.    Директор (внутризаводское периодическое издание). №3(64). март 1999 г.

22.    Обращение КНП АО “Кировский завод” к членам профсоюза. Март. 1999 г.

23.    Директор. №3(64). март 1999 г.  цит.

24.    Обращение КНП АО “Кировский завод” к членам профсоюза. Март. 1999 г.

25.    Директор. №3(64). Март.1999 г.  цит.

26.    Мандель Д. О социальном партнерстве // Бюллетень Школы трудовой демократии. №5. Из опыта канадских профсоюзов. М.: Институт перспектив и проблем страны, 1998. с.12.

27.    Там же.

28.    Мандель Д. Рабочий контроль на заводах Петрограда. М.: Школа трудовой демократии, 1994.

29.    Сельская жизнь. 2 марта 1999 г.