III. ИСТОРИЧЕСКАЯ РУБРИКА

“НЕСЧАСТНАЯ ИСТОРИЯ”

Владлен Логинов

Когда произносят эти слова, обычно имеют в виду драматическую судьбу того или иного народа, государства...

Я о другом - об исторической науке. Вот она-то действительно никогда не имела своего “золотого века”, а всегда испытывала на себе давление со стороны фанатичных апологетов различных учений, продажных политиканов, алчных временщиков и властолюбивых правителей.

Почитайте крупнейшего знатока русских летописей Шахматова: политическое, моральное воздействие, а то и просто физическое насилие над летописцами, подчистки и поправки, вставки и целые фрагменты, переписанные заново, - подобных фактов в российской, да и не только российской истории великое множество. У нас, в частности, ради истребления родовитых бояр, этим не брезговал и сам государь Иван Васильевич Грозный. А многочисленные повествования очевидцев и современников? Каждое из них, освещая одно и то же событие, нередко полностью противоречит другим. Повторяю, то же самое происходило и в других странах, где летописная запись или фраза в историческом трактате рассматривалась чуть ли не как юридический документ на чьи-то исключительные права и привилегии.

Не надо строить иллюзий и относительно абсолютной объективности Соловьева и Карамзина, Ключевского, Костомарова и многих других действительно великих имен. Они не только отдавали дань господствующим идеологемам своего времени, но и способствовали их формулировке и утверждению.

В 1823 году Карамзин написал М.Н.Погодину, что ему далось сделать открытие, которое перевернет существовавшие представления об убиении царевича Дмитрия по приказу Годунова. О своей новой версии Карамзин собирался сообщить читателям в готовившемся Х томе “Истории Государства Российского”. Каково же было изум-

 _________________________                                                   

Владлен Логинов - доктор ист. наук, профессор (Горбачев-фонд).

ление Погодина, когда, получив этот том, он не увидел в указанном сюжете никаких новаций. Убиенный царевич Дмитрий был, как известно, канонизирован, а Жития святых переписывать не рекомендовалось. И это случилось более 170 лет назад и касалось самого Карамзина. Так что о нынешних исторических писаниях, о новых идеологемах и говорить не приходится...

Состояние различных наук в России можно сегодня условно свести к трем ситуациям. Одни, требующие крупных капитальных вложений - такие, к примеру, как физика, - тихо чахнут, сдавая позиции, завоеванные ранее. В других - как в медицине - сложились как бы две параллельные ветви: собственно медицинская наука и всякого рода шарлатанство. В третьих - как в истории - в связи с расцветом специфической исторической публицистики, шарлатанство стало явно подавлять науку.

Засилье непрофессионализма, заведомой лжи коснулось не только отдельных фактов или сюжетов, но и целых исторических периодов. В самом деле, вам, видимо, не раз приходилось слышать поистине сакраментальный вопрос: “Какую Россию мы потеряли?” Для тех, кто смотрит нынешнее телевидение, ответ предельно ясен: “Процветающую” и “Благостную”!

Гордиться действительно было чем. Накануне Первой мировой войны значительно возросли добыча угля и нефти, промышленное и сельскохозяйственное производство, протяженность железных дорог, численность учащихся. По некоторым цифрам Россия, казалось, вплотную приблизилась к наиболее передовым странам мира. Так, по производству хлеба она заняла второе место в мире после США. А по вывозу зерна - первое, оставив позади и Аргентину, и Канаду, и США.

Но почитайте вышедшую в 1915 году в Петрограде книгу “Северо-Американские соединенные штаты и Россия”, сопоставьте статистические данные с численностью населения обеих стран - и охота говорить о “процветании” сразу же отпадет сама собой. По производству зерна на душу населения Россия почти вчетверо уступала Канаде, втрое - Аргентине и вдвое - США (См.“Р.О.”№3). Иными словами, Россия вывозила хлеб за счет недоедания собственного населения. Столь же удручающими были и другие цифры. По общей численности крупного рогатого скота, лошадей и свиней Россия уступала США  почти в 5 раз (13,5 млн. голов против 65,4). По добыче угля - более чем в 17 раз (1,5 млн. пудов против 26,8, а на душу населения - 8,1 против 290), нефти - более чем втрое (558.749 тыс.пудов против 1.763.595), стали - более чем в 7 раз(203 млн. пудов против 1.468 млн., а на душу населения 1,2 против 17,6). По протяженности железных дорог - более чем в 6 раз (63.602 версты против 384.645), по числу учащихся - почти втрое (7,5 млн. против 21) и это без пересчета на душу населения.

А уж когда началась первая мировая война, стало совсем худо. Об этом летом 1917 года последний царский министр внутренних дел А.Д.Протопопов показывал Чрезвычайной следственной комиссии:

“Финансы расстроены, товарооборот нарушен, производительность труда на громадную убыль... Пути сообщения в полном расстройстве, что чрезвычайно осложнило экономическое и военное положение... Наборы обезлюдили деревню, остановили землеобрабатывающую промышленность. Деревня без мужей, братьев, сыновей и даже подростков была несчастна. Города голодали, деревня была задавлена, постоянно под страхом реквизиций... Товара было мало, цены росли, таксы развили продажу “из-под полы”, получилось мародерство... Искусство, литература, ученый труд были под гнетом... Упорядочить дело было некому. Начальства было много, но направляющей воли, плана, системы не было. Верховная власть перестала быть источником жизни и света.”

Так что с “процветанием” было плохо.

Не очень-то получалось и с “благостностью”...

В пролетарских стачках в 1913 году приняло участие около 2 миллионов человек. Больше чем в 1905 году и больше, чем в какой-либо другой стране мира. Тут уж приоритет России был неоспорим. А в 1914 году 1,5 миллиона рабочих бастовало только за первое полугодие. Причем 80 процентов из них стали участниками политических стачек. На очередь вставал вопрос о Всероссийской политической забастовке. В июле 1914 года в столице дело дошло до баррикад...

 Столыпин, после подавления первой русской революции, мечтал об умиротворении и 20 годах покоя. Не вышло. Не о “благостности” шла речь, а о том, что в стране вновь назревал кризис общенационального масштаба.

Он проявлялся в самых разных, порой, казалось бы, неожиданных формах. Летом 1913 года Государственную Думу буквально сотрясали речи, направленные на необходимость усиления борьбы с “хулиганством”. Вполне лояльный журнал “Нива” по этому поводу писал:

“О том, что такое хулиганство и каковы его корни, не имеют даже приблизительного представления ни публицисты, которые пишут громовые статьи, ни администраторы, сочиняющие о нем канцелярские проекты. И те и другие называют хулиганство чисто деревенским озорством. Но это озорство убийц и разрушителей, оперирующих ножом и огнем. В буйных проявлениях своих оно связано с абсолютным отсутствием каких бы то ни было нравственных и гражданско-правовых условий. Ничто божественное и человеческое уже не сдерживает...

Несомненно, во всероссийском разливе хулиганства, быстро затопляющего мутными, грязными волнами и наши столицы и тихие деревни, приходится видеть начало какого-то болезненного перерождения русской народной души, глубокий разрушительный процесс, охватывающий всю национальную психику. Великий полутораста миллионный народ, живший целые столетия определенным строем религиозно-политических понятий и верований, как бы усомнился в своих богах, изверился в своих верованиях и остался без всякого духовного устоя, без всякой нравственной опоры. Прежние морально-религиозные устои, на которых держалась и личная и гражданская жизнь, чем-то подорваны... Широкий и бурный разлив хулиганства служит внешним показателем внутреннего кризиса народной души”.  (“Нива” N 33, с.659)

Обратите внимание - это писалось в 1913 году...

Как же после этого относиться к тем, кто приписывал “подрыв” морально-религиозных устоев народной жизни исключительно советской власти? Да точно так же, как и к тем, кто писал об искусственно навязанном стране “социалистическом выборе”, который удался якобы лишь благодаря случайному стечению обстоятельств, возникших в ходе первой мировой войны.

В начале 1914 года, т.е. за полгода до начала войны, член Государственного совета, бывший министр внутренних дел П.А.Дурново в меморандуме на имя Государя Императора подводил итог многолетним размышлениям:

“Особенно благоприятную почву для социальных потрясений представляет, конечно, Россия, где народные массы, несомненно, исповедуют принципы бессознательного социализма.

Несмотря на оппозиционность русского общества, столь же бессознательную, как и социализм широких слоев населения, политическая революция в России невозможна, и всякое революционное движение неизбежно выродится в социалистическое. За нашей оппозицией нет никого. У нее нет поддержки в народе, не видящем никакой разницы между правительственным чиновником и интеллигентом.

Русский простолюдин, крестьянин и рабочий одинаково, не ищет политических прав, ему и ненужных и непонятных. Крестьянин мечтает о даровом наделении его чужой землей, рабочий - о передаче ему всего капитала и прибылей фабриканта. И дальше этого их вожделения не идут. И стоит только широко кинуть эти лозунги в население, стоит только правительственной власти безвозбранно допустить анархию в этом направлении, - Россия, несомненно, будет ввергнута в анархию, пережитую ею в приснопамятный период смуты 1905-1906 годов...

Законодательные учреждения и лишенные действительного авторитета в глазах народа оппозиционно-интеллигентские партии будут не в силах сдержать расходившиеся народные волны, ими же поднятые, и Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой не поддастся даже предвидению”.

У лжи есть парадоксальная особенность: если ее часто повторять, то многими она начинает восприниматься как некая истина, а то и просто принимает характер некоего “официоза”.

Вспомните, например, как чуть ли не ежедневно проникновенный голос рассказывает с экрана телевизора о том, как на народные копейки, собранные по городам и весям России, в 1883 году по проекту архитектора Тона сооружен был в честь победы над Наполеоном в Отечественной войне Храм Христа Спасителя. И все это многократно повторяют государственные чиновники самого высокого ранга.

Но при чем тут народные копейки? Только для того, чтобы попытаться собрать их сегодня?

Торжественный обет - выстроить храм в ознаменование освобождения от наполеоновского нашествия Александр I дал в 1814 году.

Под руководством молодого архитектора Александра Витберга грандиозный храм начали строить в Москве на Воробьевых горах. Но, как обычно, к этому делу примазалось немало жуликов, и когда на трон взошел Николай I, Витберга обвинили в растратах, симпатиях к масонам и выслали в Вятку. Строительство на Воробьевых горах прекратили, а на уже созданных мощных фундаментах храма позднее соорудили пересыльную тюрьму.

Новый император боролся против всякого свободомыслия. Заодно он решил покончить с “фантазиями” и в архитектуре. Был издан целый том высочайше утвержденных церковных фасадов, а для губернских городов архитектор Константин Тон по указанию государя создал “типовой” проект Храма Христа Спасителя. По этому проекту на месте снесенного Алексеевского монастыря в районе Чертолье-Пречистенка в 1838 году и началось строительство, которое завершилось спустя 45 лет. Обошлось оно казне в 15 миллионов рублей (деньги на строительство храма включались в общую смету государственных расходов по ведомству путей сообщения и публичных зданий). И только на позолоту куполов и кровли приняли пожертвование  от московского купечества - более 20 пудов золота. Аналогичные храмы соорудили в Новочеркасске, Баку и ряде других городов. В бывшей казачьей столице Новочеркасске он стоит по сей день.

Еще более запутали вопрос о Столыпине и его реформах. Уже не только государственные чиновники (Силаев, Черномырдин), но и сам президент Ельцин поднимают эту историческую фигуру на пьедестал как образец для подражания. “Российский обозреватель” уже писал об этом. Реформы Столыпина потерпели неудачу, и если сегодня он и может служить примером, то лишь в качестве реформатора-неудачника.

В самом деле, вспомните: вероятно, десятки, если не сотни раз, вам приходилось читать и слышать, что вскоре после Октябрьской революции не кто иной, как Ленин якобы обратился к народу с призывом: “Грабь награбленное!” Проверять, естественно, никто не стал, и вот это утверждение уже попало чуть ли не в разряд аксиом.

В апреле 1918 года Ленин выступил со статьей “Очередные задачи Советской власти”, а затем с докладом на ту же тему на заседании ВЦИК. Основной пафос и статьи, и выступления сводился к тому, чтобы направить всеобщее внимание на необходимость борьбы против разгильдяйства, хищений и воровства, за укрепление учета и контроля, трудовой дисциплины, за повышение производительности труда.

В этой связи вспомнил он и о знаменитой формуле - “экспроприация экспроприаторов”, которая утвердилась в вольном русском переводе как “грабь награбленное”. О чем шла речь и как трактовалась данная формула в тот момент, все прекрасно знали. Экспроприация, т.е. конфискация собственности помещиков и капиталистов, передача земли крестьянам, а заводов - рабочим в нравственном сознании народа олицетворяли тогда идею социальной справедливости. В этом отношении Дурново в своем меморандуме царю 1914 года был прав. И Ленин на заседании ВЦИК шутя заметил: “Если мы употребляем слова “экспроприация экспроприаторов”, то почему же здесь нельзя обойтись без латинских слов?”

Что же касается существа вопроса, то тут Ленин был достаточно определенен. “Награбленное сосчитай и врозь его тянуть не давай, - сказал он, - а если будут тянуть к себе прямо или косвенно, то таких нарушителей дисциплины расстреливай...” Почему? Да потому, отвечает Ленин, что беднота “ничего не выигрывает от грабежей награбленного” и “простым грабежом Россию удержать нельзя” (т.36, с.с.269, 270, 274).

Иными словами, не к грабежу призывал Ленин, а к борьбе с грабежами. Только в этом и состоит маленькая разница.

Примерно то же самое произошло и со знаменитой “кухаркой”, управляющей государством. Сегодня ни один публицист или политический деятель, критикуя прежние Советы, без ссылки на “кухарку” просто не может обойтись. Но ведь у Ленина говорилось нечто прямо противоположное:

“Мы не утописты. Мы знаем, что любой чернорабочий и любая кухарка не способны сейчас же вступить в управление государством. В этом мы согласны с кадетами... Но мы отличаемся от этих граждан тем, что требуем немедленного разрыва с тем предрассудком, будто управлять государством, нести будничную, ежедневную работу управления в состоянии только богатые или из богатых семей взятые чиновники. Мы требуем, чтобы обучение делу государственного управления велось сознательными рабочими и солдатами и чтобы начато было оно немедленно, т.е. к обучению этому немедленно начали привлекать всех трудящихся, всю бедноту” (т. 34, с. 315).

Впрочем, для тех, кто считает, что демократия это не власть самого народа, не народовластие, а власть “демократов” над народом, подобная логика вряд ли доступна.

Многие авторы нынешней исторической публицистики любят рассказывать о том, как свято верили они прежде в “утопию”, как потом “мучительно переосмысливали” свои воззрения и как, изучив документы, хранившиеся в “самых секретных архивах”, наконец прозрели и только теперь составили “истинное” представление о нашей истории.

Слов нет, открытие архивов действительно позволило ввести в научный оборот огромный массив новых материалов. Десятки, если не сотни, профессиональных исследователей кропотливо изучают их, готовя новые фундаментальные труды. И хотя “самые секретные архивы” для них по-прежнему недоступны, целый ряд статей в исторических журналах свидетельствуют о том, что, как говорится, “процесс пошел”.

Что же касается исторической публицистики, для которой доступно все, то она, отделившись от науки, стала вполне самостоятельным жанром. Беда лишь в том, что именно этим жанром - благодаря прессе, радио и телевидению - кормят сегодня миллионы читателей.

Между тем, обилие цитат из новых документов само по себе ничего не объясняет, ибо для историка документ как таковой является не бесспорным доказательством, а прежде всего объектом внимательного и скрупулезного научного исследования.

Анализируя документ, вы - среди прочего - должны ответить, по меньшей мере, на три вопроса:

1) конкретные обстоятельства появления данного документа;

2) его тип и характер (например: декрет, постановление правительства или же сугубо личная записка);

3) практические последствия, к которым привел данный документ.

Поясню на примере...

Недавно, роясь в карманах старого пиджака, я нашел записку, переданную приятелю во время чудовищно занудной лекции известного в 70-е годы академика-философа: ”Я бы этого оратора повесил за...” Грубо? Да. Но можно ли на основании данной записки зачислять меня в разряд “вешателей”?

Или - другой пример...

У моей коллеги маленький ребенок - без всякой видимой причины - повадился спать днем и достаточно бурно вести себя ночью. Несколько недель подряд она хронически недосыпала. И вот однажды утром, придя с воспаленными глазами на работу, эта любящая мать вдруг изрекла: ”Когда ночью он начинает орать, я готова его убить...” Ужасно звучит? Да. Но достаточно ли этой фразы, чтобы квалифицировать ее как “детоубийцу”?

Если всерьез изучать политику, а не подглядывать в замочную скважину, то, видимо, необходимо анализировать не только “записочки”, но и государственные узаконения, политические акции, определявшие судьбы страны, а прежде всего - поставить любой документ, каждый конкретный факт в реальный исторический контекст.

Одним из постоянно цитируемых документов, стала, например, телеграмма Ленина пензенским руководителям 11 августа 1918 года с требованием “непременно повесить” кулаков - организаторов мятежа, а для этого найти “людей потверже”. Далее обычно следует комментарий: “В этих словах - весь неизвестный Ленин”.

Ну, уж коли тут “весь неизвестный Ленин”, то неплохо бы разобраться: что же произошло. Ведь 29 апреля 1918 года, выступая во ВЦИК, Ленин говорил об абсолютно мирном получении хлеба из деревни с помощью товарообмена. А чуть ли не через неделю он ставит на СНК вопрос о введении продовольственной диктатуры. В чем дело? В страсти к коммунистическим экспериментам и патологической жажде гражданской войны? Других объяснений не ищите.

Ну а на самом деле?

Относительная, хоть и минимальная стабильность продовольственного снабжения Центральной России обеспечивалась хлебом Украины, Поволжья, Сибири и Северного Кавказа.

В конце апреля на Украине германские оккупанты привели к власти гетмана Скоропадского. В мае восстание чехословаков отрезало от Центра Сибирь и часть Поволжья. Оставался Северный Кавказ, откуда хлеб шел по двум линиям железных дорог: Ростов - Воронеж и Тихорецкая - Царицын. Первую нитку перерезали гайдамаки и немцы. Постоянная угроза висела и над другой линией, пока и она не была блокирована в июле 1918 г.

О том, каково было летом 1918 года положение с хлебом в Питере и Москве, рассказывают современники: “По моим наблюдениям, в мае 1918 года в Питере редко можно было видеть лошадей, часть их была съедена, часть - подохла... К этому времени я не помню, чтобы где-нибудь встречал кошку или собаку: предприимчивые люди и их использовали...” Другая запись о том, как крошечная девчушка, донельзя худая, похожая на старушку, бормочет своей кукле - запеленатому в тряпку чурбанчику: “Варька, не реви, не надрывай ты мне душу! Вот принесу получку, куплю картошки, наварю и поставлю тебе, как царице, полную миску!”

Элементарные расчеты, сделанные Наркомпродом, показывали, что в этой ситуации в Москве и Петрограде на одного человека придется лишь 3 фунта хлеба (1 кг 200 г) в месяц, да и то лишь за счет полной выкачки зерна в потребляющих центральных губерниях. Иными словами, речь шла о жизни десятков и сотен тысяч горожан.

Важное место в планах снабжения городов должна была сыграть, в частности, Пензенская губерния,  где по данным Наркомпрода существовали определенные резервы хлеба. Сюда направили уполномоченного ЦК Елену Бош, продотряды из столицы.  Однако 5 августа в селе Кучки Пензенского уезда вспыхнул вооруженный мятеж. Пятеро продармейцев и трое членов сельского комитета бедноты были зверски убиты. Отсюда волнения перекинулись на четыре наиболее богатых соседних уезда. И если учесть, что Восточный фронт находился в этот момент всего в 45 км, то станет очевидной вся серьезность положения.

Известно, что продразверстка была введена царским правительством еще 29 ноября 1916 года. Хлебную монополию Временное правительство узаконило 25 марта 1917 года. Осенью того же года оно направило в деревню за продовольствием воинские команды. Но и они не смогли решить эту задачу. Оружия в деревне после демобилизации армии, между прочим, вполне хватало, и вооруженных людей там не очень-то боялись.

И вот теперь Елена Бош сообщала Ленину, что главная проблема состояла, по ее мнению, прежде всего в отсутствии у губернских руководителей необходимой твердости, что “борьба несложна, если местным работникам отбросить мягкость”. Может быть, отчасти это и объясняет тон ленинских телеграмм и писем, требовавших “вешать” зачинщиков мятежа, “твердости” и “беспощадного массового террора”.

Но не только это. Именно летом 1918 года Ленин не раз сетовал на то, что Советская власть похожа не столько на “диктатуру”, сколько на “кисель”. И в подобных условиях недостаток реальной власти нередко восполнялся либо обилием декретов, либо просто крепкими словами.

Поэтому, когда в том же 1918 году Ленин заметил, что за срыв монументальной пропаганды Луначарского следует “повесить”, никто почему-то не бросился мылить веревку. Да и позднее, когда в 1921 году Владимир Ильич написал П.А.Богданову, что “коммунистическую сволочь” следует сажать в тюрьму, а “нас всех и Наркомюст сугубо надо вешать на вонючих веревках”, никто не собирался строить виселицы.

Ну а как же с пензенским мятежом?  В село Кучки из Пензы направили отряд, который без каких-либо потерь арестовал 13 участников убийства и организаторов восстания. Всех расстреляли. В другие уезды и волости направили агитаторов. После сходов и митингов, на которых разъяснялась продовольственная политика Советской власти, мятежи - без всякой пальбы - прекращались.

Так было, конечно, не всегда и не везде. Но в данном случае, после данного документа Ленина было именно так. Остается лишь  загадка - почему общеизвестная телеграмма Ленина Ливенскому исполкому 20 августа 1918 года, с аналогичным текстом (“повесить зачинщиков из кулаков”), входившая в собрание сочинений, не произвела в воззрениях неофитов никаких потрясений, а вот письмо от 11 августа разрушило их до основания. Так или иначе, важно понять, что попытки оценить периоды социальных потрясений, выдирая из сотен и тысяч документов те или иные письма и телеграммы, написанные зачастую в пылу боя, не имеют к науке никакого отношения. Они гораздо больше напоминают суетливую возню кляузников и стукачей, собирающих “компромат” на неугодное им лицо.

При том обилии исторической литературы - книг и статей, журналов и сборников, учебников и пособий, которые ныне буквально обрушились на читателей, создавая видимость полифонии и плюрализма мнений, крайне трудно определить - где настоящее, оригинальное и глубокое исследование, а где просто вульгарное шарлатанство или политические спекуляции.

Лично я использую в таких случаях свой метод...

Давным-давно, во времена армейской службы,  в нашей части всячески боролись за чистоту и буквально ежедневно донимали самыми разными формами санитарно-гигиенического контроля. Но еженедельная “проверка на вшивость по форме №13” давала как бы итоговый, синтетический результат.

Может быть, это звучит слишком грубо, но вот такие “проверки на вшивость” существуют и в исторической науке. И касаются они тех спорных или болевых точек нашей истории, освещение которых сразу же позволяет определить, с какого сорта товаром приходится иметь дело.

Например, когда мне попадает в руки незнакомый новый учебник, я сразу же смотрю, что и как говорится в нем по поводу потерь советской армии в годы Великой Отечественной войны...

Известно, что за последние пять лет в нашей прессе, радио и телевидении получило самое широкое распространение мнение, согласно которому победа над фашистской армией была одержана лишь ценой совершенно несопоставимых жертв, что мы буквально завалили противника трупами своих солдат и на каждого убитого немца приходится уж никак не менее пяти красноармейцев. Видимо, многим приходилось не раз видеть и слышать и утверждения о том, что наши бездарные генералы и маршалы никогда не щадили жизней своих воинов для того, чтобы захватить никому не нужную безымянную высотку или занять какой-то городишко по случаю очередного пролетарского праздника. По мнению многоумных комментаторов, все это вполне укладывалось в рамки кровожадной коммунистической идеологии, для которой якобы цель всегда оправдывала любые средства.

А ведь задолго до этого были опубликованы расчеты не только авторитетных советских ученых, но и серьезных зарубежных демографов, доказывавшие, что фронтовые потери с обеих сторон были примерно равными. Наконец, в 1993 году вышло официальное  издание “Гриф секретности снят...”, которое сообщило, что анализ всей совокупности имеющихся документов позволяет установить, что “безвозвратные потери советской армии в 1941-1945 годах, т.е. убитые, умершие, погибшие в результате происшествий, пропавшие без вести и не вернувшиеся из плена, составили 8 млн. 668 тыс. 400 человек. Аналогичные безвозвратные потери Германии и ее союзников за тот же период равны 8 649 500 (в том числе немцев - 6 923 700).

А вот почему гражданские потери Советского Союза - особенно на территориях, временно оккупированных немцами, - многократно превышали гражданские потери Германии и ее союзников, - это уже другой вопрос и совсем иная проблема.

Об ошибках, лжи и фальсификациях в прежних исторических трудах было написано - и справедливо - уже столько, что порой бывает даже не совсем удобно говорить об истории как о науке. Но самое печальное состоит в том, что на смену старым легендам пришли новые мифы, а вместо прежних фальсификаций - новые, еще более вульгарные.

Существует старая истина: непорядочность не только безнравственна, она просто непрактична, потому что в человеческой истории, видимо, существует нечто вроде “закона возмездия”. Во всяком случае, вера победы добра над злом всегда присутствовала в народном сознании.

Для самой исторической науки эта истина - о “непрактичности” лжи - тем более справедлива, так как ложь невыгодна даже тем, кто ее заказывает и оплачивает.

Применительно к исторической науке речь идет совсем не о том, чтобы что-то оправдать и воспеть либо разоблачить и осудить. Гораздо важнее понять, осмыслить, почему случилось именно так , а не иначе. Только в этом случае из истории можно будет извлекать какие-то разумные уроки, а стало быть, избегать повторения прежних ошибок. Ибо надо всегда помнить, что за подобного рода ошибки не политикам ставят плохие оценки, а так называемые “простые люди” расплачиваются кровью и своими жизнями.